Март

спал плохо, крутился на своем жестком диване и часто просыпался. будил свет, от которого плохо защищали тонкие шторы. да еще в этом полусне-полуяви он никак не мог стряхнуть мысль о полученном перед сном по электронной почте письме. наяву это письмецо приятно пощекотало его самолюбие, а сейчас весеннее имя март, назойливо преследовало его и никак не давало забыться. будили и крики со двора гулявших окончание школы ребят.

светлая июньская ночь…

в конце концов он окончательно проснулся. мысли лениво шевелились и, казалось, передвигались с помощью зубчатых передач ассоциаций все дальше в прошлое. как на цветной акварели с размытыми клубящимися по краям красками к центру пейзаж фокусировался и приобретал очертания давней узнаваемой картинки. с какого дна! через какую толщу лет! он тогда был мальчиком после школы, работал. а друзья, старшие, в тот год заканчивали институт. госы сданы, им осталось получить диплом и разъехаться. как хорошо он помнил то настроение ребят, которое он вместе с ними переживал! радость свалившегося груза экзаменов, радость грядущей взрослости… радость, радость… легкость и безответственность молодости…  ночные шатания по пустынным улицам их маленького городка. он четко видел сейчас в свете ранней июньской зари замершие дома в пустотах улиц, окаймленных темной зеленью деревьев. помнится, их небольшая компания подошла к окнам двухэтажного общежития. на втором этаже открылось окно, высунулась какая-то девичья голова. какой-то разговор… смех… он и тогда не знал, кто это был, он сейчас не помнил, кто был с ним, но почему-то этот кусочек чужой беззаботной радости, плывущей в светлости июньской ночи, врезался в его память на всю жизнь…

идя с работы, он по традиции завернул в сквер и сел покурить. давно приметил этот тихий уголок, не видимый с людной главной аллеи. светлая ночь выродилась в серенький нежаркий денек, который с утра повис над москвой. ни солнца, ни дождя. в его голове роились какие-то обрывки рабочих разговоров, страницы бумаг, что он читал за день, недодуманных мыслей. но постепенно сонная тишина этого места стала очищать его голову и ему подумалось, что это похоже на несущиеся в ветреный день клочья низких серых облаков, которые в конце концов таки обнажат чистое и голубое небо. вообще-то работа занимала малую часть его жизни. не количественно малую – как раз времени он отдавал ей достаточно, а малое место в его душе. на те этажи, где располагались его личные покои, рабочие дела не проникали. не в смысле – не допускались внутренней цензурой. нет. они просто не добирались туда, увянув и скуксившись по дороге. интерес его жизни лежал не за дверьми учрежденческих кабинетов. к карьере он относился равнодушно.

струящаяся жизнь большого города огибала его тихое местечко. скамейка стояла под липами. они цвели и сильно пахли… берлин, подумал он, unter den linden… наконец-то суетные дневные мысли куда-то ушли и он просто погрузился в отвлеченную бездумность отдыха. к реальности его вернул сосед, как-то неожиданно появившийся из-за кустов и севший рядом. он не успел его рассмотреть, так как тот сел сбоку, а поворачиваться к нему было неловко. но все-таки краем глаза он кое-что уловил. молод, высок, тонок, смугл. захотелось увидеть лицо в анфас. глаза, губы…  он вообще был любопытен к людям, ища в лицах проступавшие черты характера, а иногда и самой судьбы. слабо в молодых, ощутимо в старых. так он любил развлекаться, замещая до обиды редкие  посещения галерей и выставок портрета... особенно он любил смотреть на лица в поздних электричках метро. сидят близко, напротив. когда устали, люди перестают следить за выражением своих лиц. подлинное вылезает наружу, и эта книга хорошо читается. такой иногда роман! он все же решился всем корпусом повернуться, как бы лениво оглядывая пейзаж вокруг. неееет… особой привлекательности в молодом человеке он не усмотрел. южная поджарость, хищная жесткость черт этого джигита лежали явно за пределами его представлений о прекрасном.

