Cyberbond
Авантюры пола: век Просвещения
Аннотация
Самый галантный 18 век — один из самых занятных по нашей «теме», от мод до конкретных судеб. Ну, и о некоторых из этих "судеб".
Самый галантный 18 век — один из самых занятных по нашей «теме», от мод до конкретных судеб. Ну, и о некоторых из этих "судеб".
Век мушек, рюшек и пудреных париков, — ах, неслучайно его так любил «развратный» Бердслей! Да и Элтон Джон только что сыграл свадьбу в сих блистательных одеяниях.
18 век — сплошная обманка в плане гендера. Кажется, какой-то ну точно повернутый на трансвестизме модельер целых сто лет предписывал всем приличным мужчинам Европы краситься, пудриться, носить серьги (от сверкания их бриллиантов лица казались моложе) и в любой жизненной ситуации держать ноги непременно в третьей позиции.
И уж, конечно, дух этих «мелочей, прелестных и воздушных» (М.Кузмин) проникал также под одежды.
(Я разумею сердца, конечно…)
Известнейшие персонажи эпохи вошли в историю как записные геи, — хотя жизнь некоторых из них окутана тайной, и определенного рода недомолвки приходится расшифровывать.
А теперь — знакомьтесь!
(Только не забудьте снять «шляпу»: здесь есть особы и венценосные).
СТРАННЫЙ ФРИЦ
Самый знаменитый гей 18 века — король прусский Фридрих II. И хотя «Великим» современники прозвали его совсем не за это, — слова из песни не выкинешь.
Жизнь бросилась закалять Фридриха Гогенцоллерна с самого раннего детства. Его отец — грубый солдафон Фридрих Вильгельм I муштровал сына почем зря, запрещал читать книги и даже сломал единственную отдушину нежного душой сына — его флейту (не поймите, однако ж, сие фигурально).
Фридриху реально грозило с таким отцом остаться не то, что без престола, но и без головы. Отношения между королем и его сыном накалились настолько, что летом 1730 года Фридрих вознамерился бежать в Англию.
План побега раскрылся. Сгоряча король хотел сына казнить, и только вмешательство внешних сил спасло Фридриха. Кронпринца заключили в темницу без книг, без свечей, без дров и продержали в ней около года. Но самым страшным испытанием для юного Фрица была казнь соучастника побега и задушевного его друга фон Катта. Король приказал, чтобы Фридрих смотрел на казнь. Фридрих лишился чувств, — в первый и в последний раз в жизни.
А кстати, и о друзьях. Говорят, что первые любовные опыты Фрица успехом не увенчались. Больше того, он подхватил в случайных объятьях дурную болезнь. Некоторые современники полагали, что именно это навсегда отвратило его от прекрасного пола.
По настоянию отца Фридрих женился. Но в брачную ночь друзья принца заорали по всему дворцу: «Пожар! Пожар!» И в случившейся панике (которую Фриц и его товарищи разыграли, конечно) наследник престола навсегда развязался со своими супружескими обязанностями. В дальнейшем он жил от жены подальше.
В 1740 году Фридрих стал королем Пруссии. Двор его являл странную смесь казармы, гей-борделя и артистического салона. Сам король сутками не снимал сапог, спал в постели вместе со своей любимой собакой, занашивал одежду до дыр, но тратил бешеные деньги на артистов и свой дивный дворец Сан-Суси.
В 1751 — 53 гг. при его дворе жил великий Вольтер. Слово — ему:
«Когда его величество был уже одет и обут, стоик отдавал несколько минут секте Эпикура: он звал к себе двух-трех фаворитов, лейтенантов его полка, или пажей. Или гайдуков или юных кадетов. Пили кофе. Тот, кому бросали платок, оставался в течение четверти часа с ним наедине. Дело не доходило до последних крайностей, ввиду того, что принц еще при жизни отца сильно пострадал от своих мимолетных увлечений и был плохо вылечен. Он не мог играть первой роли; приходилось довольствоваться вторыми ролями. Когда кончались забавы школьников, их заменяли государственные дела» (цит. по: К.Рыжов, с. 59).
