Уленов Анатолий

За свободную любовь!

Аннотация
Роман Анатолия Уленова «За свободную любовь!» был написан в конце 90-х и тогда же публиковался в Сети, собрав уйму восторженных откликов. С той поры немало воды утекло, разыскать сей труд где-либо сейчас – задача не из легких, а подрастающее поколение геев даже названия такого не слышало. Досадно допустить, чтобы канула в Лету такая энциклопедия геевской жизни. Ведь в ней найдется всё – узнаваемые типажи и знакомые ситуации, безумная любовь и кровавая ревность, совращение натурала и будни гей-тусовки, безумные оргии и размышления о Божьем промысле. Ну а если кто-то из читателей вдруг узнает в одном из героев себя – тут уж, как говорится, «все персонажи и события вымышлены, совпадения с реальностью – случайны... но неизбежны». 


ГЛАВА 1 ВОВКА

1

Автомобиль из-под арки, где густо лежала тень, вынырнул на белый свет и покатил по пустынному двору мимо мрачного, сталинской постройки дома, выкрашенного в грязнo-желтый цвет. Гладкая темная поверхность машины отражала белесое пасмурное небо, которое москвичи могли наблюдать неизменно каждый день в течение вот уже двух недель.

Автомобиль аккуратно обогнул гордо громоздящийся посреди тротуара переполненный мусорный бак и остановился напротив обшарпанного подъезда. Шум мотора стих, открылась задняя дверца, и на асфальт уверенно ступил высокий, атлетически сложенный молодой человек.

Его звали Вовкой, ему было двадцать лет, у него были темно-каштановые коротко стриженные волосы и выразительные карие глаза. Он не был совершенством, но был вполне красив, красив той не особенно яркой, но приятной красотой, которая нравится многим.

Одет он был в джинсовый костюм от "Armani" черного цвета и черную же шелковую рубашку, отчего образ его приобретал некоторую зловещесть.

- Через пять минут, - кинул Вовка шоферу.

- О` кей.

Перед молодым человеком была подъездная дверь, покрытая свежей темно-коричневой краской, по которой чья-то рука уже успела выцарапать матерное слово. Неизъяснимая тоска навалилась на молодого человека, когда взгляд его наткнулся на эту дверь.

Темный подъезд, пропахший пылью и кошками. Широкие ступени, резные перила. Лифт. Шестой этаж.

В последнее время он почему-то везде замечал только убожество и грязь. Облупившаяся краска, детские рисунки, выщербленная плитка вызывали едва ли не аллергию. И ничего невозможно было поделать с этим.

Выйдя из лифта, Вовка вытащил из кармана куртки записную книжку и сверил адрес. Похоже, все точно.

Изобразив на лице более-менее приветливое выражение, он нажал на кнопку звонка. Несколько мгновений, и дверь отворилась.

Приветливое выражение стекло с лица, как стекает мыло.

Молодой человек остолбенело смотрел на открывшего ему дверь мужчину, чувствуя себя так, будто его ударили сзади, неожиданно, и чем-то очень тяжелым.

Хозяин квартиры смотрел на него с не меньшим изумлением.

- Сергеев? - проговорил он.

Молодой человек молчал.

- Ты... зачет пришел сдавать?

"Господи, какой зачет?! Он что, обалдел?!"

- Д-да, - выдавил он, с ужасом думая о том, что с минуты на минуту ему должен звонить охранник.

Зачет, действительно зачет, какой хороший выход! Пытаясь преодолеть ступор в мозгах, молодой человек панически вспоминал, какой именно предмет ведет этот человек в университете. Он до боли хорошо помнил это лицо, и выражение его - особенно хорошо.

Однако не вспоминалось. Мозги превратились в желе и тяжело плескались в голове, напрочь отказываясь думать. Их парализовало от неожиданности.

Преподаватель ждал, начиная явно нервничать.

- Зачетка с тобой?

- Зачетка?..

- Ну а допуск?.. Постой, ты же сдал, вроде как, или я ошибаюсь? Ты ведь Сергеев, так?

"Сопромат! - вспомнил молодой человек, - Он преподает сопромат! Панфилов... Как же его... Константин Викторович что ли?"

Где-то в глубине квартиры зазвонил телефон.

Преподаватель посмотрел на молодого человека с плохо скрываемым раздражением.

- Ты... ну, проходи, - решился он и рванулся к телефону.

Как только он скрылся, Вовка выхватил записную книжку, снова глянул на номер квартиры, и кривая улыбка изумленная и безумная сверкнула на его лице.

В дверном проеме медленно, нереально медленно возникла фигура преподавателя.

Он стоял против света, и Вовка не мог видеть его лица. Зато тот, должно быть, разглядел его прекрасно. Молодой человек смотрел на темный силуэт, пытаясь быть спокойным. И наглым.

- Тебя к телефону, - услышал он.

Вовка кивнул, легко и элегантно прошел по коридору, проскользнув боком мимо хозяина квартиры, и взял трубку.

- Алло? Все в порядке, - сказал он шоферу, - Да... я позвоню...

Положил трубку на рычаг, обернулся, говоря себе: "Мне все по фигу! Все по фигу!"

- Зачет, значит, сдавать, - зловеще проговорил преподаватель и вдруг расхохотался.

Теперь, когда вернулась способность соображать, Вовка вспомнил сего преподавателя очень хорошо: прошлая сессия, за первый курс... вымученная троечка...

Ох, ненавистный сопромат! Настолько ненавистный, что за весь курс Вовка видел преподавателя всего пару раз и то издалека - он был всегда такой элегантный, костюм безукоризненно отглажен, галстук в тон. Аккуратно подстриженная черная борода, и что-то такое снисходительное в глазах всегда, когда он смотрит на тебя, ожидая ответа на вопрос. Кто бы мог подумать, что он...

- Желание клиента - закон, - проговорил Вовка, размышляя о том, что судьба разлюбила его окончательно и бесповоротно. Ну за что такое? - Если пожелаете, буду сдавать вам зачет, но... Может, займемся чем поинтереснее?

Вовка работал в публичном доме. В одном из первых, что организовали в Москве предприимчивые люди, действующие по принципу, если есть спрос, то должно быть и предложение. Тогда еще не было изданий, публикующих рекламу подобных заведений типа: "Красивые юноши для вас, дамы и господа", тогда телефоны этих немногочисленных заведений передавались из рук в руки друзьями и единомышленниками.

Тогда еще было лето 1995 года...

Константин Викторович смотрел на него со все возрастающим интересом, оправившись после первого шока от столь невероятного совпадения, он обрел обычно присущую ему твердость духа.

- Не стой в дверях, - сказал он, сам с неудовольствием чувствуя невольные командные нотки в голосе, все-таки он говорил со своим студентом. Со своим студентом! "Господи Боже мой! - мысленно воскликнул Константин Викторович, - Что же я с ним делать-то буду?!"

- Проходи, садись.

Вовка опустился на диван со всем возможным изяществом.

- Время идет, - цинично заметил он.

- Что, не терпится?

- Терпится. За вас беспокоюсь, вам денежки платить.

- Не беспокойся. И расслабься, сексом с тобой я заниматься не буду.

- А почему так? - вопросил Вовка, почувствовав огромное облегчение, но одновременно и легкий укол самолюбия.

Панфилов только устало махнул рукой.

- Не задавай глупых вопросов. И прекрати выпендриваться.

- Да разве ж я выпендриваюсь?

- И раз уж - как ты верно выразился - желание клиента, закон... впрочем, давай забудем об этом. Меня, честно говоря, больше устраивают между нами общечеловеческие отношения. Ты как, согласен общаться со мной на таком... уровне?

- На фиг нам общаться? С какой стати?

- Не хочешь - не заставлю. Иди, звони шоферу и убирайся ко всем чертям.

Вовка уже направился было к телефону, но мысль о том, что сейчас шофер засыплет его вопросами, почему он возвращается так скоро, и - ладно еще шофер, ему можно не объяснять - так ведь спросит еще и тот, кому ответить придется...

Молодой человек повертел в руках трубку, и положил ее на рычаг.

Панфилов смотрел на него и улыбался, на фоне черной бороды, особенно ослепительно-белыми казались зубы.

- Итак?

- Ладно, готов исполнять требования клиента.

- Клиента... Многие студенты занимаются бизнесом, но я и предположить не мог, каким бизнесом занимаются некоторые из них.

- Неужели? А вы кого заказывали, пенсионера? Возраст - восемнадцать-двадцать, так кажется записал диспетчер, самый студенческий, между прочим. Кого вы ожидали увидеть?

- Да, так мне и надо. Экспериментатор хренов, - ухмыльнулся Константин Викторович, подходя к письменному столу и доставая из ящика пачку сигарет. - Куришь?

- Здоровье берегу, - ответил Вовка мрачно, - А вы что, в первый раз что ли?

- Действительно, в первый.

Панфилов закурил. Он так и остался стоять возле стола, на почтительном расстоянии.

Владимир скользнул взглядом по комнате. Должно быть, это был кабинет - огромный письменный стол, затянутый зеленым сукном, компьютер. Вдоль стен книжные шкафы до потолка, скрывающие за стеклянными дверцами сотни серьезных, умных книг. Утонченная интеллигентность... и застоявшаяся тоска.

- Деньги зарабатываешь... или призвание? - спросил Панфилов.

- Ну издеваться вот только не надо. Мы с вами, кажется, на одной стороне. Между прочим, ненавижу мужиков... обслуживать, - сказал он злобно, - Я не пе...

Он кинул слегка виноватый взгляд на преподавателя.

- Не голубой. Но вот приходится иногда. Отказывайся, не отказывайся... Суровые законы жизни. Для фирмы клиент прежде всего и, когда поступает заказ, нужно найти подходящий... экземпляр. Сегодня кроме меня никого не было... подходящего. Да и желающих не так-то много, спрос, короче, больше, чем предложение. Мало кто из парней решается.

"Какого черта я распространяюсь, - подумал он мрачно, - Оправдываюсь что ли?"

- И что, отказаться ты не мог? - удивился Панфилов.

- Отказаться? - Вовка посмотрел на него почти с ненавистью, - Да на фиг? За это платят больше. Чуть ли не в два раза больше, чем когда с бабами. А от меня не убудет...

Преподаватель смотрел с недоумением.

- Да... наверное, ты прав в чем-то. Но все это... ладно, не слушай меня. Выпить хочешь?

Вовка благодарно кивнул.

Константин Викторович направился к бару.



2

Он вынужден был улыбаться и кокетничать, и от этого становилось еще хуже. Вовка чувствовал, что еще немного, и он врежет-таки кому-нибудь по зубам - но он продолжал улыбаться, заставляя себя не думать, отрешиться от своего бренного тела, как заклятие повторяя глупую фразу: "От меня не убудет." Убывало... убывало катастрофически - и даже мысль о довольно кругленькой сумме денег не утешала уже.

Вовка приехал сюда работать. Вместе с троими своими "сослуживцами". Он смотрел на них сейчас и удивлялся - они совсем не выглядели так, будто им было плохо. Да и с чего бы! "Что ж я-то никак не могу привыкнуть?" - думал молодой человек с тоской. Невольно вспоминался недавний разговор с Панфиловым, когда они вдвоем едва не прикончили целую бутылку коньяка.

- Смешно, - говорил Константин Викторович, с какой-то детской беззащитностью глядя в глаза Вовке, так, что тому даже делалось неловко, - Смешно, что я - взрослый сорокалетний мужик - плачусь тебе в жилетку, как маленький мальчик. Но ты, ты-то можешь понять!

- Могу! - кивнул головой Вовка, - Че вы дергаетесь? Да таких, как вы - море! Уж можете мне поверить! И никто это извращением уже не считает.

- Чушь! Модно сейчас прогрессивным быть, но попробуй ты скажи кому-нибудь - шарахнутся, как от прокаженного.

- А вы говорили?

- Нет! И не скажу никому! Да я сам, если хочешь знать, себя извращенцем считаю! Убить себя готов в иные моменты! Но... тут выбор невелик, либо примириться с самим собой, либо мучаться всю жизнь! Вроде бы все не так уж плохо... но что бывает хуже, чем война с самим собой?

- Ну и что, получилось заключить мир с самим собой? - спросил Владимир жадно.

- Да ни хуя! - печально ответил Константин Викторович. - Я тебе завидую даже, ты - парень без комплексов... Вообще я нынешней молодежи завидую!

- У вас любовники были?

- Давно уже не было никого... Лет пять.

Вовка даже присвистнул.

- Слишком мудрым стал, чтобы по притонам шляться. И страшно, знаешь!

- Да нет, вы правильно сделали, у нас безопасно... А еще лучше нашли бы кого-нибудь себе. Одного и на всю жизнь. Или так не бывает?

Константин Викторович пожал плечами.

Вовка очень хорошо запомнил одну его фразу, которая объяснила ему то, чего он не мог понять, объяснила просто, доступно и заставила смотреть на вещи философски. Которая утешила. Лишний раз доказав его НОРМАЛЬНОСТЬ.

Уже наступила ночь, он уже позвонил шоферу и сказал, что его услуги не требуются. Давно прошло время, за которое было уплачено. Не были они "исполнителем" и "заказчиком", не были разумеется и преподавателем и студентом. Они не были никем друг для друга - просто двумя человеческими существами. Об откровенном разговоре, необходимом им сейчас как воздух, завтра они предпочтут забыть. И... он действительно не повод для знакомства. В том его и прелесть.

- Я знаю, что ни в чем не виноват, что гомосексуалистом невозможно стать, ты либо родился им, либо нет! Я читал все на эту тему, что только мог найти. Ты знаешь, говорят, существует ген гомосексуализма, который передается по наследству?! Ничего с этим нельзя поделать, ты понимаешь?!

Почему он никак не может привыкнуть? Потому что он не сможет привыкнуть никогда! Не создан он для этого! Он не педик, и от вида такого количества голых, потных, возбужденных мужских тел его тошнит. Они некрасивы, они просто отвратительны на вид. И как только они могут возбуждать кого-то?..

С усилием проглотив горячий комок, подступивший к горлу, Вовка осторожно покинул своего любовника, который как раз вовремя переключился на другого, стянул со стола бутылку водки и забрался за кадку с пальмой в надежде, что о нем не вспомнят.

Закроешь глаза - всплывает эта мерзкая обрюзгшая рожа, губы мокрые, глазки поросячьи блестят. Бормочет: "Ведь мы еще увидимся, правда?" "Правда", - говорил Вовка, скрипя зубами. В гробу мы увидимся с тобой! Слава Богу, хоть все в презервативах!

- Я пью за тебя, малютка СПИД! - пробормотал Вовка, опрокидывая в себя бутылку, - Хоть чего-то боятся эти ублюдки!

Загородный особняк, километров двадцать от Москвы, умело скрытая за высоким забором роскошь - значит хозяин старый партаппаратчик. Новый русский скрываться бы не стал. Вовка с ребятами прикалывались по началу, узнавая в прибывающих известных актеров, телевизионщиков... потом не до приколов стало. Вечеринка длилась уже часа четыре, все уже перепились, но еще не до того состояния, чтобы падать, и перетрахались, но еще не до того состояния, чтобы потерять все силы - короче говоря, веселье было в самом разгаре.

Честно говоря, Вовка был слегка шокирован тем, что здесь происходило. До сегодняшнего дня он полагал, что видел уже все... Нет, разумеется, он слышал о подобных оргиях, но слышать и видеть - и участвовать! - совсем разные вещи.

Эти скоты притащили с собой детей, мальчишек и девчонок, никто из которых не выглядел даже пятнадцатилетним, и что вытворяли с ними - волосы дыбом становились. Если ему, взрослому парню, было так тошно, то им-то каково!

Скрывшись за огромной кадкой, Вовка как спасение глотал огненную воду, задерживая дыхание, чтобы не чувствовать спирта. Правила запрещали напиваться, но черт с ним со всем! - он просто свихнется, если не наберется сейчас под завязку.

Играла музыка, женский голос хрипло орал какой-то шлягер, визги, смех, дикие вопли... одуреть. И вдруг среди этой какофонии звуков, он услышал звонкий мальчишеский голос с нетипичной для всего происходящего злобной интонацией:

- Отлезь, достал!

Что-то невнятное в ответ.

- Да пошел ты на хуй!

Вовка от удивления даже вылез из-за кадки - кто это из деток позволил себе бунт?

Мальчишка шел по берегу бассейна. Он был похож на ангела, сошедшего в ад - ему было лет пятнадцать, может быть, шестнадцать и был он удивительно красив - эффектной броской красотой, которая приковывала, завораживала взгляд, затмевала все вокруг - и он буквально излучал сексуальную энергию, сводящую с ума. Что-то ошеломительно волнующее было в его движениях - пластичных, изящных как у кота. Кто научил его всему этому, может быть сама природа? Но каждое движение казалось продуманным до мелочей.

Либо Вовка был уже настолько пьян, что ему глючилось, либо природа действительно была способна творить чудеса!

Божественное видение было разрушено грубо и безнадежно - чья-то лапа вылезла из воды и схватила мальчика за лодыжку. Тот вскрикнул, взмахнул руками и плюхнулся в бассейн, под дружный хохот всех присутствующих. Он появился через несколько мгновений, злобно отплевываясь выбрался на берег, стряхнул с волос капли воды.

- Козел вонючий! - крикнул он тому, кто сыграл с ним такую глупую шутку, и вдруг направился прямо к сидящему за кадкой молодому человеку.

Вовка хмыкнул - его оказывается видно. Забавное зрелище представляет он собой, должно быть.

Из одежды на мальчике был только широкий браслет, украшавший запястье левой руки. Золотой дракон, изящно обернувшийся вокруг руки казалось, был живой - каждая его чешуйка отражала свет как-то по особенному, создавая иллюзию, что дракон шевелится.

Вовка успел хорошо рассмотреть этот браслет, стоивший, вероятно чертову уйму денег, ибо именно этой рукой мальчик отодвинул широкий зеленый лист пальмы.

- Бухаешь в одиночку?

Темно-фиолетовые глаза из-под длинных темных ресниц смотрели весело.

Вовка почему-то почувствовал к нему расположение, может быть, потому, что был пьян, может быть, просто потому, что увидел в мальчишке единомышленника.

- Надоело мне быть проституткой! - пробормотал он в припадке пьяной откровенности.

Мальчик улыбнулся, с изумлением вскинув брови.

Черты лица его еще не сформировались окончательно и трудно было бы сейчас сказать с уверенностью, каким он будет лет, к примеру, через пять. Нельзя было назвать их безупречно правильными, но столько очарования было в нежной улыбке, во взгляде распутных фиалковых глаз. Безупречное сложение, золотистая от загара кожа, пепельные волосы - бедный ребенок! Как можно жить и выжить со всем этим?!

- Пойдем отсюда, здесь холодно, сыро и чудовища на каждом шагу.

Вовка поднялся. Его качнуло в сторону - все-таки он набрался сильнее, чем полагал.

Они вышли из сауны, и мальчик уверенно повел его по коридору пока они не пришли в ту самую, небольшую обитую деревом комнату, где они раздевались. Одежда валялась повсюду - вот они, богатые люди, отметил про себя Вовка - им плевать на их роскошные шмотки, бери что хочешь и уходи.

Мальчик сбросил одежду с дивана, уселся и жестом пригласил Вовку. Здесь, в полумраке наступающего вечера все казалось нереальным и было так хорошо сидеть друг против друга на диване в чем мать родила, по очереди отхлебывая из бутылки.

- Тебя как зовут, проститутка?

- Владимир.

- Ух ты, Владимир! А я Гарик. Здорово, что ты мне попался - я бы умер с тоски. Ты-то хоть на работе, а я какого черта приперся?

- Действительно...

- Ублюдок Арсюша меня доставал две недели, заставил-таки привезти. Теперь в восторге, как маленький.

Вовка рассмеялся.

- Значит это ты привез сюда кого-то. Забавно. Я думал, что господа привозят с собой мальчиков.

Гарик облизнул влажные губы, алкоголь уже затуманил его глаза, в движениях появилась томная медлительность.

- Всяко бывает, - сказал он туманно, - Но вообще-то я сам по себе. А ты, как я погляжу, не особенно любишь свою работу?

- Я ненавижу свою работу!

Гарик посмотрел на него вопросительно.

- Да, конечно... работка не из самых приятных, но зато не у станка...

- Давай не будем об этом, а?

- Как хочешь, непонятно только... Может, ты мазохист?

- Нет, я не мазохист, но люблю презренный металлец, и ради него... И не смотри на меня так! У тебя-то наверняка есть все, тебе не приходится задумываться в каком магазине покупать шмотки, в каком ресторане обедать, а в каком ужинать! А на общественном транспорте ты когда катался в последний раз?!

Гарик поднял руки, показывая, что сдается.

- Так разве ж я что говорю? Ты прав! Целиком и полностью! Моя мать любит рассуждать на тему, что деньги не приносят счастья, и что они не самое важное в жизни. Их у нее никогда не было и не предвидится, потому-то ей и не важно...

- Так ты что, с матерью живешь?

- Шутишь? Я не живу с ней уже... года два, наверное.

- Сколько же тебе лет?!

- Не задавай глупых вопросов... А ты где живешь?

- Квартиру снимаю с приятелем.

- С любовником?

- Я не педик! - процедил Вовка сквозь зубы.

- Прости!

- Просто с приятелем, мы учимся вместе.

- О как! Так ты еще и учишься! Класс! Уважаю ученых!

Вовка ухмыльнулся.

- Слушай, у вас квартира большая? Третьему место найдется?

- Тебе негде жить? - изумился Вовка.

- Да это я так, на всякий случай... Мало ли чего!

- А, ну заезжай.

Водка иссякла, но ни у кого не оказалось сил, чтобы идти за новой бутылкой. На земле давно властвовала ночь, в комнате стало темно, в призрачном свете звезд возбужденно сверкали белки глаз.

Они говорили до тех пор, пока ворочались языки и уснули, закопавшись в чью-то одежду.

Волшебное покрывало ночи укрыло их утомленные тела, подарив благодатный сон. Им не мешали приглушенные расстоянием звуки музыки и пьяные вопли, которые затихли только к рассвету - ночь защитила их, унеся в тот прекрасный мир, где им обоим было хорошо...

Их разбудили поздним утром те, кто пришли за своей одеждой. Мрачные с похмелья, опухшие и очень некрасивые в свете утра, мужчины одевались, стараясь не глядеть друг на друга и на себя. Теперь им долго не захочется встречаться.

Помятая физиономия одного из мужчин исказилась ужасом, когда он увидел торчащую из-под вороха одежды руку. Раскидав шмотки, он извлек на свет Божий Гарика.

Гарик застонал, закрываясь от яркого света.

- Уберите солнце... ненавижу солнце! - пробормотал он.

Облегченный вздох вырвался из груди мужчины - разве можно было сказать с уверенностью, что этой ночью никого не убили?

- Гарик! - воскликнул он, - Маленький мерзавец, что ты делаешь здесь? Твой друг ищет тебя повсюду!

Гарик сел, протирая глаза - этакий милый сонный ребенок - ах, если бы еще оставались силы на что-то... О нет! Никаких сил, никакого энтузиазма!

- Боже, сделай так, чтобы никогда не наступало утро! - вздохнул Гарик, выглядывая в окно. Он увидел бледный серенький денек и помрачнел еще больше.

- Где Арсений?

- Иди ищи.

Гарик растолкал крепко спавшего Вовку - тот выглядел не самым лучшим образом, мучимый жестоким похмельем, он с трудом вспоминал, кто он и где находится. Его вчерашний милый знакомый одевался; тихо ругаясь, он отыскивал свою одежду. Собственная нагота вдруг сделалась Вовке противной, и он последовал его примеру.

Люди заходили и уходили, как странны были их взаимоотношения - они держались так, будто были незнакомы друг с другом, и одновременно они было роднее друг другу, чем братья, они были повязаны одним преступлением - никто из них, конечно, не сомневался в том, что то, что они делали здесь, преступление, обозначенное вполне конкретной статьей в уголовном кодексе.

Одевшись, Вовка и Гарик вышли в гостиную.

- Где этот Арсений? - пробормотал мальчик, - Надоел он мне страшно.

- Ты у него сейчас живешь?

- Пожалуй, уже нет... Кстати, скажи мне свой адрес, если не передумал еще приглашать меня в гости.

Вовка адрес сказал.

- Записать тебе?

- Запомню.

Гарик наконец отыскал взглядом Арсения. Тот выполз откуда-то с видом ошизевшим и слегка безумным.

- Игоречек, ну где ты был?! - воскликнул он обиженно.

Гарик мило улыбнулся ему, пробормотав тихо, сквозь зубы:

- Придурок...

Он отправился навстречу любовнику, кинув Вовке короткое: "Пока!". Вовка же отправился отыскивать парней, вместе с которыми приехал сюда работать.



3

Гарик попросил шофера остановиться на обочине шоссе. Хотелось пройтись до дома пешком, прекрасная звездная ночь, наполненная запахом молодой листвы, весьма располагала к этому. Давно, очень давно Гарик не был так романтически настроен и так доволен собой, он хотел и мог забыть на время грохот музыки, безумное сияние огней, глаза, улыбки и руки... чьи-то постоянно тянущиеся дрожащие от волнения руки.

Здесь каждый камешек знаком был с детства, здесь был его дом. Дом, с которым связано было так много, приятного и не очень, но какое сейчас имели значение детские переживания? Все это так далеко. В другой жизни.

Уродливые холодные новостройки, асфальт и бетон - и все-таки так трогательно! Приют наивного покоя, окраина огромного города, спальный район, не знающий и даже не догадывающийся о том, как живет ее центр.

Сейчас, в половине второго ночи, улицы были тихи и пустынны, редкие фонари, пробиваясь сквозь густую листву деревьев, кидали на выщербленный асфальт причудливые тени, казалось, тысячи гигантских бабочек трепещут крыльями в ночном воздухе.

Отсалютовав шоферу на прощание, Гарик вышел из машины и отправился по дороге вглубь переулка, любуясь матовым блеском своих мягких кожаных ботинок, так красиво облегавших ступню, наслаждаясь свежим ветерком, нежно ласкающим кожу, тихим шепотом листьев и игрою света и тьмы на асфальте.

События минувшего вечера дарили приятные воспоминания, невольная улыбка скользила по губам юноши, когда он вспоминал свою очаровательную выходку в клубе "Московский" и истошный вопль Алика "Где он?!", догнавший его уже на улице, когда он вскакивал в попутку, остановил которую едва ли не ценой своей жизни, кинувшись буквально ей под колеса.

Водитель, никак не ожидавший ничего подобного, едва не сорвал тормоза. Воспользовавшись его замешательством, Гарик без лишних формальностей плюхнулся на соседнее сидение.

- Гони! Скорее, если жизнь дорога! - крикнул он весело и залихватски, как извозчику, засовывая шоферу в кармашек рубашки купюру в пятьдесят долларов.

Шофер вряд ли действительно понял и осознал, что происходит, когда он нажал на акселератор, сработал единственно инстинкт самосохранения. Впопыхах он резко бросил сцепление, и машина рванулась с места так, что взвизгнули шины на колесах, оставив темный след на асфальте. Как только мотор не заглох?

Оба - и водитель и пассажир - облегченно вздохнули только затерявшись в потоке машин на Тверской. Причем спаситель был явно взволнован куда сильнее, чем спасенный. Теперь, когда мнимая или действительная опасность миновала, он почувствовал вполне понятное любопытство. В самом деле ему представился редкий случай соприкоснуться с тем удивительным миром, который до сей поры была возможность наблюдать только со стороны - миром больших (весьма больших) денег и сильных страстей, таким далеким от простых смертных. А то, что мальчик принадлежал именно к этому миру не оставляло сомнений, казалось, он сошел с обложки модного журнала, одна серьга в его ухе, с искрящимся в свете огней бриллиантом, стоила наверняка дороже его "шестерки".

- Что, туго пришлось? - посочувствовал водитель, намереваясь таким образом завязать разговор, он не решался в это время суток надолго отрывать взгляд от дороги и только изредка косился в сторону своего пассажира, приняв вид несколько ироничный и снисходительный, что, как ему казалось, соответствовало ситуации.

Гарика привел в восторг его вопрос, он повернулся на сидении так, чтобы как следует рассмотреть того, с кем этой ночью столкнула его судьба. Определить социальный статус такого человека совсем не трудно - работяга, один из миллионов ему подобных. При общении с такими людьми Гарика одолевала тоска. Как можно так жить, и не удавиться, было действительно непонятно. Никакого смысла в жизни, нищета и каждодневная рутина. Не то, чтобы у самого Гарика был какой-то особенный в жизни смысл, но цель была, вполне определенная и конкретная.

- Туго? Не смеши меня! Туго пришлось этому уроду. Вздумал, падла, учить меня как себя вести. Жалкое зрелище, ему уже тридцатник, а все косит под мальчика. Ты б его видел! Дешевка!

Гарик поморщился от отвращения.

- Правильно Юлька сказала про него - труп проститутки!

- Он что, к тебе приставал?

Гарик расхохотался.

- Вот это был бы номер! Да нет, что ты, это его мужик стал меня клеить, вот он и взбесился. А этот хрен собачий - я мужика имею ввиду - думает, что пришел в публичный дом и может снять, кого захочет!.. А! Не будем о грустном.

Около минуты водитель переваривал полученную информацию, после чего поинтересовался.

- И чем же все кончилось?

- Кончилось все просто великолепно! Нежную щечку моего лучшего друга Алика отныне помимо морщин будет украшать симпатичный розовенький шрамик. Ух, это надо отпраздновать! Сбылась мечта всей моей жизни!

- Теперь жди мести.

- Пусть попробует. Я разукрашу ему и другую щечку с большим удовольствием.

- Что ж ты бегством спасался, раз такой крутой?

Гарик печально улыбнулся.

- Тебе никогда не приходилось видеть разъяренного педика, которому только что испортили физиономию.

- Это уж точно.

- Зрелище не из приятных. Он от бешенства теряет рассудок и может кинуться даже на гранатомет. А на фиг мне его убивать? Из-за такого дерьма садиться в тюрьму?

Водитель только ухмыльнулся. Трудно было ожидать, что он поверит в эти подробности гарикова рассказа. Любой человек мыслит своими критериями, и очень трудно заставить его их изменить. Как бы не выглядит этот юный мальчик - он оставался всего лишь мальчиком, который вряд ли способен на что-то большее, чем бахвальство. Водитель вспомнил собственного сына, который не намного был моложе. Сравнение повергло его в ужас.

- Слушай, парень, - сказал он, - тебе не кажется, что ты ведешь слишком опасную жизнь? Тебе лет-то сколько?

Гарик улыбнулся и спросил кокетливо:

- А сколько дашь?

- Ну, явно восемнадцати тебе нет еще.

- Крути свою баранку, ладно? - попросил Гарик смиренно, - Я не такой идиот, как ты думаешь. Не так уж сильно пострадал этот сраный Алик, вряд ли на самом деле шрам будет, хотя жаль, конечно. Ты не представляешь какой он гад! Испугался он здорово, но уже отошел, наверное. К тому же там, куда я еду, никто меня не найдет.

- Куда тебя везти-то?

- Прямо по шоссе. Я скажу, где остановить.

- Давай уж я тебя до дома отвезу, ночь на дворе...

- Успокойся.



Центр остался позади, стало меньше машин и огней, город трепетно хранил свое зыбкое благополучие, уверенно притворяясь, что этот мир не так уж плох.

Гарик откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, водитель решил было, что он уснул, но как только появились ввиду первые дома Чертаново, мальчик сладко потянулся и велел:

- Останови!

Он вышел, одарив водителя прощальной улыбкой и исчез в темноте, тот проследил за ним взглядом, с сожалением и каким-то смутным недовольством собой, будто не сделал чего-то важного. Но чувство это пронеслось как дуновение ветерка, и он просто поехал дальше, подумав: "Да, будет что рассказать жене".

Гарик не был дома уже несколько месяцев. В последний раз он видел эти улицы засыпанными снегом, дул сильный ветер и мороз был под тридцать... Той достопамятной ночью, когда Ольгерд орал ему под окнами слова любви по-польски полночи, до тех пор, пока мать, крепко державшая оборону и готовая скорее умереть, чем выдать ребенка какому-то мерзавцу, не спятила совсем и с визгом не выставила Гарика из квартиры в неглиже.

Таким он и попал в объятия вельможного пана, который подхватил его - шествующего босиком по снегу - на руки и завернул в свою огромную волчью шубу под хохот вызванной соседями милиции, которая давно наблюдала, чем кончится дело.

Гарик все еще помнил обжигающий холод хрустящего искристого снега, он едва не по колено утонул в нем у подъезда.

- Твоя мать - ненормальная! - коверкая слова говорил Ольгерд, растирая его ступни и покрывая их поцелуями на заднем сидении автомобиля.

В том, что мать его ненормальна, Гарик не сомневался ни на мгновение. Каждый раз со скандалом уходя из дома, он клялся себе, что никогда не переступит его порог и обещал себе, что непременно обзаведется собственной квартирой в самое ближайшее время. Однако этого так и не произошло, затянутый водоворотом жизни, он забывал об этом и вспоминал только в такие вот минуты, когда дом его матери становился единственным местом, куда он мог пойти. Как она встретит его на этот раз? Впрочем, об этом не стоило даже думать - так же встретит, как и всегда.

Минут пять Гарик жал на кнопку звонка, пока за дверью не прошлепали шаги босых ног и сонный голос - нарочито сонный голос - сорвавшийся от волнения, не спросил:

- Кто там?

Она стояла у кровати все эти пять минут, желая показать, что не ждет, что крепко спит, что ей на все плевать. Для кого она играет комедию?

- Слесаря вызывали? - отозвался Гарик.

Секундное замешательство и щелкнул замок.

