Хранитель Мира Ночи

– Значит, это болезнь?
– Да, Лартион, ты болен.
Молодой человек, стоявший у окна, тихо рассмеялся.
– Забавно. Не знал, что мы можем болеть.
Его собеседник аккуратно убрал в шкаф толстую ветхую книгу в узорном переплёте и тоже подошёл к окну.
– Ты ещё многого не знаешь. Хотя думаешь иначе.
Несколько минут оба – седеющий мужчина средних лет и юноша с зелёными глазами и чёрными прямыми волосами до плеч – молча смотрели сквозь стекло. Молодой человек улыбался отстранённой улыбкой.
Внизу, под стенами замка, с шумом нёс свои воды стремительный горный поток, и трепетали в порывах холодного ветра чахлые деревья. Алый диск солнца клонился к далеким вершинам, тонул в обрывках тёмно-лиловых туч.
– Рубины и аметисты, профессор… Кажется, протяни руку – и обожжёшься. А ведь на самом деле там так холодно.
Профессор нахмурился.
– Тебе следовало бы быть посерьёзнее, Лартион.
Профессор называл молодого человека его «истинным» именем, хотя тот давно переделал его в более короткое – Лордэн, или Лорд, и предпочитал, чтобы его звали так.
– Для серьёзности есть повод?
– Да. Мы можем болеть, изредка такое случается. Чаще всего причиной заболевания становится магическое влияние. Тебе надо бы вспомнить всех своих недоброжелателей.
Лорд сделал неопределённый жест:
– Недоброжелатели, конечно, есть. Но чтобы настолько недоброжелательные…
– В любом случае, ты правильно поступил, что приехал ко мне. Имея дар нестарения, нелепо погибнуть от не излеченной болезни.
– Нелепо? – молодой человек пожал плечами. – А может, это счастливое совпадение? Со временем от жизни так устаешь...
– Ну-ну. Вы, молодёжь, любите из себя строить. Поживи с моё, потом говори об усталости.
– Избавьте, профессор!..
– Хватит, хватит. Не вынуждай меня напоминать тебе, что твоя жизнь значит больше, чем жизнь любого из нас.
Лорд поморщился. Он не любил таких напоминаний. Да, он потомок Эмбергарда, первого из принявших посвящение. Но он не сам выбрал такую судьбу. Или, по крайней мере, не совсем сам. Риан, его создатель, не говорил о своей родословной. Он просто предложил дар, тогда, двести лет назад, представлявшийся таким чудесным… Лорд, у которого в то время не было ещё «истинного имени», ни полного, ни переделанного, а было другое, человеческое, заворожёно наблюдал, как тонкой струйкой стекает в хрустальный бокал тёмная кровь из разреза на запястье Риана. Словно в полусне, взял бокал в руки и сделал глоток. И не смог оторваться, пока не выпил последнюю каплю жидкости, казавшейся огненной и ледяной одновременно. Потом, охваченный безумием первых мгновений своей новой жизни, бросился Риану на грудь. Пытался то ли обнять, то ли впиться зубами в его шею, чтобы снова почувствовать ни с чем не сравнимый вкус – вкус крови вампира. Риан мягким, но сильным движением отстранил его. Вот так всё было.
Только позже Лорд узнал, что Риан происходит из линии Эмбергарда. А значит, те, кто принял посвящение от него, в своё время унаследуют и его ответственность. Настанет «своё время», когда Риан уйдет из этого мира. Помнится, Лорд обрадовался, решив, что ответственности ему удастся избежать. Случаи гибели Истинных Высокородных детей ночи от руки себе подобных и, тем более, людей, редки. Настолько, что их можно не принимать во внимание. Значит, Риан будет жить вечно.
Тогда он ещё не задумывался, что это значит – «жить вечно». Задумался впервые, когда узнал про Миролу, вторую из ныне живущих наследников Эмбергарда. Она приняла наследие совсем недавно, после того как её создатель Эрион добровольно покинул мир.
Зачем бессмертному по своей воле уходить из жизни? Этот вопрос мучил Лорда несколько десятилетий. Но со временем переезжать из одного человеческого города в другой ему наскучило так же, как проводить время в обществе Истинных. И он начал понимать, почему многие Высокородные, прожившие долго, в конце концов делают выбор в пользу прекращения существования. Когда их примеру решил последовать и Риан, Лорду не осталось ничего кроме как попрощаться с ним. И – стать наследником Эмбергарда.
Но Риан прожил почти тысячу лет. Профессор Амартхор – больше четырёхсот. Поэтому он и считает его, Лорда, слишком молодым для того чтобы впадать в скуку и изображать усталость. И как же объяснить ему, что никакого притворства тут нет? Бытиё действительно невыносимо скучно и однообразно… Профессору просто повезло: учёные изыскания занимают его так сильно, что его интерес к жизни не ослабевает с годами. Он не верит, что бывает по-другому. Он принял посвящение уже немолодым – может, в этом всё дело? Может, это дало ему какую-то особенную мудрость? Но, так или иначе, Амартхор знает, что Лорд не любит разговоров о наследии Эмбергарда. Мог бы и промолчать…
– Вам не приходило в голову, профессор, что вся эта история с наследниками Эмбергарда и талисманом Леонардио – выдумка? Старая сказка, в которую мы до сих пор почему-то верим? Та вещь, которая хранится в Серебряной Башне, и которую мы называем великим алмазом, может оказаться всего лишь магической игрушкой, каких много.
Амартхор недовольно покачал головой:
– Такого легкомыслия я не ожидал даже от тебя. Пожалуй, расценю его как одно из проявлений болезни. Или мне придётся отчитывать тебя, словно глупого мальчишку. Кому, как не мне, знать, истинны ли свойства талисмана? Я прожил в Башне достаточно времени. И немалую его часть потратил на изучение великого алмаза. Давай-ка сейчас сделаем вот что: попросим Арафхет приготовить тебе комнату. И ты как следует отдохнешь. А я покопаюсь ещё немного в книгах. Описание недуга мы нашли, но этого мало. Надо определиться с лечением.


Стоя на пороге одной из гостевых комнат замка, Лорд наблюдал, как с мебели и подоконников бесследно исчезает пыль, стекла в окнах становятся чистыми и прозрачными, паркетный пол – как только что начищенный. Не успел он и глазом моргнуть, как широкая кровать оказалась застланной чистым бельем. Происходило всё это, конечно, не само по себе, а по желанию хозяйки замка.
– Мне нужно бы у тебя поучиться, Арафхет, – заметил он, когда «уборка» его нового жилища завершилась. – Чтобы разгрести беспорядок у себя дома, мне приходится тратить гораздо больше времени.
– Возьми у Амартхора несколько уроков магии, и научишься не только таким пустякам, но и много чему ещё, – улыбнулась Арафхет, откидывая упавшие на лоб рыжие локоны. – Располагайся, пожалуйста.
– Благодарю.
Лорд прошёл в комнату, сел на край кровати и похлопал по одеялу:
– Мягко. Мне будет даже удобнее, чем дома.
– Рада, что угодила вашей светлости, – Арафхет присела в шутливом реверансе. – Опасалась, не предпочитаете ли вы вместо удобной кровати удобный гроб?
Лорд через силу улыбнулся.
– Нет, предпочтения моей светлости на стороне кровати. И горячей ванны перед сном.
По возрасту Арафхет была примерно его ровесницей, но выглядела чуть старше. Посвящение она прошла лет в тридцать или около того. Но если измерять не годами, а жизнерадостностью – душа Арафхет, наверное, гораздо моложе, чем у него. Если она до сих пор смеется всем этим «вампирским» шуткам…
– Араф, тебе нравится жить здесь? – этот вопрос Лорд задал почти против воли. Просто не смог промолчать.
Поразмыслив, она кивнула:
– Да. Мне ещё много предстоит узнать от Амартхора. Он талантливый учёный. Я рада, что он решил дать мне посвящение. Что покинул Серебряную Башню ради того, чтобы быть со мной.
– Когда ты ещё была человеком – ты любила его?
На этот раз времени на раздумья Арафхет не понадобилась:
– Я и теперь люблю его.
– Нет, я спрашиваю не о той привязанности, которую все мы чувствуем к своим создателям. О другом…
– А, ты имеешь в виду, были ли мы любовниками? Нет, Лорд. Этого в моей человеческой жизни и без того было достаточно.
– А в теперешней?
– Что за вопросы? Сам знаешь, мы не нуждаемся в этом так, как люди.
– Да, конечно, – Лорд снова заставил себя улыбнуться. – Я болтаю глупости. Профессор считает, это от болезни.
На лице Арафхет отразилась тревога.
– Не беспокойся, он найдёт способ лечения, – заверил Лорд. – Он ведь действительно великий учёный и маг…
Перед тем как оставить гостя одного, Арафхет неожиданно сказала:
– Я знаю, Лорд, почему ты задаешь такие вопросы. Ты не раз говорил о своей скуке, и хочешь знать, не скучаю ли я. Нет, пока я ничего подобного не чувствую. Мы с Амартхором иногда путешествуем. У нас часто бывают гости. Думаю, если мне и сделается тоскливо, то когда-то очень нескоро. Возможно, если бы Риан был жив, ты не ощущал бы себя таким одиноким.
– Дело не в одиночестве, – почти раздраженно отозвался Лорд. – Одиночество я считаю благом. А к Риану никогда не был привязан так сильно как ты – к Амартхору. Мы с тобой разные, Араф, вот и всё.
Когда дверь за женщиной закрылась, Лорд поднялся с кровати. Ложиться спать, как советовал профессор, ему не хотелось. Скоро ночь. Лучше почитать какую-нибудь книгу.
Видеть вампирам не мешают ни сумерки, ни полная темнота. Но многие дети ночи любят зажигать в своих домах искусственный свет просто из-за его красоты. И со временем это превращается в привычку. Лорд здесь не был исключением. Он уже протянул руку и почти коснулся свечи в изящном фарфоровом подсвечнике – ещё мгновение, и появится огонек. Такие простейшие чары доступны всем Истинным Высокородным, даже тем, кто не перенимал науку у знающих магов. Но секунды шли, а свеча не загоралась. Как это странно – ощущать потерю привычных способностей…
Окна в гостевой комнате выходили на ту же сторону, что и в кабинете, где молодой человек разговаривал с профессором, на запад. Лорд посмотрел на улицу, и долго не мог оторвать взгляд от светящейся полосы у линии горизонта. Чем-то особенным сегодняшний закат привлекал к себе внимание. В начале вечера, выезжая из своего замка и направляясь сюда, Лорд предугадывал его необыкновенную, беспокойную красоту. И вот теперь, в самые последние его мгновения, эта аметистово-рубиновая тревога всё ещё сияла в небе.

