Пеларгония

Если обрезать герань почти под корень, но оставить хотя бы одну почку, она все равно выживет. Я проверяла. Если не поливать герань недели три, она тоже выживет. А вот если оставить на улице в дождливый сезон, она начнет гнить. Корни, макушка, молодые веточки — все сначала пожелтеет, потом потемнеет, а потом отвалится мягкими склизкими комочками. Но если вовремя срезать всю гниль, пересадить в новую землю, поставить в сухое место, растение еще можно спасти. Герань — очень живучая тварь.

— Пеларгония, — поправляет мама.

Да, точно. Герань по-научному называется пеларгонией. Мама знает, потому что любит цветы. У нас весь дом в цветочных горшках. Все подоконники. И веранда тоже. И в саду тоже стоят горшки с пеларгонией. Когда ее поливаешь, она начинает вонять. Мама говорит, что пеларгония не воняет, а пахнет, и вообще очищает воздух, жутко полезное растение. Наверное, так и есть, но по мне — она именно воняет.

Я поливаю цветы отстоявшейся теплой водой, зачерпывая ее стеклянным стаканом с щербинкой на кромке. По этой щербинке удобно лить воду, она течет направленно, как из маленькой леечки. Треть стакана в каждый горшок. Раньше я выливала по половине стакана, но листочки начинали вянуть. Я очень долго думала, что им не хватает воды, а оказалось, что наоборот.

— Я так и знала, — говорит мама.

Конечно знала, мама всегда лучше знает. И что держать горшки с цветами на комоде в прихожей нельзя, потому что там слишком темно, там даже для меня темно, мама тоже знает.

Когда я поливаю герань, воздух наполняется запахом мокрой земли и окислившегося металла. Землей пахнет земля, а ржавчиной — герань. Но на самом деле этот запах больше похож на запах крови. Такой же металлически-органический и неприятный. Поэтому я и говорю, что герань воняет.

Поэтому я и говорю, что красная герань самая красивая.

Потому что красная герань самая правдивая. У нее не только запах, но и цвет крови.

Но маме я об этом не скажу, потому что она ответит, что это глупости. Потому что у ее пеларгонии не только красные цветы, а еще и белые, бордовые, розовые всех оттенков и даже оранжевые. Я как-то спросила, бывает ли желтая пеларгония.

— Откуда я знаю, — ответила мама и почему-то расстроилась.

Я поливаю герань, стараясь дышать через раз. Попадая на землю, вода еще несколько секунд лежит на ней мягкой прозрачной подушечкой, и только потом начинает медленно впитываться. Поэтому я поливаю цветы долго. Мне нравится смотреть, как блестят покатые края водяных подушечек и как темнеет земля, порами втягивая жидкость. Я тщательно слежу, чтобы в каждый горшок вылит ровно треть стакана. И не попасть водой на листочки, потому что мама сказала, что листочки пеларгонии не любят воду.

Я поливаю цветы на подоконниках, в прихожей на комоде, на веранде на полу, в саду… Те, что в саду, мне иногда приходится заносить на веранду, менять местами с теми, что на подоконниках, отрезать гнилые макушки и надеяться, что и на этот раз герань не подведет. Иногда я выбрасываю засохшие растения из прихожей и расставляю горшки пошире, чтобы пропажа была не так заметна. Все равно мама скоро принесет еще одну пеларгонию, того самого розового оттенка, которого у нее еще нет. Я не говорю, что на самом деле в саду таких уже четыре. Или что только что выбросила точно такую же.

Мама еще ни разу не заметила.

Я осторожно обрываю сухие листья и завядшие цветы, сдуваю с молодых листочков пыль, все еще стараясь дышать через раз. Главное — успеть отвернуться от растений, когда чихаю от поднявшейся в воздух пыли. Я осматриваю пенек, оставшийся от загнившей оранжевой герани. Кажется, в этот раз не повезло, пенек уже месяц стоит на подоконнике, совсем потемнел, а новые листья так и не появились. Жалко до слез.

— Что не так? — спрашивает мама.

А я не могу ответить, я сижу на полу под окном и размазываю по лицу слезы, и стараюсь не пролить воду из стакана, который все еще держу в руке.

Это мама любит цветы, а не я.

Сегодня я проведу ревизию в цветочных горшках. Самые красивые цветущие растения поставлю на подоконники. Те, что похуже — на веранду. А самые плохонькие и слабенькие отправятся в сад. Сегодня тепло и солнечно, а к вечеру обещают дождь.

Я расставлю горшки с геранью в траве, плотно друг к другу, чтобы им не было одиноко и слишком грустно. Поставлю их в несколько рядов, а посередине оставлю место. Его как раз хватит для меня. Я лягу среди горшков с геранью, в траву, мягкую и нагретую солнцем. Буду смотреть на небо, на крошечные облачка в форме цветов и листьев, а вокруг моей головы будет стоять красная герань. И в этот раз я не буду задерживать дыхание. Буду дышать как обычно, полной грудью, честно.

А к вечеру облака станут больше, темнее, медленнее, опустятся ниже. И трава уже не будет такой теплой. Потом сверху упадут первые тяжелые капли. Мне на лицо, на руки, задержатся блестящими шариками, а потом скатятся в траву. Капли будут бить по листьям герани, от этого металлический запах станет сильнее, к нему прибавится запах мокрой земли и озона.

И пойдет настоящий дождь.

Который собьет красные лепестки с цветов прямо мне на лицо. Который будет лить так сильно, несколько дней подряд, что можно задохнуться, врасти в землю, раствориться в мокрой траве и запахе разложения и железа.

И сгнить.

А мама проснется в своей комнате, посмотрит на подоконник и скажет:

— Как красиво!