Даже не вздумай

Хозяин поправил на носу очки в дурацкой роговой оправе и неуверенно спросил:

 – Может, чаю? Или чего покрепче?

Глаза у него были выцветшие, словно застиранное осеннее небо: не разберёшь, то ли серые, то ли бледно-голубые, с пожелтевшими белками и набрякшими веками под кустистыми бровями и тяжёлой свинцовой синевой мешков. Резкая складка на переносице и отвисшие щёки нездорового землистого цвета. Упрямый широкий нос с оттопыренными ноздрями и поджатые губы над двойным отвисшим подбородком со следами порезов от бритья…

– Да, давай, – просто ответил Кирилл и отвернулся, разглядывая кухню. Ничего не поменялось здесь за почти что сорок лет: всё те же покрашенные на две трети высоты салатовой краской стены, белёный потолок и занавешенное тюлем окно в деревянной раме со шпингалетами. Щучий хвост, листовой кактус и герань в расписных глиняных горшках на узком подоконнике. Сбоку, вдоль стены – металлические полки с кастрюльками и крышками над чугунной батареей «ёлочкой». Над эмалированной мойкой – два латунных краника, выступающих из стены, а за раковиной – старая газовая плита на ножках с тремя конфорками. И обязательное кухонное вафельное полотенце, пропущенное через ручку духовки – как же без него? 

В углу за спиной Кирилла по-прежнему стоял высокий бежевый пенал, на который он опирался спиной, сидя на скрипучем стуле с кожаным сиденьем и лакированной широкой спинкой. Кирилл вдруг поймал себя на мысли, что если протянет руку назад и откроет дверцу, то возьмёт оттуда хоть чашку, хоть сахарницу, даже не глядя. По старой памяти. Кухня всегда была такой маленькой, что можно было, не вставая из-за столика, и чаю налить, и мусор выкинуть, и окошко приоткрыть… А сейчас казалась и того меньше, словно съёжилась от времени. 

Хозяин едва заметно улыбнулся краешком губ и брякнул видавший виды чайник со свистком на газ. 

–  Некрепкий, без сахара и немножко разбавить холодной, да? – поинтересовался он. И с усмешкой кивнул, поймав удивлённый взгляд гостя: «да, я помню, как ты любишь!» Кирилл вежливо улыбнулся и спросил негромко:

–  А варенье ещё осталось? 

Хозяин довольно ухнул филином и полез в шкафчик под окном, позвякивая банками и покряхтывая. Кирилл закусил губу, глядя на его располневшую фигуру в растянутом вязаном свитере и бесформенных домашних штанах с пузырями на коленях. На оголившуюся полоской спину с седыми волосками над врезавшийся в кожу резинкой. На голые жёлтые потрескавшиеся пятки, торчащие из разношенных домашних тапочек «ни шагу назад»… И отвёл глаза, когда хозяин радостно обернулся со стеклянной банкой в руке:

– Вишнёвое, с косточками! 

Кирилл молча кивнул и шмыгнул носом: всё было в точности так же, как раньше: и кухня, и чай, и варенье. Только вместо тощего русого мальчишки в шортах и майке возник, откуда ни возьмись, лысоватый старик с одышкой и побуревшими от курева пальцами. Да и на стуле в углу между пеналом и столиком на четырёх ногах сидел коротко стриженый немолодой человек в сером английском шерстяном костюме, а не лохматый парень в белой рубашечке с коротким рукавом и замшевых бриджах. 

Но ведь целых тридцать восемь лет прошло, правда? А тут по-прежнему всё тот же тёплый уютный дом, зелёный матерчатый абажур под потолком, жёлтый свет от бра на стенке и посвистывающий на газу чайник. Как будто здесь его только и ждали всё это время: а ну как зайдёт ненароком в гости – и удивится? Что его по-прежнему любят и ждут, каждый день, каждый час, год за годом, всю свою жизнь. 

А когда хозяин поставил перед Кириллом тонкостенную белую чашку на блюдечке с золотистым ободком и синюю стеклянную вазочку с вареньем и прислонился к стене, скрестив руки на груди, Кирилл выдохнул и привычно проговорил:

– Спасибо, Тёмик, – и принялся вылавливать ложечкой тёмные комочки ягод. – А ты? 

Тот, как всегда, молча помотал головой, и с улыбкой продолжал смотреть на него, словно получая от этого куда большее удовольствие. 

– Ну, рассказывай! – проговорил, наконец, хозяин. – Какими судьбами тебя опять к нам занесло? 

Кирилл чуть не поперхнулся: за все эти годы он приезжал в город своего детства трижды, но был абсолютно уверен, что никто этого даже не заметил! По крайней мере, он думал, что исхитрился не попасться на глаза никому из старых знакомых, чтобы не нарываться на неприятности. Зря старался, выходит? 

Хозяин искоса глянул на него и ободряюще кивнул:

– Не бойся, Кира, я никому ничего не скажу, – повторил он тем же самым тоном, что и давным-давно, когда они стояли вдвоём с удочками под плакучей ивой на берегу речки. 

2.

Я упаду в траву, 

небо качнут глаза. 

Только зачем живу, 

я не узнаю сам. 

Скажет ли ветер мне, 

с кем и куда идти

или всего ясней

нет моего пути?

В первый день лета они выбрались на рыбалку ни свет, ни заря. Солнце ещё только карабкалось по верхушкам деревьев, а небо пока оставалось прозрачно-голубым, как стекло. 

Два поплавка с разноцветными пёрышками из сорочьего хвоста спокойно стояли над гладкой водой. Над тихой заводью в излучине реки росла шикарная плакучая ива. А на заросшем мелкой травкой берегу блестела мелкими брызгами роса. 

– У тебя что-то случилось, Кира? – тихонько спросил Артём. – Ты уже целый месяц ходишь, как в воду опущенный. 

Кирилл искоса глянул на него, сглотнул и кивнул. 

 – Не бойся, я никому не скажу, – твёрдо пообещал Артём и почесал ногу, сгоняя комара. 

Кирилл снова кивнул и посмотрел на небо.  

– Помнишь того парня из нашего класса, что застрелился в школьном тире? – медленно проговорил он. 

Артём поднял глаза на ветку справа над головой, по которой скакала озорная синица, и качнул головой:

– Нет, я его почти и не знал, – неловко пожал он плечами. – Я же тогда ногу сломал и дома сидел почти полгода… А когда вернулся, его уже не было.

Кирилл шмыгнул носом и неловко проговорил:

– Его звали Макс. Максим Варин. 

Артём поднял брови и кивнул:

 – Он же к нам из другого города переехал, да? – неуверенно припомнил он. – Вроде после Нового года? Я его только тогда и видел, всего раз или два.

Кирилл судорожно выдохнул и проговорил:

– Из Бровина. Он раньше там в гимназию ходил при университете. 

Артём быстро посмотрел на него и удивлённо присвистнул:

– Ничего себе! – а потом засомневался:

– Да ну! У него же одни «тройки» были! Ты что-то путаешь, Кир. Какая гимназия с такими успехами? 

Кирилл упрямо покачал головой. 

– Я не сказал, что он был там отличником, – неохотно возразил он. – А здесь ему просто было скучно. 

Артём усмехнулся и согласился:

– Ещё бы! После Бровина в нашем маленьком Белове делать нечего, хоть вешайся! 

И тут же прикусил язык, сообразив, что сморозил глупость, и покраснел. 

– Извини, – почти прошептал Артём. – Ты с ним был хорошо знаком? 

Кирилл глянул на поплавок и тоскливо выговорил:

– Нет, Тëмик. Он был моим соседом по подъезду. Сидел на твоём месте за нашей партой. Мы ходили вместе в школу, болтали по дороге. Пару раз были в кино. 

Он быстро глянул на Артёма и торопливо добавил:

– Но я не могу сказать, что хорошо его знал. Скорее, наоборот: чем больше мы с ним общались, тем меньше я его понимал. 

Артём почесал нос и кивнул: «Бывает».

Кирилл выдохнул и признался:

– Он не был моим другом, как ты, Тëмик. Это было… совсем другое дело. 

Артём пожал плечами:

– Ну и что? Даже если бы и был… 

Он вздохнул и принялся сматывать катушку. И сказал, насаживая нового червяка:

– Я решил, что у тебя девчонка завелась, – бесхитростно признался он. – Потому что ты сначала каждый день ко мне бегал, а потом всё реже и реже. 

Кирилл покраснел и потупился. 

– Прости, Тëмик, – проговорил он. – Я об этом не подумал! 

Артём улыбнулся:

– Ничего, Кира! Я не обижался и даже не ревновал. У каждого могут быть свои дела, правда? Ты не обязан мне отчитываться, где ты был и с кем. Я же не твоя мамочка! 

Кирилл благодарно кивнул:

– С ним было интересно, – слегка виновато проговорил он. – Макс был очень необычным парнем. 

Артём заглянул ему в глаза и сердито заявил:

– Придурком он был, вот что! Если у тебя что-то не так, поговори с кем-нибудь – и станет легче… А теперь из-за этого дурака весь класс, как пришибленный ходит, и ты себе места найти не можешь! А матери его каково, представляешь? 

Артём положил удочку в рогатину, поправил колокольчики и махнул рукой:

– Если бы мне жить расхотелось, то я бы всё обставил, как несчастный случай, чтобы никто не догадался, – хмуро сообщил он. – Якобы пошёл один купаться и утонул. Или полез на дерево, сорвался и свернул себе шею…  Со всяким может случиться. 

Он нервно постукивал пальцами по стволу дерева, искоса поглядывая на растерянного Кирилла. 

– Только дурак будет вешаться напоказ, резать вены или стреляться, – произнёс он с досадой. – Ты сам со своей жизнью не справился, а все теперь пусть чувствуют себя за это виноватыми! 

Кирилл отвёл глаза:

– Но ведь правда, Тём, – вдруг сипло произнёс Кирилл. – Это я его довёл. 

Артём сначала недоверчиво хмыкнул, а потом уселся на камушек у самой воды и похлопал по нему рядом с собой:

– Рассказывай! – чуть ли не потребовал он.

Кирилл понуро уселся рядом с ним, положив удочку на камни. 

– Тебе не понравится, – предупредил он. – Ты даже, может быть, расхочешь после этого со мной дружить… 

Тот слегка обиженно посмотрел на него:

– Ты мне либо веришь, Кира, либо нет, – слегка рассердился Артём. – Вот если не веришь, то я ещё подумаю, что я такого сделал, и нужен ли мне такой друг! А если веришь, то ты всё равно останешься моим другом, что бы ты не натворил.

Кирилл похлопал глазами и хрипло поблагодарил:

– Спасибо, Тём!

Тот вздохнул и приобнял друга за плечо. И повторил:

– Я никогда и никому ни слова не скажу, обещаю.

И тогда Кирилл, сквозь сопли и слёзы, начал говорить, даже не глядя на своего друга. А тот слушал молча, не перебивая и не убирая руку с его плеча.

3.

Пол комнаты, которую

видать в окно на треть, 

лишь на два шага в сторону

и можно рассмотреть.

А я себе кумекаю

и не могу понять:

кто смотрит в это зеркало,

когда в нём нет меня?

Новенький сразу положил на него глаз, с первого же дня. Но Кирилл не сразу это заметил: сначала ему было никак не втянуться в учёбу после длинных новогодних каникул, и опять дома начались скандалы из-за двоек. А потом друг его Тёмка неудачно скатился на лыжах с горки и раздробил себе колено об почти незаметный под снегом камень.

Сам новенький поначалу ему не глянулся, непонятно даже, почему. Вроде с виду обычный парень, не низкий, не высокий, не толстый, не худой, темноволосый, с серыми внимательными глазами и ровным спокойным лицом. Он как-то сразу затерялся в классе, словно всегда тут учился, стоило ему только переодеться в школьную форму и постричься покороче. Но ни с кем особо близко не сходился, разве что всегда готов был выручить любого по мелочи, карандашом или резинкой, обложкой или чистой тетрадкой. 

Учился он средненько, в забавах и шалостях не участвовал, а только поглядывал со стороны, как пятнадцатилетние оболтусы мажут доску мыльным раствором или кладут подмоченные клочки бумаги на цоколи лампочек под потолком. Не ябедничал – и на том спасибо.

Девчонки из класса первые дни только и делали, что пялились на него и строили глазки. Как же, всех своих одноклассников они знали, как облупленных, а тут новенький и даже симпатичный! Но того совершенно не заинтересовала ни одна из них, будто у него уже была своя девочка или он вообще не собирался ни с кем заводить никаких отношений. Он одинаково ровно вёл себя со всеми, от хулиганов до отличников, избегая споров и ссор. Через пару недель все угомонились и от него отстали, будто не замечая.

И только Кирилл время от времени чувствовал на себе его цепкий изучающий взгляд, будто тот был зоологом, а сам Кир – малоизвестной науке зверюшкой. Новенький не сводил с него глаз ни в столовой, ни сидя на уроках за партой сзади него. А на физкультуре в раздевалке и вовсе беззастенчиво принялся рассматривать с головы до ног – и кивнул, будто остался доволен. Через три дня новенький испросил разрешения пересесть к нему за одну парту, объяснив это тем, что плохо тянет учебную программу.

– Макс, – представился он, протягивая узкую ладонь и заглядывая в глаза.

Кирилл пожал его вялую тёплую руку и кивком согласился:

– Ладно, посиди, пока мой Тёмик болеет…

Макс сощурил глаза и поинтересовался:

– Брат, что ли?

Кирилл засмеялся и замотал головой:

– Нет, гораздо лучше! Самый настоящий друг. Мы с ним десять лет вместе, с самого детского сада! 

Макс тут же поскучнел и проворчал:

– Опять всё самое вкусное уже разобрали!

И со вздохом посмотрел на Кирилла, будто тот стащил у него игрушку, но не отдаёт и не признаётся. Тот фыркнул и сообщил, что это с двумя девчонками ходить не получится, они друг дружке глазки повыцарапывают. А иметь двух друзей даже лучше, чем одного. Если они, конечно, не станут ревновать и ссориться между собой.

– Не дождёшься, – пообещал Макс. – Я тебе не дура малолетняя, чтобы заставлять выбирать: «или он, или я!»

Кирилл помолчал, переваривая, а потом ехидно осведомился:

– А кто ты мне? Одноклассник? 

Макс расхохотался и сообщил:

– Сосед! – ответил он слегка иронично. – Ты на первом этаже живёшь, а я над тобой, на втором. 

Макс откинулся на стуле и объявил, глядя опешившему Кириллу в глаза:

– Люблю быть сверху! –  и подмигнул, словно приглашая поиграть в какую-то игру. 

Кирилл не понял, о чём он, но на всякий случай сразу отрезал:

– Не, не пойдёт! Я на себе ездить никому не дам! 

Макс раззявил рот и удивлённо спросил:

– Ты это про что? 

–  А ты про что? – ответил вопросом на вопрос Кир. И тут же отвернулся от него, складывая в портфель тетрадки и учебники. Разговоры разговорами, а обеденная перемена не такая уж и длинная, как очередь в столовой. 

– Ты на обед идёшь? – спросил он нового знакомого. Тот глянул на него с подковыркой:

– Приглашаешь? 

Кирилл засмеялся и тряхнул головой:

– Ага! А заодно и в кино сегодня вечером, если хочешь! 

Макс изучающе посмотрел на него и охотно кивнул:

– Хорошо, пойдём. 

Кирилл слегка удивился, как этот парень изловчился сразу ответить на оба его предложения, и застенчиво попросил:

– Только ты не смейся, пожалуйста, если мне очень страшно станет или грустно. Я бываю такой впечатлительный, как девчонка. 

Макс с любопытством глянул на него и кивнул:

– Не волнуйся, я тоже! 

Кирилл выдохнул и лукаво предложил:

– Тогда, если что, будем вместе дрожать и плакать, идёт? 

– Ладно! Пусть будет по-твоему! – улыбнулся Макс. И с тех пор стал вести себя, как пай-мальчик: не подшучивал над Кириллом, не пялился на него, будто влюблённая девчонка, и вообще, не позволял себе ничего лишнего. 

Наоборот, заметив, что Кирилл частенько берёт в школьной столовой фрукты, стал каждый день приносить ему из дому то яблочко, то грушу. А сам трескал конфеты и шоколад, как нанятый, да ещё и в чай кидал три-четыре кубика сахара, размешивая его со словами:

– Люблю сладенькое! 

