Выходящий из берегов

 
1999г.

Желтое, пыльное, душное третье сентября. По-летнему тепло, лишь только слабый сухой душок с горьковатой грустинкой, идущий от подсыхающей на солнце листвы, витает в теплом воздухе вместе с невесомыми пылинками. Он напоминает о грядущей осени и поэтому тревожит.
Аудитория, вмещающая весь поток - размером с ангар. И внутри самолетный глухой гул. Меловая взбитая пыль забивает носоглотку. Внизу, под ступенями, к коричневой лакированной облупленной постсоветской кафедре прилеплен черный большой микрофон. Точно черный блестящий грач на краю сжатого поля.
Очень шумно. Не люди, а взбесившийся птичник. Даже если упереться локтями в стол и зажать руками свои уши – все равно слышно. О чем можно так много и так шумно говорить? Зачем?
Новые белые кроссовки, купленные на стихийном рынке, жмут. Они из кожзаменителя и в них крепко потеет нога. Отцовский грубый кожаный походный ремень давит через живот до самого позвоночника. Волосы лезут в глаза. Порыжевшие за лето, волнистые и слишком густые. Арсений помнит, как старшая сестра, увязывая перед трехмерным домашним трюмо свои невесомые белесые волосины в небогатый хвостик, все сердилась: «Ему кудри на всю голову, а мне - что? Вы вообще куда смотрели»!
Родители сидят на диване рядышком и только смеются. 
Скоро начнется первая в его жизни лекция. Арсения кукожит и знобит, несмотря на духоту. Почему-то ему грустно и одиноко. Он и не думал, что может и вообще будет так скучать по дому, что разлука и семьей обернется для него такой щемящей щенячьей тоской по теплому родному боку, привычным звукам и запахам. 
Здесь все чужое и враждебное. Он раздражен. Мешают отросшие волосы.  Мать в день отъезда косо взглянула на него, достала из выдвижного ящика старой постсоветской «стенки» и сунула ему в руку лишние рубли. «Подстрижешься в городе». Он запомнил ее руки: грубые, с сухой потрескавшейся от работы кожей. 
Приехал, заселился в унылую обшарпанную комнатенку и прошатался два дня по городу. Город ему не понравился. Он не умел идти в толпе, люди задевали его плечами. Не было видно ни горизонта, ни неба. Только дома и машины. И ведь вроде бы не дикарь. И где же теперь тот детский с придыханием восторг, который был, когда его привозили сюда родители? Где это волшебное чувство от посещения необъятного для глаза десятилеки «Детского мира»?
Взрослый Арсений видел совсем другое. Но он механически, со свойственно ему скрупулезностью, запомнил маршруты автобусов и центральные улицы. Рынок, вокзал, кинотеатр.   Подстричься забыл. А потом уже, чуть позже, ему стало сентиментально жаль материнскую копейку, после он еще долго носил эти деньги в своем кошельке, как талисман.
Лектора все еще не было. Шум и галдеж усилились в разы. Кто-то из студентов пошел между рядами, легко ступая по стершимся деревянным ступеням. Какого лешего они тут все друг друга знают? Или не знают, а просто знакомятся? Арсений растерянно всматривался в толпу незнакомых ровесников, совершенно не ощущая в самом себе желания общаться. 
Кто-то наверху пронзительно засвистел и тут же вниз покатился, точно сухой горох, грубоватый хохот. 
- Ты что, заблудился? Крематорий и кладбище – это в другую сторону!
- Заходите, профессор, не стесняйтесь!
Арсения передернуло, когда он увидел за спиной ровесника игрушечных размеров, очень натуральный черный гробик, висящий на лямках. Он брезгливо отвернулся чтобы не видеть черного с головы до ног дурака, и уставился в окно, на пустой университетский дворик. 
- Нет, ну надо же… Зверинец.
Двадцать минут спустя Арсений сидит, приоткрыв рот, выпучив темные глаза, и сам выглядит при этом как голодная галка. Ему уже ни до чего. Деревня и семья, грязный большой город, духота и тоска - все забылось. Теперь его и самого как будто нет. Декан факультета геологии ни разу не взглянул в его сторону, но Арсений уверен, - все, что сейчас звучит, это - для него одного. И тогда он понимает – все правильно.
Профессор – сухой, коричневый и длинный, как стожар. Студены – точно сорное сено вокруг него.  У этого человека желтое, желчное лицо и здоровенные очки на пол лица, которые он хранит в каком-то пакетике. На столе лежит его серый дипломат. Дипломат – какая древность! Студенты хихикают и шепчутся за спиной. Арсений уже знает, что писать свой будущий диплом через пять лет он будет у этого профессора, ибо тот говорит его, Арсения, несформировавшимися еще мыслями и проповедует его, Арсения, будущий образ жизни. Арсений уже влюбился и влепился в Липницкого затем, чтобы взрасти на его словах, как на дрожжах и после насмерть уже влюбиться в свою профессию. 
Липницкий еще не заметил Арсения, перед ним в этот день было порядка трехсот молодых светлых русских лиц. С разным выражением глаз, с разными мыслями в гулких черепных коробках. Он даже не сразу заметил гота. Тот неподвижно сидел, прикидываясь угольком, в самом темном месте аудитории. Но желтые, назойливые солнечные лучи, сползая по высоким окнам вниз, бесцеремонно высветлили долговязую фигуру. И профессор, всматриваясь в темное пятно, стянул на кончик носа тяжелые очки, скосил глаза к переносице.
Башмаки, такие же доисторические, как и его дипломат, глухо застучали по деревянным ступеням. Он прошел совсем близко, и он профессора на Арсения пахнуло «запахом тайги» и сухим мелом. 
Липницкий не поленился, вытолкал гота за дверь, громко ругаясь: «Возвращайся после того, как умоешься. Здесь тебе не цирк с клоунами». Он вообще был строг и желчен, любил отчислять.
Как напакостившего кота, - удовлетворенно подумал Арсений, быстро скручивая в трубку свою нетронутую новую тетрадь. 
На фоне потертого и побитого временем голубого туалетного кафеля темнело пятно. Пахло сигаретным дымом. 
- Тебя отчислят, - буркнул Арсений. -Ты же не дурак?
Парень беззащитно уставился в ответ светлыми чистыми глазами.
Арсений склонился над эмалированной облезлой раковиной. Вода текла ржавая и почему-то колодезно-холодная. Он спиной ощущал чужой оценивающий взгляд.
Так почему-то бывает. В новом месте, среди сотен других людей встречается некто незнакомый. «Свой». Еще непонятный, но уже особенный – среди других. С которым легко, говорить и особенно – молчать. Что гораздо важнее. И как-то вокруг все тогда становится удобнее и легче. 
- Будешь?
Рыжий толстый фильтр был испачкан черной помадой. Арсений вытаращился на сигарету, затем покачал головой и стряхнул холодную воду с рук прямо на пол.
- По тебе сразу видно, что ты только вчера приехал из деревни, - тихо и быстро произнес гот. -Ты кряжистый, серьезный и напуганный. Как теленок.
- А по тебе видно, что ты городской. Ну и что с того?  -так же быстро ответил Арсений. – Даже перечислять не буду. И если бы ты знал, насколько мне наплевать на все это, то ты сильно бы удивился.  
Они молча мерили друг друга глазами.
- Ринат. 
Арсений подумал, затем доброжелательно кивнул и назвался. И тогда Ринат протянул ему руку. Легко и по-деловому. Арсений схватил его за холодные пальцы, но тут же рассмеялся. 
- У тебя и ногти…черные! Вот беда, а…ха-ха!
Хохоча и качая головой, он отпустил чужую руку и вышел вон.
Липницкий, спустя время, по достоинству оценил способности Рината, но Арсений был у него в любимчиках все годы учебы, и после тоже.  Всегда. При каждой встрече, стаскивая очки на кончик острого носа, сумасшедший старик давил, давил, давил на него. С первого курса, едва только отметил в юноше отличительный потенциал и страстный интерес к науке. Взяв Арсения под свою опеку, Липницкий не давал ему продохнуть даже летом, отправляя на раскопки, в горы, к морю, таская с собою к руслам пересохших рек и по торфяным гнилым болотам. Родители его практически не видели в эти годы. И привыкали с трудом, когда к пятому курсу Арсений из деревенского, плотного, вскормленного молоком и пирожками паренька, превратился в нашедшего себя, высокого, сильного, крепкого мужчину, с темной небритостью на острой нижней челюсти, хорошей мускулатурой и блестящими шальными глазами. 
В это время они с Ринатом уже сколотили свою крепкую команду.

2017г.

- Так вот скажите мне теперь…. Вы насколько в себе уверены?
Руководитель научно-исследовательской экспедиции, тридцатидвухлетний Назаров перевел тяжелый мутный взгляд от окна к собеседнику. И угрюмо уставился товарищу Кизлярову в лоб, туда, где у того торчал бы третий глаз, находись перед ним сейчас сам бог Шива.
- Я хотел сказать, в вашей команде. Ну, вы же понимаете меня. – Неспешно выдал высоколобый, безбровый Кизляров слегка втягивая голову в плечи под тяжелым взглядом этого сильного человека. –Уверены ли вы своих людях до конца? Понимаете, о чем я?
Кизляров… кизил. Ягода есть такая. Кислая, а внутри твердая косточка. Какая схожесть, однако…
Назарова начало штормить. Тошнота возникла не в желудке, а почему-то в голове. Ему стало казаться, что еще минута, и он выблюет на чужой стол собственные мозги. 
В кабинете было сумрачно и пыльно. Вдоль выкрашенных желтой матовой краской, бледных стен, бастионом, до самого потолка выстроились широкие, старые, облупленные стеллажи. Они ломились от дешевых пухлых бумажных папок, старых, пропылившихся, перекособоченных и надувшихся от собственно важности. Папки были здесь всегда – Арсений помнил их. Каждую. Он изучал их внешний облик гораздо чаще чем внутреннее содержание. Да и то, под грифом «совершенно секретно», листал в этом самом кабинете за плотно запертой дверью. Иначе Константину пришлось бы держать ответ. А он и так держал удар за всех, крепко, стойко, точно сам он был отлит из чугуна.  Почти десять лет Арсений наблюдал за этим с тех пор, как впервые оказался в этом узком, старом кабинете. И папки эти торчали точно так же – выступая корешками на два сантиметра над полками. Стеллаж был слишком узок. В тот первый раз это поразило Арсения. Документы такой важности – не в сейфе, не под запертой, с кодовым замком и сигнализацией, дверью – а просто так, на узенькой полочке, туго сбитые в кучу результаты тяжких трудов, километров дорог и вымотанных нервов, годы кропотливых наблюдений, сотни тысяч потраченных денег, литров бензина и пота.  А то и человеческих жизней…
А сейчас листы, должно быть, пожелтели, высохли, стали хрупкими. 
Кизляров сидел лицом к выходу и спиною к единственному источнику света.  А солнечный свет, желтый, сонный, проникая через толстое мутное стекло единственного высокого окна, рассеивался, долетая до Арсения лишь в виде напитанных ленивыми летучими взвесями, туманных пятен. 
Эта кислятина сидит на месте Константина. И мешает Назарову работать. 
Арсений, уныло глядя в мутное окно, привычно сглотнул тошноту. Глухая, ноющая в районе сердца боль, вызванная острыми, живыми воспоминаниями, медленно и уже привычно оседала на самое дно его души. Они смирились, он смирился. Но, как в той песне: «Не повторяется такое никогда…», как же было жаль, жаль… Константин Викторович. Мир уже заметно изменился. Студенты стали другие. Они слушают на лекциях музыку воткнув в уши беспроводные наушники, они мажорно курят на ступенях университета тонкие белые сигареты и жуют жвачку незакрывающимися ртами, и уже не бегают по стадиону бесконечными кругами под моросящим и еще теплым октябрьским дождиком. 
Арсений, с безнадежной тоской бездомной собаки посмотрел в лицо Кизлярову.  Худосочностью и нескладностью своей этот парень навязчиво напоминал ему канцелярскую скрепку. Хотелось изломать. Назаров очень устал от него за эти дни. От этих бесцветных глаз, медлительных движений и странных вопросов. От духоты пыльного старого кабинета. Кабинет без присутствия в нем Константина сжался, лишился той вдохновляющей энергии, что распирала его изнутри долгие годы, стены потускнели и помутнело оконное стекло…. Черт, да что же это такое?
Назаров слишком долго молчал. 
- Надежные же у вас ребята, я так полагаю… Вы знаете друг друга не один год, - подсказал ему Кизляров.
- Само собой, - процедил исследователь сквозь зубы. – Вопрос этот, извините, неуместен в данном случае. Вы сами работаете в институте не первый год и не первый год знаете меня лично. 
- Да. Но я никогда не работал с вашей командой. 
Арсений осклабился. «Отличный отмаз. Новая метла по-новому метет. Да что ж тебе надобно, собака?»
- Я могу сказать, что уверенность моя заключается в каждом человеке отдельно. И во всех вместе взятых – как в едином, слаженно работающем организме. И в том, что попасть на объект мне нужно как можно скорее.  Время идет, а я вот уже пятые сутки протираю штаны, сидя перед вами словно провинившийся школьник. 
Он легонько опустил твердый кулак и стукнул по шершавому дереву, по подлокотнику потертого кресла.
Кизляров кивнул.
- Рад слышать, что вы там слаженно работаете. – Начальник исследовательского отдела прищурился. -А как же Ринат Коваль?
Арсений дернул желваками. Ага, значит, сразу бьешь под дых, да?
- Коваль ушел по собственному желанию. Это было его личное решение, - твердо выдал Арсений.
- Довольно странно. И небезопасно. Таких людей нельзя отпускать в свободное плавание.
- Мы ничего не могли с этим поделать. Он подписал все необходимые бумаги, покидая институт. И он прекрасно осведомлен об ответственности.
- Ответственность наступает только в случае доказанной вины.   А это довольно сложный процесс. Странно, все-таки, что он ушел, очень странно. 
Кизляров не верил. Смотрел блеклыми глазами и явно не верил Назарову.
- Так вы даете нам добро? Я жду ответа уже несколько дней…
- Мы делаем все, что в наших силах, но вы же понимаете, что без комплексной подготовки такой поход может быть для вас очень опасен? Мы должны быть уверены, что все пройдет благополучно и все вернутся живыми. А если – нет? Не дай Бог, конечно…. Кто будет отвечать за людей?
- А вы как думаете, кто?  - устало вздохнул Арсений.  
Как же вы боитесь за свои места, черт вас дери…Ну и шли бы работать в архив. Там, по крайней мере, жизнью чужой рисковать не придется.
Последние слова Арсений, конечно же, произнес мысленно, встретившись взглядом с бесцветными очами старшего научного сотрудника. Он надеялся, что тот прочтет его мысли и сделает, наконец, хоть что-то вместо того, чтобы нерешительно перебирать бледными пальцами бумаги и канцелярские принадлежности на рабочем столе.
И снова усилием воли он подавил в себе гнев, готовый вылиться на неповинного ни в чем человека. Его сводила с ума эта волокита. Все шло не так, не по плану, неправильно, а это уже звоночек… Арсений едва дышал, с трудом ворочая усталыми и сонными глазами. И как только Кизляров смог дослужиться в свои тридцать с малым хвостиком до такой должности, не вылезая из кабинета и не видя объектов вживую, ... а может потому и дослужился. Что не тратил месяцы на подготовку и дорогу, на изнуряющие, полные рисков переходы, подъемы, сплавы, спелеологические безумия. А сам, попивая растворимый кофе, сидел и писал свою диссертацию по уже готовым исследованиям. Таких, как Арсений, между прочим, фанатиков, фаталистов и отчаянных смельчаков.
Кизляров, как будто понимая его мысли, сдержанно, но вместе с тем раздраженно положил раскрытые ладони на стол. Пальцы у него утолщались на концах, в районе ногтевых пластин и напоминали оттого конечности пришельца. 
- У нас недостаточно информации об этом объекте, это основная причина, почему мы пока не можем позволить себе отправить вас на задание. Данных мало, их практически нет. Все это потенциально опасно… Вот, у вас и медик еще такой неопытный, только-только получил диплом… - он снова сунул нос в документы. - Двадцать с небольшим, практически интерн. Необдуманно рисковать жизнью всей команды из-за спешки. Спешка к хорошему не приводит, тем более, в таком месте…. 
- Но кто же вам предоставит информацию кроме нас?  Или имеются другие источники? – проговорил Арсений.
- Что, простите, вы сказали? – холодно и вежливо уточнил прекрасно слышавший его Кизляров.
Назаров, упершись локтем в ручку кресла, пристально посмотрел на него. Он понимал, что уже перегибает, но ему в последние пол часа стало все равно. Глаза его, обычно живые и блестящие, сейчас заволокло зеленой пеленой тоски и скуки. Нужно было сделать последнее усилие, взбодриться, очнуться, использовать свой дар. Арсений глубоко вдохнул. 