Вере Ивановне едва минуло сорок лет, она все еще могла бы быть очень красивой, если бы абсолютно не пренебрегала этим, будто нарочно уродуя себя: закручивая роскошные пепельные волосы в некрасивый пучок, сутулясь, одеваясь в серое и коричневое. Кто поверил бы, увидев ее такую, насколько восхитительно прекрасна была она в молодости.

Гарик был похож на нее... на ту ее, прежнюю. Казалось, он все забрал от своей матери - фиалковые глаза, нежный цвет лица, тонкие черты, изящество и эти дивные волосы тоже. Вера Ивановна всегда смотрела на сына с каким-то мистическим страхом и с... жалостью. Мальчику не полагается быть таким красивым.

Вера Ивановна смерила сына усталым взглядом и посторонилась, позволяя ему пройти.

- Что тебе нужно?

- Я здесь прописан.

- Неужели?

Она окинула сына критическим взглядом, пока он шел по коридору.

- Шляешься по ночам один, нося на себе целое состояние. Ты сумасшедший! Кто купил тебе все это?

Чувствуя, что начинает заводиться и ничего не в силах поделать с собой, Вера Ивановна судорожно терзала ворот ночной сорочки.

- Отстань, мать, - отмахнулся Гарик, - Я спать хочу.

- Очаровательно! Тебя не было полгода, после чего ты заявляешься и говоришь: "Я хочу спать"! Да как ты смеешь?

Когда она начинала кричать, ее голос делался отвратительно визгливым, Гарик готов был убить ее в такие моменты.

- Игорь, нам нужно поговорить!

- Да пошла ты! - злобно процедил Гарик сквозь зубы и скрылся в своей комнате, заперев дверь на замок.

Он слышал, как мать где-то там закатила истерику, ее глухие рыдания невыносимо действовали на нервы.

Не зажигая света, Гарик подошел к окну и уселся на письменный стол. Все в его комнате было так, как он оставил полгода назад. Мать, похоже, только вытирала пыль. Кассеты, пластинки, шмотки - все валялось там, где он это оставил.

Гарик сунул первую попавшуюся кассету в старенький облезлый магнитофон "Электроника", с тоской вспомнив о музыкальном центре, который мамочка - и как только подняла - вышвырнула в окно с седьмого этажа. Ах, как он летел, и на какие мелкие осколки разбился об асфальт!

С тех пор Гарик ничего из подарков своих любовников домой не приносил, впрочем, особенно громоздкими предметами он и не обзаводился. С его-то походным образом жизни...

Закрутился старенький альбом "Иглз", навеяв ностальгические воспоминания о детстве.

Сделав музыку погромче, чтобы заглушить завывания матери в соседней комнате, Гарик открыл окно и уселся на подоконник, свесив ноги на улицу.

Как в детстве.

Все-таки мать действительно не прикасалась к его вещам: в футляре из-под кассеты, что валялась в верхнем ящике стола, сохранилась аккуратно свернутая сигарета с марихуаной. Сколько ей? Года два, должно быть. Но запах еще сохранился.

Гарик осторожно поджег бумажный кончик и глубоко затянулся. Дым, сладкий, почти невесомый, наполнил легкие и белым облаком растаял в ночном небе. Ах, семидесятые, где ваш романтический дух? Гарик отдал бы все, чтобы вернуть время на двадцать лет назад, но он мог только сидеть на окне и смотреть в небо. Звезды слишком далеки от мира людей, в отличие от них, они не меняются со временем. Леннон и Моррисон, и Пресли видели те же звезды. Где-то там в вечности и бесконечности витают ваши души, там, где не существует времени... Звезды... звезды несутся навстречу или это он летит к ним?

Пусть эта ночь длится вечно...

Вера Ивановна, исчерпав свою истерику, несчастная и обессиленная до рассвета пролежала в кровати без сна. Ей было за что жаловаться на жизнь - одной растить ребенка было для нее очень проблематично, не было у нее таланта к воспитанию детей, не было терпения, тем более, что мальчик ее расчудесный ангелом не был никогда.

Муж Верочки - военный летчик - погиб, когда сыну было четыре года, нельзя сказать, чтобы она особенно переживала по этому поводу, тем более, что государство какое-то время осыпало ее невиданными благами - приличной пенсией, разнообразными льготами, двухкомнатной квартирой приличных габаритов в новостройке недалеко от метро, а муж... какие особенные чувства можно испытывать к человеку, которого видишь по две недели в год на протяжении всех шести лет супружества, причем в приезды свои он еще и изводит ее ревностью. Сережа буквально по дням рассчитал время зачатия Игоря и успокоился только когда убедился, что это действительно его сын.

Верочка вышла за него замуж со зла, чтобы отомстить тому, кого любила, тому, кто так подло предал ее, кто женился на дочке своего начальника, посчитав, что карьера важнее любви. Скорее всего, он был прав. И Верочка тут же вышла замуж за своего давнего ухажера, красавца летчика, и даже родила от него ребенка.

- Боже мой, он похож на тебя, что же из него вырастет! - воскликнул Сергей однажды... в один из своих последних приездов.

Глупо вспоминать об этом. Что он знал о ней и о ее жизни приезжая в короткие отпуска и тратя время на уговоры поехать вместе с ним в Казахстан, в занюханый военный городок, где даже с водой были проблемы. Какое счастье, что был ребенок, которым можно было отговориться.

- Мальчик только повод! Я знаю женщин, которые растят детей и там, и вполне справляются со всеми проблемами! - говорил муж, - Тебе просто слишком хорошо здесь живется. Не думаю, что кто-нибудь из твоего окружения знает, что у тебя есть муж! Смотри, как бы тебе в самом деле не получить то, что ты хочешь!

И он погиб - у самолета внезапно отказал двигатель.

Вряд ли Сережа имел в виду что-то подобное, однако Верочка действительно получила то, что хотела, вполне оправдав пословицу: "Будьте осторожны с тем, о чем молитесь, ибо вы можете это получить".

Она осталась одна... Вряд ли она хотела именно этого.

В половине десятого утра Вера Ивановна настойчиво постучала в дверь комнаты Гарика.

- Завтракать иди! А то мне на работу скоро!

Голос ее был тверд и звучал вполне спокойно, словно не было вчера ничего из ряда вон выходящего.

Гарик спал всего-то часов пять, он запросто проспал бы еще столько же, но надо знать мамочку - если она решила его поднять, она его поднимет, пусть ради этого ей придется высадить дверь. Вера Ивановна становилась невероятно упрямой, когда решалась на очередную попытку заняться воспитанием ребенка. Гарик привык к этому с раннего детства и смирился.

Он оставил свой ресторанный наряд на спинке стула, выудив из шкафа старенькие джинсы - когда-то голубые, теперь почти белые - первые в его жизни джинсы хорошей фирмы. Было время он любил их безумно, буквально не вылезал из них, и ткань стала мягкой, как бархат, однако налезли они с большим трудом, обтянув фигуру, как вторая кожа.

Гарик с улыбкой вспомнил слова Андрея Никитича - заместителя главы администрации какого-то там района - собственноручно застегнувшего пуговицу на его штанах:

- Со временем они станут еще лучше.

С удовольствием оглядев себя в зеркало, Гарик решил, что, пожалуй, в этих джинсах теперь даже можно выйти в люди.

К джинсам нашлась и подходящая майка - черный с голубым смотреться будут неплохо.

Забрав одежду с собой, Гарик покинул свое убежище, продефилировав мимо мамочки, терпеливо поджидавшей его в коридоре, в сторону ванной.

- Вода горячая есть?

- Есть... Не сиди там долго, остынет все!

- Ладно.

Всего лишь час спустя - действительно рекордный срок для Гарика - тот появился на кухне. Вера Ивановна злобно разогревала давно остывший завтрак. Она едва нашла силы взять себя в руки, чтобы не кинуть эту сковородку об стол со всего маху.

- Откуда у тебя этот шрам на животе?

Надо же, углядела!

Гарик задрал майку, потер ладонью живот - след от бритвы под ребрами был едва заметен.

- Был ранен в боях за свободу отечества, - сказал он, пряча улыбку.

Вера Ивановна опустилась на стул, почему-то вдруг подкосились ноги. Будучи женщиной впечатлительной и не страдающий отсутствием фантазии, она легко и во всех живописных подробностях представила себе, как ее мальчика...

- Игорь, пока еще не поздно... - начала она.

Гарик внутренне застонал.

- Мать, тебе на работу не пора?

- Не смей так разговаривать со мной! Я твоя мать! Я забочусь о тебе!

"Сейчас она заговорит о психушке" - смиренно подумал Гарик.

- Я знаю, что во многом моя вина в том, что с тобой происходит, но, к счастью, еще не поздно все исправить! Я долго думала, и я приняла решение, которому ты вынужден будешь подчиниться!

Острое чувство "дежа вю" повергло мальчика в тоску.

- Не на столько же ты дурак, чтобы не думать о том, что с тобой будет дальше? Ты бросил школу, таскаешься по ресторанам! Я понимаю, что тебе все это нравится, но невозможно прожить так всю жизнь! Ты думал о том, что с тобой будет через несколько лет, когда ты перестанешь быть красивым мальчиком и уже не будешь нужен этим?..

Гарик швырнул вилку в тарелку.

- Ты добьешься, что я никогда больше не появлюсь в этом доме!

- Что такое? Правда глаза колет?

- Не лезь в мою жизнь! Я устал от твоего вечного нытья! Оставь меня в покое!

- Я никогда не оставлю тебя в покое! Кто еще позаботится о твоей судьбе?

- Я сам позабочусь о своей судьбе! А ты лучше позаботься о своей! Посмотри, на кого ты стала похожа! Приведи себя в порядок, найди себе любовника, что ли! Смотреть на тебя страшно!

- Не уводи разговор в сторону!

- Я не собираюсь разговаривать с тобой, дашь ты мне пожрать спокойно?!

- Не ори!

- Сама не ори!

Аппетит пропал окончательно и бесповоротно. Гарик поднес вилку ко рту - пальцы дрожали - и кинул ее обратно.

- Добилась, чего хотела, - пробормотал он с ненавистью, - Вывела из себя!

Вера Ивановна смотрела на него с кривой улыбкой.

- Ты ненормальный! Тебя надо лечить!

- Вот! Так я и знал! Это так ты заботишься обо мне - хочешь запихать в психушку! Тоже мне мать!

- Только там тебе и место! Проститутка малолетняя...

Она знала, чем все кончится - она не могла не знать.

Гарик побледнел так, что даже губы стали белыми, глаза его потемнели от ярости.

В том, что мальчик ее не такой уж беззащитный ребенок Вера Ивановна убедилась в тот же момент - почти молниеносным движением Гарик вывернул назад ее руку и вцепился пальцами в волосы с такой силой, что женщина вскрикнула от боли.

- Если бы ты не была моей матерью! - прошептал он сквозь зубы, - Я убил бы тебя!

Сделав над собой неслыханное усилие, Гарик отпустил ее и, пнув невесть откуда появившегося кота, хлопнул входной дверью с такой силой, что осыпалась штукатурка с потолка.

Не дожидаясь лифта, мальчик спустился пешком по лестнице, молнии сверкали в его голове, и он не видел ничего кроме их ослепительных вспышек, какое-то время блуждая по городу словно во сне.

Когда он немного пришел в себя, то остановил такси и назвал внезапно всплывший в памяти адрес...

Вера Ивановна не пошла-таки в этот день на работу. Позвонив подруге, она сказалась больной и, напившись валерьянки, пролежала весь день в постели.

Перепуганный насмерть кот, общавшийся с Гариком впервые, а потому еще не успевший привыкнуть к нему, провел этот день под шкафом, лишь под вечер отважившись выползти на свет Божий и робко помяукать у холодильника.

Таксист неприязненно косился на своего странного пассажира, весьма жалея уже, что остановился перед ним - мальчишка, без сомнений, был под кайфом - безумие темное, как ночь, лежало на дне его зрачков.

Черт побери, да он еще и босиком!

- Надеюсь, у тебя найдется чем расплатиться, парень, - сказал таксист с деланным равнодушием.

Гарик презрительно покривился и кинул ему на сидение между ног кольцо с пальца.

- Вот тебе залог.

Машина остановилась около ободранного дома типа "башня", чьи стены были густо покрыты рисунками милых деток. Именно здесь снимал квартиру случайный Гариков знакомый Вовка со своим приятелем. До сегодняшнего дня Гарик очень смутно представлял себе, что когда-нибудь воспользуется его приглашением, но случай действительно был крайний.

- Подожди здесь, - велел Гарик таксисту, - Сейчас принесу тебе деньги.

Его шатало из стороны в сторону, когда он шел к подъезду. Старушки на лавочке, крайне охочие до подобных зрелищ проводили его такими жадными взглядами, будто хотели проглотить - на пару дней разговоров хватит. Самое ужасное, что ко всему прочему, дом был еще и кооперативным.

Таксист повертел в пальцах золотой перстень с анаграммой, разглядел пробу и подумал, что вряд ли мальчишка запомнил номер его машины.

Он не долго колебался - включил зажигание и убрался восвояси.

Покатавшись по этажам, Гарик отыскал нужную квартиру и нажал на кнопку звонка. Открыл ему упитанный юноша среднего роста в очках. Юноша жевал яблоко.

- Здравствуйте, - сказал он, поправляя очки, сползшие на кончик носа, - Вам кого?

- Я Вовкин друг, он сказал мне, что я смогу здесь пожить...

Юноша только раскрыл рот.

- Дай мне тридцатник расплатиться с таксистом.

- Заходи, пожалуйста, - юноша окинул Гарика критическим взглядом, - Я, пожалуй, сам расплачусь с таксистом, а ты подожди меня здесь. Как тебя зовут, кстати?

- Гарик. У него мое кольцо, я оставил ему залог... Забери.

- Что?! Ну как же можно так опрометчиво поступать!

Юноша кинулся к лифту. Гарик остался ждать его сидя на пороге.

Юношу звали Жорик - Гарик вспомнил бы его имя, если бы постарался, потому что Вовка упоминал его в разговоре неоднократно, при этом у него всегда было такое странное выражение лица - вымученно-смиренное.

Жорик относился к тем редким людям, которых даже старушки на лавочке именуют "положительными", поэтому они встретили его очень благожелательно и, разумеется, тут же сообщили номер машины ворюги таксиста.

В который раз сетуя на людскую беспринципность, Жорки вернулся и пообещал мальчику непременно вернуть его перстень.

Гарик только махнул рукой.

- Да хрен с ним - все равно не признается! Дай мне аспирина, башка раскалывается.

Напившись лекарств, Гарик уснул в постели Вовки. Во сне он брел куда-то в бесконечную даль, окруженный вечными серыми сумерками, сожравшими звуки и цвета, было ему пять лет, и он был один, совсем один в этом мертвом мире...



4

В голове крутился глупый шлягер, от него уже тошнило, но делай что хочешь, думай о чем хочешь - он никуда не денется и будет сидеть в голове, пока не свихнешься. Этот шлягер крутился в магнитофоне омерзительнейшей в мире бабенки, чьи желания Вовке пришлось исполнять сегодня. Сказать честно - бабенка была ничего себе, ухоженная, подтянутая, но она была клиентка, она пользовалась великолепным, красивым и талантливым Вовкой как вещью, как какой-то непонятной органикой, не видя в нем человека.

Чувствуя себя так, что хуже и быть не может - как обычно после напряженной рабочей ночи - вернулся Вовка домой. Хотелось удавиться, особенно когда в памяти возникала ослепительно-белоснежная улыбка Панфилова, его последние слова, перед тем, как им расстаться утром на пороге его квартиры: "Я буду ждать, когда ты придешь ко мне. Знаю, что не придешь - и все-таки буду ждать. Должен быть смысл в моей жизни".

Вовка сам был уверен, что не придет никогда, и это почему-то мучило его. Хотелось сделать что-нибудь странное - купить огромный торт-мороженое для Жорки, поздороваться со старушками на лавочке, сыграть с ребятней в футбол, мерзко хихикая, написать на стене матерное слово.

Вовка едва не лишился чувств, когда увидел недавнего своего знакомого мирно спящим в его постели. Он часто вспоминал этого мальчишку со смешанным чувством восхищения и страха, который обычно вызывает все непознанное. Но уж во всяком случае, он никак не ожидал увидеть его здесь.

- О черт... - пробормотал он, глядя на Гарика, как смотрят на невесть откуда и от кого пришедшую посылку, не решаясь взять ее из рук теряющего терпение почтальона.

- Не шуми! - зашипел Жорка, - Ты можешь пока поспать на диване.

- Какая щедрость.

Они вышли в прихожую.

- Между прочим, ты мог бы предупредить меня, - сказал Жорка укоризненно.

- О чем?

Вовка неожиданно почувствовал прилив какого-то безудержного энтузиазма - вот кому можно рассказать обо всем, так это Гарику, в шок он не впадет, это точно.

- Ты должен был сказать мне, что приглашаешь кого-то жить. Все-таки я квартиросъемщик.

- Да я не знал, что он придет... А ты, собственно, что не в универе?

Жорка посмотрел на него, как на идиота.

- Разве я мог оставить мальчика одного в таком состоянии?!

- В каком состоянии? - насторожился Вовка.

- Он был как будто не совсем в себе, расплатился с таксистом золотым перстнем и, похоже, путешествовал по городу босиком. Что с ним такое?

- Откуда я знаю?

А ведь действительно, что он знает о нем? Видел всего один раз и при таких обстоятельствах...

- М-да, - Жорка помолчал какое-то время, видимо переваривая полученную информацию - трудно предполагать, каким был ход его мыслей, но он не стал больше задавать вопросов и, более того, перешел на другую тему.

- Будь сегодня, пожалуйста, дома вечером, - сказал он, - У нас будет гость.

- Что? Еще один?!

- Да еще один! Но этот, по крайней мере, не собирается здесь жить.

- Уже хорошо. Я его знаю?

- Не знаешь. Ладно, иди отсыпайся, потом поможешь мне готовить.

- Еще чего!

- И, кстати, гони бабки!

- Ого! Не слишком ли?

- Сергеев, а жрать ты хочешь?!

- Проси у нового постояльца - у него же денег куры не клюют, он тебе столько отвалит, что хватит на банкет для всего дома.

И он отправился спать на диванчик - узенький и коротенький - неприязненно покосившись на развалившегося по диагонали на его широкой кровати наглого мальчишку.

- Жлоб, - услышал он из-за двери Жоркин голос. Конечно, надо быть негодяем сверх меры, чтобы предлагать требовать деньги с ребенка, пришедшего в этот дом босиком. И ведь зарабатывает чертову уйму денег! Жлоб и больше никто.

В комнате стояло огромное трюмо, видевшее Вовку во всех его душевных состояниях. Сейчас, когда он взглянул на себя, острая тоска поразила его, как осиновый кол, в сердце. Как же противно смотреть на себя...

- Несчастный ублюдок! - сказал он своему отражению, - НИЧТОЖЕСТВО.

Хотелось удариться лбом о стекло, так, чтобы разбить себя - перечеркнуть рваной трещиной того, кто ТАКИМИ глазами смотрит на него из зазеркалья.

Он повесил пиджак на спинку стула, стал расстегивать рубашку и вдруг вышел, доставая из кармана бумажник.

Жорка копался в холодильнике, насвистывая что-то себе под нос. Вовка протянул ему несколько купюр.

- Этого хватит?

Жорка взял деньги, пересчитал, забрал половину, остальное вернул.

- Слушай, бросай ты эту чертову работу, - сказал он вдруг и таким понимающим голосом, будто действительно знал все Вовкины чувства, - Ты слишком выматываешься. Может, ты грузчик, а не охранник?

- В нынешние времена никто за так платить не будет.

- Жили мы без этих денег - и дальше проживем.

Вовка рассмеялся.

- Мы?! Что-то я не помню, когда мы с тобой были в загсе, женушка.

- Пьяный был, вот и не помнишь, - буркнул Жорка.

"Почему я не такой, как он?" - думал Вовка почти с завистью, устраиваясь на диванчике. Жорка в этой жизни не ориентируется абсолютно, - он серьезно считает, что такие деньги платят Вовке за охрану. Да, если бы он сказал ему, что подрабатывает в школе - он поверил бы наверняка.

Они познакомились на зачислении - когда оба пребывали в эйфории - как же! они поступили, Москва приняла их с распростертыми объятиями, они стали студентами одного из самых престижных ВУЗов. Не это ли предел всех мечтаний?

Жорка сразу отказался от общежития. Деловито поправив очки на носу, он говорил:

- Знакомые моих родителей уехали в командировку, и сдают мне квартиру двухкомнатную. Очень не дорого, но все-таки мне нужен компаньон - достаточно накладно содержать квартиру по нынешним временам.

"А почему бы и нет?"- подумал тогда Вовка.

- А где квартира?

- В Ясенево. Но пять минут до метро.

Вовка не думал долго. Ему самому не хотелось селиться в общаге, ко всему прочему родители обеспечили его достаточным количеством денег на первое время, а в перспективе обязательно найдется хорошая работа - Москва, город, где исполняются все желания! Ха-ха-ха!

И они поселились вместе. Жить с Жоркой оказалось очень легко, он был покладист, коммуникабелен и ответственен. Плюс ко всему именно он вел домашнее хозяйство, платил за квартиру и ходил по магазинам. Нет, разумеется, таковые обязанности были разделены между ними поровну, но, когда, приходя из института, Жорка видел в раковине гору так и не вымытой сожителем посуды, он громко возмущался, но мыл ее сам.

Вовка пользовался этим беззастенчиво.

При всем при этом, Жорик не пропускал занятия и подрабатывал написанием компьютерных программ от случая к случаю. Платили ему копейки, но он был счастлив - просиживал за компьютером все свободное время, портил глаза и желудок.

Вовка так не мог. Справедливо полагая, что хорошая работа должна хорошо оплачиваться, он отказывался дешево продавать свои мозги. Он поступил по другому - и где теперь твоя гордость, юноша?

Зарабатывать деньги телом Вовка не собирался - такое и в кошмарном сне не могло присниться - все получилось случайно. В какой-то газете, купленной у метро, он прочитал весьма соблазнительное объявление, суть которого сводилась к тому, что дама приятной наружности и отличной обеспеченности, около тридцати лет, будет рада познакомиться с желающими получить от нее оплаченные ею же уроки мужского взросления. Претенденты требовались от 18 до 25 лет. Гарантировалась анонимность, хороший отдых, приятная еда, посещение ночных клубов и ресторанов.

Вовка никогда не страдал излишней скромностью, он взял и позвонил.

Говорил с ним очень вежливый секретарь, пригласивший его на "собеседование". Вот тогда-то Вовка и узнал правду. Правду о том, что объявление - всего лишь уловка для того, чтобы заинтересовать раскрепощенных и уверенных в себе молодых людей, готовых зарабатывать сексом.

Вовке предложили работу. Сначала он был в недоумении, потом в ярости, потом в ужасе, потом испытал жуткое разочарование - он-то уже надеялся на хорошие денежки, и потом, после всей этой сложной гаммы чувств, он... согласился попробовать. Так и пошло.

Но все! Так больше жить нельзя! Нужно срочно бросать эту "работу", иначе он действительно свихнется. "Секретарь" ошибся - он, Вовка, вовсе не раскрепощенный, не современный, и с кучей комплексов.

Приняв душ и выпив снотворного - что стало почти обычным делом - Вовка уснул и проснулся уже под вечер, если и не с хорошим настроением, то, по крайней мере, вполне умиротворенный.

Жорка носился по кухне, что-то резал, что-то крошил, колдовал над кастрюлями, дымившимися на плите. Гарик, в Вовкиной рубашке, сидел на угловом диванчике за столом и, когда Жорка не видел, таскал помидоры с огурцами из тарелки. Аккуратно нарезанные, они ожидали подсолнечного масла. Напрасно, должно быть.

Вовка стоял, прислонясь к косяку и с иронией наблюдал эту трогательную домашнюю сцену, к которой само собой напрашивалось название: "Счастливое семейство готовится к приему гостей".

- Наконец-то ты проснулся! - обрадовался Жорка, отрываясь от плиты, - Сгоняй за водкой!.. Гарик! - это он накрыл-таки мальчишку за преступлением - он как раз выуживал из тарелки очередную помидорную дольку.

Гарик медленно поднялся, потянувшись с вальяжностью сытого домашнего кота.

- Шмотки бы мои перевезти не мешало, а то мне ходить не в чем.

Он, как Пьеро, помахал слишком длинными рукавами рубашки.

- Где же твои шмотки?

- У приятеля одного... в основном.

- Завтра. Сегодня некогда. Переживешь как-нибудь.

- Переживу, - покладисто согласился Гарик, пытаясь как-то приспособить Вовкину рубашку, чтобы не сидела мешком. Ему не пришлось особенно стараться - преимущество хорошего сложения в том, что одень что угодно и будет смотреться мило.

- Ну и когда заявится твой новый друг? - спросил Вовка Жорика.

- Через час.

Вовка отправился одеваться, но Гарик, обогнав его, первым шмыгнул в ванную. Вовка хотел разозлиться, но почему-то не получилось. На самом деле он был рад Гарику - Гарик отвлекал его от грустных мыслей.

Гарик внимательно рассмотрел набор косметических средств, коими была уставлена полочка под зеркалом, пока в ванную набиралась горячая вода. Здесь не было того, что он любил, но обойтись можно и этим.

Собственное отражение в зеркале сегодня не доставляло Гарику удовольствия. Какие-то тени под глазами, и цвет лица оставляет желать лучшего.

Все! Неделю не выползать из дома! Только есть, спать и слушать музыку.

Вовка явился в ванную уже одетым в джинсы, принес на вешалке рубашку с крахмальным воротничком. Он намеревался побриться, а если Гарику вдруг не понравится его общество - это уже его проблемы.

Гарику его общество нравилось. Оценивающим взглядом он рассматривал его со спины, любуясь уверенными, исполненными скрытой силы движениями восхитительно мужественного парня.

- Жалко, что ты не голубой...

Вовка от изумления застыл с помазком в руке, потом повернулся к нему.

- Чего-чего?

- Ты странный, - Гарик погрузился в пену по самый подбородок и смотрел из белого облака глазами чистыми, как у ангелочка.

- Почему?

- Придумываешь себе проблемы и мучаешься потом.

Вовка опустился на край ванной.

- Я себя не понимаю. Пытаюсь, но не могу. Это честно, Гарик. Я уже и не уверен, что я не... голубой.

Гарик от восторга едва не утонул.

- Этой ночью ты наконец получил удовольствие! - воскликнул он, пытаясь заглянуть Вовке в глаза.

- Придурок! - Вовка окунул его в пену с головой, за что оказался весь забрызган оной. - Я не нимфоман, чтобы получать удовольствие от проституции! Я с тобой серьезно говорю, а ты издеваешься!

- Я с тобой вообще говорить не буду, - ответил Гарик обиженно, отряхивая пену с волос.

- Слушай, Гарик, вот ты маленький еще вообще-то. Тебе шестнадцать есть?

- В ноябре будет семнадцать.

- Ну вот, маленький же еще. Скажи, как ты выносишь все это?

Гарик смотрел на него непонимающе. Вовке сейчас было страшно смотреть на него - мокрый, в пене, он казался совсем маленьким и таким хрупким.

- Больно ведь и... неприятно ужасно!

Гарик расхохотался.

- Дурачок, какой ты дурачок! Да лучше этого и быть ничего не может...

Он посмотрел на Вовку и увидел неверие в его глазах.

- Вас там учат хоть чему-нибудь в вашем... заведении? И ногти стричь больно, если рвать их щипцами.

- Ну и что ты хочешь этим сказать?

- Уметь надо. Парню двадцать лет, а рассуждает, как младенец, - сказал Гарик высокомерно.

- Профессор, мать твою, - пробормотал Вовка, тут вспомнив, о чем он, собственно, собирался говорить, - Ладно, замнем для ясности... Все дело в том, друг Гарик, что я, кажется, хочу заняться любовью с одним мужиком...

Вовка рассказал все с самого начала, о том, как пришел по вызову к своему преподавателю, о том, как они говорили всю ночь, о том, как теперь он специально ходит на сопромат, потому что встречи с этим человеком странно волнуют его.

Гарик слушал его с явным интересом.

- Какая романтическая история. Чего только в жизни не бывает!

- Я и сейчас не испытываю влечения ни к кому из мужиков, а к нему... к нему испытываю что-то... Чего молчишь?

- А что тебе сказать?

- Ну скажи что-нибудь.

- Нравится он тебе - действуй. Чего ты хочешь от меня?

- Скажи, я педик или нет?

- Педик, - сказал Гарик с удовольствием.

Вовка глубоко задумался.

- А если честно, то нет, - добавил Гарик. - Ты меня умиляешь, князь Владимир Ясное Солнышко, ты та-акой романтичный!

Последние слова мальчик кокетливо протянул и брызнул на Вовку пеной.

- Мне пойти к нему?

- Да иди конечно, не будь дураком! У вас все может здорово получиться! Он красивый?

Вовка пожал плечами.

- Мне кажется, да...

- Черт возьми, познакомь меня с ним!

Вовка посмотрел на него мрачно.

- Ну-ну, я пошутил. Он, наверняка, нищ как Иов, на фиг он мне? Романтические и нежные чувства в гробу я видел, если они не подкреплены солидным капиталом.

- Ты знаешь, что ты маленькое чудовище?

- Знаю.

В дверь заглянул Жорка - как видно, в этом доме не принято было церемониться - спросил, злобно сверкая глазами из-под очков:

- У вас совесть есть? До прихода гостя двадцать минут!

Ему ничего не ответили, и он обиженно хлопнул дверью.

- И, вместе с тем, - проговорил Вовка задумчиво, - Мужское тело не вызывает во мне никаких эмоций... кроме негативных...

- Отстань! - Гарик полез за душем, - Я тебе что, психотерапевт? Слезай с ванны и задерни шторку!



Звонок в дверь раздался в точно положенное время. Жорка чинно пошел отпирать. Вовка и Гарик отправились вслед за ним - гостя встречать, улыбаться, здороваться, жать руку.

Гость оказался мужчиной лет сорока с худым вытянутым лицом и почти полностью лишенной растительности головой. Плюс ко всему, он улыбался во весь рот, демонстрируя все тридцать два великолепных белых зуба. Зрелище было потрясающее, на какое-то время полностью парализовавшее никак не ожидавших ничего подобного Вовку и Гарика.

- Мистер Дадсен! - воскликнул Жорка с неподдельной радостью, - Добро пожаловать!

Иностранец! Вот чего не ожидал никто!

- Yes! - радостно воскликнул мужчина, не переставая улыбаться, - Здравствуйте!

Такой милый легкий акцент.

Вовка и Гарик по очереди протянули руки для пожатия - у них обоих все еще были такие лица, будто к ним в гости заглянул президент.

Иностранец же смотрел на них сияющими неиссякаемым счастьем глазами и, самое странное, Жорка в этот момент был удивительно похож на него - он тоже улыбался и тоже светился, как новогодняя елка. Вот и говори после этого, что хорошо знаешь человека! Он вел себя в точности, как американец!

Поулыбавшись, они вошли в гостиную (в гостиную была превращена комната Жорки как наиболее приличная), где стол ломился от кушаний. Мистер Дадсен громко повосхищался, убивая своей шаблонной американской улыбкой, и все уселись на предназначенные им места.

Они говорили о компьютерах и только о компьютерах битых два часа и почти не пили. Гарик едва не скончался от тоски. Забыв о данном самому себе обещании, он глушил водку едва ли не больше всех. Мистер Дадсен все косился на него и, наконец, не выдержал:

- Такой юный молодой человек не должен столько пить.

Гарик улыбнулся ему так очаровательно, как только мог, откинув развязным движением прядь волос, упавшую на глаза.

- Был бы я трезвым, давно умер бы от ваших терминов! Вас самих еще не тошнит?

Мистер Дадсен воззрился на Жорку едва ли не с ужасом.

Вовка кусал губы, чтобы не засмеяться.

- Он шутит, - сказал Жорка.

Мистер Дадсен улыбнулся, но уже как-то натянуто.

- Ах, шутит!

- Yes! - воскликнул Гарик, имитируя иностранный акцент, - Это есть шутка! На самом деле я обожаю поговорить о точных науках, особенно когда завтракаю, обедаю или ужинаю! Мужики, кончайте вы эту херню! - взмолился он, - давайте лучше выпьем, я тост скажу - нормальный, общечеловеческий!

Воспользовавшись воцарившимся недоуменным молчанием, он налил всем водки - больше пролил на стол - Вовка поймал себя на мысли, что рассматривает мальчишку почти с вожделением. "Что со мной?! - мысленно вопил он, - Пьян я что ли, или я действительно становлюсь каким-то другим?!"

В своих до безобразия обтягивающих джинсах и рубашке, завязанной узлом на животе, Гарик смотрелся вызывающе сексуально. Для кого он старается? Или он всегда такой?

- Тост, который я всегда произношу первым! - мальчик высоко поднял рюмку, так, что луч света ослепительно сверкнул в хрустале, и провозгласил:

- За свободную любовь!

Вовка громко хмыкнул и первым стукнулся краем рюмки о рюмку Гарика. Жорик и мистер Дадсен тост поддержали, хотя на лицах их совершенно ясно читалось полнейшее непонимание того, что происходит.

После гариковой выходки оживленный разговор как-то заглох, о компьютерах больше не говорили, а другой темы для разговора для этих людей, видимо, не существовало. Потому мистер Дадсен не стал засиживаться. Сославшись на неотложные дела, он удалился, когда не было еще и девяти. Все так же широко улыбаясь, попрощался с Вовкой и Гариком, причем глаза его теперь смотрели на мальчика с тихим ужасом.

Жорка пошел его провожать.

Как только за ними захлопнулась дверь, Вовка с Гариком расхохотались. Безудержно, до слез.

- Ты его клеил? - сквозь смех выговорил Вовка.

