Игла и летучий корабль (Сказка - ложь 2)

Солнечные лучи перебегали туда-сюда. И, рассыпаясь брызгами слепящих искр, отскакивали от разноцветных стекол витража, заставляя сиять изумрудами прозрачную зелень листвы, а перья жар-птиц на панораме пронзительной лазури - вспыхивать огнем и золотом, как живые… в то время как дальше, за причудливыми узорами, под охраной прохладной каменной толщи скалы, в самой глубине комнаты на широком ложе среди уютного беспорядка из разворошенных подушек и одеял – тесно переплелись двое, охваченные ленивой, еще сонной негой.

Взгляд царевича с нежностью скользил по чертам любимого лица, сейчас -  расслабленно-безмятежным. Прихотливому изгибу темной брови, густой чаще слегка подрагивающих ресниц, скульптурно-строгой линии скул дремлющего мужчины... А затем Иван слегка наклонился вперед и приник к его чуть приоткрытым губам легким, невесомо-бережным поцелуем. Кощей глубоко вздохнул, отвечая на ласку, и медленно раскрыл глаза навстречу теплой синеве его взора.

- Доброе утро, - с улыбкой сказал Иван в зеленые очи.

- Доброе… - подтвердил Кощей, сладко потянувшись всем телом, и мягко обвил парня руками, возвращая поцелуй. 

Молодой человек плотнее прильнул к нему, ложась сбоку от чародея и уткнулся лицом ему в шею, довольно шепнув:

- Хорошо как…

- Хорошо, - снова смежив веки, все так же умиротворенно согласился с ним Кощей, с тихой улыбкой перебирая золотые кудри у своего плеча. 

Довольно жмурившийся, Иван через некоторое время вдруг нахмурился и приподнялся, перехватив его за узкую кисть. Осторожно провел кончиками пальцев по повязке: 

- Как рука, болит?

- Нет, - с легкой досадой отмахнулся мужчина и добавил в ответ на скептический взгляд парня, неохотно признаваясь. – Только дергает еще немного.

- Давай я посмотрю, повязку обновить нужно…

- Потом, Ваня, позже!

Кощей невольно рассмеялся от его горячности, качнул головой, высвобождая руку. Решительно притянул Ивана обратно, почти укладывая на себя и настойчиво завладевая его губами.

Возражать таким доводам было трудно, прямо скажем, ни малейшего желания не находилось! Зато другие желания напомнили о себе со всей очевидностью. Иван с жаром поддержал его порыв, постепенно непроизвольно перехватывая инициативу, однако по всей видимости именно этого сейчас и хотелось его любимому. Кощей лишь выгибался, теснее вжимаясь в крепкое тело царевича, откидывал голову, подставляя под жадные поцелуи шею, и коротко выдыхал, всем существом подаваясь навстречу прикосновениям ставших вдруг обжигающе горячими рук. 

- Какой же ты… Невозможный!.. Невероятный! – словно в беспамятстве в ответ шептал ему в губы Иван, вновь принимаясь выглаживать и выцеловывать все, что так самозабвенно и щедро ему отдавалось. Вздрагивающий под его пальцами живот, податливо раздвинутые бедра… Молодой человек не удержался и сам застонал в голос, наконец добравшись до главного, провел губами и языком по всей длине напряженного члена, заставив разметавшегося под ним чародея захлебнуться жалобным всхлипом. 

Внезапно Иван оторвался от своего увлекательного занятия, выпрямился и сел, хлопком в ладоши подзывая нужное: он еще вчера обратил внимание, что не только те мелочи, совершенно необходимые двоим мужчинам в минуты близости и с некоторого момента естественным образом занявшие в опочивальне чародея свое место, - были убраны в неведомо какую даль, но и в целом покои своим нетронутым идеальным порядком наводили на самые тягостные и страшные размышления, оживляя в памяти, когда и какими он обнаружил их впервые. И оттого еще острее хотелось сейчас не просто заняться любовью, но окончательно изгнать этот страх, ощутить саму жизнь в непосредственном ее проявлении. Глядя в лицо мужчины с каким-то болезненным напряжением, он веско сообщил, словно приговорил:

- Соскучился по тебе – сил никаких нет! Каждую ночь тебя во сне видел, но как же этого мало…

- Мало, - с такой же убийственной серьезностью подтвердил Кощей.

Иван тяжело перевел дыхание, глядя в мягко мерцающие зеленые очи, но вот дальше он действовал не совсем так, как верно ожидал от него мужчина. Вместо того, чтобы войти в такое открытое, уже довольно разгоряченное ласками тело чародея, он поднялся над ним и сам опустился на его твердую плоть. Замер, приникнув к его губам, вновь и вновь выдыхая в них сокровенное и чувствуя, как пальцы Кощея от сладкой судороги с силой стискивают его плечи, невольно оставляя на коже царапины… Отстранился с торжествующе-довольной улыбкой и насадился снова, поймав ответное движение бедер навстречу. Вот так и только так! Не разрывая взглядов, не разрывая объятий, в унисон даже дыханием и биением сердца - до самого последнего финального вскрика на пике…

И чуть-чуть, - самую чуточку позже, - этого последнего, выплеснутого из себя мучительного накала, почти катарсиса, этого сакрального мига пустоты и торжества - он, горе-царевич Ванечка, Иван, - понимает. Понимает, что все правильно сделал, что только так и возможно было сейчас между ними. Принять это бесконечное, воистину запредельное доверие, оправдать которое попросту невозможно, ибо душа - цены не имеет… Но принять так, чтобы и его единственного, бесконечно дорогого человека, - хоть на мгновение отпустила эта боль!

А ночей и пробуждений у них будет еще много – всяких и разных, каких захотят. Он ложится рядом, даже не вытерев с себя его сперму, гладит его волосы, буквально дыша присутствием любимого и благодаря его за эти минуты. И ощущая даже не счастье, а нечто невыразимо большее, куда более значимое, - всего лишь от ощущения как льнет к нему чародей. 

И все же человеческая природа берет свое даже в самые проникновенные мгновения. Вернувшись в изрядно разворошенную постель, Иван поморщился, зарываясь обратно в одеяло: 

- Не охота вставать!

Кощей ехидно фыркнул, напротив, резко садясь:

- Так ведь мы никуда и не опаздываем, Ванечка! – уже поднявшись, с наслаждением потянулся каждой жилкой во весь рост, кося на плашмя развалившегося на кровати парня лукавым глазом. – Впрочем… Даже самые могучие силы подкреплять надобно! 

Ну да, им вчера не до пиров было, с этим Ваня согласился. А вот то, что для завтрака Кощей не из кладовых чего выбирал, а волшебством уже готовое принесть потребовал, причем не какие-то там изыски кулинарные, - это опять безжалостно возвращало его к осознанию насколько вовремя успел беспечный царевич вернуться! 

Проводил Иван неспешно удалявшегося Кощея взглядом, задумался и последовал за ним. Правда, завернул вначале в свои комнаты, где все лежало нетронутым, как он и оставил до отъезда. И это тоже болезненно царапало по сердцу, будто в где-то глубине заноза сидит и каждым шорохом ее задеваешь… Неужто уже не надеясь ни на что, не веря, к смертному часу себя готовя, - а все же ждал его Кощей? Или же попросту настолько тяжело ему было даже мысленно касаться того, что было связано с блудным царевичем… Иван потряс головой, с силой растерев лицо, и занялся тем, за чем собственно и пришел. Тоже ополоснулся по-быстрому, переоделся, прихватил нужное и как раз вовремя вернулся к Кощею, - тот тоже уже как раз заканчивал одеваться. 