Кирилл только смущённо фыркал и крутил головой: то ему казалось, что этот сероглазый парень с ним чуть ли не заигрывает, то он вдруг замечал, что тот просто заботится и думает о нём. Просто по-своему, сам смущаясь и оттого пытаясь перевести это в шутку. 

На самом деле Макс легко мог бы стать первым учеником в классе. Он моментально схватывал всё на лету. Пару раз он потратил уйму времени, растолковывая Кириллу, как работают рычаги и как найти площадь криволинейной трапеции. Но у него была куча мелких пробелов, которые он даже не пытался заполнить:

– Скучно, не хочу, – лениво тянул он, сдавая наполовину сделанное за считанные минуты задание, и получал свою заслуженную «тройку». Никто и не догадывался, что он может лучше. Никто, кроме Кирилла. 

А тот всё чаще и чаще ловил на себе внимательный ожидающий взгляд и чувствовал, как от него начинает сосать под ложечкой и без особой причины накатывает горячая волна. Кирилл терялся и смущённо краснел, а Макс улыбался во всё свои тридцать два белоснежных зуба и фыркал:

– Ты просто невероятно красив, когда злишься! 

И добавлял ни с того, ни с сего что-нибудь вроде:

– Тебе подстричься надо. Только чёлку оставь, не трогай. 

Или сообщал доверительным тоном:

– Поменяй рубашку на зелёную. Синяя тебе не идёт. 

Кирилл отводил взгляд, закусив губу, но послушно переодевался и даже постригся, оставив длинную чёлку по его совету. И потом с удивлением смотрел сам на себя в зеркало, не понимая, как ему самому не пришло это в голову. 

А сам Макс продолжал разыгрывать из себя невзрачного тихого троечника и скучного лентяя, хотя теперь Кирилл понимал, что на самом деле он не такой. Если Максу и нужна была помощь по учебной части, так только в том, чтобы его постоянно пинали и заставляли доводить начатое до конца.  Но с этим Кирилл справлялся на раз, тормоша и подгоняя своего соседа, что пора сдавать реферат, или напоминая, что завтра контрольная:

– Реши хоть пять примеров из восьми, пожалуйста! – уговаривал его вполголоса Кирилл. – Ты же можешь, правда! 

– Зачем? – пожимал плечами Макс. – Тогда классная с меня не слезет, пока на «четвёрку» не вытянет! 

Единственное, чего Кирилл не мог никак сообразить, так это зачем Макс так себя ведёт. Болтает с ним по дороге со школы и в школу, не умолкая, обо всём на свете, довольствуясь редкими откликами и неуклюжими замечаниями с его стороны. А в школе или на людях затыкается, будто воды набрал в рот, и делает вид, что его вообще ничего не интересует, и он ни на кого не обращает внимания. Даже на Кирилла, хоть бы тот скакал перед ним голышом и корчил рожи.

При этом Макс исхитрился аккуратно выспросить всё про самого Кирилла и почти ничего сам о себе не рассказать. Он разузнал, когда у того день рождения и почему тот бросил музыкальную школу, из-за чего у Кирилла сложности с математикой, хотя он прекрасно играет в шахматы, и что он любит есть, а чего терпеть не может.  Но не лез с расспросами, почему они с мамой живут одни и какие девчонки ему нравятся. Макс точно знал, какие книжки он читает и какие фильмы он смотрит, и не удивлялся, что из всех возможных секций и кружков Кирилл ходил на бокс и шахматы. И то, не сам себе это выбрал, а друг посоветовал. 

– Интересный парень этот твой Тёма, – протянул Макс со странным выражением на лице, будто позавидовал. И тут же спохватился, переводя тему разговора:

– Ты когда у него последний раз был? 

Кирилл покраснел и сообщил, что дня три назад. 

– Мы же с тобой вчера на каток ходили, а позавчера – в кино, – словно оправдываясь, пробормотал он. Получалось, что ради нового приятеля он забросил старого друга, которому приходилось скучать дома в одиночестве. 

– А давай вместе к нему зайдём? – бесхитростно предложил Кирилл. – Заодно и познакомитесь! 

Но Макс наотрез отказался:

– Нет, не стоит, – чуть ли не с испугом возразил он. –  Ему и так, должно быть, хреново! 

И вздохнул, заметив, что Кирилл его не понял и даже чуточку обиделся. 

– Поставь себя на его место, – посоветовал Макс. – Ты сломал ногу и валяешься дома. Даже в туалет по стеночке ходишь… А твой лучший друг вместо того, чтобы поддержать тебя, весело проводит время с чужим незнакомым парнем! Да ещё и в гости к тебе его с собой тащит… 

Кирилл насупился и отвернулся. С его стороны это выходило чуть ли не предательством! А Тëмик такого ничем не заслуживал, он всегда был с Кириллом честен и добр. 

– Сходи к нему сегодня, – будто бы разрешил Макс, словно отрывая прямо от сердца. – Возьми с собой домашку и объясни, если он чего-то не поймёт по учебнику. 

Кирилл охотно кивнул и улыбнулся:

– Спасибо, Макс! – и неуверенно добавил:

– Ты бы ему понравился, правда. 

Макс упрямо замотал головой:

– Не надо, – повторил он. – По крайней мере, не сейчас. 

Он заглянул удивлённому Кириллу в глаза и тихонько посоветовал:

– Яблочко прихвати с собой и книжку какую-нибудь интересную. А я тебя подожду, если хочешь, на дворе… Только ты не торопись! Побудь с ним, сколько ему надо. 

Кирилл, не отводя взгляда, кивнул:

– Да, конечно, – и поинтересовался:

– А тебе скучно не будет? 

Макс усмехнулся:

– Мне не привыкать! 

4.

В луже под ногами

тонут облака. 

Можно бросить камень, 

разогнать слегка. 

И совсем не сложно

в капле голубой

солнце на ладошке

унести с собой. 

– Ты был прав, он бы мне, наверное, понравился, – с сожалением проговорил Артём, сидя рядом с Кириллом на камне. – Почему ты не рассказал раньше? 

Кирилл дёрнул плечом и ответил:

– Он просил не говорить тебе ничего, – уныло пробормотал Кирилл. 

Артём кивнул и поинтересовался:

– И с чего ты вдруг решил нарушить своё обещание? – спросил он, убирая руку с его плеча. 

Кирилл помолчал и еле слышно ответил:

– Потому что его больше нет. 

Артём взял его за руку, будто хотел сказать, что понимает. Но Кирилл выдернул руку и заорал: 

– А я не знаю, как с этим жить дальше!

Артём оторопело посмотрел на него и опустил глаза.

– Он меня бросил одного на полдороги, и теперь ни назад не вернуться, ни вперёд одному идти некуда, – уныло и горько пожаловался Кирилл. – Как будто шашки ещё есть, а ходы закончились.

Макс с первого же дня знакомства затеял с ним эту странную игру в поддавки: сам старался помогать Кириллу во всём, чем мог, но ничего не просил в ответ. Подкармливал его яблочками и растолковывал ему задачки. Застегивал на нём наглухо куртку от ветра и накидывал капюшон, угрожая в случае отказа надеть на него свою шапку и шарф. Подсовывал Кириллу книжку за книжкой, а когда тот проглатывал их за ночь с фонариком под одеялом и являлся в школу невыспавшимся, притаскивал с собой надувную подушку и предлагал поспать на переменке прямо за партой… 

И всё это он исхитрялся проделывать так, что никто в классе ничего не замечал. Все были уверены, что Кирилл едва терпит этого скучного лентяя и ждёт не дождётся, пока его друг Тёма вернётся в школу. 

А сам Кирилл уже не был так в этом уверен. Макс занимал в его жизни всё больше и больше места, и к концу зимы он уже стал к этому привыкать. Временами ему даже казалось, что этот сероглазый парень всегда был рядом и они с ним чуть ли не сто лет знакомы, а не какую-то пару месяцев!

Когда началась весна, Макс с усмешкой и удивлением смотрел на то, как Кирилл, как маленький, радуется её приметам и скачет через лужи с неподдельным детским озорством. А ровно через минуту замирает над первой травинкой, пробившийся из земли на солнцепёке, и гладит её, как котёнка. Или распахивает куртку настежь, вставая лицом к солнцу и потеплевшему ветру, и жмурится, негромко смеясь… Кирилл словно чуток свихнулся, слегка окосев от весеннего солнца, и торопливо облизывал последние сосульки и жевал клейкие зелёные почки. А Макс всё это время вроде как просто стоял рядом и любовался на всё это безобразие. Но на самом деле, он точно направлял и подталкивал Кирилла, будто бумажный кораблик по ручью длинной палочкой, чтобы не замочить ноги.

 Их разговоры по дороге в школу становились всё более доверительными и деликатными, а отношения – близкими и открытыми. Пусть в них не было той теплоты и задушевности, как с Тёмой, но зато была полная откровенность и взаимное уважение. Кирилл мог, совершенно не стесняясь, поделиться с Максом самым сокровенным – и быть при этом уверенным в том, что Макс не станет ни подшучивать, ни удивляться, с чего это ему в голову взбрело, ни спорить с ним насчёт того, что из этого может получиться… 

Это Тёма всё время оберегал своего лучшего друга от необдуманных решений и импульсивных поступков, а Макс просто принимал его таким, какой он есть. Сочувствовал его обидам и разочарованиям, радовался его успехам и достижениям, как своим собственным. И всё время находился на расстоянии вытянутой руки, словно ему больше нравилось глядеть на Кирилла чуточку со стороны. 

И если Тёмка постоянно брал Кирилла за руку, обнимал за плечо, прислонялся к нему боком и даже мог прилечь рядом с ним на скамейку или на песок, сложив голову ему на колени, то Макс ничего такого себе не позволял. Ни разу даже по плечу не похлопал и рукой за локоть не тронул, только кивал головой: «привет» и «пока». А когда сам Кирилл однажды в шутку потрепал его по голове, Макс вдруг замер, закрыв глаза и сжавшись, точно от испуга.

– Извини, – тут же убрал руку Кирилл. – Я не знал, что тебе неприятно, когда тебя трогают. 

– Очень приятно, – пробормотал Макс, отводя глаза. – Именно поэтому и не надо, ладно? 

У Макса была забавная привычка сразу проговаривать вслух, что ему нравится и не нравится. В отличие от Тёмки, он не любил, когда у него пытались откусить на пробу от его мороженого, но ни капли не стеснялся попросить туалетную бумагу или носовой платок.

Напоровшись несколько раз на его неожиданно резкую реакцию на обычные для остальных мальчишек вещи, например, пописать вместе на одно дерево, Кирилл просто вручил ему ручку и лист бумаги со словами:

– Давай, пиши, что тебе не нравится, чтобы я этого не делал! 

Макс усмехнулся, но тут же набросал список из десяти пунктов, одни из которых заставили Кирилла невольно улыбнуться, а другие – слегка покраснеть. А сам Макс с удовольствием наблюдал со стороны за тем, как у Кирилла меняется выражение лица, и улыбался. 

Пока тот не дочитал список, не кивнул и не расписался внизу под последней строчкой. И не вернул его Максу вместе с той же улыбкой:

– Не бойся, я всё запомнил! 

Тогда Макс составил расписание для Кирилла, который вечно везде опаздывал: когда тот проводит время с Тёмой, когда должен быть на тренировках, а когда – на факультативах и прочих занятиях. Расчертил два листочка в клеточку и разметил разноцветными карандашами всё буквально по часам. Кирилл оторопело уставился на него и тихо поинтересовался:

– А на себя-то ты где время оставил? 

Макс усмехнулся, ткнул пальцем в первую попавшуюся пустую клетку и вручил Кириллу карандаш:

– Сам решай, сколько ты хочешь и когда тебе удобно! 

И пояснил:

– Это ты занят с утра до вечера. А я могу под тебя подстроиться, всё равно делать нечего весь день. 

Кирилл кивнул и закрасил все оставшиеся пустые квадратики прямо у Макса на глазах. 

– Ты уверен? – слегка опешив, спросил тот. 

– Да, – закивал Кирилл. Он был уже совершенно точно в этом уверен. Макс не просто ему нравился всё больше и больше, а начинал помаленьку открываться с таких неожиданных сторон, что Кирилл только диву давался. 

Макс, оказывается, отлично рисовал, неплохо играл в шахматы и очень много читал. Дома у него была целая библиотека и спортивный уголок, с турником, реечной стенкой и боксёрской грушей. Он не ходил никуда, а занимался всем сам: «Я от скуки на всё руки!»

Когда он пригласил Кирилла первый раз к себе домой, то сразу предупредил насмешливо:

– Ты только ничему не удивляйся! 

Тот уверенно кивнул, обещая – и раззявил рот ещё в прихожей, разглядывая цирковые афиши, вешалку для одежды в виде жирафа и стойку для обуви, выглядевшую, как мельничное колесо. Поднял взгляд наверх, увидел люстру-дракона из натянутой на проволочки крашеной марли и вздрогнул, опустив глаза. Под ногами был не привычный деревянный крашеный пол, а мягкая ковровая дорожка, изображающая лесную тропинку, с травой, ягодками и цепочкой муравьишек.

Стены были расписаны деревьями, а на полу вдоль них стояли садовые скульптуры: селезень, ёжик и гномик. Последний точно служил подставкой под зонтики, а назначение остальных Кирилл не разобрал. 

Кирилл посмотрел, как Макс разувается и снимает носки, и повторил за ним то же самое. А потом прошёл по лесной тропинке босиком к двери, расписанной под вход в пещеру, и оглянулся. 

Из зеркала, приклеенного к внутренней стороне входной двери, на него смотрели двое почти одинаковых босых мальчишек в серых костюмчиках, стоящих перед тёмной аркой. Один светлоголовый, другой темноволосый, будто две шахматных фигуры. Кириллу вдруг стало не по себе, словно он нечаянно забрёл в игру или сказку, а та оказалась ещё более настоящей, чем сама жизнь, и выхода из неё уже не было. 

Но за расписной дверью оказалась точно такая же маленькая комнатка с узким окном, как и у него самого. Белые крашеные стены и потолок, серая кровать с серебристым покрывалом, чёрный глянцевый столик рядом с окошком и такой же стул. Стена напротив была занята сплошными книжными полками, а в углу у двери примостился спортивный уголок. 

Больше в комнате не было ничего, если не считать узкого белого комода рядом с кроватью. Но тот почти сливался со стеной, будто совсем не занимая места. Ни занавесок на окне, ни цветов на подоконнике, ни часов на стене, ни даже лампы на столе не было. А пол был застелен безликим серым ковролином. 

«Будто номер в придорожной гостинице!» – фыркнул про себя Кирилл и с любопытством уставился на книжные полки. Мама дорогая, чего тут только не было! 

Анатомический атлас. Медицинская энциклопедия в нескольких томах. Собрания сочинений нескольких великих поэтов и писателей. Книги по математике, физике, астрономии, географии… Куча справочников и словарей. Альбомы с репродукциями из разных художественных музеев. 

Кирилл погладил коричневый с белым корешок в клеточку (единственную знакомую ему книжку, да и то – шахматный учебник) и грустно поинтересовался:

–  Ты что, всё это прочитал? 

–  Почти, – согласно кивнул Макс. И вдруг толкнул его в плечо, усаживая на кровать, а сам плюхнулся с ним рядом:

–  Ну как тебе, нравится? – чуть небрежно спросил он, разглядывая их босые ноги, будто сравнивая. 

Кирилл молча кивнул. Он думал, что уже исчерпал свой лимит удивления на сегодня, но когда Макс прилёг головой к нему на плечо и пробормотал: «А мне уже нет,» – снова открыл рот:

–  Так ты сам всё это сделал, что ли? 

Макс закрыл глаза и улыбнулся:

–  Ну да! Когда мы сюда переехали, вся квартира была такая же скучная, как эта комната. А мне надо было занять чем-то руки и голову, вот я и начал развлекаться, как мог. Покрасил и разрисовал стены. Что-то нашёл в лавке старьёвщика, остальное купил по дешёвке в обычных магазинах…  Почти месяц провозился! 

Он накрыл ладонь Кирилла своей и провёл большим пальцем по венками него на запястье:

–  Ты ещё кухню не видел и ванную комнату! –  лукаво сообщил он, трогая своей босой ногой лодыжку Кирилла. –  Чаю хочешь? 

Кирилл сглотнул комок в горле, пытаясь успокоить бешено заколотившееся сердце, и молча кивнул: «Давай!» Макс с улыбкой вскочил и протянул ему руку:

– Тогда пойдём мыть руки! – заявил он, сдёргивая Кирилла с кровати и поднимая на ноги прямо перед собой. Они только что носами не столкнулись от этого и уставились друг дружке глаза в глаза. 

