Кабы не было зимы...

Ознакомительный фрагмент. Полностью вы можете прочитать повесть в электронных версиях для скачивания.

Катенька Ворошилова ненавидела Новый год.

Нет, не так. Тридцать первое декабря она очень даже любила. Можно сказать, обожала, как финальную точку, долгожданное избавление от всего того кошмара, что обрушивался на её хрупкие плечи за несколько недель до наступления пресловутого праздника. Ибо именно в этот период начиналась подготовка к главному, эпохальному событию – новогоднему «корпоративу» их горячо любимой и безжалостно любящей их компании «Аксиома-сервис».

И по какому-то злому року, а точнее, по добродушному, но безапелляционному приказанию Верховного Божества всей фирмы – он же генеральный директор и непосредственный Катенькин начальник, в миру обретающийся под незамысловатым псевдонимом Кучкин Семён Семёныч – организация, контроль и проведение  данного мероприятия, во всяком случае, его культурно-развлекательная часть были возложены на неё, скромную и, в обычное время, почти незаметную, разве что своими внешними модельными параметрами, секретаршу главного – Екатерину, дочь Сергея, Ворошилову. И ладно бы речь шла о рядовом приглашении артистов, украшении зала или других, несложных и даже где-то увлекательных вещах. Но нет. У проклятого генерального имелся свой взгляд и претензии к столь выдающемуся событию, как групповая пьянка всего персонала фирмы. Никаких банальностей или заезжих гастролёров. Всё должно было происходить только в кругу своих, видимо, истово любимых им подчинённых. И все развлечения и увеселения для обожаемых сотрудников обязаны были быть организованы за счёт их собственных скрытых ресурсов и не реализуемых в обычное время талантов. Этакий «хэнд мэйд» по-«аксиомовски»!

Неизвестно, где и от кого СС, как ласково называли его благодарные подданные, подцепил эту мозговую горячку. Но уже четвёртый год весь вылощенный, очень деловой и высокопрофессиональный коллектив преуспевающей и, чтоб вы даже не сомневались, весьма солидной компании всю вторую половину декабря был вынужден открывать в себе способности к самым разным сценическим жанрам, дабы порадовать дорогого начальника очередным номером художественной самодеятельности на новогоднем банкете. И не абы каким, а тем, что придумал и возжелал этот самый дорогой начальник и высочайшим указом распределил к исполнению. А недовольных или не подчинившихся… В общем, ходили по офисам страшные легенды.

Катенька невольно поёжилась, вспомнив одну из них, об исчезнувшей секретарше, и глубоко вдохнула, задержав дыхание.

Она уже пять минут стояла перед дверью IT-отдела,  мысленно вгоняя себя в безжалостную суровость, непоколебимую твёрдость и начальственную убедительность. Всё, что ей сейчас непременно понадобится за этой дверью. Ибо весть, которую она собиралась донести до мирных, ни о чём пока не подозревающих сотрудников, вызывала панику и у неё самой. Фантазии шефа в этот раз превзошли все ожидания.

– Божечки, ну не убьют же они меня, в самом деле! – чуть не плача прошептала Катенька, представляя себе реакцию тех, кого отделяла от неё ничем непримечательная офисная дверь с лаконичной табличкой.

– Они же понимают, что я не виновата. Что это не я! – успокаивала она дрожащее, как у пойманного за уши зайца, ухающее в груди сердце.

– Я должна это сделать. Должна, должна… – с отчаянием христианской мученицы уговаривала себя девушка, обречённым взглядом гипнотизируя МДФ-поверхность перед собой. Клетка со львами казалась сейчас даже предпочтительней.

Клетка… тьфу, дверь внезапно широко распахнулась, и несчастная заложница начальственного беспредела оказалась нос к носу с одним из обитателей внутрикомнатного пространства. 

– О, Ворошилова! Ты чего здесь за… – Валька Архипов, самый молодой и симпатичный из плеяды программистов, весело охнул, отшатнувшись от неожиданности, и вдруг осёкся. С зарождающимся подозрением вглядываясь в несчастные глаза секретарши шефа, невольно попятился.

– Нет… – с неверящим ужасом выдохнул он, продолжая отступление. – Только не говори, что…

Катенька резко выдохнула и решительно шагнула в комнату. Назад дороги не было.

– Я к вам, ребята, и вот по какому поводу, – сурово отчеканила девушка, обводя бескомпромиссным взглядом поднявшиеся к ней лица. И не догадаешься, что минуту назад она чуть не рыдала от страха, елозя каблучками мрамор за порогом этого помещения.

Шесть пар глаз настороженно уставились на вытянувшуюся в струнку и воинственно вскинувшую подбородок посетительницу. И в каждой, каждой паре этих глаз постепенно, как на фотопластине, начинало проступать понимание, страх и обречённость.

Катюша негодующе фыркнула.

«Тоже мне, как вестницу смерти увидели! Можно подумать, я не в том же положении, что и все».

Посчитав, что многозначительная пауза уже сделала своё дело, прекрасная камикадзе решила дольше не тянуть. Собственные нервы тоже не предполагали длительного объяснения.

– Короче, как вы все помните, тридцатого декабря состоится Главная Ёлка всея филиалов нашей компании.

Катенька на секунду замолчала, проверяя, не забыл ли кто об этом историческом событии. Судя по загробному выражению лиц и мёртвой тишине, никто не забыл. Забудешь такое, как же!

– И в этом году от вашего высокоинтеллектуального и богатого вполне достойными мужскими кадрами отдела ожидается особый, весьма оригинальный подарок, санкционированный сами знаете кем. Одному из вас придётся…

Девушка всё-таки малодушно взяла паузу, понимая, что после произнесения следующей фразы на неё обрушатся крики и проклятья. Одна надежда, что джентльмены от информатики не посмеют тронуть даму. А к возмущённым воплям она уже поневоле привыкла.

– …исполнить стриптиз! – храбро закончила однофамилица легендарного командарма, крепко зажмурившись.

– Что-о-о-о??? – разъярённо-негодующий рёв шести глоток ударил по ушам, как артиллерийская канонада. Шокированные парни повскакивали с мест. В воздухе явно запахло насилием.

– Мальчики, вы же знаете, я тут ни при чём, – сразу сдувшись, как шарик, залепетала секретарша, оправдываясь. – Шеф сказал, что любой из вас достоин показаться коллективу во всей красе, так что решайте сами, кто будет отстаивать честь наших высоких технологий, только предупреждаю… – Катенька всё же набралась смелости и пробежалась взглядом по воинственно застывшим вокруг неё коллегам. – Не будет стриптиза – не будет премии. Всему отделу. Я только передаю вам приказ, – торопливо добавила она, видя, как зажигаются нехорошие огоньки в устремлённых на неё серых, карих, голубых и каких-то там ещё глазах.

 

– Ребята, – умоляюще воззвала невинная жертва к готовым разорвать её товарищам, –  речь ведь не идёт о полном обнажении. Нужен просто эротический танец с элементами стриптиза. Ну, что, вам до трусов раздеться в падлу?

