Штука баксов

«Два года назад я потерял друга, с которым прожил десять лет, и с тех пор совершенно один. Мне 55 (176-67-16), и я хотел бы подарить 1000 долларов молодому человеку, который проведет со мной время с 8 вечера до 10 утра (от романтического ужина до утреннего кофе). Никаких извращений, никакого экстрима, вам гарантируется абсолютная безопасность и полное уважение. Одно условие — это должна быть встреча близких людей, испытывающих друг к другу если не любовь (too good to be true), то нежность и симпатию. Поэтому я обращаюсь прежде всего к начинающим актерам или тем, кто верит в свои актерские способности.
Мои пожелания: около 20 лет, рост 172-177, волосы средней длины (не короткие), обычное телосложение, хорошее воспитание.
Присылайте сообщение с фотографией, мы договоримся о встрече на нейтральной территории, и если Вы будете мне симпатичны и сочтете для себя возможным принять моё предложение, мы определим день нашего свидания.
Поверьте, это неплохая возможность получить достойный Вас подарок за единственное представление!»
— Нет, ты посмотри, просто прелесть! Вот так, напрямую! Штука баксов за ночь, и никаких тебе заморочек типа «могу быть спонсором»… Как они пропустили такое объявление, не понимаю. Это же прямое блядство!
Гриша просеивал очередную порцию «новых поступлений» на сайте знакомств и, как всегда, зачитывал Марату самые интересные. Марат посмеивался над Гришей и говорил, что тот просто подсел на эту ерунду, но Гриша страстно защищал своё увлечение, и в доказательство приводил пять или шесть действительно достойных кадров, с которыми он связался через сайт и встречался даже несколько раз:
— Конечно, если ты ждёшь большую любовь, тебе не сюда. Но чтобы потрахаться — самое оно.
Марат ждал большую любовь. В сущности, они все ждали, только не признавались друг другу. И Марат не признавался. Он говорил, что на любовь у него нет времени. Времени, и правда, было мало. Он перешел на второй курс театралки, старался учиться хорошо, чтобы не лишиться степухи и места в общаге, но когда получалось, сбегал от шума и пьяни к Грише. У того тоже, конечно, не всегда было тихо и трезво, но все-таки было больше похоже на дом, а по дому Марат скучал очень. Не по убитой квартирке в городе Зарайске, где он до поступления в московский институт жил с мамой и двумя младшими сёстрами, а по дому в экзистенциальном смысле. Дом, где тепло и уютно, где ты в безопасности, куда ты спешишь и всегда хочешь вернуться, где тебя ждут. Гриша его ждал. Не так, чтобы страстно, но с удовольствием, особенно, если на этот вечер не намечалось чего-нибудь «жопораздирающего». Ну что сказать, Марат был хорош. Кроме обычных достоинств молодости, гладкой кожи, густых волос и складного тела, жила в нем ещё тайная, сокровенная трепетность, которая вдруг вспыхивала в тёмных глазах или в смущенной полуулыбке. Впрочем, Марат не то, чтобы не сознавал своей прелести, но как-то не продавал её, и на самом деле мечтал стать хорошим актером. Он восхищался Джонни Деппом, и не желал верить, что тот не имел приличного образования и много лет баловался наркотой. Больше всего Марат любил его ранние малобюджетные фильмы и пересматривал, подмечая, как с ростом мастерства и гонораров тускнела душа. 