Назаров отлично владел своим речевым аппаратом. Глуховатый его баритон был мягок и глубок, слова прилетали к нему мгновенно, без особых усилий и сами собой складывались в нужные фразы, а мыслей в тяжелой, темноволосой голове было - как пчел в улье. Преподавательская деятельность, которой он был занят последние пару лет, позволила ему сильнее развить этот великолепный дар, студенты сидели как мыши и слушали его, приоткрыв рот. И часто подражали, или просто перенимали на некоторое время его характерную особенность: забавно переставлять слова, играть ими, жонглировать, ловить на лету и отпускать. Арсений был гуманитарий, с большим багажом прочитанной классики, а русский язык без проблем позволял ему управлять своей речью, поэтому информация, поданная таким вот заковыристым образом, запоминалась лучше.
- Это нужно сделать. Нужно именно сейчас. Группа наготове.  – Начальник экспедиции мобилизовал в себе силы.  - Вы, я знаю, читали все мои отчеты. Исследования, которые мы проводим с командой, предполагают, и даже подразумевают различного рода опасности. Риск - неизбежная часть исследований. Но без риска не было бы и новых открытий. В этом и заключается глобальный смысл нашей рискованной работы – лезть туда, куда неподготовленный ученый не имеет права соваться. Но мы, в отличие от прочих, опытны, натренированы и готовы исследовать опасное. Мы готовы ко многому, если не ко всему, уж так исторически сложилось. Мы команда крепких, здоровых, умных мужчин и, хотите проверьте, профессионалов. Вы же не пионеров отправляете в горы, – он усмехнулся на внимательный прозрачный взгляд, который застыл на лице собеседника. - Нам всем нужен результат. Но и в этом случае без риска – никак, без спешки - невозможно. Вы же понимаете, что другие уже в пути, мы можем Выходящий из берегов пребывания сойдет на нет…. В конце концов, мы должны отбивать затраченные на нас средства….
Спустя час Назаров стал свободен.
Получив размашистую Кизляровскую подпись, больше похожую на пинок под зад, Арсений дохлой ящерицей выполз на широкое крыльцо университета. Ноги едва держали. В носоглотке стоял запах пыли. Бумаги он для надежности прижимал к груди, так как уже не доверял своим перенапряженным ослабевшим рукам. Сильнее всего в жизни его выматывала, доводила до изнеможения рутина. Преподавательская ли непрерывная деятельность, лаборатория ли, отчеты… Полной грудью дышал, и жил он, только в движении к намеченной цели. В риске, в преодолении себя. Вынужденная инертность в его случае приравнивалась к клинической смерти. Смыслом жизни его было целенаправленное, осмысленное движение. И покуда эта важная цель у него была, он должен (обязан!) был прийти к ней первым. 
У левой колонны курили обнаглевшие третьекурсники. Уже не дети, но еще не взрослые. А пока лунатики, находящиеся в самой своей цветущей поре. Арсений кивнул им и сутулясь прошлепал мимо. И они, улыбаясь, поздоровались с преподавателем, зная, что от этого погруженного в себя, заросшего щетиной лешего, нечего ждать гонений. Препод этот – человек в себе, с юмором и кучей историй в лохматой голове. Иногда он делится этими рассказами, заходясь словами и интонациями, и тогда аудитория обмирает. Время – зима, не нюхавшие пороху, нежные дети сидят в теплом и сухом помещении и внемля текущей в их уши, точно ручей, плавной чистой речи, внезапно ощущают, все, как один, запах леса. Мха, серы от спичек и едкого дыма от отсыревших, подгнивших поленьев. Терпкий дымный аромат долгой дороги, бензина, утренней холодной росы и запах ярко-красного солнечного диска, встающего над паутинчатым, сырым, поросшим репейником лугом. Холодный дух маленькой, мятной речушки, с поросшими травой, низкими бережками, запахи песка и рыбы, и затем – сырого снега, крови, горелых шин и топкого, затхлого, гнилого, едкими газами вздувшегося подо льдом болота.
Студенты, не отрываясь от своих дел делами, проводили Арсения взглядом. Он даже не догадывался, что любим всеми: от первокурсников, точно воробьи, звонко щебечущих на каждом углу, до одинокими кометами носящихся по коридору с бумажками, взмыленных пятикурсников. Что он искренне уважаем ими, настолько, насколько взрослого, снисходительного к глупостям, спокойного и качественно работающего человека могут уважать дети. Он не знал, и никогда не задумывался об этом. Хотя ему самому знакомо было это чувство – восхищения и признания. Сам он был пожизненно вдохновлен таким же человеком, которому впоследствии интуитивно подражал, переняв его привычки, темп речи и глубокое внутреннее осознание уверенности в своих принципах, умение их отстаивать и существовать в этом мире по четким, сложным канонам, состоящим из вежливости, воодушевленности и душевной чистоты.
Назаров остановился чуть поодаль, все еще сминая, прижимая к себе документы. Сладковатый, ароматный осенний дымок, долетевший до него, заставил проснуться органы обоняния, затем приоткрылись, словно от чашки крепкого кофе, его серые глаза. Он вздохнул. Еще немного и оцепенение, вызванное замкнутым пространством и безумной скукой, пройдет. Проснется требовательный ум и азарт. Все, что составляло его сущность и наполняло всю его жизнь. 
Августовский день в крупном провинциальном городе тихо гас. Долгие косые лучи заходящего за высотки солнца смягчали улицы, придавая им теплое, уютное очарование. Закатное светило, будто умелый фотограф наложило на здания, на бегущих прохожих, на дороги и автомобили мягкую сепию. Естественные яркие краски поблекли, и в каждом закоулке сейчас светился красно-коричневый, светло-золотистый. Даже старые, изношенные трамваи не казались такими убогими на фоне новеньких, припаркованных у стен института иномарок.
Но Арсений морщился, словно от зубной боли. Не радовала уже и полученная, последняя, отпускающая его на свободу, подпись. Он все стоял на высоком крыльце, бессмысленно почесывал свободной рукой колющийся подбородок, и не спешил обрадовать своих ребят звонком. Во-первых, они с командой изрядно опаздывают на объект. По его данным, на несколько дней. Это плохо. Таких задержек, как сейчас, еще не было. И нет никакой форы, нет денег на самолет, никаких сбережений уже не осталось, финансирование урезано. Добираться придется только на машине, а затем и вовсе пешим ходом. Ну а во-вторых…
Вся безумная спешка в сборах и нервотрепь только из-за того, что кто-то методично продает их. Знать бы только кто сливает информацию «хвостам», за какой из этих многочисленных темно-коричневых тяжелых дверей сидит крыса. Кулаками бы не щекотал. Ну нет, что мы, разве, дикари? Но, когда попадется, душу отведу, запугаю и доведу до энуреза, - уже давно решил он. Почему-то Арсению казалось, что на такое способна только сошка мелкая, незначительная и незаметная. Такая, с которой он сможет свести счеты лично.
За последние пару лет «хвостов» расплодилось как блох на старой собаке. И они покусывают институт, стремясь напиться побольше крови. Как правило, их исследования и финансируются лучше и оснащены они по последнему слову, уж институтское старенькое оборудование таким лабораториям не чета…. В эти оазисы возможностей и хороших доходов часто уходят теперь работать, приманенные большим куском, лучшие студенты института. И это очень обидно, особенно потому, что не делиться со студентами своими знаниями и секретами Арсению было нельзя, а они же, после окончания учебы - скок, и уже на «темной стороне». 
Постояв еще с минуту, начальник экспедиции, пришел в себя. Отогрелся солнцем и отдышался кислородом. И в голове бродили уже совсем иные мысли. Пришла пора действовать, а значит, жить и бороться. Он резво соскочил со ступенек и расправив плечи поскакал к стоянке, где ожидал его старенький зеленый автомобиль.

***
За городом, в окружении полей, неба, в толще прозрачно-голубого воздуха уже пахло осенью. В приоткрытые окна быстрого автомобиля врывался легкий, с ароматом сухих трав, нежный ветерок. Он пугающе шуршал в высокой кукурузе, гладил широкими ладонями податливые гибкие пшеничные колосья. В начинающих желтеть листьях высоких прохладных тополей прятались солнечные лучи. Они падали на дорогу, то и дело скрываясь в деревьях, отчего в глазах начинали скакать кровавые зайцы. Сидящий за рулем Олежка надел солнечные очки. 
Арсений в их старом микроавтобусе всегда занимал переднее место, рядом с водителем. Либо сам сидел за рулем. Сейчас у него на коленях лежала раскрытая дорожная карта, которую ветер то и дело смахивал на Олега. Навигатор для слабаков – заявил он Олегу в самом начале маршрута. Тот лишь усмехнулся, бодро настраивая координаты перевалочного городка.  
Ощущение движения давало Арсению возможность хорошо поразмыслить. Хотя часто случалось так, что действовать им приходилось по ситуации, решения принимать сиюминутно. Но все же было хорошо, когда в уме держался подробный план, это успокаивало и давало ощущение надежности. Кроме этого, он все чаще задумывался о написании специальной техники безопасности и правил поведения, универсальных для всех неизученных еще объектов. Это был очень важный момент, и декан факультета НИИ его поддерживал, потому как часто случалось, что даже опытные сотрудники неосторожными жестами нарушали какой-либо процесс, а это было равносильно тому, чтобы наткнуться во фрагментах древних горных пород на скелет археоптерикса и попрыгать на нем в ботинках.
Обычно он ничего не записывал. Память была крепкая, как кулак, голова работала словно мощный компьютер, где вся информация была разложена по папочкам и где регулярно отправлялась в «корзину» не пригодные для работы данные. О просмотренных фильмах и прочитанных ради интереса книгах, не относящихся ни к истории, ни к науке. Туда же летели и разговоры с соседом по лестничной площадке, который вот уже второй год упрашивал Арсения передвинуть наружную часть сплит системы, ибо «…с него вода капает на мое окно и стекло все в разводах, а жена сходит с ума от стука капель…».  И недолгие телефонные беседы с родителями, которые все интересовались тем, чего у Арсения не было – а именно личной жизнью. Мысли о том, что нужно бы приодеться, а то «как бомж уже ходишь, сынок…» и починить гудящий холодильник - они тоже по ошибке опускались в эту корзину. Его увлеченность нравилась многим, но она же и отталкивала от него новых людей. Только пара старых, еще институтских приятелей, не давали Арсению окончательно потерять все связи с жизнью мирской. А конкретно, с барами и пивнушками, куда при встрече его и тащили друзья, чтобы, позабыв на два часа об офисах и своих женах с маленькими детьми, жадно, с удовольствием впитывать изобилующий отступлениями и смешными историями рассказ об очередном исследовании и путешествии этого свободного и увлеченного человека. 
Арсений являлся уникальной личностью не только в глазах своих друзей. Непосредственное руководство, в частности, лице профессора, биолога Виктора Липницкого, высоко ценило его страстную увлеченность, самоотверженность и, в какой-то степени даже оберегало хорошего сотрудника от себя самого. Ему давали, а точнее, навязывали возможность передохнуть.  Пожить простой человеческой жизнью между командировками, переключиться на повседневную нормальность. Иначе, так и сгинул бы в каких-нибудь далеких болотах этот чудаковатый молодой ученый. 
Назаров размышлял и щурился на дорогу. Терзал внутренний дискомфорт. Пустующее место в машине отвлекало от мыслей и вызывало непреходящий душевный дисбаланс. Словно глухо ноющий зуб, или невидимая заноза в пальце, мешающая нормально функционировать. В данном случае извлечь занозу было нельзя, оставалось только ждать, пока пройдет само.  А уж сколько на это уйдет времени сказать было сложно. Люди оставляли его, и это было плохо. Без Константина было просто больно. Он ушел навсегда. Без Рината было тихо, пусто и одиноко. Без Сергея – тревожно. И пусть вся остальная команда дремала на заднем сидении микроавтобуса, мирно и тихо, Арсений был уверен, что они тоже это ощущают. Пусть и в меньшей степени, пусть и не говорят об этом между собой. 
Это была не сентиментальность, а обидное ощущение потери.
Тишину в автомобиле разбавлял радиоприемник. Выехали на автобан, разогнались. Пришлось закрыть окна машины. Олежка поднажал до ста двадцати. 
- Волнуешься?
Арсений уменьшил громкость радиоприемника, выдававшего зарубежный рок. И, прежде чем ответить, потер руками свое обветренное лицо. 
- Есть чутка. Ну а что, мы выехали с задержкой в четыре дня.
- Да, это так. Удручает… Мы их не то, что обогнать, догнать не сможем. Вся наша надежда на то, что они заблудятся…ну, или свернут себе по дороге шею.
Арсений прищурился, глядя в окно. И внезапно грязно выругался. Без злобы, впрочем, скорее огорченно и разочарованно. Усталость и недовольство прорывались наружу. Едущий во втором ряду кресел Денис открыл глаза и вытащил из ушей наушники. Затем протянул руку и тронул командира за плечо. 
- Сень, что случилось?
- Да все тоже…. Они все данные и координаты получили в тот же день что и мы, вот что. – Арсений скрипнул зубами, — Это, мать вашу, ни в какие ворота…. Если в ближайшее время кому-то из них за заслуги купят вертолет – мы все потеряем работу. Это будет конец.
Денис склонил голову, выключая свою музыку.
- Ну почему же конец? – пробормотал он. - Для хорошей команды работа всегда найдется. Я бы на твоем месте так не убивался. Работа будет всегда, весь вопрос в том – на кого работать.
Арсений вскинул голову и развернулся корпусом в сторону Дениса. Тот спокойно глядел на него карим взглядом из-под темных, густых бровей.
- Или я не прав?
- А не высадить тебя прямо сейчас? – сквозь зубы произнес Назаров. -Пойдешь искать себе новую работу? 
- Знаешь, мне в последнее время действительно все равно. Вся эта ваша фанатичная преданность альма-матер, все это…. Устарело. Как и наша машина, как и та рухлядь, которую мы с собою везем.  А я просто хочу работать. Или ты не понимаешь меня?  Тебе ли не знать каково это - сидеть часами в коридоре, зная, что старые профессора пьют у себя в кабинете чай. Им насрать на все это, уже на пороге дряхлость, есть ли им дело до каких-то там кристаллов, источников, подземных очагов - сам подумай. Молодым они дорогу не дают, сами еле шевелятся, держатся за статус, а у самих ни на что не стоит! Денег нет, техники нет, оборудование изношено. Ради чего я должен теперь рвать себе жилы? И Олег, и ты тоже и все мы? Ради старого института, в котором остались одни крысы? Да он того давно уже не стоит. Он развалится — это ж и так ясно. Работать нужно с лучшими, да так, чтобы результаты были на лицо, в действии. А разработки не пылились годами в папках на полках, зашифрованные, сданные в архив. И все это становится бессмысленным, я так считаю! -Денис сжал губы и уставился на командира. -Ты понимаешь Сень? Это становится никому не нужно – вот в чем главная беда! Дальше нас никто не идет и работать с этим…что со всем этим делать! Никто не знает. 
Арсений терпеливо выслушал. И окинул команду взглядом. Недовольства среди людей он не чувствовал, хотя предполагал, что парни могут сердиться на него за то, что не сумел договориться с руководством скорее. Но оказалось, дело совсем в ином. Он отвернулся, сел на свое место ровно, подумал немного, затем спокойно произнес Олегу.
- Тормози.
- Чего?!
- Стоп машина. 
- Мы ж на автобане, Сень. 
- Аварийку включай, съезжай на обочину и тормози, - голосом, не терпящим возражений, приказал он.
Едва машина остановилась, Арсений обернулся и кивнул Денису:
- Идем. 
Они молча вышли и быстро скрылись за посадкой, отделяющей широкую дорогу от поля. Было тихо, в машине негромко работало радио. Диктор передавал благоприятный период: теплый и сухой остаток августа, такое же начало сентября. Парни друг на друга не смотрели, не разговаривали. Кто-то ковырялся в планшете, кто-то воткнул наушники. Олег, опершись о руль, равнодушно, покрасневшими глазами, таращился вдаль. Мимо, на большой скорости, проносились автомобили, вдоль обочины, по гладко выстриженной земле скакали мелкие пташки, склевывая что-то, а ветер качал верхушки тополей и кленов. 
И вроде бы все было как всегда: дорога, солнце, пыль и запах бензина. Машина, прошедшая с ними и огонь и воду, до медных труб вот пока еще не добрались… Легкая музыка и ожидание привала, где каждый знает свои обязанности. Оставленные дома семьи, надежда на успех в этот раз… Но в то же время предчувствие не давало расслабиться, в воздухе как будто витала некая опасная дымка, при которой – чиркни спичкой – и все взорвется.  И основная причина этого, конечно, была в их опоздании. У всей команды было подозрение, что их задержали нарочно, Арсения никто бы винить не стал, он командиром всегда был отличным, ладил со всеми и легко разруливал конфликты, умел поддержать и никогда еще никого не подводил. Его уважали и ценили в коллективе. Но ощущение беспомощности от последних событий, когда бюрократическая машина перестала поддаваться ему, заартачилась и отпихнула в конец очереди, смутило команду. У института они, исследователи и ученые, всегда были в приоритете, им всегда давали вставить свое слово, показать себя в деле, они были важнее всех, но вдруг что-то сломалось. И в дополнительном финансировании было отказано. Но это ладно – еще полбеды, в конце концов, они ребята неприхотливые. Заночевать можно и в спальных мешках, поесть перловку из банки тоже было не привыкать. Но эти два дня – на что они ушли? Почему Арсения кидали из кабинета в кабинет и делали вид, что безумно боятся за него, что руководство просто жить не сможет, упади с его головы хоть один волос?
