Святой Валентин

Юноша сидел на скамейке в парке Победы. Влажная майская ночь крапала с кленов, скамейка отливала серебром, блестела в свете фонаря. Воздух двигался не спеша, парил и мерцал, теплой росой оседая на лице. Одежда прилипала к телу.  Юноша зажег последнюю сигарету, идти ему было некуда.

Он обладал тонкой, почти женской внешностью: шея в обрамлении пышных слегка вьющихся волос казалась еще нежнее, большие грустные глаза смотрели в никуда, линия губ рисовала печальный эскиз, долго теряясь в припухлых уголках рта. Длинные хрупкие пальцы, держащие сигарету, продолжались в капризную кисть, в нервное запястье, среди линий не было ни одной лишней - худое тело, ломкие щиколотки, узкие ступни в легких кедах. Одежда его была, впрочем, вполне мужской, обычной: темная футболка, ветровка с капюшоном и джинсы с прорезями - так ходят тысячи парней - но на нем все это смотрелось как на картине из музея, он казался жителем другой, более живописной, чем наша, планеты.

-Молодой человек, у вас сигареты не будет?
Миле недавно исполнилось тридцать шесть. Она любила гулять с Бимкой заполночь, когда парк безлюден и печален, когда бредешь от фонаря к фонарю, мимо пустых скамеек, мимо безвредных бомжей, неторопливо шарящих в помойках. Сядешь покурить, и Бимка завалится у ног - вон ёжик в траве пробежал, а Бимка дурак и не заметил, а сверху ковш большой медведицы. Тихо, но не совсем, все же город - где-то машина едет, по соседней дорожке компания молодежи прошумела. Мила не любила совсем уж кладбищенскую тишину - тогда страшно, какие-то люди вокруг все же нужны - она, вообще, любила людей и не боялась.
Зонт, шурша, задевал за нависшие ветви, дождь был несильный, но все же капал. Скамейка, где сидел мальчик, была укрыта от дождя густой кроной, но мальчик, судя по всему, сидел тут довольно давно - плечи у ветровки успели промокнуть.

-Извините, девушка, я бы угостил, но у меня последняя.
За девушку Мила была ему страшно благодарна. Хотя, она и так, конечно, знала, что не выглядит на свои годы. Было бы удивительно, если б выглядела - даром, чтоли, все эти спа-салоны, элитная косметика, плюс ездить на работу через полгорода в потной маршрутке ей тоже не было необходимости, а такие вещи, согласитесь, старят.

-Ты здесь уже давно сидишь, да?
-Давно. А как вашу собаку зовут?
-Бим, Бимка. Он не кусается.
-Порода какая?
-Беспородные мы. Дворяне. А пошли сигарет купим. Я, вообще, не курю, но чет захотелось. Вечер такой романтический. Тебе же не надо еще домой идти?
-Домой? Неа.
-Тогда вперед.

На краю парка работал круглосуточный магазин. Мила привязала собаку к велосипедной стойке.
-Бим, место. Сиди, мы сейчас придем. А давай мы еще вина купим? Бутылочку. Хочу испанское, риоху, тут есть, наверное. Кстати, я Мила. Тебя как зовут?
-Валентин, Валя.
Она протянула Валетину руку, -Валик?
-Пожалуйста, не называйте меня так. Уж лучше Валя.
-Валя это скучно. А можно … Тин? Был такой бог, божок, не помню, у какого народа. Тин. Красиво же.
-Тин? Классно. Меня так никто еще не называл. Хорошо, Тином можно. У вас интересная фантазия.

Они стояли у стеллажа с вином. Мила со знанием дела выбирала. Взяв очередную бутылку, она внимательно осматривала этикетку.
-Это в Украине разлито. Бордо. Бурда а не бордо. Надо, чтобы наклейка была с переводом. Так. Риохи моей что-то нет. Погоди, сейчас я найду настоящее. О! Вот, нашла. Лангедок. Ну, пусть будет Лангедок. Ты был во Франции?
-Неа. Я только в Кракове был разок, и все. Четыре дня.
-Лангедок это область такая, там река Гаронна, слышал?
-Хм. Может, и слышал. Я только Сену знаю.
-Ну Тулуза. В общем, юг Франции. Там, знаешь, можно ездить по винодельням и вино у них пробовать. Из бутылок. Какое понравится, они эту же бутылку обратно закрывают специальным таким не штопором, а наоборот. И можно купить. Очень приятный край, едешь, едешь, и везде объявления, продаем вино. На каждом километре винодельня, мы там кучу этих вин набрали, я Диме говорю, хватит уже, мы ж так сопьемся до Лиссабона, а он такой, все, это последнее, и - опять куда-то заезжаем.
-Дима?
-Дима это муж. Тин, а ты умеешь открывать вино без штопора?
-Да я, вообще, не особо пью. Если честно, и со штопором ни разу не открывал.
-Какой ты. Трогательный. Восемнадцать-то есть?
-Есть. С половиной.
Мила внимательно посмотрела на мальчика. Он даже красивее, чем я, подумала она, и откуда такие берутся. Этого Тина ей хотелось поить родниковой водой и, в общем - целовать.
Штопора в магазине не продавалось, Мила попросила охранника открыть вино - у них в подсобке, разумеется, был штопор. Мила не забыла купить пластиковые стаканчики.

Дождь тем временем кончился. Мила вытерла скамейку бумажным носовым платком, случайно найденным в кармане джинс. Закурили.
-Тин, ты ж учишься наверное ещё? Завтра на пары?
-Вообще да. Но завтра я на пары не пойду.
-А чё? Кризис?
-Еще какой.
-Детского возраста?
-Очень остроумно. Кризис не у меня. У мамы.
-В смысле? Давай-ка свой стакан. Да ты пей, не стесняйся. Если надо будет, мы ещё возьмём. Рассказывай.

Мила пописывала стихи и малую прозу, вела блог в фэйсбуке, две тысячи подписчиков. Поиск интересных сюжетов вошёл в привычку, Мила давно заметила, что литература интереснее жизни, по крайней мере для неё, она неустанно наблюдала за собой и иногда ей казалось, что она живёт больше для того, чтобы ей было о чем написать. Получалась этакая жизнь за лайки, ну и что, чем это хуже жизни за царя или ещё какого-нибудь кровопийцу. Впрочем, большинство ее подруг жили вообще за инстаграмм, вернее, это он жил за них.

-Вам в самом деле интересны проблемы моей семьи?
-Интересно, раз спрашиваю. Слушай, Тин, давай-ка на ты. Не такая уж я старая.
-Мама выгнала меня из дома три часа назад. Нет, уже четыре.
-Да не гони. Куда? В парк? За что?
-Я не знаю, как ты на это среагируешь. Я уже боюсь это говорить.
-О Господи. Я, вроде, догадываюсь. Ты гей и сказал об этом маме. Да?
-Фига себе. А что, я так прям похож?
-Ну, есть немного. Мама тоже могла бы догадаться.
-Мамы и мужья узнают последними. Я и в детстве в куклы играл. Она, может, где-то догадывалась, но гнала мысль.
-Так что, Тин, она прямо так взяла и из дома выгнала? Родного ребенка?
-Ну как ребенка. Уже не ребенка. Пришлось резко повзрослеть. Она сначала стала меня душить, шарфом. У нее прямо приступ начался. Невменяемая какая-то. Вот вас, мадам, когда-нибудь душила шарфом любимая мама? Тебя.
-Погоди. А зачем ты ей сказал, раз она такая у тебя непредсказуемая? Сказал бы когда-нибудь уже потом, когда самостоятельно жить начнешь.
-Ну, Мила, я ж такого-то от нее не ожидал. Думал, поругает, заплачет, я не знаю, объявит мне бойкот. А она прямо с ума сошла. Душила и била со всей силы.
-****ец. Чтобы я свою Соньку душила. Это я не знаю даже что ж она такого должна будет сделать. Честно, не знаю. Не представляю себе.
-Я тоже не представлял. А вот.
-Ну, Тин, ты не думай, она все же мама. Отойдет и назад позовет. Никуда не денется.
-Да я, как-то, уже назад и не хочу. Проживу сам. Завтра пойду официантом устроюсь. Прорвёмся.
-Пошли. К нам пошли. Не ночевать же тебе тут.
-Да нет, спасибо. Это очень мило, Мила, с вашей, с твоей стороны, но я как-нибудь сам. Я у тетки поживу. Наверное. Не надо. Она просто дежурит сегодня.
-А ты уверен, что тетка тебе рада будет? Может, она такая же, как мама. Короче, пошли со мной. У нас поспишь, а потом решишь с тетками и с дядьками.

