Попутчик

Он подвез меня до дома глубокой ночью, кажется, в конце ноября. Стал спасителем для одного долбое*а, который спустил последние деньги на дешевое вино и дорогие чипсы, забыв оставить хотя бы сорок рублей на обратную дорогу до дома. Долбое* не успел на троллейбус, втопивший по полупустому Рязанскому проспекту в сторону метро с одноименным названием, и остался стоять на обочине дороги в состоянии, близком к тому, находясь в котором, спортсмены завоевывают золотые медали, то есть в состоянии полного ****еца, называемого эйфорией. Прекрасно помню свои мысли в этот момент: от отчаянного «вот умру здесь, и вы все пожалеете!» до злобного «Вот я урод…». Но, увы, денег на дорогу у меня не было, о чем я честно сказал водителю тормознувшей около меня черной «Ауди».

- Куда? – спокойно спросил водитель в открытое окно, перегнувшись через пассажирское сиденье.

- Я не голосовал вообще-то, – возмутился я.

Помню, как он улыбнулся, на секунду опустив голову.

- Я сам остановился, - терпеливо объяснил он. – Садись-ка.

- Позвольте, - взмахнул я, как мне показалось, красиво рукой, отгоняя от себя последнюю надежду добраться до родного района. – Но у меня ни копья, ни желания это копье зарабатывать.

- Садись, сказал.

Он настаивал, а я не сопротивлялся. Сделав вид, что это я тут все решаю, а не он, я упал на пассажирское сиденье и внимательно посмотрел на водителя. На вид ему было под сорок, обычный такой, брови темные, куртка, но он был потенциально интересен мне только как собеседник на ближайшие сорок минут нашего совместного времяпровождения.

- Ремень.

- Не ношу, - отозвался я.

- Придется, - сказал мужчина, перегнулся через меня и, вытянув ремень безопасности откуда-то из-за сиденья, намертво зафиксировал мое озябшее туловище в мягком кресле.

- А я думал, что тут можно по салону ходить во время полета, - не выдержал я.

Из меня так и перло. Копеечное вино, которое я купил в задрипанном магазинчике около Генкиного дома, имело пролонгированное свойство действовать тогда, когда ты меньше всего этого ждал. По идее, винные пары должны были выветриться уже пару часов назад, я же сильно замерз, но нет же, они все еще баламутили мою кровеносную систему. 

Мужик, который сам решил подвезти меня, кажется, понял причину моего саркастического взгляда на жизнь.

- По салону ходить можно, - сказал он, когда машина тронулась с места. – Только в хвост не ломись – там багажный отсек, каким-нибудь чемоданом зашибить может.

Он включил музыку. Стинг спел про какого-то англичанина, его плавно перебила Бейонси, которую плавно перебили битлы. Я сказал, в какую сторону мне ехать. Мой личный водитель не возражал.

Оказывается, я уснул где-то на Третьем транспортном. Помню, что ехали, помню, что водила спросил, где я учусь, а я ответил, что такие подробности мне самому не известны… и провал.

Увидев железную дверь родного подъезда, я улыбнулся. В голове тягуче перекатывались пьяные сны, и я сначала не особенно старался выйти из машины, и пару минут смотрел прямо перед собой. Потом я повернул голову в сторону водителя. Оказалось, он смотрит именно на меня. Смотрит насмешливо и доброжелательно.

- Я предупредил, что денег нет, - вздохнул я и развел руками. – Везите меня обратно.

- Домой иди, – улыбнулся он. – Считай, что ты мне заплатил.

- Как это? – прищурился я подозрительно. – Когда это вы успели? Когда я спал, да?!

- Все, дуй отсюда. Спокойной ночи.

Он отвернулся, мне стало неловко.

- Спасибо? – неуверенно произнес я. – Я не хотел вас обижать.

- Домой иди.

Отстегнув ремень, я вышел на улицу. Автомобиль тут же развернулся и скрылся за углом моего же дома.