Гриша приехал в Москву из Кишинёва, и хотя молдаванином был лишь наполовину, любил подчёркивать свое «цыганство», считал, это делает его интереснее. Он был общительный, хитроватый и весьма раскрепощённый, Марата подцепил прямо на улице, затащил выпить, а потом и в койку. Они общались уже полгода, хотя ни по характеру, ни по тому, что искали во взаимоотношениях, не были друг для друга идеалом. Наверное, Гриша его не любил, или не готов был в этом признаться, но когда Марат оставался у него, без секса редко обходилось. Оба делали это смеясь и немножко грубее, чем нравилось обоим… Такие были правила игры, и они придерживались их, чтобы ничего не испортить. Марат хотел бы считать Гришу своим другом, но понимал, что другом Гриша не может быть никому, слишком боялся любых обязательств. Он был не злой, не жадный, не подлый, и это было уже очень много по нынешним временам. Конечно, эгоист он был махровый, но пока это ещё не очень мешало принимать его таким, какой он есть.
— Слушай, а давай ему напишем!
— В смысле… кому?
— Ну мужику этому за тысячу баксов. Тебе же деньги нужны.
Деньги Марату нужны были очень. Стипендии не хватало примерно ни на что, из дома мать не могла присылать, только к праздникам чуть-чуть, и Марат понимал, что на помощь оттуда рассчитывать не имеет права. Подработать получалось не часто, не слишком был Марат предприимчивым, напора не хватало, а на учёбу он забивать не мог, это было важно, и он старался не разочаровать Мастера, который относился к нему придирчиво, но с явной симпатией. Нужны были шмотки, не ходить же в обносках, хотелось свободы, чтобы не отводить взгляд от витрин, из своих прежних вещей и вкусов Марат как-то быстро вырастал, и физически, и психологически, не мог уже видеть себя скромненьким-бедненьким. Гриша был веб-дизайнером, зарабатывал очень прилично, но и расходы у него были немаленькие, и квартиру он снимал, так что одолжить Марату ему и в голову не приходило, а у того язык не поворачивался попросить. Где взять денег, Марат не знал, однако подобный вариант он не рассматривал.
— Ты что, охренел? Лечь под какого-то старого пидора? Что я, помойка?
— Ну, подожди, ну давай для хохмы, почему помойка? Деловое предложение.
— Да он, наверное, гнусный, толстый, противный…
— Откуда ты знаешь? А может, и нет. Уж точно не толстый, если не врёт, 67 кеге, следит за собой! Ты же с ним сперва поговоришь, вот он пишет: встретимся на нейтральной территории, не захочешь — большой привет!
— Да я сразу не хочу, — обиделся Марат. — Сам давай.
— Нет, я явно не вариант, видишь, он хочет мальчонку, а ты же актер, типа, ты подыграть ему вполне можешь. Чего там он просит? «Нежность, симпатию…» Ну, сам подумай, вот ты в кино будешь сниматься, а там, положим, с девкой придется любовь изображать, голым и перед камерой, ты же не откажешься? Сыграешь? Ну вот, считай, тебе практика. Но зато с гонораром.
Марат задумался, удивляясь сам себе. Неужели он может хоть на секунду допустить, что готов принять это безумное предложение? Но ведь уже допускает, где-то в глубине, допускает и даже представляет, как это можно сыграть, как двигаться, какие могут быть жесты, какие интонации, каким он будет — веселым, ленивым, нагловатым или ласковым, застенчивым и лёгким?
Гриша, почувствовав его настроение, загорелся:
— Всё, давай, давай попробуем, ну ты же ничем не рискуешь, ну просто, пошлём ему мыло. Вот, «Марик, 19 лет, 178…» Ты сколько весишь?
— Не знаю, наверное где-то шестьдесят…
— Да, тела в тебе маловато… Ну, что есть. «178-60-20…»
— Да откуда у меня двадцать, — смутился Марат.
— Слушай, кто будет мерить! Надо же себе рекламу делать. «Будущий актер, веселый, талантливый, музыкальный, спортивный, сексуальный…»
— Нет, подожди, не надо веселый-спортивный-музыкальный. Тогда уж лучше: «нежный и внимательный, готов помочь вам справиться с одиночеством».
— Ой, блин, как трогательно… Ладно, ладно, пусть. «Мой мобильный 8-926…» Как у тебя дальше? Надо только фотку.