- Кого? Американца?! - Гарик рухнул на пол, закрыв лицо руками, - Ты с ума сошел! Я - такого?! А ты уж не ревнуешь ли?

- М-м, а пожалуй, он ничего!

Вовка попытался изобразить улыбку в тридцать два зуба.

Это было ужасное зрелище, оно вызвало приступ нового дикого хохота, который не остановило даже возвращение Жорки.

- Два идиота, - пробормотал Жорка, отправившись убирать со стола, - Только бы нажраться.

- Где ты откопал этого придурка? - спросил его Вовка.

- Ты сам придурок!

- О, гляди, обиделся! Жорик, что у тебя с этим иностранцем?

Жорка либо не понял намека, либо не захотел понять - что вернее.

- Мы говорили об этом весь вечер, - сказал он укоризненно, - Мог бы и послушать вместо того, чтобы кидаться на водку так, будто не видел ее никогда.

- И все-таки, откуда он взялся?

- Мы познакомились на ВВЦ, на выставке продукции IBM. Между прочим, я звал тебя с собой.

- Ну да, ну да.

Вовка тяжело рухнул на аккуратно застеленную Жоркину кровать.

- И как там... IBM?

Жорка не отвечал. В самом деле обиделся что ли? И Вовка отправился в свою (теперь уже не совсем свою) комнату - еще заставят мыть посуду. Жорка его не удерживал. Что толку от того, кто едва держится на ногах?

Гарик сидел на кровати, обнявшись с магнитофоном, вокруг валялись кассеты, которые он включал по очереди и выкидывал обратно.

- В общем-то, почему бы не словить кайф... когда сам плывет в руки, - размышлял Вовка, снимая пиджак, - Какого хрена я...

- Ты, надеюсь, не положишь гостя спать на диване?

- Что?

Сбитый с мысли, Вовка несколько мгновений смотрел на него не понимая, пока не сообразил, о чем он.

- Ну ты наглый мальчишка! Это моя кровать, и я тебе ее не отдам!

- Я пожалуюсь Жорке!

- Твой гнусный шантаж не пройдет. Жорка выставит тебя первым - ты произвел неблагоприятное впечатление на его заокеанского друга.

- Гады вы оба.

Гарик наконец вспомнил, что именно разыскивал, и вставил в магнитофон кассету с альбомом Фредди Меркьюри.

Расстегнув несколько верхних пуговиц на рубашке, Вовка рухнул на кровать рядом с мальчиком.

- Давай, дорогой, проваливай на диванчик.

Гарик несколько мгновений смотрел на него, хитро улыбаясь.

- Я предлагаю тебе сделку.

- Какую еще сделку?

- Благословение на любовь...

Вовка приподнялся на локте.

- Это ты о чем?

- О том, как стричь ногти без помощи щипцов.

- Да ладно, что ты знаешь!

Гарик с деланным безразличием пожал плечами.

- Как хочешь. Доходи своей головой до всех премудростей и учись на ошибках... В конце концов большинство так и делают. Наверное, самое главное доставить удовольствие клиенту, не обязательно получать его самому.

Вовка колебался несколько мгновений, но, разумеется, сдался.

- О `кей, малыш! - сказал он, - Половина кровати твоя.

- Но ты должен постараться, иначе я выставлю тебя на диван.

Гарик только улыбнулся.



ГЛАВА 2 НЕСТОР

1

Пронзительный звонок в дверь разбудил Гарика поздним утром. Натянув на уши подушку, Гарик собирался продолжить сон, тем более, что там - в стране Небывалии - было совсем не плохо, однако волшебные ворота, похоже, закрылись с концами - не засыпалось... Ко всему прочему проклятущий звонок заверещал снова, с легкостью достав мальчика и под подушкой.

С жалобным стоном Гарик сполз с кровати и пошлепал отпирать дверь, готовый увидеть за нею все, что угодно, но только не то, что увидел.

На лестничной площадке стояли две бодрые старушки и старичок с очень измученным лицом.

Гарик в недоумении молчал. Пенсионеры молчали тоже, сомневаясь, вероятно, стоит ли заводить серьезный разговор с взъерошенным сонным мальчишкой. Впрочем, колебались они недолго - дело было прежде всего, и одна из старушек пошла-таки в атаку. Она сунула Гарику под нос замызганную школьную тетрадку и произнесла укоризненно:

- Ваша квартира должна десять тысяч в ремонтный фонд дома! Два месяца взнос не платили!

Гарик от греха подальше вознамерился захлопнуть дверь и таким образом спастись, но не тут то было. Старушка ловко вставила ногу между дверью и косяком.

- Вы поглядите какой наглец! - произнесла она с удовольствием, - И как тебе не стыдно так вести себя!

- Взрослые дома есть? - спросил старичок печально.

- Нет.

- Какая разница! - в глазах старухи полыхала ненависть. Беспричинная, странная, непонятная, - Он здесь живет! И без прописки, наверняка! Я знала, что нельзя пускать студентов в квартиру!

Старичок, уступавший даме в габаритах почти вдвое, попытался было оттеснить ее, но тщетно, пришлось говорить из-за ее плеча.

- Трубу прорвало. Фекальную. Она чугунная, сваривать ее невозможно, нужно менять целиком, и мы собираем деньги с квартир. Это срочно.

- Да нет у меня денег! - воскликнул Гарик, наконец поняв, что от него требуется.

- Надо взять его и отвести в подвал, - тихо и печально произнесла та старуха, что молчала до сих пор, - Пусть посмотрит, что там делается! Нельзя так наплевательски относиться ко всему на свете!

- Да обалдели вы?! - возмутился Гарик, - Шантажисты! Я вообще здесь не живу!

Он снова попытался захлопнуть дверь, и снова ему это не удалось. Сумасшедшая старуха не позволила, она смотрела, злобно сузив глаза и, казалось, готова была кинуться на Гарика и загрызть его. То ли ей так уж досадили бессовестные жильцы дома, никак не желающие раскошелиться на ремонт пресловутой фекальной трубы, то ли она просто ненавидела всех окружающих, что вернее.

- Вечером зайдем... - произнес старичок, - Валентина!

Валентина не слышала его, огромным бюстом она надвигалась на Гарика, пытаясь заглянуть в квартиру.

- Вон там батарея бутылок! - ткнула она пальцем куда-то в глубину коридора, - Представляю, что здесь была за оргия! Не знает Людка, что в ее квартире творится. Вот я ей расскажу, когда вернется!

Гарик и без того был не в самом хорошем расположении духа, потому без лишних церемоний ударил бабку по лодыжке. Та с визгом вылетела в коридор.

- Иди ты к черту, старая сука, - с чувством сказал он, захлопывая дверь. - Сумасшедший дом, мать их...

С лестничной площадки еще долго доносились вопли и стенания.

- Чтобы я когда-нибудь еще взялась собирать деньги! - услышал Гарик и зловеще усмехнулся.

"Я надеюсь, что ты больше никогда, никогда! не пойдешь собирать деньги, и близко не подойдешь к дверям чужой квартиры!"

После этого странного инцидента Гарик почувствовал себя лучше - маленькая месть старухе оказалась весьма сладостной, в ее лице он словно отомстил всем этим гнусным склочным бабам, обожающим лезть в чужие дела. Как хотелось ему - несколько лет назад - вот так же врезать по слоновьей ножище в грязном спущенном чулке соседке из квартиры напротив... Дела минувшие.

Одевшись во всю ту же Вовкину рубашку, Гарик отправился к компьютеру, однако не обнаружил в меню ничего, что хоть смутно напоминало бы игры. Честно сказать, ему вообще не удалось запустить ни одной программы.

Что за пакостный денек! Гарик взглянул на календарь и протяжный стон вырвался из-за плотно сжатых губ - как выяснилось, сегодня было тринадцатое число, чему уж удивляться...

Однако за окнами светило солнце, пели птицы и радостно вопили дети, вырвавшиеся на каникулы. Жизнь бушевала с яростной силой. Гарика невыносимо потянуло куда-то... Но нет, только не сегодня!

Послонявшись по комнате, он увалился на кровать с телефоном и принялся крутить диск.

У Нестора был поразительно убитый голос, когда после восьмого или девятого звонка он, наконец, снял трубку.

- Признайся, я вынул тебя из петли, - сказал Гарик после обычных приветствий, - Ты уже стоял на унитазе и скользил пальцами по намыленной веревке, готовя ее к соприкосновению с шеей, когда зазвонил телефон и ты, как честный человек, не смог не ответить. Ты осторожно слезал с унитаза, но поскользнулся и рухнул, попав головой...

- Га-арик!

- Как живешь, Нестор? Я просто умираю от тоски, совсем один, позабыт, позаброшен, все люди гады, никто меня не любит, и все меня ненавидят!

- Бедный мальчик.

- Не чувствую искреннего сожаления.

- Где ты сейчас, с кем? Мы не виделись Бог знает сколько.

- Говорю же, ни с кем. А ты?

- Я?! О Боже мой, о чем ты говоришь! - воскликнул Нестор с такой отчаянной тоской, что Гарик моментально потерял охоту издеваться. Он и не ожидал, что так обрадуется просто услышав голос давнего приятеля, которого действительно не видел месяца два, если не больше. Именно у Нестора хранился основной Гариков гардероб, то не особенно насущное из дорогих подарков любовников, что не будешь хранить где попало и в особенности дома у мамочки.

- Нестор, у тебя какие-то проблемы?

- Да нет, ну что ты, - похоже он улыбнулся. Своей милой печальной улыбкой обреченного и покорного несчастным обстоятельствам человека.

- Знаешь, я тут обосновался у одного приятеля, возможно, поживу здесь какое-то время, хотел забрать кое-что из вещей.

- Твой новый любовник?

- Я же сказал - приятель. Сволочной парень, но сейчас другой альтернативы нет.

- Гарик! Приезжай ко мне! - воскликнул Нестор с чувством.

- К тебе? А как же...

- Нет! - голос Нестора обрубил его фразу как острым клинком, - Он не живет здесь больше, давно не живет. Мы расстались навсегда, и... он, кажется, снова в Германии.

- Это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО так, Нестор? Что-то мне не верится, если честно.

- Гарик, я живу сейчас один, и я приглашаю тебя к себе, - в голосе Нестора послышались нотки истерики, - Одиночество повергает меня в тоску! Я вспоминал о тебе только вчера... вчера ночью я не мог уснуть. Боже, я, кажется, начинаю сходить с ума! То, что я вытворил сегодня утром, Гарик!..

- Ладно, если ты хочешь... давай заезжай за мной. Записывай адрес.

Он уходил из этого дома таким же, каким вошел в него вчера - в джинсах, майке и босиком. Его изящные ступни с розовыми ровными ноготочками, величественно ступающие по прохладному шероховатому асфальту, не могли принадлежать просто босому мальчишке. Эти ступни, совершенством линий подобные творению японского миниатюриста, выдавали в нем мальчика-бога. Несколько пар глаз, недоброжелательно следящих за их победным шествием, и искаженные мистическим ужасом лица свидетельствовали об этом.

Пройденный мальчиком-богом путь, обозначался дивной красоты цветами, которые, разламывая серый асфальт, раскрывали солнцу свои лепестки и разливали вокруг пьянящий аромат, от которого мутился рассудок, и душу охватывал безумный экстаз, смотрящий на мир невидящим, жутким взглядом вакхантов с пустыми, черными провалами глазниц.

Пакостные старухи с крючковатыми носами и дряблыми щеками, сидящие на лавочке у подъезда, разметали по ветру свои седые космы и обратились в фурий, злобно скалящих вслед мальчику-богу желтые, пугающе длинные клыки. Но он был для них недосягаем - табу. В конце своего пути он обернулся и, метнув в беснующихся фурий лукавый взгляд своих фиалковых распутных глаз, тряхнул шелковистыми волосами и весело крикнул:

- Имел я вас всех!

Мальчик-бог запрокинул голову к небесам, рассыпая вокруг жемчужины своего смеха, затем - хлопнула дверца, и он исчез, оставив на этой грешной земле лишь легкий аромат своего очарования. Потом налетел ветер, сорвал, раскидал дивные цветы, проросшие сквозь унылый асфальт, и благоговейно слизал следы шаловливого мальчика-бога, напоследок швырнув горсть пыли и песка в красные от ненависти глаза фурий...

Недоуменный взгляд прохожего почтительно проводил бежевую "вольво", увозящую языческого кумира и зафиксировал нескольких старух на лавочке, неприязненно провожающих глазами машину - и больше ничего. Стихии, демоны и ангелы вновь притворились домами, деревьями, шныряющими по двору кошками, детьми, возящимися в песочнице и невозмутимо продолжили: шуметь листвой, шнырять, воровато оглядываясь, и хныкать, растянувшись на тротуаре в ожидании поднятия, легкого шлепка и пребольно жгущей зеленки на ободранную до крови коленку.

- Приветствую тебя, сын солнца! - Гарик сияющий и возбужденный ткнулся носом Нестору в теплую шею, вдохнув привычный горьковатый запах одеколона от жесткого крахмального воротничка светло-голубой и, несмотря на жару, застегнутой на все пуговицы, рубашки.

- Что?

- Ничего! Я рад тебя видеть!

- Я тоже очень рад тебя видеть, малыш.

В голосе Нестора не было особой радости и его миловидное лицо казалось застывшей маской скорби.

Гарик смиренно приготовился к очередной грустной истории несчастной жертвы враждебных обстоятельств. Последний нежно-голубенький лепесток дивного цветка трепетал, прибитый ветром к лобовому стеклу, Гарик уничтожил это слишком сказочное искажение пространства, вызванное внезапным приступом вдохновения, с легкостью и безжалостностью истинного творца, заставив его притвориться унылым осиновым листочком, гораздо больше соответствующим данной реальности.

- Что, наш любимый престарелый извращенец не желал выметаться без скандала? - попытался угадать Гарик и, не получив ответа, продолжил, - Ничуть этому не удивляюсь. И почему, летописец, он жить без тебя не может? Тайна, покрытая мраком! Ты, кстати, уверен, что он действительно отвалил к немцам?

- Гарик, если ты будешь говорить со мной о нем!..

Нестор бессильно ударил ладонями по рулю.

Гарик наблюдал за ним с интересом, жалея, несчастного потомка дипломатов, не умеющего просто так выплескивать накопившееся отчаяние наружу, что было бы ему полезно, ибо чувствовалось, что он на грани.

- Ты угробишь нас троих, - покачал он головой, глядя, как Нестор проехал на красный свет.

- Троих? - не понял Нестор.

- Меня, себя и машину.

Нестор не поддержал разговора. После минутной паузы, заполненной его хмурым молчанием, он со вздохом спросил:

- Что случилось на этот раз? В какую историю ты вляпался? И почему... ты босиком? - он осторожно покосился на его босые ноги.

Гарик закинул ногу на ногу и игриво пошевелил розовыми пальцами.

- Не комильфо, да? А вот нравится мне босиком!

- Так что случилось?

- У меня ничего не случилось! У тебя что случилось?

- Гарик-Гарик, пусть никогда не настанет день, когда удача изменит тебе!

- Чей-то ты?

Нестор напряженно следил за дорогой, по профилю его понять было невозможно, что он имеет в виду. Гарик смотрел на него удивленно и ждал продолжения.

- Ты слишком рискуешь, малыш, ты ничего не боишься и это ужасно - у тебя, по всей видимости, отсутствует инстинкт самосохранения. Я понимаю, что острые ощущения доставляют наслаждение ни с чем не сравнимое, но...

- Раз доставляют, то не о чем и говорить! - отрезал Гарик.

- Ты напоминаешь мне героя одного анекдота. Сидит мужик на дороге и бьет себя кувалдой по голове. Прохожий спрашивает: "Что ты делаешь?" "Кайф ловлю." "Какой же в этом кайф?" "Когда мимо, тогда кайф." Понимаешь, о чем я говорю?

- Когда мимо, тогда кайф? - усмехнулся Гарик, - Это точно я! Надо запомнить. Да что наша жизнь без острых ощущений, Нестор? Знаешь, в детстве, когда мы с матерью ездили к бабке в деревню, я ночью прокрадывался в тамбур поезда... Как же здорово высунуться из окна поезда, ночью, когда он несется на полном ходу! Сквозь обрывки туч сияет луна, среди бесконечных темных лесов иногда проносятся деревни, где дома - только тени и лишь качающиеся на ветру фонари указывают, что здесь живут люди. И такой ветер в лицо, что трудно дышать...

Нестор смотрел на дорогу, а перед глазами его проносились рисуемые Гариком картины: и подмигивающая среди рваных туч луна, и застывшие загадочно корявые черные ветви деревьев, и со скрипом раскачивающиеся на ветру фонари... Изредка он поглядывал на озаренное вдохновением лицо Гарика и взгляд его делался жалобным: от чего-то щемило сердце и он не знал смеяться ему или плакать, так беззащитен и безумно бесстрашен был этот мальчик.

Глупый неразумный ребенок - он обречен!

Так думал Нестор, нажимая на педаль акселератора.

2

Закат окрасил небо в восхитительно яркие краски. Багровое море разливалось у горизонта, мертвенно-бледный свет над ним постепенно густел до темно-синего.

Нестор стоял у окна, судорожно сжимая пальцами подоконник, серые глаза его отражали пламя заката.

Нестор не отрываясь смотрел на дорогу перед домом.

- Почему небо не бывает некрасивым? - говорил Гарик, подперев щеку ладонью.

Он сидел за кухонным столом, глядя мимо Нестора на захватывающее буйство красок за окном.

- Даже когда оно серое, и идет дождь. Противное, неприятное, но все равно красивое! Странно, правда?

Нестор молчал.

- Мне редко снятся цветные сны, но когда снится небо... Ты думаешь о нем?

- Что? - Нестор резко обернулся, - О ком?

- О ком... о Магаданском.

- Тьфу, Гарик, я же сказал, что с ним покончено!

- Тогда о ком?

Нестор какое-то время смотрел на него, потом приблизился и сел рядом.

- Я схожу с ума, малыш, просто схожу с ума... Ты что-то рассказывал? Может быть, хочешь есть?

Гарик не нашелся что ответить, но ему и не пришлось. В это самое время у подъезда затормозила машина. Губы Нестора дрогнули в какой-то нервной улыбке, он поднялся с табуретки так резко, что едва не уронил ее и рванулся к плите. Схватившись за ручку чайника, он застыл, устремив взгляд в окно. Гарик мгновенно сорвался с места и припал лбом к стеклу - у подъезда стоял новенький жемчужно-белый "БМВ" с тонированными стеклами, из которого только что вышли двое молодых мужчин, один из которых еще возился с ключом. Но вот он выпрямился, откинув упавшую на лоб челку блестящих каштановых волос и улыбнулся поджидавшему его приятелю, рослому, широкоплечему, громадному, как шкаф. Казалось, одно неловкое движение, и пиджак на его спине лопнет посередине... а тот, кто ему улыбался, был очень даже ничего...

- Кто это? - спросил Гарик.

- Это? - Нестор с деланным равнодушием отправился наливать в чайник воду, - Сосед, кажется.

Его голос дрожал от обиды, он бухнул чайник на плиту и принялся зажигать газ, ломая спички одну за другой. Гарик отобрал у него коробок и закрыл конфорку, уже распространившую запах газа на всю кухню.

- Может быть, ты все-таки расскажешь мне, что происходит?

- Ничего не происходит! Успокойся, Гарик.

- Да я-то спокоен, как танк... а вот один присутствующий здесь летописец...

- Не лезь не в свое дело, Гарик, и... зажги, наконец, газ!

И Нестор решительно покинул кухню. Гарик услышал, как где-то там в спальне заработал телевизор, он выглянул в окно, но у машины уже никого не было.

Все еще пребывая в состоянии легкого недоумения, Гарик подул на конфорку, полагая, что таким образом сгонит на безопасное расстояние скопившийся газ, и зажег плиту.

Он поставил чайник на огонь и еще несколько секунд смотрел на острые трепетные лепестки пламени. Глаза его наполнились слезами.

"Этот день отвратительно начался и не может кончиться хорошо" - подумал он смиренно и решительно отправился в комнату, где Нестор сидел в кресле перед телевизором и смотрел в него пустым безразличным взглядом.

- Я пойду, пожалуй, - сказал ему Гарик бесцветным голосом.

Нестор прижал ладони к лицу, а когда отнял их, глаза его уже обрели прежнюю мягкость.

- Нет, малыш, не уходи! Прости меня. Ты очень нужен мне. Правда...

Нестор протянул к нему руки и Гарик, хлюпнув носом, кинулся ему на грудь.

- Не смей так обращаться со мной! - слезы ручьями текли из глаз и не было ни сил, ни желания справляться с ними.

Гарик слишком любил себя, чтобы пытаться усмирять свои эмоции. Впрочем, может он просто не мог этого сделать.

- После того, что мы вытворяли с Магаданским! - Гарик засмеялся сквозь слезы, - Ты...ты просто сволочь!

- Гарик!

Воспоминания о минувших событиях, безумных до идиотизма, вызвали у Нестора массу противоречивых чувств. Он до сих пор не понимал до конца, где была его голова, когда он пошел на поводу у мальчишки, устроив такое глупое шоу. Правда тогда он был в отчаянии и готов был на все... А Магаданский исчез из его жизни так недавно (если быть честным, то случилось это всего-то три дня назад) и воспоминания были еще так свежи...

Гарик действительно был необходим ему сейчас, хотя бы потому, что только он знал все (ну хорошо, почти все) об их взаимоотношениях с Магаданским. О тонкостях их взаимоотношений.

- Но ведь сейчас дело совсем не в Магаданском, так ведь?

Нестор бессильно откинулся на спинку кресла. Ему хотелось рассказать в чем (в ком!) сейчас дело, чтобы услышать трезвую оценку себя и своих действий - Гарик способен был сделать трезвую оценку, этот мальчик, как ни странно, обладал поразительным трезвомыслием - и в то же время он боялся снова посвящать Гарика в столь интимную сферу своей жизни, потому что... потому что, черт побери, все может обратиться в нечто дикое, как тогда с Магаданским. Но на Магаданского наплевать, Нестор не любил его ни одного мгновения, а теперь... Теперь все иначе!

Боже, как же больно!

- Надеюсь ты никогда никого не полюбишь, малыш, - изрек Нестор загробным голосом, - Хуже ничего быть не может! Эта болезнь хуже любой другой. Не все врут в книжках, Гарик. Любовь убивает, сжигает человека изнутри, как... кислота! Сладкий яд... Ничего нет в этом яде сладкого, отвратительное чувство... врагу не пожелаешь.

Гарик удобно устроился у него на коленях, в глазах его, еще блестящих от слез, вспыхнули искры любопытства.

- Очаровательный владелец "БМВ", - проговорил он задумчиво, - С такой ослепительной улыбкой, подаренной кому-то там... Сосед?

Нестор молчал. Как же глупо чувствовал он себя в этот момент - Гарик смотрел на него вопросительно, а он не в силах был даже поднять глаза. Глупее и быть не может! Как мальчишка.

- Давно?

Милый Гарик понимает все без слов, цены ему нет!

- Давно. А впрочем какой там давно! Пару недель назад... Боже, всего пару недель, а кажется!.. - и тут Нестор словно в бурную реку попал - говорил, говорил и уже не мог остановиться.

- У нас тогда вырубили свет во всем доме и жильцы как тараканы повыползали из своих нор со свечками, словно впервые увидев друг друга и глядя друг на друга как на призраков, будто и не подозревали, что дом населен так густо...

Дом был равномерно населен нищими и бродягами, которые выползали в засаленных халатах, обвисших тренировочных штанах, какие-то грязные, оборванные, обрюзгшие. В свете трепетных огоньков свечей они казались тараканами, крысами, пещерными гномами, но только не людьми. Шаркая стоптанными тапочками по ступенькам, они тихо перемещались с этажа на этаж, переговариваясь почему-то таинственным шепотом. Все они вступили сейчас в молчаливый сговор - не считать друг друга людьми, не замечать своего вопиющего уродства.

- Что случилось? - интеллигентно спросил Нестор у какой-то женщины с бигуди, торчащими из-под неаккуратно повязанного платка.

Женщина посмотрела на него неприязненно и поспешила отойти, только небрежно пожав плечами. Ей было неприятно, что элегантный молодой мужчина видит ее такой неприглядной. Нестор терпеть не мог неопрятности. Может быть его чувства отражались у него на лице, потому что эти люди (крысы, гномы и тараканы) все шарахались от него, опускали глаза и старались как можно незаметнее юркнуть во тьму. Крысы, гномы и тараканы не терпят присутствия человека, они всегда убегают...чтобы не становилось заметно их собственное безобразие.

Нестору стало противно и он предпочел одинокое сидение в темной квартире этому странному шуршащему обществу. Он уже поднял руку, чтобы толкнуть дверь, когда из квартиры напротив вышел он...

Он был прекрасен, небрежно элегантен в расстегнутой на несколько верхних пуговиц рубашке. Должно быть авария со светом застала его именно таким- когда он стоял перед зеркалом, устало развязывая галстук, расстегивая тесный воротничок накрахмаленной рубашки. Едва уловимый запах дорогого одеколона, сопровождавший его появление, ударил Нестора прямо в сердце. В этот момент он умер и родился снова - другим. И мир преобразился, крысы, гномы и тараканы превратились в людей, нет, в светлых эльфов.

Он прошел мимо Нестора, даже не взглянув на него, перегнулся через перила, посмотрел вниз, спросил что-то у кого-то, потом недовольно поморщился и махнул рукой.

Нестор жадно ловил каждый его жест, пытаясь запомнить, впитать в себя его целиком. Ведь он уйдет, уйдет безвозвратно, скроется за дверью своей квартиры (Боже мой, ведь он живет за стенкой!), и никогда больше Нестор не увидит его, а если и увидит, то только мельком, и они даже не поздороваются. Безнадежно... все безнадежно, как смерть.

Нестор почувствовал безмерное отчаяние, когда понял, как именно все кончится, в душе его бушевал огонь, но когда сосед, собиравшийся исчезнуть в своей квартире, приблизился, Нестор спросил очень спокойно:

- Что там случилось, вам не удалось ничего выяснить?

Он был, наконец, удостоен взглядом. Взглядом, который не выражал ничего...

- Да, вроде как, весь квартал обесточили. Авария, наверное, на подстанции.

Должно быть, Нестор выглядел достаточно странно, в глазах металась паника от того, что ему больше нечего спросить, что он ничем не сможет удержать этого парня.

- Не волнуйся, починят.

Обнадеживающе хлопнув его по плечу, сосед скрылся в своих апартаментах, и захлопнулась дверь, разрубив мир на части.

Нестор вздрогнул, словно его ударили, и подумал впервые:

"Что со мной произошло?"

Он был растерян, ошеломлен, уничтожен, и он рухнул в отверстое чрево дверного проема, как в могилу, и умер в тот день во второй раз...

Нестор оборвал фразу посередине, он словно выдохся до предела, за которым уже не было слов. Гарик несколько мгновений смотрел на него, потом спросил:

- Это все?

- Нет, это не все, - проговорил Нестор с таким трудом, будто в его горле был кол, - Я должен был оставить все как есть, но я сходил с ума, следил за ним из окна, когда он приезжал с работы, прислушивался к его шагам на лестнице... я был ужасен, Гарик, я сам себя ненавидел, даже... Магаданский не выдержал меня.

- Представляю...

- Не представляешь! Так вот, сегодня утром, хватанув рюмку водки для храбрости, я отправился к дверям квартиры напротив, не имея ни малейшего понятия, что я буду говорить.

- Ну?

- Гарик, я не могу об этом говорить, это слишком ужасно.

- Ты пытался его изнасиловать? - спросил Гарик, и сам невольно улыбнулся своему предположению.

Нестору совсем не было весело.

- Я лепетал какую-то чушь, сам не помню что... Наверное, он решил, что я пьян с утра пораньше... Он торопился на работу и, чтобы выставить меня, обещал, что мы поговорим вечером...

- А сам, сволочь, приехал с каким-то мужиком.

- Это к лучшему, Гарик, поверь мне, к лучшему. Ну о чем, скажи, мы можем с ним говорить? Что я ему скажу?!

- Господи, ну что ты маленький, что ли? Не в силах завязать знакомство с понравившимся мужиком?

- Всё! - Нестор решительно снял Гарика с колен и отправился на кухню, так же решительно, как когда-то покинул ее. - Забудь обо всем, что я тебе рассказал, - крикнул он уже оттуда, - Забудь!

Гарик некоторое время задумчиво кусал ноготь, потом спросил:

- А звать-то его как?

- Да откуда же я знаю! - вскричал Нестор в отчаянии, - Иди сюда, сейчас ужинать будем!

- Нестор! - Гарик остановился на пороге кухни, - Схожу-ка я к нему в гости!

Нестор почему-то сразу потерял весь свой воинственный дух. Он упал на табурет и посмотрел на мальчика одновременно с ужасом и надеждой.

- Зачем?

Гарик задумчиво пожал плечами.

- Пока не знаю.

- Нет, не ходи! - в голосе Нестора снова была паника, будто Гарик решился в одиночку отправиться ночною порой на кладбище, знаменитое кровожадными вурдалаками.

Гарик мысленно решительным жестом надвинул на лицо забрало невидимого рыцарского шлема и сказал твердо:

- Я должен!

- Малыш, - Нестор умоляюще сложил ладони на груди, - Я уже сделал достаточно глупостей. Не стоит их приумножать.

- Какие такие глупости?! - воскликнул Гарик, в глазах его вспыхнули искры, не предвещающие ничего хорошего, - Имеет право зайти сосед к соседу... за спичками!

- И он отправился к двери.

- Гарик! - простонал Нестор ему вслед, но не стал мешать. Как и когда-то он полностью отдался в руки мальчику, позволил ему принимать решения. Когда за Гариком захлопнулась дверь, он просто впал в состояние летаргии - нервы замерли в состоянии наивысшего напряжения - и стал дожидаться развязки, какой бы она ни оказалась.

Гарик звонил в двери соседской квартиры еще не имея ни малейшего представления, что скажет, кем представится. Впрочем, импровизировать ему нравилось всегда.

Дверь не открывалась достаточно долго, Гарик названивал уже просто из злобности, уверенный, что не в меру улыбчивый шатен принимает его за Нестора, явившегося для разговора, а потому не откроет хоть его убей. Странно, неужели Нестора можно бояться?

Покуда Гарик размышлял об этом, щелкнул замок и дверь отворилась.

Лицо соседа было отнюдь не злобным - что было бы естественнее после нескольких минут непрерывного звона в дверь- а каким-то настороженным и растерянным, из чего Гарик заключил, что не ошибся.

Осознание того, что он был прав, осознание того, что этот атлетически сложенный молодой человек действительно Нестора боится, привело мальчика в восторг, он уже понял, что будет весело и улыбнулся соседу так мило, как только мог.

- Тебе чего? - спросил сосед не особенно приветливо.

Гарик решил, что, пожалуй, не стоит просить у него спички. Может и морду набить. Господи, как только Нестор мог влюбиться в такого...

Нет, парень действительно был симпатичным, но не было в нем ничего особенного. АБСОЛЮТНО ничего особенного, такие табунами ходят по улице. И потом он совершенно определенно был натуралом. Твердокаменным натуралом.

"Да, - подумал Гарик уныло, - Любовь зла!"

- Здравствуйте! - сказал он, похлопав глазками, - Я... я из ЖЭКа.

- Из ЖЭКа?! - изумился сосед, оглядев мальчика с ног до головы, явно он несколько иначе представлял себе работников ЖЭКа. Гарик и сам понял, что на слесаря не тянет, потому поспешил объяснить.

- Я отцу помогаю, он у меня начальник ЖЭКа, очень загружен работой... можно, я войду?

Сосед явно сомневался в правдивости его слов, но, поколебавшись несколько мгновений, все-таки посторонился.

- А по какому делу? - спросил он Гарика, который проник уже в глубину квартиры и направлялся к кухне, откуда доносились голоса.

На кухне, за обеденным столом, уставленном батареей бутылок сидел тот самый шкаф, что стоял тогда к окнам спиной, и две девицы.

Вечеринка только начиналось, потому все еще были трезвыми, но уже в веселом расположении духа.

Шкаф спереди выглядел соответственно своему облику сзади, такие как он справедливо именовались "героями с тупым, но мужественным лицом".

Все собравшиеся смотрели на Гарика с интересом и вполне дружелюбно. Исключая несторова любимого, который остановился на пороге, ясно давая тем понять, что ждет объяснений.

- Здравствуйте, меня зовут Игорь! - сказал Гарик весело, по-пионерски, (по его мнению именно так должен был выглядеть и говорить сын начальника ЖЭКа).

Он каждому протянул ладошку и у каждого узнал имя.

Шкаф звали Максимом. Одна из девиц - Зинка - была его женой, другая - Маринка - была девушкой хозяина дома.

Ярко накрашенные губки, сильно подведенные глазки, коротенькая юбочка...

Гарик уселся на свободный стул и, повернувшись к хозяину дома, статуей Командора возвышающемуся в дверях, спросил зловеще:

- Вы знаете, что в вашем подъезде прорвало фекальную трубу?

Воцарилось недоуменное молчание.

- Какую трубу? - пробормотал сосед, и поспешил добавить, - Я-то тут при чем?

- Вас, извините, как зовут? - пошел Гарик в атаку, пользуясь растерянностью противника.

- Чистяков, - сказал сосед, - А вы там, в ЖЭКе, разве не знаете имен своих жильцов.

- Фамилию вашу я, разумеется, знаю, - улыбнулся Гарик, - Хотел узнать ваше имя-отчество, надо же к вам как-то обращаться.

- Дмитрий, отчества не надо! - встрял Максим, разливая водку в рюмки, - Иди сюда... Дмитрий.

Он с сомнением посмотрел на мальчика.

- Будешь?..

- Буду! - улыбнулся ему Гарик, довольный добытыми сведениями.