Обернувшись, мужчина в легком недоумении выгнул бровь, заметив несколько странное выражение, с которым смотрел на него парень. 

- Насмотреться на тебя не могу! – со слабой улыбкой признался Иван. – Все чудится, вот закрою глаза и окажется, что это сон и бред… что ты никогда не простишь меня, и я по собственной наивной дурости потерял то единственное, ради чего живу. Прости меня!!!

- Ваня… - ошеломленно выдохнул потрясенный глубокой горечью его тона Кощей.

И прежде, чем он смог подобрать ответные слова, Иван шагнул к нему, добивая:

- Скажи, - молодой человек осторожно коснулся кончиками пальцев груди чародея, очерчивая видневшуюся в еще распущенном вороте рубашки цепочку, - я могу надеяться, что однажды ты вернешь мне это? 

Кощей в изумлении распахнул глаза, неуверенно повторив его жест и растерянно взглянул на… злосчастную подвеску-рыбку в своей руке, - а ведь и впрямь, с той самой роковой ночи он ее не снимал! Даже не задумался ни на миг!

- Ваня… - задохнулся окончательно сраженный чародей, только и смог вымолвить, протягивая ему кулон. – Ванечка, она твоя, свет мой!

Но Иван не сразу взял подвеску, вместо того принимая в свои ладони узкую кисть целиком. С той же горькой кривой улыбкой провел по охватывающему ее бинту:

- Не затянулась, - отметил он очевидное.

В самом деле, такую царапину бессмертный чародей должен был заживить не то что за ночь, а вовсе не отвлекаясь от неспешной беседы, а тут…

- Так ведь игла непростая была, - беспомощно проговорил Кощей.

- Как же я испугался!!! Как же я испугался, - голос сорвался, а молодой человек прижался к его руке лицом.

Кощей глубоко вздохнул, бережно приобнимая его за плечи и прижимая к себе: 

- Что ты, душа моя, успокойся!

Похоже, если вчера Иван был его опорой, возрождая к жизни, утешая и поддерживая, возвращая силы любить и верить, то сейчас пережитое накрыло его самого. 

- Ванечка, послушай пожалуйста, - спокойно и убедительно заговорил мужчина, заставляя его смотреть себе в глаза. – Тебе не нужно просить у меня прощения. В том, что случилось, нет никакой твоей вины. Ты ни разу не дал мне повода усомниться или упрекнуть тебя, а то, что я порой тебе выказывал… лишь свойство моего не самого безупречного характера! 

Молодой человек явно что-то хотел возразить, хмурясь, однако Кощей прижал пальцы к его губам, строго сказав:

- Помолчи, - и продолжил с той же ласковой силой. – Моя слабость, которой я даже не пытался противиться. Хотя мне следовало встретиться с тобою, рассказать о том, что услышал, разъяснить все, а не бросаться в крайности, сразу повергаясь в черное отчаяние. Я действительно ни в чем тебя не виню и хочу, чтобы ты знал. Мне нелегко было признать и еще труднее выразить словами, что именно ты для меня значишь… И все же, знай, - не игла была смертью Кощеевой, но лишь одна мысль, что ты можешь не любить меня, убивала куда вернее и надежнее! 

Кощей обнимал свое синеглазое счастье, слушая как тот судорожно переводит дыхание, потихоньку успокаиваясь, и мысленно прикидывал, что, пожалуй, достаточно с них пока объяснений. Самое время отвлечься на что-то безусловно радостное, например, - волшебный, красивый и полезный подарок, который как раз нужно опробовать в естественной среде, для которой он и предназначен. Чародей уже не находил идею с кольцами такой уж странной и безумной, а наоборот, расценивал все более привлекательной, но справедливо рассудил, что не стоит немедленно провоцировать новый виток взаимных признаний.

- Спасибо, любимый, - беззвучно шепнул молодой человек спустя какое-то время.

Кощей так же молча кивнул в ответ на недосказанное. Иван чуть отстранился со смущенной улыбкой:

- В самом деле не хочется из рук тебя отпускать!

- Как и мне, Ваня, как и мне, - усмехнулся чародей. Забрал у него кулон, так же, как и впервые надел на шею царевичу своими руками, расправив цепочку. – И все же…

-Да, - кивнул Иван, решительно возвращаясь к насущным заботам. – И мазь тебе надо будет обязательно сделать. 

- Хорошо, делай, - согласно опустил веки Кощей. 

Как раз, пока Ваня будет занят своими травками, ему хватит времени, чтобы убрать с глаз долой и запечатать понадежнее саркофаг. И без того парень только чудом еще не наткнулся на заботливо подготовленное для себя колдуном место упокоения, и вот это было бы уже совсем чересчур. 

- А после я тебе покажу кое-что интересное. Тебе понравится, - многообещающе заверил Кощей своего возлюбленного, ненавязчиво увлекая его к трапезной и давно накрытому столу. 

Так, за неспешной беседой прошел завтрак, после чего Иван принялся за обещанное лекарство, а чародей, проводив и понаблюдав за ним немного, спешно отправился исполнять задуманное. Он успел даже вернуться в лабораторию и заняться формой для колец, поэтому отыскавший его парень, застал Кощея за этим невинным занятием и ничего не заподозрил. Золотая плашка, в которую превратилась проклятая игла, - и то была предусмотрительно переложена из тигля и совершенно терялась на рабочем стеллаже на фоне остальных коробочек, колбочек, щипчиков и прочих всевозможных приспособлений, которые Ваня и назвать-то не мог, не говоря уж о том, чтобы сказать для чего они служат. Поэтому ничто не смогло сбить его воодушевленный настрой. 

Он со всем тщанием снова омыл ранку мертвой и живой водой, хотя крови не было, да и мгновенного результата не ожидалось. Однако игла прошила узкую кисть насквозь, ладонь с обоих сторон выглядела припухшей и синюшной. Нанес бальзам, аккуратно перебинтовал и зацеловал целиком. Впрочем, Кощей ничему не противился и не протестовал, молча наблюдал за ним с улыбкой в зеленых глазах.  

- Закончил? – в конце концов ехидно поинтересовался он, вгоняя парня в смущение. – Тогда идем твой подарок смотреть. 

Сама идея подарка заставила Ивана смешаться еще больше, а увиденное удивило несказанно. В центре одной из мастерских на креплениях была установлена… лодья. Выполненная с поразительной точностью, с соблюдением всех пропорций и деталей, разве что парус был свернут.  От носа до кормы округлые обводы корпуса украшала резьба, искусно скрывавшая в своих узорах колдовские руны и символы, но Иван не сразу задумался об этом, пораженный тщательностью и скрупулезностью работы.

- Красиво! – молодой человек провел пальцем по загнутому буквицей «рци» носу.

- Осталось только испытать, - небрежно уронил Кощей, хотя глаза его уже искрились от смеха.

- Так он настоящий?! – пораженно ахнул Иван, вытаращившись на безуспешно изображающего невозмутимость чародея.

- Конечно, - сообщил довольный произведенным эффектом мужчина, таким тоном, как будто это и правда было самой очевидной в мире вещью. – Нужно лишь спустить на воду.

- А как, где… когда? – только и смог вымолвить потрясенный парень.

- Да хоть сейчас собирайся, - наконец сдался и засмеялся Кощей. – Как пожелаешь, так и будет, Ванечка. 

