Вирус

Воздух был настолько сухим и смолистым, что казалось, только чиркни спичкой – и он воспламенится. А затем, точно от паров бензина, вспыхнет все вокруг:  сухая тонкая трава и мох под ногами, легкое  кружево длинных, свисающих, высохших и искривленных веток, капли смолы на шершавых серых стволах... Лес был настолько сухим и безмолвным, что казался неживым. И только если поднять глаза вверх, то можно было увидеть густую зелень сосновых макушек и ярко-синюю, глубокую пустоту неба. 
Лес не кончался. Высокие тонкие сосны, растущие часто, боролись между собой за свет и воду и не давали подняться молодняку. Под ногами было мягко от толстого многолетнего слоя серо-рыжей хвои. Пни разваливались от ветхости в сухую труху. Между стволами виднелись лишь незначительные прозрачные кустарники, тонкие, чахлые стебли малины. Подлесок на светлых полянах был хилым и не препятствовал стремительному шагу человека переходящему изредка на бег. 
Вместе с воздухом в приоткрытый рот влетела мелкая мошка. Он остановился, наклонился от усталости, опершись левой рукой о дерево. Сухо прокашлялся и сплюнул. Волосы прилипли ко лбу. Биение сердца отдавалось в горле и оно сжималось при каждом ударе. От жажды в висках уже зарождалась тянущая боль.
 Где-то позади хрустнула ветка. Он резко вскинув голову, огляделся, сжимая в кулак липкие от сосновой смолы пальцы. Лес просматривался хорошо. Тишина. Ни шороха, ни движения. Неподвижные стволы, шершавые, с обломанными  и давно высохшими сучьями казались очертаниями человеческой фигуры, но это был лишь обман зрения. Тишина становилась пугающе полной. Ни шума дорог, ни пения птиц, никакого шороха свойственного обычному обитаемому лесу. Довольно долго он слышал только свои шаги, трение ткани при движении и собственное хриплое дыхание.  Отлепившись от дерева, он двинулся дальше.  На ладонях остался клейкий пахучий смоляной след. 
 Довольно скоро впереди посветлело. Солнце уже катилось по над макушками сосен. Оно подкрасило стволы охрой и сделало длинными и резкими тени. Хвоя застыла в сухом неподвижном воздухе тонкими сверкающими золотом иглами. Он отодвинул ветви ладонью.  Пересиливая усталость и жажду, ускорил шаг. И наконец вышел к какому-то строению. Остановился чтобы осмотреться. Из густых зарослей клена и высокой старой темной крапивы торчали бетонные остовы, обломки шифера и полусгнившие толстые бревна. Чуть дальше раскинулось широкое, поросшее бурьяном поле, а за ним – снова лес, темный и угрюмый на фоне заходящего солнца. Это было похоже на заброшенную ферму. В любом случае, рядом должна была быть какая-нибудь деревня.
 Было приятно ощутить под ногами твердую поверхность. Городскому жителю, ему это было привычней, так хотя бы ощущалась некая уверенность. Старая, потрескавшаяся, выжженная солнцем добела асфальтовая дорога была пустынна. По ней никто не ездил. В трещинах бугорками порос рыжеватый мох и раскинула листья жесткая пастушья сумка. 
Он стоял на дороге прикидывая в каком направлении ему лучше двигаться. Страха он уже почти не испытывал. Психика у него всегда была крепкой. Но вот силы недоставало. Ему все еще с трудом верилось, что все это происходит с ним наяву. Возможно из-за этого и накатывала волнами муторная слабость. Это точно был один из тех страшных снов, когда пытаясь спастись от кошмара, ты едва переставляешь свои ватные ноги. Но тогда почему этот сон  настолько реален? И когда уже закончится этот беспредел?

 Направление было выбрано правильно. Спустя сорок минут он уже спускался с небольшого пригорка  к маленькой деревушке, как на ладони раскинувшейся в плоской, заросшей деревьями долине. Расположенные цепочкой дома огибали полукругом  густые камышовые и ивовые заросли. В низине болото, – догадался он. 
 Деревенская дорога уходила вдаль и пряталась за строем мощных тополей. Должно быть там была трасса. Он обрадовался, хотя и понимал, что при себе у него нет ничего: ни документов, ни денег, ни телефона. Все это осталось в машине. После того, как он вышел из себя и все-таки сумел сбежать. В тот момент ему просто хотелось уйти, было ни до чего. А зря. Нужно было хватать все. 
