Лян

Он встретил меня с табличкой на выходе из зоны прилета. На полголовы ниже, с тонкими запястьями и несколько неправильным, но симпатичным лицом. Заговорил, словно котенок мяукает: «Здрав-ствуйте, меня зовут Ля-ан, а как вас зовут?» И весь он был похож на котенка – худой и гибкий. Вздрогнул и неуверенно пожал потянутую мной руку. Первое желание было обнять его за плечи и успокоить, сказать, что я не кусаюсь. Но вокруг немедленно образовались какие-то люди с камерами, и стало не до того. Я с кем-то здоровался, кому-то улыбался. Ночевка в аэропорту с галдящими под ухом местными плохо сказалась на мне – реальность словно ватным слоем отделилась от сознания и, чтобы не потеряться совсем, я смотрел на своего нового знакомого.
Он жестом пригласил меня следовать за собой и повел прочь, непринужденно скользя между охранниками, стюардессами, бомбилами - Taxi, mister? - и посетителями аэропорта. Автоматические двери разошлись в стороны, и я ошалел от нахлынувшей тропической влажной жары.
Лян открыл дверцу черной легковушки, и подошедший водитель забрал мой багаж. Я сел в кондиционированную прохладу кожаного салона, и мы тронулись. Едва мы отъехали от аэровокзала, как в небе громыхнуло, и пошел дождь, сначала неуверенно, но с каждой минутой всё усиливаясь. Мир вокруг подернулся серостью, на фоне которой единственной яркой цветной точкой был экран его смартфона. Мой провожатый о чем-то разговаривал с водителем и одновременно писал сообщение. С заднего сиденья мне было видно только тонкие руки, сжимающие аппарат, пальцы, танцующие по экрану.
Дождь превратился в тропический ливень, оставляя на лобовом стекле жирные водяные пятна в окружении мелких брызг. Дождь и жара – две беды, которые преследовали меня все те несколько дней, что я здесь был. Ливень начинался внезапно, словно из ниоткуда, и шел минут пять-десять, вымачивал до нитки тех, кому в это время не повезло оказаться на улице. Потоки воды только насыщали воздух влагой, но совсем не приносили свежести. Затем выглядывало солнце, и снова стояла экваториальная жара – 39 в тени! – от которой не спасали даже кондиционеры. Но об этом я еще не знал, я только ехал в гостиницу под оглушительный стук дождя по крыше авто, любуясь запястьями Ляна.
Большое здание гостиничного комплекса было похоже на дворец времен империи Мин. Маленький тропический рай посредине нигде. Его окружал небольшой парк, за которым с трех сторон раскинулась бескрайняя стройка. Бетонные площадки, каркасы зданий, покрытые зеленой сеткой, тянулись насколько хватало глаз. С четвертой стороны было море, но вода в нем была мутно-желтой, а берег тоже оказался армирован бетонными обломками и мусором с ближайшей стройки. Если бы мне предложили придумать памятник этой эпохе здесь, я поставил бы несколько крановых стрел, упирающихся в небо, как стальные цветы, из-за жестяного гофрированного забора.
В гостинице Лян помог мне заселиться – с моей квадратной от недосыпа головой это было непросто – а затем пошел провожать меня. Перед лифтом потянулся, словно хотел взять мой чемодан, но я не дал.
Когда я открыл, наконец, дверь и вошел в номер, он замер на пороге:
- Эмм… Вы можете сейчас пойдете обедать на первый этаж? И сегодня вечером у нас будет ужин, на первом этаже. Вы придете?
- Да, конечно, мне дали приглашение на респешене.
- Хорошо. Тогда мне нужно идти: встретить… еще вот… другого.
И он исчез. Закрыв за ним дверь, я принялся обустраиваться. Дальше нужно было дождаться коллегу, которого, видимо и поехал встречать Лян, и переговорить о предстоящем мероприятии. Коллега прилетал часа на три позже меня, так что времени было достаточно. Я распаковал багаж, развесил в шкафу костюм, разобрался с кондиционером, потом пошел освежиться под душ. Настроение улучшалось с каждой минутой.
Выйдя из душа, я замотался в полотенце и занялся всякой мелочью, которая может пригодиться завтра. Как-то так, с мокрыми растрепанными волосами и с полотенцем на бедрах меня и застал стук в дверь. Я был уверен, что это какой-нибудь room service и распахнул дверь, намереваясь поскорее услать всех подальше, но на пороге стоял Лян. Мы застыли друг перед другом в проеме. Взгляд его расширившихся глаз поймал отблеск стальных колец в моих торчащих от кондиционера сосках.
– Ваш партнер просил передать, что будет ждать вас внизу на reception в шесть часов.
