Коська

Последние осенние листики лениво осыпались, кружа в воздухе рыжими дельтапланами. Совсем не спеша к своим павшим собратьям, устилавшим землю шикарным золотисто-багровым ковром. Старый клен, создатель всего этого великолепия, стоял величавый даже в обнаженном виде.

Алексей ненароком засмотрелся на эти, пущенные кленом, записки осени. Стоя на балконе в ожидании дизайнера, он любовался на здание старой психиатрической больницы. Маленький двухэтажный корпус с резными наличниками и витыми перилами резким контрастом стоял перед зеркальной офисной высоткой, под сенью кленов и дубов, таких же долгожителей, как и он сам. Глядя на него, мужчина вспомнил старый мультик «Цветик-семицветик», — там, среди многоэтажек, стоял такой же, будто игрушечный, домишко, хозяйка которого и подарила девчушке волшебный цветок.

Сентиментальностью Алексей никогда не отличался, но что-то все же задело, очаровав его, опутало золотистой ватой холодной чувственности. Может, тому виной была нервотрёпка последних месяцев, а может, пресловутая осенняя хандра, незаметно прокравшаяся в душу, миллиметр за миллиметром захватывающая мысли и сознание. Почему-то не весной, как привычно бы считать, а именно осенью Алексею становилось особенно одиноко. Привыкший сторониться привязанностей, закоренелый холостяк, как отзывались о нём знакомые и пресса, Васильев оставался одиноким и недоступным, лишь изредка меняя «невест по контракту», если вдруг замечал, что кто-то из них пытается преступить строго оговоренные правила. Шаг вправо, шаг влево, и очередная моделька исчезала с его горизонта, заменяемая новой, такой же. Имидж успешного ловеласа приходилось поддерживать год за годом. Чтоб не бросались в глаза журналистам и партнерам по бизнесу появляющиеся рядом с Васильевым, под видом секретарей и охранников, любовники.

Да, известный сердцеед, светский лев и суровый бизнесмен был геем. И его это нисколько не волновало. Но в его жизни на первом месте был бизнес, и в этом жестком мире слабости были не допустимы, шаг вправо, шаг влево, и всё, что было достигнуто за более чем десять лет, пойдёт прахом. Ради чего? Ради того, чтоб на месте безмозглых моделек-девочек появились такие же модели-мальчики? Да нахуй надо!

Территория психушки вовсе не была безлюдной и пугающей, как раньше считал Алексей. Туда-сюда то и дело сновали тетки в белых халатах, куда-то спеша или наоборот, неспешно сопровождая пациентов в пижамах в темно-синюю клетку и неряшливо накинутых куртках. Сами клетчатые пациенты тоже неспешно похаживали по каким-то своим психушечным делам: кто выносил на свалку мешки с мусором, кто вез на тележках огромные кастрюли с хавчиком, а некоторые, разбредясь по всему больничному двору, сонно махали метлами, сгребая в кучи просроченное золото кленов.

Вот и сейчас внизу шмыгал метлой очередной клетчато-пижамный псих, уныло двигаясь на одном месте. Алексей невольно опустил взгляд на источник раздражающих звуков. Стихийным дворником оказался худенький черноволосый парнишка. С высоты было трудно разглядеть четко, но внешность была яркая, стройную статную фигурку не смогли скрыть даже больничные штаны и старая бесформенная куртенка. Темные волосы, выразительные черты лица, острый носик, четко очерченные скулы. Алексею нравился подобный тип парней. Вот только выражение лица метущего не давало забыть, что перед ним пациент психушки. Парень угрюмо смотрел в одну точку, почти не поднимая головы и не реагируя на проходящих мимо людей. Васильев слабо разбирался в психиатрии и больничной иерархии, поэтому всех бегающих у него под балконом людишек четко делил на психов и медиков. Впрочем, психами ему казались все, с той лишь разницей, что одни психи лечились, а другие лечили. Этот явно из тех, что лечились, но смотреть на зомбика было приятно.

«Хм… Психов я ещё не трахал. Хотя кто сейчас не псих», — Алекс с раздражением сплюнул, вспомнив слова помощника о новом офисе. Бывшего помощника. «Место отличное — с одной стороны парк, с другой исторический памятник, вокруг красота — старые домишки, и над ними возвышается наше здание…» Васильев зло ухмыльнулся про себя: «Пиздобол. Не сказал ведь, сука, что «исторический памятник» — это древняя психушка. Причем, не то что рядом, а прям-таки чуть ли не на одной территории. Вот пусть теперь и ползает по биржам труда».

Прямо под окнами, чуть правее балконов, размещался белый корпус, по всей видимости, с детским отделением. Туда по утрам стекались озабоченные родители со своими двинутыми чадами. Что с чадами было не так — непонятно, потому что иной раз родители выглядели гораздо более ебанутыми, чем несчастная малышня. Но, видимо, медики считали иначе, и поэтому с регулярной периодичностью под окнами раздавался детский плач очередного не желающего уходить с медиками пупса. Сегодняшний день исключением не был, и Васильев наблюдал, как вышедшие из здания взрослые что-то втирают мальчишке, уговаривая его пойти с тётей в белом халате.

Пустое, Алексей точно мог сказать, что скоро сработает карапузячья сигнализация. Он таких потерянно-растерянных коротышек уже навидался за месяц посещений этого здания. Поначалу кидался к окну, потом привык и перестал обращать внимание на уличные вопли. Сегодняшний малыш оправдал его прогноз, и стоило родителям скрыться с глаз, как раздался надрывный вой детской голосовой сирены.

Голос у человечьего детеныша был сильный, громкий. Малой голосил не на страх, а на совесть. Васильев поморщился и хотел уже было выкинуть недокуренную сигарету, чтобы укрыться за спасительными стеклопакетами своего офиса, как его отвлек звук чего-то падающего. Бросив взгляд в сторону, он увидел, как давешний дворник, швырнув в сторону метлу, кинулся навстречу истерящему пупсу. С разбегу плюхнулся перед ним на колени, схватил обеими руками за плечи и что-то горячо заговорил. Что он там гнал малому, было не слышно, но это определенно подействовало — мелкий заткнулся. Парень, встав, взял его за руку, и уже втроем они поползли в сторону других больничных корпусов в тиши и согласии. Разыгравшаяся перед Алексеем сцена немного озадачивала, обычно ор продолжался до победного конца и был слышен, пока крикунов не заводили в здание больницы. «Ишь, зомбик-то оказался нянькой. Зомби-няня, прям», — привычка давать нарицательные имена не прошла ещё со времен работы обычным агентом, когда доведенный до автоматизма Алексей чуть ли не думал слоганами. Но хватит прохлаждаться. Затушив окурок, мужчина открыл дверь и вновь окунулся в текущие дела.

Несмотря на все минусы нового здания, всё медленно, но верно вставало так, как надо было Алексею. Твердой, даже жесткой рукой он правил своим феодом, подстраивая под себя. Постепенно эти самые минусы он перевёл в плюсы. Некачественный ремонт стал неважен после того, как нанятый дизайнер с одобрения Алексея пригнал рабочих и принялся за конкретную переделку. Спальный район со сплошными старыми девятиэтажками — тоже неплохо. Алексей присмотрел себе приличную квартирку всего в нескольких минутах езды от офиса. Даже психушка оказалась не таким уж плохим соседством. А на недоуменные вопросы он делал серьезное лицо, хмурил брови и, сузив глаза, отвечал:

— Так надо. Теперь будет куда дерьмо всякое сливать.

И ему верили и испугано отводили взгляды. С ужасом думая, что не завидуют тем, кто перейдёт ему дорогу. Оказаться закрытым в дурке, что может быть страшнее? Разве что оказаться на кладбище. А Васильев посмеивался про себя, продолжая планомерно обустраивать «гнездо» и вполне смирившись с таким оригинальным соседством. Хотя, был в этом и ещё один плюс, вот только не мог он даже себе в нем признаться. Каждое утро, проведенное в строящемся офисе, он выходил на балкон и выискивал глазами зомби-няньку. И когда находил, с удовольствием «грел об него глаза».

Парнишка менялся. Исчез сонный взгляд, фиксированный на асфальте, зомбик стал посматривать по сторонам, разговаривать с другими психами и даже мёл как-то поактивнее. Теперь его можно было увидеть не только утром с метлой, но и в течение дня. Он помогал медсестрам, перетаскивал какое-то больничное барахло, завтраки-обеды, иногда прибегал нянькаться к плачущим ребятишкам или просто прогуливался по территории. Чем парнишка занимался во второй половине дня, Алексей не знал, потому что, проверив процесс обустройства своих владений и надавав поручений, он уезжал в старый офис заниматься непосредственными обязанностями. Шоу маст гоу он*, и он как никто другой знал это. Останавливаться нельзя ни на миг, а то другие более расторопные догонят, обгонят, затопчут. И сам так же выбивался, как волк выгрызая путь вверх, без отдыха, без продыха, любыми средствами, ни на кого не надеясь.

Совсем юным парнишкой начав работать в отцовском агентстве, совсем маленьком, основанном батей в далекие 90-е, он медленно, но верно поднимал его вверх, все тверже и тверже упрочивая его положение. Фактически не имея за душой финансовой поддержки, кроме небольших заказов, хватавших лишь на проживание, Алексей, ужом извернувшись, выжил во время дефолта и назло конкурентам, до этого не замечавшим и не ставящим ни во что маленькую фирмочку, осваивался все больше и больше. Скоро штат агентов разросся вдвое, втрое больше. Работали четко и слаженно, любого мало-мальски провинившегося Васильев выкидывал без раздумий. Механизм работы он налаживал как часы. Четко, слаженно, надежно.

Со временем, его клиентами стали не только мелкие фирмочки и газеты-однодневки, постепенно его услугами стали пользоваться популярные журналы, радио и телеканалы, известные компании-производители. Агентство Васильева начало процветать и приносить заметный результат в виде прибыли, выгодных связей, стабильной клиентуры и неплохой известности в определенных кругах. Не останавливаясь на достигнутом, он продолжал рваться вверх, приобрел собственную типографию, обзавелся новейшими компьютерами и оргтехникой, заманивая хорошей зарплатой и условиями работы нужных специалистов. Ближе к 2000 году Васильев серьёзно взялся за уже набравший силу и популярность Рунет. Незнакомые ему интернет-технологии он осваивал вместе с молодыми специалистами, набранными после тщательного отбора.

Вот тут-то Алексей и прочувствовал всю тяжесть «борьбы титанов». Почуяв, наконец, в нем серьезную угрозу своим насиженным местам, конкуренты принялись выживать его фирму всеми возможными средствами. Некоторое время даже ходить приходилось с оглядкой, что уж говорить о том, что просчитывать каждый шаг, каждое действие, присматриваться к каждому сотруднику. Васильеву было не до сантиментов, отец, не выдержав, почти отошел от дел, оставаясь лишь лицом фирмы, и вся тяжесть войны за место под солнцем навалилась на молодого мужчину.

И он победил, выстоял и прочно закрепил свое положение, заняв подобающую ему нишу в российском рекламном бизнесе. Но, привыкший выкладываться по полной, остановиться уже не смог и продолжал осваивать новые технологии, чтобы идти в ногу со временем. Реклама на телевидении и радио отошла на второй план, и он основательно взялся за электронные средства информации. Мало кто из обывателей, проезжая мимо рекламных щитов или электронных табло, задумывался, кто за этим стоит. Локомотив под названием Алексей Васильев мчался вперед, сметая все преграды на своем пути.

Настала очередь ему убирать с дороги мелкие или зазевавшиеся фирмочки, подминая под себя, забирая спецов и посредников. Так он узнал на практике, как устранять на корню вероятных соперников. Неумолимо, хладнокровно, забыв о жалости и компромиссах, помня, что любой из незаметных мальков может, как и он когда-то, вырасти в акулу. Самых перспективных он переманивал работать на себя, так стали появляться дочерние филиальчики, небольшие производства, и наконец ему понадобилось новое просторное помещение для центрального офиса. Отправив, уставшего от такого ритма жизни отца на заслуженный отдых выращивать столь любимые им цветочки-ягодки, припрятав его, как следует, в маленькое подмосковное поселение, подальше от лихих дельцов и журналистов, он продолжал свой путь в одиночку, меняя помощников, замов, любовников и «невест». И вот уж никак не думая, что это привычное одиночество выльется в такую необычную навязчивость — наблюдать за сумасшедшим мальчишкой.

