Выученные уроки

Маркус умел делать выводы и учиться на тех уроках, что преподносила ему жизнь. Сначала — неосознанно, а затем, когда стал постарше, — осмысленно запоминая новую науку и надеясь, что чуть-чуть помудрел.

Впервые это случилось на первом курсе. Тогда его заметил Свен, чья фирма искала себе практикантов из числа студентов. Для практиканта Маркус был ещё маловат, а вот как молодой человек, не скрывающий свою ориентацию, привлёк внимание. Ему льстила симпатия взрослого состоявшегося мужчины, не жалеющего времени и денег на ухаживания. Свен ездил на Porsche, обладал яркой внешностью и мог похвастаться недюжинным терпением. Неизвестно, чем его привлёк молодой, ничем не выдающийся студент, но почти год он упорно добивался взаимности, не обращая внимания ни на какие препятствия. Наверное, Маркус сдался бы ещё в самом начале, вот только доброхоты быстренько расставили точки над i и рассказали ему, как охотно Свен меняет любовников, никого не задерживая в своей постели надолго. Быть очередным скоротечным мальчиком для траха Маркус не хотел, поэтому чётко решил, что этот роман не для него. Однако отшить такого видного и явно заинтересованного поклонника оказалось непросто. А если по-честному, то просто жалко. Свен Маркусу по-настоящему нравился. Чувство юмора, умение себя вести, абсолютное отсутствие неловкости, когда он представлял Маркуса своим друзьям… Ну как от такого отказаться?

Тем не менее всему приходит конец. Казалось бы, мелочь: неудача в универе, недовольство преподавателя, и Маркус просто выместил злость на Свене, который заехал его встретить. С кем не бывает.

Даже много лет спустя он со стыдом вспоминал безобразную истерику, которую закатил тогда в машине. В общем-то, все крики сводились к оскорблениям и тому, чтобы Свен оставил его в покое. Выговорившись, Маркус посмотрел на Свена и испуганно замер. Черты и без того хищного лица заострились ещё больше, тонкие губы сжались в еле видную линию, а большие ладони с длинными пальцами стиснули руль так, что побелели костяшки. Свен помолчал, глядя прямо перед собой, после чего сухо кивнул:

— Я тебя понял.

Он отвёз Маркуса к тому домой и уехал, не посмотрев в его сторону. Тогда они разговаривали в последний раз, а Маркус по-настоящему понял, что нельзя позволять себе высказываться, давая волю чувствам: об этом можно сильно пожалеть. И Маркус жалел, безумно жалел. Если бы он смог повернуть время вспять, то обязательно бы так и сделал. Ни за что обидеть хорошего, в общем-то, человека оказалось очень неприятно. Следующая неделя недвусмысленно показала, что Свен серьёзно воспринял сказанные в машине слова и оставил-таки Маркуса в покое — тот же выучил ещё один урок: прежде чем открыть рот, стоит хорошенько подумать, хочешь ли разбираться с последствиями. Особенно с самыми неожиданными и нежелательными. Успокаивало его только то, что он смог избежать судьбы мальчика на несколько дней.

Как ни странно, судя по доходящим до него слухам, Свен действительно сильно переживал свою неудачу. Он похудел, стал язвительным, у него испортился характер. Множество раз Маркус порывался позвонить и извиниться, но чёртова гордость не позволила. А потом он узнал, что Свена самого взяли в оборот: один красавчик с последнего курса заметил регулярно заезжающего за Маркусом представительного мужчину и, выяснив, что путь свободен, не терял времени зря. Ближе к концу зимы общие знакомые донесли, что крепость пала и Свен больше не один. Маркус не ожидал от себя такой ревности. Было больно и очень обидно. Он тешил себя мыслью, что не ему предстоит вскоре остаться брошенным, но, когда и ближе к лету, и осенью после каникул, и на Рождество те двое всё ещё были вместе, Маркус выучил третий урок: не стоит судить о людях по сплетням. Жаль, что он не додумался до этого раньше.

***

Через полтора года он встретил Каспера. Маленького, смешливого и очаровательного. Они отлично проводили время, понимали друг друга с полуслова, и Маркусу казалось: вот оно, то самое, настоящее, уютное, своё. Он устал отмахиваться от друзей, в один голос твердящих, что Каспер — известная шлюха, не умеющая держать член в штанах. Не раз и не два ссорился со старыми приятелями, уходил со встреч в испорченном настроении и был готов кулаками отстаивать доброе имя своего бойфренда. Пока не наткнулся на этого самого бойфренда, втрахиваемого каким-то качком в грязную стену клубного туалета. Тогда Маркус усвоил важность проверки на ВИЧ и то, что дыма без огня не бывает.

А потом появился Ральф, научивший его, что, если человек выглядит, как оторва, — скорее всего, такой он и есть. Макс и урок о том, что внешность бывает обманчива, Ларс, Томас, ещё один Томас… И новые, новые уроки.

Маркус закончил университет; получил гордую бумажку, официально именующую его дизайнером — да не просто так, а целым магистром; нашёл хорошее место в Мюнхене и прожил под боком у родителей ещё несколько лет. Достаточно для того, чтобы создать себе неплохое портфолио и наработать опыт. Когда ему поступило весьма аппетитное предложение из Франкфурта, Маркус, не кокетничая, быстро собрал вещи и уже через три с половиной месяца начал новую жизнь в четырёхстах километрах от города, в котором прошли его детство и юность. Он только-только перешагнул тридцатилетний рубеж — годы прибавили ему уверенности, силы, честности с самим собой. Лоб пересекли неглубокие горизонтальные морщины, в тёмных волосах едва заметно поблёскивала первая седина, а стоило побриться с утра, как уже к вечеру на щеках и подбородке вылезала густая щетина, щедро расцвеченная седыми же проплешинами. Несмотря на это, он редко брился чаще двух раз в неделю, не заботясь о том, что из-за этого выглядит заметно старше. В его облике не было ничего манерного, мягкого или яркого. Не то чтобы Маркус скрывал свою ориентацию — просто не кричал о ней на каждом углу, поэтому в новой команде по футболу, куда он пришёл сразу по приезде во Франкфурт, о его пристрастиях не подозревали. А там с ним случился Питер, и стало всё равно.

Питер был постарше самого Маркуса, высоким, худощавым и совсем не красивым: длинное лошадиное лицо, голубые глаза, бесцветные ресницы и почти белые волосы делали из него незаметную тень. Как и Маркус, он переехал во Франкфурт из Мюнхена пару лет назад, но так и не избавился от «их» говора, иногда вызывая у товарищей по команде смех неожиданными фразами и неизменным акцентом. Они совпали, как два кусочка паззла, и уже через пару месяцев не помнили, что познакомились совсем недавно. Питер любил те же фильмы, что и Маркус, точно так же ненавидел сельдерей и даже за зефиром ездил в тот же супермаркет. Они оба много лет играли в футбол, фанатели от Shadowrun и смеялись над одинаковыми бородатыми шутками. Маркус влюбился почти сразу, не сумев воспротивиться приветливой открытости Питера и их взаимной симпатии. А скоро из простой влюблённости расцвело настоящее сильное чувство — дурманящее, опустошающее, причиняющее боль. Так жизнь преподнесла Маркусу новый урок: нельзя получить всё сразу, и он решил, что быть друзьями — это гораздо лучше и больше, чем никем.

Дни, сезоны, года сменяли друг друга, а почти ничего не менялось. У Маркуса добавилось седины и углубились морщины, он взял кредит на дом, Питер уговорил его начать свой бизнес. Они работали вместе, всё так же играли в футбол, ездили за зефиром в один супермаркет и постоянно устраивали совместные ужины. Маркус уже привык к этой раздражающей, мешающей страсти, не покидающей его ни на мгновение. Он любил Питера. А Питер — Саскию, свою жену, с которой был вместе чуть ли не со школьной скамьи. Высокая, под стать мужу, всегда готовая рассмеяться и поучаствовать в любых безумствах, неизменно радующаяся встрече — чудесная женщина. Маркус тоже смог её полюбить, когда в нём поутихли ревность и жгучая зависть. Он даже согласился стать крёстным отцом их младшему сыну, родившемуся три года назад. Вот такая идиллия.

Перебиваясь редкими одноразовыми перепихами, он так и не признался им в собственной ориентации. А Сасси с Питером оказались слишком деликатны, чтобы самим начать расспросы о его личной жизни. И, наверное, Маркусу даже нравилось, как всё сложилось: пусть у него не было того, о чём он мечтал, зато неожиданно появились такие друзья, каких многие не встречают за всю жизнь.

Маркус вышел на крыльцо, пару раз глубоко вдохнув, чтобы расслабиться и проветрить мозги. Засиделись они сегодня — уж очень хотелось закончить этот проект. Редкие прохожие старались как можно скорее нырнуть под защиту козырьков, спасаясь от мелкой, но неприятной мороси; прогремев, мимо промчался полупустой трамвай, начавший притормаживать перед остановкой в конце улицы. На голых и каких-то жалких ветках редких деревьев висели рождественские огни, в окнах горели звёзды*, а воздух пах сыростью и каминами. Откуда камины в этой части города?

Сзади хлопнула дверь.

— Хорошего вечера.

Ступив на тротуар, двое мужчин недовольно покосились на тёмное небо. Надо же, соседи-адвокаты. Он думал, к этому часу, кроме них самих, все уже разошлись.

— Позвони мне, если решишь за него взяться. Всегда можно переиграть. — Высокий лысеющий мужчина в коротком пальто дождался невнятного бурчания от своего собеседника и спросил: — Ты где припарковался?

Тот кивнул влево и начал застёгивать куртку, зябко передёрнув плечами.

— Я у парикмахерской за поворотом. — Он поднял воротник пальто и посмотрел в другую сторону. — Ладно, Ханнес, тогда до понедельника. Или до твоего звонка.

Справившись наконец с молнией, Ханнес махнул рукой и посмотрел вслед своему коллеге, после чего сделал было движение, собираясь пойти к своей машине или куда там, как наткнулся на пристальный взгляд Маркуса. Помедлив мгновение, Ханнес кивнул и пошагал прочь, с явным удовольствием подставляя лицо почти невидимым холодным каплям. От наблюдения за ним Маркуса оторвал ещё один хлопок двери и бодрый голос Питера:

— Сейчас запру и пойдём. Прости, что так долго: оставлял записки уборщикам, чтобы не трогали макеты и бумаги. — Он закончил греметь ключами и встал рядом. От мокрого асфальта отражались огни машин, а попадающие в свет фонарей велосипедисты в раздувшихся ярких дождевиках напоминали шары. — Завтра мы тебя ждём. Давай в этот раз ты сделаешь исключение и не будешь спорить. Тридцать семь бывает раз в жизни.

— В прошлом году ты говорил то же самое, — равнодушно ответил Маркус.

— Потому что тридцать шесть тоже бывает раз в жизни, и это ещё детство. А теперь ты становишься взрослым — мы должны это отпраздновать. Не расстраивай Сасси, она уже запаслась продуктами и обещала сделать твой любимый пирог-глазунью*. А ты принесёшь свою фирменную картофельную запеканку, и Йона умрёт от счастья. — Он повернулся к Маркусу, совершенно неумело состроив щенячьи глазки.

Тот мог только рассмеяться в ответ:

— Против пирога-глазуньи и счастливого Йонатана я не устою.

— Отлично! Ждём тебя в шесть. — Питер застегнул пальто и поудобнее перехватил портфель. — Ты стоишь там же, где всегда? — И, дождавшись согласного кивка, поморщился. — Скорее бы они уже закончили с парковкой. Пойду я. Не забудь про завтра!

Маркус махнул рукой в ответ и, стоило долговязой фигуре Питера скрыться за поворотом, шагнул из-под козырька под медленно усиливающийся дождь. Какой-то декабрь в этом году выдался мокрый. Как будто они в Гамбурге, а не во Франкфурте. Поёжившись из-за пробирающегося под одежду неприятного холода, он поспешил к машине. Там сухо, печка и шоколадка. Почти как дома.

