А жизнь-то налаживается...

А жизнь-то налаживается…

И вот, значит, здрасьте! А у меня опять и снова энергичные танцы на граблях. Это к тому, что связь с натуралом – самая сложная головоломка в мире. Ну, и кубик Рубика еще.
Когда благополучно женатый таксист мне перезвонил через четыре дня молчания, я, честно сказать, даже не обрадовался. Я даже огорчился. Потому что у меня появился шанс не перетрахивать свое вполне сложившееся существование. На тот момент оно состояло из занудливого общения с работодателем, который по причине моей ориентации всегда норовил опрокинуть меня в деньгах, не менее тоскливых вечеров с бывшим, который судя по его словам, меня жутко ненавидел, и, собственно, одиночества. Из всех трех составляющих последнее было наименее противным.
А тут вот таксист…Да…После спонтанного, но с ума сводящего интима в его рабочей машине на заднем сиденье, я понял, каким образом по приговору нью-аркского суда ощутил искреннее раскаяние Чолгош, хлопнувший Мак-Кинли. Искрилось и болело все – и мысли, и чувства.
Затем была неделя метаний от радостных надежд к полному отчаянию, и когда таксист позвонил, я был близок к первой за последние …надцать лет настоящей депрессухе.
- Привет, прикинь, меня-то в ментуру замели, козлы! Дали пять суток. Пьяный был. И телефон отобрали, а потом вернули.
- А. Только врать-то нет никакой необходимости – и про ментуру, и про пять суток, и про телефон…
- А я и не вру. Вообще никогда.
- Я тоже. Чего тебе?
- Как чего? Тебя хочу. Когда думаю о тебе, сразу встает. Даже сплю со стоячим…
- А жена на что тебе?
- Да, ее трахаю, конечно. ..Когда увидимся? Давай сегодня, а?
Если бы я был умным, то ответил бы примерно так: «Друг мой, Денис! Я уже не в том возрасте, когда укусы любви заживают на Медведе, как на собаке. Поэтому пошел ты к такой-то матери и своей супруге, которая старше и тебя, и даже меня. Хреначь из моей жизни!» Однако ум у меня закончился, едва только я услышал его веселый, пофигистичный голос. И я сказал, точно какая-нибудь засидевшаяся в девках авдотья петровна, «Да».

Трудно понять, что именно ему во мне нравится. Он настолько далек от любых признаков однополых склонностей, что мне становится не по себе – а что я делаю рядом с этим человеком? Ведь с таким же успехом я мог бы рассчитывать на взаимность с каменным забором на даче у родителей. Все эти мысли роятся у меня в голове, как осы, пока мы стоим в пробке. Я молчу, а Денчик, напротив, жизнерадостно излагает мне о том, что жена любит ходить с ним в театр. Затем он замолкает, берет мою руку и засовывает себе в спортивные штаны и в трусы, чтобы я мог обхватить его теплый, напряженный член. Он у него, действительно, большой, - с вживленной «шпалой».
- Один раз, - начинает Денчик прелюдию, - везу я одну девчонку из кабака домой. Она говорит, мне так надоел муж, трахни меня. И потом наклоняется и отсасывает, пока я веду машину.
Повисает пауза. Денчик искоса смотрит на меня.
- Я не буду отсасывать тебе здесь. Не хочу.
Я вынимаю руку у него из трусов и отворачиваюсь к окну. Будь на месте Денчика мой бывший, он сказал бы: «а почему ты отвернулся? Я дурь сморозил, извини. А давай лучше я тебе…» Но Денчик, ничуть не огорчившись отказом и моим трагическим молчанием, включает какое-то дебильное радио и продолжает прерванный рассказ, как он потом вдул девице на капоте.
Парадоксально, но в этот раз было еще лучше, чем в первый, хотя и больнее. Просто в самом начале, когда я начал поцелуйный путь с плеч к нижним этажам моего партнера, он в ответ слегка коснулся губами моей шеи. Я изумлено застыл, будто сие произвела габонская гадюка, а он поцеловал еще раз в это же место.
Меня просто выгибает от жгучего и сумасшедшего чувства, которому нет названия. Это не любовь, не секс, я не знаю, что это, но оно убийственно прекрасно. Я торопливо целую его маленькие твердые соски, живот и гораздо более продолжительно и основательно, как говорится, это самое «так далее»…
Наверное, я сошел с ума. Буквально на днях, когда я приехал на метро (теперь не пользуюсь такси принципиально) к своему работодателю и вручил ему очередной диск с текстами, он было завел свою старую песню о кризисе на рынке интеллектуальных услуг и о том, что многие заказчики отдают предпочтение – здесь он сделал постную физиономию – «текстам традиционной направленности, если Вы понимаете о чем я. Или Вы меня не слышите?» И вот тут я совершенно неожиданно для себя ответил: «Я все слышу, обаный в рот. Я не Бетховен и не Герасим, который на всю уйню согласен. А на те деньги, которые Вы мне платите, не согласен еще с прошлого года». Мужик покраснел и торжественно, сдерживая эмоции, как его когда-то учили на офисных тренингах, объявил мне, что с сегодняшнего дня я могу считать себя безработным, потому что многие выпускники вузов будут счастливы занять мое место. «Да .ать их по нотам!» - ответил я очень четко, громко, и с достоинством вышел вон.
Можно ли сказать, что жизнь у меня налаживается?