- Так вот, - начал он, принимая у Максима рюмку, - Фекальная труба, это та труба, которая располагается у вас в уборной, такая толстая и чугунная. По ней сплавляются, извините, экскременты...

- Я знаю, что такое фекальная труба, - оборвал полет его мысли Дмитрий, - Дальше что?

- Ее прорвало, - печально сказал Гарик, - подвал полон дерьма, оно уже доходит до колена, завтра будет доходить до пояса...

- Насколько я понимаю, это забота ЖЭКа - ремонтировать трубы. Твоего отца забота.

- Да... вот поэтому я и здесь... Можно я съем чего-нибудь? - попросил он вдруг, жалобно глядя на Марину, - Целый день бегаю по квартирам, развезет с одной рюмки.

- Бедный мальчик! - воскликнула Марина, - Да твой папаша просто изверг!

Она принесла тарелку и бухнула Гарику полмиски салата.

- Кушай, ребенок.

Максим уже разливал по новой.

- Дима, что ты стоишь? - спросил он раздраженно, - Садись, давай выпьем.

- И мне, - сказал Гарик с набитым ртом, чем привел в восторг всю компанию, Макс с готовностью потянулся за бутылкой.

- Не много ли тебе? - спросил мрачно Дима.

"М-да, Дмитрий Чистяков нравится мне всё меньше и меньше", - подумал Гарик злобно, - "Что ж, тем хуже для него."

- Да, действительно, лучше не надо, - покорно согласился он, а то отец мне голову оторвет.

- Так может ты продолжишь, милый мальчик, что ты там хотел сказать?

- Понимаете в чем дело, фекальная труба - чугунная, сваривать ее нельзя, поэтому придется менять целиком.

- Какое несчастье, - съязвил Чистяков, - А я чем могу вам помочь?

- Я только хотел узнать, в какое время вы бываете дома, чтобы когда придут слесаря, они смогли бы застать вас.

- Вот в это время и бываю. Все?

"Все? Как бы не так! Ты не отделаешься от меня так просто, мерзкий Дима Чистяков."

- Нет, - сказал он злобно улыбаясь, - Я хотел вам сказать, чтобы вы обязательно были дома утром.

- Ну уж нет, я работаю.

- Придется отпроситься с работы, - Гарик от души наслаждался все возрастающим раздражением Чистякова, - Слесаря у нас работают только по утрам, после обеда они... - он покосился на ополовиненную бутылку водки на столе, - не в состоянии. Ко всему прочему, замена трубы - весьма трудоемкий процесс, займет несколько дней... а то и неделю.

- Слушай, парень, - не выдержал сосед, - Иди ты со своей трубой... к папе! Выметайся!

Пораженный в самое сердце такой грубостью, милый мальчик Гарик изумленно и перепугано посмотрел на Макса, на Зину, на Марину - на нее особенно изумленно и перепугано - словно призывая их всех в свидетели отвратительного хамства их собутыльника, и резко поднялся из-за стола.

Не говоря больше ни слова, он гордо направился к двери.

- Дима, ну зачем ты... такой хороший мальчик, - услышал он голос Марины.

Дима ничего ей не ответил, он отправился запирать за Гариком дверь.

Гарик отсутствовал более получаса. Всё это время Нестор сидел в состоянии прострации, не замечая кипящего чайника, и только размышлял со всё нарастающим недоумением, что можно так долго делать в соседской квартире. Ревность и зависть мешались с безысходным тупым отчаянием, Нестор почти ненавидел сейчас Гарика - за то, что Гарик мог вот так запросто пойти к незнакомому человеку и торчать в его квартире до бесконечности, а он не мог, за то, что Гарику всегда все легко и просто, за то, что он, взрослый мужик, сидит тут и смотрит в стену.

Наконец, Гарик явился. тихо вошёл в кухню, снял с плиты чайник.

- Ну? - спросил Нестор бесцветным голосом.

У Гарика было такое выражение лица, будто он мучился несварением желудка.

- Дохлый номер, - сказал он, - Извини меня, Нестор, конечно, но этот твой сосед отвратительный, тупой, грубый!.. Просто слов не хватает.

Нестор казался совсем убитым.

- Гарик, как ты мог? Как ты мог так поступить со мной? Что ты там вытворил?

- Я ничего не вытворил. Я ограничился разведкой, не предпринимая военных действий. И не беспокойся, твой образ остался неопороченным. Я хотел напомнить ему о тебе, воззвать к его совести, но, уяснив, что он из себя представляет, передумал.

- Слава Богу, - пробормотал Нестор.

- Забудь о нём, летописец, советую тебе как другу. Ты слишком тонкая натура, чтобы общаться с подобным типажом, поговоришь с ним пять минут и впадешь в депрессию.

- Заботливый ты мой, - Нестор ушел к окну и уставился в сумеречный мир. Закат догорел и, хотя о наступлении темноты говорить было еще рано, мягкие сумерки уже укрыли Москву прозрачным покрывалом. Нестор ушел для того, чтобы Гарик не мог видеть его лица - у него руки чесались съездить мальчишке по физиономии. Чувство было глупым, гадким, и даже логически необоснованным, поэтому всё, что хотелось Нестору - это погасить его в себе и как можно скорее. Гарик заметит что-то - опять обидится и будет прав. А объяснить ему... Гарик способен понять, что такое желание, ненависть, отвращение, но понять, что такое любовь... Нестор и сам не мог этого понять.

Любые гариковы доводы только раздражали его, он хотел знать только одно - кто тот парень, что приехал вместе с соседом и он умер бы, но не стал бы спрашивать мальчишку об этом.

Гарик смотрел некоторое время Нестору в спину, потом вздохнул обречено и стал говорить то, что от него хотели услышать. В который раз пришлось убедиться, что спорить с влюбленным дело неблагодарное. Бедный, бедный Нестор, да спасет тебя сила жизни, увы, лекарства от любви не будет никогда!

- Его зовут Дима. Его фамилия Чистяков. Приятеля зовут Максим, Максимову жену зовут Зина, Димину девушку зовут Марина.

- У него есть девушка? - спросил Нестор каким-то жалобным голосом.

- Длинноногая красавица. А ты что думал?! Что он несчастный и одинокий, и только ждёт кого-то вроде тебя?

- Ну давай, издевайся, издевайся.

- Да не издеваюсь я, Нестор! Захочешь - и будет он твой. И что тебе какая-то девица. Давай, действуй.

- Давай, действуй... - Нестор долил воды в выкипевший чайник и зажег газ, - А что мне делать? Ну что мне делать?!

- Ты что, маленький? Или в первый раз?

- Действительно, как в первый раз... Я знаю, что ты меня не понимаешь...

- Я тебя понимаю. Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что делать. Или, может быть, соблазнил его для тебя... Только, боюсь, ты ж меня потом... Так что давай иди сам и пади этому парню в ноги с надеждой, что он не даст тебе по морде!

Нестор смотрел на него ошеломленно и молчал.

- Для чего ты притащил меня, чтобы я тебе консультации давал?

- Гарик, ну перестань дуться.

Нестор подошел к нему, обнял и поцеловал примирительно.

- Я бы без тебя просто умер здесь.

Они спали в широкой несторовой кровати, обнявшись, как братья, когда глухую ночную тьму разорвал звонок в дверь.

Нестор поднялся, осторожно, чтобы не разбудить Гарика. Накинул халат и отправился отпирать, не задумавшись со сна, кого это могло принести.

В дверях стоял сосед. Дима Чистяков. Улыбающийся нетрезво и странно. За спиной его, прислонясь к дверному косяку квартиры напротив, стоял Максим.

- Слушай, друг! - сказал Дима, - Заходи в гости! Мы там... Заходи, в общем.

- Сейчас? - спросил Нестор. Сердце колотилось, как сумасшедшее, ему казалось, что прямо сейчас он хлопнется в обморок.

Сосед посмотрел как-то виновато.

Нестор не дал ему ответить - он почувствовал, что сейчас Дима извинится и уйдет.

- Да! - воскликнул он, - Сейчас я приду!

Сосед смотрел на него, криво улыбаясь, он был нетрезв, и потому просто рассматривал Нестора как что-то удивительное и странное.

- Ладно... тогда давай... дверь будет открыта.

Нестор влетел в спальню, схватился за штаны.

- Ты чего? - мрачно спросил разбуженный шумом Гарик.

- Спи, малыш, спи! - нервно воскликнул Нестор.

- А ты куда?!

- К соседу в гости.

- Чего?!

- Всё, Гарик, я пошёл!

- Рубашку заправь...

Нестор вылетел, судорожно одеваясь на ходу.

И остались с Гариком только ночь и тишина.

3

Когда Гарик пробудился, а было это около полудня, он обнаружил, что по-прежнему один. Он обошёл квартиру, выключил газ под раскалившимся чайником и залил его водой. Кухня наполнилась паром, чайник сник и покорёжился, будто был из бумаги.

- М-да, - сказал Гарик, критически глядя на плавающую в лужице меж конфорок закопченную ручку чайника, - А ведь я мог сгореть...

В кухне было очень тепло.

Дверь в соседскую квартиру не была распахнута настежь, она была приоткрыта, так, что между ней и косяком оставалась тёмная зловещая щель. Гарик осторожно переступил через порог, он сам себе напоминал героя триллера: он входит и вот - пятна крови на полу и на стенах, истерзанные тела, надпись на зеркале кровью: "Это я, маньяк, был здесь." Крови не было, но все остальные атрибуты фильма ужасов оказались на месте. Вешалка в коридоре оторвана, и вещи валяются в такой конфигурации, будто о них не один раз споткнулись. На кухне дело обстояло еще хуже, плюс ко всему обнаружились и растерзанные тела. Тела принадлежали Нестору и Диме.

Нестор спал, положив голову на сложенные на столе руки, Дима - сложившись пополам на коротеньком и узком диванчике. Максим, жена его и Марина исчезли в неизвестном направлении.

Пустые бутылки и остатки еды громоздились на столе и под столом, придавая интерьеру весьма неэстетичный вид.

Гарик поддел тапочкой жестяную банку, которая с грохотом укатилась под стол, Нестор подскочил на месте, с ужасом огляделся вокруг. Лохматый, помятый и несчастный. Он увидел Гарика и испугался еще больше.

- Ты откуда?!

- От верблюда, - сказал Гарик, презрительно оглядывая приятеля, - Стыдно, летописец, ох, как стыдно, и чему вас только в вашем дипломатнике учили?

Нестор поднялся, морщась от боли в затекших конечностях, покосился на собутыльника, спящего сладко, как младенец. Лицо его было почти полностью сокрыто роскошной каштановой челкой.

- Я выгляжу ужасно? - шёпотом спросил Нестор.

- Не дёргайся. Есть в тебе что-то... обворожительно непристойное, как у гнилой аристократии.

- Ну спасибо, знаешь как утешить.

Нестор отправился в прихожую к зеркалу, где долго поправлял смятый воротничок, потом отправился в ванную умываться. У Гарика мелькнула было мысль, почему бы ему не проделать это всё в своей собственной квартире, но он отогнал её как безмерно глупую. Нестор вёл себя правильно - уйти сейчас, это значит оборвать знакомство и неизвестно, что там ещё будет дальше, а останешься и глядишь... разовьются приятельские отношения.

Всё-таки Нестор не совсем дурак.

Так думал Гарик, Нестор же совсем так не думал. Его беспокоило в этот момент только одно - как бы выглядеть поприличнее, когда Димочка проснется.

Он вернулся аккуратный и причесанный, свеженький, будто и не спал на столе и не пил всю ночь (все-таки в "дипломатнике" не напрасно его учили), одел фартук, закатал рукава... и принялся мыть посуду.

- Хозяюшка, - усмехнулся Гарик, забираясь в холодильник в поисках чего-нибудь съестного себе на завтрак. В холодильнике не было ничего, кроме ополовиненной бутылки водки, которую мальчик и извлёк, с некоторым недоумением посмотрев в сторону Нестора.

Пришлось удовлетвориться остатками жареной утки, громоздившейся в центре стола. Не особенно утруждая себя этикетом, Гарик запустил в блюдо обе пятерни.

- Поставь что ли чайник, - сказал он Нестору, - Может его вообще свиснуть?.. Наш сгорел, ты знаешь?

- О! - воскликнул Нестор, видимо пораженный страшным воспоминанием и посмотрел на Гарика с ужасом.

- Да-да, ты едва не отправил меня на тот свет, - сказал тот укоризненно.

- У меня еще один есть, - улыбнулся Нестор, - Новый.

- Новый я?!

- Новый чайник.

Дима не спешил просыпаться, ему не мешали ни голоса, ни звон посуды. Гарик рассудил, что это несправедливо - Нестор, несчастный Нестор, наверняка мучимый похмельем - старался изо всех сил, и всё напрасно. Тот, кому демонстрировалась столь беззаветная преданность, оценить её не мог. Рассудив так, Гарик - милый Гарик, благородно стремящийся помочь другу - как бы невзначай пихнул спящего в бок локтем. Пихнул достаточно ощутимо, так, чтобы разбудить наверняка.

Дима взвыл.

- Ой, - смущенно пробормотал Гарик, - прости, пожалуйста.

Дима просыпался медленно, очень медленно он входил в эту страшную реальность, где на него из под густых темных ресниц смотрели наглые глаза вчерашнего противного мальчишки. Дима смотрел на него и никак не мог понять - что он опять делает в его квартире?! (Жрет утку, сволочь, вот что он делает.)

Но бедный Дима забыл о мальчике, когда увидел соседа у раковины, моющего посуду. Был момент, когда ему захотелось спастись бегством из собственной квартиры, но, наверное, он понял, что обречен... поэтому он просто сел, мрачно оглядевшись кругом и спросил:

- Выпить осталось чего-нибудь?

Гарик услужливо налил ему рюмку водки, добытой из холодильника. Огненная вода привела Диму в чувства, взгляд его прояснился, Гарик отметил, что в нем появилась даже некоторая осмысленность.

- Слушай, да не надо... - сказал он Нестору, - Я сам вымою потом...

- Мне не трудно, - ответил Нестор, чем привел Диму в крайне удрученное настроение.

- А ты ушёл же, вроде, вчера, - обратился он к Гарику, который на данный момент покончил уже с уткой и, не обнаружив салфеток, вытирал руки о полотенце.

- Я?! - изумился Гарик, - Да Господь с вами, Дмитрий! Вы же меня не отпустили. Я так хотел домой, а вы - оставайся да оставайся - заставили танцевать на столе в голом виде.

У Димы отвалилась челюсть.

- А друг ваш Максим... - продолжил было Гарик развивать свою мысль, но Нестор не позволил ему.

- Прекрати, Гарик! - сказал он назидательным тоном взрослого мудрого человека, - Не слушай его, Дима, он врет. Он только что пришёл. Не знаю, что он там тебе вчера наговорил, на самом деле он мой... друг. Вынужден пожить у меня какое-то время... проблемы с родителями.

Нет ничего хуже, как иметь дело с влюбленными! Даже самые милые на свете люди становятся занудами, каких свет не видывал, и всё ради того, чтобы показать себя в благоприятном свете предмету нежных чувств. И кто придумал только эту чертову любовь?!

- Да! - воскликнул Гарик с тоской, - Я не сын начальника ЖЭКа! Я бедный сирота! Мой папаша выбросился из самолета, когда увидел, что я похож на мать! Я его понимаю, я бы на его месте поступил точно так же!

Резко отодвинув опустошенное блюдо, так, что кости разлетелись по столу, Гарик выбрался из-за стола и отправился к двери.

- Разбирайтесь здесь сами как хотите! А я пойду и тихо сдохну где-нибудь в тёмном углу.

- Он ненормальный? - поинтересовался Дима, когда за мальчиком хлопнула входная дверь.

- Ну... он слегка шизофреник, конечно. Но его можно понять, у него жизнь тяжелая. А вообще он хороший мальчишка, просто обиделся на меня.

- За что обиделся?

- За то, что я в его играх отказываюсь участвовать.

В его играх с человеческими чувствами - самыми опасными в мире играми - хотел сказать Нестор, но, разумеется, не сказал, Дима бы не понял, он и не должен этого понимать!

- А Максим с Зиной где?.. И Марина? - спросил он, желая перевести разговор на другую тему, - Я не заметил, когда они ушли.

- Я тоже не заметил. Домой, наверное, пошли. И Маринку с собой прихватили.

- Давно вы дружите?

- С кем, с Максом? Года три. Сначала в институте вместе учились, теперь вместе работаем. У него фирма своя. В общем-то, он мой начальник. Маринка - его секретарша.

- Твоя девушка?

- Да как тебе сказать... ну в общем, она хочет ею быть.

Нестор улыбнулся.

- А ты?

Дима пожал плечами.

- А мне что... Жениться я на ней не собираюсь.

Нестор, сам не отдавая в том себе отчета, почувствовал в этот момент необыкновенный прилив сил и вдохновения.

- А институт какой вы окончили?

- Да не окончили мы его. Как занялись... этим всем, так времени не стало учиться.

- Крутой, должно быть, бизнес? - Нестор криво улыбнулся, пользуясь тем, что стоит к собеседнику спиной.

- Да не то, чтобы очень, - скромно сказал Дима, - Но на жизнь хватает.

Домыв посуду, Нестор аккуратно вытер стол и взялся за веник. Дима чувствовал себя крайне неловко. Если бы Маринка, к примеру, взялась за уборку его квартиры после буйного гульбища - он понял бы! Но чтобы всё это проделывал парень...

Дима вспомнил ту странную сцену, которую сосед его устроил не далее как сутки назад. Ворвался в квартиру, прижимая ладони к груди, глаза безумные, губы белые. "О Господи, мне обязательно нужно поговорить с вами! Пожалуйста, позвольте мне сказать!" Дима лепетал что-то насчет того, что очень спешит на работу, и что они непременно поговорят, но только вечером. Сосед смотрел так умоляюще, будто расплакаться был готов. "Но я тогда уже не решусь! - говорил он с отчаяньем, - Пожалуйста, сейчас! Я очень прошу вас!" "Ну давайте, только быстро!" "Об этом нельзя говорить быстро! С ума вы сошли что ли?!" "Да сами вы сошли с ума!" "Не будьте так жестоки - вы вся моя жизнь!.. Вы не поймёте!.. Нет, я действительно сойду с ума!" "Слушайте, я на работу опаздываю!!!" Дима почему-то испугался этих невразумительных слов, этих безумных глаз, он почти выпихнул соседа в коридор и, еще раз пообещав ему, что вечером они поговорят - убежал от него, как чёрт от ладана. А вечером притащил с собой Макса. Пришлось разориться на водку - Макс никогда не откажется выпить, и Зинку потом еще пришлось позвать, иначе Макса скандал бы ожидал грандиозный, а Зинка взяла с собой Маринку. Их далеко идущие замыслы, хитроумные и одновременно наивные бабские замыслы, открыты были для Димы как на ладони - хотят эти две хитроумные особы выдать Маринку замуж, и по каким-то их расчетам, Димина кандидатура оказалась подходящей. Странные существа эти женщины - и обижаться-то на них грешно.

Перед тем, как прийти этим двум особам, Максим хлопнул водки чуть ли не стакан и произнес свое любимое изречение: "Никогда не женись, Дима! Никогда! Вся жизнь коту под хвост!" Макс был хорошим другом и был искренен в своих пожеланиях. У бедняги уже было две дочки, и тёща жила вместе с ними... Что может быть хуже?

И какой же чёрт дёрнул пойти среди ночи приглашать соседа в гости?! Нет, определенно водка - враг человека! Что вот теперь делать с этим соседом, как его выставить, когда он, кажется, уже прижился и уходить не собирается.

- А ты где учишься-работаешь? - спросил Дима уныло.

- Нигде. Отучился уже. А работа... Подрабатываю, конечно. Так, по мелочам.

- Кем?

- Переводчиком. С иностранцами гуляю по городу, по приёмам и презентациям.

- И с какого языка ты переводишь?

- С немецкого.

- С немецкого?!

Нестора поразило его искреннее изумление.

- Не такой уж редкий язык...

- А почему... именно с немецкого?

- Потому что... потому что так захотелось моему отцу... Тогда еще работа в торгпредстве считалась престижной, и он хотел, чтобы я работал там вместе с ним.

Дима явно ждал продолжения.

- Если честно, мне не хотелось бы говорить об этом, - вымученно улыбнулся Нестор.

- Извини, я не собираюсь лезть в твои дела... Но тебе там так и не довелось поработать?

Нестор застыл у холодильника с веником в руках. Несколько мгновений мучительных колебаний, но Дима смотрел на него с такой надеждой...

- Почему, я работал там чуть ли не два года.

- А знакомства там у тебя остались? Дело в том, что мы хотим организовать совместное предприятие, - проговорил Дима, - для импорта лекарств в Россию. Рынок сбыта уже есть...

- Я понял, - оборвал его Нестор.

- Нам советовали обратиться к некому Степанову. Знаешь такого?

Нестор кивнул.

- Ты не мог бы посодействовать?.. Не бесплатно, конечно. Получишь процент от реализации... или сразу наличными.

Дима замолчал, с удивлением наблюдая более чем странное выражение на несторовом лице.

- Я не знаю, Дима... но я попробую, - пробормотал тот, панически соображая, что не должен этого говорить. Что он попробует? Неужели действительно пойдет просить о чем-то Степанова?! Что такое должно случиться, чтобы он пошел просить о чем-то Степанова?! Нестор полагал, что даже гибель Вселенной не заставит его сделать это... но он никак не мог предположить, что его попросит об этом Дима. И, как Скарлетт О`Хара, Нестор сказал себе: "Я подумаю об этом потом." А сейчас он должен был обещать, потому что не мог упустить шанс. Шанс не просто путаться под ногами у человека, непонятно по какой причине, а иметь основания для этого. К тому же еще и быть ему нужным.

- Что он за человек?

- Степанов? - Нестор пожал плечами. - Как тебе сказать... он действительно неплохой специалист, свое дело знает.

В глазах Нестора отразилось подлинное страдание. Диме было очень странно смотреть на него.

- Какие-то проблемы?

- Нет, но для переговоров с ним необходимо будет лететь в Германию.

- Само собой, - обрадовался Дима, уяснив, что, оказывается, Нестора беспокоит такая ерунда, - Два билета за счет фирмы. В любое время. Когда скажешь, тогда и полетим.

- Ты и я?

- Ну да. Этой сделкой буду я заниматься. У Макса и здесь дел хватает.

Вопрос был решен. Если бы даже Нестору предстояло ради Димы идти на поклон к самому дьяволу, он уже не смог бы отказаться. Они вдвоем полетят в Германию... возможно ли такое? "Что это - чудо? Или Господь Бог смилостивился надо мной? - думал Нестор. - А со Степановым... Я придумаю что-нибудь!"

- Я Максу сегодня позвоню, но завтра тебе самому с ним поговорить надо будет. Давай часиков в восемь я зайду за тобой и поедем в наш офис.

- Да, конечно.

Разговор сделался каким-то сугубо деловым. И теперь, когда он как бы уже закончился, не было смысла находиться здесь. С каждым мгновением Нестор чувствовал себя всё глупее, сказав это "Да, конечно", он поставил веник на место, распрощался и ушёл. Ушёл в недоуменных чувствах, уже сомневаясь - стоило ли заводить деловые отношение, не исключат ли они возможность дружеских... Нестор чувствовал себя безмерно усталым и не хотел уже ничего, не было сил даже думать. Это ближе к вечеру к нему вернется энтузиазм, уверенность в расположении к нему высших сил. Сейчас ему хотелось только спать.

На следующий день Нестор обрел неожиданную и совершенно ненужную ему работу. Он умер бы от негодования еще несколько дней назад, если бы кто-нибудь предположил, что он будет работать в какой-то полулегальной шарашке, и начальником его будет грубый и неотесанный мужлан, не окончивший и двух курсов института. Максим выглядел крайне пошло в дорогом костюме странного цвета за огромным столом из красного дерева.

Нестору стало невыразимо плохо, когда он вошел в кабинет, где понапихано было столько современного, модного и престижного, что по отдельности смотрелось, возможно, и неплохо, но вот в сочетании...

Ужасно! Нестор чувствовал себя дегенератом, когда соглашался на предлагаемые ему условия, ему даже не хотелось вникать в странную деятельность фирмы, хотя Максим туманно и пространно разглагольствовал об этом чуть ли не целый час. Пытался убедить, что дело стоящее и, к тому же, благородное. Нестору было глубоко на это наплевать, он думал все время о Диме, который в данный момент находился за стенкой. Нестор отдавал себя в жертву любви.

А Дима... чёрт побери, он действительно выглядел неплохо, даже элегантно. У него потрясающая фигура, на ней, наверное, всё будет смотреться великолепно. А его блестящие каштановые волосы и улыбка, и белоснежные зубы... Какое удовольствие просто смотреть на него, ах, если бы...

- Он, конечно, очень странный парень, - говорил Дима, криво улыбаясь, когда они отправили Нестора домой и остались в кабинете вдвоем с Максом, - Наверное сказывается воспитание благородных родителей. Но, согласись, нам здорово с ним повезло. Да просто чудо, что он нам попался!

- Сидит, хлопает глазами, и даже не притворяется, что понимает что-то, - сказал Макс с сомнением, - Может, у него с головой не в порядке? Испортит еще всё.

- Что он может испортить, говорить буду я, его дело только представить меня этому Степанову.

- Кстати о Степанове... Говорят, он не так-то прост, имеет какие-то свои предприятия в Германии, да и у нас тут что-то... Что он в этом торгпредстве делает до сих пор, не знаю. Но даже если он там и не работает уже, то помочь нам все равно сможет, да еще как. Так что смотри, Дима, у нас есть неплохой шанс выйти в люди, по-настоящему в люди... Осознаешь ты это?

- Ладно, Макс, не такой уж я дебил.

Нестор собирался на работу целый час, таскался туда-сюда, что-то искал, впал в истерику, когда не смог найти любимый галстук - мешал Гарику спать, и только тот спокойно уснул после его ухода, как в дверь позвонили.

Гарик в ужасе проснулся, соображая, может ли такое случиться, чтобы это явились местные старушки просить у него деньги и решил, что вряд ли - дом не был кооперативным.

Гарик не был научен горьким опытом не открывать дверь, не спросив "Кто там?" и опять-таки поплатился за это.

В дверях, элегантно опершись рукой о косяк, стоял ни кто иной, как Магаданский.

И Гарик и Магаданский настолько не ожидали увидеть друг друга здесь и сейчас, что одновременно издали возглас удивления и какое-то время после этого молчали, соображая, как им следует относиться друг к другу после всего, что было.

"Не заехать ли мне ему между ног, - думал Гарик, - и не захлопнуть ли дверь?"

Однако он почему-то не сделал этого. Магаданский смотрел на него сверху вниз своими черными блестящими глазами, смотрел очень пристально. Этот взгляд рождал в гариковой душе множество странных чувств.

- Ну здравствуй, милый мальчик, - произнес, наконец, Магаданский, искривив в улыбке тонкие бледные губы.

Он вошел без приглашения, легким небрежным движением отодвинув Гарика в сторону. Вошел, осмотрелся, понял, что Нестора нет и уселся в кресло, откинув полы пиджака.

- Я думал, ты в Германии, - сказал Гарик уныло, входя в комнату вслед за ним.

- Это Нестор тебе сказал?

Гарик пожал плечами как бы говоря "Кто же еще?"

Магаданскому было за сорок, он весьма тщательно заботился о своей внешности и выглядел представительно. "Ему бы графа Дракулу играть", - сказал как-то Гарик, когда увидел его в первый раз. Действительно, описание Брэмом Стокером своего персонажа очень точно подходило для Магаданского. Он был бледен - почти неестественно бледен, имел черные волосы, всегда аккуратно уложенные гелем, и черные же невероятно пронзительные глаза. Одевался он также обычно в черное и белое - и, таким образом, весь он всегда был черно-белым без капли других оттенков.

С несчастным видом Гарик стоял посреди комнаты в нерешительности, размышляя, какого черта он впустил Магаданского в квартиру, и что ему теперь с ним делать.

- Нестора нет, - сказал он, - И будет он поздним вечером... а, может, и завтра утром.

- Где же он?

От тлетворного присутствия Магаданского поблек даже солнечный свет, потускнели все цвета, и стало холодно.

"А не вампир ли он в самом деле?" - подумал Гарик, но потом вспомнил, что сейчас утро, а вампиры боятся солнечного света.

- Он с приятелем поехал куда-то, - сказал Гарик, с интересом наблюдая за выражением лица Магаданского.

Выражение лица Магаданского не изменилось.

- Так значит он нашел себе любовника? - голос бесцветный, тоже черно-белый.

- Значит, - сказал Гарик мстительно, - Так что, Эдуард Олегович, шёл бы ты...

- Олег Эдуардович, - поправил Магаданский. Взгляд его жадно скользил по почти обнаженной фигуре мальчика.

Гарик поймал этот взгляд, и злорадно похихикал в душе. Так вот почему "вампира" отсутствие обожаемого Нестора не опечалило - он не собирался скучать в ожидании его.

Гарик отправился к постели и демонстративно завернулся в халат.

- Ну зачем же так? - мерзко улыбнулся Магаданский, - Когда-то ты с удовольствием демонстрировал мне свои прелести.

- Цель оправдывает средства, - сказал Гарик, попытавшись улыбнуться столь же мерзко, - А цель была возвышенна и благородна.

- Да неужто?

- А ты обиделся?!

- Не особенно. Уж больно мне понравились твои средства, Гарик.

- Ничего тебе больше не светит с Нестором, Эдуард Олегович, - Гарик развалился на постели и, подперев щеку ладонью, смотрел на Магаданского, - Не получишь ты его больше - его любовник такой шкаф, съездит тебе один раз - и ты с копыт.

- А что мне помешает получить тебя? - спросил Магаданский, подходя.

- Кол в сердце.

А на самом деле, он не удосужился даже притвориться, что намерен сопротивляться.

То, что произошло тогда - полгода назад - было верхом глупости для самоуверенного мальчишки, уже познавшего к тому времени, что есть жизнь, но так и не сделавшего для себя мудрых выводов, и для вышвырнутого из привычной обстановки маменькиного сынка, решившегося на отчаянный бунт против собственного папочки - гаранта его благополучия.

Оба индивида этих сошлись не к добру... Не в добрый час, но видно, блеснула в небе звезда, указавшая им дорогу друг к другу именно тогда, когда Гарик пылал ненавистью ко всем противным и наглым мужикам, а Нестор остался без друзей, без родных и без карьеры, уставший от домогательств глубоко осточертевшего ему человека и готовый к тому, чтобы им руководили.

Итак, в недобрый час, когда в небе сверкнула холодная звезда, сулящая несчастья, Гарик увидел сидящего за столиком, в самом дальнем углу ресторана, унылого джентльмена в безукоризненно накрахмаленной рубашке, сжимающего в тонких пальцах ножку рюмки, до краев наполненную кровью.

Эта картина поразила Гарика настолько, что он покинул круг своих друзей и скользнул в эту темную нишу, которой, казалось, не достигают звуки музыки и блики огней. Да, там было тихо и сумеречно, и печальный джентльмен удивленно поднял на него глаза.

- Не бойтесь напиться, - сказал Гарик, опускаясь на стул с ним рядом и не без трепета заглядывая в устремленные на него глаза, в тайне надеясь увидеть в них кровавый отблеск, - Этой ночью можно все!

- Только этой ночью?

- Только этой! Ведь вы никогда не бывали здесь раньше - значит вряд ли появитесь снова... Пейте кровь, пока она еще теплая, когда она остынет, то уже не доставит вам той радости...

- Кровь? - не понял Нестор и с беспокойством заглянул в рюмку, которую все еще держал в руке.

Он посмотрел на мальчика, чье лицо светилось почти божественным вдохновением и коснулся губами рубиновой влаги.

- Как странно, - произнес он с улыбкой, - А я заказывал вино.

- Ничего странного, - сказал Гарик многозначительно, - Ведь вы хотите крови, а сегодняшней ночью исполняются все желания.

- С чего ты взял, что я хочу крови?

- Это написано на вашем лице. Когда я увидел вас, сидящим в темноте, в одиночестве, я понял, что вы пришли сюда искать не любви, а крови.

- Как раз напротив, - вздохнул Нестор, - Мне не нужна кровь, мне нужны любовь, нежность и понимание.

- А вот с этим у нас хуже...

Жестом руки Гарик подозвал официанта.

- Еще два бокала крови, - велел он ему, - Для меня и моего друга! Только смотри, свежей! А то мы воспользуемся твоей!

Официант смиренно улыбнулся.

- Как скажешь, Гарик, - согласился он и исчез во мраке.

Нестор напрасно опасался - то, что им принесли не было кровью. Это было превосходное красное вино.

Они познакомились, и Нестор на какое-то время забыл о своих печалях. Что Гарику всегда удавалось хорошо, так это уноситься из реальности, на этот раз он взял с собой Нестора, и их маленький столик в углу выскользнул из этого мира, и вино обратилось в кровь, как того и хотел мальчик, и пить его было невыразимым наслаждением.

Нестора вдохновляло присутствие и такое трепетное внимание красивого нежного мальчика, и он уже не боялся напиться, и глаза его становились теплыми и ласковыми все более и более, с каждым новым глотком.

- За несколько дней я потерял всё, малыш, - говорил он, лаская кончиками пальцев бархатную кожу Гарикова запястья, - Если бы я знал, каков будет конец, я убил бы в себе все желания.

- Тебя застукали с немецким послом, разразился скандал и едва не началась ядерная война?

