Cyberbond
Аквариум для себя. О книге А. Маркина "Дневник. 2002 — 2006"
(Маркин А. Дневник. 2002 — 2006. — «Митин журнал», Colonna Publications, 2006. — 385 с.)
«Мой дневник: жизнь с опечатками»
(А.Маркин. Дневник, с. 332)
Есть книги, которые не хочется рецензировать. Не хочется писать свой текст. Правильней сделать коллаж из цитат, — и читатель сам поймет, что и кто перед ним. Новалис сказал: все мы живем в одном большом романе. Но дробная и слишком недостоверная наша действительность вносит поправку: каждый живет в своем дневнике.
В нем он адекватней себе и миру.
«Одержим подглядыванием и подслушиванием. Надеюсь, это не болезнь, а состояние современной культуры» (с. 332). А.Маркину можно верить, потому что: а) подглядывает он весьма точно и б) потому что он носитель культуры и современной, и вообще, подлинной.
Я бы даже добавил: это тот редкий случай, когда человек в своем тексте не сводится к чему-то совершенно определенному: я — гей, я — филолог, специальность германистика, я — молодой московский ученый, который большую часть времени живет в Германии и Швейцарии. А.Маркин в своем «Дневнике» — всё это, и такой «аккордный» способ видения, пожалуй, только и передаст ощущение подлинности жизни, — чего напрочь лишена современная беллетристика. И Маркин тоже пишет беллетристику, но все там — иронические фантазмы и фантомы. Подлинность — здесь, в «Дневнике».
Кажется, выдумывать жизнь становится просто неинтересным, хотя — парадокс! — бытие каждого частного человека настолько затерто обстоятельствами и разного рода ограничениями, что в большинстве случаев нам только и остается подглядывать да принюхиваться, а не есть. Даже, если судьба вроде бы протягивает тебе руку (пардон за людоедскую ассоциацию):
«12 августа. Стояли на остановке с незнакомым мол. человеком, ждали маршрутку, и когда она стремительно подъехала, юноша посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: жжжжжжжууууууууууууууухххх, а потом сказал: если залезешь туда первым, займи мне место. Я залез первым, занял место, приготовился общаться, но тут обнаружил, что напротив сидит моя мать. Пришлось втроем беседовать об абонементах в Консерваторию на новый сезон. Потом юноша с нами распрощался» (с. 62 — 63)
Да, участь героя «Дневника» — не совсем та, о которой рассказывает в своей анкете один гетеросексуал: «Я, конечно, не пидорас. Секс с мужчинами у меня случается два-три раза в неделю. Но так ведь это мало! Если подсчитать, сколько времени в неделю у меня уходит на поиск партнеров и секс с мужчинами, то получится, что я занимаюсь этим не больше четырех часов в неделю. Все остальное время я гетеросексуален, женатый человек, примерный семьянин» (с. 248).
Герою дневника остается глубокомысленно теоретизировать:
«23 марта. Сегодня я много размышлял о поверхностности и поверхностях. Мне отчего-то кажется, что быть поверхностным честнее, чем быть глубоким. Не только потому, что через поверхность, если стараться, можно проникнуть в глубину. Просто поверхности — все, что у нас есть. Поверхности связывают нас. Взгляд, отношения всегда скользят по поверхностям. Между людьми не может быть никаких глубинных связей. Потом: глубина разрушает все единства. Глубина разлагает. (Трупы опускают в могилы, в землю, в глубину, и они быстрей распадаются.)
О людях надо судить по внешности.
Наблюдая за людьми в отражениях — например, на стекле в вагоне метро, — я получаю большое удовольствие» (с. 23).
Конечно, это вовсе не означает, что в последнем смысловом приближении Маркин солидарен с Клеопатрой — героиней творения Д.К.Лоэнштейна (1661 г.): «Вот этим вот большим крюком железным, / Мозги Антония чрез ноздри нужно вынуть, / Чтоб сохранилось лучше его тело» (с. 85). О, нет: мозги автор Дневника ценит в других и оставляет себе свои в полном объеме, хотя и постоянно жалуется на недостатки тела.
А вообще, говоря, наконец, о книге всерьез, можем себя поздравить: «Дневник» А.Маркина — в чем-то, наверно, прорывный среди текстов «гей-тематики» (ставлю в кавычки, потому что эта книга рамками и значением гей-субкультуры совсем не исчерпывается). Он, простите за невольный психиатрический термин, совершенно адекватен психологическому и социальному реалу сегодняшнего человека и гея, интеллектуально продвинутого.
И еще (впрочем, кажется, я уже говорил об этом): из-за стекол своего рафинированного «аквариума» Маркин наблюдает жизнь самую разнообразную, — широкую жизнь. Это и наша Москва с ее роскошью, грязью, матом и соблазнами, и прекрасная (кукольно прекрасная) Швейцария, и полные юмора сценки семейных, дружеских, любовных отношений, которые автор живописует ох хлестко!..
Да, пожалуй, главное ощущение от книги Маркина — то, что он, молодой еще человек, сказал о своей бабушке: «Ее старость — смесь сарказма и беззащитности» (с. 286).
Маркину до старости еще дальше далекого. Ну, а Дневник заканчивается — вернее, обрывается — сентенцией, которая может стать девизом огромного большинства из нас:
«Ебаться, кстати, больше всего хочется тогда, когда для этого нет никаких возможностей» (с. 385).