В тёмных расширившихся зрачках каждый увидел отражение другого, словно блик от лампочки гирлянды в хрупкой ёлочной игрушке. От этого внутри груди разливалось горячее тепло, а снаружи по коже опрометью бросались врассыпную холодные мурашки. 

Кирилл тяжело дышал, приоткрыв рот, а на щеках у него плясал нездоровый румянец. В голове у него болталась одна мысль, точно горошина в пустой банке:

«Если я его поцелую сейчас, он меня ударит или обнимет?»

«А ты попробуй – и узнаешь!» – смеялись ему в ответ серые шальные глаза. Кирилл выдохнул и потянулся к Максу губами, не ожидая, что тот сразу же сам двинется навстречу и накроет его пересохший рот своим, облизывая его внутри влажным языком. 

Кирилл сразу понял, что хочет вот так целоваться с ним всю жизнь. Это гораздо лучше мятной жевательной резинки, чая с корицей и лимоном и всего остального, что Кирилл когда-нибудь пробовал! Самой вкусной штукой в мире оказались губы его собственного одноклассника и соседа сверху. 

У Кирилла вдруг перехватило дыхание, и он слегка отстранился, разглядывая лицо Макса в упор. Чистая гладкая кожа с лёгким пушком под носом и на скулах, редкие брови, волосок к волоску, светлые, почти прозрачные ресницы. Тонкая синяя жилка на виске и малюсенькая родинка на переносице. И едва не умоляюще глаза безо всякого страха или смущения, а наоборот – полные надежды и такой жадной нежности, что становилось даже страшно. 

Кирилл почувствовал, как его осторожно начинают раздевать, расстёгивая ремень на брюках, и едва заметно качнул головой, когда чужие пальцы влезли к нему в трусы:

–  Нет, – выдохнул он. –  Не надо, пожалуйста. 

Макс тут же отпустил его, как будто уронил чашку, и она брызнула по полу осколками. «Почему? Что не так?» – с недоумением спрашивали его глаза. 

– Я мальчик, – выдавил из себя Кирилл, словно признавался в чём-то ужасном и непоправимом. 

Макс слегка натянуто кивнул:

– Да я заметил, что ты не девочка, – усмехнулся он, едва коснувшись его ширинки, отчего у Кирилла в паху заломило, заныло и набухло так, что чуть не сорвало пуговицы. 

Кирилл замотал головой, шагнул назад, упершись спиною в дверной косяк, и повторил:

– Я мальчик! – отчаянно пропищал он, словно его подводил голос. 

Макс опустил руки, которые так и держал на весу, словно продолжал его обнимать. 

– Ясно, – пробормотал он убитым голосом. – Извини, Кирилл. 

Тот ударил по двери кулаками и сполз на пол, глотая слёзы. Макс молча подошёл и сел рядом с ним на расстоянии вытянутой руки. И снова уставился на их босые ноги. 

– Прости меня, пожалуйста, – медленно проговорил он. – Я не хотел тебя обидеть или сделать тебе больно или неприятно… Просто мне нравятся парни, Кира. Не говори никому, ладно?

Кирилл вздрогнул, наклонился вперёд и быстро заглянул ему в лицо. 

– Да, мне нравятся парни, – повторил Макс, не отводя взгляд. – А не девчонки. Так бывает. Но я понял, что ты не такой. Больше это не повторится. Извини. 

Кирилл быстрым движением вытер слёзы и вскочил, схватившись за ручку двери.  

– Да какая мне разница, кто тебе нравится! – сердито проговорил он. – Подумаешь, нашёл, чем удивить!

Кирилл решительно распахнул дверь и быстро прошёл через прихожую, прихватив свои носки и туфли. И на самом пороге невольно оглянулся, окинув глазами коридор. Только сейчас он заметил, насколько всё вокруг было сделано со старанием и любовью, пусть наивно и не очень умело, но от души. Ему даже захотелось зареветь от того, что ему этой душевности не досталось ни капли.

Он так и спустился к себе домой босиком, медленно шлёпая ступнями по холодной каменной лестнице. Прошёл, не раздеваясь, в свою комнату, упал лицом на постель и замолотил по подушке кулаками.

Сказка оказалась совсем не такой, как он ожидал. А жизнь после неё – и того хуже.

5.

По снегу кот идёт-орёт,

а я за ним, след в след,

как будто мы одни вдвоём

остались на земле.

Быть надо круглым дураком,

чтоб, хвост задрав трубой,

ловить снежинки языком

и звать всех за собой! 

Артём кашлянул и произнёс, не глядя на него:

– Мне бы тоже не понравилось, если бы меня начали лапать. 

Он резко поднялся и пошёл сматывать удочки. Всё равно, рыбалка не задалась… И самое обидное то, что сорвалась она из-за глупого мальчишки, который пару месяцев назад вышиб себе мозги и гниёт где-то за оградой старого городского кладбища! 

Но Артёма не покидало ощущение, что тень этого парня до сих пор стоит между ним и Кириллом – и так и будет стоять теперь всю оставшуюся жизнь. 

И тут до него дошло, наконец. 

– Постой, Кира… Ты же сам к нему первый полез с поцелуями! – чуть ли не жалобно проговорил Артём, оборачиваясь. – Так? 

Кирилл, побледнел, как мел, и молча кивнул. Артём невольно облизнул пересохшие губы, словно ожидал другого ответа, и неуверенно спросил: 

– Тогда почему же ты сбежал от него, дурачок? 

– Испугался, – еле слышно прошептал Кирилл, глядя на него исподлобья. 

– Чего? –  продолжал допытываться Артём. Он уже сложил удочку, смотал леску и стоял перед ним с потерянным видом, будто не знал, что дальше делать. 

– Чего испугался? – уточнил Кирилл и сам же и ответил:

– Не знаю. Того, что будет дальше, наверное. 

Артём прислонил свою удочку к камню и потёр одну ладонь об другую. 

– Ну ты даёшь, Кира! – озадаченно проговорил он. – Как вы умудрились так сразу всё испортить? 

Кирилл усмехнулся и помотал головой:

– Нет, Тёмик, потом всё стало ещё хуже! 

И добавил, опустив голову:

– Но если тебе противно, я могу не рассказывать…

Артём машинально кивнул и, спохватившись, махнул рукой:

– Да чего уже там! Продолжай, мне теперь даже интересно. 

Он уселся на камень рядом с Кириллом и пихнул его в бок локтем:

– Не бойся, Кирка! Ты же ко мне ни разу не лез, правда? А твоя личная жизнь меня никак не касается. Целуйся, с кем хочешь: хоть с девочкой, хоть с мальчиком, хоть с соседским котом.

Кирилл несмело улыбнулся и сложил руки вместе, вытянув их вдоль коленей, словно для того, чтобы Артём их видел. 

– Утром он ждал меня на качелях напротив подъезда, – с улыбкой проговорил Кирилл, прикрыв глаза. Словно видел снова наяву, как темноволосый парень в бежевой куртке и сером школьном костюмчике примостился на детской качели и упирается своими уже слишком длинными ногами в землю по обе стороны маленькой лужицы прямо под сиденьем. И даже боится глаза на него поднять, не то, что окликнуть. 

– В школу идёшь? – спросил Кирилл, вставая прямо перед ним и тормозя рукой качели. 

Макс молча кивнул, но не тронулся с места, а словно ещё больше съёжился и замер. Тогда Кирилл протянул ему руку, чуть ли не сунув её прямо под нос, и беззастенчиво признался:

– Ты мне всю ночь сегодня снился… Не делай так больше, ладно? 

Макс глянул на него исподлобья и снова кивнул, прошептав:

– Прости меня, я больше так не буду, – и ухватился за его ладонь, как утопающий за соломинку. 

– Уже простил, – улыбнулся Кирилл, сжимая его руку. – Сегодня, с утра. Если бы ты вчера пришёл извиняться, я просто не знаю, что с тобой сделал! 

И невольно облизнулся, вспомнив вкус его губ и языка в своём собственном рту. Нет, он не смог бы его ударить, ни за что! Но и целовать бы уже не рискнул никогда. Как бы ему самому этого не хотелось. 

Кирилл сглотнул и осторожно поинтересовался:

– Тебя и правда тянет к парням? 

Макс снова опустил глаза и глухо ответил:

– Да, – и торопливо заговорил:

– Ты можешь сказать, что это неправильно и так не должно быть, – быстро сказал Макс. – Если тебе это не нужно, я не буду к тебе лезть и приставать. Пальцем тебя не трону, обещаю! 

Кирилл закусил губу и отвёл глаза. 

– Только, пожалуйста, не гони меня, – отчаянно попросил Макс. – Можно, я буду просто с тобой дружить, как твой Тёмка? 

Кирилл молча кивнул и шмыгнул носом:

– Можно, – сипло ответил он. И отпустил его руку:

– А тебе это будет…  не слишком трудно? –  спросил он уже почти обычным своим голосом. 

Макс пожал плечами:

– Не бойся, я справлюсь, – уверенно проговорил он. – Ты же мне поможешь, правда? 

Кирилл закивал так, что чуть голова не отвалилась. И вдруг замер:

–  Как? – тихо спросил он. 

Макс вздохнул и снова взял его за руку. Провёл кончиками его пальцев себе по щеке. Взлохматил себе волосы его пятернёй. Приложил его ладонь к своим губам… 

И тут же отпустил её и убрал свою руку.

– Как-то так, – очень грустно, но без тени обиды или сожаления, проговорил он. – Но если тебе это не нравится, то не надо. Я обойдусь. 

Кирилл фыркнул и потянул его к себе с качелей:

– Да я не против, – с улыбкой сообщил он. – Если ты не будешь приставать ко мне, чтобы потрахаться, то в остальном делай со мной всё, что захочешь. 

Макс открыл рот, уставившись на него, как будто увидел в первый раз. 

– Ты мне очень нравишься, – честно признался Кирилл. – Но я не хочу становиться педиком! Хочешь, целуй, обнимай, гладь меня, сколько влезет… Только в трусы ко мне не лезь, ясно? 

Кирилл заглянул ему в глаза и просто объяснил:

– Я тоже любить хочу, понимаешь? 

– Да, – неожиданно легко согласился Макс. – Кажется, теперь я тебя понимаю. 

Кирилл глянул на свои наручные часы на кожаном ремешке и неуверенно заявил:

– На первый урок мы уже опоздали, так, может, вообще в школу не пойдём?

Макс едва заметно качнул головой:

– Ты уж прости, Кир, но надо! 

– Сегодня последний день перед каникулами! – жалобно заныл Кирилл. – Потом никто и не вспомнит, были мы или нет! 

Макс на мгновение задумался и легкомысленно махнул рукой:

– Ладно, как хочешь! 

И поинтересовался:

– И что мы будем делать тогда? 

Кирилл с озорством предложил:

– Ты меня вчера собирался чаем напоить и ванную комнату показать! 

Макс сощурился и поспешно согласился:

– Ладно! 

И тут же торопливо продолжил:

– Только тебе придётся самому принять ванну, чтобы понять, что это такое! 

Кирилл подозрительно глянул на него. А Макс безмятежно пожал плечами:

– Я же обещал, что не буду к тебе ни лезть, ни приставать… Максимум, спинку могу потереть или голову помыть, если ты будешь не против. 

Кирилл покраснел и прошептал:

– Ладно. Но потом ты со мной полежишь. 

Макс испуганно вскинул на него глаза:

– Что? 

Кирилл терпеливо повторил вполголоса:

– Полежишь со мной рядом на одной постели, что тут непонятного? 

Макс судорожно выдохнул и кивнул. 

– Обнимать можно? – уточнил он. 

Кирилл подумал и согласился. 

– А целовать? – не унимался Макс, хотя голос у него предательски дрогнул. 

– Да! – выдохнул Кирилл, кусая губы. 

Макс перевёл дыхание и дурашливо пригласил:

– Ну тогда пойдём ко мне, мой милый друг. Ты ещё много чего не видел. Надеюсь, тебе понравится.

Кирилл с любопытством глянул на него: похоже, этот парень был не против затеять новую игру – и решил получить от неё максимум удовольствия. Если бы он только знал, чем эта игра закончится, то согласился бы скорее на то, чтобы пойти сейчас в школу или даже проходить в неё в одиночку хоть все каникулы!

Но вся прелесть жизни в том, что никогда нельзя знать заранее, что тебя ждёт через несколько минут. И быть уверенным в том, что ты справишься с этим, тоже не стоит.

6.

Я обойдусь одной свечой,

пускай горит неярко,

ведь от теней, что за плечом,

ни холодно, ни жарко.

А что там бродит в темноте,

и видеть неохота,

как голышом ложась в постель,

вертеться до икоты.

–  Я только домой заскочу переодеться, – предупредил Кирилл у самого подъезда. И подхватил споткнувшегося на ступеньках Макса под локоть:

– Заодно посмотришь, как я живу, – предложил он, не принимая от Макса никаких возражений. 

У самой двери он замешкался, вылавливая в кармане серебристую рыбку ключа. Макс посмотрел на крашеную коричневую дверь с латунным глазком и металлической цифрой «два», как на вход в кабинет стоматолога, но промолчал. 

Кирилл отпер свою дверь и потащил его за собой вовнутрь:

– Проходи, не бойся! Собаки не кусаются! – весело заявил он. 

– Собаки? – недоумённо переспросил тот. И засмеялся, оглядываясь, когда Кирилл включил в прихожей свет. 

На стене у входа висела тапочница в виде бульдога с раскрытой пастью, из которой выглядывали парами тапки. На коричневом дощатом полу вдоль стен чёрной краской шли полустёртые цепочки следов: одна – на кухню, другая – на выход. Часы на стене в виде озорной собачьей морды с тонкими косточками вместо стрелочек показывали без пяти девять утра. На полочке, прибитой под ними, на маленьком круглом плетеном коврике лежал домашний телефон, обёрнутый вязаным коричневым чехлом с длинными ушами и глазами-пуговицами, как маленький щенок. 

Кирилл с усмешкой хлопнул заглядевшегося Макса по плечу и попытался всучить ему тапочки:

– Разувайся, я полы вчера помыл! 

Макс отказался от тапочек и скинул обувь, поставив её в арку собачьей будки справа от входа на нижнюю полочку, под белыми туфлями-лодочками. Кирилл повесил мешок со сменой на крючок в виде растопырившей лапы таксы и поманил друга за собой:

– Пойдём! 

Макс послушно прошёл за ним по коридору, по дороге с любопытством заглянув в приоткрытую дверь большой комнаты. Там под потолком висела большая люстра со стеклянными сосульками, на полу лежал старый узорчатый ковёр, а за ним у стены стоял дубовый платяной шкаф с зеркальной дверцей и широкий деревянный стол с зелёный лампой со стеклянным абажуром. Рядом со столом на тумбочке с приоткрытой дверцей расположилась швейная машинка. 

Кирилл слегка смущённо прикрыл дверь и негромко проговорил:

– Это мамина комната. Она собак не любит, у неё аллергия. 

Макс молча кивнул и мельком бросил взгляд на кухню, где в углу стоял обшитый искусственным мехом холодильник с ручкой-лапой и широко улыбнулся:

– А ты их обожаешь, да? 

Кирилл неохотно кивнул и толкнул дверь в свою комнату:

– Ага, и они меня – тоже, – произнёс он с привычной грустинкой. Поднял на Макса глаза и объяснил:

– Меня ни одна собака в жизни не цапнула. Даже чужая или бродячая… Я к любой собаке могу подойти и погладить её. Мама шутит, что я – «собачий царь», и поэтому все они меня слушаются. 

Он первым зал в свою комнату и начал снимать с себя школьный костюм, достав вешалку из отгороженного уголка гардеробной за дверью. Этажом выше в этой нише в стене у Макса стоял комод. 

А в остальном комната Кирилла почти ничем не отличалась: бежевый столик со стулом у окошка и кровать со смятой постелью на том же месте у стены. Только вместо книжного шкафа на стене висела географическая карта полушарий, а под ней на лоскутной циновке лежали потёртые гантели и потасканный футбольный мяч. 

Единственное, что было другим, так это крашеные белые стены, разрисованные сверху донизу от руки всякими изображениями. Огромный сенбернар, сидящий на траве, с мячиком между лапами. Поджарая овчарка, задирающая лапу на фонарь. Рыжий спаниель, летящий в прыжке за палочкой. Смешная чёрная такса, бегущая вразвалочку за мальчиком в одних трусах по берегу моря вдоль прибоя.

