Немного свежего хлеба

Рейтинг: PG-18
Жанр: драма
Размер: миди
Предупреждение: в слове Верни ударение на первом слоге.



«Руки как лёд…»
Котьке всегда вспоминалась эта фраза из песни, когда он смотрел на Верни. Дурацкая фамилия и сам он был какой-то дурацкий. Тощий, бледный, вечно с тёмными кругами под глазами, коротко стриженый, почти под ноль. Очень похожий типаж людей Котька видел в фильме «Ожившие мертвецы». Верни и в снег и зной ходил в тёмных джемперах с глухим воротом и длинными, почти до кончиков пальцев, рукавами. Да казалось бы, чего такого? Ну обычный зашоренный гуманоид с планеты Уран, мало ли таких в общеобразовательных школах? Пожалуй что в каждом втором классе можно отыскать. Не мальчика, так девочку – суть одна.
Но это нехорошее чувство, почти отвращение, не могло не волновать среднестатистического подростка с развивающейся манией величия. Котька точно знал, что Верни что-то скрывает, начиная СПИДом и заканчивая настоящим трупом старухи-кошатницы, зарытым под балконом дома.
Этот скелет появился в 11 «В» в конце третьей четверти и за два месяца успел вынести мозг всем учителям. При всей своей внешней дебильности он был интеллигентным и каким-то слишком умным. Никогда не говорил «училка» или «математичка», все слова выговаривал правильно, ударения ставил там, где нужно. Особенно удивляло это его «по пятидесяти рублей». Котька даже не поленился спросить у матери, правильно ли говорить «по пятидесяти рублей». Она сначала пожала плечами, явно растерявшись оттого что ей задали вопрос, а не заныли «мам, дай денег», а потом кивнула.
- Заинтересовался русским? – радостно блеснула глазами мама, и Котька поморщился, пожалев, что вообще заговорил о правильно - не правильно. Теперь будет донимать тем, что он ещё хочет узнать, а она типа готова помочь. Ничего он не хотел узнавать, просто у Верни есть секрет, и это не даёт покоя, и постоянно заставляет прислушиваться к тому, что он говорит, как он говорит, куда смотрит, о чём там думает в своей похожей на лампочку Ильича бритой голове. А вдруг проколется. Но ничто не кололось. Повода так и не было.
Все самые душевные разговоры между парнями происходили после урока физкультуры в раздевалке, где обнажались не только тела, но и самые-самые тайны.
- Этот ожог я получил, когда уронил на себя кружку с кипятком, так орал! – Сашка Зубов всегда посмеивался после того, как что-нибудь скажет, каким-то нестоящим смехом, просто нервно - хе-хе-хе. Это не могло не раздражать всех окружающих, но в раздевалке никто не обращал на это старушечье «хе-хе-хе» никакого внимания, потому что ожог это было намного интереснее, тем более ожог на голени, тем более ожог, шрам от которого останется на всю жизнь. Вот блин, повезло так повезло! Котька осматривал свои руки и ноги, но никаких шрамов, ожогов, или даже родимых пятен на крайний случай, у него не было, была только родинка над губой, девчачья такая, «миленькая», как любила говорить Светка, так что Котьку всегда в дрожь бросало и хотелось секса, но Светка не давала – очень правильная девочка. Но в мужской раздевалке про эту родинку можно было забыть, поэтому приходилось просто слушать и иногда задавать вопросы. И тогда уж несчастный ошпаренный, ударенный, укушенный начинал подробно рассказывать о своих злоключениях, привирать на каждом шагу, но все всё равно его слушали, только один Котька недоверчиво фыркал. Он вообще любил фыркать. Ну если ему мать позволяла на себя фыркать, то уж на одноклассников сам бог велел.
Верни на физкультуру не ходил. У него была какая-то супер-пупер справка, отмазывающая его на всю оставшуюся жизнь. Явно там без СПИДа не обошлось, это же было ясно как белый день - Верни умирает, медленно, но верно, потому такой всегда замученный и бледный. Но никакой жалости по этому поводу у Котьки не было, скорее просто исследовательский интерес, а может, и правда? Непременно нужно было узнать, что за справка, или хотя бы почему он всегда ходит в свитерах. Может, у него всё тело покрыто ожогами или уродливыми родимыми пятнами, что ещё лучше!
Самое забавное, никто кроме Котьки не повихнулся на тайне Верни. Все просто тихо-мирно его игнорировали, за одну парту с ним не садились, списывать не давали, никогда ничего не передавали, так, словно его и не было вовсе.
«Прямо как в «Бойцовском клубе» - думал Котька, отстукивая чёткий ритм ручкой по парте, - главный герой помешан на Тайлере, а Тайлера и нет в природе.»
- Кузнецов! Прекрати барабанить по парте! – географичка, раскрасневшаяся от злости, неожиданно шарахнула увесистой «Географией для восьмого класса» по Котькиному затылку. Почему именно для восьмого, было понятно: толще переплёт, значит, больнее будет.
- За что?! Больно, - прошипел он, потирая ушибленную голову. Все вокруг засмеялись, наверное, действительно было забавно наблюдать, как географичка медленно подходит, нависает сверху, ждёт, когда же он соизволит прекратить думать о страшных тайнах сидящего через проход одноклассника и обратит на неё свой ясный взор, а потом уже лупит по башке, устав ждать. И как он проворонил её приближение? Мымра очкастая, больно ударила.
Котька метнул обиженный взгляд в сторону окна и наткнулся на Верни. Тот не смеялся. Единственный из всего класса. Точно придурок ненормальный. Разве это не смешно? Очень смешно проспать приближение географички, она же топает как слон!
- Чё вылупился, НЛО? – бросил Котька, но больше по инерции и от внезапно накатившей обиды на весь свой родной класс. И почему так обидно? Они же всегда ржут, и сам он ржёт надо всеми…
Верни молча уткнулся в учебник и ничего не ответил. Ну ещё бы, кишка тонка ответить! Знает, что потом после уроков Котька мог подкараулить и налупить за неправильный ответ. Но почему-то сегодня лупить Верни не хотелось.
До конца урока оставалось двадцать минут, и все чуть ли не вслух молились о том, чтобы географичка забыла о домашнем задании, но молитвы школьников никогда не бывают услышаны. И она вспомнила. Взгромоздившись за свой преподавательский стол, она молча открыла журнал и с каким-то садистским удовольствием стала его изучать. Котьку прошиб холодный пот. Вчера он обещал матери, что больше никаких двоек, иначе поездка в Питер на Терапи-сейшн отменится. Они даже контракт заключили, по всем правилам юриспруденции прописали права и обязанности сторон и поставили две подписи. Теперь точно хана, географичка не простит ему нарушенной дисциплины, а мать ещё одной двойки. Нет житья от этих женщин!
- Таак, - многозначительно протянула географичка и по обыкновению почесала кончик наморщенного носа, словно ей под него поставили что-то жутко вонючее. – Может, кто-нибудь сам хочет рассказать о среднерусской равнине?
Она, сардонически улыбаясь, посмотрела на класс, и, выдержав мхатовскую паузу, вновь вернулась к журналу. В классе стояла гробовая тишина. Все стали почти прозрачны, тонки и легки. Котька нервно поёжился и позавидовал Верни, на которого без слёз смотреть было невозможно, его ни одна училка не замечала, если только он сам не вызывался, то ли дело Котька - самый высокий в классе, так что даже на последней парте его трудно было не заметить.
- Ну если никто не хочет добровольно, то тогда принудительно к доске пойдёт… - вновь повисла мхатовская пауза, но Котька уже видел устремлённые на него чёрные глазищи географички, смерть несущие. - Куз…
- Можно мне ответить?
Котька даже на месте подпрыгнул от неожиданности. Кто это посмел вытащить его из петли, без его ведома?
- Конечно можно, Женя, - как-то смущённо проговорила географичка. И к доске пошёл бывший узник Освенцима.
Котька просверлил его тощую спину презрительным взглядом. На душе кошки скреблись, явно закапывая что-то нехорошее. По идее, он должен быть благодарен Верни за то, что тот спас его задницу, а с другой стороны… это же был Верни! Инопланетянин с планеты гуманоидов. Его не то что благодарить нельзя, на него вообще смотреть нельзя. Но Котька как ни старался, не мог не смотреть, потому что… просто потому что Верни красиво говорил, этими своими правильными предложениями, и даже иногда с юмором. Но сам не смеялся, просто иронизировал по ходу дела, а в лице не менялся. Пару раз Котьку так и подмывало расхохотаться, но он посмотрел на гудящий подобно улью класс и сдержался. Что это за бред? Никто кроме него Верни не слушал? Вот это попадалово…
Звонок застал Котьку в крутом раздумье. Было легко, конечно, что пронесло, но одновременно что-то тянуло. Нужно всё-таки поблагодарить… но как-нибудь наедине, и так вскользь, чтоб если Верни захотел думать, что это благодарность, то пусть думает, а если не захочет – будет ещё лучше.