Катюша взвизгнула и отпрянула от совершенно отчётливого рычания, раздавшегося возле её левого уха.

– И ещё, – дрожащим голосом продолжила бесстрашная девушка, нащупывая позади себя косяк двери. Путь к бегству был, слава богу, открыт. – Специально для вас нанят хореограф, который поставит и отрепетирует номер с тем, кто станет этим счастливчиком. Так что с выбором не тяните. Сегодня в шесть я провожу вашего кандидата на первую встречу со стрип… с танцевальных дел мастером, – вовремя спохватившись, дипломатично исправилась она.

Шок и потрясение, охватившие несчастных программистов, позволили осмелевшей Катеньке довольно энергично закончить свою речь и успешно ретироваться, прежде чем шесть ладных, крепких мужских фигур (ну, что греха таить, в этом вопросе Катюша была солидарна с шефом) отмерли и принялись безбожно материться. Проклятия, замысловатые в своей извращённости, неслись то к белоснежному потолку, подразумевавшему маньяка-босса, то к так и оставшейся нараспашку двери, за которой совсем недавно скрылась узкая девичья спина его подлой сообщницы.

***

Отматюкавшись и вывалив друг на друга всё, что каждый думал об очередном завихрении начальства, о самом начальстве и даже, в некотором роде, о родителях начальства и его домашних животных, припухшие программисты, наконец, выдохлись, переглядываясь мрачно и со всё возрастающей подозрительностью. Каждый понимал, что, несмотря на крики и возмущение, им отдан приказ, ослушаться которого невозможно. И сейчас все без исключения мысленно прикидывали, кого из сотоварищей бросить на алтарь жертвоприношения во имя премии и спасения всех остальных. Ибо новогодний бонус в «Аксиома-сервис» всегда был ох какой вкусный! Да и про барский гнев и последствия непослушания забывать не стоило.

– Мужики! – Петя Смирнов, начальник отдела, нарушил затянувшееся молчание. – Кричать мы можем хоть до посинения, а выхода всё равно нет. Один из нас должен это сделать.

– Паранойя какая-то! – Марат Ставров тряхнул смоляной чёлкой, бессильно опускаясь на рабочее место. – Двадцать первый век на дворе, а мы как крепостные…

– Готов к увольнению? – хохотнул Сашка Березин, его первейший кореш с песочницы и до текущего момента. – Рискни.

– Ну, не могут… Не могут вот так просто уволить за то, что отказался выполнять подобное непотребство, – взорвался Марат, грохнув ладонями по чёрному дереву стола. Несколько листов формата А-4, припаркованные на краю, нервно вспорхнув, спланировали вниз.

– За это не могут, но повод найдут, не сомневайся, – мрачно заверил Смирнов, поднимая упавшие документы.

– Предлагаю тянуть жребий! – жизнерадостно подал голос затаившийся в углу Архипов. Как самый новенький в их отделе, переживший всего одну новогоднюю вакханалию, он ещё способен был с юмором отнестись к нестандартной ситуации.

– Никакого жребия! – жёстко отрезал Пётр. – Тут такой случай, что решение должно быть добровольным.

 

Он горестно потряс головой, сам не веря, что кто-то из сослуживцев по собственному желанию согласится участвовать в подобном.

– Мужики, – он тоскливо обвёл взглядом благоразумно потупленные головы. – Премия же на кону! А это всего лишь… танец.

– Всего лишь?! – не выдержав, заорал рыжеволосый Андрюша Ермолаев. Его обычно бледная до синевы физиономия полыхала, как пионерский костёр, то ли от возмущения, то ли от картинок, рождённых богатым воображением.

Смирнов покаянно потупился. Ну не в силах он принуждать подчинённых к такому! Шефу вот по барабану их мнение, а ему нет.

– А Маратик у нас в детстве бальными танцами занимался, – вкрадчиво прошелестел в тишине полный затаённого коварства голос.

Ставров, не веря, вскинул голову, изумлённо глядя на закадычного товарища.

 

Сука, сдал, как стеклотару! Уж от кого-кого, но от него он не ожидал подобной подлости.

– Сашка, ты… – возмущение перехватило горло.

Но тот, кажется, не находил ничего предосудительного в нанесённом в спину ударе.

– Платон мне друг, но премия дороже! – перефразировав цитату, нахально усмехнулось это чудовище, ещё минуту назад считавшееся лучшим другом.

– Не бзди, Марик, просто тряхнёшь стариной, ну и… не только ею.

Марат подорвался из-за стола, сжимая кулаки, но был перехвачен и остановлен бдительными и неожиданно оживившимися коллегами.

Все загалдели разом, успокаивая, отчитывая, ободряя и упрашивая. Общий смысл нестройного гудёжа сводился к очевидному.

Во-первых, он, Марат Ставров, должен стать спасителем и благодетелем всего отдела.

Во-вторых, он, Марат Ставров – самый красивый, сексуальный, талантливый, далее везде, из всех представителей компании. Да что там – из всех живущих ныне мужчин!

 

В-третьих, коллеги никогда не простят ему эгоизма и трусости, так же как взбалмошный шеф никогда не простит отдел, оставивший его без сладкого... ой, то есть не исполнивший высочайшего указания.

В-четвёртых...

Заслонённый от взбешённого друга внушительными спинами сослуживцев, бессердечный предатель ехидно улыбался, глядя на плюющегося огнём Марата. 

– Марик, ну что ты как маленький? Ты ж, когда с девочкой в постельку укладываешься, не стесняешься раздеваться. А тут представь, что ты всех наших офисных краль зараз охмурить сможешь. Чего ж здесь неприятного?

– Заткнись, гнида!

На Сашку зашикали.

Марат тяжело дышал, стараясь совладать со злостью и обидой. Хватка сразу нескольких рук постепенно ослабла. Воцарилось молчание. Он чувствовал на себе эти просящие, полные надежды взгляды и ненавидел и себя, невольно сдающегося навалившимся обстоятельствам, и предателя Сашку, кинувшего его на растерзание ради собственной безопасности, и коллег, столь откровенно радующихся обретённой жертве. Ведь наверняка был другой выход! Но теперь поздно. В покое его не оставят.

– Марат, у меня сроки по ипотеке поджимают, и жена вот-вот родит. Мне без этой премии… – тихо и жалобно прошептал молчавший до сих пор Иван Николаевич, старейший (ага, тридцать восемь – это ж глубокая старость!) и самый безотказный сотрудник их небольшого коллектива. Он всегда без малейшего неудовольствия и высокомерия приходил на помощь своим более молодым сотрудникам, порой беззастенчиво спихивающим на него недоведённые до конца проекты или не законченные в срок задания. Почему-то именно эта приниженно-робкая реплика, прозвучавшая в наэлектризованном эмоциями пространстве, больно хлестнула по заходящемуся от жалости к себе Марату.

