Юх

1

Когда бабушка говорит "юх", младшее поколение начинает лыбиться и перемигиваться. Она, конечно, понимает, почему, но демонстративно этого не замечает.

- Никитка, на юх поедешь, в море далеко не заплывай! И не ныряй больно-то!

- А зачем тогда ехать? - басит Никитка, сплёвывая кожуру от семечек. Чего-чего, а их в местном сельмаге завались.

- На солнышке полежи, позахорай…

- "Позахорать" я и здесь могу, - плюётся Никитка.

Гарик наблюдает за двоюродным братом с нижней ступеньки крыльца. Никитка сидит выше всех. Рядом с ним, тоже лузгая семечки, примостилась Светка. Это дальняя родня с дедушкиной стороны. Так что вроде и родственница, а вроде и нет. Бабушка королевой восседает в центре крыльца. Она здесь вообще - центр всего, главная "шестерёнка", "мотор" и "вечный двигатель". Справа от неё - мама, средняя дочь, слева - младшая, тётя Люба. Старшая тётя Ира, Никиткина мама, - в городе. На днях должна приехать и увезти Никитку на юх. На коленях у тёти Любы - годовалый Колька. Ему семечек не дают, хотя он норовит их схватить. Справа от мамы - пятилетняя Гарикова сестра Криска. На крыльце не хватает деда, папы, тёти Тони, Светкиной мамы, и бабы Нины. Она деду вроде бы троюродная сестра, а Светке - бабушка. Все они как-то летом помещаются в этом доме - не то чтобы маленьком, но и не слишком большом. Гарик спит за печкой на раскладушке, и заснуть бывает не так-то просто, потому что с другой стороны от печки храпит дед. Это Никитке хорошо - он там один, на терраске. Он почти что взрослый, ему скоро шестнадцать.

- Ты плаваешь-то хорошо? - продолжает бабушка.

- Как "Титаник", - сплёвывает Никитка.

Светка хихикает и сплёвывает вслед за ним. Мама и тётя Люба тоже усмехаются. Гарик так не сумел бы. Он промямлил бы что-то вроде "бабуль, ну, нормально я плаваю, нормально, чего ты пристаёшь?" И никто бы не улыбнулся даже. Отсюда, снизу, он пристально рассматривает двоюродного брата. Никитка всего на полтора года старше Гарика, но басит. А Гарик терпеть не может свой голос: тонкий, совсем ещё детский, к тому же, гнусавый. Никитка - брюнет с вьющимися волосами и пробивающейся щетиной на щеках и подбородке. Он иногда ходит к умывальнику с бритвой и кремом для бритья. И руки - ноги у него тоже волосатые, как у взрослого. У Гарика ноги гладкие и худые и на щеках ещё ничего нет. А на голове какая-то дурацкая причёска "под горшок" или как она там называется…

Гарик берёт семечку и расколупывает пальцами кожуру. Ногти от этого становятся чёрными. Очищенная семечка выскальзывает из пальцев и падает в траву.

- Жарища! - потягивается Никитка. - Надо убираться отсюда на терраску, в карты, чтоли, сыграть…

- Да там ещё жарче, - чуть слышно говорит Светка, словно обращается только к нему.

- Идите лучше к Крючковым сыхрайте, - плюёт семечку бабушка. - У них терраска в тени, там прохладно.

Терраска у Крючковых мало того, что в тени, но ещё и увита плющом. От этого там немного сумеречно, но у окна нормально. Солнечный луч отражается от железной крыши сарая и цепляет стол, на котором разворачивается картёжная битва. Когда игроков пятеро, уходит вся колода - с двойками, тройками и могущественной, как бог, картой: покером. Гарику не слишком везёт, и его уже забросали всякой мелочью.

- На что играем-то? - спрашивает Серёга Крючков. Ему уже исполнилось шестнадцать, и у него над верхней губой - настоящие усы.

- На раздевание, - басит Никитка.

- Дурак! - толкает его с бок Светка.

- А чего? Вот Гарик сейчас продует и разденется.

- Ну нет... - смущённо произносит Гарик и, кажется, краснеет.

- Да-да! - лыбится Никитка. Покажешь нам свой йух!..

Светка прыскает в ладонь. Людка хрюкает. Людке, Серёгиной сестре, тринадцать. Она пухлая и белобрысая, с совершенно ещё детским лицом. Гарику она совершенно не нравится. К тому же, от неё исходит едва ощутимый, но навязчивый "луковый" запах пота. То ли дело Светка! Ей, как и Никитке, пятнадцать. Сама она хрупкая, в узких джинсовых шортах. Волосы у неё длинные - почти до пояса, и мелированные. Сегодня она заплела маленькую тонкую косичку и обмахивается ей, словно веером, иногда как бы невзначай задевая Никитку. На руке - серебристый браслет.