Мила разлила остатки вина по стаканчикам.
-Давай, пей. Пьем, курим и вперед. У нас места хватает, есть комната для гостей.
Они выбросили пустые стаканчики в урну, Мила схватила Валентина за руку и решительно повела за собой. Он не сопротивлялся.

Квартира и вправду была просторная. Богатый ремонт, пол из лиственницы - пожалуй, Валентин еще никогда не видел таких дорогих квартир. Мила разогрела ему котлеты с пюре, «не из ресторана, сама готовила, кушай, я люблю готовить»; говорили они тихо, в доме спали.
Валентин долго не мог уснуть в комнате для гостей, в глазах стояло разъяренное материнское лицо, в ушах гремели крики, «извращенец, позор какой, уж лучше б не рожала, убила бы, лучше б аборт сделала, тьфу ты господи». Во сне он вздрагивал, крутился рывками и что-то бормотал.

Проснулся Валентин часов в одиннадцать. В туалет выходить было страшновато, там же этот Дима, непонятно, что за мужик и как отнесется. Из коридора он услышал детский голос и потом голос Милы, -Сонька, тихо, у нас гости, разбудишь. Потом Мила, наверное, догадалась, что ему страшно выходить, и постучала.
-Тинка, айда завтракать. Тебе сколько яиц?
-Два.
-Помидоры кушаешь?
-Кушаю. Да ладно, я в кафе поем. У меня есть деньги.
-Заткнись. Давай вставай, мы тебя ждем. Яичница готова через пять минут. Вперед.

На кухне за столом сидел в майке небритый мужик за сорок. Он ел гречневую кашу из внушительной тарелки. Под столом у его ног свернулся калачиком Бимка.
-Мила, дай еще масла.
Мужик увидел Валентина и протянул ему руку, не прерывая процесса еды.
-Дима. Можно на ты. А ты, значит, Тин?
-Очень приятно. Да, Валентин.
-Да ты присаживайся. Будь, как дома. Каши хочешь?
-Дим, молодежь твоих каш не ест. Я им с Сонькой яичницу варганю.
-А я люблю гречневую кашу.
-Че, реально? Да ты молодец! А ты любишь зеленую? Вот эту, видишь у меня? Ну, не жареную. Она пахнет по-другому совсем.
-Вы знаете, вот да. Именно такую и люблю.
Мила по-бабьи всплеснула руками:
-так что, не будешь мою яичницу? Каши положить? Да без базара, я просто не думала, что ты эту кашу есть будешь.
Где-то зазвонил телефон.
-Соня, принеси папе телефон. Соня! Ты слышишь? На столе у папы в кабинете, -Дима говорил громко, почти кричал.
Валентин услышал топот детских ног. На кухню вбежала девочка лет шести, в платьице с рюшечками, в маленьких ручках она держала айфон.
-Вот молодец дочурк, давай скорее. Але! Да, я слушаю. Селитры? Три вагона. Нет, пока три. На следующей неделе больше возьму. Да, границу я беру на себя, с границей мы уж как-нибудь разберемся. Что вы сказали? Сколько? Нет, пятнадцать это много. Подождите, я щас подойду к компьютеру.
Дима вскочил с места и быстро ушел, видимо, в кабинет.
Минут через семь он вернулся с озабоченным видом, быстро доел свою остывшую кашу.
-Ну что, народ. У меня тут сделочка наметилась. Футболки мне соберешь? Дня на два. Или на три. Бритву не забудь. Прям щас.
Дима унес чай к себе, по дороге набирая что-то в телефоне.
-Вот. Опять уедет папка наш.
Мила поставила перед Валентином тарелку с кашей. -Вот кушай - зеленая, как ты любишь. Соня, ты мыла руки?
-Мила, а ты сказала ему про меня?
-Сказала. Да ты не бойся его. Он совершенно спокойно относится. Слушай, Тинчик, мне надо на пару часов в салон съездить, и Дима так вдруг чалит… ты посидишь с Соней. Вот здесь ключи висят, этот с биркой красной - твой, пока ты у нас. Сходите с Бимкой погуляете. Оки? А то мне ее придется маме отвозить, потом забирать. Тогда я быстренько вернусь и поедем куда-нибудь покушать.
-Я не хочу-у-у с ним сиде-е-еть.
-Соня. Тин покажет тебе новую компьютерную игру. Тебе не надо с ним вот прям сидеть, вы можете играть, гулять, читать. Доедай давай!
-Да, конечно. И посидим и погуляем. Я люблю детей.

Соня оказалась вполне простым ребенком. К сентябрю ее готовили к школе, она уже знала буквы и немного могла считать. Она показала Валентину свои игрушки, игрушки были дорогие, огромные кукольные дома, целая коллекция Барби и Кенов, и ещё клетка с живыми шиншиллами. Вернее, как объяснила Соня: это не шиншиллы а чилийские белки Дегу. Или бразильские, она забыла. Они выпустили этих белок на кровать, белки бегали по рукам, забавно все нюхали. Потом Валентин ходил с Соней и Бимкой гулять в парк.
Мила вернулась часам к трем, посвежевшая и умиротворенная.

В таких длинных и новых мерседесах Валентин еще не ездил. Кожу на сиденьях и дверях приятно было трогать. В ресторане Дача на Французском бульваре он тоже еще никогда не был. Зато Сонька чувствовала себя там, как дома, знала наизусть все тамошние вкусности и, если б не мама, набрала бы полный стол десертов. А вечером они ели в ресторане Рыба, там бегали официанты, и столы были уставлены до отказа, людей было много, все хорошо одеты, и все ели, ели, ели. Заказывать Валентин мог все, что угодно, Мила в конце взглянула мельком на чек и заплатила карточкой.
-Круто здесь, -Валентин вертел головой по сторонам,-аквариумы клёвые.
-Да ладно, обычная столовая для богатых.
Валентин прикинул, что они проели примерно треть маминой зарплаты, и ему стало немного неприятно. Они с мамой жили не то, чтобы бедно, но довольно скромно. Ему казалось, что он делает что-то не очень хорошее, обедая здесь так дорого, что лучше было бы забрать деньгами и отдать их маме, чтобы она взяла недельку за свой счет, немного отдохнула от своей бухгалтерии. Он уже не злился на маму так сильно, как накануне и, почему-то, чувствовал виноватым себя. Еще ему было неудобно перед Милой, перед этим Димой, совершенно чужими, казалось бы, людьми, которым он теперь как будто бы должен. Он ведь не просил кормить себя так дорого. Впрочем, все эти мысли заплывали ему в голову небольшими серыми тучками, а в остальном небе светило солнце, Мила что-то рассказывала о своем косметическом салоне (оказывается, это был ее собственный), улыбалась, спрашивала, откуда у Валентина такие длиннющие ресницы, почти как у коровки - от папы или от мамы - он отвечал, что все девочки об этом его спрашивают, вот подстригу и вопрос отпадет; он рассказывал Миле про свой компьютерный колледж, что ему там совсем неинтересно доучиваться, но надо уже получить диплом.

Когда Соня уснула, Мила принесла из кладовки бутылку вина.
-Смотри, это Руби, видишь, этикетки нет, прямо краской нарисовано. Мы в Порту покупали. Тебе понравится, оно сладкое и очень ароматное. Но учти, это крепленое вино, закусывай, а то быстро опьянеешь.
-Мила, а ты что, каждый день пьешь?
-Ну не каждый, а вечером бутылочку сухого часто выпиваю. Это для Европы совершенно нормально. Вот Дима виски любит. У него там пару ящиков стоит. Хочешь, украду для тебя? Ты наверное не пробовал хороший виски. Мужской напиток! Хочешь? Да он не заметит.
В холодильнике нашлась початая бутылка односолодового шотландского виски. У них началась дегустация. 
Опьянели они оба. Курили в вытяжку, Мила трогала волосы Валентина, водила пальцами по его щекам.
-Надо же. Такая кожа прям гладкая. Ни прыщичка. Ты уже трахался?
-Нет. Я асексуал.
-В смысле?
-Так. Нет влечения. Мне это не нужно.
-Тогда откуда ты знаешь, что ты гей?
-Знаю. Если бы я не был асексуален, я был бы геем.
-Погоди. Ну, это же бред. У тебя, вообще, ну, стоит иногда? По утрам, например.
-Да все у меня стоит. И по утрам и по вечерам. Гормоны есть. Но я не хочу. Не знаю, как это объяснить.
-А, скажи, ты, мастурбируешь?
-Блин да. И вот тогда я думаю о мужчинах. В эти моменты. Но в реале я не хочу этим заниматься.
-Ниче се знакомство, я таких людей еще не встречала. Сексофоб.
-Ну вот, теперь встретила.
-Тин, а сними-ка футболку. Давай-давай. У тебя, наверное, гинекомастия.
-Что?
-Ну, грудь такая, немного женская.
-В смысле? Нормальная у меня грудь. И член и все.
-И волосы?
-И волосы.
-А ну покажи.
-Не хочу.
-А ты видел вообще женскую грудь? В смысле голую. Близко. Не на скульптуре.
-Мамину. В детстве.
-Ну-ка, расстегни мне блузку. Вперед. Такой опыт тебе тоже пригодится. Давай, выпьем сначала еще, а потом будешь тренироваться.