– Суки! Какие же вы все суки, – яростно прошипел он, двинув плечом и окончательно освобождаясь от сдерживающих его объятий. 

– Хорошо. Несите мою тушку на заклание. Только не бесплатно.

– А что ты хочешь? – Петя Смирнов счастливо расцвёл, ещё не веря, что казавшаяся неразрешимой проблема внезапно развеялась. – Ну, проставон с отдела, это без вопросов!

– А я могу доделать твой годовой отчёт, ты говорил, что не успеваешь, – всунулся Николаич, тоже фонтанируя восторгом. – Хочешь?

– Хочу, – сквозь зубы процедил Марат, чувствуя, что никогда ещё не испытывал такого унизительного и выжигающего бессилия. Но слова уже были произнесены, отступать некуда. – И проставон, и отчёт… Всё хочу!

Народ вокруг облегчённо загомонил, похлопывая его по плечам теперь, для разнообразия, в одобрительном контексте.

– Стриптиз, значит, хочешь в моём исполнении? – слова с трудом просачивались сквозь сведённые челюсти.

Голубоглазый Иуда сверкнул озорной улыбкой.

– Хочу. Очень хочу. Уверен, это будет незабываемое зрелище, – Березин как ни в чём не бывало заговорщицки подмигнул, обнажая все тридцать два зуба. – Когда я ещё такое увижу?

Марат резко отвернулся, пытаясь обуздать ненависть и злобу, мгновенно плеснувшую изнутри, рождающую желание стереть с лица ренегата эту ослепительную ухмылку, сильно проредив её с тридцати двух до… значительно меньшего количества.

Интересно-таки год заканчивается. Он только что потерял друга и получил возможность освоить новую специальность.

«А что, – нервно хмыкнул про себя Ставров, делая вид, что с головой ушёл в работу, и стараясь не замечать сочувственно-любопытных взглядов, простреливающих его из разных концов комнаты, – ещё, глядишь, начну подрабатывать по вечерам в стрип-клубах. Озолочусь и брошу вашу грёбанную контору с идиотом-начальником. Куплю виллу на Мальте или на Бали. Ха-ха! Стриптиза ты, Сашенька, захотел? Ну что ж, будет тебе зрелище. Я если берусь за что-то, делаю это на совесть. Тебе ли не знать?!»

Мятежные мысли совершенно поглотили сознание, рисуя всё более фантастичные перспективы грядущего обогащения и страшной мести вероломному приятелю, старательно загоняя подальше сосущий страх перед ожидающим сегодня испытанием. А стрелки на офисных часах меж тем неумолимо приближались к шести...

Катенька возникла на пороге едва пятый из шести сотрудников отдела IT-технологий покинул кабинет, видимо, бдительно отслеживая из засады количество программистов, отбывающих с работы. Один должен был остаться. Путём нехитрого отсева, девушка без труда вычислила, чью недовольную физиономию ей предстоит сейчас увидеть.

Марат Ставров. «Ну, что ж, отменный выбор», – мысленно похвалила Катенька, и сама питавшая слабость к высокому атлетически сложенному брюнету, не раз заставлявшему её романтичное сердечко ускорять обороты своими невероятными тёмно-синими глазами и чувственной ямочкой на подбородке. И как только он согласился на эту безумную затею?! Впрочем, лучше ей, Катеньке, деталей не знать, чтобы не мучиться в дальнейшем лишними угрызениями совести.

Однако Ставров казался почти спокойным. Лишь небольшая бледность и чуть скованные движения, когда он поднялся навстречу, выдавали его истинное отношение ко всему предстоящему.

– Давай, Катюша, вези меня на казнь египетскую, – вымученно улыбнулся парень, глядя на неё безрадостно и обречённо. А глаза-то, глаза… Ой, мамочки, совершенно чёрные!

– Маратик, пожалуйста… – девушка виновато закусила губу.

– Да ладно, понимаю я всё, – устало махнул рукой Ставров, накидывая пижонистую курточку, вряд ли служившую защитой от холодов.

– Я на машине, так что хоть на дороге время сэкономим. Куда ехать-то, кстати? –  машинально пропуская сотрудницу вперёд, он захлопнул за собой дверь. Да, день сегодня получался длинным.

Катя с готовностью продиктовала адрес.

 

– Куда? – мужчина озадачился. Если память не изменяла ему, в названном районе не имелось в наличии чего-либо, предполагавшего просмотр обнажённых тел. – Насколько я знаю, там нет никаких стрип-клубов.

Почему-то в зависшем от перегрева мозгу накрепко засела мысль, что сейчас он окажется в этаком определённого плана заведении, где ему прикажут бегать вокруг шеста или развратно вилять бёдрами.

– Почему стриптиз-клуб? – в свою очередь, удивилась Катенька. – Это танцевальная студия для детей и взрослых. Всё очень солидно и профессионально.

– Да? – скептически хмыкнул Ставров. – А стриптизёр тогда откуда?

– Он хореограф, преподаватель и только по совместительству подрабатывает в специфических ночных шоу. Рекомендации у него самые блестящие. Шеф, как всегда, не поскупился. Услуги этого танцора стоят недёшево.

– Лучше б он на премию не скупился для сотрудников, да без всяких невыполнимых требований, смахивающих на шантаж, – раздражённо бурчал Марат, выруливая со стоянки.

Катенька дипломатично пропустила его возмущение мимо ушей.

До места добирались молча, если не считать гневных реплик водителя, время от времени комментировавшего ситуацию на дороге или выставлявшего оценки умственным способностям и шофёрским навыкам других участников движения. «Русское радио» разбавляло неловкую тишину в салоне весёлыми голосами ди-джеев, уже вовсю эксплуатировавших новогоднюю тематику и забивавших эфир разудалыми песнями о мчавшемся к ним празднике.

«Кабы не было зимы в городах и сёлах,

Никогда б не знали мы этих дней весёлых…»

Знакомая с детства мелодия, выпеваемая задорным девичьим сопрано, невольно вплеталась в отнюдь не весёлые мысли Марата, вызывая глухое раздражение.

«Кабы не было зимы…»

Вот уж точно. Ничего этого бы не было. Ни новогоднего банкета, ни ссоры с Сашкой, ни этого дурацкого каприза босса. А деньки и вправду, судя по всему, предстоят нескучные. Да что там! Как в том анекдоте: «Приезжай, сволочь, обхохочешься!» И как меня угораздило вляпаться во всё это? Эх, Сашка, Сашка…

Марат тоскливо вздохнул, вызывая в памяти злорадный блеск в голубых глазах.

И что же я тебе такого сделал? Ведь не может быть, что ты всё ещё мстишь мне за тот случай…

Мысль оказалась настолько неожиданной, что рука безотчётно дёрнулась, едва не приведя к столкновению с проржавевшей «копейкой», мирно трясущейся сбоку. Дяденька за рулём раритета возмущённо погрозил кулаком.