Он нашёл его в туалете. Верни сидел на подоконнике и курил. Вот те на. Это было великое открытие. Котька никогда не думал, что гуманоиды ещё и курить умеют.
- Сигаретки не найдётся?
Скелет достал из кармана пачку «Честера» и протянул, не глядя на Котьку – бери, сколько хочешь, всегда значил этот жест. Тот даже прифигел от такой щедрости. Вся его компания сигареты жмотила только в путь, вечно ссылаясь на отсутствие денег. А Верни такое богатство раздавал направо и налево. Хотя, может, и не раздавал, кто у него ещё спросит? С ним же никто не разговаривает.
Они курили молча, каждый смотрел в свою сторону. Но что-то было в этом объединяющее, голову вело и хотелось потрындеть, пусть даже с инопланетным зомби.
- Классные сигареты, - начал Котька издалека и почувствовал, как язык постепенно развязывается и сам собой хочет задавать вопросы. - Давно куришь?
- С шестого класса, - ответил Верни, не глядя на Котьку, да и Котька на него не смотрел, просто затылком чувствовал, куда он смотрит.
- А родаки знают?
- Да. Я ничего от них не скрываю.
- А мои утопят в унитазе, если узнают, - усмехнулся Котька и посмотрел на Верни, тот тоже улыбался. И на зомби он вроде мало был похож, просто какой-то уставший и очень-очень взрослый. – А почему ты на физкультуру не ходишь?
Котька чуть пачку не уронил на пол, когда сообразил что он только что спросил. Нафига? Вот ведь засада…
- У меня была лейкемия два года назад. Мне нельзя заниматься спортом.
Котька знал, что это что-то с кровью не так, при лейкемии, но что именно и насколько это серьёзно, для него осталось загадкой.
- Это серьёзно?
Верни хмыкнул. Затушил сигарету о рифленую подошву «Гриндера» и ловким движением отправил окурок в мусорную корзину. Попал.
- Сначала не очень, а потом затягивает, - Верни вновь улыбнулся, но как-то невесело. По спине Котьки пробежали мурашки. Тайна, которую он хотел узнать, была почти в его руках, и он, наконец, почувствовал её вес. Тяжёлая и совсем не смешная.
- А ты уже выздоровел?
Верни спрыгнул с подоконника и снизу вверх посмотрел на Котьку. Есть такие взгляды, которые потом преследуют всю жизнь, и ты сравниваешь, ищешь, хочешь повторить это странное слияние, взаимопроникновение. Словно что-то там, что находится глубже глаз, нашло тебя и коснулось своим дыханием, навсегда изменив, заразив какой-то непонятной жаждой.
- Я не знаю, Вова. Я жду.
И вышел, прикрыв за собой дверь. И никаких тебе объяснений, кого, чего он ждёт. Но в туалете вмиг стало холодно, от одного только слова.

Целую неделю Верни не было в школе. Котька почти забыл о его существовании и о странном разговоре в туалете за сигаретой, словно если у местного инопланетянина нет ни СПИДа, ни трупа бабушки под кроватью, то он вообще не интересный, а самый обычный, только болезный очень. А кому сейчас легко?
Котька сидел на трубах с Петькой и Рыжим и лакал полторашку Жигулёвского прямо из горла, закусывая хрустящими чипсами с луком и укропом. Мать сегодня работала во вторую смену, значит, можно было расслабиться, прийти домой и сразу завалиться спать ещё до её прихода. Вот оно, истинное счастье!
- Вова, - раздалось откуда-то сверху. Котька поднял голову и зажмурился от солнца. На пригорке над трубами стоял узник замка Иф, живой и невредимый. – Можно тебя на минутку?
- Верни, иди к нам! Мы тебя научим плохому! – загоготали Рыжий и Петька. Котьке отчего-то стало за них стыдно, в конце концов, пришли к нему лично. Такого даже его Светка себе не позволяла. Всегда ей нужно было звонить, уламывать, а уж чтобы поцеловать, нужно было завязаться узлом и пройтись ещё боком.
- Ну? – спросил Котька, поднявшись к гуманоиду земного происхождения. Что-то в его виде жутко смущало. Наверное, то, что они однажды поговорили нормально и теперь уже нельзя скатиться до банальных обзывательств, с Верни нужно было разговаривать по-приятельски. Или может, то, что тёмные круги под глазами куда-то пропали, и он выглядел непривычно здоровым.
- Хочешь заработать?
Котька вылупил глаза на Верни и даже рот открыл. До чего же он сейчас, наверное, глупо выглядел.
- Где? – собравшись с мыслями, родил Котька ответный вопрос.
- Я дам тебе пять тысяч за неделю, если ты будешь везде брать меня с собой, и ещё ходить со мной туда, куда я захочу.
Верни говорил будничным тоном, глядя куда-то на проезжую дорогу. Его руки, лежащие в карманах, нисколько не дрожали.
Котька смотрел на него как на полоумного. Эта его болезнь явно повредила инопланетный чип в мозгу, вот он и говорит какую-то белиберду. Единственное, от чего не хотелось отказываться – это пять штук. А через две недели поездка в Питер, и такие деньжищи бы очень были к месту. Думай, Котька, думай. А чего ты теряешь? Это небесно-растительное создание максимум куда может отвести, так это на концерт симфонического оркестра. Да, жуть конечно, но не настолько оно страшно, чтоб отказываться от пяти штук. Пяти штук!
- А если я сам никуда не хожу? Вон только с пацанами пиво пьём иногда, но ты же не любишь пиво? – с сомнением спросил Котька.
- Можно и пиво, - пожал плечами Верни. – Но если ты никуда не ходишь, то тогда я сам составлю программу. Ты согласен?
- Хм… а нафига оно тебе? – не выдержал Котька и нервно рассмеялся, дёрнувшись всем телом, как паралитик при попытке сесть. – Или ты меня на слабо ловишь?
- Нет, я тебя не обманываю. Деньги отдам через неделю, как договорились. А о моих причинах можешь не спрашивать, они тебя не касаются.
- Тогда нафига тебе я?
- В качестве охраны.
Котька насторожился. Разговор приобретал весьма интересный оборот. Обычно на симфонический концерт с охраной не ходят.
- А куда ты намереваешься идти с охраной? – с сомнением спросил Котька. Этот серьёзный вид Верни начинал действовать ему на нервы. Что-то тут явно нечисто. И из-за пяти штук можно схлопотать много неприятностей, если не разрулить всё с самого начала.
- Хочу сходить на дискотеку в «Бархат», на рок-концерт, через два дня приезжают «Король и Шут», ну и просто по городу помотаться.
- А я-то тебе зачем? У тебя что, друзей-товарищей нет? – «… таких же инопланетян», хотел добавить Котька, но вовремя прикусил язык. Верни посмотрел на него своим обычным усталым взглядом, и в груди что-то неприятно дрогнуло. Жалость? Сочувствие?.. Что за бред опять?
- Я же сказал, что заплачу, а ты не задавай лишних вопросов. Ты согласен?
Котька ещё посомневался, послушал себя. Желание получить пять тысяч практически на халяву било в гонг в его мозгу, но на душе стало как-то незнакомо тяжело, словно он подошёл к краю обрыва и за пять штук должен туда прыгнуть. «Ты согласен, Вова?»
- Согласен, - хмыкнул Котька, сморгнув навязчивое видение. Это всё игра воображения. Меньше надо ужастиков смотреть на ночь! Да куда может завести его это подобие человека? Закинул его на плечо и унёс, как полотенце – проблема решена, если что…
- Сегодня мы идём в «Бархат», - улыбнулся Верни. Но не было в его улыбке ни триумфа, ни язвительности, мол, я тебя купил, а ты продался. Ничего не было. И Котьке стало стыдно от того, что он ждал именно такой реакции, а получил… ну как всегда. Хотя чему он удивляется? Верни же ненормальный, у него все реакции через одно место.
- Да, хорошо. Никогда там не был, - пробубнил Котька и вернулся к уже изрядно наквасившимся без него товарищам. Пить расхотелось совсем.

- Я вас не слышу! Я не вижу ваших рук! Давай, давай! Давай, давай!
Верни выглядел уверенно, так, словно он в этом «Бархате» тусуется каждую субботу. Пара девчонок с ним даже поздоровалась, отчего Котька чуть не задохнулся от зависти, такие красотки и знают такого задохлика? Вот где жизненная несправедливость! Верни ответил им сдержанным кивком и подошёл к барной стойке.
- Что будешь пить? – удобно расположившись на стуле, спросил он. Котька растерялся, мать не дала ему с собой никаких денег, а сам он вытащил из «терапишной» копилки только на проезд.