Сладкий Руби кончился, виски еще оставался. Мила взяла пальцы Валентина в свои и стала медленно расстегивать его пальцами пуговицы у себя на блузке. Она расстегнула почти все, потом положила его руки себе на шею и стянула блузку вниз. Вывалились круглые груди.
-Потрогай их. Возьми в руку.
Валентин взял правую грудь обеими ладонями.
-Плотная. У тебя красивая грудь.
-Силикон. Познавай жизнь, студент. Другую потрогай. Теперь пальцем по соску проведи. Видишь, он как бы встал.
-Ого. Да. Круто. Это тоже силикон?
-Вот же дурачок. А лизнуть можешь? Сосок.
Валентин вытянул изо рта кончик языка и потрогал им соски. Сначала один, потом другой. Мила тихонько застонала. 
-Приятно?
-Тинка, не то слово. Хочу тебя тоже потрогать. Снимай с себя все.
-Но у меня… не получится… ты женщина. Я ж говорил. Прости.
-Встанет. Подымем. И не такие подымали. Скидай одежду. Вперед.
Мила, в одних джинсах, помогала Валентину раздеваться. Он стоял перед ней, стесняясь, в одних носках и трусах, придерживая трусы несмелыми тонкими руками с длинными пальцами. Мила потрогала его рукой через трусы и стала целовать в губы.
-О! От поцелуев он у тебя там шевелится! Это же круто!
Мила залезла рукой внутрь трусов. Вытащила мягкий член наружу, опустилась на колени и взяла его в губы, одновременно расстегивая себе джинсы, сунула в себя пальцы. Валентин стоял, закрыв глаза, и ждал, когда же это кончится. Это был первый в его жизни раз. Бимка сопел на своей собачьей лежанке, открыл на мгновение глаза, ничего для себя интересного не увидел и закрыл их обратно.

-Ну что, мужик, понравилось?
-Ну-у, так. Вообще, неплохо. Спасибо. У меня завтра зачет по информатике. Надо бы пойти. А ты часто Диме изменяешь?
-Тинчик. Жизнь сложная штука. Мы с ним давно уже не трахаемся. Он тоже не святой, дел у него там, я уверена, на пару часов, а остальное время они с друзьями отдыхать будут. Пейнтбол, девочки. У нас тайн друг от друга нет. 
-Как?? А зачем же вы с ним вместе живете?
-Долго объяснять. Мы дружим. Он хороший человек. Нас так устраивает. И он отец Соньки, это тоже важно. Завтра на зачеты свои утром пойдешь - не шуми, закрой нас, не забудь. Живи у нас пока, не думай не о чем, все ок. Ты нам не мешаешь. Я уверена, скоро мама позвонит, позовет тебя обратно.
-А про меня, ну, в смысле, про то, что сегодня было, ты тоже ему расскажешь?
-Я подумаю.

Валентин сдал зачет. Он остался жить в этой странной семье, возился с Соней, ел, пил, читал их книги, ходил в колледж, сдавал свои тесты и постоянно ловил себя на том, что ждет звонка от мамы. Но она держалась, не звонила. Валентин не решался звонить сам. Вечерами, засыпая, перед его глазами стояло мамино искаженное лицо, сыпались ругательства; мамины руки, ласковые, пахнущие кухней, хлебом, тянулись к его горлу, душили. Бывало, он плакал из-за этих видений и долго не мог уснуть. Дома оставалась одежда, футболки, кроссовки; слава богу, хоть ноут и зарядки он тогда успел кинуть в рюкзак.

Разгоралось лето. Они съездили всей компанией в Ситицентр, Бимку Мила несла по магазинам на руках. Накупили шлепанец и футболок, перекусили в пиццерии. Дима оказался довольно интересным собеседником, ругал власти, говорил, что все там думают только о сегодняшнем дне, только о том, чтобы здесь и сейчас бабла урвать, мэр города оформил на родственницу строительную фирму и дает ей выгодные участки, все нечестные, всех подкупают, дальше ничего хорошего с этой страной не будет, и не ждите. Дима был по профессии психолог, но уже давным-давно занимается бизнесом. Он сказал Валентину, что тот «ну чистейший гуманитарий, за каким хером родаки послали его учиться в компьютерный колледж, непонятно».
-Тебе б на журфак, или исторический, я не знаю, на филфак прямая дорога. Или хоть медицинский. Херней страдаешь.

Наверное, думал Валентин, если бы он был его сыном, Дима оплатил бы ему контракт, но он не был его сыном, так что все это были пустые разговоры. Валентину, и вправду, нравились языки, его интересовала история, он писал атмосферные, грустно-мудрые комменты к своим и чужим фотографиям в ленте инстаграмма. Среди его друзей некому было это квалифицированно оценить. Дружил он больше с девочками, они хорошие и с ними клево, но постили они свои прически и разную мимимишную ерунду, не умели различать плохой текст от хорошего, а Валентин умел. Это быстро заметила Мила, она всегда внимательно слушала его мнение о своих стихах. Валентин интуитивно угадывал штампы и тавтологию, не молчал, если видел, что стихотворение разъезжается, что потеряна нить или ее не было изначально. Мила привязалась к нему. Они иногда трахались, по-настоящему, но всегда с виски. Без алкоголя Валентин никак не мог себя преодолеть. Это не был лучший секс в ее жизни, но она ничего не могла с собой поделать, хотела его, и все. Валентин воспринимал это как Милину слабость, ведь есть же у людей недостатки, как-то нужно же с ними мириться. Не то, чтобы это была плата за постой, но, да, он был Миле благодарен.
После Милы с остальными подругами Валентину было уже не так интересно общаться, она была круче. С ней было именно круто дружить, сидеть в ресторанах, обсуждать ее стихи, ездить на мерседесе на базы отдыха, где вода чище и людей меньше. Да и не в мерседесе дело, ему в их компании было не скучно. Бывало, с ними ездил Дима. Они жарили шашлыки, выпивали, Дима и Мила нюхали кокаин, Дима пел песни под гитару, даже хорошо пел, если не очень пьян, тихий плеск волны иногда попадал в гитарный такт.
-Коротки наши лета, молодые.
Скажем спасибо и этой судьбе… Знаешь, чьи стихи?
Валентин не знал.
-Окуджава. Эх, совсем пропасть между нами.
Валентину нравилось слушать. Припев они пели все вместе, держа зажженные сигареты в руках, огоньки качались в темноте, и это было тоже круто, хоть и немного по-пенсионерски - но не без драйва, какого-то особенного, приятного - в компании Валентиновых одногруппников такого единения не было. 
Нюхать кокс Валентин решительно отказался. Дима часто покупал кокаин, вот Мила нюхала гораздо реже, только в клубе или на отдыхе, она очень следила за тем, чтобы не втянуться.