____________________________________

*The Show Must Go On(англ) — Шоу должно продолжаться

Дело шло, время тоже не стояло. Осень, потеряв свое яркое оперение, постепенно уходила, изредка радуя солнечными деньками. Алексей, как обычно, проверив смету, результаты вчерашних трудов работяг и получив утреннюю порцию страстного дизайнера, зажатого им в одном из будущих кабинетов, вдруг понял, что не может выйти покурить. На балконы рабочие, обрадованные хорошей погодой и не желающие терять такой день, вынесли все мешающие строительные и отделочные материалы. Попытавшись, безрезультатно, найти лазейку между козлами, коробками с закупленной и не распакованной мебелью и различными банками с красками и лаками, Васильев плюнул и отправился курить на улицу.

Что его дернуло зайти за здание, он не знал. Но стоять внизу, не со стороны центральных входов, а со стороны дурки, было ему впервой. Территорию офисов от больницы отделял забор из тонкой редкой решетки, прерывающейся местами открытыми широкими воротами для лучшего подъезда строительной техники. То есть, фактически ничто не отделяло. Закурив, мужчина стал осматриваться. С этого ракурса всё смотрелось несколько иначе, более реалистично, что ли. Потерял некий романтичный налет старинный корпус. Снующий по улице совсем рядом, стоит только руку протянуть, и можно дотянуться, медицинский персонал в синих телогрейках и замызганных куртках стал казаться более реальным и обыденным. Таким же реальным был и голос, прозвучавший сбоку:

— Сигаретки не будет?

Алексей повернулся к хозяину голоса и завис. Псих и впрямь оказался очень красивым мальчиком. Бледноват, худоват, тело скрыто бесформенной больничной пижамой, и всё равно хорош. Алексей протянул пачку и зажигалку. Парень прикурил одну и, вернув остальное, остался стоять рядом. Васильев рассматривал его и не мог понять, что ж такого в этом зомбике, что не хочется отводить взгляд. Да, красивый, но у него любовники и покрасивее были — и модели, и спортсмены, и не один пучок голубеньких мальчиков от студентов-практикантов в очках и пиджачках до клубных пидовок в прикидах от неслабых модельеров. А тут… псих в замызганных кроссовках и куртке, явно с чужого плеча. Паренек сделал тяжку, выдохнул и повернулся лицом к Васильеву:

— Я вам не помешал, надеюсь?

Мужчина от удивления лишь отрицательно мотнул головой. Зомбик оказался воспитанным мальчиком, и захотелось, почему-то, с ним поговорить. Так, просто по-приятельски. Но черт знает, как с ним разговаривать. С пациентами психушек Алексею раньше общаться не приходилось. Может, с ними, как с заключенными, нельзя о чём-то заговаривать. Вдруг, какой краник перекроет у психа этого, что с ним тогда делать, с крезанутым? Из раздумий его вывел голос парня:

— Не думал, что увижу вас сегодня.

Мужчина поперхнулся дымом и, закашлявшись, с изумлением уставился на мальчишку. «Он что, следил за мной?» Видимо, что-то отразилось на лице, потому что мальчишка, пожав плечом, спокойно продолжил:

— Вы же каждое утро на балконе курили, а сегодня суббота, выходной. К тому же, еще вчера вечером у вас все балконы заставили, — и вдруг ухмыльнулся. — У вас такое лицо сейчас… Я не кусаюсь, и я не маньяк. Просто привык видеть вас каждое утро.

Слов не было. Прочистив горло, мужчина протянул руку для рукопожатия.

— Алекс.

— Константин.

Рукопожатие вышло коротким и крепким. Но заговорить так и не вышло — со стороны больницы раздался громкий окрик:

— Коська, пошли, поможешь! Мыльно-рыльные привезли, нам одним не дотащить.

Мимо проходили два мужичка не первой свежести и настороженно поглядывали в сторону Васильева. Константин, улыбнувшись, махнул Алексею и побежал за мужиками. А приходящий в себя мужчина стоял, смотря ему вслед. «Коська? Коська… Надо же, Коська… Ему идёт…» Вот так Васильев сменил привычку курить на балконе на курение под балконом. И зомбик был совсем не против составить ему компанию.

Общаться с ним оказалось легко. Парень был открытым для разговоров, запросто отвечал на вопросы и внимательно слушал говорившего Алексея. Так Алексу стало известно, что детское судилище в белом корпусе — это детский диспансер, что больных никто насильно не заставляет работать, они сами от скуки готовы хвататься за любую нетяжелую работенку и другие подробности психушного быта.

Алекс слушал мальчишку и поражался. Что? Что с этим парнем не так? Ведь нормальный, абсолютно нормальный. Адекватный, воспитанный, образованный. Даже больше, Костик создавал впечатление весьма неглупого человека. Тогда что с ним? В чем проблема? Где же протекает его крыша, что он оказался в таком месте? И ведь не просто так оказался, Васильев прекрасно помнил Костика пару месяцев назад — замедленные движения и остановившийся взгляд были явно неспроста. Но спросить самого мальчишку так и не решился. Глупо, но почему-то боялся, что тот обидится и больше не подойдет к нему покурить-поболтать, а смотреть на парня с балкона Васильеву уже было мало.

Коська рассказал, что окончив школу, поступил в институт на бухгалтера-экономиста, но загремел сюда, и все коту под хвост. Алексей, в свою очередь, сказал Костику, что работает в крупном рекламном агентстве, теперь расположившемся на двух этажах офисного здания, и сейчас следит за работой отделочников и закупкой мебели и техники. Он не прибеднялся, но и говорить, что он хозяин фирмы, не стал, чтобы не спугнуть бедного пацана. Лишь единожды Алекс, не заметив, ступил на скользкую тему.

Холодало. Коська продолжал ходить в больничной пижаме, стоптанной обувке и застиранной линялой куртке. На вопрос Васильева, что за наряд такой экстравагантный, паренек, ничуть не смутившись, ответил:

— Сюда попал, когда ещё тепло было, а теперь откуда ж одежде взяться. А это сестра-хозяйка дала поносить больничное добро.

— Принёс бы кто из родных, что ли.

— Некому.

— Родители, друзья?

— Некому! — вдруг вскипел парень непонятно с чего и, не прощаясь, ушел. В этот день он больше не подходил. Но на следующее утро все же вернулся, и больше они к этому разговору не возвращались.

Так и общались. Спрашивали и отвечали о чем угодно, кроме того, что на самом деле интересует. Так бы, может, все и продолжалось, если бы не случай.

Как обычно, в декабре «неожиданно» выпал снег. И особенно неожиданным это явление оказалось для коммунальщиков. Алекс, с утра мотавшийся на встречу с важным клиентом, приехал в офис после полудня и прихуел. Снегоуборочные машины, проехавшись, технично сгребли сугробы на край дороги, фактически завалив офисную стоянку. Все свободные места уже были заставлены, а охранник на воротах развел руками — подземная парковка ещё не доделана и закрыта. Безрезультатно покрутившись, Алекс, матерясь, решил попытаться найти место у больничного забора и, вырулив с дороги у ворот психушки, понял всю тщетность своих планов.

Такой «умный» он оказался не один — вдоль больничного забора все уже было заставлено. Алексей хотел было подать машину назад, чтобы вернуться на дорогу, но удача даже не думала поворачиваться к нему лицом — сзади его подпер милицейский УАЗик, решивший за каким-то чертом въехать в психушку и даже не думающий посторониться, чтобы выпустить васильевский Лексус. И плевать менты хотели на пытающегося выбраться Алекса и его сигналы. Раздражаясь все больше, мужчина хотел было уже выскочить из машины, чтобы популярно объяснить зарвавшимся «товарищам в серых купальниках» всё, что о них думает, но тут из больничной проходной к нему целенаправленно двинулся охранник. Здоровенный детина явно имел что сказать и желал это сделать немедленно и громко. Во всяком случае, мохнатые брови сошлись на переносице, а лихо сдвинутый на макушку черный берет напоминал тюбетейку из бородатого анекдота. Алекс вылез из машины, готовый к назревающей стычке, сзади начал нетерпеливо сигналить УАЗик.

— Ну? — не отягощенное особым интеллектом лицо охранника, раздражало неимоверно.

— Что, ну? — Васильев тоже умел бычиться, практика была большая.

— Что встал? — он тупой, точно, не видит что ли, что выехать некуда.

— Жду.

— Зря.

— Почему?

— Твоих номеров в списке нету.

— И что?

— И всё. Разворачивайся.

Точка кипения Алекса была достигнута. Как только таких баранов в охрану берут!

— Бля, не видишь — я не могу!

— А мне срать!

— Это всё, что ты можешь?

— Ты охуел, что ли? Поворачивай и уёбывай!

Народ в УАЗике оживился. Менты тоже решили поддержать «беседу», и с пассажирского места самый недовольный уже высунулся в приоткрытую дверь. Ситуация нравилась все меньше. И тут за больничными воротами раздался голос:

— Погоди, Сань! Это ж Алекс, — ворота отодвинулись, и в щель пролез взволнованный зомбик.

— Какой еще Алекс? Нет его в списке!

— Алекс, — парень подбежал к Лексусу. — Что случилось?

— Костик, не вмешивайся, сам разберусь.

— Алекс! В чем дело?

— Да блин, паркануться негде. Думал у забора поставить. А теперь эти, вон, выезд загородили!

— А-а… — лицо паренька просветлело. — Ща, погодь!

Коська повернулся к охраннику и тихо с ним заговорил. Хмурый «Сань» молча выслушал и, недовольно зыркнув на Алексея, вернулся и открыл ворота. Коська махнул рукой, мол, заезжай. Ни на секунду не задумываясь, нахрена ему в психушку, Алекс запрыгнул в машину и въехал на территорию. Во дворе больницы со свободными местами тоже было туго. Шедший следом Коська сел в распахнутую ему Алексом дверь и показал куда проехать. Мимо прошмыгнул УАЗик.

— А эти-то тут что делают?

— На экспертизу привозят людей.

— На медицинскую? Трупы?

— Нет, на психиатрическую.

— Маньяков?

— Не только. Там всякого народа хватает. Вот и шмыгают то эти, то зэковозы всякие. Сейчас направо вдоль офисной ограды, и можешь оставлять машину спокойно.

— Ну, Константин, я твой должник, выходит, — смешливо прищурившись, повернулся мужчина, заглушив двигатель.

— Не выдумывай. Лучше пивка Сане подгони, ну или что-нибудь в этом духе. Он мужик-то хороший. А я попрошу, чтобы пускал тебя вот в таких случаях.

— А кто у нас Саня?

— Саня — начальник охраны.

— О как даже. И с чего бы это начальник охраны стал помогать пациенту больницы?

— Ну, мы с ним хорошие знакомые, — что-то Васильева напрягало такое отношение парня к, в общем-то, симпатичному мужику.

— А по батюшке его как? Вряд ли он оценит, если я его Саней величать буду.

— Александр Сергеевич он. Ну ладно, я пошел, мне еще снег чистить вокруг девятого.

— Кость, а ты сам-то из какого?

— Сейчас в девятом, до этого в больничном корпусе лежал.

— И долго еще тебе?

— Да хрен знает, но месяцок ещё точно полежу.

— ?..

— Я с врачом поговорил, так проще будет, чтобы органы опеки меня не трогали и из военкомата пока не дергали.

— А что будет через месяц?

— Восемнадцатилетие.

— Ясно, а?..

— Я пошел, а то искать будут, — и, оставив Алекса с кучей вопросов, Коська выскочил из машины и рванул в сторону старого корпуса.

Разговор с охранником Алекс решил не откладывать в долгий ящик и во время перекура узнал у Коськи, до которого часа тот работает и где его ловить. Закончив со своими делами, он метнулся в ближайший супермаркет. Пиво, конечно, не помешает, но вряд ли Коська хорошо представляет, что обычно преподносят. Поэтому Алекс решительно проредил прилавки со снедью, соками и алкоголем. Парковка на территории дурки того стоила. Найдя Саню и сунув по его научению пивка дежурному охраннику на воротах, чтобы не беспокоили, уселись с комфортом в небольшом кабинетике начальника охраны. По началу насупившийся начохр смотрел букой на «накрывшего поляну» Алекса, но по мере уничтожения «Черного аиста» атмосфера все-таки разрядилась. И на обращение «Александр Сергеевич» тот лишь поморщился:

— Да лан те, зови уж Саней. Это тебя Коська что ль надоумил?

— Сам спросил.

— Проще давай. Тебя Коська Алексом звал, тезки мы? Нет? Стало быть, Лёха ты. Ты мне, Леха, лучше скажи, чем же ты так зацепил постреленка нашего, что он за тебя просить пришел? В отцы ты ему не годишься — молод, в друзья не годишься — староват вроде.

Саня тихонько хмыкнул и уставился на собеседника.

— Да не знаю. Хороший парнишка просто. Общительный.

— Общительный? Ты это серьезно? И о чем же вы общаетесь с ним?

— Да так, обо всем помаленьку. Подай стопку, ещё накатим.

— Помаленьку, говоришь, ну это дело. Общайтесь.