***

Без сомнения, любой закат - это восхитительное явление. Тонущее в тумане рассеянное бледно-золотистое сияние, резкий высверк последнего луча, пробившегося сквозь пелену грозных туч не менее волнующи, чем плавящая пронзительную синь небосклона ало-золотая феерия. Соединяя же собой в этот миг две стихии, - она вовсе превращает очарование тихого вечерка на излете лета в грандиозное торжество. Море спокойно настолько, что безбрежная гладь кажется расстеленным полотном молочного шелка и не уходит за горизонт, а сливается с небом, создавая иллюзию бесконечности. Две тонкие линии облаков представляются ступенями, по которым пылающее багровое светило величественно спускается с высоты  в свою бескрайнюю купель. Снизу они смотрятся неожиданно темными, будто уже напитанными густой синевой ночи, и из-под них бьет сплошной ливень лучей, настолько плотный, что кажется – протяни ладони и можно набрать в пригоршни прозрачного света. Густыми мазками собирается он в поток и рекою червонного золота струится, бежит по мерно вздыхающей морской глади…  

Ладья тихонько покачивалась на якоре, чуть отойдя от речного устья, волны шелестели у борта, прогретый за день воздух терпко пах солью и немного смолой. Иван сидел на палубе, бездумно вбирая глазами движение светила и игру красок, и ощущал внутри себя такую же торжествующую безграничную тишину, как будто таким причудливым образом и этот корабль, и эти мгновения заходящего солнца - сейчас ставили финальную точку после всех недавних бурь.  

После вымораживающего душу ужаса, смешанного с неверием от известия об игле, после кошмара обыденной тщательности, с которой дом превращен был в склеп с гробом, после слез человека, волю и гордость которого не могли сломить даже самые тяжкие испытания… После лавины облегчения и безжалостного рвущего душу счастья, такого, что грани между ним и болью уже становятся неразличимы. После всех признаний и слов, существования на предельной остроте чувств – последней, завершающей фразой становится этот подарок. 

Выехали они из замка действительно практически немедленно, словно оба не сговариваясь торопились хоть немного заслониться от и не думавших блекнуть переживаний чем-то новым, незамутненно-ярким и чистым. К тому же, спуск вдоль реки, по руслу, без излишней спешки не гоня коней попусту, как раз занял почти весь день, отлично проветрив голову и настроив на нужный позитивный лад. 

Получив напутствие поцелуем, Ваня зашел в воду, стараясь не оскользнуться на крупной гальке, и вот уже извлеченная из сундука лодья резво отплыла от берега, на глазах увеличиваясь в размерах. Но не волшебство поражало и тронуло больше всего, а совершенно иное отличие творения кощеевых рук от обычных, ранее виданных царевичем кораблей: с первого же взгляда, поднявшись по сходням Иван оценил, что предназначен он лишь для них двоих. Не было мест для команды или грузов, зато путешествовать чародей явно предпочитал с комфортом, одни светильники и жилая рубка чего стоила! Даже по нужде можно было сходить со всем удобством, да и чтоб откушивать – не пришлось бы сидя на банке хлеб с луковицей жевать! И настолько все это идеально со всяческими корабельными снастями было организовано, что и те смотрелись не необходимым оснащением, а частью декора. 

- Как же оно управляется? – простодушно удивился молодой человек.

- Очень просто, - уверил его Кощей, проводив к рулевому устройству. 

И слушая его объяснения Иван соглашался, что и впрямь очень просто, так что доступно даже ему, абсолютно не способному к чарам и совершенно незнакомому с морским ремеслом, нужно лишь немножко внимания и старания. А заодно все глубже проникался впечатлением, сколько же труда – умственного и физического, - понадобилось чародею, чтобы продумать и исполнить свой замысел, сколько времени и усилий было потрачено. И сколько же любви было вложено в этот дар – безоговорочного доверия, предвкушенного ожидания, желания радовать дорогого тебе человека и разделять с ним его радость… Никакие слова не могли бы выразить больше!

Вот и сидел сейчас Иван, лелея в кольце объятий расположившегося в привычной для них позе возлюбленного – Кощей вытянул ноги, откинувшись спиной на грудь парня и безмятежно умостил голову у него на плече, прижимаясь виском к щеке, - и наконец-таки смог хоть немного уместить внутри себя осознание, каково это когда тебя ТАК любят. И твердо знал отныне, что нет такого на свете, чего бы он ради своего ненаглядного колдуна не сделал, чтобы вздоха его какая печаль-беда больше не колыхнула, чтобы очи зеленые не хмурились и не тосковали. 

Просто не сможет иначе. А извинения, мольбы о прощении, то и дело захлестывающие разум порывы как-то искупить, исправить сразу сделанное и не сделанное – в самом деле не то чтобы излишни. Они попросту неуместны, поскольку отношение к сути связующего их, происходящего между ним и чародеем имеют весьма слабое. Все, что действительно необходимо, то, чем только и возможно ответить взамен – всего лишь любить его. 

Как Иван делал всегда. Целуя пальцами темные, чуть влажные шелковистые пряди, лаская губами близкие к ним висок и скулу, чащу благосклонно опущенных долгих ресниц, ушную раковину и самое уязвимое место - под волосами, у мочки, чтобы перейти от него по откинутой навстречу внезапным притязаниям шее - к надплечью, сдвигая ворот рубашки и подбираясь к ключице. 

Молодой человек не отслеживал момент, когда нежность перешла в неприкрытую страсть. Он уже оглаживал бедро, живот выгнувшегося мужчины, забравшись ладонью под одежду… Однако все же не решаясь пока совсем уж нахально запустить руку ему между ног к самому естеству, хотя Кощей никак не возразил на его действия, молча подставляясь под ласки. 

Вдруг чародей извернулся всем телом, поворачиваясь к парню лицом, ловко оседлал его бедра и обжег жадным яростным поцелуем, да так, что у Ванечки враз в глазах потемнело, голова кругом пошла! Свет белый померк, заслонили его собой колдовские бездонные очи на краткий миг, когда прервал поцелуй Кощей, запустив пальцы в золотые кудри и заставляя Ивана запрокинуть голову. Нависая над ним, чародей целовал его неумолимо, неистово, властно. До нехватки воздуха в груди и радужных пятен под веками. Упавшие вперед длинные пряди темным занавесом отгородили от прочего мира вокруг, Иван тонул в нем, исступленно хватаясь за плечи мужчины, обхватывая сильный, гибкий, как у змеи стан и вжимая в себя до боли и пресекшегося вдоха…

Кто из них кого и как разоблачал – сказать затруднительно, лишь в какой-то момент исчезли последние хлипкие препятствия между ними, открывая рукам и губам больше простора и позволяя ощущать друг друга уже всей кожей. Неудобство, которое доставляло твердое дерево, казалось, только добавляло остроты ощущениям. Погружаясь в жаркую тугую глубину изумительного тела, молодой человек все же постарался придержать чародея под спину, но Кощей сам резко подался навстречу, цепко оплетая бедра парня ногами и тотчас задавая ритм движений, так что Ивану не оставалось ничего иного, как окончательно сорваться в безумие вслед за ним… 

Выплеск ошеломил обоих, накрыл будто штормовой волной, ослепляя и выбивая дыхание, и схлынул, оставив лежать в изнеможении, без сил разъединить переплетение членов. Тем временем, к побережью на мягких лапах подкралась ночь. Распластала над миром огромные крылья, тысячью сверкающих глаз глянула вниз на утомленных взаимным пылом людей, сплетение их разгоряченных обнаженных тел, и дохнула в лицо освежающей прохладой – все хорошо. 

Кощей фыркнул и тихо засмеялся, уткнувшись в шею разомлевшего царевича:

- Да уж, Ваня! Вижу, что подарок тебе по сердцу пришелся! Хотя, сдается мне, корабли, когда на воду спускают, обычно иначе испытывают.