Телефон Арсения, оставленный им на сиденье, затренькал. Олег покосился на него, затем вздохнул и прикрыл глаза. В темноте противные красные зайцы снова начали скакать по зрачкам, он зажмурился. Телефон не умолкал. 
- Да посмотри, что там! – не выдержал с заднего сидения Захар. 
Олег цапнул телефон. На большом зеленом дисплее светилось: не мама и никакое не женское имя, а короткое, но емкое и значимое СНРЭ.
- Руководство звонит, - быстро произнес Олег и обернулся к остальным.
- Бери трубку, - посоветовал Захар, - Он просто так звонить не будет, время идет, а эти все еще лясы точат.
Олег нажал на дисплей и осторожно поднес командирский телефон к уху, словно то был ядовитый скорпион.
Арсений и Денис вернулись спустя пару минут после неожиданного звонка. Первый был спокоен, второй шел со слегка покрасневшим после разговора лицом, но тоже был в норме. 
- Сень, Липницкий звонил! – заорал Олег в окно, едва увидел их, поднимающихся на трассу. - У нас новые координаты! 
- А? Что? А почему стоим?  -от воплей Олега юный медик Дима, новоиспеченный член команды, проснулся на заднем сидении и теперь испуганно крутил головой по сторонам.

2002г.

Пятилетнее полуголодное студенческое существование Арсения по съемным углам, комнаткам, неопрятным и жадным до денег бабкам, было куда интереснее жизни Рината, имеющего в большом торопливом городе целых три дома. 
Скучные подробности открылись только к середине второго курса, когда возобновились и окрепли прерванные за время летнего отдыха дружеские студенческие связи. Арсений не задумывался над тем, почему Ринат выбрал его в приятели, ему было некогда. Липницкий лихо поработил его первой же осенью, а вот до Рината он в то время еще не добрался. Назаров вообще учился как сумасшедший и мало обращал внимания на окружающих, но к Ринату быстро привык. Характер у того был легким.  Тихий малый с доброй и удивительно отзывчивой, с детской, не повзрослевшей еще душой, требующей постороннего внимания и отеческой заботы.
В столовую, на лекции, домой, они повсюду таскались вместе, и этот их дуэт оказался крепким и замкнутым, как электрическая сеть. Посторонние не могли ни проникнуть в нее, ни разорвать. Они казались особенными, «избранными» студентами. Что было, в общем-то, правдой.
Ринат стоял во дворе, у старого, яростно пахнущего кошками и кухней, коммунального дома с желто-зелеными, облупленными стенами. Двор был весь какой-то гнилой, заросший, с кучей деревянных старых сараев посередине и был вечно сырой и склизкий, точно сточная канава.  Ринат стоял в задумчивой позе, не шевелился. Через плечо была перекинута парусиновая бежевая сумка. Лицо его, с мелкими, тонкими чертами, теперь без грима, было чистым и строгим. Это было сдержанное, суховатое, бледное лицо потомственного городского интеллигента. 
Арсений, издали приближаясь к нему, успел рассмотреть вызывающую худобу, на которой трепыхалась черная трикотажная водолазка, серые узкие джинсы и потертые черные кожаные кроссовки. При виде Рината в его мозгу непроизвольно вспыхивали увиденные в фильмах образы старомодной большой квартиры. Богатой, чуть затертой библиотеки, упрятанной на темные полки. Он представлял себе пианино, стоящее у длинной глухой стены, коричневое, с пожелтевшими клавишами. И старый овальный ковер с разноцветным рисунком, лежащий посредине комнаты. И его бабушку, потомственную учительницу, смотрящую на всех строгим взглядом по над спущенными на нос большими тяжелыми очками. А кухня в квартире необжитая, и из еды на ней - надорванная пачка геркулеса, да пакет прокисшего молока. 
Глаза Рината смотрели внутрь себя. Должно быть, он стоял тут уже долго.
- Палеонтология.  – Арсений протянул скрученную трубкой тетрадку. -Ты сам почему не ходишь?
- Я болел, - хрипло отозвался Ринат, принимая тетрадку. Темные круги под его глазами подтверждали его слова.
- Ну-у…, - протянул студент Назаров, теперь удивляясь тому, что у сокурсника в это время года все еще не было при себе никакой куртки. И хотя он не собирался, да и некуда особо было приглашать все же предложил: - Может, тогда зайдешь?
На тесной кухне, заставленной мутными склянками и пустыми коробками, с отвратительно живым на вид чайным грибом на пыльном подоконнике, Арсений заварил индийский мелкий чай и разделил на двоих белую сладкую булку и один соленый плавленый сырок. Свет за окном постепенно разбавлялся чернильной городской густотой. Ринат равнодушно щипал хлеб и методично расспрашивал про пропущенные занятия. 
Он не такой дурак, каким хочет казаться, - думал про себя Арсений. -Только вот крашеные волосы у него отросли и в проборе теперь торчат более светлые корни. –Странный тип, но совсем неглупый. 
Домой пришла хозяйка, включила старое желтое радио у входной двери и мальчишки переместились в узкую комнату. У Арсения в распоряжении были деревянная койка и непокрытый ничем, косоногий, со стопкой подоткнутых под хромающую ножку газет, старый стол. Вещи его – одежда и учебники – лежали в углу, на дорожной сумке. Обстановка была одинокой, унылой и жалкой.
Хозяин метнулся и одним махом спрятал разложенные поверх своего перекрученного комом добра, белье. Кровать еще с утра была заправлена выгоревшим от долгого использования, мертвого розового цвета, хлопковым покрывалом. Это издалека, с вершины прожитых лет и денежного достатка, студенческая жизнь кажется счастливой и свободной порой. Да и то, не всем. Арсений, впрочем, привык и просто не замечал. Но перед гостем стало неловко, когда он увидел, что тот осматривается.
- У тебя нет компьютера? 
Назаров пожал плечами. Нет, как нет. Откуда бы ему взяться?
- Понятно. У меня есть. Интернет тоже. Приходи, если нужно что-то…
- Собственный? 
- Ну да. Но забирать его отец не разрешает. Сам-то я больше живу у мамы. Это не совсем удобно, но вот так пока…
- Ты смотри. Я же действительно приду. В библиотеке универа его не захватишь, а в зале – дорого. 
- Так приходи. 
- Ладно, - протянул Арсений. -А почему он не разрешает тебе его забирать? Если компьютер твой?
Гость посмотрел в окно. За узким прямоугольником тоже было темно. Каким-то чудным образом холодная темнота глаз и волос Рината совпадала с уличными, осенними, темно-синими сумерками, а его бледная кожа – с выцветшими белыми обоями на стене. Ринат сидел на единственном стуле, сливался точно большой хамелеон с убогой обстановкой, и молчал.
Арсению было тепло внутри. В кои-то веки его отпустило глухое ноющее чувство полного одиночества, овладевшее им, едва он только входил в этот город. Теснота, убогость и чужая грязь почти не волновали его, но сильно не хватало близкого человека рядом. Именно такого – разделяющего интересы и понимающего – глубоко, родственно, увлеченно.
Ринат хмурился.
- Компьютер мой, а отец, как оказалось, – нет. Ему это, понимаешь, обидно. Он меня растил…
Арсений сел на краешек своей койки и вытаращился на своего гостя. Он впервые столкнулся с такой «взрослой», серьезной откровенностью. По правде говоря, дела ему до всей этой правды не было, но гость продолжал.
- Отец всю жизнь что-то такое подозревал, я уже позже начал понимать все из их ссор. Я же совсем не похож на него. Ну, от слова «совсем». Вообще ничего общего, понимаешь? А потом, как оказалось, мой родной папаша, ну…он что-то типа друга семьи... 
Арсений глупо почесал свой взъерошенный затылок. Он был в этот момент похож на заблудившуюся в чужом дворе лохматую псину.
- Ну и.…, - растерянно пробормотал он. - Да как это…? А ты тут при чем вообще? 
- Ну а как же?
- Это ведь их дела. Ты тут не виноват.
- Я знаю. 
- Тогда зачем они впутывают в это тебя?
- Отцу нужно было мое согласие не процедуру ДНК.
- Уф... хм... Дурдом, - вывел свое умозаключение Арсений. 
Ринат резко поднялся со стула. 
- Подожди, - спохватился Арсений. -Я что-то не то ляпнул? 
- Мне домой пора. 
- Ну да, в общем-то.
- Я и сам не хотел бы ничего знать и в помине. Но «добрые» люди, они везде тебя найдут. И ткнут в мордой, а потом будут получать наслаждение от твоей реакции. Противно, Сень. А компьютер – это уже мелочи. 
Парень бывший гот, прежде чем уйти, стоял и внимательно смотрел на Арсения. Он говорил слишком серьезно и тихо. И Назаров осознал, что Ринат все еще ждет его реакции. Что проверяет и прощупывает на возможность доверять-дружить. Момент был тонкий, и особенно удивительно было то, что до толстокожего прямодушного Назарова все же доперло, да так, что он даже призадумался.
- И ты… не ладишь из-за этого с ним? Со своим батей? – Бестолково уточнил Арсений, нервничая и невольно используя в своей речи это простое деревенское теплое «батя».
- Он меня и любит и видеть в то же время не может, - Ринат пожал левым плечом. -Ведь он растил меня, а оказалось…. Это как подарить компьютер, но не отдать его. Типа того…. Будто я в чем-то его подвел. Но я-то сам этого не хотел, понимаешь? 
После этого Ринат Коваль впервые улыбнулся. 

 2017г.

Третьи сутки они были в пути. Сквозь ночь и день, красные рассветы и густые уже осенние туманы. Дороги разбитые, изломанные, словно чьи-то судьбы, кривые повороты, запахи болот и толстые стволы старых ив проносились мимо. Сколько их уже было? Счетчик белого микроавтобуса отщелкивал километры и мерно поскрипывал, пронзая светом фар бескрайние луга, поросшие курчавым бурьяном, с торчащими невысокими муравьиными холмиками. 
Арсений сменял Олега за рулем, пристально всматривался в дымчатый горизонт, щурился на сочный, дающий надежду закат, таращился при дальнем свете фар в ночную непроглядную и опасную темень. Он видел, как проносится над дорогой крупная ночная птица, видел, как молодая лисица, сверкнув глазами и взмахнув пушистым хвостом, убегает в бурьян, видел, как ярко светится в безлунном небе Венера. Он был сосредоточен и спокоен, понимая, что удерживает сейчас в своих руках ситуацию, и что все должно получиться. 
Больше всего в пути им нравились утренние остановки, когда на изрезанном наступающими горами горизонте стремительно светлело, и было прохладно, и сыро до дрожи и вздыбленных на руках волос. За брюки цеплялась мокрая паутина и всевозможные репейники так и льнули к ногам, голубеющее небо казалось здесь слишком высоким и чужим. И еще зевалось, и ужасно хотелось спать. Тогда умывались, поливая друг-другу из пластиковой бутылки, ставили на обочине спиртовку и засыпали в кастрюльку молотый кофе. 
Постепенно рельеф местности стал меняться и вместо болот и заливных лугов пришли им навстречу разлапистые суровые ели, сосны, сходящиеся шатром. Захар достал зеркалку и снимал, снимал, с любопытством осматривая непривычную местность. Иногда ели сменялись светлыми, желто-зелеными полянами тонких молодых берез, невысоких и стройных и было ощущение, что осень гонится следом за белой, заляпанной серой грязью до самых стекол машиной. 
Населенные пункты встречались все реже. Это были крохотные полузабытые деревни, окруженные деревянными серыми некрашеными заборами деревянные же дома. Теперь перед путниками простирались раздолбанные грунтовки, густые смешанные леса и частые ручьи с чистой, пахнущей талым снегом водой.
В одну из ночей расположились в единственной старой гостинице маленького городка. Сняли два дешевых трехместных номера.  Свернутые в стопку на кроватях возлежали трогательные и не знающие сносу, колючие верблюжьи одеяла. Ребята довольно жмурились. Все заметно устали за эти дни, обросли, осунулись лицами и исхудали. Однако же, пахнущие дымом и ветром, улыбались, разгружая из багажника рюкзаки со сменной одеждой и прочими немудреными пожитками. 
Вокруг, на много километров, сплошной лес. Ночь темная, густая, туманная, тихая, еле слышно шелестящая густой листвой за приоткрытой деревянной рамой. Листья высоких тополей колыхались, точно от чьего-то дыхания, в сырой траве легонько шлепал кто-то… Ринату бы понравилось здесь. У него же детская душа.
Этот человек не повзрослел до конца. Точно его психологический возраст замер на том моменте, когда мама и папа разъехались, оставив тринадцатилетнего пацана где-то рядом с собой, но на расстоянии. И он умудрялся выглядеть одиноким даже среди коллег и друзей, в целой толпе людей. И никого не искал, и никого не подпускал. Он и сейчас – один. Где-то далеко и в то же время близко. 
Арсений, лежа на спине, бездумно пялился в слабо белеющий потолок. Медленно расслаблялся и тихо засыпал.
Завтрак в гостинице начинался с семи утра. Без пяти минут семь вся команда, уже готовая к отъезду, устроилась за квадратным пластиковым столом, покрытым новой, толстой, блестящей клеенкой. Сонная полненькая девчонка в облегающих черных лосинах и с плохо расчесанными волосами, таскала на стол тарелки с яичницей и толсто нарезанным хлебом. 
Пятеро сидящих за столом мужчин выглядели как любители «дикого» отдыха. Никто бы не угадал в двоих из них, густо обросших щетиной и одетых в заношенные вылинявшие штаны, кандидатов биологических наук, а третьем - тонком и невысоком, не выпускающем из рук фотокамеры, рыжем, длинноволосом и ухоженном, утонченном на вид человеке – мастера спорта по экстремальному альпинизму. 
- Точно в прошлое вернулись, - усмехнулся Денис. - Даже запахи те же. 
Старая кафельная плитка на полу гостиницы, вся в мелкую трещину, напоминала старый советский магазин из раннего детства, куда с родителями часто заходили за колбасой и пивом на розлив, и где неизменно пахло этой самой колбасой и еще до тошноты противно - хлоркой. 
За окном провисло сырое небо, в заросшем дворе громко чирикали, садились на приоткрытое окно, взъерошенные воробьи. Там же степенно расхаживали, хлопали крыльями и уютно, с деревенским акцентом, кудахтали породистые невиданные мохнолапые куры.
- Этот горлодер сраный, их петух, разбудил меня в четыре утра. Убил бы голыми руками, скотину, - пробормотал в свою чашку Олег.
- Не знаю, я ничего и не слышал. 
- Да к тебе медведь будет стучаться в спальник, ты не услышишь. Счастливый ты человек, Денис…
- Ребят, а тут есть вай-фай.
- Наконец-то. А то, чем дальше в лес – тем… пароль таки нужен. Де-евушка!
Арсений поставил локти на стол и сцепив пальцы прижал их к губам. Темные его, внимательные глаза скользили по серым, давно не крашенным стенам. Волнистые отросшие волосы, с ранней тонкой сединой, сбились на затылке в осиное гнездо, а на загорелом толстокожем лбу вздулась вена. Он все утро молчал, переживая про себя яркий, болезненно правдивый сон, укравший у него ощущение правильности происходящего. 
А он привык доверять интуиции. Она, как родная мать, никогда не подводила его. Как же, сфера их работы…доверять интуиции было правильно и необходимо. Порою только она вела, их, этих избранных, к искомой неведомой цели. 
Олег заметил его настроение. Отложил покоцанную жизнью алюминиевую вилку и тихо спросил его:
- Все в норме?
- Да, в общем-то да. Наверное… 
- Мы давно не выезжали, Сень.  Вдобавок уже измотались. Не грузись.  Ты поешь лучше. Сделаем все, что сможем. Не впервой. – Он подвинул ему тарелку с жидкой, трясущейся яичной массой.
Арсений кивнул, точно ждал этих слов.  Острые скулы задвигались, он потребовал себе второй стакан кофе.
Горы стали подрастать. Если вначале это были малыши, пологие, припорошенные яркими пушистыми кустиками и стройными деревцами, то теперь они стали подростками, смелыми, уверенными и порой агрессивными. Остроконечные густорастущие ели вдоль узкой, усеянной выбоинами дороги, создавали мрачную и зловещую тень. Солнце было скрыто за пеленой низких и тяжелых туч, небо грозило дождем. Ветер пах травой и низинной болотной сыростью. 
В дороге Олегу стало плохо. Его пару раз вырвало, подскочила температура. Пришлось делать несколько остановок, одну из них – у неглубокой, полноводной речушки. Берега ее были пологими и поросли мелким желтеющим камышом. Часть берез, окружавших берег и дорогу, была поражена грибом и потому деревья погибли в самом расцвете сил. Белые нежные стволы лежали в густой и сильной траве, похожие на скелет давно павшего здесь гиганта.
 На стоянке Захар, одухотворенный дикой, естественной природной красотой, обходил окрестности со своим приросшим к рукам фоторужьем. Арсений следил глазами за его перемещениями, отмечая среди листвы его голову по рыжим, собранным в хвостик волосам. Казалось странным это почти полное безмолвие, нарушаемое лишь легкими всплесками, да мерным шумом текущей воды. Ни голоса птиц, ни хруста веток, обычно сопровождающих лесную жизнь, не было слышно. Он опасался хищников, суровых и стремительных, а Захар все бродил по склону, среди стволов смешанного леса, словно зачарованный и срывал что-то с кустов.