А ЕСЛИ И ОНА — ПРОТОТИП ТАТЬЯНЫ ЛАРИНОЙ?..
«Царей не слишком много, /А более цариц», — ехидно заметил по поводу русского 18 века А. К. Толстой. Из 100 лет галантного века российский престол 68 лет занимали полновластные дамы. Из них та, которую, по сути, никто кроме историков не помнит, была наилучшей, наимилостивейшей, самой скромной и человечной. Речь идет об Анне Леопольдовне. Да, де-юре она не была императрицей, а лишь правительницей за своего грудничка сына императора Иоанна VI, да и продолжалось это всё розово-голубое «безобразие» год: с 9 ноября 1740 по 25 ноября 1741 г. А между тем, эта дама стоит того, чтобы о ней кому-то напомнить, а кому-то и рассказать — и именно в контексте нашей темы.
Итак, 7 декабря 1718 г. в немецком городе Ростоке родилась принцесса Елизавета Екатерина Христина. С родителями не повезло ей с самой, можно сказать, колыбели и очень по-крупному. Отец, герцог Карл Леопольд Мекленбургский, слыл «тираном» своих подданных, был человеком грубым и алчным. Мать — дочь русского царя Ивана V Екатерина Ивановна — была любимицей матери («свет-Катюшкой» называла ее суровая царица Прасковья), но разбитная веселая бабенка, она так шокировала даже и мекленбургский заштатный двор, что получила прозвище «дикая герцогиня». Родители жили недружно (видать, нашла коса на камень). И в конце концов они «разъехались»: Екатерина привезла дочь в Россию ко двору своей сестры и, значит, дочкиной тетки Анны Иоанновны. Официально бездетная императрица имела свои планы на маленькую принцессу, для чего та была перекрещена в православие и получила новое имя, в честь тетушки: Анна — Анна Леопольдовна.
Было решено, что единодержавие тихой (мать постоянно шпыняла дочери за ее «дикость» и застенчивость) Анне Леопольдовне не светит. Ее надо было выдать получше замуж, а вот ее сын — да, вполне может стать наследником престола! Опустим все подробности международных интриг, которые закипели вокруг будущей невесты. В конце концов, ее выдали — за глубоко ею нелюбимого такого же, как она, тихого и кроткого принца Антона Ульриха Брауншвейгского.
Вскоре родился и долгожданный сын — Иоанн, а через два месяца скончалась императрица Анна. Младенец был провозглашен императором всероссийским. Устранив грозных соперников за реальную власть герцога Бирона и графа Миниха, Анна стала реальной «владычицей» нашей страны.
Ах, меньше всего и она, и ее кроткий муж подходили для этой роли!.. Анна с детства была замкнута и больше всего любила чтение (любовных романов), а также писала стихи. К власти она была, скорей, равнодушна, мечтая о тихой жизни в кругу ближайших друзей («А мне, Онегин, пышность эта, / Постылой жизни мишура, / Мои успехи в вихре света, / Мой модный дом и вечера, / Что в них? Сейчас отдать я рада / Всю эту ветошь маскарада, / Весь этот блеск, и шум, и чад / За полку книг, за дикий сад…»[1]).
И значит, теперь о друзьях. Ими были, прежде всего, первый красавец двора саксонский посланник граф Мориц Карл Линар (с ним у нее был еще при жизни грозной тетки роман — но, вероятней всего, платонический) и баронесса Юлия (точнее, Юлиана) фон Менгден. Об отношениях правительницы с этой смуглой красавицей (но и весьма ограниченной) английский посол Э. Финч писал, что «любовь Анны к Юлии «была похожа на самую пламенную любовь мужчины к женщине», что они часто спали вместе. Анна дарила Юлии бесценные подарки, в том числе полностью обставленный дом. (Кстати, это был бывший дворец Бирона, — В. Б.) Далее, как бы написали в прошлом веке, скромность не позволяет автору развивать эту тему» (Е. Артамонов, с. 105).