Одни картинки были совсем простенькими, с неправильными пропорциями, как в мультиках или детских книжках: большая голова, короткое тело и лапы, слишком длинный хвост. Другие, наоборот, были тщательно прорисованы, с учётом перспективы и правильным тенями. А бегущий за мальчиком по берегу моря пёс и вовсе выглядел почти, как цветная фотография. 

Макс протянул руку и погладил ладонью изображение щенка, свернувшегося на коврике в уголке над кроватью, и оглянулся на Кирилла. Тот стоял перед ним почти голый, в одних трусах, скинув брюки и рубашку, и смотрел на него со странным выражением, словно ждал чего-то и боялся. 

Макс кашлянул, отводя глаза и слегка порозовев:

– Это ты сам всё нарисовал? – неловко спросил он. 

– Не всё, но кое-что, да, – кивнул Кирилл, словно очнувшись и натягивая футболку и джинсы. – Большую часть папа мне помогал, когда приезжал в гости. 

Макс понимающе кивнул:

– У меня тоже родители развелись. 

Кирилл пожал плечами:

– А мои и не женились никогда. У папы своя семья в столице, а я так, случайно получился. 

Макс закрыл рот и отвернулся, снова принявшись разглядывать картинки на стенах. 

– Нет, ты не подумай ничего плохого! – быстро проговорил Кирилл, присев на кровать, чтобы надеть носочки. – Он отличный отец, правда. Мы с ним по телефону часами говорить можем. Каждый год он приезжает на мой день рождения с подарками и поздравляет с Рождеством. Несколько раз брал меня с собой на море, на юг. Я даже был однажды у него в столице… 

Кирилл немножко скованно улыбнулся и смущённо проговорил:

– Мне его дочка, Катенька, очень понравилась. Она такая милая оказалась и душеная, что я в неё чуть не влюбился. Мы с ней целых две недели провели вместе, почти ни на минуту не разлучаясь. Только и делали, что разговаривали и по городу болтались… Будто приросли друг к другу!

Кирилл хрустнул пальцами, сцепив их замок, и посмотрел в окошко. А потом решительно добавил:

–  Но нам с ней даже целоваться нельзя было, потому что мы брат и сестра. Отец меня сразу предупредил, чтобы я ни о чём таком и думать не смел… А жалко, она такая хорошая! 

Макс тихонько покивал:

–  Была бы она парнем, вы бы просто подружились, и всё, – негромко произнёс он. 

Но Кирилл не согласился:

–  Нет, это другое! –  отчаянно возразил он. –  Ты что, правда, не понимаешь? Она мне как девочка нравилась, а не просто так! 

Макс хмыкнул и опустил глаза. 

–  Ясно, – пробормотал он. 

Кирилл вздохнул, встал с кровати и, взяв Макса за руку, приложил его ладонь к своей щеке. 

– Извини, я не сообразил, что у тебя, может, всё по-другому, – примирительно проговорил он. –  Не обижайся, Макс! 

– Да нет, я всё понимаю, – грустно усмехнулся тот. – У меня ещё не совсем крыша поехала... Тебе нужна она, а не я! 

Кирилл фыркнул и боднул его лбом в плечо:

– Макс, ты меня вообще слышишь? У нас ней вообще ничего никогда быть не может! –  глухо проговорил он, уткнувшись носом в его грудь. 

Макс осторожно погладил его по голове и тихо спросил:

– И как ты с этим справляешься? 

– Плохо, – честно признался Кирилл, не отстраняясь, а наоборот, обхватив его руками. –  Вот уже и к парням приставать начал... Или они ко мне, а я и не против. 

Макс невесело рассмеялся и прижал его к себе. 

– Кира, ну есть же и другие девочки… – утешительно сообщил он. Но Кирилл только дёрнул плечом, отпустил его и отстранился. 

– Тогда есть и другие мальчики! – с потемневшими лицом ответил он. – Да, Макс? 

Тот спокойно посмотрел на него и кивнул. 

–  Я привык слышать «нет», – просто объяснил он. – И идти дальше. Не оборачиваясь. 

Кирилл недоверчиво посмотрел на него и пнул мячик. Тот стукнул об стенку, ударился о ножку кровати и вернулся назад, где Кирилл легко поймал его ногой.

– А как же чувства, Макс? –  с упрёком вымолвил он. – Или для тебя это просто слова? 

Макс криво ухмыльнулся и отвёл глаза:

– Ты предлагаешь мне всю жизнь страдать по тому, кому это не надо? 

Кирилл мрачно глянул на него и буркнул:

– Нет! Но если сегодня один, а завтра другой…

Он сжал кулаки и глянул на Макса исподлобья. Тот беспомощно помотал головой:

– Нет, Кира, всё не так! 

– А как? – сердито спросил тот. – Скажи ещё, что у тебя никогда никого не было раньше, и я первый, кто тебе понравился! 

Макс стиснул зубы, не произнося ни слова.

–  Или тебе всё равно с кем, лишь бы он был не против? – чужим голосом спросил Кирилл. 

Макс дёрнулся, словно его ударили, но промолчал. 

– Хорошо, хоть не врёшь, – вздохнул Кир. И уселся обратно на кровать, обхватив голову руками:

– Знаешь, мне что-то не хочется сейчас уже никуда идти, – сумрачно проговорил он. – Ты прости, что я тебя от уроков оторвал. 

Он глянул на часы и усмехнулся:

– Если очень поторопишься, то к третьему как раз успеешь. 

– А ты? – еле слышно спросил Макс. – Ты никуда не торопишься? 

Кирилл сердито качнул головой, глянул на расчерченный Максом тетрадный листок, пришпиленный над кроватью, и пробормотал:

– Нет. Я к Тёмке вечером пойду, сегодня его день по расписанию. 

– Ладно, – словно через силу проговорил Макс. – Тогда пока, Кир. 

Тот молча кивнул и завалился на свою кровать лицом вниз. 

– Дверь просто захлопни, – глухо попросил он, не поворачивая головы. 

Макс кивнул и, сгорбившись, пошёл в прихожую. Обулся, подхватил свой портфель и сменку, погладил щенка-телефон и вышел, аккуратно потянув за собой дверь, пока не услышал щелчок замка. 

Больше он сюда не приходил почти до самого конца своей жизни. 

7.

Закроешь глаз ладошкой – 

и сдвинется весь мир, 

как будто из окошка

весь свет качнётся вмиг! 

Но прошибёт до пота

ресниц дрожащий зуд:

не то со мною что-то –

и ни в одном глазу.

Артём молча смотрел, как его друг снимает с крючка своей удочки мелкую рыбёшку и, поцеловав в нос, бросает обратно в речку. А потом сматывает леску и разбирает свою удочку пополам. 

– Один – ноль, – торжественно сообщил Кирилл. Они всегда считали улов, точно продолжали в шутку соревноваться, у кого больше. Дурацкая детская привычка.

– Желание загадал? – небрежно поинтересовался Артём. 

– Да, – кивнул Кирилл. И добавил:

– Только оно не сбудется. 

Артём усмехнулся:

– Тогда пожелай наоборот! – предложил он с улыбкой. 

Но Кирилл вздохнул и сообщил:

– Не-а, я пробовал! Не выходит ни то, ни другое…  Да я уже и не надеюсь ни на что, Тём. Не будет мне удачи, ни на рыбку, ни на мячик.   

Он подхватил пустой садок и махнул рукой:

– Наверное, когда детство кончается, все эти глупости перестают работать. 

Артём пожал плечами:

– Может, ты просто не так уж сильно этого хочешь? – неуверенно предположил он. 

Кирилл молча заглянул ему в глаза. 

– Извини, – пробормотал Артём, отводя взгляд. – Не сердись на меня, пожалуйста. 

Кирилл протянул руку, словно собирался похлопать его по плечу, но вместо этого наклонился и подобрал его удочку. 

– А с чего мне на тебя-то злиться? – безразлично спросил он. – Ты тут вообще не при чём! Это я один во всём виноват. 

Артём вздохнул и сам приобнял его за плечо со словами:

– Пойдём ко мне, Кирка, я тебя чаем с вареньем угощу. 

– Вишнёвое, с косточками? – сквозь слёзы улыбнулся Кирилл. И вспомнил, как сидел напротив Макса на его кухне, озираясь по сторонам, а тот разливал чай по тонким фарфоровым чашкам и накладывал в хрустальную мисочку густую бордовую жижу с маленькими комочками ягод. 

– Не люблю сладкое! – скривился тогда Кирилл несмотря на то, что дразнящий аромат, казалось, заполнил всю кухню. 

– А ты попробуй, – усмехнулся Макс. – Вдруг понравится? 

Он был в одних шортах и майке, босиком, с мокрыми волосами после душа. А сам Кирилл вообще сидел за столом голышом, завернувшись в огромное белое махровое полотенце размером с хорошую простыню. 

Почти все весенние каникулы они не виделись, не общались и не разговаривали. Максимум, замечали друг другу издалека, когда шли в магазин или выносили мусор, и старались не встречаться даже взглядами. Несколько дней Кирилл ходил, как пришибленный, не находя себе места ни дома, ни на улице в компании приятелей по двору, ни даже в гостях у своего лучшего друга. 

Тёмка пару раз попытался его развеселить, показывая, как он наловчился скакать на одной ноге по всему дому и управляться с веником и шваброй. Но Кириллу было совсем не смешно на него смотреть, хоть перевёрнутая швабра почти заменяла другу костыль, а размочаленный веник и правда напоминал чем-то попугая. 

Тёма даже одевал широкополую шляпу из своего карнавального костюма и повязывал себе ленточку через глаз, как старый пират. Но Кирилл едва вежливо улыбался, и продолжал зевать фигуру за фигурой в шахматных партиях и молчать, закусив губу. 

А потом и вовсе перестал к нему ходить, чтобы зря не расстраивать, ведь Артёму и так было не очень-то весело. И ещё потому, что в последний раз они чуть не поссорились: Кирилл всё время порывался ему помочь, жалея и досадуя на его потуги хорохориться, а Тёма пытался доказать, что он и сам со всём отлично справляется. 

На пятый день он столкнулся с Максом лоб в лоб, выходя из подъезда, и замер, когда тот замешкался, пропуская его наружу, и опустил глаза. 

– Может, хватит уже от меня бегать?  – жалобно спросил Кирилл. 

Макс отвернулся, не говоря ни слова. 

– И как мне у тебя прощения попросить, если ты меня видеть не хочешь? – безнадёжно продолжал Кирилл, не спуская с него глаз. 

Макс дёрнул плечом и махнул рукой, даже не глядя на него. 

– Ну скажи, что мне делать! – тихо попросил Кирилл. – В дверь к тебе стучать бесполезно, ты не откроешь. Письмо тебе написать? Так ты его выкинешь, не читая! Об стену головой биться, что ли, чтобы ты услышал? 

Макс бросил на Кирилла быстрый взгляд и едва заметно усмехнулся. 

– Макс, прости меня, пожалуйста, – проговорил Кирилл с отчаянием. – Ты мне нужен, я не хочу тебя терять! 

Макс поднял на него глаза и молча кивнул, не двигаясь с места. 

– Я дружить с тобой хочу, – быстро проговорил Кирилл. – Может, даже больше, чем дружить, я не знаю! Ты ведь мне на самом деле очень нравишься, правда! 

Макс сглотнул и уставился на него, будто пытался разглядеть непонятно что. 

Кирилл несмело улыбнулся и тихо попросил:

– Дай мне время самому разобраться со своей головой, ладно? 

Макс охотно кивнул и улыбнулся. 

– У меня позавчера день рождения был, – смущённо проговорил он. – Я хотел тебя позвать, но подумал, что ты не придёшь. 

Кирилл открыл рот и не очень умно предположил:

– Ну, наверное, тебя всё-таки другие поздравили? Много народу было? 

Макс отвёл глаза. 

– Никого. Только я и мама. 

Он глянул на Кирилла и объяснил:

– Это раньше у меня полный дом собирался. А здесь у нас никого нет, даже знакомых. 

Кирилл тронул его за плечо:

– Что ты хочешь в подарок от меня? – спросил он чуть виновато. 

– Не знаю, – улыбнулся Макс. – Что хочешь, то и подари, если не жалко. 

– Ладно, – пообещал Кирилл. – Я подумаю, – лукаво пообещал он, – чем тебя порадовать!

Макс усмехнулся и встал с качелей:

– Даже не вздумай! – полусерьёзно предупредил он.

Тогда Кирилл тряхнул головой и предложил:

– Пойдём, что ли, погуляем? 

Макс снова кивнул и негромко поинтересовался:

– Куда? 

Кирилл оглянулся по сторонам и взял его за ладонь обеими руками:

– Да куда хочешь! – беспечно ответил он, несмело улыбаясь от внезапно накатившего облегчения. – Мне всё равно, лишь бы с тобой. 

И, глядя в обалдевшие серые глаза, неловко признался:

– Я соскучился, Макс. По тебе. 

Макс улыбнулся и проницательно предположил:

– С Тёмой поссорился? 

Кирилл покраснел и отпустил его руку:

– Нет, не совсем… 

Макс без тени насмешки ответил:

– Трудно быть рядом, когда кто-то болеет, а ты ничем не можешь ему помочь. А развлекать и жалеть быстро устаёшь.  

Кирилл отвёл глаза:

– Всё-то ты знаешь! 

Макс приподнял брови и пожал плечами:

– Пока ещё нет, к счастью. Пойдём, я тебе одно местечко покажу. Ты его, наверное, знаешь, но я покажу тебе то, чего ты точно не видел! 

Кирилл охотно кивнул и пошёл за ним через школьный двор, через пустырь, через перелесок на окраине, даже не пытаясь догадываться, куда Макс его ведёт. А тот шёл спокойно рядом и слушал его болтовню, не перебивая:

– Макс, как ты думаешь, Бог есть? Я вот раньше никогда не верил, даже смеялся над теми, кто в церковь ходит и свечки ставит, – беззаботно верещал Кирилл, шалея от радости, которая переполняла его так, что он чуть не подпрыгивал на ходу. – И ждут, что их за это возьмут в рай… А потом вдруг понял, что и у меня не только тело есть и ум, чтобы думать, но и душа, чтобы чувствовать! И что, она просто исчезнет, когда меня не станет? 

Макс посмотрел на него, улыбнулся и покачал головой. 

– Ты боишься смерти? – вопрошал Кирилл, чувствуя, как у него внутри замирает сердце и гулко стучит кровь в ушах. – Мне вот очень грустно и обидно, что сейчас я живой и здоровый, а потом просто возьму и умру. И пусть для меня всё закончится, но другие-то люди будут жить дальше, и даже не заметят этого, понимаешь? Как будто меня и не было! 

Макс искоса посмотрел на него и нехотя кивнул. 

– А вдруг там ничего нет, а, Макс? – торопливо спрашивал Кирилл, холодея от страха. – И всё, что у меня есть на самом деле, это здесь и сейчас, а никакого «потом» не бывает? И никто не придёт и не спасёт меня от этого «ничего», где как не было раньше, до рождения, так и после смерти не будет? Тогда зачем всё это нужно, Макс? 

Тот покрутил головой и развёл руками: мол, чего ты меня спрашиваешь-то? 

А Кирилл хитро улыбнулся и сообщил:

– А я знаю! – с гордостью и лёгкой насмешкой заявил он. – Я целую неделю голову ломал, пока не понял, зачем я живу! 

Макс фыркнул: «ну ты и философ!»

Но Кирилл поймал Макса за руку и притянул к себе. Заглянул в серые глаза и отчётливо проговорил:

– Для того, чтобы сделать кого-то счастливым. Пусть потом всё закончится, неважно, хорошо или плохо. Но ведь счастье-то всё равно было! Моё, настоящее, человеческое счастье… А не дурацкая загробная вечность, где ты уже ничего не можешь исправить и только мучаешься от этого! 

Кирилл потянулся к Максу, но не затем, чтобы поцеловать, как тот подумал, подставляя губы. А Кирилл вместо этого упёрся своим лбом в его, и уставился в распахнутые глаза с огромными зрачками. 

– Макс… Если ты правда любишь, то это должно быть душой, а не только башкой или телом, понимаешь? 

Макс не произнёс ни слова. Не моргнул, не кивнул, не обнял его, не прижал к себе.  Но Кирилл точно почувствовал, как он ответил «да». Просто «да», и ничего больше. 

– Прости меня, если я тебя обидел, – тихонько попросил Кирилл. – Я ещё просто глупый и не знаю, что делать. У меня ведь никого не было до тебя. 

Макс молча улыбнулся: «ничего». 

