Marie Feelgood
Цикл 35 Альтернативная история
Аннотация
История о том, как складывались судьбы Кости и Макса, которые "не вместе". Тяжелое, но "реальное" повествование о трудных жизнях двух не осмелившихся на первый шаг людей, и о наших отечественных реалиях.
История о том, как складывались судьбы Кости и Макса, которые "не вместе". Тяжелое, но "реальное" повествование о трудных жизнях двух не осмелившихся на первый шаг людей, и о наших отечественных реалиях.
Альтернативная история: Потерянная молодость
Название: Потерянная молодость (к 35), часть 1.
Автор: Мари
Рейтинг: здесь NC-17, немного присутствует мат.
Пейринг: Альберт/Максим, как основной. В следующей части: Альберт/Максим, Мужчины/Максим, Костя/Жена, Костя/Любовницы, Костя/Любовник. И Костя/Макс.
Дисклеймер: мои любимые персонажи.
Саммари: Всё пошло не так. Альтернативная история.
От автора: Мне это приснилось, и я решила, что должна это написать.
Костя, 18 лет
Вот как в жизни бывает! Хотел надавать пиздюлей, а пришёл в гости. За халявными футболками. И первое впечатление оказалось обманчивым – сивый вовсе не мудлан, зря я о нём так подумал в университете. Нормальный, вроде, парень – зачем он так в аудитории выделывался?
Макс открыл шкаф и вытащил оттуда пять новейших футболок. Я перестал разглядывать плакаты, которыми были обвешаны стены комнаты, и переключил внимание на мои потенциальные подарки.
- Выбирай любые… две, - расщедрился сивый.
- Тебе не жалко? – удивился я. На месте Макса я бы и одну-то майку зажал…
- Выбирай-выбирай.
- Возьму Оззи и Метлу, - решил я.
- Прекрасно, они твои, - улыбаясь во весь рот, Макс протянул мне две совершенно неношеные майки с яркими принтами.
- Спасибо, - я вцепился в вожделенные футболки и зачем-то понюхал их. Они приятно пахли.
Я растянул перед собой одну из футболок и с рожей придурка рассматривал рисунок.
- Не терпится нацепить её прямо сейчас, - выпалил я. – Можно? – перевожу горящий взгляд на хозяина комнаты, сидевшего на диване.
- Она твоя… как хочешь, - сдержанно промямлил Макс и почему-то отвернулся.
- Ух, - аккуратно положив драгоценную футболку на стол, сбрасываю с себя старую майку. – Блин… Какую напялить-то? С Метлой или Оззи? – снова загрузился я, мучимый проблемой выбора. - Сивый, ты как думаешь? – решив спросить совета, устраиваюсь рядом с ним на диване.
Малафеев как-то странно заелозил, задёргался. Взгляд его воровато забегал по комнате.
- Н-не знаю, К-костя, - он отодвинулся от меня, когда мы совершенно случайно соприкоснулись плечами.
- Что с тобой? – я ничего не понимал. Его что, смущает мой голый торс? И… мне показалось, или он покраснел?
- Ты что дёргаешься? – засмеявшись, шутливо хватаю его за шею и встряхиваю.
- В-всё в порядке, одень с Метлой, - Малафеев вскочил с дивана и направился к окну.
Пожав плечами, я взял со стола футболку с Металликой и надел её, не переставая удивляться неадекватной реакции Максима.
Я подошёл к нему и положил ладони на худые плечи. Сивый вздрогнул.
- Ты что, стесняешься? – насмешливо спросил я, сжав его плечи.
Макс покачал головой и припал лбом к холодному стеклу.
- Нравится футболка? – не желая отвечать на мой вопрос, он перевёл тему.
- Да. Спасибо ещё раз, - сам не понимаю зачем, скольжу рукой вниз, погладив предплечье. По коже сивого пробежали мурашки.
- Жрать хочешь? – не дождавшись моего ответа, Максим развернулся и попытался отойти от окна, но я остановил его, схватив за руку.
- Что? – он уставился на меня и закусил губу.
Я буркнул что-то невнятное. Не знаю, на хера я взял его за руку.
- Не, дома похаваю. А тебе ещё раз спасибо, - улыбаюсь, но получается как-то натянуто.
- Угу, - Макс тоже скривил губы в улыбке.
Между нами возникло непонятное напряжение. Белобрысый поглядывал на меня так, словно ждал чего-то. А я держал его за тонкое запястье.
В голове всё перепуталось. Что-то подталкивало меня ещё сильнее сжать руку Максима, притянуть к себе и засосать. Типа в благодарность и… потому что он такой… потому что мне хочется это сделать. Сложно объяснить, о чём именно я думал в тот момент, но мозг мой кипел. Сивый пялился на меня, видимо ему не терпелось узнать, что я сделаю дальше.
Я мотнул башкой. Мысли немного улеглись.
- Ладно, я пойду… - тяжело проговорил я, отпустив руку Макса. Эти слова дались мне совсем не легко.
В его взгляде мелькнуло разочарование.
«Что я сделал не так?», - но искать ответ на этот вопрос я не стал. Взяв со стола футболку с Оззи, я прошёл в прихожую.
Напялив косуху, я завязывал шнурки на кедах. А Максим, как бедный родственник, стоял в дальнем углу длинного коридора и, насупившись, следил за мной.
- Уже жалеешь, что отдал мне две майки? – вслух предположил я. Слишком уж недовольный видок был у белобрысого.
- Вовсе нет, - он подошёл к двери, чтобы отпереть мудрёные замки.
- Спасибо, - выдохнул я, прежде чем выйти и пожал Максу руку.
- Пока, - тихо выдавил он и захлопнул за мной железную дверь, лязгнув замком.
Я вышел из подъезда и закурил. Меня не покидало ощущение того, что я совершил какую-то ошибку. Всё произошло как-то смазано. Совсем не так, как должно было. Может, следовало не отгонять тот хуй знает откуда взявшийся импульс и поцеловать Малафеева?
Вернуться? Я поднял голову и посмотрел на окна четвёртого этажа. В комнате сивого горел свет, а за стеклом стоял Макс меланхолично опустив голову. Увидев меня, он робко поднял руку и махнул. Я помахал в ответ.
Подняться обратно я так и не решился, лишь потому, что не знал как объяснить этот поступок.
Бросив окурок в клумбу, я пошёл прочь, боясь оглянуться. Я спиной чувствовал, что Максим смотрит мне в след.
Весь вечер я чувствовал себя виноватым перед этим странноватым парнем. Между нами осталась какая-то недосказанность. На следующий день я подошёл к нему в универе. Он с надеждой посмотрел на меня и тепло улыбнулся.
- Спасибо за футболки, - снова заладил я, продолжая вчерашнюю пластинку.
- Тебе идёт, - констатировал он, осмотрев меня.
- Наверное, - пожимаю плечами и тупо смеюсь. Опять чувствую напряжение, которое меня бесило. Максим тоже стоит, мнётся. Будто хочет что-то сказать, но не решается.
- Если ты хочешь что-то сказать… или предложить мне. Валяй, не ссы, - дружелюбно произнёс я.
Малафеев внимательно посмотрел на меня, пошевелил губами, и ничего не сказав, просто покачал головой.
- Я… я пойду. Скоро лекция. Пока, Костя, - он виновато улыбнулся и побежал прочь. Даже руку не пожал.
По пьяни Макс более активный. Мы не раз встречались с ним в доме культуры и вместе колбасились и слэймились под жуткую, на самом деле, музыку местных групп. Оба орали, задрав руки вверх, и даже как-то вместе ходили в круглосуточный магазин за дополнительным пивом. Славно болтали, кстати. Но в университете снова возникала стена недосказанности и смущения. Только пялились друг на друга. Мне нравилось смотреть на него – он очень красивый, но глаза у Макса грустные. Иногда мне хотелось обнять его, но я этого ни разу не делал, отгоняя казавшееся глупым желание. Зря…
Макс, 19 лет
Я перешёл на третий курс. Почти два года прошло с того момента, как я позвал рыжего к себе и подарил ему те две несчастные футболки. На что я надеялся тогда? Тупоумный кретин – ждал от рыжего первого шага. Блять, если бы он поцеловал меня тогда… или просто обнял, всё перевернулось бы. Я хотел, чтобы он сделал так, и чуть не обоссался от радости, когда он схватил меня за запястье. Но Костя… короче, пролетел я как фанера над Парижем.
Додик сказал, что виноват я сам. Мол, мне нужно было тогда не зырить на него, а быть активнее. Ха! Совсем не мой вариант – я бы обосрался двести раз от страха, но не решился бы потянуться к его губам. Потому что я тупой трусливый пидор, проебавший свой шанс быть счастливым.
Как назло, я вижу эту рыжую морду почти каждый день. Котов на протяжении этих двух лет часто гонял в моих футболках. Они уже изрядно застираны и выглядят стремновато, но Косте, видимо, по фиг. Я часто смотрю на него, а он пырится на меня. Как-то раз, мы пялились друг на друга весь перерыв, ожидая преподов у своих аудиторий. Меня не покидало стойкое ощущение того, что рыжий от меня ждёт чего-то. Действий? Не-а, я адское сыкло. Особенно когда трезвый. Так и стоял у стены, теребя в руках тетрадку, глядя на рыжего и мечтал в глубине души о том, что он наконец-то оторвёт свою жопу от скамейки, и подойдёт ко мне… Но он, сука, тупой, не понимает моего взгляда…
Однажды, Котов сел со мной за один стол в столовке. Но разговор не заладился, потому что я зассал, стал дёргаться и заикаться. Он тоже тупил. Мы просто жрали, иногда посматривая друг на друга. И разошлись.
Также, иногда мы пересекались на гулянках и рок-концертах, проводимых в местном ДК. Костька красивый, что говорить. Даже колбасились вместе. Но потом его окружали сучьи тёлки. Всегда-всегда. Меня это накаляло! Хотя, я не видел особой радости на роже Котова, когда он их лапал за задницы, например. Конечно, мне хотелось оказаться на месте одной из них, ведь Костя мне понравился с первого взгляда, я даже подумал тогда: «Бля, это судьба». Все это время, во мне живёт желание быть с ним, хотя я не знаю толком, что Костя за человек. Просто создался в голове некий образ, от которого у меня сносит крышу. Но я даже по пьяни не решусь первым предложить себя рыжему. Больше всего на свете боюсь того, что он просто пошлёт меня на хуй, и мы вообще не сможем общаться, даже на гулянках после сейшена. Я боюсь, что стану ему противен.