До указанных координат оставалось меньше трети пути. К ночи начался дождь. Дворники непрерывно работали, смахивая льющуюся с неба влагу, Арсений включил в машине печку и Олег, принявший дозу лекарств, закутанный в одеяло, заснул, вытянувшись в хвосте микроавтобуса сразу на трех освобожденных для него сидениях. 
Ближе к вечеру Арсения за рулем сменил Денис. Машину трясло на ухабах, днище звякало о камни, крупные, все чаще встречающиеся на пути. 
Арсений достал из бардачка семиваттную рацию, вставил новые батарейки. Включил от нечего делать и начал шерстить диапазон. В эфире было настолько тихо, что возникало тревожное и щекотное ощущение оторванности от мира людей, полной изоляции в этом чужом и суровом краю.
Машина медленно ползла в гору, все чаще колеса проскальзывали на мокрой дороге, по обе стороны которой стеною стоял густой и темнеющий лес. Они находились словно в глубоком, уходящем в даль, туманном тоннеле. Дождь то переставал идти, оставляя в воздухе плотное, похожее на облако, марево, то вновь усиливался, собирался на лобовом стекле в крупные капли.
Арсений уронил рацию на колени, обтянутые толстой и грубой джинсой, задумался, хмуро глядя перед собою.  Все происходило слишком легко, неправдоподобно и стремительно. И именно поэтому ощущение тревоги и ожидание подвоха не давали ему покоя. Арсений, словно старая лисица, втягивал носом воздух, пытаясь понять, откуда ждать опасности. Он был в ответе за этих людей, за свою команду. Перед их родителями и женами, которых он давно знал в лицо.  С возрастом он научился ценить здоровье и жизнь, стал разумнее и проще.
Развернутая измятая карта Пермского края лежала на соседнем сидении. До въезда на территорию заповедника оставалось проползти немного, километров двести. На сколько они растянутся при такой погоде, да еще и ночью, сказать было сложно. Решено было сделать привал и дождаться утра, чтобы приехать отдохнувшими и продолжать дальнейший, уже пеший путь. 
В сумерках, уже почти полностью окутавших местность, маленький белый микроавтобус с желтым светом фар, похож был на заблудившегося светляка, бодающегося с непогодой. Каким-то чудом свет выхватил из сумерек небольшую, очищенную от деревьев поляну у дороги – удобное место для кемпинга. 
Остановились, кто курил – вылезли из автомобиля, остальные, негромко переговариваясь, принялись тормошить мобильный холодильник на предмет ужина. Олег проснулся, весь в поту и тоже голодный. 
Дмитрий нервничал, хотя и старался это скрыть. Арсений, глядя на него, худого и нескладного, с острой и редкой щетиной, покрывающей костлявый подбородок, подумал о том, что тот испуган. На самом деле парень он был толковый и едва ли не умолял командира взять его в команду. Пришлось, времена были нелегкие, и к Арсению очередь из желающих за такую мизерную зарплату таскаться по горам и долам, не наблюдалась. 
Дождь не прекращался. Холодный и мелкий, он часто стучал в лобовое стекло, но в машине, где работала сплит система, было довольно тепло и уютно.  Для экономии включенными оставили только габариты, и ночь, темная, беззвездная, проникла в их тесную компанию. Арсений, как всегда, последним потянулся за своим холодным бутербродом, как вдруг у него на коленях ожила позабытая, не выключенная рация. 
Она зашипела по-змеиному тихо, опасно, и Арсений, ошарашенный, застывший с протянутой к еде рукой, услышал свое имя. 

***
Он выругался, выплевывая слова с досадой и болью. В его интонации злости было напополам с горькой обидой. Он осознал все, едва только услышал знакомые интонации, не разобрав даже первого слова. 
В бешенстве он выскочил из машины и совершил марш-бросок по скользкой дороге вверх и обратно. Захар включил дальний свет фар для того, чтобы видеть в лесной темноте перемещения осатаневшего командира. Из оружия у них при себе был только травматический пистолет, один на всех. Полагалось, что мирной экспедиции оружие ни к чему, а встреча с медведем или волком в случае чего, должна пройти на дипломатических тонах и закончится мирно.
Отброшенная рация молчала и тихий, вкрадчивый голос больше не давал о себе знать. Арсений вернулся в машину, громко хлопнул дверью. Его колотило, причем явно не от холода.
- Ну и где он? Впереди или позади нас?
- Полагаю, что догоняет. Кхм…. Обновленные данные мы получили прежде них… я так полагаю. 
Олег теребил, перекладывая поудобнее большую карту. Всем было неловко, тоскливо, неуютно. Коваля уважали, его ценили и скучали по нему…
- Но неужели в ту же минуту и им…
- Не обязательно. Они могли узнать и позже, но долететь на самолете. Что, скорее всего, и случилось. Не торопясь и не волнуясь. А здесь уже просто пересели в машину. 
-Твою ж….
Он ненавидел в себе эмоциональность. И поскольку по темпераменту был скорее холерик, то душил и давил в себе все эмоции, как мог. Но в те редкие моменты, когда они брали над ним верх, соображать он не мог. Олег, заболевший и осипший, спокойно объяснял ему, как именно их догнали «хвосты» за эти несчастные полторы недели. Когда и до цели-то оставалось всего ничего. 
- Ничего!
- Хорошего ничего. Это же Ринат, - зло выдавил Денис. – Конченая сука, вот уж действительно, кто бы мог сказать. Его можно только пристрелить, по-другому он не остановится. И ведь совершенно неважно у кого воровать, главное – урвать свое. Похер на бывших друзей….
- «Бывших» - ключевое слово, - глухо парировал Захар. –Ты и сам пару дней назад о чем говорил? Что тебе все равно на кого работать. Вот и ему, стало быть, все равно. 
- Я команду имел в виду!  Команду целиком. Если ты не понял меня!  А этот ушлепок что сделал? Он же продал нас... 
- Пока ничего не ясно. Мне нужно с ним поговорить. 
Арсений взял рацию, неловко выбрался со своего места, чвякнув в лужу кроссовком. Отошел от микроавтобуса, оставшись под дождем в объемном дождевом плаще, в наброшенном капюшоне, окутанный облаком мутного желтого света.
- Черт бы тебя побрал!
- …Ребята… Как у вас дела? Прием.
- ……
- Сень, это ты? Как самочувствие? Прием.
- Я, честно, не знаю, что тебе сказать. – Арсений по-детски шмыгнул носом. Дождевая вода, хлеставшая в лицо, капала у него с налипшей на лоб челки, бровей и с подбородка. Он этого не замечал.
- …ш-ш-ш…Можешь ответить на мой вопрос для начала.
- Мне не до светских бесед. Ринат?  
- …ш-ш-ш-…А куда делся Серега? Прием. 
Арсений тяжко вздохнул. Знает. И про Серегу и вообще – все! 
- Его жена месяц назад родила тройню. Он не мог поехать с нами по вполне понятным причинам.
- …ш-ш-ш-ш… Ну надо же. Взял, стало быть, декрет. 
Арсений плотно прижимал рацию к уху.
- Скучаете по мне? 
- Плачем каждый день. Всей гурьбой. Что тебе нужно, Коваль? Признавайся.
- …ш-ш-ш-. А Захар, как там? Я слышал, у него была фотовыставка прошлым летом. 
- Тебе поговорить не с кем? Если так сильно соскучился, то подъезжай, будем рады. Расскажем все как есть. Где ты, Ринат? Прием.
- …ш-ш-ш…Радиус действия этой штуки до десяти километров. Так что не очень далеко. 
- Понятно. Куда ты теперь направляешься? 
- …ш-ш-ш…по следу зверя. У меня собой хорошее ружье. И пара патронов…. 
- …Ринат! Ну и зачем тебе на руках чужая кровь?
- …ш-ш-ш…Риторический вопрос, Сень. 
- Вполне конкретный был вопрос! Ты на чужой территории, охотник. Ты запах пороха чувствуешь? 
- …ш-ш-ш…
- Прием. Прием! Ты меня слышишь?
- …ш-ш-ш… я сам добыча, Сень.
Рация заглохла, Коваль отключился. Арсений опустил правую руку, ощущая как мышцы в ней свело судорогой. Вода затекла под его плащ, в горле подозрительно саднило, теперь он чувствовал, что продрог. И было ощущение, что побывал где-то в другом месте, опасном, ветреном, безлюдном, совершенно пустом. 
Назаров еще пару раз шмыгнул носом, переживая это новое, незнакомое ему доселе чувство.
- Предатель…, - пробормотал он про себя. -Поверить не могу.
Он вернулся в машину и отчетливо произнес ожидающей его решения команде. 
- Он рядом. С кем и как, неважно. Движемся вперед. И как можно скорее. Или они нас, или мы их. Третьего не будет.
Утро застало их в пути. В полной боевой готовности. Осторожных, внимательных и собранных. Машина мчалась вперед и вверх, рассекая туман. В сонном, медлительном рассвете показались горные хребты, поросшие снизу густым хвойным лесом. Лес казался голубым, кое-где из него рвано торчали острыми клыками серые горные породы. Спустя несколько минут небо над вершинами заалело, и туман быстро опустился к низу, молочной рекой утекая в долину широким ковром, простирающуюся позади них. Теперь впереди были только горы. А над вершинами, в желто-красном уже кружили легкие, похожие на парусники, облачка.
Автомобиль спотыкался на горной дороге, двигаться становилось все сложнее, поскольку само понятие «дорога» мало было применимо к этой корявой, закиданной камнями горной тропе. Все чаще встречались суматошные, чистые и холодные горные ручьи. Хилые деревянные мостики, проложенные через них, не вызывали доверия. Автомобиль опасно кренился, западал на бок. Третий по счету ручей оказался бурным, и дно его было устлано бесформенными, облизанными водой камнями. Арсений остановил машину, и все вышли поглазеть на полусгнивший мостик, через который им предстояло переехать.
Места становились все живописнее. В низине, посреди двух удлиненных холмов росли невысокие ели, белели кривые остовы засохших, потерявших кору, причудливо изогнутых сосен.   А берега вдоль ручья краснели, словно в брызгах крови. Назаров глубоко вдохнул свежий, пахнущий травами воздух и скомандовал устроить привал.  Но для начала с величайшей осторожностью перегнали машину. Пятнадцатиминутный перерыв оказался очень кстати. Пока ребята умывались свежайшей, чистой водой и ползали по земле, собирая в горсти ягоды брусники, Арсений, отошел в сторонку и включил свою рацию. 
Ринат был на связи.
- До-оброе утро.
- Ты, надеюсь, в пути? Движешься по направлению к дому? 
- вш-ш-ш…Тебе ли задавить мне такие вопросы? Мы разве не поняли друг друга?
Голос у него был таким же ясным. Арсений скривился, словно от куска лимона во рту, представляя в этот момент его лицо.
- Это ты меня не понял! Тебе здесь делать нечего! Если только ты не хочешь мне безвозмездно помочь, либо вернуться назад в команду.
- Вш-ш-ш… Хм… А ты бы меня принял? 
- Я бы тебе вмазал! – все-таки не удержался Арсений.
- Ш-ш-ш…Сень, ну как ребенок, честное слово. 
- ……
- Вш-ш-ш… Арсень, не стоит принимать все настолько близко к сердцу. Жизни меня учить не надо, учителей у меня и без того хватает. Ш-ш-ш… Ты же умный, ты же понимаешь, что здесь нет ничего личного.
Арсений захлебнулся воздухом, закашлялся. Понял, что проглотил назойливого мелкого комара, что вился возле него.
- Кх… мх…. У нас к тебе, Ринат, тоже личных претензий нет. Чисто профессиональный интерес. Где ты? И с кем?
- Я рядом.
- Ты видишь меня?
- вш-ш-ш… Не настолько близко. 
- Кто тебе сообщил данные?
- Я не могу тебе сказать.
- Понимаю. Сколько вас там сейчас, большую команду собрал?  -переключая режим, Назаров злобно щелкал кнопкой рации, едва ли не вдавливая ее внутрь прибора.
- Вш-ш-ш… Какое это имеет значение? Битвы все равно не случится, - Ринат казался безмятежным, по крайней мере, его голос не выдавал никаких эмоций.
- Хотите перерезать нас сонных?
- Вш-ш-ш… А вы вообще спите? Я думал после того, как мы сели вам на хвост, сон для вас непозволительная роскошь…
Арсений не дослушал и психуя вырубил рацию. 
Снова глухо закашлялся, сплюнул, вытер рот рукавом, смотря исподлобья на плетущуюся вверх дорогу. Было жаль…. До слез было жаль всего. 
Время стоянки уже вышло. Он не спеша приблизился к микроавтобусу, скользя крепкими кроссовками по влажной траве. Осмотрелся. Из-за горных вершин вот-вот должно было показаться солнце. И воздух теплел с каждой минутой. Густо пахло землею, освежающе - талым снегом и мокрой травой.
Команда потянулась к нему. На осунувшихся от усталости лицах - вопросительные взгляды.
- Эх, ребята…
Арсений, хмурясь покачал головой. И нахмурился еще сильнее, когда увидел выставленную позади автомобиля алюминиевую, видавшую виды мятую канистру.
-Что это еще? Зачем бензин?
Никто не ответил, лишь только Захар нервно поправил очки на тонком, интеллигентом носу. Арсений догадался сам. Затем почесал небритый подбородок, смеющимися темными глазами оглядывая свою команду.
- Вы че, с дуба рухнули, пионеры? Однако, скажу я вам, ну и народец у нас работает.
Дым поднимался почему-то черный, словно жгли покрышку. В таком диком, таинственном и совершенно безлюдном месте их действия напоминали языческий ритуал. Было очень тихо, поэтому треск головешек отчетливо разносился по влажной, сырой после ночи низине. 
Арсений щурился и хмурился, втягивал носом горьковатый запах сгорающих бревен и все никак не мог понять причины собственного беспокойства и недовольства. Словно кто-то назойливый внутри него давил на легкие и на сердце, не давая жить полной жизнью, постоянно напоминая о старом невыполненном долге, или о какой-то давней, нанесенной другу, не прощенной обиде. 
Но он, как говорится, простил и отпустил Рината. И до последних событий думал о нем, как о друге, скучая по прежним временам. Но теперь все чаще к нему приходили мысли о том, не обидел ли он его чем-то? Возможно, было что-то такое, не замеченное им, что изменило их дружеские отношения на противоположные…, но ничего припомнить он не мог.  Для себя уход Коваля из команды он объяснил исключительно его честолюбием. Они работали вместе одиннадцать лет. Исследовали, изучали, учились, колесили по долам и горам, выезжали на раскопки в другие страны, не спали, голодали, были разлучены с семьями. Но ощутимых результатов так и не добились. И не потому вовсе, что не везло или плохо работалось. А лишь потому, что особо ценные их находки и разработки не предавались огласке, тщательно засекречивались, тонули в тоннах бумаг, компьютерных файлах и лабораториях. Арсений думал, что его ближайший друг и напарник просто устал так сложно жить и работать впустую. В ту пору Ринату как раз исполнялось тридцать. И он заметно депрессовал, периодически жаловался на скуку и хандрил. Его накрыл кризис среднего возраста, многочисленная требовательная родня донимала упреками в несостоятельности, да еще и скоропалительная, неудачная женитьба вымотала остатки его нервов. 
Глядя на догорающие головешки, Арсений испытывал душевный разлад. Было странное ощущение, что пути назад нет, что он не вернется домой. Сидя в машине и погрузившись в собственные думы, он даже не заметил, что Олег и Денис не поленились и натаскали на дорогу белых камней, из которых выложили корявую фигуру в виде кулака с оттопыренным средним пальцем.
- Вш-ш… Что, теперь и тебе пришло время сжигать мосты?
- Что? – Арсений лихорадочно тыкал большим пальцем, пытаясь нащупать ребристую кнопку сбоку.
 Дорога перед ними окончательно исчезла, сейчас под колесами была лишь тропинка, усеянная грудой камней. 
- Вш-ш-ш… Я не объявлял тебе войну. Я вышел на задание, я даже не знал куда именно… В то же время и на моем месте сейчас мог быть любой другой. Ты должен меня понять! А также – что я не брошу. Что я не умею делать ничего другого и жить по-другому не могу! Даже если я сам этого не понимал, когда уходил. ТЫ должен был знать и сказать мне об этом!
- Да чего он к тебе прицепился! Дай мне рацию, я тоже передам ему, уроду, свои приветы! 
- Подожди, Олег!  - Арсений дернулся, замотал головой, удерживая руль коленями и одной рукой, второй он пытался переключать режим рации.
- Алло! Ринат! Слышишь? Не знать этого ты не мог, не ври мне. Данные и координаты вы получили на двое суток раньше нас. И уж точно вас уведомили, кто из института будет направлен в эту точку. 
- Осторожнее! 
Днище жалобно и громко звякнуло о камень, дороги не стало, микроавтобус кидало во все стороны. 
Олег, сидящий рядом с водителем, схватился левой рукой за руль, но Арсений отпихнул его, делая знак, что все в норме.