– Ты же научишь меня, как сделать так, чтобы тебе было хорошо? – бесхитростно спросил Кирилл. 

Макс машинально согласился: «ладно». И тут же испуганно отодвинулся. 

– Тогда получится, что я тебя совратил, – пробормотал он, отводя глаза. 

Кирилл замотал головой и заявил:

– Да нет же, я этого сам хочу! – и жалобно попросил:

– Ну, пожалуйста, Макс, не будь дураком! Ты же сам потом пожалеешь!

Макс сощурился и выдохнул:

– Я так и так пожалею, – криво усмехнулся он. – Главное, чтобы ты ни о чём не жалел. 

Кирилл замотал головой:

– Вот ещё! И не собираюсь. Я просто хочу попробовать, а там уже посмотрю, понравится мне или нет. 

Макс улыбнулся и потрепал его по голове.

– Ты такой смешной, – произнёс он вслух.

Кирилл притворно рассердился:

– Ну и смейся, сколько хочешь! Только любить не забывай…

Макс молча взял его за руку и вывел за собой на берег озера там, где из него вытекал ручей. Рядом с бродом, сложенным из замшелых камней, чуть заметно возвышался небольшой пригорок с уже зазеленевшей крохотной полянкой.

– Смотри, – сказал он, кивнув на свежую зелень в тени сосны. Весь пригорок был усыпан мелкими белыми цветами с резными листьями. – Только внимательно смотри, не торопись… На что похоже?

Кирилл посмотрел и засмеялся:

– Правда, на сердечко похоже, зелёное в белую крапинку! – и вдруг тихо вздрогнул:

– А если только на одни цветы смотреть, то на череп… 

Макс обнял его со спины, сцепив руки у Кирилла на животе, и положив подбородок ему на плечо:

– Так что ты видишь, Кир, череп или сердце? – шепнул Макс ему на ухо.

Его горячее дыхание чуть не обжигало Кириллу ухо. А сердце у того стучало в груди точно, как дятел где-то среди веток сосны над самыми их головами.

Кирилл передвинул его руки себе на грудь и тихо ответил:

– И то, и другое. Обалдеть можно… Спасибо, Макс. Я этого никогда не забуду. 

8.

Одному такая скука

всё вокруг переживать!

Книги – это только буквы,

как ни складывай в слова.

Сам с собой играю в прятки:

не догонишь, не возьмёшь!

Будто всё ещё в порядке,

только грустно невтерпёж.

Артём шёл рядом и молчал, упорно не глядя на Кирилла, словно боялся заглянуть ему в лицо и увидеть, что у того творится на душе. И только когда он споткнулся, Кирилл невольно подхватил его за руку и обнаружил на его щеках следы от солёных капель. 

– Ты что, плачешь, что ли, Тём? – не веря своим глазам, спросил он. 

– Нет, – шмыгнул носом Артём. – Они сами текут… 

И вдруг развернулся к Кириллу и чуть ли не заорал:

– Почему ты позволил ему себя убить, почему? 

Кирилл молча вытер ему щёки и тихо выдохнул:

– Дурак был потому что. Помнишь, я его просил написать список того, что ему не нравится? 

Артём кивнул.

– Так вот, – усмехнулся Кирилл, – это как раз и было то, чего ему больше всего хотелось!

Артём открыл рот и помотал головой:

– Только не говори, что там было! Я даже знать этого не хочу!

Кирилл серьёзно кивнул и с трудом выговорил:

– Я, наверное, больше могу ничего и не рассказывать… Ты и так всё понял, правда?

Артём остановился и поднял глаза наверх, будто разглядывая облачко на небе.

– Ничего я не понял, – сердито проговорил он. – Кроме того, что вы всё время старались всё испортить, как могли! Чего вам не жилось-то нормально, а?

Кирилл пожал плечами:

– Может, потому что мы были ненормальные? – с грустной усмешкой предположил он. 

Артём фыркнул:

– Да ладно, Кира, в мире полно парней, которые любят друг друга! 

Кирилл помотал головой:

– Я не про это! – с досадой проговорил он. – Мы просто сошли с ума друг от друга, как ты не понимаешь! 

Кирилл подумал, что не сможет этого объяснить, наверное, никому на свете, даже своему самому лучшему другу. Потому что он сам никак не мог для себя точно обозначить тот момент, когда их отношения слетели с катушек и понеслись, как гоночный автомобиль, у которого отказали тормоза. 

Может быть, именно тогда, на кухне, с этого вишнёвого варенья с косточками? Или ещё раньше, с того расписания, где он сам отдал Максу всё своё время, что мог? Или со списка того, что Макс просил не делать именно потому, что ему больше всего этого и хотелось? 

Варенье, действительно, было вкусным. Кирилл даже облизал ложечку, когда миска опустела и жалобно посмотрел на Макса. Но тот, пряча усмешку, сделал вид, что не заметил этого, ожидая, что Кирилл попросит сам то, что он хочет. 

Это была всё та же дурацкая игра: я знаю, что ты хочешь, но пока ты сам этого не попросишь, буду делать вид, что не понимаю; а ты, чувствуя, что я вижу, что тебе надо, будешь стараться заставить меня догадаться, как предложить это так, чтобы ты не отказался: мол, ладно, не очень-то мне и хотелось! 

– Ванная понравилась, да? – спросил Макс, присев на подоконник посередине между лимоном и мандарином. Маленькая кухня, точно такая же, как этажом ниже, была превращена в самую настоящую оранжерею. 

Цветы были повсюду: на шкафах, на полках, на столе, и даже над входом в кашпо висел декабрист. Кирилл сначала принялся пересчитывать один за другим горшки, крутя головой, но потом сбился и бросил... На третьем десятке, между прочим! 

– Да-а-а, – мечтательно протянул Кирилл, словно снова оказался в ванной комнате, где за раздвижной прозрачной панелью было целых три рожка, а самой-то ванны и не было! Только выложенный плиткой высокий квадратный бортик, отделявший место купания от узкой полоски пола, застеленного ковриком. В углу стоял пластиковый стул с прорезиненными ножками, а раковина для утреннего умывания была выведена за стенку в бывшую кладовку. 

Под душем можно было стоять, удобно откинувшись на поручни и запрокинув голову наверх, нежась сразу в бьющих с трёх сторон потоках горячей воды. Можно было на каждом рожке кранами подобрать разную температуру и поворачиваться то одним боком, то другим, чувствуя, как кожа то медленно съёживается от едва тёплой струи, то горит от обжигающе горячей. А можно было включить всё три рожка на полную и встать лицом к стене, опустив голову и ждать, пока лупящий по плечам и ягодицам поток не заставит выгнуть спину и задрожать ноги… 

А потом можно было усесться на резиновый коврик посередине, выключить душ и пустить воду из крана. Кирилл даже исхитрился разлечься внизу, слегка подогнув ноги. И чуть не заснул, разморенный тёплой водой и массажем, который устроил ему прямо в ванной Макс. 

Он безо всякого стеснения залез к Кириллу, раздвинув прозрачную панель, и принялся тереть его мочалкой и намывать голову шампунем. В первую секунду Кирилл чуть не запаниковал, открыв глаза и обнаружив рядом с собой голого Макса с глупой ухмылкой на лице. Но этот удивительный парень просто помыл его, как маленького, а потом ещё и завернул в махровое полотенце и повёл на кухню пить горячий чай с лимоном и корицей… 

– Это нам досталось от прошлых хозяев, – сообщил Макс, как будто получил наследство от безумного дядюшки-миллионера, внезапно скончавшегося за тридевять земель. – Ты их, наверное, помнишь. 

Кирилл удивлённо открыл рот: раньше в квартире над ними жили две сестры-спортсменки, молодые смешливые девушки чуть старше двадцати. Каждое утро, в любую погоду и непогоду, они выбегали из подъезда в одинаковых серых спортивных костюмах и делали круг по парку, который окружал небольшой холмик со старой школой наверху. Сама школа уже лет десять, как была заброшена после пожара, а её руины заросли травой и покрылись мхом. Но это не мешало всем желающим приходить на старый школьный двор посидеть на скамеечках или позаниматься на спортплощадке. 

Бывшие хозяйки квартиры Макса так и делали, каждый день проводя на холме по несколько часов. А время от времени по месяцу или два не бывали дома, разъезжая по всему миру на соревнования… Зачем им нужна была такая ванная комната, Кирилл даже представить себе не мог! 

– Ты, главное, не затопи нас ненароком! – с опасливой усмешкой попросил он. – А то я спущу на вас всех своих собак! 

Макс вежливо улыбнулся и заверил, что, когда они делали ремонт после предыдущих хозяев, сантехники всё проверили и сообщили его матери, что с ванной всё в порядке. Раз предыдущие хозяйки ни разу не залили соседей снизу, то и сейчас она с сыном может не беспокоиться. 

– Так что не бойся, тебе ничего не грозит, – усмехнулся Макс. Кирилл допил чай и отставил чашку. Как он ни оттягивал момент, когда придётся снова иди в Максову комнату и получать то, чего он сам потребовал, тот его упрямо поджидал. 

– К тебе можно экскурсии водить, как в музей, – съязвил он. А Макс спокойно отвечал, что музей здесь устраивать пока рановато, ведь золотую медаль по литературе он ещё не получил! 

– Какую ещё медаль? – округлил глаза Кирилл, благодарно кивая Максу, который долил ему чаю и добавил варенья. – По литературе? У тебя же по ней «тройка»! 

Макс фыркнул:

– Её дают не за то, что ты прочитал, а тому, кто лучше пишет! 

Кирилл смущённо улыбнулся и поинтересовался:

– А что ты пишешь, если не секрет? 

Макс серьёзно глянул на него и коротко сообщил:

– Стихи. 

Кирилл облизал ложечку и попросил:

– Дашь почитать? 

Макс кивнул и махнул рукой:

– Как-нибудь потом! 

Кирилл усмехнулся:

– Лет через тридцать, когда соберёшь всё медали? 

Он посмотрел на Макса и вдруг понял, что совсем его не знает. Это простой и обыкновенный с виду парень был полон сюрпризов и неожиданностей. И не торопился раскрываться, словно привык держать пару козырей в рукаве.

Кирилла, который весь был, как на ладони, это немножко смущало и настораживало. Он словно принюхивался к Максу, как собака, и никак не мог разобрать, чем это пахнет и что нужно делать: бежать прочь, огрызаться или ластиться… А больше всего хотелось, как щенку, упасть на бок, раздвинуть лапы и подставить живот: давай, чеши меня, пожалуйста! 

Кирилл допил чай и с сожалением похлопал себя по животу:

– Очень вкусно, спасибо, но больше уже не влезет! 

Макс кивнул и выжидательно на него посмотрел: мол, ты ничего не забыл? Кирилл смущённо улыбнулся и попросил: 

– Ты иди к себе в комнату, а я в туалет забегу и подойду, ладно? 

Макс усмехнулся и проговорил с лёгкой ехидцей:

– Это ты сам напросился, не я! 

Кирилл покраснел и опустил глаза. 

– Не хочешь – не надо, – спокойно сказал Макс. – Не заставляй себя, зачем? 

Кирилл насупился и замотал головой:

– А кто меня будет обнимать и целовать, если не ты? – упрямо ответил он вопросом на вопрос и решительно встал, скидывая с себя полотенце. 

Макс только открыл рот и засмеялся. 

9.

Я хотел бы быть обыкновенным, 

но меня не спрашивал никто, 

точно просто выгнали на сцену -

мол, иди, играй, незнамо что! 

И вот я кривляюсь с голым задом, 

перед залом, позабыв слова... 

Думаете, всë мне это надо? 

Да деваться некуда от вас!

Артём открыл дверь и пропустил Кирилла в прихожую. Тот скинул кеды в угол и привычно пошёл мыть руки, прекрасно помня, какой Тёма страшный чистюля. И, выйдя из ванной, покрутил у него на кухне перед носом ладошками:

– Вот!

Тот мельком глянул на него и кивнул, расставляя чашки на столе.

– Вишнёвое, значит, с косточками…

Он присел на корточки перед подоконником, разведя ноги в стороны, и начал копаться в шкафчике. Кирилл, как зачарованный, уставился на его гладкие розовые пятки, острые коленки с поджившими ссадинами, и обтянутые шортами круглые ягодицы. На широкие плечи с выпуклыми лопатками под рубашкой с коротким рукавом, ровную чуть загорелую шею с состриженными до ёжика волосами… И поймал себя на том, что ничем не может унять предательскую дрожь в руках, выдающую нервное возбуждение. 

«Ну вот и всё, приплыли, – подумал он отрешённо. – Скоро я сам к парням приставать начну!»

А Тёма, выудив из шкафчика банку, весело покрутил ею в воздухе, словно поймав добычу:

– Ап! – и торжествующе глянул на Кирилла. Тот широко улыбнулся в ответ и заранее облизнулся. 

– Видел бы ты себя со стороны, – протянул Артём, поглядывая на него с удивлением и любопытством, пока открывал банку и накладывал варенье в фарфоровую мисочку. 

– А что не так? – смутился Кирилл, спрятав глаза в чашку с чаем. 

– Ты на меня смотришь, будто так бы и съел! – засмеялся Артём, вооружившись сам ложечкой, и взмахнул ей в воздухе, приглашая:

– Налетай! 

Кирилл поймал ягодку и положил в рот, облизнул ложку:

– Ммм, вкуснятина! – с искренним удовольствием протянул он. 

Артём насмешливо спросил:

– И давно ты подсел на сладкое? 

Кирилл пожал плечами:

– С тех пор, как распробовал, – спокойно ответил он. И торопливо добавил:

– Мне это не сразу понравилось.

Артём сузил глаза, ехидно сощурившись:

 – Ты это про варенье или вообще, про всё сладенькое?

Кирилл стыдливо прикусил язык и качнул головой: «да!»

Артём иронично покрутил головой, молча прихлёбывая чай и заедая вареньем. 

– Да, – упрямо повторил Кирилл. – Раньше оно мне казалось гадким и противным. А потом я решился проверить, и удивился, почему не сделал этого раньше. 

Артём нахмурился и отставил чашку. 

– Я бы не стал этого делать, – насупившись, заявил он. – Ни за что. 

Кирилл только сейчас сообразил, о чём он, и покраснел. 

– Ну и не надо, – пробормотал он. – Тебя никто не заставляет. 

Он снова уткнулся в чашку, словно там были ответы на все его вопросы. 

Артём откинулся на спинку стула и честно сообщил:

– Мне не нравится этот разговор, – откровенно сказал он. – Лучше расскажи, что было дальше. 

Кирилл кивнул, не поднимая головы. 

– Можно без подробностей, – слегка скованно попросил Артём. 

Кирилл вскинул глаза и помотал головой:

– Тогда ты ничего не поймёшь, – возразил он. – Всё дело оказалось в мелочах, о которых никто не подумал. 

Кирилл на самом деле долгое время не замечал в упор некоторые странности Макса – или не придавал им значения. То, что Макс полностью игнорировал похвалу или благодарность. То, что он пренебрегал любыми опасностями или угрозами, пока не нарывался на неприятности или скандал.  То, что он старался избегать повторения ошибок, но даже не пытался исправлять уже сделанные… 

Макс как будто привык получать от жизни по морде, вставать, отряхиваться – и идти дальше. Точнее, даже бежать, будто чувствовал, что времени у него оставалось немного. Кирилл смотрел, как Макс даже проигрывает ему в шахматы чуть ли не с удовольствием, отмечая про себя, что каждый раз тот меняет тактику, но словно и не думает о стратегии. 

Макс будто нарочно проигрывал раз за разом, лишь бы с ним продолжали играть, и не понимал, почему Кириллу это быстро наскучило. И как тот ни пытался ему объяснить, чего ему не хватает, всё об стену горох:

– Я не хочу тебе поддаваться, – говорил Кирилл, лёжа рядом с ним на кровати и болтая ногами. – Я хочу, чтобы ты меня победил сам, без чужой помощи, понимаешь? 

Макс растерянно гладил его по спине и невпопад отвечал:

– Ты просто  лучше меня играешь, наверное. 

– Нет, ты можешь! – сцепив зубы, выдыхал Кирилл, когда тот начинал мять ему ягодицы и спускался вниз, по бёдрам, разводя колени в стороны. – Ты легко бы со мной справился, если бы не боялся… 

– Чего? – ехидно удивлялся Макс, облизывая ему пятки и ступни, как собака. Ему нравилось это делать, а Кириллу – и подавно: он просто млел от этой нежной ласки на грани щекотки, хотя каждый раз смущался, когда Макс начинал осторожно посасывать его за пальцы на ногах. 