Теперь я был почти трезв, но поимел другую интоксикацию – душевную, потому что было стыдно, непривычно, и еще отходняк этот…

Дома все спали. В комнате мамы горел ночник, значит, ждала меня до последнего. Я выключил его, а когда уходил, увидел, что она проснулась. Я сказал, что я дома, что суп не буду, а сразу лягу спать.

И мы все вскоре уснули.

На следующий день его черная «Ауди» ждала меня около подъезда. Я бы прошел мимо, но он, резко посигналив, заставил меня подпрыгнуть на месте. Подходя к машине, я понимал, что денег я все-таки ему должен, а убежать будет нелегко – он же на колесах. А, может, я ему что-то во сне пообещал?

- Садись.

- С какой стати?

- Опаздываем.

- Однако.

- Я работаю в тех краях, где ты учишься.

- А где я учусь?

- Садись, по пути расскажу.

И я сел в машину. Сам пристегнул ремень безопасности, сам всю дорогу поддерживал разговор, стараясь быть вежливым и сыпать остротами. Мой новый знакомый курил в открытое окно, а из динамиков до сих пор слышался уставший голос Стинга. 

Оказалось, он был женат, и у него даже были дети. Про свою работу он не рассказал, умолчал также и о том, сколько ему лет. Но по коротенькой паузе в разговоре, которая возникла после того, как я сообщил, что моим родителям слегка за сорок, я понял, что он имеет примерно ту же возрастную категорию, хотя внешне выглядел слегка... другим.

Он затормозил около автобусной остановки, которую я уже видеть не мог – пятый год подряд каждый день сюда, потому что лекции, пары, зачеты. Я не удивился тому, что мужик знает, где находится мой вуз. Подумаешь, тайна какая. Наверняка я вчера все ему выдал, будучи в состоянии сильного винного непотребства.

- Я могу отвезти тебя домой, - сказал он, глядя в зеркало заднего вида. – Когда подъехать?

Я скосил глаза на его колено. Странный человек. Значит, и колено у него тоже могло быть странным.

- А зачем? – спросил я. 

- Ну, а почему бы и нет?

Действительно, как все просто-то.

- Что вам от меня нужно?

- Опоздаешь. – Тон стал неумолимым. – Если будет желание, то сам объявишься.

Он открыл «бардачок», достал оттуда визитную карточку и протянул мне. На матовом картоне бледно-песочного цвета тонким черным винтажом "шли" имя, фамилия, номер мобильного - сплошная интрига, но ничего лишнего. Его звали Александр. Наверное, мне не стоило это брать, но я взял. Мало того, я все-таки позвонил ему в этот же день.

Отработанная схема, следуя которой, я стал бояться того, что начну толстеть. Теперь я не пользовался метро, автобусами или кособокой желтой маршруткой, посредством которых добирался до института. Саша встречал меня утром недалеко от дома, а после учебы отвозил туда, куда я хотел. Сначала я побаивался всего этого, но потом внушил себе, что каждому человеку нужен попутчик. Всего и не расскажешь, своих может перекосить  от откровений, а чужие могут запросто послать в светлые дали. А вот попутчик выслушает, подперев натруженной рукой морщинистую щеку, а потом еще и сигаретку предложит.

Он мало говорил о себе, но любил задавать вопросы. Во время многочисленных пауз мы насиловали диск с песнями Стинга, курили или занимались каждый своим делом. Я мог с головой уйти в мобильный, а он продолжал рулить. Молчание в такие моменты и мне, и ему было не в тягость.

Он очень аккуратно приучал меня к себе.

В середине декабря он предложил сходить "по кофейку". Я сказал, что такое счастье мне даже и не снилось, потому что денег в семье особенно нет, а я не могу сейчас подрабатывать, так как по вечерам очень часто болит голова, ну, сосуды слабые, и поэтому я слегка лечусь. Услышав мое бормотание, он полез в кошелек.

- На, - протянул он мне пятитысячную купюру. – А чтобы не думал ничего такого, то давай решим, что это в долг.

Я брезгливо посмотрел на деньги. Дает пять тысяч, а ощущение такое, словно я только что продался за миллион.

- Саш, а ты бы взял?

Он изогнул левую бровь.