«Мой дневник: жизнь с опечатками»
(А.Маркин. Дневник, с. 332)
Есть книги, которые не хочется рецензировать. Не хочется писать свой текст. Правильней сделать коллаж из цитат, — и читатель сам поймет, что и кто перед ним. Новалис сказал: все мы живем в одном большом романе. Но дробная и слишком недостоверная наша действительность вносит поправку: каждый живет в своем дневнике.
В нем он адекватней себе и миру.
«Одержим подглядыванием и подслушиванием. Надеюсь, это не болезнь, а состояние современной культуры» (с. 332). А.Маркину можно верить, потому что: а) подглядывает он весьма точно и б) потому что он носитель культуры и современной, и вообще, подлинной.
Я бы даже добавил: это тот редкий случай, когда человек в своем тексте не сводится к чему-то совершенно определенному: я — гей, я — филолог, специальность германистика, я — молодой московский ученый, который большую часть времени живет в Германии и Швейцарии. А.Маркин в своем «Дневнике» — всё это, и такой «аккордный» способ видения, пожалуй, только и передаст ощущение подлинности жизни, — чего напрочь лишена современная беллетристика. И Маркин тоже пишет беллетристику, но все там — иронические фантазмы и фантомы. Подлинность — здесь, в «Дневнике».
Кажется, выдумывать жизнь становится просто неинтересным, хотя — парадокс! — бытие каждого частного человека настолько затерто обстоятельствами и разного рода ограничениями, что в большинстве случаев нам только и остается подглядывать да принюхиваться, а не есть. Даже, если судьба вроде бы протягивает тебе руку (пардон за людоедскую ассоциацию):
«12 августа. Стояли на остановке с незнакомым мол. человеком, ждали маршрутку, и когда она стремительно подъехала, юноша посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: жжжжжжжууууууууууууууухххх, а потом сказал: если залезешь туда первым, займи мне место. Я залез первым, занял место, приготовился общаться, но тут обнаружил, что напротив сидит моя мать. Пришлось втроем беседовать об абонементах в Консерваторию на новый сезон. Потом юноша с нами распрощался» (с. 62 — 63)
Да, участь героя «Дневника» — не совсем та, о которой рассказывает в своей анкете один гетеросексуал: «Я, конечно, не пидорас. Секс с мужчинами у меня случается два-три раза в неделю. Но так ведь это мало! Если подсчитать, сколько времени в неделю у меня уходит на поиск партнеров и секс с мужчинами, то получится, что я занимаюсь этим не больше четырех часов в неделю. Все остальное время я гетеросексуален, женатый человек, примерный семьянин» (с. 248).
Герою дневника остается глубокомысленно теоретизировать:
«23 марта. Сегодня я много размышлял о поверхностности и поверхностях. Мне отчего-то кажется, что быть поверхностным честнее, чем быть глубоким. Не только потому, что через поверхность, если стараться, можно проникнуть в глубину. Просто поверхности — все, что у нас есть. Поверхности связывают нас. Взгляд, отношения всегда скользят по поверхностям. Между людьми не может быть никаких глубинных связей. Потом: глубина разрушает все единства. Глубина разлагает. (Трупы опускают в могилы, в землю, в глубину, и они быстрей распадаются.)
О людях надо судить по внешности.
Наблюдая за людьми в отражениях — например, на стекле в вагоне метро, — я получаю большое удовольствие» (с. 23).
Конечно, это вовсе не означает, что в последнем смысловом приближении Маркин солидарен с Клеопатрой — героиней творения Д.К.Лоэнштейна (1661 г.): «Вот этим вот большим крюком железным, / Мозги Антония чрез ноздри нужно вынуть, / Чтоб сохранилось лучше его тело» (с. 85). О, нет: мозги автор Дневника ценит в других и оставляет себе свои в полном объеме, хотя и постоянно жалуется на недостатки тела.
А вообще, говоря, наконец, о книге всерьез, можем себя поздравить: «Дневник» А.Маркина — в чем-то, наверно, прорывный среди текстов «гей-тематики» (ставлю в кавычки, потому что эта книга рамками и значением гей-субкультуры совсем не исчерпывается). Он, простите за невольный психиатрический термин, совершенно адекватен психологическому и социальному реалу сегодняшнего человека и гея, интеллектуально продвинутого.
И еще (впрочем, кажется, я уже говорил об этом): из-за стекол своего рафинированного «аквариума» Маркин наблюдает жизнь самую разнообразную, — широкую жизнь. Это и наша Москва с ее роскошью, грязью, матом и соблазнами, и прекрасная (кукольно прекрасная) Швейцария, и полные юмора сценки семейных, дружеских, любовных отношений, которые автор живописует ох хлестко!..
Да, пожалуй, главное ощущение от книги Маркина — то, что он, молодой еще человек, сказал о своей бабушке: «Ее старость — смесь сарказма и беззащитности» (с. 286).
Маркину до старости еще дальше далекого. Ну, а Дневник заканчивается — вернее, обрывается — сентенцией, которая может стать девизом огромного большинства из нас:
«Ебаться, кстати, больше всего хочется тогда, когда для этого нет никаких возможностей» (с. 385).
4 комментария