как пахнут липы…

вспомнил о вчерашнем знакомстве через интернет. забавно, что у мальчика был ник март, а у него в инете ник сентябрь. такая вот перекличка времен года. то ли вивальди, то ли чайковский. по вкусу и эрудиции юзеров. однако эта симметрия выглядела слишком уж  – до пошлости – красивой. ему вспомнилось чье-то: осень, зима, весна, лето…какая милая беллетристика мирозданья…

дома наскоро и как-то без интереса поев, он с удовольствием сел за экран компа. о, это был его большой друг! раньше одиночество скрашивали четвероногими и четверолапыми, а сейчас другом продвинутого одиночки стал кусок железа. не металл, конечно, сам по себе, но как посредник между ним и неощутимым и бесплотным виртуальным миром. интересно, бунин бы и сейчас советовал своему художнику собаку завесть? ну, бунин известный ригорист и консерватор… от своих принципов не отступил бы ни за что. понятно, что ищут по весне на сайтах знакомств молоденькие мальчики. а что там потерял он в своем сентябре, а по правде уж едва ли не в декабре? жизнь проехала … позади остались несколько ярких вспышек и череда маленьких огонечков, искорками вспыхивавших и гасших. теперь же он дорожил своим одиноким гнездом и совсем не мечтал о семейной рае. да по правде сказать, ему всегда казалось неестественным сочетание этих понятий – пара геев и семья. то есть он вполне приветствовал моногамию, но его коробило само слово «семья», взятое совсем из другого контекста. здесь оно было условно и неточно, а значит ложно. но, увы, другого слова гей-человечество не изобрело. а вот странствия по сайтам знакомств его увлекало. и нельзя сказать, что прагматические соображения тут были главными. конечно, какой-то азарт рыболова был. без претензий на золотую рыбку – куда уж там в его возрасте! а так .. может быть поймать какого-нибудь неоперившегося малька… скорее был интерес в другом – сродни его любви рассматривать человеческие лица в метро да и вообще в жизни. только в инете на досках человек возникал не визуально, а в мессиджах – по другому он не знал как назвать эти своеобразные коротенькие интернет-послания. не письмами же, какими обменивались геи времен михаила кузмина на заре двадцатого века. количество этих записочек от одного адресата переходило в конце концов в качество и тогда вырисовывался силуэт человечка нового века и даже нового тысячелетия … если уж мыслить планетарно, а в пишущем видеть тип, складывающийся в постмиллениум. он всегда был созерцателем, а не деятелем, к осени жизни это качество в нем совсем возобладало. много лет назад он прочитал у георгия шенгели строки, которые ему врезались в память: я не боец. я мерзостно умен… конечно, в приложении к собственной персоне звучит не очень скромно, но он знал себе цену и это его не смущало. оборотная же сторона ума, так сурово оцененная поэтом, была пронзительно точна и очень проницатальна по отношению к сентябрю. 

март в череде его знакомств был не первым да, наверно, и не последним. он сам откликнулся на объявление, которое на одном из соответствующих сайтов повесил сентябрь. а тот был большим мастером сочинять, как говорилось в той среде, объявы. конечно, на убогом фоне этой массовой продукции его тексты выглядели просто-таки перлами создания. этим они и привлекали. правда, публику определенного типа. он как-то не сразу это заметил, но в конце концов у него сложился портрет читателя, который клевал на его наживки. зеленые юноши. скромные в жизни, с некоторой долей интеллекта и нечуждые культуры. однако совсем нескромные в своих эротических фантазиях. прожженным секси его кружева были до лампочки. им пиши всё конкретно – портрет в цифрах, роль в постели, давай меню пристрастий на выбор и желательно фото голышом. начинающих и не привыкших к такому стилю общения этот циничный прагматизм коробил и они охотно откликались на его тексты с претензией на некоторую игру и каламбуры. правда, у зеленых была одна характерная особенность. они предпочитали не реальное, а виртуальное общение. разумеется, начиналось оно как будто с прицелом на встречу в жизни, но когда дело доходило до назначения места и времени – исчезали. аннигилировались то есть. иногда они возникали под другим ником и уже с другим адресом. это могло повторяться даже по несколько раз: его приманка была не в содержании – всякий раз он сочинял по-другому, а в подаче текста, манере. поэтому переписка для сентября почти никогда ничем практическим не заканчивалась, но наверно какое-то познавательное удовольствие он от нее получал. она была для него нечто вроде интеллектуальной игры с применением современной техники.