— Где я тебе возьму?
— Так сейчас сделаем! — У Гриши загорелись глаза. Он давно хотел поснимать Марата, а тут представился такой случай!
Он вытащил камеру и поискал глазами подходящий фон.
— Так, давай у окна! Ночной город, пальма, или что это там, фикус, книжная полка для интеллигентности. Давай, раздевайся!
— Зачем еще? Ты что, порнуху хочешь сделать?
— Почему порнуху? Нормальный непринужденный домашний вид. Так, помотай головой, пусть волосы на лоб, тебе лучше. Ну, рубашку хоть расстегни, что ты как на паспорт!
Постепенно Марат включился в игру. Сначала он расстегнул рубашку, потом спустил одно плечо, потом снял совсем, представляя себя на фотопробах, бросал взгляд из-под упавших на лоб волос, приоткрывал сексуально рот, облизав губы, чтобы были влажными, потом, подчиняясь какому-то лихорадочному оживлению, стянул джинсы и позировал уже совсем в наглую, потом снял и трусы, повернувшись задницей к камере.
— Давай, подрочи, покажем героя в полный рост! — Гриша лихорадочно делал один снимок за другим.
Но это было уже не нужно, Марат и сам возбудился до предела. Он откинулся на подоконнике, упершись руками в оконный проём, подставляя вспышке себя целиком.
— Всё, — простонал Гриша. — Больше сил нет терпеть.
Он отбросил камеру и упал на колени. 
Когда они иссякли, Гриша тихонько засмеялся.
— Ну вот, теперь буду знать, как трахаются с мальчиком за тысячу баксов.
— Очень смешно. — Марат разозлился и, собрав одежду, пошел в ванную. 
Успокоившись, он вернулся в комнату, а Гриша, совсем не стеснявшийся своего большого смуглого тела, как был голышом, уже отсматривал на мониторе сделанные кадры.
— Эй, слушай, до чего же ты клевый! Тебя и правда надо за деньги снимать!
Марат стал смотреть у него из-за спины, и не хотел признаваться, что очень понравился сам себе. И всё же для письма он решительно выбрал один из первых снимков, где был ещё одет и серьезно смотрел исподлобья прямо в объектив.
Когда Гриша нажал кнопку «отправить сообщение», Марат пробормотал с сомнением:
— Да может, он и не выберет меня, там, наверное, такая очередь…
— Не уверен. — Гриша помотал головой. — Ты же видишь, ему бляди не нужны, ему душевное тепло, а это вообще экзотика... Так что, считай, ты в списке номер один.
 
Прошло четыре дня, и Марат почти не думал о дурацкой затее. Нет, конечно, он помнил о ней, но перестал дергаться каждый раз, когда мобильник начинал играть марш, который означал неопределившийся вызов. Так что когда в четверг вечером раздался этот звонок, он был почти спокоен.
— Алло, Марик? Здравствуйте, меня зовут Станислав. Вы ответили на моё объявление, и я признателен за ваше доверие. Вы мне очень симпатичны, так что, если вы не передумали, давайте встретимся.
— А… Да, спасибо… Только я не знаю, наверное, это я как бы пошутил, неудачно... У меня сейчас времени мало и вообще…
— Погодите, я понимаю ваши сомнения. Я сразу оценил, что вы совсем не похожи на тех, кто заводит знакомства через Интернет. Именно поэтому я и был так приятно удивлен вашим письмом. Не волнуйтесь, пожалуйста, давайте забудем всё, что там было на сайте, просто мне очень хочется немного пообщаться, поговорить с вами. У вас такое хорошее лицо, я уверен, что вы прекрасный молодой человек, и мне интересно узнать вас поближе. Вдруг я смогу чем-то вам помочь?
— Да нет, зачем, не надо… — Марат выскочил из комнаты, чтобы не палиться перед соседями. Он совсем запутался, и не знал, чего больше хочет: чтобы этот мужик отстал от него или продолжал бы уговаривать, чтобы он мог, в конце концов, согласиться. 