Марат отвёл взгляд, не став расшифровывать проклятия, адресованные ему.

– Ой, Ставров, ты чего? – нервно вцепившись в ручку двери, пискнула Катенька, испуганно таращась на коллегу.

– Ничего. Всё нормально, – он не мог взглянуть в глаза, точно боялся, что она прочтёт его мысли.

Ничего нормального больше не было.

– Хорошая песенка, – примирительно произнесла девушка, отпуская спасительную ручку и тихонько замурлыкав мотив. Но тут же нахмурилась, машинально подсчитывая количество этих самых «дней весёлых», что оставались до часа икс. Ещё двенадцать. Она тяжело вздохнула, перебирая в памяти, кого ещё должна завтра «осчастливить» очередной фантазией шефа. Мелодия вдруг показалась Катюше чересчур жизнерадостной.

«Кабы не было зимы, а всё время лето…»

Тем летом…  Нет!

Марат резко оборвал не вовремя всплывшие воспоминания. Не сейчас, потом. Когда он останется наедине с собой и, может быть, решится обдумать до конца внезапно закравшееся подозрение. Вот только вспоминать и додумывать совершенно не хотелось. Он так долго, так старательно закапывал и утрамбовывал могилу своего позора, что разрывать её вновь из-за случайно создавшихся обстоятельств казалось нестерпимо жестоким и несправедливым.

«Кабы не было зимы… Кабы, кабы, кабы…»

 Кабы…

– Маратик, тормози, приехали, – голос попутчицы вырвал его из болезненно-тягостных раздумий.

Ставров хмуро разглядывал типичный «Дом культуры» образца второй половины прошлого века, гостеприимно сияющий гирляндами и светом в многочисленных высоких окнах. Вот оно, место грядущих измывательств над ним, его индивидуальная Голгофа. Что ж, оттягивать неизбежное бессмысленно.

– Пойдём уже, – мрачно буркнул мужчина, выбираясь из-за руля. Катенька поспешно последовала его совету.

– Марат, ты не переживай, стриптизёр этот просто очаровательный. Уверена, вы легко найдёте общий язык.

– Да? – Ставров недоверчиво покосился на спутницу. – Может, тогда ты вместо меня пойдёшь к нему в обучение? Или хотя бы компанию мне составишь?

Девушка зарделась.

– Ой, что ты… Да как ты… Я никогда...

Не слушая её лепет, Марат рванул тяжёлую дубовую дверь. Изнутри пахнуло теплом.

– Как хоть зовут этого очаровашку?

***

- Ковалёв Леонид Борисович. Можно просто – Лео.

– Лео? – Марат всем лицом выразил скепсис, пожимая протянутую руку.

– Да, мне так привычней, – мягко улыбнулся блондин, бегло окидывая взглядом нового знакомого.

А вот тот без стеснения в упор изучал будущего наставника.

С точки зрения такой девушки, как Ворошилова (да, наверное, любой девушки), он и вправду выглядел душкой.

Среднего роста, стройный. Хотя угадать особенности фигуры, облачённой в широкие, свободного кроя брюки и скрывающую детали объёмную белоснежную байку, было практически невозможно. Почти льняные вьющиеся волосы собраны на затылке в низкий короткий хвостик, лишь несколько беспокойных прядей небрежно заправлены за уши.

Немного широковатая линия рта слегка нарушала пропорции тонкого, подвижного лица, но удивительным образом не портила, а, скорее, придавала ему своеобразное обаяние – этакая помесь Арлекина и Пьеро. Но самым поразительным были глаза.

Марат никогда не встречал подобного оттенка. Светло-серые, почти прозрачные, обведённые чёрной каёмкой радужки, они производили странное, чуть пугающее впечатление. На несколько минут Ставров даже засомневался, не линзы ли? Но выяснять такие нюансы в первые минуты знакомства было бы бестактно. И невольно поёжился, обнаружив, что эти самые глаза не менее пристально и с интересом рассматривают его самого, ощупывая с макушки до пяток каждый сантиметр тела.

– Прекрасная фактура, – одобрительно кивнул танцор, моментально вгоняя Марата в краску.

«Как жеребца на выставке оценил», – неприязненно подумал тот.

– Вы танцевать умеете? – вопрос прозвучал нежданно, выбив Ставрова из колеи.

– Я, вообще-то, бальными танцами занимался, – отчего-то оскорбился он, хотя за секунду до этого даже под страхом пытки не собирался признаваться в какой-либо причастности к миру хореографии, пусть и в далёком прошлом.

Но этот зал… Эти зеркала от пола до потолка с протянутыми вдоль балетными станками… Этот запах нагретого паркета и, особенно, этот парень, стоящий перед ним в свободных тренировочных брюках, мягкими складками обтекающих ноги (когда-то у него тоже были такие же), вдруг пробудили в Марате какое-то болезненное, колющее чувство ностальгии по своему тщательно забытому детскому увлечению.

– О, великолепно! – возликовал новоявленный учитель. – Тогда, позволите?..

И прежде чем недоумевающий Ставров понял, о чём речь, резко схватил его руку и притянул к себе, заставляя принять классическую парную стойку.

– Вальс? – полувопросительно, но всё-таки скомандовал он и…

…Марат даже не понял, что произошло. Пространство вокруг вдруг закружилось вместе с ним. Тихий голос ритмично отсчитывал: «Раз, два, три… Раз, два, три…» И ноги привычно, словно делали это постоянно, по сто раз на дню, легко и без усилий словили предложенный темп, вплетаясь в когда-то знакомый до боли рисунок. Тело, как запрограммированный автомат, без всякой команды стало приобретать, казалось бы, забытую форму. Поясница прогнулась, лопатки сошлись, напрягая плечи, локоть взлетел, сохраняя едва ощутимый контакт с рукой ведущего. Ведущего… Марат никогда не был ведомым. Но ощущения, давно утраченные, затолканные в самые дальние антресоли памяти, как бурлящие пузырьки шампанского, ударили в кровь, заставляя вновь вспомнить то лёгкое головокружение и чувство парения, что он всегда испытывал, когда вот так же, как его сейчас, кружил свою лёгкую как пёрышко партнёршу по паркету зала.

Неужели возможно помнить всё это спустя… О, господи, сколько ж лет прошло? Нет, конечно, за эти годы он не раз принуждал себя вальсировать на свадьбах у друзей, на юбилее у бабы Клавы с престарелой именинницей и даже на одном из корпоративов удостоился чести кружить в танце жену главного. Но разве это был вальс?

Нелепое подобие. Судорожные попытки не отдавить ноги неуклюжим партнёршам, не имеющим ни малейшего разумения, но с энтузиазмом перебирающим конечностями и невпопад выделывающим пируэты. Баба Клава в этом отношении была лучшая.

Но сейчас, ощущая твёрдые руки, уверенно ведущие его в танце, почти явственно слыша в голове какую-то далёкую, такую же забытую, как всё, что он приказал себе забыть, мелодию, он совершенно неожиданно испытал тот самый восторг, что всегда рождал в нём вальс.