- …ш-ш-ш… не было цели соревноваться с тобой! …знаю, только, что вас не хотели пускать туда. Это слишком опасное место. Они вообще никого не хотели посылать. Ты не знаешь куда движешься, Арсений! 
- Думаешь, я тебе поверю?
- За наемников никто не отвечает, вот в чем дело. Но вы не наемники. За вас им держать ответ. Вас слишком много…ш-ш-ш… остановиться, пока не поздно…мне до этого нет дела……ш-ш-ш…прошу тебя остановиться, я все тебе расскажу…
Арсений вслушивался, пытаясь понять прерывающуюся речь. Очевидно, значительно увеличилось расстояние между ними, либо на пути встали какие-то помехи. Ощущение опасности росло с каждой секундой. Интуиция редко подводила его, и сейчас она просто вопила внутри. У него взмокли руки и заныл затылок.
Ринат был сильным соперником. А еще, это был человек тонкий, сложный, мыслящий. Он всегда выполнял роль камертона в их команде. Не верить ему было нельзя. Но и верить после всего случившегося было невозможно.
- Да что там у него случилось?! Взбесился из-за моста?
- До-олжно быть, они как раз сейчас там застряли, - заикаясь от тряски предположил Захар.
Они теперь карабкались по каменной горе, тропа вилась вверх узкой серой колеей. Машину сильно кидало, ребята внутри держались за ручки и сидения, из-под колес летели камни. Арсений сбросил скорость, все еще пытаясь поймать сигнал. 
- Что он такое кричал про опасность? Радиация?
- Не знаю пока. Ринат! – закричал Арсений в рацию. – Не отвечает. Он знает что-то такое, чего мы не знаем…. Нет связи…Че-ерт!!! – закричал он снова.
Микроавтобус жестко подбросило на выступающем из земли валуне. Рация вылетела у Арсения из рук, взлетевшим коленом он крепко ударил руль. Машину резко крутануло и она, с грохотом выкинув из-под задних колес кучу камней, вскинулась на правый край дороги. Перед глазами Арсения и Олега, сидящих впереди, на секунду открылся захватывающий вид на просторную каменистую долину, поросшую мелким кустарником, устланную травой и сухими кривыми ветками. 
Туда они и устремились, жестко подскакивая и вихляя, сбивая с колес диски, со скрежетом и матерным криком внутри салона. Арсений, расширенными, бешеными глазами глядя перед собой, жал на тормоза что было мочи. Запахло паленым.  Лишь бы не перевернуться – молился он в эти долгие секунды. Машина скакала как на батуте, вот-вот рискуя покатиться кувырком – а это был бы конец, причем долгий, до самого низа этого склона и кровавая каша внутри консервной банки. Кусты с грохотом бились о дверцы, коряги с хрустом ломались, царапая днище. Нужно было остановиться во что бы то ни стало.
По склону они съехали метров на тридцать, но всем показалось, что гораздо дальше.  Но все это выясняли уже потом. Микроавтобус устоял.
- Все живы?! Все целы?!
- Твою ж мать! Я вообще не понял, как мы оказались внизу. 
- Захар, что с тобой?! Черт, тут дверь клинануло! Ребята, стекло!
Захар хрипел, схватившись за голову и уткнувшись в свои колени. Парни быстро выскочили наружу, и его, находящегося почти без сознания, вытащили с заднего сидения, уложили на землю. Головою он почти что выбил боковое стекло автомобиля. По лицу густо и страшно текла кровь, медные волосы быстро пропитались ею, и кровь стала густо капать на землю.
- Переверните набок, аккуратнее… вот так. - скомандовал Дима. Он весь подобрался, напряг желваки и его молодое, скуластое лицо сделалось строгим и внимательным. Команде он бросал короткие, отрывочные приказы.
- Арсений, аптечку! Олег, зажми вот здесь. Держишь? Не отпускай. Так. Расчехляй. Нет, другое отделение…. Скорее!
Командир вцепился в обмякшую кисть Захара трясущимися пальцами. 
- Да нормально все. Я в норме, - бормотал Захар, приоткрывая словно в полудреме кажущиеся сонными глаза.
- Помолчи пока. Не мешай. 
Все столпились вокруг, не обращая внимания на собственные травмы.  
- Череп весь цел. Царапина сильно кровоточит…, но кровь мы остановим, а вот что внутри…Захар, – молодой доктор наклонился к самому его лицу. 
- Да живой я. Не паникуй.
- Я не паникую. Я в ужасе. 
Захар слабо засмеялся.
Воздух точно застыл. Теплый туман висел над землею почти неподвижно. Пару раз с неба брался сыпать мелкий дождик, но быстро стихал. Низкие, серые и клочковатые, словно рваная вата тучи, наседали, так что сложно было определить который сейчас час. Во влажной тишине, нарушаемой лишь редким карканьем где-то вдали, внезапно послышался громкий и хриплый, очень близкий птичий крик. Мужчины, все, как один, вскинули головы.
- Уж не за нами ли? – фыркнул Олег, кося глазами на небо в поисках птицы.
- Дай фотоаппарат. - Захар попытался приподняться.
- Куда ты встаешь? Лежи и не дергайся. 
- Это же беркут. Где-то рядом.
- Подождет твой беркут. 
- Действительно, Захар, не дергайся сейчас. Лучше отлежись.
Арсений пристально глянул, вздохнул, поднялся с земли и молча направился к машине. 
- Ты куда собрался? – окликнули его.
- Хочу взять спутниковый телефон.
- Для чего? 
Назаров не ответил. Олег догнал его у накренившегося набок, поцарапанного микроавтобуса. 
- Что ты хочешь сделать? Мы сейчас вытащим машину и поедем дальше.
- Да как мы его вытолкаем, сам подумай? – Арсений копался в бардачке, судорожно перебирая сложенные карты, фонарики, батарейки и прочие нужные вещи. Руки у него все еще дрожали. -Нас теперь четверо на ногах, и кто-то еще должен за рулем быть. Машина, скорее всего, все. -Арсений нашел телефон, схватил в охапку рюкзак и захлопнул дверцу. 
- Все нормально. Ждите.
Проходя мимо, он похлопал Олега по плечу и направился вверх, к дороге.
Олег провожал его тяжелым взглядом.
- Это все случилось из-за Рината. Что такого он тебе сказал? – крикнул он вдогонку.
Назаров остановился, но не обернулся. 
- Я не должен был разговаривать с ним по рации, пока вел машину. С меня и весь спрос. Я скоро. Мне нужно подумать. Пока ничего не предпринимайте. 
В последующие два часа четверых, затерявшихся в диких горах мужчин окружало лишь облачное, светлое безмолвие. Захар приходил в себя лежа на спальнике, остальные бродили по округе, негромко переговариваясь, осматривали автомобиль. Воздух был пропитан прохладной влагой, и дышалось легко. Видимые из-за сосновых макушек, дальние серые вершины тонули в сыром облаке, а чуть ниже, сквозь эту морось проглядывали зелено-красные пятна лиственных деревьев, готовящихся к приходу долгой зимы. Тишина и бесконечное умиротворение никогда не покидали этих мест, природа здесь являлась взору вечной, незыблемой, строгой и всевластной. 
- Из всех мест на свете больше всего я люблю горы. Даже удивительно, как хорошо и быстро они вправляют человеку мозги.
Захар наконец-то приподнялся, сел, и теперь с улыбкой глядел вдаль. Устроившийся рядом молодой доктор еще раз осмотрел его. Затем устало вздохнул и перевел глаза на горизонт. 
- Особенно все вокруг начинаешь любишь в тот момент тогда, когда остался живой. Несмотря ни на что.
- Хм… Ты что же, думаешь с нами впервые такое произошло? Молодо-зелено, Димка. Мы еще из не таких переделок выкарабкивались. 
- Ну и?
Тот сипло усмехнулся.
- Назаров в болоте тонул. Знаешь, что такое настоящее болото? Километры жижи, кочки, газы, испарения, вонь, вздохи, вой, скрежет…черт-те знает что.  Он очень не любит об этом вспоминать, потому что он тогда так орал с перепугу, что потерял голос, так шлепал руками по воде, что чуть не взлетел. Говорит, что был уверен, что его тянут за ноги вниз.  Мы его еле вытащили втроем, будто и вправду что-то держало. Хм… А Коваль однажды в лесу…, пнул гнилое дерево. Делать ему нечего было, дураку. Из дерева посыпались шершни. Видел шершня хоть раз? – Захар выдержал паузу, поднял руку и развел большой и указательный пальцы показывая доктору размер насекомого. - Мы все бежали так, как марафонцы никогда не бегают. Мы пока неслись, сшибали все пни и ломали подлесок. Бежали как лоси. А сколько раз травмировались, падали, тонули в грязи и застревали посреди снежного бурана. Самое тяжелое дело было, когда Олег сломал руку. Сорвался со стены пещеры, в которой мы тогда работали. Но деваться ему было некуда. Повыл, покорчился малость на земле. Серега всадил ему укол и шину смастерил из коры, нашел там какой-то подходящий желобок, ничего все там как надо срослось. Мы прожжённые давно и от царапин не помрем, не переживай.
- В публикациях об этом ни слова, - заметил Дима. - Складывается обманчивое впечатление. Будто ваша работа – сплошные приключения и путешествия.
- Так оно и есть. Сплошные приключения, - подтвердил Захар. -Привыкай. Бывало и хуже, так что не волнуйся. 
- Я привыкну. Но вы все, конечно, конченые психи. 
- Так точно. Других не держим.
- Но вот только еще этот ваш бывший рулевой… -Дмитрий покачал головой. - От него веет жутью. 
- Да ну, брось. – Усмехнулся Захар. - Коваль - он хороший. Есть такая порода людей «маяки».  Вот Арсений у нас – маяк.
Дима, не чувствуя логики в чужих словах, повернул к Захару уставшее, осунувшееся и небритое лицо. Захар молчал. 
- Ну хорошо. А Коваль тогда – кто? 
- Ринат он… свет. Понимаешь, маяк без света — это не маяк.
- Вот оно как? Ну, допустим… Но как он вышел на связь? Это ж ведь фильм ужасов, - продолжал Дима. -Я теперь все время думаю о том, что он где-то рядом, поблизости, стоит за спиной. Знаешь, когда напротив тебя закрытая дверь с матовым стеклом, а за ней – очертания стоящей фигуры. Отвратное чувство. 
Захар только усмыхнулся.
- Так почему он все-таки ушел? – торопливо спросил Дмитрий, ощущая неловкость за только что высказанные свои детские страхи.
Захар ответил не сразу. Он с легкой, расслабленной улыбкой долго смотрел вдаль. Профиль его был плавным, изящным, движения медлительными, подбородок и губы расслабленными, мягко очерченными. Очень необычный человек, - мельком подумал Дмитрий. - Такой спокойный. Но здесь они здесь все – уникальные. 
- Так почему же? – продолжил он, видя, что Захар не собирается отвечать. - Они крепко дружили, работали слаженно. И даже многие статьи ими написаны в соавторстве. Ведь так? То есть они все-таки дополняли друг друга, а не соперничали.
- Как Чип и Дейл, да? – Захар прищурился. - Может быть, мы просто стареем… 
- В тридцать пять-то лет? Такого не бывает! Господи! – Дмитрий резко привстал с земли. — Это еще что такое?!
- Где? – Захар развернулся, чтобы посмотреть на то, что так напугало их молодого медика. – А-а-а…, я уже подумал, что медведь.
Прыгая по камням, к ним быстро приближался неизвестный человек. Весь, с головы до ног в черном, издалека он был похож на отощавшего лесного ворона. 
- Да откуда он тут взялся?! Посредине гор? 
Захар тихо рассмеялся, дернул шеей и тут же схватился за повязку. 
- Ох! Догнал-таки, засранец. Как только умудрился? Вот и познакомишься.
Увидев гостя издали, остальные члены команды уже подтягивались к своему вынужденно разбитому на склоне лагерю. На приближающуюся, шатко прыгающую по камням фигуру пристально смотрели четыре пары глаз.
- Ребят, все целы?! – Первым делом спросил он.
Высокого роста, худощавый, темноволосый. Глаза – живые, ясные и встревоженные. Выглядел он превосходно.
Парни были настроены серьезно. Дмитрию стало не по себе даже не смотря на то, что он был уверен в том, что парням хватит выдержки не бить его. 
- Заводила где? 
- Воет на луну, - сквозь зубы ответил Олег. - Он же был за рулем. Как будто ты его не знаешь. 
- Представляю, какая его сейчас обуяла мировая скорбь. 
Ринат смотрел в лицо каждого, по очереди. Меньше всего он был похож на ученого: моложавый, щеголевато одетый, ухоженный, утонченный. Лицо нервное и чистое, с некрупными, правильными чертами. Глаза под темной длинной челкой отливали аристократической холодной синевой. Он как будто принес с собой что-то… чужое, холодное, опустошающее. Дмитрий всем нутром чувствовал нарастающую тревогу, его начинал бить озноб. Рваные, клочковатые облака, серые, будто старая ветошь, собирались вокруг. Становилось заметно холоднее и как будто сумрачнее. 
- На хрена ты это делаешь, а? – низким голосом спросил Олег. -Только вот давай сейчас без отговорок, типа того, что ты не знал и не ведал, чья это работа. Мы не ожидали от тебя такого.
- Меня наняли, - кратко ответил Коваль. - Отказаться было невозможно. 
- Брехня, - грубо бросил Денис. - Отказаться можно всегда. 
- Я не мог. 
- Подстилка ты, вот ты кто! - Денис сплюнул в траву.
Ринат благоразумно промолчал. Он вскинул глаза и уставился наконец на молодого доктора. Взгляд его был нечитаемым, непроницаемым. Это отталкивало. 
- Добрый день, - холодно сказал Дима.
Коваль кивнул и отвел взгляд.
- Я рад, что с вами все в порядке. Мне жаль, что все так вышло. А с у вас мостом получилось забавно. – он вдруг улыбнулся. И медленно перевел взгляд за спины ребят.
- Мы заберем у тебя машину. И поедем на ней дальше. Мы должны выполнять свою работу. А не играть в гонки на выживание. Со сворой нахлебников. Давай сюда ключи!
К удивлению Дмитрия, Ринат вытащил из кармана и послушно отдал Денису то, что тот просил. При этом Ринат продолжал смотреть сквозь них, точно все они были стеклянные.
- Радость моя, какими судьбами! – Раздался за их спинами громкий голос Арсения. -Стой, где стоишь, я сейчас буду с тобой говорить!
Ринат развел в стороны свои руки.
- Он, что под кайфом?  
- Нет. Он такой…, - Захар вздохнул. — Это не объяснишь. Да и незачем. В общем, он чувствует.
- Что чувствует?
- Землю, воду, горы… все. Он знает, где находится то, что нам нужно, у него чуйка, как у дьявола. Он как прибор – ни разу не подводил. Когда нет карты, когда темно и холодно: ему неважно, он просто берет и ведет за собой. Не знаю, откуда у него это. Он и сам, скорее всего, не понимает. 
- А я думал – Арсений...
 - Арсений — это голова. Он ходячая энциклопедия, организатор, добытчик, командир. Смелости и напора ему не занимать. Работа держится на нем и без него мы никуда. Да и он сам не сможет жить другой жизнью. Но с Ковалем все по-другому. Его работа отнимает много сил. Такой дар, это почти как наказание. 
- Так он поэтому ушел?
- Я не знаю. Скорее всего, нет. Жить по-другому он не может, поэтому он сейчас здесь. Мы все знали, что рано или поздно он объявится. 
Арсений и Ринат уже отошли довольно далеко, забираясь чуть выше по холму, и как по лестнице, шагая по серым, тонущим во мху и траве, гладким камням. Они шли рядом и до оставшихся внизу уже не долетали долетали отголоски их разговора. Неожиданно Назаров развернулся и со злобным лицом ударил Коваля кулаком в левое плечо. Тот отшатнулся, но даже рук не вскинул. Постоял с пару секунд, но затем покорно двинулся за уходящим вверх по склону Арсением.
- Может их догнать? – нахмурился Олег. - Как-то странно все это. Где его машина? Где его команда?
- Да какая теперь разница? Пусть уходят. Если они не разберутся сейчас, то дальше будет только хуже. Им нужно поговорить. И теперь, насколько я понимаю, конкуренции у нас уже нет, - тихо пробормотал Захар.
- Думаешь?
- Да. Арсений сильнее. Нам нужно поставить палатку и разжечь огонь. Давайте-ка примемся уже за дело. 

***
Уныло и глухо матерясь, Назаров шел вперед. Коваль, прихрамывая, плелся следом.
Они поднимались все выше, вверх по пологой, гладкой каменной гряде. Справа виднелся глубокий обрыв и узкий ручей на дне, слева вверх тянулась относительно ровная поверхность, заросшая травами и кустарником. Редкие деревца, встречающиеся на пути, были мелкими, ниже человеческого роста и искривленными, стволы и ветви их были серыми – цвета камня. 
У одного из этих деревьев Арсений, наконец, остановился. Развернулся, как по команде, и в упор уставился на Коваля. 
- Говори, с кем ты и где они. 
- Я один.
Назаров опустил голову и потер переносицу, жмурясь и морщась от усталости. Толстая кожа на его лбу бугрилась складками.
- Я действительно один. 
-Ты дурак? – Назаров одернул руку и вытаращился на Рината. 
Тот лишь пожал плечами.