— Почему сразу «не надо»? Ну, давайте договоримся: просто одна встреча, без всякого продолжения. Я хочу пригласить вас пообедать. Днём. Вы какую кухню предпочитаете? Русскую, восточную, французскую?
Марат не знал, какую он предпочитает, и на всякий случай сказал:
— Французскую, наверное…
— Вот и отлично. Тогда предлагаю пойти в «Авиньон», это очень небольшой, тихий ресторанчик, с прекрасной кухней, в центре, около Патриарших прудов. Я обещаю, вам понравится.
Марат никогда не был в небольшом тихом ресторанчике с прекрасной кухней. Кроме кафешки, куда они стаей набегали раз в месяц, чтобы ощутить себя европейцами (это ощущение стоило ровно четверть стипендии), да еще Ростикса и Макдоналдса, он вообще ни в каком ресторанчике не был. «Да что, в самом деле, — подумал он. — Кто меня когда в ресторан пригласит? Не съест же он меня. Раз там кухня». Правильно расценив его молчание как согласие, мужик в телефоне спокойно продолжил:
— Давайте, не откладывая, потому что у меня тоже довольно напряженный график, никогда не знаешь, как сложиться неделя. Например, послезавтра, в субботу у вас найдется время? Часа в три?
— В три? Нет, у нас актерское мастерство до четырёх, я не смогу.
— В субботу? Да, не жалеют вас. А если попозже, скажем, в пять?
— Ну, да, наверное… — Со сценречи можно и слинять... 
— Отлично! Тогда, значит, в пять, на Большой Никитской, дом, по-моему, номер 37, ну вы увидите, там название над входом, круглый такой щит с гербом. А если хотите, я уточню и перезвоню вам.
— Да нет, я найду, конечно.
— Хорошо! Тогда до субботы. И еще раз большое спасибо за то, что поверили мне. До свидания!
 
«Ну, не захочу, так не пойду. А что? Не пойду и всё. А если перезвонит, вежливо так объясню, что занят, репетиция у меня… Неожиданно… Или вообще скажу, что передумал, спасибо, и пошел ты на хрен!» Можно было, конечно, и забить, и Марат вполне успокаивал себя этим, но всё-таки больше всего злился, разглядывая скудный свой гардероб, что не может одеться так, как бы ему хотелось. И ещё злился на себя. Что злится. Что он и в самом деле хочет произвести впечатление на этого придурка богатенького. И опять он обманывал себя, потому что не показался ему мужик этот вовсе уж придурком. Голос был приятный, умный, и было в нём что-то, что внушало доверие и уважение. Наверное, поэтому Марат не стал ничего говорить Грише, хотя тот ещё накануне, чувствуя свою ответственность за всю затею, настойчиво интересовался, не было ли какого сигнала: «Ну и мудак мужик! Нет, кого же ему ещё надо? Можно сказать, счастье свое просрал!»
 
В пятницу вечером Марат морально готовился к «свиданию», примеряя то рубашку, то футболку, которую собирался надеть под чёрную толстовку с белым принтом, ещё почти новую, самый его приличный прикид,.. Переоделся после занятия, попросив соседа по комнате Славку забрать пакет с вещами и прикрыть, если что. Торопился, потому что времени оставалось в обрез, ехать от института до Никитской улицы было не так далеко, но неудобно, и от метро нужно было идти пешком довольно долго, так что к ресторану Марат буквально подбежал, запыхавшись и раскрасневшись. Да ещё и вспотел, вот ведь мудак!