- Я брал. Поэтому теперь отдаю.

- Ничего ты у меня не брал.

- Я у других брал, а вот вернуть не получилось. Возьми, пожалуйста.

- Но я не могу.

- Хорошо. Тогда мы на эти деньги и сходим.

И сразу стало легче. Значит, все же плачу я.

- Отлично, - я взял купюру и засунул ее в карман. – Тогда я приглашаю тебя в крутейшее место, мы как раз недалеко.

И я отвел его в Макдональдс.

Встречи стали регулярными, а его присутствие в моей жизни – необходимым. Я не искал в нем "отца", потому что мой собственный был жив и здоров, дружил со мной всю мою жизнь, и я не чувствовал себя брошенным, несмотря на то, что он частенько мотался по своим научным конференциям по всему миру. Саша не видел во мне "сына", это тоже было очевидным, хотя бы потому, что обмолвился как-то о том, что сын у него в наличии уже имеется. За время нашего общения он не стал более разговорчивым, зато я расслабился. Я совсем его не боялся, а понял четко, что он просто хороший знакомый, какие внезапно голосуют на обочине нашего жизненного шоссе, чтобы потом снова куда-то пропасть. Никаких обязательств, никакой скрытой логики, кроме теплых мыслей о том, что у него в машине всегда умеренно прохладно, что он каждое утро ждет меня около станции метро, и я стараюсь не задерживаться.  

В то утро я проспал. Мама ушла на работу, но перед этим, как ей показалось, разбудила меня, а я, скотина, только сделал вид, что встал. На самом деле, я тут же упал обратно в теплую постель и, приказав себе проснуться через десять минут, уснул еще на полтора часа.

Звук дверного звонка подбросил меня на полметра над кроватью. Я схватил мобильник, пытаясь разобраться во времени, как-то криво подбежал к входной двери, и, не глядя, кого там принесло, открыл ее. 

На пороге стоял Саша с таким выражением лица, которое в обществе метко окрестили «топором».

- Ты мог позвонить, чтобы я не торчал около метро.

- Я не помню, чтобы я называл номер квартиры...

- Ты очень деликатен.

Он задвинул меня в прихожую и сам закрыл входную дверь.

- А мать думает, что сын в данный момент становится умнее, – сказал он недовольно. – Значит, дай мне чай там или кофе, и я отвезу тебя ко второй паре.

За полтора месяца он действительно стал хорошим знакомым. Очень хорошим. И я даже доверял ему, на то были основания. Но сейчас, в собственном доме, я слегка растерялся.

- Откуда ты знаешь, что я тут один?

Он снял куртку, положил ее на тумбочку в коридоре и пошел в сторону кухни. Я спохватился, быстро натянул джинсы, свитер, и уже через десять минут мы пили чай с бутербродами.

А потом он снова отвез меня в институт.

Генка, тот самый дружбан, с которым мы напились, как-то спросил меня о том, а куда это я пропадаю сразу после лекций.

- Домой ухожу, - ответил я, - а что? Куда люди могут пропадать после лекций? В море, наверное, уходят, как корабли, чтобы утром вернуться.

- Не говори, если не хочешь, - согласился Генка, подсовывая мне «Орбит». – Твое дело, я всего-то спросил. Просто пили вместе, а уходишь один.

- Ну, а с какого мне с тобой-то уходить? – не выдержал я.

- Не ори, - предложил Генка, которому, кстати, грозило исключение за какую-то патологическую неспособность к получению высшего образования. – Дай списать. Я вчера снова с Алкой расставался, не до этого было.

- На, - я протянул ему тетрадь. – Расстался?

- **й там, - зевнул Генка. – Она не хочет.

- А ты?

- А мне пох. Просто она всегда лезет мириться, когда я уходить собираюсь. Ради этого стоит постараться.

Я задумался. Генка использовал свою Алку, манипулируя ее чувствами к нему, и тут же получал необходимое. А я, боже ты мой, имею все это в полном объеме просто так? Но у Генки и Алки чувства, а Саша для меня, скорее, артефакт, но уж никак не моя девушка. 