***

Когда открылась дверь, его почти сбила с ног волна тепла, наполненная запахами жаркого, пирога и ванили. В углу гостиной солидно растопырила ветки наряженная к Рождеству ёлка, на полу валялись огромные куски паззла для детей, а в коридоре красовалась большая рождественская звезда*, обсыпанная золотистыми блёстками.

— Дядя Маркус! С Днём рождения! — Йонатан, крестник Маркуса, запрыгнул на него, не давая войти, и радостно затараторил, пытаясь рассказать все новости сразу.

— Подожди, — рассмеялся Маркус, с трудом удерживая равновесие, — а то уроню твою запеканку.

— Тебя уже пытают? — В коридор зашла Сасси и чмокнула его в щёку, забрав сотейник. — Тебе нужна нормальная форма для запекания и побриться. Ты ужасно колючий.

— В ней неудобно тащить потом что-то сюда, — сняв куртку, ответил Маркус и довольно провёл ладонью по подбородку. — Я скоро подойду — только поговорю с Йоной. Я так понимаю, Иво наверху?

— Конечно, — закатила глаза Сасси, — от приставки будем его с мясом отдирать. — И, поудобнее перехватив маленькие металлические ручки, отправилась на кухню, а Маркуса Йонатан потащил играть с новыми пожарными машинками и делиться новостями из детского сада. Какую песенку они выучили к Рождеству, что сказала Сабина и как они с Тоби разрисовали стену в туалете. Только минут через сорок Маркус присоединился к Сасси на кухне.

— Тебе помочь? Где, кстати, Питер?

— Да, сядь вон туда и не мешай. — Она вручила ему пиво, указав на высокий стул у стойки. — У него сегодня что-то там с машиной случилось, поэтому он в автомастерскую поехал. Сказал, что успеет. — Она бросила взгляд на часы. — Вообще его давно нет, долж… — В этот момент послышался звук открываемой входной двери и голос Питера. Улыбнувшись, Маркус лениво соскользнул с мягкого сиденья и, не расставаясь с бутылкой, пошёл встретить загулявшего хозяина.

Абсолютно сказочный уютный вечер, как и любой другой в компании Питера и Сасси. Запахи мяса, корицы и хвои смешались в воздухе, рядом весело потрескивал камин; уложив детей, Сасси разливала глинтвейн, а Питер с любовью наблюдал за каждым её жестом, тихо обсуждая с Маркусом последний матч. Это был очередной лучший День рождения в жизни Маркуса. Даже жаль, что в следующий раз они вот так соберутся уже в следующем году. В такие вечера Маркус чувствовал себя настоящим мазохистом: ему было сладко, спокойно и очень, очень больно. И, кажется, он был счастлив.

***

В коридоре слышался смех и громкие голоса. Маркус поднялся ещё на несколько ступеней и увидел у открытой двери адвокатов чего-то ждущего Ханнеса с ящиком пива у ног. Стоило Маркусу повернуть с лестничной клетки, как Ханнес бросил взгляд в его сторону и, приветливо кивнув, снова отвернулся.

Маркус уже и не вспомнил бы, когда они стали друг за другом наблюдать. Даже не был уверен, кто из них всё начал. Хотя нет. Началось всё с Маркуса.

Они с Питером тогда только въехали в это здание. Маркус отметил, что с ними на этаже расположилась адвокатская контора, что на её мужскую половину приятно смотреть, — на этом его любопытство и закончилось. Первые несколько месяцев всё продолжалось обычно и скучно: они иногда пересекались с соседями, равнодушно здоровались и через минуту забывали о встрече. Пока однажды вечером Маркус не наткнулся на спорящих на парковке партнёров*. Он не знал, о чём они говорили, да его это и не интересовало. Просто парой эмоциональных жестов они привлекли к себе внимание, а потом Маркус уже не мог перестать наблюдать за ними. Партнёр Ханнеса был высок и очень, очень красив, даже несмотря на намечающуюся лысину. Породистое лицо и выразительные глаза вкупе с уверенной осанкой вынуждали его собеседников расправлять плечи в попытке оказаться на равных. Ханнес не обладал такой сногсшибательной внешностью или небрежной элегантностью, но взгляд Маркуса постоянно возвращался именно к нему. То ли что-то цепляло в неправильных чертах лица, то ли в жёсткой складке губ, то ли во всей фигуре, расслабленной и буквально излучающей хладнокровие…

Впрочем, тогда, на стоянке, Маркуса заставила застыть отнюдь не внешность партнёров. Не замеченный в тени столба с названиями фирм, он вглядывался в их лица и видел что-то знакомое, что-то, от чего не мог пошевелиться, пойти дальше, выбросив незначительную, в общем-то, ситуацию из головы. Вот Ханнес резко сказал несколько слов; вот его партнёр слегка наклонился вперед и, направив указательный палец ему в грудь, процедил ответ сквозь зубы, после чего развернулся и стремительно зашагал в другой конец стоянки, оставив Ханнеса смотреть ему вслед, пока огни машины не скрылись за поворотом; вот Ханнес наконец отмер и, тряхнув головой, нажал кнопку выключения сигнализации…

Маркус так и не понял, чем его так зацепила эта сцена. Какая-то мысль крутилась на поверхности, казалось — сосредоточься хорошенько, и вот она уже, простая, отчётливая и очевидная, но, сколько он ни пытался разобраться, каждый раз терпел сокрушительную неудачу. С этого дня Маркус начал наблюдать. Он понимал, что это невежливо, что рано или поздно его интерес заметят и, вероятно, неверно истолкуют, но, стоило ему в очередной раз увидеть партнёров вместе, они буквально притягивали его взгляд. Что послужило подсказкой, тем толчком, который помог ему увидеть полную картину, Маркус не был уверен.

Они с Питером возвращались с обеда, когда наткнулись на спокойно курящего у входа в офис Ханнеса. Тот задумчиво рассматривал проезжающие мимо машины. Солнце как-то особенно сильно оттенило морщины у него на лбу, то ли прибавляя ему лет, то ли выдавая его настоящий возраст, дорогой костюм сидел идеально, не скрывая, впрочем, едва заметной сутулости, сигарета выделялась белым пятном на фоне тёмной ткани — так обычно и ничем не примечательно. Маркус смеялся над какой-то шуткой Питера и повернулся к Ханнесу, собираясь поприветствовать, как наткнулся на странный изучающий взгляд. И вдруг вспомнил. И тот спор на парковке, и ещё миллион случаев, когда пересекался с партнёрами. Он не смог бы объяснить, почему ситуация стала для него так ясна — для этого не было никаких предпосылок или внешних подсказок, вряд ли ещё кому-то могло прийти такое в голову, но Маркус не сомневался, что не ошибся.

После той встречи уже Ханнес начал… наблюдать. Маркус спрашивал себя, догадался ли тот о чём-то или просто так реагирует на навязчивое внимание. Однако теперь, когда Маркус всё знал, то просто не мог прекратить, хотя понимал, что производит странное впечатление и, возможно, нарывается на неприятности. Шли месяцы, а неприятности так и не последовали, зато вот такое наблюдение друг за другом превратилось в обыденность. Со временем Маркус даже перестал задумываться о том, что выглядит неадекватно.

Вот и сейчас всё оставалось как всегда: они вежливо поздоровались, обменялись чуть более долгими, чем это было необходимо, взглядами и отвернулись. Проходя мимо двери соседей, Маркус невольно посмотрел внутрь: у дальней стены уже стоял накрытый стол, в очередной раз всех поздравлял Стивенс, а ёлка яростно блестела здоровыми шарами всех оттенков синего и серебряного. Это тоже уже было традицией: и они сами, и соседи-адвокаты праздновали Рождество в офисе в пятницу, а гулянку для работников устраивали в каком-нибудь ресторане в течение года, когда и выбор побольше, и цены не так кусаются, как в декабре. Так что уже не в первый раз они будут пить одновременно.

Зайдя в свой офис, Маркус скинул куртку и пошёл к столу с закусками, около которого крутились женщины, расставляя свечи, разбрасывая блёстки и что там ещё положено делать, чтобы украсить комнату в Рождество.

— О. Маркус, — заметила его Сасси. — Как всё прошло? — После рождения Йонатана она присоединилась к ним, так что у них образовалось почти семейное предприятие.

— Как обычно. — Нагло сунув нос в тарелку с рождественским печеньем, он утащил одно и продолжил с набитым ртом: — Новые условия, новые пожелания, травинки другого цвета. Так что будем договариваться о новой цене и новых сроках. Я обещал до шестого прислать предложение. — И, получив по рукам, когда сунулся за добавкой, спросил: — Так чем помочь?

— Да уже готово всё, можно начинать. — Анна, их секретарь, аккуратно положила салфетки и, ещё раз оглядев композицию, великодушно разрешила: — Теперь можешь брать свои печенья. — В последний раз поправив скатерть, она развернулась и направилась в другой конец комнаты, где на одном из столов стояла переносная горелка с большой кастрюлей глинтвейна, возле которой, смеясь, стояли остальные работники вместе с Питером.

Маркус посмотрел на Сасси:

— Принести тебе чего-нибудь выпить? Или пойдём к ним?

Сасси закусила губу и бросила взгляд на мужа. Поколебавшись, покачала головой и позвала:

— Питер! — Тот дёрнулся было к ним, но она махнула рукой, добавив: — Захвати глинтвейна для Маркуса.

Не прошло и минуты, как Питер к ним присоединился. Маркус аккуратно принял горячую чашку, благодарно кивнув, и с любопытством проследил за тем, как Сасси притянула к себе мужа, обнимая того за талию.

— В общем, мы хотели тебе сказать наедине, но, наверное, будет правильно сделать это сейчас, а то ты сам обо всём догадаешься, и мне будет обидно. — Она солнечно ему улыбнулась и положила ладонь мужу на грудь, в то время как тот прижал её к себе. Сасси хихикнула: — Мы сами только вчера узнали, так что ты самый первый. Ещё даже родителям не сказали. — Словно тысячи иголок вонзились Маркусу под кожу. Будто он смотрел на них троих со стороны и всё это происходило не с ним. Почувствовав, как начинают дрожать руки, Маркус поспешил поставить глинтвейн на стол. Он знал, знал, что она сейчас скажет. И, чёрт побери, не хотел этого слышать! А Сасси улыбалась всё шире, будто освещая комнату вокруг. Какая же она красивая! Она ещё раз взглянула на мужа и продолжила: — Я снова беременна!

Маркус понятия не имел, почему так больно. Он давно привык к тому, что Питер и Сасси вместе, что они — его друзья, что он сам для них друг, почти член семьи, что так это навсегда и останется, но снова, как и в прошлый раз, эта новость выбила почву у него из-под ног. Сасси счастливо улыбалась Маркусу, а у того было такое чувство, что он упал в воду и никак не может всплыть.

Маркус был в курсе, что положено говорить в таких случаях, поэтому улыбнулся в ответ и крепко обнял Сасси, а потом Питера, надеясь, что выглядит естественно:

— Поздравляю вас! Ну, в этот раз точно будет девочка?

— Очень надеюсь, — закатила глаза Сасси. — Трёх мужиков в доме мне хватает за глаза.

— За вас! — Маркус приподнял чашку и пригубил глинтвейн. Сразу две трети.

Питер в ответ благодарно кивнул и спросил:

— Пойдём к остальным? А то нехорошо, когда начальство отделяется.

Следуя за обнимающейся парочкой, Маркус взглянул на большую ладонь Питера, уютно лежащую на бедре Сасси, и одним глотком допил глинтвейн, мотнув головой, чтобы привести мысли в порядок. Он был рад за них. Правда, очень рад, но… Проклятье!