- Я не могу тебе больше верить. 
- Тебе придется. Ты же знаешь, мне нужно верить. 
Ринат повернулся направо и посмотрел вниз, туда, где бурлила и казалась белой узкая полоска бьющейся о камни воды.
- Я действительно на задании, - продолжил Коваль. - Но это место… ни тебе, ни мне не стоит ходить туда.  Наиболее правильным будет сейчас вернуться домой. Сдать отписку и забыть.
- И что ты знаешь об этом? И откуда? Кто-то уже бывал там прежде? Тогда почему оно до сих пор не изведано?
- Я понимаю, что это невозможно. Это не про тебя. Мне жаль. Я мало что знаю, но и того достаточно.
- Тогда говори, мать твою! На кой черт ты пришел ко мне?! Соскучился, бл..? 
Ринат дернул тонкими губами.
- Не опускайся до этого. 
Назаров зашипел. Глаза у него налились кровью, вена на лбу вздулась, он сжал кулаки. 
- Я на работе, Ринат. Мне нет дела до твоих закидонов. Я прежде тебе об этом уже говорил! Или ты работаешь, как все, или же нет. Продолжай жрать водку и сходить с ума, но уже в другом месте. 
- Я это уже слышал.
- Кто нанял тебя? – Спросил Арсений.  - Ладно, -молчи. - Голос его смягчился. - Ну скажи мне тогда хоть что-нибудь. Ведь не зря же ты тащился за нами столько дней подряд. Ведь оно того стоит? Отвечай?
- Если ты туда доберешься, то это возможно станет твоим последним заданием. Это я могу сказать тебе с полной уверенностью.
Назаров серьезно глянул на бывшего напарника. Тот смотрел исподлобья, бледный, удрученный, очень серьезный и Арсений внезапно поймал себя на мысли, что так ему спокойнее. Ведь действительно ему гораздо спокойнее, когда этот человек рядом. Он талисман. И здесь он потому, что он должен быть здесь. Потому что тут его единственное место. 
Кривые деревца, камни и серые ватные облака заплясали в гигантском калейдоскопе. Шум далекого ручья усилился в разы. У меня что-то не то творится с головой, - подумал Назаров, хватаясь за виски. Кружится. Наверное, я заболел, или что-то в этом роде. Ударился, должно быть, в машине. Или просто старею. 
- Пойдем. – Ринат медленно приблизился и положил свою руку Арсению на плечо. - Я подведу тебя к краю. Ты же не успокоишься, пока не увидишь сам.  Я тебя знаю. Пойдем.  Нам с тобой жизни не будет, если мы повернем назад. Нам нужно туда, - он указал рукою наверх. – Идем, Сенька. Гори оно все синим пламенем. Все что было – было настоящим, остальное – пустое. Ты был прав.
Они карабкались вверх. Молча и быстро. Без компаса, карты, навигатора. Арсений смотрел в спину уверенно ведущего его за собой Рината и ему становилось все больше не по себе. Гора точно магнитом, тянула его к себе. Ноги казались тяжелыми, а сердце ухало, точно падало в пропасть.  Редкий и невысокий лесок вокруг пах хвоей и прелой травой. Становилось холоднее.
- Как твой сын? – спросил Арсений.
- Учится потихоньку ненавидеть меня
- Что это еще такое? 
- С подачи тещи, само собой. Как говорится, если мама считает, что ты долго спишь и много ешь, то это не мама, а теща, - равнодушно ответил Ринат.
- Тебе просто не повезло. 
- Знаешь, а я ведь старался. Я им по весне крыльцо переложил на даче, шланги протянул по саду, вскопал грядки. Приехали. Она и Маргаритка с Андреем. Мальчик, конечно, бегом ко мне. А они смотрят волчицами, даже чаю не предложили. Собрал тут же все вещи, ушел. Сын в крик, бежит за машиной. Лучше бы не приезжал. 
Арсений вздохнул.
- Это все не про тебя. Я предупреждал. Незачем было даже начинать ввязываться в это.
- Я только не понимаю почему? Веришь? Я просто не въезжаю. 
Арсений отмолчался. Про себя он все знал, поэтому даже не думал обзаводиться семьей. Если только найдется такая, способная ждать годами, сама воспитывать детей и жить без хорошего достатка. Пока не нашлась. 
«Нормальность» нас не принимает. Она давится такими, как мы», — так Ринат сказал однажды. Ритке он тоже об этом говорил, в самом начале. Рассказывал и о себе и своей работе, все, что мог рассказать. Она кивала, не слушая, не понимая, улыбаясь и влюбленно таращась в его непроницаемые глаза.  Он ведь был красив, как киногерой, загадочен, неповторим, очень перспективен.
«У тебя не получится вытянуть его из этого», — сказал ей Арсений, резко, напрямую, в самый первый момент, какой только ему представился. – Ты должна понимать. Стандартной, «как у всех» семьи ты с ним не слепишь. Ты посмотри на него «целиком», из чего он сделан. Ты такое там увидишь... Можешь мне верить.
Рита не поверила. Она лишь хмыкнула и сверкнула на него глазами. Маленькая, смелая, уверенная. Хищная и юркая, как ласка. Требовательная, городская. «Только не она, не такая как она». – Думал про себя Арсений, с тоской глядя на молодую невесту, перетянутую в тонюсенькой талии, приподнявшуюся на высоких каблуках. На свадьбе ему было худо. Не из зависти и не из ревности. От беспокойства. Ринат был тонкий инструмент. Хрупкий, драгоценный. Его, в отличие от Арсения, можно было сломать, он уже был надломлен. 
Разумеется, у них не получилось. Ринату было тридцать и, куда там, он уже совсем не кроился по нужному этой женщине лекалу. Лишнее от него уже было не отсечь. Работать вне команды он не смог. Заставляя себя, ломая и переделывая на требуемый семье лад, он начал гаснуть. Оплывшее, мятое с перепоя лицо – это все что видел перед собой Арсений последние два года. Ему было страшно, он понимал, что Ринат долго не протянет в таком состоянии. С ним случится что-то очень нехорошее. Он просил и даже умолял. Уговаривал его принять окончательное решение и угомониться. Почему-то он был уверен в нем, как в себе, был уверен, что тот одумается и вернется к работе.  Но когда услышал то, что произнес Коваль, то даже не сразу поверил себе. А когда все-таки поверил, то с проклятиями выволок за разодранную рубашку и с грохотом выкинул на лестничную площадку, вызвав у соседей жуткую оторопь, ведь они все десять лет знали Арсения как чудаковатого добродушного и великодушного холостяка-путешественника, неспособного и мухи обидеть. 
Сходят с ума медленно, вначале не понимая, что именно происходит. Ему так и казалось, что все как будто в порядке. Но голову как будто разнесло.  Он не чувствовал ног, не ощущал усталости, жажды, голода, боли, разочарования. Не было никаких чувств, точно он превратился в машину для передвижения. Носки берцев были исцарапаны о белесые камни, кожа висела лохмотьями. Он посматривал на свою обувь и плелся следом за своей ищейкой, тощей, нечесаной, заблудившейся, только что вернувшейся домой. Черная удлиненная куртка Рината маячила среди стволов и каменных многослойных пород, темный затылок мелькал на фоне облетающих желтыми пятнами листьев. При себе у Коваля был один небольшой рюкзак. Да и тот, похоже, с одной только водой, было слышно, как она тихо плескалась.
- Это дальше, чем я думал, - выдохнул наконец Коваль. Он остановился у юной прямой сосны и наклонился, упершись руками себе в колени. – Больше не могу. Трясутся руки и ноги. Он с укоризной исподлобья глянул, поймав взгляд своего напарника. - Ты как?
- Херово. Я едва выжил в аварии. А чем ты думал? Куда ты меня тащишь? Нужно вернуться и забрать ребят. 
- Нет, -Ринат продолжал исподлобья смотреть ему в глаза. – Нельзя. Ты должен помнить, что это плохое место. Ты должен понимать, о чем я говорю. А если не понимаешь, то поверить.
- Да что ты?  – Арсений, точно не слушая его, огляделся.
Снизу, будто догоняя их, на растянутый, утыканный корягами и каменными глыбами почти вертикальный склон, наползала едкая, чернильная, точно облако каракатицы, жидкая тьма.
- Нужно заночевать здесь. Иначе посворачиваем шеи.
- Да как скажешь.
Внезапно навалилась дичайшая усталость. Ныли все конечности. До темноты они едва успели собрать и наломать хворост, чтобы развести дымный сырой костер. Из еды у Арсения при себе была лишь молочная шоколадка, вся измятая. У Рината – его любимый сушеный подкопченный сыр, едко пахнущий и слегка отсыревший. Но зато в его рюкзаке нашелся еще и крупнолистовой чай, и крохотный подвесной котелок, весь в несмываемой саже. 
Горячий чай пили по очереди, передавая котелок из рук в руки. Сидя под невидимыми звездами и смотря в невидимую темную даль, грея один бок желтым костром и отмораживая другой росистой сыростью. Принимая импровизированную кружку у Рината, Арсений заметил, что руки у того мелко дрожат.
- Совсем замерз? Ты здоров? Выглядишь – так себе.
Ринат молчал. При слабом, колеблющемся свете костра его лицо казалось юным, таким, каким оно было тогда, в семнадцать с половиной лет. Арсений напряженно смотрел на него. 
- Да. Просто устал. Старею, видимо. Время пролетает так быстро, а сделано еще так мало. Ведь еще ничего не успели. Но зато хотя бы жили... так, как хотели.
- А то! – Усмехнулся Назаров, испытывая странную тревогу и почесывая колючий подбородок.  – Завтра точно дойдем?
- Завтра – конечно. Нужно поспать. У тебя спальник с собой? Очень холодно. 
Ринат уже начал клацать зубами.
Арсений подтянул к себе за лямку и сунулся в рюкзак, нащупал в темноте онемевшими пальцами и извлек тугую твердую тубу. 
- Держи. 
Ринат покачал головой.
- Всего один? Нет, я – так. 
- Так?!  Ты себе мозги что ли пропил? Гребаный городской чистоплюй. – Назаров бормоча развернул спальник, выкинул из-под ног пару камней и уложил его у дотлевающего костра. – Привык к ортопедическому матрасу? Как будто в первый раз тебе греться о мою спину. Как бы то ни было, но можешь себе представить, я рад, что ты здесь!  Я вообще не знаю, как мне без тебя работать, - Арсений вздохнул тяжело, и точно весь сдулся.  - Эти два года прошли впустую, у меня ничего не выходит, ты сам это прекрасно знаешь. А ведь работа – моя жизнь. Ты должен был вернуться. Догадался, ведь так? Поэтому примчался следом. Ни на кого ты не работаешь. Это твоя совесть тебя привела. За шкирку сюда притащила.
- Сенька, ты настоящий псих... - беззлобно усмехнулся Ринат, застегивая на себе куртку до подбородка.  – Ты чокнутый придурок, помешанный на странствиях. Ты бездомный больной бродяга. Думай, что хочешь. 
Обменявшись любезностями, они устроились рядом, застегнув куртки, нахлобучив неизменные черно-белые полосатые вязаные шапочки, подняв воротники и капюшоны. Замерли, спина к спине, беззащитные и сильные. В душах у обоих царил теперь долгожданный покой.
Тишина стояла мертвая. Ни шороха, ни хруста. Но они все равно напряженно прислушивались. Заснуть было сложно. Кое-где, в рваном прорыве между темных ночных облаков мелькали крупные звезды. Казалось, будто они летят над горами, летят бесконечно долго, хотят, и никак не могут оторваться от своей вечной траектории. 
- Благодать, - пробормотал Ринат в темный ночной воздух. – Как можно жить без этого всего? Мне так не хватало этого простора. Я ничего не боюсь, знаешь, Сенька, я это понял. Я. Не. Боюсь. Ни жизни, ни боли, ни смерти. Я все понимаю и все вижу. Потрясающе…
- Нормальные люди за этим знанием обычно уходят в пустыню. Или поднимаются в горы. – Глухо отозвался Арсений. - И живут там годами в одиночестве, голодая и безмолвствуя, познают свою истину. А ты куда ходил? В супермаркет за колбасой? Это там тебя так накрыло? Идиот....
Ринат затрясся от смеха.  Арсений только неслышно вздохнул, глядя в темноту. Костер уже погас и темнота, казалось, смотрела на него в ответ.
Утром воздух все еще пах вчерашним дымом. Было холодно и сыро. Молча, кое-как протерев глаза, поделив остатки шоколада и холодного вчерашнего чая, они двинулись дальше. 

***
Лохматые искривленные низкорослые ели как будто расступались перед ними, открывая покатые, усеянные светлым острым камнем тропинки. Местность казалась обычной. Неподвижные лысые тонкие кустарники перемежались искривленными, стелющимися по земле колючками. Почва и камни, редкие пучки травы были будто покрыты налетом желтоватой пыли. Вокруг, впереди, позади, куда ни посмотри, перекатывался клубами молочный утренний туман. Не было видно ни низа, ни верха, как будто не было у них ни прошлого, ни будущего, только одно единственное настоящее. Туманом был холодным и здорово бодрил. Вначале их потряхивало от холода, но вскоре, согревшись от движения, Ринат и Арсений ускорились, бодро и шустро карабкаясь наверх.
- Гора становится все круче. Что там дальше? У нас нет снаряжения. 
- Оно не понадобится.
- Уверен?
- Там равнина, - уверенно произнес Ринат. – Макушка этой вершины плоская.
- Откуда ты знаешь?
- Рассматривал фотографии, сделанные со спутника.
- Да что там можно было рассмотреть? 
- Достаточно.
Арсений остановился. 
- Ты недоговариваешь. Я вижу. Я чувствую подвох. В горах так нельзя, Ринат, ты же понимаешь. Я не могу идти с тобой, - бросил он в его черную спину.
Ринат, прошедший чуть выше по склону, остановился и оглянулся. 
- А ты поверь. Как обычно. Тем более, у тебя нет выбора. – Он криво улыбнулся.
- Да чтоб тебя!
Лицо напарника было спокойным и расслабленным, но при этом его лоб покрывали крупные капли. Это выглядело пугающе, будто у Рината было плохо с сердцем.
Туман, - догадался Назаров. И смахнул такую же влагу со своего лица. Он сделал пару шагов вперед, но внезапно за шорохом своих шагов услышал легкий и далекий мелодичный перезвон, точно тонкие хрустальные колокольчики звенели где-то у него над головой. Этот звук длился секунду, может две, не больше.
Взгляд Рината тоже заметался по сторонам, он завертел своей темноволосой головой. Но виден был лишь густой туман, клубящийся, цепляющийся за камни и ветки.
- Не спрашивай, я тоже не знаю, - буркнул Коваль. – Ты сейчас готов обвинять меня во всех грехах, готов видеть подвох в каждом моем движении. Но я тебе хочу сказать, что мои знания обо всем этом – теория. Как и обычно. Я выстроил свою схему, основанную на изученном материале. И сделал свои выводы.
- И ты редко ошибаешься... У тебя интуиция дикого зверя, - вздохнул Арсений.
- Так выходит, что редко, да. – Ринат снова посмотрел по сторонам. – Но теперь мне сложно...это немного за пределом понимания, слишком...
- Невероятно?
- Не то. Но я не могу подобрать правильного слова.
- И...
- Я не хочу говорить о том, в чем не уверен. Ты должен будешь составить свое мнение о том, что увидишь, а не опираться на мои предположения.
Арсений пристально смотрел на него, пытаясь выцепить ложь. Но у него не получалось.
- Ты говорил, что там опасно. 
- Это тоже предположение. Я лишь подозреваю... но, возможно, это худшее из того, с чем мы сталкивались. 
- Ну теперь-то мне все ясно, конечно.... 
Он угрюмо двинулся дальше, громко шурша подошвами ботинок. Мелкие камни разлетались из-под его ног. Арсений прошел мимо застывшего Коваля, ощутил на миг идущее от него тепло.  Задумался, погруженный в невеселые перспективы будущего. Он чувствовал лишь злость и усталость. Обернувшись через пару десятков метров, оттого что не было слышно чужих шагов, Арсений понял, что не видит и не слышит его. 
Тонкий, тревожный, точно поющий звук донесся снова. Откуда бы в диких горах взяться таким колокольцам? Арсений вскинул глаза. Вверху тоже клубилось туманное сероватое облако. Туман – странная штука. Он придает действительности мягкости, загадочности, жути. Меняет расстояние, формы, звуки и голоса. Пугает, заставляя человека чувствовать себя беззащитным. Но на самом деле – это всего лишь туман. Обычное природное явление, часто бывающее поздней осенью. А колокольчики – творение человеческих рук. Все, возможно, гораздо проще, чем кажется.
Звон не усиливался. Но и не утихал теперь. Все же странно. Звук был нестройным, многоголосым, тонким, нежным. Арсений вслушался, напрягая все свое внимание. Нет, все-таки это были не колокольчики... 
- Коваль, ты где?! – заорал Арсений, сложив ладони рупором. – Ты почему отстал? Иди на голос!
Послышался сухой шорох камней.
Ринат спустя несколько секунд выскочил из тумана, черный и гибкий, похожий на пантеру. Его лицо было белым, только чернели под черными прядями глубокие глаза с расширившимися зрачками. 