- Если я напьюсь, кто тебя будет охранять? – нашёлся Котька и осмотрел танцпол – какие же тут всё-таки были красивые девчонки! Таких в школе не показывают. Не зря ввели фейс-контроль, не зря.
Верни усмехнулся.
- Две текилы по сто грамм.
Бармен очень уж явно подмигнул Верни, так, что Котьку передёрнуло от смутного предчувствия. Взгляды были недвусмысленными, явно. Но спрашивать было неловко и вообще… после того, как они перешагнули порог ночного клуба, Котька сразу почувствовал себя не в своей тарелке, на нём была слишком простая одежда, слишком простая причёска, даже лицо его было слишком простым. Всё-таки пить пиво на трубах с таким лицом нормально, а вот в ночной клуб уже стрёмно идти, тем более с Верни, который был одет «просто, но со вкусом», как любила говорить Светка. И эта его заморышная фигура бывшего узника гестапо здесь смотрелась очень уместно.
- Ты в котором часу заканчиваешь? – спросил Верни смазливого белобрысого бармена, сделав короткий глоток текилы.
- В три. Но я могу выйти на полчасика, - пропел свой ответ сахарный мальчик с подведёнными глазами. Котьку аж замутило, когда он заметил тушь на его ресницах. Рок-звезда, блин.
- Хорошо, чуть попозже я подойду, немного потанцую. Встретимся в обычном месте, - Верни отвечал без растягивания гласных, как нормальный парень. Да и выглядел он без лоска, «со вкусом» конечно, но ничего компрометирующего… Может, показалось?
- Я буду ждать.
Котька со скрипом отвернулся от двух странных товарищей и хлопнул сто грамм текилы двумя глотками. Прошла всего минута, и мысль о том, что Верни – гей, почти перестала его интересовать. Он и так-то его мало интересовал, а его сексуальные наклонности и того меньше. Главное – пять штук. Цель определена. Самое лучшее правило: видеть цель, не замечать препятствий! Иногда Котька мог быть очень веротерпимым… или беспринципным? Плохо, когда одно подменяется другим, всё-таки… Но тут же отмахнувшись от самокопания, Котька проследил взглядом своего полупрозрачного спутника, влившегося в толпу танцующих, и заметил, что на него самого призывно смотрит симпатичная брюнеточка в ярко-зелёном мини. Вот это отожгла девочка! Как она по городу-то прошла целая и невредимая в таком виде? А, скорее всего, переоделась в туалете, а сама скромница-умница. Видали таких. Светка тоже поначалу казалась доступной и развратной, а потом по рукам надавала весьма ощутимо, раз и навсегда расставив все точки над i.
- Меня Соня зовут, - пропела девочка-принцесса и томно прикрыла накрашенные по самое не балуйся глазки. Котька чуть не взвыл от восторга. По-хорошему это он должен был заплатить Верни за такое приключение. Гуманоиды-педики – наше всё!
- А меня Владимир, - бархатно ответил Котька, пожимая протянутую ручку. И такой голос имелся в его арсенале, для самых ответственных моментов. Нет, конечно же, он не думал о сексе! Ничего подобного! И этот запах доступности не бил ему сейчас в нос и не кружил голову, нет, совсем нет! У него была Светка, прикольная такая Светка, вроде как любовь до гроба. Но тут-то Светки не было, вот в чём проблема-то, а была Соня и её горящие глазки, и какие-то смешные рассказы об университете. Да, Соня была намного ближе Светы, очень близко… так близко, что стало жарко и немного стыдно, потому как молодость – она никого не ждёт.
- Ты такой молчун, - Соня надула ярко-алые губки и недвусмысленно провела пальчиком по щеке Котьки. – Стеснительный, серьёзный, у тебя есть девушка?
Котька смущённо улыбнулся и кивнул. Тут же сообразил, что сделал самую ужасную ошибку из всех возможных. Теперь точно она свалит и найдёт себе поразговорчивее и посвободнее.
- Ничего страшного, - вдруг Соня обняла его за шею и прижалась ближе, искушённо потёрлась о его напряжённые бёдра. - У меня тоже есть парень. Это будет наш маленький секрет.
И она сама потянулась за поцелуем. Котька не заставил себя долго ждать. Это было сногсшибательно! Это было феерично! Это было ох…нно!!! Это могло быть самым лучшим моментом его жизни, если бы Котька был чуть более романтичным.
Потом они танцевали и целовались, целовались и танцевали. Котька уже не был молчуном, он был самым разговорчивым на этой грёбаной планете, он травил анекдоты, рассказывал истории из жизни, врал, врал так, что сам себе верил. Его отец – лётчик-испытатель, мать – оперная певица, а сам он – это просто о! Какой он талантливый, скромный и самое важное – студент университета, будущий юрист! И не важно, что на носу ЕГЭ только ещё, суть одна – с учёбой полная запара. Соня, нужно развеяться, потому давай поцелуемся ещё разок.
Котька шёл по тёмному коридору, насвистывая «She’s Got It», получалось из рук вон плохо, но на душе было легко и солнечно. Хотелось целоваться бесконечно, да и не только целоваться… Он почти уломал Соню на встречу в каком-нибудь тихом месте, вот только организм вдруг заявил о своих потребностях раньше.
Котька вошёл в просторный туалет, по-прежнему напевая. Но как только он закрыл дверь, и музыка танцпола стихла, слуха его коснулись весьма специфические звуки, доносившиеся из самой дальней кабинки. Позвякивание пряжки ремня и чьи-то приглушённые стоны. Вот это ребята увлеклись, усмехнулся про себя Котька. Он, конечно, понимал, что все эти звуки его мало касаются, но низ живота ощутимо напрягся. Сразу перед глазами встала Соня, соблазнительно закусывающая нижнюю губку, интересно, она тоже так стонет, когда её накрывает? Это были просто невозможные стоны… Людям в кабинке было чертовски хорошо! И это не могло не волновать. Совсем близко: звуки секса, запах секса, умереть – не выжить. Можно зайти в соседнюю кабинку, подтянуться и всё увидеть…
Котька как дурак застыл на середине комнаты и сверлил глазами закрытую кабинку, где со вкусом трахали какую-то Женю, именно это имя хрипел отмороженный перец, уломавший кого-то на быстрый секс. Завидно! А потом Котька увидел тонкую кисть, вцепившуюся в край дверцы. И тело вмиг покрылось гусиной кожей – рука была мужская! И манжета рубашки была смутно знакомой. И пальцы тощие, бледные, длинные, как у долбаного пианиста.
- Верни… - прошептал Котька и теперь уже новым взглядом в ужасе уставился на закрытую кабинку. Сомневаться не приходилось: там был Верни и тот накрашенный бармен. - Мать твою.
Котька быстро, бесшумно сделал то, зачем пришёл, потом вышел, стараясь ни о чём не думать и тем более не представлять то, что там происходит! Но в ушах неотступно звучали сбивающиеся на хрип стоны, а перед глазами вновь и вновь возникала эта тонкая беспомощная рука, цепляющаяся за дверцу в поисках опоры. В висках барабанила кровь. Мысли никак не могли выстроиться и внятно сказать, что теперь надо делать.
Котька вышел в зал, нашёл взглядом Соню, сидевшую около барной стойки и мило улыбавшуюся уже другому бармену, тоже гейского вида. Идти к ним не хотелось. Мир сошёл с ума! Котька прислушался к себе. Нет, ему было не противно, ему было как-то неудобно, стыдно, что ли? Его это нервировало и смущало. Один парень даёт другому парню почти у него на глазах. Вот уж секрет так секрет, неделю не отмоешься! И хотелось бы никогда не слышать этих возбуждённых стонов и не видеть эту тощую беспомощную руку.
- Вова, - Соня всё-таки заметила его и поманила, как домашнего питомца, ещё бы добавила «кис-кис-кис». Тоже какая-то проститутка, огрызнулся про себя Котька. Настроение всё куда-то пропало, и он впервые за весь вечер с удовольствием подумал о Светке, нормальной, скромной Светке, которая никогда бы себе не позволила надеть такую позорную юбку и лапать другого парня.
Котька прислонился спиной к рифлёной стене и стал ждать, когда Верни закончит свой секс-марафон и можно будет пойти, наконец, домой. Трудно всё-таки быть охранником, особенно после того, как всю жизнь был вольным как ветер. И даже пять тысяч казались какими-то грязными, словно Верни их на панели заработал, «честным» трудом. Ну нафига надо было оказаться в этом долбаном туалете именно в то самое время?! Меньше знаешь – крепче спишь.
- Владимир? – взволнованный голос выдернул Котьку из сонной апатии и заставил резко включиться. Перед ним стоял уже знакомый смазливый бармен, повторяющий как заезженная пластинка хриплым голосом «Женя, Женя… Женечка», и губы его как-то нервно подёргивались.