- Лучше было бы, если бы началась ядерная война. Тогда, по крайней мере, всё кончилось бы очень быстро и безболезненно... Я влюбился, Гарик, впервые в жизни так, что забыл обо всем и начал делать глупости. Нас застал мой отец... Господи! Какой был скандал! Удивляюсь, как его не хватил апоплексический удар. Я никогда еще не видел его таким, даже не думал, что он способен говорить такие гадости. Потом он успокоился, взял себя в руки и обычным своим железным голосом стал отдавать приказы. Чтоб больше никогда, иначе... Угрозы, угрозы, угрозы. А я был в таком состоянии, так унижен и раздавлен, что во мне даже - первый раз в жизни! - проснулось человеческое достоинство. Мы поругались самым отвратительным образом, и мой отец исполнил все свои угрозы: "Ты больше не сын мне, - заявил он, - живи как хочешь, упивайся своими гнусными пороками, но чтобы я тебя больше не видел и ничего не слышал о тебе!" Это произошло всего лишь месяц назад, а кажется, будто минула вечность! И вот я в России, без работы, живу на остатки сбережений один в квартире, когда-то принадлежавшей бабушке, слоняюсь целыми днями из угла в угол, говорю себе - вот завтра я предприму что-нибудь! И ничего не предпринимаю.

- Каждому рано или поздно приходится пройти через что-то подобное, - заявил Гарик, - Я с мамочкой всегда на ножах и ничего, особенно не расстраиваюсь.

- Гарик! Ты не понимаешь! Ты выбрал жизнь, которая тебе по вкусу, поэтому ты счастлив и доволен, а мне-то нравилась та жизнь! И отец мой знал, что делать, чтобы уничтожить меня! Это все равно что... Ну, как в Древнем Риме самым страшным наказанием было изгнание из города. Худшим, чем смертная казнь.

Гарик пожал плечами - этого ему было не понять.

- Может быть, тогда тебе лучше помириться с отцом? - предложил он неуверенно, - Раз уж всё так плохо. Делай, как он тебе говорит.

Нестор только покачал головой.

- Мне двадцать пять лет, Гарик, я уже не мальчишка, чтобы мной командовали и распоряжались моей личной жизнью. Я же уважать себя не буду, если явлюсь к нему на поклон после всего, что было! Всегда приходится расплачиваться по счетам. Я - расплатился! Теперь я беден, но свободен!

И Нестор хлопнул ещё одну рюмку - залпом. И это было уже не вино, а водка. Время крови прошло, настало время жидкого огня - чудодейственного божественного напитка, способного самый гнусный день превратить в праздник. Ненадолго правда... зато эффективно!

- Тогда тем более наплюй на своего отца! - пламенно говорил Гарик, - Что он - всемогущий Господь Бог?! Есть у тебя, наверняка, друзья - пусть они тебе помогут!

- Святая простота... - пробормотал Нестор мрачно, - Никто не знает по какому поводу, но все знают, что с отцом мы поругались. Никто не станет из-за меня с ним ссориться! Есть один, правда, но я скорее удавлюсь, чем обращусь к нему за помощью.

- Кто это? - заинтересовался Гарик.

- Кто этот человек? - лицо Нестора исказилось от омерзения, - Этому человеку я обязан всеми своими несчастьями! Не хочу я о нем вспоминать!

И все-таки он вспомнил и рассказал, но это было чуть позже, когда они приехали в тихую несторову квартиру и лежали на его широкой кровати, уже почти протрезвевшие от длительной прогулки на свежем воздухе и смотрели в потолок, ловя глазами отсветы приближающегося утра.

- Его зовут Магаданский. Олег Эдуардович, - произнес Нестор, в сумерках не было видно мученического выражения на его лице, но интонация голоса выдавала все его чувства.

- Магаданский?! Ну и фамилия, воровское погоняло какое-то. Никола Питерский, Гога Ереванский...

Нестор посмеялся.

- Это и есть... погоняло. На самом деле его фамилия Степанов, просто он родом из Магадана. Обстоятельство сие так развлекало его сослуживцев, что они никак иначе его и не называли. Я даже так и думал поначалу, что это его фамилия. Он работает вместе с отцом, приятелями они не были никогда, но хорошо знакомы. У него жена есть и дети... двое, кажется, которым живется, наверняка, неплохо, ибо видят они главу семейства раз в год две недели. Магаданский из Германии не вылезает - и что ему вылезать, у него квартира шикарная в Берлине, денег куры не клюют, и все утонченные удовольствия под боком, в Москве такого не найдешь.

Я приехал к отцу после окончания института, получил сразу хорошую должность, в общем, все было прекрасно, пока на одной из вечеринок я не познакомился с Магаданским. Вернее, это он познакомился со мной. Таращился весь вечер своими мерзкими черными глазками, потом подкатил с пошлой улыбочкой... и с тех пор никак не откатится. До той поры мы никогда не встречались и, однако, мне казалось, что он видит меня насквозь, читает мои мысли. Это было ужасно, Гарик. Я, конечно, не был настолько идиотом, чтобы не понимать причину того, почему я был всегда равнодушен к девушкам и почему начинало сильнее биться сердце, когда на мне задерживался взгляд красивого парня. Но я решил для себя окончательно и бесповоротно, что никогда и никому не дам повода считать себя извращенцем, в конце концов, любовь и секс не важнее карьеры. Я бы женился лет в тридцать, завел бы детей, и всё было бы хорошо. Но Магаданский! Он меня вычислил моментально, и дал мне понять, что вычислил, не словами, но одним своим взглядом дал понять! Земля выскользнула у меня из-под ног, и я смотрел на него как кролик на удава, с ужасом думая о том, что этот человек всё обо мне знает! Меня охватила настоящая паника. Глупо, я понимаю. А он наслаждался моей паникой и моим ужасом и, возможно, тогда уже решил, что мной легко будет управлять. С тех пор я видел его чуть ли не каждый день, и каждый раз я впадал в состояние прострации, а он мерзко улыбался и смотрел на меня все понимающе. Мы почти не разговаривали, а если и говорили, то исключительно о работе, но оба мы чувствовали эту странную связь, установившуюся между нами. И вот однажды он пригласил меня в какой-то подпольный притончик... Боже мой, до сих пор не понимаю, почему я не отказался! Впрочем, все просто - физиология взяла верх. Там мы с ним занимались любовью, вернее, это он занимался со мной любовью, я был как резиновая кукла, как будто спал и все это мне снилось... хотя, если честно, было, конечно, приятно. Утром у меня была какая-то нервная истерика, а он утешал меня, объяснялся в любви и уверял, что никто ни о чем не узнает. И в самом деле никто ничего не узнал.

В те редкие минуты, когда Магаданский не пасся рядом, я строил грандиозные планы по поводу того, что скажу ему при нашей следующей встрече, придумывал великолепные убедительные монологи - о том, что не люблю его, не хочу его и, более того, мне отвратительна даже мысль о том, чтобы заниматься с ним любовью! Но куда всё девалось, когда он появлялся! Я немел, тупел и снова становился резиновой куклой. Одним жестом, одним взглядом он подавлял мою волю... Тебе, наверное, странно это слышать?

- Не так уж странно... Ну а дальше что?

- А потом я позволил себе влюбиться. В милого мальчишку, юного немца. Мы познакомились в маленьком ресторанчике для голубых, когда я впервые появился там один, без Магаданского. Ему было девятнадцать лет, он был высокий и синеглазый, его звали Генрих...

Нестор молчал некоторое время, и Гарик тоже молчал, терпеливо дожидаясь продолжения.

- Только тогда я понял как много разницы между просто траханьем и любовью! Ты понимаешь, о чем я? Да, я получал удовольствие, когда мы трахались с Магаданским, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что было у нас с Генрихом! Ах, какой же Магаданский устроил мне скандал! И чёрт его знает, откуда он узнал. Я думал, он меня убьет, но он милостиво простил меня, пообещав, однако, что если еще раз я позволю себе изменить ему - мой папочка всё обо мне узнает. Я, честно говоря, думал, что он блефует, что не посмеет он рассказать всё отцу, ведь тем самым он и себя выдаст. Магаданский поступил иначе, он ничего не говорил отцу, он как-то подстроил, чтобы тот застал нас с Генрихом... Я до сих пор не могу понять, как это у него получилось, мы встречались как два шпиона в мотеле на окраине города... Когда я улетал, Магаданский нашёл меня в аэропорту, и сказал, что вернёт мне расположение отца и предоставит хорошую работу в обмен на мое послушание. Я был так взбешен, что просто съездил ему по физиономии.

- Браво.

- И я сел на самолет и вернулся в Россию. Минуло с тех пор... больше двух месяцев уже. И целая вечность.

- Гнусная история, - вынес Гарик вердикт, с неудовольствием следя за первым солнечным лучом, проникшим в щель неплотно задернутых штор, - Даже не знаю, что сказать, хотя, летописец, я давно понял одну вещь - всё, что ни делается, всё к лучшему. Теперь, по крайней мере, от Магаданского ты избавился, нечем ему тебе угрожать, и вообще будешь жить спокойно и счастливо.

С этим Нестор согласился.

О том, как они были не правы, Гарик и Нестор узнали довольно скоро. Нестор, разумеется, узнал об этом первым.

Магаданский явился буквально через несколько дней после этой беседы, явился, как ни в чем не бывало, как старый добрый друг, повергнув Нестора в такой шок, что он впустил его в свою квартиру и в свою жизнь.

Когда Гарик узнал об этом, то уверился окончательно, что Нестор - безвольная тряпка. Просто потрясающе безвольная тряпка.

- Знаешь, мне кажется, ты на самом деле к нему неравнодушен, - сказал он язвительно, - Может быть, ты мазохист? Может быть тебе нравится грубая сила?

На Нестора слова эти не произвели того впечатления, на какое Гарик рассчитывал. Он словно и не слышал их, говорил спокойным и бесцветным голосом:

- Мне уже всё равно, пусть всё будет так как есть.

Презрение к несторовой слабости и беспомощности особенно возвышало Гарика в собственных глазах, ему даже захотелось быть милым... и благородным...

Гариков план был прост до идиотизма и настолько же нелеп. Но в тот момент и ему и Нестору он показался гениальным. Ладно, Гарика оправдывало уже то, что маленький был еще и глупый, а Нестор... Нестора просто несло по течению.

План Гарика заключался в том, чтобы побить Магаданского его же оружием - то есть шантажом. Гарику не было еще шестнадцати и за совращение его Магаданского могли бы ожидать неприятности. И, возможно, весьма крупные. Документально засвидетельствовать сие действо решено было на скрытую камеру, которую благополучно установили на шкафу так, чтобы в объектив попадала широкая Несторова кровать, на которой запланирована была сцена обольщения несовершеннолетнего Гарика.

Поначалу все шло, как по маслу. Сцена обольщения состоялась, Гарик сыграл свою роль блестяще, продемонстрировав весь свой актерский талант - он позировал перед камерой, притворялся святой невинностью и милым ангелочком - играл отчаянно и с пафосом, потому что, забудь он хоть на мгновение о том, что он всего лишь актер в этом действии, он не смог бы всё делать так, как надо. Магаданский подавлял его, незаметно, и вместе с тем, сопротивляться его желаниям не было никакой возможности.

Осознал это Гарик несколькими днями позже, когда переписывал пленку на кассету. Он смотрел на себя со стороны, и ему делалось невыразимо противно - не была его покорность следствием актерской игры, он мог бы убедить в этом кого угодно, но только не себя.

Любые доказательства своей беззащитности перед жизнью Гарик не мог воспринимать спокойно, он тут же пытался доказать окружающим, а самое главное себе, что на самом деле это не так. Он не знал зачем, но сделал тогда две копии с этой пленки. Одну отдал Нестору, другую оставил себе.

Кончилась эта история именно так, как и должна была.

Нестор вместо того, чтобы - как задумывалось - спокойно сообщить Магаданскому: "Выметайся из моей жизни, терпеть тебя не могу. А ежели не выметешься - кассета сия окажется у твоей жены", - Нестор закатил истерику с патетическими возгласами типа: "Как ты мог в моем доме, на моей постели!.." и "Так-то ты меня любишь, что тебе всё равно с кем переспать!.." Интересно, он что, устыдить его собирался что ли?

Магаданский наблюдал его истерику, улыбаясь, потом, когда ему надоело, скомандовал:

- Успокойся и не валяй дурака.

И Нестор успокоился.

- Дай сюда мне эту кассету.

Он протянул руку и Нестор отдал ему кассету. Вот так и кончилось всё. Хотя нет, кончилось все несколько позже, потому как Гарик отослал-таки кассету - свою копию - жене Магаданского и, возможно, действительно доставил тому несколько неприятных минут. Но не более того.

Магаданский продолжал жить с Нестором, Гарик, понятно, у него не появлялся, ну а потом прошло более полугода.

Нестор вернулся со своей новоприобретенной работы ближе к вечеру, безмерно усталый от сегодняшнего дня. Он вяло копался ключом в замке, с тоскою думая, о том, что какие бы планы он не строил, все пойдет прахом, и опять ничего из намеченного не будет сделано, о том, что жизнь понесет его по течению туда, куда будет угодно ей, а не ему, о том, что на деле никогда не получится так, как мечтается, что грезы так и останутся грезами, и что снова они затянут его как болото, обволокут как туман, повергнут в состояние наркотического опьянения. И ими он будет жить, как и всегда, ночи напролет смотреть в потолок, впиваться зубами в подушку... Нестору было себя жаль и одновременно он был на себя жутко зол, вполне осознавая, какое жалкое зрелище являет он собой.

В квартире была ватная тишина, из кухни в коридор лился торжественный вечерний свет, в воздухе копошились мириады золотых пылинок. Что, Гарик ушел? Нет, вот его ботинки... Где он тогда?

Тут до Нестора донесся какой-то шорох, кажется чьи-то голоса, смех. Откуда это... из спальни?

Нестор вспыхнул. Неужели Гарик привел кого-то в его дом? Но как он смел? Поколебавшись мгновенье, Нестор, раздраженный своими несчастьями, чувствуя, что вскипает, и что готов сорваться в истерику, сдержано отворил дверь в злосчастную спальню и замер на пороге.

- Олег?..

Эти двое весело кувыркались в его постели.

Очертания фигуры Гарика неясно обозначались под одеялом, на лице Магаданского, развалившегося на кровати по диагонали, блуждала блаженная улыбка, внезапное появление Нестора не произвело на него ровно никакого впечатления.

- Ты же собирался уехать, - ледяным тоном произнес Нестор. Он ненавидел этих двоих, он чувствовал как внутри вскипают горячие слезы обиды.

- Я передумал, - невозмутимо ответил Магаданский и звонко шлепнул по попке слишком уж разрезвившегося Гарика.

- Нестор, этот гнусный тип меня изнасиловал! - радостно возвестил Гарик, вылезая из-под одеяла. На щеках играл румянец, глаза сияли и поразительно ярко алели губы.

- Да ну как же! Это ты изнасиловал меня, маленькое похотливое чудовище, - с удовольствием целуя эти губы, ответил Магаданский, - Дитя порока и разврата, - усмехнулся он.

Нестор с отвращением наблюдал эту милую, трогательную сценку. Как надоело ему всё: эти пошлые развлечения, этот бессмысленный секс без любви, все равно с кем и где, эти раскрепощенные отношения "без комплексов". Он развернулся, чтобы уйти, но вдруг его словно огрели дубинкой по темени:

- Но ведь ты должен быть в Берлине! - беспомощно воскликнул он, понимая, что слова его звучат странно.

- Радость моя, - с легким недоумением ответил ему Магаданский, - если ты никак не можешь поверить, что это действительно я из плоти и крови, а не мой призрак, подойди ко мне и удостоверься - чего уж проще!

Они с Гариком смотрели на него как на дурачка, а Гарик еще и с недоумением - он начинал испытывать чувство вины, и это чувство очень не нравилось ему, в конце концов, разве Нестор шутил, когда уверял его, что не испытывает к Магаданскому никаких романтических чувств?

- У меня к тебе дело, - выдавил из себя Нестор, не глядя на них.

Магаданский и Гарик изумленно переглянулись.

- Ух ты как интересно! - издевательски воскликнул Магаданский.

- Олег, я прошу тебя, выслушай меня серьезно!

- Он спятил, - пробормотал Гарик.

- Ну? - Магаданский шикнул на мальчика и сел в постели, изображая внимание. Гарик нехотя откинулся на подушку, смиряясь с тем, что сейчас ему придется играть роль всего лишь стороннего наблюдателя. Впрочем, ему, как и Магаданскому, было очень интересно, что же заставило Нестора поступиться своими твердыми принципами.

- Мои знакомые хотят организовать СП с немцами, - собравшись с духом начал Нестор, - они занимаются импортом лекарств... Им нужно помочь найти партнеров... Они хорошие ребята, и у них все чисто, без криминала. Олег, возьмись за это!

Гарик едва сдержался, чтобы не расхохотаться демоническим смехом, чтобы не запустить в Нестора подушкой, чтобы не заставить его замолчать, взять свои слова обратно, вернуть время вспять. Ну что делает этот ненормальный?!

- Лапочка, я не занимаюсь благотворительностью, - сказал Магаданский.

- Ну разумеется, это не бесплатно...

- О чем ты думаешь, хотелось бы знать? Очнись, киса, с какой стати я буду стараться для твоих "хороших ребят"? И потом, ты разве не помнишь как погорел Погонышев с таким вот проектом? Только не говори мне, что твои друзья честные люди - нет сейчас в России и быть не может честных предпринимателей! Так что - уволь!

Магаданский поднялся и облачился в халат.

- Но ты даже не разобрался, не выслушал до конца!

- А то я не знаю, что ты можешь мне сказать! И когда ты перестанешь играть в Тимура и его команду! Я уже начинаю отчаиваться.

- Даже ради меня... Ты не можешь это сделать просто ради меня?!

- Если я буду выполнять все твои просьбы, я разорюсь. Пожалей моих детей, Нестор.

"Я ни о чем тебя не просил! Никогда!" - рвалось у Нестора с языка, но он сдержался, понимая, что устроив скандал, он не добьется вообще ничего. С ужасом он думал о том, что скажет Диме... самое противное, что ничего не скажет, просто не повернется язык. И они полетят в Германию, а там... останется надеяться на авось. Надо только узнать, когда Магаданский собирается-таки в Берлин, может быть там удастся его уговорить...

- Гарик! В ванную марш! - скомандовал Магаданский, направляясь к дверям.

- Как ты со мной обращаешься! - возмутился Гарик и запустил в него подушкой. Магаданский поймал подушку налету и, проходя мимо, сунул ее в руки Нестора.

- Перестал бы ты ерундой страдать, ясноглазый мой. Тебе нужна хорошая работа, достойная твоего образования и твоих способностей. Позаботься лучше о себе, чем о каких-то "хороших ребятах". Я всё жду, когда ты о себе попросишь, и вот тебе я помогу с удовольствием. Но, похоже, мазохистские наклонности у тебя оказались сильнее развиты, чем я думал.

- Не говори глупостей, - пробормотал Нестор, опуская глаза.

Кто знает, если бы Магаданский разговаривал с ним так всегда, может не было бы ничего: ни скандала с отцом, ни такого дурацкого окончания едва начавшейся карьеры. Когда Магаданский начинал говорить с ним так, Нестор чувствовал непонятное волнение и, похоже, даже готов был упасть в его объятия... Но история, как известно, не терпит сослагательного наклонения. С самого начала все было не так. С самого начала кто-то вел себя неправильно...

- И все-таки... Может быть мы еще поговорим? - Нестор поднял на него свои ясные глаза, рассчитывая, что их проникновенный взгляд сейчас подействует на Магаданского неотразимо. Но Магаданский смотрел как-то уж очень мрачно и молчал.

- Когда ты улетаешь в Берлин?

- Завтра.

Магаданский ушел в ванную, Гарик - лишь бы только не видеть Нестора и не говорить с ним - присоединился к нему, и они достаточно долго плескались там в свое удовольствие.

А потом - грохот дискотеки, туманящий голову алкоголь - Магаданский повез свой "маленький гарем" в любимый Гариков ночной клуб. Голова у Нестора кружилась, он ловил рукой лучи от лазерной установки, эти тонкие светящиеся ниточки, и когда ему это удавалось, они ослепительно вспыхивали, ударяясь о тонкое золотое кольцо на его пальце.

Сверху на его рукав легла рука Магаданского. И снова это странное и сладкое волнение. Пальцы, ласкающие его ладонь... Нестор чувствовал, что сердце его размягчается как горячий воск и, кажется, тает. Магаданский наклонился... Нестор почти забыл вкус его губ, он вздрогнул, вскинул руку ему на плечо.

- Ты знаешь, я не выношу групповухи, - доверительно прошептал он, мерцая в темноте глазами, - Любовь... ведь она для двоих?

Магаданский улыбнулся ему как взрослый любимому младенцу, который лепечет что-то глупое, но очень трогательное, нежно коснулся губами его щеки, скользнув вниз, поцеловал его в шею. Нестор закрыл глаза, погружаясь в состояние приятной расслабленности. Пальцы его погрузились в черные, как вороново крыло, как мягкая и податливая ночная тьма волосы Магаданского, и он забыл обо всем.

Кончилось все конечно же групповухой все на той же широкой несторовой кровати, повеселевший Нестор был уже совсем не против и резвился не хуже Гарика. Засыпал он во властных объятиях Магаданского, обвив его шею руками и положив голову ему на грудь.

Утром Магаданский уехал, пообещав, что в Берлине они еще поговорят о продаже лекарств. Нестор с тяжелым сердцем проводил его, предчувствуя множество новых проблем, готовых пасть на него Дамокловым мечом.

Ах, Дима-Дима...

4

Город горел. Горел тысячью разноцветных рекламных огней. Отблески синего и красного играли на матовой коже щек, рубинами и бирюзой вспыхивали в глубине зрачков.

Сквозь огромное - во всю стену - окно Дима смотрел на бушующую праздником жизни Москву, наслаждаясь своей причастностью к этому празднику. Он был молод, красив и вполне обеспечен, он был хозяином этой жизни, он был уверен в себе, он мог позволить себе всё.

Нестор смотрел на него ошеломленно, почти со страхом - со страхом за себя, за свою бессмертную душу, подвергшуюся такому испытанию! Как на лик святой смотрел он на отрешенно глядящего в окно Димочку, ловя нежные блики далеких неоновых вспышек на его коже, думая о том, что нельзя быть одержимым настолько, это может плохо кончиться.

Нестор нашел удобный повод пригласить Димочку в ресторан - все-таки нынче в стране с работой достаточно напряженная ситуация, и обретение ее стоит маленького ужина. Они выпили уже по несколько рюмок и оба пребывали в романтическом настроении - правда поводы были разные.

Диме уже снилось Шереметьево и самолет на Берлин, а то, что будет дальше - не снилось даже! Он испытывал сейчас необыкновенно трогательные чувства к интеллигентному и утонченному Нестору - ведь это он будет руководить им, это он сделает ему имидж. Нестор был сейчас для Димы самым важным и нужным человеком, знал был Нестор об этом - умер бы от счастья, но он, впрочем, догадывался, и, если Димочке доставляло удовольствие выслушивать его бесконечные советы, то Нестору не меньше удовольствия доставляло давать их. И сейчас перед ними лежали вилки, ложки и ножи, и Нестор по ходу дела кидал:

- Не ту вилку!.. Нож возьми!.. Не в ту руку!

Дима был в отчаянии - ему казалось, что запомнить все эти тонкости просто невозможно. Нестор ухмылялся про себя, он ничуть не сомневался, что не постичь Димочке тонкостей этикета, да и зачем ему?

Но Димочке хотелось, и Нестор давал ему то, что ему хотелось - говорил непонятные слова, и рассказывал о вещах трудно постижимых, которые следовало бы знать разве что на приеме у Гельмута Коля. Может быть, Димочка действительно собирается на прием к канцлеру? Предлагать ему экспортировать лекарства в Россию?

Димочка был невоспитан феноменально: он не умел говорить, он не умел есть и не умел пить. Но это потому, что никто и никогда воспитанием его не занимался - и кому оно было нужно в славном городе Сургуте, откуда Димочка был родом. Воспитание нужно дегенеративным сыночкам дипломатов, тощим, большелобым (это потому, что лысеть начинают уже в школе), со скошенными подбородками и очками с толстыми линзами. Димочка возьмет кого угодно без всякого воспитания, и без всякого образования тоже, между прочим! Одной своей улыбкой, сияющими глазами, разворотом плеч, ошеломительной молодостью, силой, энергией, крепостью мускулов, статью фигуры.

Нестор с улыбкой смотрел на неловкие от волнения пальцы, сжимающие хрупкую вилочку, на крепкое запястье под крахмальной манжетой, и дыхание его обрывалось на излете.

"Ты мой теперь, - думал он, облизывая сладкие от вина губы, - Ты сам отдался в мои руки, и я сделаю с тобой все, что захочу. Ведь не думаешь же ты в самом деле, что все тебе дастся даром?"

- А как тебе мой костюм?..

- Этот?

- Ну да.

- По моему, весьма неплохой костюм, а что?

- Неплохой?! Всего лишь неплохой?! Да я отвалил за него чертову кучу денег!

- Хорошую - действительно хорошую! - одежду покупают не на рынке, а в магазине.

- Кто тебе сказал, что я его на рынке покупал, - мрачно буркнул Дима.

- В магазине?! Интересно, в каком?

- Да ладно, забудь об этом...

- Когда я говорил о магазинах - я имел ввиду специализированные.

- Черт! Да там цены такие!.. Может быть, я, конечно, ничего не понимаю, но на рынке то же самое - только дешевле!

- Прекрати! Я не позволю тебе экономить на себе! Ты будешь одеваться по высшему классу.

- М-да, так одного костюма небось мало...

- Пять - как минимум. А еще галстуки, рубашки, ботинки и носки.

- О нет!

- Нет, так нет. Но если ты хочешь выглядеть действительно хорошо...

Нестор убедил Диму очень легко в том, что ему без него не справиться. Дима неуклонно впадал в... эстетическую (если можно так выразиться) зависимость от своего не совсем нормального, но, как выяснилось, весьма полезного соседа. Прошло всего-то дня три со времени их знакомства, а они уже так нужны были друг другу...

- Успеем мы купить все, что надо до отъезда?

- Успеем, если постараемся. Сколько у нас дней?

- Макс вчера уже начал документы оформлять... Еще пара дней и можно будет билеты покупать.

- Быстро вы...

- Ну так! За нами большие люди стоят, Нестор.

Нестор едва заметно поморщился. Прав был Магаданский - разумеется, прав! - богатое воображение тут же нарисовало Нестору тучного мафиози с мрачным взглядом, дающего ценные указания Максиму, как ему следует вести дела и с кем делиться прибылью. Возможно, даже наверняка, всё было несколько не так, но мафиози был... а сколько гордости было в Диминых словах - "большие люди"... смешно! Эти большие люди используют тебя и вышвырнут, а то и убьют.

Нестор осознавал, что опять пьет больше, чем следует, в его голове и без того давно не было трезвости и разумности, так стоило ли добавлять? Но всё последнее время Нестор вёл себя неадекватно, его поступки были дики, сумбурны и непоследовательны, и он пил для того, чтобы сравняться с Димочкой, чтобы ощутить с ним близость - ту самую, которая возникает между очень нетрезвыми людьми, склоняя их на откровенность, какую-то особенную нежность друг к другу, а так же пробуждая физиологические желания. Особенно остро.

Дойти до подобного состояния труда не составило. Дима, разумеется, от Нестора не отставал, и вскоре они оба уже не вполне определяли реальность. Разговор о работе, об одежде, об этикете и о Германии резко повернулся на какие-то грязные пошлости. Нестор красочно описывал злачные места Берлина, которые когда-то они посещали с Магаданским, и от которых Нестор тогда был совсем не в восторге, описывал в подробностях! У Димы светились глаза от его рассказов и, видя это, Нестор изощрялся как только мог. Именно тогда он впервые шокировал Диму некоторыми пикантными подробностями. Нельзя сказать, чтобы тогда он вообще уже ничего не соображал - он просто решил, что уже можно всё! Дима смотрит такими восторженными глазами - почему же не рассказать ему о том, что доставляет НАСТОЯЩЕЕ удовольствие?

Однако Дима всё-таки был еще не готов, Дима перестал улыбаться, и в глазах его родилось недоумение. Он усомнился, правильно ли понимает то, о чем говорит Нестор. Нестор сделал независимое лицо и добавил к вышесказанному, что в Берлине достаточно мест, где можно удовлетворить самые изощренные желания. Дима не был ханжой, Дима попросил описаний. Нестор не заставил себя просить дважды и рассказал обо всем, что только смог вспомнить. На фоне садо-мазохистских клубов, чьи программы Нестор описал весьма художественно, его намеки о голубой любви затерялись.

Они возвращались домой на такси, потому что никто из них не был в состоянии вести машину. Дима улыбался как-то странно и загадочно, глаза его блестели нагло и хищно, в них плясали огоньки проносящихся мимо фонарей, он смотрел в окно и видел извивающиеся в экстазе тела, тонкие пальчики девушек, легко касающиеся ноготками груди, скользящие по напряженному телу вниз...

Нестор был вдохновенен, как поэт. Он почти припал губами к уху своего возлюбленного, вдыхая глубоко, как наркотик, запах его волос, аромат его одеколона. Ладонь его трепетно и осторожно легла на бедро молодого мужчины, почувствовала сквозь тонкую ткань обжигающий огонь его кожи и напряжение мышц... как у тигра перед прыжком, когда он лежит, такой, казалось бы, мягкий и шелковый... Он говорил и говорил, не смея замолчать, страшась нарушить эту гармонию, опасаясь, что его оттолкнут, грубо и безжалостно.

Нестор уже не выбирал тем, он рассказывал всё, что приходило ему в голову, всё, что - по его расчету - должно было возбудить Димочку, и что возбуждало его самого. О том, как нежно ласкают друг друга девочки, приходя в экстаз от малейшего прикосновения к себе подруги, о юных мальчиках, с нежной бархатной кожей, чьи горячие губы - сама жизнь, о мужчинах, которые, занимаясь с ними любовью, забывают, что они на сцене, начинают шептать страстные, прерывистые, как бред, слова, о сильных руках, которые заставляют тебя покориться, повергают ниц нежно и жестоко, о том, что истина: больше получаешь, когда отдаешься - неоспорима.

В призрачном свете ночной Москвы Дима видел всё, что говорил ему Нестор, он чувствовал всё... Прозрачные тени скользили по внешней поверхности лобового стекла автомобиля и уносились прочь яростным ветром свежей летней ночи.

Все, что было дальше, было сном. Сказочным, невероятным, наркотическим сном. Огонь в крови и шум в голове... блики от фар, летящих мимо машин... прохладные простыни, принимающие в свои объятия разгоряченные тела, губы, тянущиеся к губам, жадный язык, разжимающий зубы, и сладостный стон, когда шелковые губы скользят вниз по животу, и он, похоже, не размышляет уже о том, не противоестественно ли это. И наконец-то! Господи...

Гарику пришлось провести эту ночь в клубе.

Уже собравшись в ресторан с любимым Димочкой, одетый и причесанный, Нестор сел рядом с Гариком, взял в ладони его лицо и произнес, проникновенно глядя в глаза:

- Я не знаю... я ни в чем не уверен... но если вдруг...

- Понятно, - мрачно молвил Гарик, - Лучше будет, если эту ночь я проведу где-нибудь вне стен этого дома. И что ты мямлишь, не можешь называть вещи своими именами?

Гарик почти не разговаривал с ним с тех самых пор как они проводили Магаданского в аэропорт, не только не разговаривал, но избегал даже смотреть на него. Два дня прошли в тягостном молчании. Гарику Нестор был противен, и он не мог заставить себя сделать вид, будто всё в порядке и ничего особенного не произошло, Нестор понимал все гариковы чувства, и не настаивал. Раскаяния он не чувствовал.

Гарик, разумеется, ушел. Сразу же после того, как за Нестором закрылась дверь. Сунул в карман оставленную на чёрный день стодолларовую бумажку и отправился в клуб.

Был будний день, и ничего особенно интересного не предвиделось. Оглядевшись, Гарик уже уверился было, что не встретит здесь сегодня ни одного знакомого лица, когда вдруг увидел Лёшу...

Лёша сидел у стойки бара, потягивая коктейль. С первого взгляда создавалось впечатление, что юноша сей полностью поглощен выпивкой, на самом деле Лёша видел все, что творилось вокруг, кто заходил, кто выходил и чье внимание следовало бы на себя обратить. Лёша не был особенно красив, однако он был необыкновенно обаятелен, и кто общался с ним хотя бы пять минут, уже считал его очень милым мальчиком (Гарик был исключением из этого правила). У Лёши были темные вьющиеся волосы, собранные в хвост. У Лёши были выразительные карие глаза. У Лёши была очень милая улыбка. Когда он улыбался, то выглядел особенно трогательно. А самым важным достоинством его было то, что он умел любить.

Гарик улыбнулся зловеще и, подкравшись к Лёше сзади, шлепнул его по заду.

Лёша обернулся и удивленное выражение на его лице сменилось мученическим.

- А-а, это ты... Чего приперся?

- Соскучился.

Гарик уселся на крутящийся стульчик рядом с Лёшей и пальцем подманил бармена.

- Соскучился... небось очередной любовник вышвырнул.

- Бедный Лёша! Ну я же не виноват, что ты тут сидишь сутками в одиночестве. Нельзя так озлобляться на весь мир сразу, нельзя на людей кидаться! Если ты будешь вечно таким угрюмым - никто тебя никогда не полюбит!

- Девочки не ссорьтесь, - криво улыбаясь сказал бармен, ставя перед Гариком коктейль.

- Мы не ссоримся, Мишенька, с чего ты взял?! - изумился Гарик.

- Скажи ему, Миша, чтобы убирался подальше, - вставил Лёша, - А то он тебе всех клиентов распугает.

Лёша считал ниже своего достоинства вступать с Гариком в препирательства, именно потому, что терпеть его не мог от всей души.