Иван приподнялся, пытливо заглянул в хитро мерцающие очи и протянул словно бы в задумчивом сомнении:

- Ну, мы еще не закончили…

- Вот как? – с деланой озадаченностью выгнул брови Кощей, уголки губ подрагивали в коварной улыбке.

- Можем попробовать и иначе, - самым невинным тоном заверил его молодой человек, пальцы его нежно поглаживали чародея по груди у соска. – Испытаем со всем усердием и прилежанием!

- Старательный мой! – покивал Кощей, продолжая подразнивать парня.

Счастливый смех плыл над палубой, перемежаясь поцелуями, теплым счастливым светом полнились взгляды, и казалось, сам воздух вокруг наполнен радостью и любовью, опьяняя и кружа головы без вина. 

***

Солнце, еще бледное, под стать прохладному ветерку, пока еще только вставало откуда-то из-за покрытой сплошным темным покровом леса горы, когда Иван с наслаждением шлепая босыми ногами по светлой доске палубы, вышел из рубки и прямо с борта кинулся в призывно мерцающую рябь волн. Хотя уснули они вчера лишь тогда, когда небосвод уже начал светлеть опаловой дымкой, а ночь окончательно отступила, свернув свой роскошный покров из поблекших звезд, молодой человек чувствовал себя вполне свежим и полным сил для нового дня. Пара часов сна и бодрящее купание привели его в приподнятое настроение, особенно после того, как к нему присоединился проснувшийся гораздо позже Кощей. 

Тот последовал Ваниному примеру, первым делом нырнув в воду, и Иван невольно залюбовался – казалось даже в таком незамысловатом занятии как плавание, мужчине присуща какая-то особая завораживающая грация движений. 

- Ни одна морская дева с тобой не сравнится! – зачарованно вздохнул парень на ехидно выгнутую бровь чародея. – Ты будто родился там.

Кощей фыркнул, забирая из его рук полотенце, и ответил вполне серьезно:

- Нет, Ваня, море все же не моя стихия. Конечно, противопоставить ей я могу больше, чем обычный человек, но нужной связи с нею у меня нет. Я могу напрячься и заставить исполнить мое повеление, но единожды и ненадолго, море останется чуждым мне. Так что здесь я такой же гость, как и любой другой. 

- Мне просто нравится на тебя смотреть, - беззаботно пожал плечами Иван, - иногда вовсе глаз не отвести.

- Только иногда? – с необидной насмешкой поддел его Кощей, и молодой человек укоризненно улыбнулся ему.

Приятно начавшийся день прошел так же мирно и славно, преимущественно за обучением царевича управлению волшебным кораблем. Они отплыли в открытое море, хотя недалеко и пришлось возвращаться обратно: взятая с собой провизия подходила к концу. Иван искренне посетовал, что не догадался захватить с собою снастей, - такая рыбалка должна была быть сплошным удовольствием, да и от запечённой свежепойманной рыбки никто бы не отказался.  

- Да, вполне, - согласился с ним лениво жмурившийся на солнце чародей. Все же не удержался и с намеком проехался. – Что ж, испытания прошли успешно… 

У Ивана за его спиной хватило совести смущенно покраснеть при мыслях о настолько бурной ночи, и он покрепче сжал руки на талии мужчины, между тем продолжавшего уже деловым тоном:

- … в самом деле, осталось только определить отправимся мы куда-либо сейчас и куда именно, да о припасах позаботиться. 

- А ты говорил, что не умеешь делать подарки, - блаженно улыбнулся в темные волосы молодой человек.

- Еще я говорил, что умею учиться на своих ошибках, - нарочито назидательно парировал Кощей.

Однако эти его слова неожиданным образом расстроили парня. Точно очнувшись от грез, Иван разжал объятья и отошел к борту:

- В отличие от меня, - с кривоватой усмешкой заметил он и неохотно пояснил явственно недоумевающему мужчине. – Уж второй раз приходится от родичей сбегать, так что пятки сверкают!

Кощей тоже мгновенно и резко помрачнел, жаркий летний денек, на который горазд бывает конец побережного лета, в раз показался уже не таким ярким и теплым. Почему-то до сего момента он был уверен, что Ваня вернулся к нему истосковавшись не меньше, чем он сам, и действительно испугавшись за него после встречи с Серым (уж волчий-то след на своей границе он всегда узнает, после стольких-то лет «сотрудничества»)… Причем тут родственники?!

Упоминание о них будто бы умаляло все то, что снова наполняло его жизнь целых два дня после внезапного возвращения царевича, пригасило его и без того не особо уверенное ощущение счастья, его еще не успевший вновь окрепнуть росток... Словно злорадно посыпало солью на едва затянувшуюся рану, - по старой памяти. 

- Расскажешь? – чуть глуховато предложил мужчина.

Ну, он ведь в самом деле не знает подробностей о том, что именно происходило в царской семье, правда? Почему бы и не спросить, тем более, что это так сильно задело его возлюбленного, с кем теперь бессмертный чародей неразрывно связывал саму возможность своего существования. 

Не замечая его напряжения, Иван хмуро кивнул. Впрочем, он вправду не видел резонов что-либо скрывать от любимого колдуна, да и вообще, никаких страшных тайн не раскрылось бы. А с кем и поделиться тяжестью на сердце, как не с ним?

- Не то, чтобы бы было много чего рассказывать, - все же заверил он чародея и улыбнулся помимо воли. – Дорога выдалась – будто прогулка в садочке…

Кощей утвердительно опустил ресницы, подтверждая подозрения парня, что да, это и впрямь он постарался, где поколдовал чуток, а где через нелюдь свой приказ передал беречь и охранять.  

Молодой человек понимающе хмыкнул и продолжил, слегка поморщившись:

- Встретили меня… громко, - с трудом подобрал он слово. - Ведь без всяких шуток за пять-то лет успели отпеть и похоронить, еще Моревна, чтоб ей, постаралась. 

Кощей внимательно слушал его рассказ и потихоньку успокаивался. Он видел, семья всегда имела для Вани большое значение. Если авторитет старших братьев подрастерял свою непререкаемость исподволь, попросту в силу взросления самого Ивана и приобретения им собственного жизненного опыта, подкрепившего убеждения и позволяющего им оформиться окончательно, то родители по-прежнему оставались для него значительными фигурами. Тем болезненнее для младшего царевича стало их отношение. Если перед братьями Иван чувствовал себя равным, высказывая и отстаивая свою точку зрения без всякого внутреннего стеснения, то касательно родителей все его воспитание требовало послушания и почтения к мудрости старших. 

Вот только мудрости-то как раз в их поступках заметно и не было! Как назвать мать, которая притворяется больной, чтобы так, обманом, удержать подле себя сына? А всех остальных, которые не видят ничего дурного в том, чтобы насильно женить на постылой девице? То-то, уж точно не мудрыми. Неудивительно, что Иван категорически отказывался это принимать и понимать, тем более, что ему было что терять, за что бороться и куда возвращаться. 

Хотя, по большому счету ничего вроде бы такого уж трагического в поведении семейства не усматривалось. Рассуждая отвлеченно, не они первые, не они последние, кто решал судьбу своих детей не спросясь даже для приличий. И не задумываясь о том, что с этим решением и его последствиями жить потом не им. 

Вот только кто же способен о подобном рассуждать холодно и логично, когда это тебя касается самым непосредственным образом? Кощеем уже мало-помалу овладевала хорошо скрываемая ярость. 