За год своего правления Анна Леопольдовна обрушила на подданных целый поток милостивых указов. Пожалуй, более гуманного существа русский народ на престоле не знал. Но окружение считало Анну холодной и надменной — а она была только замкнутой. Грубая лесть, которую культивировала в своих придворных патриархальная Анна Иоанновна, коробила ее. «Она в семье своей родной / Казалась девочкой чужой». Точнее, в семье своих родителей и родственников. И заменила ее кружком, который Анне был куда как больше по душе. В конце концов она решила сочетать браком любимца Линара и баронессу Менгден, которую соперница Анны Елизавета Петровна пренебрежительно называла «Жулькой». Перед свадьбой для улаживания своих дел Линар укатил на родину.
И тут «Петрова дщерь», подгоняемая шведским и французским послами, поняла, что час ее пробил. Ночью 25 ноября 1741 года она с верными ей гвардейскими солдатами (кстати, среди них не было ни одного офицера — сплошь рядовые пьяные рожи!) арестовала все Брауншвейгское семейство: и Анну, и ее мужа, и младенца императора, и его двухмесячную сестру. «Таким, как Анна¸ — ленивым, простодушным и доверчивым людям — не место в волчьей стае политиков, где рано или поздно они теряют власть и гибнут. То, что произошло с Анной Леопольдовной, было неизбежным» (там же).
Трогательная деталь: единственной просьбой свергнутой правительницы было: «Не разлучайте с Юлией!» Елизавета сперва хотела выставить все Брауншвейгское семейство в Германию, но близкий (по жене) родственник несчастных Фридрих II подсказал новой русской царице понадежней упрятать их в глубинах империи. Елизавета последовала совету «безбожника» Фрица.
А с Юлией Анну все-таки разлучили. «Эта новость повергла их в чрезвычайную печаль, обнаружившуюся слезами и воплями. Несмотря на это… они отвечали, что готовы исполнить волю государыни», — с сочувствием писал надзиравший за ними барон Н. Корф. «Жулька» до 1762 г. оставалась в Раненбурге (ныне город Чаплыгин в Липецкой области) в изгнании, затем отправилась в прибалтийские свои имения, а семью Анны упекли в Холмогоры, где под домашним арестом семья Брауншвейгских пробыла до 1780 г. Здесь Анна родила еще двух сыновей и дочь — а старший сын, император, был разлучен с семьей навсегда. Елизавета запретила учить его грамоте — выучился сам, но печальная участь Иоанна и всей этой семьи не тема моего сочинения.
«Обращают на себя внимание два момента: поразительная покорность Анны Леопольдовны и издевательская, мстительная жестокость императрицы… Почему так случилось? Ведь Елизавета не была злодейкой. Думаю, что ей невыносимо было слышать и знать, что где-то есть женщина, окруженная в отличие от нее, императрицы, детьми и семьей, что есть люди, разлукой с которыми вчерашняя правительница Российской империи печалится больше, чем расставанием с властью…» (Анисимов, с. 111).
Анна Леопольдовна ушла из жизни 7 марта 1746 года, ей исполнилось тогда 27 лет. Юлия Менгден пережила ее на 41 год.
Ну, и в заключение этой грустной истории выскажу дерзкое предположение. Среди прототипов Татьяны Лариной вполне могла бы быть и Анна Леопольдовна. На ее жизнь так бы легли цитаты из «Онегина»! Да и внешне Анна-брюнетка походила на Татьяну, какой описывает ее поэт — так же, как на Елизавету похожа была лицом ее сестра Ольга. Во всяком случае, Пушкин живо интересовался потаенной (тогда) историей русского осьмандцатого столетия.