Валентину совсем не нравилась тема наркотиков, а когда он узнал, что за грамм кокса Дима платит двести баксов, в нем поселилось чувство несправедливости.
-Кругом голодная, нищая страна, а вы складываете из купюр костерки и смотрите, как горит, -тихо говорил он Миле и Диме на кухне вечером. -На этот тупой кокс вы могли бы детдом содержать.
-А содержим только тебя, Тинка. Хехе. Получается, что ты тоже участвуешь в этой подлости, изнт ит? Ты ж с нами в одной лодке.
Валентин покраснел. Дима насыпал на стол густую дорожку и со смаком вынюхал ее.
-Я ж понимаю твой максималистский запал. Чистая душа. Но услышь, тут так все устроено, такое говно кругом, обман, пять процентов населения наживаются на остальных девяносто пяти, сосут как пауки, тут все преступники, понимаешь, все. И я тоже. Если у тебя есть банк, ты выводишь депозиты на офшоры, ****ишь деньги людей, если строишь дома, ты жилишь везде, где можно, даешь взятки за участки, покупаешь по дешевке сырой газбетон, если есть тебе экономический смысл - замораживаешь стройку, совести нет, тебе насрать на людей, всем на всех насрать. Ты посмотри на продукты, все что сделано здесь - все говно, подделка: масло - не масло, вино - не вино, сыр - не сыр, куда не ткни - все друг друга наябывают. Мы с корешом привезли в один приют машину игрушек. Так эти тетки, учителя, уборщицы, посудомойки, весь персонал, большую часть себе поуносили. Кто-то вообще на улице стоял продавал. И не стыдно никому ни хера, ни девяноста пяти, ни пяти. А кокс - хорошее дело. Но ты не нюхай, втянешься еще. Не надо оно тебе.

Уютнее и свободнее всего Валентин чувствовала себя с Соней. Она ничего не хотела от него, он не был ей ничем обязан. Соня показывала ему, как делать кукле Джейн разные прически и подбирать сумочки под цвет туфлей. Еще у Сони имелся набор косметики, они делали друг другу мэйкап и много смеялись перед зеркалом. Один раз Соня заплела Валентину косички, и это была вообще умора. У Валентина в детстве тоже была любимая кукла, он катал ее в игрушечном грузовичке, стирал одежду. Иногда Мила оставляла им деньги и они вдвоем с Соней шли куда-нибудь посидеть, отведать профитролей и пирожных макарон. Соня знала места.
-Тин, вот здесь мороженое вполне достойное, -говорила она опытным голосом, -бери с манго, не пожалеешь.
Соня рассказывала ему о своей школе в сентябре, она у нее будет частная, «с уроками живописи и разные языки». Любимая подружка Света в эту школу ходить не будет, но Соня надеялась все равно с ней дружить. Валентин соглашался, что мол да, конечно, будете дружить, играть после уроков и ходить друг к другу на дни рождения, хотя сам понимал, что обстоятельства и география очень даже разводят.

Со своими подругами Валентин общался иногда, хотя уже и не так часто, как раньше. Валентин понимал, что рано или поздно съедет от Милы с Димой, и вот тогда подруги ему пригодятся, но, с другой стороны, они же все рано или поздно повыскакивают замуж, им станет не до него. Самая близкая подруга, Наташа, которой он рассказал все, и про маму, и про Милу, завела себе недавно парня. Парня звали Стасик, они как-то все вместе зашли в кафе «Штрудель» вчетвером (Валентин был с Соней). Соня заказала штрудель с вишней и шоколадом, штрудель с вишней и грецким орехом, штрудель с маком - всего грамм по сто. Она не могла все это съесть и Валентин предусмотрительно не заказал себе ничего, доедал за ней.
Стасик ему, с одной стороны, понравился, но, с другой стороны, он чувствовал что-то вроде ревности, особенно, когда Наташа заливисто смеялась его быковатым шуткам. Наверное, мама тоже ревновала бы его к Миле. Стасик занимался ремонтом мобильных телефонов, очень неплохо зарабатывал.

Потом они виделись еще, уже без Сони, гуляли заполночь по трассе здоровья. Валентин пил сидр, а Наташа со Стасиком - пиво. Стасик спрашивал про крутую хату, крутой Милин мерс и Димин джип, сказал, что необязательно, что джип был куплен новый, на самом деле не такие уж они и дорогие. Он разбирался в машинах, спрашивал про мощность и количество клапанов, но Валентин не знал.
Узкий месяц светил осторожно, как лучина, Стасик выкупался в полутьме голышом, хотя вода еще не прогрелась - люди сидели на песке, но никто не купался. Он явно бравировал перед Наташей, вытерся майкой и шел с ними по дороге вдоль пляжа в мокрой, «пофиг, высохнет на ходу, тело у меня горячее».
Он был в курсе про Валентина, но гомофобом не был, они даже шутили с Наташей, что, если одеть Валентина в платье и немного подкрасить, то Стасик, наверное, захотел бы ему вдуть. Они с Наташкой смеялись, а Валентин чувствовал, что краснеет. Потом Наташа ушла в кусты отлить, Валентин и Стасик курили вдвоем, мимо них прошла компания парней, и кто-то из них крикнул им, оглянувшись: эй, петушки, поцелуйтесь. Компания загоготала и остановилась, в ожидании. Валентин не нашелся, что ответить, а Стасик не испугался, сжал кулаки,
-об стену убейтесь, пидоры. Сами друг с другом ебитесь.
-Чо ты там пропищал? Ну-ка повтори!
Компания надвигалась на них, шансов, в общем, не было, Валентин приготовился умирать, но положение спасла Наташа, она выскочила из кустов, оправляя платье, и заорала, что есть мочи: «полиция-я-я-я-я», и «перестаньте, пожалуйста перестаньте», потом обвила своего Стасика руками и поцеловала взасос, как-бы загораживая его своим телом. Те парни несколько опешили и растеряли свой революционный пыл.
-Вон камеры, камеры на столбе, не видите, что-ли, щас менты придут! -кричала Наташа.
Мимо прошла большая компания туристов, те парни сплюнули на обочину и пошли дальше. Той ночью Валентину приснился Стасик, он был в майке и, почему-то, без трусов. От него немного пахло свежим потом. Под майкой его, между футбольными бедрами, покачивался толстый член, Стасик смотрел на Валентина похотливым взглядом. Валентин был, почему-то, в женском, он смущенно теребил край платья и все никак не мог проснуться, он знал во сне, что это сон, ему противно было смотреть дальше. Слава богу, его все-таки вовремя разбудил Наташин заливистый смех, там, во сне. Нет, я не хочу этого, не хочу - стучало где-то в темени.

Мама не звонила. Позвонил отец. Они с мамой уже очень давно состояли в разводе, отец жил в другом городе с новой семьей, присылал алименты, не очень много, но регулярно, пока Валентину не исполнилось восемнадцать. Голос у отца был неровный, как будто он перед этим разговором долго бежал и запыхался.
-Валик. Ты не голодаешь? Жить есть где?
-Папа, все норм. Есть, не голодаю.
-Денег прислать тебе?
-Пришли.
-Ты экзамены сдал? Все хорошо? Летом отдыхаешь? Или работать пойдешь?
-У нас практика. А потом - да, пойду фицем до сентября. А, может, и не до сентября.
-Не ну ты уж доучись.
-Я подумаю. Как мама? Это она тебе звонила?
-Звонила. Ладно. Я денег тебе скину. В сентябре иди учись, не бросай. Я буду помогать как-то. Комнату снимешь хоть. А на еду будешь по вечерам подрабатывать. Я тоже, подрабатывал.

-Мила, когда мне пора будет от вас съезжать, ты, ну, скажи мне просто. Я скоро начну работать, смогу комнату снимать.
-Тинка, живи спокойно. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. И Дима рад, что ты с Сонькой занимаешься. Она прямо повзрослела с тобой. Ты наш усатый нянь. Ты можешь сейчас Соньке сказку дочитать вчерашнюю? Я пока на ужин что-нибудь придумаю. Или закажу. Хочу риоху. Пиццу будешь? Четыре сыра? Или кваттро стаджионе?
-Ну, я же не могу у вас все время жить.
-Все время не можешь. Посмотрим. Мы в Испанию полетим скоро на пару недель. Потом вернемся. А в августе, может, на север махнем, в Норвегию. От жары этой. Поживешь тут один, с Бимкой. Он к тебе уже привык. Ну а в сентябре уже подумаем. Могу поспорить, что маман твоя не выдержит разлуки, даст о себе знать. Смотри, тут к темпранильо гарнача еще добавлена. Ну сходи к Соньке, она сейчас ныть начнет.

Они опять курили в вытяжку. Валентин уже научился открывать вино, привезли пиццу.
-Ладно,Тинчик, отстану я от тебя. Тебе ж не хочется со мной, правда?
Валентину неудобно было смотреть Миле в глаза. И за себя неудобно, и за нее.
-Мила, спасибо. Прости меня. Я ж тебе говорил, что мне, вообще, секс не нужен, дело не в тебе. А ты клевая! Реально клевая.
Мила расхохоталась.
-Ну и поколение. Этак мы вымрем, как динозавры. Куды все катится. Да ты не думай, Тинка, все ок. В общем, надо стараться делать то, что хочется, в пределах разумного, конечно. Ну а того, чего не хочется, надо, по возможности, не делать. Вот и весь секрет счастливой жизни. А у меня есть, с кем трахаться, не волнуйся. И у Димы есть, я уверена. Знаешь, вот у Пушкина в Онегине есть место: в конце письма поставить vale. Там про латынь, может, ты даже помнишь.
-Я в украинской школе учился.
-Ну, короче, я стишок наваяла, а «Вале» поставила не в конце, а в начале.
Мила читала так, как будто сочиняла на ходу. 