 

Движение прекратилось столь внезапно, что Марат даже не сразу осознал, что его больше не держат, и он уже никуда не летит.

– Браво, бесподобно! – Лео несколько раз хлопнул в ладоши, выражая одобрение.

– Вы выбрали просто идеального кандидата, – обратился он к замершей в восхищении Катеньке, заставляя Марата полыхать багровым румянцем.

– Ой, это было так красиво… – залепетала Ворошилова, влюблённо глядя на приблизившегося танцора.

 

– Теперь могу без всякого опасения гарантировать качественное выполнение поставленной перед нами задачи. Вы получите почти профессиональный стриптиз на вашем новогоднем огоньке.

Проклятое слово мгновенно отрезвило Ставрова, выводя из лёгкой эйфории, в которую вогнали воспоминания и неожиданная похвала проявленным способностям. Стриптиз! Вот зачем он здесь, а вовсе не ради вальса. Руки сами собой сжались в кулаки.

– Ну, Екатерина, думаю, вы со спокойной душой можете оставить на меня своего коллегу. Мы, не мешкая, приступим к работе, времени не так уж много, – Лео мягко, но настойчиво подталкивал ненужную зрительницу к выходу. Катенька разочарованно надула губки.

– А не могу ли я…

– Нет-нет. Молодому человеку и так непросто, не стоит усугублять его неловкость присутствием посторонних. Вы всё увидите на банкете. Обещаю вам.

Стриптизёр был само обаяние, но абсолютно непреклонен, за что Марат в душе проникся к нему благодарностью. Да уж, Катюша в качестве наблюдателя предстоящего унижения являлась совершенно неприемлемой единицей. Хорошо ещё, если завтра весь офис не будет обсуждать его танцевальные экзерсисы с мужчиной, только что ими продемонстрированные.

Ворошилова с сочувственной улыбкой пошевелила пальчиками на прощанье и неохотно выпорхнула из помещения. Плотно прикрыв за ней дверь, балерун обернулся к всё ещё пунцовому, как мак, Марату.

– Может, перейдём на ты? – буднично, словно продолжая прерванный разговор, предложил он.

– А? Что… – Марат не сразу переключился со своих горестных мыслей на текущую реальность. – Да, конечно…

Действительно, глупо выкать парню, с которым он вполне мог лепить куличики в одной песочнице.

– Ты когда-нибудь видел мужской стриптиз? – Лео деловито прошёл к музыкальному центру и сейчас задумчиво перебирал диски.

Не успевший сойти румянец вновь обжёг неостывшие щёки. Марат не только мужской, но и женский-то не видел (частный опыт – не в счёт). Но не признаваться же в этом?!

Танцор с любопытством взглянул на него, видимо, правильно трактуя затянувшееся молчание.

– Не видел, значит. Ну, что ж, тогда начнём с небольшого ликбеза. Присаживайся, – он указал на спортивный мат, одиноко лежавший в углу у окна. Других посадочных мест, кроме простого деревянного стула у рабочего стола, со стопкой тетрадей и «бумбоксом» на нём, в помещении не наблюдалось. Перехватив устремлённый на этот ненадёжный, но более предпочтительный, чем мат, объект для сидения, Лео покачал головой.

 

– Нет, он мне понадобится для другого.

Несколько секунд поколебавшись, Марат неуклюже плюхнулся на нагретую жаром батареи дерматиновую поверхность и смущённо заёрзал, стараясь принять более-менее пристойную позу. Офисный костюм затруднял возможность выглядеть достойно, но танцор, казалось, совершенно не замечал недовольного сопения своего великовозрастного ученика.

Лео вынес стул на середину и, приблизившись к стене, щёлкнул выключателем. Верхний свет погас, оставляя горящими только несколько настенных светильников, сразу наполнивших комнату таинственным полумраком.

– Думаю, так тебе будет проще проникнуться атмосферой и понять общую концепцию, – танцор говорил неторопливо и спокойно, словно давая время молодому человеку адаптироваться и побороть смущение.

Марат и вправду попытался расслабиться.

«Ну-ну, посмотрим, чем ты меня собираешься удивить, – мысленно подбадривал он сам себя, стараясь настроиться на скептически-равнодушный лад. – Подумаешь, чего я там у мужиков не видел?»

Он почти успокоился и сумел взять себя в руки, когда некстати всплывший в памяти Сашка заставил вновь покрыться ледяными мурашками.

Чёрт! Неужели это всё звенья одной цепи? Или просто неудачное совпадение?

В этот момент зазвучала музыка. Ставров затравленно вскинул голову.

Из самого тёмного угла зала, куда практически не падал свет, бесшумно скользнул мужской силуэт. Медленно переступая босыми ногами, вошёл в залитое неярким сиянием пространство в центре.

Марат с трудом сглотнул, проталкивая слюну во внезапно пересохшее горло.

Леонид, Лео… И в то же время это был не он. Что-то неуловимо изменилось. Словно тот сбросил с себя некую личину или, наоборот, накинул новую.

Ставров лихорадочно всматривался, пытаясь понять суть произошедших изменений.

Самым очевидным было отсутствие на нём прежней, бесформенной толстовки. Чёрная майка без рукавов казалась впитавшейся в кожу, настолько рельефно обрисовывала она каждую мышцу и мускул идеально накачанного тела. Выпущенные из пучка волосы непослушными спиралями обрамляли ставшее вдруг холодно-отстранённым лицо. Но самое завораживающее впечатление по-прежнему производили глаза. Эти странные, смущающие, фантастические глаза сейчас походили на два кристалла льда, подсвеченных изнутри каким-то адским пламенем, обжигающим и в то же время вызывающим озноб. Пробирающее до глубины души, оно рождало где-то там же неясные, тёмные и тревожащие желания. Марат непроизвольно повёл плечами, пытаясь стряхнуть с себя непонятное оцепенение. Но отвести взгляд от медленно движущейся фигуры почему-то не удавалось. Или не хотелось. Сейчас он не в состоянии был оценивать собственные ощущения.

 

А потом начался танец…

Что он запомнил из него? Всё… и ничего! Музыка пульсировала и билась в виски, отдаваясь тягучим, растущим напряжением в паху. Глаза жадно следили за переливами света на влажно заблестевшей коже. Куда и когда делась чёрная майка, он даже не заметил, загипнотизированный виртуозной пластикой тела, бесстыдно завлекающего, обольщающего, предлагающего себя. Гибкое, подвижное как ртуть, развратное даже в самом невинном движении, оно пробуждало внутри какие-то пугающие, почти низменные инстинкты, разжигало в груди нестерпимый огонь, сродни тому бесовскому, что полыхал сейчас в глазах танцующего.

Длинные, нервные пальцы, словно раздумывая, невыносимо медленно потянули шнурок, удерживающий брюки на узких бёдрах, и последняя деталь одежды чёрной лужицей стекла к стройным лодыжкам.