Книга, взятая с полки наугад, оказалась сборником античных пьес. Лорд прочитал пару страниц, но почувствовал, что его действительно клонит в сон, и лег в постель. Проснулся он в полночь. Разбудил его шум.
С первого этажа доносились взволнованные голоса. Потом послышался приглушенный стон. Сонливость мигом слетела с Лорда. Что случилось?
Вскочив с кровати, он выбежал из комнаты и, прыгая через ступеньку, спустился по лестнице. В холле на диване лежал какой-то человека. Арафхет поправляла под его головой подушку. Амартхор сидел рядом, склонившись над ним. Подойдя ближе, Лорд увидел, что вся одежда гостя перепачкана кровью, льющейся из ран в груди. Просто удивительно, что он ещё жив.
– Что случилось? Кто он? – Лорд понимал, что задавать такие вопросы сейчас не время, но они сами собой срывались с языка. – Могу я чем-то помочь?
Арафхет бросила на молодого человека пристальный взгляд. Было очевидно, что ни Лорд, ни она сама, ни профессор со всеми своими магическими знаниями помочь не могут уже ничем.
– Её нужно остановить, – шептал умирающий, прижимая одну руку к ужасной ране, а другой стараясь схватить ладонь профессора. – Слышишь, Амартхор? Иначе она погубит всё… Всё и всех.
– Тише, Джиордано. Тебе не надо столько говорить.
– Нет, – замотал головой незнакомец. – Мне всё равно не выжить, а ты должен знать. Она безумна. Талисман попал в руки сумасшедшей, которая… Расскажи всё второму наследнику, Амартхор.
Умирающий не замечал, что второй наследник, которого он упомянул, стоит рядом.
– Только он сможет спасти Мир Ночи. Иначе…
Шёпот оборвался вместе с дыханием. Спустя несколько мгновений тело незнакомца бесследно растаяло. Даже кровавая полоса, тянувшаяся от двери до дивана, исчезла, как будто и не появлялся в замке человек по имени Джиордано.
– Он был одним из моих друзей-учёных из Серебряной Башни, – запоздало ответил на вопрос Лорда профессор, и тяжело вздохнул. – И оказался единственным, кого они не убили на месте…
– Кто – они? Кому и зачем понадобилась убивать учёных?
– Трудно поверить – но это сделали люди. По приказу Миролы.
– Миролы?.. – переспросил Лорд, словно не веря своим ушам.
– Да, – подтвердил профессор. – Слушай, что мы узнали от него.
И Амартхор пересказал то, что успел передать умирающий, и что додумал он сам.
Во второй половине дня, когда большинство учёных ещё отдыхало, в Серебряную Башню ворвались вооруженные люди. Получилось это у них без труда. Истинные Высокородные давно не вели войн и не охраняли своих замков. Внешне похожие на крепости, на самом деле они вовсе не были неприступны. Не были – для других вампиров. От людей замки скрывала магия. И никакие люди не смогли бы проникнуть в Башню сами – но они пришли не одни. Их вел кто-то из Истинных. И не просто «кто-то», а сильный маг, который разрушил защитные заклинания. Но не настолько сильный, чтобы сделать своё чёрное дело без подручных. Магический поединок сразу с одиннадцатью учёными Башни для злоумышленника закончился бы плохо. Поэтому он предпочёл более простой путь. Оружие.
Вооружение нападавших состояло из пистолетов, ружей, кинжалов с широкими лезвиями и заостренных кольев из дерева и стали.
Почти все обитатели Башни погибли от рук людей во сне, или едва пробудившись. Нападавшие хорошо знали, что единственный способ убить вампира – насквозь пронзить его сердце так, чтобы рана получилась как можно больше. Такую рану вампир не сможет заживить. Поэтому вслед за пулями в ход шли и кинжалы, и колья.
Четырём магам, Джиордано в том числе, всё-таки удалось избежать смертоносных ранений. Не меньше двух десятков убийц жизнями поплатились за своё нападение. Но пока продолжалась борьба, остальные – человек тридцать – поднялись в башенный купол, туда, где хранились образцы для исследований и опытов, старинные книги, магические предметы и коллекции растений и камней. У оставшихся в живых учёных был шанс спастись бегством. Но нападавшие перекрикивались между собой, и кто-то из них упомянул «талисман», который «должен быть там, наверху». Учёные поняли, что убийц интересует не научный материал, а одна-единственная вещь, среди прочих находящаяся в купольном зале. Хранитель Мира Ночи, великий алмаз, сотворенный Первым из Первых. Бросать талисман на произвол судьбы было нельзя. Учёные вслед за убийцами взобрались по лестнице – и один за другим встретили свою гибель. Все, кроме Джиордано. Ему в грудь попали три пули, стрелявшие решили, что этого достаточно и не пустили в дело колья. Но выстрелы были не самыми точными и не принесли быстрой смерти. Учёный только на мгновение потерял от боли сознание. Когда он пришел в себя, тела его погибших товарищей уже начали растворяться в воздухе, как всегда бывает с телами ушедших из жизни Истинных. Собравшись с силами, Джиордано мысленно произнес магическую формулу полной невидимости, чтобы враги не догадались, что он жив.
В тот момент, когда заклинание было сотворено, рядом послышался нетерпеливый женский голос:
– Ну же, давай его сюда!
Пока длилось побоище, Джиордано не замечал, что среди нападавших есть женщина. На головах всех убийц были капюшоны. Теперь, даже не видя лица говорившей, Джиордано узнал её. Голос принадлежал Мироле. Прежде им не раз приходилось встречаться – как друзьям. А сейчас Мирола пришла как убийца и воровка.
Ну конечно… кому ещё мог бы понадобиться талисман? Или ей, или…
Джиордано услышал звон. И понял, что это разбился стеклянный ларец. А потом купольный зал на миг озарился сиянием. Прикосновение наследницы Эмбергарда пробудило великий алмаз от долгого сна. И Мирола сотворила заклятие:
– Не дотронется до этого камня рука ни одного бессмертного, кроме… – тут она запнулась, её воля вступила в противоборство с другой, более сильной, завещавшей талисман всем потомкам первого из принявших посвящение. И Мирола была вынуждена отступить. Вместо «кроме моей» она произнесла: – кроме руки наследника Эмбергарда. Нарушивший это слово потеряет бессмертие и погибнет на месте!
Зал снова на краткое мгновение осветился вспышкой талисмана. Наверное, теперь вампирша легко могла бы разрушить магию невидимости, скрывающую Джиордано – если бы задалась такой целью. Но ее занимало другое.
– Теперь, хозяйка, ты дашь нам посвящение? – спросил один из пришедших с Миролой убийц. – Сделаешь нас такими, как ты сама, бессмертными?
– О да, Кейн, я сделаю вас бессмертными.
Голос Миролы дрожал. В нем слышалась усталость. Вампирша, предприняв свою преступную вылазку, потеряла значительное количество сил, которых днем у бессмертных и так не много. Но всё равно звук её голоса показался Джиордано страшным. Неужели она совсем потеряла рассудок и решила превратить в Истинных Высокородных эту банду? Невозможно посвятить сразу столько людей. Тут не поможет ни талисман Леонардио, ничто другое. Даже посвящение одного – серьёзное испытание, к которому надо подготовиться. Вампир отдает посвящаемому не просто немного своей крови, а часть души. Раздать кровь и душу трем десяткам человек – это что-то немыслимое.
Джиордано повернул голову так, чтобы видеть происходящее. И увидел. Конечно, Мирола не сдержала обещания, которым прельстила своих наемников. Вместо того чтобы нанести рану себе, она схватила человека, стоявшего к ней ближе всех – кажется, это был тот самый, кто задал вопрос – и вонзила клыки в его горло. Остальные вскинули было оружие, но вампирша, оторвавшись от жертвы, повелительно крикнула:
– На кого вы поднимаете руку, жалкие рабы?
Пистолеты и кинжалы попадали на пол. Сила талисмана заставила людей беспрекословно подчиниться. И покорно ждать, пока хозяйка подойдет к очередному из них и напьется крови.
Мирола творила ужасное. Превращала людей в полукровок. По давнему договору Истинные решили никогда не делать этого намеренно. Неписанный закон велел вампиру выпивать кровь жертвы до капли. Потому что если хотя бы чуть-чуть её останется в теле укушенного, он неминуемо вернется к жизни. Но это будет не настоящая жизнь. Именно их, полукровок, люди называют «ожившими мертвецами». Они подобны зверям, лишены рассудка и одержимы одним – жаждой. Способны лишь убивать и насыщаться. Своим существованием они ставят мир Истинных Высокородных – Мир Ночи – под угрозу. Из-за переполохов, которые, бывало, устраивали «ожившие мертвецы» в какой-нибудь деревне или, ещё хуже, в городе, в прежние времена люди порой отваживались устраивать «охоту на вампиров». Иногда охотникам удавалось убить чудовище. А иногда их жертвой становился и кто-то из Высокородных. Впрочем, случалось и наоборот: бессмертный, будь то полукровка или Истинный, одерживал верх над людьми.
Но эти времена ушли в прошлое. Полукровок, обращённых в старину, осталось очень мало. А новые являлись на свет редко. По оплошности, когда кто-нибудь из неопытных Истинных оставлял жертву, считая её опустошенной, но сколько-то крови в её венах ещё оставалось.
Но Мирола решила нарушить запрет на создание чудовищ. По её воле на свет явились тридцать с лишним полукровок. Джиордано, глядя на происходящее, испытывал омерзение, которое не могла заглушить даже боль от смертельной раны. Мирола, опьяневшая от переизбытка крови, снова и снова погружала зубы в шеи, запястья и локтевые сгибы своих слуг. Несколько раз она вгрызалась кому-то прямо в грудь и пила из самого сердца. Её лицо было в крови, алые струи стекали по подбородку и шее на одежду, капли падали на пол с пальцев. Люди, отравленные укусами вампира, бились в судорогах и умирали. А через минуту-другую оживали – но уже не людьми. Тёмное время суток приближалось, поэтому превращения происходили почти сразу. Когда был обращён последний человек, кровавое пиршество наконец закончилось. Мирола вытащила из кармана плаща шёлковый платок, утерла губы и крикнула:
– За мной!
И чудовища, которые обычно не подчинялись никому и ничему, кроме собственного инстинкта, последовали за своей хозяйкой.
Немало времени потребовалось Джиордано, чтобы добрался до конюшни. Заклинание невидимости отняло много жизненной энергии. А у учёного её оставалось в обрез. Превозмогая боль, Джиордано оседлал лошадь и отправился к Амартхору и Арафхет. Их замок находился ближе всех к Серебряной Башне. Боялся он одного – что не доедет живым.
– Сила алмаза огромна, – сказал Амартхор. – Если Мирола действительно лишилась разума, она не остановится на том, что стала хозяйкой трех десятков чудовищ.
– Я думаю, профессор, она слишком серьёзно отнеслась к легенде о талисмане, – глядя в пол, произнес Лорд. Его губы искривились в улыбке. – Мирола решила использовать великий алмаз по назначению. Вы ведь помните: его назначение – разрушить Мир Ночи.
Резким движением поднявшись с дивана, профессор подошёл к Лорду и остановился напротив него.
– Ты что-то знаешь, Лартион. – Слова прозвучали не как вопрос, а как утверждение. – Посмотри мне в глаза, не отворачивайся. Сегодня, обратившись ко мне за помощью, ты чего-то мне не договорил? Что тебе известно?
– Я не могу быть совсем уверен… – по-прежнему нервно улыбаясь, Лорд поднял взгляд на Амартхора. – Но вы сказали, профессор, причиной моей болезни может быть магическое воздействие. Так вот, не исключено, это воздействие – дело рук Миролы.
– Но почему ей понадобилось тебе вредить? – непонимающе развел руками профессор. – Вы никогда не были врагами. Неужели её так внезапно поразило какое-то немыслимое безумие?
– Безумие… возможно. Но… боюсь, отчасти я имею к этому безумию отношение.
– Так, Лорд, – вмешалась Арафхет, – ты просто обязан рассказать нам всё. Что бы там ни случилось между вами – теперь эта история касается уже не только тебя и неё.