Саня снял свою беретку и аккуратно положил на полку.

— Где служил?

— Всяко-разно поносило.

— Афган?

— Не, не успел, — косая ухмылка. — И без него хватило. В девяносто первом у Белого побегал, Бендеры вином угостили, в Чечне позагорал.

— Уважаю. А я после школы отцу помогал по работе, потом два года армии, вернулся, на заочку в институт поступил и снова к бате под бок. Так и пашу.

— Ну что ж, у всех своя тропинка через поле жизни. Не люблю я это — судить кто лучше, кто хуже. Ценности у всех разные. Я медалями гремлю, ты на Лексусе гоняешь. Нервяки, небось, всякие у тебя, дел по горло. Вот ты сейчас со мной тут отдыхаешь культурно, а завтра тебе с утра опять в офис ехать. Я ж справки-то навел, что за человечек около Коськи появился. Так что знаю, что у тебя за начальничек. Наслышан. Потому и спокоен, уж этот тиран не стал бы шушеру всякую у себя держать. Слухи ходят, за любую провинность головы летят. Так что ты смотри, главный по офисным тарелочкам, кабы тебе завтра-то не нарваться.

— За меня не волнуйся, всё нормально будет.

Алекс догадался, что начохр про него самого говорил, но виду не подал. Даже смешно стало, — Саня сидит, бухает с самим «тираном» и знать об этом не знает. А что узнавал про него, так то даже хорошо, видать, и впрямь о Коське беспокоится. Только вот почему? Что за отношения могут быть у молоденького психа и бывшего вояки? Алексей критическим взглядом осмотрел мужчину.

Саня — еще не старый, крепкий мужик. Подтянутый, военная выправка на лицо. Сейчас, в дружеской обстановке, расслабленный, выглядел вполне себе симпатично. Хитрый прищур из-под густых бровей, забавные ямочки на щеках, обаятельная улыбка. А на голове густая шевелюра каштановыми кольцами, лежащая в простенькой прическе.

Васильев невольно погладил свой редеющий короткий ежик на голове. Да, Саня неплох, совсем неплох. Опять же, герой, вон какой образец для подражания молодому парню. В этом возрасте мальчишки нередко находят себе лидеров, а тут такой экземплярчик зачетный.

И что-то защемило вдруг, укололо Алексея. А чем он-то плох. Он тоже мог быть для Коськи эталоном, ведь ему тоже есть чем гордиться. И так захотелось стать для паренька единственным образцом… да что говорить, вообще единственным, что мужчина схватился за бутылку Аиста, как за спасательный круг.

— Сань, а вы откуда с Коськой знакомы?

— У-у, давняя история.

— Так мы, вроде, не спешим никуда.

— Знаемся мы с ним с самых что ни на есть давних пор. Только виделись редко, сам понимаешь, между моими командировками. Я в юности за мамкой его бегал, красивая была девчонка. Коська в неё пошел — черненький, глазастый. Я как-то вернулся и узнал, что Светлана замуж вышла и дитё ждёт. Ну, я понимаю, она мне ничего не обещала. Значит, не судьба.

— А почему Костик говорит, что у него никого нет?

— Потому что нет никого.

— А куда ж родители делись, родня?

— Света умерла года два назад, а отец… Лучше б умер. У Светланы родители ещё раньше почили. А отцовская родня от Коськи отреклась. Так что, считай, сирота.

— А что с отцом не так?

— Всё не так. Посадили его, надеюсь, надолго.

— А сюда Коська как попал?

— Я поспособствовал, чтобы рядышком, под присмотром был.

— Что с ним? Вроде ж нормальный, что тут делает?

— Нормальный он. Просто так в жизни сложилось.

— Какой диагноз поставили?

— А хрен знает, я человек простой, в медицине не шарю. Это, раз вы такие друзья, он тебе сам должен был сказать.

— Я не спрашивал. Решил, сюда от хорошей жизни не попадают, так зачем парня смущать.

— Это ты молодец, верно подумал. Я ж тоже не по злобе его сюда. Я ж понимаю, парню психушка в биографии — пятно на всю жизнь. Потому, когда сюда укладывал, сразу разузнал, что да как, чтобы по-тихому. Чтобы безо всяких там учётов, наблюдений в дальнейшем.

— Сань, ты тут свой человек, я смотрю. Знаешь, что к чему. А как бы узнать, что доктора о нём говорят?

— Тебе зачем?

— Да вот, смотрю, парнишка неглупый, образованный, нам сейчас как раз люди нужны, пока штат полностью не укомплектован. Вот и можно было б Коську к нам кем-нибудь. Хоть курьером, для начала, а там как покажет себя. Учебе в институте мешать не будем, зарплата неплохая, опять же — у тебя под боком, да и я в обиду не дам. Что скажешь? Не вечно же ему по отделениям болтаться?

Сладко петь Алекс умел профессионально. Этого у него было не отнять. Потому, заливая в уши сладенькие слова, а в рот очередную бутылку, он живописал открывающиеся перед мальцом перспективы, да ещё под чутким присмотром Александра, да ещё… бла-бла-бла… У Сани не было шанса устоять и не поддаться. Мужик расслабился, проникся и, сделав пару звонков кому-то, велел Алексею топать за вином и конфетами. Сказано — сделано. Через пятнадцать минут Васильев, которого охрана на проходной уже, как своего, даже не останавливала, вернулся. На столе заиграли яркими красками бутылки с вином и шампанским, тортик, фрукты, россыпь всяких рафаэллок-мармеладок и прочих, любимых дамами сладостей. У Сани при виде всего этого округлились глаза.

— Эко ты… С размахом подошел к делу… У Танюшки смена в восемнадцать заканчивается, так что, минут через десять подойдет. Только это… Ну… — бравый вояка вдруг замялся, насупился и глянул настороженно на собутыльника. — Понимаешь…

Васильев дураком не был. Понял. Вытащив из кармана мобилу с дежурной фоткой очередной «невесты», протянул её Сане.

— Моя… — не смог вспомнить, как зовут, и ограничился стандартным, — зайка. Четвертый месяц встречаемся.

— Ишь ты, красота какая, — разглядывал фотку Саня. — Прям Снежная Королева. И где ж таких только находят?

Усмехнувшись, вернул мобилу и уже спокойно принялся разливать по стопкам.

— Лёх, ты пакетик-то не выкидывай. Кинь-ка туда одну из бутылок, фрукты и торт. Пусть Танюша домой заберет. У неё двое птенцов дома, пусть сладкого поклюют.

Танюша оказалась миловидной тёткой лет под сорок. Зря Саня волновался, она так на него смотрела, что сразу становилось ясно — для начохра она и без всяких сладостей все, что хочешь, достанет. По тому, что Танюша не удивилась просьбе, стало понятно, что её уже ввели в курс дела. И Алекс покорно завел повтор своей речи на тему «для чего и почему». Через час женщина ушла домой, пообещав при первой же возможности на своём дежурстве дать почитать историю болезни Коськи. Скептически заявив, что постороннему расшифровать почерк психиатров будет не легче, чем разгадывать военные шифровки. Но Алекс был непоколебим в уверенности, что справится.

После ухода женщины мужчины продолжили общение. Душа требовала продолжения, и вышедший проводить свою даму Саня вернулся обратно с новой бутылкой. Разговоры текли неспешно и вполне душевно, но всё равно все мысли Алекса крутились вокруг Коськи. Его диагноз Танюша так и не сказала, а парнишка тупой занозой засел в нетрезвом мозгу и не давал думать ни о чем другом. Мужчина даже и не пытался задуматься о том, что происходит и зачем ему что-то знать о каком-то левом пацане, зачем ему вообще этот зомбик дался. Он принял свою блажь как данность — ну интересно, значит, так и должно быть.

— Сань, а с чего ты вообще решил Коську в дурку положить? Он натворил что ли чего?

— Ну, опять двадцать пять. Лёх, ты чё не успокоишься-то?

— Ну, бля, у меня в голове не укладывается, что этот малыш мог бы быть опасен. Разве он может кого обидеть. Я ж видел, как он к воющей мелюзге бегал успокаивать. Ну, ни хуя я, Сашок, не понимаю.

— Да успокойся ты, никого он не обидел. Он вообще с детства как котенок — маленький, ласковый. А сюда я его прописал, чтоб он себе не навредил, Лёх. Он для себя опасен — два раза чуть на тот свет не отправился. Сначала таблеток наглотался, его вовремя нашли, еле-еле откачали. Я это дело замял, чтоб в карточке пищевое отравление поставили. А через неделю после выписки я на смену собирался, как Бог подсказал — выйдя из дома, я голову вверх поднял. А на крыше, на самом краю мальчишка мой стоит. Стоит себе, вниз смотрит. Я ж тогда чуть не поседел, веришь, метнулся к подъезду, на крышу пробрался, сморю, стоит ещё. Он мне после-то уже сказал, что прыгнул бы, только ждал, когда дети пройдут. Не хотел их напугать. А ты говоришь — опасен. Я, Лёш, в Чечне так не крался, как по той крыше к нему подбирался. Схватил его, а у него глаза как стеклянные. Честно, думал, он под дурью какой был. Ток не отпускало его никак. Ну, я и сообразил, что дело худо и наркота тут ни при чём. Испугался, честно, вот вроде он мне никто, а не чужой он, свой! А тут такое.

Дрожащими от воспоминаний руками, Саня осушил стопку и, прикурив, продолжил:

— Что делать с ним, не знал, и на работу ехать надо было. Я подумал-подумал, да и забрал его с собой. Вот с тех пор он тут и остался. А диагноз… На кой-мне его диагноз, если я вижу, что мальчонку в себя привели. Он разговаривать начал, смотреть осмысленно, с тобой вон, сдружился. Такие вот дела, Лёх.

Алекс в раздумьях рассматривал, как смешивается дым от их сигарет, переплетаясь в ядовитые хитросплетения и развеиваясь по кабинету. Ну вот и на хуя, спрашивается, ему это надо было? Нет, надо заканчивать с этими психами. Вот переклинит опять, и следи потом за ним, ножи-верёвки прячь. А у самого и без малолетних самоубийц дел по горло. И всё же, резко засобиравшись уходить, он не удержался:

— А чего ему не жилось-то, Сань?

— А ему, Лёх, от жизни по сопатке немало досталось. Вот и не выдержал. Ты не осуждай его, он один на свете со своими бедами, вот и надломило. Ты иди, Лех, пожалуй, время уже позднее. А разговор этот, ты ж понимаешь, строго между нами. На машине своей спокойно заезжай. Я завтра, прям с утра, её в пропускной список внесу. Ты сам-то дойдёшь? Ну, бывай тогда.

Алексей встал молча и, покачиваясь, отправился к себе. В голове крутилось лишь одно — зомбик оказался суицидником.

Первый снег смыло дождем так же, как и решимость Васильева не трогать Коську. Первая же попытка избежать встречи окончилась провалом. Тянуло вниз, к психу, с огромной силой, и сопротивляться ей совсем не хотелось.

Ремонт был окончен, всё расставлено-налажено. Вокруг сновали обустроившиеся сотрудники. Среди «старослужащих» Алекс присмотрел себе толкового зама, и всё, вроде, пошло путём, муравейник ожил и зашевелился. Встречи с дизайнером стали реже, но пару раз в неделю, предварительно кинув СМС, он дожидался Алекса в отремонтированной квартире на Масловке. Васильев сам ему оставил для этого комплект ключей. Несмотря на то, что их сотрудничество было завершено, и Алекс щедро оплатил работу и порекомендовал его услуги знакомым, фактически надолго обеспечив его заказами, отпускать его от себя не спешил. Парень был хорош собой, умел в сексе, удобен, ни на что не претендовал и выдерживал определенную субординацию. В общем, идеальный любовник.

Начохр Саня тоже не подвел, теперь Васильев свободно заезжал и оставлял тачку во дворе дурки у запасного входа в бизнес-центр, ключ от которого достать оказалось проще, чем… объяснить себе, зачем же он каждый день снова и снова спускается вниз и, высмотрев Коську, подзывает его подымить. Зачем снова и снова тонет в его темных бездонных глазах. Зачем, насмотревшись на его зябнущий вид в больничном шмотье, прикупил теплые ботинки и зимнюю одежду. И оставил их в шкафу своего кабинета, не придумав повода, как всучить парню тряпки так, чтобы тот не подумал ничего лишнего. Ничего лишнего… Чего лишнего-то? Алекс ни словом, ни взглядом не давал понять, что заинтересован в Коське. Более того, что у него вообще может быть какой-либо интерес к мужскому полу кроме дружеского и профессионального. Но на незаданный самому себе вопрос «Зачем?» он сам себе отвечал: «Покурить в компании». Да и особо задумываться было некогда — дела шли полным ходом, жернова мололи, фирма бешеными темпами наверстывала вынужденный период спада деятельности, и Алексей с головой погрузился в привычную кипящую суету.