- А ведь Федор про нас догадался! – в отличие от него, у Ивана высказанная печаль вроде бы как отошла от сердца. Проницательность старшего брата, очевидно, его лишь забавила.

Кощея она тоже не огорчила, как и не задело то, что Ваня не стал сам про них перед родней откровенничать. Он прекрасно понимал причины, почему парень не стал делать этого сразу, а потом видать, желание раскрывать душу и делиться сокровенным - вовсе отшибло.

- И что же он сказал? – крайне сдержанно осведомился мужчина, с преувеличенным интересом разглядывая свои ногти, а услышав ответ, очень нехорошо прищурился. – Даже так… 

- Ага! – невесело усмехнулся Иван и тоскливо закончил. – Знаешь, я ведь понимаю, что ничего дурного они для меня не хотели, наоборот. Даже то, что Федор меня запер и собирался тебе выдать, - так любовнику, а не на пытки и не на смерть! Только все-равно, и горько, и тошно как-то…

Кощей остро взглянул на него и поднялся, прошелся пару раз вдоль по палубе.

- Не на пытки, говоришь… - наконец процедил мужчина скорее своим мыслям, чем обращаясь к парню. - Ну-ну! Посмотрим. 

Молодой человек приблизился к нему, и чародей с готовностью приобнял его, ласково поцеловал в уголок губ, погладил по щеке, но было заметно, что думает в этот момент он о чем-то другом. 

- Что ты, любимый? – Иван уже сам забеспокоился, слишком уж странную реакцию вызвало его повествование.  

Кощей высвободился из его рук и снова походил в сосредоточенной задумчивости, а потом вдруг в самый неожиданный момент замер на месте и круто развернулся к и без того выбитому разговором из колеи царевичу, теперь к тому же озадаченному и встревоженному еще больше:

- Ничего, Ванечка! Ты прав, совсем ничего особенного… -  чародей стремительно подступил к парню, крепко обнял его за плечи, однако взгляд его все так же упорно скользил куда-то в сторону. – Просто я понял, куда нам с тобой в первую очередь сплавать стоит. Поэтому пообещай мне…

Он запнулся надолго, и Иван не вытерпел:

- Что?

Лишь тогда Кощей прямо взглянул ему в глаза и потребовал предельно четко:

- Что не будешь ни о чем меня спрашивать. И что бы я не сказал или не сделал – ты не вмешаешься.

- Обещаю! – обескураженно заверил Иван. – Что ты за…

И тут же прикусил язык, - не спрашивать. Кощей удовлетворенно усмехнулся и вскинул голову: именно так, Ванечка! Именно так.

***

Признаться честно, жестокая решимость, явственно читавшаяся во всем облике чародея, несколько пугала. Однако Иван молчал и не встревал ни в его сборы, ни в определение курса не только из-за поспешно данного обещания. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, куда именно Кощей направлял корабль, поэтому молодой человек совсем не удивился, когда судно достигло широкого речного устья и благодаря волшебству стало подниматься против течения. Не удивился он и промолчал, когда вовсе уж начал узнавать родные места. Он много думал за это время и пришел к определенным решениям. 

Во-первых, Иван прямо признал, что хотел бы этого визита может быть даже больше самого Кощея. Еще не так давно он отчаянно кричал любимому, что не предавал его и лишь по непреходящей своей наивной глупости попал в сладкую ловушку, и до сих пор считал важным, чтобы чародей к тому же убедился в этом воочию. Даже не из-за сложного и недоверчивого характера мужчины и каких-либо возможных опасений на его счет, а хотя бы просто потому, что прекрасно его понимал. Он сам на его месте чувствовал бы тоже самое. 

Чего уж греха таить, коли даже новость о том, что в его отсутствие Василиса навещала Кощея, Ванечку изрядно взбаламутила и вместо примирения, разговор с подругой свернул совсем в другую сторону, хотя он отчетливо осознавал всю абсурдность своего недовольства.

- Дурак ты, Ванюша! – вполне ожидаемо разозлилась глубоко разобиженная Василиса. – Как есть дурак, со своими ревностями! Нашел кого и к кому! Я, значит, за них переживаю, аж сердце зашлось как тоску Кощееву увидела по тебе, чурбану бесчувственному… Я помочь стараюсь, Горыныча слезно прошу, чтобы тебя, дубину стоеросовую, поторопил… А он мне тут претензии предъявлять вздумал!!! 

В общем, спасибо и на том, что взашей не вытолкала, в самом деле в полено какое не обратив.

Впрочем, и без ее помощи Иван хорошо представлял ту бездну, что скрывалась за обычно внешне безмятежным ликом чародея, и тем острее было желание, чтобы даже самая легкая тень сомнений не тревожила боле его душу. 

Потом, к чести его сказать, молодой человек ни на миг, ни капли не усомнился в избраннике, чтобы даже допустить в свои мысли то, что тот намерен устроить кровавую баню. Не такой Кощей человек! Да и рассуждая с холодной головой, - уж если до сего момента тот не сорвался в смертоубийственное безумие, несмотря на все перипетии его судьбы, то теперь-то ему с чего такое начинать? 

Иван даже позволял себе понимающе усмехаться изредка, - Кощей всегда отвечает р а в н о ц е н н о. Ну так, потрепать кое-кому нервы взамен собственных, и он, опять же, не откажется! Что уж говорить о Кощее, который здесь, пожалуй, самая пострадавшая – причем опять безвинно – сторона, так что чародей будет в своем праве безоговорочно. И ни совесть, ни сожаления, что вроде бы как самолично подвигнул колдуна ополчиться на своих родных – сколько-нибудь значительно парня не беспокоили. Начать с того, что Иван в принципе не видел ни повода, ни причины утаивать от своего суженого что-либо, - стыдиться ему нечего, и коли любят, то не обманывают и не замалчивают. 

В свою очередь, обижаться на мужчину тоже было не за что: уязвить в ответ на откровенность могло лишь равнодушие, а как раз равнодушным Кощея по итогам беседы назвать можно было с большим трудом. Молодой человек ясно видел усиленно скрываемый от него гнев чародея, корни которого уходили вероятно далеко в прошлое самого мужчины. Вряд ли Кощей вообще способен искренне расценивать семейные отношения как нечто безусловно положительное благодаря своей искалеченной юности или же питал теплые чувства к роду, породившему такое исчадие как Ванин благополучно покойный дядюшка. Так что Иван, любовь к нему и доверие чародея – это как раз уникальное счастливое исключение, достигнутое долгим терпением, чистосердечной заботой и неподдельной нежностью, в которых нуждается даже самый сильный человек.  

Поэтому, учитывая все обстоятельства, не сомневался Иван и в другом, - что поездка в отчий дом станет в некотором роде очередным испытанием и для него. Иначе зачем было требовать от него такое категоричное обещание? Нет, чтобы не задумал Кощей, но сделано это было точно неспроста. 

К тому же, надо было быть слепым идиотом, чтобы не заметить волнения и тревоги чародея, долгих и пристальных взглядов, которыми тот одаривал задумчивого царевича, когда полагал, что Ваня не видит, болезненной ноты, проскальзывающей иногда в их ласках и близости. Только вот свой выбор Иван сделал давно, задолго до того, как летел, вцепившись в загривок Серому обратно в замок, и согласен был хоть целую вечность каждый день доказывать своему подозрительному, но единственному и самому дорогому на свете колдуну, что любит. Так что подтвердить это родичам прилюдно не вызывало у него никакого внутреннего замешательства. Так будет честно и правильно, и он был уверен, что найдет нужные слова. Давно пора было прояснить вопрос раз и навсегда.