Приглашение от Миролы Лорду передал Кристофорус. Вечный путешественник, он давно превратился для Высокородных в кого-то вроде почтальона. Если Кристофорус наведывался в гости, хозяева замка не забывали узнать, куда он собирается направиться дальше – вдруг как раз к их знакомым, которым нужно послать весточку? А иногда и сами просили его заглянуть к тем-то и тем-то и вручить письма.
Неожиданно для себя визиту Кристофоруса Лорд почти обрадовался. На тот момент он около пяти лет прожил, не покидая своего замка надолго и никого у себя не принимая. Кристофорус оказался именно тем, чье общество было Лорду не в тягость. К тому же, гостеприимством хозяев он не злоупотреблял и никогда не задерживался слишком надолго.
Письмо Миролы Кристофорус отдал Лорду, едва переступив порог замка. Лорд сунул конверт в карман и тут же о нем забыл. Вспомнил и прочитал послание только на рассвете, когда уже пора было ложиться спать.
Мирола звала приехать к ней в гости. И, зная о добровольном затворничестве Лорда, добавляла, что это не праздное приглашение, что у неё к Лорду есть какое-то важное дело.
Усмехнувшись, Лорд поднёс исписанный изящным почерком Миролы листок к побледневшему в рассветных лучах пламени свечи. Бумага потемнела, вспыхнула и через несколько мгновений рассыпалась по столу невесомым пеплом. Дуновение ветра из приоткрытого окна смело пепелинки на пол.
Лорд догадывался, почему Мирола приглашает его. О её пристрастии к магии он знал давно. Мирола не одно десятилетие была одержима исследованиями волшебных свойств собственной крови – крови наследницы Эмбергарда. И второй наследник, само собой, не мог её не интересовать. Но Лорда магические изыскания оставляли равнодушными. В особенности направленные не на чистое познание, а на достижение пустых и ненужных целей, которые ставила перед собой Мирола. Иначе её постоянное стремление перещеголять в познаниях других магов не назовешь.
Почему же Лорд в конце концов решил посетить её? От скуки. Поспорить с Миролой, посмеяться над её убеждённостью – пусть не бог весть какое, но развлечение.
Принимая Лорда в своём замке, Мирола тщетно старалась скрыть чрезмерную радость. Похоже, она была уверена, что его визит означает согласие на все её предложения.
Но со своим «важным делом» она не торопилась. Для начала предложила гостю вместе поохотиться. Но он охотился не более двух недель назад. Жажда требовала утоления примерно раз в месяц. Делать это чаще Лорд смысла не видел – охота давно потеряла для него прелесть новизны. Но Мирола уговорила хотя бы сопровождать её.
Спустившись с холма, на котором стоял замок, они направились не через долину, а по другой, более трудной дороге, которая повела снова вверх, в горы. Ехали не торопясь. Гнать лошадей по скользким уступам над обрывами опасно. Конечно, падение с высоты для бессмертного не так страшно, как для человека – разве что попадется острый камень, который пронзит грудь. Если же этого не случится, вампирские ловкость и сила позволят подняться даже по отвесным обрывам. Но приятные ощущения риск дарит лишь вновь посвящённым. Да и лошадь зря терять ни к чему.
Оставив позади перевал, добрались до ближайшей деревни. У околицы Мирола спешилась и подстерегла запоздалого путника. Лорд невольно залюбовался её точными и грациозными движениями. Человек не заподозрил, что за ним следом кто-то идёт – Мирола ступала абсолютно бесшумно. Он не чувствовал никакой опасности – до тех пор, пока одна рука не зажала ему рот, а другая не обхватила поперек туловища. И пока клыки не вспороли артерию на шее.
После еды на щеках Миролы появился лёгкий румянец. В сиянии луны её волнистые волосы отливали серебром, а глаза искрились фиолетовым светом. С неё можно было бы написать прекрасную картину – портрет какой-нибудь древней человеческой богини… Но сама по себе Мирола, отдельно от своей совершенно красоты, и теперь интересовала Лорда так же мало, как прежде.
Когда вернулись в замок, Мирола наконец заговорила о том, для чего пригласила Лорда к себе.
– Я покажу тебе, над чем работала не один год, – сказала она, расстилая на столе большой лист бумаги, на котором была начерчена магическая схема. – Вот, смотри, это результаты моих исследований.
– Мирола, дорогая, ты же знаешь: я не силен в научных изысканиях, – со снисходительной улыбкой откликнулся Лорд. – Лучше объясни суть на словах. Все эти записи для меня ровным счётом ничего не значат.
– Ну хорошо. – Мирола притворилась, что пренебрежительное отношение гостя её ничуть не задевает. – Тогда я просто скажу тебе, что мы можем стать королём и королевой Мира Ночи.
– Кем? – теперь Лорд уже по-настоящему рассмеялся. – У Мира Ночи никогда не было королей и королев. Даже Леонардио, Первый из Первых, не пользовался своей властью как король.
– А мы станем первыми, кто это сделает! Это право нам дает наша кровь, Лордэн. Если в день парада планет мы соединим нашу кровь, смешаем с порошком рубина, найденного в африканских копях…
– Замолчи, Мирола. Не хочу слушать всё это.
– Ты не понимаешь… – Мирола в отчаянии всплеснула руками. Никогда раньше Лорд не видел её такой взволнованной. – Как ты можешь ничего не понимать?! Я сделала это для тебя! Я люблю тебя!
– Боже… – презрительная усмешка не сходила с губ Лорда. – О чём ты говоришь? Мы бессмертные, Мирола. Бессмертные не знают любви.
Но Мирола не слушала его.
– Я хочу, чтобы мы вместе создали талисман, который превзойдет могуществом все, существовавшие прежде! Мои расчёты верны, Лордэн, не сомневайся. Мы обретем власть, которая, быть может, превзойдёт власть Первого из Первых!
– Зачем тебе королевские титулы? У тебя и так есть всё. Что тебе ещё нужно?
– Мне нужен ты!
– Ерунда. Ты так же, как и я, давно перестала видеть смысл в нашей жизни. И обманываешь себя, думая, что смысл тебе даст власть над другими. Для того чтобы обрести эту власть, тебе понадобилась моя кровь. И ты решила, я куплюсь на такие глупости… Я был о тебе лучшего мнения. Мне жаль тебя.
С этими словами Лорд направился к дверям замка.
– Нет, Лордэн, не уходи! – Бросившись следом, Мирола попыталась схватить его за руку, но он отстранился. – Почему ты мне не веришь?
Отчаяние в её голосе звучало почти правдоподобно. Или – не почти?.. Но эту мысль Лорд отогнал от себя, едва она мелькнула в голове.
– Потому что ты безумна.
– Стой! – послышалось за спиной. – Ты не уйдёшь отсюда живым! Я тебя не выпущу, слышишь? Если ты отказываешься быть со мной, то… я убью тебя!
Оглянувшись, Лорд увидел, как Мирола снимает со стены огромный старинный арбалет и выхватывает болт из колчана. В руках человека такое оружие было бы бесполезно, во всяком случае, когда действовать надо быстро. Он с трудом поднял бы его, и на то, чтобы с помощью специального приспособления натянуть тетиву, ушло бы слишком много времени. Но вампиры с их огромной силой могли мгновенно сделать это вручную. И до сих пор, когда речь шла о борьбе с себе подобными, считали арбалеты эффективнее огнестрельного оружия. Единственной пути в сердце чаще всего недостаточно, нужны три-четыре метких выстрела. А вот один болт толщиной в детскую руку – уже верная смерть.
Лорд не попытался помешать Мироле. Стоял и ждал, пока она не направила на него оружие.
– Что ж, любопытно. Тебе удалось ненадолго развеять мою скуку, Мирола. Быстрая и мгновенная смерть… Это, должно быть, интересно.
Ещё минуту-другую Мирола держала арбалет у плеча, а потом опустила и разрыдалась злыми слезами. Лорд развернулся и продолжил свой путь к выходу из замка.
– Не будет тебе быстрой смерти! Не будет! Ненавижу тебя! – неслось вслед. – Ты пожалеешь, что так поступил со мной! Если не хочешь разделить со мной власть – я получу её одна! И тогда – берегись, берегитесь все! Я разрушу Мир Ночи!


– Она так и сказала?
– Да, профессор. Но я принял её слова всерьез.
– И напрасно. Когда это случилось?
– Около месяца назад. Наверное, всё это время она искала себе наемников среди людей.
На несколько минут Амартхор погрузился в молчание, обдумывая что-то про себя. Лорд и Арафхет тоже не говорили ни слова.
– Разрушить Мир Ночи Мирола, конечно, не сможет, – сказал наконец профессор.
– Ну да… – не слишком уверенно протянул Лорд. – Что вообще значит это «разрушение»? Похоже на человеческие сказки про конец света. Мирола просто разозлилась…
– Маги Серебряной Башни, изучая возможные влияния талисмана, пришли к выводу, что «жизнь и смерть Мира Ночи», по легенде заключенная в нем, означает исчезновение не самого мира, а границы между Миром Ночи и Миром Дня, которую проложил Леонардио, – объяснил Амартхор. – И этого нельзя не принимать всерьез. Мироле это вполне под силу.
– Но что подразумевается под «исчезновением границ»? – спросила Арафхет.
– Разрушение всех правил и законов, по которым мы живем. Если Мирола попытается создать из полукровок войско и с его помощью захватить власть одновременно и над Истинными, и над людьми, стать тираном в обоих мирах – это как раз и будет исчезновение границ между мирами.
– Не переоцениваешь ли ты мощь талисмана, Амартхор? – усомнилась вампирша.
– Нет. Нам остается только порадоваться тому, что Мироле доступна лишь ее часть. Ведь Мирола не единственная наследница Эмбергарда. Но даже с половиной мощи талисмана она может натворить много бед. К тому же, её теперь нельзя убить, как любого из нас, разрушив сердце. Одно из свойств талисмана в том, что он дает абсолютное бессмертие.
– А как насчёт светлого времени дня? – встревожилась Арафхет. – Не получится ли так, что талисман изменит Миролу и тех, кого она обратит, настолько, что днем они будут так же сильны, как ночью? Тогда мы окажемся бессильны перед ними!
– Нет, – покачал головой Амартхор, – к счастью, этих особенностей натуры бессмертных талисман не меняет.
– А что если исчезновение границ между мирами – это не так уж и плохо? – пожал плечами Лорд. – Хотя бы какие-то изменения…
– Ты ещё пытаешься шутить, Лартион? – почти грозно воскликнул профессор. – Если границам и суждено когда-то исчезнуть – то, по крайней мере, не таким способом! Мирола уже совершила ужасное преступление – с помощью людей убила себе подобных. Джиордано был прав: её нужно остановить.
– Можете не продолжать, профессор. Я уже знаю, что за этим последует…
Сложив руки на груди, Лорд принялся расхаживать по комнате. Да, он знал, что последует дальше. Это произнес ещё умирающий Джиордано: «Только второй наследник может спасти Мир Ночи». Мало того, что великий алмаз от начала своего существования был подвластен лишь наследникам Эмбергарда, так Мирола ещё наложила на него заклятие, и теперь ни одному бессмертному, кроме наследников, даже коснуться талисмана не удастся. И никому нет дела до того, хочет ли второй наследник что-то спасать…
– Да, Лартион, ты должен будешь забрать талисман у Миролы и лишить её силы, которую он ей дал, – подтвердил догадку Лорда Амартхор.
– Ладно, – сдался Лорд, – я поеду в замок Миролы и попытаюсь отнять у неё алмаз. Как странно… Старая сказка, оказывается, не такая уж и сказка.
– О том, чтобы ты ехал куда-то прямо сейчас, не может быть речи, – отрезал профессор. – Ты болен уже месяц. Твои силы истощены. Ты не сможешь противостоять Мироле. Даже все мы втроем не сможем.
– Я чувствую себя не так уж плохо…
– Не ты ли вечером описывал мне свои симптомы?
Спорить с профессором бесполезно. Симптомы Лорд действительно описывал. Главным – и самым необычным из них – было возвращение некоторых давным-давно забытых человеческих ощущений вроде головной боли, приступов слабости и дурноты.
– Мирола не смогла убить тебя оружием, которое держала в руках. Но решила сделать это, наслав болезнь. Она хочет остаться единственной, кому повинуется талисман. Но мы этого не допустим. Кое в чем она ошиблась. Ты выздоровеешь, Лартион. На это понадобиться какое-то время. И мы потратим его с пользой: сообщим о случившемся всем Истинным, кому сможем. И убедим принять нашу сторону. Создадим свой отряд. Иначе тебе, даже здоровому, не добраться до талисмана.
– Значит, профессор, вы нашли лекарство?
– Да. Большинство учёных считает твою болезнь, так называемое «угасание», неизлечимой. Но они ошибаются. Пока ты спал, в одной из редких старинных книг я нашел упоминание о способе лечения. И уже сделал теоретический расчёт… Пойдемте, я покажу.
Они вернулись в кабинет Амартхора, и профессор продемонстрировал Лорду и Арафхет исписанный листок. Но, решив, что это недостаточно наглядно, заставил магическую схему отразиться в воздухе. Перед глазами замелькали высвеченные разными цветами ряды цифр и малопонятных значков. Потом вместо них появилось миниатюрное изображение абстрактной человеческой фигуры.
– Болезнь насылается с помощью огненного заклятия нисходящей группы, точнее – заклятия гаснущего огня… – справа от нарисованного человека внутри общей магической схемы возникла ещё одна, меньшая. И тотчас в области головы и груди человеческая фигура начала таять и стираться. – Гаснущий огонь нейтрализуется огнем пробуждающимся… – говорил Амартхор. – Но простые ответные заклятия тут не помогают, видите? – На переливающейся цветным светом картине снова замельтешили младшие схемы. Видимо, профессор надеялся, что Лорду они должны что-то объяснить – но зря. – Нужна сторонняя сила, сила не из Мира Ночи. Пробуждающая… и жертвенная. Вот… – Перед человеческой фигурой вспыхнул яркий свет, и её контуры, почти исчезнувшие, восстановились. – Действует! – гордо объявил Амартхор, движением руки стер схему и поправил съехавшие на кончик носа очки в тонкой золотой оправе.
– Но какое заклятие способно привлечь силу не из Мира ночи? – заинтересованно спросила Арафхет.
– Эту силу даст не заклятие.
– А что же?
– Сангвис виргиналис.
Профессор питал слабость к латинскому языку, считая его подходящим для магических изысканий больше других древних и, тем более, современных.
– Девственная кровь? – уточнил Лорд. – Как-то двусмысленно звучит. Надеюсь, это значит, что я должен на охоте выбрать жертвой какую-нибудь девственницу, а не…
Амартхор его попытку иронизировать проигнорировал.
– Жертвой должен быть девственник, – перебил он Лорда. – Человек одного с тобой пола.
– Вот оно что. А знаете, профессор, иногда я сомневаюсь, есть ли у нас пол в человеческом смысле слова… – после объяснения Амартхора к Лорду вернулось его обычно не слишком серьёзное настроение. – Ведь должно же кроме строения тела быть что-то ещё… Ну, какие-то… духовные особенности, что ли.
– А ты их не чувствуешь? – полюбопытствовала Арафхет.
– Даже не знаю, Араф, – театрально вздохнув, откликнулся Лорд. – Кажется, когда я был человеком, я чувствовал иначе… Впрочем, точно уже не помню.
– Мы отклонились от темы, – прервал рассуждения Лорда профессор. – Сейчас значение имеет только то, что в твоём случае нужен именно мужчина, не женщина. И ещё одно условие: свою кровь, всю до последней капли, он должен отдать тебе добровольно.
Лорд помрачнел.
– Не делай такое лицо. Для тебя это не будет невыполнимо. И времени вполне хватит – ещё месяц или даже немного больше в запасе есть.
– Но это означает, что мне придётся возвратиться в общество людей!
– Ненадолго, Лартион.
– Всё равно. Люди ужасно утомляют, профессор. Вот ты говоришь с ними, держишься как будто на равных... А потом вспоминаешь, что они – всего лишь пища. От этого страшно устаешь. А их легковерие? Придумываешь что угодно – и они верят всему. Хочешь быть графом – пожалуйста, в их глазах ты граф. Или герцог. Или кто-то ещё. С ними до тошноты просто… Они так несовершенны. Совсем другое дело, когда тебя окружает искусство. Знаете, я недавно приобрел чудесную коллекцию нефрита. Такая наивность на первый взгляд, но вместе с тем лёгкость, изящество. Просто прекрасно. Или взять музыку, поэзию…
– Лартион! – Амартхору пришлось повысить голос. – Не пытайся убежать от своей ответственности. Вернись на землю. О какой поэзии можно рассуждать, когда Миру Ночи грозит опасность?
– Да никуда я от неё не убегу, от ответственности. – Лорд почти брезгливо передернул плечами. – Но если уж говорить откровенно… спасение мира – это жутко скучно.
– Лартион, не заставляй меня… – начал Амартхор. Но Лорд его перебил:
– Вам ни к чему проявлять строгость, профессор. Если бы речь шла только о моей жизни – я бы ещё поразмыслил, стоит ли мне снова влезать в человеческую круговерть. Я уже давно не цепляюсь за вечность. Но мой долг наследника… Что бы я о нем ни думал – я от него не откажусь, не беспокойтесь. Придётся найти для себя подходящее лекарство. Походом за талисманом – не лучшее развлечение. Может, перед ним хоть игра с человеком меня немного позабавит.
– Всё-таки ты слишком несерьезен, – неодобрительно покачал головой профессор. – Да, чуть не забыл спросить: за этот месяц, что прошел после визита к Мироле, ты питался?
– Один раз, недели две назад.
– Плохо.
– После охоты мне действительно как будто стало хуже, – согласился Лорд.
– Больше тебе не следует питаться до самого момента исцеления. Даже если жажда начнет сильно мучить. Терпи до последнего. Это важно. Иначе лечение может оказаться неэффективным.