Так и живу. И где толк от моей «миленькой мордашки»? Девятнадцать лет, а я ни разу не ебался. Но это не самое страшное. Обиднее всего, что я на хуй никому не нужен, и что с Костей… пусть это смешно звучит – парнем моей мечты, не могу сойтись. И надежду быть с ним я почти потерял. Остались лишь фантазии, под которые я активно дрочу.
Додик, сука, ему-то повезло, он гетеросексуал… Ему легко давать советы. «Под лежачий камень вода не течёт», - повторяет он из раза в раз. Я это понимаю… Но одно дело склеить девку, а другое – найти парня.
Мучимый очередным приступом обжигающей грусти, я купил бутылку портвейна и вылакал её сидя на скамейке в парке. Пошлялся по Кремлю, глядя, как падают жёлтые листья с клёнов, полюбовался золотом куполов Софийского собора. Решил перейти через «горбатый» мост к Ярославову Дворищу. Пьяный, как всегда ничего не соображаю. Под мостом много водоворотов. Мне приспичило их получше рассмотреть, я перегнулся через перила и чуть не упал вниз, в наш мутный Волхов. Вовремя схватился. От ужаса чуть не протрезвел.
Эта последняя сентябрьская суббота была очень погожей. День теплый, небо безоблачное. Только желтые и красные листья на деревьях напоминали об осени. Прекрасная погода для желающих изобразить на ватмане многочисленные церквушки, расположенные на территории Дворища. И, на самом деле, я увидел немало студентов худфака, старательно пишущих строгие, белокаменные и приземистые церкви. Они старательно переносили на бумагу каждую линию, каждый узор. И небо нарисовали точь-в-точь таким же – чистым и голубым, прямо как я.
Проходя мимо будущих художников, я с интересом посматривал на их работы. Особняком от молодёжи держался какой-то мутный мужик. Ему было года 33, может чуть больше. У него бы прямой, немного длинноватый нос, тонкие изогнутые брови и выражение лица как у грустного мима. Он тоже творил, щурясь, всматриваясь в своды Николо-Дворищенского собора. Незнакомец был неподходяще одет – согласитесь, белый плащ не лучший выбор для рисования. Рукава этого плаща были измазаны в масляной краске. Алкоголь уничтожил всю мою робость к чертям, и я решился подойти к мужчине, чтобы посмотреть, как он пишет.
- Ого! – я заглянул через плечо художника, витающего где-то в иных сферах, и офигел. Изображённое на бумаге разительно отличалось от реальности, хотя бы потому, что небо было грязно-синим, а собор – в оранжевых разводах. Мазки были неравномерными и широкими, и рисунок казался небрежным, но он мне всё равно понравился.
- Что? – мужчина нахмурился, но, осмотрев меня с ног до головы серьёзным взглядом, улыбнулся.
- Интересное видение… - несмело замечаю и пожимаю плечами.
- Переработанная реальность, - беззаботно поясняет мужчина. – Хочешь… тебя намалюю? – неожиданное предложение.
- Тоже «переработанным»? – хихикаю и смущённо отвожу взгляд. Слишком уж оценивающе этот бумагомаратель на меня пялится.
- Нет. Твою красоту извращать нельзя, - слова прозвучали категорично. Я замялся и уставился на рисунок.
- Ты художник? – спрашиваю я, лишь бы что-нибудь ляпнуть.
- Электрик, - усмехается, поправив прямые русые волосы длиной до подбородка. – Но в душе – да, художник.
- А я просто студент ПОВТ, - смеюсь я.
- Альберт, - протягивает мне испачканную красками ладонь.
- Альберт-мольберт, - улыбаясь во весь рот, пожимаю его руку. – Максим.
- Максим - пошли поссим, - тут же отшутился Ал. – Очень приятно. Даже… очень-очень, - его глаза засветились.
- Взаимно, - мы по-прежнему держимся за руки.
- Есть планы на сегодня? – поинтересовался он.
- Не-а, - качаю головой.
- А… как насчёт продолжения нашего знакомства? – щурится.
«Он гомик?», - догадка прошибла меня как удар обухом по тыкве. – «Да… точно! Он так на меня смотрит… Это шанс, Макс!».
Мне терять нечего кроме девственности и никчёмной жизни, к тому же, Альберт мужик интересный. Я принял предложение…
Так я познакомился с моим первым мужчиной. Наш первый секс случился на следующий же день, в воскресенье. Я пришёл к Алику к обеду – он обещал нарисовать меня. Как я и думал – Ал предложил мне раздеться. Ещё вчера, в наш первый день знакомства, он гладил меня по коленям и ляжкам, когда мы сидели в кофейне. Проводив до дома, он поцеловал меня… в щёку. Простой поцелуй, детский такой. Но, бля. Меня это так возбудило! Тёплое дыхание на коже, прикосновение чужих губ ко мне…
Я закрылся в душе и знатно подрочил. А потом вспомнил про мою рыжую заразу, и, представив, что это он меня чмокнул, поработал рукой ещё пару раз…
Так вот, возвращаясь к моему первому разу. Я стал медленно стаскивать с себя футболку и джинсы. Я был трезв, потому жутко стеснялся. Альберт, понял это, и, улыбнувшись, достал бутылку водки. Налил мне стакан «для храбрости». И я осмелел. На голодный желудок мне дало, к тому же, я отпил ещё немного… Поэтому бесстрашно позировал перед Альбертом, похотливо рассматривающим меня. Он долго рисовал и постоянно хмурился. Я уже устал сидеть, раздвинув ноги на полу, забросанном подушками.
- Что, не получается? – я подошёл к Алику и посмотрел на результат его трудов.
Подушки вышли удачно. А я… силуэт какой-то невнятный.
- Твою красоту сложно передать, Максим. Не могу работать карандашом, когда пальцы жаждут прикосновений к тебе, - певуче объяснил он. – Ты позволишь… - а сам уже положил ладони мне на грудь.
- Да, - одними губами ответил я. Меня забил озноб от волнения. Блять, неужели я дожил до этого дня? Меня трогает мужик! Наконец-то меня трахнут… Пусть, не тот человек, которому бы я отдался без остатка… Но мне выбирать не приходится.
Раздевшись, мы устроились на полу, на этих цветных подушках. У меня потемнело в глазах от горячих, нетерпеливых поцелуев. Альберт целовал меня так, будто хочет высосать из меня внутренности. Сначала я растерялся, но потом вошёл в раж и стал отвечать ему, щекоча его нёбо и внутреннюю сторону щёк языком, посасывать его губы.
Твою мать, я так ждал этих ощущений, которые оказались нестерпимо охуительными. Я кончил ещё до того, как Алик взял мой член в рот. Он долго мусолил меня, изводя потоком прикосновений, зацеловав грудь и живот. Сначала, он старательно и с нажимом облизывал мои яйца, от чего я чуть не подавился стонами – было щекотно и жутко кайфово одновременно. Альберт провёл языком вдоль ствола, и это окончательно выбило меня.
- Бля, - всплакнул я, и «выстрелил» прямо в губы Алика.
Он снисходительно улыбнулся и с явным удовольствием облизал мою сперму. Альберт даже не дал мне прийти в себя после оргазма – согнув мои ноги в коленях, он устроился между ними. Он целовал внутреннюю сторону бедёр, тёрся о кожу своей лёгкой щетиной. Я снова стал загораться. Язык Ала нагло щекотал мои ляжки.
- Ты готов? – наконец соизволил поинтересоваться он, легко сжав тёплой ладонью мои яички.
- Давно готов… - иронично ответил я, и закрыл глаза.
Альберт хороший мужчина… но как же хочется, чтобы на его месте оказался этот скотский Костя!
Я сам встал на четвереньки перед Аликом. Он погладил мою спину. Проделал сладкую цепочку из поцелуев по позвоночнику, заставив меня прогнуться. Я уткнулся лицом в шёлковую подушку и зажмурился. Альберт, сбивчиво дыша, ласково и старательно целовал и вылизывал мои ягодицы, несмело гладя пальцами промежность.
Наконец-то, он раздвинул мои «бугры» и провёл внутри языком. У меня пульс зашкалил за стольник наверное – такой удар удовольствия я получил. После ряда неудачных и болезненных опытов с засовыванием в жопу инородных предметов, влажное прикосновение языка к моей дырке показалось мне чем-то невообразимым. «Хорошо хоть помылся и сделал все дела перед выходом», - в голову пришла нелепая мысль, и я хихикнул. А ласки Альберта стали настойчивее. Он безостановочно скользил языком в моей складке, кружил вокруг ануса, надавливая на него, заставляя раскрываться.
Оторвавшись от меня, он принёс из соседней комнаты вазелин. Причем, тюбик был наполовину израсходован. Значит, любит он парней поебывать. Но мне было наплевать, что он там любит. Главное - Алька дарит мне долгожданный секс.
Я извернулся, чтобы наблюдать за действиями Альберта. Прикрыв глаза, он смазал указательный палец.
- Совсем нетронутая дырочка, - с удовольствием заметил он, и надавил пальцем на анус. Внутри всё сжалось, но я понимал, что должен впустить Ала. Изо всех сил постарался расслабиться. Получилось. Проникновение не показалось мне каким-то сверхъестественным. Просто ощущение заполненности. Но когда Альберт стал двигать пальцем взад-вперёд, я закусил уголок подушки. И испытал именно то, чего так ждал. Я быстро привык к пальцу внутри себя, и мне захотелось большего.
- Ал, не тяни, - плаксиво потребовал я, и шевельнул бёдрами.
- Мне нравится твой энтузиазм, - Альберт наклонился ко мне, пару раз поцеловав в плечи и шею.
Я жадно смотрел, как он распределяет почти бесцветный вазелин по своему члену. К счастью, его достоинство было не слишком большим, и я совсем не боялся его вторжения, а наоборот – очень хотел.