   

Зачем он столько выпил? А, да, точно. Завтра первые полдня он будет спать, а за вторые — выблюет все мозги, и станет не до ненужных мыслей. С его подачи даже Анна уже стояла, для уверенности оперевшись на стол; шатаясь, Питер уверял Сасси, что уже прямо точно всё и они сворачиваются; а четверо их дизайнеров пытались разговаривать по-клингонски. Впрочем, какая разница — главное, что они друг друга понимали. Маркус задумчиво рассматривал пустую бутылку из-под виски. О, они даже открыли неприкосновенные запасы. Кажется, он сам и открыл. Наверное.

Питер, как хороший муж, действительно организовал сборы. Переваливаясь, словно толпа зомби, они все вместе старательно распихали еду по полкам в холодильнике, сложили посуду в посудомойку — вернее, Сасси сложила, не доверив никому это дело, — и, медленно натянув на себя одежду, потянулись к выходу. Спасибо всё той же Сасси: она не забыла вызвать им такси. Святая женщина! Выключая свет, Маркус с неудовольствием понял, что начал понемногу трезветь. Надо было меньше наливать другим и больше пить самому.

Распахнутая дверь у соседей позволяла увидеть следы корпоратива: на столах красовались пустые бокалы и тарелки, по радио играла очередная рождественская песня, и только около ёлки, как-то потерянно оглядываясь вокруг, на неверных ногах ходил Ханнес. Судя по тишине, он остался один.

Маркус шёл последним, сразу за Питером с Сасси. Влей он в себя не так много алкоголя этим вечером, поехал бы спокойно домой, проспался — и все дела. Но Маркус оказался слишком пьян, чтобы поступать разумно. Они уже спустились на первый этаж, когда он резко развернулся и устремился обратно, бросив:

— Поезжайте без меня.

— Маркус? — удивлённо переспросила Сасси.

— Я забыл кое-что в офисе. Поезжайте.

— Но такси…

— Я закажу новое, — нетерпеливо протараторил он уже с лестничного пролёта. — Не ждите.

Ханнес всё так же в одиночестве собирал остатки еды. Видимо, он тоже сегодня не пожалел спиртного для себя любимого — иначе не звенел бы так бокалами. Не задумываясь, Маркус по-хозяйски зашёл в гостеприимно открытую дверь и взгромоздился на стол. Ханнес посмотрел на него и спокойно поприветствовал, почему-то даже не удивившись: «С Рождеством», — после чего как ни в чём не бывало продолжил заниматься своим делом.

— С Рождеством, — заученно ответил Маркус и помотал стоящую рядом бутылку из-под какого-то ликёра, с любопытством наблюдая за Ханнесом. — Тебе помочь?

— Да мне только еду в холодильник запихать и бокалы в посудомойку. Грязную посуду народ перед уходом за собой убрал, а столы в понедельник обратно расставим. — Ханнес родился и вырос явно не во Франкфурте: в его речи слышался очень приятный еле заметный мягкий акцент. Северная Германия? Маркус не был уверен.

— А чего тебя все бросили?

— Ну, не так уж и бросили. Еду убрать несложно. Я сам вызвался: мне спешить некуда. А у всех семьи, дети. Олаф, вон, на свидание торопился.

— Олаф? — Маркус скинул куртку и начал закатывать рукава рубашки.

— Мой партнёр, — улыбнулся Ханнес. — Левиоанн.

— М-м-м… — промычал Маркус, следя за тем, как Ханнес закрыл посудомойку и направился к нему. — А ты, стало быть, Шнайдер*.

— Стало быть. — Оперевшись бёдрами на стол напротив него, Ханнес засунул руки в карманы брюк.

— Маркус Кох.

Немного помолчав, Ханнес невпопад спросил:

— Что, так заметно?

Наверное, это прозвучало глупо, но Маркус сразу понял, о чём речь.

— Да нет, не сказал бы, — пожал он плечами. — Не знаю, как догадался.

— Потому что сам в этом по уши.

Это был не вопрос. Честное слово, Ханнес явно оказался пьянее, чем выглядел, потому что — Маркус не сомневался — ни за что не заговорил бы об этом, соображай хоть немного лучше. Да и за самого Маркуса явно думал алкоголь, иначе он бы никогда не ответил:

— Да. — Выпивший человек должен запираться на семь замков, отключив все средства связи до тех пор, пока не протрезвеет. Но и этого не делает, потому что ничего умного он сделать не в состоянии.

Найти кого-то, кто может разделить с тобой неприятный секрет, кому так же плохо, как и тебе… Почему-то это стало огромным облегчением. Именно поэтому Маркус не заткнулся, как стоило бы, а спокойно спросил:

— Как тебя угораздило?

— Видимо, так же, как и тебя. — Ханнес мотнул голов… всем телом и лучезарно улыбнулся. — Хреново быть однолюбом.

Маркус неожиданно даже для себя рассмеялся:

— Это точно.

Ханнес улыбнулся шире:

— Мы с тобой два неудачника.

Наверное, у него отбоя не было от клиентов. Даже сейчас, пошатывающийся, нетвёрдо стоящий на ногах, он излучал этакую спокойную уверенность, основательность. Ему хотелось доверять. Он не был красив в классическом смысле этого слова: слишком крупный подбородок, кривоватый нос и небольшие прищуренные глаза, как будто их обладателю всё время приходилось смотреть на солнце, вряд ли позволили бы ему попасть на обложку журнала. Даже густые тёмные волосы без намёка на седину не особо спасали положение. Но что-то неуловимое, мужское заставляло оборачиваться ему вслед. Пожалуй, Маркус находил его даже привлекательнее красавца Олафа.

— Наверное. — Маркус спрыгнул со стола и подошёл к Ханнесу. Тот только дёрнул уголком губ, прищуриваясь ещё сильнее. Почему-то Маркуса это ужасно заводило. Да, они два неудачника — Ханнес не ошибся. И теперь они разделили свою неудачу на двоих. Ни о какой логике и речи не шло. Просто эта ситуация, сегодняшние новости, огромное количество алкоголя, сам Ханнес и его дыхание с запахом вина и сигарет — всё это сорвало Маркусу тормоза. И, видимо, не только ему.

Ханнес и не подумал сопротивляться, когда Маркус встал между его ног и, положив ладонь ему на затылок, привлёк для жёсткого поцелуя. Никто из них не собирался нежничать: они обменивались укусами, не уступали друг другу, практически сражались за доминирование. Ханнес больно стиснул задницу Маркуса и притянул к себе, так что они теперь прижимались друг к другу стояками через одежду. И, чёрт побери, это было почти неприятно! Именно то, что требовалось.

Маркус так увлёкся, вылизывая рот Ханнеса, что не заметил, как оказался прижат к столу, на котором недавно сидел, а на животе выступили мурашки от холодного воздуха: его рубашку с футболкой Ханнес уже вытащил из джинсов и теперь грубо проходился ладонями по обнажённой коже спины. В этих прикосновениях не было ничего завлекающего или эротичного, но у Маркуса от них потемнело в глазах и болезненно заныл член. А может, из-за того, что Ханнес, протиснув колено между его ног, сильно надавил на ширинку, дёрнул Маркуса за волосы, заставив откинуть голову назад, и укусил за шею, наверняка оставив след.

— У тебя есть смазка? — В наступившей тишине, нарушаемой лишь монотонной, почти неслышной рекламой, гоняемой по радио, хрипловатый голос Ханнеса прозвучал особенно громко, неуместно, будто неосторожно оповещая всех о том, что здесь происходило.

Маркусу понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить:

— Нет, только презервативы в куртке.

— У меня тоже нет, — чуть отодвинулся Ханнес. Было даже обидно, что он так легко собирался пойти на попятный.

— Ты предлагаешь нам остановиться? — не поверил Маркус.

— Нет. — Ханнес растянул губы в неприятной улыбке. — Я предупреждаю, что трахну тебя на сухую.

И Маркус был совершенно точно не в себе, потому что только нетерпеливо притянул Ханнеса ближе:

— Давай уже!

— Повернись, — приказал Ханнес, разворачивая Маркуса спиной к себе и вынудив упереться ладонями в стол.

Он быстро расправился с ширинкой на джинсах Маркуса и стянул их вместе с боксёрами вниз, заставляя того поёжиться. Маркус буквально чувствовал, как у него встают дыбом волоски на заднице, потому что в комнате стоял собачий холод, мать твою! Даже всё выпитое за вечер спиртное не согревало — наверное, Ханнес давно отключил отопление. А тот не терял времени зря: снова задрав и придержав одной рукой рубашку, провёл ногтями по ягодице Маркуса. Тот сконцентрировался на неприятной царапающей боли и резко выдохнул, представив, как на его коже скоро набухнут красные длинные полосы.

— О да… — услышал Маркус шёпот, а потом Ханнес отпустил рубашку, и та снова немного сползла, окутывая теплом. Коротко вжикнула молния, раздался шорох одежды, еле слышно зашуршала рвущаяся упаковка презерватива — невидяще глядя в стену, Маркус впитывал эти звуки, абсолютно неуместно и асексуально сопровождаемые очередной рождественской песенкой. Пахло вином, луком и немного пылью. Вот Ханнес грубо развёл его ягодицы, и провёл по ложбинке между ними обтянутым латексом членом, неприятно холодящим, влажным — то ли от смазки, то ли от слюны, — немного надавил, предупреждая, замер на мгновение и резко толкнулся вперёд, сразу проникая на всю длину. Маркус ненадолго затаил дыхание, после чего, несколько раз глубоко вдохнув, шевельнул бёдрами, и Ханнес сорвался в быстрый дерганый ритм, причиняя боль им обоим. Одной рукой он сильно оттягивал волосы Маркуса, а другой жёстко держал за бедро, не давая уйти от своего напора.

Маркус уж точно не был против и боли, и грубости — только выгнулся так, чтобы член Ханнеса не попадал по простате: пожалуй, это было бы слишком. Он быстро дрочил себе, не думая о том, когда там собирается кончать Ханнес, и уплывающим сознанием фиксировал какие-то совсем неважные вещи: рваное дыхание, трёп ди-джея на радио, календарь перед глазами, ритмичный стук стола о стену, тёмные доски ламината в коридоре… Они оставили открытой дверь! Он сильнее сжал пальцы и закрыл глаза, отдаваясь сокрушительному оргазму.

***

Проснувшись на следующий день, Маркус перевернулся на спину и застонал. Он даже не знал, из-за чего стонал больше: из-за раскалывающейся головы, накативших воспоминаний или неприятно пощипывающей задницы. А доковыляв до туалета, проклял себя за то, что выбрал дом с окнами в ванной комнате и не повесил туда никакие занавески. Поморщившись из-за яркого света, Маркус плюхнулся на унитаз и сжал виски. Проклятое солнце. Давно он так не напивался. Сделав свои дела и побрызгав в лицо холодной водой, Маркус спустился на кухню, чтобы достать аспирин, после чего, бросив пару таблеток в стакан, похромал обратно, в приятный полумрак спальни; распахнул окно, впустил холодный воздух и завернулся в одеяло, уютно закрыв глаза.

Сегодня обязательно надо будет добраться до аптеки и купить крем от геморроя. Маркус тысячу лет не был снизу. И хватило же ума на такие активные упражнения абсолютно без подготовки — даже без смазки.

Несмотря на выпитое, он хорошо помнил вчерашний вечер. По крайней мере, до того момента, как кончил при мысли, что они не закрыли дверь в коридор. Два идиота. В такой час в здании наверняка уже никого не оставалось — да и в любом случае на их этаже других офисов не было, — но если бы кто-нибудь забыл мобильник, например, и решил вернуться? Маркус очень надеялся, что они не приготовили уборщику сюрприза в виде презерватива. Ни этого, ни как добрался домой, он уже не помнил.