Засмотревшись в окно, Уилл Дариан отвлекся от работы. На улице накрапывал дождь. Ветер швырялся пригоршнями желтых листьев и норовил вырвать зонтики из рук двух дам, решивших прогуляться в такую неподходящую погоду. По мостовой проносились богатые экипажи. Торговая контора «Стэнли и Бейтс» находилась на Верлайн-авеню, в самом центре Ноллэнда. Тут всегда можно было увидеть больше людей из высшего общества, чем простых ремесленников или рабочих.
– Эй, Дариан, хватит считать ворон! – послышалось вдруг рядом. Уилл вздрогнул от неожиданности. Он не замети, как к его столу подошёл Чарльз Блейн, помощник управляющего. – У тебя ещё со вчерашнего дня работы полно, а я вот ещё приволок. – Блейн шмякнул на стол пачку бумаг. – Перепишешь всё начисто и принесешь мне.
– Хорошо, мистер Блейн, – кивнул Уилл. – Я справлюсь до вечера.
После работы Уилл хотел пройтись по Верлайн-авеню и по площади Сент-Себастьян. Но едва вышел на улицу, как почувствовал робость. Так обычно бывало, когда он оказывался среди здешних прохожих, одетых по последней моде, непринужденно-элегантных и пахнущих дорогими духами.
На первом же перекрестке Уилл свернул в Монетный переулок. Ноги словно сами собой понесли его прочь от Верлайн-авеню и Сент-Себастьян.
«Ты должен стать более уверенным», – мысленно произнёс Дариан. В который раз… А толку – никакого. «Ты больше не ученик непривилегированной школы, работаешь в солидной фирме…»
У другого, ехидного внутреннего голоса, всегда найдется, что возразить. «Работаешь всего лишь секретарем. И, вероятно, останешься им на всю жизнь». Чтобы не остаться – нужно проявить какие-то способности, отличиться… А как отличиться, день за днем переписывая черновики документов и сочиняя в свободное время дурацкие стишки, которые никому не показываешь?
«И потом, даже перестав быть учеником, ты по-прежнему остаешься незаконнорожденным, которого из милости взяли в свой дом богатые родственники».
Ну что за мысли… Дядя Арчибальд и тетя Алиса хорошо к нему относятся, никогда ни чем не упрекают. Секретарскую работу в «Стэнли и Бейтс» они помогли найти. И на приемы с собой берут. Завтра вот опять будет званый вечер у леди Лоралин Найджел… Вечер, на который одновременно и хочется, и не хочется идти. Хочется – потому что там всё так необычно и прекрасно: красиво одетые лорды и леди с безупречными манерами, великолепная обстановка, чудесная музыка, танцы, угощения. А не хочется… по той же причине. Слишком непривычная обстановка – значит, он будет чувствовать себя неловко и скованно.
Размышляя обо всём этом, Уилл не заметил, как оказался в Истхилле, бедном пригороде Ноллэнда. Эта часть города, в отличие от центра, была хорошо ему знакома. Он помнил её, хотя жил здесь только до девяти лет, до тех пор, пока его не отправили в школу «Каслгейт».
«Раз уж я пришел сюда, нужно обязательно побывать на моём месте», – решил Дариан.
Это «его место» было на морском побережье, там, где находилось что-то вроде «пограничной зоны» меду городской набережной и портом. Про себя он называл его Прибрежными Пещерами. На неширокую песчаную полосу рядом с линией прибоя приходилось спускаться по каменистому склону, в котором действительно были три неглубокие пещеры. Уилл хорошо их знал. В детстве он проводил на берегу много времени, облазил и исследовал тут всё. О более интересном месте для игр тогда не приходилось и мечтать. Прибрежные Пещеры представлялись таинственной страной, в которой всегда ждут новые приключения.
Теперь Уилл видел, что чудесный край его детских игр – всего лишь маленькая часть побережья, а каменистые холмы, казавшиеся величайшими в мире горами – совсем невысоки. Но с этим местом было связано столько воспоминаний…
Причалы у Прибрежных Пещер не построили потому, что здешние тёмно-зелёные волны скрывали в глубине множество опасных скал. Горожане из респектабельных районов никогда не гуляли тут, вымощенную гранитом набережную. Жители Истхилла тоже приходили редко. Разве что мальчишки – но только летом, когда было достаточно тепло для того чтобы поплескаться на мелководье. Больше ничего интересного для ребят на берегу не было. Но Уилл в детстве, в отличие от сверстников, мог в любую погоду подолгу сидеть на каком-нибудь камне, глядя в изумрудную – или свинцово-серую, в зависимости от того, светило ли солнце – морскую даль.
Но это было давно. Десять с лишним лет назад. Теперь он не может позволить себе терять много времени, рассматривая море.
Постояв на берегу минуту-другую, Дариан пошел обратно в город.


Дождавшись, пока Лорд поздоровается с хозяйкой дома и приглашенными, графиня Эмилия Шатгердт решительно взяла его под руку.
– Лоралин, дорогая, – обратилась она к хозяйке, – ты простишь, если я сразу украду твоего гостя? Всё-таки мы с Лордом давние друзья!
– Прощу, только с тем условием, что позже он найдет минутку и для меня, – улыбнулась та.
– Конечно, леди Найджел, о чём речь. Найду, и не одну, – заверил её Лорд.
– Ловлю вас на слове.
Провожаемые взглядами, в которых читалось плохо скрытое любопытство, графиня и Лорд направились к креслам возле камина. В них и расположились, оказавшись чуть в стороне от остальных гостей.
– Лорд, вы не представляете, как я рада вас видеть! – щебетала графиня. – Честно говоря, я сомневалась, стоит ли идти на прием. Но когда Лоралин сказала, что будете вы – сомнения исчезли.
– Благодарю, Эмилия. Ваши слова делают мне честь, которой, боюсь, не заслуживаю.
– Вы галантны, как прежде. Годы затворничества этой вашей черты не изменили. Да и ничего прочего тоже. Порой мне кажется, время не властно над вами.
Лорд улыбнулся.
– Если меня оно обходит стороной по забывчивости, вашу красоту, Эмилия, щадит, преклоняясь перед ней.
– И по-прежнему умеете делать комплименты, как никто другой. – Графиня кокетливо прикрыла лицо китайским веером, расписанным светло-желтыми пионами. – А знаете, – переменила она тему, – все только и говорят, что о вашем возвращении.
– Не сомневаюсь...
Обводя глазами зал, Лорд придал своему лицу выражение полукомической безысходности.
Вечер был в самом разгаре. Гостей собралось много. Лорд подозревал, большинство из них сегодня явились по той же причине, что и графиня Шатгердт: убедиться, действительно ли леди Лоралин удалось завлечь в свой салон давнего добровольного изгнанника, пять лет назад блиставшего в обществе. Пять лет назад – в этом обществе этого города. Но последнее отношения к делу не имело.
Разговоры, как всегда, заглушали музыку, хотя играл известный и талантливый пианист. Как всегда, потоком лились лесть, сплетни и самые лучшие вина. Дамы старались перещеголять друг друга изысканностью нарядов и стоимостью украшений, мужчины – рассказами о подвигах на всех фронтах. Но один человек как-то выделялся на привычном светском фоне. Продолжая беседу с графиней, Лорд принялся наблюдал за ним. И, в конце концов, указав на него взглядом, спросил:
– Кто это такой, Эмилия?
Графиня неопределённо пожала плечами:
– Вроде бы, он в родстве с Дорлингсами. Или нет, кажется, с семейством сэра Арчибальда. Не помню точно. Ну, вы же знаете, Лорд: таких бедных родственников иногда приглашают из вежливости, или из жалости. Он не нашего круга. Какой-то мелкий чиновник. И, согласитесь, ужасно тут не к месту.
– Ну почему же, миледи...
Бледное лицо Лорда озарилось едва уловимой загадочной улыбкой.
– Такие как он совершенно не умеют себя вести. Неловки до смешного. Боятся сделать что-то не так – и в итоге всё делают не так.
– Вы несправедливы, Эмилия. – Слегка прищурившись, Лорд принялся рассматривать серебряный подсвечник в виде полуобнаженной восточной танцовщицы. – Такой приятный контраст...
– Что именно, Лорд? – графиня не поняла или сделала вид, что не понимает двойственности слов и взгляда.
– Уж конечно не эта нелепая вещица. Да, существование такой безвкусицы оправдывает единственно контраст света и серебра. Иначе место бы ей в распоследнем рыночном ряду. Или в дешевом борделе. – Лорд отвел глаза от оскорбившего его взор подсвечника. – Но я имел в виду другой контраст. Присмотритесь повнимательнее к мальчику. Всё верно, ему не по себе здесь, он опасается допустить какую-нибудь оплошность... Но разве такая робость не чудо? Не обращайте внимания на скоромную одежду. Взгляните: овал лица, глаза, улыбка – он ангел...
– Вы поэт, Лорд. Боюсь, мне, приземленной натуре, не понять души поэта. Но насколько я вас знаю... интерес не останется праздным?
– Пожалуй... Сделайте милость, миледи, вспомните, как его зовут, и представьте нас.
– Неисправимый!.. – с деланной стыдливостью хихикнула графиня. – Но… почему всё-таки он?.. – она чуть-чуть наморщила носик, изображая лёгкое презрение.
– Я хочу, чтобы он не был так одинок. Чтобы он стал моим...
Оба рассмеялись, графиня – колокольчиковым хрустальным смехом, Лорд – немного устало. Потом он добавил:
– Моим другом. Мне хочется... что-то для него значить. Много значить...
– О, это вы умеете. Очаровывать, покорять. Да так, что, глядишь – человек уже и жить без вас не может.
– Слухи, миледи. Мне приписывают то, чего никогда не бывало... наверное.
Графиня шутливо погрозила ему пальцем, затянутым в перчатку тончайшего кремового шёлка.
– С вами-то мы, Эмилия, – добрые друзья, не так ли?
– Надеюсь, Лорд. Но не пытайтесь меня обмануть. Нет дыма без огня...
– Что же поделать – каждый ищет подходящих развлечений. А мои – не заходят далеко... По крайней мере, не всегда.
– Вы разбиваете сердца ради забавы. А ваше принадлежит одному лишь искусству, ведь правда?
– Не столь далеко от истины, скажем так.
– Обезоруживающая откровенность...
– Так вы окажите же мне эту маленькую услугу, Эмилия? Или заставите самого подойти и познакомиться? Это неэлегантно…
– В подобном знакомстве вообще мало элегантного.
– Не будьте предвзятой, дорогая. Посмотрите, как он разговаривает с Кэтрин Грэйхауз. Его смущение прекрасно. Сама невинность...
– В последнем, я думаю, вы правы совершенно, – снисходительно улыбнулась графиня.