С утра дул сильный северо-западный ветер, спешащие по своим делам москвичи прятались в глубину капюшонов и теплых курток. Алекс, въехав в ворота больницы, увидал Коську в неизменных клетчатых пижамных штанишках и серой куртенке. Парнишка, поеживаясь при порывах ветра, брел вдоль корпусов в сторону старого отделения. Поставив Лексус, Васильев выглянул в окно и обратился к как раз проходящему мимо Коське:

— Здорово, орёл! Как жизнь молодая?

«Орел» неопределенно пожал плечами.

— Кость, да ты ж синий весь! Ну-ка прыгай в машину греться.

Мальчишка молча залез на соседнее сидение и вытянул обветренные ладони навстречу теплому воздуху.

— М… Хорошо.

— То-то же! А ты чего в таком виде по улице бродишь?

— В лабораторию ходил кровь сдавать. Со всеми опоздал, пока завтраки получал на пищеблоке, пришлось самому идти.

— Ясно. Значит так, посиди тут немного, погрейся пока. Я быстро.

Не дожидаясь согласия, мужчина вышел из машины и решительно зашагал к своему зданию. Подняться и взять купленные вещи было минутным делом. Открыв дверь со стороны парнишки, он сунул на колени весьма объемные пакеты. И, нырнув обратно в теплое нутро машины, с удовольствием посмотрел на «оттаявшего» порозовевшего парня.

— Что это?

— Одежда. Нормальная теплая одежда. На улице зима, а ты ходишь полуголый. Куда только смотрят эти ваши медики-педики.

Коська, до этого доверчиво глядевший на мужчину, вдруг нахмурился и отрицательно мотнул головой:

— Нет, спасибо, не надо. Я это не могу принять.

— Это еще почему?

— А с чего бы ты мне такие подарки делал?

— Ну, в благодарность за оказанную услугу.

— Какую услугу? — Коська испуганно глянул на Алекса между зажатыми в руках пакетами.

— Кость, ты чего мандражируешь? Благодаря тебе я могу не беспокоиться о своем джипе. Почему я не могу хоть таким образом оказать тебе ответную услугу? Опять же, у тебя днюха скоро, ты в чем собираешься отмечать? В этой милой синей пижамке? На следующий же день сляжешь с воспалением, это я тебе точно могу сказать. Так что, давай не дури, бери пакеты и иди примерь. Если что не подойдет, я сгоняю и поменяю на нужный размер. Давай-давай, марш в отделение, пока тебя с собаками искать не кинулись. А то мне твой Саня быстренько въезд сюда перекроет.

— Мой? — Коська напрягся и вдруг воскликнул. — Он не мой! Ты что такое говоришь!

— Я? Ничего. Не твой, так не твой. Ты чего сегодня такой колючий? Запиши номер моего мобильного. Как померяешь, отзвонишься и скажешь, подошло или нет.

Внеся продиктованный номер в свой телефон, Костик отправился в отделение, а Алекс к себе. Выдрессированные подчиненные даже не обратили внимание на хождение босса туда-сюда, а если кто и заметил, то выкинул из головы. Раз хозяин сам куда-то ходит, а не посылает секретаря или курьера, значит, так и надо.

Через полчаса раздался звонок, и высветился незнакомый номер. Звонивший Коська довольным голосом сообщил, что одежда замечательная, всё подошло, только ботинки оказались малы. Алекс предполагал подобное, всё-таки с размером обуви он тыкал пальцем в небо. Сегодня он был слишком занят, а вот завтра вполне можно выкроить время на зомбика. И мужчина пообещал, что завтра они разберутся с ботинками, а пока пусть Коська сидит в отделении, нечего по холоду ходить, ноги морозить. Сбросив вызов, он самодовольно улыбнулся и сохранил определившийся номер.

На следующий день мужчина приступил к задуманному. С утреца, дав сотрудникам ЦУ, он спустился в психушку и отыскал Саню. Начохр поначалу заупрямился, мол, нельзя пациентов никуда увозить. Только родственники могут больного забирать из отделения. Но Алекс включил Лёху-своего-в-доску-парня и популярно объяснил, что без зимних ботинок ну никакой жизни Коське нет. Саня почесал лоб и дал добро:

— Лан, вечерком, после ужина езжайте, а медсестрам Коська пускай скажет, что ко мне идёт посидеть.

— И часто он к тебе ходит «посидеть»? — вырвалось у Алекса.

— Не, вообще не ходит. Он давно ни с кем не общается толком. А почему спрашиваешь?

— Да нет, ничего. Просто, вдруг к тебе ринутся искать.

— Не ринутся, меня тут все знают. Но перед отъездом свистни мне, чтоб я знал, что вы уехали.

— Ок.

Всё шло как по маслу. И вечером, махнув рукой стоящему у ворот Сане, Костик запрыгнул в Лексус.

— Ух, здорово!

— Пристегивайся, погнали. Кось, как же это тебе удается так Саней вертеть?

— В каком смысле?

— Во всем, что касается тебя, он сдаётся без боя. Наверное, нет ни одного человека в больнице с такой вседозволенностью.

— А, ты об этом. Это не я им верчу, это его чувство вины мучает.

— Что так?

— Считает себя виноватым во всем, что со мной произошло.

— В чем же?

— Неважно, — сказал, как отрезал.

Алексей решил больше ничего не спрашивать, видя, как сошлись на переносице Коськины бровки. Затянувшееся молчание нарушил сам робко озирающийся Костя:

— Вы похожи.

— Кто?

— Вы, два Лекса. Лекс-ус и А-лекс, — мальчишка улыбнулся. — Сильные, красивые. Вам никто дорогу не осмелится перейти.

— Хм… Чтобы нам что-то перейти, нас ещё догнать надо, — Васильев польщенно улыбнулся.

Обстановка разрядилась, и дальше они уже свободно болтали о том, о сем. Подъезжая к торговому центру, Васильев уже забыл, что рядом не приятель, не любовник, а малознакомый мальчишка-суицидник. Они прогуливались между павильонами, перебрасывались шуточками, и Коська явно чувствовал себя комфортно. По виду, ему было не впервой ходить за покупками по дорогим магазинам. Лекс вдруг понял, что по сути ничего не знает о парне, как он жил раньше, кем были его родители. Если он его увидел в больничной пижаме, это еще не значит, что до этого тот был оборванцем.

— Лекс!

— Что?

— Блин, Лекс, я забыл коробку с ботинками! — Коська побитым щенком оглянулся на мужчину, враз растеряв всю смешливость.

— И поэтому я сейчас наблюдаю на твоём лице вселенскую скорбь? Кось, не парься. Шагай в вон тот павильон, там хорошая обувь.

— А?..

— Отдашь кому-нибудь, кому подойдет по размеру. Кось, улыбнись, это все фигня!

— Ага. Как там: «Пустяки, дело-то житейское».

— Именно, малыш. Пошли низводить вон ту симпатичную продавщицу.

Вечер удался. Мобилу, после пары надоедливых звонков, Алекс отключил. Впервые за несколько лет. Всё подождет.

Васильев, улыбаясь, наблюдал за парнем, со скрытым удовольствием подмечая какие-то мелочи, жесты, движения. Как цветы собирая его улыбки и блеск глаз, постепенно понимая, что зависает, не может отвести взгляда от худенькой фигурки. Коська, придирчиво отобрав себе ботинки, уселся мерить, а Алекс уставился на его оголившуюся поясницу, показавшуюся над натянувшимися брюками. Напряжение, собирающееся в паху, было однозначно неуместно, и мужчина прикрыл выступающее возбуждение так вовремя переданной ему на хранение Коськиной курткой.

Когда же парнишка стал выбирать себе джинсы и, выходя из примерочной, крутиться перед зеркалом у него на виду, мужчина не выдержал. Это уже было чересчур и, оставив Коську мерить дальше, вышел под предлогом необходимости посетить туалет. От скопившегося в паху возбуждения было уже больно. Смотреть на мальчишку определенно было нельзя, но не смотреть просто невозможно.

Ботинками Коське они не ограничились, прикупив еще и шмоток, и кое-что Васильеву. Довольны были оба. Коська обновками, а Алекс восторженным выражением лица паренька, горящими глазами и широкой улыбкой.

— Лекс, домой?

— Да, пора, — Васильев закинул пакеты с покупками на заднее сиденье, и они, по-прежнему перешучиваясь, поехали. Следя за дорогой, мужчина поглядывал на улыбающегося парня. Было легко и уютно и безумно хотелось поцеловать это глазастое чудо прямо в красные обветренные губы.

Приехав, Алексей вылез из машины и, начав доставать пакеты с покупками, понял, что что-то не так. Костик не вылез из джипа. Открыв дверь с его стороны, мужчина наткнулся на настороженный взгляд паренька.

— Ты чего, Кось, вылезай.

— А куда это мы приехали?

— Как куда, домой.

— Зачем?

«Зачем?» — и Алекс понял, что для парня дом — дурка, а он, забывшись, приехал к своему дому. Надо было выкрутиться.

— Я тут живу. Вылезай, Кось, мы быстро. Я только заброшу свои коробки, и перекусим слегка. Пока ты джинсы выбирал, я нам салатиков и пиццу взял. Свои покупки тоже бери — будет странно, если ты вернешься в отделение, типа от Сани, увешанный коробками.

Нагрузившись покупками, они поднялись домой. А там их ожидал сюрприз. В квартире горел свет, а на звук открывающейся двери из ванной вышел фактически голый молодой мужчина. В одном лишь чудом удерживающемся на стройных бедрах полотенце. Дизайнер, а это был он, улыбаясь, протянул руки, чтобы помочь Алексу с пакетами.

— Привет, — и тут заметил Коську. В замешательстве замер, вытянутые руки опустились, улыбка медленно сошла с лица. — Извини, если я не вовремя. Я предупредил сообщением о своём приходе. Сейчас уйду, не буду мешать.

— Да, иди, Дим. Я просто не видел СМС. Кось, заходи.

Но Коська стоял в дверях и молча рассматривал мужчину.

— Кось!

Юноша перевел взгляд на Алекса и снова глянул вслед ушедшему в комнату полуобнаженному мужчине.

— Лекс, это кто?

— Неважно, он уже уходит. Пойдём перекусим, и я тебя обратно отвезу.

— Не, зачем его выгонять. Пускай с нами посидит.

— Кось, — мужчина на ходу придумывал, как бы поэтичнее обрисовать мальчишке ситуацию. Совсем не светило напугать Коську своей голубизной из-за какого-то идиота, не вовремя решившего перепихнуться. — Он сюда не кушать пришел. Пускай идет.

— Алекс, пожалуйста…

— Ладно-ладно! Дим, ты оделся? Иди к нам!

Ужин прошел почти в полной тишине. Коська, наскоро выпив чаю с пиццей, ушел потрошить коробки с покупками. Сложил все в обычный пакет и выжидающе встал у входной двери. Ехали молча, паренек отзвонился начохру, что возвращается и выскочил из машины, как только подъехали к больничным воротам, бросив Алексу:

— Спасибо за всё.

Заезжать мужчина не стал, проводив глазами убегающую фигуру. Вечер был подпорчен, но дома ещё оставался дизайнер.

Бросок до дома. Дима дождался, так и не встав из-за кухонного стола. Быстрый взгляд поверх чашки с остывшим чаем. Без слов. Встал и двинулся навстречу, снимая на ходу рубашку, майку. Рывком прижался и послушно подставил беззащитную шею. Тиски-объятия, поцелуи-укусы, нежность на грани грубости, ласки на грани наказания. Шаг, и комната. Шаг, и кровать. Скинув прочь одежду, скинуть прочь и мысли о третьем. Дмитрий не хотел так, но теперь поздно что-либо менять. Осталось только взглянув на Алекса, настойчиво поймать его взгляд, всмотреться, запомнить и покорно повернуться спиной. Принять чужую ярость, чужую страсть, горячие губы, терзающие шею и плечи, жадные сильные руки, сжимающие поясницу и заставляющие прогнуться еще и еще сильнее. И в мучительно-болезненном удовольствии уловить что-то новое в партнере, что-то, предназначенное для другого…

Выйдя из ванной, Васильев обнаружил, что остался в квартире один. На столике лежала связка ключей и записка: «Не хотел, чтоб так вышло. Он очень мил. Прощай». Алекс со злостью смял записку и отшвырнул в сторону.

— Идиот!

Этот звонок оказался неожиданным. Спустя две недели после разговора у Сани, когда Васильев уже и думать забыл о нём, позвонила Татьяна. Коротко поздоровавшись, она велела подойти к ней в отделение, часов в восемь вечера. Интереса идти не было, но все начатое надо доводить до конца. Негласное правило, не нарушаемое Алексом, давно оправдало себя, не раз доказывая свою обоснованность.

