Проблема с молодыми геями сегодня

Драматург, номинировавшийся на премию Пулицера, сценарист, автор книг и ВИЧ-положительный активист. Ларри Крамер – самая спорная и противоречивая фигура гей-культуры США за последние 30 лет. В 1978 году он взбесил американских геев своим романом «Пидоры», в котором он жестко критиковал промискуитет в гей-среде. Он был одним из основателей организаций «Gay Men's Health Crisis» и «ACT UP» - первых и самых влиятельных групп активистов по борьбе со СПИДом. В самом начале эпидемии СПИДа он стал самым ярким и страстным голосом среди активистов. Одновременно он нажил себе бесчисленное множество врагов, включая Эда Коха, мэра Нью-Йорка. Но что бы ни говорили злопыхатели, а именно этот человек впервые привлек внимание общества к проблеме СПИДа.

За последние пятнадцать лет СПИД перестал быть смертным приговором – это хроническое заболевание, которое более-менее поддается лечению, а гей-культура больше не ютится на задворках – она переместилась ближе к массовому зрителю. Несмотря на это Крамер остался (почти) таким же злым, как и раньше. В 2005 году он опубликовал книгу «Трагедия современных геев». По сути книга была стенограммой его выступления, в котором он обличал поколение молодых геев, обвиняя их в апатии и в том, что они обрекли «своих предшественников на небытие».

На следующей неделе радикальная политика Крамера примет новый поворот – его пьеса «Нормальное сердце», написанная еще в 1985 году, будет впервые поставлена на Бродвее. По большей части это автобиографическое произведение о группе геев в самом начале эпидемии СПИДа. Актер Джо Мантенелло сыграет в ней Неда Уикса – активиста, весьма напоминающего Крамера, который безрезультатно пытается привлечь внимание к заболеванию. Также в пьесе сыграют Эллен Баркин, Ли Пейс и Джим Парсонс, звезда сериала «Теория большого взрыва». Пьеса остается очень проникновенным и трогающим за душу произведением, она отражает полное отчаяние и ужас реальных людей перед растущей эпидемией. Однако в наши дни она превратилась в урок истории для тех, кто не застал первую волну эпидемии – сам Крамер считает, что этот урок им жизненно необходим.

Журнал Salon взял интервью у Ларри Крамера в его нью-йоркской квартире, в нем писатель ответил на вопросы о «Нормальном сердце», приложениях к iPhone и проблеме с молодыми геями.

Прошлым вечером мы с другом были на предварительном показе пьесы. Мне кажется, что молодым геям многие идеи пьесы покажутся несколько устаревшими и экзотичными.

Например какие?

Например, идея о том, что промискуитет – это политическое заявление, и что это предательство или противоречие, когда одни геи говорят другим геям не заниматься сексом или заниматься сексом в презервативах. Что, по-вашему, должны усвоить молодые люди из этой пьесы?

Это наша история. Мы – геи. Это часть нашей истории. Это самая ужасная вещь, которую пережило сообщество геев. И в то же самое время (уже позднее, когда появился ACT UP и лекарства против СПИДа) это стало самым потрясающим достижением сообщества геев в истории. Мы, геи, сделали это.

Я не знаю, почему так много геев, которые не хотят знать собственную историю. Я не знаю, почему они повернулись спиной к старшему поколению, как будто они не хотят иметь с ними никакого дела. Мне бы хотелось, чтобы мы пошли дальше.

Вы действительно считаете, что подобное отсутствие интереса к истории, это особенность именно этого поколения?

Еще бы.

Ну, мне 27 лет, и я знаю, что мои первоначальные представления о гей-жизни не имели никакого отношения к СПИДу. Эллен ДеДженерис призналась в своей гомосексуальности, когда я начал учиться в старших классах, а сериал «Уилл и Грейс» представлял геев скорее как разновидность потребителей. Для меня гейство не было связано с болезнью, так что ранние битвы против СПИДа, полагаю, кажутся чуждыми многим молодым людям.

Я не знаю. Я могу понять, что вы говорите. Иногда, когда я посещаю школы, ребята говорят, что их теперь учат никогда не спорить и ни в чем не участвовать. Теперь не круто иметь собственное мнение и выражать его, и это очень прискорбно. Надеюсь, что это поветрие пройдет.

Похоже, что вы немного злитесь на молодое поколение геев.

Ничуть не больше, чем на старое поколение. Я интернационалист. Мы несем ответственность друг за друга, как семья, как братья и сестры. Мы все в одной лодке. ACT UP был самым воодушевляющим опытом в моей жизни. Мы болели и умирали, и это придавало всему особый ореол значимости, но также это показало нам, на что мы способны.

Вы знамениты своей враждой с бывшим мэром Нью-Йорка, Эдом Кохом. Именно его бездействие в отношении СПИДа вы считали причиной множества смертей. Он все еще живет в одном с вами здании?

По счастью, он живет в другом подъезде, так что мы не видим друг друга. Иногда сталкиваемся, и оба старательно друг друга игнорируем. Как вы, возможно, знаете, я однажды наткнулся на него у почтовых ящиков. Он наклонился к моей собаке, и я оттащил ее прочь, сказав что-то вроде: «Фу, Молли, этот человек убил всех папиных друзей». Когда я впервые увидел его в холле, я прокричал ему: «Таким как ты здесь не место!», так громко, что хозяин здания пригрозил нас выселить, если я еще раз так сделаю. Так что я больше не кричал. Я слишком дорожу своей квартирой.

Возвращаясь после спектакля, мы с другом оба чувствовали извращенную ностальгию по первым годам эпидемии СПИДа, которые мы никогда не переживали. Очевидно, что они были совершенно ужасными и грустными, но одновременно в них было нечто, объединившее геев. Сейчас подобное редкость.