- Да, это я, - ответил Котька и тут же понял, что вот они и начались – неприятности. Что-то явно случилось с инопланетянином. Предчувствие, откровение, просто закон подлости.
- Помощь нужна, - бармен мотнул головой в сторону двери в туалет и быстрым шагом направился по коридору. Котька покорно поплёлся за ним, думая о том, что это всё из-за денег, из-за денег… Но страх был ощутимым и бесплатным.
Войдя в туалет, Котька сначала ничего особенного не увидел, ни рек крови, ни перевёрнутых раковин, ни мёртвого тела. Было сравнительно тихо, только под потолком мерно гудел кондиционер, и звуки танцпола накатывали мягкой приглушённой волной. Бармен стоял, наклонившись, у окна, закрывая собой сидящего на полу Верни. Котька видел только его ноги в тяжёлых «гриндерах» и тощие лодыжки, обтянутые чёрными носками. С какой это стати он уселся на пол? Пусть и на чистый.
- Я уже вызвал такси, - тихо сказал бармен и никакого гламурного растягивания гласных Котька не услышал, словно перед ним стоял абсолютно нормальный парень, волнующийся за другого нормального парня, с которым что-то случилось, и он уселся прямо на пол, нелепо подвернув под себя ноги.
- Ты нашёл его? – едва слышно спросил Верни. И Котька почувствовал, как внутри всё сжалось, на этот раз определённо от жалости. Голос был мягким, уставшим и каким-то умиротворённым одновременно. Так, словно человек, так говоривший, готов был отправиться на небеса прямо отсюда и сей же час, и прощал всем собравшимся их самые смертные грехи. Да, гуманоиды умеют вскрыть черепную коробку и вынести её содержимое очень грамотно. Котька решительно направился к Верни, чтобы закончить это светопреставление как можно скорее. В конце концов, на сегодня хватит с него приключений. Хотелось уже нормально поесть и завалиться спать без задних ног.
- Да, нашёл, из-под земли достал, - зло усмехнулся Котька и заглянул через плечо бармена. Лучше бы он этого не делал… Верни поднял голову и посмотрел на него так, будто он был богом или самим Диего, мать его, Марадоной.
- Я думал, что ты уйдёшь, - смущённо улыбнулся он и вновь опустил голову, закрыл лицо руками. – Пора домой.
- Я пойду на улицу, подожду такси, - засуетился бармен и выбежал из туалета. Котька никогда бы не подумал, что люди такого сорта могут суетиться и даже бегать. Они же вечно строят из себя само спокойствие и уверенность. Но что-то подсказывало, что дело было в Верни. Вокруг него все начинали суетиться и меняться. Даже бешеная географичка вела себя смирно, когда он отвечал у доски. А она никогда не ведёт себя смирно даже рядом с директором!
- Тебе плохо, что ли? – Котька присел на корточки и заглянул в лицо Верни. Тот сидел с закрытыми глазами, весь ссутуленный, сжавшийся в какой-то жалкий комок. И так-то он был как скелет, а тут и вообще почти исчез. В голове вспыхнула нездоровая ассоциация с бездомными котятами, которых никто не хочет брать домой, а скоро зима. Котька никогда не подбирал котят, и не жалел их - каждому своё. И Верни ему было не жалко, только как-то не нравилось сбитое дыхание и безумная бледность кожи на щеках.
На автопилоте протянув руку, Котька коснулся высокого влажного лба и тут же отдёрнулся. Верни был горячим как печка.
- Да у тебя же температура под сорок! – заорал Котька, вскакивая на ноги. – Совсем спятил?! Так же сдохнуть можно!
Он подхватил Верни под мышки и одним резким движением заставил встать на ноги. Тот не стал сопротивляться. Он вообще походил на большую безвольную куклу.
- Это нормально, Вова… Всё в порядке, - прошептала кукла, уткнувшись куда-то Котьке в шею. Противно не стало, даже как-то наоборот. И запах приятный, тёплый, какой-то слишком уж уютный, и так доверчиво и безо всякой задней мысли – в этом Котька был уверен на сто процентов - никто к нему ещё не прижимался. – Просто устал.
- Ещё бы, так трахаться любой устанет, – съязвил Котька, на что услышал тихий смех и короткий сдержанный вздох после. И опять внутри всё сжалось, как будто кто-то внутри целенаправленно дёргал за нервы, заставляя тело моментально реагировать на каждую эмоцию. А Котька всегда считал себя твердолобым и непрошибаемым.
- Домой хочу.
- Я тоже.
В такси Верни стал задрёмывать и, разувшись, удобно устроился на заднем сидении. Котька неотрывно следил за ним в зеркало. Просто потому что ему за это заплатят! Определённо в этом была причина, только в этом.
«Мальчик-гей, мальчик-гей, будь со мной понаглей», приглушённо пело радио. Котька улыбнулся такому совпадению и, бросив последний взгляд на спящего Верни, стал рассматривать тёмные, размытые виды за окном такси. И вдруг вспомнил о Соне и о том, что забыл с ней попрощаться. Но никакого сожаления по этому поводу Котька не испытывал. Он вообще к прощаниям относился легко. «Покедова, беби, пиши.»
Такси плавно въехало на гору.

Утром в школе была полная засада. Невыученная география и контрольная по химии. А ещё голова была пустая-пустая и почти звенела, так что Котька даже испугаться не успел.
Но тут Светка пришла на помощь, возжелав исправить свою «позорную» тройку за прошлый географический диктант. Девчонки всегда любят преувеличивать. Тройка - это чудо-оценка! Не два и напрягаться не нужно. У Котьки почти по всем предметам, кроме физкультуры и геометрии, были такие чудо-оценки.
Света нудила у доски, пытаясь ответить на каверзные дополнительные вопросы, а Котька без зазрения совести смотрел на пустую парту, стоявшую через проход у окна. Верни не пришёл в школу, и не позвонил с утра, чтобы дать ЦУ. Интересно, куда сегодня его занесёт? Котька искренне надеялся, что сексом там заниматься он не надумает, потому как очень уж всё это нервно вчера прошло – полночи не спал, думал о болезном инопланетном гомике, которого про себя уже второй раз за утро назвал Женей. А что? Евгений Верни – звучит.

- Зависть - плохое чувство, Вова, - тоже подколол он, теперь пришла Котькина очередь улыбаться.
- Тебе, что ль, завидовать-то? Кожа да кости, и те голубые.
- Пикантная шутка, - засмеялся Верни, мягко, тихо и заразительно. Когда он смеялся, верхняя губа очень уж комично приподнималась, как у маленького ребёнка, отчего лицо выглядело наивным-наивным. Котька тоже усмехнулся вслед за ним. – Сегодня я хочу просто погулять по городу, недолго, к вечеру будешь свободен.
- Без проблем, - продолжая лыбиться, как идиот, ответил Котька.
Вернувшись в комнату, он выключил телевизор, залпом выпил кока-колу, а на семечки даже не взглянул. Забыл, наверное.

Гулять по городу с Верни было стрёмно, конечно. Котька всё боялся увидеть кого-нибудь знакомого, вопросов был бы воз и маленькая тележка после. А ответов у Котьки не было, да и не могло быть. А почему он шляется с Верни? А потому что тот ему платит за это! Ну ты совсем того, Котька, подумали бы они. И были бы правы. А не пошли бы вы все, подумал бы Котька, и тоже был бы прав. А вообще думать много – вредно.
- Вова, ты прирождённый секьюрити, - подало голос недоразумение природы.
- Кто? – рявкнул вдруг Котька. Только вот заумничать тут не надо. Знал же прекрасно, что Котька учил немецкий язык. Ну это, конечно, громко сказано, что учил. Так, сидел на уроках немецкого языка, рисовал на парте. Дом какой-то рисовал полгода, пока по шее не надавали, почему-то тянуло его рисовать дома, и на геометрию тоже тянуло. Детский комплекс, очевидно, игрушек было мало, и мать выпросила у соседки конструктор, мол, собирай, пока не посинеешь. И Котька дома всякие собирал, космические корабли… Наверное, накликал, вот и инопланетянина встретил.
- Охранник, - спокойно пояснил Верни. И как он умудряется всегда быть таким невозмутимым? Он вообще живой? Прям так и хочется потрясти, послушать: не звенит ли. – Лицо хмурое, кулаки сжаты, брови насуплены, ещё не хватает таблички на спине - «Охранное агентство «Скорпион».
Котька хмыкнул, достал пачку «Winston» и протянул Верни, тот не стал отказываться. Дают – бери. Это приятно, конечно, когда не брезгуют, тем более те, кто носит в кармане «Честер».
- Ну так нарисуй мне эту табличку, чтоб никто не задавал лишних вопросов, - прикуривая, засмеялся Котька.