Марат тихо зарычал и крепко зажал ладонями глаза. Демоны прошлого, вырвавшись из преисподней, вцепились в него раскалёнными когтями, в один миг сокрушая возведённые многолетними усилиями барьеры и вновь увлекая в свою мерзопакостную бездну. Мужчина чуть не завыл от отчаяния. Ничего не изменилось. А ведь он уже поверил, что с ним всё в порядке. Чёрт… Почему это должно было случиться опять?!

Ненависть к себе, к стриптизёру, к Сашке, виновнику и первоисточнику всех его бед, как чернила каракатицы, выплеснулась на поверхность и полностью окутала сознание.

Музыка внезапно смолкла.

– Марат? Что с тобой? – он ощутил лёгкое прикосновение к плечу. 

Отдёрнув от лица взмокшие ладони, Ставров усиленно заморгал. Перед глазами плавали красные круги.

– Всё в порядке… – молодой человек экстренно старался взять себя в руки. – Просто устал.

 

Он порывисто и неловко поднялся с низкого сидения, с трудом заставив себя мельком взглянуть на Лео. Тот уже успел облачиться в белую байку, и брюки тоже были на месте. Лишь по-прежнему распущенные волосы напоминали о том порочном искусителе, что минуту назад вверг своего подневольного зрителя в пучину персонального ада.

– Я так никогда не смогу, – отрывисто, почти зло бросил Марат, не глядя на застывшего возле него танцора.

– Ну не расстраивайся, – мягкий смех показался пощёчиной. – От тебя никто этого и не требует. Я просто хотел, чтобы ты прочувствовал, что такое стриптиз. Похоже, это удалось.

– Ещё бы! – на этот раз злость вырвалась наружу. – У тебя явный талант.

– Не трусь, – Лео ободряюще коснулся его руки, и Марат дёрнулся, как от удара. – Мы придумаем для тебя что-нибудь попроще. Все девчонки на вечере будут твоими.

Ставров скрипнул зубами. Девчонки…

– Завтра в это же время сможешь? – как ни в чём не бывало, продолжил Леонид, отходя от набычившегося парня. Прихватив по пути одиноко торчащий в центре зала стул, совсем недавно бывший участником его непристойного действа и чуть ли не объектом сексуального домогательства, присел на него, переобуваясь.

Марат молча разглядывал склонённую фигуру, безуспешно пытаясь совместить в голове этого Лео и того, что всё ещё танцевал в его взбудораженной фантазии. Первым и самым острым желанием было ответить: «Нет. И больше никогда!» А вторым…

– Да, смогу.

– Ну и отлично, – Леонид дружелюбно вскинул на него свои серебристые глаза. – Тогда до завтра. И возьми с собой что-нибудь посвободнее из одежды. Костюм снимать такая морока, – он неожиданно подмигнул озорно и двусмысленно, и Марат вылетел из класса, кажется, даже забыв попрощаться.

Дорога домой прошла как в тумане, чудесным образом не став последней в этой жизни. Но, захлопнув за собой дверь родной квартиры и привалившись к ней спиной, Ставров понял, что худшего ещё не случилось. Худшее поджидало его сейчас. Наедине с собой, со своими мыслями, с так внезапно обрушившимся на него прошлым.

Тем летом они с Сашкой проводили каникулы на даче у Марата. Впереди был выпускной класс, и они от души отрывались, ленясь и бездельничая, наслаждаясь последним беззаботным кусочком уходящего детства.

Оказывали посильную помощь в борьбе за урожай на десяти сотках, купались, загорали, гоняли на великах до ближайшего сельпо и обратно. Вечерами лениво качались в гамаках, делясь неясными пока планами на будущее и перемывая кости знакомым девушкам и одноклассникам. Думать всерьёз о чём-то не хотелось.

А ночью, уединившись в летнем домике, бывшем их личной резиденцией, приглушив звук, с упоением смотрели порнушку на стареньком, давно списанном с городской квартиры видаке. Где Сашка раздобыл эти раритетные даже по тем временам видеокассеты, для Марата так и осталось загадкой. Напустив на себя важный вид, тот только обронил: «Места знать надо!» и больше колоться не захотел. А Ставров, в общем-то, и не настаивал. Какая разница, откуда взялась эта «прелесть», благодаря которой им удалось прикоснуться, наконец, к такому таинственному и влекущему миру взрослых, потихоньку изучая в теории то, что каждый собирался в скором времени познать на практике.

Просмотры сопровождались комментариями – солёно-пошлыми, похабно-пряными. Оба с видом умудрённых опытом мачо не скупились на оценки достоинств порнокрасоток и технических характеристик их партнёров. Новизна приобщения к запретной теме сексуальных отношений подхлёстывала в подростках и без того нехилое возбуждение. И рано или поздно наступал момент неизбежной и желанной разрядки. Тогда они по очереди, а то и одновременно, с независимым видом подмигивая друг другу, выбегали якобы по нужде, чтобы, затаившись в непроглядной темноте июльской ночи, судорожными движениями довести дело до логического завершения, балдея и немного стесняясь собственной возбудимости. Потом возвращались назад, чуть пристыженные и удовлетворённые, улыбаясь теперь уже заговорщицки, с пониманием, словно два сообщника, связанные одной тайной.

И, возможно, эта дачная идиллия так и осталась бы в памяти светлым, вызывающим ностальгическую улыбку воспоминанием, если бы не тот, перевернувший всё вечер, ставший началом новой истории…

– Что сегодня смотреть будем? – Сашка сосредоточенно перебирал небольшую стопку заветных «киношедевров», словно, и правда, решал необыкновенно серьёзную задачу, а не просто выбирал очередную порцию жарких потрахушек.

Марат вяло пожал плечами.

– Мне всё равно, ставь, что хочешь.

Честно говоря, все эти сиськи, голые задницы и сладострастные стоны ему уже порядком надоели и почти не вызывали прежнего, чистого и незамутнённого отклика тела. Но сознаться в подобном казалось почему-то сродни декларации о собственной мужской несостоятельности. Друг вон по-прежнему светился от восторга при виде очередной памеллы андерсон, раздвигающей ноги перед камерой. А он, Марат, получается, не такой «горячий финский парень»?

В телевизоре замелькали знакомые кадры. Санёк выбрал свой любимый сюжет – чернушку-групповушку, и сейчас удовлетворённо откинулся на спинку кровати, приготовившись получать кайф. Марат со скукой смотрел на экран, не чувствуя никакого возбуждения. С тайной завистью он искоса бросал взгляды на поглощённого разворачивающимся действом друга. Тот так горячо поддерживал или одобрял актёров, с энтузиазмом подвывая «о, да, детка…» или «засади ей, чувак!», словно смотрел этот ролик впервые или сам принимал в нём участие.