ответ марта, пожалуй, выделялся из других. похоже, его порыв написать был не стихиен, а ему предшествовала определенная внутренняя работа мысли.

я ищу себя, а нашел вас. и подпись: март.

никакого чувственного волнения сентябрь не испытывал. пожалуй, он испытал любопытство смешанное с некоторым самодовольством. юноше было девятнадцать. студент-историк. написал, что москвы, но кто его знает. сентябрь уже сталкивался с обманом городов – на то он и виртуальный мир, где правда и вымысел так любят делать рокировки. да разве можно обмануть только городом? можно придумать себе другой возраст, другой пол и вообще сочинить себе вымышленную во всем биографию. так что самым правильным в таких случаях было бы сказать, что сообщение получено от некоего существа неизвестной породы из какой-то страны тамландии. скользя всё дальше и дальше по этой логике сентябрь наконец затормозил, твердо сказав себе, что у него совершенно нет никаких оснований не верить этому мальчику.

из письма марта было понятно, что у него есть на плечах голова. и что у него нет никакого опыта подобных отношений. и что он ищет взрослого друга-наставника. тут сентябрю, к слову, припомнилось одно объявление, которое он недавно прочел на доске: мне 16 лет. научите меня жить, мне не надо материальной помощи. эта наивная откровенность брошенного во взрослую жизнь ребенка была действительно трогательна. по-детски непосредственно она формулировала смысл многих и многих текстов со всех сайтов и досок. да что там эти доски! какой вступающий в жизнь человек в критическую минуту своей жизни не восклицал вслух ли, мысленно ли: люди, научите меня жить! 

так, философствуя и отвлекаясь, он придумывал ответ марту. ответ должен быть дипломатичным и не понижать планки заданной высокой интонации. но и не уходить совсем уж в заоблачные эмпиреи: в конце концов сайт знакомств – не собрание воспитательных писем сенеки к луциллию. вообще сентябрь всегда в своей жизни по возможности старался быть искренним и в подобных переписках он тоже не надевал не свойственной ему маски. просто как человек многосложный, обладающий собственной глубиной и широтой он всегда, не лукавя и не притворяясь, мог повернуться той своей стороной, которая в данном случае резонировала бы в собеседнике. так он сделал и на этот раз. март должен будет убедиться, что он не ошибся в своем выборе.

дни бежали за днями и переписка с мартом стала регулярной. приятно щекотал интерес мальчика к его личности, его жизни, его внутреннему миру. март прислушивался к его суждениям, расспрашивал о запретных темах, хотел впитать чужой некнижный опыт. а учеником он был способным, можно даже сказать талантливым. вопросы были в самую суть, а суждения порой не по возрасту тонки. конечно, заинтригованный сентябрь хотел бы увидеть и зеркало души этого юноши – как высокопарно называли классики лицо, но свое личико он скрывал под паранджой и не показывал. писал, что еще не созрел для этого. он не пользовался ни аськой, ни прочими популярными у пользователей интернета системами быстрого общения. говорил, что боится всевидящего ока родителей. номером мобильного телефона, который в конце концов дал ему сентябрь, он тоже пока не воспользовался. таинственное существо из тамландии – сознательно или нет – нагнетало любопытство к своей персоне. и прямо и окольными путями, то в лоб, а то всякими намеками сентябрь пытался выманить марта на встречу. хватит, убеждал он, общаться в одномерном виртуальном пространстве, пора посмотреть друг на друга в трехмерном пространстве мира реального. еще рано, мы с вами еще не созрели для этого, отвечал март.

вообще март был занятной штучкой. иногда его заносило в романтическую высь и он предлагал сентябрю в определенный день и определенный ночной час выйти на балкон, найти на небе звезду (он дотошно описывал, где она должна быть в тот момент) и думать о нем, а он в тот же самый миг будет думать о сентябре. такая вот телепатическая связь с помощью звезд.