Он знал обо мне много того, о чем я не говорил. Какие у меня предметы в вузе, на больничном ли препод, как фамилия декана, чем больна мама, на какой должности отец. Я пугался, застревал на месте, когда он вскользь упоминал о чем-то, о чем ему знать было не положено, а вскоре понял – все не так просто. Его молчание в отношении своей работы, более чем краткая информация о семье, пресечение моих расспросов обо всем, что касается его, - все это складывалось в моей голове в непонятную черно-белую инсталляцию. Силовик он был или обыкновенный шпион из ЦРУ, как-то меня не волновало, потому что он бы все равно не сказал. Завербует ли он меня в скором времени или уже запихнул мне во время нашей первой встречи куда-нибудь пару «жучков»? На это, честно говоря, было не похоже. Ну, не действуют так, что я, совсем дурак, что ли. Сначала я терялся в догадках, но, видимо, не особенно хотел о чем-то догадаться. А так как решить я ничего не мог, потому что воспринимал его уже как кролик анаконду, я молчал, гнал сомнительные предположения и просто проводил с ним время. И, возможно, подсознательно я уже хотел чего-то более близкого. Хотел что-то знать и о нем, но не имел на это никакого права. И это сильно расстраивало. Но тянуло меня к нему все сильнее и сильнее.

Наши отношения мутировали. Мы стали разговаривать по телефону перед сном. Пара вопросов с его стороны, пара ответов с моей как раз в тот момент, когда я уже был в постели. Его напоминания о необходимости взять с собой таблетки от давления, мой вопрос о том, как он добрался домой. Ответы четкие, краткие. Ритуал перед анабиозом или его низменное желание заняться собой под звук моего голоса, вытекающего из динамика прямо в его идеальной формы ушную раковину -  что бы там ни было, я не услышал в его голосе сексуального придыхания, лишь легкий кашель напоминал о том, что он умеет еще что-то, кроме как работать органайзером и личным водителем для бедняжечки-студента.

Чуть позже это все же произошло - я вдруг стал о нем мечтать. Конечно, это происходило перед сном, когда я закрывал глаза, а с учетом того факта, что я представлял, как на этой самой кровати мы... Пару раз я все-таки сделал это, не справился. Первый раз был очень запоминающимся, я спешил, и догнался так сильно, что искры из глаз посыпались. А второй раз, когда я занимался сексом с ним, с воображаемым, с таким, каким его запомнил, был тягуче-ноющим и болезненным, но когда наступила разрядка, то сила выброса, наверное, была равна рождению сверхновой. Я кончал и плакал. Зайди в тот момент в комнату мама, я бы не отмазался, потому что ее сын лежал на кровати, широко раздвинув ноги, сбросив одеяло на пол, и хулиганил на белой в синюю клеточку простыне с таким выражением лица, что впору было бы звонить в военкомат и требовать, чтобы ее ребенка забрали и вылечили.

Он позвонил в дверь, а когда я открыл, не стал задерживаться на лестничной площадке. Этим утром я не пошел на занятия и честно сказал ему о своих планах накануне вечером. 

В голове не щелкнуло, в мозгах не произошло ничего аномального, когда он молча развернул меня к себе спиной прямо в коридоре и стянул с меня трусы. Поцелуй в затылок, потом в плечо. Его ладонь, коснувшаяся поясницы, и мои руки, упирающиеся в поверхность тумбочки, сделанной из черного дерева, привезенной отцом из Африки, где он был на консилиуме.

Я слушался. Это было полной неожиданностью с моей стороны, но я подчинялся. А он не делал ничего, только целовал. А еще накрывал своими руками мои. Поцелуи, как я считал, это оборотная сторона по-настоящему жесткого полового акта, которые выматывают столь же сильно, как и божественно прекрасный танец твоего партнера, который тебя имеет. Тот, кто считает фрикции тупым вбиванием прописных половых истин учителем непосредственно в ученика, очень и очень ошибается. Стыд, вот что это такое, стыд, смешанный с отпечатками чужих рук на собственном теле, которое само реагирует на прикосновения, рассыпанные везде и всюду, которые изводят, мучают, изощренно пытая пленного, ну, и, конечно же, Сашу, который я вообще не знаю как, но сдержался и не трахнул меня в этом вонючем коридоре...