Постепенно Марат совершенно отвлёкся от фильма, зачарованный игрой эмоций на скуластом, загорелом лице. Тусклый свет экрана отражался в широко распахнутых, горящих вожделением голубых глазах, жадно впитывающих происходящее в кадре. Язык нервно и возбуждённо проскальзывал по приоткрытым в нетерпении губам. Марат вдруг осознал, что смотрит на Сашку с какого-то совершенно нового ракурса. Не как на лучшего друга, товарища и брата, неизменного спутника всех детских проказ и подростковых забав, а как на незнакомого и весьма привлекательного молодого человека, случайным образом вдруг возникшего в его поле зрения. Он никогда не задумывался, хорош ли собой его друг, хотя и слыхал, что многие считают того очень даже симпатичным. Никогда не пробовал оценить его с точки зрения собственного вкуса и личных предпочтений.

И вот сейчас он впервые вглядывался в знакомую до боли физиономию и открывал для себя совершенно новые черты изученного, казалось бы, до мельчайших подробностей лица. Этот незнакомец в Сашкиной шкуре притягивал к себе как магнит, волновал, вызывал желание изучить его как можно ближе, максимально близко.

Неожиданный спазм горячей волной прокатился внизу живота, внезапно пробуждая его индифферентного до сего момента «спящего красавца». Марат даже не успел провести причинно-следственную связь между посетившими его мыслями и стремительной реакцией, как произошло нечто, повергшее его в шок.

Сексуальное буйство в телевизоре, похоже, достигло своего апогея, судя по неестественно громким стонам, наполнившим комнату. Сашка, странным образом даже не замечавший отсутствия привычной поддержки сотоварища по развлечению, вдруг вытянулся, как струна, а затем сложился пополам, словно подброшенный пружиной.

 

– Не могу больше! – сквозь зубы простонал он и, запустив руку в шорты, вытащил из плена своего «дружка».

Марат охнул, неверяще глядя, как нетерпеливая ладонь обхватила освобождённый член и начала поступательные движения вверх-вниз, остервенело размазывая сочащуюся жидкость по пульсирующему стволу и обнажая багровую от прилившей крови головку.

С трудом оторвав взгляд от руки-труженицы, Марат ошарашенно поднял глаза и впал в окончательный транс при виде вновь изменившегося облика того, кого он, казалось, знал, как облупленного все шестнадцать лет своей сознательной и не очень жизни.

Прикушенная в сладком неистовстве губа, выбеленные солнцем брови, напряжённо сведённые над дрожащими, зажмуренными в предвкушении веками, опушёнными такими же белёсыми ресницами. Шея, судорожно вытянутая, с набухшими жилами, и капелька пота, жаркой змейкой ползущая по заалевшей скуле. Это была картина безудержного, первобытного желания, буквально брызжущего во все стороны энергетическим потоком и грозящего вот-вот перевоплотиться в поток другой, освобождающий и приносящий наслаждение.

Свист воздуха, просочившегося в лёгкие Марата, больше походил на судорожный всхлип. Подорвавшись с места, парень пулей вылетел из комнаты.

Привалившись к влажной и прохладной стене летнего домика, Марат чувствовал, как тело сотрясает озноб, и в то же время внутри, там, где ещё недавно царило столь удручающее затишье, полыхал огонь, неистовый и безжалостный. Абсолютно каменный стояк, требующий немедленного удовлетворения, разрывал ширинку, вынуждая пойти по проторённой дорожке и повторить только что продемонстрированный ему метод облегчения страданий. Дальнейшие минуты слились в одно ускоренное стремление к желаемой разрядке, не угасшее даже перед непривычной картинкой, зависшей под плотно сомкнутыми веками – увитый набухшими венами член, закушенная губа и капелька пота, ползущая из-под светло-русой чёлки.

Марат пришёл в себя, ощутив неприятный холод в промокшей до белья пятой точке, помещённой в щедро увлажнённую прошедшим ливнем траву. Сколько он просидел вот так, впечатавшись спиной в шероховатую поверхность, определить не удавалось. Оргазм невероятный, оглушительный, окрашенный какой-то невероятной остротой и чувствительностью опустил его до самой земли, в прямом и переносном смысле. В голове не было ни единой связной мысли, и Марат с ужасом сознавал, что вовсе и не желает их связывать. Происшедшее потрясло его.

Да, он был юн и несведущ. Но не настолько юн и не настолько несведущ, чтобы не понять угрожающего смысла того, что ему довелось испытать. Слова «гей» и «педик» сигнальными ракетами вспыхивали в подсознании, вгоняя в полубезумный ступор. Он хотел Сашку! Он завёлся с полуоборота, глядя на то, как тот дрочит. Он сам только что дрочил на него, представляя…

 

А-а-а!.. Марат с размаху уткнулся лбом в колени, пытаясь вытряхнуть из головы застрявшие образы. Мысли скакали, как взбесившиеся кенгуру, то взлетая к истерическому юмору, то падая до суицидальных отметок. В конце концов, обессиливший мозг выкинул белый флаг.

«Я подумаю об этом завтра». Где-то услышанная фраза идеально вписалась в умственные конструкции полупарализованного сознания. Марат, по-стариковски кряхтя, выгреб зад из мокрого плена. Возвращаться внутрь помещения ох как не хотелось. А вдруг Сашка ещё не спит?

Совладав с трусливым желанием поскрестись в большой дом к родителям на ночёвку, он мужественно направил своё потрёпанное тело к отведённому койко-месту.

«Я подумаю об этом завтра!» – ещё раз, как заклинание. Ещё один глубокий вздох и… Переступив порог недавно покинутого помещения, Марат замер. 

Саня мирно спал. Телевизор зиял погасшим экраном. Стопка кассет на нём аккуратно выправлена. Ничего не указывало на недавно разыгравшиеся здесь события.

«Может, мне всё это просто приснилось? – нереальная надежда вспыхнула, как спичка, и тут же погасла. Марат мысленно одёрнул себя. – Тебе могло присниться только одно – что всего этого не было. С остальным будем разбираться позже».

«Спи, ночь в июле только шесть часов…»

Строчка всплыла в памяти ровно за тридцать секунд до того, как изнасилованный собственными мыслями Марат отбыл-таки в страну сновидений. Рассвет как раз успел напомнить ему эту старую, непонятно как зацепившуюся в памяти песню.

Когда Ставров проснулся, в комнате царил лёгкий полумрак. Это означало, что солнце уже перевалило за полдень и теперь согревает своими лучами другую сторону летнего домика. Соседняя кровать была пуста и аккуратно заправлена. Он недовольно протёр заспанные глаза. Сашка куда-то свалил, не удосужившись разбудить его? Странно. И тут же, как обухом по голове, в памяти воскресли события прошедшей ночи. Марат крепко зажмурился, стискивая зубы. Завтра уже наступило, но вот думать по-прежнему совершенно не хотелось.

– Ну и здоров ты спать, Марат Иваныч, – шутливо поддела мать, накрывая ему то ли завтрак, то ли обед на тенистой веранде. – Санёк, вон, ни свет, ни заря подорвался и на рыбалку побежал. А ты что ж? Или вы поссорились?