Ну и вообще, одноразовый трах с соседом — не самое умное, что Маркусу доводилось делать. Конца света, конечно, не случилось: Ханнес явно тоже не на вечную любовь рассчитывал, однако встречаться на входе или на парковке будет неловко. А может, и нет. Это не первый их совместный секрет.

Поморщившись от неприятных ощущений, Маркус перевернулся на спину и почти незаметно улыбнулся. Пожалуй, он бы не отказался повторить. Почему-то после вчерашнего стало легче дышать. Может быть, потому что Маркус слишком хорошо понимал, что движет Ханнесом; может, потому что тот сам был в его шкуре и позволил выплеснуть злость с досадой… В любом случае, это произошло вовремя и именно так, как Маркусу тогда требовалось.

Но напиваться до соплей на корпоративах он больше не будет.

На следующий день он уехал к родителям, добрым словом поминая Ханнеса. Не сказать, что задница болела до потемнения в глазах, но почти семь часов, которые Маркус добирался по пробкам, дались ему нелегко. Две недели пролетели незаметно, однако их хватило, чтобы эмоции и воспоминания немного поблекли, поэтому, возвращаясь домой, он с удовольствием думал о ставшей уже традиционной первой в году встрече с Питером и Сасси: через пару дней после его возвращения из Мюнхена Сасси всегда устраивала ужин с обязательным пирогом-глазуньей. Питер — счастливчик.

Утром Маркус приятно удивился, обнаружив открытую парковку, и со вздохом облегчения занял своё обычное место. Наконец-то. Убедившись, что ничего не забыл, он вышел из машины и вдохнул морозный воздух. Солнце отражалось от окон соседнего здания, заставляя щуриться, но Маркус всё равно с наслаждением огляделся. Солнце, пусть и зимнее, гораздо лучше нескончаемых дождей. Стоило ему повернуться, как он встретился взглядом с, как обычно, немного сутулившимся Ханнесом, который, нажав на кнопку брелока, дождался, пока мигнут фары, и махнул рукой Маркусу. Тот приветственно кивнул и направился к выходу.

— Доброе. Слушай, у тебя в порядке всё? — сразу же перешёл к делу Ханнес.

Нет, это не было неловко. Вот они два бесчувственных, бессовестных говнюка. Маркус почувствовал, как губы помимо его воли растягиваются в улыбке.

— Доброе. За задницу мою беспокоишься?

— Беспокоюсь, — кивнул Ханнес. — Мы с тобой совсем с катушек съехали.

— Сейчас уже всё хорошо, — ответил Маркус, останавливаясь, чтобы пропустить молодого человека, выходящего из здания. — А вот в то воскресенье я тебя проклял, пока толкался на А3*.

— Ну прости, — заулыбался Ханнес, — не помню, чтобы ты сильно сопротивлялся.

— Да не, нормально всё.

Они уже подошли к двери адвокатов, и Маркус направился было к своему офису, как его окликнул Ханнес:

— Маркус.

Притормозив, Маркус повернулся и вопросительно посмотрел в ответ.

— Не хочешь зайти ко мне вечером?

Ну, тут и думать не пришлось. Две недели — более чем достаточно, чтобы принять решение. Маркус кивнул:

— Запиши мой номер. Скинь мне адрес, куда подъехать — я напишу, как освобожусь.

***

Стоило ему переступить порог, как, едва захлопнув дверь, Ханнес буквально впился в его рот. Не обращая внимания на жёсткую, неприятно колющуюся щетину, он кусал губы Маркуса, лихорадочно задирал на нём джемпер с футболкой, не давая снять куртку, и тёрся стояком. Нащупав застёжку его джинсов, Ханнес резко спустил их вниз вместе с бельём, развернул Маркуса спиной к себе и прижался к нему всем телом, вжимая в стену.

— Эй, полегче. Где, ты думаешь, я мог бы подготовиться?

— Плевать, — нетерпеливо бросил Ханнес, после чего немного отодвинулся — Маркус услышал шуршание одежды и поторопился воспользоваться возможностью избавиться хотя бы от куртки. Обернувшись, он смотрел, как Ханнес раскатывает презерватив по члену, а потом ещё один — на пальцах.

Прижавшись щекой к шершавым обоям, Маркус закрыл глаза и с каким-то извращённым удовольствием впитывал все неприятные ощущения: холодная смазка, растягивающиеся мышцы, боль резкого проникновения. Он не знал, что у Ханнеса случилось, не знал, трахает ли тот сейчас самого Маркуса или представляет этого своего Олафа. Маркусу было всё равно. Он слушал дыхание Ханнеса, странно громкий шорох ткани, шлепки плоти о плоть. Когда Ханнес застыл, вжавшись в него, Маркус выдохнул и открыл глаза. С ними происходило что-то странное. Никакой любви, симпатии или страсти. Это и трахом нельзя было назвать, потому что в трахе больше эгоистичности, эмоций. Они же не заботились и о собственном удобстве или удовольствии, что уж говорить о партнёре.

Маркус не кончил. Да у него даже не встал. Но почему-то он получил столько наслаждения от этого недоперепиха в прихожей, что у него никак не получалось подавить странную расслабленную улыбку, а руки покрылись почти болезненными мурашками.

— Быстро ты.

— Прости. — Ханнес вышел, придерживая презерватив. — Давай я тебе отсосу.

— Не, я поеду. — Натянув штаны, Маркус поморщился и недовольно посмотрел на Ханнеса. — Терпеть не могу трахаться без подготовки. Где тут у тебя туалет?

Ханнес указал на дверной проём, ведущий в тёмный узкий коридор:

— Дверь напротив гардероба.

Отсидев на толчке и приведя себя в порядок, Маркус пошёл обратно, впервые обратив внимание на обстановку. Старый коричневый кафель на полу, потёртые ступени длинной винтовой лестницы на второй этаж и в подвал, резной сундук. Широкие деревянные двери в комнату оказались закрыты, чтобы сохранить тепло. То ли Ханнес недавно переехал, то ли ему было лень возиться с ремонтом — как-то этот дом больше подходил чете пенсионеров, чем молодому мужику.

Ханнес поднял куртку Маркуса, перевесил её через перила и теперь ждал, сидя на ступенях. Увидев Маркуса, он встал и ещё раз повинился:

— Прости.

— Тебе это было нужно.

Ханнес серьёзно кивнул:

— Спасибо. — А потом улыбнулся, еле сдерживая смех. — Может, кофе?

Маркус заржал и отрицательно покачал головой:

— Мне ехать на другой конец города, а завтра на работу ещё. Увидимся.

***

Открыв дверь, Питер широко улыбнулся и посторонился, пропуская Маркуса.

— Заходи. Йона с раннего утра скачет, требуя дядю Маркуса с подарками.

— Привет. — Маркус поставил на пол завёрнутую в яркую бумагу коробку и стянул с себя куртку. — А где он сам?

— Так тебя ждал, что уснул, — заглянула в прихожую Сасси. — У меня там суп на плите, так что потом тебя поцелую, — протараторила она и снова скрылась на кухне.

— Ты сказала, что мне ничего не надо приносить, поэтому я пришёл с пустыми руками, — крикнул ей вслед Маркус.

— Правильно сделал, — закатил глаза Питер. — Сасси столько наготовила, как будто мы ждём в гости армию родственников, а не одного тебя. Обязательно потом захвати с собой что-нибудь.

Он кивнул на дверь в гостиную, предлагая Маркусу пройти. Тот направился к любимому креслу, а Питер, взяв две бутылки пива, вручил одну Маркусу и плюхнулся на диван. Они говорили о прошедших праздниках, о планах на лето, о родственниках, следующей игре. Как и всегда в этом доме, проведённые здесь часы были наполнены радостными воплями Йонатана, бурчанием Иво, множеством вкусной еды и звонким смехом Сасси. Маркус расслабился, выбросив все проблемы из головы. Позже, когда дети снова ушли к себе, он сидел и смотрел на тонкие пальцы Питера, вырисовывающие непонятные узоры на плече Сасси. Она забралась с ногами на диван и уютно притаилась у Питера под мышкой, положив голову тому на плечо. Питер негромко рассуждал о беженцах, а Маркус цедил пиво и думал, что же он нашёл в этих впалых щеках, бледной коже и острых коленках.

— Маркус, — привлекла к себе внимание Сасси.

Он вопросительно посмотрел на неё и отставил в сторону пустую бутылку.

— Ну… — Она смущённо завозилась. — Я понимаю: это не моё дело и всё такое, но, если не спрошу — умру от любопытства, поэтому извини, если что. У тебя кто-то появился, да?

Маркус почувствовал, что его брови ползут вверх, куда-то к линии волос.

— С чего ты взяла?

— Ты стал… спокойнее, что ли. Или нет. Что-то изменилось, в общем.

— Да ладно? — Питер озадаченно посмотрел на Маркуса, а потом на Сасси. Та закатила глаза и снова с любопытством уставилась на Маркуса.

— Нет у меня никого, — пожал плечами Маркус, — тебе показалось.

Сасси расстроенно вытянула губы трубочкой и пробурчала:

— За столько лет ты нам не показал ни одной своей женщины. Мне любопытно до ужаса.

На это Питер потянул её за нос и со значением сказал:

— Оставь его в покое. Раз не показал, значит, нечего было показывать.

Сасси сморщилась и забавно потёрла кончик носа, а Маркус торжественно произнёс, рассмеявшись:

— Как только у меня появится что-то серьёзное, обещаю сказать тебе первой.

***

Вернувшись домой, Маркус повесил куртку в прихожей, прошёл в кабинет и, включив отопление, упал в кресло. В голове крутились мысли о последнем проекте, о родителях, о тонких бледных пальцах, о словах Сасси. Кто-то появился…

Он достал смартфон и нашёл нужный контакт.

— Маркус? — На заднем плане шумела улица: проносились мимо машины, прозвенел звонок велосипедиста, негромко играла музыка.

— Привет. Конечно, уже поздно, но ты не против, если я зайду ненадолго? — Маркус крутил в руках флешку и бездумно смотрел в тёмный прямоугольник окна, ничего не видя.

— Я пока не дома. Вообще, без проблем, только позже. Или, если хочешь, часа через два-два с половиной заеду к тебе.

— Было бы круто. — Он подбросил флешку и почесал щёку. Надо побриться на этих выходных, что ли.

— Скинь мне адрес. Я напишу, когда освобожусь.

— Договорились. До скорого. — Быстро набрав сообщение, Маркус отложил телефон и направился в спальню.

Скорая трахательная помощь у него появилась.

   

Они увязали всё глубже. Спроси Маркуса кто-нибудь, какие отношения связывают их с Ханнесом, он не смог бы ответить. Наверное, они просто трахались. Хотя нет, не просто. Они пользовались друг другом. Цинично, грязно и не сказать, что приятно для них обоих. Трахаются для того, чтобы опустошить яйца и удовлетворить потребность в сексе. Они же… вымещали друг на друге досаду, злость, ревность, раздражение. Это было потребительство — с обеих сторон. И добровольная отдача. Тоже с обеих сторон.

Деревья уже вовсю шумели новой листвой; вокруг домов сумасшедше цвело всё, чему положено цвести в мае; воздух, казалось, загустел от запаха черёмухи; а между ними ничего не менялось. Ханнес мог позвонить Маркусу и через час, едва закрыв за собой дверь, прямо на пороге надавить на плечи, вынуждая опуститься на колени. Маркус послушно опускался, а Ханнес, быстро расстегнув штаны, грубо трахал его рот, не заботясь ни о его комфорте, ни о своём. Он больно держал Маркуса за волосы, неотрывно наблюдая, как у того начинает течь из уголков рта и краснеют глаза. Спустив, садился рядом и жёстко ему отдрачивал, после чего уходил, коротко попрощавшись.