У входа стоял только один человек, и Марат даже осмотрелся, нет ли кого другого поблизости, потому что мужчина был уж слишком хорош. Худощавый, среднего роста, он казался выше из-за длинного светло-бежевого пальто, кашемирового, подумал Марат, хотя ни разу не трогал такого, но как-то это само скользнуло в мысли, отметил и тонкий шарф, элегантно повязанный вокруг шеи, и серые брюки, мягко лежавшие на коричневых туфлях, таких, наверное, удобных и дорогих. Волосы каштановые с проседью, уложенные, словно только что из салона, но всё равно как будто слегка небрежно. Мужчина смотрел в другую сторону, а потом повернул голову и столкнулся взглядом с Маратом, который подошёл уже совсем близко.
— О! Вот ты где! А я тебя высматриваю, почему-то думал, что ты от «Маяковской» пойдёшь. Ну, здравствуй, Марик.
А он ведь реально симпатичный, заметил Марат, и почему-то это его напрягло. Если бы мужик оказался противным придурком, ему было бы проще сыграть то лёгкое снисходительное пренебрежение, которое он для себя придумал. Он слабо пожал протянутую руку, сухую и прохладную, своей потной ладошкой.
— Здравствуйте, Станислав. Простите, немножко дорогу не рассчитал.
— Да нет, ты как раз во-время, это я раньше приехал, тут везде остановка запрещена, так что пришлось машину отослать. И зови меня Стас, если можно. Я как-то на Станислава нервно реагирую. Ты ведь не против, если «на ты»?
— Не против… Конечно.
­— Ну, пойдём? Ты очень голодный?
— Да нет, не очень, — почему-то соврал Марат, хотя с утра выпил только чашку чая и сжевал старый пряник.
— Ну, а я проголодался, и надеюсь, ты мне составишь компанию, — улыбнулся Стас, придерживая перед Маратом дверь и пропуская его вперёд.
Ресторан оказался совсем маленький, уютный и даже домашний, хотя оформлен стильно, в светло-бежевых и тёмно-коричневых тонах. Гардероба не было, так что Стас забрал у Марата куртку и пристроил на вешалку, стоявшую рядом со столиком у окна, а своё пальто просто положил на свободный стул. «Чтобы не растянулось на крючке», — сразу понял Марат, и похвалил себя за догадливость. Марат разглядывал его пристально, как их учили, подмечая детали. Стас был в костюме, очень хорошем, но без галстука, на тонком запястье золотые часы («Piaget»), руки холёные, с маникюром, а на безымянном пальце — перстень с бриллиантом, от которого разбегались по тёмно-красной скатерти острые лучики.
— Так, какое у нас сегодня plat du jour? — сказал Стас, раскрывая меню. — Ты как к морепродуктам относишься? У них тут отличный салат с жареными креветками делают.
­— Я не пробовал, но наверное, вкусно…
— Ну, значит, возьмём, а потом можно жульен… Или нет, давай-ка замахнёмся на говядину по-бургундски, это мясо, тушёное с грибами и овощами в вине, самое что ни на есть французское, как тебе?
Марат с трудом проглотил слюну, сразу заполнившую рот.
— Давайте...
Стас кивнул мальчику в длинном фартуке, чтобы сделать заказ.
— Ты от сухого не откажешься? Что у вас из приличных красных… Виктор? — спросил Стас у официанта, считав имя на бейджике.
— Могу порекомендовать бордо…
— Ну, это само собой, но всё же... — Стас проглядывал строчки карты вин. — Давайте-ка вот это, Шато-нёф дю Пап. За него я могу ручаться.
Марат слегка шалел от этого напора, не сообразив пока, как себя вести, но вдруг понял, что Стас делает так специально, чтобы дать ему время освоиться, и улыбнулся. А Стас, увидев эту улыбку, в миг стал мягче и тише.
— Марик — это от Марка?
— Нет, от Марата.
Стас просиял.
— Замечательно! Можно, я буду звать тебя Марат? Мне очень нравится твое имя! Не надо его уменьшать. Гордое имя, хотя и жестокое…
— Мне тоже больше нравится, когда Марат. А почему жестокое?