– Мистер Дариан? Позвольте представить вам Лорда. Простите за беспокойство, но его просьбы познакомиться с вами были так настойчивы… Он просто не оставил мне выбора. Лорд – Уильям Дариан, двоюродный племянник сэра Арчибальда Рэгдэйла.
Уилл изумленно вскинул глаза на подошедших Лорда и графиню Шатгердт. Он только что перебрался из центра гостиной в самый угол и уселся там за маленький столик, рассчитывая провести в одиночестве остаток вечера. Потому что – лучше уж остаться в одиночестве, чем то и дело говорить нелепости и от этого теряться.
– О каком беспокойстве речь, миледи... Познакомиться со мной? – он перевел удивленный взгляд на Лорда, но тут же спохватился: – Очень приятно, сэр...
Конечно, всё это вышло довольно неуклюже.
Графиня и Лорд мимолетно переглянулись, причем её глаза говорил: "Вот видите?..” Его же лицо хранило чуть насмешливое выражение.
– Прошу меня извинить, господа, – сказала графиня. – Мне нужно побеседовать с леди Лоралин.
– Вам интересно, почему я хотел познакомиться с вами? – спросил Лорд, когда они с Уиллом остались вдвоем. Это действительно было почти уединение – насколько позволял светский прием.
– Простите, сэр. Я задал бестактный вопрос.
– Вовсе нет. Я отвечу, Уильям. Потому что вы непохожи на остальных гостей. Не знаю, поверите ли – но здешнее общество ужасно скучно. Я давно не бывал тут, но за прошедшее время ничего не изменилось. Те же лицемерие и фальшь, те же темы для разговоров. Меняются лишь объекты. Тогда обсуждали брак леди такой-то и политику министра такого-то. Сегодня – измену леди сякой-то и отставку министра сякого-то. Знаете, – голос Лорда понизился до доверительного шепота, – я уже всерьез начал жалеть, что решил покинуть моё поместье... Но потом увидел вас. И теперь думаю, только ради вас я и вернулся. Наверное, судьба...
Уилл молчал, не находясь с ответом. Он едва пришел в себя после разговора с мисс Грейхауз. Этот разговор сразу же превратился в сущее мучение, потому что девушка стала расспрашивать о его работе. После того как она, наконец, перестала задавать вопросы, Уилл поспешил скрыться в углу гостиной. Но вдруг – неожиданное знакомство... Дариан уже слышал об этом аристократе, которого все почему-то называют по титулу, не добавляя имени. Слышал, что лучшие семейства считают большой честью видеть его своим гостем, настолько он знатен, известен и богат. Несколько лет назад он перестал вести светскую жизнь и уединился в каком-то своём дальнем имении. Недавнее его возвращение стало сенсацией.
Но встречать Лорда прежде Уиллу не приходилось. Теперь ему даже не верилось, что этот человек сидит напротив него. Что такой человек вообще может снизойти до знакомства с тем, кто не имеет ни известности, ни дворянского титула. Сэр Арчибальд, конечно, старался не афишировать незаконное происхождение своего племянника – но можно ли скрыть что-то в высшем обществе?..
И, тем не менее, всё было правдой – Лорд сидел рядом.
Уилл пытался сообразить, сколько Лорду лет. Судя по рассказам, должно быть не меньше тридцати. Но он выглядит совсем юношей, от силы несколькими годами взрослее самого Дариана.
Всё это смущало и приводило в замешательство.
Пользуясь робким молчанием собеседника, Лорд продолжил:
– Больше всего на свете мне хочется быть вашим другом. Если вы не станете возражать – я сполна вознагражден за то, что терплю здешнее унылое однообразие.
– Какие могут быть возражения, сэр! Но… я в самом деле очень удивлен... Извините, если говорю невпопад.
– Чем удивлены?
– О, как же! Вы, с вашим положением в обществе – и я... Возможна ли между нами дружба?
Лорд улыбнулся. Поставил локоть на стол и положил подбородок на ладонь. Так он смотрел Уиллу прямо в лицо. В его безукоризненно-белой манжете переливалась изумрудная запонка под цвет глаз.
– Если бы вы знали, как мало для меня значит положение в обществе! – произнес он, слегка растягивая слова, точно в задумчивости. – Вот если бы вы сейчас же, сию же секунду попросили меня от него отказаться... И от моего титула, и от состояния – я бы сделал это. Ради вас – сделал бы немедля.
Кое-как справившись с удивлением, Уилл выдохнул:
– Не представляю, чем заслужил такую честь.
– Своей чистотой... и красотой. Вы ангел, Уильям. У вас золотые волосы ангела и небесные глаза. Здешние испорченные нравы вас ещё не коснулись. А прекраснее всего то, что вы сами не сознаете своего совершенства... Ах, простите, – перебил сам себя Лорд, внезапно спохватившись, – я уже дважды назвал вас по имени, хотя следовало бы – мистером Дарианом.
– Нет, не извиняйтесь, называйте так.
– В таком случае и вы обращайтесь ко мне по имени.
– Разве… это не ваш титул?
– У меня есть герцогский титул. Но моё имя Лордэн, и я предпочитаю, чтобы меня называли просто Лордом.
– Тогда зовите меня Уилл.
– Хорошо, – улыбнулся Лорд. В его улыбке светилось самое настоящее счастье. – Но извините меня, друг мой, я ненадолго вас покину. Условности... От них не отделаться. Нужно поприветствовать кое-кого из старых знакомых.

Когда с приветствиями было покончено, Лорда вновь перехватила графиня Шатгердт.
– Вижу, успех не стоил вам никакого труда. Я наблюдала очень внимательно. Вы оставили его в полном смятении.
– Это только начало, Эмилия.
– И как далеко всё зайдет?..
– Откуда же знать наперед? Скажем так, у меня есть определённые намерения, – произнес он, не оставляя своей чуть таинственной иронии.
Графиня, не удержавшись от смеха, покачала головой:
– Ах, Лорд!..
– Дорогая, не делайте превратных выводов.
– Бог с вами! Кто посмеет вас судить? Но послушайте: если вы немедленно не вернетесь, он просто умрет от горя, – графиня кивнула в сторону Уилла, потерянно прохаживающегося мимо окон.
– А вот этого совсем бы не хотелось.
Глядя, как просияло лицо Дариана при приближении Лорда, графиня улыбнулась и тут же раскрыла веер, чтобы спрятать улыбку.

– Могу ли надеяться на прощение за моё вынужденное отсутствие?
– Лорд... Ваши слова каждый раз ставят меня в тупик. Я... не привык к такому.
– Что слова, друг мой? Вы достойны большего... Не желаете прогуляться в парке? Эти тяжелые портьеры, бархатные диваны… От них так и веет духотой.
– О, с удовольствием!
– Так идёмте.
Они вышли в огромный парк, который окружал загородную виллу леди Лоралин. После яркого света внутри дома уличное освещёние можно было не принимать в расчёт. Развешанные на деревьях китайские фонарики озаряли аллеи, создавая мягкий полумрак. Вечер выдался свежий, но не холодный. Воздух полнился шёпотом осыпающихся листьев и терпким ароматом осенних цветов.
– Расскажите о себе, Уилл, – попросил Лорд.
– Боюсь, получится не слишком интересная и не слишком длинная история.
– Но мне хотелось бы её услышать.
– Ну, если вам угодно...
Дариан не собирался углубляться в подробности. Но неожиданно для себя поведал о своей жизни, ничего не утаивая. Вспомнил женщину, ещё молодую, но казавшуюся всегда такой усталой – потому что ей приходилось много работать. Шитье, шитье, бесконечное шитье днями и ночами – чтобы прокормить себя и ребенка и отложить немного денег. Эта женщина была Виолетта Дариан, мать Уилла. Можно сказать, что всё его детство прошло только в её обществе, почти без друзей. До сих пор, когда он думал о тех временах, на память приходили одни и те же картины: мама сидит за столом, пришивая рукава, юбку, или оборки к очередному платью. А он сам – рядом, раскладывает на полу игрушки и слушает волшебные истории. Виолетта придумывала для сына чудесные, необыкновенные сказки. А когда он стал постарше, начала учить его буквам и цифрам.
Потом была школа «Каслгейт». Далеко не лучшая в Ноллэнде. Но даже туда устроить сына Виолетте стоило немалых усилий. На оплату первого года учебы ушли все её небольшие сбережения. А чтобы платить дальше, ей пришлось ещё больше трудиться. Она пошла служанкой в чужой дом.
Умерла Виолетта, когда Уиллу исполнилось четырнадцать. Это было самое большое горе в его жизни. О том, что его скоро отчислят из школы за неуплату, он не думал. Ему было всё равно. Пускай отправляют в сиротский дом, пускай делают что угодно… Но в школе он всё-таки остался. Неожиданно покровительство ему стало оказывать семейство Рэгдэйлов – родственники отца. Того самого отца, которого он не видел ни разу в жизни, о котором никогда не спрашивал у матери. Теперь вдруг оказалось, что отец, после того как её бросил, уехал в южные колонии и погиб там во время одной из войн с местными племенами.
У пожилой четы Рэгдэйлов было двое собственных детей, но они уже жили своими семьями. Арчибальд и Алиса решили, что бросать на произвол судьбы двоюродного племянника, пусть и незаконнорожденного, слишком жестоко. Конечно, о том, чтобы перевести его в более престижную школу, где учились дети аристократов, речи не шло. Но хотя бы скромное будущее ему надо было обеспечить.
Уилл не ожидал, что начнет рассказывать Лорду о своём одиночестве. Это получилось словно помимо воли. Он действительно оставался одиноким всю свою недолгую жизнь. Даже в школе у него было только несколько приятелей, с которыми иногда можно поболтать или поиграть в мяч – что одиночества не уменьшало. Хотя многие его сверстники находили в «Каслгейт» настоящих друзей. А кое у кого дружба становилась более чем близкой… О последнем, впрочем, Уилл упоминать не стал.
Закончил повествование Дариан рассказом о своей нынешней работе и о нескольких салонных вечерах, приглашения на которые получил благодаря связям дяди Арчибальда. И на которых изо всех сил старался не стать предметом всеобщих насмешек.
– Выходит, насчёт дурного влияния света я не ошибся, – сказал Лорд, выслушав Дариана. – Оно пока вас не тронуло.
– Но вы сами появляетесь в свете! Появлялись прежде, и теперь вот. Почему же отзываетесь так нелестно – дурное влияние…
– Светская жизнь иссушает душу, поверьте на слово.
Произнося это, Лорд смотрел вверх, на появившуюся из-за облаков неполную луну. В серебристом свете его лицо казалось особенно бледным, составляя резкий контраст с волосами, черноту которых лунные блики только подчеркивали. А в глубине больших зелёных глаз таилось что-то...
– Я бы никогда не осмелился расспрашивать о вашей жизни, Лорд. Но мне кажется... в ней было много печали.
Уилл сказал это, как будто сам того не желая. Но слов назад не воротишь.
– О да... Вы не представляете, насколько правы.
Отвечая, Лорд словно очнулся, освободился от власти каких-то чар.
– Я не рискну рассказывать вам о моей жизни, Уилл.
– Конечно. Простите. Говорить так было дерзостью с моей стороны.
– Дело не в том. Просто... вы слишком чисты для таких рассказов. Даже словами я не в силах покушаться на вашу чистоту.
Они как раз закончили круг по парку, и остановились там, где начали прогулку – возле парадного входа в дом. Для Уилла это стало облегчением, потому что избавило от новой неловкости. Он опять не мог понять, как относиться к словам Лорда.
– Нужно вернуться, – сказал он, направляясь к дверям. Уже на ступенях Лорд остановил его.
– Подождите, Уилл.
Дариан сам не знал, ждал ли оклика, желал ли... Быть может – да. Но в то же время и боялся.
– Я хочу подарить вам одну вещь... Вот.
Лорд протянул что-то на раскрытой ладони.
– Что это?
Уилл взял в руки плоский камень. Присмотревшись, различил на нем объемное изображение. Это была гемма. Белый парусник на голубом с лёгким фиолетовым оттенком фоне. Рисунок на гемме был выполнен тонко и изысканно – работа талантливого мастера.
– Вам нравится? – с надеждой в голосе спросил Лорд. – Резьба по агату.
– Это прекрасно, Лорд, – прошептал Уилл, глядя на крошечный корабль. – Никогда не видел ничего подобного. Но... я не могу принять, простите меня.
– Почему?
– Драгоценность… Я не могу.
– Ваш отказ причинит мне боль! – лицо Лорда выражало неподдельное страдание. – Неужели вы этого хотите, Уилл...
Дариан колебался. Вещь очень красивая и, наверное, безумно дорогая. Но не столько всё это сейчас трогало его, сколько последние слова Лорда.
Вдруг он заметил, что из холла через стеклянные двери гости леди Лоралин бросают на них взгляды. Лорду это, кажется, было совсем безразлично. Но Уилл окончательно смутился, сжал подарок в кулаке, пробормотал:
– Спасибо... – и едва ли не бегом бросился в холл. Не поднимая глаз на тех, кто обратил на них с Лордом своё нескромное внимание, он скрылся в гостиной и постарался затеряться в толпе.
Лорд вошел следом. Походка его была плавной и немного ленивой.
Он улыбался.