– Всего, – со вздохом отвечал Кирилл. – Обидеть меня. Огорчить, расстроить…  

И чуть не застонал от удовольствия, когда Макс принялся разминать ему ступни.

– Ты словно боишься сделать мне больно, – прошептал Кирилл. 

Кирилл никогда был не против лёгкой боли. Не слишком большой, не острой, от которой некуда деваться, как от ноющего зуба. Тянущая боль в натруженных мышцах после тренировки или в ногах после дальнего похода ему даже нравилась. Боль от чужого удара перчаткой на ринге Кирилл не просто принимал, как должное, а с удовольствием её терпел, зная, что за ней в нём просыпается та самая спортивная злость, которая и поможет ему победить. 

А Макс будто просто обожал боль, любую, хоть физическую, хоть душевную, и постоянно нарывался на всякие неприятности. Кирилл поначалу крайне неохотно соглашался даже на то, чтобы отшлёпать его или слегка помериться силой, заламывая руки. И если он сам нечаянно делал Максу больно, неважно, физически или морально – то первым делом долго извинялся, а потом ещё и старался загладить свой промах лаской или угощением. Которые Макс принимал тем охотнее, чем сильнее его задевали. 

Только с самим Кириллом Макс вообще старался избегать любых споров и ссор, и даже слишком жёсткого массажа, пока не заметил, что после них тот становится куда мягче и податливее. И когда Кирилл, скрепя сердце, однажды всё-таки решился уступить ему и дать выпороть себя ремнём, Макс слегка поупирался, но согласился. И ошалело посмотрел на него, когда тот задрожал всём телом и виновато сообщил, что испачкал ему простынь. 

А Кирилл после этого будто с цепи сорвался: то вручал ему зажжённую свечу и извивался от наслаждения под струйкой горячего воска, то притаскивал из парка ветки можжевельника и велел отстегать его до того, чтобы слёзы из глаз покатились. 

Кому на самом деле было больнее: Кириллу, который с удовольствием терпел, или Максу, когда он причинял тому боль и с наслаждением мучился от этого сам?  Неважно, потому что каждый получал то, что хотел. Безо всякого там глупого поспешного траха. 

К счастью для Макса, каникулы скоро кончились, и эксперименты пришлось прекратить. По вечерам, когда Кирилл возвращался с бокса или шахмат, мама Макса была дома, а при ней мальчишки не рисковали ничем таким заниматься. 

Тем более, что Кирилл совсем ей не понравился с первого взгляда, несмотря на все его старания выглядеть воспитанным и интеллигентным мальчиком. Она весьма подозрительно поглядывала на невесть откуда взявшегося нового приятеля сына. И её вовсе не радовало то, что они оба живут в одном доме и ходят в одну и ту же школу, в один и тот же класс. 

Кирилл не знал и даже боялся предполагать, как Макс договорился с этой неулыбчивой женщиной с узким лицом и собранными в пучок на затылке пепельными волосами. Но хоть она и продолжала смотреть на него сквозь очки в тонкой золотой оправе с заметным неодобрением и подозрительностью, вслух не произносила ни слова, только поджимала бледные тонкие губы. А, поздоровавшись, словно сразу теряла к нему всякий интерес. И принималась молча разглаживать воротник одного из своих платьев или кофт, которые меняла чуть ли не по три раза на дню. 

Кирилл спасался от неё бегством в Максову комнату, вежливо здороваясь каждый раз и натыкаясь на усталые серые глаза. И выдыхал, только вцепившись в Макса за закрытой дверью, подставляя тому губы для поцелуя и позволяя себя обнимать и гладить по голове. 

– Она привыкнет к тебе, – обещал Макс. – Просто дай ей тоже немножко времени. 

Кирилл молча кивал, хотя сомневался, что это когда-нибудь произойдёт.

– Макс, а с чего это вы переехали из Бровина сюда? – прямо в лоб спросил однажды Кирилл, когда они оба ушли в его комнату «делать уроки».

Тот посмотрел на него и усмехнулся. 

– Родители развелись, – сообщил он, как будто отвечал урок. – При разделе имущества нам с мамой оставалась только одна комната. Но мы её продали и купили здесь на те же деньги двухкомнатную квартиру… Здесь жить дешевле. 

Кирилл насупился и глянул на него исподлобья:

– А если честно? 

Макс отвернулся и сухо спросил:

– Ты правда хочешь это знать? 

Кирилл молча кивнул, не сводя с него глаз, как будто уже знал ответ. 

Макс налёг локтями на подоконник, прилипнув носом к стеклу, и тихо проговорил:

– Я написал стихи, в которых признался в любви одному мальчику. А тот прочитал их в школе и всем начал рассказывать про меня всякие гадости… Отец, когда узнал, избил меня до синяков и сказал, что такой сын ему не нужен. Тогда моя мать развелась с ним и увезла меня сюда, от греха подальше. 

Кирилл подошёл к нему сзади и обнял его со спины, уткнувшись в шею лицом. 

– Ты по нему скучаешь? – просто спросил он. 

Макс молча покачал головой, будто потёрся об его щёку. 

– Это была глупая детская влюблённость, она быстро прошла, – глухо ответил он, не оборачиваясь.

– Я про отца, – тихонько проговорил Кирилл. 

Макс молча кивнул. 

– И продолжаешь делать то же самое, – вздохнул Кирилл и обхватил его покрепче, когда тот дёрнулся. – Завёл бы себе девчонку, глядишь, он тебя бы и простил… 

Макс помотал головой, выпрямляясь:

– Нет. Не хочу никого обманывать. Ни его, ни её. 

Кирилл снова вздохнул и отпустил его, развернув к себе за плечи. 

– Ты обещал мне дать почитать твои стихи, – напомнил он. 

– Самое время, – с усмешкой согласился Макс. Шагнул к своей кровати, пошарил за ней рукой и протянул Кириллу зелёную записную книжечку размером с ладонь. 

– Только не показывай кому-нибудь, – предупредил он. – Даже не вздумай. 

– Ладно, – пообещал Кирилл, пробежав взглядом пару страниц и засовывая её себе в карман. – Тогда до завтра, Макс. 

10.

Я от рассвета дотемна

ищу глазами в небе что-то. 

Меня свела с ума луна, 

а не лихое время года. 

А воспалённые глаза

не зря блестят на мокром месте, 

раз просто некому сказать:

«Давай с тобой повоем вместе!»

– А что там было, в этом списке, чего нельзя делать? – вдруг спросил Артём.

Кирилл усмехнулся и перечислил:

– Не трогать его руками. Не хвастаться. Не жаловаться. Не обсуждать его ни с кем. Не жалеть. Не помогать. Не лезть в душу. Не брать с собой куда-то ради компании. Не таскать еду из его тарелки. Не платить за него нигде и никогда.

Артём фыркнул и поинтересовался:

– А такого пункта, как «не задавать вопросы, на которые не хочется отвечать» там не было?

Кирилл замотал головой и улыбнулся:

– Нет! Он ведь этого по-настоящему не любил. Но терпел и отвечал, если я спрашивал. 

Артём вздохнул и поинтересовался:

– А твоей маме он тоже не понравился? 

Кирилл опустил глаза:

– Они почти не были знакомы. Так, виделись всего пару раз, и всё.

Артём вылупил глаза:

– Как так? 

Кирилл пожал плечами:

– Он не захотел. Сказал, что это лишнее, – и, предупреждая его следующий вопрос, быстро проговорил:

– Моя мама даже не знала, что я к нему хожу чуть ли не каждый вечер. Она думала, что я бегаю к тебе… 

И опустил голову, пробормотав:

– Извини, Тём.

Тот слегка недовольно ответил:

– Да ладно, хватит уже извиняться! – и полюбопытствовал:

– Стихи-то хоть хорошие были? 

Кирилл молча кивнул и полез в карман, вытащив маленькую потрёпанную зелёную записную книжечку. 

– На, – просто протянул он её другу. – Почитай сам. 

Артём оторопело глянул на него:

– Ты же обещал их никому не показывать! 

Кирилл помотал головой:

– Он сказал: «кому-нибудь», – упрямо повторил он. –  А ты не «кто-нибудь», а мой друг. 

Кирилл замер с протянутой рукой, в которой была зелёная книжечка, и угрюмо добавил:

– Да и ему самому уже всё равно, наверное. 

Артём слегка раздражённо выхватил книжечку у него из рук:

– Ладно, давай! – и точно так же пробежал глазами пару страниц, как сам Кирилл совсем недавно. У того перехватило дыхание, словно это были его собственные стихи, и он понял, что в тот момент испытал Макс – и удивился его тогдашнему молчаливому спокойствию.

Кирилл ревностно следил за тем, как Артём читает, чуть шевеля губами, про себя. И больше всего Кириллу в этот момент хотелось, чтобы тот хоть что-нибудь сказал. Неважно, хорошее или плохое, восхищённое или презрительное, но сейчас, сразу, прямо в лицо… И с отчаяньем подумал, что ведь и Макс, наверное, ждал от него то же самое! 

А он об этом даже не догадывался. 

Артём перелистнул страницу и поднял на него глаза. 

– Налей мне ещё чаю, – хрипло попросил он, крутанул ладонью в воздухе. И честно признался:

– Отличные стихи, правда! Теперь я понимаю, почему ты везде их с собой таскаешь. 

Кирилл улыбнулся и торопливо вскочил, будто друг похвалил именно его, и от этого на душе стало радостно и тепло. А потом налил ему чай и даже подложил варенья, услужливо подставив под свободную руку мисочку с ложкой. 

И сел на свой место, забравшись с ногами на стул, обхватил свою кружку обеими руками и закрыл глаза. Его переполняла такая благодарность, что он даже чувствовал себя виноватым в том, что Максу от него этого не досталось. 

А когда он открыл глаза, Артём молча сидел напротив и смотрел на него с жалостью и недоумением. 

– Что? – севшим голосом спросил Кирилл. – Чего ты так смотришь? 

Артём вернул ему зелёную книжечку и безразлично проговорил:

– Уже неважно. 

Он встал, снял чайник с плиты, налил в него свежей воды и поставил на огонь. Набрал воды в чашку и, отдёрнув занавеску, полил цветы на подоконнике. Потом помыл в раковине мисочку из-под варенья, протёр её полотенцем и снова поставил на стол… Он словно не знал, чем занять руки, поглядывая по сторонам, что бы ещё сделать. 

– Тём…  – тихонько позвал Кирилл. 

– Да? – отозвался тот бесцветным голосом. 

– Ты чего?

Артём оглянулся на него и объяснил:

– Думаю, – проговорил он, будто через силу. – Пытаюсь понять… Что нужно было сделать, чтобы такой хороший и добрый человек, как твой Макс, наложил на себя руки?

Кирилл понурился и еле слышно сообщил:

– Ничего, – тихонько проговорил он. – Я просто ничего не сделал, когда надо было хоть что-нибудь.

Артём кивнул и спросил:

– А почему ты не пришёл ко мне, если не знал, что делать? – просто поинтересовался он. 

Кирилл пожал плечами:

– Мне это даже в голову не пришло, – быстро проговорил он и опустил глаза. – И я боялся, что ты не поймёшь, – честно признался он. 

Он и сам перестал понимать буквально через неделю, что происходит. Макс однажды утром ушёл в школу один, ни о чëм его с вечера не предупредив. Кирилл ещё завтракал у себя на кухне и вдруг, случайно глянув в окно, заметил знакомую фигурку, бредущую среди кустов по асфальтированной дорожке. 

Кирилл молниеносно глянул на часы: нет, ещё только четверть восьмого, он никуда не опаздывает! Залпом допил какао, проглотил, почти не жуя, оставшихся три ложки каши и брякнул посуду в мойку. Чмокнул удивлённую маму в щёчку и торопливо побежал одеваться. Через пару минут он уже стоял в прихожей, натягивая обувь и пряча глаза от вопросительного маминого взгляда:

– Что случилось, Кира? – удивлённо спросила она. – Куда ты собрался в такую рань? 

Он махнул рукой и выскочил в дверь, прихватив портфель и сменку. И понёсся вдогонку напролом через газон и кусты прямо к школе, чтобы перехватить Макса у самого входа. Раскрасневшийся и задыхающийся, он подбежал к дверям в тот самый момент, когда сторож повернул ключ изнутри и отпер замок. 

– Доброе утро! – смущённо поздоровался он. – А что, я первый, что ли? 

Седой сухопарый старичок в ватнике и чёрных штанах неодобрительно кивнул и проскрипел:

– Куда бежишь, как на пожар? Школа только с половины восьмого откроется! А сейчас только двадцать пять минут! 

– Ага, – кивнул Кирилл. – Значит, я время перепутал… Извините. 

Старик критически осмотрел его и со вздохом смилостивился:

– Ладно, заходи! Подождёшь внутри. Чего зря на улице мёрзнуть… 

Кирилл бросил тоскливый взгляд по сторонам и неохотно кивнул. Он выскочил из дома даже без куртки, а ночью похолодало, и на свежих пучках травы даже блестел иней. 

Улица словно вымерла, только жёлтые окошки домов напротив издевательски светились тёплыми огоньками. Даже следов Макса нигде не было! 

Он сердито нахохлился и зашёл вслед за сторожем в широкую залу на первом этаже, половина которой была отгорожена решёткой раздевалки. Присел на скамейку у стены и машинально сразу переобулся. 

Сторож открыл раздевалку и жестом пригласил его вовнутрь, но Кирилл только покачал головой. Ему там нечего было делать. 

Время тянулось так медленно, что Кирилл просто извёлся, выглядывая знакомую фигурку среди других. Первыми пришли директриса и учителя, расстёгивая на ходу пальто и лениво перебрасываясь между собой приветствиями и другими, ничего не значащими фразами. 

Потом по одному потянулись ученики. Смутно знакомый долговязый парень из выпускного класса переоделся и принялся наклеивать на доску объявлений цветную афишу. 

Кирилл с любопытством заглядывал ему через плечо, не сходя с места, пока тот не закончил и не отошёл в сторону полюбоваться. Потом парень обернулся к нему и, залихватски подмигнув, подхватил свой портфель и заторопился по коридору в сторону учительской. 

Кирилл бросился к доске, прикрученной посередине зала к оштукатуренной колонне, и увидел:

«Грандиозная феерия! Большой аттракцион! Воздушные гимнасты, борцы, дрессированные звери и клоуны! Фокусы и живой оркестр! Всего три представления! Спешите купить билеты!» – прочитал Кирилл, замирая от радости и восхищения, и даже провёл пальцем по надписи большими буквами внизу плаката: «Цирк-шапито».

Он никогда не был в цирке. И вот цирк приехал к нему сам! Кирилл даже на несколько мгновений забыл, зачем он сорвался из дома с утра пораньше и кого ждал в школьной раздевалке, не сводя глаз со входа… Он рассматривал аляповатые картинки на афише с фигурками клоунов, гимнастов, львов и фокусника с борцом – и не мог оторвать глаза, пока вокруг него не собралась галдящая толпа других учеников:

– Цирк приехал! 

– Вот здорово! 

– А куда идти, кто знает? 

– Дурак, вон написано же: «в городском парке!»

– А где билеты купить? 

Кирилл спохватился и принялся оглядываться по сторонам, привычно кивая знакомым девчонкам и мальчишкам. Те столпились вокруг и весело обсуждали, когда кто пойдёт и с кем. 

Макса среди них не было. 

Кирилл вздохнул и принялся пробираться к своему портфелю на скамейке. А потом сидел и ждал чуть ли не до самого первого звонка на урок, пока не заметил подходящую ко входу знакомую фигурку в серой куртке поверх и не кинулся навстречу с облегчением:

– Давай быстрей, уже вот-вот звонок будет!  

Макс кивнул и, на ходу снимая куртку, направился к раздевалке. Но Кирилл выхватил куртку у него из рук и приказал:

– Переобувайся, а я пока повешу! – и метнулся в раздевалку. Потом они бежали по этажу к кабинету, перекидываясь на ходу словами:

– Ты где был? 

– Потом, Кир! 

– Цирк приехал! 

– Я знаю! 

– Пойдём вместе? 

– Нет! 

– Почему? –расстроенно спросил Кирилл, заходя в класс. Но Макс только махнул рукой и уселся рядом за парту. Но так и молчал весь урок, даже не отвечая на записки, что Кир ему подсовывал под уголок тетради. 

И только на перемене повернулся к нему и сумрачно предложил:

– Нам надо поговорить. 