Я задохнулся от ощущений, когда смазанная головка скользнула в меня.
- Хорошо… сссука… так еба-а-ать… кайф… - просипел я, когда Альберт, придерживая меня за талию стал двигаться. Он входил аккуратно и медленно, позволяя мне привыкнуть, растягивая, разливая тепло.
Сколько лет я мечтал испытать это, оказаться под мужиком, отдать себя… Почувствовать член в заднице, который ласкал бы меня изнутри, надавливая на простату так, что тело грозит разорваться от наслаждения.
Я закрыл глаза, сосредоточившись на ощущениях сзади. Боль, которая оказалась совсем не сильной, отошла окончательно. Мне вообще казалось, что я всю жизнь занимался сексом. Жаль, что это не рыжий имеет меня… И что я постоянно а нём думаю? Плюнув на это ебаное хайло, я забылся, и подался назад, насаживаясь на Альберта.
Алик разошёлся. Он натягивал меня на себя, но не был груб в своих движениях. Его быстрые и более глубокие толчки окончательно свели меня с ума. И я мычал, мотая головой. И ещё умудрялся гладить свой член и яйца. Ал довёл меня до оргазма первым. Он оттолкнул мою руку, и сам стал двигать ладонью в такт фрикциям.
Этот оргазм, конечно, не идёт ни в какое с равнение с тем, что я испытывал при дрочке. Ощущения были… головокружительными. Я был опустошён, лёгок как пушинка и вообще, у меня язык заплетался.
Алик ещё несколько раз толкнулся в меня, а потом, выйдя, хрипя, кончил мне на спину.
Конечно, я был несказанно рад тому, что у меня появился любовник. Но, лёжа под Альбертом, я частенько подумывал о Костике, которого стал видеть всё реже и реже. Ведь он дотрахался-таки и женился по залёту. На симпатичной девахе. Я видел её, он одно время водил её на сейшены в Дом Культуры. Кстати, она чем-то походила на меня - натуральная блондинка с длинными, правда, вьющимися волосами и худая. Плоскодонка такая, сиськи, разве что, на первый размер тянут… Настькой зовут. Интересно, Котов её специально выбрал… думая обо мне? Или тупо совпадение?
Как там у Кости сложилось с Настькой? Он на заочку перевёлся. Работает, наверное. И на тусовках почти не появляется… Хотелось бы мне знать – любит ли рыжий свою жену? И ещё – какого хуя я думаю о нём так много? Он, наверное, вообще забыл про меня… и подаренные футболки с Метлой и Оззи выкинул давно…
Что касается моих отношений… Не было того чувства… того, что я хотел бы дать рыжему и получить то же взамен. Алик, кстати, оказался известным геем в городе и заядлым наркоманом. У него часто в квартире собирались компании. Бывали сомнительные личности, больные. Как-то подошёл ко мне симпатичный чувак, вдрызг обкуренный и промямлил: «Зайка, давай поцелуемся? У меня ВИЧ, но через засосы это не передаётся». Я шарахнулся от него как от чёрта. Убежал на кухню к Але, где он сидел со своими давними приятелями и «пудрил нос».
Альберт постоянно говорил мне, что я ему очень нравлюсь, что ему хорошо со мной. И мы были как бы официальной парой, все об этом знали из «темы». Но все эти тусовки… люди собирались на них, чтобы поебаться и ширнуться, если кто наркоманит. Алик, бывало, спал с другими мальчиками, причём уходил с ними в комнату при мне. Сначала меня это обижало, но потом я решил: «Чем я-то хуже?», и сам стал давать другим. Порой, я даже не кончал как следует – не знаю, виной тому полное равнодушие к случайному партнёру или накурка. Насчёт наркоты, кстати. Алик уже через пару дней после моей дефлорации, стал открыто жрать какие-то колёса. Причём, мне он ничего не предлагал. А я взял и сам попросил. Альберт согласился, но неохотно. Всё выспрашивал: «Ты уверен? Точно хочешь?». Мне, правда, хотелось. Мне казалось, так будет веселее, и я заживу полностью в соответствии с лозунгом – Sex, drugs, rock`n`roll. Всего лишь казалось…
Название: Потерянная молодость (к 35), часть 2.
Автор: Мари
Рейтинг: здесь R, больше за лексику
Пейринг: здесь только POV Кости со всеми вытекающими пейрингами - жена, любовники и немного Костя/Макс
Жанр: Драма, наверное
Дисклеймер: мои любимые персонажи.
Саммари: Всё пошло не так. Альтернативная история.
Предупреждение: мат, реализьм, не самый романтичный поцелуй...
От автора: Мне это приснилось, и я решила, что должна это написать.
Статус: осталась ещё одна часть (если на меня не найдёт приступ словесного поноса)
Костя, 28 лет.
Иногда кажется, что молодости и не было вовсе. Всё утонуло в борьбе, алкоголе, случайном сексе и неопределённости.
После встречи с Максом мне стали нравится исключительно светловолосые девки, коих я сменил… не знаю, это не поддаётся счёту. Сейчас я сижу в своём офисе, таком презентабельном. На мягком кожаном чёрном кресле, техника – новейшая. Евроремонт. За окном, на стоянке стоит «Грандиозный широкий» - Гранд Шероки 1996 года выпуска. Я влюбился в эту тачку с первого взгляда, и загнал свой верный бумер на... Джипы, всё же, больше мне подходят. В съёмной квартире меня ждёт любовник Шура. Смазливый такой, мелированный, белобрысый мальчик, который младше меня на 10, вроде, лет. Я с ним делаю всё, что захочу. Трахаю в любых позах, не церемонясь. А его, сучёнка, устраивает роль содержанки – как бы груб с ним не был, он всегда молчит. Держится за халявную жилплощадь, шмотки, лавэ. Я его не люблю, он меня не любит. Но мы вместе. Он, наверное, ебётся на стороне. И я, желая найти покой, зажигаю с разнополыми шлюшками в саунах.
А счастья нет.
Такая тяжесть на душе, что я готов блевать каждый вечер. Я выгляжу старше своего возраста. Уголки губ опустились вниз. А огненность волос расчерчивают редкие, но предательские ниточки седины. И это в 28 лет! Три морщины, пусть неглубокие, исчертили лоб. Тошнит от жизни, тошнит от постоянного ощущения того, что я совершил ошибку.
Вроде, всё есть. Но чего-то не хватает. Я каждую пятницу ровно два часа сижу в казино, играя в рулетку. И мне чертовски везёт, я всегда ухожу в плюсе. «Везёт в азарте – не везёт в любви», - заметил мальчик-крупье. Он прав. Тотально не везёт.
Каждую субботу я встречаюсь с дочкой. С моей мелкой, рыжей Алёнкой. Я равнодушен к её матери, но к малой испытываю самые тёплые чувства. Исправно плачу большие алименты, покупаю доче всё, что она у меня клянчит. В эти субботние дни я чувствую себя более-менее радостным. Глупая Лёлька часто спрашивает – вернусь ли я к матери. Я всегда отвечаю отрицательно. Я не смогу жить с ней.
Мне было 20 лет, я окончил третий курс. Середина июля, тёплая погода, пора гулянок. Я давно не пересекался с сивым. Мне не хватало тех многозначительных переглядываний с ним. Я скучал по нему… в глубине души. Однажды, я ходил с мамкой по центральному рынку. Она щепетильно выбирала мясо. Я стоял позади неё и мечтал поскорее свалить. Вдруг, через ряд, у стойки с фруктами я увидел его! Длинные белобрысые волосы (я не придал значения тому, что они волнистые), узкие джинсы-варёнки, джинсовая жилетка со значками, кеды, черная футболка… Макс! Я поддался импульсу и бросил килограммовые котомки на пол. Мама раздражённо матюгнулась мне вслед, но я побежал к этой сивой шевелюре, как осёл за морковкой.
- Привет! – кладу ладонь на худе плечо и улыбаюсь в 32 зуба.
- З-здравствуй, - «Макс» поворачивается на 180 градусов ко мне лицом.
Я вижу нежное девичье личико и скромную грудь, едва выступающую сквозь шмотки.
- Ой… - теряюсь. – Я обознался… Думал… ты мой знакомый…
- А я Настя, - улыбается девчонка.
- Костик, - рассматриваю девушку.
Она похожа на Максима. Бледная, светловолосая, невысокая и худенькая. Сиськи маленькие, размер первый. А лицо очень красивое, и губы пухлые, манящие… как у него. «Надо охмурить», - стремглав решаю я, и приступаю к активным действиям.
Не имеет смысла рассказывать, какую банальную чушь я нёс, чтобы завоевать доверие Анастасии. В постель мне удалось затащить Настьку на третий день после знакомства. Она жутко ломалась, но в конце-концов, доверилась мне. Самое удивительное, что она была девственницей. Я испытал удивительный душевный подъём, переспав с ней. Эта девчонка была как Настенька из сказки «Морозко». Такая же невинная, застенчивая. Даже голос похожий… такой «пи-пи-пи». Удивительно - она увлекалась хэви-металом, как и я. Но боялась появляться в нашей нефорской тусовке. Я посчитал должным привести Настьку туда. На первом же сейшене я пересёкся с Максом. Он посмотрел на нас с болезненной ревностью, и потом затесался в толпе со своим другом-еврейчиком Додиком. Я долго пытался найти его взглядом среди сотни слэймищихся парней, но не вышло. Настя, которую разнесло с бутылочки пива, стала мне обузой. Она висела у меня на руке, полностью дезориентированная.
К концу лета Настя забеременела из-за моей неаккуратности и глупости. Понадеялся на авось… поленился сгонять за резинками. Для ее предков это известие стало шоком – они, навивные, думали, что Настька невинна, и что я с ней просто за ручку гуляю. Мамке моя невеста нравилась, и у них сложились хорошие отношения. Папе в Насте тоже нравилось всё, кроме маленькой груди. В конце сентября мы расписались. Нам было всего 20 лет…
10 декабря я поехал на день рождения к тётке в Божонку, где встретился с Лидкой – местной красавицей и давалкой. Она выкрасилась в сивый цвет, и хоть её длинные волосы походили на солому, мне всё равно снесло башню. Не долго думая, я потащил её в койку. Я кувыркался с Лидой два дня подряд, напрочь забыв про беременную Настьку. Мне нравилась Лидка - эта разбитная, но туповатая девка. Она отменно сосала и давала в попку, с ней я оторвался на полную катушку, получив то, чего мне так не хватало с порядочной Настенькой. Вернувшись в город, не отошедший от двухдневного загула, я пошел на сейшен, не смотря на Настины протесты.