История их своеобразных отношений с Гариком началась несколько месяцев назад, когда Лёша впервые появился в клубе. Разумеется, первым, кто тогда попался ему на глаза был Гарик. Может быть, виновата та холодная звезда, которая имеет обыкновение вспыхивать не вовремя, но Гарик с Лёшей возненавидели друг друга в то же самое мгновение, как взгляды их встретились. И с тех пор каждая их встреча кончалась в лучшем случае обменом взаимных оскорблений, в худшем... пожалуй, не стоит об этом.

- Твой унылый образ... ну да ладно, что сегодня в программе?

- Гарик, ты русский язык понимаешь? Отъебись.

Ночь только начиналась. И было сейчас самое интересное время, когда завсегдатаи только собирались, радостно приветствовали друг друга и обменивались последними новостями. Слишком скучно было бы потратить это время на Лёшу, и Гарик, не говоря больше ни слова, покинул любимого врага, направившись к компании из трех человек, только что вошедшей и только что расположившейся за столиком.

Компания состояла из двух девушек и молодого человека. С одной из девушек Гарик был знаком очень хорошо, другую не знал вовсе, с юношей был просто знаком.

- Привет, - сказал Гарик подсаживаясь к компании за столик.

- Гарик! - радостно и изумленно воскликнула одна из девушек. - Почему не появлялся так долго? Без тебя было скучно.

Девушку звали Юлькой. Она была одета в костюм абсолютно мужского покроя, рубашку и ботинки. Тоже мужские, разумеется. При этом выглядела она совсем неплохо и даже эффектно - этакий симпатичный парнишка. Юлька любила изображать из себя существо непонятного пола, ей нравилось, когда на нее обращают внимание и мужчины и женщины. По стилю одежды, по прическе, даже по голосу очень трудно было определить ее пол, и многие знакомые ее - не очень близкие, конечно - до сих пор недоумевали по этому поводу.

С Юлькой была подружка, симпатичная и достаточно простенькая девушка, совершенно явно пришедшая в клуб впервые. Это было заметно по тому. как она оглядывалась по сторонам и какими глазами смотрела на окружающих.

Юношу звали Антон. Он был студентом журфака МГУ, даже не пытался писать что-нибудь и вел богемный образ жизни, то есть днем спал, а ночью развлекался. Почему его до сих пор не выгнали из университета и на какие средства он живет для всех его знакомых оставалось загадкой.

- Да ладно, а то ты не знаешь... - Гарик выразительно посмотрел на Юльку, - Ты ж была тогда и всё видела. Кстати, как там Алик?

- О это надо было видеть! Ты пропустил самое интересное.

- Почему-то я не жалею...

- Можешь забыть эту историю, с Аликом все в порядке. Цел и невредим, даже следа не осталось.

- Ходишь, плодишь себе врагов, - флегматично заметил Антон, - На фиг тебе это надо?

- На фиг мне это не надо, но... он вывел меня из себя! Стал бы я связываться с этим придурком.

Они выпили, обсудили последние новости, потом Юлька утащила подружку танцевать. Очень медленный и очень эротический танец. На то, как они танцевали, действительно стоило посмотреть, хотя подружка по неопытности вела себя несколько сковано. Впрочем, возможно, в этом и была особенная прелесть действа.

Антон, блистая глазами из-под очков, не отводил от них взгляда, а Гарик комментировал ему:

- Вот ее рука скользнула по трепетной девственной груди, ах, как невинно это юное создание, она краснеет, она опускает глаза, и, кажется, ее пальчики дрожат... Но ей нравится, посмотри, как разгорелись ее губки. Она прижимает ее к себе всё крепче, словно хочет слиться с ней, она зарывается лицом в ее ароматные волосы, закрывает глаза, проникаясь ее чарующим запахом...

Наблюдать за выражением лица Антона в этот момент было очень весело - наверное именно так смотрит из кустов голодный волк на мирно резвящихся на полянке овечек.

- Гарик! Я бы полжизни отдал, чтобы затащить ее в постель... а лучше обеих! - возопил Антон в припадке пьяной откровенности.

- Увы, мой друг! - Гарик налил ему и себе еще по рюмочке коньяка, - Этим девочкам ты не нужен. Никто им не нужен. Давай лучше выпьем... за гетеросексуальность!

- Да! - с чувством согласился Антон.

И они выпили.

А девочки меж тем как-то тихо и незаметно исчезли.

Остаток ночи Гарик и Антон провели за не очень вразумительной, но глубокой по философскому содержанию беседой на тему взаимоотношения полов. Летние ночи коротки, не успело стемнеть - уже рассветало, Гарику хотелось в постельку, завернуться в одеяло и поспать, но явиться домой так рано он не мог. Не имело смысла ехать и ни к кому из приятелей - это значило бы, что не удастся поспать вовсе.

Были моменты когда Гарик начинал ненавидеть свою бродячую жизнь, этот момент был одним из таких.

- Пойду я, - сказал Антон, с трудом вставая из-за столика, - Сниму кого-нибудь. А то подохну.

- Поздно спохватился, утро уже.

Антон мутными глазами огляделся, осознал, что народ постепенно растекается и веселье затихает.

- Чертовы шлюхи... все куда-то подевались...

Он покачнулся и едва не упал. Очки свалились с его носа, звонко упали на пол и разлетелись на части. Антон смотрел на них тупо, сверху вниз.

- Иди лучше домой, дорогой, и проспись. Утро не лучшее время для развлечений... Ненавижу когда наступает утро, - с философским спокойствием сказал ему Гарик, думая о том, напрасно он провел эту ночь столь бездарно или Нестору удалось-таки затащить своего любимого в постель. В это, честно говоря, Гарику верилось с трудом.

Гарик справедливо не любил когда наступает утро - утро безжалостно к нашим ночным безумствам, даже самый слабенький, самый серенький дневной свет изгоняет призраков ночи безнадежно и грубо. Где пляска огней, где музыка, чей ритм сливается со стуком сердца? Ты вспоминаешь всё это, морщась от горьковатого привкуса во рту. Неужели это я был настолько безумен, неужели я вытворял ТАКОЕ?! Жуть, теперь друзьям стыдно в глаза смотреть будет... Но как же здорово было!

Ты пытаешься подняться, и тут же легкий призрак счастья ускользает окончательно - всё тело ломит, раскалывается голова (а не переехал ли меня вчера поезд?) и ты, отчаявшись отыскать тапочки, шлепаешь босиком в ванную, вяло пытаясь придумать, что бы такое выпить, чтобы не было так мучительно больно?..

Дима почувствовал себя странно сразу, как только проснулся. Еще до того даже как заработала голова и первая мысль "где это я?" посетила его, он уже чувствовал себя странно. Искажение реальности - все равно, как открываешь кастрюлю и видишь в ней кишащих червей вместо супа или замечаешь зловещий оскал у склоняющейся к твоей подушке матери. Этого не бывает на самом деле, но Дима испытал ужас, соответствующий чему-то подобному, когда обнаружил в своих объятиях крепко спящего Нестора.

Оба они были раздеты... совсем... то есть абсолютно обнажены, и они лежали обнявшись в чудовищно смятой и залитой водкой постели.

Дима был в шоке. Одно мгновение... два... три... потом он вскочил, яростно сбросив со своей груди голову Нестора. Тот проснулся и, от внезапности пробуждения, изумленно смотрел на Диму, изумленно и непонимающе на его какое-то жалобное лицо и... Боже мой, слезы в глазах?!

Потом искра понимания внезапно сверкнула в его голове. Он посмотрел на себя, на Диму, панически разыскивающего свою одежду, и взгляд его ударился об опрокинутую бутылку водки на ковре у кровати. Ковер набух и потемнел от пролившейся жидкости, горький запах спирта делал воздух тяжелым и спертым.

Дима пнул эту бутылку, ударил пальцы на голой ноге и невнятно выругался. Оставляя на паркете мокрую дорожку, бутылка, жалобно гремя, укатилась под шкаф. Нестор проследил за ней взглядом, чувствуя, что сейчас сойдет с ума.

Самое смешное, что он не помнил ничего, что было с момента выхода их из такси, даже момента выхода не помнил. Последнее, что хранила его память, были проносящиеся огни и мочка Диминого уха...

Громовой хохот Дьявола ударил Нестора по воспаленным мозгам: он провел ночь с любимым мужчиной - ночь, которая грезилась ему мучительными бессонными ночами на вот этой самой кровати и... НЕ ПОМНИТ НИЧЕГО!!!

Нужно вспомнить... необходимо... сладкие губы, руки, которые ласкали тебя... Нестор вспоминал. Сначала вспомнил то, как ему было хорошо, потом... даже голова закружилась. Сейчас. От одних только воспоминаний. И - как удар кинжалом в сердце - голос Дьявола в голове: Эти смутные воспоминания - единственное что тебе останется от Димы на всю твою вечно проклятую жизнь. Посмотри на него и осознай, что у вас с ним уже никогда и ничего не будет. НИКОГДА И НИЧЕГО.

Его нужно спасти. Его и себя... Никогда и ничего? Но ведь ему нравилось, по всему было заметно, что ему нравилось! Он получил не меньше удовольствия, чем ты, Нестор! Так в чем же дело?! Похоже, что именно в этом...

- Дима, но ведь не было ничего... разве не так? - спросил Нестор несчастным голосом.

Дима остановился внезапно, застыл в наполовину надетой рубашке и повернулся к Нестору. У него были глаза, как у ребенка, беспомощные и испуганные, сейчас в них сверкнула робкая надежда.

- Не было?.. Ты ничего не помнишь?

Стиснув зубы, Нестор покачал головой.

- Я тоже не помню... Значит ничего не было?!

Дима рухнул на пол и истерически расхохотался, он схватился руками за голову, вцепившись побелевшими пальцами в волосы и, уткнувшись лицом в колени, хохотал, как сумасшедший.

Нестор смотрел на него и криво улыбался - ему было совсем не смешно.

- Черт, Нестор, а я уж думал!..

Дима поднял голову, его глаза уже не были беспомощными, они стали немного насмешливыми и высокомерными... как всегда.

Нестор отвернулся от него, завернулся в простыню и принялся искать глазами тапочки. Разумеется, тапочек не было!

"Мне нужна горячая ванна, - подумал Нестор, - И еще ведро водки. И пусть я сдохну. ПУСТЬ Я СДОХНУ!"

Дима чувствовал его мысли кожей, чувствовал невероятно остро, и понимал их так хорошо, будто свои собственные. Все-таки родила эта ночь какую-то невероятную близость между ними, провела какую-то нить, которая звенела сейчас, натянувшись, и от этого обоим делалось больно.

- Нестор!

Нестор стоял к нему спиной и не собирался оборачиваться, потому как не мог смотреть ему в глаза. Посмотреть - значит выдать свою ложь. Ложь о том, что не помнит.

Приятное облегчение, которое испытал Дима от слов Нестора снова сменилось болезненным напряжением. Ну что, что не так?! Почему он такой?! Что он хочет сказать этим своим молчанием?! Надо встать и уйти, оставить его, забыть и вернуться к жизни. Ах, если бы действительно не помнить ничего!.. Так ведь помнит. Слишком хорошо. Так стоит ли задавать вопрос, на который ответ точно известен, стоит ли выяснять всё до самого конца, когда можно оставить и так? И так будет легче обоим - оба все понимают, и оба делают вид, что ничего не произошло. Какая славная игра!

Итак, почему бы действительно не уйти?.. Сказать: "Пока, Нестор, увидимся завтра на работе!" И уйти! Вместо этого:

- Что с тобой?

"Почему ты спрашиваешь?"

"Потому что мне, кажется, так же больно сейчас, как и тебе. Да-да, я знаю, что тебе больно, я чувствую, что тебе больно. Что-то с нами не так, с тобой и со мной. Почему мне не наплевать на то, что тебе больно?"

- Со мной? Ничего. Перепили мы вчера здорово.

- Я не об этом. Даже не о том, что тут... как мы... спали. О том, что ты говорил вчера. Это-то я помню... О том, как ты смотрел... Не совсем же я дурак, Нестор!

- Вчера значит только заметил?

Зачем же таким злым голосом? Ты еще смеешь обвинять в чем-то?! Или просто потому, что лучшая защита - это нападение?

- Да перестань ты!!!

Нестор медленно повернулся и сел на край кровати. Повернулся всего лишь профилем - не спиной и не лицом, так можно говорить и быть избавленными от муки смотреть друг другу в глаза.

Дима хотел его ударить, и он ударил, не подходя близко, это можно было сделать и от шкафа - с другой половины комнаты. Нить разорвалась, и ощущение мистической близости исчезло. Вместо этого - раздражение и омерзение непонятно к кому, к себе или к нему - не важно!

- Ты педик?

Он готов был взять свои слова обратно, произнести их как-то по-другому, но было поздно - он сказал. И, сказав, понял, что омерзение он испытывает к себе, именно к себе и ни к кому больше.

До этих слов Нестор почти уже решился сказать ему, что он его любит, он пытался найти нужные слова и даже почти нашел их, но теперь... Этот кинутый ему вопрос не просто уничтожил их, он смешал их с грязью, он сделал их пошлыми до тошноты.

Нестор сам себе стал противен. За эти глупые слова, что собирался произнести, за мысли свои, за желания, за саму свою суть - грязную извращенную суть. Любовь? Нет никакой любви. Кто посмел поставить рядом слова "любовь" и "педик"?! Педик - это грязная похоть, а любовь... Любовь святое чувство. Нежное, трепетное, благородное. Любовь - это Ромео и Джульетта, это Тристан и Изольда, Мастер и Маргарита, наконец. Мужчина и женщина кидаются друг другу в объятия - и у вас слезы умиления на глазах. Любовь! А если вы вдруг видите двоих педиков? Ага, сейчас один другому подставит задницу и... Тьфу! Мерзость! Интересно, почему у вас не возникает мысли при виде той первой сцены: ага, сейчас она раздвинет ноги?.. Можете не отвечать, вы не найдетесь, что ответить, просто потому что образ вашего мышления совсем не такой, как у меня. Я могу понять вас - вы никогда не сможете понять меня, но, на самом деле, я от вас этого и не требую. И вы и я - мы правы по своему.

- Да, - сказал Нестор, - Это имеет какое-то значение для тебя?

А неужели не имеет?!

- Нет не имеет, - отрезал Дима, - Просто спросил.

Он поднялся и, собрав те вещи, что не успел еще одеть, отправился к двери.

Так и оборвалось всё.

"И что я буду теперь делать? - подумал Нестор, глядя на закрывшуюся дверь, - Как я буду теперь жить?"

Он подумал об этом спокойно и даже философски. К чему бы это он стал таким спокойным?

Димино отвращение к себе объяснялось чисто физиологически - его просто тошнило от избытка выпитой вчера водки. Когда прошла тошнота, Дима снова себя любил. И, стоя с бритвой перед зеркалом, думал: "Ну и приключеньице свалилось на мою голову."

А еще он думал о том, что ему и Нестору предстоит совместная командировка, и он заговорщицки улыбался своему отражению в зеркале, чувствуя себя героем странного-странного фильма, того, который "кино не для всех". Дима, разумеется, помнил всё, что было. Дима помнил, что он делал, помнил с каким удовольствием он всё это делал, помнил до какого экстаза довел его несторов язычок... Такого не было никогда. И ни с кем. Удивительно, но факт... И эта нежность со стороны другого мужчины... Мужчины... к мужчине?..

Как это странно.

"Похоже, он влюблен меня", - думал Дима, улыбаясь. На самом деле ему всё это льстило.

Как себя вести с Нестором Дима еще не решил, поэтому на следующее утро, он не стал заходить за ним по дороге на работу. Как выяснилось, Нестор этого и не ждал - он был уже на месте, когда Дима приехал.

- О Нестор! - воскликнул он с преувеличенным энтузиазмом, - Ты уже здесь! Не забыл, что сегодня мы идем покупать мне прикид?

Нестор оторвал глаза от бумаг - он пытался-таки уяснить для себя суть деятельности фирмы, чтобы было о чем говорить с Магаданским - и посмотрел на Диму с большим удивлением.

Дима приблизился к Маринке, обнял ее за талию и поцеловал в щечку.

- Привет, Котик!

Продемонстрировал.

Явно он раньше ничего подобного не делал, это было видно по недоуменному выражению Маринкиного лица. Просто Дима решил, что теперь в полном праве издеваться.

Издеваться. Просто так.

Ну, так не получишь же ты такого удовольствия, Дима!

Медленно и изящно поднялся Нестор из-за стола и отправился в кабинет к Максиму. Он даже не стал закрывать за собой дверь - пусть слышит эта сволочь!

- Максим Георгиевич, - сказал он тоном, каким общался в свое время с послами. Макс даже перестал набирать номер на телефоне и положил трубку.

- Мне очень жаль, - говорил Нестор, глядя на него холодными хрустальными глазами, - Но я вынужден отказаться от сделки, которую вы мне предложили.

У Макса отвалилась челюсть. По тому, как умолк голос Димы, до того очень явственно доносящийся из приемной, Нестор понял, что и у него - тоже.

- То есть как? - спросил Макс.

- Я ознакомился с документами и пришел к выводу, что предложение не настолько выгодно, как мне казалось. Более того, у меня создалось впечатление, что ваша фирма... не совсем надежна. По крайней мере, я не рискнул бы рекомендовать ее никому из своих знакомых. Повторяю, мне очень жаль.

- Но ведь мы договорились...

- Договорились? - Нестор удивленно приподнял бровь, - По моему, я не отдавал никаких обязательств.

Макс был в ужасе. Нет, Макс был просто в панике.

- Слушай, Нестор, - произнес он, очень выразительно глядя ему в глаза, - Давай поговорим... сядь и скажи, что тебя не устраивает. Сколько ты хочешь?

- Максим Георгиевич, повторяю вам еще раз, если вы не поняли - я вынужден отказаться от сделки, которую вы мне предложили.

- Это не честно, Нестор, это не по-джентельменски! Мы рассчитывали на тебя.

- Мне очень жаль, - сказал Нестор мило улыбаясь.

О сладостность мести!

- Браво, браво, Нестор, - Димочка возник на пороге, просто искрящийся от ярости - он не ожидал такого, действительно не ожидал! - Я знаю, что ему надо, Макс, я знаю, что его не устраивает!

Нестор резко обернулся к нему, и взгляды их скрестились как шпаги.

- Может быть ты расскажешь об этом своему начальнику?

- Да пошел ты к чёрту! Я в договор об оплате не входил! Условия его не устраивают! Ну ты и скотина! Шантажировать теперь меня будешь?!

Нестор медленно поднялся. Его лицо было каменным, оно не выражало ничего и даже глаза - просто как куски стекла.

- Прощайте.

Он вышел, и никто его не удержал.

Максим с ненавистью смотрел на Диму, он ничего не понял из его странных обвинений, и понимать, как водится, не собирался.

- Ты сейчас догонишь его и вернешь! - отчеканил он.

- Что?! - Дима от возмущения и сказать больше ничего не мог.

- Да никогда! - сказал он только.

Макс поднялся, надвинулся своей огромной тушей и положил руку ему на плечо.

- Ты догонишь его и вернешь, - сказал он, - Дима, я тебе серьезно говорю. Билеты уже куплены. И вы полетите. Ты и он. Понял? Умри, но верни его. Мы уже кредит взяли и всё... Мы не можем терять время. Ты понимаешь, что иначе у нас будут ПРОБЛЕМЫ?

Диме было плохо, очень плохо.

- Ты не знаешь, что ты делаешь со мной.

- Не знаю, - согласился Макс, - Дело прежде всего. Тебе нравятся хрустящие зелененькие бумажки?.. Вот и думай о них. Прежде всего. Иди, Дима, иди, - Макс смотрел уже не жестоко, а умоляюще, - Помирись с ним! Потом, когда вернетесь - хоть убейте друг друга!

Снова стекло во всю стену, только вместо вспышек рекламных огней - ясный солнечный свет, свет, который уничтожает призраков и проводит четкие границы между чёрным и белым, не приемля сумеречных полутонов.

- Ты прости меня, я не должен был...

- Нет, это ты прости меня.

- Глупо все получилось.

- Да, наверное.

- Я хотел бы, чтобы мы были друзьями... Как думаешь, такое возможно?

- Честно? Не знаю.

Они сидели друг напротив друга за столиком в маленьком кафе недалеко от офиса. Оба смотрели на полированную поверхность стола неотрывно. Этот разговор не нравился обоим, и оба хотели избежать его, но он оказался необходимым - не столько уже им, сколько... Максу. Может быть, эта необходимость - деловая необходимость - и спасала их сейчас, не позволяла ругаться, хамить друг другу и заставляла общаться, как нормальных людей.

- Ну, нам лететь с тобой все-таки... - осторожно и неуверенно, на мгновение подняв глаза, сказал Дима.

- Полетим, конечно. Неужели ты думаешь, что я откажусь, если ты попросишь? Да я ни в чем тебе отказать не смогу.

- Нестор!

- Да не бойся ты меня, что я тебе сделаю?

- Я не в том смысле...

- Что, я тебя принуждаю к чему-то? Не принуждаю. А раз уж всё... так получилось, я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя.

Дима не знал, что ответить, ему было очень тягостно, но он выдавил из себя улыбку.

- Да ладно... это хорошо, это даже приятно.

Нестор упал лицом в ладони и засмеялся. Дима с недоумением смотрел на него несколько мгновений, потом, подумав о своих последних словах, засмеялся тоже.

Если бы Нестор был мужиком чуть больше, чем он был им в действительности, он бы пошел и напился, но Нестор был существом более тонким и способ утешения у него был чисто женский - получив очередной пинок судьбы, он меланхолично падал в кресло к парикмахеру и там сладко жмурился и вздыхал от ласкающих прикосновений к своим волосам.

Потом он обнаруживал себя в каком-нибудь магазине, где затертый чьими-то локтями, тычась носом в чьи-то спины, он бродил среди блеска витрин и зеркал, брал в руки дорогие, красивые вещи и, случайно поймав свое отражение в зеркале, с грустной усмешкой замечал, что этот элегантный молодой мужчина с заискивающими и жалобными глазами побитой собаки - это он сам.

В витринах мельком отражались склоняющиеся над ними лица, чьи-то дыхания мимолетно мутили стеклянную поверхность - среди этой сутолоки Нестор чувствовал свое одиночество мучительно остро и со сладострастием мазохиста твердил себе : "Никому ты не нужен, Нестор. Люби себя сам, заботься о себе сам - никому ты больше не нужен."

Ждал он разумеется совершенно обратного. Но никто из незнакомых людей не задавал ему участливых вопросов, а поплакаться кому-нибудь в жилетку, между тем, было совершенно необходимо. Весь вопрос - кому? Раньше Нестор для этой цели использовал Гарика и неужели кто-нибудь сомневается, что так же будет и сейчас?

- Малыш, где ты? - простонал он с порога.

Не получив ответа, он заглянул из полутемной прихожей в кухню и увидел его, стоящим у плиты с книжкой в руках, с обложки которой скалились окровавленные морды.

- А Нестор, привет! - мимолетный взгляд и Гарик снова уткнулся в книжку.

На плите что-то шипело и чадило, Гарик - в шортиках, в трогательной майке с Микки Маусом, волосы смешно повязаны платком - Гарик увлечённо читал.

- Окно хоть открой, дышать же нечем, - слабым голосом произнёс Нестор, желая обратить внимание на своё горе.

- Сам открой, не видишь - я занят, - вполне беззлобно огрызнулся Гарик.

- Чем ты занят?

- Ужин готовлю. Ты где-то шляешься, а я должен с голоду помирать?

- "Ужин готовлю"!.. Посмотри, ты всю плиту заляпал, а чистить кто будет? - Нестор устало ткнул пальцем в закопчённую и забрызганную жиром эмалированную поверхность.

Они заглянули друг другу в глаза.

- Ты, ты будешь всё чистить, - насмешливо сообщил Гарик, - потому что я создан не для чёрных работ.

- А я создан для чёрных работ... - с горечью констатировал Нестор.

- Тебе виднее для чего ты создан, но раз уж ты пришёл, займись делом.

Гарик стянул с Нестора пиджак, развязал ему галстук, напялил на него фартук и ушёл продолжать увлекательное чтение.

Нестор остался наедине с холодными кастрюлями, уныло текущей из крана водой и медовыми лучами вечернего солнца.

Потом пришла душная, тёмная ночь, и Нестор, путаясь в липнущих к телу, мокрых от пота простынях, всё думал и думал о Диме, негодовал на то, что всё у них так по-дурацки получается с самого начала.

Нестор обещал себе, что будет предельно чуток с Димой, что проникнет до самой сердцевины его существа, что пройдёт извилистыми путями его помыслов и на этом пути без сожаления потеряет очертания своей несуразной личности, растворится в Диме, станет его частью, кровью, которая циркулирует по его сосудам...

Нестор тонул в тёмных водах кошмара. Среди пылких клятв и мучительно прекрасных образов вдруг неизвестно откуда пришло воспоминание о вкусе губ Магаданского, пронзившее тело Нестора насквозь, заставив его вздрогнуть и с суеверным трепетом вглядеться в ночную тьму.

Ощущение присутствия Магаданского, близости его тела, преследовавшее Нестора потом и во сне, было настолько реальным и осязаемым, что, проснувшись, он ещё некоторое время был уверен, что слышит дыхание Магаданского и, повернувшись, увидит на подушке его чёткий профиль и чёрные, глянцевые волосы.

Безумие какое-то...

5

Они приехали в аэропорт вечером, измученные долгими сборами, заполнением документов и выслушиванием инструкций, оба мрачные и недовольные собой и друг другом. Дима только сейчас впервые по настоящему почувствовал свою ответственность и мучался неуверенностью, сможет ли справиться с действительно важным делом. В данный момент он очень в этом сомневался - как не крути у него не было никакого опыта, а надеяться только на компаньона... унылая физиономия компаньона отнюдь не внушала оптимизма.

А Нестор просто устал, и потому чувствовал себя особенно несчастным. Когда они сели в самолёт, он откинулся в кресле, закрыл глаза и, едва его затылок коснулся мягкого валика кресла, как всё закружилось у него перед глазами, подёрнулось пеленой нереальности, и Нестор провалился в зияющую тёмным отверстием воронку и на некоторое время отключился.

У спящего Нестора был на редкость скорбный, измождённый вид. Лицо его сделалось бледным, резкой тенью обозначились провалы щёк и глазниц, словом, выглядел он так, будто лежал в гробу.

В гробу аккуратно причёсанный Нестор с тщательно уложенными волосами, со старательно повязанным галстуком был строг и неприступен как на официальном приёме.

Золотое пламя свечей мягко струилось по его лицу, бликами скользя по волосам и теряясь в густой тени ресниц. Сладостные ангельские голоса осторожно укачивали его, как воды широкой, спокойной реки. Пением, казалось, был пронизан воздух, тонко вибрирующий тысячью серебряных струн. Тихонько позвякивало в руке священника кадило, печально покачиваясь в такт ангельскому пению, клубы густого, сладкого дыма обволакивали Нестора, и, словно горячие слёзы, капал на его бесчувственные пальцы расплавленный воск от вставленной в их переплетение тонкой свечи.

Под куполом храма вдруг отчётливо раздался неуместный горестный возглас, привнося в спокойную гармонию хора скандальные нотки.

- Из-за одной неблагодарной особи мужского пола такое расстройство?!

Попирая изящным ботинком пыльные балки потолочного прикрытия, под куполом храма стоял Гарик - в феерическом клубном прикиде, с разлетающимися при каждом повороте головы шелковистыми волосами и со вспыхивающим при каждом взмахе ресниц пламенем гнева в профессионально подведённых глазах.

Нестор, которому до этого момента в гробу было хорошо, вздрогнул и заморгал удивлёно.

От стены зловещей тенью отделился Магаданский и оглушительно захохотал. Мало того, что жутким своим видом Магаданский мог испугать даже покойника, которого испугать не так уж просто, так даже простой звук его леденящего душу смеха вихрем пронёсся по храму, гася золотистые свечи, и крылом летучей мыши коснулся вскользь лица Нестора.

Нестор зажмурился и всё сжалось у него внутри. Ничего себе - умер называется!

- Не переживай так сильно, Гарик, морщины появятся, - издевательски проговорил, подходя, Магаданский.

- Отвали, извращенец, - буркнул Гарик, - Ужас летящий на крыльях ночи. Решил заделаться некрофилом?

- Решил, - охотно согласился Магаданский, - Ты погляди, - кивнул он на Нестора, - Какой бесславный конец! А Димочку ты неблагодарной особью назвал напрасно. В чём его вина? Он не хочет становиться педерастом и имеет на то полное право.

- Не хочет... А кто же этого хочет?! - с чувством воскликнул Гарик.

Магаданский снова расхохотался.

- Браво!

Его взгляд сделался каким-то очень сладким, он приблизился не спеша, и рука его властно легла на гариково бедро. Несколько секунд Гарик смотрел на него насмешливо, затем по-кошачьи мягко положил ладонь ему на грудь, и эти двое на глазах потрясённого Нестора занялись любовью.

Насколько в гробу у него затекли и онемели конечности Нестор почувствовал, когда вернулся в реальность и слух его наполнился ровным гуденьем двигателей самолёта. Он покосился на Диму, чей профиль вырисовывался на фоне стены холодно и бесстрастно, и сердце его наполнилось отчаянием: не выйдет у них ничего.

Господи, есть же в этом мире капля Божественного вдохновения, подвигающая людей поступать порой не по рассудку, а по Любви, сделай так, чтобы Дима забыл о разуме, чтобы позволил себе забыть о разуме! Как той ночью...

Нестор оставил себе один день на раздумья. Надо было ещё решить что и как говорить Магаданскому, надо было подготовиться. Поэтому, как Дима не горел желанием поскорее заполучить своего Степанова и побыстрее приступить к делу, Нестор в своём решении остался непреклонен.

Он, наверное, ещё никогда в жизни своей не был так сосредоточен, молчалив и ответственен. Может это атмосфера Берлина, в которой витал дух немецкой педантичности, так влияла на него, но он сделался невероятно методичным и сверх аккуратным. Ему, как ни странно, удалось абстрагироваться от этой действительности, взглянуть на всё дело как бы сверху и нельзя сказать, что увиденное его обрадовало.

Конечно же Нестор запретил себе об этом думать, он предпочёл повести Диму на прогулку, как только они немного отдохнули с дороги и, надо сказать, прогулка вышла чудесной: день был тихим и тёплым, а они оба, выбитые из колеи слишком быстрой переменой места, были милы и романтичны друг с другом.

На следующий день Нестор позвонил Магаданскому. Разговор у них вышел короткий: Магаданский назначил время и место встречи и даже, явно пренебрегая правилами вежливости, не поинтересовался как они долетели. Впрочем, Нестор был малодушно рад тому, что его больше не стали терзать никакими вопросами - он был к этому не готов.

После этого Нестор начал нервничать. Дима, окрылённый лёгкостью первого шага, говорил, что Нестор "просто золото", строил грандиозные планы и волновался за исход завтрашней встречи. Нестора это раздражало, своими восторгами Дима задевал в несторовой душе самые болезненные места, он снова пробуждал те мучительные мысли, которые Нестор запрятал от себя поглубже.

Нестор не спал ночь, утром поссорился с Димой, точнее обидел его каким-то пустячным замечанием с намёком на его невежество, что Диму всегда особенно болезненно задевало, и такой вот - раздражённый, в растрёпанных чувствах - он отправился к Магаданскому.

Магаданский принимал их в своём офисе, где всё было как игрушка, всё словно новенькое и сияющее первозданностью. Увидев фигуру Магаданского, увидев эти стены, где всё напоминало об их с ним романе, Нестор потерял остатки спокойствия и благоразумия. Сюда Нестор приезжал, когда Магаданский взялся руководить его движением по неизведанному океану нового русского бизнеса, здесь он потом устраивал Магаданскому истерики и сцены бессмысленной ревности, а на кожаном диване в его кабинете они однажды даже занимались любовью.

- Чрезвычайно рад видеть тебя снова в Берлине. Приятно сознавать, что ты вернулся, - после церемонии представления и обмена любезностями поприветствовал Нестора Магаданский. И улыбнулся ему своей вампирской улыбочкой.

Этого Нестор и боялся. Но он никакими силами не мог заставить себя кокетничать с Магаданским в присутствии Димы, хотя наедине с ним это получалось само собой. Сейчас Нестор впервые увидел себя как бы со стороны и ему почему-то сделалось так плохо, что он растёкся мыслями как кисель, отупел и сделался неспособным к действию.

В результате он смог только молча улыбнуться в ответ - это получилось у него достаточно любезно, но в то же время так, будто он страдал от нервного тика.

- Присаживайтесь.

Магаданский предложил им кофе, черные кофейные чашечки отразились в полированной глади стола, воздух наполнил приятный кофейный аромат. Хотя на лице Магаданского кроме вежливого внимания не отражалось как всегда ничего, Нестору почему-то казалось, что он насмехается. Его небрежная поза, его отточенные манеры казались в данный момент насмешкой. Нестор кожей чувствовал , что он издевается.

- Давно ли вы занимаетесь бизнесом, Дима?

В который раз Нестор поражался, как Магаданский чувствовал людей: с Димой он сразу повёл себя как лев со щенком, сразу взял покровительственный тон.

- Да не так уж давно - года три наверное... - неожиданно доверчиво поведал Дима, - Я когда ещё учился в институте, машинами торговал. Знаете - пригонял из-за границы иномарки... - легкомысленно начал рассказывать он.

Нестор едва не упал в обморок - что это значит? Дима повёл себя до невозможности глупо, выдавал Магаданскому о себе всё: свою несерьёзность, некомпетентность, свой авантюризм - н чуть ли не исповедовался ему. Со своей непрошеной дурацкой откровенностью и растроганно блестящими глазами он выглядел так, будто влюбился в Магаданского.