- А тебе никто их не задаёт, - резонно ответил Верни и, прикрыв глаза, глубоко затянулся. Котька невольно засмотрелся на него. Очень уж с большим удовольствием Верни вдыхал дым, а потом медленно открыл глаза и посмотрел затуманенным взглядом на растерявшегося Котьку. – Наслаждайся.
- Научишь плохому?
- Без проблем, Вова.
По городу гулять оказалось просто невозможно. Люди кругом, хаотично двигающиеся, машины сигналят, ни чёрта не слышно, а Верни что-то увлечённо про американские горки заливает, как он на них первый раз покатался, ещё в Москве. И говорит опять своими правильными, умными предложениями, а всё равно интересно слушать. И легко представляется, как он, мелкий, садился на сиденье, расправлял плечи, чтобы казаться шире и пройти фейс-конроль. А потом тридцать три раза пожалел, что смухлевал – узкие плечи постоянно выскальзывали из-под держателя, и приходилось крепче цепляться за поручень, чтоб не вывалиться.
- Все кричали оттого, что боялись выпасть, и только я один по-настоящему мог упасть, но не кричал, - сказал Верни, и гордый собой, подмигнул Котьке.
- Да ты ж вообще, монстр, такой же, как Паша.
- Только страшный, - добавил Женя, и они одновременно рассмеялись.
Дошли до центра города, постояли на смотровой площадке, пока не посинели от холода. Ветер поднялся очень уж холодный. И потопали обратно, теперь Котька заливал про своё детство золотое и качели, которые висели около забора, и приходилось постоянно биться о доски коленками. Верни смеялся как ненормальный, говорил, что понимает, почему Котька такой мрачный.
Вечером дома сидеть было невозможно, мать вдруг принялась пилить по поводу учёбы, иногда на неё находило, и самый лучший вариант был просто свалить из дома на какое-то время.
Позвонил Светке, посидели с ней на трубах. Она была расстроена очередной тройкой, всё ныла и ныла, сама с собой, а Котька думал о мелком Верни, который мог ведь реально упасть с аттракциона. Такая глупость, а реально могло бы быть. Наверное, обидно помирать там, где все развлекаются…
- Кузнецов, ты меня вообще слышал? – Светка потрясла за рукав водолазки. Ну до чего настырная девчонка, надоела уже просто до невозможности.
- Да, ты не хочешь все выходные учить химию, - лениво протянул Котька и откровенно зевнул. Светка тяжело вздохнула и, приподнявшись, сама чмокнула его в щёку. Приятно, конечно, но сейчас хотелось чего-то другого. Есть и спать хотелось, вот такая вот романтика. Только Котька не чувствовал себя виноватым.
- Я думала, что ты не слушаешь, - покраснев, сказала Светка. – Какой ты у меня внимательный. Мне все девчонки завидуют, кстати. Можешь гордиться, Кузнецов. Танька Ковригина, моя соседка, по тебе вздыхает, всё у меня спрашивает, как там Вовочка поживает? Дура долговязая, ненавижу её…
Светка рассказала ещё про кого-то, потом ещё, пока Котька не собрался домой идти. Что-то сегодня тяжко ему было со Светкой, хотелось слинять от неё как можно быстрее. И что поменялось? Раньше были те же темы, только сравнить было не с чем, а теперь… Верни - инопланетный поработитель! Весь мозг вынес напрочь. Жаль, что так мало погуляли.

Верни позвонил в середине дня, когда Котька только-только вернулся из школы, попросил купить какие-то таблетки от головной боли. Понятно, гулять сегодня не получится, очень уж болезный голос говорил с ним по телефону. Простудилось чудо природы, меньше нужно было холодное пиво бутылками пить! И пил так опять аппетитно, что просто смотреть на него было уже здорово.
Верни ползал по дому в нелепой синей пижаме, осунувшийся, бледный, сонный какой-то. Котька старался двигаться следом за ним как можно тише, чтоб ненароком не сдуть.
- Спасибо, - тихо поблагодарил Верни, принимая таблетки. - Мой обед.
- Ты совсем, что ли, спятил? Есть же нужно нормально, когда болеешь! - воскликнул Котька, но тут же осёкся, посмотрев на грустное лицо Верни, мнущего в руках пакет «Нашей аптеки».
- Я не хочу есть, правда.
- Ну не хочешь, как хочешь, - пожал плечами Котька, насильно, что ли, его кормить? Обойдётся. - Давай тогда во что-нибудь сыграем, а то совсем помрёшь тут со скуки. Знаешь такую игру – «слово или дело»?
Верни кивнул, обрадовался заморыш, такой забавный. Искренний. Котька даже немного смутился его радости. Очень редко кто-то радовался его словам, ну только если Светка, когда он что-нибудь приятное скажет, или Рыжий, которого на халяву пить пиво приглашал. А тут… одним словом – ископаемое. Славный всё-таки парень этот Верни.

- Слово, - нехотя буркнул Котька и стал складывать карты. Никогда не любил быть проигравшим. А уж тем более какому-то ботану! Стыдно просто до тошноты. И немного волнительно. Интересно, что интересно Верни?
- Расскажи о том, как тебе было обидно, - Верни плотнее закутался в свой дурацкий клетчатый плед, такой домашний, просто до чёртиков, и выжидательно уставился на Котьку своими невозможными глазами. Да и что, по сути, было странного в этих глазах? Ничего особенного - серые, большие, тёплые. У половины города такие глаза! Да ни черта подобного. Тёплые глаза смотрят на человека, а не сквозь него, как принято. Даже мать Котьки смотрела сквозь и никогда не могла дослушать до конца то, что он говорил. Ну ещё бы, у неё вечно столько дел! Только Котька никогда не знал, каких именно. Хотя вроде бы жили в одной квартире вот уже семнадцать лет. Но то, что дел много, ему дали понять очень и очень рано.
Котька нехотя поднялся с дивана и отошёл к окну. Странный вопрос Верни заставил его нахмуриться и сосредоточиться. Так как это бывало нечасто, то пришлось потрудиться. Вспомнилась давнишняя история. Казалось, что она была похоронена заживо, да не тут-то было. Всё оно тут, рядом, стоит только руку протянуть или начать говорить. И Котька начал:
- Когда я учился в седьмом классе, отец подарил мне ручку, такую интересную, знаешь, с таблицей умножения в виде шпаргалки, там ещё такие колёсики были с цифрами, которые вращались, - Котька метнул на Верни вопросительный взгляд, тот кивнул – понимал, о чём речь идёт. Это было хорошо. Понимание – это самое главное. – Ну так вот, ручка эта была немного бракованная, там колпачок должен был быть синий, но попалась одна зелёная прожилка… Да не о ручке речь… - Котька почесал затылок, забрался на подоконник с ногами, - в общем, я тогда с Рыжим дружил, и когда ручку ему эту показал, он всё смеялся, что она девчачья, такая тонкая, идиотская, да ещё и со шпаргалкой, кто заметит из учителей – по шее надают. Короче, боялся он, что мне попадёт. А я слушал и верил, но всё равно не мог её дома оставить. Отцовский подарок, все дела. В общем, однажды она у меня пропала.
Мы с Рыжим посовещались и решили, что это математичка свистнула или кто-нибудь из однокашников – от зависти, - Котька хмыкнул и потёр нос - когда он волновался, всегда нос чесался. Дурацкая реакция. - В то время таких модных ручек ни у кого не было. Обидно мне было очень. Я всё Рыжему жаловался, а он мне сочувствовал, мы даже в сумке у математички рылись вместе. Вернее, я рылся, а Рыжий на шухере стоял. Конечно, ничего не нашли.
Котька поднял голову, посмотрел на Верни, тот ждал продолжения. Понял, что не только в пропаже дело. Не могут люди так долго переживать из-за вещей. Тем более, такие как Котька. И ведь прав, инопланетянин. Насквозь прав.
- Месяц прошёл, я уж и забыл про эту чёртову ручку, а потом к Рыжему домой пришёл, не помню зачем, и увидел её на столе; свою ручку, бракованную, с зелёной прожилкой. Блин, прям, как моя, засмеялся я, думал Рыжего на понт взять, мол, что же ты нашёл, а мне не отдал. «Да, очень похожа, мне маманя из Москвы привезла вчера», - ответил Рыжий. И я подумал, что ни черта не разбираюсь в этой жизни, если оно так всё. – Котька опустил голову, а потом нервно рассмеялся. – И ведь надо было на шухере стоять, и мне так искренне сочувствовать. С тех пор я к Рыжему по-другому стал относиться.
Верни с пониманием смотрел на Котьку и всё плотнее закутывался в плед. Да куда уж плотнее-то? Удавится ещё! Придурок отмороженный. И захотелось сесть к нему поближе и самому закутать, но Котька удержался. В конце концов, он не нянька. Хотя… после всего, что случилось, можно и нянькой себя пару раз обозвать – не убудет.
