Век воли не видать

 
Ну сколько можно влачить, я вас спрашиваю! Сколько можно подвергать наши нежные тела беспредельной капиталистической эксплуатации в мире чистого гана?! Тело дается человеку один раз, и продать его нужно так, чтобы не было мучительно больно и стыдно, – где-то я это читала, век воли не видать. 
 
Так вот, села я за ерунду – так, мелочь. Как-то по утрянке очередной муженек – путаюсь, какой по счету – полез на меня спьяну с ревнивой подозрительностью и оскорбительно неподмытыми намерениями. А я сладостно почивала после преферанса с коньяком, где обула на могучую зеленую кучку два суровых лица закавказской национальности. Один горный сокол даже отполз с утренним паровозом на восемь взяток при мизере. Ну, я утешила, как могла, даже два раза.
 
Так вот, нетрезвый муженек, царство небесное этому ублюдку, вернулся из казино внеурочно, с первыми горластыми петухами, и узрел на белоснежных простынях следы курчаво-кавказского колорита. Пасть разинул по-петушиному крикливо, ремень зачем-то из портков стал вытягивать. Нашел девочку! 
 
А канделябр мерцал прокопченной бронзой в изголовье. Пока не соприкоснулся плотно с темечком ныне покойного мужа то ли от второго, то ли третьего брака.
Дали пять лет за неумышленное, изверги в мантиях. Купила старого еврея-адвоката, по апелляции скостили до двух за превышение самообороны. Смазали кого надо, и меня по этапу, исправляться на «химию» – лифтостроительный завод имени Клары Лихтенштейн. Учоччыцей.
 
Там я и познакомилась с товарками по несчастью Ренатой Туточкиной и Сюзанной Писюк. Девки тоже сидели за справедливость – безутешные гордые вдовы. Спаянные общим горем, мы сошлись и застряли как поломанные дрезины в загашнике депо.
 
Ренатка была веснушчатой и местами рыжей пампушкой, но работала под жгучую брюнетку, ежемесячно подкрашивая басмой жидкие завитушки страсти. Огонь она метала пуговичными глазками прицельно. Пользовалась неизгладимым успехом у младшего технического персонала, неквалифицированных рабочих и пожарника дяди Васи. Ее одутловатое лицо вечно вчерашней ватрушки светилось расчетливостью и возрастными комплексами. При всех женских выпуклостях Ренатка была плосколица и безгуба. Тончайшая перламутровая окантовка на входе в ротовое отверстие не в счет. Клиенты обычно жаловались на вялый жом при минете. Зато ее клиторальный оргазм начинался уже при виде расстегнутой ширинки клиента, а мощным козьим голосом она поднимала самых мертвых.
 
Сюзанка, любимая подруга, обладала кулачковой жопкой гимнастки и ногами супер-пупер-модели, но к ее сожалению, ноги росли не от шеи, а из огромного живота в синей майке с надписью «пиво Дизель». Немытые черноземные прядки темнели сквозь пергидролевые локоны. Сюзи уважала пунцовую помаду и халявный алкоголь. Залогом профессионального успеха был страдательный залог ее вечно кислой физиономии. Если не удавалось придавить клиента массой, то она давила на жалость, в момент оргазма пускаясь в слезы и рассказывая душещипательные страшилки из люмпенского детства. 
 
Как-то раз туманным майским утром, когда нежным цветом окрасилось все, кроме проклятого завода, сели мы завтракать на мертвом конвейере. Ренатка мастерицей была железяку куда надо сунуть, чтоб адская машина застыла, как издохший паровоз – она твердо знала, что трудящиеся имеют право на отдых. Сюзанка с вечера подмахнула в раздевалке наладчику, и на завтрак у нас была поллитра технического, ну который уздечку расплавляет. Тот еще шмурдяк.
 