Или же Маркус приезжал к Ханнесу и, толкнув к большому столу в обеденной зоне гостиной, разворачивал к себе спиной, чтобы жёстко взять, резко содрав с него джинсы и наскоро смазав. Ханнес с силой стискивал противоположный край стола и совершенно по-блядски прогибался, без возражений и недовольства принимая любую грубость. Выплеснув накопившиеся эмоции, Маркус быстро помогал Ханнесу кончить и, не задерживаясь, отправлялся домой или по делам.

Они не интересовались друг другом, не разговаривали, если не считать коротких сообщений и звонков, чтобы определиться со временем и местом встречи, больше не обменивались долгими взглядами, когда сталкивались на работе. Их жизни почти не пересекались, что никого из них не беспокоило. Они оба уже привыкли к этим регулярным взаимным визитам, молчаливому пониманию, спокойной приятной усталости, каждый раз сопровождающей их после очередного «свидания». И не собирались ничего менять.

***

Маркус положил телефон на стол и, включив компьютер, поплёлся на кухню. Он полночи просидел за эскизами, пытаясь сочетать несочетаемое, и теперь перед звонком заказчику нуждался в тонне кофеина. Кое-кому придётся слегка подзакатать губу. Маркусу это было очевидно с самого начала, но заказчик, конечно же, как всегда, знал лучше.

Он наливал в чашку молоко, когда на кухню заглянул Питер:

— Доброе! Хорошо, что ты уже здесь. У тебя есть время? У нас ЧП.

— Привет. — Маркус убрал пакет обратно в холодильник и взял кофе, направившись к двери. — Насколько ЧП? Мне ещё надо позвонить Ланге и рассказать, что сказок не бывает.

— Давай сначала поговорим. Возможно, ты захочешь немного отложить звонок. — Питер был непривычно серьёзен и постоянно хмурился.

Маркус кивнул ему на дверь переговорной и сам же зашёл туда первым, сразу закопавшись в вазочку с шоколадками для клиентов. Закрыв дверь, Питер уселся напротив Маркуса, отхлебнул кофе из своей чашки, после чего начал, ковыряя логотип на ручке:

— В общем, у нас проблема. Не стал тебе звонить и писать, раз уж мы всё равно сегодня встретились бы. Ты вчера после обеда умотал на встречи, поэтому всё пропустил. Рольф появился часам к четырём. Он увольняется. Ничего не объяснил, поговорить с ним толком не получилось — упёрся и стоял насмерть.

Маркус вздохнул, почесав заросшую щёку. Рольф был одним из их лучших специалистов и тянул клиентов, от которых зависело если не существование, то благополучие фирмы точно. Конечно, ему предстояло ещё отработать два месяца, но за такой короткий срок найти работника с подобной квалификацией почти нереально. Большие проекты и отдать-то некому — придётся многое брать на себя. Питер тут не помощник, не с его специализацией, а у Маркуса самого американцы с австралийцами. Это помимо другого крупняка. Впрочем, можно ввести в курс дела Дороту и, скажем, Себастьяна — в том же объёме, что и Рольф, они не потянут, но вместе с Маркусом это вполне реально. В общем, он уже почти составил план на время, пока не появится замена, когда оказалось, что Питер ещё не закончил:

— А заодно он принёс больничный лист. Два месяца он будет на больничном.

Маркус сжал губы и уставился на Питера. Тот ответил таким же тяжёлым взглядом и со стуком поставил пустую чашку на стол.

— Дерьмо. — Других слов у Маркуса не было. Похоже, в ближайшие месяцы ему предстоит распрощаться с личной жизнью.

Уже позже Маркус не раз думал, что очень правильно тогда понял ситуацию: всё оказалось именно так плохо. Он крутился, стараясь хотя бы частично перераспределить некоторые проекты между ребятами, но количество работы росло, словно снежный ком. Маркус не замечал, что ел: быстро набивал желудок, пока пялился в монитор, только изредка позволяя себе сходить на обед в маленький ресторан поблизости и полчаса посидеть в тишине. Сон дольше трёх-четырёх часов стал воспоминанием, как и утренняя дрочка в душе: стоя под тёплыми, приятно массирующими кожу струями, Маркус продолжал спать, окончательно просыпаясь лишь с нажатием кнопки на системном блоке. Ни о каких встречах и необременительных разговорах с друзьями даже речи не шло, не говоря уже о тренировках. Вся его жизнь сейчас крутилась вокруг клиентов, техзаданий, эскизов, материалов.

И тем ценнее были для него нечастые встречи с Ханнесом. Маркус больше не выступал их инициатором, однако с удовольствием подрывался, пусть ненадолго, но забывая обо всём, отдаваясь во власть ощущений и непонятных холодных эмоций. Потом он снова возвращался к работе — дома или в офисе, — но, благодаря этой передышке, будто видел всё новыми глазами и легче переносил своё испытание на прочность.

Питер с Саскией искали замену Рольфу, однако, как Маркус и подозревал, найти специалиста такого уровня было не так просто. Просто удивительно, как громко все соискатели ноют, что работу в Германии сложно найти. Где они, все эти золотые соискатели?

Как-то в пятницу, ближе к концу июня, Маркус понял, что почти полтора месяца работы без выходных и почти без сна сделали своё дело: пришло время остановиться — хотя бы выспаться, если не взять полдня выходного. Ночь медленно заявляла свои права: на пока ещё нежно-голубом, почти как в полдень, небе облака уже начали приобретать тот особый золотистый цвет, появляющийся во время заката. Солнце зависло у самого горизонта, слепя водителей, мелькая между деревьями, создавая ещё не сумрак, но то неприятное вечернее освещение, при котором фары включать вроде бы рано, но резкий контраст ярких пятен и длинных тонких теней на дороге заставляет щуриться, напрягая глаза. Когда завибрировал телефон, Маркус понял, что уже давно не работает, а просто смотрит в окно, со всех сторон обдумывая бредовую, в общем-то, мысль о том, как хорошо возвращаться домой позже: не приходится ездить на закате. Бросив взгляд на экран мобильника, Маркус едва заметно улыбнулся и принял звонок. В самый раз: сейчас он встретится с Ханнесом, сбросит напряжение, а потом поедет домой и проспит четырнадцать часов кряду.

***

Когда Ханнес вышел из него, Маркус остался лежать на столе, чувствуя под щекой гладкое прохладное дерево и понимая, что так сейчас и уснёт: со спущенными штанами, стоя раком.

— Эй, ты там как? — спросил Ханнес. Он уже вернулся, и Маркус почувствовал тёплое влажное прикосновение между ягодиц.

— Ау. — Маркус закряхтел, нехотя поднялся и, отобрав у Ханнеса полотенце, обтёр себя, после чего заглянул под стол, собрав с пола сперму.

— Ты ужасно выглядишь. Еле на ногах стоишь, — заметил Ханнес. — Пошли, хоть кофе попьёшь.

Маркус равнодушно бросил полотенце на пол и вразвалочку поплёлся на кухню. Взгромоздившись на один из барных стульев, стоящих у кухонного острова, Маркус поморщился и, перед тем как удобно подпереть голову ладонью, недовольно пробормотал:

— Поаккуратнее нельзя было? Что на тебя сегодня нашло?

— Прости. — Ханнес поставил чашку на подставку кофеварки и признался, всё так же стоя спиной к Маркусу: — Олаф съезжается с этим своим Ларсом. — Он выбрал что-то на панели, и разговаривать стало невозможно из-за шума перемалываемых зёрен.

Мягкий свет подсвечивал остров и рабочую поверхность кухни, уютно разгоняя вечерний полумрак, медленно превращающийся в темноту; из приоткрытого окна едва заметно тянуло свежим воздухом; ветки какого-то куста неспешно покачивались, елозя по стеклу. Маркус всё так же любовался задницей Ханнеса, расслабленно растёкшись по столешнице, и даже не заметил, как закрыл глаза. Просто вдруг с очередным вдохом втянул терпкий аромат кофе, а из незаметно завладевшей им дрёмы его вырвал негромкий голос Ханнеса:

— Слушай, ну куда тебе ехать? В таком состоянии нельзя за руль — только такси. Или ну его, этот кофе: оставайся, выспишься нормально.

Если честно, Маркус понятия не имел, предлагает ли Ханнес это из вежливости или и правда не против. И слишком устал, чтобы разбираться. Он сидел, чувствуя, как слипаются глаза, и думал, как было бы здорово вот прямо сейчас отправиться в душ, а уже через десять минут растянуться на кровати, вместо того чтобы ехать через весь город к себе и там наверняка опять вспомнить о работе… Маркус тряхнул головой, чтобы немного взбодриться, посмотрел на Ханнеса и почесал заросшую щёку:

— Прости, но я соглашусь. Угостишь полотенцем?

Когда он вышел из душа, увидел, как Ханнес выглянул из комнаты в конце коридора и позвал:

— Сюда.

В спальне горела только настольная лампа, покрывало уже валялось на полу, а большая двуспальная кровать манила и соблазняла. Маркус снял полотенце с бёдер, уронил куда-то одежду и упал прямо поверх одеяла, зарывшись лицом в подушку. Засыпая, он почувствовал шлепок на ягодице, но даже не промычал в ответ.

  Разбудили Маркуса влажные поцелуи в шею и чужой стояк, весьма волнительно прижимающийся к пояснице. Э, нет — задница после вчерашнего ещё заметно ныла. Маркус перевернулся и прижал Ханнеса к кровати, проведя носом по оказавшейся перед лицом ключице. От неё едва уловимо пахло бальзамом-ополаскивателем для белья и — очень приятно — самим Ханнесом. Тот шире развёл ноги, и Маркус сел, чтобы медленно провести ладонью от его шеи до поджавшихся яичек, сосредоточившись на тёплом покалывающем ощущении только-только начинающих отрастать волосков под пальцами. Ханнес вообще всегда очень тщательно следил за собой, в отличие от некоторых: проэпилированные торс и пах были для него нормой. Маркусу особенно нравилась его кожа в первые дни после салона: гладкая и мягкая, какой, казалось бы, было бы уместнее обладать женщине, чем мужчине. В сумерках зарождающегося рассвета тело Ханнеса выделялось светлым пятном на фоне тёмной простыни. Эротично. Маркус дёрнул уголком губ в намёке на улыбку: надо же, утренний секс с ленивыми предварительными ласками. Какая экзотика.

Он сжал член Ханнеса и снова наклонился вперёд, чтобы проследить языком путь бьющейся жилки на непривычно колючей шее. Прохладный воздух, опускающийся на них из приоткрытого окна, заставлял кожу покрываться мурашками, делая прикосновения почти болезненными. Стоило Маркусу едва ощутимо усилить хватку на члене, немного вывернув запястье, как Ханнес прерывисто вдохнул и потянулся к тумбочке. Маркус его опередил: немного приподнявшись, выдвинул верхний ящик, чтобы увидеть тюбик смазки и несколько квадратиков презервативов.

Это был неспешный, чувственный секс. Кто-то назвал бы его скучным, но только не Маркус. Оказывается, за эти полгода он уже пресытился расчётливой, эгоистичной похотью и сейчас искренне наслаждался почти забытыми ощущениями. Впервые они были вдвоём в постели. Ни Питеру, ни Олафу не осталось здесь места.

Когда он проснулся в следующий раз, Ханнес, очевидно, уже давно встал, а спальню заливал яркий свет. Тёмный низкий комод под окном, пара кожаных кресел с круглым столиком между ними, какой-то пейзаж на стене, пушистый ковёр на полу. Уютно, даже несмотря на не самое удачное сочетание цветов — профессиональный дизайнер тут явно и рядом не стоял. Маркус потянулся и, зевнув, начал выбираться из кровати. Вчерашнее бельё надевать не хотелось, поэтому он натянул джинсы прямо на голое тело и направился в ванную, почёсывая заросший подбородок. Из зеркала на него смотрел он, но не он. За полтора месяца Маркус, кажется, прибавил пару лет: под глазами залегли тени, не исчезнувшие даже после многих часов сна; щёки ввалились, что не скрывала начинающаяся борода — щетиной это уже нельзя было назвать. За всё время возникшего аврала Маркус ни разу не взялся за бритву, и теперь ему оставалось только морщиться: большое седое пятно во всю правую щёку делало его каким-то плешивым.