Кирилл кивнул и потащил его за локоть на самый верх лестницы между этажами, шугнув оттуда курящих малолеток. 

– Ну, в чём дело? – требовательно спросил он, разглядывая побледневшего и посерьёзневшего друга в упор. 

– Отец приехал на три дня, – сообщил Макс, пряча глаза. – Мать говорит, он хочет помириться и с ней, и со мной. 

Кирилл оторопело смотрел на него, не говоря ни слова. 

– Он будет жить у нас всё это время, – известил Макс и проговорил негромко:

– Так что ты ко мне не приходи. 

– Ладно, – пробормотал Кирилл. 

– И в школу мы пока вместе ходить не будем, – добавил Макс, искоса глянув на него. – Вообще, лучше, если бы он нас не видел вместе, вдвоём.

Кирилл вздохнул и сказал:

– Ладно. 

А потом обнял его и прижался щекой к его щеке со словами:

– Но это же только на три дня, правда? 

Макс даже не стал его ни отталкивать, ни обнимать в ответ, а просто произнёс:

– Нет, Кирилл. Если они помирятся, мы уедем обратно в Бровин. Навсегда. 

Кирилл задохнулся и отодвинулся от него:

– А как же я? – упавшим голосом спросил он, заглядывая Максу в глаза. Тот дёрнулся, как от удара, и прошептал:

– А ты останешься здесь со своим Тёмой. Он хороший друг, береги его. 

Кирилл помотал головой:

– Я хочу с тобой! 

Макс криво усмехнулся:

– Ну что ты, как девчонка! Ты же понимаешь, что это невозможно! 

Кирилл почувствовал, как у него брызнули слёзы:

– Оставь мне свой адрес, – попросил он. – Или телефон…  Если я не смогу к тебе приехать, так хоть буду писать или звонить. 

Тот испуганно отшатнулся:

– Нет, Кира, даже не вздумай! Если отец узнает, он нас обоих убьёт! 

Кирилл всхлипнул и отпустил его совсем:

– Значит, так, да? Ты помиришься с отцом и уедешь обратно? А меня бросишь здесь и забудешь, как будто ничего не было? 

Макс досадливо шлёпнул его ладонью по плечу:

– А что было, Кирилл? Что это было, скажи мне! Дружба? Так друзья не лупят один другого ремнями и не целуются, пока никто не видит! Или любовь? Так любовники просто трахаются, а не треплются обо всём на свете!

Кирилл молчал, закусив губу и глядя на Макса исподлобья. 

– Прости, Кир, – смутился Макс. – Так будет лучше для всех, поверь. Нам надо это всё прекратить, пока оно не зашло слишком далеко, понимаешь? 

Кирилл кивнул, словно очнувшись:

– Да, понимаю, – проговорил он через силу. – Ты просто наигрался со мной, и тебе надоело. Ты пойдёшь дальше, не оглядываясь. 

Макс поперхнулся и опустил голову. 

– Я был дураком, что тебе поверил, – произнёс Кирилл тихонько, отступая от него спиной к стене. – Мне казалось, что ты хоть немножечко меня любишь. Но я ошибался, да? 

Макс вскинул глаза и тут же их опустил. 

– Ну и ладно, – махнул рукой Кирилл. – Конечно, тебе здесь скучно, в нашем Белове. Езжай в свой Бровин, он большой, ты там найдёшь себе кого-нибудь ещё. Забудь меня. Не пиши, не звони, не приезжай… Считай, что я умер. 

Макс сглотнул и замотал головой:

– Нет, Кир, я тебя никогда не забуду! 

Кирилл откинулся на стенку и чётко повторил:

– Считай, что меня больше нет. И не было никогда! Это у меня только было что-то в моей дурацкой башке… Глупые фантазии. Наивные мечты. На самом деле всё не так, правда? 

Макс протянул руку к его щеке, но Кирилл отклонился в сторону и покачал головой:

– Не надо! Не трогай меня больше, я не хочу. Ни жаловаться, ни жалеть, ни помогать, ни обсуждать – ничего не хочу. Ни лезть тебе в душу, ни откусывать от твоего яблока больше не буду. Я буду только одно помнить: что ты мне это запретил. 

Макс неуверенно помотал головой. 

– Зачем? – неловко спросил он. – Верни мне мои стихи и тоже забудь. 

Кирилл истерически засмеялся:

– А вот и нет! Не отдам! – почти заорал он. – Должно же у меня хоть что-то остаться от тебя! От парня, в которого я влюбился потому, что он так замечательно пишет! О том, кто думал обо мне и заботился о моём времени, помнил о моих делах, друзьях и тренировках! О том, кто показал мне цветы на полянке и не стал смеяться над моими дурацкими собачками! 

Кирилл выдохнул и помотал головой, словно отряхивая слёзы:

– Я буду помнить его всю жизнь. Даже если его на самом деле и не было никогда! А тебя… Тебя я больше и видеть не хочу. И не бойся, твой отец нас вместе не увидит и ни о чём не узнает. По крайней мере, от меня. 

Макс стоял перед ним, опустив голову и сунув руки в карманы. Кирилл ещё раз посмотрел на него – и побежал вниз по лестнице, а потом на выход из школы, забыв про то, что оставил в классе свой портфель и сменку. 

Всё-таки, это была лишь глупая сказка, а не настоящая жизнь. Как он только сразу этого не заметил, непонятно. 

11.

Мне в городе любимом места нет, 

и я опять иду на красный свет, 

по улицам знакомым, как во сне, 

и город вновь показывает мне:

вот здесь я целовался в первый раз, 

а там я получил за это в глаз, 

а если я налево поверну, 

то камнем в омут сам пойду ко дну.

– Где ты был, Кирилл? – строго спросила мама, когда он завалился домой поздно вечером, подрагивая от холода и еле шевеля посиневшими губами. 

– Гулял, – просипел Кирилл, разуваясь. Стянул носки с насквозь промокших ног и медленно побрёл в ванную. 

– Где и с кем? – крикнула вдогонку мама. – Только не ври мне, пожалуйста! 

– Один, – не оборачиваясь, ответил он. – Просто гулял по городу.

Кирилл замер на пороге ванной, услышав со спины её голос:  

– Максим со второго этажа принёс твой портфель и сказал, что ты ушёл после второго урока. А потом заходил ещё два раза, а на третий сказал, что пошёл тебя искать. 

Кирилл обернулся и повторил:

– Я устал и мне холодно. Можно, я сначала залезу в горячую ванну, а всё остальное потом? 

Мама подошла к нему, прикоснулась ладонью ко лбу и кивнула:

– Ладно. Как согреешься, приходи ужинать. 

Кирилл разделся, пустил воду и лёг в ванну, закрыв глаза. Буквально на мгновение он представил себе, что снова оказался в душевой у Макса, и ему снова захотелось плакать. Но слёз уже не было: он всё их растерял по дороге, пока шатался по городу, а потом – по вечернему парку. 

В парке играла музыка, зрители торопились на представление вместе с детьми, которые лопали мороженое и тащили воздушные шарики. Те продавали два парня, разряженные весёлыми клоунами, и один из них махнул Кириллу рукой.

Кирилл пригляделся и узнал долговязого старшеклассника, который утром клеил афишу в раздевалке. 

– Привет, – обрадовался тот. – Если ты Макса ищешь, то он к отцу пошёл, туда! 

И парень показал на маленькую белую палатку с надписью «Дирекция» рядом с огромным красно-жёлтым шатром цирка. 

– Передай ему «спасибо», что помог нам с работой! – прогудел добродушно второй парень, которого Кирилл не узнал, как ни силился припомнить. 

Кирилл кивнул и пошёл к белой палатке, не глядя ни на кого. В голове у него всё сложилось, как два и два: афиши у Макса в прихожей, цирк-шапито с его представлениями и то, что отец Макса приехал на три дня. 

«Интересно, кто он: факир, укротитель или клоун?» – подумал Кирилл. И тут же решил, что это неважно: всё равно, он заберёт Макса с собой! 

Около палатки курил высокий седоватый мужчина в чёрном атласном костюме. Кирилл усмехнулся и направился к нему:

– Здравствуйте! – вежливо произнёс он, подходя к мужчине. – Можно задать вам глупый вопрос, если я, конечно, не отвлекаю? 

Мужчина обернулся к нему и быстро кивнул. 

– Как устроиться в цирк? – спросил Кирилл. 

Мужчина смерил его взглядом и засмеялся:

– Сначала надо закончить школу, – проговорил он с усмешкой. Но видя, что парень продолжает смотреть ему в рот и спокойно ждать, снизошёл до объяснений:

– Поступить в цирковое училище и закончить его, разве не понятно? 

Кирилл кивнул и поинтересовался:

– А конкурс большой? 

Мужчина со вздохом ответил:

– Его вообще нет, – вынужден был признать он. – Никто не идёт ни в гимнасты, ни в укротители. Это опасная и тяжёлая работа, за которую мало платят. 

– А клоуны и фокусники? – поинтересовался Кирилл. – Им-то должно быть проще!

Мужчина покачал головой и спокойно ответил:

– Им ещё труднее. Попробуй-ка, развесели другого, если тебе самому грустно или болит зуб!

Кирилл озадаченно кивнул в ответ и услышал:

– В цирке много такой работы, которую не видит зритель, – негромко проговорил мужчина. – Рабочие, которые собирают шатёр. Водители, которые перевозят цирк на машинах из города в город. Бухгалтер или билетёр, который продаёт билеты и считает деньги… 

Кирилл с сомнением проговорил:

– Но это же не самая важная работа! 

Мужчина улыбнулся:

– Да, но без неё – никак! Мы делаем всё сами, понимаешь? Клоун смывает грим и садится за руль. Борцы ставят мачты, а гимнасты натягивают брезент. Укротитель собирает скамейки в партере.  Дрессировщица обезьянок продаёт билеты и подсчитывает выручку. 

Кирилл поморгал и засмеялся:

– А директором должен быть фокусник, который каким-то чудом всем этим управляет! 

Мужчина с усмешкой поглядел на него:

– Угадал! Цирк – это как большая семья, где каждый не только делает свою дело, но и всегда готов прийти другому на помощь. Укротитель сам убирается в клетках и кормит зверей, но он сядет за руль, если клоун заболеет, понимаешь? 

Кирилл покивал и спросил:

– А оркестр? 

Мужчина слегка нахмурился и сообщил:

– Когда кто-то из нас стареет и уже не может висеть на трапеции или управляться с дикими зверьми, он берёт в руки тромбон или кларнет и садится в оркестр. Наш дирижёр был раньше директором, и все его до сих пор слушаются. 

Кирилл покраснел:

– Зря я музыкальную школу бросил, – пробормотал он. 

– Цирк – это дело на всю жизнь, – с чувством объяснил мужчина. – Но надо любить его всем сердцем, – предупредил он и спросил:

– Тебе сколько лет? 

– Почти шестнадцать, – улыбнулся Кирилл. – И я ни разу в жизни не был в цирке! 

Мужчина с интересом посмотрел на него:

– Но хочешь в нём работать, так? 

– Да! – искренне выдохнул Кирилл. – Это же здорово: дарить людям радость, удивлять их, смешить и показывать настоящее волшебство! 

Мужчина покивал и проницательно поинтересовался:

– А может, ты просто хочешь попасть на представление, но у тебя нет денег? 

Кирилл фыркнул и, достав из кармана купюру, помахал ей в воздухе:

– Нет! – с прищуром сообщил он. – Не угадали! 

Мужчина снова засмеялся:

– Как тебя зовут, мальчик? 

– Кирилл, – представился он и поблагодарил:

– Спасибо, я пойду! Не буду отнимать у вас время.

Мужчина пожал плечами:

– Представление уже началось. Но я могу тебя провести, если хочешь. 

– Нет, спасибо, я сам, – беззаботно отказался Кирилл. – У меня есть деньги, и я могу купить билет, чтобы вы могли заплатить вашим артистам… Иначе будет нечестно! 

– Ты забавный парень, Кирилл, – с невольным уважением произнёс мужчина, внимательно поглядывая на него. – И почему-то мне хочется верить, что у тебя всё получится. 

– Спасибо, – повторил Кирилл и вежливо попрощался: «До свидания!»

Мужчина в атласном костюме озадаченно смотрел ему вслед, будто не совсем понимая, чего хотел от него этот странный юноша. Кирилл с улыбкой помахал ему на прощание рукой и пошёл туда, где весело и торжественно играла музыка.

Он обошёл кругом громадный красно-жёлтый шатёр, прислушиваясь к доносящимся изнутри звукам оркестра и острым дразнящий запахам. Услышал, как внутри громко грянул смех и улыбнулся сам. Подобрал с земли отлетевшее с брезента колечко и сунул его себе в карман.

Он не может заставить Макса полюбить его. По-настоящему, так как ему надо. Но по крайней мере, он может добиться того, чтобы этот парень мог им восхищаться. Не меньше, чем сам Кирилл – его стихами…

А там посмотрим, чья возьмёт!

– Что ты здесь делаешь? – послышался сзади недовольный голос. Кирилл замер на месте и медленно обернулся. С него сразу слетело и чудесное очарование торжества запахов и звуков, и даже хорошее настроение внезапно улетучилось. 

Он обернулся, посмотрел на Макса, который переоделся в красную униформу и мягкие тапки, и стоял, держась за натянутый тросик, продёрнутый в колышек в земле. 

«А ты?» – хотелось спросить в ответ Кириллу, но это было бы глупо. Ясно же: Макс старается помочь отцу, чем может. Значит, они уже помирились и договорились. Молодец Максимка, хороший мальчик! 

– Просто гуляю, – выдавил из себя Кирилл, поглядывая на него с жадным интересом. Максу очень шла эта красная цирковая униформа, он даже выглядел в ней постарше и посерьёзнее, чем обычно. 

– Да? – недоверчиво переспросил Макс. – Ты удрал со школы, чтобы просто погулять? 

Кирилл молча кивнул, нащупал в кармане зелёную книжечку, достал и протянул Максу:

– На, забирай, если хочешь! Я выучил каждое из них наизусть.

Макс машинально взял её, покрутил в руках и вернул обратно:

– Нет, я больше не буду этим заниматься, – решительно ответил он. 

Кирилл округлил глаза:

– А как же твоя медаль? 

Макс усмехнулся:

– Кому-нибудь другому достанется! 

Кирилл со вздохом бережно убрал книжечку в карман и сказал:

– Ладно! Пусть побудет у меня. Вдруг ты передумаешь. 

Макс отчаянно замотал головой:

– Не передумаю, Кир! 

Кирилл убитым голосом поинтересовался:

– Ты уже всё решил, да? 

Макс отвёл глаза и пробормотал:

– За меня всё решили.

Он дёрнул в сердцах тросик, и тот зазвенел, точно натянутая струна. 

Кирилл вздрогнул и проговорил:

– Ну ты же можешь им сказать, что всё равно не будешь жить так, как они хотят! 

Макс деревянным тоном рассмеялся:

– А как, Кир? Изображать из себя ехидного дурачка, которому плевать, что о нём подумают или скажут? Прикидываться нелюдимым холостяком, без жены, без семьи, без друзей? Всё время прятаться от всех и пользоваться случаем, что под руку подвернётся? Спасибо, нет, мне такая жизнь тоже не нужна! 

– А чего ты хочешь, Макс? – тихо спросил Кирилл. – Что тебе самому-то надо?

И с удивлением заметил, что Макс растерялся, будто никто его никогда об этом не спрашивал.

Кирилл вздохнул и тронул его за плечо:

– Прости, я сегодня наговорил тебе лишнего… Я на самом деле о тебе так не думаю, правда! 

Макс отстранился и насмешливо ответил:

– Да ты ни о ком не думаешь, Кир! Ни о своей маме, которая беспокоится о тебе, куда ты делся. Ни о своём Тёме, который не может понять, что происходит, и волнуется за тебя… Ты вообще умеешь думать о ком-нибудь, кроме себя? 

Кирилл сердито дёрнул плечом:

– Да! – заявил он, начиная заводиться. – Иногда я думаю об одном парне, который только и делает, что старается испортить себе жизнь! Об умном, талантливом, душевном человеке, который ленится напрягать мозги, зарывает свой талант, а настоящим чувствам предпочитает дурацкие игры! Зачем он всё это делает, я не знаю! Я уже голову сломал, как ему помочь… 

Макс растерянно смотрел на него, пока тот не махнул рукой и не бросил в сердцах:

– А сколько бы я ни старался, выходит только хуже! Так что всё, хватит с меня, ясно? Я ничего от тебя больше не хочу. 