Я кончил. Увы, мне было достаточно того, что он целовал меня, держа руку между моих ног. Божественно. Идеально. Надо рассказать Генке, подумал я перед прыжком в бездну, а потом Саша что-то шепнул, и этот звук рассек мое терпение натрое.

Он не отпускал меня, пока я умирал, и поддерживал, пока я рождался заново. Уронив голову ему на грудь, я полностью отдался его руке, и когда он остановился, а я испачкал поверхность тумбочки, мы глубоко вздохнули.

- Теперь я ничего тебе не должен? – ляпнул я.

- Так ведь проценты набежали, - сказал он мне в затылок. – Сейчас вот ты стал на один процент легче.

От него пахло новой кожаной курткой и сигаретами, запахом которых был надушен салон его машины. Он сжал меня в последний раз, а потом, отпустив, мягко поцеловал в висок.

- Будь готов через десять минут. Чай?

Я прикрыл руками свое гордо поникшее мужское достоинство.

- Было бы неплохо.

- Не теряй времени.

Случившееся напугало меня потом, уже вечером, когда реальность сняла маску, став кошмарной констатацией факта: со мной сделали явно что-то нехорошее.

Позвонивший в половине первого ночи Саша услышал в ответ на свое «Это я» мое злобное «Иди на*уй!», после чего звонок я сбросил, а повторного так и не дождался, борясь с желанием набрать его самому.

Утром я не пошел в институт, хотя сделал вид, что отчаливаю прямо туда. Дошел до нашего с ним места встречи, не нашел там ни его, ни машины, после чего быстро вернулся домой, потому что, а вдруг он уже там?

А он так и не появился.

К вечеру я оборвал его телефон, а мои СМС уже лезли из всех щелей.

Безуспешно. Я его послал, он послушался. То, чего я желал сейчас, было, скорее, потенциальным проигрышем, а хотел я сказать ему, что он тварь, а я вообще не понимал, что делаю, что он извращенец, а я – жертва извращенца; что сейчас я уже позвонил туда, куда надо, что наш разговор слушают и, конечно же, записывают; что он ошибся, а я не гомик, а вот он черт знает кто.

Я чуть не плакал, держа в руке телефон. Мама, зашедшая в мою комнату перед сном, увидела спокойно спящего сына, а потом вышла, погасив свет.

Моя последняя СМС гласила, что нам надо непременно поговорить.

Его единственный за целый день ответ был достоин того, чтобы его произвели в рыцари, а с меня заживо содрали кожу.

«Все завтра. Спокойной ночи»

Господи, подумал я, спасибо. Говорят, ты никогда не ошибаешься.

Я уснул под удары усохшего сердца об острые ребра своего сознания, но до этого я понял, что завтра я все ему выскажу, все. 

А наутро я снова проспал. И теперь у него снесло крышу. Нет, он не демонстрировал великолепный тремор конечностей, а его ладони не были влажными. Слюни у него изо рта тоже не вытекали, и когда мы оказались в моей постели, он выглядел на все сто. Заметив, что я готов закатить истерику, и выслушав мое выстраданное "Купил меня, негодяй!", он умело погасил ее кончиком большого пальца, прижатым туда, куда я и не мечтал. Сто раз спросил, а действительно ли я этого хочу, потому что для него это очень важно. Поддерживал меня морально, пока я превращался из гусеницы в бабочку, а потом наоборот. Старался не придавить своим весом, когда оказался сверху. Двигался так осторожно, словно внутри меня было остро отточенное лезвие, а не теплое твердое тело. Целовал, закрывая глаза и делая со мной что-то волшебное. Ронял еле слышное «боже» в мои губы, а потом дробные «прости, прости, прости» мне на грудь, аккуратный захват, рывок на себя, я на нем, он тут, со мной, черт, как же это...