 В деревню он пришел когда солнце уже село. Перед домами бегали дети, через низкие заборы было видно как люди копаются в огородах. Быстро шагая по обочине вдоль дороги он чувствовал себя чужестранцем. Неприятно ныло в пустых руках. В ногах была слабость, колени уже подгибались. Хотя бы напиться, а потом он что-нибудь придумает. Но даже попросить воды...это было слишком. Он в жизни никогда ни у кого ничего не просил. А сейчас мысль о том что на него посмотрят косо и, пожалуй, даже откажут, вызывала отвращение. Тем более, в такое странное, непонятное время. Поэтому он просто шел дальше, проходя мимо дворов и стараясь смотреть прямо перед собой. Шел до тех пор, пока боковым зрением увидел простой бетонный колодец, прикрытый невысокой шиферной крышей. Пройти мимо сил уже не было. Он резко свернул с дороги и сбежал по холму вниз, к колодцу.   Остановился, осмотрелся, а затем спокойными движениями снял с цепи помятое оцинкованное ведро, мягко бросил его вниз и начал раскручивать ручку. Цепь вибрировала, а металлическая, покрытая налетом ржавчины ручка слегка скрипела. Вода казалась чистой и мусора в ней не было. Только по краю ведра сонно перебирая лапками шлепал черный мокрый паук.
 Постоял в раздумьях, затем аккуратно придержав полное ведро одной рукой,  перекинулся и заглянул внутрь. Вода блестела чернильным пятном глубоко внизу. Он вздохнул. Откинул мысли о дохлых кошках и спустил ведро на низкую скамеечку, а затем со вздохом облечения и удовольствия, погрузил ладони в воду. Пить таким образом воду ему еще ни разу не приходилось.
 Сумерки в средней полосе опускаются медленно. Еще долго после захода солнца можно гулять, что-то делать на улице. Жизнь здесь еще кипела. Иногда проезжали машины, все больше старые семерки, реже это были потрепанные иномарки. Проходящие по дороге подростки слушали громкую отвратительную музыку.  Они даже не посмотрели в его сторону. Зато женщины, с пакетами в руках, идущие следом за детьми, его заметили сразу. Одна чуть помоложе, другая почти уже бабушка. Они замедлили шаг и перешли на шепот рассматривая незнакомого молодого человека. Он неподвижно сидел, прижавшись спиной к бетонному кольцу колодца и смотрел перед собой. На нем была светлая рубашка в мелкую клетку и светло-синие брюки. Лицо совершенно незнакомое, но вид вполне приличный.
 Сил встать у него  не было. Еще утром, отбиваясь, он вложил всю свою мощь чтобы освободиться. Пару раз ему удалось ударить, но это были всего лишь слабые пинки. Его противник ловко уворачивался. Хотя он даже не пытался его схватить, и тем более, зарядить в ответ. Только заглядывал в лицо своими чернильными сумасшедшими влажными глазами и не давал уйти, закрывая собою дорогу, заставляя прижиматься к автомобилю. 
 В итоге, чувствуя внутри себя страшную ярость, он сумел со всего маху ударить его дверцей машины. И затем сбежал, переполненный злостью и страхом, как самый последний, роняющий тапки, трус. Он тихо рассмеялся. Может быть, он даже убил, ведь ударил он его по голове.
 Фантазия разыгралась. Он представил валяющееся на обочине тело и лужу крови под ним. Рано или поздно тело найдут, ведь машина стоит на обочине дороги. И его, беглого преступника, скрывающегося в глухом хуторе, тоже разыщут. И осудят. Ведь как он сможет объяснить им что защищался? На его теле нет ни царапины. Как он скажет им, что ударил  только из страха, потому что видел направленное на себя, знакомое каждой линией, но теперь чужое лицо и полные какого-то незнакомого, отчаянного, страшного голода, глаза. Он прекрасно понимал, что еще немного и  уже не справится с этим. И все-равно, это не повод убивать.
По коже пробежал озноб. Струи воды  попали на грудь и рубашка теперь промокла. В конце-концов, он имел право защищаться. Но полицейским не докажешь. Мысленно он уже видел перед собой искривленные в презрительной и недоверчивой усмешке лица, наручники, камеру...
 Через некоторое время, в плотных уже сумерках он заметил, что направлению к колодцу бредут двое местных аборигенов. Один высокий и крупный, другой поменьше. Нужно было, наверное, вставать и уходить. Он чувствовал себя отбившейся от стаи паршивой, абсолютно больной собакой, которую готов загрызть каждый первый пес. Кошмарное чувство пережитого унижения не оставляло его ни на минуту и отделяло теперь от остальных. Кажется, он навсегда потерял веру в людей. 
 Ну уж нет! Он медленно поднялся. То, что он сидит здесь как пугало, действительно выглядит странно. Лучше будет выйти на трассу и дойти до ближайшей заправки. Оттуда он точно сможет позвонить и найти хоть какую-то помощь. Соврет как-нибудь. Объяснит, что в дороге сломалась машина, да к тому же полностью сел смартфон. Люди, которые выполняют свои обязанности куда более сговорчивы, чем все остальные.