Ровно в двадцать часов мужчина стоял у двери старого здания, с интересом оглядываясь по сторонам. Старинный двухэтажный особняк имел довольно плачевный вид — кое-как покрашенные стены, красивый резной наличник местами потрескался, а то и отвалился, ступени требуют ремонта. Дверь оказалась открыта, кто-то подложил кирпич, чтобы не захлопывалась. Алекс зашел внутрь и, без труда найдя медсестринский пост, увидел Татьяну.

Женщина была права: разобрать сходу написанное врачевателями душ не получилось. Но уже заинтересовавшийся мужчина отступать не захотел. Пустив в ход все свое обаяние, он заговорил-запутал, и потерявшаяся в его красноречии Татьяна сама не поняла, как разрешила взять историю болезни почитать минут на десять. Лишь растерянно прошептав:

— Если кто узнает, что истории нет в отделении, я останусь без работы.

— Не вопрос, через десять минут будет на месте.

Он сунул документ под куртку и вышел из отделения. Офис уже пуст, новенький ксерокс формата А3 быстро копировал исписанные листы. Лекс не имел представления, что именно ему может быть нужным, и просто отксерил все подряд. Отнёс историю болезни обратно и со словами благодарности и заверениями, что всё в целости и сохранности, показал Тане взглядом на выглядывающий краешек вложенной красной банкноты, равной трети её заработной платы. Она удивленно глянула на него и попыталась сунуть меддокументы ему обратно. Осознав, что делает, снова прижала к себе и растерянно опустила руки. Алекс улыбнулся и чуть слышно произнес:

— Всё в порядке, Танюш. Это просто «спасибо», что не забыла мою просьбу, — и уже нормальным голосом. — Что-то Коську не видно.

— Я его в детское отделение послала, помочь медсестре, — Таня многозначительно подняла брови. — На всякий случай.

— Это правильно, — кивнул. — До свидания.

Сложив ксерокопии в папочку и кинув со всеми бумагами на пассажирское сиденье, Алекс поехал домой. Интимных встреч больше не намечалось, и поэтому, спокойно поужинав, он с чашкой кофе уселся в домашнем кабинете, чтобы, спокойно перечитав, ознакомиться с документами. Ничего особенного — несколько договоров, квитанции, копии свежих рекламных макетов, требующих его резолюции и… копии Коськиной истории болезни. Тщательно изучив рабочие материалы, Васильев добрался до больничных.

Расшифровать написанное показалось невозможным. Русские слова, вперемешку с латинскими, создавали визуальное впечатление детских каракулей, а с трудом разобранное «реактивная депрессия» ему почти ни о чем не говорило. Сразу откинув температурные листы и анализы, Алекс принялся листать дневник врачебных наблюдений, и вдруг, среди рукописных листов показались листы с печатным текстом. Решив следовать по пути наименьшего сопротивления, Лекс собрался начать чтение с них и, сложив их по нумерации, понял, что решение принял верное. Перед ним, ни много, ни мало, лежало заключение судебной экспертной комиссии. Лекс усмехнулся:

— Саня, Саня. А говорил: «Мухи не обидит». Не такой уж и безобидный, оказывается, этот котенок.

И, продолжая улыбаться, он погрузился в чтение. Сначала были общие, явно стандартные формулировки, ему ни о чем не говорящие. Затем шло описание испытуемого, информация о его успеваемости в школе, характеристики и непосредственно упоминание уголовного дела.

«Амбулаторная первичная комплексная судебная психолого-психиатрическая экспертиза на Трофимова Константина Викторовича, 24.12.1990 года рождения, являющегося потерпевшим в уголовном деле №85358 по признакам преступления, предусмотренного ст.132 ч.1…»

«При проведении экспертизы использованы методы клинико-психопатологического исследования в сочетании с анализом данных соматоневрологического состояния и методов экспериментально-психологического исследования. Из материалов уголовного дела, амбулаторной карты развития ребенка и со слов подэкспертного известно следующее. Наследственность психически не отягощена. На учете у психиатра и нарколога не состоит…»

«Как следует из материалов уголовного дела, 24.06.2008г., около 20 часов, обвиняемый, находясь в состоянии алкогольного опьянения, применив физическое насилие и угрозы смерти, пользуясь беспомощным состоянием Трофимова К.В., подверг его…» 

По мере прочтения улыбка сползала с губ. Рот сжался в напряженную узкую линию. Такого Васильев не ожидал.

«На основании изложенного комиссия приходит к заключению, что потерпевший Трофимов К.В. психическим расстройством, слабоумием или иным болезненным состоянием психики не страдал и не страдает в настоящее время…»

Такого поворота Васильев не ожидал. Голова шла кругом, он понимал, что что-то упускает. Это что-то кружилось в мозгу, но не хотело оформиться в догадку. Коська был избит и изнасилован каким-то мужиком. Это понятно, неприятно, но черт подери, в жизни и пострашнее вещи происходят. А тут получается, что парень после этого изнасилования с катушек съехал и решил свести с жизнью счеты. Хм… а как этот мужик в квартиру-то к нему попал? Выходит, Костик сам его впустил. Значит, это был кто-то знакомый, может быть, даже друг. Тогда понятна такая болезненная реакция на произошедшее. Опять же, его избили сильно. Нет, вряд ли это был друг. И вдруг в голове полоснуло молнией…

«Я в юности за мамкой его бегал, красивая была девчонка. Коська в неё пошел — черненький, глазастый».

«Он не мой! Ты что такое говоришь!»

«Это не я им верчу, это его чувство вины мучает. Считает себя виноватым во всем, что со мной произошло.

— В чем же?

— Неважно».

«Он не мой! Ты что такое говоришь!»

«Он не мой.»

Александр… Сомнений быть не может, слишком много совпадений.

— Су-ука! Сидел, заботливого строил урод! А сам… Ну, доберусь я до тебя. Пиздец тебе, гнида!

Лекс вскочил и, отбросив в сторону листы, рванул в прихожую одеваться. Уже стоя в одном ботинке, сообразил глянуть на часы. Те, будто издеваясь, показывали час ночи. Мужчина зарычал в бессильной злобе, но делать нечего, принялся снимать ботинок. Как бы не задерживался на работе начохр, даже во время ночного дежурства своей Танюши, в час ночи он точно уже дома. Ничего, завтра будет день. Завтра этому выродку не поздоровится.

Заставив себя принять душ и улечься в постель, Лекс ещё долго ворочался в попытках уснуть. Из головы никак не выходила подлость бывшего вояки. Даже привыкшего, во время боёв за место в жизни, ко всякому дерьму Лекса покоробило произошедшее с Коськой. Ведь не кто-то там, а почти друг — человек, знакомый с детства.

Утро немного освежило голову, и ярость несколько поутихла. Добравшись до офиса, мужчина уже хладнокровно поинтересовался на въезде в ворота дурки, на месте ли начохр. Саня сидел у себя в кабинете, ковыряясь в ворохе бумаг и отдавая по телефону распоряжения. Васильев молча вошел, уселся напротив и, не мигая, уставился на мужика. Тот сначала, увидев Алекса, заулыбался, протянул руку для рукопожатия. Но улыбка быстро сошла при виде выражения лица гостя, даже не подумавшего подать руку.

— Здорово, с чем пожаловал?

— Рассказывай.

— Что?

— Всё. Я знаю про Коську. Рассказывай и лучше не ври, я и так уже на пределе.

Саня окончательно «завял» и уселся обратно.

— Откуда?

— Не твое дело.

— Может, и не моё, но хочу знать, что за трепло завелось поблизости. Коська не сказал бы сам. Нечего парню жизнь портить длинным языком.

— Языком? Ты ему, поди, не языком портил! Зубы мне не заговаривай. Рассказывай!

— Больше, чем я себя сам, тебе меня не упрекнуть. Но я как могу, так и искупаю свои ошибки.

— Думаешь, он тебя простит?

— Уже простил. Это ж Коська. Что именно ты от меня услышать хочешь?

— Хочу понять, как ты мог так с ним поступить. Он же доверял тебе. Что ж ты за гад такой, что б мальчишку насиловать!

— Ты охуел?.. Я?.. Да что ж вы за люди-то такие?!

Лицо Сани налилось кровью, казалось, мужик сейчас или взорвется, или что-нибудь сломает.

— Не трогал я его! Ни пальцем! Да мне в голову подобное не могло прийти! Я ж к нему с душой… Как к сыну почти! — начохр, не выдержав, с силой сжал правую руку в кулак и грохнул об стол.

В кабинет тут же заглянул один из охранников и настороженно обратился к своему начальнику:

— Александр Сергеевич, помощь нужна?

— Нет. Всё в порядке, Олег. Проследи, что б меня часик не беспокоили.

Парень зыркнул в сторону Алекса и исчез за дверью.

— Рассказывай. Я никуда не спешу, — Лекс решительно устроился на свободном стуле, положив ногу на ногу и выжидательно вперившись взглядом в нахохлившегося мужчину.

Саня нервно взъерошил свою гриву и начал:

— Я ведь и не знал даже, что он гей, пока всё это не произошло.

— Что не знал? — Алекс чуть не привстал от удивления.

— Ну, что он из этих… голубых, или как их там, — Саня развёл руками. — Ну что, теперь не возьмешь его к себе?

— Ты о чём?

— Я ж не знаю, как ты теперь к нему отнесешься. Скажешь ещё, пидары тебе в работниках не нужны.

— Мне?

— Да брось ты, я тоже не круглый дурак. Какой из тебя «офисный планктон»? Плох я, что сразу не разглядел в тебе начальника. Повадки-то хозяйские никуда не спрячешь. Ты, конечно, странный, но у богатых свои причуды. А что носишься как распоследний курьер, так кто вас, олигархов, знает — что у вас на уме. Кто со свитой ходит да на вертолете летает, а кто как ты — темным кардиналом трётся. Пресмыкаться не буду, сразу говорю. Не нравлюсь — не навязываюсь. У меня своих начальников хоть жопой жуй.

— Да чё уж. Нам с тобой, после наших брудершафтов, поздно на Вы переходить.

— Потому ты мне сейчас руки не подал? — Саня зло усмехнулся.

— Не гони. Ты понял, почему не подал, — Лекс поморщился. — Если не ты его, то кто тогда? И при чем ты, в таком случае?

Саня снова сник и уже покорно, не смотря на Лекса, стал рассказывать:

— Я любил его мать. Очень. Но Света выбрала другого. Я не лез к ним и лишь, когда они её родителей навещали, наблюдал со стороны, как она живет — как родила, как малыш рос. А когда её родители умерли, они перебрались жить в её квартиру. Тут-то мне и вовсе некуда было деваться — всё на виду, все всё про всех знают. И оно бы ничего, да видать, Виктору кто-то доложил, что я у неё когда-то в женихах ходил, и он ревновать стал, сцены ей закатывать. Я, чтоб не нагнетать обстановку, лишний раз даже не смотрел в её сторону. А Коська… Он же как Светкина копия, а я бобылём жил, одинокий, вот и радовался, на него глядя. Как в отставку вышел, сдружились мы — то на машине его покатаю, то на рыбалку сходим. Светлана не против была, отпускала его со мной. Когда её не стало, это для всех ударом было. Я-то ладно, а Коська, хоть и подрос, а очень тосковал. Витька так и вовсе запил. Серьёзно запил. Я стал замечать, что Коська сам по себе рос. Мог на улице сидеть один — голодный, замерзший, ждать, пока отец уснёт. Стал его прикармливать, одежкой снабжать по возможности. Мальчишка смышлёный, придет бывало, со школы, перекусит и за уроки садится. Сидит часами, учит, считает что-то. Школу окончил отлично, в институт какой-то поступил даже. Я радовался за него, будущее ему прочил хорошее. А Виктор всё пил и пил. Без работы остался, стал вещи из дому таскать. Даже Коськины. Собутыльников домой водить. Как-то раз я Коську на лавочке застал с носом расквашенным и в синяках. Разозлился я тогда, пошел к Витьке, тряханул его легонько, объяснил, что с ним сделаю, если Коську ещё тронет. А он пьяный, грязный, верещит… Тьфу! Противно стало — швырнул пьянь эту на пол и пошёл вон, а он мне в след давай кричать: «Что, жены моей не стало, ты за Коську взялся? Пидарасы грёбаные!» Мне б тогда прислушаться, а я идиот, решил — это бред пьяный. Ну тупой же, бля, оказался.

Васильев слушал молча, не перебивая. А Саня всё говорил и говорил, и стало ясно, что всё это у него уже давно наболело.