 И все же финальная часть приготовлений способна была в ком угодно пробудить сомнения и опасения. К городу они подошли глубокой ночью, в самый темный час, и причалили не к пристани, что у главных, Городецких ворот, а немного не доходя, лишь в пределах видимости городских стен. Перед тем Кощей куда-то надолго отлучался, а вернувшись, позвал Ивана за собой. Они сошли на берег и вместе поднялись на холм, откуда открывался прекрасный вид на Пятницкий конец – небольшой посад перед Пятницкими же воротами, за которыми располагался Большой торг. Здесь, обычным хлопком, - каким-то образом чародею удалось привязать к кораблю своих невидимых слуг, правда сколько и сколько их вообще Иван даже не пытался разбираться, - Кощей распорядился разбить себе шатер, что и было исполнено в мгновение ока.  

Шатер вышел на загляденье – из черного, расшитого серебряным рунным узором шелка и, насколько молодой человек мог судить, с одним из символов Мары на штандарте, где два треугольника соединялись острыми вершинами. Сюда же был перенесен здоровенный железный сундук, в котором при ближайшем рассмотрении оказалось сложено нечто вроде нагрудников. В центр каждого их них Кощей из другой прихваченной с собой кованной шкатулочки вставил по круглому, размером чуть меньше перепелиного яичка, кристаллику, матово переливающемуся в темноте рассеянным молочным сиянием. Отступил и скомандовал коротко:

- Встать! 

Тотчас по его слову металл потек, он хоть и не плавился, а будто бы рос на глазах, дополняя и надстраивая отсутствующие детали, и вскоре перед шатром стояло несколько десятков фигур, похожих на полностью одетых в причудливый доспех воинов… Похожих, да. Если конечно не учитывать серповидные шипы на плечах, предплечье, по бокам голеней и на латных перчатках, и что оружие растет прямо из ладоней, а в прорези шлемов не было лиц. Туда будто вползла ночная мгла, чуть разбавляемая тусклыми бледными огоньками. Ивана нескрываемо передернуло.

- Ну вот теперь пора, - негромко заключил Кощей, неслышно приблизившись к нему со спины. 

Молодой человек с усилием оторвался от специфического зрелища, обернулся на голос и замер, увидев, что гибкий стан чародея под плащом тоже одет в булат. И там, внизу на реке, качался в утренней дымке уже не их кораблик, красивый и ладный, будто радостная звонкая песня, а во множестве своем нечто хищное, грозное, ощетинившееся неведомыми жуткими орудиями, казалось только и ждущее отмашки для стремительной атаки. Иван тихо ахнул, оценив состав и размер неведомой флотилии, внезапно возникшей на пустом месте. 

- Что ж, если даже на тебя подействовало… - дернул губами в усмешке Кощей, зорко следя за реакцией парня, и спокойно заметил. - Это – иллюзия. А вот это уже не совсем. 

Он указал на лесочек поодаль. Обычно меленький и редкий, на просвет видный, сейчас тот словно бы разросся, подобрался и встал густой стеной, враждебно гудя словно под несуществующим ветром. Только полный дурак рискнул бы сунуться туда без крайней нужды…

Иван пораженно покачал головой и снова повернулся ко внимательно наблюдавшему за ним чародею. Однако если мужчина и ждал от него вопросов или возмущений, то не дождался. 

- Я помню, что обещал не вмешиваться, - все-таки нарушил напряженное молчание молодой человек и с легким укором улыбнулся, твердо выдержав пронзительно-острый взгляд зеленых очей. 

И что-то дрогнуло в их глубине в ответ, Кощей ощутимо расслабил плечи, опустил ресницы с толикой признательности и облегчения и мягко попросил:

- Хорошо. Тогда побудь в шатре, Ваня, не показывайся пока. 

Иван пожал плечами и без тени недовольства проследовал куда было сказано, тем более, что даже оставаясь внутри он мог отчетливо видеть и слышать все, что бы ни происходило вокруг.                                                                                                    

А происходило там страшное! Беда, какой не знали за неведомо какую вину, обрушилась в то утро на ни о чем не подозревавших людей. Еще вчера они спокойно легли спать, чтобы отдохнуть перед новым днем, полным насущных трудов и забот, - иногда приятных, иногда не очень, - а сегодня в их дома врывались кошмарные черные воины. Они были неуязвимы для топора или вил, для огня или кипятка. Они были бессловесны и неумолимы, они находили жертву в любом убежище, вытаскивали за что подвернулось и вышвыривали вон из дверей, за ворота и под детские визги, крики и вой гнали подальше от родных домов туда, где стояли чужие корабли и за ночь вырос черный шатер…

Стоявший в его тени Иван скрипел зубами, но когда вся эта толпа расхристанных людей приблизилась на достаточное расстояние, невольно разжал кулаки и задумался: конечно, пострадавшие среди них были. Кто с порезами, кто побитый и оглушенный, но не более того, не говоря уж о трупах или тяжелых ранах. Да и время для нападения, как оказалось было выбрано идеально, - работный люд встает рано, так что голым с постели выдернули разве что самых малых детишек. Остальные уже поднялись и приступили к домашним хлопотам, просто еще не успели разойтись кто куда по другим делам. 

Зачем этот переполох Кощею он предположить не смог, поэтому остался на месте и продолжил наблюдать. Между тем баб и ребятишек споро отделили от мужчин, и когда цепь Кощеевых солдат распалась, вокруг них в тот же момент вспыхнула частая тонкая сеть из белых лучей, уходившая вверх над головами еще почти на сажень. Какая-то красивая молодайка кинулась было на нее, но с воплем упала назад на руки товарок, тут же загомонивших и запричитавших над ее ладонями – кожа на них мгновенно покраснела, сморщилась и растрескалась как от сильного ожога. 

- Осторожнее, - внезапно раздался звучный и сильный голос, мгновенно перекрывший весь шум. – Она может прожечь насквозь! 

Совершенно непонятно откуда, перед напуганными и разозленными людьми появился сам чародей. Выглядел он еще более ужасающе, чем его железные солдаты, а от всей тонкой фигуры веяло гнетущей мощью. 

- Правильно, - Кощей прошел вперед и остановился напротив парня, кинувшегося было к женщине, но запнувшегося на середине шага. Смерил его оценивающим взглядом и равнодушно сообщил. – Убить меня ты все равно не сможешь. 

По его взмаху прочих мужчин окружила такая же сеть.

- А если проверить?! – отчаянно выплюнул тот, с ненавистью глядя в мерзкую харю врага, прямо в горевшее в темных провалах глазниц зеленое колдовское пламя. 

Чародей рассмеялся и его смех неожиданно оказался красивым, чарующе-бархатистым и благозвучным.

- Лучше не трать зря время и силы, - посоветовал он таким тоном, будто бы подобное предложение доставило ему удовольствие, – а послушай. Если ты мой приказ исполнишь в точности, то я и тебя отпущу, и твоих соседей больше пальцем не тронут, никто из них не пострадает больше, чем уже есть. 

Любые звуки – как отрезало после его слов, даже младенец, которого взволнованная мать слишком сильно прижимала к груди, лишь недовольно покряхтывал, вместо того, чтобы заходиться плачем.

- Что нужно делать? – опустив голову тускло спросил молодой мужчина после минутной заминки, плечи его обреченно поникли.