Дима явно находился под сильным впечатлением. Ещё бы! Это был не Макс, "среди новых русских" таких как Магаданский (точнее, для него Степанов) ему встречать не приходилось. Представительность, безупречный вкус и главное сила, исходящая от него весьма ощутимо и недвусмысленно, просто покорили его.

Нестор был возмущён, оскорблён, убит! Нестор страдал, глядя, как Магаданский вытягивает из Димы всё что ни пожелает. Нестору Дима не рассказывал о себе и сотой доли того, что с готовностью выкладывал сейчас Магаданскому.

- Вы не женаты, Дима, как я понял? - Магаданский коснулся губами края кофейной чашечки, пряча улыбку - лёгкую издевательскую улыбку.

- Не женат.

Этот идиот покраснел! Он едва заметно смутился, едва заметно покосился на Нестора, но неужели Магаданскому этого не было достаточно?!

А Дима - было такое впечатление - просто томился от желания, чтобы его спросили: "А что у вас было с Нестором?". Чтобы ответить: "Да мы переспали с ним один раз..." и дальше излиться потоком путаной, бессвязной речи о своих сомнениях, терзаниях и тревогах.

Или это всего лишь плод больного несторова воображения, невроз, выражаясь медицинским языком?

Но Диму Нестор никогда ещё таким не видел. Куда что девалось? Куда пропали его обычные насмешливость и высокомерие? Нестору хотелось встряхнуть его, как несколько дней назад этого хотелось Гарику проделать с ним самим, когда он, очертя голову, кинулся в эту авантюру, произнеся роковое "Олег, у меня к тебе дело".

Нестор терял контроль над собой, раскалённое острие ревности вонзалось ему под рёбра. Но вот кого и к кому он ревновал?

Нестор неизбежно должен был сойти с ума.

- Кажется за этой приятной беседой мы забыли о деле, - зло улыбнулся он, воспользовавшись паузой.

- Но ещё всё можно исправить - всё в ваших руках, - ответил Магаданский, сделав приглашающий жест рукой.

Дима слегка смутился, осознав, что болтал столько времени попусту, Нестор вспыхнул, уверившись окончательно, что Магаданский просто развлекается, а Магаданский смотрел на них так, как будто понял всё.

Нестору захотелось броситься на него, расцарапать ему физиономию, потом вытолкать Диму из этого кабинета пинками, наорать на него за дверью, а потом пойти и утопиться. Нестор готов был устроить истерику, отхлестать Магаданского по щекам, выкрикивая при этом невнятные по своему обыкновению претензии, ему хотелось зарыдать и с чувством сообщить, что ненавидит обоих.

Всё-таки Магаданский вызывал в нём такие бурные эмоции как никто другой.

Дима, стремясь исправить положение, приступил к изложению сути дела. На взгляд Нестора он делал это со множеством ненужных подробностей, чем раздражал Нестора дополнительно. Но чем дольше Нестор смотрел на него и чем больше его слушал, тем спокойнее становился. Дима невольно умилял его. Мягкая прядь каштановых волос, упавшая ему на лоб, его манера жестикулировать при разговоре, словно он руками помогал себе находить нужные слова - всё это было так трогательно, так мило.

Нестор успокоился, взял себя в руки и вспомнил о том, что Дима - его любимый Дима - нуждается в его поддержке, что без его чуткого руководства он будет беспомощно барахтаться в водах большого бизнеса, что сам Нестор пришёл сюда с ним затем, чтобы мягко заставить Магаданского помогать ему.

Да, Нестор снова приносил себя в жертву, он постоянно приносил себя в жертву. Унижение ради Димы не составляло для него никакого труда. В данном случае он жертвовал Магаданским, это тоже было ему нетрудно - этот человек никогда не будет любить тебя так, Нестор, как ты этого хочешь, не благоразумнее ли забыть о нём и никогда не слышать больше: "Ну чего ты хочешь - чтобы я женился на тебе?"

А твоё счастье, Нестор - вот оно сидит рядом, рассказывает что-то о рынках сбыта. Кто сказал тебе, что у вас ничего не получится? Нестор был готов ждать сколь угодно долго, он был безмерно терпелив.

Тем временем Магаданский выслушал сбивчивую Димину речь и, мило улыбаясь, сказал следующее:

- Всё это выглядит слишком поверхностным и непродуманным. Я понимаю, что это модный стиль ведения дел сейчас в России, но я хочу, чтобы вы поняли, что здесь это не пройдёт. Здесь нужна кристальная честность и уверенность в партнёрах. Я не могу рекомендовать вас серьёзным людям, потому что не уверен в вас сам. А с мошенниками я сам не имею никаких дел...

Нестор не впал в панику подобно Диме, которого слова Магаданского повергли в шок. Нестор вежливо улыбался своему "бывшему" любовнику, заставляя Диму смотреть на себя с надеждой. К радости Нестора Дима больше не распахивался наружу перед Магаданским и, похоже, начинал мучаться раскаянием из-за припадка своей глупой откровенности.

- Ты конечно совершенно прав, - мягко улыбнулся Нестор в ответ, - Но неужели в этом деле нет абсолютно ничего такого, что бы могло тебя заинтересовать? Подумай, ведь сейчас условия диктуешь ты...

Магаданский ласково провёл пальцами по нежному фарфору, поставил чашечку на блюдце:

- Ты хочешь что-то предложить мне?

- Смотря по тому, что ты у меня попросишь, - кокетливо стрельнул глазами Нестор, он, кажется снова обрёл свободу в общении с Магаданским, - Я сделаю абсолютно всё, даже невозможное, - засмеялся он, хотя оба они знали, что он не шутит.

- А знаешь, это предприятие действительно начинает интересовать меня, - в глазах Магаданского загорелся опасный огонёк, - Но только ты же знаешь как я занят, почему бы тебе не заняться им самому? Я буду помогать тебе...

- Как скажешь.

- Прекрасно. Тогда позвони мне... сегодня вечером. Ты приедешь ко мне и мы всё с тобой обсудим.

Магаданский встал, ясно давая понять, что аудиенция окончена. Они распрощались и расстались... до вечера...

Поскольку, как говаривал Магаданский, две черты несторова характера были неизменны - истеричность и пунктуальность - Нестор стоял перед дверью Магаданского минута в минуту в назначенное время.

Когда-то от этой двери у него был ключ, который в своё время он конечно же швырнул Магаданскому в лицо, разумеется, с различными патетическими возгласами.

Магаданский встретил его более чем любезно.

- Здравствуй, мой ясноглазый! - он взял его двумя пальцами за подбородок и чмокнул в губы, - Наконец-то я удостоился чести принимать тебя в своём доме. Чьё могучее перо способно описать мой восторг и благодарность за эту несказанную милость?!

- Я думаю могучее перо Зигмунда Фрейда вполне справилось бы с этим, - старательно хмурясь, пробормотал Нестор.

- Какая дерзость! - засмеялся Магаданский. Его рука легла Нестору на талию и он легонько потянул его за собой, - Пойдём, мой хороший...

Нестор проклял себя: он настроился на то, что идёт приносить себя в жертву и никакого удовольствия получать не должен, чтобы не предавать самого себя и свою любовь к Диме, но стоило Магаданскому обнять его, как весь этот вечер превратился в милое любовное свидание и весь тщательно нагнетённый трагизм ситуации бесследно улетучился.

Нестор снова запутался в своих чувствах, как всегда когда пытался в них разобраться. Может тут и разбираться нечего? Просто приятно чувствовать сквозь ткань эту руку и всё? Такое объяснение Нестора устроило и он махнул рукой на свои безнадёжно запутанные чувства.

- Я надеюсь мы сначала поговорим о деле? - Нестор освободился из объятий Магаданского и сел в кресло, указывая ему на кресло напротив. Всё-таки не хотелось так сразу и навсегда терять уважение к себе. Стоило хотя бы немного посопротивляться своим желаниям.

Магаданского поведение Нестора развеселило несказанно. Он сел на подлокотник кресла, обнял Нестора за плечи и насмешливо проворковал ему на ушко:

- Об этом деле я могу сказать тебе коротко следующее: я не собираюсь им заниматься. Для этого мне не обязательно пересаживаться в другое кресло.

- То есть как? - Нестор растерянно поднял на него свои серые глаза.

- А вот так, - Магаданский взял его лицо обеими руками и поцеловал сначала один глаз, потом другой, - Разве я не говорил тебе об этом ещё в Москве, не говорил сегодня утром? Повторяю: не буду, не хочу и не буду. У меня полно других дел.

- Олег, но ведь ты обещал! - Нестор схватился за его рубашку.

- Оставь это дело, - внушал Магаданский, целуя его пальцы, - Я могу предложить тебе десяток других, гораздо более выгодных...

- Олег! - Нестор послушно подставил своё лицо под его поцелуи, замирая от его горячего дыхания, - Пойми, мне не надо других, - прошептал он, закрывая глаза и позволяя его руке скользнуть между своих бедер, - мне надо всего лишь это...

- Если это предприятие чем-то тебя держит, скажи чем, - настойчиво произнёс Магаданский.

Нестор испуганно открыл глаза и встретил его пристальный, холодный взгляд. Своим смятением он выдал себя с головой, если до сих пор Магаданский ещё в чём-нибудь сомневался, теперь он мог сказать, что знает наверняка.

- Почему ты молчишь? - Магаданский зарылся лицом в его волосы, целуя их и прижимаясь к ним щекой.

Разумеется он обо всём догадался и стоило ли сомневаться, что Димино дело теперь дохлый номер. Нестор слишком хорошо помнил злосчастного Генриха, из-за которого лишился семьи и работы.

Ну что всё-таки этот человек с ним делает, чего он от него хочет вообще? Любит он его в конце концов или нет?! Какие же у него необыкновенные руки...

- А может мы пойдём в постель? - еле слышно проговорил Нестор, находя губами его губы. Непослушными пальцами он стал расстёгивать рубашку...

Наутро Нестор был так обессилен, что даже мысли не шевелились в его голове. Под глазами синяки, в голове шум - но зато никаких желаний, никаких страстей! Впервые за много дней.

- Олег, ты меня любишь? - меланхолично спросил Нестор.

Голова его покоилась у Магаданского на плече, а пальцы чертили на его груди какие-то знаки.

- Люблю, лапочка, конечно люблю, - усмехнулся Магаданский, - Если тебе так хочется непременно услышать это слово!..

- Опять ты смеёшься! - поморщился Нестор, - Да, я хочу услышать это слово! Я хочу слышать его каждый день, но, во-первых, не от тебя, как ты легко можешь догадаться, а во-вторых...я всё равно тебе нужен только для того, чтобы потрахаться!..

- Ты забыл сказать "н-ненавижу", - рассмеялся Магаданский.

- Да! Не-на-ви-жу! - гордо продекламировал Нестор и впился зубами Магаданскому в плечо.

Когда-то Нестор был существом невинным и целомудренным и любовь представлял чем-то чистым, возвышенным и бесплотным, как тающий в воздухе звук скрипки, как трель соловья, Магаданский показал ему нечто принципиально отличное от этого идеала, нечто чувственное и страстное, но Нестор был неисправим. После каждой бурно проведённой с Магаданским ночи он, вяло натягивая одежду, чувствовал себя обиженным, обманутым и несчастным. Он по-прежнему желал любви светлой и прекрасной, а Магаданский - проклятый Магаданский! - не носил его на руках, не вздыхал ночью под балконом и не говорил ему слов трогательных и нежных.

Все эти унылые мысли снова мелькали в его голове, когда он смотрел из машины Магаданского как мимо проносятся автомобили, как останавливаются перед гостиницей такси, как по тротуарам, ослепительно белым от жаркого солнца, идут люди. Нестор смотрел и не видел, в уши его в это время вливался голос Магаданского - властный, глубокий, от которого дрожь пробегает по спине...

- Я серьёзно предлагаю тебе остаться. Сколько можно жить так как живёшь ты? Я понимаю, что тебе на это наплевать, и мораль читать я тебе не собираюсь, но тем не менее сделай небольшое усилие и решись наконец. Пойми, что именно сейчас я могу предложить тебе хорошую работу, а это значит, что у тебя будет нормальная жизнь. А о том, зачем ты приехал сюда забудь...

- Стоит мне заикнуться об этом, ты всё время говоришь нет. Ответь мне на один вопрос - почему?

- Потому что ты чего-то не договариваешь, - сухо ответил Магаданский.

Нестор, конечно, и сам прекрасно знал, что чего-то не договаривает, поэтому от слов Магаданского у него вспотели ладони - он был не готов к откровенному разговору.

Магаданский на ответе не настаивал. Выдержав паузу, он поинтересовался:

- Ну что ты решил?

- Ничего, - честно ответил Нестор.

- Могу я узнать о чём ты думаешь?

Нестор повозил пальцем по сиденью, как это делают маленькие дети, когда смущаются или хотят что-то скрыть.

- Скажи...тот последний раз, когда мы виделись в Москве - зачем ты тогда вернулся?

- На этот вопрос ты можешь ответить и сам. Не за Гариком же!

- Но ведь перед тем мы распрощались, кажется, навсегда? И я ясно сказал, что не люблю тебя...

- У тебя это получилось неубедительно.

Нестор вздохнул.

- Это всё что ты можешь мне сказать?

- Прекрати, - скривился Магаданский, - К чему эти дурацкие романтические разговоры? Ну что ты сразу надулся? - он повернулся к нему на сидении, - Ну-ка поцелуй меня!

Нестор хотел сначала обидеться, но не смог устоять: прильнул к его губам, вдохнул глубоко его запах, крепко обнял его, спрятав лицо у него на груди.

- Если бы ты любил меня, мне бы больше никто не был нужен, - сорвалось у него с языка.

- Выходит, я тебя не люблю? - Магаданский попытался заглянуть ему в лицо, но Нестор, покраснев, уткнулся в его рубашку так, что оторвать его не было никакой возможности.

- Действительно дурацкий разговор, - с неудовольствием буркнул Нестор, - Сидят два здоровых, нормальных на вид мужика: "Дорогой, ты меня любишь?". Пошло, да? Со стороны, наверное, смешно до невозможности... Мой отец говорил, что все извращения от безделья. Видимо, у меня слишком хорошая жизнь. Может, если мне к станку пойти работать, я сразу девушек начну любить? Или мне, по крайней мере, станет "не до сексу"? Какое облегчение для общества! Надо попробовать. "Здоровый образ жизни - здоровая сексуальная ориентация!" - звучит красиво, - всхлипнул Нестор.

- Мальчик мой!.. - Магаданский ласково провёл рукой по его волосам.

- Олег, я хочу быть нормальным!

- Ты и так нормальный. Если ты захочешь завести жену и детей, ты всегда сможешь это сделать.

- Ты не понял! Я хочу быть нормальным, а не выглядеть как нормальный! Зачем мне к чёрту жена, в которой я не нуждаюсь в принципе?! А я хочу нуждаться в этом, хочу иметь те же дурацкие желания, что и остальные. Не хочу быть в меньшинстве. Или убейте меня. Или оставьте, наконец, в покое!..

- Прекрати истерику, Нестор. Или ты получаешь удовольствие от самоистязания? Я никак не пойму чего ты хочешь.

- Ты и не поймёшь никогда! Потому что ты меня не любишь!.. - Нестор оттолкнул его и отодвинулся на противоположный край сиденья.

Магаданский молчал, только чёрные глаза его опасно заблестели.

- Ты меня не любишь, - снова оскорблено выдохнул Нестор, - Но мне всё равно... Мне всё равно! Я люблю другого человека...

На большее несторова вдохновения не хватило, он оборвал фразу на самом патетическом моменте, с ужасом чувствуя, что совершил что-то непоправимое. Взгляд Магаданского ставил его в тупик, за холодным вниманием угадывалось нечто пугающее.

- Продолжай, - подбодрил его Магаданский.

- Я сказал достаточно, - гордо отрезал Нестор, судорожно пытаясь в этот момент нащупать ускользающую из под ног почву.

- Достаточно для чего?

Магаданский никогда не терял спокойствия, у Нестора иногда возникало нездоровое желание вонзиться ему зубами в горло или каким-нибудь иным способом причинить ему боль, чтобы вывести из себя, чтобы убедиться, что он действительно человеческое существо, а не вампир, как с мистическим восторгом пугал его Гарик.

- Ну, лапочка, смелее, договаривай всё до конца...

Этот человек продолжает над ним издеваться!

- Что ты хочешь знать? - Нестор призвал на помощь всю свою ненависть к нему, - Тебе назвать его имя, возраст, паспортные данные?

- Да нет, зачем же. Это я и так знаю.

Похоже Магаданский развлекался.

- Я не желаю с тобой разговаривать, - Нестор чувствовал, что выглядит маленьким, жалким и несчастным. Он предчувствовал исход разговора и от этого ему хотелось малодушно сбежать, забиться куда-нибудь подальше в угол и не видеть, не слышать, не знать этой тягостной неизбежности.

- Не желаешь? А об этом загадочном "деле", которое ты так упорно навязываешь мне при каждой нашей встрече? Ты не желаешь знать что я об этом думаю?

- Что?

Магаданский прекрасно знал инструмент, на котором собирался играть, все струны несторовой души были ему доступны и подвластны. Нестор всеми силами не желал, но позволил втянуть себя в эту подлую беседу.

- Твой Дима хочет использовать тебя, - серьёзно произнёс Магаданский, - Я не знаю тонкостей ваших отношений, но мне становиться обидно, когда я вижу на что ты готов пойти ради это парня.

- Я люблю его.

- Несчастье моё, неужели обязательно терять при этом рассудок?!

- Ты не знаешь ничего, и я не позволю тебе лезть ко мне в душу. А к тебе я обратился исключительно потому, что полагал, тебе будет нетрудно это сделать...

- Правильно. Мне действительно нетрудно. Но я не сделаю этого. Ради тебя. Чтобы помочь твоей наивной романтической душе избежать ещё одного разочарования.

- Твоя забота как всегда выражается весьма своеобразно!..

- Как и твоя любовь. Как ты собираешься объяснить своему Диме что мы делали с тобой сегодня ночью? Или ты скажешь ему, что я тебя изнасиловал?

- Я тебя ненавижу... Я тебя ненавижу!..

- Очень мило. Я полагаю, на этом наш разговор окончен?

Магаданский включил зажигание.

- Ты всегда только развлекался со мной, использовал, а потом вышвыривал из своей постели до следующего раза, когда тебе захочется потрахаться. Я никогда тебя ни о чём не просил, я прошу тебя в первый раз, а ты... не можешь сделать для меня такой малости! Кто ты после этого?

- Лапочка, это ты хотел использовать меня, это я должен обижаться, что ты лёг со мной в постель ради этого парня...

- Всё. Убирайся.

- Малыш, мне искренне жаль тебя...

Нестор вышел из машины и с силой захлопнул дверцу. И Магаданский уехал. Мгновение назад была здесь его машина и вот ее уже нет, как будто всё это был сон. Лучше бы это был сон...

Дима не мог равнодушно смотреть на вошедшего Нестора. Он видел всё, он заметил и круги под глазами, и припухшие губы, и утомлённость в его вялых движениях. Он не мог видеть только его глаза - Нестор старательно прятал их под подрагивающими пушистыми ресницами.

- Что-то ты задержался, - Дима сделал вид, что продолжает рассматривать журнал. Не отрывая взгляда от пёстрых, глянцевых страниц и не меняя позы, он напряжённо ждал ответа.

- Ты хочешь сказать, что соскучился? - криво усмехнулся Нестор.

Дима выразительно посмотрел на него, давая понять насколько нелепо это его предположение.

- Я позвонил сегодня Максу, сказал, что всё идёт хорошо... Что мы делаем сегодня?

- Дима, это предприятие действительно так много для тебя значит?

Дима вскинул на него изумлённо округлённые глаза.

- Что ты хочешь этим сказать?

Нестору опять захотелось убежать, но - некуда, от себя не убежишь...

- Ты... в самом деле так погружён в работу или я просто совсем не интересую тебя?

Дима медленно отложил журнал, сел нога на ногу, воззрился на Нестора вежливо и внимательно.

- Я думал, мы приехали сюда работать, мне казалось, что у тебя такое же мнение...

- Какая ерунда! - засмеялся Нестор, - Ну с какой стати ваши с Максом дела должны интересовать меня в какой бы то ни было мере?..

- Я не понимаю к чему весь этот разговор...

- Дима, мне ужасно плохо, - сорвался Нестор, - я теряю ориентиры, я не вижу смысла в своих стараниях. Можешь ты понять, что это ваше предприятие у меня поперёк горла стоит, что я не понимаю какого чёрта я здесь делаю, почему я не дома, не в Москве! Ну вот ты можешь мне это объяснить? Скажи хоть что-нибудь!

- Ты сам предложил свои услуги, я не о чём не просил, а тем более не вынуждал тебя...

- Дима, пойми, я больше не могу так... мне нужен ты.

Димино молчание длилось вечность.

- Моя бабушка не зря всегда говорила мне, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке...

- Что ты говоришь? - испугался Нестор.

- Я рассуждаю о жизни и о том, что глупо отказывать человеку, который так много делает для тебя...

- Дима, неужели ты...

- Не надо, Нестор, давай не будем делать из этого трагедии. Мы оба чего-то хотим друг от друга и оба готовы совершить взаимовыгодный обмен. Я правильно тебя понял? Согласен, что это только наше дело и никто не о чём не узнает. Вот видишь, я совсем не изверг...

- Как ты можешь так говорить? То, что ты говоришь - отвратительно и... недостойно мужчины!..

- А требовать оплаты своих услуг натурой - достойно?

- Неправда, я никогда не требовал этого от тебя. Я никогда не хотел просто переспать с тобой...

- А пять минут назад? О чём ты говорил мне пять минут назад?

- Всё, довольно. Я уезжаю.

Нестор решительно поднялся, ушёл в свою комнату, закрыл за собой дверь. Он ничего не видел перед собой, он кидал в чемодан вещи как попало...

Дима сделал тогда движение пойти за ним, но остался сидеть в кресле. Он снова взялся за журнал - пальцы его едва заметно дрожали, он чувствовал, что они стали холодными, отвратительно липкими и влажными. Он судорожно перелистывал страницы, потом отбросил журнал, встал, открыл дверь в соседнюю комнату.

Нестор, обхватив голову руками, сидел на постели перед раскрытым чемоданом, из которого вываливались скомканные вещи. Полосы сочного солнечного света лежали на полу яркими пятнами.

Дима закрыл за собой дверь и пошёл к нему. Каждый шаг давался ему с трудом, но он не позволял себе остановиться. Вот он сел с ним рядом, взял его руку.

- Что ты делаешь?

Дима молча наклонился и поцеловал его.

- Дима, что происходит, что с тобой?

Димины пальцы рвали пуговицы на его рубашке - он всё ещё не мог совладать с этими дрожащими, неловкими пальцами, Когда руки его коснулись несторова тела, они были холодны как лёд...

- Дима... - Нестор вздрогнул, попытался отстраниться.

- Молчи.

Дима уронил его на постель и впился поцелуем в его губы.

Нестор хотел ударить его, сбросить с себя, вышвырнуть из комнаты, зная, что тогда сразу станет легче, возможно, он даже спасется, наконец, излечится от этой болезни, но Нестор знал и то, что никогда и ни при каких обстоятельствах не сделает этого.

- Я люблю тебя, Димочка, - прошептал он.

И опять-таки не услышал ничего в ответ.

ГЛАВА 3 ШЕРШУНОВ

1

Было уже далеко за полдень, но вечер еще не наступил. Его следовало ожидать часа через два, когда народ покинет рабочие места и рассыплется по увеселительным местам города. Тогда даже здесь яблоку будет негде упасть.

Печальный и не выспавшийся Гарик полулежал на столе, подсунув ногу под зад и задумчиво помешивал соломинкой молочный коктейль. Никак не желающие таять кусочки льда стукались друг о друга с холодным звоном. От этого звона мурашки пробегали по коже, хотя там, за окнами, горячее марево поднималось от раскаленного солнцем асфальта, да и в зале было душновато - одинокий вентилятор гудел где-то у стойки бара, пытаясь облегчить жизнь пухлой девушке, продавщице прохладительных напитков.

Гарик одет был в джинсы, виртуозно потрепанные по швам и в майку цвета его глаз, свободного покроя. В этом наряде он выглядел цивильно и непритязательно, только при очень близком рассмотрении становилось заметно, насколько нежная и ухоженная у него кожа, сколько продуманности и парикмахерского искусства в будто бы небрежной взлохмаченности пышной челки, слегка падающей прядками на глаза.

Вовка сидел напротив, потягивая свой коктейль и глядя на мальчика светящимися от счастья глазами. Он улыбался постоянно на протяжении уже получаса - с тех пор, как они с Гариком вошли в это кафе, он, похоже, просто не мог не улыбаться.

- Ну а Панфилов? - спросил Гарик, на мгновение оторвав взгляд от льдинок в стакане и, натолкнувшись на идиотскую улыбку Вовки, снова вернулся к льдинкам.

- А что Панфилов? - пожал плечами Вовка, - Что мне, молиться на него?

- Любовь прошла - завяли помидоры?

- Какая любовь?! Не смеши меня!

Гарик потянулся губами к соломинке - льдинки растаяли, наконец - и мороженое мягко и нежно коснулось его гортани.

- Я просто тащусь от тебя, - проговорил он, растягивая слова, - Как удав по стекловате...

- Да нет, я бы не сказал, конечно, что не было вообще ничего.

Вовка откинулся на стуле, распахнув полы пиджака небрежно-изящным движением. Он выглядел безукоризненно элегантно несмотря на жару. Он не мог себе позволить майки и джинсов - бережно хранил свой имидж.

- Мне было очень неплохо с ним - а поначалу так вообще здорово. Такого кайфа от секса я никогда не получал еще. Но, согласись, Гарик, одной любовью сыт не будешь. На Костину зарплату долго не протянешь, а когда я заикался, чтобы мне найти работу!.. Можешь себе представить какие он истерики закатывал.

Гарик посмеялся.

- Он был о тебе такого хорошего мнения, что полагал, никем тебе не быть, кроме как проституткой?

О Панфилове все-таки говорилось уже в прошедшем времени - безвозвратно прошедшем. Но что в этом удивительного?

- Я был у него единственным и неповторимым, - сказал Вовка с удовольствием, - Он меня ревновал ко всему, что движется.

- Ах ты Боже мой!

- Это не смешно, солнышко, совсем не смешно.

- А я тебе что говорил? Пакостная штука - любовь.

- Да нет ее, наверное, Гарик. На самом деле-то.

Гарик не отвечал. Он думал в этот момент о вкусном коктейле, который кончался - а идти и заказывать еще один было лень.

- Значится, вы расстались... Почему я ничуть не удивлен?

- Ну, ты у нас все знаешь заранее.

- Вот ты говоришь - нет любви. А что это было тогда?

Вовка, должно быть, не совсем понимал, о чем его спрашивают. Да и вряд ли ему хотелось распространяться на эту тему. Может быть, его слегка мучила совесть? Все-таки... А может быть, он просто был уже далеко-далеко...

- Костя не в состоянии искать себе любовников. Я ему попался - он за меня ухватился.

- Самокритично.

- Правда жизни, дорогой мой Гарик. Ну и все-таки, уезжая, я могу сказать сам себе - было в моей жизни большое и светлое...

- Это у него было большое и светлое... Принеси еще мороженого, - с тоской попросил Гарик.

Пухлая девушка за стойкой мучилась бездельем и - как следствие - смутными желаниями. Делая вид, что читает книжку, она искоса поглядывала на Вовку - а не обратит ли тот вдруг не нее внимание? Ужасно глупо с ее стороны, кого она могла бы привлечь своими ярко-желтыми волосами и рубиновыми губами? Да и глаза не стоило подводить настолько уж сильно.

Кафе посетила шумная компания студентов, которые расположились у стойки, скрыв пухлую девушку из поля зрения. Студенты собирались пить пиво, как выяснилось по их громким возгласам, по поводу успешно сданного экзамена.

- Ну расскажи все-таки, каким боком к тебе вдруг Штаты повернулись?

Взгляд Вовки, до того прикованный к новым посетителям, вернулся к Гарику, в нем мерцала какая-то туманная мечтательность, которая, впрочем, тут же рассеялась.

- Штаты... Ах, Штаты! Ты просто не поверишь - это всё Жорка!

- Верю - Жорка где угодно пролезет.

- Мистера Дадсена помнишь?

- Как же, как же...

- Так вот, мистер Дадсен оказывается состоит в правлении компании "Microsoft"...

Он ждал от Гарика бурной реакции, но ее не последовало, мальчик продолжал смотреть на него вопросительно.

- Это лидер на компьютерном рынке! Это... это всё! Это песня!

- А-а, то-то мне название показалось знакомым, - уныло ответствовал Гарик.

Вовка обиделся слегка, он можно сказать специально пригласил мальчишку в кафе перед отъездом, чтобы поделиться своей невообразимой удачей, чтобы ему позавидовали... ну хоть сколько-нибудь. Гарика же известие явно не особенно вдохновило. Да и что от него ждать, на что он способен, кроме... Живет, как одуванчик - ни о чем не думает.

- Да, кто бы мог подумать об этом мистере такое, - продолжал меж тем Гарик прежним унылым голосом, - Выглядел, как турист какой-то ненормальный.

- И, тем не менее, он дает нам с Жоркой работу.

- Ты хочешь, чтобы я тебя поздравил? - Гарик улыбнулся презрительно, - Поздравляю! Странно только это всё... Не думал, что ты так компьютерами увлечен.

- Тут чем угодно увлечешься, - буркнул Вовка.

Он поднялся и пошел-таки покупать мороженое. Уж больно жарко было, особенно в костюме. Гарик провожал его взглядом, поглощенный какой-то вселенской тоской. Он никогда не испытывал к Вовке никаких дружеских чувств, и все-таки ему было немного жаль, что он уезжает. Так далеко и так навсегда. Что он больше не увидит его никогда.

Жарко и противно. Лето перевалило уже за середину, еще немного и снова зарядят дожди, а потом зима... а потом весна... а потом снова лето. И что?

Что может быть ужаснее, чем лето в Москве?..

Последний месяц Гарик усердно проедал остатки своих денежных запасов, сидел в пустой несторовой квартире (Нестор с Димочкой были в командировке, уже две недели как), смотрел телевизор, слушал музыку. А вечерами бродил по городу. Просто так, бесцельно. Обходя центр за три версты, чтобы - не дай Боже! - не встретиться ни с кем из знакомых. Сейчас ему нравилось жить именно так.

А вчера позвонил Вовка. И заявил, что уезжает в Америку, пока как бы на несколько месяцев - но он-то уверен, что останется там навсегда. Кто бы сомневался.

Вовка вернулся с мороженым.

- Думаешь, переменишь страну, и жизнь у тебя изменится? - спросил Гарик, - здесь тебе в лом было работать - а там не в лом будет...

Вовка смотрел на него несколько мгновений, многозначительно улыбаясь. Паузу тянул.

- Скажи мне, Гарик, - произнес он, наконец, - Я красивый?..

Гарик слегка озадачился.

- Мне ты нравишься.

- И не тебе одному. Я это понял и осознал... уже давно. И вот что подумал я. Какого хрена мне делать в этой стране? Где нестабильная политическая и экономическая обстановка? Где банкиров убивают на каждом шагу? И всем правят низколобые ублюдки с золотыми цепями на шее?.. Там совсем не то... там другой уровень жизни и... вполне может быть, что я найду себе кого-нибудь. Может, миллионера, и буду жить долго и счастливо, купаясь в роскоши.

- Ты на самом деле такой наивный? Так тебя и ждут все миллионеры.

- Придется, конечно, постараться, да и от удачи многое зависит, но ведь пока она на моей стороне.

- Какая самоуверенность!

Столь искренний скептицизм Гарика приводил Вовку в некоторое замешательство, если быть честным, то он рассчитывал на одобрение своего плана, потому что, на самом деле, конечно, сам не был особенно в нем уверен.

- Ну Гарик, - продолжал он, и глаза его сверкали почти безумно, - Раз в Москве это можно, почему там нельзя?

Гарик не засмеялся только потому, что было слишком жарко, а смех требовал слишком большой затраты энергии.

- Вот ты и делал то, что в Москве можно. Там это точно можно тоже - даже не сомневайся.

- Я не то имею в виду!

- Значит я неправильно тебя понял.

- Вот ты делаешь вид, что больно умный. А сам-то что-нибудь хоть когда-нибудь, хоть раз в жизни предпринял? Что-нибудь по-настоящему сделал чтобы жизнь свою устроить? Хоть как-нибудь повлиял на ход событий? Что ты из себя представляешь? Усаживаешься за стойку в клубе и вертишь своей хорошенькой головкой по сторонам, пока кто-нибудь не клюнет.

- Ты это видел?

- Да ладно! Еще скажи, что это не так!

- Это неожиданная удача вскружила тебе голову и сделала идиотом или ты всегда таким был? Ты рассуждаешь, как обыватель, аж противно. Как мамочка моя.

Что хотел сказать Вовка НА САМОМ ДЕЛЕ стало понятно уже через несколько мгновений, когда он сказал:

- А я не хочу плыть по течению, я не хочу упускать удачу, которая сама в руки плывет. Пусть не получится ничего, но я сделаю... я сделаю все, чтобы получилось. Опыт у меня все-таки большой... в общении с людьми, - Вовка посмотрел на Гарика и усмехнулся, - Я повидал их столько!.. Во всем их разнообразии, что уже не найдется такого индивида, который меня бы удивил. Я сделаю любого, Гарик! Ну, почти любого, кто хоть сколько-нибудь склонен...

Гарик от смеха едва не упал со стула.

Нельзя сказать, что смех был искренним - посмеяться над Вовкиным бахвальством было просто необходимо. И потом... какое он имеет право? Кому угодно можно было простить, но не ему!