то он предлагал написать совместный текст на какой-нибудь фантастический сюжет – кусок напишет он, а следующий сентябрь, потом снова он, а дальше опять сентябрь. благо интернет легко давал такую возможность соавторства.

но внезапно он мог сменить интонацию и из романтического литературного мальчика минувших времен мог превратиться в одного из современных парней из жж – со всеми их флешмобами, френдами, постами и имхо… 

как неофита его конечно волновал однополый секс. он просил, а порой просто требовал от сентября рассказывать истории из его сексуальной биографии. марту явно недоставало специфической лексики. он неумело пользовался эвфемизмами, формулируя свои вопросы, а когда это у него не получалось, то прибегал к уличной лексике или терминам из медицинского словаря. хотя это объяснимо: за столько столетий русский язык, изощренный в изображении высоких мыслей и чувств, так и не научился столь же гибко выражать сексуальную сторону человеческого существования. у классиков диалектика духовного и душевного имеет так много тонких градаций и полутонов, а при описании жизни плоти их словарь беднеет, приходится использовать немногие понятия, не имеющие синонимов. здесь нельзя позаимствовать и опыт востока, который придумал описывать это такими пышными и цветистыми метафорами, что невольно возникает улыбка, чтобы не сказать смех. в эту же ловушку попадал и сам сентябрь, пытаясь честно вспомнить тот или другой сюжет своей жизни. он понимал, что общими словами не отделаться, мальчик ждет от него интимных деталей, а называть всё своими именами у него не поворачивался язык. физиология на фоне звезд и прочей поэзии выглядела совсем уж неуместной.

в это субботнее утро, никуда не спеша, сентябрь завтракал в своей толи столовой, толи кухне. мысли его были заняты полученным утром сообщением и он совсем не замечал, что ел. взгляд его привычно проходил через окно и открытую балконную дверь, выскальзывал на улицу, упирался в верхние этажи его же г-образного дома, а потом улетал в высь – в небо. синий кусочек неба, который он видел, и фрагмент слепяще-белой уходящей вниз стены напоминали сентябрю
какой-то южный город. не конкретный, а скорее условный, в духе вымыслов грина. земля была где-то далеко внизу и ее не было видно и слышно.

такое промытое густо-синее июльское небо отвлекло его от суетного и обратило мысль к вечному. ему всегда казалось, что символом вечности является не море, как любят писать поэты, а вот такое, как сегодня, небо, его нетленная чистота и синева, не тронутая тысячелетним распадом. недавно, сочиняя какое-то письмо, ему неожиданно пришла мысль о том, что виртуальный мир инета в определенном смысле тоже есть вечность, но вечность пространственная – вроде аналога временнОй. в ней нет ‘здесь’ и нет ‘там’, нет ‘далеко’ и нет ‘близко’, нет никого членения пространства для того, чтобы узнать чьи-то координаты. но это ведь повторяет устройство вечности, где нет деления на часы, годы, века и где пребывает человек, отплывший туда на ладье харона. а сегодня, кажется, март сделает попытку вынырнуть из своего обиталища и превратиться из бестелесной субстанции в настоящего человека.

привычно бормотало радио. сентябрь прислушался. какая-то ученая дама рассказывала о тургеневе. об «отцах и детях». мол, тургенев, чтобы вжиться в образ базарова, довольно долго вел от его лица дневник, который, правда, впоследствии был утерян. работали же классики! как они стремились влезть в шкуру далекого по биографии и психологии героя, чтобы создать эффект достоверности. как в сказке, несколько капель живой воды – и выдумка из головы писателя, кукла, сшитая из различных лоскутков чужих жизней, вдруг чудесным образом оживала и порой становилась реальнее соседа из квартиры напротив. интересно, мысленно съерничал  сентябрь, а сейчас иван сергеич публиковался бы в жж, где базаров откликался на злобу дня и откровенничал о своей частной жизни? в этом смысле, подумалось еще сентябрю, жж и правда мог бы стать незаменимым способом
превращения вымышленного персонажа, в человека из плоти и крови,
с которым в своих постах реальные люди завязывают диалог, спорят и соглашаются.