- Ничего постыдного или непосильного, - холодно заверил его колдун и указал шипастой дланью в сторону освещенных рассветным солнцем крепостных стен, где уже во всю было заметно движение, скорее смахивающее на паническую беготню, чем на подготовку к обороне. - Сейчас ты пойдешь в город и потребуешь, чтобы отвели тебя прямиком к самому царю. Рассказывать обо мне можешь кому угодно и сколь угодно в каких хочешь подробностях, ему же скажешь так: явился к нему не кто-нибудь, а сам Кощей Бессмертный...

Слитный вздох ужаса разнесся над холмом, стала былью страшная сказка. 

- Явился не за данью какой и не за полонянниками, - с тем же ледяным спокойствием жестко продолжил чародей, – а за тем, что его по праву, и зело он гневен нынче. Посему, пусть до заката выдаст мне живым или мертвым Ивана-царевича. Ну а ежели промедлит либо вовсе не выдаст, то пусть тогда на себя пеняет – я от его царства ни пепла, ни косточек не оставлю!

Кощей вытянул на этот раз левую руку и от нее вырвался сноп бело-голубого огня, молниеносно пролетевший далеко к самым пристаням, и в единую секунду дерево построек, которого оно касалось, почернело, обуглилось и рассыпалось прахом. 

***

Выдохнул и Иван в шатре, хотя по другой причине. Трудно передать изумление, в которое повергло его требование чародея, а потом он кажется понял и не без восхищения признал каверзную изощренность его ума. Да уж, Кощей умел бить по самому больному!

Разумеется, целью его был не посад и не его бедные жители, однако без такой демонстрации силы вряд ли угрозу восприняли бы серьезно, к тому же немедленно. Теперь же он попросту не оставил им достаточно времени, чтобы опомниться, что-нибудь придумать или же собраться военными силами для успешного отпора. Да и колдовское пламя стреляло не бездумно абы куда, не по курятникам да сараюшкам прошлось, а снесло причалы с портовыми строениями и покорежило корабли, что у тех стояли так, что остались целыми только некоторые рыбацкие лодочки и попытаться подойти к иллюзорной флотилии, чтобы разгадать обман, - было не на чем. 

А вот для чего же это все было сделано и принародно озвучено… Мда, какой удар по престижу царской фамилии! Ведь именно государь несет ответственность за безопасность и благополучие подданных, касается ли дело иноземных врагов, усобиц или же банальных разбойничков. Его забота править так, чтобы по справедливости обеспечить мир, порядок и благочиние. А здесь все и сразу оказалось нарушено, да еще не из-за вражьего коварства и подлости, а по собственному же недомыслию, о чем нынче же станет известно даже последнему подпаску и его глухой бабке. Суровый и меткий удар по Федорову самолюбию. 

И это еще только начало. Не ему тягаться с Кощеем в прозорливости. 

Впрочем, как и не Георгию – в молодецкой удали и умениях воинских. Кощей, только было вошедший в шатер, не успел ни шлем снять, ни сказать что-нибудь, как из-за стен раздались прекрасно различимые в чистом утреннем воздухе характерные звуки, - трубили сбор и боевой порядок. 

- Быстро. Предсказуемо… и глупо, - кратко высказался чародей и издевательски полюбопытствовал. – И кто это такой торопливый?

- Средний мой брат, - не задумываясь отозвался Иван и про себя вынужденно с ним согласился. 

Насколько он помнил и знал, в столице никогда не было большого числа воинов, Георгий предпочитал держать их на южных заставах, либо к северу у волоков и на перекатах выше по течению, и регулярно объезжал границы сам с личной дружиной… Вот, собственно, с нею он и вышел, потому что снимать гарнизон со стен было опасно, а поднять и вооружить ополчение за те полчаса-час, что невольный гонец шел от лагеря Кощея, через ворота и город к царскому дворцу – было попросту невозможно. Поэтому он не знал, как лучше охарактеризовать поступок брата: толи как самоубийственную храбрость и браваду, толи как смелость отчаяния на грани самопожертвования... Но зачем?

И, как подозревал молодой человек, в любом случае жертвования напрасного, поскольку для Кощея такое возмездие было бы слишком просто.

- Что ж, значит поприветствуем его как должно, - съязвил мужчина, сполна оправдывая его опасения. Он перешагнул за шелковый полог, сладко напомнив. – Помни об обещании, Ваня! 

- Забудешь тут, - невесело хмыкнул Иван, однако покорно остался в шатре. 

Если любимый хочет, чтобы он доказал свою верность таким способом, то послушание, право, пустяк по сравнению с тем п о ч е м у тот может этого хотеть.

А между тем, люди и големы выстроились в боевые порядки напротив друг друга. Железных воинов Кощея было много меньше, но они и не были живыми, - они не будут истекать кровью от ран, они не оступятся из-за усталости, увечья или боли, не промахнутся и не дрогнут. И не умеют умирать. Иван догадывался, что чтобы их остановить нужно бить в камушек на нагруднике, не иначе, но для того еще требовалось подобраться и попасть, а человек уязвим даже в самой прочной кольчуге!

Иван не хотел видеть того, что будет дальше. Он отошел в самую глубину шатра и сел за приготовленный для их удобства столик, опустив голову на скрещенные руки. Он никого не винил, не чувствовал в себе сил и права вмешаться, но видеть то, что должно последовать – решительно не хотел!

Правда, это не избавляло от необходимости слышать, а расслышав – царевич за доли секунды оказался на ногах у удобно отдернутого полога: Кощей на своем конном монстре как раз выезжал на встречу богатырю…

Тому самому, который на пиру показывал, как удобнее захват делать, чтобы наверняка поганому колдуну шею свернуть. Но сейчас было не до похвальбы, речь его, обращенная к чародею была сдержанной и достойной, хоть в былины вставляй примером, - ядовито заметил себе Иван. Еще бы, на миру и смерть красна, разве ж можно перед честным народом в грязь лицом ударить!

Вместе с тем, Кощей выслушал его вполне благосклонно и даже покачал головой вроде бы с искренним сожалением: 

- Все верно, - спокойный голос его далеко разносился над холмами и каждое слово было отлично слышно. - Да вот задача, богатырь, не хочу я с тобой на смерть биться! Время ваше еще не вышло, а Правда итак на моей стороне. Мне царевич Иван Слово давал, заветное, и я его принял. Мой он на веки вечные и никакой бой этого не изменит!

Было заметно, что заявление Кощея выбило воина из колеи, сбив настрой и поколебав праведное негодование. Трудно сказать о решимости остальных дружинников не щадя живота постоять за правду, за землю русскую, но выставленный поединщиком богатырь явственно задумался. Видать, он не только палицей махать умел да языком чесать, а поболе других знал о том, что значит настоящее Слово и что такие слова делом подтверждать требуется. И это обстоятельство несколько меняло для него картину бесчестного Кощеева нападения, а еще точнее кардинально переворачивало акценты. Хотя, так ли уж нужно держать данное поганой нечисти слово?

Однако, узнать какое решение все же принял бы без сомнения доблестный витязь, что ответил бы вдруг решившему так явно и ультимативно заявить о себе великому колдуну – не довелось. Его крохотная заминка тем не менее была очевидна не только Кощею и привела в ярость главного инициатора силового решения проблемы. 

- Не бывать тому! – Георгий взревел, приказывая тотчас трубить атаку. – Как не бывать тому, чтобы русичи русича врагам выдавали!

Что ж, в одном ему не откажешь, довод в пользу своей бескомпромиссной позиции средний царевич нашел единственно верный. При такой постановке вопроса уже не существенно есть ли вообще затребуемый царевич в наличии, принципиально уже другое, и любой, кто попробовал бы хоть что-то возразить, был бы немедленно заклеймён позором, как трус и предатель. 