Марат отрицательно помотал головой, радуясь, что бутерброд во рту избавляет от более пространного ответа.

На рыбалку, значит…

Всю дорогу до озера он пытался решить, как следует вести себя с другом. Соблазнительней всего, конечно, сделать вид, что ничего не было. И правда, в свете дня случившееся уже не казалось столь шокирующим и даже позволяло надеяться, что кое-что ему просто померещилось или было неправильно понято от неожиданности, и никогда больше не повторится.

Повеселев от подобных умозаключений, Марат почти безбоязненно ступил на берег водоёма, втайне надеясь, что Сашка и сам уже устыдился собственного поведения и не станет касаться щекотливой темы или задавать смущающие вопросы.

Так оно и вышло. Они как ни в чём не бывало улыбались друг другу, дурачились в воде, болтали о всякой всячине. Постепенно Марат так расхрабрился, что даже позволил себе исподтишка разглядывать приятеля, пытаясь найти в привычных чертах следы того, вчерашнего незнакомца. Но сегодня это был прежний Сашка, ничем не напоминавший знойного красавца, привидевшегося Марату ночью. Что, несомненно, могло бы служить почти полным доказательством несостоятельности его опасений на собственный счёт, если бы не странно ёкающее сердце. Каждый раз, когда взгляд голубых глаз перехватывал его, виновато–жадный, постыдно убегающий от контакта, он чувствовал себя преступником, застигнутым с поличным на месте преступления.

И это, как симптом, очень не нравилось Марату. Это да ещё чуть уловимое напряжение, что постепенно нарастало между ними, несмотря на внешние признаки лёгкости и благодушия. И напряжение сейчас, как ни странно, исходило вовсе не от него.

…Разморённые после купания, они валялись на покрывале, подставив солнцу кто грудь, кто спину. Разговор постепенно иссяк, уступая место тишине, задумчивой, неспокойной.

– Я сильно шокировал тебя вчера? – не поднимая головы, вдруг спросил Сашка. 

Вопрос прозвучал невнятно, но Марату не нужно было повторять. Вздрогнув, он оторвал взгляд от бронзовой спины, которую, оказывается, изучал всё это время и уставился в замешательстве на светло-русый затылок. Надо было что-то отвечать. Но что?

– Э… Это было неожиданно, – наконец выдавил он, не представляя, что последует дальше.

Саня резко перевернулся набок и подпёр голову рукой. В голубых глазах плясали чёртики.

– Вот уж не знал, что ты такой застенчивый. А давай попробуем сделать это вместе? – коварная улыбка затаилась в уголках губ.

– Сделаем… что? – ошарашенно переспросил Марат, не в силах поверить в реальность услышанного.

– Ну, подрочим на пару. Хочешь, можем даже на скорость – кто быстрее кончит, – теперь Сашка улыбался с откровенной насмешкой и без всякого стеснения. – А что, мне кажется, прикольно будет!

– Са-а-ашка… – Марат не мог прийти в себя. – Откуда у тебя в голове такие мысли? Где ты этого понабрался?

Березин пренебрежительно дёрнул плечом.

– Да ладно. Что здесь такого? – похоже, изумление друга его совершенно не тронуло. – Мы же оба парни, значит, можем не стесняться друг друга. 

– Вот именно. Оба парни! – заорал Марат, возмущённо отворачиваясь, чтобы скрыть внезапно запылавшие щёки. Потому что вопреки несколько наигранному негодованию вчерашняя картинка выскочила перед глазами, как джинн из бутылки, и моментально вогнала в краску, отдаваясь тихим уханьем в районе паха.

– И что? – резонно возразил искуситель. – Я же тебе не трахаться предлагаю, а всего лишь подрочить за компанию. Не в кустах за домом, а с комфортом в кроватке. Как-то просто скучно в последнее время стало…

– Затейник, мать твою, – зло прошипел Марат, чувствуя, как кровь приливает уже не только к лицу.

– Да, я такой, – Санёк лениво вернулся в прежнюю позу, закрывая глаза. – Ты погоди отказываться. Подумай.

Он уткнулся лицом в нагретую ткань, вновь погружаясь в дрёму. Разговор, мол, окончен. Понимай, как хочешь.

А у Марата всё тряслось внутри от бессильного гнева, отчаяния и некстати накатившего возбуждения. И если с последним удалось совладать путём погружения в прохладную даже в июльскую жару пучину озера, то с остальным проблемы только начинались.

Всего несколькими словами этот начинающий плейбой разворошил осиное гнездо и выпустил наружу целый рой злых и жалящих мыслей, целую ночь не дававших уснуть бедному Марату. И теперь тот никак не мог утихомирить и загнать их обратно, так как, вопреки всей возмутительности и бесстыдству сделанного предложения, в глубине души парень чувствовал, что готов принять его. И вовсе не по той причине, что выдвинул скучающий искатель новых ощущений.

К вечеру Марат сломался.

Благо сразу по возвращению с рыбалки мать запрягла их с Сашкой красить сарай, чем они и занимались до самого ужина. А поскольку покраска происходила одновременно с разных сторон, необычная рассеянность Марата и его мрачноватая задумчивость так и остались незаметными для окружающих. А подумать ему было о чём.

Потому что, несмотря на первоначальный ужас и смятение, испытанное накануне подсознательно не вызывало в нём отвращения, и даже более – подталкивало к более глубокому изучению природы данного феномена. В чём причина того нешуточного возбуждения, что, как цунами, накатило вчера и продолжало свои набеги сегодня, стоило лишь вспомнить, как загорелая кисть терзает истекающий каплями член... И почему само Сашкино присутствие, ощущение того, что он рядом, вдруг стало провоцировать доселе неведомые мысли и эмоции. Марат снова вспомнил, как таращился днём на обнажённую спину друга, борясь с необъяснимым желанием коснуться его, ощутить тепло нагретой солнцем кожи, попробовать её на вкус. Откуда взялось это внезапно зародившееся желание? И кто виноват в его зарождении – он или Сашка?

Для разрешения сомнений был лишь один путь – опытный. Иначе не понять, были ли его чувства внезапным озарением, пробуждением некой новой, прежде неведомой стороны натуры или всего лишь совпадением, случайным всплеском юношеских гормонов и игрой воображения?

А если отбросить демагогию в сторону, Марат просто хотел разобраться в том странном и противоестественном влечении, что внезапно захлестнуло его, заставляя желать лучшего друга. И другого выхода, кроме как подвергнуть себя ещё одному испытанию, он не видел.

Что ж, решено. Он поддастся на Сашкину провокацию. Пойдёт на это смехотворное предложение устроить сеанс одновременной мастурбации. Вот только в ход эксперимента придётся внести небольшие изменения. В конце концов, если результат так важен, в первую очередь, для него самого, значит, ему и предстоит направить действие в нужное русло. И некоторый риск здесь не только позволителен, но даже неизбежен.