Умывшись и подняв голову, он увидел нераспакованную зубную щётку и одноразовую бритву, явно приготовленные для него. Маркус хмыкнул: ему сначала машинка нужна, а потом уже можно подумать о бритве. Приведя себя в порядок, он неспешно спустился вниз и нашёл Ханнеса в гостиной. Тот сидел на диване, закинув ноги на журнальный столик, и что-то изучал в ноутбуке — Маркус впервые увидел на нём очки в тонкой чёрной оправе. Ханнес потёр переносицу и улыбнулся:

— Добрый день. Будешь обедать?

— Я лучше позавтракаю, — открестился Маркус. — Уже так поздно, да?

— Полвторого. — Ханнес отложил очки и поднялся, направившись на кухню. — Где тебя так умотало? Ты вообще в последнее время больше на труп похож. — Он открыл холодильник. — Могу предложить тебе тосты с салями, сыром, маслом, клубничным вареньем, нутеллой. Яичницу-болтунью?

— Давай тосты. — Как и вчера, Маркус взгромоздился на барный стул и подпёр голову рукой. — А мотает меня последние полтора месяца. У нас уволился хороший специалист, найти ему замену очень сложно — пришлось взять его обязанности на себя.

— А этот Питер твой? И жена его?

— У него специализация не та, а Сасси в декрете уже полмесяца. — Маркус со вкусом зевнул и повинился: — Прости, что меня вчера так вырубило.

— Да ничего. — Ханнес поставил перед ним тарелку и отправил хлеб в тостер, начав выкладывать на стол всё, что находил в шкафчиках и холодильнике. Посмотрев на Маркуса, он улыбнулся и признался: — Мне даже понравилось. Кофе?

Маркус засмеялся и кивнул:

— Да, пожалуйста. — И тут же согласился: — Было здорово. Спасибо, что разрешил остаться.

— Молоко, сахар?

— И то, и то.

Размешивая сахар и делая первый, самый вкусный глоток, Маркус с любопытством наблюдал за тем, как Ханнес бросил в стакан толстую дольку лимона и тщательно подавил её ложкой, поставив этот стакан на подставку кофеварки. Он дождался, когда зёрна перемелются, и недоверчиво спросил:

— Ты потом это пьёшь?

— Ага, — спокойно ответил Ханнес.

— И прямо без сахара?

— Ага. — Ханнес повернулся и забрал свой кофе, с явным удовольствием принюхиваясь к смеси запахов. Маркуса перекосило. На это Ханнес рассмеялся и, направившись к нему, признался: — Никогда не понимал, как можно пить кофе с сахаром.

Удивительно, как он и сейчас, дома, умудрялся выглядеть этакой спокойной, основательной, уверенной в себе… скалой. Всклокоченный и расслабленный, в широких домашних штанах, зарывшийся в холодильник, Ханнес всё равно оставался хозяином положения. Уютное ощущение.

Стоило ему усесться — в гостиной зазвонил телефон. Прислушиваясь к разговору, Маркус раскладывал на тосте пряно пахнущие кружки салями. Он уже по интонациям узнал, кто звонил — ему даже не надо было слышать, как Ханнес обращается к собеседнику.

Хорошая салями — Маркус взял упаковку посмотреть. Надо будет себе такую купить.

Когда Ханнес вернулся на кухню и глотнул этой своей бурды, Маркус задумчиво спросил:

— Как тебя угораздило?

Ханнес долго рассматривал что-то в своём стакане, прежде чем ответить:

— Мы много лет были вместе, ещё с института. Фирму, вон, основали. — Он снова помолчал, поджав губы. — Когда он захотел расстаться, мы поговорили и решили остаться друзьями. Жалко терять хороших людей и достигнутые результаты. — Он снова сделал глоток кофе. — Так что теперь мы дружим.

— Он дружит.

— Ну почему же. — Он иронично улыбнулся. — Я тоже дружу. — И без перехода спросил: — Ну, а у тебя? Так же?

— Почти. — Маркус неожиданно даже для себя рассмеялся. — Только мы любовниками не были. Он гетеросексуал до мозга костей и женат дольше, чем мы знакомы. Он даже не знает, что я гей.

Ханнес удивлённо на него посмотрел:

— О. Ты скрываешь?

— Да нет, просто как-то к слову не пришлось. Если бы появился кто — рассказал бы, а так просто плыву по течению.

— В общем, как я тогда и сказал: мы два неудачника. — Ханнес допил свою бурду и выловил лимон, съев его прямо со шкуркой. Маркуса снова перекосило, и он поспешил глотнуть правильного — сладкого — кофе, запивая призрачную горькую кислоту на языке. — Зато свободны, как ветер.

— Тебе эта свобода на хер не сдалась, — заржал Маркус.

Широко улыбнувшись в ответ, Ханнес подошёл к большому двухдверному холодильнику и, не глядя, взял сверху узнаваемую красную пачку. Бросил её назад, достав перед этим сигарету, и направился к двери, ехидно спросив:

— Никогда не слышал про оптимизм и самопрограммирование?

Маркус покачал головой и начал убирать со стола.

В следующий раз они увиделись в середине недели, когда Маркус решил пообедать в одиночестве и проветрить мозги. Он сидел в дальнем углу уютного индийского ресторанчика и задумчиво выводил вилкой какие-то узоры в тарелке, иногда отвлекаясь на то, чтобы забросить в себя кускус с курицей. Его не отвлекали ни проходящие мимо люди, ни гул голосов других посетителей, ни ритмичная музыка. Он так погрузился в размышления, что не заметил, как в зал вошёл Ханнес. Тот изучил чёрную доску, на которой хозяйка мелом небрежно вывела предложения дня, отстоял обычную для этого времени очередь и бесцеремонно плюхнулся напротив Маркуса, нравоучительно заявив:

— Вредно думать во время еды о посторонних вещах.

Маркус вздрогнул, удивлённо посмотрев сначала на него, а потом в свою тарелку.

— Ты прав. Кажется, всё уже заледенело.

— У тебя всё такой же напряг?

— Угу. Ждём в пятницу нового претендента. — Маркус почесал… волосатую щёку и зевнул. — Если он подойдёт, возьму неделю отпуска и буду отсыпаться. Но это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Ханнес дождался, пока хозяйка поставит перед ним большую глубокую тарелку с рисом и уткой в апельсиновом соусе, вытащил приборы из стоящей на столе корзинки и наконец спросил:

— Уже планировал отпуск на лето?

— Хотел в середине июля куда-нибудь на Карибы слетать, но сам понимаешь, — пожал плечами Маркус. — А ты?

— Думал в сентябре, но там Олаф со своим переезжают, просили о помощи… Не знаю.

— Ты такая безвольная тряпка, — гнусно усмехнулся Маркус.

— Как и ты, — засмеялся Ханнес.

— Как и я.

— Какой же мы мерзкий тип. — Отложив вилку, Ханнес потянулся через стол и толкнул Маркуса кулаком в плечо. Тот доел свой кускус и снова зевнул.

— Только если чуть-чуть. — Маркус собрал за собой посуду и удивлённо выгнул брови. — А они сами будут всё таскать и упаковывать? Почему фирму не наймут?

— Олаф не любит посторонних к личным вещам допускать, — с набитым ртом объяснил Ханнес. — Любит всё контролировать.

Оставив мнение по этому поводу при себе, Маркус кивнул и начал выбираться из-за стола.

— Пойду я дальше работать…

— Подожди, — прервал его Ханнес. — Я тут подумал: если у тебя такой аврал, может, нам пока не стоит видеться?

Маркус пристально на него посмотрел. Ханнес и правда беспокоился о нём или хотел всё прекратить, но предпочёл облечь посыл на хер в красивые слова? Конечно, жалко, если так. Гул голосов создавал назойливый шумовой фон, мешая сосредоточиться; в голове крутились требования последнего заказчика; почему-то вспомнились вкусная салями у Ханнеса дома и остывший кофе в кабинете… Снова почесав щёку, Маркус честно признался:

— Слушай, я слишком устал, чтобы копаться во всяких скрытых смыслах. Ты больше не хочешь это продолжать?

— Нет, меня-то как раз всё устраивает, но у тебя в последнее время такой вид, будто ты скончаешься — на мне или подо мной. — Ханнес примирительно улыбнулся. — Просто подумал, что, если тебе не до того, я вполне могу подождать, пока ты разгребёшься.

Ну, это даже как-то трогало. Маркус ответил на улыбку и покачал головой.

— Не стоит. Я только во время наших с тобой встреч и отдыхаю, так что если это зависит от меня, то не надо ничего прекращать.

— Договорились. — Ханнес снова взялся за вилку.

***

То ли Ханнесу тоже захотелось разнообразия, то ли тот раз, когда Маркус так душевно выспался в его кровати, что-то изменил, однако они перестали ограничиваться быстрым грубым перепихом на пороге. Не без того, конечно, но теперь один из них изредка оставался у другого на чашку кофе или на выходные. Маркус даже начал покупать лимоны для Ханнеса.

Они редко говорили о Питере и Олафе — в основном, если оправдывались, увлекаясь и перебарщивая с грубостью; зато с удовольствием обсуждали все другие темы. Удивительно, насколько разными они оказались. Часто их разговоры переходили в споры, неизменно заканчивающиеся в постели. Ну или на диване. На столе, у стены… Да где угодно. Вот в сексе у них царила полная гармония. И не только в сексе на самом деле. Оба они спокойно принимали другую точку зрения, относясь к этим спорам, как уютной, иногда забавной прелюдии.

Да, совершенно точно между ними что-то внезапно изменилось. Маркус не смог бы подобрать определения этим новым отношениям. Он знал, что Ханнес давно и безответно любил Олафа и пусть в последнее время не всегда, но обычно всё-таки приходил к Маркусу, чтобы выплеснуть свои досаду, ревность, злость на самого себя. Собственно, за тем же, за чем Маркус приходил к нему. За исключением тех редких случаев, когда они действительно наслаждались друг другом, оставив Олафа с Питером за дверями спальни, секс был для них приятным бонусом и способом выместить на ком-то эмоции, но не самоцелью. Так что нет, ни о любовной, ни тем более о дружеской связи и речи не шло. Однако, чем бы это ни было, оно Маркусу не нравилось.

О нет, он охотно нагибал Ханнеса в самых разных местах или отдавался сам, наслаждался их разговорами, уютным сонным молчанием по утрам, даже кошмарным запахом кофе с лимоном. Вот только для Маркуса их встречи стали большим, чем просто добровольное взаимное использование: он начал вкладываться эмоционально, узнавать Ханнеса. Как тот всхрапывает, перед тем как повернуться на другой бок; как надевает очки — всегда только левой рукой; как любит поцелуи под мышками. А если учесть, что любовь к Питеру всё так же заставляла Маркуса время от времени стискивать зубы, улыбаться через силу, ехать на другой конец города к Ханнесу, то неожиданно поднявшие голову непонятные, абсолютно неуместные чувства казались чем-то извращённым. Впрочем, прекращать эти встречи он не собирался. Может быть, новые отношения были не в меру циничными, неправильными, нелогичными, однако они приносили слишком много удовлетворения и спокойствия, чтобы от них отказаться.

Питер сделал невозможное, сумев-таки в середине августа найти замену Рольфу. Им несказанно повезло. Англичанин Гейб только-только переехал в Германию к молодой жене и по-немецки говорил не посредственно — откровенно плохо, что не повышало его шансы на рынке труда. Зато специалистом был на вес золота, и Маркуса с Питером всё полностью устраивало. Только сам Гейб знал, почему не искал место в крупной фирме, где его английскому могли найти применение, но Питер поспешил застолбить ценного кадра, и вскоре Маркус уже начал передавать тому иностранные проекты.