– Достал меня, девки, инструктор по безопасности, - ссуропила свои выцветшие недощипанные Сюзи, разливая утренний нектар. – Я что, шваль ему подзаборная, за титьки хватать на людях в буфете и лапой грязной под юбкой шарить?!
– Что, опять этот замасленный тюфяк Быдлюк?! – говно в груди вскипело моментально. 
 
Аж яблоком поперхнулась (все знают: в гневе я страшна). Все мы за тяжелые годы лифтостроения испытали рвотные позывы от мацаний этого жирного урода.
 
– Ахтунг, девки, это использование служебного положения! С этим халявщиком пора кончать, – решительно заявила Рената, разливая остатки и привычно занюхивая ветошью.
 
Рени сидела на зверской диете и потому не закусывала. Глаза ее налились ненавистью к эксплуататорам, и она первой предложила окончательное решение инструкторского вопроса. Женсовет постановил, что Сюзанна намекнет хмырю на плотское удовольствие после смены прямо в цеху, а Ренатка возьмет в долг у наладчика емкость. Ну а клофелин у меня всегда с собой, сами понимаете, ну там… давление в мозжечке…
 
Весь рабочий день Сюзи вертела жопкой и завлекательно улыбалась инструктору Быдлюку. К концу смены Рената привезла тележку с опилками, под которыми была зарыта полная трехлитровая банка. 
 
Праздник души решили устроить у Сюзанки в цеху готовой продукции – она там в ОТК работала (а вы думаете, откуда такое повышенное качество отечественных лифтов?).
 
Быдлюк хоть и был гастролером-гастарбайтером из Лугандона и трусливым импотентом, но по заводу ходил гоголем и с перманентно оттопыренным указательным. После того, как он уронил по пьяни лифт с забойщиками на шахте имени Засядько, хохол срочно изменил горилке, эмигрировал «до проклятых москалей» и устроился инструктором на лифтостроительный. Любил подлец паленую и щупать телок, болел за «Шахтер». Ну не козел, а?
 
Ренатка предложила наказать паскудника генитально. Сюзанка солидарно поддержала товарку и завопила «Оторвать!» – сурово, я считаю, природа-матушка и так обидела в размерах. Хоть за «оторвать» и нет статьи, однако ж за тяжкие телесные срок накидывать не хотелось. Тогда Сюзи предложила: орально. Я возразила, потому что и так слеза наворачивалась при виде двух сиротливо торчавших клыков и заячьей губы. Приняли мое милосердное предложение: наказать анально, но образцово-показательно.
 
Уселись мы на упаковочных досках в цехе готовой продукции. Микроскопический шматок сала, принесенный жадным Быдлюком на закуску, тут же был съеден вечно голодной Сюзанкой. Косел инструктор быстро. Чтоб головка не болела с похмелья, я угостила клофелином. Когда его рука уже не держала граненый, а изо рта пошли первые пузыри, я вытянула из его нагрудного кармана книжечку с инструкцией по технике безопасности и свернула увесистой трубочкой. 
 
Потом мы распаковали готовый грузовой лифт, вместе затащили в него борова и поставили раком. Ренатка вырезала маникюрными ножницами отверстие в портках и трусах, а я бережно вставила инструкцию в надлежащее место. Быдлюк перестал пускать пузыри, и мятая морда его сморщилась в благостной улыбке. Упаковку восстановили, как было. Вот она, готовая продукция!
 
– А не задохнется? – спросила жалостливая Ренатка.
– Да пока электрооборудование не смонтировали, там отверстие есть, не сдохнет, – компетентно констатировала отомщенная Сюзанна и с размаху поставила на фасадную панель штемпель ОТК.
 
А Рената написала на упаковке губной помадой «Спецзаказ для шахты им. Засядько». 
Потом присели снова, разлили. И я родила тост:
 
– Уважаемые девки! Вот из таких маленьких трудовых побед над эксплуататорами и куется наша общая пролетарская победа! Это победа хрупких скромных тружениц в беспощадной борьбе за эмансипацию. Так выпьем же за женскую дружбу, товарки! Пролетарки всех стран, соединяйтесь, или век воли не видать!