В доме культуры была особая программа. Местные группы – Devil и Storm делали каверы на WASP. Я потрясся под LOVE Machine и Fuck like a beast в достаточно бездарном исполнении, а потом пошёл в туалет. Играла баллада Forever Free. Лёха – вокалист Шторма замечательно выл, я даже прослезился. В толчке, кроме меня, был какой-то блюющий парень, запершийся в кабинке. Отлив, я подошёл к зеркалу, чтобы расчесать спутавшиеся волосы. Вдруг, из кабинки вывалился Малафеев. Выглядел он ужасно. Светлые немытые волосы висели сосульками, а глаза были красными, будто он весь день их растирал. Вытерев с губ блевотину, он, не замечая меня, подошёл к раковинам, и прополоскал рот под струей воды из-под крана.
- Здравствуй, сивый, - скромно поприветствовал я. Он повернулся ко мне. Взгляд его был рассеянным, а зрачки убитыми.
- Здравствуй, - просипел он. – В подарочке моём гоняешь, - улыбается.
- Нравится, - глажу ладонью по застиранному принту футболки с Оззи Осборном.
- Со своей девчонкой белобрысой здесь? – закрывает рот ладонью, сдерживая рвотный позыв.
- Не-а, один. А ты?
- С ебырем, - умывает лицо холодной водой. – Что-то мне херово, - смеётся. – На ногах еле стою, - в качестве доказательства, перестаёт опираться на раковину. Сивый начинается шататься из стороны в сторону, и в итоге, падает мне на руки. Я хватаю его подмышки, и прижимаю к себе.
- Поймал, - улыбается и окончательно обмякает. Начинает жмурится и всхлипывать.
- Ы-ы-ы, - провыл Макс, и по щекам побежали дорожки слёз.
- Эй, ты чё? – прижимаю белобрысого к себе ещё крепче, обнимая за грудь.
- Хер знает… - виновато отвечает он и хлюпает носом. – Может, из-за «пудры»… А может потому, что я вообще долбоёб.
- Перестань, - утираю слезу с его впалой щеки.
- Неа, - мотает башкой и начинает завывать ещё громче.
- Не надо, сивый, - упрашиваю я. – Хочешь… Хочешь я тебя поцелую? – я был пьян и не совсем отдавал отчёт своим словам.
- Целуй! – складывает губы трубочкой.
Я накрываю их своими. Припав к грязной кафельной стене, мы самозабвенно сосёмся, задыхаясь от эмоций. У меня встал, у Максима тоже. Я сжимал его эрекцию свободной рукой. Малафеева снова затошнило, и он проблевался прямо в моих объятиях, испачкав и свою, и мою одежду. Но меня это не остановило. Размазав пальцами по его лицу рвоту, я продолжал его целовать, улетая от радости. Мне никогда не было так легко, я давно не чувствовал себя таким живым.
Макс был в полном неадеквате. Он то ревел, то смеялся, но отвечал на поцелуи, вжимаясь в моё тело, зарываясь пальцами в моих волосах. Не знаю, чем бы всё это закончилось, но в туалет вошёл мужик в потёртых джинсах и твидовом пиджаке поносного цвета с кожаными заплатами на рукавах.
- Сэр Макс, как Вам не стыдно! – этот хрен оттащил сивого от меня. Малафеев заморгал, потряс головой и, смеясь, объяснил:
- Костя – это Альберт, мой пихарь. Алик, это Костик – мой… мой… короче парень классный, - он едва шевелил языком.
- Очень приятно, - сквозь зубы проговорил мужик и уволок безвольно шатающегося Максима из туалета.
Я вытер с губ блевотину сивого и пошёл в кабинку. Мне очень хотелось кончить. В туалет ввалилось ещё несколько парней. Они разговаривали пьяными голосами, а я, забив на них, дрочил в зассанной кабинке.
Кончив, я почувствовал себя таким несчастным, что, не одевая джинсов, уселся на унитаз и заплакал, давясь всхлипами. Я закрыл лицо ладонями. Мне показалось, что они пахнут Максом. И только это заставило меня улыбнуться. В ту ночь я напился, и друзья еле дотащили меня до квартиры. Настя ругалась, а я никак не мог забыть тот поцелуй в Доме Культуры под песню Forever Free.
Я долго не видел Максима, так как перевёлся на заочку и устроился на работу. В итоге, я окончательно забил на учёбу, едва сдав летнюю сессию четвёртого курса. Начало 90ых – идеальный шанс срубить бабки. Я откровенно скучал, работая под началом отца инженером-программистом на оборонном заводе «Старт». Мне не нравилось возвращаться домой в 18:40 к жене-скромнице. Когда родилась дочка, меня сводили с ума её ночные концерты. Я отчётливо осознавал, что не должен так жить. Я безбожно изменял Настьке. Нет, она замечательная девчонка… но создана для кого-то другого. Я пытался найти в других девушках, обязательно белобрысых, то, чего мне не хватает. Но я не находил, хоть отчаянно пытался. Меня уже тошнило от чужих пёзд и грудей, меня накаляло говорить одни и те же тупые нежности перед сексом, тратить деньги на традиционное вино и конфеты… Всё было не то, всё было не так. Единственной отдушиной для меня стал бизнес.
Жека, Санёк и я, решили заняться предпринимательством. Нам было 22. Подкопив денег, мы открыли несколько лотков, торгующих сигаретами, пивом и прочей дребеденью. Дела пошли в гору, и мы развернули целую сеть, зарегистрировав ТОО. В городе стало появляться всё больше челноков, желающих продавать шмотки из Турции, но единственный рынок не удовлетворял их потребностей в торговых площадях. Тогда, мы догадались открыть свой базар. Городская администрация распродавала земельные участки за бесценок, и мы, три удачливых бизнесмена, выкупили один, с очень выгодным, проходным расположением. Конечно, торгаши, которых регулярно гоняли милиционеры за торговлю в несанкционированных местах, тут же метнулись к нам. А мы с огромным желанием сдавали им места в аренду. Деньги потекли рекой.
Через год мы открыли ещё один рынок и ЧОП – частное охранное предприятие, куда набрали крепких ПТУшников - бойцов. Официально мы занимались охранной деятельностью. Неофициально – рэкетом. Предприниматели, желавшие открыть магазинчики и киоски на «условно» нашей территории, по умолчанию должны были пользоваться именно нашим протекторатом и платить в наш бюджет энную сумму.
Не смотря на молодой возраст всего-то 23-24 года, мы успели заработать авторитет среди местных группировок, и были приглашены на сходку. Там, вся «бизнес-элита» решила окончательно поделить город на сферы влияния. Больше всего досталось старейшему деляге города - Николаю Юрьевичу, который начал барыжить и торговать валютой ещё до моего рождения. Этот мужчина совсем не походил на «нового русского», скорее на профессора какой-нибудь философии. Он - высокий, худощавый, но жилистый, со светлыми, почти белыми короткими волосами, истинно арийским профилем и умными глазами. На сходке больше всего говорил именно Юрьевич. Оказалось, большинство «главарей», ходили под его началом. А нам, троим, повезло остаться независимыми, со своим куском города.
Жили мы мирно, группировки не враждовали. Деньги шли в карман постоянно. Я купил себе БМВ, золотую печатку и толстую цепь – поддался моде. Но рыжие патлы не обстриг, и, конечно постремался приобрести малиновый пиджак. Жена привыкла к моим постоянным изменам, он смирилась с тем, что я часто приходил домой за полночь и пьяный. Не смотря на моё поведение, у неё было всё – салоны красоты, цацки, одежда. Дочке я тоже ни в чем не отказывал. Откупался. Мне было всего 25 лет, а я чувствовал себя стариком.
Спокойная жизнь закончилась тогда, когда опомнились айзеры с овощебазы. Их не пригласили на судьбоносную сходку, где делили город. Конечно, они решили что мы – Санёк, Женька и я – самые слабые, так как самые молодые в бизнесе. Начались наезды. У них за спиной немногочисленная, но бойкая диаспора. У нас – ЧОП с отрядом надрессированных «быков».
Начались перестрелки. Я всегда носил пистолет с собой, а у меня за спиной тенью ходил секьюрити. Одного парня убили прямо у дверей моего офиса. Его заменил другой охранник.
Заказали Санька, его прикончили у подъезда, через день после его 25-летия. Пять пуль в голову. Потом, на «стрелке» с айзерами, ранили меня и Женьку. Мы тоже подстрелили нескольких. Чурки хотели, чтобы мы делились своими рынками, и сферой влияния. Они сами виноваты, что просрали все лавры, занимаясь овощами на базе – с какой стати мы должны отдавать им свое? Мы отказывались, за что и получили.
Женька умер через три дня в реанимации. Ранение в живот оказалось слишком серьёзным, даже операция не помогла. Мне повезло больше – пуля раздробила ребро, пройдя в трех сантиметрах от сердца. Я выжил и оклемался достаточно быстро. Жена закатывала постоянные истерики, заставляя уйти из бизнеса. Я её даже ударял пару раз. Мать тоже ревела, но отец поддерживал, говорил, мол: «Костька, будь мужиком. Иди до последнего».
Николая Юрьевича, как самого влиятельного из городских бизнесменов, айзеры тоже заказывали, но он выжил. Оставшись без верных друзей, я решил сотрудничать с ним. Он умный мужик, не бычара какой-нибудь. В той ситуации нужно было держаться вместе.