Что ж: «Бывают странные сближенья»…
«ДРАГУНША» Д’ЭОН
18 век — эпоха интриг и авантюристов. Вероятно, самым курьезным из них оказался некто кавалер д’Эон. В юности он был отважным офицером, получил чин капитана и военный орден.
Увы, бравый кавалер обладал духом, но не телом вояки. Он говорил фальцетом, практически обходился без бритвы и был совершенно обворожительным в женском наряде, который очень любил, — такие особенности гормональной конституции современные сексологи называют «эонизмом».
На одном маскараде за ним, приняв его за женщину, приударил первый ловелас Европы Людовик XV. Д’Эон поспешил раскрыться. Восхищенный король сделал его своим доверенным лицом и шпионом.
(Между прочим, в женском обличье д’Эон в 1755 г. посетил Россию. Устроившись в качестве чтицы при дворе Елизаветы Петровны, он «устроил» и союз России и Франции против… все того же Фридриха).
Увы, через двадцать лет бравая «драгуночка» (так подписывал некоторые свои письма сей господин) разругалась вдрызг с правительством нового короля Людовика XVI, сбежала в Лондон и потребовала гарантий своего спокойного возвращения во Францию и огромной суммы за секретные документы, которые прилипли к ее шаловливым ручкам (среди них — план высадки французов на берега Альбиона).
Для переговоров с нахалкой/нахалом в Лондон отрядили мачо и хитреца господина де Бомарше (да-да, того самого!) В ходе переговоров между ним и девицей д’Эон случился целый шутливый роман. В итоге обе стороны вынуждены были оправдываться.
Д’Эон: «Неужто правда, что г-н де Бомарше, который не смог заставить меня совершить бесчестный поступок, помогая ему одержать верх в споре о моей половой принадлежности, распустил по всему Парижу слухи о том, что он женится на мне? Да одно его имя — лучшее средство для того, чтобы отвратить от мыслей о брачном ложе…» (цит. по: Р.де Кастр, с.225).
Бомарше: «Она считает, что я пренебрег ею, а женщины не прощают подобного оскорбления. Я вовсе не пренебрегал ею, но, черт побери, разве можно было представить себе, что для того, чтобы угодить королю в этом деле, мне придется превратиться в воздыхателя драгунского капитана!» (там же, с. 223).
Все же стороны поладили. Бомарше получил вожделенные документы, а его «кавалерша» — деньги и гарантии. Впрочем, для этого ей самой пришлось дать гарантии, что существо д’Эон отныне будет ходить только в женском обличье. От греха подальше у него отобрали мужской наряд, а взамен модистка самой Марии Антуанетты грозная мадмуазель Бертен пошила шикарный женский гардероб.
Конечно, д’Эон выговорил себе право носить на женском платье военный орден. Но до конца дней своих он проходил в женском обличье. Экс-драгун пристрастился к нему настолько, что лишь после его смерти в начале 19 века паталогоанатом обнаружил, что барышня д’Эон — хорошо сложенный, но все же, увы, мужчина!..
ГРЕЗА О КРАСОТЕ И СВОБОДЕ
Кудрявый стиль рококо процарствовал в Европе всего-то полвека. С середины 50-х годов его стал вытеснять неоклассицизм. Провозвестником и теоретиком нового стал Иоганн Йоахим Винкельман.
Гете отмечает, что для понимания трудов Винкельмана очень важна его личность, — в том числе, надо думать, и совершенно личностная подоплека, которая их питала. С детства погруженный в образы античного искусства, Винкельман создал как бы свою утопию, где царили красота и свобода, — основные слагаемые эллинской культуры. Нечего говорить, что таким образом он эмансипировал и свое, глубоко личное.