А у него сплошные достоинства
нет бороды, мало ест, часто моется,
много курит, зато не пьет,
и с любовью не пристает.

Кожа гладкая, пахнет лугом,
и в глазах озерная гладь.
Он согласен быть просто другом,
только я не согласна, бл..дь.

Я ж хотела, чтоб не хотели,
Человеческий чтоб интерес.
Чтобы взгляд - не ради постели,
Чтобы без. Поди прочь, мой бес…

-Ты что, прямо сейчас сочинила? Если так, то неплохо.
-Дурак. Поцелуй меня, хотя бы.
Бог знает, каким образом, но эта неприкрытая кокетством Милина слабость, даже беспомощность, заставили его подняться, подойти к ней, нагнуться, взять ее лицо руками и резко прижать его губами к своим губам; ему вдруг стало наплевать на то, что она чувствует, и захотелось самому. В нем на миг проснулся какой-то другой человек.
-Эээ, Тин, отстань! Что это с тобой? Сядь, не надо. Так я не хочу. Ты притворяешься, тебе это все смешно. Иди в жопу. И, вообще, я уже решила, мы с тобой друзья. Подружки!
-Я не притворяюсь. Ладно.
Валентин сел, вспышка ушла. Они покурили и легли спать.

В воскресенье вечером Наташа праздновала на море свой день рождения. Стасик опять купался нагишом, и Валентин старался на него не смотреть. Пришел его старший брат, или дядя, мужик сильно старше - Валентин не вникал в их родственные связи. Были девчонки из группы и еще Стасикин кореш, худющий и длиннющий парень по прозвищу Жердик. Старшего брата-дядю звали Николай, он просил на ты, чтобы не чувствовать себя стариканом. Николай принес шесть бутылок водки и сам пил больше всех. Мужчины собирали хворост в лесопосадке, девчонки нанизывали мясо на шампуры, горел костер, Николай без устали разливал.
-Сегодня, между прочим, Троица, -вспомнил вдруг Жердик.
-Да. Пол полагается устилать травой, так что мы в тренде! На траве в дрова! Выпьем за Троицу!
-Не надо смеяться над верой. -твердо произнес Валентин. -Пейте за дам.
-Ты че, верующий?
-Это не важно. Но смеяться все равно не надо.
-Ну ок, давайте тогда за них с Натахой, -примирительно сказал Жердик и залпом выпил свои полстакана. Уффф! Горько!
-Валя, а ты думаешь, они там святые, в монастырях? Над верой не смеются? -произнес Николай с улыбкой.
-Они и не должны быть святыми. Но, думаю, вряд ли уж так прямо смеются.
-Это их работа, мальчик. Они там такие же, как мы тут, и смеются, и шутят, и бабки зарабатывают. И трахаются.
-А вы откуда знаете?
-Я их курирую.
-В смысле?
-Коля в органах работает. Чай с игуменом пьет. Он в курсе, если че, -объяснил Стасик.
-Ты вот, мне сказали, типа мальчик-гей, да?
-Ну, если вы из органов, то и так все знаете. -Валентину не очень нравился этот разговор.
-Ну, за тобой мы не следим. Пока нет смысла. Но можем, если понадобится. А вот за мальчиком настоятеля - следим.
Николай разлил снова.
-Каким мальчиком?
Все немного отрезвели от любопытства. Только у Николая язык заплетался все больше и больше.
-И у настоятеля, и у заместителя - у нас они значатся как директор и зам, есть мальчики. Обычные, не монахи. Живут в съемных квартирах. Но директор очень ревнивый, так что за его пареньком мы, скажем так, наблюдаем.
-Он вам платит?
-Там разные есть услуги. Подставляй свой стакан.
-Какие такие услуги?
-Все тебе расскажи. Ты знаешь, когда официально можно нарушать тайну исповеди?
-Я думал, никогда.
-Нет. Если угроза жизни человека, государству или святой церкви - тогда можно. Вот и подумай о широте интерпретаций. Да и денег у них тоже, как сена. Приходит какойнить бандит, он же олигарх, отсчитывает тонн сто, «помолитесь за меня». Молятся. Или мощь какую приобретет.
-В смысле? Как мощь?
-А что ты думал. Чем больше святых, тем больше мощей. Вот объявляют они какого-нибудь покойника святым, едут на кладбище, эксгумируют, делают опись косточек. Там даже случай был, один копальщик пару фаланг во время этих сука раскопок спионерил. Отняли. Мощи это как картины в музее, монастыри меняются ими друг с другом, а можно и продать. Они все люди, мальчик, не ангелы с неба, какое тут общество, такое и там.
Валентин закурил вторую подряд. Действительно, неприятный разговор.
-Вы и за самим настоятелем тоже следите? Жучки там всякие да?
-Они делают свою работу. А мы делаем свою. Где еще бутылка была? Да ты не переживай так. Есть там и порядочные люди, не ссы. Есть даже натуралы, правда, мало. Недавно наняли охранника симпатичного, так продержался всего неделю. То один его к себе в келью тащит, то другой. Всего высосали. Сбежал. Тебе туда вообще совсем никак нельзя, подальше держись.
-Пошли купаться, -неожиданно сказал Валентин, ему не хотелось слушать дальше. Стасик, Жердик и, к несчастью, Николай, вызвались с ним. Николай встал с трудом, закачался и рухнул, с пьяной улыбкой, чуть не задавив двух девчонок - купаться отправились без него.
Вода еще не прогрелась, но деваться Валентину было некуда, пришлось лезть в воду. Стасик и Жердик, побросав свои трусы на песок, с разгону нырнули в море, замерцали брызги; Валентин, в трусах, некоторое время стоял в воде, не решаясь зайти, Стасик вынырнул и закричал Валентину, -блин, давай, обозлись, что ты как девочка!
Валентин закрыл глаза и вошел в воду. Дальше уже было не так холодно. Стасик нырнул в глубину, его голени и ступни показались над водой и быстро исчезли, как перископы от подводной лодки, немного погодя раздался крик Жердика, -блять, отъебись, блять, харэ за яйца хватать, сука! И тут Валентин почувствовал, как чьи-то сильные пальцы сдирают его трусы под водой.
-Не надо, пожалуйста, не надо, -Валентин старался не кричать, старался сохранить спокойствие в голосе, но голос не слушался его, сорвался и получился дискант, почти писк. Ему было приятно и неприятно одновременно, хотелось и не хотелось, чтоб хотелось. Он нырнул и попытался отплыть, хотел надеть трусы обратно, но Стасикины руки будто этого и ждали, они содрали с него трусы окончательно и дальше Валентин плыл уже голышом. Стасик вынырнул и замахал трусами у себя над головой:
-Валик, хули ты стесняешься! Тэйк ит блять изи! Забей!
И забросил трусы на берег. Валентин решительно вышел из воды, подошел к своим трусам, молча выжал их, подумал немного и пошел голый к костру с девчонками, держа трусы в руке. Там он спокойно вытерся футболкой, надел шорты на голое тело, налил себе водки и залпом выпил. Девчонки посмотрели на него с интересом и быстро вернулись к перерванному разговору. Вскоре прибежали Стасик с Жердиком, оба в мокрых трусах, и Валентин почувствовал себя победителем. Жердик был еще худее, чем Валентин, кости выпирали со всех сторон, он немного стеснялся этого, зато Стасик имел хорошее, тренированное тело, и, наоборот, каждым движением будто демонстрировал его достоинства. Наташа провела пальцем по его грудным мышцам,
-фу, холодный какой!, я же говорила, надо полотенце с собой взять, простудишься же.
Валентин закрыл глаза, чтобы не смотреть. 