— Вышел от него, велел Коське учебники дома забрать и ко мне. А сам пошел домой ужин мастерить. А тут футбол по телеку, как на грех. Я и не заметил, что несколько часов прошло. Очнулся — а Коськи до сих пор нет. Спохватился, кинулся из квартиры — на улице его нет. Пошел к ним домой, а там…

Саня вдруг замолчал и торопливо стал шарить в столе. Какими-то суетливыми, не характерными для него движениями. Откуда-то из недр старого, явно совкового стола достал две стопки, из шкафчика — бутыль.

— Выпьешь?

— Нет.

— А я выпью.

Саня налил стопку, махом её выпил и, убирая всё со стола, продолжил рассказ, так и не глядя на Алекса.

— Дверь оказалась не заперта, Коська лежал в кухне на полу. Почти голый, лишь от майки лохмотья, и кровь на ногах, на полу… Истерзан он был весь, но я сразу понял, что произошло. Дальше меня перекрыло, по-ходу. Плохо помню, что делал — оказал ему первую помощь, вызвал неотложку. Ментам-то я не собирался докладываться, хотел по-тихому самому разобраться. Но их вызвали медики. Дело-то такое нехорошее, менты быстро среагировали, и понеслось — меня прям из больницы забрали, — допросы, объяснения… Пока Витьку не притащили в отделение, я всё ещё не хотел верить, что это он. Считал, собутыльники его. Думал, найду его, прибью, что не уследил. А тут ясно стало, что это я не уследил. А этот урод трезветь начал. Сидит лоб здоровый, слёзы по морде размазывает крокодильи. Меня отпустили, но я узнал от следака, как дело было. Коська отцу признался, что он… Что он мужиков предпочитает. Этот козёл ему и въебал, а тут я такой, на белом коне нарисовался. Витька решил, что мы любовники, и я поэтому его кормлю-одеваю. Что морщишься, сам-то сейчас в чем меня обвинял?

— Сань…

— Проехали. Когда Коська вернулся в квартиру за вещами и сказал, что ко мне уходит, тот на него и накинулся. Сначала отмудохал, а потом, как он ментам заявил, в воспитательных целях, чтоб выбить из него пидорскую дурь, он его…

Саня не смог произнести и, наконец, поднял глаза на Лекса:

— Что мог мальчишка против здорового пьяного мужика? Ничего.

— Поэтому он решил покончить с собой, из-за отца?

— Не только. Пришла беда — отворяй ворота. Витьку в изолятор отправили, я Коську в больнице навещал, он уже тогда стал сдавать, к нему психолог ихний ходил, да видать, без толку. А как его выписали, вдруг Витькины родичи повадились к нему ходить нервы трепать.

— Что хотели?

— Хотели, чтоб он заяву забрал. Давили на него, целые трагиспектакли устраивали. Павликом Морозовым выставляли. Довели мальчишку до нервного срыва. Он бы и готов был уже забрать, ток дело уже не в нём было. Акт из больницы был составлен подробно, я в свидетелях недаром, да и менты попались нормальные мужики, не купились на взятки. Вот тут-то они и взбеленились окончательно, особенно мать и брат выблядка этого. Измучили Коську совсем, а когда я вмешался и стал их гонять, заявили, что он им больше не родня и они его больше знать не хотят. А бабушка та ещё сука оказалась, напоследок, прям при мне выдала, что он, извращенец разэтакий, Витьку сам соблазнил, а теперь, пока её сынок в тюрьме страдает, Коська содомию в квартире развёл. И всё, мальчик мой совсем потемнел. Он и так-то после Светланиной смерти не оправился, а тут всё это навалилось. Остальное ты и сам знаешь.

Саня замолчал и, поставив локти на стол, уткнулся на пару секунд лицом в ладони.

— Не знаю откуда, Лёх, ты взялся на нашу голову, но я молиться на тебя готов был — он же тянется к тебе, в себя пришел, зашевелился. И теперь, когда ты всё знаешь, тебе и карты в руки. Не нужен тебе такой багаж, лучше сразу отодвинь его от себя, не давай пустой надежды. Особой нужды в работе у него нету, моей зарплаты на двоих хватит.

Лекс молчал, паззлы в его голове рассыпались окончательно, и вернуть их на место не представлялось возможным.

— Лёх, кто стуканул?

— Никто.

— Ты не понимаешь…

— Хватит, Сань! Всё я понимаю. Никто не говорил, успокойся. В его истории болезни экспертиза по уголовному делу есть.

Васильев встал и направился к выходу.

— Лёх!

Алекс обернулся у самой двери.

— Ты так ничего и не сказал.

— Я ещё ничего и не решил. Мы с тобой не погоду сейчас обсуждали, так ведь? Не бойся, не такой уж я монстр, как ты думаешь. Зазря парня не обижу, — он открыл дверь и почти бегом выскочил наружу.

Морозный воздух обжег разгоряченное лицо, и Алекс с наслаждением наполнил им лёгкие. Хотелось забыть всё, что только что узнал, вычеркнуть эту грязь из своей памяти. Захотелось, чтоб колючий северо-западный вымел из головы эти чёртовы паззлы, как прошлогодние листья. Он не мог уже ничего изменить, багаж у Коськи и впрямь оказался неподъёмным. С таким «багажом» немудрено с крыши сигануть, но мальчишка выжил, и как Саня сказал: «Тянется к тебе». Тянется он… Мало ему досталось что ли, что он выбрал самого наихудшего претендента, чтоб… тянуться. Лекс швырнул куда-то на газон так и не выкуренную сигарету и направился к офисам.

«Смог зомбик, смогу и я», — решил он. — «Глядишь, вместе и «багаж» нести легче будет, а если испугается и сбежит, так тому и быть».

День не задался с самого утра. Подтвердился прогноз, что один из заказов не успевают выполнить в срок. И пусть задержка была не по вине фирмы, а по вине таможни, надолго задержавшей партию дополнительного оборудования для производства рекламных изделий из пластика. Все равно без него они не уложатся в оговоренные сроки. И неприятность была даже не в выплате неустойки клиенту, не такой уж и дорогой это был заказ — дело в темном пятне на безупречной репутации фирмы. Этого Лекс никак не должен был допустить. Поэтому с утра не выпускал из рук телефона и гонял сотрудников как сидоровых коз, лишь раз не сдержавшись и наорав на нерасторопного зама. Которому он и так уже дал задание на всем готовом, собственнолично обзвонив всех важных в этой сфере людей и выискав нужные выходы для незамедлительного решения проблемы, пусть и за довольно-таки крупную сумму. Подключив всех для ускорения доставки и установки, Лекс было успокоился и собрался сходить к зомбику вниз. Но не тут-то было, неожиданно позвонила «невеста», чтобы напомнить, что скоро Новый Год и Рождество, а он совсем забил на светские мероприятия. И будет совсем нехорошо, если ей придется одной ходить по модным тусовкам и праздничным вечеринкам.

Не то чтоб Лекс совсем забыл о праздниках, нет, он давно уже отдал необходимые указания по проведению новогоднего корпоратива, да только вот самому ему совершенно не хотелось сейчас никаких клубов и визитов. Но «невеста» была права — им обоим надо было периодически держать лицо в свете софитов. Чем чаще имя на слуху, тем востребованнее он кажется потенциальным заказчикам.

Но какие, нахуй, «голубые огоньки», когда все время занято работой, а все мысли крутятся вокруг зомбика.

Быстренько освежив память и вспомнив, что невесту зовут Марго, Лекс сослался на занятость и поручил ей самой связаться с секретаршей и выбрать, какие мероприятия им надо посетить. Секретаря он тут же проинструктировал, чтоб соглашалась внести в график только самые важные и перспективные вечеринки. И наконец-то позвонил Коське, что спускается на перекур.

Их общение продолжалось на том же уровне, ни на шаг не продвинувшись. Теперь, зная, что парень гомосексуален, Лекса будто ещё больше потянуло к нему, разговоров во время недолгих встреч стало не хватать. Организм весьма однозначно реагировал на вынужденное воздержание и близость желанного парня. Хотелось большего, и Лекс прекрасно отдавал отчет, что долго ему не продержаться. Выдержки изображать из себя доброго дяденьку становилось все меньше.

Через день у Коськи будет День Рождения, и Лекс возлагал на этот день немалые надежды. Конечно, Коська не девочка, «лепестками белых роз» ему ложе устилать было бы глупо*, но у парня сильная травма как раз по постельной части, а значит, легкого доступа точно не будет. Наоборот, каждое действие надо продумать, чтобы не навредить, чтобы не сделать хуже и не потерять доверие зомбика. Трудностей Лекс не боялся, при мысли, что долгожданное тело надо «заслужить», в крови просыпался азарт. Он уже не раз мысленно обыгрывал возможные варианты обольщения, но до сегодняшнего дня не определился, на чем остановиться. От дорогого подарка Коська наверняка откажется, от обычного — Лексу никакой пользы в соблазнении не будет. Пригласить парня в кино — пошло, в театр — скучно, в ресторан — тоже не вариант, мальчишка может почувствовать себя не в своей тарелке и зажаться. Сразу привезти его домой нереально — парень не глуп и может испугаться раньше времени, получив такое приглашение. Перебирая не первый десяток идей, Лекс решил не изобретать велосипед и, следуя по пути наименьшего сопротивления, пригласить Коську в клуб, напоить, развлечь, и когда мальчишка расслабится, заявить, что слишком поздно для возвращения в больницу. Всё, отступать некуда — Коська в его квартире, в его постели. Дальше дело техники — алкоголь, юношеская гиперсексуальность и опытный любовник достаточные аргументы для хорошего секса.

У Лекса аж скулы свело от мыслей подобного рода, а стоящий рядом мальчишка, ни о чем не подозревая, неспешно выдыхая ядовитый дым сигареты в морозный воздух и спокойно поглядывая на него, крутился на месте вокруг своей оси, подошвой нового ботинка вытаптывая в снегу цветок. Была у него такая забавная особенность, белое полотно снега не оставляло его равнодушным, и после каждого перекура на очередном заснеженном участке появлялись то такие вот цветочки, то «след трактора», то непонятные надписи или рисунки. Лекс готов был поспорить на что угодно, что в детстве Коська ещё и валялся в снегу, создавая «ангелов» и лепил всяких там «снеговиков» и «снежных баб».

— Кость, какие у тебя планы на послезавтра?

Нога замерла, не доведя лепестки до конца круга.

— Я приглашаю тебя в клуб. Это будет мой подарок. Ничего пафосного, но вполне приличное заведение, твоих друзей возьмём с собой.

— Извини, Лекс, — ботинок продолжил свой путь, — нет. Из больницы меня никто не выпустит всё равно, а друзей у меня давно нет. Послезавтра вечером мы посидим с Саней у него в каморке, и ты приходи, если захочешь. Я буду рад.

Коська грустно улыбнулся, бросил окурок в центр цветка и побрел прочь, оставив Лекса в одиночестве скрежетать зубами.

Последним гвоздём в крышку этого дня оказалось предупреждение секретаря о том, что светская жизнь босса начинается уже завтра вечером, а со списком всех последующих мероприятий она ознакомит его через двадцать минут. Лекс понял, что сопротивление бесполезно сразу после слов, что его личный водитель и охрана в одном лице уже предупрежден и завтра заступает к своим непосредственным обязанностям — возить и вытаскивать шефа целым и невредимым с гулянок. Надо ли говорить, что после этого день сразу испортился и у большей части служащих, на свою беду попавших под горячую руку босса. Зато резко прорезавшееся трудовое рвение коллектива пошло на пользу как отвоеванным наконец-то станкам, так и фирме в целом.

 * * *

Лексу было скучно. Бокал опустел, и, сменив его на новый у снующего по залу персонала, он лениво осматривался вокруг. Этот вечер был явно важен для Марго, все эти фэшн-фигешн Лекса волновали мало. Для отбора моделей на рекламные съемки у него работали опытные специалисты, для отбора моделей себе в постель связи в мире моды не нужны были от слова «совсем». Вокруг сновали расфуфыренные дамы, экстравагантные модельеры и всех цветов и оттенков худосочные модельки обоих полов. Марго чувствовала себя в этом окружении как рыба в воде и, горделиво продемонстрировав Лекса местным ценителям, умотала обсуждать с пергидрольной девицей презентацию коллекции какой-то знаменитости.

Лексу это было на руку, Марго его утомляла, но тут же обострившееся внимание к его персоне окружающих красоток нагоняло скуку. Даже несмотря на то, что, как смог разглядеть Лекс, часть этих красоток была явно не женского пола, а недотрах давал о себе знать, все эти липнущие мальчики интереса не вызывали. И всё же, отправив Марго домой на такси, в последний момент он подцепил одного из них. Худенький женственный брюнет с густо подведенными глазами с первого же намека довольно заулыбался и, кокетливо поведя плечиком в блестящем топе кричаще-яркой расцветки, выглядывающем из-под пальто, последовал за Лексом в машину.

