Долгое молчание

Какой идиот надумал пригласить скрипача?! Это невыносимо!
Скрипа плакала, жаловалась. Казалось, струны сами исполняют то ли Кол Нидрей, то ли поминальный Кадиш*, и с последним аккордом порвутся, затихнут, умрут.
Ты всегда любил скрипку. Значит, сам и пригласил! И теперь лежишь среди цветов, грустный Пьеро с поредевшими волосами, во фраке и с орхидеей, и не слышишь музыку, которую так любил.
Ты говорил, что скрипка – самый «инь-яньский» инструмент в оркестре. Вот туба – мужеподобная лесбиянка-буч, косящая под мальчика. Или флейта – манерная, пассивная, и губами к ней нужно прикасаться лаская. А скрипка… Скрипка – совсем другое дело. Округлый корпус скрипки образует талию, гладкую и нежную, покрытую лаком, совсем женскую при прикосновении. И хотя я не большой ценитель красоты фемин, отказать скрипке-женщине в изяществе невозможно. Гриф скрипки - твердый, фаллосоподобный. Его нижняя часть переходит в головку, на которой скрипичные мастера делают изящный завиток. Но все это пребывает в холодной тишине, пока не появляется смычок. Он быстр, смел, бисексуален. От его искусства зависит зачатие звука и рождение музыки.
А еще ты рассказывал, что твоя прабабка, приезжая с родителями в Ялту, играла в куклы с Марутой Шер, которая потом подарила миру Иегуди Менухина**.
А еще…А еще… Неужели теперь останутся только воспоминания?! Ты знал обо мне, а я о тебе. Но мы никогда не были вместе. У нас совпадали не только литературные и музыкальные вкусы, нам нравились одни и те же мальчики. И когда-то один из них, глупый павиан с членом универсального солдата, развалившись на моем диване, похвастал:
- А ты знаешь, кого я вчера трахал?
И назвал твое имя. Ты был человеком публичным, тебя показывали по телеку. Трах с тобой для этого деревенского фельдфебеля был знаком отличия, светским раутом.
Мы дружили семьями. У тебя была концертина***, я писал частушки. Всем было весело. А потом мы, сидя за столом, накачивались коньяком и курили на балконе, глубоко и с пониманием глядя друг другу в глаза. Но, никогда, ни слова, ни звука. Я видел, как ты смотрел на моих подрастающих и мужающих сыновей, как ты раздевал их глазами. У тебя была дочь, симпатичная девочка, которую слегка тяготила известность отца. Мои мальчишки (ты называл их Малыш и Малышочек, твою девочку мы звали Малышкой) по очереди флиртовали с ней, дурачась и целуясь. А ты смотрел и завидовал тому, как она непосредственно поочередно прыгала к ним на колени, чмокая в носы.



- Вы не будете моими кавалерами, да и два мужа мне ни к чему. Вы будете моими секс-тренажерами.
Она читала свои стихи, робкие попытки подражания Цветаевой. «Секс-тренажеры» слушали внимательно и с пониманием – ведь это же были наши дети, и среди айпадов-айфонов в их головах оставалось место для Мандельштама и Бродского. А еще для Баха. Старший стал музыкантом и преподает в консерватории, младший программирует где-то на Кипре.
Когда я ушел из семьи, ты очень переживал. Официально: мы близкие друзья, мир разделился пополам, и тебе нужно было решать, как теперь дружить и со мной, и с моей бывшей женой, при том, что мы старались с экс-супругой без необходимости не общаться: дети, деньги, что делать с моими роликами, и может ли она поставить в мой гараж свою зимнюю резину. Неофициально – ты просто завидовал мне, потому что на аналогичный поступок у тебя не хватило мужества. Так ты и жил: роли, гастроли, случайные связи. А я уехал, точней, бежал, чтобы окунуться с головой в ту жизнь, о которой мечтал в унылой супружеской постели, кусая губы от отчаяния. Мы не виделись пять лет. А теперь тебя нет. Есть только душераздирающие звуки скрипки, аплодисменты, которыми принято провожать артиста и твоя резко постаревшая вдова, похожая на подвявшую Лайзу Минелли.
- Не думала увидеть тебя здесь.
- Я прилетел сорок минут назад, прямо с самолета приехал на кладбище. Соболезную.
- Прилетел. Ты прилетел. А Малышка застряла где-то во Франкфурте, какой-то вулкан, самолеты не летают. Сидит и рыдает в аэропорту.
- Бедная девочка. Ей, наверное, сейчас очень тяжело.
Я приобнял ее, у обоих потекли слезы.
- Он тяжело умирал, были сильные боли. Просил, если ты приедешь на похороны, передать тебе какое-то письмо. Сказал, что это очень важно.
Важно! Что может быть важней в эту минуту, чем осознание факта, что теперь нас разделяет не время и расстояние, а пропасть между «быть» и «не быть»? Кто-то еще Гамлет, а кто-то уже череп. Я распечатал конверт.
«Милый. Прости за почерк, уже не очень слушаются руки. Прости за тридцать лет молчания. Прости за Малыша. Этот мальчик дал мне то, чего не мог дать ты мне, а я тебе. Он очень любит тебя и боится, что тебя огорчит новость об отсутствии внуков – продолжателей фамилии. Зато Малышок у нас бабник, отработает за обоих. А Малыш талантлив, очень талантлив, в нем искра Божья! Он будет выдающимся скрипачом. Поддержи его, не обреки на необходимость прятаться всю жизнь и бороться со своей природой. И главное. Меня убил вирус, убила моя беспутная жизнь. С женой я давно не сплю. А вот Малыш…Я боюсь, что Малыш тоже инфицирован. Я ничего ему не сказал. Не смог. Не хватило мужества. Сделай это за меня в память о нашей дружбе. Спаси его. Прости и прощай. Помолись за меня».
Кто-то обнял меня сзади, поцеловав в затылок:
- Папка. Ты все-таки успел. Он так ждал тебя. Он так любил тебя.
- Я тоже очень любил его, светлая ему память! Пойдем, Малыш, нам нужно о многом поговорить.
_ _ _

*«Кол Нидрей» — молитва, читаемая в синагоге в начале праздничной вечерней службы. Обычно перед началом молитвы «Кол Нидрей» звучит скорбная мелодия. «Кадиш» - еврейская молитва, прославляющая святость имени Всевышнего и Его могущества.
** Иегуди Менухин – выдающийся американский скрипач и дирижер.
*** Концертина - гармоника с хроматическим звукорядом без готовых аккордов.