Я понял, что речь о моем коллеге.
– Спасибо. А что, рейс пришел раньше?
– Но… нет, по расписанию, – он хлопал глазами передо мной. Так мило. Осталось только пригласить его в комнату… и больше меня никогда никуда не отпустят как неблагонадежного.
– Хорошо. Увидимся на ужине?
– Да, с-спасибо.
Когда Лян снова ушел, я посмотрел на часы и понял, что забыл перевести их на местное время. Олух-олух. Значит нужно срочно сушиться и спускаться вниз.
Коллега ждал в фойе. Я приземлился напротив него на мягкий пуф, тряхнув еще сырыми волосами. Мы поздоровались и обсудили последние новости на международном фронте. Посплетничали немного, пили ледяную воду под журчание фонтанов, поднимавшееся к далеким балкам потолка и там сливавшееся в белый шум. Коллега достал пачку денег и жестом пригласил сесть поближе.
– Вот, держи. На представительские расходы, – сказал он, протягивая несколько банкнот, сто долларов в местной валюте, – Руководство дает команду ни в чем себе не отказывать.
Я поблагодарил, пообещав вернуть, если не задействую. На невеликие повседневные нужды свои я уже немного разменял.
В противоположном конце холла раздвинулась дверь – к нам шел Лян.
– Я ваш волонтер. Пойдемте со мной, я покажу, где можно ужинать.
После ужина я задержался немного посидеть в холле. Девушки из волонтеров сначала робели, но потом завязали разговор со мной и под конец попросили с ними сфотографироваться. Вскоре я снова увидел Ляна, он раздавал ЦУ остальным. Я поразился, как этот котенок умудряется контролировать всю развеселую ватагу студентов. Да, не без отдельных моментов, но он, черт возьми, хорошо справлялся.
– Доброй ночи, нихау! – поприветствовал я их.
Стайка девчонок с бейджиками рядом с Ляном хихикнули:
– 你好!
– Я могу вам помочь? – спросил он, подходя ко мне.
– Не то чтобы… Я хотел, если у вас работа уже закончена, предложить что-нибудь выпить здесь, в баре.
Он оглянулся неуверенно. Но потом, кажется, решился:
– Скоро мы все вместе поедем на автобус. Но я могу пойти с вами.
– Славно! – мы прошли к столику, – Предлагаю по пиву.
– Я, наверное, возьму воды, – и в ожидании заказа снова уткнулся в телефон.
Я решительно не знал, как продолжить разговор и оглядывал комнату, пока не появилась официантка. Когда же наш заказ, наконец, потел на столе холодными боками стаканов, Лян оторвался от гаджета и посмотрел на меня:
– Наверное, я тогда расскажу о себе, – сказал он и заговорил, словно рассказывая «топик», – Меня зовут Лян. Я живу в этом городе. Я изучаю иностранный язык в университете. Сейчас я четвёрыйкурсник. Дальше я хочу изучить в университете вашей страны. Но я уже, как это сказать, устал изучать только язык. Может быть, я хочу поступать на другое направление…
Он откашлялся, выпил еще воды и продолжил. Я смотрел на его пальцы, которые теперь не танцевали на экране смартфона, а покоились на холодной столешнице: вишневое дерево на фоне темного мрамора. Мы немного поговорили о его планах: на столичные вузы нет денег, поэтому он ищет хорошие заведения на местах. Я, разумеется, предложил ему выяснить, на что можно рассчитывать в моем городе. Нес все, что в голову шло, мечтая только снять с него очки и посмотреть в глаза. Или коснуться этих пальцев.
Лян замер на полуфразе и посмотрел в телефон:
– Извините, мне нужно идти вместе со всеми на автобус.

Утром, когда я спустился к завтраку, Лян уже ждал. Я протянул ему руку, а он снова чуть заколебался и пожал ее. Завтракали все раздельно – волонтеры где-то сами по себе, коллега в зале с узким кругом завсегдатаев, а я ковырял вилкой глазунью на террасе в ожидании начала работы.
Мероприятие оказалось на деле смотром успехов принимающей стороны, или, как выразился коллега «надуванием щек». Кофе-брейки, групповые фото, знакомые и незнакомые люди. «Ах, я кажется оставил визитки в номере, какая жалость». «Как вы думаете, сегодня тоже будет дождь?» «О, я когда-то бывал в вашем городе. В восьмидесятых. На крейсере». «Мы просим уважаемых гостей пройти в зал заседаний». Когда пришла очередь, мы доложились: я перевел за коллегой по листу, потом немного помог на Q & A. А потом всех пригласили на обед.