- Ну, мне нравится вместе с ним смеяться, но это ещё ни о чём не говорит. Сегодня мы смеёмся, а завтра разбежимся, и я не вспомню, как его зовут.
- Вспомнишь, Вова. Если будешь по-прежнему обижаться, то вспомнишь. Отпусти обиду, и увидишь, что без неё станет легче.
- Ума палата прям, - мягко усмехнулся Котька и спрыгнул с подоконника. Всё-таки решился сесть к Верни поближе. И что в нём такого притягательного? Но тем не менее, хотелось протянуть руку, прикоснуться. Зачем? А фиг его знает, Котька никогда не анализировал свои желания, и теперь не собирался этого делать. – Раздавай. Теперь моя очередь выигрывать! Можешь молиться всем своим патриархам и архимандритам.
- Я атеист, - искренне признался Верни. И, улыбнувшись, опять впал в свой привычный транс. Котька потряс его за плечо и подмигнул. Нет, всё-таки реальная нянька.
- А мне по фигу, веришь? Я всё равно тебя обыграю!
И обыграл. Если Котька задавался целью – препятствий на его пути не было! Да и вообще, было вдвойне приятно выиграть у Верни.
- А когда тебе в последний раз было обидно?
Конечно, это нечестно спрашивать то же самое, но интересно же! Аж скулы свело от предвкушения. И внутри всё замерло. Котька искренне думал, что Верни начнёт рассказывать про свою болезнь. Но Верни на то и был инопланетным существом, что никогда не говорил того, чего от него Котька ожидал вернее всего.
- Помнишь, этой весной, в марте, кажется, наш класс выиграл путёвку в Санкт-Петербург?
Котька расплылся в мечтательной улыбке, вспоминая. Конечно, он помнил это грандиозное путешествие. Именно тогда они со Светкой впервые поцеловались в Петергофе, на берегу Финского залива. Такие понты! А потом ещё в автобусе квасили, довели класснуху до нервного срыва. Но водка спасёт всех, даже нервную Ларису Петровну. В общем, пили они с Лариской от Великого Новгорода до Москвы и такого понаслушались о жизни престарелой бюджетницы! На всю жизнь советов хватит и себе и тому парню.
- Ага, помню, - довольно хмыкнул Котька, но тут же что-то кольнуло - взгляд Верни был тяжёлым и печальным, хотя губы его упорно улыбались. Несостыковка была капитальная и какая-то шизоидная. Так, словно Верни хотел смеяться над тем, что не мог заплакать. – И? – каким-то не своим охрипшим голосом выдал Котька.
- Я перешёл в ваш класс за две недели до этого, поэтому меня забыли внести в списки, и я не поехал. Мама тогда очень постаралась, чтобы наш класс выиграл путёвку: у неё знакомые в администрации есть. Но я ей не сказал, что не ездил, чтобы не расстраивать. Никогда не видел Петербурга, и, наверное…
- Это не из-за списков, - оборвал Котька и, похрустев пальцами, вновь встал на ноги. Да, процесс пошёл.
Верни говорил, говорил, а Котька всё глубже и глубже погружался воспоминаниями в тот день, когда он увидел эти чёртовы списки и суетящуюся радостную Лариску: «Вова, обзвони тех, кого я пометила галочкой, предупреди! Никогда в жизни ничего не выигрывала, а тут такая радость! Только не забудь, Вова. Хоть на старости лет-то съездить на халяву!»
- А из-за чего? – плед съехал с тощего плеча Верни, и Котька хотел было поправить его, но быстро отдёрнул руку, поняв, что должен сказать ему. И как это будет тяжело. Впервые было тяжело говорить.
- Я должен был позвонить, но не стал, - едва слышно буркнул он. Так, словно слабость звука должна была сгладить силу произнесённых слов. Не сгладила.
- Почему? – спокойно спросил Верни. И опять посмотрел своими всезнающими глазами. Прямо в мозг. Котька на автопилоте пожал плечами. Было и стыдно и страшно и очень-очень грустно от того, что ничего уже не вернуть, даже если очень захотеть. Это теперь он умный, это теперь он считает Верни нормальным парнем, даже очень здоровским парнем. А толку-то?
- Почему? Да потому что не хотел, чтобы ты ездил с нами, - глухо ответил Котька и исподлобья посмотрел на Верни. Он ждал его осуждения, чтобы закрыться, по привычке. Мать всегда орала на Котьку, если он что-то делал не так. И однажды он просто перестал слышать то, что говорится в повышенном тоне – всё равно ничего нового и приятного не услышит. Но Верни просто опустил голову и поправил плед.
- Я понимаю, - тихо сказал он и улыбнулся. – Трудно влиться в сформировавшийся коллектив, да и я никогда не старался.

Уму непостижимо! Котька плюхнулся на пол и закрыл лицо руками. Инопланетный посланник его ещё и оправдывал, посмотрите на него. Сам чуть не ревёт от обиды - ну Котька-то бы уж точно ревел ночью под одеялом – а у него прям совсем не виноват получается. Что за глупость? Он же себя совсем гадом чувствует теперь. Хотя так, наверное, оно и есть. Но никаких пособий по идиотизму ещё не выпускали, потому трудно говорить наверняка, без отсыла к уважаемым господам присяжным.
- Да не в тебе дело! – сорвался Котька. Правильно, лучшее средство защиты – нападение. А Верни заставил его не только вспомнить про эту дурацкую ручку, даже Светка про неё не знала! А ей Котька всё всегда рассказывал. Ну может не совсем всё - зазнается ещё. А теперь вот этот блаженный гуманоид ещё и думать его заставляет о своих прегрешениях. А он-то искренне верил, что их нет, тем более таких, реальных, недетских, да какое там, жестоких, очень жестоких.
Верни спокойно смотрел на раскрасневшегося Котьку и ждал его слов, без улыбки, как истинный инквизитор, честное слово. «Казнить нельзя помиловать» - запятые ставить будем после того, как выслушаем всех свидетелей.
- Дело в том, что я не хотел, чтобы ты там был, - чуть тише продолжил Котька, расхаживая взад и вперёд по комнате, совсем свихнулся из-за этого Верни. – Ты меня бесил, просто до чёртиков.
Верни вмиг стал бледным как полотно, так, словно где-то там у него был кран, который открыли, и вся кровь в одно мгновение вытекла из этого тщедушного тела. Идиотское сравнение, грустно подумал Котька. И без того у Жени проблемы с кровью.
- Это из-за внешности? Из-за волос? - убитым голосом спросил он и нервным движением провёл по голове, как бы стряхивая что-то. Но стряхивать было нечего. Ровный короткий ёжик. Светло-русые волосы. С нормальной причёской Верни выглядел бы очень смазливо, из-за своих невозможных глаз и по-девчоночьи узкого подбородка. Да он и так выглядел вполне себе ничего, вот только бледность ему не шла, будто и неживой вовсе, восковая кукла.
- Да не из-за волос, - Котька понизил голос почти до шёпота. Непроизвольно, так получилось. Очень уж стыдно было ему говорить на эту тему. В глаза говорить всегда трудно. – Хотя и из-за них тоже… но не то, что ты подумал. Просто ты был таким странным, не таким, как все остальные. И меня это нервировало, как соринка в глазу, а хотелось оттянуться спокойно.
Котька опять врал, но как-то так, что и сам не понимал, где и в чём. Верни действительно его нервировал, но разве он мог сказать, что думал о его болезни и днями и ночами, но без сочувствия, а с безумным азартом? Как врач-недоучка: так, посмотрим, что там у тебя болит, угадал ли я или промахнулся? Не СПИД ли? И хотелось, чтобы был СПИД. Но не у Верни именно! Котька никогда никому не желал зла. Нет, вообще в природе, у кого-то, кого можно увидеть, услышать, тут, близко, а не по телеку в дурацких всяких фильмах и страшных передачах для подростков. Но рассказать об этом невозможно, потому что Верни будет плохо. А с некоторых пор, Котька уже и сам не знал, с каких, ему жуть как хотелось, чтобы Жене было хорошо. Наверное, потому что когда он весёлый, с ним очень здорово.
- Ты боялся заразиться? Я знаю, многие боятся, - ровный голос рассудительного Верни окончательно взбесил Котьку. Да как можно всё о себе знать и спокойно относиться к ошибкам других?! Нужно же было что-то с этим сделать! Котька удавился бы, если бы кто-то посчитал его заразным. Даже когда он болел ветрянкой в детском саду, то очень опасался, что с ним не будут дружить после. Но все стали, потому что Котька растрындел о своей болезни, как о каком-то космическом вирусе, который был послан только ему для проверки выносливости. Такой маразм, если честно. Но все поверили и очень уважали потом.