В 25 лет Винкельман влюбился в некоего Петера Лампрехта, с которым прожил четыре года. Затем между ними произошел разрыв. В своем прощальном письме другу Винкельман писал: «Я отрекаюсь от всего, от чести и удовольствий жизни, спокойствия и удовлетворенности, пока я не смогу насладиться встречей с тобой… Мои глаза плачут только о тебе… Я буду любить тебя, пока я жив» (цит. по: П. Рассел, с. 108).
Впрочем, довольно скоро (во всяком случае, внешне) Винкельман утешился. Он переезжает в Рим, поближе к возлюбленным им античным памятникам, о которых, между прочим, пишет вот и такое: «…половые органы, как и все остальное, имеют свою особую красоту. Левое яичко всегда несколько больше правого, как это и бывает в природе, и это в точности так же относится к глазам — замечено, что левый всегда больше правого» (там же, с. 110).
Кроме того, у него тут возникает пылкое увлечение неким юным белокурым римлянином. Да и нравы в папской столице тогда были гораздо свободней. Достаточно сказать, что в конце 16 века здесь на полном серьезе венчали однополые пары.
Увы, жизнь, полная светлых грез, кончилась самым печальным образом. В 1768 году, по возвращении из Германии, Винкельман был убит в Триесте неким молодым носителем «идеала» Франческо Арканджели. Винкельман познакомился с ним за день до того.
Человеку, изменившему вкусы Европы, исполнился 51 год…
ПРЕДВКУШЕНИЕ СУДЬБЫ ДОРИАНА ГРЕЯ
Да, 18 век завершился бурно и мрачно. Победившие буржуа сперва не были склонны к нравственному либерализму. В Англии это проявилось раньше всего.
Подумать только: первый британский богач Уильям Бекфорд был буквально изгнан из высшего общества! Об этом блестяще образованном человеке, знатоке восточного искусства и языков, ходили зловещие слухи. Говорили, что в его замке Фонтхилл (Бекфорд построил его в смешанном псевдоготическом и восточном стиле) творятся самые настоящие непотребства, чуть ли не черные мессы. Хозяин обожает запираться в башне (такой высокой, что с вершины ее видны земли соседнего графства) и предается там… Кто утверждал, что разврату, кто — алхимическим изысканиям.
Масла в огонь подлил роман Бекфорда «Ватек» (1787 г.), который автор, словно в угоду своему эстетизму и презрению к ханжам соотечественникам, написал по-французски. Герой этого превосходно написанного произведения — некий восточный халиф, подобно самому Бекфорду, созидает «дворец пяти чувств», в котором предается наслаждениям и чудовищным жестокостям, — ничуть об этих последних, впрочем, не сожалея.
Наконец, халиф нисходит в ад, где знакомится с самим дьяволом Иблисом. Образ Иблиса у Бекфорда исполнен почти голливудской гомоэротики: «Он казался молодым человеком лет двадцати; правильные и благородные черты его лица поблекли от вредоносных испарений. В его огромных глазах отражались отчаяние и надменность, а волнистые волосы выдавали в нем падшего ангела света. В нежной, но почерневшей от молний руке он держал медный скипетр…» Добавьте сюда также и более нежный, «чем можно было ожидать», голос!.. (цит. по: С. Артамонов, с. 599).
О самом Бекфорде можно очень осторожно предположить, что его занимала эротика несколько педофильного склада с чертами садомазо. Но были ли то лишь фантазии, или Бекфорд что-то мог (а он с таким-то богачеством мог!) преобразить в реал, — об этом со всей точностью уж не скажешь…
Бекфорд прожил долгую жизнь, в середине которой умудрился-таки разориться. Впрочем, состояние его было таково, что рухнуть в нужду ему все же не довелось. Остаток своих дней (длиной в несколько десятилетий) изгой провел в роскошном особняке в курортном Бате, который он построил по жизнерадостно-оптимистичным «рецептам» помпейских вилл.
