Полюбите лаборанта

- Зачем ты убил моих людей, Саид?

Великолепный Кахи Кавсадзе великолепно прищурил карий глаз и оскалился в улыбке. Можно сколь угодно долго кривить рожи перед зеркалом, но если не дано ТАК улыбаться, то не надо и стараться вообще. Потому что в лучшем случае о тебе скажут - не оскалился, а ощерился. Вот-вот. Именно. А если прибавить к этому... ощерению узенькие глазки, нос кнопкой и два оттопыренных уха, то получится невесть что. Черт знает что получится, граждане. Так что лучше смирно сидеть за угловым столиком, изображая вселенскую грусть и задумчивость, краем глаза в миллионный раз наблюдая за приключениями товарища Сухова в прикаспийских пустынях. Или где он там таскался полтора часа экранного времени.

Так мило сидеть и жалеть себя - вот такого, лопоухого, вот такого - узкоглазо-подслеповатого, вот такого - хм, мягко скажем, толстенького. И, главное - не спонсора. Ну совсем-совсем не спонсора. Ибо какой может быть спонсор из рядового лаборанта-химика. Максимум, на что я способен, это спереть перманганат калия из шкафа и загнать его кому-нибудь. Килограмм за рубль. Потому как, кому он нужен, этот калий. Перманганат. Кому он нужен, этот Васька. Васька - это я. Васька-перманганат.

Нет, ну больше думать мне не о чем, кроме как о марганцовке. Лучше подумать вон о том мальчике за соседним столике. Вон он какой. Вон он. Но на этого мальчика денег у меня нет. На себя тоже нет, но это уже не важно. А мальчик хорош. И смеется так заразительно, и глазки строит. Не мне, разумеется, а какому-то лоху рядом. Лох дрожит и идет мелкими пупырышками. Продинамят тебя, лох, как пить дать, продинамят. Проснешься ты утром с головной болью и в полной несознанке. А, главное, облегченный на изрядную сумму. Не то чтобы меня динамили, а просто рожа у мальчика хитрая. Бля*ская, прямо скажем, рожа. Знакомы нам такие рожи, ох, как знакомы. Мешками таких рож на каждом углу.

Зелен виноград, так зелен, что скулы сводит от оскомины. Завидно мне, узкоглазо-лопоухому. Так что остается сидеть и уговаривать себя, что на хрен нужен такой мальчик, на хрен нужен, на хрен... Ох, как он нужен.

- А где здесь туалет?

Полегчало? Полегчало, но ненамного. Правда, мальчик успел исчезнуть. Вместе с лохом. Ну и пусть. Ну и подумаешь. И Гюльчатай уже зарезали. Так ей, дуре, и надо. Впрочем, Петруху зарезали тоже. "Открой личико, открой личико". Ну и на фига открывать? Какая разница, какое там личико. Душа главное, душа! Ну вот моя, например. Надеть на меня паранджу и любить за чистую душу. И бесплатно. Честное слово, я отвечу всем сердцем. Вон тот милый дядечка - почему бы ему не полюбить меня за мою душу? Я молодой, я преданный, я неприхотливый. Дайте мне возлюбленного, и я переверну этот мир. Если сил хватит и пупок не развяжется. Пиво гадость, но к нему дают соленые орешки. Я люблю именно орешки, но покупать их и сидеть над баночкой - смешно. Пить вино с солеными орешками - еще смешнее. Поэтому приходится давиться пивом. Можно еще купить орешки и есть их дома у телека, но шансов, что кто-то поймает мои телепатемы и придет ко мне прямо домой, чтобы скрасить мое одиночество, намного меньше, чем если я буду сидеть в этом баре. В баре этих шансов тоже мало, но дома они равны нулю. Или еще ниже.

- Бармен. Еще пива. И орешки.

Вот и Абдуллу уже убили. Эх! Таких мужиков надо холить и лелеять, а они его из пулемета. Это ж его на сколько баб хватало. Почему я не эмир, на худой конец, не хан? Завел бы я себе гаремчик, ублажали бы меня красивые мальчики, а я бы ленился, кочевряжился, ел бы халву, запивал бы шербетом, порол бы гарем по воскресеньям для профилактики - чтобы пуще любили и ублажали. Впрочем, ислам, вроде как, это запрещает. Не пороть, а вот - гарем из мальчиков. Тогда бы я завел себе тайный гарем. Приезжал бы туда раз в неделю, мальчики бы по мне скучали, спорили бы друг с другом - чья очередь, а я бы наслаждался этими спорами из-за меня.

Мда. А потом какой-нибудь урод устроил бы революцию, отобрал бы у меня гарем и деньги, и в итоге пристрелил бы на какой-нибудь канистре с нефтью. Не хочу ханом-эмиром. Хочу вон того высокого мрачного парня. Сидит один, пьет пиво и курит папиросу. "Беломор" с "Балтикой" номер три. Он не любит "Балтику" номер три, он любит "Портер", но его в этом захудалом баре нет. И еще он любит слушать Чижа и валяться в постели до полудня. Любит, когда около кровати горят ароматизированные свечи, а окна завешены плотными шторами. Любит по утрам яичницу с колбасой и майонезом. Любит грибной суп и ездить в лес в сентябре. Любит, как пахнет после дождя скошенная трава. Любит яблоки-антоновку и когда я покусываю кончики его пальцев на левой руке. Он много чего любит, этот высокий и мрачный парень. А еще он любит одного толстенького лопоухого лаборанта без гроша в кармане. Точнее, любил, потому что мы три дня назад разругались вдрызг. И он собрал свои шмотки и ушел.

И теперь мы, как два дурака, сидим в этом вшивом баре и делаем вид, что незнакомы друг с другом.

- Але, парень, скучаешь?

Да, скучаю, но разве есть кому-то дело до этого? Вот я сейчас расплачусь за свое пиво, и уйду отсюда с этим затянутым в кожу вихлястым уродом. Может быть, он скинхед, и завтра найдут мой хладный труп где-нибудь в подворотне. И напишут в какой-нибудь желтой газетенке об очередном зверском убийстве очередного дурака, решившего развлечься с неподобающим объектом. А, может быть, он такой же, как и я - и тогда мы расстанемся утром, даже не узнав имен друг друга. Но он окажется болен спидом, я - конечно же! - тоже заражусь и буду потом помирать в одиночестве, и некому будет подать мне стакан воды. Ну а может быть, я в него влюблюсь... нет, уже не влюблюсь, потому что он свалил и клеит теперь моего Антона, а уж этого я ни за что не потерплю, сейчас встану, вылью ему пиво на лохматую башку, чтобы не повадно было. И уведу Антошку домой, и все будет хорошо, и мы снова будем вместе.

- Бар закрывается. Ты долго собираешься еще сидеть?

Надо же, оказывается меня развезло от этого проклятого пива. Никого уже нет, я один сижу тут, никого, никого нет рядом. И Антона тоже нет. А завтра уже наступило, и оно полно до краев одиночеством и пахнет перманганатом калия.

Полюбите лаборанта, господа.