Ни в собственный дом, ни в квартиру на Масловке этого попугайчика везти не хотелось. В другой раз Лекс не погнушался бы разложить того прям в машине или тупо дать ему отсосать, но сейчас за рулем сидел охранник, поэтому он велел ему ехать к ближайшей знакомой гостинице. Мальчишка его разочаровал почти сразу. Он старательно показывал «товар лицом», жеманничал и принимал обольстительные позы, игриво закусывал губки и многообещающе демонстрировал свою готовность дарить удовольствие.

На деле все оказалось лишь хрупким красивым фантиком. В постели «Джек-ки», а как подозревал Лекс, попросту Женька, быстро сдал позиции, по-девчачьи притворившись поленом и лишь жалобно поглядывая на терзающего его тело «папика». Такого напора Джекки явно не ожидал. А Лекс после ухода Димы слишком долго не трахался, чтобы сейчас себя сдерживать для какой-то пидовки. Ничего, пусть знает, что такая готовность следовать за упакованными дядями может привести к конкретным неприятностям. Себя он неприятностями не считал, так как ни боль, ни унижение партнера никогда его не заводили, потому в его арсенале не значились. Но накопившееся напряжение вырывалось из него вполне определенным образом. И втрахивая парня в матрас гостиничного номера, ему не было дела до его стонов и жалобных вскриков. Впрочем, во вкус парнишка вошел быстро и вскоре уже с охоткой подмахивал тощей жопкой, послушно принимая задаваемые ему Лексом позы. Томно прикрывал глазки и охал при особо резких выпадах. Помогать Джекки кончить Васильев не собирался, поэтому просто взял его за руку и направил к члену, намекая на самообслуживание. Кончил тот быстро, и пока Лекс дотрахивал расслабленное тело, стал осматривать себя на предмет повреждений. Синяки определенно будут яркие, уже сейчас они красными пятнами расположились на бедрах и предплечьях. Кончивший Лекс скинул использованный презерватив в стоящую на столике пепельницу и с недоумением смотрел, как с полными слез глазами Джекки крутился перед зеркалом. Его задница тоже явно останется в отметинах. Н-да, силы не подрасчитал, это точно.

— Это как?.. — всхлипнул Джекки. — И что мне теперь со всем этим?..

— А ты чего ждал, что я с тобой как с принцессой цацкаться буду? — перебил его Лекс.

Встав, он подошел к висящему на спинке кресла пиджаку. Достав бумажник, щедро изъял из него пару красненьких купюр и, сунув их парню, небрежно кинул:

— За моральный ущерб и на такси. А теперь сделай так, чтоб я тебя больше никогда не видел.

Джекки оглядел своё испачканное спермой тело, но заикнуться о душе явно побоялся. Пока он, глотая от обиды слезы, одевался и выходил из номера, Лекс, трезво рассудив, что ехать никуда не хочется, а номер всё равно в его распоряжении, сделал звонок шоферу, отпустив его до утра.

_________________________________________________

* «Лепестками белых роз наше ложе застелю…» — Фраза из песни А.Серова. Хит времен юности Васильева.

 

Окно в психушке.

На Коськину днюшку к Сане Лекс всё-таки пошел. Заранее обговорив с начохром, во сколько подойти, он пунктуально явился с тортом и коробкой элитного чая в руках. Вручив купленную в подарок фотокамеру и почти по-отечески обняв довольного именинника, он приткнулся к столу. Вечер прошел спокойно и дружелюбно, на пару с Саней они толкали тосты и бухали. Коська, наигравшись в фотографа, лопал торт, запивая его свежезаваренным чаем, и улыбался, глядя на перешучивающихся мужчин. Изредка отвечая на их добрые подколки по поводу совершеннолетия, он клятвенно заверял, что воспользуется им всенепременно, а сейчас нечего его от торта отвлекать.

Лексу он такой нравился ещё больше — расслабленный, улыбающийся, со смеющимися глазами и измазанными кремом губами. Стоило неимоверных усилий держать себя в руках и отводить прямо-таки примагниченный к нему взгляд.

У Лекса не стояло, нет, всё было гораздо хуже. Член был абсолютно спокоен, неспокойно было где-то в груди, не давая ровно дышать при случайно встретившихся взглядах или при виде облизывающего пальцы парня.

Провожать Коську отправились вместе с Саней. Чтобы у того не было проблем, охранник зашел в отделение как сопровождающий. А Лекс остался стоять один. Вокруг уже давно стемнело, и почему-то не хотелось уходить. Лекс обошел вокруг здания и увидел, как загорелось окно на первом этаже. Решив, что только Коська сейчас мог включить лампу, он подошел ближе и, встав напротив, стоял и смотрел на желтый свет, струившийся из окна. Вокруг поблескивали снежинки, почти сказочно, почти как когда-то в детстве. Морозец пощипывал за нос и голые пальцы рук. А тут за окном, в тепле, находился мальчишка, зомбик, и такая необъяснимая нежность охватила Лекса, что он готов был как в детстве кричать и кидать снежки в окно, призывая выглянуть на улицу. Но вовремя пресек этот порыв, подивившись собственной безумности. Безумности ли?

Не так уж много было выпито, не так уж труслив он был, чтобы списать свои порывы на действие алкоголя.

Лекс оглянулся — на территории больницы было тихо, темно и безлюдно. Горели лишь окна офисов, пара фонарей у больничных корпусов и манящее окно старого отделения. И Лекс стоял, смотрел в это окно, представляя, как Коська переодевается в свою клетчатую пижаму и готовится ко сну. Он не чувствовал, как замерзли руки, как холод стал подбираться к ногам. Он стоял и смотрел. Пока оно не погасло. Тогда только отмер и, не обращая внимания на собственный джип, пешком отправился домой. Хотелось подумать обо всем происходящем. Хотелось обо всем, но думалось только о Коське. И Лекс шагал по ночной, ярко-освещенной улице, уже вовсю сверкающей новогодними украшениями, и задумчиво улыбался собственным мыслям.

Очередное великосветское сборище. Висящая на руке Марго. Снующие представители прессы, стандартный набор поздравлений, закусок и напитков. Искусственные улыбки, искусственная радость, искусственный блеск накокаиненных глаз вокруг. Все это Лекс лицезрел из года в год и относился как к обязательному развлечению, приятной обязанности публичного человека. Но в этом году что-то изменилось, отвратив Васильева от происходящего, и поэтому он молча сидел за столиком и пил, изредка кивая на приветствия знакомых.

Марго, как ни странно, оказавшаяся довольно чуткой, его не трогала и за двоих хлопала выступающим, сверкала белозубой радостью в камеры операторов и развлекала светской беседой соседку по столику то ли невесту, то ли жену какого-то популярного ныне певца. На певцов, их жен и музыку в целом Лексу было плевать, но глядя на молодую скромную женщину, подумалось: «Надо же, в этом скопище гнилых «сливок» ещё не все нормальные люди вымерли». Не то чтоб он причислял публичную элиту к сплошным лицемерам, но и иллюзий давно не питал. Сам такой же. Поэтому вернувшийся после выступления певец, явно искренне обнявший свою женщину, был им приравнен к единорогам. Сказочные существа, все о них знают, все ими восхищаются, но вживую их никто не видел — сказочные же. А Лекс увидел, и на этой мысли понял, что окончательно пьян. Хотелось встать и уйти, но Марго продолжала держаться за его предплечье и при попытке встать наклонилась к уху и тихонько шепнула:

— Ещё полчаса. Пожалуйста, ещё полчаса, и этот балаган начнет расходиться.

— Я заебался смотреть на эти крашеные рожи.

— Алекс, я даже не прошу тебя улыбаться, я прошу просто посидеть со мной. Мы пара, ты не забыл?

— Мне похуй.

— Знаю, милый, знаю. Но за соседним столиком сидит главный редактор «Звездных страстей». Нам же не надо, чтобы он натравил на тебя своих ищеек.

Марго заботливо поправила ему галстук и демонстративно состроила глазки. Лекс недовольно сжал губы и снова принялся пить. Когда наконец всё закончилось, и как они выходили, помнилось смутно. Мешанина бриллиантов, мехов и дамских ручек, подставляемых под его поцелуи, вот и все, что сохранил себе на память пьяный мозг. Верный охранник был тут как тут, не дав упасть лицом перед опостылевшим светским сбродом и задницей перед собственным авто. Доставив Марго к дому и проводив до квартиры, охранник повернулся к начальнику:

— Куда, Алексей Дмитриевич?

А Лексу вдруг безумно захотелось увидеть Коську. Его глаза, его искреннюю улыбку. Алкоголь гулял в крови и побуждал к действиям. И он, не раздумывая, набрал Коськин номер. К его удивлению, тот его энтузиазм не разделял и, тихонько поинтересовавшись: «Лекс, ты чего, пьяный что ли?», категорически отказался встретиться. Пренебрежительно фыркнув на доводы собеседника, он скинул звонок. Лекса перемкнуло:

— Да кто он такой, чтоб нос воротить? Никто! Салага без роду, без племени! Псих! Самоубийца-неудачник!

Он кипел и злился, но дозвониться до зомбика не получилось, тот отключил телефон. И тогда Лекс решил, что в следующий раз выскажет этому щенку всё, что думает о его неприступности и королевских замашках. Тоже ещё аристократ какой выискался, чтобы воротить морду от самого Васильева! От… Лекса! Вот только это «Лекс» почему-то звучало в голове именно Коськиным восхищенным голосом: «Ле-екс…» Васильев глухо застонал и откинулся на спинку сидения, не замечая, что смышленый водила тронулся и направил машину в сторону дома.

На носу заключение важного договора с зарубежной компанией-поставщиком, светит долгосрочный контракт с американскими коллегами. Это был важный шаг вверх, и ничто не должно давать сбоев, а он… Черт! У него, как у спермотоксикозного юнца, все мысли лишь о том, как подобраться к какому-то мальчишке. О том, что о нём думает клиент психушки. Да какая вообще разница, что тот думает! Как оказалось, разница есть. И Лекс поймал себя на облегченном выдохе, когда на следующий день, въехав на территорию дурки, увидел решительно отбросившего деревянную лопату для уборки снега и направившегося к его джипу Коську.

Вместе с холодным воздухом в салон автомобиля ворвался прямо-таки искрящий эмоциями парнишка. И Лекс невольно заулыбался, наблюдая за яркой мимикой и широко распахнутыми от негодования глазами.

— И что это вчера было?

— Ты о чём? — приподнятая иронично бровь должна была показать полное недоумение.

Но Коська не повелся и рассержено воскликнул в ответ:

— Ты знаешь, о чём я. Что за игры, Лекс?

— Я вовсе не играю, Кось. Просто пытаюсь понять, что ты хочешь узнать на самом деле. Когда человек интересуется, зачем ему звонил ночью пьяный приятель, он не нервничает и не дергается как перед невыученным зачетом. Так что тебя интересует в действительности, Константин?

И тут Коська сорвался на крик. Подскочив на сидении, он развернулся и вперился взглядом в лицо Васильева.

— Лекс, хватит уже вокруг меня кругами ходить! Я не железный! Я же вижу, как ты на меня смотришь. Я с ума схожу, а ты все молчишь. Неужели не видишь, что со мной творится? Я ночами заснуть не могу, у меня твое лицо перед глазами. Ну что ты молчишь?!

— Я настолько очевиден для тебя? — мужчина был готов сделать решающий шаг, но выжидал подходящего поворота в разговоре с мальчишкой.

— Я не знаю, может, и нет. Но я вижу… Чувствую… Я всё вижу и столько всего чувствую, что мне страшно.

— Я пугаю тебя, милый?

— Я не могу объяснить, Лекс! Я сам толком ничего не понимаю! У меня все мысли только о тебе — утром, днём, ночью. Неужели ты не видишь, что у меня рядом с тобой руки отнимаются и сердце выпрыгивает из горла? Я… Я хочу тебя. Молчи, не говори сейчас ничего! Я знаю, что ты скажешь. Я не поеду к тебе, — мальчишка уже не кричал, голос сорвался и снизился до шепота, до каких-то умоляющих, нервных нот.

— Коська, маленький мой… — Лекс не выдержал и схватил зомбика в охапку. — Не бойся, слышишь, не бойся! Я не обижу тебя ни за что на свете! Мальчик мой, сладкий мой, я же тебя на руках носить готов. Ну, успокойся, ну что ты… Солнышко моё, радость моя. Я потому и молчал, чтоб не испугать тебя. Я не хочу, чтобы ты боялся меня, слышишь?

— Я не тебя боюсь, я… Я себя боюсь. Я боюсь того, что может случиться, когда ты решишься. И боюсь, что не решишься, и я останусь без тебя, просто исчезну из твоей жизни, из твоей памяти.