– Макс! – раздался знакомый голос, – ты чего тут застрял? 

Мальчишки обернулись и увидели седоватого мужчину в атласном костюме. На этот раз в руках у него была длинная серебристая трость, а на голове – чёрный цилиндр. 

– Здравствуйте ещё раз, – пробормотал Кирилл. – Извините, что я вашего сына от работы отвлекаю… 

Мужчина желчно кивнул и приказал:

– Макс, тащи мой реквизит на арену! Мой выход через четыре минуты. 

Тот кивнул, быстро глянул на Кирилла и убежал. 

– Кирилл, если не ошибаюсь? – спросил мужчина, проследив взгляд Макса и нахмурившись. Тот кивнул, опустив глаза. – Какое тебе дело до моего сына? 

Кирилл быстро пробормотал, не поднимая головы:

– Мы одноклассники. И друзья. 

Мужчина неприятно рассмеялся, похрюкивая:

– Ах вот оно что! Ловко ты меня провёл! Я почти поверил, что тебе действительно интересен цирк… 

А потом, наклонившись к нему, жёстко потребовал:

– Держись подальше от моего мальчика! – и широким размашистым шагом пошёл под навес с надписью: «Служебный вход.» Замешкался на пороге, оглянулся и сообщил:

– Тебе же лучше будет! – и решительно захлопнул за собой тонкую дверь. 

Кирилл с тоской огляделся по сторонам, поковырял носком туфли следы Макса на влажной земле и молча побрёл в сторону озера, где из него вытекал ручей. Там можно было спокойно пореветь и поорать, не опасаясь того, что это кто-то заметит.

Он понимал, что испортил всё окончательно, но ещё не знал, насколько. 

12.

Я так давно живу на свете, 

что жду уже пятнадцать лет, 

пока все взрослые, как дети, 

начнут мне тыкать пальцем вслед. 

И пусть твердят они такое, 

что им не стыдно повторять:

не подлецом и не героем, 

самим собой я вышел зря. 

– Когда он приходил? – лениво поинтересовался разморенный после ванны Кирилл, ковыряясь в тарелке. 

Мама внимательно посмотрела на него и сообщила: 

– Два раза после обеда и один раз вечером, незадолго до того, как ты вернулся. 

Кирилл посмотрел на часы и кивнул:

– Значит, ещё раз заявится…  Скажешь ему, что я уже сплю, ладно? 

Мама недовольно кивнула, глядя, как он зевает, прикрыв рот, и осторожно спросила:

– Что с тобой происходит, Кирилл? 

Тот сонно пожал плечами:

– Уже ничего. Просто спать хочу, вот и всё. 

Мама погладила его по голове и мягко произнесла:

– Если тебе нравится девочка, которая не обращает на тебя внимания, то это пройдёт. Либо она образумится и заметит тебя, либо ты найдёшь себе другую. 

Кирилл вяло улыбнулся краешком губ:

– Это не девочка, а мальчик, мам. И я не влюбился, а просто хотел с ним дружить. Но не вышло, и уже не получится. 

Кирилл зевнул и ответил на её недоумённый взгляд:

– Ему это не надо, он скоро уедет отсюда. 

Мама собрала со стола тарелки и проговорила негромко:

– У тебя же есть Тёма. Он хороший и верный друг. 

Кирилл кивнул и поднялся из-за стола. 

– Я пошёл спать, ладно? Спокойной ночи, мам. 

Та поцеловала его в лоб и отпустила:

– Спокойной ночи. 

И лёжа уже в своей постели, где-то на грани сна услышал, как открылась входная дверь и послышались голоса:

– Спасибо, он дома. Спит, просил не будить, – тихонько отвечала мама. А потом удивлённо спросила:

– Зачем? Спокойной ночи. 

Потом дверь закрылась, а Кирилл быстро зажмурился, когда мама вошла в его комнату, села на краю постели и взяла его за руку, как будто он заболел. 

– Макс приходил, – тихонько сообщила она, точно зная, что он только притворяется спящим. – Очень странный парень. Сначала обрадовался, что ты пришёл домой живой и здоровый. А потом огорчился, что ты лёг сразу спать. 

Кирилл открыл глаза и посмотрел на неё в полумраке. Мама немного грустно вздохнула и усмехнулась:

– Очень хотел на тебя посмотреть. Будто не поверил мне, что ты вернулся. 

Кирилл молча кивнул и снова зажмурился. Но сна больше не было ни в одном глазу. Только усталость от слишком длинного дня и смутное беспокойство. Будто он упустил что-то такое, что лежало на самом виду. 

Часа через два он вспомнил, что так ничего и не подарил Максу. И тихонько заплакал в подушку оттого, что тот теперь уже точно ничего у него не возьмёт.

А потом ворочался полночи с боку на бок, представляя себе Макса в комнате этажом выше, прямо над ним, в такой же кровати. Заснуть получилось лишь под утро. 

Но, встав по звонку будильника, умывшись и почистив зубы, он уже не удивился, заметив сквозь окно уходящие по дорожке две фигуры: одна потемнее и повыше, другая – потоньше и посветлее. 

А придя в класс, сам испросил разрешения пересесть за другую парту. И всё время чувствуя на себе чужой недоумённый взгляд, даже не смотрел в его сторону. 

На перемене он взял два билета в цирк в учительской, где за отдельным столиком скучала специально посаженная для этого светловолосая девчонка в сизой форменной блузке и синей юбочке. Она отсчитала ему горсть сдачи мелкими монетами и извинилась, что в кассе остались только крупные деньги. 

– Ты сама-то уже ходила? – вежливо спросил её Кирилл. 

Та помотала головой и отвернулась:

– Нет, меня с собой никто не звал… 

Кирилл усмехнулся, купил ещё один билетик и вручил ей со словами:

– Пойдёшь с нами? 

Девчонка радостно кивнула и торопливо сообщила, из какого она класса, как её зовут и где она живёт. Кирилл улыбнулся и пообещал зайти за ней на полчасика пораньше:

– У моего друга нога сломана, нам придётся идти медленно, – предупредил он. 

Она охотно согласилась и пообещала, что не будет торопиться. Кирилл посмотрел на неё с интересом и с улыбкой поблагодарил:

– Спасибо, Лена. Это очень мило с твоей стороны. 

Тёма очень удивился, когда его друг прошёл не один, а с почти незнакомой девочкой и предложил всем вместе пойти на представление в цирк. Он даже сразу забыл про все свои обиды на то, что друг совсем о нём забыл и не приходил недели две – если, конечно, они и были. 

И не сводил глаз с хорошенькой Леночки, которая от этого мило смущалась и нисколько не удивлялась тому, что Кирилл помогает другу одеться и обуться. Она даже ни разу не позволила себе ни жалостливого взгляда, ни одного глупого вопроса, как же его угораздило так свалиться с лыж. 

Кирилл смотрел на них и улыбался, чувствуя, как внутри разливается нежное тепло и щемящая радость. Он словно видел себя и дочку его отца, Катеньку, со стороны и искренне желал, чтобы у Тёмы с Леной всё получилось. То, чего никак не вышло у него самого. 

На обратной дороге они зашли в кафе и долго сидели, болтая и лопая мороженое. Тёма и Лена хохотали, когда Кирилл, изображая дрессированного льва, лакал из блюдечка подтаявшее мороженое и довольно порыкивал. А потом Кирилл оставил их на скамейке у Тёминого дома и прошёлся перед ними колесом. 

– Тебе бы самому на арене выступать! – засмеялась Леночка. А Тёма лукаво заявил, что Кириллу для этого потребуется хороший укротитель, иначе он весь цирк разнесёт. 

Они весело посмеялись и проводили Леночку домой. На прощанье она чмокнула обоих в щеки и смущённо проговорила:

– Спасибо, ребята! Вы оба такие хорошие! 

Потом Кирилл довёл до дому и Артёма, где два с лишним часа играл с ним в шахматы, пил чай и валялся рядом с ним на диване, обсуждая сегодняшний день. 

А уходя, проговорил:

– Ты давай, поправляйся побыстрее. А то все по тебе уже соскучились! 

Кирилл после этого не сразу пошёл домой. Он скинул куртку и повисел на турнике в Тёмкином дворе. Покачался на качелях на детской площадке. Посидел на скамейке в сквере, скармливая по крошке голубям купленный по дороге хлеб… 

Но сколько он ни старался, у него не получалось забыть или совсем выкинуть из головы коротко стриженого парня с серыми насмешливыми глазами. Ни на минуту, никак, даже сидя в партере перед ареной и отводя глаза от выхода на манеж, чтобы не выискивать знакомую фигурку среди почти одинаковых ковёрных в красных униформах. 

Макса не было среди них или на соседнем сиденье, но Кириллу постоянно казалось, что он точно где-то рядом. А пока они шли в кафе, Кирилл вертел головой по сторонам, будто кого-то потерял. И когда они сидели у Тëминого подъезда, а Кирилл развлекал их обоих всякими фортелями, на самом деле, он ждал не их улыбок и аплодисментов, а всего лишь насмешливого взгляда серых глаз. Хотя бы одного-единственного, больше ему ничего и не надо! 

Кирилл даже не предполагал, что ему может настолько кого-то не хватать. И в то же время он нарочно избегал Макса, как мог, отсев на другую парту и торопливо выбегая из школы пораньше, чтобы с ним нечаянно не столкнуться. Он даже сходил в магазин и вынес мусор, осторожно оглядываясь и торопливо возвращаясь, точно глупый зверёк, прячущийся от охотника и высовывающий нос от любопытства: «ну, где же он, я же его жду!»

А Макса было не видно и не слышно. Когда его спрашивали у доски на уроках, Кирилл сидел с опущенными глазами, чтобы на него не смотреть. Он бы и уши заткнул, чтобы не слышать знакомый до боли голос, но наоборот, ловил себя на том, что вслушивается в каждое слово, словно стараясь запомнить. 

А в столовой брал себе яблочко и сразу уходил, даже не садясь за стол. 

На следующий день он после первого урока обнаружил у себя на парте тетрадный листок с расписанием, которое когда-то (всего месяц назад!) составлял для него Макс. Слегка помятый, словно скомканный, а потом расправленный, листок пестрел белыми квадратиками на месте клеток, которые Кирилл закрашивал своей собственной рукой. 

«Не лень же было стирать резинкой каждую клетку!» – удивился Кирилл, комкая и выбрасывая расписание в мусорку на глазах у всего класса. Впрочем, никто на это не обратил внимания, кроме, наверное, одного человека. Но и тот как будто не заметил этого показушного жеста, иначе подошёл бы и хоть что-то сказал, разве нет? 

Эта пытка продолжалась бы и дальше, но их класс на предпоследнем уроке распустили по домам, ничего не объясняя. А в раздевалке Кирилл услышал, что какой-то парень во время обеда застрелился в школьном тире. Разулся, большим пальцем ноги спустил курок и вышиб себе мозги из винтовки.

И почему-то Кирилл сразу понял, кто это был. 

13.

Артём сидел на своём диване, прислонившись спиной к гобелену на стене, и медленно гладил Кирилла по голове, которую тот сложил ему на колени. 

Кирилл всё ещё всхлипывал, затихая и успокаиваясь. Только что он орал навзрыд, чуть не закатывая глаза и колотя руками по спинке дивана:

– Я должен, должен был догадаться! –  чуть ли не визжал он. – Он же стёр самого себя из моей жизни! Каждый день, каждый час! Почему, почему я был таким дураком? 

Артём только обнял его молча и крепко держал, пока тот дёргался и вопил, а потом вдруг не затих и не прилёг к нему на колени. 

– Да пусть бы он лучше трахал меня, не переставая, целыми днями! Лишь бы жил, – отчаянно просипел Кирилл, не поднимая головы. – Я бы что угодно от него вытерпел, любую боль, только не эту… 

Артём молча подул ему в затылок, словно на ушибленный палец, и тихо отчётливо проговорил:

–  Значит, и эту вытерпишь, Кира. 

Кирилл шмыгнул носом и затих. 

–  Никто не знает, каково его родителям, – спокойно сказал Артём. –  Никто, кроме тебя… Ты не пробовал с ними поговорить!? 

Кирилл помотал головой, стукаясь носом об его коленки. 

–  Нет, – глухо ответил он. –  Никто не знает ничего. И пусть лучше и не узнает. Он же не оставил ни записки, ни дневника. А про стихи я промолчал, потому что боялся, что их у меня заберут. 

Кирилл перевёл дух и почти спокойно продолжал: 

– Меня следователь два часа допрашивал, что и как. Но я как оглушённый был, ничего не соображал. Да, говорю, сидели за одной партой. Да, ходили вместе в школу. Да, дома у него бывал… Ну, и всё. 

Он провёл пальцем по шрамику на ноге Артёма и закончил:

–  А потом его мама сказала, чтобы меня оставили в покое, раз я ничего не знаю. И сразу все от меня отцепились, правда. 

Артём вздохнул и спросил:

–  И что ты дальше будешь делать? 

Кирилл аккуратно убрал его руки с себя и уселся на край дивана. 

–  Жить, – уныло проговорил он. – А что ещё мне остаётся? Я же не могу теперь сделать то же, что и он, и испортить жизнь тебе и своим родителям! 

Артём погладил его по спине и с чувством произнёс, задержав руку:

–  Спасибо, Кир. Мне бы тебя очень не хватало, если бы ты умер. Так что живи, пожалуйста, ладно?

–  Ладно, – согласился тот, шмыгнув носом. И протянул было руку, чтобы погладить его пятки, но тут же отдёрнул.

–  Спасибо, – повторил Артём. – Мне это не надо, извини. Не противно, нет, а просто не нужно. 

Кирилл кивнул и закрыл лицо руками. 

–  Как представлю себе, что он лежит там в гробу и гниёт, так выть хочется, – тихо пробормотал он. –  Я же каждый его пальчик, каждую родинку, каждую ресничку помню! Наизусть, сверху донизу… Губы, глаза, брови, ушки прозрачные. Кадык, ключицы, рёбра, пупок, коленки. Всё. Даже на вкус, не то, что наощупь. Даже запах из подмышек… 

– Не надо, Кир, не говори мне такое, – смущённо перебил его Артём. – Я не хочу этого слышать. 

Кирилл молча кивнул. 

–  Время пройдёт, и ты забудешь, – попытался утешить его Артём. –  Через десять лет, через двадцать или сорок. И тебе станет легче, наверное. 

Кирилл сердито глянул на него:

–  А если нет? Если я умирать буду, и не смогу вспомнить его, думаешь, мне от этого лучше станет? 

Артём грустно помотал головой:

–  Не знаю, – ответил он. –  До этого ещё дожить надо. 

Кирилл дёрнул плечом и покрутил головой, но промолчал. 

–  Тебе хоть чуточку стало легче? –  спросил Артём. 

–  Да, Тёмик, спасибо тебе огромное, – искренне поблагодарил Кирилл. –  Просто камень с души свалился, правда. 

Он тогда думал, что они никогда больше не вернутся к этому разговору. Но сидя на той же кухне через сорок лет, Кирилл, наконец, знал, что ответить Артёму.

–  Я ничего не забыл, – неловко признался он. –  Сорок лет прошло, а я всё помню, как будто вчера это было. Уже и дома нашего нет, там теперь торговый центр и парковку построили на его месте. И ручей пересох, и озеро обмелело… 

Он повозил ложечкой и поймал тёмный комочек ягоды. Отправил его в рот и прихлебнул чай. 

–  Но, знаешь, Тёмик, всё равно, спасибо тебе, – спокойно проговорил Кирилл. –  Ты дал мне надежду, и я все эти годы ей жил. 

Артём кашлянул и непонимающе глянул на него через очки:

–  Какую надежду? –  не понял он. 

–  Что однажды я всё забуду, – объяснил Кирилл. –  И тогда смогу спокойно уйти. 

Артём вздрогнул и погрозил пальцем:

–  Даже не вздумай! –  по-стариковски проскрипел он. –  Живи и помни! Пока ты ещё живой, он тоже не совсем умер, понимаешь? 

Кирилл открыл рот и молча кивнул. А потом достал из кармана затёртую маленькую зелёную книжечку и положил на стол. 

– Давай чего-нибудь покрепче, – севшим голосом попросил он у хозяина. И когда тот налил коньяк в три прозрачных бокала, отставил один в сторону, поднял свой и прошептал:

–  С днём рождения, Максим! Теперь я точно знаю, что люблю тебя и хочу жить. А больше мне тебе подарить нечего. 

И хозяин, глядя на него, улыбнулся. 

2024