Каким-то чудом Гарик выходит, и в дурочках остаётся Светка.

- Ооо! - кошачьим голосом говорит Серёга.

- Ооо! - передразнивает она и снимает с руки браслет.

- Это не считается! - ухмыляется Никита.

- А что? Он был на мне надет. Я его с себя сняла.

Затем проигрывает Гарик и снимает часы. Это прокатывает. Затем по кругу остаются Людка, снова Светка (под разочарованные возгласы она снимает одну серёжку) и опять Гарик. Тут уж приходится снять футболку, и он краснеет до самых мочек ушей, потому что стесняется своего худощавого и почти безволосого тела и узкой детской груди. В следующем кону Никитка бьётся не на жизнь, а на смерть, но Серёга пускает в ход покера и не оставляет шансов. Никитка сбрасывает футболку и остаётся в тренировочных штанах. На загорелой груди у него вьются волосы, под мышками тоже заметны волосы, а плечи широкие - не то что у Гарика. Светка вспыхивает и теребит косичку о Никиткино плечо. Наконец, и Серёга скидывает футболку. Тело у него почти такое же, как у Никиты, только волос чуть больше. Гарик всматривается и определяет: Серёга тоже уже бреет подбородок. А у Гарика на щеках пока лишь лёгкий и мягкий "пух". В следующем кону ему отчаянно не везёт, и он уже приготовился снимать шорты, чтобы остаться в дебильных мальчиковых трусиках в горошек, но тут на терраску вваливается Серёгин отец с какими-то мужиками и намерением использовать стол совсем по другому назначению. Игра разваливается сама собой.

2

Вечером Гарик долго не может заснуть. Дед за печкой храпит, как деревенский трактор. За окном слышно, как где-то перегавкиваются собаки. В открытую форточку тянет не то навозом, не то скотиной - типичный деревенский запах. Гарика мучает эрекция. Он долго не знал, как это - дрочить. Много раз слышал это слово от одноклассников, но не очень понимал, что оно означает, пока, наконец, случайно не научился сам. Обхватывает затвердевший член и начинает ласкать. Интересно, Никитка дрочит? Дрочит, конечно, - подсказывает внутренний голос. А, может, и не только дрочит... Гарик поворачивается на бок и вспоминает Светкины узкие шорты, крепкое золотистое тело Никитки и представляет, что... Нет, как они это делают? Как в порнороликах, которые Гарик тайно смотрит Вконтакте? Вот он кладёт Светку на кровать, вот снимает трусы, надевает презерватив... Гарик надевал только однажды, когда кто-то принёс целую пачку в школу. Украдкой схватив один, он утащил его домой, и там, в туалете, дрожащими руками порвал упаковку. Презерватив оказался розовым и немного липким. Было непросто догадаться, что надевать его нужно, придерживая за кончик и раскатывая вниз по члену. От волнения член стал опадать, а тут ещё мама начала ломиться: "Ты долго там? Не одному тебе туалет нужен!.." Гарик поворачивается на живот и обнимает подушку, представляя, что это... Светка? Ну хотя бы. А он - Никитка, и у него такое же красивое мужское тело, к которому он прижимает Светку. Член у него проникает во внутрь... Но как? Сложно ли найти нужную дырочку? В детстве мама объясняла, что ребёночек выходит из попы... Было ли уже у Никитки со Светкой? Было или нет? Гарик не может думать ни о чём другом. Трётся о раскладушку, и она начинает ритмично скрипеть. Дед за печкой вдруг прекращает храпеть, и в воцарившейся тишине скрип становится громким, как сирена. Гарик замирает, затем берётся за член и разряжается, ощущая на запястье тёплое и густое.

Утром он просыпается рано и идёт в туалет - мимо кухни, на которой бабушка уже жарит оладьи, мимо дровяного сарая и деревянного пня с воткнутым в него топором, мимо курятника, перед которым вовсю бегают куры. Петух, вскочив на одну из них, треплет её за холку. Дойдя до туалета, Гарик застывает: впереди, за грядками, у умывальника, бреется Никитка. Стоит чуть боком и смотрит в зеркало. Бритва скользит по его загорелому лицу, подбородку, шее, после чего он проводит рукой по щеке, проверяя, гладко ли. Гарик прокрадывается в туалет и вместо того, чтобы пописать, хватается за каменный член и, дёрнув его пару раз, выстреливает прямо в дыру сортира.