— Ну что ты такое говоришь, Кось?! Ну, куда ты исчезнуть собрался, глупенький?

— Не знаю, но это уже скоро случится. Меня выписывают, Лекс. Перед Новым Годом я отсюда уеду. Это конец, понимаешь? Я больше тебя не увижу!

Такого поворота Лекс не ожидал, но для него это ровным счетом ничего не меняло, он не собирался отпускать от себя мальчишку. Тем более, после таких признаний. Теперь он принадлежит ему, и точка. Лекс ещё крепче прижал к себе Костика и погладил по затылку, с трепетом ощущая шелковистость отросших волос и тепло прижавшегося тела.

— Нет, я решил — поехали к тебе. Сейчас же. Давай заводи, и поехали, пока я не передумал.

И Лекс, выпустив его из рук, повернул ключ зажигания. И поехал. На ходу соображая, как будет изворачиваться, если охрана на воротах заметит, что он вывозит пациента больницы. Но врать не пришлось. Охранник, не выходя с проходной, открыл ворота и выпустил их. И Лекс рванул домой, поглядывая на притихшего мальчишку, вжимая сцепление в пол и поддавая газу. Расстояние до дома, и без того небольшое, они проехали за несколько минут. Даже светофоры, казалось, были на их стороне, зелёным коридором одобряя действия Лекса.

Остановившись у дома, выскочил, открыл дверь со стороны такого важного пассажира и, почти подхватив на руки, вызволил Коську из машины. Ни одного лишнего движения, он был словно хищник, острожный, с виду спокойный, чтобы не спугнуть добычу. Хлопок двери, сигнализация, ключ, дверь, подъезд, лифт. Коська молчал. Стоял, прижавшись к Лексу, испуганно смотря мужчине в лицо. Почти не моргая, расширенными, но ясными, осознающими, что происходит, глазами. И лишь выйдя из лифта, пока мужчина, замешкавшись, открывал двери в квартиру, яростно, горячо зашептал:

— Держи меня. Пожалуйста, Лекс, держи меня и не отпускай! Я верю тебе, но я боюсь!

Лекс подхватил, прижал и, как невесту, внес парня в квартиру. Не разуваясь, прямиком в спальню, чтобы успеть пересечь точку невозврата, пока тот не передумал, не сбежал. Он видел, что Коська на грани, по сжатым кулакам с впившимися в кожу ногтями, по расширенным зрачкам, дрожащим губам. Коська был полон решимости, но казалось, вот-вот грохнется в обморок. На его бледном лице не осталось ни кровиночки. Положив его бережно на кровать, Лекс принялся снимать с него обувь, куртку, разуваться сам. А Коська все шептал, хватаясь за него:

— Лекс… Лекс… ты только удержи меня… Я не боюсь. Нет, я не боюсь. Ты только держи меня…

Не слезая с кровати, наклонившись над напуганным парнем, Лекс разделся сам и продолжил раздевать замолчавшего Коську, жадно рассматривая оголяющееся тельце. Коська был прекрасен. Изящная, худенькая фигура была идеальна. Хрупкость гармонично сочеталась с крепким мышечным корсетом, не дающим усомниться в том, что это не девичье, это мальчишечье тело. Ахуенное, сексуальное, безумно желанное тело. Лекса бросило в жар, но усилием воли он держал себя в руках. Нельзя спешить, нельзя делать резких движений. Аккуратно, спокойно… Спокойно… Спокойно! Он наклонился, и губы горячими поцелуями побежали вверх по груди, шее, к ушку.

Два обнаженных тела соприкоснулись, крепкое мужское легло на тонкое юношеское и вжало его в кровать. Руки нашли друг друга, но тут, вполне ожидаемо, мальчишка начал вырываться, судорожно глубоко задышал, заметался и заскулил.

— Нет. Нет, хватит. Я ошибся, я не готов, Лекс. Не сегодня. В другой раз. Я передумал! — Коська вскинул руки и стал сталкивать с себя навалившееся сверху мужское тело.

Лекс схватил его за подбородок и посмотрел в глаза. Другого раза не будет, это он понял сразу. Или сейчас, или он его больше не увидит. Коську накрывала истерика. Самая настоящая. Лекс что-то все-таки сделал не так — глаза лежащего под ним паренька были полны ужаса.

— Отпусти меня… Пожалуйста, Лекс, я не могу. Отпусти… Отвези меня обратно, Лекс! — руки отталкивали, пихали, хватали, расцарапывали до крови плечи и спину мужчине. Но он не обращал внимания, пытаясь понять, где совершил промах.

Тело выгибалось под ним, ерзало, дергалось, вызывая еще больший прилив возбуждения, но зато мужчина понял, что не так. Обняв Коську одной рукой за шею, а другой схватив за талию, он медленно стал слезать с него. И, смотря тому в глаза, зашептал как только мог нежно:

— Тш-ш… Всё… Всё, мой маленький. Не бойся, я не обижу своего мальчика. Коська, Косенька, всё хорошо, это я, ты видишь, это я. Солнышко ты моё. Котенок мой дорогой, всего меня исцарапал, чудо моё.

Мальчишка стал затихать, переставая дергаться, но глаза по-прежнему были полны ужаса. Лекс приблизил лицо и, коснувшись губами губ паренька, продолжил нашептывать в унисон с шумным прерывистым дыханием:

— Ну что ты… Ну, что такое? Все хорошо. У нас с тобой все хорошо. Вот, вот так, дыши ровно. Коська, Косенька…

Лекс окончательно сместился с парня и улегся рядышком на боку, продолжая придерживать за талию и целовать.

Коська больше не вырывался, но лежал напряженный как натянутая тетива. Не отвечая на поцелуи, но и не отклоняясь. Теперь он просто безучастно лежал, смотря в упор на мужчину, и слушал перемежающийся поцелуями шепот.

— Умничка мой. Видишь, ничего страшного. Я никогда тебя не обижу. Ты у меня настоящий мужчина. Красивый, умный, решительный. Я говорил тебе, как восхищаюсь тобой? Ко-оська… Боже ж мой, Коська-а… — неутоленное желание скручивало все внутри. Напряженный член, касаясь бедра парня, оставлял влажный след, но Лекс сдерживался. Продолжая целовать и нашептывать нежности, он стал поглаживать тело парня, бок, животик, грудь. Медленно, чтобы не напугать. Сантиметр за сантиметром, осваивая новые территории.

Приласкав один за другим соски, пробежал пальцами вниз и зарылся в волоски на лобке, чуть ли не с замиранием сердца подбираясь к средоточию Коськиной мужественности. Член, съежившись, лежал на яичках и будто ждал, когда же до него доберется рука мужчины. Бережно погладив его, яички, паховые складочки, Лекс обхватил ствол и тихонечко сжал. От напряжения закружилась голова, губы настойчивее впились в рот парня. Уже не успокаивая, нет, уже покоряя, мягко, настойчиво. Коська не зажимался, не протестуя ни исследующему его изнутри языку, ни сжимающей руке. Мужчина, с трудом оторвавшись от его рта, снова вперился взглядом в глаза Коськи:

— Кость, ты просто смотри на меня. И ничего не бойся. Слышишь? Ты мой, только мой мальчик.

Лекс лизнул сосок и побежал языком по телу вниз, заменить руку губами. Вобрав в рот член, он поднял глаза. Приподнявшись на локтях, Коська смотрел на него. Пробежавшись языком по мягкому кусочку плоти и обхватив ладонью яички, мужчина начал движение крепко сжимающими член губами. Вверх-вниз, вверх-вниз. Не сводя взгляд с лица. Глаза в глаза. Вверх-вниз, одной рукой лаская мошонку, другой поглаживая бедра, живот, бока, наслаждаясь гладкостью кожи, выпирающими косточками, напряженными мышцами. И вдруг почувствовал долгожданную реакцию. Рот стал наполняться увеличивающимся членом. С лица мальчика исчезло затравленное выражение, и он слегка прикрыл распахнутые до этого глаза.

Вверх-вниз, вверх-вниз, в неизменном ритме желанной ласки, проверенной миллиардами губ, нежными и не очень. Вверх-вниз, вверх-вниз, руки стали быстрее, жаднее скользить по телу. Вверх, и мужчина языком прошелся по головке, показавшейся во всей красе на возбудившемся пенисе. Облизав все складочки и маленькую щелочку, вновь вобрал в себя и услышал тихий короткий стон. Да, все правильно, все как и должно быть. Продолжая ласкать парня, Лекс одной рукой взялся за свой возбужденный орган, сжал и, в свою очередь застонав, начал синхронные движения ртом и рукой, продолжая глядеть в желанное лицо. Необычность ситуации не помогала снизить возбуждение. Хватило нескольких движений рукой, и Лекс кончил, содрогаясь и замерев с членом во рту. Стоны удовольствия, перекрытые наполненным ртом, отдались вибрацией, и Коськин член, окончательно затвердев, дернулся во рту. По-прежнему не отводя взгляды друг от друга, лишь зажмурившись во время оргазма, Лекс, придя в себя, почувствовал во рту движение вперед. Коська сам стал потихоньку двигаться, подаваясь глубже в рот.

Сброшенное напряжение позволило расслабиться и уже спокойно продолжить минет. Коська постанывал и, приподнимая бедра, терся членом о небо мужчины. Разорвав зрительный контакт, откинулся на спину и почти незаметно слегка раздвинул ноги. Лекс ликовал! Всё идет правильно. Его мальчик расслабился и получает удовольствие. И сквозь стоны услышал прозвучавшее самой лучшей на свете музыкой:

— Да, Лекс… Да… М-м…

Этот бастион был взят. Пусть не сразу, но он смог подвести Коську к оргазму. Тот никак не мог расслабиться и с мучительным желанием кончить сжимал в руках измятую простынь, комкая её в судорожных попытках справиться с нахлынувшими ощущениями. Лекс старался изо всех сил помочь, лаская руками, губами, языком выискивая чувствительные точки на его теле. Но совершенно неопытный Коська сам толком не мог понять своих реакций на ласки. И все же справился, преступил какие-то свои невидимые глазу препоны, вскрикнув и выгнувшись под хозяйничающими над ним властными руками. И вот сейчас зомбик нерешительно косился на улегшегося рядом Васильева. Взъерошенный и потный, с расширенными зрачками темных глаз он, молча посмотрев на Лекса, уткнулся лицом ему в плечо. И вздрогнул от грубоватой ласки обхватившей и прижавшей его к мужскому телу руки.

— Не вздумай плакать, — Лекс свободной рукой достал из пачки сигарету и прикурил.

— Не буду, — прижался плотнее к его боку. — Мне хорошо. А как же ты?

— Не все сразу, малыш. Я ещё возьму своё, но не бойся, не все сразу.

Лекс поймал взгляд, брошенный на его сигарету, и ухмыльнулся:

— Ты в курсе, что курить — здоровью вредить?

— В курсе. Моё здоровье уже столько всякого вредного претерпело, что вот эта сигарета уже точно хуже не сделает, — Коська протянул руку, быстро выхватил желанную отраву и жадно глубоко затянулся.

А Лекс, на секунду опешивший от такой наглости, казалось бы, робкого парня, хохотнул:

— Ладно, травись. Мыться вместе пойдем?

Коська ответил не сразу, отведя взгляд и выпустив облачко дыма.

— Нет, ты первый иди.

— Опасаешься?

— Докуриваю.

Стоя под теплыми струями душа, Лекс раз за разом прокручивал всё только что произошедшее, все те глупости, что нёс в запале, пытаясь успокоить парня. И откуда только набрался этой розовой сладости. Никогда ведь не употреблял всех этих заек-солнышек-котят, а тут как прорвало. И главное, оказалось действенно. Вот только надолго ли этим можно Коську заморочить. Вряд ли. Смешно, но получается, это не Лекс, взрослый, опытный мужик затащил его в постель, это как раз неопытный мальчишка сам сделал первый шаг, спровоцировав на активные действия. Да что там, он фактически сам за них всё решил этим своим: «Поехали, а то передумаю». И ведь даже мысли не было отказать. Бросив дела, не предупредив даже секретаря, ринулся по первому же его зову, забыв обо всем на свете.

Если бы не эта истерика в постели и животный страх в глазах, можно было бы предположить, что всё было планомерно продумано и грамотно подано. Эта мысль Лексу категорически не понравилась, но отмахнуться от привитой годами осторожности было непросто: «Почти полгода назад этот малыш собирался шагнуть с крыши, три месяца назад он не замечал ничего дальше метлы в руках, а сегодня я пытаюсь приписать ему холодный расчет. Нет, Алексей Дмитриевич, хорош параноить, а то так и до всемирного заговора додумаешься».