-Эй, парень! Эй! – крикнули ему. –Постой!
Он вздрогнул.  Звавший его голос был дружелюбным. И нетрезвым.
-Третьим будешь?
-Что еще? – раздраженно прошептал он, оборачиваясь. 
В руке у мелкого мужика матово светилась бутылка, явно не лимонада. Тот приподнял ее вверх.
Рот тут же наполнился слюной. Вот это именно то, что ему сейчас нужно. Оно самое. 

-Так-ты сам-то откуда?
-Из Липецка, - соврал он, вспомнив ближайший отсюда город.
-В гости к кому-то?
-Да вроде того. 
-Ну, наливай!
 Бутылок оказалось, к счастью, две. В деревне, к его удивлению, играли свадьбу,  поэтому мужиков щедро угостили. Перед тем, как присесть на лавку, они дипломатично представились и пожали ему руки. Мелкого звали Никита, крупного – Алексей.
На закуску были колбаса, поломанные кусочки хлеба и зеленые яблоки в прозрачном пакете. Никита разложил это угощение на перевернутом вверх дном колодезном ведре.
-Ты бери, бери, не стесняйся. Тут в деревне все свои. 
Он промолчал. Съел немного, больше не хотелось.
-Пусто тут стало. Люди уезжают. Клуб даже не работает. Школу закрыли, библиотека была – снесли. А я книжки читать любил, - жаловался Никита. –Ну а теперь вообще хоть волком вой.
Сказать было нечего. Для жителя крупного города эти проблемы были мелки и неинтересны. Жизнь там была совсем другая. Хотя сейчас назвать это «жизнью» было сложно.
-А ты, Артем, здесь учился? В нашей школе? Что-то я не помню тебя, - спросил Никита.
-Нет. 
-Да, вас, детвору, всех и не упомнишь. Повыросли, повыучились и разъехались по городам. А здесь кому жить? Нам только... 
Второй мужик все больше молчал. Сопел и жадно глядел на бутылку в которой еще что-то оставалось. Щеки у него были налитые, красные, как яблоки, а между ними торчал бугристый картофелееобразный нос.
Артем увидел в нем уже крепкого алкоголика. И почему-то, от этого ему стало еще грустнее.
 Они выпили еще и еще. Водка сняла напряжение, будто погладила по голове. Согрела, успокоила мысли. Ему стало наконец-то легко. И даже радостно. Вот еще... Не мог он его убить. Убить здорового крепкого парня дверцей от машины? Да ему лома будет мало, этой скотине.
-Я не местный, - ответил Артем, убирая от лица рукав и сглатывая горечь. -Мы с другом ехали издалека. Но в дороге ему стало плохо. Я пошел за помощью и заблудился. И вещи свои все в машине оставил. 
-Надо бы найти его. - Разливая по новой сказал Никита. –Бросать друга в беде – это не дело.
-Утром пойду. Но мне нужно где-то  переночевать.
-У меня переночуешь, во времянке. Мы своих не бросаем. 
-Спасибо.
Все оказалось гораздо проще, чем ему думалось. 
-А как у вас тут с болезнью? – дернул черт спросить.
Мужички уставились на него. Было уже почти совсем темно. Свет желтого фонаря  освещающего дорогу почти не долетал до их поляны. Но даже в этой темноте и в алкогольных парах он ощутил волну напряжения.
-Ну..., мы новости смотрим. Черт-те что творится в мире. Как в средневековье каком-то, или фильме ужасов. Но не думаем особо. Что мы можем сделать? Кто по домам сидит, а кто так... Бежать нам некуда. И незачем. А ты сам-то как? – спросил Никита.
-Да так же. Но в городе совсем плохо. Поэтому уехал. 
-Ну, правильно. А то смотри, поосторожнее. Особо тут не гуляй.  У нас одна бабка, приезжая дачница из Москвы, уже давно из дома  не выходит. Ей ворота заложили снаружи бревнами. 
-Да вы что? Как это?
-Да вот так, - довольно протянул Никита. –Нечего заразу распространять. Она же вся оттуда идет. Так что давай: наше здоровье!

 Ночью ему не спалось. Крутило живот, болела голова и лезли всякие тяжелые мысли.  Лежать на продавленном старом матрасе было неудобно. Хотелось помыться, что-то кололо в бок. В углах  старой веранды скреблись мыши и пахло как-то странно, наверное этими же мышами. Водка в нем кончилась, а перевозбужденная нервная система не расслаблялась усилием воли. 
Он не выдержал вони, встал и вышел на улицу. Шаткое крылечко скрипнуло под ногами. Сколько было времени – непонятно. Телефона у него не было, а мода на наручные часы канула в лету.