все эти мысли, к которым подталкивала текущая вокруг него жизнь,
уводили его в сторону от главной на тот момент – от решения стОит ли пойти на выставку, где собирался быть март. сентябрь был в затруднении и подсознательно цеплялся за всякий повод отвлечься,
чтобы оттянуть окончательное ‘да’ или ‘нет’. несомненно, ему очень хотелось увидеть мальчика. конечно, он немного комплексовал по поводу своей внешности. но не в том было дело в данном случае. март снова выдумывал некий хитроумный план, затевал игру, в которой сентябрю в силу его возраста да и характера не очень хотелось участвовать. это мог быть элементарный розыгрыш, когда человек, которого разыгрывают, оказывается в глуповатом и смешном положении. март предлагал посетить сегодняшнее открытие выставки модного французского фотографа. неважно: это мог быть вернисаж или спектакль, концерт или фильм. важно, чтобы был народ, среди которого можно было бы затеряться. март призывал сентября собрать в кулак всю его интуицию, напрячься и попробовать вычислить его в этой толпе. а сам он благодаря своим экстрасенсорным способностям без труда опознает сентября. неизвестно, как насчет необычных способностей марта, но у сентября если и была интуиция, то крепко спала. однако любопытство, любопытство… оно подталкивало его согласиться, но согласиться как-нибудь уклончиво, чтобы оставить путь к отступлению. так он и сделал.

народу на выставке и правда было много. в основном, пришли парами и группами, а одиночки быстро находили знакомых, с которыми шумно здоровались. «одна тусовка», – подумал сентябрь, употребив слово, которое презирал. он всегда по возможности уклонялся от такого рода клановых мероприятий, где все друг друга знали и где ему, инородному существу, не раствориться в этой массе, как белокожему европейцу среди желтолицых китайцев. правда, сейчас у него было тайное задание и он, не обращая внимание на сбившихся в кучки завсегдатаев и замечательные черно-белые фотографии на стенах, искал глазами подходящий сложившемуся образу объект. одиноких молодых людей вообще пока не было – только несколько парочек, но их мужская половина никак не соответствовала его представлениям о марте. скользя взглядом вокруг, он невольно выхватывал наиболее колоритные лица и фигуры. большинство составляло московскую интеллектуальную богему, привлеченную звонким именем модного фотохудожника. красивых женских лиц почти не встрчалось, но было много лиц приковывающих внимание. сентябрю даже стало казаться, что вызывающая некрасивость, помноженная на творчески придуманный стильный образ, может стать в умелых руках многоопытной леди более мощным оружием, чем природная правильность черт и прочие приметы так называемой красивой женщины. наконец появились два одиноких молодых человека. в отличие от постбальзаковских дам оба юнца вряд ли догадывались о своей заурядной некрасивости и уж тем более не подозревали, как превратить ее в броскую оригинальность. нет, март так выглядеть не мог! печать интеллекта не могла не тронуть черт его лица…а тут… однако время шло, но ни одиноких, ни в парах с девушками кандидатов больше не было. всё напоминало розыгрыш, где он оказался в дураках. еще раз пройдя все три небольших зала, сентябрь направился к выходу. в дверях он почти столкнулся с юношей, который стремительно шел ему навстречу и даже задел его плечом. молодой человек извинился, глаза их на мгновение встретились. красив? пожалуй. интеллигентен? наверно. умен? скорее всего… высок, спортивен… но никакой особой приметы, которая бы обратила на себя внимание и врезалась в память. разве что небольшая модная сумка через плечо – но какая это примета? возвращаться было неудобно да и какой смысл? если даже предположить, что это март, то проверить предположение, чтобы не попасть в неловкую и смешную ситуацию, было нельзя. однако оснований для такого предположения по трезвому размышлению было совсем немного.