Дежурный чай после нашего первого раза мало напоминал английский бисквитный файф-о-клок. Меня стало "накрывать". Я смотрел на его равнодушное лицо и нервничал.

- Что, - вырвалось у меня, - и часто ты так мальчиков снимаешь?

Надо отдать ему должное, он сразу понял, о чем я говорю.

- Этим и живу.

- Чем? Бесплатный проезд, окучивание по полной, а в перерывах Стинг?

- Святое не трогай, - попросил Саша. - Сахар есть?

- Ты не ответил.

Он молча смотрел в свою чашку. Сахар я предлагать ему не собирался. Я делал и говорил совсем не то, что хотел, но я твердо решил, что моих слез он не увидит.

- Ты ж женат, даже сына родил, кажется. И сколько ему? Или это страшная тайна? А если бы с ними так?

- Как? - поднял он на меня взгляд.

- А вот так, как ты со мной!

- А как я с тобой?

- Трахнул меня, вот как.

- Мне казалось, мы хотели этого оба, - удивленно произнес Саша, и я, шагнув вперед, размахнулся, чтобы его ударить.

Он перехватил мою руку, так крепко сжав пальцы на запястье, что меня тут же согнуло от боли.  

- Сядь.

Он швырнул меня обратно на табуретку. Сделанная еще в восьмидесятых, она и не такое видела, но тут подозрительно подо мной накренилась.

Он стоял и молчал. Молчал, как всегда, сволочь, а я уже одиннадцать раз пожалел о своих словах. Было страшно, обидно и больно. И стыдно до состояния горящих ушей. Он мог сделать со мной все, что угодно, кроме одного - навредить мне.

Саша пошел в коридор, провезя схваченным мобильником по столешнице. Я смотрел ему вслед. Смотрел и видел, что край его свитера застрял под поясом джинсов, думал о том, что он так и не допил чай, а чашка почти полная, что его кроссовки в чем-то испачканы. Твою мать, он уходил от меня, и я же все это и устроил.

И слезы сразу. Горячие какие-то, даже больно стало.

- Сааааш, - рванулся я к нему и схватил за рукав куртки обеими руками. - Саааш!

У него было мертвое лицо. Или он был отличным актером, или я последним ублюдком.

Аккуратно высвободив рукав куртки из моих пальцев, он вышел из квартиры, а я стоял в коридоре истуканом. Спустя какую-то дико болезненную вечность я позвонил Генке, который, как и следовало ожидать, оказался дома.

Нажраться не получилось, Генка выпил все один. Планомерно вливая в себя стакан за стаканом уже знакомого нам вина, он каждый раз смотрел через темную жидкость на свет, говорил "Эх...", а потом начинал пить. В меня влезла только пара глотков, и я наблюдал за тем, как Генка на моих глазах превращается в обезьяну.

Итог поминок был печальным - Генка с трудом пытался поймать мой взгляд, а мне стало еще хуже.

- Я домой, - объявил я и затушил сигарету. - Не провожай меня.

- Так как ее зовут? - потребовал Генка.

- Саша, - печально ответил я. - А ты спи.

Домой я решил добраться своим ходом, и не удостаивал вниманием ни одного водителя из остановившихся машин, которые, в столь поздний час видя мою одинокую статую на остановке, думали, что на мне можно заработать. Но я твердо решил ждать троллейбус. Никаких "частников", никаких, ни в коем случае.

А через несколько минут я зачарованно наблюдал за тем, как черная "Ауди", неслышно выкатившись из того переулка, откуда я недавно вышел, остановилась у обочины прямо передо мной. Стекло опустилось, и из салона меня поприветствовал голос неубиваемого Стинга.

- Садись.

- Ты что здесь делаешь.

- Садись, сказал. Нам час по пробкам пилить.

- Не стоило так волноваться. Следить за мной ты мог бы и на расстоянии.

- Логично. А теперь сел в машину быстро.

Он был прав даже в этом. И мне бы, наверное, надо было просто броситься к нему на шею, но я не заслужил. 

Боже ты мой, подумал я, и с видом делающего великое одолжение хлыща открыл дверь в салон.