Но вот результат его действий оказался совсем не тот, на какой надеялся Георгий. Стремительный натиск захлебнулся практически сразу. Не тот это был противник, которого можно взять наскоком и порубить в мелкое крошево, тем более что численный перевес дружинников все же не был настолько велик, чтобы стать подавляющим. Зато Кощей во всю воспользовался преимуществами своих воинов и без всяких лишних чар продолжал безжалостно изматывать противника, постепенно выманивая подальше от крепостных стен. 

Если Георгий и понял его маневр, то либо всерьез рассчитывал все же подавить врага слепой отвагой, либо – что вероятнее, - упорно рвался к самому колдуну, желая прекратить все одним махом. А одним – никак не получалось, Кощей разумеется вовсе не торопился подставляться под удары. Он буревестником реял где-то поблизости, терпеливо выжидая, выбешивая своего недруга все больше и заставляя окончательно потерять осторожность. И в какое-то неуловимо малое мгновение добился своего, - нет, молниеносный взмах сабель не снес буйну голову царевича с плеч. Кощей легко поднырнул ему под руку, уклоняясь от меча и первый удар нанес неожиданно слева, наискось снизу вверх доставая до уязвимых мест. Сабля не прорубила кольчуги, но рука со щитом обвисла, и тогда за молниеносным разворотом последовал второй удар. Шлем тоже не подвел, как и бармица, зато голова оказалась не такой крепкой, да и даже скользящего удара наверняка было достаточно, чтобы перебить ключицу… А затем оглушенного военачальника шустро подхватили, не давая даже покачнуться, скрутили и уволокли. 

К тому мигу, как люди вокруг опомнились, спохватились – и чародей, и его новый пленник были уже в недосягаемости. И вполне понятно, что войско растерялось: кто-то рвался на мечи отвоевывать командира или хотя бы пасть с честью, а кто-то обоснованно рассудил, что так-то уж точно и сами поляжем, и другам своим не поможем. Всеобщее единство оказалось разрушено, и дружина дрогнула…

Да уж. Такое поражение трудно снести! Особенно когда враг не зверствует, а ажно само великодушие, позволяя свободно уйти обратно в город и забрать своих. А Кощей взаправду даже не злорадствовал: приковал мужчину взмахом руки к верстовому столбу в пределах досягаемости, проследил как волочется разбитая рать, пряча глаза друг от друга, да и ушел к себе в шатер, явно давая понять, что он-то своего намерен дождаться несмотря ни на что. 

***

Едва пройдя за полог, чародей напоролся на тяжелый взгляд напряженного Ивана и резко замер, будто опасаясь встретить удар. Но уже в следующую минуту, стиснув зубы, молодой человек шумно перевел дыхание, а спутанный клубок из бессильной и бесцельной ярости и страха в его глазах, сменился громадным нескрываемым облегчением, стоило ему хорошенько рассмотреть Кощея вблизи. Окончательно разбил неловкость едва слышный звук появившейся на столике посуды. 

Иван с готовностью развернулся к нему, стесняясь своего так явственно выданного волнения за любимого мужчину, того, что только что едва не набросился на него, сдирая проклятые доспехи вместе с одеждой дабы воочию убедиться, что в сече его ничто не задело.

- Вот, - он слегка смущенно улыбнулся, протягивая Кощею наполненный кубок, и ляпнул, торопясь перевести тему, чтобы сгладить накал первого впечатления. – Еще я приказал, чтобы людям хотя бы воду перенесли: все-таки день сегодня жаркий, а там дети... 

Чародей рассеянно кивнул на его слова, опустив шлем на стол и в несколько чрезмерной задумчивости разглядывая содержимое кубка.

- Помочь тебе? – осторожно спросил молодой человек. 

Он хотел было обнять мужчину, да броня толком не позволяла, поэтому лишь накрыл его лежащую на шлеме руку своей ладонью. Лицо у Кощея чуть дрогнуло и смягчилось, разгладились сведенные брови, дернулись в намеке на улыбку губы, посветлела, теплея ядовитая зелень очей. 

- Рано пока, - мягко отвел Ванино предложение чародей.

Иван нахмурился:

- Думаешь, они повторят атаку?

Кощей язвительно фыркнул:

- Очень даже возможно! А что им еще теперь остается? 

Молодой человек невесело усмехнулся и сел, понемногу начиная догадываться, что проверку на вшивость по-Кощеевски его семейство уже с треском провалило. Разумеется, одно появление чародея и его ультиматум – весомый щелчок по носу, но ситуацию вполне еще можно было поправить даже без особого урона для репутации. Элементарно сказав правду! Что такого-то, ну нету требуемого царевича в наличии и нету, и взять неоткуда, и ничего ужасно-позорного в этом нет, чай, не ребенок, чтобы с няньками ходить и не девка, чтобы в тереме у окошечка вздыхать… Отчего же сразу очертя голову в бой кидаться? 

А солнце еще высоко, и чародей этому обстоятельству тоже не спешил радоваться, между тем продолжая:

- …но не тотчас. Сейчас они будут ждать возвращения разведчиков и тянуть время. Другой вопрос, что они сделают, когда поймут, что те не вернутся. Ведь о настоящей осаде речи не ведется, половину ворот мы даже не видим, не говоря уж о том, чтобы блокировать наверняка. Даже местная нелюдь не может не подчиняться моим приказам и лазутчиков переловит запросто, однако большой отряд они не остановят… И тогда в неудобном положении окажемся уже мы. 

Иван хмыкнул, с бездумной легкостью избегая расставленной ловушки:

- Один большой отряд ты только что разбил. А подкрепление до вечера уж точно не успеет, даже если перехватят не всех гонцов и шпионов. Не думаю, что что-то помешает твоим планам…

Молодой человек не договорил, проглотив свое смутное подозрение: если, конечно, Кощей сам знает, что ему теперь делать. Все же, он не мог не рассматривать и подобное развитие событий. 

- Почему же, - безразличным тоном уронил мужчина. – например государь со всей фамилией может попробовать покинуть город.

Иван решительно покачал головой, с ходу отметая это предположение:

- Федор не трус. И он слишком умен, чтобы бежать. Это ведь в любом случае будет конец для него: даже если он спасется сам со всеми чадами и домочадцами, а ты пощадишь город, - все-равно, кто потом станет уважать и слушаться царя, который при первой угрозе бросил на растерзание свою столицу? 

- Это так, - согласился Кощей, отставляя кубок и перехватывая с блюда кусочек ветчины, - но он может попробовать вывезти семью, женщин и детей. Тогда это уже не бегство, а забота о слабых и беззащитных. 

Молодой человек передернул плечами, хмуро усмехнувшись:

- Знаешь, вряд ли он станет рисковать, давая тебе шанс заполучить еще больше заложников.  Твои черные солдаты производят потрясающе сильное впечатление! 

Чародей его усмешки неожиданно не поддержал, устало поморщившись. Он тоже сел, опустив взгляд и принявшись в забывчивости растирать висок, а когда Иван хотел все же нарушить повисшее неприятно натянутое молчание, тихо заговорил сам:

- Видишь ли, Ваня, когда-то было такое время, когда я буквально сходил с ума и неистово жаждал кровавой мести… Однако, собирать новую, как ты однажды выразился, обычную, армию, а потом еще и проверять ее на верность – у меня не было ни реальной возможности, ни, признаться, особого желания заново вставать на те же грабли. Вот я и… - он неопределенно взмахнул рукой, подобрав едкое словцо, - наваял! Так что это не самая значительная часть того, на что они способны.