улица встретила сентября жаром. с утра небо успело как-то выцвесть, зато, казалось, потемнела зелень и в пронзительной яркости дня загустели тени. без всякого плана он свернул в боковую улицу и стал углубляться в переулки старой москвы. мысли его никак не были связаны с поэзией этих по-субботнему пустынных мест. в душе гвоздем сидела мысль о невстрече. играл ли он сам с собой, когда думал, о марте, как об одном из…? или все-таки он привязался к нему за этот месяц общения и тот занял свое место в его душе? занял помимо его воли как это бывает у людей одиноких и с фантазией. ох это коварное воображение! ничего не значащую встречу превращало в целый сюжет. какому-нибудь невзначай оброненному слову могло дать целый сонм психологических толкований. а уж из нескольких разрозненных деталей с легкостью нарисовать полный портрет персонажа. что-что, а когда внутренняя жизнь несопоставимо богаче внешней, то воображение за долгие годы получило хорошую тренировку. если размышлять трезво и без лирики, то надо признать, что в его сегодняшнем душевном мире март занял свое отдельное обиталище. вроде такого маленького собственного виртуального апартамента. там хранились его письма-послания, обрывки сюжетов из его жизни (скупые, надо признать), наконец, жила сама его персона, сочиненная сентябрем в духе художников-символистов прошлого, предпочитавших реалистическому портрету размытый, красочно приглушенный образ. не человек, а тень! тень эта сегодня не обрела лица и это, конечно, вызывало досаду. но главное было в другом: двусмысленность его положения в этой ситуации, а если сказать коротко, то 1:0 не в его пользу. проигранная партия! и всё-таки не в этом, пожалуй, была последняя правда сегодняшнего дня. проигрыш партии – укол гордости и собственному достоинству, профессиональная осечка взрослого гея, который нюхом не почувствовал, что пацан его накалывает. однако под неудовлетворенным любопытством и задетым самолюбием глубоко пряталось чувство, о котором сентябрь не очень-то хотел признаваться себе – чувство надежды. всё-таки он надеялся. надеялся вопреки всем доводам рассудка, вопреки всем урокам жизни, вопреки всему. а вдруг… вдруг произойдет чудо и между ним и мартом возникнут отношения? почему хотя бы теоретически такого не могло быть? ну, мечтать о любви с той стороны даже при самом разнузданном воображении было бы глупо, но о дружеской привязанности с элементами постели… сентябрь вполне знал себе цену и он понимал, что многое может дать молодому человеку из своего опыта, своих знаний. ему глубоко претила мысль о коммерчески-рациональном подходе к делу, так сказать натуральном обмене: мы вам ценности духовные, вы нам ценности телесные. он был убежден: человеческие привязанности того же рода, что и человеческая любовь. обе созданы из одного материала, материала чувств, который нельзя конвертировать ни во что другое. вот о такой взаимной привязанности и мечтал сентябрь, на ней, как на фундаменте, могло построиться всё здание отношений. да вот только управлять чувствами мало кто умеет и любые правильные выкладки, сделанные в голове, пасовали перед реальной фактурой кожи, запахом тела, весом плоти. и при этом, добавлял неподкупный внутренний голос, это приятие должно быть обоюдно, то есть шансы сокращались еще вдвое.

жара если не примиряла сентября с неприятным эпизодом этого дня, то приглушала его, действую через вульгарную физиологию. его разморило и хотелось побыстрее добраться домой. что он по возможности быстро и сделал. освежившись прохладным душем, раскрыв все окна, он расслабился у компьютера, чтобы проверить почту последних часов. никаких посланий от марта он не ждал и поэтому появившийся знакомый ник был для него некоторой неожиданностью. прочел. неужели всё так до банальности просто? март писал, что родители забрали его на дачу, а противостоять их воле он не смог. извинялся. обещал загладить свою вину. 