А Верни сидел и молчал, доказывая всем, что они правы в своём идиотизме. И ведь невдомёк, что если он ходит в школу, то ничего заразного в нём нет. Любят же всякие сказки, сплетни и слухи, хлебом не корми, дай кого-нибудь побояться, а то скучно жить станет вдруг. Но Котька и сам, конечно, недалеко от них ушёл. Они хоть чисто по-человечески боялись, а он что делал? Манию величия чесал.
- Ну ты совсем ненормальный! – Котька смотрел на Верни во все глаза и не мог поверить, что в мире могут существовать такие странные люди. – Ничего я не боялся, я ж не тупой. Ты в школу ходил, от тебя училки все попадали, я просто хотел разгадать твой секрет и всё…
- Секрет? – беззвучно переспросил Верни. И задумчиво уставился прямо перед собой. – Лариса Петровна знала, что со мной. У неё можно было спросить или у меня. Я бы тебе рассказал.
Котька усмехнулся, ну совсем с нервами беда. То стыдно просто до колик, то смеяться хочется над наивностью нового двуногого друга. Друга? Вот это реальное попадалово…
- Ну ты сама наивность, честное слово, - он сел на диван рядом с Верни и, протянув руку, легонько постучал тому по голове – очень уж сильно захотелось к нему прикоснуться. – А как же инстинкт следопыта?
Верни улыбнулся, уголками губ, но это было уже что-то. Как-то слишком затянулся этот трудный разговор, пора что-то менять, решил Котька. И сама судьба дала ему шанс, такая зараза.
- И какие были версии? – Верни непроизвольно подался вперёд, но не для того, чтобы услышать страшную тайну, а просто хотел устроиться поудобнее в своём чудо-коконе. Но Котька воспринял его движение иначе. Резко обхватил за тонкую шею и прижал к себе, засмеявшись.
- Я думал, что ты инопланетянин, зомби, и восставший из ада! Ещё я думал, что ты зарыл труп бабушки-кошатницы под своим окном и теперь скрываешься от всевидящего ока милиции, - перечислял он, пытаясь ухватить сопротивляющегося Женьку за бок. Но поскольку тот был завёрнут в плед, добротный такой, непрокусываемый, у Котьки ничего не получалось. И он только фыркал от какого-то внезапного вспыхнувшего истерического веселья. – Это мои самые откровенные фантазии, зацени, Верни! Впервые в эфире!
Они ещё повозились некоторое время, а потом Котька услышал хриплое дыхание в груди Жени и, осторожно обняв его за плечи, прижал к себе, словно тем самым мог остановить всё плохое.
- Ты такой мелкий, прям как игрушечный, - сказал он, с замиранием сердца глядя на покрывшиеся нездоровым румянцем скулы Верни. Опять температура поднялась. Поиграли, называется, в детскую игру, чтоб время занять, только разволновались.
- Меня мама в детстве сусликом называла, - тихо, улыбаясь, сказал Женя, и положил голову на плечо Котьке. Вот тебе и инопланетное чудо, доверчивое такое, прям как не парень, так прижался… Да и фиг с ними, с этими условностями. Хочет, пусть так сидит! Котька не станет плечо убирать, ни за что на свете.

- Почему сусликом? – может, ещё рукой погладить по голове? Вроде бы ёжик, а всё равно волосы мягкие. Приятно елозить пальцами туда-сюда. Никого так не хотелось трогать раньше. Всё такое странное… новое, и сердце в груди всё скачет и скачет, не может успокоиться, а сидят вроде бы почти не двигаясь. Все эти нежности со Светкой смотрелись бы идиотски, а с Верни можно, потому что он не девчонка, и ничего не подумает лишнего про любовь до гроба. Любят же эти девчонки всё усложнять, оно и так непросто даётся.
- Потому что я всегда руки поджимал к груди, вот так, - Верни выпрямился на диване, и Котька со скрипом убрал ладонь с его головы. Плевал он на сусликов, и вообще… голову верни на плечо! Но суслик из Верни получилась реальный, даже прям хохотать захотелось. Очень артистично показал. А потом опять погрустнел. – Мама устала от меня за годы моей болезни. Всё суетится, суетится, а внутри камень. Иначе нельзя жить, люди хрупкие создания. Согласись?
- Ни черта они не хрупкие, - хмыкнул Котька и сам притянул Верни к себе, завтра подумает над тем, почему он это сделал, а сегодня всё через одно место, так пусть уж до конца так будет. – Люди, они очень сильные, Женька! Вот я, например, сколько меня в морду ни били, никогда не ревел. А Рыжий ревел. И не один раз.
- Это потому, что он у тебя ручку украл.
- Это-то тут причём? Просто он слабый, и боль плохо переносит.
- Боль можно перенести, а предательство нет. Это душа гниёт, и никакие лекарства ей не помогут. Ты знаешь, что он у тебя ручку украл, он тоже это знает. Но, поверь мне, ему намного тяжелее и больнее.
Котька опять погладил Верни по голове, скользнул кончиками пальцев по ушам. Уши у него были забавные: маленькие, твердые, очень аккуратные и чуть-чуть вытянутые вверх, как у эльфов. Верни мог носить любую причёску с такими ушами, даже этот свой вечный ёжик, в отличие от лопоухого Котьки.
- Ну может и тяжелее, его никто не заставлял переть у меня ручку, - хмыкнул Котька, что-то мысли все путались в голове. Нужно либо на серьёзную тему говорить, либо уши эти трогать, очень уж отвлекают. – А меня отец Котькой называл, когда я мелкий был, «Котька-спиногрыз». Я даже не знаю, почему.
Верни чуть повернул голову, не стал из-под руки выбираться. Лицо Котьки расплылось в улыбке – понял, что Жене нравятся его прикосновения, и тоже не хочется, чтоб они прекращались. Вот тебе и шутка юмора. Был бы Верни девчонкой, то сейчас бы и поцеловались, так прям близко, дыхание чувствуется на лице… подумал вдруг Котька и замер, глядя в большие светлые глаза. В расширенных зрачках даже себя увидел. А Верни мог бы его поцеловать, запросто, просто чуть податься вперёд, он же… И почему забыл?
- А ты похож на кота, - смутившись от Котькиного взгляда, промямлил Верни, - формой глаз... – он осёкся и чуть отстранился. Котька тоже молча отсел. Больше не смотрел на Верни, не трогал.
Котька растерянно шарил взглядом по комнате, стараясь не думать о том, что всего минуту назад, он хотел… нет, он был готов, нет! Опять не так! Да он почти поцеловал парня, и пусть не совсем нормального, и кругом замечательного, но это всё равно была катастрофа.
- Вова, - тихо, вновь улыбаясь, - я не буду к тебе приставать, не бойся. Для этого у меня есть другой человек.
Котька отпрыгнул от Верни, как ужаленный. Вскочил на ноги, и резко оправил на себе одежду.
- А мне-то что? – издав нервный смешок, язвительно выдал Котька. – Где же он сейчас, этот человек?!
Верни продолжал улыбаться, словно издеваясь над Котькиным бешенством. Придурок гуманоидный! Лучше бы вообще его не встречать, так спокойно всё было, так просто и понятно. Жизнь катилась и катилась, а Котька сидел в своей норе и мог предугадать каждую свою реакцию. Ответить за каждое слово! А теперь?
- Вова, ты слишком многого хочешь, - спрятав улыбку, сказал Верни, и его спокойствие и уверенность резанули Котьку сильнее всяких издёвок про ревность и прочую чушь, которую он ожидал услышать. – И мои решения мы не обсуждаем, - жёстко, глядя Котьке в глаза.
Вот это отношение. Общество потребления, честное слово. И сразу вспомнилось то, собственно, зачем он здесь, и дурацкие эти пять тысяч. Красная цена Котьки. Или Верни? И что-то заныло в груди от одной только мысли - почему не сделал по-человечески? Сразу после того разговора в туалете можно было пойти вместе домой, поговорить… И всё то же самое, только без этих дурацких условий и границ. Да невозможно это, сказка, ни за что на свете Котька не пошёл бы домой с Верни тогда, а теперь уже поздно, осталось четыре дня, а потом они вновь разбегутся.
- Да, я помню, - шмыгнул носом Котька и посмотрел в окно. Там уже был вечер. – Мы сегодня куда-нибудь пойдём?
Он только мельком глянул на Верни, всё ещё злой, обиженный, потому наверное, это выглядело очень уж резко. Когда Котька злился, то в зале тушили свет. Светка убегала домой вся в слезах, мать не входила к нему в комнату, Рыжий молча сидел рядом и боялся пошевелиться лишний раз. И только тщедушный гуманоид с неизвестной планеты смотрел на него с сожалением и какой-то понятной только небесным созданиям растерянностью.
- Нет. Если хочешь, можешь идти домой, на сегодня программа выполнена.