 Улица тонула в белом тумане. Было очень тихо. Фонари уже не горели, но свет высокой полной луны давал увидеть прохладную, густую августовскую ночь, полную тлеющих звезд. Под стеной дома торчали крупные подсолнухи. И тоже смотрели на луну. Ему нравилась эта деревня. Очевидно, люди здесь еще не сошли с ума. Общаются, играют свадьбы. А заложенные ворота – это правильно. Они обороняются как могут, они всего лишь хотят жить так, как жили до этого. Хотя вряд ли у них это получится.
 То, что происходит с людьми в городах – гораздо хуже. Пустота улиц, тишина и короткие жуткие ночи в полной темноте. Машины скорой помощи, с визгом носящиеся взад-вперед по непривычно свободным дорогам, закрытые гробы, медики в костюмах химзащиты, гулко топающие по лестничным площадкам твоего дома. Хотелось кричать от несправедливости. Но справедливости в природе нет как нет. Ее придумали люди. Природе же часто бывает наплевать даже на целые виды, не то что там на отдельных особей.
 Ему думалось, что они спасутся. Родители в порядке и безопасности – это главное. А сами – выбирались из чумного города полями, потому что города закрыты и на дорогах стоят вооруженные кордоны. Но Женька знает пути, он тот еще прощелыга. Он сильный и умный и его шансы на выживаемость очень высоки, а машина у него как бронированный танк. 
 Перебираясь глухими тропами они ехали вперед. Продукты и одежда с собой, приличный запас бензина тоже. Они мчались несколько суток, останавливались на ночлег. Ставили палатку, разжигали костер.  Это было потрясающе, пожалуй, это были самые лучшие дни за всю жизнь. Несмотря на страх и риск, наоборот, это только обостряло вкус к жизни. Абсолютная свобода, непривязанность к чему-либо, безответсвенность и движение вперед. Так было бы и дальше, пусть даже до самого конца. Если бы он только не начал вдруг изливать ему свою грешную, мятущуюся, скрытную душу...  Начал издалека, но затем его прорвало.
 И тогда Артем с ужасом понял, что вирус  здесь. Рядом.  Что он, скорее всего, не лечится.  И направлен он на единственную цель – на него. Как будто весь мир в лице близкого друга, ополчился против.
 Почему? За что? Он едва не выскочил из машины прямо на ходу. Но сдержался, истекая подмышками  потом. Женька замолчал и теперь ждал ответа, мрачно смотря на ярко освещенную полуденным солнцем и страшно, непривычно пустую трассу перед собой. Его большие тяжелые руки крепко обхватывали руль, а голова была опущена, втянута в плечи.
 Другом Женька был потрясающим, это бесспорно. Молчаливый и надежный, готовый поддержать и прийти на помощь в любой момент. Хотя необходимости особой не было. До всех этих событий в их жизнях было больше праздника чем труда, потому что они праздновали молодость. И уж точно не было никакого хаоса. Все шло по накатанной. Никогда, ни словом, ни делом, он не показывал истинного себя. И тем более никогда еще он не выворачивался, выставляя всю свою слабость и зависимость. А теперь, в этой нервной нераберихе, в этой изменившейся, казалось,  навсегда жизни, в этом болезненном, опутавшем весь мир страхе, Женьке полностью сорвало резьбу. Было видно, что он готов на все. По вздрагивающим пальцам, играющим желвакам, застывшему, ставшему жестким взгляду. Это была воплощенная страсть, давняя, больная, покорная, но теперь мятущаяся. Это было даже красиво, но он этого не видел. 
 Артем не был готов к такому испытанию. Он пытался побороть ужас и мысленно посмотреть на себя со стороны, проанализировать и понять «почему»? Почему именно он?
 Но у него не получалось.  Мир изменился, но он сам остался прежним. Ему все больше казалось теперь, что он остался единственным в мире «нормальным» человеком. 
Прошел час. От свежего воздуха голова прояснилась. Туман плыл над дорогой. Он прилетал с болот, прохладный и свежий. Пах осокой, перечной мятой. Ощущение чистоты и таинственности, ночь и тишина, заставили его взглянуть на ситуацию с другой стороны. Все изменилось, но это не так страшно. Покуда они живы, есть смысл бороться. С собой ли, с обстоятельствами, неважно. Но делать это в одиночку слишком...
 Артем глубоко вздохнул, присел, наконец, на крыльцо, дав ногам отдых. Долго думал. И решил, что едва начнет светать, он поднимется, пойдет и разыщет этого человека. Женька никуда не денется. Судя по тому что, и с каким выражением лица,  он ему наговорил, он ни за что не бросит его здесь одного.  Он предан как пес, и Артем, кажется, имеет над ним власть. Что ж, в условиях стремительно меняющегося мира это очень даже большой плюс. Ну а как этим распорядиться, но сохранить при этом себя самого, над этим еще предстоит подумать...

Валери Нортон, 31.08.21