Три дня после приема Уилл прожил как в лихорадке. Он всё время думал о том, как виноват перед Лордом. Разве можно было, приняв подарок, пробубнить в ответ что-то невнятное и убежать, не оглядываясь? Это не просто невежливо, это верх неблагодарности. Вот чем ответил он на внимание и дружбу…
Мысль о том, что нужно обязательно попросить у Лорда прощения, преследовала Дариана неотступно. Он хотел сделать это ещё тогда, на приеме. Но Лорд как сквозь землю провалился, до конца вечера Уилл так и не смог отыскать его среди гостей. В душу закралось ужасное подозрение: Лорд покинул прием из-за него. Своим поступком он нанес ему глубокое оскорбление.
Уилл предпринял бы попытку извиниться на следующий же день, но не представлял, где разыскать Лорда. Уже несколько раз собирался с духом узнать у дяди Арчибальда, но не осмелился. На прием к леди Найджел дядя в последний момент ехать передумал, отправил племянника одного. О знакомстве Уилла с Лордом ему ничего не известно. Интерес племянника его удивит...
А сам Лорд наверняка сочтет незваный визит ещё одной наглой выходкой. Дариан понял, что ему никогда не набраться храбрости явиться без приглашения.
Оставалось ждать следующего светского вечера, на который его, Уилла, соизволят позвать. И надеяться, что Лорд тоже там появится.
На четвертый день, едва досидев в «Стэнли и Бейтс» до конца рабочего дня, Дариан снова отправился на морской берег. Надеялся, что уединение поможет привести мысли в порядок.
Шагая вдоль линии прибоя, Уилл сунул руку в карман сюртука и нащупал округлый плоский камень. Он постоянно носил подаренную Лордом камею с собой, но смотреть на неё не решался. Совершенная красота драгоценности только усилила бы чувство вины.
Но теперь он не удержался и достал гемму. Она оказалась ещё прекраснее, чем в воспоминании. Голубоватые слои агата на срезе – светлее, темнее – как волны. Глубокий, чистый цвет морской воды и светлая пена. Белый точеный корабль на всех парусах летит в неведомые дали…
Внезапно Уилл вздрогнул, точно от холодного ветра. Но погода стояла совсем тихая... Так что ветер ни при чём. Он не один здесь – в этом всё дело.
Дариан оглянулся – проверить, не ошибся ли. Ошибки не было. Среди камней действительно кто-то сидел. Человеческая фигура совершенно ясно обрисовывалась на фоне тревожного красного заката.
Уилл почувствовал себя так, будто падает с высоты. Несмотря на немалое расстояние, он узнал этого человека.
«Не может быть. Это всё воображение».
Сидевший выпрямился во весь рост.
Нет, глаза не обманывали Дариана. На гребне холма стоял Лорд.
Первым побуждением было поспешить к нему. Но невероятное стечение обстоятельств слишком поразило Уилла. К тому же, он вспомнил о своей бестактности. Сделал нерешительный шаг и остановился. И увидел, как Лорд спускается по каменным уступам... спускается ему навстречу. Тогда пошел и он. Лорд не повернул назад, чтобы удалиться прочь. Значит, у него, Дариана, ещё есть шанс оправдаться.
– Здравствуйте, Уилл.
– Здравствуйте. Какое удивительное совпадение – мы встретились тут...
– Принимая во внимание, что я встретился с вами, сказал бы – это приятное совпадение.
Нет, он не сердится, если говорит так. Но попросить извинения всё равно нужно.
– Лорд, я ужасно повел себя в прошлый раз! Толком не поблагодарил за чудесный подарок. Мне страшно стыдно... Боюсь, я вас обидел.
– Что вы, друг мой! Никаких обид.
– Правда? – облегченно выдохнул Уилл. – А я думал... Вы так внезапно исчезли с того приема...
Лорд неопределённо махнул рукой:
– Знаете, как это бывает: вдруг вспоминаешь о неотложных делах.
– Значит, вы действительно не сердитесь? Но всё-таки я очень виноват перед вами…
– Так искупите вину, Уилл. Позвольте прогуляться с вами.
– О, это не искупление! Это радость для меня!
Они вместе пошли по песчаному берегу.
– Вы часто бываете здесь, Лорд?
– Иногда.
– И я иногда прихожу... Я люблю море. И скалы. Хотя тут не настоящие скалы, всего лишь холмы.
– Я завидую морю и скалам, – тихо произнес Лорд.
– Вы говорите такие вещи... что я не нахожусь с ответом.
– И вы в праве судить меня вдвойне, Уилл.
– В каком смысле?
– Я не просто несдержан в словах. У несдержанности корыстная причина. Мне нравится видеть краску смущения на вашем лице... Она делает ваши глаза ещё прекраснее. Чище чем море, чем небо... Прекраснее всего на свете. Я знаю, что не должен говорить вам всего этого...
– Почему?
Лорд остановился и прямым взглядом посмотрел в лицо Дариану.
– Разве это не оскорбляет ваших чувств?
– Почему должно оскорблять?
– Наверняка вы предпочли бы слышать такие слова от кого-то другого...
– Не знаю, Лорд. Никто никогда не говорил со мной так. Но вы ведь говорите из дружеских побуждений?
– Разумеется, Уилл. Красота всегда восхищала меня. В людях, в природе, в произведениях искусства.
Они двинулись дальше. Разговор перешел как раз на искусство. Уилл интересовался им, но считал собственные познания слишком незначительными. И Лорд охотно делился своими, весьма обширными.
Сначала говорили о живописи. И о картинах мастеров эпохи Возрождения, и о работах современных художников, таких как Делакруа или Уильям Тёрнер, Лорд рассказывал так, будто видел их своими глазами. Возможно, так оно и было. Кто знает, в скольких городах скольких стран он побывал?
От живописи перешли к музыке, театру и, наконец, поэзии. В обществе Лорда считали поэтом, и Уилл просто не мог не попросить его прочесть стихов.
Мимолетная улыбка коснулась губ Лорда.
– Ну, если вы настаиваете…

Я красных не люблю цветов, их вид тревожен,
Напоминает он о преступленьях, о клинках,
Что извлекаются пред войнами из ножен,
И о заброшенных, задушенных садах…

Уилл слушал, затаив дыхание. Строки сплетались в причудливом ритмическом рисунке. Это были уже не просто слова, в них оживала музыка. Звучала странная мелодия – как будто намеренно нестройная, но притягательная. Никогда Дариан не слышал и не читал такой прекрасной и одновременно беспощадной поэзии.
– Как чудесно… – только и мог выдохнуть он, когда стихотворение закончилось.
– Не преувеличивайте. – Лорд произнес это с пренебрежением, точно сам был уверен в несовершенстве собственных стихотворных строк. Но тут же спохватился: – Простите, Уилл. Я должен бы поблагодарить за похвалу, но… Лучше не будем больше сегодня говорить о стихах.
Расстались уже затемно, в центре города, куда добрались вместе. Так же как Дариан, Лорд пришел на побережье пешком, а не приехал в экипаже.
– Уилл, раз уж мы оба бываем у моря, может, как-нибудь ещё сходим вдвоем? – спросил, перед тем как попрощаться, Лорд.
– Я хотел предложить то же самое. Но у меня смелости не хватило.
– И зря. Значит, вы согласны?
– Конечно.

Но в следующий раз они увиделись не на прогулке, а на очередном светском приеме. Пользуясь тем, что установилась почти по-летнему тёплая погода, как бывает иногда во второй половине сентября, аристократы Ноллэнда, подражая леди Лоралин, устраивали вечера в загородных домах. Супруги Линделлы тоже поддались общей моде.
Пренебрегая всеми условностями, Лорд, едва увидев Дариана среди гостей, увел его сад. Здесь они отыскали уютную беседку, оплетенную увядающим вьюнком, и уселись на скамейки друг напротив друга. Лорд стал делиться впечатлениями о спектаклях, которые в последнее время посмотрел в ноллэндском драматическом театре. Комедию, высмеивающую лицемерие высшего общества, он хвалил, а о драме на тему любовного треугольника отзывался неодобрительно. Но посреди разговора вдруг замолчал.
Как раз в момент этой паузы перед домом начался фейерверк. Но ни Лорд, ни Дариан не обратили ни малейшего внимания на хлопки салютов и восторженные возгласы зрителей.
Уилл был не в силах отвести взгляда от лица Лорда, озаряемого вспыхивающими и мгновенно гаснущими отблесками взлетающих в небо ракет. В неверном свете его зелёные глаза, казалось, мерцают как драгоценные камни.
"Сейчас он заговорит... и скажет...”
Но Лорд не произнес не слова. Хотя его губы, кажется, дрогнули...
«Если он не скажет... то я сам...» – мелькнуло в голове Дариана.
Но тут издали Лорда громко окликнул сэр Генри Линделл. Лорд, извинившись, вышел из беседки.

Как обычно после светских приемов, вернулся домой и лег в постель Уилл только среди ночи. Но заснуть никак не мог. Ворочался с боку на бок, откидывал одеяло, потому что становилось жарко. Снова забирался под него, когда вдруг почему-то начинал пробирать озноб. Утыкался лицом в подушку, словно хотел спрятаться от самого себя.
Собственные мысли и мечты пугали Дариана. Они были недозволенными. И их никак не удавалось прогнать.
Вскочив с кровати, он принялся ходить по комнате. Потом упал на колени и попытался молиться:

Патер ностер,
кви эс ин челис,
санктифичетур номен туум…

Но слова молитвы путались в голове и не приносили облегчения. Стоя на коленях, Уилл ощущал, как его лицо пылает, точно в огне. Не оставалось ничего кроме как опять лечь.
Вопреки ожиданиям, заснуть ему всё-таки удалось. На рассвете он пробудился, чувствуя одновременно счастье и стыд. Какое-то время лежал с закрытыми глазами, потому что знал: стоит их открыть, как счастья станет гораздо меньше, а больше – стыда.
Во сне он видел Лорда.

На следующий день, сидя за письменным столом в «Стэнли и Бейтс», Уилл никак не мог сосредоточиться на работе. Портил один лист бумаги за другим, допуская помарки и ошибки. К обеду стоявшая под столом мусорная корзина чуть не доверху наполнилась бумажными комками. Договоры, контракты, распоряжения – всё это казалось ещё более скучным и неинтересным, чем обычно.
«В связи с тем, что объемы продаж шерстяных тканей в этом месяце значительно сократи…» Окончание слова скрыла жирная чернильная клякса. Уилл отодвинул очередной несостоявшийся беловик и положил перед собой чистый лист. Но в мыслях были совсем не «объемы продаж шерстяных тканей», а другие слова. Точнее, сначала появилось только предчувствие слов, мимолетный образ. Но мгновение спустя сложились строчки, и вот уже превратились в надпись на бумаге…
Дариан слишком поздно обратил внимание на шаги в коридоре. Чарльз Блейн, имевший талант возникать в дверях секретарской в самые неподходящие моменты, заметил, как Уилл прикрывает один листок бумаги другим.
– Что это ты прячешь?
– Ничего, мистер Блейн… – начал было Уилл. Но Чарльз бесцеремонно выдернул нижний лист из-под верхнего.
– О, да тут у нас стихи!
Дариан был готов провалиться сквозь землю. Он хотел что-то сказать, но Блейн, не дав ему раскрыть рта, с ироничным видом продекламировал:

Неясность снов и грез-желаний –
Всё невпопад, всё не всерьез.
Но – этот вечер долгожданный –
И ясно, что не нужно грез.

Не нужно радостного рая,
Не нужно больше ничего.
И сердце бьется, замирая.
И сердце бьется – для

– Так-так… – ирония превратилась в явную издевку. – Что бы это могло значить, мистер Дариан? Одно из двух: или я не знаю, что такое рифма, или в конце строчки должно стоять вовсе не «для неё»...
– Это… не то, что вы подумали… – попытался возразить Уилл.
– А что я подумал? – в притворном непонимании пожал плечами Блейн. – Я и не знаю, что думать. Не спросить ли у Каррингтона? Или у Дэвида Марлоу? У других наших сослуживцев? Или лучше сразу у самого мистера Джоулса?..
– Ради бога, отдайте мне это! – вскочив из-за стола, Дариан потянулся к листку, который держал Блейн. Но Чарльз отдернул руку. И, к ужасу Уилла, свернул лист и сунул в карман брюк.
– Прошу вас, мистер Блейн, вы не можете забрать…
– Почему? Очень даже могу. И если ты не хочешь, чтобы вся контора, от последнего посыльного до управляющего прочитала твой шедевр, ты мне кое в чём поможешь.
С минуту Дариан молчал, потупив взгляд. Потом поднял глаза на Блейна:
– В чем я должен помочь?
– Не торопись. Узнаешь в своё время. Завтра после пяти задержишься, и мы всё обговорим.
С этими словами Блейн вышел из секретарской. А Уилл рухнул на стул и закрыл лицо руками. Надеяться на то, что Чарльзу не поверят, бесполезно. Слишком многие в конторе знают его, Дариана, почерк. Руководство ставит подписи на его беловиках…


– Как ты? – в голосе Арафхет звучало неподдельное участие. Лорд знал, что она искренне за него переживает, но лишние разговоры о болезни были ему неприятны.
– Я в порядке, Араф. Ещё денек погощу у тебя и вернусь в Ноллэнд, готовить себе лечение.
Арафхет вздохнула. Достаточно было взглянуть на хмурое лицо Лорда, чтобы понять: всё далеко не в «порядке». Почему-то ей казалось, что дело тут не только в болезни. И не только в угрозе, которая нависла над Миром Ночи из-за безумия Миролы. В чём же ещё?.. Этого Арафхет понять не могла. Но – есть ли у Лорда другие причины для плохого настроения или нет – его начинает мучить жажда, которую он не сможет утолить так просто как прежде. Арафхет невольно почувствовала вину. Сама она накануне охотилась, и теперь ощущала себя до неприличия полной сил.
Разговаривали они в той же гостевой спальне, где Лорд отдыхал в ночь, когда в замок Амартхора приехал раненый Джиордано. Лорд, устроившись за столом, небрежно чертил на листе бумаги какие-то фигуры. Арафхет сидела на диване.
– О Мироле что-нибудь известно? – спросил Лорд, выводя по краю листа волнистую линию.
– Да. Когда Кристофорус узнал, что невольно поспособствовал несчастью, которое произошло с тобой, решил помочь отобрать талисман у Миролы. Он и несколько его друзей тайно наблюдают за её замком и передают нам сведения. Мирола и те низшие, которых она обратила в Башне, напали на человеческую деревню и превратили всех ее жителей в полукровок. Она действительно создает себе армию из этих чудовищ. С таким войском ей будет под силу покорить человеческие города. И, если мы в ближайшее время ничего не предпримем, то и нас тоже. Конечно, в борьбе один на один никакому полукровке Истинного не одолеть. Но если на каждого из нас их будет десять, сто… сам понимаешь. В общем, чем скорее мы отнимем у этой сумасшедшей алмаз, там лучше.
Не дорисовав в углу листка силуэт парусника, скользящего по морским волнам, Лорд отложил перо.
– Для того чтобы справиться с полукряквами, нам потребуется много сторонников.
– Почти все Истинные, к которым обратился Амартхор, поддержали нас. Только кое-кто из самых древних совсем равнодушен к судьбе Мира Ночи. Новость распространяется быстро, от замка к замку. И от города к городу – ведь не одни смертные пользуются благами цивилизации вроде телеграфа. Высокородные, которые постоянно живут в человеческом мире, тоже не в восторге от планов Миролы. Ты же знаешь – они в какой-то мере даже любят человеческое общество и людей. И не хотят, чтобы по чьей-то прихоти люди сотнями превращались в полукровок.
– Амартхор сейчас в Башне?
– Да. Все, кто на нашей стороне, собираются там. Амартхор и другие учёные работают над улучшением магической защиты от людей. Нельзя допустить, чтобы Мирола повторила свой трюк и привела в Башню или в замки человеческих прислужников.
– Если Кристофорус может следить за Миролой, наверняка и у неё есть шпионы.
– Да, скорее всего, она уже знает, что мы собираем силы против неё. Но магические схемы Амартхора помогают скрывать от Миролы одну важную вещь. Возможность твоего выздоровления. Она ожидает, что ты явишься к ней с отрядом Истинных – но слабым и больным.
– Умирающим. – На губах Лорда появилась кривая усмешка.
– Не говори так, этого ведь не произойдет, – поспешно возразила Арафхет. – Твоё лекарство скоро будет готово, правда?
– Да. Моё лекарство… скоро будет готово, – эхом отозвался Лорд. Арафхет его лицо показалось скучающим. Но, присмотревшись внимательнее, она поняла, что ошиблась. В его взгляде была не скука, а, скорее, тоска. Почему?..
Несколько минут они сидели молча, потом Лорд снова взял перо, обмакнул в чернильницу и стал что-то писать на листке. Арафхет, поднявшись с дивана, прошлась по комнате, остановилась возле стола и заглянула Лорду через плечо.
– Ты не возражаешь?
– А? Нет, конечно.
Арафхет склонилась, чтобы лучше видеть написанное, и прочла:

время
как кровь мгновенное время
в недрах каверн застывшее время
вмерзшее в лёд

– Красиво, – задумчиво похвалила она. – Время мгновенно для людей, для нас оно – скорее, застывшее…
– Брось, – резко перебил Лорд. – Бессмысленная ерунда. – И, словно в подтверждение своих слов, скомкал лист и бросил на пол. – Мы с нашим бессмертием не можем создать ничего по-настоящему нового, Араф. Только подражаем… Сейчас я очень хорошо понимаю это. Люди, живущие шесть-семь жалких десятилетий, на это почему-то способны. А мы – нет.
– Ты несправедлив. В первую очередь к самому себе.
– Вовсе нет. Объективен.
Арафхет неодобрительно покачала головой.
– Знаешь, – после паузы продолжил Лорд, – я, наверное, не буду задерживаться и отправлюсь в Ноллэнд прямо сегодня.
– В другой раз я стала бы уговаривать тебя остаться. Но не теперь. Речь идёт о твоём здоровье. Возвращайся и лечись. И, кстати, мне тоже нужно в Ноллэнд. Так что поедем вместе.
– Ты так волнуешься за меня, что боишься отпускать одного?
– Мне надо повидать городских знакомых. Но, естественно, я и за тебя волнуюсь. Я же твой друг.

Из-за выходки Блейна Уилл до вечера не чувствовал ничего кроме отчаяния. Он не сомневался: если не согласиться на условия Чарльза, тот приведет свою угрозу в исполнение. Страшно представить, что тогда будет. Управляющий Джоулс, скорее всего, сразу же подпишет приказ об увольнении. Но это не самое худшее. Сколько насмешек и издевательств предстоит вынести?.. А если вся эта история дойдет до дяди Арчибальда и тети Алисы? Нет, об этом лучше даже не думать.
Значит, придётся согласиться на условия Блейна. Что ему может быть нужно? Наверняка что-то такое, в чем Дариану меньше всего хотелось бы принимать участие. Надо же было попасться!..
«Какое право он имеет так поступать?» – думал Уилл по дороге домой. – «Какое ему дело? Это касается только меня и… другого человека, но уж никак не Чарльза Блейна. Почему я должен ему подчиняться? Бояться его? Вместо того чтобы решить, как можно противостоять ему …»
А в самом деле…
Пусть Блейн катится к чёрту!
Дариан сам не заметил, как отчаяние перешло в злость. А потом злость прошла, и он начал думать. Из каждой ситуации есть выход. Обязан быть.
Перешагнув порог дома, он уже знал, как поступить.
Выполнение пришедшего в голову замысла потребовало от Уилла бессонной ночи, которую он провел за работой. К утру голова ужасно разболелась, глаза начали слипаться. Зато у него было то, что нужно, чтобы оставить Блейна с носом.
Надев чистую рубашку и костюм, тщательно выглаженный дворецким Рэгдэйлов, Дариан как ни в чем не бывало спустился в столовую, позавтракал и отправился в «Стэнли и Бейтс».
Вечера он ждал вовсе не со страхом, а с нетерпением. Около пяти служащие конторы начали расходиться по домам. Блейн появился в секретарской в начале шестого, после того как из нее, заперев дверь в свой кабинет, вышел управляющий Джоулс.
– О, Дариан, я вижу, ты сделал правильный выбор, – ухмыльнулся Чарльз, доставая из кармана какие-то бумаги и раскладывая их на столе перед Уиллом.
Одна из бумаг оказалась письмом, начинавшимся приветствием «Здравствуй, дорогой Чарли!» Вторая явно была каким-то юридическим документом. В глаза Уиллу бросились слова «Я, Амалия Гудрайт, урожденная Блейн, завещаю…»
– Объясните, чего вы от меня ждете, мистер Блейн.
– Всего-то – чтобы ты сделал свою обычную работу. Бери бумагу.
Уилли не торопился выполнять распоряжение, поэтому Чарльз сам положил перед ним лист.
– Вот это, – он указал на завещание, – то, что ты должен написать вот здесь. – Палец Блейна ткнул в чистый листок. – А это, – приподнял он за уголок письмо, – образец почерка, которым надо писать. Особенное внимание обрати на подпись. – Под текстом письма было написано «Амалия Гудрайт» и стоял замысловатый вензель «А.Г.» – Потренируйся, прежде чем её ставить.
Уилл почувствовал холод в груди. Но и теперь он скорее злился на Блейна, чем боялся его.
– Вы хотите, чтобы я подделал завещание?
В тексте, который Блейн предлагал переписать, Амалия Гудрайт завещала имение и прочее имущество «Чарльзу Джейкобу Блейну, моему племяннику».
– На твоём месте я бы вопросов не задавал. Делай, что сказано, Дариан.
– Но…
– Никаких «но». Я прекрасно знаю, как ты копировал почерк Джоулса, когда писал от его имени приглашения на благотворительный бал. Никто разницы заметить не смог.
– Если сделаю, вы отдадите обратно то, что забрали?
– Об этом будем говорить, когда завещание будет вот здесь, – Чарльз похлопал себя по карману.
Конечно, Блейн и не подумает отдавать стихи. Глупо на это рассчитывать. Он оставит их у себя – чтобы Уилл не вздумал проболтаться о мошенничестве с завещанием. И – чтобы при необходимости попавшего в ловушку подчиненного можно было попросить ещё о какой-нибудь «услуге».
«У меня должно получиться. Должно».
– Знаете, мистер Блейн, вы можете ничего мне не отдавать.
– А? – кажется, помощник управляющего решил, что неправильно расслышал сказанное.
Уилл встал из-за стола. Так было лучше, чем смотреть на Блейна снизу вверх.
– Вы можете не отдавать мне тех стихов, – повторил он. – Наоборот, возьмите ещё и эти.
Из ящика письменного стола Дариан вытащил целую пачку исписанных листов. Взял из стопки один из них и с выражением прочел:

Девица юная, цветок лилейный,
Ждала любви. И счастье снизошло:
Свиданье первое отраду принесло,
Румянец озарил цвет лика бледный.

– Что ты несешь? – поморщился Блейн. – Начинай переписывать, или завтра же…
– Нет, раз уж вы решили коллекционировать мои стихи, то обязательно возьмите «Девицу юную». Сложив лист с «Девицей» вчетверо, Дариан перегнулся через стол и засунул его Блейну в карман. Он неожиданности помощник управляющего даже не сделал попытки этому воспрепятствовать.
– Но что «Девица» – так, поделка наспех. Идёт всего за пятерку. Вот этот сонет – другое дело. В своё время я сидел над ним три дня. – Уилл продемонстрировал Блейну следующий листок. – Пользуется спросом у безнадежно влюбленных женщин среднего возраста. Качественная работа, так что цена двойная.
Дариан принялся настойчиво протягивать Блейну сонет, но тот его не брал.
– Ну, не хотите – как хотите. Есть ещё «Элегия нежности», «Посвящение другу моей души»…
Один за другим Уилл раскладывал по столу листы со стихами. С совершенно бездарными стихами, в которых «любовь» рифмовалась с «кровью», а «розы» с «мимозами». Но за одну ночь много хороших стихов не сочинишь – да это было и не нужно. Все записи выглядели как черновики, с исправлениями, перечёркнутыми строчками, а то и четверостишиями. В уголках некоторых листов стояли цифры, обозначающие цену произведения. Предполагалось, что беловики шли на продажу.
– Так… но что это нам всё попадаются стихи от имени девиц и дам… одно такое в вашей коллекции уже есть, мистер Блейн. – Уилл старался говорить как можно спокойнее. – Нужно что-нибудь и от мужчины к женщине… Вот – «Ода моей королеве». Оды, кстати, дороже сонетов… Возьмите и её. Покажите всем в конторе, если вам угодно.
– Что это значит, Дариан? Что за представление ты устроил? – голос Блейна прозвучал не иронически-холодно, как прежде, а раздраженно. Чарльз чувствовал, что теряет контроль над ситуацией.
– Значит то, что значит, – пожал плечами Уилл. – Да, я подрабатываю, стряпая любовные стихи, которые женщины пишут в свои альбомы или посылают возлюбленным, как сочиненные ими самими. Или наоборот – которые мужчины посылают женщинам. Секретарское жалование не особенно большое. Так почему не использовать свои способности?
– Ты врёшь, – покачал головой Блейн.
– Думайте как хотите, – нарочито презрительно бросил Уилл.
– Почему ты тогда так перепугался вчера?
– Само собой, мне не хочется, чтобы в конторе знали о моем дополнительном источнике дохода. Тем более, я сочинял на рабочем месте. Но раз уж вы задались целью меня разоблачить…
– Это всё сплошное враньё. – На словах Блейн ещё пытался протестовать против своей неудачи. Но уже понимал, что его затея провалилась. И не просто провалилась, но может обернуться против него самого. Поэтому принялся рыться в куче сваленных на столе бумаг, стараясь отыскать настоящее письмо и поддельное завещание своей тетушки. Но Уилл предвидел это и заранее передвинул завещание так, чтобы легко выдернуть его из-под сонетов и од – что теперь и сделал.
– Но на вашем месте я бы не спешил с разоблачениями, – проигнорировав слова Блейна о «вранье», продолжал он. – Теперь мы оба кое-что знаем друг про друга…
– Угрожать мне вздумал? – Блейн злобно уставился на Дариана, но тот встретил его взгляд с непроницаемым лицом, не подумав отводить глаз. Чарльз предпринял попытку выхватить завещание, но Уилл спрятал его за спину.
– Вы кое-что забыли...
– Думаешь, я таскаю твою дурацкую писанину с собой? Она у меня в кабинете.
– Так принесите её.
После того как Блейн сходил за листом, состоялся обмен. Фальшивое завещание Блейн тут же разорвал на мелкие клочки.
– Имей в виду: никаких доказательств у тебя нет. Если вздумаешь трепать языком, это будет твоё слово против моего.
– Зато у вас против меня доказательств более чем достаточно, – усмехнулся Уилл и небрежным движением сбросил со стола несколько исписанных листов Блейну под ноги. Давать обещаний насчёт того, что не проговорится, он не стал.
– Ладно, забудем это недоразумение, Дариан, – сквозь зубы процедил Чарльз. – Ничего не было…
Последняя фраза прозвучала полуутвердительно-полувопросительно. Не дожидаясь ответа, Блейн вышел из секретарской. Наверное, догадывался, что Уилл промолчит.