О, это счастье выходных, проведённых не за работой! Маркус выспался, отскоблил подбородок, вдумчиво прогулялся по продуктовому магазину в субботу, вспомнил о своём аккаунте в WoW — в общем, оторвался за все то время, что ему пришлось вычеркнуть из жизни, подарив работе. Даже рождение дочери Питера прошло для него почти незамеченным. Было просто не до того. Теперь же Маркус цвёл, пах и излучал довольство жизнью. Отловивший его в офисе Ханнес с предложением заглянуть вечерком в гости оказался как нельзя кстати. Хорошие новости на работе, прекрасные выходные, отличное настроение — чем ещё дополнить этот список, как не улётным сексом?

Ханнес явно звал его не просто так — видимо, накопившееся напряжение требовало выхода. Вот только Маркусу хотелось поиграть. Да, пусть это будет, как обычно, грубо, болезненно и неудобно, однако почему бы не изменить обычный сценарий? Немного.

Поэтому, когда Ханнес впечатал Маркуса в стену, ощутимо сжимая его яйца прямо через джинсы, тот не стал спокойно принимать любое действие, а, толкнув Ханнеса к ограждению лестницы, вгрызся в его рот. Бороться за доминирование не пришлось: закрыв глаза, Ханнес расслабился, опираясь руками на перила и подавшись корпусом назад из-за слишком большого давления. Маркус быстро расстегнул пуговицы на его рубашке, заодно выдёргивая надетую под неё футболку из-за пояса брюк. Рвано вдохнув, Ханнес позволил оттянуть свою голову назад, чем Маркус и воспользовался, оставляя укус прямо над вырезом футболки и наверняка до боли сжав его волосы.

— У меня завтра слушание, — через силу просипел Ханнес, — не меть на видном месте.

Маркус молча развернул его спиной к себе и перегнул через перила, прижимаясь сильнее, вынудив напрячься в попытке удержать равновесие, кое-как уцепившись за поручень. Шея Ханнеса покраснела, он едва заметно прогнулся, стоило Маркусу с силой сжать его ягодицу, и тяжело дышал, иногда срываясь на почти неслышный то ли стон, то ли хрип. Шикарное зрелище. Толкнувшись бёдрами — а по сути, сделав положение Ханнеса ещё менее устойчивым, — Маркус протянул вперёд руку, собираясь обхватить его под грудью, как зазвонил телефон. Приевшаяся мелодия разрезала тишину, вырывая их из транса. Маркус точно знал, кто звонит. Ханнес всегда отвечал на эти звонки. Вот и сейчас…

— Прости, я отвечу.

Маркус отошёл назад, поправляя стояк и рассматривая бра на стене.

— Привет, Олаф… Нет… Э-э-э… А, тот! Да, помню… Сейчас?!

Маркус обернулся. Ссутулившись больше, чем обычно, Ханнес выглядел так, будто съел лимон. Ну или — в его случае — попробовал сладкого кофе. Он стоял посреди прихожей расхристанный, покрасневший, с расстёгнутой рубашкой и сбившейся футболкой — Маркус сглотнул и от греха подальше засунул руки в карманы. Ханнес моргнул и, вздохнув, сказал в трубку:

— Хорошо, я тебя жду. — Отключив звонок, он ещё больше растрепал волосы и покачал головой. — Извини. Мне правда жаль.

— Не успеем по-быстрому?

Какой облом! В этот момент Ханнес вполне искренне ненавидел Олафа.

— Он сейчас приедет. Слушай, правда…

— Я бы так же сделал, — перебил его Маркус. Он прекрасно всё понимал. Конечно, Олаф был Ханнесу важнее.

— Спасибо.

— Но за то, что оставляешь меня дрочить в одиночестве, будешь должен в следующий раз в двойном размере, — пригрозил Маркус, направляясь к двери.

— С удовольствием, — засмеялся Ханнес.

В общем-то, ничего смертельного не произошло, но радужное настроение несколько подувяло. Как ни странно, Маркус на самом деле не обижался. А на что тут обижаться? Он сам ради Питера в любой момент подорвётся — даже не из-за своей многолетней любви, а потому что Питер с Сасси и детьми действительно стали ему лучшими друзьями, его семьёй. Однако, когда тебя бросают прямо во время жаркого секса, это не может не ударить по самолюбию. Он твёрдо намерился дождаться выходных, чтобы стребовать с Ханнеса по полной программе за этот несостоявшийся секс.

Но, казалось, закон подлости решил взять реванш за нового сотрудника и первые нормальные выходные. Уже во вторник, встретив Маркуса на парковке, Ханнес предложил:

— Не хочешь в пятницу после работы зайти ко мне?

— Я обещал Питеру помочь собрать шкаф, — не скрыл разочарования Маркус. Он бы с куда большей охотой поехал к Ханнесу: насладился хорошим трахом; уютно повалялся с ноутом на диване в гостиной, пока Ханнес возился со своими бумажками; проснулся, как обычно, в пустой, но вкусно пахнущей ими двумя постели; позавтракал, препираясь из-за какой-нибудь мелочи. — Может, встретимся на выходных?

— Я уезжаю, только в воскресенье ближе к ночи вернусь. — Ханнес едва заметно прищурился, сжав губы. Почему-то у него всегда становилось такое раздражённое выражение лица, когда он расстраивался. Ну что ж, было приятно осознавать, что они оба одинаково ждали встречи.

***

Они справились на удивление быстро. Маркус не сомневался, что на этого монстра у них уйдёт целый день с доброй частью ночи, и теперь гордо оглядывал выросший за несколько часов шкаф. Питер тоже довольно улыбался, пока складывал инструменты обратно в чемоданчик. Да они почти профи!

На самом деле, глупая привычка. Вполне можно было бы заплатить немного сверху за сборку и горя не знать, но за столько лет они уже так привыкли крутиться, вместе организуя переезд, ремонт или что угодно, — у них даже вопроса не возникало, не стоит ли воспользоваться наёмным трудом.

Питер посмотрел на Маркуса:

— Давай, может, в бар сходим? Выпьем чего-нибудь, раз уж так рано закончили.

— Давай, я только домой смотаюсь переодеться. Встретимся там?

Обычный коктейль-бар: в меру весёлая музыка, слегка приглушённый свет, небольшие компании за маленькими столиками, свечи. Питер с Маркусом не пошли вглубь, заняв пару мест у стойки, в стороне от бармена. Давно они так не сидели вдвоём: даже после тренировок, как правило, заходили куда-нибудь вместе с командой. Не задумываясь, Питер по старой привычке заказал им обоим Текилу Санрайз и развернулся лицом к залу.

— Давно мы с тобой вдвоём никуда не захаживали, — довольно вздохнул он, облокачиваясь на стойку.

— Угу, — ответил Маркус, подтягивая себе брошенное кем-то меню. — Надо было нам с тобой раньше выбраться, до рождения Карины, но, видишь, мне не до того было.

— Да, Рольф нас здорово подставил с этим больничным, — зевнул Питер. Под глазами у него залегли тени, а щёки ещё больше ввалились, хотя это казалось невозможным.

— Не собираетесь няньку нанимать?

— Не знаю. Всё равно Иво в школе, а Йона в саду.

— До трёх.

— До трёх, — кивнул Питер, потерев лицо. — Мы это с нового года обсуждаем и никак решить не можем. Но думаю уборщице доплатить — пусть ещё и готовит.

Бармен поставил перед ними по коктейлю, и в то же время на один из пустующих со стороны Питера стульев грациозно опустилась красивая пухловатая брюнетка, умело приняв такую позу, чтобы её грудь в глубоком декольте предстала в лучшем ракурсе. Питер явно оценил и вид, и красноречивый взгляд из-под ресниц. Толкнув Маркуса локтем, он растянул губы в лучшей из своих улыбок и подвинулся поближе к брюнетке:

— Вы позволите угостить вас?

Потягивая свой коктейль, Маркус наблюдал, как откровенно эти двое флиртуют, как загипнотизирован Питер белой, почти прижимающейся к нему грудью, пухлыми влажными губами; как брюнетка касается колена Питера своим… И ничего не чувствовал. Ни ревность, ни досада, ни злость — ни одно из привычных чувств не проснулось в нём. Он смотрел, как его лучший друг снимает женщину в баре — и только. Было странно видеть Питера с кем-то другим, не Сасси; видеть в его глазах такой откровенный интерес к этой незнакомке. Что не было странно, так это что Питер сидел рядом с женщиной, а Маркус — чуть в стороне в одиночестве.

Но впервые Маркусу захотелось оказаться не здесь. Он нажал на боковую кнопку своего телефона. Конечно, никаких сообщений и звонков: Ханнес же предупредил, что уедет. Со стороны увлёкшейся парочки раздался грудной смех брюнетки и чуть более громкий — Питера. Тот приобнимал свою визави и что-то говорил, практически уткнувшись лицом ей в шею. Маркус допил коктейль, достал портмоне, чтобы бросить пару купюр на стойку, и подошёл к Питеру. Дождавшись, пока его заметят, он наклонился вперёд и тихо спросил, вдыхая тяжёлый горьковатый аромат женских духов:

— Ты уверен?

— Да, не жди меня. — Увидев, что Маркус серьёзно на него смотрит и не торопится уходить, Питер хлопнул его по плечу, добавив: — Правда, всё в порядке.

— Ну, как знаешь. Напиши мне потом, чтобы я знал, когда мы разошлись, — ещё немного помолчав, сказал наконец Маркус, кивнул брюнетке и направился к выходу.

Да, удивил его Питер. Вроде бы раньше не рвался изменять жене… Хотя, может, просто так хорошо ото всех скрывал. Маркусу было жаль Сасси. Ублюдку Питеру ужасно с ней повезло. Вдыхая свежий вечерний воздух, уже пахнущий опавшей листвой, Маркус не спеша шёл по тёмной улице, почти не освещаемой редкими фонарями, и вспоминал этот бар, роскошную брюнетку… И как Питеру удаётся привлекать внимание таких женщин? С его-то внешностью и неуклюжестью. Но Питер был его другом, и вопрос о том, чью сторону занять, даже не стоял.

Он проводил глазами мигающий огонёк одинокого велосипеда и дёрнул уголком губ. Справиться с много лет мешающей жить страстью к занятому натуралу, чтобы тут же вляпаться в гея, думающего о другом мужчине, — что может быть глупее? Впрочем, не так уж он и вляпался. Наверное. По крайней мере, назвать любовью своё чувство к Ханнесу Маркус не мог: это совсем не было похоже на то, что он столько времени испытывал к Питеру.

Когда в нём утихла ревность? Как давно его оставляют равнодушным объятия и поцелуи Питера с Сасси? Сейчас, оглядываясь назад, Маркус мог признаться сам себе: в последнее время для него в их с Ханнесом постели стало на одного человека меньше. Да, он по-прежнему с удовольствием встречался с Ханнесом, чтобы грубо отыметь того на пороге или отдаться самому, выбросив из головы все мысли. Но не выместить собственные злость и досаду — их не было. Просто ему нравился секс с Ханнесом. Эмоциональный, грубый, болезненный, от которого иногда приходилось отходить несколько дней; или неспешный утренний, когда они вдыхали, изучали, ласкали друг друга; или страстный, вышибающий дух, наполненный внезапно овладевшей ими пошлой похотью.

Маркус покачал головой, открывая входную дверь. Из-за старой въевшейся привычки он даже не заметил, как изменилась его жизнь, он сам. И ладно бы за что-то полезное цеплялся.