— Ну, я подумал про Конвент… Про французскую революцию.
Марат засмеялся:
— Нет, я уж точно не революционер!
— А кто ты, Марат? Не революционер, но не консерватор же?
— Наверное, не консерватор. Скорее, скромный либерал.
Стас хмыкнул:
— Это ты славно сказал. Так ты учишься?
— Ну да, в ГИТИСе, на втором.
— Нравится?
Марат подумал. Почему-то просто сказать «да» не получилось, хотелось как-то объяснить Стасу, что для него это осознанный, не случайный выбор.
— Трудно. То есть, восторг прошёл, детские представления о профессии улетучились, и понял, сколько всего придётся в себе преодолеть, чем овладеть.
— Но ты же с первого раза прошёл, судя по возрасту?
— Странно, да? Я ведь даже документы подавал только сюда, не как остальные, во все места. И наслушался, как бегают по просмотрам не один год, совсем сник, а потом решил — ну и пусть будет, как будет. И читал-то кое-как. А меня взяли…
— Ну, значил заметили что-то.
— Вот именно, «что-то». Я потом спросил Мастера, а он сказал: «Я беру учеников не за то, что они там начитают, а за то, что они получили от папы с мамой. Как вошёл, как посмотрел, как внимание удержал на себе. Есть нутро, или нет».
— Ну, у тебя есть, это видно. А ты откуда, если не секрет?
Марат усмехнулся смущённо:
— Не секрет. Из города Зарайска. Что, так заметно? 
Стас приподнял брови:
— Не заметно, но очевидно же… «На всех московских есть особый отпечаток…» Не сказать, что всегда приятный.
— А что же все так хотят сойти за здешних?
— По недоразумению. Но ты скоро впишешься, я уверен.
— Достаточно подлый и жадный? — с вызовом осведомился Марат.
Стас покаянно склонил голову:
— Прости, если это прозвучало обидно. Уверен, ты скоро поймёшь, что доказывать ничего никому не нужно, и всюду будешь находиться по праву. Потому что талантливый и умный. И очень красивый, конечно, сам знаешь.
Они помолчали, понимая, что после такого признания нужна небольшая пауза.
— Ну, и что хорошего есть в городе Зарайске? 
— В Зарайске? — фыркнул Марат. — Что там может быть хорошего. Депрессивный, убогий городишко. Десять тысяч жителей. Даже электрички туда не ходят… Хотя есть достопримечательность: самый маленький кремль! Реально, совсем крошечный, но как настоящий, и его даже ни разу никто не брал! Может, никому и не нужен был. Но симпатичный, уютный такой кремлик. Мы там в прятки играли. Клады искали…
–И как? Много нашли?
Они посмеялись, хорошо так, как близкие.
Марату вообще было хорошо. Еда была отменная, вроде, простая, но неуловимо праздничная, лёгкое вино расслабляло, и Марат отпивал то и дело, Стас подливал, сначала предлагая, а потом и не спрашивая. Марат разболтался, рассказывал о себе, об актёрстве, о своих планах и даже мечтах, рассказывал то, что собирался, и то, о чём мало кому бы стал говорить. Было легко, и голову кружило не столько вино, сколько восхищённые взгляды Стаса, который время от времени покачивал головой, словно не мог поверить своей удаче. Конечно, Марат хотел ему понравиться, кто же не захочет, и ждал, что понравится, знал себе цену. Но хорошо было не от этого, а оттого, что ему было так приятно — понравиться Стасу. Марат даже признался в любви — в своей давней тайной любви к Джонни Деппу:
— Он такой потрясающий актер, ты знаешь, он же не учился никогда, а когда пришел на пробу в свой первый фильм, никто не поверил, и режиссер подумал, что агент его надул просто! Такой органичный, простой! И такой необыкновенный! Во всём, а пластика какая, ты видел вот этот, «Дон Жуан де Марко»? Он преображается там из сумасшедшего придурка в испанского идальго, и так это делает, незаметно, моментально, как будто ничего не поменялось, а всё другое!
