Чудесное изобретение барона фон Цукерберга

Пушкин, поэт: проиграл пять тыщ. А денег нет. То, что Смирдин обещал мне за "Пиковую", потрачено вперед. Френды, меня государь забанил, передайте ему кто-нибудь, что поэт в нужде. 

Смирнова-Россет: это вы, батенька, еще к ****ям не ездили-с. Ахихи. 

Пушкин, поэт: ездил-с. 

Бенкендорф: да уж, господин Пушкин, да уж. Если вы после этого - наша национальная гордость, то я Наполеон. 

Чаадаев: Александр Сергеич, мамочка, что ты терпишь этого тролля у себя в альбоме? Ату его, в бан! 

Кн. Вяземский: на Эльбу его и интернет отключить! 

Пушкин, поэт: да ведь он с другого акаунта зайдет. И амур вот мне поставил. Грех мне с ним, право. Пусть бы у Прилепина на ветках сидел, так нет же, лезет и лезет.

Смирнова-Россет: У вашей записки, драгоценный Александр Сергеич, пятьсот амуров уже. А выложили в пять утра только. Я даже с кошечкой столько не набираю. Вы наше все.

Georges D'Antеs: Monsieur Pouchkine, я любить твой жена. 

Пушкин, поэт: Дантес, вы идиот? Не засирайте мне альбом, сделайте милость. Я тоже много чего любить. Подите вы тоже к Прилепину. 

Натали Pouchkine: Саша, мы ждем тебя в столовую, уже все подали! Ах как же вы все надоели с вашим Сюкерберж, право. И, вот еще: мне вскорости принесут новое платье, за деньгами я отправлю портного прямиком к твоему мерзкому Смирдину. 

Пушкин: Наташенька, душа моя, пойми, я очень занят сейчас. Фандрайзинг, краудфандинг. Скажи-ка, свет мой, у тебя еще шубы осталис? Мне уж совестно, право, но что делать. 

Кн. Вяземский: что, брат Пушкин, занять тебе пятеру? 

Пушкин, поэт: поймите, друзья и подписчики, я не могу ведь жить в подвале. Квартира моя стоит почти четыреста рублей в месяц. Жена, балы. Крестьяне заложены и перезаложены, а Смирдин - он спаситель мой, платит даже за строчки, вымаранные ценсурою, но не хватает все равно. Тысячи так, право, и разлетаются. Хоть в деревню переезжай. 

Кн. Вяземский: что, десятку?

Пушкин, поэт: у супруги еще две сестры. Обе на моем попечении. Надо еще и на приданое им насобирать. 

Кн. Вяземский: ну, брат, это уже в следующей записке. Бери десятку, пока я не передумал. 

Смирнова-Россет: я поговорю с государем. 

Натали Pouchkine: а я тебе в личку написала.

Смирнова-Россет: сама такая. 

Чаадаев: кстати, господа, вы слыхали про новую парижскую моду? Poliamorie. 

Смирнова-Россет: что? Уже без кринолина? Я догадывалась. 

Чаадаев: мы отстаём все сильнее. В крови у нас есть нечто, отвергающее всякой прогресс.

Натали Pouchkine: Петр Яковлевич, сделайте милость, объясните же в двух словах. Умираю от нетерпения! Мне, право же, теперь совершенно недосуг гуглировать - платье принесли. 

Чаадаев: мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилос! 

Смирнова-Россет: ах да оставьте же ваш либерализм, Петр Яковлевич. Расскажите просто. Что это? Ну не томите ж!

Чаадаев: все наше участие в общем движении человеческого разума сводится с слепому, поверхностному, очень часто бестолковому подражанию другим народам. 

Бенкендорф: господин Чаадаев, а вы до****елись. Я уже сделал распоряжение, вам сегодня же вечером отключат провода. Развели тут сепаратизм. Скрин государю отправлен. 