- Бежим! Бежим! – задыхаясь крикнул он. – За мной! 
Арсений вздрогнул.  Ноги его отпружинили сами, он бросился следом. 
Теперь они передвигались не вверх, а вдоль возвышенности. Бежали очень быстро, подпрыгивая, высоко поднимая ноги. В таком сильном тумане их передвижение являлось наихудшей глупостью, грозило страшной бедой. Назаров понимал это, но не мог заставить себя остановиться, потому что видел впереди, буквально в трех метрах перед собой, болтающуюся куртку Коваля. 
Туман становился плотнее. Он налетал сверху, точно нападая, клубясь густыми шарами, тяжелый, холодный. Забивал нос и рот клочьями серой холодной ваты. 
- Скорее! – Кричал, не оборачиваясь Ринат. – За мной! Ни на шаг!
Теперь они бежали наверх, чуть наискось от прежнего маршрута. Арсений уже почти ничего не видел, захлебывался туманом, уверенный что вот-вот, и они оба упадут в каменный колодец и будут лететь долго, нудно, ударяясь о камни, скатываясь, подпрыгивая на выступах и оставляя за собой тягучие кровавые густые следы. Сердце у него подпрыгивало и гулко билось о крепкую грудную клетку, а в горло болезненно сжималось. 
- Где же это…Где оно... Здесь, смотри, Назаров, ищи!
- Да что искать?! – Выкрикнул раздраженно Арсений, оглядываясь, как сумасшедший в поисках незнамо чего.
Вокруг них были лишь камни, покрывающие крутой твердый склон, устланный туманным покрывалом. Ничего не видно дальше четырех-пяти метров.
Стало совсем тихо. Ни звона, ни шороха. И дышать почему-то было больно. Горло сжималось, остро болело в груди.
- Наверх, давай наверх!
Они пробежали еще несколько десятков метров. Показались кое-какие редкие кустарники, и внезапно – деревянный гнилой столбик, вышиной по пояс, серый, полуосыпавшийся.
Коваль схватился за него правой рукой. И двинулся наверх, там, в нескольких метрах был еще один такой же столбик. Между ними была натянута ржавая проволока.
Оба задыхались. От холода сводило пальцы рук, воздух был колючим и жестким как металлическая кухонная мочалка. 
- За мной, за мной! – Ринат обернулся, боясь потерять Назарова.
Еще несколько столбиков и вот из тумана показалось кособокое деревянное строение. Что-то вроде древнего низкого домика с плоской деревянной, покрытой мхом крышей. Ринат рывком распахнул перекошенную узенькую дверь, они нырнули внутрь.  Арсений споткнулся, упал и уперся плечом во что-то мягкое.
Глаза медленно привыкали к темноте. 
- Кто-то бывал здесь? Кто это построил?
- Люди спасались здесь от холода.  Как и мы сейчас.
Арсений лихорадочно оглядывался, прерывисто дышал. Казалось, что нежный мелодичный звон окружает их теперь со всех сторон. Пахнущий сухими листьями воздух внутри темной хибары стал острым. 
- Так что это такое? – Нетерпеливо спросил он. – Ты знаешь?
Ринат промолчал, сидя в стороне. Не дождавшись ответа, теряя остатки выдержки, трясущимися от холода пальцами Арсений снял со спины рюкзак и кинул его себе под ноги. Нащупал в боковом кармане дорожный фонарик и осветил хибару. 
С черного потолка свисали клочья заиндевевшей призрачной паутины. Под ногами лежал толстый слой сухого мха. При свете фонарика было видно, как сквозь щели в кособокой двери проникают вместе с воздухом белесые струйки.
- Тогда я иду наружу.
- Подожди. Скоро закончится, - быстро проговорил Ринат из своего угла. 
- До свидания.  – Арсений выключил фонарик и подхватив рюкзак за лямку толкнул локтем дверь. 
В одно короткое мгновение его обхватили за шею. Один крепкий захват сзади и сильный, но почти безболезненный удар под колени. Коваль свалил его на землю. Арсений подскочил, как мячик и кинулся на него с кулаками. Но тот даже не защищался. Было ощущение, что он его сломал, так хрупко и легко Ринат осел. И затем, после нескольких ударов руками и ногами по чужому мягкому телу, когда ярость схлынула, Арсений понял, что Коваль лежит без движения. Назаров оторопело смотрел на неподвижное тело наполовину закопанное в мох, не веря собственным глазам и ощущениям. Затем он грязно выругался и дрожащими руками снова засветил фонарик. 
- Вставай.
Опустившись на колени, он осторожно перевернул Рината на спину. Тело его было теплым, безвольным. Куда он его ударил? Зачем? В какой-то миг его накрыло отвратительное ощущение, будто в мозгу копошатся крупные черви. Темнота и холод сводили с ума. Владеть собственным рассудком становилось все труднее. 
- Открой глаза. 
Он сжал его виски, точно хотел раздавить ему голову. 
- Открывай свои чертовы глазищи, Коваль! Решил тут сдохнуть? Мне назло? Кто просил тебя в одиночку тащиться следом за мною? Почему ты не мог просто взять и вернуться? Я бы принял тебя, ты же знаешь. Мы все ждали тебя. 
Красивое бледное лицо оставалось неподвижным. Арсений, ощущая нарастающую панику, схватил его за руку, ища пульс. Пульс прощупывался. 
В термосе плескались остатки воды. Назаров, не сводя глаз с напарника, отхлебнул пару глотков. Третий глоток он задержал во рту, а затем выплюнул в лицо Ринату.
Спустя некоторое время тот зашевелился. Медленно открыл глаза. На белом лице они казались странно черными, страшными, чужими. 
- Прости меня. – тихо пробормотал Арсений. 
Ринат медленно, кое-как приподнялся и сел.
- Ну ты и придурок.
- Прости... Я перегнул палку. Можешь врезать мне. Но я все еще зол и никогда не перестану злиться из-за этого.  Когда ты ушел, во мне что-то сломалось. Я уже давно воспринимаю тебя как часть себя. А здесь все ощущается гораздо острее.  Так что давай уйдем отсюда сейчас. Найдем наших ребят, подготовимся. А затем вернемся. Все вместе, как и должны.  Ринат... Эй, ты меня слышишь?
Коваль не шевелился. Сидел, обхватив руками колени и смотрел в стену перед собой. Белый светодиодный резкий свет освещал часть его неподвижного лица. Затем он кое-что сказал, и это заставило Арсения резко и надолго замолчать. 
- А я и есть часть тебя, - произнес он. - Твоя особенная часть. Все эти годы я просто сидел у тебя в голове. 
Место было нехорошее: тяжелое, тянущее, перенасыщенное.  Человеку здесь было плохо. Душа рвалась прочь отсюда, тело изнемогало. Они шли бок о бок, молча, только вперед и вверх. Арсений, то замерзая, то потея, хрипло дыша, косился и не сводил с Рината покрасневших тревожных глаз. 
Вот он, идет чуть впереди. Молодой, высокий, крепкий парень. От него пахнет потом, подошвы его ботинок шуршат. На висках склеились темные волосы. В его рюкзаке плещется вода. Он дышит, имеет свой голос, свою силу, свой разум. От него идет тепло, даже на расстоянии, ведь оно вполне ощутимо. 
Неужели это проявляется так? 
Слишком уж реально. Страшно. Арсению начало казаться, что его голова сейчас взорвется. В висках колотилась кровь. Он ускорился, протянул руку и схватил напарника за предплечье чтобы убедиться. Тот остановился и обернулся. Посмотрел в ответ живыми блестящими глазами. Под левым глазом у него наливался синяк.
- Что?
- …Нам еще далеко идти?
- Уже нет. Не волнуйся.  – Ринат растянул в улыбке свои тонкие губы. – Это такое место, здесь трудно. С тобой все в порядке, но ощущается по-другому. Не волнуйся.
- А с тобой? Все в порядке?
Коваль задумался и покачал головой.
- Скорее нет, чем да. Но я чувствую себя хорошо. Я знаю, что мы скоро придем.
- Откуда знаешь?
Тот пожал плечом. 
- Идем. 
Деревья и даже травы закончились. Под ногами теперь был сплошь голый камень. Сырой, скользкий, уложенный пластами. И они пришли, почти как по ступеням. Макушка этой вершины оканчивалась небольшой естественной площадкой. Горные породы, вышедшие цветными изгибами минералы, легли здесь почти горизонтально. 
Они остановились, чтобы перевести дыхание и напиться. Туман почти иссяк и пейзажи вокруг, раскинувшиеся до самых голубых, тающих в сырой дымке дальних вершин, казались фантастическими, почти сказочными. Это было гигантское, полное воздуха пространство, дикое, глухое. Арсений, глядя на эти виды, ощущал себя летящей птицей. Над клочковатыми сырыми облаками, над небольшими невысокими хребтами, серыми и голыми вверху и поросшими снизу зелено-желтым мелким лесом. Кое-где по-змеиному петляли и белели пенившиеся ручьи. Постоянное головокружение усиливало это чудесное ощущение полета. Он был точно пьяный, и даже был бы уверен в этом, если бы не знал точно, что не брал в рот никакого алкоголя вот уже несколько недель. 
Воздух вокруг них был прозрачным и свежим. В какой-то момент Назаров решил, что сорвись он сейчас с этой вершины, с самой отвесной ее части, то полетит вниз не как набитый гнилым картофелем мешок, а будет планировать как птица, расправив руки и пальцы, долго и плавно, описывая вокруг вершины идеальную спираль. 
Ринат приблизился неслышно и положил руку на его плечо. Это прикосновение вернуло Назарова в реальность и он, глядя вдаль, успокоено улыбнулся. Ну, разве шизофрения может вот так по-дружески похлопать тебя по плечу?
- Нам туда. 
Коваль указал кивком головы на груду камней, сваленную чуть поодаль.  Влажные черные волосы над его лбом чуть дрожали.
- Не понял? 
- Нам нужно разобрать эту горку. Под ней вход. 
- Боже ж ты мой..., - Арсений выдохнул и принялся стягивать с плеч лямки рюкзака. 
Работали долго и нудно. Угловатые, бесформенные, невыносимо тяжелые булыжники не поддавались, точно были намагничены и тянулись один к другому.  Вдвоем они кое-как, очень медленно сдвигали их по одному за раз.  
- Так... что это было? А? Ринат.  – Арсений раскраснелся от натуги. На лбу у него снова вспухла толстая вена, лицо покрылось каплями пота. – Как ты думаешь? Я, например, видел такое впервые.
- Облако низкого давления, судя по всему. Я так полагаю.   Мы бы замерзли. Точнее наши легкие. А звенело это уже замёрзшее,– Ринат зашипел, встряхивая оцарапанной рукой. Ладони его были бледными, холодными. В процессе работы Назаров несколько раз случайно коснулся его руки, и почувствовав его прохладную живую кожу, снова подумал о том, что вот он, Ринат. Вполне себе живой, настоящий. Рядом с ним, а не где-то там, в провинциальном скучном городке, прожигает напрасно свою бесценную жизнь. 
Коваль вернулся. Они снова работают вместе, как прежде, и нет больше этого странного тянущего чувства одиночества, бессмысленности и удручающей пустоты. И не важно, на самом деле, как и почему это произошло. Теперь он был не один. 
Арсений ощущал потрясающий душевный подъем. Даже если сам он не совсем здоров. Пусть Коваль сидит в его голове, если это действительно так. Главное, чтобы он был здесь, как и всегда, чтобы не уходил.  Ведь когда твое маленькое личное сумасшествие тебя покидает, ты сдуваешься. Гаснет душа, а ты медленно и незаметно становишься пустой оболочкой тонущей в рутине, унылых мелочах и тревогах, полностью съедающих остаток жизни.
А все, потому что сейчас я позволил ему вести меня за собой. Делать это самому у меня никогда нормально не получалось, - размышлял Арсений, толкая из последних сил кривой холодный камень. – Я давил на него. А он терпел. Столько лет... Ну что я за дурак?
- Надеюсь наш труд не сизифов, - усмехнулся Ринат тяжело дыша. – Иначе ты снова распустишь свои кулаки. Теперь уже за то, что я тебя обманул.
Арсений покачал головой: – Я не понимаю, почему я настолько вышел из себя. Я не люблю оправдываться, но эта гора крутит мне мозг. Уже много дней. Что здесь такое?  Я даже не имею никакой догадки.  На меня накатило, и я озверел. 
- А сейчас?
- Сейчас – нормально. 
- Хорошо.  -Ринат тяжело вздохнул. – Я думаю, что может стать хуже. Точнее, нам станет хуже, когда мы докопаемся... вот так! 
Вдвоем они сдвинули последнюю глыбу. Чуть меньше чем на полметра, больше не смогли. Под ней обнаружилась небольшая дыра. Черная, казалось бездонная. Из нее сквозило.
Время поджимало. Короткий день прошел незаметно, и было видно, как на лес внизу уже начинает наползать тень. Становилось все холоднее. 
- Нам нужно решить, спустимся мы сейчас, или подождем утра. 
- Там все равно темно. Значения не имеет.
- Мы здесь одни, - напомнил Ринат. 
- Нас двое. 
- Хорошо. Тогда нам действительно нечего ждать. 
Наверху они оставили маяк и лишние вещи. Арсений, обдирая бока, пролез первым, медленно, аккуратно прощупывая ногами каменистое дно. Убедившись, что прочно стоит на твердой поверхности, он отпустил обжигающую ладони веревку и включил фонарик. 
Темный каменный лаз расширялся, образуя небольшую пещерку. Вокруг  него и под ногами были тесно навалены большие камни. Влево уходил каменный низкий, достаточно широкий коридор. Назаров понюхал воздух. Послюнявил грязный указательный палец и выставил его перед собой. Из глубины определенно тянуло сквозняком. Воздух на вкус был горьким и сырым.
Внезапно тусклый свет, идущий сверху, померк. Черно-коричневая мгла сошлась вокруг него удушливым кольцом, а воздух мгновенно стал твердым. Арсений инстинктивно схватился за веревку и вскинул голову наверх, растерянно сморгнул. 
- Коваль! – крикнул он.
 И тут же тонкая фигура ловко проскочила внутрь и повисла на веревке. Ринат, раскачиваясь, походил на гигантского худого паука.
- Как здесь? Дышится?
- Вполне ничего. 
Коваль вскинул голову рассматривая светлеющий выход из горы, обрамленный неровными шершавыми краями. Небо отсюда казалось очень светлым.
- Ну, идем. 

***
- Мы уже вторые сутки ничего не едим. Скоро силы закончатся. 
- Я не хочу. 
Арсений покачал головой, глядя на батончик. Ринат убрал его обратно в рюкзак. От своего он откусил совсем немного и тоже спрятал. 
- Желудок крутит. 
- А у меня вообще - все. 
- Вставай. Нам нужно идти. 
- Сейчас. Еще минуту. Не могу пока. 
- Гора высосет из тебя силы. Вставай. Нужно двигаться. 
Коваль дернул его за плечо, и Арсений с трудом оторвал себя от холодной сухой поверхности. Ринат осветил круглый каменный коридор, черный, изгибающийся, похожий на кротовью нору. Чем дальше они заходили, тем гуще и тяжелее становился воздух. Во рту было ощущение горечи.
- Ну? Ты не слышал меня, когда я просил тебя остановиться. Теперь нам придется дойти до конца. 
- Я злился.
- Ты боялся, что я обойду тебя. 
Арсений промолчал. 
- А теперь ради чего ты рискуешь? В чем смысл?
- Смысл есть интерес. Пока у меня есть интерес – есть смысл. 
- Логика больного идиота. Но ты никогда и не блистал умом. И на кой ляд я с тобою связался?  
Двигались медленно, освещая себе путь мобильным прожектором. Были видны очертания коричневых стен, местами пронизанных полупрозрачными прожилками, чуть мерцающих от капель воды. Под ногами тоже был скользкий и сырой камень. 
- Здесь сыро. Тяжелый воздух. 
- Думаешь, подземное озеро?
- Скорее всего. 
- Судя по нашему физическому состоянию, здесь протекает Стикс. 
- Да уж... А мы с тобой вообще живы, Арсений?
- Не знаю. В последние два дня я очень плохо соображаю. Иду за тобой, как теленок. Возможно, я все-таки разбился на том склоне.   
- А я тогда что? 
- А тебя отравила теща. И вот мы здесь.
- Мне все больше кажется, что ты предвзято относишься к Ираиде Андреевне, Назаров, - фыркнул Ринат.
- Что есть, того не отнять. Мне в вашем серпентарии всегда было неуютно.
Несколько раз они останавливались, с трудом переводя дыхание. Садились рядом у каменной стены. Молчали. В какой-то момент стало не до шуток. 
- Ладно... мы просто оставим маячок, сделаем снимки и возьмем образцы. И быстро свалим отсюда. 
Ринат кивнул. 
- Ничего. Выберемся. Вставай.
Они поднимались, с каждым разом все медленее, цепляясь за бугристые скользкие стены, и шумно дыша, шли дальше. Коваль тащился впереди. Согнув шею и сгорбившись. Иногда он оборачивался, светил прожектором и бросал на Арсения косой внимательный взгляд. Тот отвечал ему короткими жестами. 