МУЖЧИНЫ БЕЗ ПРАВА НА РАЗМНОЖЕНИЕ
Парадоксально, но главными любовниками галантного века считались… певцы-кастраты. Мода на них пришла с Востока. Однако просвещенная Европа внесла, само собой, свои гуманные коррективы. В отличие от восточных стран, где предпочитали резать всё, европейцы удаляли только яички. При этом кастрат зачастую сохранял способность к эрекции. Дамы падали в обморок от небесных, ангельских их голосов. Слабый пол привлекала также возможность обойтись без докучных контрацептивов…
Однако не все кастраты метили в мачо. Иные из них предпочитали и в жизни носить женское платье — и таких искусников было трудно отличить от дам а ля натурель.
Порой кастраты весьма легко переходили на рельсы однополой любви, а то вели и двойную игру. Так, знаменитый Кортона (Доменико Чекки) решил жениться на девице и подал прошение об этом папе (дело было в 70-е гг. 17 века). Но заклятый враг музыки папа Иннокентий XI не дал, жадюга, согласия.
Нужды не было, Кортона устроился еще лучше, став любовником обоих сыновей великого герцога Тосканского (Джан-Гастоне и его старшего брата Фердинанда, — ибо многие полагают, что под именем фаворита последнего Чеккино де Кастрис скрывался именно Кортона, О Джан-Гастоне см. мой предыдущий очерк).
Бедный отец обоих принцев сверхнабожный ханжа Козимо III вынужден был вести переговоры со своими детьми через их всесильного (раз обслуживал аж двоих) любовника!..
Промежуточность пола рождала и настоящую пылкую дружбу-любовь между мужчинами. Величайший певец-кастрат Фаринелли (Карло Броски) имел гомоэротический роман с первым либреттистом своего времени Метастазио.
Правда, Фаринелли увлекался и женским полом, однако именно его отношения с Метастазио проникнуты особой трогательной нежностью. Часто находясь на расстоянии, друзья забрасывали друг друга письмами (особенно старался, естественно, литератор Метастазио).
Друг друга они называли Близнецами (Гемеллами) в память о том, что дебютировали перед публикой в один день. И хотя не все считают доказанным, что отношения между ними дошли до интимной близости, все же поразительно читать, согласитесь, такое: «Прощай, дорогой Близнец. Люби меня, как я тебя люблю, дабы удовлетворить мое бесконечное желание твоей любви, и будь уверен в нежной дружбе, мною к тебе питаемой ныне и вовек!» (цит. по: П.Барбье, с. 186).
Что ж, с конца 16 века во Франции полагали, что «содомский грех» практикуется «в Испании рыцарями, во Франции вельможами и книжниками, в Германии немногими, в Италии всеми» (там же, с. 182).
Во всяком случае, судьба была благосклонна к нашим Гемеллам: оба умерли в один год, прожив долгую (по тем временам) и славную жизнь.
ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА
Анисимов Е. В. Афродита у власти: Царствование Елизаветы Петровны. — М.:АСТ: Астрель, 2010. — 605 с.
Артамонов С. Д. История зарубежной литературы 17 — 18 вв. — М.: Просвещение, 1978. — 608 с.
Барбье П. История кастратов. — Спб: Изд-во Ивана Лимбаха, 2006. — 304 с.
Кастр Р. де. Бомарше. — М.: Мол. гвардия, 2003. — 428 с., ил. — (Жизнь замечательных людей)
Курукин И. В. Анна Леопольдовна. — М.: Мол. гвардия, 2012. — 303 с., ил. — (Жизнь замечательных людей)
Рассел П. 100 кратких жизнеописаний геев и лесбиянок. — М.: КРОН-ПРЕСС, 1996. — 432 с.
Рыжов К. В. Монархи. — М.: АСТ, 346 с., ил. — (Великие и знаменитые)
[1] Впрочем, роскошь Анна Леопольдовна как раз весьма жаловала.