Верни потрогал свой лоб – пальцы его слегка дрожали, немного поморщился и стал удобнее устраиваться на диване. Плед сполз на пол, когда они возились. Домашний уютный плед. Именно такими пледами заботливые матери укрывают своих заболевших детей, готовят всякие компоты и морсы, проверяют температуру и несут этот идиотский бред про собачку, у которой болит, про кошку, у которой тоже нелады со здоровьем, а вот у её сыночка всё будет тип-топ, только нужно выпить эту горькую фигню. А мамы Верни не было рядом, только плед, да Котька со своим гонором и неуместной злостью. Да уж, засада.
- У тебя есть малина или мёд? – спросил он, и сразу стало легче. И он опять рулил процессом, в конце концов, кто тут за няньку сегодня?!


Домой Котька вернулся в одиннадцать вечера, уставший, но довольный и собой, и вообще всей ситуацией. Верни смотрел на него как на спасителя, когда он размешивал малину в чае, потом ещё бухнул туда лимон, мяту и корицу. Вычитал рецепт где-то между объявлением о приёме на работу и рекламой горящих путёвок.
И что в этом такого? Ну умеет он лечить всякие простуды, на собственном опыте знает, что это такое, когда плохо, и вроде народ рядом: и мать придёт сочувствовать, и бабуля заглянет сказать своё веское слово, и какие-нибудь ещё соседки набегут – любят у нас проблему всем миром решать, а толку от этого народу в итоге никакого, одна суета. Потому работает метод «помоги себе сам». И помогает, а куда денешься?
- Ты делаешь чай с таким выражением лица, что я боюсь его пить, - смеялся Верни, глядя на снующего по кухне Котьку. Надо отдать ему должное – сновал он безо всякого стеснения. Вообще Котька никогда не был шибко стеснительным, чушь это всё, никому не нужная скромность. И самому стрёмно, и другим тоже смотреть не весело. Ну, может, старушки какие считают это замечательной чертой, так им подумать больше не о чем, как только о разных замечательных чертах. Творчество ещё то!
- Разговорчики в строю! Я когда болею, любую гадость могу выпить, лишь бы всё прошло, а тут вообще прекрасный компот получился, - Котька зачерпнул ложку ядовито-красной смеси из кружки и отправил её в рот, кислятина была просто невероятная, даже слёзы на глазах выступили. – Ядрёная штука, - сморщившись, прохрипел Котька, - зато продерёт до самой задницы! И вся твоя простуда пройдёт.
- Испугается, - Верни встал из-за стола и с сомнением посмотрел на «ядрёное» творение.
- Ну что ты весь сморщился? – бодрая улыбка озарила лицо Котьки, и он уверенно протянул кружку Верни. – Позитивнее, Женька, позитивнее! Самовнушение – это уже половина успеха.
Сделав небольшой глоток, Верни слегка поморщился, но пить продолжил.
- Кисло, но кому сейчас легко? – улыбнулся он после того, как поставил пустую кружку на стол. Гордый Котька хлопнул его по плечу. И так это было здорово! Котька тут же подумал о том, что они могли бы и не разбегаться после, если Женя захочет, конечно… Вот бывают такие моменты, когда сразу понимаешь, что этого человека не хотел бы упускать из виду. У Котьки так было всего однажды, в детском лагере. Кажется, его звали Мишей, смешной такой, косолапый, прям как настоящий медвежонок, умел фокусы разные показывать. Кидает орешек в один рукав, а из другого достаёт. Как он это делал, Котька до сих пор не знал, и никто не знал, у кого он ни спрашивал. Вот так же и Верни, только он говорит так, словно орешки кидает. И не знаешь, откуда он в следующий момент появится, этот орешек, но так волнительно, что прям сердце замирает, а вдруг не достанет из другого рукава?
- Ну, я домой пойду, наверное, а то мать голову оторвёт, - сказал Котька, а самому не хотелось уходить, ведь можно ещё о чём-нибудь поговорить, а то вдруг завтра будет другое настроение, и уже не получится так откровенничать.
- Конечно, иди, тебе завтра в школу, - без сожаления ответил Верни. Ну что за чудо, никакого нытья, никаких обиженных взглядов, а может потому, что ему неинтересно всё было? – Спасибо за всё.
Да нет! Показалось. Верни искренне улыбался. Очень редко он улыбался, поэтому Котька ему верил.
- Да не за что, - смущённо усмехнулся он. В голове вновь промелькнула мысль о деньгах и причинах, по которым он тут, но быстро задохнулась. Не в деньгах дело, совсем не в них уже. И Верни тоже знал. Радовало ли его это?

Котька лежал на кровати, раскинув ноги, и смотрел в потолок. В мамкиной комнате часы отбили два раза, а сна как не было, так и не намечалось. По Котькиной груди скользили тени от оконной рамы, подсвеченной припозднившимися машинами. Тень двигалась от правого плеча, по груди, и пропадала где-то в районе левого бедра. Интересно, когда у Верни ЭТО было первый раз? И почему именно ТАК? Явно неспроста.
У самого Котьки были только поползновения, но ничего серьёзного. Зато у Степанова было много раз серьёзно, и при этом язык длинный и без костей. Вся команда по баскетболу знала, как он это делает, с кем, когда и где. Такой омерзительный тип, надо заметить. Когда парень встречается с девчонкой, то это только их дело, личное, и уж точно ни коим боком не касается всей баскетбольной команды! Да и вообще, хвалиться сексом с девчонкой – это низко. Велико достижение, прям как с парашютом прыгнуть, что ли? Это ж чувство, это от души, это в темноте всё должно происходить. Хорошо Верни про Рыжего сказал, что у него с душой не всё в порядке. Теперь многое стало понятно, и слова его и закидоны всякие. Вот и у Степанова тоже очевидно была какая-нибудь такая же гадкая история, и с тех пор он считает, что имеет право говорить плохо про девчонок. И Рыжий будет плохо говорить, Котька уже сейчас знал. Это показатель, как человек относится к тем, кто слабее его.
Был бы Верни девчонкой… может, у них что-нибудь бы и получилось. Ненадолго, правда. Это Котька тоже знал наверняка. Но это же не значит, что и стараться не стоит? Наоборот, чем безнадёжнее отношения, тем они интереснее, потому как нужно дураком быть, чтоб безнадёжно влюбляться. А дураком быть иногда очень интересно!
Котька точно помнит, что это был седьмой класс. Стыдный седьмой класс. Его ещё тогда стригли очень коротко, и уши торчали в стороны, просвечивая на солнце. Вот умора была для всех окружающих. Только Котька жутко смущался. Это было время, когда он очень часто смущался. А потом уже появилась злость и пофигизм. Но сначала было душное смущение. Её звали Олеся. Девятиклассница, жгучая брюнетка, она всегда громко смеялась и участвовала в школьных соревнованиях по стрельбе. Она крутила роман с тренером. Котька каждое утро ждал её около подъезда в кустах, чтобы посмотреть, как она выходит из дома, размахивая сумкой, так, словно хочет запулить её на луну. Но как она мотала этой самой сумкой!
Олеся ушла из школы после девятого. Сплетни донесли, что замуж за тренера она так и не вышла, укатила с горя в Москву стрелять за сборную. Тоже была дурой, думала, что тренер из-за её великой любви разведётся со своей женой, и ей всё-таки не придётся стрелять за сборную. Может, оно и к лучшему, что он не развёлся. Стреляет Олеся до сих пор здорово, пару раз её по телевизору показывали.
А потом у Котьки появилась Света, или Котька у Светы… Иногда это значит не одно и то же. И всё стало так, как должно быть. Никаких отклонений, никакого лазания по кустам. Котька искренне думал, что поумнел, повзрослел, остепенился, до тех пор, пока в их классе не появился Верни. Может, он заклинился на Верни именно потому что тогда в кустах сидел и смотрел, как Олеська сумкой крутит?
Сознание медленно плавилось, мысли путались, повторялись, Котька уже не мог понять, он сейчас засыпает или всё-таки идёт в школу и смотрит под ноги на цветные бумажки, которые похожи на деньги, пять тысяч за то, чтоб посмотреть, как Олеся выходит из подъезда. Котька бы отдал…
- Мирись, мирись, мирись, и больше не дерись, а если будешь драться, я буду кусаться, - говорит Верни серьёзно и протягивает мизинец, нужно обхватить его своим мизинцем и потрясти рукой – такой бред, но почему-то приятно. Котька обхватывает и застывает, смотрит в светлые, почти прозрачные глаза, видит своё отражение. Сам себе завидует. Вот и правда бы попасть к нему в голову, там, наверное, интересно…
- Я бы тебя поцеловал, если бы ты был девчонкой, - признаётся он и обнимает Женю за шею свободной рукой, прижимает к себе. Скользит щекой по Женькиному тёплому виску. Тот дышит неровно, тяжело, но не потому что ему плохо, а потому что он смущён. И так это хорошо сейчас его обнимать, так правильно.
- Жаль, что я не девчонка, - шепчет, грустно.
- Жаль…