Каменный коридор резко заканчивался внушительной пещерой с высоким куполообразным верхом. Луч портативного прожектора выхватил многометровые желтесые бугристые сталактиты, с которых срывались частые, тягучие капли. Большое круглое озеро под ними, плоское и гладкое, почти выходящее из своих берегов, светилось. Слабый, едва различимый свет источала голубовато-молочная неподвижная вода. Воды было много, тонкий слой разливался вокруг, покрывая собой горизонтальную каменную поверхность, подземное озеро было уже переполнено. 
Ринат и Арсений остановились, озадаченные и обеспокоенные. Было очевидно, что они на месте. Наконец, не ощущая в себе больше никаких физических сил, оба выдохнули и синхронно опустились на землю. Сели, опершись спинами о каменную стену, вытянув ноги, а затем долго, не произнося ни слова, смотрели на светящееся в черном каменном мешке большое озеро. Таинственное, тихое, оно имело овальную форму, чуть вытянутую с одного края. Вся вода в нем подсвечивалась равномерно, источник унылого блеклого свечения был пока непонятен. В глубине же воды была мутная темень, свет прожектора рассеивался, не достигая дна.
Ринат потянулся к рюкзаку, проверил дозиметром, мельком глянул на термометр. В пещере было плюс двенадцать. Нормально. Зашкаливало только на гигрометре. По сути, они сидели и дышали этим озером. Возможно поэтому, самый сложный имеющийся у обоих прибор – интуиция, сигналил им что есть мочи. Обоим было плохо, тоскливо, тревожно. И совершенно не было сил. Но ответов у них тоже еще не было. Они сидели и тихо наблюдали. Так и сидели, раздавленные собственным бессилием.
- Ну, что скажешь? Водичка-то непростая. Наберем в дорожку? – прохрипел Арсений.
- Делай снимки. А я наберу, - тихо ответил Ринат.
- У тебя есть перчатки? 
- У меня... да, комплект. 
- Тогда вставай. Нам нужно двигаться, иначе мы тут заснем и высохнем как мумии. Уф..., что ж так тяжко? Только, Бога ради, будь поосторожнее. Водичка мне очень не нравится.
Назаров, удивляясь собственной неуклюжести и слабости, смог встать в полный рост только с четверенек. Бормоча про себя, цепляясь за стену, он с трудом прошел несколько метров и достал фотоаппарат. Нужно было найти подходящее место, чтобы зафиксировать его и сделать снимки на долгой выдержке. 
Никогда еще простые движения не давались ему с таким трудом. Точно очень пожилой или тяжело больной человек, он шаркал по каменному дну этой пещеры, а его шаги глухо отзывались под темными сводами. Фотоаппарат то дело норовил выпасть из его рук, пальцы дрожали. Тяжелые, вязкие мысли путались в голове, перетекая одна в другую, пустые, ненужные. Но он помнил, что должен делать и делал это, медленно, скрупулезно. Отсняв всю правую часть пещеры, он обернулся и посмотрел, что делает Ринат. Вначале он удивился тому, что не видит напарника совсем. Но затем опустил взгляд.  Коваль лежал на животе, распластавшись на земле и подставив под грудь свои раскрытые белые ладони. Его черная куртка сливалась с темнотой, казалось, что он растворяется. Он заглядывал в воду, и как будто что-то видел в ней. 
- Коваль! – тревожно позвал его Арсений. – Ты закончил? Что ты там делаешь? Давай, вставай уже на ноги! Эй!
И тут Ринат, прямо на его глазах, опустил в светящуюся голубоватую воду свое лицо. 
Это было против правил. Никто и никогда в команде не делал глупостей. Все несчастные случаи, которые случались за годы странствий, были результатом действительно случая, но никак не халатности, глупости или самонадеянности. Но все равно, все переломы, травмы и раны висели грузом на совести Арсения. Он помнил их все. В его понимании профессионализм приравнивался к безопасности. 
Арсений закричал во все горло. Позабыв про физическую тяжесть, он кинулся к Ринату, борясь с невероятной тяжестью, и точно в дурном сне, пересек разделяющее их пространство, схватил обеими руками за одежду и рывком дернул Коваля на себя. В разные стороны полетели брызги. Ринат мягко осел, и Арсений пошатнулся, принимая на себя его вес. Подхватив подмышки, он отволок его подальше от воды и уложил на землю лицом вверх. 
С перекошенным от ужаса лицом Назаров схватил напарника за голову. Ринат мелко дрожал, трясся всем телом, до самых ступней. Глаза его были распахнуты, зрачки расширены. Но смотрел он, казалось, внутрь себя.   Арсений выцепил из рюкзака фляжку, опрокинул над ним. Лил прямо в распахнутые невидящие глаза и в приоткрытый рот. Вода вытекала изо рта, Ринат не глотал ее. 
- Зачем... идиот… что ж ты наделал? - бормотал Арсений, стирая ладонями влагу с его лица, разминая его безвольные руки и снова трогая за лицо.  – Что еще за выходки? Мы так не договаривались! Ты меня слышишь? Мать твою, Коваль, ну что же ты за идиот! 
Он несколько раз ударил его по щекам. Голова безвольно двигалась от ударов. Бесполезно. Никакие способы привести его в чувство не помогали. На лице пока не было видно следов каких-либо поражений, кожа была цела и глаза не мутнели. Но Коваль не приходил в себя и начинал дрожать все сильнее, дыхание его сделалось прерывистым.  А затем эта пугающая дрожь перешла в судороги. Назаров трясущимися руками перекатил его набок, стащил со своей макушки полосатую шапку, скрутил ее в жгут и сунул ему между зубов. Но удержать его было все сложнее. Тело хаотично дергалось, его как будто ломало изнутри. Ринат, задыхаясь, вытолкнул изо рта шапку. А затем он начал дико кричать. 
Арсению стало очень плохо. Он бросил удерживать напарника и отполз в сторону, оставив извивающееся на земле тело. Ринат кричал так, словно в нем умирала душа, точно он видел своими распахнутыми глазами все ужасы мира и не мог вынести этого. Набирая полную грудь воздуха, а затем выталкивая его хриплым болезненным криком, тут же набирая снова. Пещера, отражая, возвращала этот дикий, душераздирающий крик сторицей. Арсений никогда прежде не слышал таких криков и даже не думал, что человеческое существо способно на такую мощь. Ему хотелось закрыть уши ладонями и вжаться в рыхлую влажную землю, вкопаться в дно пещеры дождевым червяком.
Минуту или две он глупо и оторопело пялился, ожидая, когда это все прекратится. Но тут до него начало медленно доходить: возможно, это конец... Возможно, Коваль только затем и шел сюда, чтобы вот так закончить свою жизнь. Последние годы он жил совсем плохо... Без работы и без семьи. Пьющий неудачник, если посмотреть со стороны. 
Но он не заслуживал этого. Роскошный, талантливый сверх всякой меры человек. Арсений, испытывая страх и горькую вину, дернул шеей, сглотнул. И пополз к Ковалю на коленях.  Схватив за обутые в кроссовки ступни, дернул, резко развернув его, а затем из всех сил поволок к выходу. Ринат бился, извивался всем телом и продолжал надрывно кричать. 
При себе у Арсения оставался лишь мобильный прожектор. Без него он не смог бы найти выход и, самое главное, кресты, оставленные мелом на стенах черного узкого коридора. 
Коридор был длинным. Делал несколько поворотов, Арсений был уверен, что знает дорогу. Он вытаскивал Коваля наверх, к воздуху, полз, сцепив зубы и задыхаясь. Одна, затем вторая отметка… ему казалось, что вот-вот, и его сердце не выдержит такой перегрузки. Но оно, словно тяговая лошадь, продолжал вывозить их обоих. Рюкзаки, фотоаппарат и пробирки остались у озера.  
В узком коридоре крики звучали еще ужаснее. Поэтому, когда наконец Ринат замолчал, потеряв сознание и перестал барахтаться, Арсений обрадовался. Он подтянул его, в разы полегчавшего, склонился, приложил голову к его груди, уловил дыхание. Затем застегнул на нем куртку, накинул ему на голову капюшон и ухватился за ворот. Подхватил, потянул на себя и поволок дальше одной рукой, обхватив поперек его безвольное тело. Сам он, не имея сил подняться на ноги, передвигался на корточках, обливаясь потом. Каменное дно болезненно впивалось в колени, хрустнул неловко подвернутый палец на левой руке. Арсений тащил теперь в полной тишине, освещая себе путь и гулко отстукивая по камням каждый метр зажатым в левой руке мобильным прожектором.
Даже когда его не было рядом, он всегда был с ним. Так уж сложилась жизнь. Они всегда были «особенными». Как два механизма, поддерживающие работу друг друга.  И Арсений никогда не думал, что это может пойти кому-то из них во вред.
Да, вначале Ритка очень любила Коваля.  Да, она сдувала пылинки и бегала вокруг него кругами, даже тогда, когда это не было нужно. Но достаточно ли было этого? И почему он вспомнил сейчас о ней?  Из чувства вины? Если Ринат умрет, то что он скажет ей? А она? Будет ли она о нем жалеть? Арсений морщился и злился. Он был зол, как бешеная собака и это придавало сил.  Хитрая маленькая бестия – думал он. С личиком, напоминающим обезьянью мордочку. А ведь он поначалу равнодушно отнесся к ней, как и ко многим другим, молодым и смелым, влюбленным в демоническую красоту и яркий талант Коваля. Да у него у самого были поклонницы, были даже кратковременные подруги. Было время, они с Ринатом, возвращаясь из очередной командировки, чувствовали себя рок-звездами. Студенты встречали их овациями, и по коридору нельзя было нормально пройти. Это было забавно, но он даже и представить себе не мог, что эта невзрачная девчонка уведет напарника из команды. Вообще, до этого всего, он искренне считал Коваля своей собственностью.   За что и поплатился. 
Ритка в домашнем голубом халатике, с круглым маленьким животом, щурит на него накрашенные черным круглые карие глаза: - Ему нужна семья. Сколько уже можно? …А что контракт? Контракт он уже расторг. А ты не знал? Так вот тебе новость! Так что уходи. Ищи себе нового следопыта, Арсений. Попробуй найти… дурака, который будет заниматься этой бестолковой возней всю оставшуюся жизнь. Попробуй. 
Арсений скрипел зубами, с удовлетворением чувствуя, как поднимается при вдохе грудь Рината, перехваченная его локтем. 
Кто мы друг для друга?  Собственники? Завистники? Враги? Мучители? Прожившие пол жизни, повзрослевшие, но так и не научившиеся терпению, любви и смирению? Узколобые, смотрящие на мир сквозь узкие щелки, больше похожие на бойницы.   Даже в самом маленьком мире, даже в самом узком кругу одной единственной семьи.
А ведь все это давно уже сказано: Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла*... 
Время перестало ощущаться. Он надеялся, что у него получится.  Да и Коваль, казалось, просто спит. Арсений был слаб, но, вместе с этим, ощущал в себе дикую силу. Желание спасти Рината придало ему такой ярости, что спустя несколько часов, увидев лаз, через который они проникли в пещеру, уже закрытый камнем наполовину, он всего лишь удивился. 
В оставшемся, напоминающем обкусанный синий полумесяц промежутке, торчала веревка, а еще выше виднелись мелкие желтые звезды. 
- Вот так дела.... 
Арсений осел на землю. Кровь в нем почти закипела. По телу градом катился горячий пот. Он уселся поудобнее, уложив на живот кровоточащие сбитые ладони, откинул голову, с трудом переводя дыхание. В голове у него страшно гудело. На секунду прикрыв глаза, он забылся. 
Он не знал, сколько прошло минут, проснулся от того, что резко вздрогнул.  И когда поднял голову вверх, то увидел, что звезды в видимом участке неба уже сменились. Арсений вздохнул, принимая реальность, а затем наклонился, подобрал с пола фонарь и осветил лицо Коваля.  
Тот тихо дышал. 
- Мне нужна твоя помощь. Очухивайся. Мы в полной заднице, если тебе интересно. Не знаю, чем ты там нахлебался, но завязывай с истерикой. Мне нужен живой, мать его, напарник. Ты зачем поперся следом за мной? Уж не для того ли, чтобы заманить в ловушку?
- Нет, - хрипло отозвался Ринат, не открывая глаз.
Назаров высоко взвизгнул, и, дернувшись, сильно ударился головой о выступающий кусок каменной породы.
- ***мать! как давно ты пришел с себя? 
- Только что. 
- Тогда вставай! – Арсений яростно потирал ушибленную голову.
- Я пока не могу.
- Пошевели пальцами. Двигаются? А ноги? Хорошо. Тогда лежи. Сколько тебе нужно. Но знаешь, Ринат, у нас выход завалило. И я боюсь, будет только хуже. Ты меня слышишь?
- Да...
Коваль открыл глаза и посмотрел на Арсения. Он был очень бледен, как будто обескровлен. Губы потрескались до крови, а под глазами легли черные круги. 
Они молча, оценивающе смотрели друг на друга.
- Я рад, что ты живой, - Назаров с великим облегчением выдохнул и покрутил головой. – Пока больше ничего. Я тебя потом, попозже все выскажу тебе за эту идиотскую выходку. Сейчас у меня нет на это сил. Так что не забудь мне напомнить. Ну а ты? Ты хоть что-то помнишь? Почему ты так кричал?   - спросил Арсений. – Тебе было больно?
- И это тоже... 
- А что еще? 
- Пока у меня нет подходящих слов. – Ринат с трудом перевел дыхание. – Я позже тебе расскажу. Запишешь в отчет. Да это и неважно, в общем. Но зато, я знаю теперь, что это такое. 
Он замолчал. Арсений поднял глаза. Звезды над их головами снова сменили свой караул. Их свет тонкой струйкой стекал вниз по бесполезной тонкой веревке. 
- Тебе нужно на воздух. Ты плохо выглядишь. Когда ты придешь в себя, мы придумаем как нам выбраться. В любом случае, наверху у нас остался маяк..., - пробормотал Назаров. 
- Ты был прав. Это почти что река Стикс. Только хуже. 
- Хуже?
Ринат вздохнул и слегка приподнялся на локтях. Подтянул себя к стенке, уперся в нее затылком. 
- Это... ведь первые слова являются определяющими? 
- Не всегда. 
- Но это мои впечатления. И на их основе ты будешь писать свой рассказ.
- Ты сам будешь писать этот отчет. Такими словами, какими сам захочешь.
- Я, между прочим, уволен, - знакомо усмехнулся Коваль. Дернул бровью и скривил тонкую губу.
В груди у Арсения потеплело. Как будто он напился обжигающего чая. Ему стало стыдно за свою щенячью радость, и он изо всех сил старался не подавать виду.
- Я принимаю тебя снова. Вот прямо уже принял. Ты зачислен в ряды команды. 
Ринат снова усмехнулся. 
- Не смейся. Я тебя прошу, Коваль. Пожалуйста, вернись. Без тебя все это бессмысленно. Ты и сам знаешь. Ты знаешь, где твое место, для чего ты учился и почему ты такой, какой ты есть.
- Хорошо. – Ринат снова вздохнул. Голос его, надорванный криком, был сиплым, неузнаваемым. - Будет трудно. 
Назаров, серьезно смотря на него, только качал головой.
- Мы выберемся, Ринат.  – Арсений вскинул голову. — Это же ерунда. Всего лишь камень. Придет утро, и мы пораскидаем это булыжники по округе.
- Я не про это. 
- А что?
- В целом..., понимаешь... когда я заглянул в воду...
Ринат снова с трудом перевел дыхание. Было видно, как силы возвращаются к нему. Теперь он смог приподняться и сесть. Склонил голову, уставился на свои руки.
- Что? Ну говори уже! 
- Очень много всего....   Это не вода, а слезы. Боль..., и она никуда не девается, Сень. 
- Что? - Арсений отлепился от стены, склонился к нему.
- Послушай меня, - Ринат нахмурился, подбирая слова. Его лицо, незнакомое и исхудавшее, казалось, светилось само по себе. Оно сделалось строгим. В какой-то момент он стал похож на Липницкого. То же сухое выражение и глубокая, внутренняя работа. – Попробую объяснить на примере, - продолжил он. - Ведь все, что происходит на этой земле, оставляет свой след, потому что оказывает свое действие на окружающие предметы. Это  ведь так? Рождение, смерть. Гроза, туман, засуха... ты меня понимаешь? Причинно-следственные связи? Ведь нет нужды доказывать это?
Арсений покачал головой. 
- Но, если чего-то слишком много, разве это не склоняет чашу весов в определенную сторону? 
- Смотря что. 
Ринат вздохнул.
- Например. Если будет много воды. То будет потоп. Понимаешь? Все утонет. Даже то, что может плавать, погибнет в хаосе. Если воды будет слишком много. А всего остального – мало? Затем должно пройти много времени, прежде чем все вернется в норму. Века будут складываться в тысячелетия, и живой мир изменится, приспособится под новые обстоятельства.
- Эволюция? Ты это имеешь в виду?
- Не совсем. Скорее обновление. Планете, на самом деле, глубоко наплевать, кто там на ней живет. Живые существа исчезали навсегда с ее лица по разным причинам. 
-Это что-то связанное с людьми? Люди сделали это? – Торопливо проговорил Арсений.
-Да.
-Разумные существа, такие как мы с тобой... ну относительно разумные, я бы сказал.
-И как?*Новый Завет, 1-е Коринфянам, 13 глава