В 26 лет на меня снова чуть совершили покушение. Тупой азербайджанский киллер решил прикончить меня в моём же подъезде. Он зашёл со мной в лифт и направил дуло в лицо. Я не на шутку испугался и с силой выбил пистолет из его руки – так во мне взыграл адреналин. Вытащив из кармана своего «Макарыча», я ударил его прикладом по затылку, и, скрутив, потащил в машину. Стоял поздний февральский вечер и трещал мороз. Я вывез айзера за город и расстрелял. Выпустил в его тушу всю обойму. Я не испытывал ни стыда, ни жалости, ни греховности происходящего. Будь моя воля, я спалил бы всю их херову диаспору, отомстив за убитых друзей. А с трупом киллера-неудачника я расправился быстро – закатал в бетон на месте, где строились мои новые торговые павильоны. Об этом никто не узнал. Я остался безнаказанным. И я не раскаиваюсь, ибо не за что. Его не жалко.
В 27 лет я подхватил ЗППП от одной из своих сучек. Как поёт Сектор Газа: «Кап-кап, капает с хуя». Да, умудрился заразить жену. Это её доконало. К тому времени, мы стали совсем чужими и дорогие подарки не спасали ситуацию. Она потребовала развод, а я и сопротивляться не стал. Наоборот, радовался свободе. В суде заключили мировое соглашение: дочка остаётся с ней. Новая квартира со всей обстановкой, одна из моих тачек, также переходит Насте. Также, с меня причитаются немалые алименты. Мне остались накопления и весь бизнес – обе стороны довольны.
Я вылечился от ЗППП, подключил Интернет, дорогущий по тем временам. Познакомился с мальчишкой 17-летним, Шурочкой. Сивеньким. Домашним таким, типа моей бывшей Насти. На первом же свидании, я завалил его. И не смотря на протесты, поимел Сашку раза три за ночь. Он прослезился, но его ощущения меня волновали меньше всего. Конечно, я его не люблю, но и не бросаю. Он удобный, податливый. Подстроился под меня, под мой ритм жизни…
В пятницу я впервые проигрался в казино, причём нехило так проигрался. Отдал всё содержимое бумажника, цепь и кольцо. Я ехал домой с пустыми карманами и думал, что это знак. Но какой? Сегодня я должен идти смотреть мою потенциальную квартиру с риэлтером. Договорился о встрече на 19:00. Приехал по адресу на полчаса раньше. Специально, чтобы посмотреть какой дом, подъезд. На лифте доехал до последнего, 12 этажа. Уверен – с него должен открываться красивый вид на город. Выхожу на подъездный балкон и вижу... белобрысое длинноволосое существо, одетое в зелёный махровый халат и домашние тапки, дёргается в такт музыке, играющей в наушниках. Курит, немного перегнувшись через ограду.
- Эй, - окликаю его, этого знакомого незнакомца. Он не слышит.
- Эй! – подхожу к нему, и мягко ударяю ладонью по спине. Парень снимает наушники и поворачивается ко мне.
- Что на… - последний слог застревает у него во рту. Впрочем, и у меня коленки подгибаются.
Макс… Стоим и пялимся друг на друга, как 10 лет назад, в универе. Сивый выронил сигарету из рук. А я только и смог выдавить:
- Привет…
Название: Потерянная молодость (к 35), часть 3.
Автор: Мари
Рейтинг: здесь PG-15
Пейринг: здесь только POV Макса. Альберт/Максим, намёк на Костя/Макс. Уместен пейринг Наркотики/Максим, ибо эти вещества его имели сильнее, чем кто бы то ни был)
Жанр: Драма, наверное. Романс.
Дисклеймер: мои любимые персонажи.
Саммари: Всё пошло не так. Альтернативная история.
Предупреждение: реализьм, немного мата, смерть персонажа.
От автора: Мне это приснилось, и я решила, что должна это написать.
Статус: осталась ещё одна часть.
Макс, 27 лет.
Я часто жалею себя, когда прокручиваю в голове свой жизненный путь. Мне нравится думать в сослагательном наклонении: «Ах, если бы я не встретил Альберта... Если бы Костя был со мной…». Я бы отдал всё, чтобы повернуть колесо времени назад. Но мечты остаются мечтами. И я сижу один в просторной квартире, как всегда мёрзну, не смотря на включённый обогреватель, кутаюсь в пушистый плед и стараюсь держаться, не расклеиваться. Иногда я сравниваю себя с цветком, выросшим в подвале – появился на свет для того, чтобы радовать кого-то… Но, в результате, чахну один, никому не нужный.
Как-то раз, бесцельно болтаясь по улицам, я встретил своего одноклассника Борьку. Он шёл весь такой деловой, в костюме, с портфелем… Министр, ни дать ни взять. Обрадовались неожиданной встрече, зацепились языками. Завалились в близлежащий бар. Боря пил вино, а я водку. На пьяную голову разговор пошёл ещё легче. А меня накрыл очередной приступ жалости к себе, и я начал плакаться, повествуя о том, как прожигал молодость. Борис был главным ботаном класса. И сейчас он мало изменился – такой же серьёзный и чрезмерно правильный. Когда я, наконец-то выговорился и соизволил заткнуться, Боря почесал затылок, вздохнул и выдал:
- Весёлая у тебя жизнь! Будет что в старости вспомнить… - я услышал в его голосе нотки зависти. В ответ на эту глупость, я горько рассмеялся. И никак не мог успокоиться – хохотал минут пять, на меня уже стали коситься посетители за соседними столиками. Одновременно со смешками, к горлу подкатил ком.
- Борька… ты такой дурак, - выдавил я, закрыв лицо холодными ладонями. – Конечно, тебе, живущему в спокойном, стандартном мирке, где все по расписанию, мои приключения показались искромётными… хоть роман пиши. На самом деле, Борь, ты представить не можешь насколько всё хуёво, - залпом осушаю очередной стакан водки. – И в старости мне будет нечего вспоминать… я боюсь, что тупо не доживу до преклонного возраста.
- Максим, да ладно тебе, - встряхивает меня за плечи, пытаясь успокоить. – Всё будет хорошо… - ох, знал бы он, сколько раз я вбивал себе в голову эти волшебные слова.
- Прости, - виновато улыбаюсь. – Загрузил…
А грузить своими проблемами я люблю, особенно в последнее время. Готов плакаться в жилетку первому встречному. Мне тотально не хватает общения. Был у меня со школы один верный друг Додик, он и остался со мной. Остальные… испарились. Вообще, к выводу о ненадёжности «тусовочный друзей», я пришёл давно. Ещё в первые годы отношений с Аликом. Меня окружал десяток парней, педиков или наркоманов, как я. Вечером, ночью, когда квартира Альберта переворачивалась вверх дном, а соседи стучали в стену и вызывали ментов, мы, весёлые ребята, клялись в вечной дружбе и любви. Едва координируя свои движения, мы обнимались, целовались в засос, постоянно приговаривая: «Блиа, какой же ты классный… Чел… Я тебя люблю… Мы всегда будем вместе!». Царила атмосфера единства и сплочённости. Казалось, ничто не может разрушить наш «союз»… А потом наступало тяжёлое утро, будто пудовую гирю на шею повесили. «Верные друзья» разошлись до следующего раза, оставив после себя бедлам в квартире. Мусор, блевотина на полу… И только Альберт, сиротливо свернувшись, дрых на краю кровати.
Уже тогда я понимал, что мой образ жизни ни к чему хорошему не приведёт, что я буду лишь катиться вниз. Но я боялся одиночества. «Лучше угар, фальшивые друзья и мутный Алик, чем утехи с правой рукой и коллекционирование марок», - решил я, продолжив своё падение в пропасть.
С огромным трудом, и лишь при вмешательстве папы, я закончил университет. Пробовал работать по специальности, но долго не продержался – уже через две недели я сорвался. Сначала меня запалили пьющим, но пожалели, дав испытательный срок. Не прошло и трёх дней, как я заявился на работу под кайфом….
Дела пошли совсем плохо, когда уволили и Альберта. Кончились свободные деньги – перестали ходить «друзья». Мы с Аликом остались вдвоём. Жили на деньги от продажи его каракуль в местной арт-галерее и на те копейки, которые мне удавалось выпросить у папы.
Средств на наркоту требовалось всё больше и больше. Особенно Алику – он крепко подсел на героин. У него были исколоты все вены на левой руке и в паху. Иногда, Алька делал инъекции в шею. Раньше, когда водились деньги и когда у нас собирались компании, я имел выбор – какой наркотик употребить. Как правило, я избегал «беленького». Только время от времени баловал себя спидболлом - смесью герыча и кокса.
Потом, денег стало хватать лишь на что-то одно. На траву я давно забил– она стала слишком лёгкой для меня. Врача, который сбывал мне по дешёвке таблетки, начиная от банального эфедрина и метилфенидата – эти колёсики я дробил и нюхал, с них был неплохой приход – лёгкость и красочные картинки, когда я закрывал глаза; заканчивая оксикодоном, который, впрочем, по мощности не уступает Герасиму… Но этого анестезиолога посадили, как раз за незаконный сбыт таких препаратов. Лавочка закрылась.
Однако, больное, глупое тело требовало наркотик, причём, желательно посильнее, и я начал регулярно нюхать «белого». Ведь как говорил Берруоз: «Героин можно курить, есть, колоть в вену, мышцу, под кожу, запихивать в жопу, вдыхать носом, втирать в раны, жрать. Результат всегда будет один и тот же – кайф». О, когда мы «заправлялись» им – это были обалденные мгновения, ради которых стоило жить. У нас с Аликом был бешеный секс, мы буквально сносили все углы в квартире. Я переставал испытывать гнетущее чувство вины перед родителями за то, что такой непутёвый. Мне казалось, что я живу абсолютно правильно, что я безмерно счастлив…
А потом, сладкая лёгкость улетучивалась. Я чувствовал себя пустым, будто из меня вытащили душу. Я не хотел ни есть, ни спать. Мне не нужен был секс – я думал только об одном – поскорее бы достать дозу радости.
Дальше становилось только хуже. Не стало сексуальных фейерверков – мне, а тем более Алику, было не до этого. Он ширялся в одной комнате, я нюхал в другой.
Вены на руках и пах Альберта выглядели ужасно… Ни одного живого места не осталось. Часто, у него появлялись абсцессы – ему так не терпелось уколоться, заполучив дозу, что он не стерилизовал свои иглы, разбросанные на кухонном столе. Образовывались многочисленные гнойники. Удручающее зрелище… Я смазывал болячки Алика алоэ и перекисью водорода. Его трогала моя забота, и он плакал. За последние три года жизни он жутко постарел и осунулся. Я тоже потощал, анатомическое пособие, а не парень. Ещё бы – питались мы в основном черным хлебом, какими-нибудь макаронами и сосисками, если хватало денег.