Натали Pouchkine: Петр Андреич, милый, может, Вы слыхали про эту poliamorie? Видите, Пётр Яковлевич сел на свой конек и не в состоянии спуститься.  А я, право, сгораю от нетерпения! 

Кн. Вяземский: если позволите, Mesdames, poliamorie это возможность любить сразу нескольких, причем обоими супругами, да так, что оба знают и приветствуют. 

Пушкин, поэт: то есть в нумера в Париже уже не ездят? 

Денис Васильевич Давыдов: люби, Адель, не знай печали. Хориты, Лель в тебя кончали...

Смирнова-Россет: Денис Васильич, подите прочь! Пфуй! Как же вы несносны.

Чаадаев: Александр Сергеич, нет же. Вообрази, можно иметь несколько жен и любить их всех одинаково, но и им позволительно иметь по нескольку, так сказать, супругов. Ревность у них запрещена, все заботятся друг о друге совершенно на равных. Лет через двести и до нас докатится. Азия!

Натали Pouchkine: ад какой. А что же приданое? Кому? И дети, pardonnez moi, от кого? Уж не faux ли? 

Пушкин, поэт: воистину faux. Даже фо-фо. Верим во всякую чушь, право. Петр Яковлевич, у тебя есть пруфы? Пруф в залу! 

Чаадаев: ну, сведения сии поступили от людей, коим я имею все основания доверять. Пожалуй, держу пари, что это так. 

Денис Васильевич Давыдов: однако фо. Враки, одним словом. Не верю, как сказал... хм, а кто это сказал? Надо бы погуглировать. 

Иван, крутитель: барин, ни могу больше крутить, ни извольте гневаца. Серце калотит, руки дражат. Прикажити сминить. Фсе, падаю

Смирнова-Россет: так-с. У Пушкиных, похоже, тырнет вырубило. 

Кн. Вяземский: ну хоть покушает поэт. Кстати, обращаюсь ко всем присутствующим дамам и господам: вы поставили амур Гоголю? Там у него в альбоме приглашение на читку его новой пиесы, не припомню точно названья, вроде бы Ревизор. 

Чаадаев: быть может, Ревизорро? 

Смирнова-Россет: фи, Петр Яковлевич, вы разве смотрите телевизион? От вас не ожидала никак. Mauvais ton, однако.

Чаадаев: боже правый, что за страна. Ничему не верят, телевизион не смотрят. Вы, наверное, и про отречение не слыхали ничего?

Кн. Вяземский: какое отречение? Государя? Чаадаев, ты, право же, гонишь. 

Смирнова-Россет: ору под ломберным столиком. Петр Яковлевич, батюшка, вы сделали мой день. Вот уж faux так faux! Ах, будто первое апреля у нас сегодня. Пойду фрейлин разыграю на всех ветках.

Бенкендорф: а следовало бы знать, господа, что государь наш отрекается после рождества от престола. Назначат временное правительство. Первым министром будет барон Акакий Путин. В январе присягу даю. Вы уже поставили амур его альбому? Очень советую все дагерротипы проамурить хорошенько, оно всегда полезно. А ценсура ни в коем случае не отменяется, так что радоваться вам нечего. 

Денис Васильевич Давыдов: охуеть.

Georges D'Antеs: Monsieur Pouchkine, я любить твой жена. 

Пушкин, поэт: дружище, сделай милость, завали, а. Я не для тебя тут педали кручу. Господа, я знал! Я предчувствовал. Настанет день, взойдёт она, звезда пленительного счастья. И, вот видите, взошла же! Но, ежели с другой стороны глянуть, как же Россия без государя? И потом, кто теперь мои долги отдавать будет? Путин?

Чаадаев: туго совесть вылезала, долго корчился барон, и подтер премьер Акакий конституцией свой трон. 

Бенкендорф: господин Чаадаев, я вас задушу собственными руками. Как же вы задрали. Вам все не нравится. Чемодан вокзал Париж! 

Натали Pouchkine: а танцы не запретят?