“Царь и царица сердца моего..”

Миниатюрный портрет покровителя Шекспира Генри Ризли, 3-го графа Саутгемптона, которого называют “белокурым другом” из Сонетов Шекспира, только что найден в архиве семьи Саутгемптонов и поражает исследователей теми “феминными” чертами, которые были увековечены в Сонетах. 

Подробно о находке “вероятного возлюбленного” Шекспира, можно прочитать на сайте ВВС. Портрет выполнен художником Николасом Хиллиардом. Изображение сердца на обратной стороне позже было перекрыто чёрной стрелой (полагают, что это может быть отсылкой к гербу Шекспира). Стиль миниатюры указывает на то, что она была написана в начале 1590-х годов. “Миниатюры по своей сути были личными произведениями искусства, которыми часто обменивались в знак любви. Эта миниатюра наклеена на игральную карту, что было принято в то время,” - говорят эксперты.

Меня же интригует другое в связи с внешностью героя: насколько оправданным является наше представление о гей (би) идентичности Шекспира, который в 20 сонете печалится, что “друг” не создан женщиной? Насколько это чувство может быть свойственно гомосексуалу в принципе?

 

20 сонет интересен тем, что Шекспир в нём проводит ясную грань между “духовной” любовью к герою и физическим влечением (которое не может быть реализовано). Согласитесь, что для гея это несколько странно. Так что стоит за восхищением феминными чертами Саутгемптона? Сам сонет достаточно загадочен и в разных переводах демонстрирует разную степень откровенности. 

Советский Маршак, который не раз был пойман на том, что переадресовывал наиболее чувственные Сонеты Шекспира “Смуглой леди”, хотя они обращены к “белокурому другу”, как всегда, “размыт” и неточен. Поэтому посмотрим разные переводы. 

Кстати, один из них принадлежит Модесту Чайковскому. Но сначала - “детский поэт” Маршак, утаивший от поколений юных пионеров наиболее яркие однополые эмоции и образы Шекспира:

20 сонет.

 

Лик женщины, но строже, совершенней

Природы изваяло мастерство.

По-женски ты красив, но чужд измене,

Царь и царица сердца моего.

Твои нежный взор лишен игры лукавой,

Но золотит сияньем все вокруг.

Он мужествен и властью величавой

Друзей пленяет и разит подруг.

Тебя природа женщиною милой

Задумала, но, страстью пленена,

Она меня с тобою разлучила,

А женщин осчастливила она.

Пусть будет так. Но вот мое условье:

Люби меня, а их дари любовью.

Перевод Александра Финкеля более точен и причина этого понятна:

Задуман был как лучшая из женщин,

Безумною природою затем

Ненужным был довеском ты увенчан,

И от меня ты стал оторван тем.

У Маршака образ завуалирован, как слишком “физиологический” и неуместный в советской печати, но в тексте Шекспира речь идёт о конкретной “вещи” (“one thing”), которая мешает осуществиться любовным отношениям поэта и героя:

 

And for a woman wert thou first created,

Till Nature as she wrought thee fell a-doting,

 And by addition me of thee defeated,

 By adding one thing to my purpose nothing.

(Творя тебя, Природа воспылала к тебе страстью и, увлёкшись добавлением, отняла тебя у меня, добавив одну вещь, отдалившую меня от цели). 

Заключительное двустишие развивает тему “ненужного довеска”, который автор оставляет “пользоваться” “осчастливленным” женщинам: 

But since she pricked thee out for women's pleasure,

Mine be thy love and thy love's use their treasure.

Но если женщинам ты создан в утешенье,

То мне - любовь, а им лишь наслажденье. (А.Финкель)

В переводе Модеста Чайковского это звучит ещё более откровенно: 

Раз сотворен ты женам в наслажденье,

Дай мне любовь, а им - ее свершенье.