3

Днём на пруду Никитка ныряет с нависающей ивы. Ныряет шумно, далеко, и плывёт, плывёт, плывёт почти на самую середину: и на животе, и на спине. Светка пытается плыть за ним, но устаёт и поворачивает к берегу. Гарик плещется на отмели. Плавать он так и не научился. Мама как-то привела его в бассейн, но после первого же занятия у него началась сыпь, так что пришлось прекратить это дело. Зато не нужно было вставать рано утром в воскресенье и куда-то ехать…

- Ты чего так далеко заплываешь-то? - капризно говорит Светка. - Утонуть же можно!

- Так не надо в "Титаник" играть, тогда не утонешь, - усмехается Никитка и легко, небрежным движением, зачерпывает воду и брызгает в Светку. Она визжит и ныряет.

Никитка брызгает снова, тут в дело вступает Гарик и плещет от души, как в детстве, когда соревновались, кто дальше, сильнее и шумнее.

- Ты достал уже! - кричит Светка, выныривая.

- Гарик, хорош! - басит Никитка и снова пускается в заплыв.

Сёрега с Людкой тоже тут. Рядом с их покрывалом - несколько банок пива. Никитка только что вынул их из воды, где они охлаждались. Гарик свою банку делит с Людкой. Ему кажется, что от банки тоже начинает исходить этот навязчивый луковый запах. Впрочем, он не большой любитель пива: горечь, да и только... Светка пьёт аккуратно и при этом выглядит такой утончённой, будто она не на деревенском пляже, а на великосветском балу с бокалом шампанского. И вот, наконец, происходит то, чего Гарик ждал и боялся: Никита приобнимает её, и она прижимается к его плечу, теребя всё ту же тонкую косичку, которую не расплетает уже несколько дней. "Значит, было..." Гарик смотрит на Никиткину грудь, крепкие волосатые ноги, большие ступни с налипшим песком, на гладкие-прегладкие щёки, на которых чуть заметна синева. Переводит взгляд на Серёгу, который скрестил ноги по-турецки и вынул из кармана колоду карт.

- Завтра дискотека, - лениво говорит он, дымя сигаретой. - Сходить, что ли?

Гарик пробовал курить, но совершенно не понимает, в чём тут кайф: дым обволакивает и горло, и нос. Горько, душно, противно. Светка тоже закуривает, следом за ней Никитка.

- Пойдём, - дымит он. - Поколбасимся под "Руки вверх".

Все дружно хохочут. Гарик разглядывает своё хлипкое безволосое тело, и ему кажется, что хохочут над ним.

4

Назавтра с утра приезжает тётя Ира. Она пробудет два дня и уедет вместе с Никиткой.

- Ты как ехала-то? Через лух, что ль? - взмахивает руками бабушка.

- Конечно! Так на четыре километра ближе. Полевой дорогой.

- А если б застряла?

Но тётя Ира не застряла бы. У неё - внедорожник, который пройдёт, наверное, даже по болоту. Она всем привезла подарки: Кольке - новые погремушки, Криске - панаму, с которой та не расстаётся даже за столом, Светке с Гариком - по шоколадке.

- На, примерь! - швыряет она что-то Никитке.

Футболка. С каким-то футболистом. На Никиткины плечи она садится идеально, и сам он тоже сразу становится похож на футболиста с рекламного постера.

- Классно! - цокает Светка.

Вечером заходит Серёга.

- Готовы?

- Всегда! - парирует Никитка, переводя взгляд на Светку.

- Куда эт собрались-то? - кричит бабушка.

- На дискотеку.

- На какую ещё дискотеку? - мама включает привычный тревожный тон.

- На местную, - кивает Серёга куда-то за ворота.

- Никаких дискотек! - отрезает мама.

- Никаких дискотек! - вторит ей Криска в панаме.

- Да мы ненадолго, - примирительно говорит Никитка. - Тут недалеко, через две улицы.

- Какие две улицы! - идёт в атаку бабушка. - Это на дальнем конце деревни, хде автобусный крух!

Переговоры продолжаются ещё пару минут, после чего решено отпустить Никитку и Светку. Гарик получает коллективный отказ. Он почти готов разреветься, но понимает, что этим утопит себя ещё больше.

- Никите шестнадцать почти, Свете пятнадцать, тебе - четырнадцать.

- Ну и что? - с комом в горле возражает Гарик.