После обеда я решил пройтись по парку – осталось немного свободного времени до начала второй части. Я взял сумку – никогда ничего не оставляй в переговорной комнате – и вышел в парящий зной. Лян увязался за мной, следовал на шаг позади и немного сбоку. Я даже подумал, что это должно бы меня раздражать, но не мог на него злиться. Обернулся к нему:
– Пойдем, что ли, пройдемся.
Мы шли по чистым дорожкам, по ровно стриженому газону, не торопясь и самыми замысловатыми траекториями. Говорили о всякой ерунде, иногда переходя с одного языка на другой. Горячий воздух стоял неподвижно между нами, похожий на студень. Громко трещали цикады. Неприметная боковая дорожка вывела нас к забору стройплощадки, скрытому до того густыми кустами изгороди. Дальше была уныло-пыльная дорога, будка охранника со шлагбаумом и какие-то невероятной формы цистерны.
– Эм-м, – протянул я. Контраст с гостиничным парком, утопающим в тропической зелени, был оглушительным. По дороге справа налево прогрохотал грузовик и, зашипев, притормозил у шлагбаума.
– Кажется, нам пора назад, – сказал Лян.
И на плечо мне упала первая капля дождя. Не дожидаясь катастрофы, я выхватил зонтик, который случайно положил сегодня в тесную рабочую сумку. Как удачно! В ту же секунду воздух вокруг наполнился шипением льющейся с неба воды, как будто кто-то врубил душ на полную.
Зонтик был, пожалуй, маловат и для одного. Лян стоял рядом со мной на небольшой кочке, и мы вместе смотрели, как асфальт вокруг превращается в реку, отделяющую нас от гостиницы, очертания которой угадывались за дождевой завесой. Совсем немного воображения – и мы здесь вдвоем, на мили вокруг, затерянные среди водяных столбов. Свободной рукой я привлек Ляна за плечи под зонтик, прижав к себе. Чувствовал тепло его тела через наши рубашки и тихо радовался, что ветра нет, и капли падают отвесно вниз.
Дождь закончился, словно его выключили. Ливневка моментально впитала оставшуюся воду, и тропинка перед нами, до того сокрытая под слоем воды, теперь лишь жирно блестела сырым асфальтом. Остался только шум капель, стекающих на землю с черепичных крыш. Лян сделал шаг в сторону из-под зонтика. Его левый бок был мокрый насквозь. С моего правого рукава тоже капало. Выглянуло солнце, и мне показалось, что я вижу пар, поднимающийся от нашей одежды.
- Нам сейчас нужно возвращаться, - сказал он.
Я кивнул, и мы зашагали по дорожке к конференц-залу.
Дальше день шел ни шатко, ни валко. Назавтра меня ждал самолет домой, и это несколько огорчало. Мне нужно было договориться с кем-то о транспорте до аэропорта, ну и к кому еще я мог обратиться, как не к «нашему волонтеру»?
Вечером я увлек Ляна прочь от его команды. Мы вышли наружу и остановились в квадрате света из большого окна. Ни ветерка – намек на прохладу. Где-то этажом выше, в фойе, играла музыка, донося до нас чистые голоса и фальшивые ноты «самоиграйки».
- Может быть, мы пойдем в другое место? Здесь немного громко.
Мы зашагали по извилистой дорожке, мимо официантов в белых рубашках, убирающих столы из-под открытого неба, мимо неярких фонарей, в дальнюю часть парка, к морю, и замерли на краю обрыва, глядя на воду. Я обнял его, как обнимал днем, среди проливного дождя, и он не отстранился, только повернулся ко мне и поднял на меня свои огромные карие глаза. Я смотрел в них и видел мангровые заросли Вьетнама, ночи на затерянной в уссурийской тайге здравнице, звездопад над заброшенным аэродромом, узлы дорог общего пользования, городские ущелья Шанхая, гудки электровозов на тупиковой станции, темные кудри индейских мальчишек, циклопический камень на берегу озера и молочный туман над тихой водой, рассвет после бессонной ночи в дрянном отеле, когда вместо важных бумаг на завтра вы делаете любовь.
Не знаю, сколько мы стояли так. Вокруг оглушительно трещали насекомые, а со стороны пустыря орали лягушки. Потом лицо Ляна неуловимо изменилось, он отстранился и закашлялся, прикрывая рот обеими руками. Я неловко похлопал-погладил его по спине.
– У меня вот здесь болит, – проговорил он, отдышавшись, и показал на грудь, куда-то в районе трахеи, – С детства.
Словно что-то надорвалось. Он стал отстраненным, сделал несколько шагов в сторону гостиницы.
– Мне нужно возвращаться. Нас ждет автобус до нашего института, – тихо сказа он.