На неделе Стасик позвал Валентина в кафе на улице Бунина.
В кафе сидел Стасик и, к неприятному удивлению Валентина, этот мерзкий Николай. Они поздоровались.
-Валя, тебе кофе заказать?
-Спасибо.
Валентин сел рядом со Стасиком, напротив Николая. Стасик чуть приобнял Валентина за плечи. Николай прихлебывал свой американо с молоком, говорил тихо, вкрадчиво.
-Ну что, Валентин, у нас к тебе деловое, взрослое предложение.
-Хм.
-Эти люди, у которых ты живешь, Кузнецовы…
-Вы уже и фамилию знаете.
-Мы все знаем. Они хорошие. Дмитрий Кузнецов предприниматель крепкой средней руки, домов не строит, тихо чего-то там перепродает. Людмила Кузнецова привнесла в семью капитал своего покойного отца, бандита из девяностых, там есть, что приумножать. Обычные, в общем, люди. Капиталисты. Валя, а вот сколько твоя мама получает? Она у тебя бухгалтер же, да?
-Боже. Какая вам разница, сколько она получает?
-Положим, я знаю, сколько она получает. Официально - двенадцать тысяч. По сравнению с вами Кузнецовы живут как цари. Тебе не обидно, Валя?
-Они меня, вообще-то, приютили, кормят-поят. И ничего за это не требуют. Нет, не обидно. Так мир устроен, а другого у нас нет.
-Так прямо и ничего…
Валентин густо покраснел.
-Кормят-поят - это совсем мелочь для них, понимаешь? Если б не твоя симпатичная внешность, хрен бы они тебя у себя держали.
-Это неправда! Мы стали друзьями. Я друг их семьи. Я с понедельника на стажировку иду, официантом, через месяц сниму себе комнату. Буду к ним в гости ходить. Что вы понимаете?!
-Друг семьи. Да они из тебя проститутку сделали. Понимает он. Обычную бл…дь.
-Что вы от меня, вообще, хотите? Зачем это все? Странный разговор. Я пошел, простите, но мне дальше неинтересно. 
Стасик, молчавший до этого, вдруг крепко взял Валентина за руку, -погоди. Мы еще не закончили.
Стасик посмотрел Валентину прямо в глаза, снова обнял его и слегка потрепал за плечо. Опять Валентину захотелось уйти, высвободиться из объятий и, одновременно, по телу его пробежала волна гадкого наслаждения, ему нравился этот наглый мужской взгляд - если бы Стасик поцеловал его насильно, прямо тут, взасос, он, Валентин, был бы счастлив, он вдруг осознал это со всей ясностью; он уставился вниз, на свою пустую чашку и понял, что у него не хватает сил уйти.
-Что? К чему это все? Я должен у них украсть какие-то документы? Какие? Хотя, я в любом случае не собираюсь этого делать. Я их уважаю, как бы вы тут не манипулировали.
Стасик что-то быстро написал в телефоне. У Николая загорелся экран лежащего рядом с чашкой кофе телефона, он мельком взглянул на него.
-Я скоро. Отлить пора.
Он глупо улыбнулся и вышел.
Стасик нежно потрепал Валентина за голову.
-Классные волосы у тебя. Скажи, а голова у тебя типа эрогенная зона? У Наташки да.
-Эрогенная. Слушай, а чего он ко мне пристал?
-Хочешь, поцелую тебя?
Стасик смотрел на него спокойно и твердо, почти не моргая.
-Наташку свою целуй.
-Ага. Обязательно. Смотри: все наши капиталисты, и такие, и покрупнее, они все платят. Таков закон здешних джунглей. А этот Дима, он, сука, хитрый. Увиливает. Строительного бизнеса сторонится, чего-то там вертит, крутит, не подкопаться. Автокатастрофу ему устраивать смысла нет, пока, а вот подраздеть его немного - вполне можно. Ты ж не хочешь, чтобы он сильно пострадал? Он, в общем, неплохой мужик, я тебе верю. Давай ему поможем. Вот эти вот - Стасик показал в ту сторону, куда вышел Николай - они ж его и грохнуть могут. Им, вообще, все пох. 
Валентин чувствовал, что начал потеть. Он не знал, как реагировать, что отвечать на этом экзамене.
-Так вы это ему прямо так и скажите. Я при чем?
-Валя, мы вот так прямо - не работаем. У нас репутация другая. Так что, хочешь помочь Диме? И себе заодно. Тысяч десять баксов, как смотришь?
-Десять? И кто мне их заплатит?
-Дима, кто ж еще.
-Хм. И что вы придумали?
-Про киднэппинг слышал?
-В смысле? Соню украсть?? Вы не охуели? Нет, я, не буду, не хочу. Вы спятили. Я не уголовник, это бред вообще.
-Да тебе и делать ничего не надо. Мы вас вместе украдем.
Между тем вернулся Николай. Он тихо сел за стол и размешал кофе у себя с чашке.
-Стас, погоди-ка. Значит так, Валя. Об этом разговоре ты должен в любом случае молчать. Это ты понял?
-Понял.
-Дальше. Ты пройдешь с ребенком мимо указанного нами адреса. Около вас остановится автомобиль. Из него выйдет мужчина в штатском и пригласит вас внутрь. Ты спокойно, без криков, объяснишь ребенку, что это твой дядя. Вас привезут на квартиру. Потом ты сходишь на условленное место, встретишь там Диму, заберешь у него деньги, принесешь их туда. Ну и все. После этого возвращаешься к ним домой, тебя никто ни в чем не подозревает, дружите дальше. И не забудь сделать себе в банке долларовый счет.
-Нет. А почему я? Зачем я тут вам?
-Не тупи. Валя, ты же неглупый парень. Во-первых, тебе все доверяют, и мы и они, и ребенок. Зачем нам крики, неприятности, страхи, нервы? Ты их успокоишь по телефону, чтоб не выкобенивались. Назовешь одну фамилию. Он знает. Его крыша ниже нашей, деваться ему будет некуда. Без тебя все это выйдет гораздо напряженнее, зачем нам лишний стресс.
-И, сколько вы от него хотите получить?
-Совсем немного. Сто. Ну, или двести. Мы еще подумаем. Совсем раздевать не в наших правилах, дойную коровку не режут. И помни о нашем уговоре. Никогда. Никому. Ничего. Вообще никогда. Руки у нас длинные и крепкие, учти. 
-Коровку. Вы что, каждый месяц эту операцию повторять будете? Дояры.
-Ну зачем каждый месяц. Мы же не идиоты. Пусть попасется какое-то время. В следующий раз другую операцию придумаем. Скучно повторяться. Да он после этого и сам сговорчивее станет. В общем, это все, что тебе нужно знать.
Валентин вспотел еще больше. Он боялся, что, от него, наверное, пахнет.
Стасик снова потрепал его волосы. -По крайней мере, собаку ихнюю ты точно спасешь. Обычно они с собак начинают обработку.
-И не вздумай им об этом рассказывать. -Николай смотрел исподлобья. -Твой адрес мы тоже знаем. И где мама работает, и где папа. С нами не шути. День икс - на следующей неделе. Мы наберем.

Валентин сидел в троллейбусе номер девять совершенно подавленный, смотрел в одну точку и не видел ничего вокруг. Около него встала тетка с авоськами, всем своим видом намекая, что ей надо уступить место. Она преувеличенно громко охала, почти стонала, когда троллейбус разгонялся или тормозил.
-Молодой человек, вы так и будете сидеть? -наконец, не выдержала она.
-Что? А, простите.
Валентин вышел, на две остановки раньше времени. Дошел до парка, сел на скамейку, закурил. Потихоньку темнело, где-то играли дети, на соседней скамейке тихо целовались, напротив, в деревьях, запищала птица, громко и протяжно, наверное, голодный птенец. В голове проносились мысли, много разных мыслей, и главная - уехать отсюда, сбежать, в Киев, в Польшу на заработки, куда угодно. За этой мыслью приходил страх, от страха знобило, ноги не чувствовались; ну что он может, мальчик, почти ребенок. Он вытащил телефон, долго смотрел на черный экран, включил, набрал мамин номер. Никто не ответил. Он встал, пошел за скамейку, в темноту, по высокой траве, листья задевали его лицо. Лег где-то. Закурил. Никуда не хотелось. Жить дальше вообще было неинтересно. Жучок полз по животу. Или муравей. Сверху висели ветви, над ними небо, звезды мерцали сквозь листву, он лежал и курил, всю пачку, сколько там оставалось, поджигал одну от другой, смотрел и смотрел вверх, а в конце, через час или через два, поднялся, отряхнулся, и побрел туда, где его ждали, к Миле и Диме.
Все уже спали, Валентин тихо пробрался в свою комнату, потом вернулся на кухню, вытащил из холодильника масло и сыр, сделал себе два толстых бутерброда, запил их соком и снова ушел к себе.