- Ну, в четырнадцать и я бы не пустила, - сочувственно кивает головой тётя Ира. - В прошлом году он у меня не ходил ни по каким дискотекам.

Пока взрослые открывают кто пиво, кто водку, Гарику приходится взять на себя Криску. Кольку уносят спать, и он быстро вырубается, давая возможность тёте Любе тоже сесть за стол. Гарику предлагают смородиновый компот, но он отказывается, не желая ощущать себя причастным к этому вечеру и к этому столу.

- В следующем году пойдешь обязательно. Я проконтролирую, - подмигивает тётя Ира.

- И в следующем году рано ему! - слышится мамин голос.

- Ладно тебе, парень и так расстроился!

Сидя в углу и мешая в руках колоду карт, Гарик смотрит на тётю Иру, на её волевое лицо с правильными чертами, стройную фигуру и тоже узкие, чем-то похожие на Светкины, джинсовые шорты. Когда ей тоже было пятнадцать, парни водили её на дискотеку у автобусного круга? Добивались её красоты? У красивых людей рождаются красивые дети. Никиткин отец, дядя Володя, тоже широкоплечий брюнет. Наверное, таким, как он, легко добиться девушку в узких джинсовых шортах? Папа у Гарика попроще: скорее блондин, и такой же безволосый. Зато пива в него входит что надо. Дед наливает себе водку. Мама, лицом помягче и попроще, чем у тёти Иры, пьёт смородиновый компот.

Всучив Криске раскраску, которую, оказывается, тоже привезла тётя Ира, Гарик отправляется в огород, к умывальнику, где вчера утром брился Никитка. Нажимает на клапан, и на ладонь льётся прохладная колодезная вода. Вот она, рядом, в чане. Дед наполняет его из шланга, который подключён к насосу, чтобы вода всегда была под рукой. Зачерпнул ковшом, залил в бачок умывальника - и мойся-брейся, сколько влезет. На полочке рядом с заляпанным мылом зеркалом лежит чья-то бритва: железная, с рифлёной ручкой, с одним-единственным лезвием, на котором видны остатки крема. Наверное, дедова. У Никитки другая, оранжевая, как в рекламе. И крем другой - не из этого мятого тюбика, который валяется рядом с мыльницей. Гарик откручивает крышечку и нюхает: так и есть. Дедов. Так от него пахнет по утрам, когда он выходит к завтраку. Гарик выдавливает на ладонь. Густой, скользкий, почти мыло. Он намазывает щёки и смотрит в зеркало. Детское худое лицо вдруг превращается в мужское, как из рекламы крема для бритья. Сполоснув бритву, Гарик проводит ей по щеке и ощущает, что член вдруг упёрся в штанину. Пока он бреется, у него стоит так, что даже с ноги на ногу переминаться трудно. Побрив одну щёку, он приступает к другой и вдруг слышит, как в огород кто-то входит. Это баба Нина идёт в туалет. Гарик смывает с лица остатки крема, кладёт на место бритву и бежит за малинник, к бане. Это не так просто: рвущийся из штанов член вынуждает пригибаться по-партизански. У бани он вынимает его из штанов и, дёрнув пару раз, сливает на листья малины, затем тут же обрывает их, уничтожая улики. Выбритая щека гладкая-прегладкая, совсем непривычная на ощупь... Никитка сейчас наверняка прижимает к себе Светку, а, может, и целует в губы... Гарик давно хотел ощутить, как это, и вовсю учился целоваться с зеркалом. Никитка, наверное, хорошо целуется, "с языком". Да и Светка тоже. "Было или нет?" - колотится сердце. "Было, скорее всего... А, может, ещё нет? Где? Где они могли это делать?" Ком в горле растёт, превращаясь в настоящую глыбу, и слёзы прорываются рухнувшей стеной, детские, мальчишеские слёзы. В спустившихся сумерках Гарик шарит в траве, надеясь и боясь найти использованный презерватив, но не находит ничего, кроме куска мочалки, который кто-то, очевидно, выронил по дороге из бани.

5

Никитка утонет через десять лет, во время неожиданно налетевшего шторма. Его друзья будут рассказывать: всё случилось настолько быстро, что никто ничего даже не успел понять. А он так хорошо плавал! Но такое случается, ведь это юх…

Светка разобьётся на машине, оставив жить мужа и ребёнка. И Гарик тоже живёт и живёт. Только щетина у него теперь густая-прегустая. И, изучив его анкету, ему часто пишут в личку: "Привет, братуха! Люблю волосатых!"