Когда на следующий день почтальон вместе с утренними газетами принес письмо, на котором в качестве отправителя значился герцог Лордэн, Уилл не сразу решался открыть конверт. Хотя в строке «кому» стояло его имя.
Спрятав письмо на груди, он поднялся в свою комнату и минуту-другую стоял, закрыв глаза и прислонившись спиной к двери. Сердце в груди стучало часто-часто.
«Разве я об этом не мечтал? Так чего же боюсь?..»
Плохо слушающимися пальцами он достал конверт и распечатал его. Внутри оказалась короткая записка – приглашение в то же время, что и в прошлый раз, прогуляться у моря.
Уилл почти пожалел, что сегодня суббота и в «Стенли и Бейтс» идти не нужно. Там он немного отвлекся бы переписыванием обычных занудных бумаг. А теперь до вечера места себе не найдет…

Дневные часы тянулись ужасно долго. Дариан то брался за книгу, то выходил на улицу – и снова возвращался в дом. В конце концов тетя Алиса заметила его странное поведение.
– Уилл, ты хорошо себя чувствуешь?
– Да, тетя, всё в порядке, – улыбнулся он. – Не беспокойтесь, пожалуйста.
– Одевайся теплее, – напутствовала тетя. – Это осеннее солнце ужасно обманчиво. Недолго и простуду подхватить.
Когда, наконец, пришло время отправляться в Истхилл, Дариан, к собственному удивлению, был почти спокоен. На душе сделалось радостно. Вернулось ощущение лёгкости, которое появилось у него вчера, после того как он вышел победителем из переделки с Блейном. Уилл как никогда чувствовал себя способным на смелые и решительные поступки. Наверное, только из-за этого необычного настроения он и отважился рассказать Лорду о том, о чём никому до него не говорил.
Блейна, который влез не в своё дело, можно не считать. Больше о поэтических опытах Уилла не знал никто. Лорд стал первым, кому он признался, что пытается писать стихи. Конечно, Дариан сказал это не просто так, вдруг. Они снова разговаривали о поэзии. Лорд знал так много о творчестве и о жизни поэтов разных эпох, что Уилл был готов слушать его сколько угодно. А он – отвечать на сколько угодно вопросов. Только когда наговорились о древних римлянах и греках, о Данте с Петраркой, о Шекспире, Байроне, Шелли и о последних, самых новых тенденциях в стихосложении, Уилл наконец смог преодолеть смущение.
– Лорд, а что бы вы сказали о таких строчках:

Шаг в невесомости
Отдаленные горизонты
На прошлое, на будущее
Времени
преломление
Нечто искомое
Ни явь, ни сон –
то
Что теряется
Даже в стремлении…

– Я бы сказал – читайте дальше.
Стараясь, чтобы голос не дрожал и звучал увереннее, Дариан прочел стихотворение до конца:

Струится кристальными
Переливами
гранями
И растворяется
В непоправимом.
Не застынет ответом
Не воспарит
знанием
Обречено быть лишь
Невыполнимым

– Ещё одно, – потребовал Лорд.
Слова срывались с губ Уилла словно сами собой. На одном дыхании он прочитал ещё несколько стихов – про богиню охоты Диану, про Арлекина на карнавале и про таинственные острова «за морем, на закате». И замолчал только когда чуть было не произнес те самые строчки, которые побывали в руках Блейна и были отвоеваны. Нет, прочесть такое не поможет никакая решимость…
С замиранием сердца Дариан ждал вердикта, который Лорд вынесет его сочинениям.
– Над формой ещё нужно работать, Уилл. Но общее впечатление… В ваших стихах такая свежесть и новизна. В них – жизнь. Они прекрасны.
– Вы шутите. Не хотите сказать правды.
– Когда сужу об искусстве, я никогда не позволяю себе лжи, – почти строго заметил Лорд. – Вы поэт, Уилл. У вас есть дар. Развивайте его.
– То, как пишете вы...
– Боже вас сохрани учиться у меня. Я дилетант. Да, да, не спорьте, – остановил он уже готовое вырваться возражение. – Читайте лучше Бодлера... В подлиннике, желательно. Кстати, я заметил, в стихах вы часто используете образы из древних мифов. Любите мифологию?
– Да, – кивнул Уилл. – В школе многие ребята считали всё это ужасно скучным. А мне, наоборот, почему-то всегда было интересно читать разные легенды. Мне они кажутся чем-то большим, чем просто старые выдумки.
– А хотите, я расскажу вам одну такую историю? – предложил Лорд. – Может, это выдумка. А может, и нет… Но, уверен, что вы её нигде не читали.
– Конечно, хочу! – воскликнул Дариан.
– Присядем.
Они устроились на большом плоском камне.
– Когда-то давно, – начал свой рассказ Лорд, – жил один учёный по имени Леонардио. Или, лучше назвать его не учёным, а магом, потому что изучал он те законы мироздания, которые обычно называют «тайными». Опыт, накопленный им, был огромен. Ему удалось даже узнать секрет бессмертия. Но поначалу секрет этот показался магу слишком отталкивающим, чтобы самому воспользоваться им и стать бессмертным.
Шло время. И настал момент, когда Леонардио понял, что, несмотря на большое могущество, ему чего-то не хватает в жизни. Новые открытия уже не приносили такой радости, как прежде. Он захотел поделиться знаниями, кому-то передать свою мудрость. И тогда он нашел себе ученика.
Молодой маг принимал уроки своего учителя с благодарностью, как ценные дары. Почитал его как самого великого ученого в мире. Почти как бога. И не догадывался, что вопреки всем совершенным знаниям, в Леонардио гораздо больше человеческого, чем божественного. А вот сам учитель это чувствовал. И глубоко в душе сильно страдал.
В конце концов маг решил, что дальше так продолжаться не может. Он сказал ученику, что передал ему все свои знания, какие мог. Остался только один, последний дар. Вся надежда Леонардио была на то, что ученик этот дар примет.
Но ученик не принял дара. Он испугался. Отрекся от наставника и от его науки, покинул его и вернулся к своей прежней, обычной человеческой жизни.
Горе и разочарование Леонардио были так безмерны, что породили великий гнев. Поддавшись гневу, маг решился воплотить в жизнь своё знание о бессмертии. Когда это произошло, могущество его возросло многократно. И тогда Леонардио, сотворив такое сильное заклинание, какого не бывало ещё никогда, разделил мир на две части, создал Мир Дня и Мир Ночи. Сделал он это для того, чтобы навсегда отделить себя от ученика, не пожелавшего принять его последний дар. Ученик остался простым смертным, живущим в Мире Дня. А Леонардио стал единственным обитателем Мира Ночи. Но единственным он оставался недолго. Вскоре в Мир Ночи пришел ещё один такой же, как он. Прежде он был человеком, но Леонардио превратил его в себе подобного, бессмертного. Имя этого первого из принявших посвящение было Эмбергард. Потом появились и другие посвященные, но первый унаследовал больше всего силы своего создателя. Считается, что эта сила передалась и тем, кого позже посвятил он, и их потомкам.
Гнев Леонардио не погас даже после того, как он навсегда изменил мир. Порой магу становилось совсем трудно справляться с ним, и он впадал в настоящее безумие. Во время одного из этих припадков он сотворил магическую схему, которая воплотилась в алмазный талисман. Леонардио наделил его огромной силой, способной не только созидать, но и разрушать. Способной разрушить созданный им Мир Ночи. Возможно, он поступил так потому, что в глубине души сожалел о разделении мира, которое превратило его в существо, отличное от людей. Но, придя в себя, Леонардио ужаснулся творению своих рук. Он не доверял самому себе. Опасался, что во время очередного приступа гнева воспользуется талисманом для разрушения.
Но уничтожить талисман было нельзя. Поэтому Леонардио отдал алмаз Эмбергарду с просьбой надежно его спрятать и сделать всё, чтобы ни сам он, Леонардио, никто другой не имел возможности повелевать силой талисмана.
Эмбергард тоже изучал магию и надеялся, что просьбу Первого из Первых удастся выполнить в точности. Но на это у него не хватило познаний. Всё, что он смог – наложить на талисман заклятие, благодаря которому энергия алмаза стала недоступна никому кроме самого Эмбергарда и его потомков. Он рассудил, что такой защиты достаточно: разве будут его наследники желать разрушения своего мира, Мира Ночи?
На тот момент Эмбергард уже подарил бессмертие трем людям. И, чтобы число имеющих власть над талисманом не было слишком велико, решил на этом остановиться. Своим наследникам велел поступать так же и не посвящать многих. С тех пор одновременно на земле живут не больше одного, двух или трех наследников Эмбергарда.
Из-за силы, заключенной в талисмане, Эмбергард дал ему имя «Хранитель Мира Ночи». Пока алмаз остается неприкосновенным и энергия его не пробуждена – Миру Ночи ничто не угрожает. Впрочем, с таким же успехом его можно было назвать и «Убийцей Мира Ночи». Но, видно, Эмбергард побоялся, что слова могут воплотиться в жизнь.
Вдали от жилища Леонардио Эмбергард построил замок – Серебряную Башню. Там он поместил алмаз. Со временем в этот замок начали приезжать те из созданного Леонардио народа, кто изучали магию. Десять учёных стали постоянно жить там. Они совершенствовали свои познания и одновременно были хранителями талисмана. По велению Эмбергарда отдать алмаз в руки кого-то из его потомков магам Башни разрешалось лишь в крайнем случае, если без этого нельзя будет обойтись. Если талисман понадобится для каких-то созидательных целей.
Сами учёные занимались разными изысканиями, в том числе исследовали возможности талисмана – но только в теории. Покой Хранителя не нарушался, потому что Мир Ночи жил по своим вечным законам и не нуждался в созидательной силе талисмана. И, тем более, никому не приходило в голову использовать его разрушительную мощь.
Лорд замолчал. Уилл ждал продолжения, но, поняв, что его не будет, решился задать вопрос:
– Лорд, вы сказали, что на земле одновременно живут два или три потомка Эмбергарда. Но как же так? Если каждый из них создал хотя бы одного себе подобного, и если все они бессмертны – значит, их намного больше! Даже сам Эмбергард должен быть до сих пор жив.
– А вы никогда не задумывались, Уилл, что бессмертие – не самая простая и лёгкая вещь на свете? Что от вечной жизни, можно, скажем… устать? И, в конце концов, от неё отказаться?
– Нет, не задумывался. – Тихие слова Уилла прозвучали очень серьёзно, и с серьёзным лицом он повернулся к собеседнику… Но увидел на губах Лорда улыбку, и тут же его философский настрой бесследно исчез. Исчезли все мысли, кроме одной, все чувства, кроме одного.
«Господи, нельзя так смотреть на него. Что он обо мне подумает? Это бестактность… Нет… это настоящее бесстыдство».
С трудом вспомнив, о чём они только что говорили, Уилл произнес:
– То есть, все бессмертные, которых создал Леонардио, оказались вовсе не бессмертными? Рано или поздно они по своей воле уходили из жизни? Это так странно. Люди мечтают о бессмертии…
– Да. Но те, кто обретали бессмертие, переставали быть людьми. Конечно, по сравнению с человеческой, их жизни продолжались очень долго, столетиями. Но мало у кого возникало желание преодолевать тысячелетний порог. С некоторыми, впрочем, бывало и по-другому. Некоторые умирали от чужой руки. Бессмертные не знают старости, но способ уничтожить их существует.
Голос Лорда, негромкий, но такой глубокий, с едва заметной хрипотцой, звучал завораживающе. Уилл помимо воли снова сосредоточился на смысле сказанного. И вдруг ощутил себя так, словно заглядывает в бездонную тёмную глубину. Лорд, как будто почувствовав его настроение, негромко рассмеялся:
– Я слишком увлек вас старыми выдумками, Уилл. Это всего лишь легенда. Занимательная ложь, которую я однажды прочел в ветхой книге. Она не стоит большого внимания.
– Слушая вас, нетрудно поверить в легенду.
– Похоже, я был чересчур убедителен. Вы весь дрожите… – Лорд легко, тыльной стороной ладони коснулся плеча Дариана. – Надеюсь, не от моей истории, а от холода?
Они засиделись на берегу допоздна. Впервые за последнюю неделю-другую дневное осеннее тепло сменилось ощутимой вечерней прохладой. Но Уилл не знал, от холода ли появилась эта дрожь. Почувствовал он только, что от прикосновения друга она стала сильнее.
– Не прощу себе, если из-за нашей прогулки вы заболеете.
Сняв свой сюртук, Лорд накинул его на плечи Дариану. Сам остался в одной рубашке, которая выглядела нарочито старомодно, как стилизация под французскую моду вековой давности – широкие рукава, шнуровка на груди. Любого другого, вздумай он так одеваться, в обществе бы не поняли. Но Лорду не только прощали эти «пиратские» странности, но ещё и восхищались ими.
– Что вы, – принялся было отказываться Уилл, – вы так совсем замерзнете!
– Мне не холодно. Прошу вас, не обижайте меня отказом. – Это прозвучало так же обезоруживающе, как просьба принять в подарок камею. Вместо того чтобы снять сюртук Лорда, Дариан плотнее в него закутался. Ему действительно стало теплее. Но дрожь не прошла, она как будто спряталась куда-то глубже, внутрь тела.
Несмотря на то, что Лорд назвал свою историю не стоящей большого внимания, Уилл не мог не задать ещё один вопрос:
– Скажите, что это был за последний дар, которого не принял ученик Леонардио? Что-то ужасное?
– Да, наверное.
Лорд устремил взгляд на океан. В сумерках, на фоне вечернего полумрака, его профиль выглядел как совершенное произведение искусства, созданное рукой великого мастера. Нет, совершеннее, чем произведение искусства. Ни у каких агатовых барельефов, ни у каких статуй не может быть таких глаз, полных зелёного огня и тайны.
«Почему ты смотришь на море? Почему не повернешься ко мне?.. Нет. Нет, только не поворачивайся. Если ты сделаешь это… тогда не знаю, что сделаю я».
– Уже поздно. Пора возвращаться. – Лорд поднялся с камня.
– Да, – внезапно севшим голосом откликнулся Уилл.
– Ну вот, вы всё-таки простыли!
– Вовсе нет.
– Тогда давайте послезавтра встретимся здесь же. Если не придёте, я пойму, что вы заболели. И буду мучиться угрызениями совести.