Его взяли на стажировку в кафе на Греческой, в центре. Нужно было учить меню, бар, и прочесть руководство для официантов. В руководстве говорилось, что хороший официант не принимает заказы, а продает товары, то есть нужно не просто спрашивать у гостей, что они хотят, а советовать, причем действовать так, чтобы они заказали как можно больше поесть и выпить. Через три дня стажировки Валентин сдал экзамен администратору Лене и приступил.
-Тебе, лапуся, на чай будут хорошо давать, -заверила Лена.
Лена стояла за баром, контролировала работу коллектива, решала насущные проблемы и тихо выпивала.
-Она там точно егермейстер с бара ****ит, -со знанием дела сообщил Валентину коллега по смене, официант Антоха.
К вечеру Лена была уже сильно навеселе.
-Лапуся, ты же проводишь меня до дому? Я тут недалеко.
-Лена, но я опоздаю на последний троллейбус.
-Ну, такси возьмешь. Сколько чая набрал-то? Уж на такси хватит.
Чая Валентин набрал восемьсот гривен, в общем, нормально, но было неприятно, что кто-то решает за него, как ему распоряжаться своими деньгами.
-Ну, пока, -сказал ей Валентин, когда они дошли до ее подъезда.
-Что, и не зайдешь?
-Мне домой надо, Лена. Завтра же на работу вставать.
-Я что, тебя… не возбуждаю?
Валентин густо покраснел. Сердце забилось часто, усталая волна гнева поднялась из груди в голову, он больше не мог сдерживаться.
-Да что вы все с ума-то посходили на вашем сексе? Вам что, вообще ничего больше в жизни неинтересно? Я вам что, кукла? Идите подрочите в конце-то концов. Вы моя начальница на работе, вы, вообще, понимаете, что вам так вести себя со мной запрещено! Вы пользуетесь своим служебным положением и принуждаете меня.
Из окна на втором этаже высунулась чья-то голова.
-Чего ты кричишь-то, придурак малый, -быстро зашептала Лена. -Не хочешь, как хочешь. Я спросила только. Никто тебя не принуждает. Если ты голубой, так бы сразу и сказал.
-При чем тут голубой? Вы так уверены, что все натуралы вас хотят трахать? Ладно, извините, я на троллейбус побежал. Я не хотел на вас кричать. Я вообще, тихий. Вы меня теперь уволите?
Лена вдруг начала смеяться.
-Какой ты забавный, лапуся. Все натуралы, да. А мне вот всех не надо. Скажи честно, я красивая баба?
Лена откинула волосы назад, расправила грудь. Грудь у нее была большая и торчала, Валентин подумал, что там у нее, наверное, какие-то специальные косточки вшиты в лифчик.
-Вы? Ну, да. Только пьете зря. У вас от этого глаза грустные.
-Глаза? Вот те на. Грустные блять.
И она вдруг начала плакать. Валентин совершенно уже не понимал, что ему делать, идти на троллейбус или нет. Лена вытащила из сумочки сигареты, руки ее дрожали, она плакала и курила.
-Вообще ничего в жизни неинтересно. Еб твою мать. А что еще интересного-то? Ну что?
Она посмотрела на Валентина с неожиданной злостью.
-Иди нахуй отсюда, а. Иди. Беги на свой троллейбус.
И Валентин, обрадованный, побежал. Транспорт уже не ходил, пришлось взять такси.

Мила ждала его на кухне.
-Ну что? Устал? Кушать хочешь?
Пока они ужинали, пришла смс от Лены: прости, я пошутила просто, никто тебя не уволит, забудь эту историю, завтра ждем тебя на работе.

Лето двигалось к середине. Стало жарко, Валентин брал с собой на работу запасную футболку. Работали три через три. Многие гости платили карточкой и вообще не оставляли чай. Валентин уже научился определять на глаз, сколько примерно чая оставит тот или иной гость. Хотя, случались и неожиданности: вот, например, сегодня какой-то совсем неказистый дядечка оставил ему целых двести гривен. Антон, работающий с соседним столиком, заметил, улыбнулся. Часов в шесть вдруг позвонил Дима.
-Тинка, привет. Планы есть на вечер?
Дима говорил медленнее, чем обычно, как-будто пережевывая слова.
-Так я ж на работе. После одиннадцати приду.
-Хошь бабок зработать?
-Хм. Хочу. А завтра нельзя?
-Завтра низя. Бери тачку и дуй в гостиницу, эту, Черное Море. Комната шисятвосем. Я там тя жду. Прям щас можешь? Давай, заработаешь. Отпросись там. Скажи, срочно надо, пусть подменит кто.
-Как? Я не знаю. Хм. Ну я могу спросить.
Лена восприняла его просьбу совершенно нормально. Видимо, такое случалось. Позвонила другой смене, они договорились, что Валентин выйдет потом на четыре смены подряд.

Дима открыл ему дверь, стоя в халате. Он как-то странно говорил, вязко, будто ему тяжело было шевелить языком.
-Иди сюда. Садись. Виски хочешь?
-Давай.
Они сели на диван. Дима налил ему виски. Потом наклонился к столику, на котором лежала банковская карточка с дорогой порошка, и быстро вынюхал. Около него на диване лежал планшет. Там шла порнуха с геями.
-Слушай, ты можешь взять меня пальцами за соски?
-Зачем? А, ну, могу.
-Погоди, положи их мне в рот. Я смочу своей слюной. Своей. Вот. Молодец! Теперь крути их. Крути! Сильнее! Ох, я тебя трахну щас! Щас раком, тут, на полу! Бляяя!
-Дима?! Ты что? Не надо.
-Да ты просо соглашайся со мной. Не ссы. Просо соглашайся. Придумай тоже, как я тебе вдую! Поиграем, давай. Я денег дам.
Дима распахнул халат и начал мастурбировать. Член его не стоял, это немного успокоило Валентина.
-Тинка, разденься тоже и дрочи. Ох, ты у меня щас раздвинешь булочки! У тебя сладкие булочки, да?
-Хм. Да, они очень ждут своего принца, - сказал Валентин без выражения.
Он нехотя расстегнул брюки, спустил их до колен, вытащил все из трусов. К счастью, Дима даже не пытался его трогать.
-Дрочи! Ты же очень хочешь меня? Да? Скажи!
-Очень. Ты возьмешь меня насильно, я буду сопротивляться, но ты накинешься и овладеешь, ты сильный самец.
Валентин сдерживался, чтоб не засмеяться.
-Крути! Сильнее крути. Дай, еще смочу.   
Через час пальцы Валентина ныли от усталости. Дима вынюхал еще одну дорогу и не собирался прекращать.
-Дима, я, наверное, пойду, а?
-Погоди! Ты ведь хочешь заработать? Да? Ведь хочешь?
-Хм. В общем, да.
-Слушай, я тебя потом поставлю лицом к окну, да! И трахну стоя! И ты будешь качаться в окне, как подсолнух. Ох бляяяя! И я еще дильдой тебя буду пихать, раз-два, раз-два!
-Да. Ты мой господин. Мне это понравится. Ты так классно трахаешь.

К полуночи Дима, так и не кончив, отпустил Валентина домой, вручив ему пятьсот евро. Валентин опять ехал на такси, но уже с другим чувством. Он устал, как собака, так что эти деньги не казались подачкой. Он их честно заработал. К Диме он теперь ощущал брезгливую жалость. В принципе, это было прикольно. Можно иногда.