Дело не только в аутентичности перевода. Я так дотошно сравниваю оригинал 20 сонета с прочтением на русском языке, потому что в контексте традиционной гей-культуры возникает несколько вопросов, точнее, сомнений в гомосексуальности автора. Даже в его бисексуальности. Ответственно могу заявить, что в природе не существует гомосексуалов, которые опечалены наличием члена у предмета своей страсти. Это очень странная претензия к “Природе”. Однако, Шекспир ясно даёт понять, что его интересует духовная часть “любви”, а “ненужный довесок” (секс как таковой) он оставляет в ведение женщин. 

Таинственная амбивалентность выраженной страсти заключается в том, что автор сожалеет, что “белокурый друг” не является женщиной (тогда бы его страсть реализовалась). Повторюсь, что это не похоже на чувство гея или бисексуала. В то же время, Шекспир откровенно любуется женскими, андрогинными чертами героя и его пленяет именно гендерная двойственность, флюидность (“царь и царица сердца моего”). 

Такой амбивалентности может быть два объяснения. Либо это культурная игра с тайными желаниями, понятными адресату, физическая близость с которым втайне желательна, но это любовь, “не смеющая назвать своего имени” (по выражению Уайльда). 

Отсюда - иносказательная игра с образом члена, который назван в качестве формальной причины невозможности физической любви. Член может быть символом (и алиби) непреодолимой социальной преграды между поэтом и неженатым аристократом. То есть, возможно, речь идёт о гомосексуальном чувстве, которое не могло быть прямо названо. 

Либо мы видим страх автора “оскорбить” гетеросексуального героя порывом однополого влечения и его вынужденную маскировку. Кстати, граф Саутгемптон был женат (впрочем, как и Шекспир) и всезнающие британские учёные полагают, что портрет мог быть подарен героем Сонетов Шекспиру, но возвращён графу после его свадьбы. (Так он остался в архиве Саутгемптонов). 

Возвращаясь к переводам, можно сказать, что текст 20 сонета был по-разному интерпретирован в зависимости от чувственного опыта самих переводчиков. И если гетеросексуальный “детский поэт” Маршак всеми силами “лепит” из Шекспира увлекающегося гетеросексуала (и убирает упоминание члена), то гей Модест Чайковский насыщает перевод собственным чувственным опытом. 

Для него это модель эмоционального обращения гея к гетеросексуалу с просьбой о “библейской” любви из истории Давида и Ионафана (“которая превыше любви женской”), - если уж физиология любимого мужчины может осчастливить только женщин. Кстати, не случайна “фиксация Шекспира на теме продолжения рода и появления наследника у прекрасного “белокурого друга”. Словно это “соучастие” дарит ему "свечку" в постельных делах и может приблизить его к интимной жизни любимого мужчины. 

Но если для Модеста Чайковского сонет явно выражает комплекс чувств гея к гетеро-возлюбленному и драму неразделённой (физической) любви (это его прочтение темы), - то для Шекспира, повторюсь, всё очень зыбко и двусмысленно.. 

Так можно ли считать Шекспира геем или бисексуалом? Что говорит нам интуиция и легендарный “гей-радар”? Страсть к андрогинному герою очевидна, гендерная флюидность - триггер для автора, но претензии к Природе по поводу наличия “ненужного” члена - автоматически исключают “Вильяма нашего Шекспира” из списка гей-идентичностей. 

Тайны прекрасны тем, что они остаются будоражить наше воображение. Был ли Шекспир геем, не был ли Шекспир геем, - это науке неизвестно. Но если взять в руки телескоп… (И далее по тексту любимого фильма)). 

P.S. 

Приведу перевод украинского лингвиста Александра Финкеля, который мне кажется наиболее точным.

***

Твой женский лик - Природы дар бесценный

Тебе, царица-царь моих страстей.

Но женские лукавые измены

Не свойственны душе простой твоей.

Твой ясный взгляд, правдивый и невинный,

Глядит в лицо, исполнен прямоты;

К тебе, мужчине, тянутся мужчины;

И души женщин привлекаешь ты.

Задуман был как лучшая из женщин,

Безумною природою затем

Ненужным был придатком ты увенчан,

И от меня ты стал оторван тем.

Но если женщинам ты создан в утешенье,

То мне - любовь, а им лишь наслажденье.

…