Проблемы никуда не делись. Просто вы не считаете, что они должны объединять, главным образом потому, что это больше не такой насущный вопрос жизни и смерти. Могу привести в качестве примера брак, но мне уже претит этот вопрос, потому что все это продолжается слишком давно, и многое было сделано неправильно. Мне 76 лет, а моему партнеру 64 года. Очевидно, что я умру раньше его, и по нынешним законам мне сложно завещать ему что-то стоящее. Все уйдет на налоги, потому что по федеральному закону мы не женаты, и это несправедливо, это просто несправедливо. Вам в ваши годы на это плевать, но мне дорого то, что мое, и многих старых геев это волнует. Эта проблема должна объединять. Все, что делает нас неравными, должно объединять. Я хочу иметь то же, что есть у них. Я этого хочу. Все должны этого хотеть. Но, опять же, другие люди так не думают.

Что раздражает вас в движении за гей-браки в этой стране? 

Только то, что на это ушла целая вечность. Я не думаю, что мы должны были выбирать подход «от штата к штату», потому что это лишь затягивает решение, а потом нам приходится снова подавать в суд и защищаться. Дело должно как можно скорее доходить до Верховного суда. Была возможность дойти до Верховного суда гораздо раньше. Если мы проиграем в Верховном суде, чего все боятся, то всегда можно вернуться туда же. Этот брак на уровне штата ничего не значит. Это просто утешительные браки. Укрепляют отношения и все такое, но они выеденного яйца не стоят в плане прав и финансов. Вам все равно приходится платить федеральные налоги, и вы не получаете никаких льгот, которые правительство обеспечивает для гетеросексуальных браков.

Пьеса предполагает, что одна из причин бессмысленного секса в гей-сообществе 1980-х годов – это отсутствие гей-браков. Теперь, когда есть браки на уровне штата – вы считаете, это привело к культурному сдвигу прочь от бессмысленной сексуальной культуры?

Я считаю, что все еще слишком много бессмысленного секса, и статистика инфицирования до сих пор высока и растет, так что очевидно, что бессмысленного секса до сих пор слишком много. Я не хочу изображать из себя ханжу. Я никогда не призывал отказаться от секса, но неужели так трудно надеть резинку? Вроде как большого интеллекта это не требует. Мне трудно сочувствовать людям, которые становятся положительными сейчас, которые уже знали о СПИДе. Мне плевать, если вы сидели на наркотиках, или вас увлекла страсть, или что там еще. Ваш член – это смертельное оружие. Им можно убивать людей.

Вы знакомы с Grindr, приложением iPhone для гей-секса?

С чем?

Это приложение iPhone, которое показывает, насколько близко от вас другие геи, и вы можете заняться с ними сексом.

Нет. Я бы с радостью им воспользовался, если бы считал, что из этого выйдет толк. У меня есть потребности, как и у всех остальных, и мы с Дэвидом [Вебстером, партнером Крамера] уже давно вместе, так что наши отношения уже стали чем-то другим. Я регистрировался на Daddyhunt или Manhunt, размещал свои фотографии, заполнял опросник. И не получил ни одного ответа, что заставило меня задуматься: что же делают старые геи? Это очень печально, что неожиданно тебе не находится места.

В отношении Grindr интересно то, что программа создает карту мест, которые действительно посещают геи. Можно подключиться в собственной квартире и неожиданно оказывается, что вокруг 100 человек ищут, кого бы снять.  

Звучит замечательно. Я не против секса, я против безответственности. У нас есть тела, и мы должны наслаждаться ими, но мы не должны обращаться друг с другом как с вещами. Вот к чему все свелось [в 1970-х] на высотах Огненного острова [культового места паломничества геев], и я думаю, то же можно сказать и про эту штуку Grindr.  

Похоже, то, что воплощает чрезмерная культура вечеринок Огненного острова – китчевые ночные клубы и вечеринки сутки напролет – начинает исчезать. Я честно не думаю, что молодых геев подобное интересует так, как раньше.

Это был побег от реальности в наркотическом дурмане. У вас была власть над вашим телом на огромное число часов при огромной помощи. Недавно кое-кто сказал мне нечто интересное о том, почему люди употребляли так много наркотиков в 1970-х. «Потому что так было меньше боли, меньше трудностей, меньше усилий, такой была жизнь в мире геев». Огненный остров был и остается очень конкурентным местом. Вы торгуете своим телом. Может быть, секс онлайн принесет людям больше удовлетворения. Не знаю. Я больше не вижу мира геев. Я не вижу его на улицах, как раньше. Я не знаю, где он находится. Вы не знаете?

Ну, я думаю, что он стал менее заметным, и это во многом связано с Интернетом. Гей-гетто опустели. Теперь все реже можно встретить гей-бар. И я думаю, что молодым геям стало комфортнее обитать в мире натуралов и натуральном окружении. Я также думаю, что теперь у людей больше друзей-натуралов.

Что же, я рад, что я больше не вашего возраста. Быть геем было так весело. И было так много людей, с кем могло быть весело – просто быть частью очень заметного мира, встречаться друг с другом и общаться. Теперь я этого больше не вижу. Я знаю, что они где-то там. Я знаю, что они в этом здании, но я даже не знаю их как геев, хотя я и знаю, что они геи.

В первую очередь я гей, а потом уже все остальное. Я сначала гей, а потом уже белый, еврей, писатель, американец, кто угодно. Это моя самая главная отличительная черта, и я знаю лишь немногих людей, которые могут сказать про себя то же самое. Опросы говорят о том же: люди не определяют себя как геев. И это очень плохо. Это трагедия. Я убежден, что это мешает нам получить то, что мы заслуживаем.