Тренькнул телефон, сообщая о поступившем сообщении. Как и следовало ожидать, Питер сказал Сасси, что останется пить у Маркуса, а вернётся завтра к полудню. Отправив в ответ смайлик, Маркус бросил телефон на столик в прихожей. Неприятная ситуация. Да, Питер — его друг, и Маркус будет его выгораживать, сколько придётся, но удовольствия это не доставляло, что уж тут. Всё-таки уже несколько лет как Сасси тоже стала его другом.

Суббота прошла в каких-то мелких заботах и мыслях о сложившейся ситуации, Питере, Сасси, работе, Ханнесе… Маркус скучал. Уже несколько месяцев они виделись каждую неделю, а в последнее время — проводили друг у друга выходные. Опять привычка. Но от этой привычки не хотелось избавляться. Когда в воскресенье позвонил Ханнес, Маркус искренне ему обрадовался, даже не пытаясь этого скрывать.

— Я только выехал, — судя по тому, как звучал его голос, Ханнес был за рулём, — приеду, наверное, часам к восьми-девяти, уставший и раздражённый, но, может быть, ты всё равно зайдёшь? А на работу от меня поедешь — от меня даже ближе.

Маркус улыбнулся. Конечно, он приедет. Положив трубку, он почесал щёку и пошёл бриться.

Ханнес встретил его уже в домашних штанах и с влажными после душа волосами. Стоило двери закрыться, как он прижал Маркуса к стене и протолкнул язык ему в рот. Маркус жадно отвечал на поцелуй, проводил ладонями по горячей обнажённой коже спины Ханнеса и чувствовал, как в нём непрошенно просыпается знакомая яростная ревность. Только ревность эта была направлена не на Питера, а на того, из-за кого Ханнес сейчас оставлял болезненные укусы на шее Маркуса и быстро расправлялся с ремнём на его джинсах. На Олафа.

Маркус стянул с себя футболку и толкнул Ханнеса к ограждению лестницы. Помнится, в прошлый раз они остановились как раз на этом. Он развернул Ханнеса к себе спиной, как и тогда прижав к перилам и лишая устойчивости. Быстро расстегнув свои джинсы, Маркус приспустил штаны Ханнеса, натянул презерватив, после чего, быстро размазав смазку по члену, небрежно протолкнул два скользких пальца в анус Ханнеса, чтобы тут же их вынуть и буквально в два толчка войти так глубоко, как только позволила поза. Он буквально вдалбливался в Ханнеса, одной рукой сжимая его шею, другой — оставляя синяки от пальцев на его бедре, вкладывая в свои движения ту злость, что успела овладеть им за несколько секунд, проведённых в этом доме. Как будто он снова оказался в декабре, в офисе адвокатов, с открытой в коридор дверью. Только сейчас пошлые шлепки, тяжёлое дыхание, хлопки ладонями по деревянной поверхности поручня, когда зависший над лестничным пролётом Ханнес неуверенно пытался ухватиться поудобнее, — всё проходило мимо него. Оргазм накатил внезапно, вынуждая застыть, ещё сильнее впившись пальцами в горячую кожу. Маркус развернул Ханнеса к себе лицом, жёстко обхватив его стояк и помогая кончить. Выплёскиваясь в сжимающую его ладонь, тот закрыл глаза и сжал зубы, а Маркус вглядывался в его лицо, в очередной раз наслаждаясь знакомым выражением лица.

Отдышавшись, Ханнес обалдело моргнул и, натянув штаны, поковылял к лестнице. Там он осторожно уселся на ступеньку и снова закрыл глаза.

— Когда-нибудь мы с тобой доиграемся до того, что нам придётся ехать в больницу зашивать чью-то задницу, — хрипло прокаркал он и снова затих.

Маркус опустился на корточки, положив чистую руку ему на колено:

— Прости. — Ну, не всё же Ханнесу извиняться, правда? — Тебе плохо? Принести воды?

— Просто голова закружилась. Сейчас пройдёт, — покачал головой Ханнес и приоткрыл глаза, едва заметно улыбнувшись. — Мне всё же не двадцать лет, а ты такие упражнения устраиваешь. — Его лицо и шея некрасиво покраснели, а пальцы заметно подрагивали.

— Прости, — снова повинился Маркус. Что-то он совсем разошёлся.

— Не, круто было, мне понравилось. Надо будет повторить. — Ханнес толкнул его в плечо. — Пошли чего-нибудь закажем. Я с утра толком не ел.

Вставая, он поморщился:

— Чем тебя Питер так достал, что ты не пожалел моей задницы?

— Питер? — удивлённо обернулся только что поднявший свою футболку Маркус. — А-а-а… Он тут ни при чём, — неловко признался он и пошёл в сторону туалета.

Ханнес не стал задавать вопросов, справедливо решив, что Маркус сам расскажет, если захочет. Они заказали пиццу и удобно развалились на диване в гостиной, включив только пару настольных ламп на подоконнике. Закинув ноги на журнальный столик, Ханнес привалился к плечу Маркуса и расслабленно выдохнул. Казалось, курьера он не дождётся — заснёт. Маркус вдыхал уже привычные запахи шампуня, самого Ханнеса и едва уловимый — сигарет, чувствуя, как отпускает напряжение.

— Куда ты ездил, что такой убитый? — поинтересовался он.

— В Гамбург, к родителям. У меня отец нанял налогового консультанта, чтобы разобраться с наследством, — лениво ответил  Ханнес. — Тот придумал какую-то хитрую схему, насчитал миллион вариантов, нарисовал кучу таблиц, и я все выходные пытался разобраться в его бумажках. Ещё подхватился сегодня в полпятого. А обратно вечность стоял на А7* — они там всё перерыли… В следующий раз полечу.

— Так ты не с Олафом ездил? — удивился Маркус.

— С Олафом? — Ханнес даже поднял голову, чтобы на него посмотреть. — Нет, что ему делать у моих родителей?

— Я же не знал, куда ты едешь, а ты так на меня набросился у порога, вот я и решил… — пожал плечами Маркус, снова укладывая голову Ханнеса себе на плечо.

— Соскучился, — сонно пробормотал Ханнес, не реагируя на разрезавший тишину дверной звонок. Улыбнувшись, Маркус аккуратно отодвинулся и пошёл встретить курьера, заодно забрав сумку с вещами, которую бросил около двери.

Едва дожевав последний кусок, Ханнес почистил зубы и отрубился, несмотря на совсем детское время. Маркус принял душ и, захватив ноут, тоже забрался под одеяло. Прижимаясь задницей к его бедру, рядом уютно сопел Ханнес, через открытое окно с улицы доносилось тихое шуршание изредка проезжающих мимо машин, шелест ещё не облетевших крон, далёкие голоса соседей, запах гриля и прелой листвы… Лучшее завершение выходных.

Начиная с этого дня они стали встречаться и оставаться друг у друга по-настоящему часто. Иногда они обедали вместе; одежда и одинаковые продукты незаметно расползались по двум домам; зарядки, флешки, документы находились то там, то там — просто удивительно, что в офисе никто ничего не замечал.

Они любили разные сладости, предпочитали разные соусы и даже яйца на завтрак готовили по-разному. Раньше Маркус и представить себе не мог, что два человека с такими непохожими вкусами могут сосуществовать на одной территории. Оказалось — могут. Прошло совсем немного времени, а они уже привыкли к новому порядку, ни на минуту не испытав дискомфорта. Они больше не говорили о Питере или Олафе, если только речь не заходила о работе или действительно дружеских отношениях, не говорили об обязательствах, чувствах. Маркусу и в голову не пришло бы назвать Ханнеса своим партнёром или любовником… Он просто об этом не думал. Кто они друг другу? Что за отношения их связывают? В общем-то, всё казалось вполне очевидным, но, если вспомнить, как это началось, он не мог быть ни в чём уверенным. Да и что творилось в голове у Ханнеса? В общем, Маркус просто расслабился и получал удовольствие. Сколько лет прошло с тех пор, как он мог вот так, задержавшись на работе, прийти домой, чтобы увидеть в гостиной свет и тёмную макушку, выглядывающую из-за спинки дивана?

Приближалась к концу вторая неделя сентября, когда Маркуса в конце рабочего дня отловил в коридоре Ханнес:

— Ты домой?

— Да, уже запер всё, — кивнул Маркус.

— Подожди меня. Мне нужна одна минута. — Оставив дверь открытой, Ханнес снова зашёл к себе и начал просматривать бумаги на столе около выхода. — Слушай, что у тебя с работой в сентябре?

— Да ничего особенного. Сейчас уже проще стало, — подумав, ответил Маркус и привалился к косяку. — А что?

— У меня есть знакомая пара, они немцы, но уже почти пятнадцать лет живут на Мальорке. С одним из них, с Ларсом, мы учились в универе, а второй, Стив, его муж. У Стива День рождения двадцать второго. Я и ещё пара наших общих друзей каждый год в это время улетаем на неделю на Мальорку и празднуем День рождения Стива. — Он наконец отобрал то, что собирался взять с собой и выключил свет, посмотрев на Маркуса. — Друзей и знакомых мы не приглашаем, но бойфренд — совсем другое дело. Полетишь со мной?

Маркус молча сделал шаг назад, давая Ханнесу возможность запереть дверь и обдумывая его слова. Только когда тот снова посмотрел на него, Маркус заговорил:

— А как же переезд Олафа? Ты собирался ему помочь.

— Я уже сказал, что не смогу. У него есть старые друзья, есть Ларс. На самый крайний случай есть фирма, которая за пару тысяч им всё упакует, перевезёт и распакует.

Маркус не успел ответить, как на лестнице послышались шаги, а потом в коридоре появились Питер с Сасси. Сасси держала на руках счастливо пускающую слюни Карину.

— Маркус, ты ещё здесь? — приветливо улыбнулся Питер, вежливо поприветствовав Ханнеса.

— Уже собираюсь уходить. А вы чего?

— Да я подарок в офис заказал, а когда уходил, забыл. — Он несколько удивлённо посмотрел на Ханнеса. Маркус проследил за его взглядом и решился:

— Я обещал через две недели взять Иво на выходные, пока вас не будет. Я прошу прощения, но боюсь, у меня не получится. — Он ещё раз посмотрел на Ханнеса. Тот, как всегда, слегка сутулился и сейчас одной этой своей непередаваемой спокойно-уверенной позой поддерживал Маркуса. — Правда, извините, ребята, но не получится. Хочу взять отпуск в двадцатых числах. Мы с Ханнесом полетим на Мальорку.

— А-а-а… Ага, — обалдел Питер. — А Ханнес…

— Его друг, — не дал ему договорить Ханнес, едва заметно улыбаясь.

— Друг*, — тупо повторил Питер.

— Партнёр, — пояснил Маркус. — Мы пойдём, ладно? Хорошо вам отдохнуть сегодня.

— А… Ага-а-а… — Кажется, для Питера мир только что перевернулся с ног на голову. Маркус с грустью подумал, будет ли ещё у него завтра друг.

— Ой, ну не тупи, — зашипела Сасси, несильно толкая Питера локтем. — Я тебе уже миллион раз об этом говорила! — Повернувшись к Маркусу с Ханнесом, она просияла улыбкой и протараторила: — Обязательно приходите к нам в воскресенье на обед. Маркус, я всё равно хотела тебя позвать. А ещё ты врун! Ты обещал, что я узнаю первая!

Маркус нежно ей улыбнулся. Всё-таки Питер — ублюдок, изменять такой женщине!

— Спасибо, Сасси, — он вопросительно посмотрел на Ханнеса и дождался его кивка, — мы придём. — Чуть помолчав, он покосился на задумчивого Питера и добавил: — Но напиши мне ещё завтра на всякий случай.

И, попрощавшись, они с Ханнесом пошли к выходу. Как бы ни отреагировал Питер, Маркус ни о чём не жалел. Ханнес сделал его счастливым и за какие-то полгода стал частью его жизни. Если нельзя получить всё и сразу, то Маркус сделал свой выбор.