поезд времени, не замедляя скорости, но и не прибавляя ее, размеренно шел вперед, таща за собой всё растущую вереницу дней. июль переполз в август и запахло осенью. март с родителями отправился в спокойную и красивую страну бельгия, где жили их знакомые. он даже прислал сентябрю несколько фотографий, правда без каких-либо следов собственного присутствия или присутствия его близких. в жизни сентября островок, где обитал март, в море происходящих событий и ежедневных дел все более уменьшался и съеживался. так всегда бывает, когда общение с человеком не подпитывается злободневным и заинтересованно важным для обоих. тем неожиданнее было предложение марта наконец-то встретиться. сентябрь не мог понять, что дало толчок к этому решению юноши. уж во всяком случае не едва теплившаяся переписка последних недель. ему только не очень понравилось место, которое предложил март – метро динамо, внизу, последняя скамейка в сторону речного. слишком уж двусмысленное название выбранной станции. но, решил сентябрь, примитивная банальность первой приходящей в голову ассоциации не вязалась с интеллектуальным уровнем всей их предыдущей переписки и он отмел закравшееся подозрение.

встреча была назначена на восемь вечера, когда основной поток пассажиров схлынет. да и станция была относительно тихая и немноголюдная. нельзя было сказать, что сентябрь особенно волновался, но в течение дня, чем бы он ни занимался, мысль о вечере постоянно возвращалась в его сознание. как в детстве ожидание таинственного свертка под елкой, когда просыпаешься утром в новый год с мыслью: а что же там спрятано для тебя? под елкой, разумеется, всегда прятался приятный сюрприз, а вот каков он будет здесь? перед выходом из дома он тщательнее обычного осмотрел себя, критически отметив следы лет на своем лице и особенно на голове. конечно, возрастная руинированность коснулась его может быть и меньше, чем особей из мужского сексбольшинства – его ровесников, но особой радости сознание того, что у соседа дела обстоят еще хуже, не приносило. как ни рассчитывал он время, чтобы быть точным – ни раньше и не позже – он приехал за пять минут до назначенной встречи. очередной поезд только что ушел, смыв народ с перрона. он сел на пустую скамейку и стал ждать. прошел один поезд, прошел другой. на скамейку подсаживались, но с приходом поезда вставали и шли в вагон. в начале девятого скамейку плотно оккупировала дама в широкополой шляпе. она, видимо, тоже кого-то ждала и некуда не спешила. сентябрь обратил внимание на ее внешность. тип, который его всегда интриговал: некрасивая и немолодая дама, одетая со вкусом и фантазией. иссиня-черные (наверняка крашеные, отметил сентябрь) длинные волосы с одной стороны лица свисали рассчитанной прядью до плеча. чернота волос контрастировала с напудренной бледностью щек и карминной яркостью губной помады. черный с какими-то золотистыми прожилками шелк драпировал ее худощавую подтянутую фигуру. своей прической, шляпой, черными очками, наконец изгибом узких губ она напомнила ему (и это было совсем уж странно) майкла джексона, которого злоязыкие таблоиды после всех его ухищрений с собственным лицом прозвали старой белой женщиной. во всяком случае какая-то андрогинность в ее облике безусловно ощущалась. прошло еще два поезда а никого не было. внезапно дама обратилась к нему со столь же странными словами, сколь нестандартна была ее внешность. послушайте, сказала она, у меня не выходит из головы название фильма занусси, которое он подслушал у какого-то студента: жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путем. не правда ли, гениально сказано? сентябрь видел этот фильм, который, честно говоря, не произвел на него особого впечатления, но название врезалось в его память. он, нисколько не лукавя из вежливости, горячо согласился. подошел очередной поезд. дама вежливо попрощалась, неспешно вошла в полупустой вагон и была унесена поездом в черную дыру туннеля. осталось только легкое облачко каких-то экзотических духов, которое через несколько минут растаяло.

сентябрь был так ошеломлен происшедшим, что не сразу вспомнил о цели своего пребывания здесь. Прошли еще три-четыре поезда, но марта не было. время было четверть девятого. сентябрь решил подождать последний и возвращаться. никого не было и в нем.

перед сном сентябрь подошел к дремлющему компу, чтобы выключить его на отдых, и увидел письмо от марта. оно было очень коротким и состояло из одной фразы: жизнь как смертельная игра, передающаяся половым путем.

любят же писатели всё сказать по-своему…