Чтобы получить заветную дозу, мы шли на многое. К концу наших отношений в некогда богатой квартире Алика, остались голые стены. Мы продали телевизор, видик, магнитофон, ковры, диван, занавески, часть хорошей библиотеки, часы и даже газовую колонку! Осталась одна кровать, стол, книжный шкаф и плита, чтобы готовить еду…
Потом айзеры подстрелили папу… Его серьёзно ранили в лёгкое, но он выжил. Мама круглыми сутками сидела с ним в палате, не смыкая глаз. Для меня это тоже стало ударом - я очень испугался, что папа умрёт. Вовсе не из-за денег – я давно перестал выпрашивать у него средства на наркотики – мне было стыдно, а он махнул на меня рукой. Я боялся, что будет с мамой - ведь она всю жизнь провела за спиной отца. Она безумно любила папу, я знал, что мать сойдёт с ума, если он умрёт. И тогда, я стану сиротой… Такие мысли убивали меня, не покидая головы ни на минуту. Даже героиновые трипы стали какими-то ужасающими, такими, что я орал, бился в истерике, тряс башкой, чтобы невнятные, но пугающие кадры выскочили оттуда. Придя к отцу, лежавшему в реанимации, я упал на колени и умолял держаться. А сам я сломался, вернувшись домой – вместо привычного «нюханья», я засадил себе инъекцию с героином…
Альберт сходил с ума. Даже «сухим», его колбасило так, что, казалось, он вывернется наизнанку. «Максимка, миленький, стряхни с меня жуков», - плакал он, сидя по центру пустой комнаты. Или: «Мальчик мой, убей червей… смотри… смотри… они ползают у меня под кожей!». Я выл от отчаянья, упав рядом с ним. Меня трясло от ужаса и оттого, что пройдёт ещё несколько часов, и нам снова потребуется наркотик.
К 26 годам, я стал походить на тень. У меня постоянно дрожали руки, я то мёрз, то наоборот, горел. Апатия стала моим привычным состоянием. Алик перестал писать картины. Иногда, он бывал так слаб, что не мог нормально двигать кисточкой. А если и мог… то картины получались такими жуткими, что мороз по коже. Конечно, их отказывались брать в скупку. В последнее время, Альберт рисовал черные воронки… бесчисленные чёрные воронки, даже на стенах. Я их боялся, мне чудилось, что они засасывают, как торнадо и сдирал обои в тех местах, где они нарисованы. О сексе мы давно забыли – было не до этого. Сидели в четырёх стенах, как звери в клетке. Болтали о чём-то… Почувствовав первые признаки абстиненции, отправлялись на поиски денег и дозы.
Только в последний день своей жизни Альберт заговорил о чувствах… Я был удивлён. Сам-то я всегда молчал, потому что не любил Алю. Но был с ним до «победного» конца. Сначала, потому что боялся одиночества. Потом – по привычке, он стал мне родным. В самом конце, к привязанности добавилась жалость. Мне было больно смотреть, как Алик затухает. Как из эффектного мужчины, хорошего любовника, интересного собеседника с кучей идей, он превратился в тщедушное создание, живущее ради дозы…
Как-то раз, мы жили почти три дня без героина – для нас это был большой срок. Мысли о наркотике не покидали голову ни на минуту. Алик был совсем плох – я не мог смотреть на его страдания, и решил срочно достать денег на дозу. К тому же, ещё несколько часов, и меня скрутит… Папа пошёл на поправку, его должны были скоро выписать. И я решил наведаться к счастливой мамочке. Она радостно встретила меня, но потом плакала: «Сынок, что ты с собой делаешь…». Я попросил поставить чай и приготовить что-нибудь, мамка послушно отправилась на кухню. А я полез в шкатулку с её побрякушками. У неё много дорогих украшений, и я решил взять парочку колец, так, чтобы денег получить с запасом… Я взял три красивых золотых колечка, два из них были с россыпью мелких брюликов, и спрятал в карман.
Мама позвала пить чай. Честно говоря, аппетита у меня не было – хотелось поскорее уколоться. Я изо всех сил пытался сдержать дрожь. На висках выступил холодный пот. Мамочка села рядом со мной, начала обнимать, ласково гладить по голове, словно я не потерянный наркоман, а всё тот же, милый, маленький Максимка… Мне стало так стыдно, так больно, что я швырнул сворованные мной кольца на пол.
Я ползал перед опешившей мамой на коленях, выпрашивая прощение. А потом, решился попросить денег на дозу… Я сказал, что Алик умрёт, если не получит её. Со своей стороны, я пообещал маме в скором времени лечь в больницу. Она поверила и, заливаясь слезами, дала мне нужную сумму.
Я купил три дозы. Одну мне, другую Алику, третью – на всякий случай. Вдруг, денег снова не будет… хоть половинкой порадуемся. Я прибежал в нашу квартиру и растормошил Альберта. Он едва поднялся с кровати, и, закутавшись в одеяло, поплёлся на кухню. Мне не терпелось сделать раствор, но Ал остановил меня.
- Максимка, повернись ко мне, - стуча зубами, попросил он.
Я повернулся к нему лицом, и Алик притянул меня к себе.
- Мальчик… ты такой хороший мальчик… - у Альберта дрожал голос. – Прости, прости, что я ввёл тебя в этот мир… ты заслуживаешь совсем другого…
- Алик, перестань хуйню нести, - я покосился на бумажку с герычем.
- Нет уж, дослушай, - потребовал Ал. – Максимка, если бы не ты… Спасибо, что ты со мной. В… в благодарность, я оставляю тебе эту квартиру. Завещание лежит в книге Берроуза – Джанки. Я умру… совсем скоро… А ты, мой мальчик, беги от этой жизни. Ложись в больницу, лечись… Забудь про всё, что было… И… только сейчас я решаюсь признаться, что влюбился в тебя ещё той тёплой осенью 1993 года. Я люблю тебя, Максим.
Я всхлипнул, и, не зная, что сказать, прилип губами к холодным, сухим губам Альберта. Это был наш последний поцелуй. Горячий, отчаянный… более памятный для меня, чем тот, первый.
Слова Ала были исповедью и покаянием на смертном одре. Поцеловавшись, Альберт приступил к приготовлению раствора. А я пил воду из-под крана – от непривычного, страстного поцелуя, у меня пересохло в горле. После, я зажёг толстую парафиновую свечку, насыпал в почерневшую от копоти алюминиевую ложечку порошок, разбавил водичкой… Алик уже поднёс баян к вене, и только тогда я заметил, что на столе лежат два распотрошённых конвертика… он приготовил себе двойную дозу.
Я завопил и выронил ложку с драгоценным, уже начавшим закипать, раствором.
- Ебнутый… не смей! – протявкал я. Но Алик, стиснув зубами жгут, до предела натянул его и ввёл смертельную инъекцию.
Он умирал всего минуту, самую страшную минуту в моей жизни. Убойная доза разошлась по крови моментально. Альберт хрипел, жадно хватая ртом воздух, перевернул кухонный стол и упал. Я завалился на него, начал бить в грудь, попытался сделать искусственное дыхание… но Ал уже был без сознания, лицо стало синюшным от удушья. Он умер.
Я заорал как резаный, раскидал по кухне все столовые приборы, многочисленные одноразовые шприцы. Начали ломиться соседи. А я ревел, мне было так страшно, мне казалось, что я сам начинаю задыхаться… Дверь, которая и так дышала на ладан, выбили. Я выбежал в прихожую – там стояли два мужика, один с квартиры напротив, другой, живущий этажом ниже. Помню, что я хлюпнул носом, промямлил: «Здрассте», - и упал в обморок.
Я не люблю вспоминать первые недели лечения в наркологическом отделении. Отходняк был таким жестоким, а боли и тяга к героину такой сильной - первое время, я часто терял сознание. … Иногда казалось, что смерть вот-вот накроет меня, заберёт в свои объятья. И тогда на меня накатывал бешеный, первобытный страх. Я всеми силами цеплялся за жизнь…. Я кричал, кусал пальцы, бил ногами по каркасной койке, но легче не становилось. Лишь когда миновала пара-тройка недель, мне стало немного лучше. Тело смирилось, а мозг… Я не хотел, я страшился возвращаться к прошлому образу жизни, особенно после того, как на моих глазах умер любовник от передоза. Но, порой, ядовитая иголочка в сознании так и колола, заставляя вспоминать про «жизнь в кайфе». Я боролся, что есть сил. И, к своей гордости, к героину и подобным «тяжёлым» наркотикам не вернулся. Лечащий врач часто подбадривал меня, говоря: «Сивый, да ты боец! Тощий, в чём только душа держится, а живучий, как таракан!».
Мама, как я и попросил её, устроила скромные похороны Альберту – ведь у него не было никого, кроме меня. Выписавшись, я пошёл к нему на могилу, погладил простой железный крест и поцеловал эмалированную фотографию, на которой он был ещё свеж и красиво улыбался. После, нашёл завещание Алика, он, как и обещал, завещал мне свою квартиру. Но жить я в ней не смог – слишком давили воспоминания. Я упросил папу продать, или обменять её… Отец согласился и приобрёл мне двухкомнатную квартиру, неподалёку от своего дома, чтобы я был «на поводке». В новой двенадцатиэтажке. На десятом этаже.