В среду Валентин забрал Соню с курсов подготовки к школе. Жара плыла и воздух над асфальтом искривлялся. Они взяли мороженого в ларьке.
-Что у вас было сегодня?
-Англиский! Я уже знаю как здороваться. Хелло!
-А хау ду ю ду вас учили?
-Ой, да! Хавдуйду это тоже хелло! Чуть не забыла. Смотри, у меня ягодка в мороженом!
Слева сзади к Валентину подошел незнакомый мужик в футболке и шортах.
-Валя! Привет! Сколько лет сколько зим! Я вас сейчас подвезу!
-Привет… Соня, это дядя… Петя. Мы сейчас с ним поедем… к нему в гости. У него прикольно. Мы… чай быстренько попьем, а потом вернемся домой.
Подъехал джип. У дяди Пети оказалась машина с водителем и непрозрачными стеклами.
-А зачем нам к дядя Пете? -спросила Соня.
-Пирожные кушать. Дядя Петя, у вас же есть дома пирожные макарон?
-Че? Макарон? Купим. Вы, главное, не волнуйтесь. Сварим.
В джипе дядя Петя и водитель молчали. Валентин включил для Сони новую игру на своем телефоне. Дядя Петя попросил у него телефон, посмотреть, и не отдал. Соня молчала. Своего телефона у нее не было, вернее, был, но мама давала его ей только на два часа в день, вечером.
Дом в частном секторе на Лидерсовском бульваре, в глубине двора. Валентин сразу понял по обстановке, что там никто не жил постоянно.
Соня не забыла про пирожные. Разумеется, никто не собирался их заказывать. Дядя Петя курил в палисаднике, дверь он запер, на окнах висели решетки. Валентин отвлекал Соню, они играли в слова на разные буквы, он пытался не выдавать беспокойства. Вошел дядя Петя, он подставил свой телефон к уху Валентина.
-Але, Валя, это Николай. Все хорошо у вас там? Сейчас тебе позвонит ее отец. Адрес не называй. Учти, если назовешь - плохо будет всем. Я тогда им расскажу, что ты в доле. Учти.
Валентин и сам не знал номер дома. Дядя Петя вытащил из кармана телефон Валентина.
-Код?
-Двадцать три, ноль семь, ноль один.
-Днюха? -дядя Петя хмыкнул.
-Ну да.
Дима позвонил минуты через две. Голос его дрожал, конечно.
 -Але, Тин. Как там Соня?
-Все ок. Не волнуйтесь. Нас украли. Подъехала машина, пришлось сесть. Куда я с ребенком побегу? Прости. Соня, скажи папе, что все ок.
-Папа, все ок. Мы к дяде Пете в гости приехали. Я хотела макаронов, дядя Петя нам обещал, но что-то ничего не заказал. Нас украли? А зачем?
-Сонечка, все хорошо. Я сейчас все организую, и вы вернетесь домой. Дай Тину телефон. Але. Тинка, тут такое дело, к ментам идти бесполезно. Ты там Соньку займи чем-нибудь, чтоб ей не страшно было. Мне где-то час нужен, чтоб денег собрать. Ждите.
-Соня!!! Тин, где вы!! Скажи, где! -Мила, видимо, вырвала трубку у мужа. Она совсем не владела собой, кричала и плакала. -Они вам дали воды? Дай мне с Сонечкой поговорить!
-Мила, ты должна успокоиться -снова Димин голос. -Ты хочешь, чтобы ребенок там тоже изводился? Не надо вам пока говорить. Через пару часов все организуется. Им Сонька не нужна, им денег надо.
-Папа, ты привезешь нам макаронки?
Дядя Петя забрал телефон и отключил разговор. Телефон снова зазвонил. Дядя Петя со скукой взглянул на экран. -Мама. Это твоя?
-Да. О боже. Дайте, пожалуйста. Она вообще не в курсе. Мы о другом будем говорить.
-Мама потом. Подождет.
Дядя Петя выключил телефон и снова исчез. Вскоре он принес им воду и пакет дешевых пряников.
-Тихо сидите. Без криков тут.

Часа через полтора дядя Петя вошел к ним с довольным видом.
-Ну что. Идите тут, в Варадеро, знаешь, где?
-Знаю. Мобилу отдайте.
-На. Здесь не включай. Там включишь. Идите. Тихо и спокойно. Я слежу.
Около ресторана Варадеро стоял Димин джип. Дима и Мила нервно курили около него и смотрели во все стороны света, они увидели Соню издали, побежали, схватили Соню в четыре руки, Мила вырвала ее к себе и долго целовала. Дима стоял рядом, он курил и немного плакал.
-Видишь, Тин, как с нами опасно дружить. Эхехе. Из-за нас и тебе досталось. Но ты молодцом держишься. Мужик. Лучше б я блять тебе эти деньги подарил. Пидоры ссука.
-Ну, они вас не совсем разорили?
-Не совсем. Но осадок остался. Здесь невозможно стало вкрай. Хоть в Испанию семью отправляй. ****ец ваще. Поехали!

В машине Валентин позвонил маме. Мама сняла трубку и молчала.
Он напрягся лицом, на лбу его появилась морщинка. Он не знал, как начать разговор. На той стороне тоже не знали.
-Что ты молчишь?
-Мама. Мама. Ты звонила?
Валентин заморгал.
-Валя, ты кушаешь нормально?
-Нормально, мам. Я у друзей живу. Работаю.
-Молодец. Девочку завел?
-Завел.
-Ну вот. Я же говорила, что это помешательство пройдет. Знакомить ее еще рано со мной?
-Еще рано, мама. Ты как? На работе все хорошо?
-Хорошо. Валя, я тут борщ приготовила. Зеленый. Ты ж любишь зеленый. В общем, заходи. Покушаешь. Сегодня сможешь?
-Смогу.
Ужасно хотелось разреветься, он еле сдерживался. У Милы с Димой был повод плакать посерьезнее, по сравнению с его поводом.
Они первым делом заехали в кондитерскую с пирожными макарон. Дима и Мила потчевали Соньку всем, что она хотела, они были согласны ехать в макдональдс, в игрушечный магазин, в аквапарк, в диснейленд. Валентин понимал, что у них перед ней было чувство вины, которое срочно хотелось загладить. Было ли у него перед ними чувство вины? Он сам не знал.

Мама открыла быстро, видно, что ждала. Они не поцеловались.
-Руки помой.
Валентин ел второе, потом суп.
-Как ты сдал зачеты? Компота налить? Я из абрикосов сварила.
-Налить. Зачеты норм. Сейчас официантом работаю. Потом папа обещал немного помочь деньгами, буду снимать комнату.
-Посмотрим. Что за девочка у тебя? Семья приличная?
-Мама. У меня нет девочки. То есть, есть, но мы просто дружим. Я же тебе говорил.
-А у Максимовых внук родился! Ты представляешь! Назвали странно, Эрнест. Чего вдруг Эрнест? Хемингуэй, что ли, -мама засмеялась,
-ты бы с педиками этими общался поменьше, ты ж внушаемый такой, поддаешься влиянию.
-Хорошо, мама.
-На пляж ходишь? Ходи только после трех! Тогда безопасное солнце. Ночью не купайся! Пьяный в воду не лезь! Пообещай мне! Никогда!
-Хорошо, мама. Ты же знаешь, я не пью особо.
-Ох. Лучше бы выпивал. Ладно, я тут тебе котлет собрала. Судочек помой и принеси потом. Звони.
Они постояли в дверях. У мамы во взгляде сидел страх, выходило, что она его боялась.
-Иди.

В пятницу Валентин сидел с Наташей и Стасиком в уличном кафе на Александровском проспекте.
-На Ковакс с нами идешь?
-Да ну. Там билеты по две тонны. Жаба душит. Я коплю на фестиваль в Гданьске, там будет Лана дель Рей.
-Лана? Фи. Пидорская певица. -Стасик поморщился.
-Я же пидор. Мне можно ее любить. Это тебе нельзя.
-А чего, мне она нравится. -Наташа поддержала, молодец.
-Ну и Гданьск тоже город красивый, стоит съездить, -сказал Валентин, как бы оправдываясь.
Они закурили, все трое. Валентин был рад, что Наташа не оставляет их со Стасиком наедине и не надо будет говорить с ним о деньгах. В принципе, деньги бы ему пригодились, даже очень, глупо было бы отказываться, но, с другой стороны, если бы их не было, ему дышалось бы свободнее.
-А ты билеты уже смотрел? -спросил Стасик?
-Да. Пока есть по восемьдесят евро.
-Туда?
-Ага. Обратно так же примерно. Плюс еда и хостел.
-Валя, если ты насчет денег хотел поговорить, то, ты же заметил, что у них там планы поменялись. Коля сам с этим Димой мутил, сумку с баблом забирал, так что тебе вроде как и не за что платить. Вот - сотня, чисто благотворительный взнос, -Стасик вытащил из кармана кошелек и протянул Валентину сто долларов. Он смотрел на Валентина нагло и с некоторой брезгливостью. -Ну ок, возьми еще одну, -он вытащил из кошелька вторую сотню.

Наташа покраснела, сильно, она старалась смотреть спокойно, но пальцы с сигаретой чуть дрожали, она смотрела куда-то мимо Валентина, на аллею, как будто там происходило что-то очень интересное. Но ничего интересного там не происходило: машины не давили, собаки не кусали, там играли дети, и на скамейке спал бомж.
Валентин взял деньги, странно хмыкнул, медленно встал и ушел, не прощаясь.
Вечером его снова ждала мама с зеленым борщом.