– Да, конечно… у меня еще есть пара вопросов про завтрашний отъезд.
Он остановился, немного помолчал, подбирая слова, посмотрел на гужующихся на ярко освещенной террасе гостиницы волонтеров. Похоже, автобус должен был вот-вот подойти.
– Может быть я смогу потом, вечером, подняться в ваш номер и изо всех сил постараюсь объяснить, про завтра? – сказал он и, кажется, покраснел. Я только кивнул и проводил его взглядом, как он скорым шагом пошел к гостинице, взлетел по ступенькам к остальным, о чем-то с ними заговорил и вышел следом за ними к скрипнувшему тормозами автобусу.
Делать было больше нечего. Я вдруг почувствовал себя предельно усталым и побрел в сторону лифта. Шел, шаркая, по бесконечному коридору, утомленный самим своим существованием.
В номере работал кондиционер. Я задал ему утром минимальную температуру и оставил в кармане на входе вторую ключ-карту, чтобы он не отключился, пока меня нет. Прохладный воздух немного меня взбодрил. Я сбросил грустные мысли вместе с сырой от пота и влажности одеждой и забрался в просторную душевую кабину. С оглушительным шумом с потолка лилась теплая вода. А здесь легко можно было бы поместиться вдвоем. Muy bueno para follar.
Звонок в дверь заставил вздрогнуть. Я выключил воду, наскоро промакнулся полотенцем и, обернул его вокруг талии, прошлепал к двери, оставляя на мраморе мокрые следы. Снаружи было темно, и Лян зажмурился от ослепившего его света, когда я открыл дверь. Снова стоял на пороге, еще не уверенный, уйти или остаться. Я молча посторонился в проеме.
В коридоре зашумел лифт – безмолвные ряды комнат и я слишком устал, чтобы думать о том, как мы целуемся долго и сладко, до дна. Затем мы ступили внутрь, и его голова оказалась на моем плече. Вишни его глаз закрыты и я – стекло, которого он касается, скольжу куда-то ближе к его сердцу, пульсирую рядом, лежа свернувшись на одеяле, и темная комната пахнет колонной, скрытой от глаз. Мы – пятно лунного света. Наши губы припухли от нашей прогулки в коридор, я привлек его за тонкую талию и покрываю волнами поцелуев. Где-то справа звуки прикосновений рисуют иероглифы. Лян погружается в дремотное тепло. Он сложил нашу близость и рассмеялся чему-то, глядя на ночное небо сквозь скрещенные пальцы на моей груди. Деревянное бедро на белой простыне на камере наблюдения, подпирающей дверь. Позже мы были на одной стороне. Чудесный вид.
Глаза моего котенка уже закрыты. Он борется со сном.
– На вашем языке… Как назвать то, что мы делаем?
– Для этого в моем языке нет нормальных слов. Только пошлые эвфемизмы и медицинские термины. Теперь спи.
Он расслабился. Вскоре я услышал его ровное неглубокое дыхание. Взял за руку и, кажется, позволил себе тоже провалиться в сон. Следующее прояснение – его горячие руки обнимают меня.
– Здесь немного холодно, – шепчет он, прижимаясь ко мне. Мягкие губы касаются моей шеи, и я кожей чувствую каждое слово, которое он произносит, – У в вашей стране всегда так?
Я подтягиваю на него одеяло и ворчу спросонья:
– Ммм! На самолет же завтра рано, глупый! – но потом вспоминаю, что, возможно, никогда его больше не увижу. Беру в охапку и покрываю его лицо поцелуями. За окном розовое небо. Но, кажется, потом, пока мы были заняты, снова прошел дождь.
Когда я тебя прижимал к себе кто и позавидовал бы. Не вздумай влюбляться. Ты в аэропорту, такой маленький, хрупкий уходящий от меня... Прошедшая ночь превратилась в вечность сжатую сложнее - мы же мальчики. Ты просто боишься: слова разные стороны, память выдаёт лишь два. Почувствовал всем телом эту холодную пустоту, и достижима ли она. И она не имеет срока думать с тобой - не ослабеет. Чувствовал тебя - внутри и вокруг... как только можно. А может, потом должно стать полегче, вот только она расцветит новыми красками все. Хотя просить об этом бесполезно. Тут же более возвышенное, чем «влюбленность» слово, которым можно было бы назвать вкус, твои движения и голос. Когда тебе нужен, я буду рядом и «любовь», потому что ее уже опошлили, не такая пропасть. Каждый раз, когда буду, мы еще увидимся - я уверен, забота и ... и просто хочу такое чудо! Это же была гармония. Ждать следующей возможности войти в тебя, целовать, говорить, что дружба-любовь это одно и то же.