Я живу здесь почти год. Обустроил квартиру по своему вкусу. Борюсь с возникающими вспышками желания ширнуться, и побеждаю себя, кусая губы в кровь. Иногда покуриваю траву. Чаще – выпиваю. Всякое пиво, или коктейли в банках, говно они, понимаю. Но вкусные. Пытаюсь избавиться от тяжести грязного прошлого. Пытаюсь забыть, как давал себя на выебку сразу двоим или троим незнакомым парням. Пытаюсь спокойно спать. Пытаюсь жить, как нормальный человек. Даже промышляю веб-дизайнами на дому. Много-много думаю и мечтаю. Часто, мои мысли посвящены рыжему. Я его давно не видел… но знаю, что он известный в городе бизнесмен. Он, наверное, уже забыл про меня. А я не могу. И даже перестаю мёрзнуть и кутаться, когда вспоминаю короткие моменты, проведённые с ним и тот поцелуй в туалете ДК, когда я обнюхался каких-то толчёных колёс, перепил и облевал нас обоих. Это был самый лучший поцелуй в моей жизни…
Я люблю курить на балконе 12ого этажа. Я немного перегибаюсь через преграду и смотрю на город. Иногда, ору непристойности, прохожим, кажущимся лилипутами. Они задирают голову, но не видят меня. Это очень развлекает. С такой высоты, город напоминает большой муравейник. Все люди такие ма-а-аленькие и суетливые. Бегут куда-то, не замечая ничего вокруг. А я смотрю на пушистые облака, и на птиц, летающих совсем близко…
В этот понедельник, я как всегда выполз на свой любимый балкон. Врубил в плеере Motley Crue и приплясывал под грустную, вообще-то, песню On with the show.
Вдруг, тяжёлая ладонь, легла мне на спину. Я обернулся и меня чуть не хватил Кондратий от неожиданности. Передо мной стоял Костик.
- Привет, - скромно сказал он.
Рыжий… родной… далёкий… Мы смотрели друг на друга минут пять, может больше. Ха! А его тоже жизнь потрепала. Он по-прежнему красив… но такой уставший, в глазах печаль и несколько седых волос в шевелюре. Я их выдерну… обязательно выдерну, если он позволит.
- Здравствуй, Костя, - шепчу я, а сам начинаю дрожать. – Какими судьбами? – воистину, неожиданное место встречи.
- Вот… квартиру покупать приехал. Смотреть, т-точнее, - взволнованно пояснил он. – А ты… Живёшь здесь?
- Угу, прямо на балконе, - усмехаюсь, пытаясь держаться уверенно. А сам начинаю чувствовать себя 17летним, влюблённым и девственным педиком, каким был когда-то.
- А если серьёзно? – рыжий подходит ко мне ближе, а я наоборот, делаю шаг назад.
- В двушке, на десятом – моя обитель, - я прислонился задницей к перегородке, а Костька приблизился ко мне вплотную.
- Ясно, - Костя замялся. Наверное, он только со мной такой стеснительный. Я видел, как он общается с другими людьми на тусах и сейшенах – в нём не было ни капли той робости.
- Как и 10 лет назад, не знаешь, что сказать мне? – с вызовом спрашиваю я. Да, я стал немного смелее.
Котов пожал плечами, и виновато улыбнувшись, посмотрел мне в глаза.
- Лошара, - насмешливо шепчу я, и геройски кладу свою холодную как ледышка ладонь ему на щёку, тронутую рыжей щетиной. Может, хоть сейчас до него дойдёт? Судьба предоставила мне второй шанс – не спроста же Костька притащился именно в этот дом и взгромоздился на последний этаж, чтобы постоять на балконе…
А Костя замер, не моргая, глядя на меня. Кажется, он даже дышать перестал…
Название: Потерянная молодость (к 35), часть 4.
Автор: Мари
Рейтинг: здесь R
Пейринг: Костя/Макс, POV Кости, POV Макса.
Жанр: Романс, однозначно
Дисклеймер: мои любимые персонажи.
Саммари: Всё пошло не так. Альтернативная история.
Предупреждение: немного мата.
От автора: Мне это приснилось, и я решила, что должна это написать.
Статус: окончен
Костя, 28 лет
- Лошара, - насмешливо прошипел Макс. А прикосновение его холодной руки, на самом деле, обожгло щёку.
- Лохопед, - в ответ, беззлобно, процедил я. Не молчать же, когда меня обзывают.
- Логопед? – переспросил Максим и хихикнул как девчонка. В его серых глазах появился озорной блеск.
- Да ну тебя на хуй, - фыркнул я, и вцепился в ворот его зелёного махрового халата.
- Эээ! – Малафеев, видимо, зассал, от удивления выпучив свои красивые глазищи.
Может быть, он подумал, что я его сейчас начну трясти, а потом, как куклу вышвырну с балкона?
Нет. Я просто намеревался сделать то, что должен был совершить ещё 10 лет назад.
Макс ниже меня на голову. Я наклонился к нему, а он, автоматически потянулся ко мне.
Я обхватил его нижнюю губу своими и оттянул немного, будто пробовал Макса на вкус. Получился такой недопоцелуй.
- Наконец-то, - блаженно протянул сивый, и улыбнулся во весь рот. Так, он стал выглядеть совсем молодо.
- Да, - выдохнул я, погладив Максима по щеке. Малафеев встал на цыпочки, и обнял меня за шею. Даже не обнял, а повис.
А я, бросив на пол свой кожаный портфель с документами и мобильником, обхватил сивого за талию.
Так тесно мы прижимались друг к другу только один раз в жизни – в тот памятный вечер в туалете Дома Культуры. Но тогда я был пьян, Макс вообще – никакой. А сейчас...
Я чувствовал себя так, будто ко мне присоединили недостающую часть. То, что я тщетно искал десять лет, сменив десяток любовниц и любовников, было совсем близко - только протяни руку. В душе воцарилась удивительная лёгкость – словно тысячетонный груз упал с моих плеч. И восторг – он переполнял меня.
- Сивый… - прошептал я.
Слова путались, но сейчас они были не нужны. Мои действия сказали всё. Я вжался в Максима всем телом, вдавив его в балконную ограду. Я целовал белобрысого в лоб, в закрытые глаза, немного впалые щёки… Наши губы встретились и как будто склеились. Мы присосались друг к другу, не желая отдавать ни минуты своего поцелуя.
Я целовал Макса жадно и отчаянно, словно боялся, что его отберут от меня, словно пытался наверстать все бездарно потраченные 10 лет.
Холодные, тонкие пальцы Малафеева гладили мою шею. Лишь на пару секунд, чтобы перевести срывающееся дыхание, мы прервали поцелуй. А потом снова сплавились.
Запищал мобильник.
- Бля, - Макс ругнулся мне в губы.
- Это, должно быть риэлтер, - виновато целую сивого в лоб и подняв с пола портфель, достаю мобильник.
- Да, - недовольно отвечаю я, а сивый прислоняется щёкой к моему плечу. Невольно улыбаюсь и смягчаюсь.
- Константин Ефимович, Вы где? – спрашивает агент. – Я уже в квартире.
- Сейчас подойду, - глажу Макса по волосам и сбрасываю вызов.
- Пойдешь со мной? – беру Малафеева за руку.
- В таком виде? Не-е-ет! – качает головой Максим.
Разочарованно сжимаю губы. Ничего страшного в его внешнем виде нет – немытая башка, халат на пару размеров больше, нелепые рейтузы, шерстяные носки и стоптанные тапки… Я же белобрысого не на званый ужин зову.
- Тогда я сам к тебе приду. Посмотрю квартиру и завалюсь, - грожусь я.
- Ещё бы, ты не завалился, - хмыкает Макс. – После такого-то поцелуя. Квартира 103, десятый этаж.
- 103, десятый этаж, - повторил я.
- И побыстрее, - потребовал Максим, поправив мой галстук.
- Уже «строить» начинает! – хохотнул я, дёрнув сивого за нос.
Коротко поцеловавшись ещё раз, мы отправились к лифту. Макс пошёл домой, а я смотреть свою будущую квартиру.
Внутреннее убранство квартиры устроило меня на все сто – в агентстве не обманули, ремонт сделан качественно и современно. Три комнаты, большая кухня, ванная, в которую можно втиснуть джакузи – мою давнюю мечту… Я решил, что эту квартиру нужно брать однозначно. Думаю, здесь мы будем жить вместе с Максом.
От риэлтера я отделался за 10 минут, он даже удивился моей прыти. Я буквально вытолкал его из своей будущей хаты, назначив встречу у нотариуса для оформления договора на завтра, на 15:00.
Не дожидаясь лифта, я взлетел на два этажа вверх, и нажал на кнопку звонка, который жутко затрещал. За дверью послышались быстрые шаги – Макс торопился.
- Велкам! – сивый приглашающе взмахнул руками. – На кухню шагай, - он шало шлёпнул меня по заднице.
Я сел на мягкий стул и наблюдал за Максом, который старательно резал помидоры для омлета.
- Не думал, что буду сегодня ужинать, - пояснил он. – С аппетитом у меня не очень, - особо сильно ударяет ножом по разделочной доске. – Но твоё появление всё изменило, - белобрысый повернулся и внимательно посмотрел на мой безымянный палец, проверяя, одето ли кольцо.
- Не волнуйся, я разведён, - успокоил я.
- Хорошо-у! – обрадовался Макс и просиял. - Я тоже один… Почти год… Хотя, я думаю, ты догадался, - усмехается.
- А где тот хрен… как его… - не смог не поинтересоваться я, памятуя о бывшем Малафеева, который помешал нам целоваться в ДК.
- Альберт умер от передозировки героином, - с неподдельной грустью поведал Макс.
- Мм… - я не знал, что сказать в этой ситуации. Сивый продолжил разбираться с помидорами.
- А ты… тоже был героинщиком?
- Что, не заметно? - Максим резко развернулся и пронзительно посмотрел на меня. – Был, - тихо ответил он и скривил губы. – Вот, Костя, упустил ты свой шанс заполучить меня чистеньким, свеженьким, красивеньким, - напряжённо смеётся. – Как у вас, бизнесменов, говориться… ты получил бракованный товар, и ещё б/ушный, - закрыл лицо ладонями.
- Не городи хуйню, - я поднялся и подошёл к Максу. С силой убрал руки от его рожи.
- Хочешь сказать, что я не прав? – выдавил Малафеев, не глядя на меня.
- Главное, что я вообще, получил тебя, - убираю немытые пряди, упавшие на его лицо.
- Тогда… может…. Хрен с ним, с ужином? – улыбается уголками губ.
Я понял, к чему ведёт Макс, и чего он хочет… Действительно, пожрать всегда успеем.
- Поддерживаю.