- Значит, ты сделаешь кого угодно? А я, по твоему мнению, мягкий и пушистый коврик, о который всякий может вытереть ноги? - спросил Гарик, нежно улыбаясь и сжимая в пальцах стаканчик с мороженым так сильно, что оное мороженое полезло изо всех дырок, заливая кисть его руки и крупными каплями падая на стол.

Вовка смотрел как превращается стаканчик в смятую бумажку и не знал, что ответить.

Гарик же смотрел на него, наслаждаясь производимым впечатлением и сам постепенно впадая в экстаз от своих действий. Мороженое - оно было почти живое и такое холодное, что сводило руку. Было так больно, и в боли было столько наслаждения!

- Какого хрена именно ты говоришь мне об этом? Ладно мы б не знали ничего друг о друге! Или ты не помнишь при каких обстоятельствах мы встретились? Ты был ковриком, а вовсе не я! Ты просто дурак, Вовка!

- Я дурак? Ты на себя посмотри, - усмехнулся Вовка, - Для кого ты играешь, для меня или для тех студентов?..

Студенты действительно с большим интересом смотрели на уничтоженное мороженое, растекшееся по столику большой белой лужей, уже почти теплой.

Что-то в глубине Гарика подумало: "Жаль, что оно не красное - выглядело бы эффектнее."

Студенты весело шептались, поглядывая в их сторону, пухлая девушка смотрела просто неприязненно.

- Да, не протянешь ты долго, - продолжал Вовка язвительно, - Кончишь жизнь в психушке, воображая себя Наполеоном! Какое несчастье для...

Он не закончил свою мысль, потому что в этот самый момент взгляд его привлек входящий в кафе мужчина.

Они оба - и Вовка и Гарик - обернулись почти одновременно. Вовка - когда увидел подъехавшую к дверям кафе машину и вышедшего из нее человека, Гарик - когда увидел выражение лица своего приятеля, которое буквально за долю секунды перестало быть презрительным и высокомерным и сделалось очень-очень заинтересованным.

И какое теперь имела значение их ссора, какое значение имело всё?..

Они молчали, наблюдая пристально и напряженно, как небрежным сильным движением мужчина распахнул стеклянную дверь и направился сразу к стойке, не удостоив посетителей кафе даже мимолетным взглядом - их просто не существовало для него - как он кинул несколько слов пухлой девушке, которая уронила свою книжку куда-то под стойку и суетливо схватилась за бутылку коньяка, одновременно извлекая откуда-то пластиковый стаканчик.

Даже студенты стали тише шуметь и незаметно оттекли к противоположному концу стойки.

Есть, наверное, в каждом человеке некий тайный инстинкт, который позволяет распознать опасность за внешне ничем особо не примечательной оболочкой. А в новом посетителе действительно ничего особенно примечательного как будто и не было. Лет тридцать. Высокий и стройный. Одет в чёрный строгий костюм, рубашка из-за жары расстегнута аж на две верхние пуговицы. Мужчина возвращающийся с деловой встречи... Сильный, уверенный в себе и, наконец, даже красивый. Не то, чтобы очень, но именно настолько, насколько это мужчине подобает.

И было что-то жутко притягательное и отталкивающее одновременно в выражении его лица, во взгляде, в жестком изгибе губ. Так притягательно отталкивающ остро отточенный клинок для пальцев, тянущихся, чтобы нежно коснуться, приласкать его, знающих, что будет больно, прольется кровь и... тянущихся все равно.

Страшно, когда видишь такие глаза у целящегося в тебя из пистолета убийцы - знаешь, что не пожалеет, страшно увидеть такие губы у ведущего тебя к алтарю жениха - умеют ли они целовать?

Евгений Николаевич Шершунов очень удивился бы, узнай он, сколько противоречивых чувств родил его образ у двоих молодых людей, сидящих за дальним столиком - ему было, впрочем, глубоко на это наплевать. В данный момент, ибо столь угрюмый вид Шершунов имел далеко не всегда.

Какая роковая случайность привела его в это дурацкое кафе именно в то время, когда Гарик и Вовка выясняли там отношения? Совершенно глупая случайность.

Евгений Николаевич ехал домой после вполне успешно завершенной сделки. Одной из тех сделок, результатом которых становится не прибыль, а убытки. Общаться пришлось с важным правительственным чиновником, у которого заранее блестели глазки от предвкушения солидного вознаграждения, и он готов был мужественно сидеть в своем душном кабинете сутки, а то и двое, ради того, чтобы урвать кусок побольше. В свою очередь и Шершунов за свои денежки собирался получить от него как можно больше, поэтому переговоры продолжались битых четыре часа.

Сделка состоялась - она просто не могла не состояться, но настроение у Шершунова было безнадежно испорчено, и он полагал, что надолго. Он устал, воспоминания были ему противны, и ему хотелось выпить. Срочно.

Поэтому и остановился он около первой же попавшейся ему забегаловки, где увидел ряд спиртных напитков. Да, было жарко. Да, он был за рулем, но в сравнении с желанием выпить, всё это являлось очень несущественными мелочами.

Настроение Шершунова не могла улучшить ни пухлая продавщица, не слишком опрятная на вид, ни пластиковый стаканчик, в котором почему-то здесь подавали коньяк, и он собирался покинуть это место как можно скорее.

В темно-карих глазах Вовки отразилось тоскливое сожаление, когда взгляд его вернулся к Гарику, и он улыбнулся, увидев такое же сожаление в глазах мальчишки. Не смешна ли эта их глупая перепалка - ведь они поразительно одинаково мыслят. Вовка хотел сказать ему об этом, но не успел, - уже в следующий момент глаза Гарика загорелись каким-то зловещим светом и он произнес:

- Ну и как он тебе?

Вовка посмотрел на него удивленно, потом только развел руками.

- Высший класс, по моему. А ты тачку его видел?

Гарик проследил за его взглядом и увидел припаркованный на тротуаре под самым окном темно-серый с удивительным фиолетовым отливом великолепный, ослепительно сияющий в лучах солнца "Ягуар".

"Ах, нет справедливости в этом мире! - с грустью подумал Гарик, - Ну почему именно этот мрачный тип владеет машиной моей мечты?.. Если бы только появился он в клубе!!! Ведь мы, наверное, похожи с ним, раз нам нравится одно и то же? Но! Вероятно, мы непохожи в самом существенном. Обидно."

- Ну что же Вовочка, - сказал он, гадко улыбаясь, - Вперед! Сделай его, и он увезет тебя на этой чудесной машине в сказочный край, где зеленые бумажки падают с неба, и их можно раскидывать ногами, как осенние листья.

- Ты рехнулся окончательно? - обиделся Вовка, - Я что должен теперь к каждому встречному клеиться, чтобы что-то тебе доказать? Сам же видишь, что он не наш клиент!

- Не оправдывайся.

- Глупый ты мальчишка. О чем с тобой после этого вообще можно говорить?!

- Вот здесь и заключается разница между мной и тобой.

- В чем? В том, что ты глупый, а я нет?

- В том - у кого какие возможности. Кому сидеть и строить глазки, а кому получать то, что ему нравится.

- Да иди ты к чёрту! - воскликнул Вовка с чувством, - Пойди и сними его, тогда я - сниму перед тобой шляпу! А что более вероятно, так это посмотрю, как тебе испортят мордашку.

- Шляпу сначала купи, - пробормотал Гарик, уже злясь на себя за глупое бахвальство. Почему несет все время куда-то не туда?

- Ну что же ты? - злорадствовал Вовка, - Мягкий и пушистый коврик, пойди и покажи, чего ты стоишь.

Гарик подождал не посетит ли его вдохновение. Не посещало. Может быть из-за жары, а скорее всего просто потому, что шансов не было.

- Сейчас уйдет... - говорил Вовка, - Ты позволишь ему это сделать?

Что-то дрогнуло и оборвалось в душе, разлилось мягко и волнующе.

- Ладно, - проговорил Гарик, вытирая салфеткой испачканную мороженым руку, - Если я с ним уйду - ты присылаешь мне бутылку шампанского с извинениями.

- Идет! - Вовка просто светился от предвкушения предстоящего ему зрелища.

"Какая же он сволочь" - подумал Гарик отрешенно и добавил:

- Можешь засечь время, мне понадобится не больше семи минут.

В конце концов он, может быть, просто услышит "Пошел ты..." и тихо уйдет. И черт с ним, с Вовкиным зазнайством, - пусть катится в свою Америку и не появляется больше никогда. Какая разница, что он будет там себе думать?

Вовка взглянул на часы, посмотрел на Гарика весело и произнес:

- Ну давай, время пошло.

В этот момент Гарик просто запретил себе думать о том, что делает. Он, как актер, выходил на сцену - это не в первый раз, только сейчас он трезвый, не выспавшийся и лишенный вдохновения. Но если играть - то играть хорошо, пусть даже в финале получишь не цветы, а тухлым помидором в глаз. "А что я скажу, когда подойду?" - возник резонный вопрос. Паче чаяния ответ не пришел сам собой...

Мужчина пил коньяк из пластикового стаканчика, допил уже, впрочем, и просто вертел стаканчик в пальцах, занятый какой-то мыслью. Еще мгновение, и он встанет и уйдет. Где там семь минут, и их-то нет на раздумья.

"Это нечестно, - успел подумать Гарик, - В этих джинсах и в этой майке у меня дурацкий вид. Я похож на глупого школьника. Любой испугается и убежит. Да и не хочу я его!!! На кой черт он мне сдался?!!"

Глядя в спину удаляющемуся Гарику, Вовка вдруг вспомнил, каким увидел его в первый раз - чудесным солнечным мальчиком. Как он мог забыть? Это из-за того, что с тех пор Гарик никогда таким не был... Теперь он был таким снова, даже независимо от желания своего. И напрасно он думал, что нет у него вдохновения - оно было в каждом его жесте и во взгляде, и в улыбке.

Гарик привычным движением уселся на высокий крутящийся стульчик рядом с Шершуновым, будто случайно задев его коленом, тот не оглянулся даже и на гариково "Простите" только кивнул головой.

Гарик с отчаянием посмотрел на пухлую девушку, которая смотрела в этот момент на него, вероятно, ожидая заказа, потом плавно повернулся к Шершунову, скользнув взглядом по резко очерченному профилю, и сердце забилось в каком-то тяжелом и сладком ритме, и в голову ударила пьянящая волна.

Нежные пальцы трепеща от ожидания прикосновения к теплому телу, скрытому под тканью пиджака, жадно и нахально скользнули от плеча до локтя, опирающегося о полированное дерево стойки. Было столько чувственности в этом коротком движении, что Шершунов вздрогнул и обернулся, с удивлением окинув взглядом сидящего рядом мальчика.

Глаза Гарика сияли, как звезды, от волнения нежные щеки покрылись румянцем - он был прекрасен, как ангел, у Шершунова перехватило дыхание от восхищения, и он подумал: "Такого не бывает."

У Шершунова были хрустальные серые глаза с теплыми зелеными искрами вокруг зрачка. Они могли быть жестокими, как у убийцы, но сейчас в них была почти нежность. Не та нежность, какую Гарику хотелось бы видеть, а та, с которой ювелир смотрит на необыкновенной красоты драгоценный камень... Но все-таки.

Гарик улыбнулся так мило, как только мог и произнес:

- Есть возможность выиграть бутылку шампанского.

Шершунов нахмурился непонимающе.

- Мы с приятелем поспорили, - продолжал мальчик, не давая ему опомниться, - Что у меня получится вас снять...

Несколько мгновений Шершунов не мог поверить, что правильно понял сказанное ему, равно как и пухлая девушка, которая вцепилась пальцами в свою дурацкую книжку так, будто испугалась, что сейчас она убежит, и смотрела в нее застывшими от ужаса круглыми глазами.

Шершунов чувствовал, что помимо воли начинает улыбаться. Всё это выглядело так, будто было подстроено, и Шершунов так и подумал бы, если бы не знал совершенно точно, что в этом кафе его ждать не могли. Он сам и в страшном сне себя бы здесь не увидел.

Но что же тогда? Неужели случайность?

- Интересно, почему вы с другом поспорили именно на меня? - спросил он, пытаясь заглянуть на дно фиалковых глаз и прочитать там правду, но на дне фиалковых глаз было только море нескрываемой чувственности.

- Кроме вас здесь больше не было никого, - усмехнулся Гарик.

Шершунов огляделся, действительно, кроме кучкующихся неподалеку студентов, кидающих на них любопытные взгляды, малиновой от смущения пухлой девушки и развалившегося за дальним столиком парня, следящего за ними с кривой улыбочкой, в кафе не было никого.

- Ну надо же, как я вовремя пришел! - улыбнулся Шершунов.

- И в самом деле, так везет только раз в жизни, - нагло ответил Гарик, почувствовав безнаказанность.

- Это точно, - сказал Шершунов уже без улыбки, оценив беглым взглядом достоинства фигуры мальчика. Его узкая ладонь с длинными тонкими пальцами коснулась гариковой щеки, провела по ней нежно и властно, соскользнула по горячей коже шеи, забралась под майку. Кожа мальчика чутко отозвалась на это прикосновение, спина изогнулась от внезапной волны возбуждения, прокатившейся вниз по позвоночнику, и он почти упал на грудь сидящего рядом мужчины.

- Пожалуй ты выиграл бутылку шампанского, - произнес Шершунов, а Гарику было уже все равно при ком останется бутылка, и в какой именно момент упал под стол сраженный завистью Вовка - дурацкое кафе, похоже, привносило в его жизнь новое приключение, обещающее быть весьма приятным.

Гарик подумал, что выиграл не только бутылку шампанского, далеко не только...

- Поедем ко мне? - предложил Шершунов, протягивая ему руку, потом распахнул перед мальчиком стеклянную дверь, и они вышли в раскаленный солнцем город.

2

Гарик коснулся сверкающей поверхности капота машины ладонью и тот час же отдернул руку - металл почти раскалился на солнце.

- Бедная киска, как ей жарко!

- Что? - удивленно спросил Шершунов, открывая дверцу.

- ...Моя рука мягко скользит по поверхности, повторяя плавные изгибы совершенной линии. Я кожей чувствую тепло, подаренное ей солнцем. Она откликается на мое прикосновения ласковым урчанием. Там, внутри, в ее сердце заключена огромная сила. Я владею этим секретом, и она чувствует мою власть. Сейчас она - словно сжатая пружина, но через пару минут, когда я дам свободу стремительной силе, мы сольемся в пьянящем ощущении скорости.

Шершунов застыл у открытой дверцы, потеряв дар речи. Ему было глубоко наплевать на вдохновенный Гариков монолог - он с восхищением любовался им самим, утопающим в потоке солнечных лучей, его нежной кожей, тенью от ресниц на щеках, игрою золота и серебра в ласкаемых ветром волосах... "Как я хочу его, - подумал он почти с трепетом, - И я совершаю кощунство - ведь это божество!"

Шершунов знал, откуда произнесенные мальчиком слова - это была реклама из авто-каталога, под которой помещена была именно эта модель "Ягуара".

- Приручи большую кошку, - договорил он, думая, разумеется, не о машине - глаза Гарика в этот момент были точь-в-точь того же цвета, что и кузов машины.

- Ты знаешь?! - восхитился Гарик, - А, ну конечно, ты выбирал ее по каталогу.

- По каталогу, - тихо сказал Шершунов, усаживаясь за руль и отпирая дверцу с гариковой стороны, - Садись, мой мальчик, эта машина теперь твоя, вы созданы друг для друга.

Гарик рухнул на сидение.

- Ты... серьезно?

- Да нет, конечно, - сказал Шершунов, вставляя ключ в зажигание, - Маленький ты еще, придется мне возить тебя, пока не подрастешь, а там... там видно будет.

Прежде чем вставить ключ в зажигание, он наклонился и поцеловал его. Очень ласково и нежно, просто коснулся губами его губ, провел кончиками пальцев по щеке, и улыбнулся слегка удивленным глазам мальчика.

- Ты такой красивый, мне все кажется, что ты вот-вот исчезнешь, растворишься, как облако... Я хотел убедиться, что ты реальность.

- Убедился? - улыбнулся Гарик, чувствуя, что сердце забилось сильнее. Что-то было в этих словах - может быть, в интонации голоса - что никогда не звучало ни из каких больше уст.

Они смотрели друг другу в глаза, и это волновало их обоих одинаково сильно. Что-то устанавливалось между ними, они это чувствовали, и пока еще не знали, как к этому относиться.

- Поедем?

- Поедем.

В машине работал кондиционер, играла тихая музыка из приемника, мотор урчал тихо-тихо, как довольная кошка. Гарику нравилось ехать в этой машине, смотреть на ослепительно-золотую от солнца дорогу, убегающую под колеса, смотреть на руки мужчины, лежащие на руле.

"Почему он так нравится мне? - думал Гарик, с удивлением осознавая, что, кажется, раньше у него еще не было такого мужчины, - И почему, когда я приближался к нему, мне было страшно?"

- Где ты живешь?

- За городом.

- За городом?!

- Тебе там понравится. И всего-то пятнадцать минут от МКАД.

- А почему за городом-то?

- Там хорошо.

На это Гарик не нашелся что ответить. Перспектива ехать за город ему не особенно нравилась, но ему не хотелось спорить, ему не хотелось сопротивляться, ему вообще не хотелось думать ни о чем.

- Расскажи о себе, - попросил Шершунов.

Гарик упал головой ему на плечо и закрыл глаза.

Шершунов взглянул на него и улыбнулся.

- Впрочем, можешь не рассказывать - вся твоя жизнь как открытая книга.

- Это почему? - обиделся Гарик.

- Сколько тебе лет?

- Восемнадцать.

- Хорошо, я не стану задавать вопросы. Расскажешь сам, что захочешь.

- Ты обиделся?

- Нет. Лучше мне действительно не знать, сколько тебе лет. Мне станет страшно, а отказаться от тебя я все равно не смогу.

Гарик, кинув на него хитрый взгляд, скользнул пальчиками между пуговиц его рубашки.

- Я думал, что новые русские, не боятся ни-че-го!

- Я старый русский, - ответствовал Шершунов, напряженно высматривая в сплошном потоке машин на шоссе место, куда можно было бы влиться, - Черт, надо было с шофером ехать... Прекрати, а то вышвырну на заднее сидение!

Было лето, был вечер, была пятница. Дачники заполонили дорогу так плотно, что машины двигались утомительно медленно и прижимались друг к другу так тесно, что едва не касались зеркалами. Шершунову удалось втиснуться в оставленную кем-то нерасторопным дырку, и они поползли в общем потоке.

- Говоришь, за городом хорошо? - язвительно спросил Гарик, разумеется, не испугавшись угрозы оказаться на заднем сидении и продолжая начатое, медленно расстегивая на Шершунове рубашку. Он заметил в окошке ползущей рядом машины совершенно обалдевшее лицо пожилого мужчины, словно в гипнотическом трансе следящего за его действиями, и показал ему язык. Мужчина тот час обратил свой взор к дороге.

Шершунов уже не сопротивлялся. То, что он чувствовал сейчас... Как же давно он не чувствовал ничего подобного. И как же приятно было отдаться этому чувству... Можно забыть о нем, загнать на пыльный чердак памяти, но когда оно возвращается, оно поглощает целиком.

...Черт бы побрал эту дорогу!

Пальцы мальчика, не удовлетворившись достигнутым, скользнули ниже, к ремню, ловко справились с ним, с пуговичками, забрались внутрь... Шершунов стиснул зубы и все равно не смог сдержать стона. На автопилоте он свернул с шоссе на какую-то проселочную дорогу и там остановился.

Лес... темными стенами с обеих сторон, свежий ветер, благоухающий тысячью запахами ночи, врывается в открытое окно, треплет волосы, ласкает кожу щек.

Они ехали молча и каждый думал о своем.

Шершунов думал о том, куда бы перенести запланированные на завтра дела, внутренне возмутившись, почему, собственно говоря, он должен работать в выходной. Гарик думал о том... Гарик не думал ни о чем, он пребывал в состоянии приятной расслабленности.

Гарик думал о том, как приятно, когда не надо ни о чем думать. Ни о чем и ни о ком, кроме себя.

- Я хотел бы так ехать вечно. А ты?

- Честно говоря, я устал. Не привык я так долго сидеть за рулем.

- Ты можешь ехать быстрее?

- Ни за что. Я не хочу, чтобы мы разбились.

- Только не сейчас, да?

- Никогда!

- А ты знаешь, что если ехать достаточно быстро, то можно проскочить грань между реальностями и оказаться... там, где все так, как хочется, как во сне...

- Ну уж нет, мне нравится и этот мир, ко всему прочему, будет обидно, если пропадут результаты сегодняшнего четырехчасового делового разговора. Ты не представляешь, как это было мучительно.

- Фу, противный!

- То, как тебе хочется, будет здесь. В этой реальности. Все, что ты пожелаешь, - голос Шершунова был так серьезен, что Гарик невольно улыбнулся.

- М-м, вот это уже звучит неплохо.

Шершунов свернул с шоссе, и они поехали по гладкой как бумага свеже заасфальтированной дороге мимо высоких заборов.

- Мафиозные дачи? - поинтересовался Гарик.

- Да, в основном.

Окруженные заборами особняки располагались на достаточно большом расстоянии друг от друга, в окружении столь же основательных благородных сосновых стволов они смотрелись особенно монументально и, надо заметить, довольно зловеще. Несмотря на то, что была ночь, здесь было светлее, чем днем, мощные прожектора освещали подходы к частным владениям и окружающий их лес так хорошо, что была видна каждая травинка и каждый камешек.

- Не нравится мне здесь, - проговорил Гарик, морщась от яркого света.

- Не капризничай, сейчас приедем.

Ворота, возле которых остановился Евгений Николаевич ничем не отличались от всех прочих ворот, мимо которых они проезжали - высокие и надежные будто бы рассчитанные на то, что их будет штурмовать по меньшей мере бронетранспортер, они бесшумно отворились почти сразу же после того, как луч прожектора скользнул по фиолетовому металлу.

- Добрый вечер, Евгений Николаевич, - улыбнулся крепкого телосложения молодой человек, склоняясь к окошку со стороны водителя, - Мы уже начали волноваться.

Здоровое любопытство промелькнуло во взгляде, когда он заметил в глубине салона милого взъерошенного мальчика.

Евгений Николаевич ничего не ответил, он поехал по усыпанной гравием дорожке по направлении к дому, в котором несмотря на поздний час светились почти все окна.

"Дом не спит, дом ждет хозяина", - подумал Гарик почему-то с тоской.

Не успел Шершунов подъехать, как в дверях появился темный мужской силуэт. Мужчина поспешно сбежал по ступенькам и приник к окошку машины.

Мужчину звали Вячеслав Яковлевич Рабинович. По всей вероятности, он был немного старше Шершунова, и уж по крайней мере серьезности в его глазах было гораздо больше (особенно в данный момент. Хотя именно в данный момент осуждать Евгения Николаевича за отсутствие серьезности было бы слишком жестоко). Вячеслав Яковлевич имел абсолютно еврейскую внешность, которая, как мне кажется, не нуждается в отдельном описании. Заметим только, что у него были черные глаза, черные вьющиеся волосы и уже достаточно заметные залысины на висках. Роста он был чуть выше среднего и был ниже Шершунова на полголовы. (Ну, может быть, чуть больше, чем на полголовы.) В его взгляде, в его движениях и жестах было что-то хищное. Хищное и одновременно порывистое, в нем не было спокойной основательности Шершунова, у которого ни одно движение не было лишним, он был как-то все время и как-то слишком заметно для постороннего взгляда насторожен и обеспокоен и это невольно заставляло настораживаться и обеспокоиваться окружающих. Ждать опасности, которая вот-вот...

- Черт побери, Женя, что случилось?! - воскликнул Вячеслав Яковлевич и осекся, увидев Гарика.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга - Гарик и Рабинович - несколько мгновений длилось молчание, электризующее воздух, пока Шершунов не оборвал его тем что, во-первых, открыл дверцу, а во-вторых, произнес:

- Ничего не случилось.

Контрастом порывистому голосу Рабиновича был его голос преисполненный спокойствия. Он вышел из машины, мягко отстранив стоявшего у него на дороге мужчину, и в этом легком движении было столько совершенно явного презрения к нему - ко всему, что заключалось в личности Вячеслава Яковлевича - что тот, конечно же, почувствовал его. И почувствовал за что - за тот слишком откровенно неприязненный взгляд, что тот позволил себе, когда смотрел на Гарика.

А у мальчика был тогда почему-то слишком открытый и беззащитный взгляд. Слишком детский какой-то.

- Ты... - Рабинович глубоко вдохнул в легкие воздух, вероятно, пытаясь взять себя в руки, - Ты мог позвонить хотя бы...

Шершунов сунул ему в руки небольшой "дипломат", который перед тем взял с заднего сидения.

- Я забыл.

Какое-то время они смотрели друг на друга и Рабинович понял, что сейчас у него больше не стоит ничего спрашивать, не стоит больше ни о чем говорить. А что, собственно, говорить? Что еще не ясно?

Словно в ответ на его мысли из уст Шершунова прозвучало:

- Ты хочешь еще что-то сказать?

Рабинович ничего не сказал, он ушел в дом и громко хлопнул дверью.

Гарик вышел из машины со своей стороны, посмотрел на Шершунова удивленно.

- Это кто еще?

- Никто.

Шершунов улыбнулся ему и сделал приглашающий жест в сторону двери.

- Ну, вперед, мой мальчик.

В доме было два этажа, на первом располагались кухня, кабинет и большая гостиная, на втором - спальни. В этот раз Гарик не успел рассмотреть ничего, да и желания такового он не испытывал, ибо хотел спать. Руководимый Шершуновым он поднялся на второй этаж и вошел в ту комнату, в какую перед ним открыли дверь.

По всей вероятности, это была спальня Евгения Николаевича. В ней пахло соснами, снами и тем особенным запахом, который Гарик впитал в себя, когда впервые прикоснулся губами к горячей коже этого мужчины, там, в машине...

Евгений Николаевич включил свет, откинул покрывало с широкой двуспальной кровати и указал на дверь в стене напротив:

- Ванная и туалет там. Ложись, я присоединюсь к тебе чуть позже.

Гарик отрешенно кивнул и отправился в сторону ванной.

- Только ты не долго, - попросил он, уже взявшись за ручку.

- Не смеши меня - разве я смогу оставить тебя надолго.

Последняя улыбка, брошенная друг другу, и они разошлись.

Шершунов спустился вниз, вошел в кабинет. Слава сидел за столом, копался в привезенных Шершуновым бумагах.

- Ну и что? Ради чего был весь сыр-бор? Я вижу все подписано.

- Все подписано, - согласился Шершунов, - Но чего мне это стоило!

- Чего?

- Испорченного настроения.

Рабинович смотрел на него откровенно неприязненно.

- Весело тебе? Развлекаешься? Ты уехал утром. На деловую встречу, почему-то отказавшись взять с собой шофера- говорил он, четко печатая слова и глядя Шершунову в глаза со всей возможной выразительностью, - И приехал ночью. Что я должен был думать?!

- Решил, что я замышляю что-то в обход тебя, - зло улыбнулся Шершунов, - А если бы и так. Чем ты мне помешаешь? Ты всего лишь бухгалтер, Слава... Да, ты еще и мой друг, но это к делу, к ДЕЛУ не относится... Равно как и к моей личной жизни.

- А вот тут ты и не прав. Именно то, что я твой бухгалтер, Женя, и относится к ДЕЛУ. Будешь действовать в обход меня - тебе хуже... Впрочем, я ничего подобного не имел ввиду, я всего лишь беспокоился. А что касается твоей личной жизни, - Рабинович посмотрел на него мрачно, - Я никогда не вмешивался, хотя... все это...

- Тема закрыта, - оборвал его Шершунов, - Я знаю все, что ты мне можешь сказать, ты знаешь все, что я могу ответить.

- Так значит...

Рабинович выглядел очень смешным, когда обижался. Из-за того, что обижался он всегда так искренне. Когда речь шла о делах - цены ему не было, но в сфере личностных отношений он претендовал на слишком многое, на то, куда Шершунов никак не собирался его допускать, и в чем к его мнению не собирался прислушиваться.

На это Рабинович обижался. Плюс к тому не совсем осознанно даже, но он каждый раз ревновал начальника и друга своего к тому кому-то, кто периодически появлялся в его жизни и занимал более близкое и важное место в его жизни, отодвигая Вячеслава Яковлевича на второй план.

Шершунов все это прекрасно понимал и никак не мог на это злиться. Ему нравилась такая преданность. Хотя она, пожалуй, и таила в себе некоторую опасность - излишние эмоции всегда чреваты опасностью.

- Вот вредный еврей! - делано возмутился он, намереваясь разрядить обстановку - Ты же видел это чудо!

- Какое еще чудо?

- Только не претворяйся, что не понимаешь, о чем я!

Рабинович молчал.

- Любой на моем месте забыл бы обо всем на свете, - Шершунов не мог сдержать улыбку, когда увидел выражение лица своего компаньона.

- Ну уж не любой, - резонно заметил Вячеслав Яковлевич, - Далеко не любой, скажу я тебе.

- Ну признай, по крайней мере, что он безумно красив!

Рабинович сморщился, будто съел лимон.

- Я его не разглядывал. И потом, Женя, сколько ему лет?!

- Восемнадцать.

- Ну хорошо... - голос Рабиновича звучал так зловеще, что становилось ясно сразу, что ничего хорошего ожидать от него не стоит, - Может быть, все это действительно не мое дело. В конце концов ты взрослый человек. Итак, сколько он стоил?

- Кто?!

- Меня не интересует сколько стоят мальчики! Сколько нам стоил Носов?

Носовым звали чиновника, с которым Шершунову выпала честь общаться сегодня.

- Пятьдесят тысяч.

- Недурно... Мог бы и поторговаться.

- Да ладно, не мелочись.

- "Не мелочись"!.. У тебя слишком много денег?

- В следующий раз ты поедешь. Впрочем, нет. Ты все испортишь своим скупердяйством. Забудь об ЭТИХ деньгах, Слава, спиши их в убыток. И подумай о ТЕХ деньгах, которые мы с тобой заработаем благодаря вонючей подписи этого недоумка Носова.

Напоминание об открывающихся возможностях почти вернуло Рабиновичу хорошее настроение.

- Да, - сказал он и глаза его загорелись, - Не будем же терять время и завтра с утра поедем...

- Стоп! - прервал его Шершунов, - Ты поедешь.

Искреннее недоумение было ему ответом.

- Что значит?..

- У меня завтра выходной.

Рабинович готов был лопнуть от возмущения, когда понял к чему Шершунов клонит. Он не понимал никогда, как может быть что-то там (все равно что!) важнее, чем дело, которое может принести прибыль. Тем более он знал, что именно было для Шершунова важнее. Это что-то, белокурое и смазливенькое, уже оккупировало, по всей вероятности, шершуновскую спальню и, по всей вероятности, с нетерпением ждало...

- Хорошо, я поеду один.

Рабинович встал и ушел.

У Гарика невольно вырвался восхищенный вздох, когда он переступил порог ванной. Она была... Ну, в общем, пределом мечтаний. Не избалованного роскошью богача, а нормального "россиянина" привыкшего к малогабаритным квартирам, где ванные комнаты... ну вы знаете какие. По сути своей Гарик был нормальным россиянином, поэтому, разумеется, когда он увидел ванную комнату габаритами метров пять на шесть, у него невольно вырвался восхищенный вздох и он подумал: "А пожалуй я задержусь здесь на пару-тройку дней".

... Белый кафель с нежно-розовыми цветами миндаля, под цвет кафелю умывальник и пушистый коврик перед "джакузи". Эта ванная комната была создана не для того, чтобы просто мыться, она была специально приспособлена для получения особенного удовольствия от этого процесса.

Для удовольствия от процесса на стеклянной полочке стояли по настоящему хорошие и страшно дорогие шампуни и гели для душа, зубные эликсиры и дезодоранты. Франция, Англия, Израиль...

Гарик тут же вспомнил дорогие журналы на иностранных языках, что доводилось ему листать еще во времена оны, когда в нашей стране ничего подобного не продавалось. И цены в долларах услужливо выскочили из тайников памяти, дабы помочь составить представление.

"А пожалуй стоит заехать завтра в пару магазинчиков и ненавязчиво указать на некоторые вещи, которых здесь явно не хватает, - подумал Гарик, заполняя водой ванную, - Думаю, Женечка не откажется от пополнения коллекции тем, что мне особенно нравится..."

Смягчив предварительно воду лавандовым маслом, успокаивающим и расслабляющим, Гарик с наслаждением погрузился в горячую воду, с мыслью о том, что жизнь, кажется, не такая уж скверная штука.
Страницы:
1 2
Вам понравилось? 58

Рекомендуем:

Сказка о красном

В тот день

Что нам дорого

Не проходите мимо, ваш комментарий важен

нам интересно узнать ваше мнение

    • bowtiesmilelaughingblushsmileyrelaxedsmirk
      heart_eyeskissing_heartkissing_closed_eyesflushedrelievedsatisfiedgrin
      winkstuck_out_tongue_winking_eyestuck_out_tongue_closed_eyesgrinningkissingstuck_out_tonguesleeping
      worriedfrowninganguishedopen_mouthgrimacingconfusedhushed
      expressionlessunamusedsweat_smilesweatdisappointed_relievedwearypensive
      disappointedconfoundedfearfulcold_sweatperseverecrysob
      joyastonishedscreamtired_faceangryragetriumph
      sleepyyummasksunglassesdizzy_faceimpsmiling_imp
      neutral_faceno_mouthinnocent
Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив

2 комментария

+
2
Костя Крестовский Офлайн 27 октября 2021 20:01
А, че комментов-то нету? Можно сказать, "культовая вещь" как-никак...
+
0
СашаПеркис Офлайн 27 октября 2021 21:42
Цитата: Костя Крестовский
А, че комментов-то нету? Можно сказать, "культовая вещь" как-никак...

спасибо за наводку, раз культовая, почитаю.
Наверх