Обещание

Он случайно вычитал его в Контакте. Творческий псевдоним коих много. Имя Никита. По фотке - вроде добрейший фрик, экстравагантный молодой увалень с претензией на нудяшную авангардность. Не выдержал,  написал восторженный отзыв. Паша так не умел, хоть и пытался уже много лет марать бумагу корявым почерком, спешно перечеркивая только что сварганенный вариант. Выходили в основном средненькие, милые девчачьему сердцу, классические стопы. Никитины же тексты,  как ему казалось, воплощали собой дух современной поэзией: рифма была не обязательна, строчки могли вести себя как угодно, иногда и вовсе переходя в сплошной кровосмесительный симбиоз прозы и поэзии, а образы рисовались какие-то хищно-животные, психопатические  и, перечитывая,  смакуя этот высокоградусный ликёр, Паша искренне не понимал, как можно было написать такую странно-восхитительную белиберду. Ещё в тексте встречались потаённые слова, значение которых иногда  нужно было додумывать и это для Павла было самым интересным,  поскольку (он всё-таки догадался) поэт больше всего в жизни любил мужчин. 

Паша напросился к Никите в гости под тем предлогом, что сам увлекается поэзией и парнями. Соединить эти два уВлечения получилось на удивление легко,  хоть Павел не позволял себе стихотворений на гей-тему, лишь однажды, втюрившись в сокурсника по пединституту,  на автомате сварганил любовный сонет от женского лица, высказываясь иносказательно и подражая Шекспиру.  Внешность Никиты оставалась загадкой (поэт везде был сфотографирован лишь частично и в таком ракурсе, что невозможно было ничего конкретного разглядеть),  поэтому Паша так и не понял, хочется ему интима с этим русского замеса двойником Артюра Рэмбо или нет. Будет как будет - в оконцовке решил он и отправился на встречу. 

Никита встретил его радостными воплями. Этот высокий, долговязый парень был похож на оксюморонного "взрослого ребёнка", у которого, как показалось Паше, и после двадцати лет так и не начали расти волосы на лице. В комнате оказался настоящий бардак с претензией на хулиганское диссиденство. Некоторые книги покосившейся башней лежали прямо на полу, задевая своим художественным содержанием мутные остатки содержимого пивных бутылок. В пепельнице покоилась трупная куча неубранных окурков. На стене красовался огромный советский флаг, как полагается - с серпом и молотом. Была ещё черно-белая фотка голого Никиты, который почему-то был привязан ремнями к кровати и как бы "истекал кровью". Какой-то тощий парень в грязной футболке,  отреагировав на приход незнакомца, выполз из соседнего шкафного закутка и, выкурив сигарету, снова отправился в свою норку. Дом был старый,  потолки в коммуналке высокие, где-то по соседству находился знаменитый театр,  в котором Никита иногда подрабатывал "вешалкой". Сам Никита сидел (нога на ногу)  в домашнем халате и периодически как бы случайно его распахивал,  чтобы показать, что Он всегда готов. 

Паша рассматривал корешки книг и не находил ни одной знакомой. Для приличия он прочитал Никите пару своих лирических стихов, выпил стакан холодного чая и понял, что ему надо срочно на свежий воздух. Никита плотоядно облизнулся. "Уже уходишь? Возьми с  собой какую угодно книгу, у меня их много... А ты можешь одолжить пятьсот рублей? Пожалуйста... Очень кушать хочется!" 

Паша безропотно выдал рубли, полагая, что за любовь к современной поэзии и визит к поэту надо платить, пожелал Никите скорейшего издания нового сборника верлибров и ушёл, прихватив с собой с разрешения хозяина заинтересовавший его странным названием модерновый роман - чтобы в дороге почитать о Дороге*. Когда он через несколько минут оказался на Невском, в голове уже поселилась первая поэтическая строка. И хоть всего текста он не знал, было уже в ней что-то провокационное и одновременно щемяще-грустное. Паша решил, что рифмовать теперь больше не будет, скрывать ориентацию (по крайней мере в стихах) тоже, а ещё поменяет свою старую аву, разместив в интернете что-то действительно сексуальное и оригинальное, как у Никиты. 

Уже поздно вечером, приехав домой,  Паша быстро поужинал,  помыл посуду и, продолжая "пойманную" на улице, мужскую строку, привычно стал рифмовать,  позабыв про только что данное самому себе легкомысленное обещание - начать жить без рифмы. На его аве по-прежнему светила полная луна,  а из окна какой-то неизвестный парень пускал в неё клубочки сигаретного дыма. 

***

Да будет так, как я сказал, и так,
Как кто-то мне молчанием ответил,
Поставив свой высокопарный знак
В конце пути, в окрестностях рассвета,

Как кто-то речь прямую удалил
Одним движеньем белоснежных крыльев
И после Бога яростно молил
В небесной клети ветреных порывов,

А кто-то тихо музыку читал,
Превозмогая летнюю усталость.
Пусть будет так, как нам с тобой казалось.
Пусть будет так, как ты вчера сказал...   



______
ПРИМ. *А. Ильянен "Дорога в У."