Малафеев взял меня за руку, и мы прошли в спальную. Да, кровать у него скромная – на ней особо не покувыркаешься.
Сивый встал у окна и смущённо посмотрел на меня:
- Только не пугайся, хорошо? – попросил он, развязав кушак.
Я сел на край койки и как заворожённый смотрел на него. Когда большой ему халат, упал с плеч, Максим уменьшился раза в два. Стал совсем худым, словно палка. Он стоял передо мной в узких, черных шерстяных рейтузах и белой растянутой футболке с логотипом Hard Rock Cafe. Малафеев распустил волосы и обнял себя за плечи.
- Вот так, - промямлил он, уставившись в пол. – Дальше как-то стыдно раздеваться… Разочар…
- Не глупи, - нагло перебиваю Макса. – Иди ко мне, - протягиваю руки.
Максим мелкими шажками подошёл к кровати и взобрался на мои колени.
- Сам тебя раздену, - шепчу ему на ухо.
Белобрысый, действительно, оказался тощим. Его сожгли наркотики. На впалом животе, плоской грудной клетке, не было ни намёка на лишний жир и, тем более, на мышцы. Макс лежал передо мной, закрыв глаза и повернув голову в бок. Он стыдился своей внешности. Придурок.
- Ты очень красивый. Правда, - скинув с себя пиджак и расстегнув рубашку, начинаю целовать его худые плечи.
- Ты говоришь, чтобы успокоить меня, - упирается он. Мать моя, что за бабство?
- Думай что хочешь, а я на самом деле считаю тебя самым красивым парнем, - быстро выговариваю я и, в целях предотвращения лишнего базара, затыкаю рот Малафеева поцелуем.
Честное слово, ощущения такие, будто я всю жизнь занимался сексом с Максом. Забыв про всё, мы упивались друг другом. Свалились с узкой кровати – я чуть не придавил субтильное тело Максима своей тушей, но это нас не остановило. Мы продолжали сосаться на полу – играя языками, облизывая, нежно сжимая губы. Я не переставая гладил длинные, худые ноги Макса. Малафеев задыхался от переизбытка чувств, постоянно убирал с моего лба мешающиеся непослушные рыжие кудри.
Впервые в жизни я так сильно хотел… нет, не трахнуть, а слиться, получить кого-то и отдать себя взамен. У меня всё переворачивалось внутри, а оргазм был готов наступить от одного прикосновения сивого к моему члену – почувствовал себя школьником.
- Что это у тебя? – Максим обвел тонким пальцем шрам от ранения в левой части груди.
- Бандитская пуля, - выдыхаю я.
- Ого, - Макс спустился губами по моему подбородку вниз, по шее, лизнув ложбинку между ключицами. Я зарылся в его волосах. Белобрысый целовал мою грудь не менее активно, чем это делал я минутой раньше. Он обвел языком мой розоватый шрам от пули и улыбнулся.
Я потянулся к его губам – никак не мог им напиться. У Макса вкус сигарет и какого-то виноградного алкогольного напитка.
- Мы так никогда не перейдём к «слиянию», - прошептал Малафеев мне в губы и потёрся носом о мой нос.
Я стащил в кровати подушку и бросил её на пол. Макс резво устроил свой попец на ней.
- Ааа… - я вопросительно посмотрел на него, и провёл пальцами между ягодицами. – Смазка?...
- Я год не трахался… Но… По хуй, - прошипел он. – Костя, - он сам поднёс мои пальцы к своему рту и старательно облизал их.
Я склонился над Максом и, не переставая зацеловывать его, смазал слюной податливый анус.
А потом мы оба провалились куда-то. Вроде, столько в жизни секса было, а кайфа такого – никогда.
Макс горячий внутри. Я двигаюсь в нём, оперевшись руками в пол. Волосы падают на глаза, мешая смотреть, как сивый вытягивает шею, кусает губы, лепечет что-то невразумительное или матерится…
Гладит меня по мокрой спине, толкается навстречу. Понимаю, что больше нет сил держаться – падаю на него, утыкаюсь лицом в шею, простонав, делаю последние толчки и кончаю так, что в глазах потемнело. Не выходя из Макса, довожу его рукой до оргазма. Он напрягся, шумно выдохнул и легко выгнулся в спине, излившись мне в кулак.
Тяжело дыша, Макс развалился на полу, раскинув руки в разные стороны. Я сидел рядом с ним, прижав ноги к груди.
- Рыжий… - промямлил он и блестящими глазами посмотрел на меня. Я взъерошил его немытые волосы и предложил:
- Может, в койку?
Малафеев лениво поднялся и, ёжась, забрался в постель. Я пристроился к нему, с головой укрыв нас одеялом и выключив свет.
Было почти ничего не видно, но мы всё равно продолжали смотреть друг на друга, время от времени целуясь и гладя по щекам. Первым вырубился Макс. Он обнял меня за шею и сладко заснул. Следом отключился и я, не переставая держать в своих руках Малафеева.
Утром… Мы проснулись почти одновременно. По-детски поцеловались несколько раз. Вместе приняли душ.
- Костя… Тебе не кажется, что так было всегда? – спросил сивый, когда мы намыливали друг другу бошки.
- Кажется, - соглашаюсь я и жмурюсь – в глаз попала пена. Промыв его, добавляю, - Ещё… я будто помолодел на 10 лет.
- Аналогично, - замеялся Макс, и плеснул мне водой в лицо.
Хорошо, что мы ни разу не заговорили на тему: «Почему у нас не получилось раньше…». Мы оба прекрасно понимали, что бездарно просрали 10 лет. Во многом виноват я – наши отношения завязались бы ещё в 1991 году, будь я решительнее… Но, как говорится, после драки кулаками не машут. У нас началась новая жизнь, а прошлое… хрен с ним, с прошлым.
Провожая меня в прихожей на работу, сивый обхватил мое лицо, как всегда, холодными руками и прошептал мне в губы:
- Не опаздывай к ужину. Будет запеченная свинина. Острая. Ты ведь любишь такое?
- Как ты догадался? – целую в лоб.
- Я 10 лет тебя ждал. Представить не можешь, сколько я всего про тебя нафантазировал. Теперь буду проверять, прав я был или нет, - подмигивает.
- Мне что-то боязно, - картинно вздрагиваю.
- Не ссы, - толкает меня в грудь. – Ладно, вали, - смеётся. – Удачи!
После заключения договора, я заявился на своей съёмной квартире, где жил мой бывший Шура. Известие о разрыве его не обрадовало.
- Чем он лучше меня? – обиженно спросил Саша, собирая манатки.
- Тем, что я его люблю.
Сашка только хмыкнул в ответ.
Я тоже быстро упаковал сумки и аккуратно положил в отдельный пакет две памятные футболки, подаренные мне Максом в девяносто первом. С Металликой и Оззи Осборном. Они уже посерели от огромного количества стирок и растянулись. Всё это время я бережно хранил их.
Малафеев запрыгал от радости, когда встретил меня с двумя сумками и пакетом в руках.
- Ты не думай, вот оформлю собственность на хату, переедем на 8ой этаж, в трёшку, - предупредил я. – Там лучше.
- Мне по хуй где жить, - улыбаясь, ответил Макс, деловито роясь в моих сумках. – Главное, чтобы с тобой.
- Вот и хорошо. Сивый, зацени! – достаю из пакета те самые футболки.
- О… э… это э… еба-а-ать-копа-а-ать! – изумлённо произнёс Макс. – Рыжий… выходит… Ты всё это время…
- Да-да-да, - закивал я. – Но не время для трёпа. Давай, лучше их оденем, а?
- Давай! – потирает ладоши. – Ты, чур, с Метлой!
«Как 10 лет назад», - подумал я. – «Но в этот-то раз, я не ступлю, и не побоюсь поцеловать моего Максима».
Макс, 28 лет
Мы сидим в офисе у моего бати. Я тупо смотрю в окно, а Костя, скроив серьёзное лицо, передаёт папе какие-то документы и печати своей фирмы.
- Вроде всё, - чешет рыжую башку.
- А доверенность? – серьёзно спрашивает отец.
- Какая? – моргает Костька.
- Генеральная, - разводит руками папаша. – Рыжий, ты совсем с моим сыном голову потерял. Как я буду за тебя работать? Нужна же бумага, где написано, мол, что ты доверяешь мне, заключать договоры и совершать иные действия, связанные с деятельностью твоей шараги.
- Сейчас к нотариусу съездим, сделаем, - Костя бросает на меня влюблённый взгляд.
- Парни, учудили вы. Год прожили, а только сейчас додумались себе «медовый месяц» устроить… Хотя… - папа задумчиво хмурится. – Какой «медовый месяц» у педиков может быть? Всё-то у вас через жопу.
- У геев по другому и не бывает, - замечаю я.
- Не умничай, - цыкает батя.
- Мы же не виноваты, что Wacken Open Air проводят только летом, - пытается оправдаться Костик. – А мы осенью встретились. Пришлось почти год ждать…
- Всё равно, - бухтит отец. – Нормальные люди на какие-нибудь Канары едут отдыхать, а вы на фестиваль, башками трясти. И ведь 30 лет мужикам…
- Нет 30, а всего лишь 19, - спрыгиваю с подоконника, и, подойдя к Косте, беру его за руку. – У нас свой отсчёт. Ладно, рыжий, пошли, - тормошу его.
- Дети, - улыбаясь, качает головой папка. – Кстати, Кость, ты со своим папашей помирился?
Котов только кривит фейс и отмахивается. Да, батя у него нервный. Но мы надеемся, что пройдёт время, и он примет нас. Или, хотя бы, перестанет на рыжего орать благим матом при каждой встрече.
Что касается совместной жизни… Конечно, мы с рыжим ругаемся. По несколько раз на неделе, а, бывает, по несколько раз на дню. Я, например, очень не люблю, когда рыжий не использует ёршик, после заседания на толчке. Каждый раз ему про это напоминаю, а он каждый раз рычит и всегда делает по-своему. Вообще, у нас все поводы для ссор ерундовые, зато ругань – феерическая. Но мы всегда миримся, не проходит и пяти минут. Потому что понимаем – нашими отношениями нужно дорожить. Ведь мы 10 лет ждали этого счастья.
1 комментарий