В зеркале заднего вида...

***
Среди заброшенных халуп,
Черёмух, эстакад
Последний раз коснулся губ
Пятнадцать лет назад.

И до сих пор его язык
Со вкусом табака,
Вернувшись в памяти на миг,
Мне говорит: “Пока!”


***
Опровергая Эвклида,
Мимо осеннего сада,
В зеркале заднего вида
Жизнь убегает куда-то.

Валятся сосны и стены
В стёклышке беглом по кругу.
Мы же с тобой не линейны,
Но параллельны друг другу.

И параллельно прощанью,
В силу простого закона
Встретимся где-то за гранью
Призрачного горизонта…

***
В музыке зиппера - флейта начала,
Зовы соблазна и звоны вокзала,

Звенья и стыки ночных перегонов,
Змеи развязок и лязги вагонов,

Лунный аргентум - в воде отраженья.
Тремоло зиппера - пламя вторженья.

Зуммер озноба и лезвие блеска,
Доза позора, восторга, бурлеска.

Зарево, звуки, диезы, длинноты.
В музыке зиппера - флейты, фаготы,

Рвущие сон тишины и запретов.
Соло для двух духовых инструментов.

***
Заснеженный шиповник
Готовится ко сну…
Прохожий - не садовник -
Рукой его коснусь,

Как будто узнавая…
В сплетеньи острых жил
Застыла жизнь чужая, -
Не я её прожил.

Но тот же мёрзлый космос
Сквозит в душе куста -
Игольчатые космы
И ягод нагота.

Уже ничей любовник,
Седеющий к утру, -
Заснеженный шиповник,
Застывший на ветру.

***
Бабушка в розовой куртке,
В брючках - седа и горбата,
В лавку зайдя на минутку,
Щупает плотность цуката.

Тянутся ветхие нити, -
Сколько там пряжи осталось?
Мне никогда не увидеть
Эту нарядную старость.

Но от чужого порога
В ночь уходя понемногу,
Будет так весело трогать
Листьев последнюю охру.

***
Не бред и не сумерки - просто спросонья
Мы все, охуевшие в этой стране,
Терзаемы мраком её межсезонья,
Заждались антракта в Столетней войне.

Мы сами себя отложили на завтра
И в этом бреду проморгали итог,
Проспав до бесчувствия - снами на Запад,
Надеждой на Запад - тоской на Восток.

Не зря музыканты фаготы вложили
В осенние губы в экстазе вины.
Из рамы мне машет обрубками Шиле,
Как рваная рана имперской войны.

***
Зловещие дымы - направо и налево, -
Да винный магазин с фасадом полу-склепа.
Живи хоть сотню лет - увидишь эту мглу,
Да винный магазин без окон на углу.

***
Когда-то по учебнику с ровесником
Постылого зубрили “Буревестника”.
Но кто же знал, что классики куражатся,
Что прилетит.. И мало не покажется.

***
Уеду в город Хоцавель,
Созвучью тайно уступая,
Где мчится польская метель
По кровлям западного края,

Где в мокрых сумерках апреля
Костёлы тёмные молчат.
И, верно, парни Хоцавеля
Меня в объятья заключат.

Не зря созвучья нам даны:
Мы видим, смутно узнавая,
На карте западной страны
Следы потерянного рая.
 
***
Мне мальчик написал балладу о свече
Перемежая ямб и неуклюжий дактиль.
Но что с того? Ведь я же не предатель
Судить его - от слова вообще.

“Мой страх она снимает как рукой” -
С надрывом одинокого скитальца
он словно спел и сделал жест такой..,
прижав к груди свои худые пальцы.

Живи смелей, тебя я не предам
Насмешкой опытного знанья.
Ты в будущем, а я останусь там -
Среди листвы и расставанья.

Пока бренчит о прошлом Йоганн Брамс,
Слегка уронишь волосы в поклоне..
И томный этот оперный миманс
Дороже мне, чем Эрос в телефоне.

Во тьме глубинных юнговых начал
Сливаются талант и возбужденье.
Твоя нерукотворная свеча
То радует, то жжёт воображенье.

И что с того, что “рядом тьма и боль”?
Ты даришь мне какой-то новый свет.
И я лечу по следу за тобой,
Как пепел выгоревших лет.

***
С утра две тёмные луны
В моём качались небосводе
И терпко пенилась на входе,
У горла - ниточка слюны.

Пока твоя прямая речь
В меня входила до упора,
Ей оставалось только течь
Немой гортанью разговора.

И были заперты уста,
Когда безудержно и тесно
По тверди длинного моста
Любовь струилась бессловесно.

***
Неотвратим и справедлив,
Январь, классический и голый,
Как крови утренний прилив,
Во тьме вздымающий покровы.

И снежным семенем залив
Глубины ветхого пейзажа,
Он дремлет, небо обхватив
Нагим Атлантом Эрмитажа.

В КОМНАТЕ.  К.Кавафис.

В той комнате - с приметами дыры,
Ютившейся над гомоном таверны,
В окно глядели грязные дворы
И улицы ободранные стены.

Внизу галдела шумная толпа
Прохожих, собутыльников, рабочих,
Гуляющих и пьющих до утра.

И в том углу, - на ложе нашей ночи -

В объятиях, в пустыне этих стен
Прокуренных, замызганных и грубых -
Я видел только отсвет наших тел
И плоть моей любви. Я видел губы

Пьянящие, раскрытые, твои -
чарующие губы сладострастья.

И хмелем этой чувственной любви,
Спустя года, пьянею я от счастья.

ВЕЧЕРОМ.  К.Кавафис

Что скоро это кончится - я мог
понять и так. Ведь было слишком ясно:
пришла Судьба, чтобы прервать наш срок.
Недолго жизнь была для нас прекрасна.

Но ароматов не иссяк полёт,
и чудом было ложе для уснувших
в объятиях - до утренних забот...
 
Лишь отзвук этих дней, давно минувших,
один лишь отсвет - в душу мне упал.
Я в руки взял письмо былого лета
в пылу огня, что нас с тобой сжигал,
и всё читал, пока хватало света.

Потом, тоскуя, вышел на балкон
отвлечь себя - в ночную мешанину
знакомых крыш, фасадов и окон,
над суетой огней и магазинов…

***
ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ. (“Dizzy”, Olly Alexander)

Мы взламываем линию судьбы
И входим в круг, взлетая понемногу.
Там есть цветы, прекрасные сады.
Ты знаешь - где.., -
Возьми меня в дорогу.

Держи меня за руку, не давай
Опомниться в потоке красок вечных,
Чтоб в танце закружилась голова
От наших поцелуев бесконечных.

В плену объятий кружим в тишине,
В саду, где время в воздухе застыло,
Где нет конца - и только снится мне
Что это будет.
Или это было.

Держи меня за руку, не зевай,
Кружи сильней, верни меня к началу,
Чтоб в танце закружилась голова
От наших поцелуев небывалых.