— Да… Ты и в самом деле фанат! Так ты в кино хочешь сниматься? Больше, чем в театре играть?
Марат сморщил нос.
— Не знаю. Я, может, и не смогу в кино. В театре — там всё, как есть. Играешь, как умеешь, там всё на месте, свет, музыка, партнеры. А в кино снимают одно, а при монтаже получается совсем иначе. Я тут как-то видел передачу про съёмки, ну, такую, честную, и представляешь, сцена на дискотеке, всё сверкает, и музыка гремит, и такой напряженный ритм, и у героев диалог прямо по нотам разыгран. А оказывается на съёмках музыки вообще не было, потому что иначе не записать чистый звук, и всё изображали эти пляски отпадные всухую, и никакого полумрака, яркий свет, жесткий, а потом они диафрагмируют, и накладывают эффекты. И я ужаснулся, я бы так не смог, вогнать себя в нужное состояние совсем без приспособлений. Не знаю. Я, наверное, всё-таки в театре хотел бы…
— В театре много не заработаешь, — заметил Стас и осёкся.
— Ну, халтуру, конечно, всё равно придется подбирать, — сказал Марат, и было понятно, что он совсем не думает о поводе их встречи. Ему было легко. Ему льстило заинтересованное внимание Стаса, он понимал, что нравится, и ему вдруг стало любопытно, каков тот в постели. От этой мысли он поперхнулся, вспомнив наконец, зачем он здесь.
— Ты себя ещё просто не знаешь, и это придёт, ощущение придёт, и умение, — слегка заторопился Стас, стараясь сгладить неуместность своего замечания. — В кино другие приёмы есть.
— Да, конечно, я знаю, нужно почувствовать камеру. Но в театре всё как-то честнее.
— И условнее. Хотя… Все условно. Мы уславливаемся, в театре — так, в кино — по другому, в жизни — ещё иначе, но все-таки уславливаемся, и если все играют по одним и тем же правилам, тогда получается. Может получиться… Хочешь ещё вина? Или кофе? — спросил Стас, прерывая внезапно повисшее молчание.
— Кофе, пожалуйста!
— Ты какой любишь?
— Сладкий, — сказал Марат и смутился.
— Я тоже. Хотя это почему-то считают тривиальным, — заметил Стас, подзывая мальчика, который внимательно следил за их столом. — Здесь неплохой капуччино, но после обеда я рекомендую классический турецкий. 
Марат кивнул, соглашаясь, Стас кивнул официанту, и тот тоже кивнул, поспешив на кухню.
— Вообще, в городе не так много мест, где варят действительно хороший кофе, из правильных зерен. Конечно, настоящий кофе не может стоить столько же, сколько какая-нибудь кола. И обязательно коричневый тростниковый сахар!
Марат осторожно отпил из своей чашки и зажмурился от непривычно густого, богатого вкуса.
Они посидели молча, небольшими глотками прихлёбывая кофе.
— Ну, как?
— Я согласен, — быстро сказал Марат.
Стас улыбнулся.
— Я про кофе…
Марат заалел, аки маков цвет.
— Кофе замечательный. 
— А что касается твоего согласия… Ты уверен? Может быть, ты ещё хочешь подумать?
— Нет, чего думать. Мне будет даже интересно.
Стас испытующе поглядел на него.
— Вот так? В таком случае, приглашаю тебя в гости. Только… Я живу за городом… — Заметив тревогу в глазах Марата, Стас поспешил продолжить: — И, думаю, это будет не слишком уютно, там охрана, прислуга… Поэтому я предлагаю встретиться в квартире моего приятеля, он уехал на несколько дней на Мальорку, и оставил мне ключи. Это почти в центре, в Хамовниках, недалеко от метро. Он и сам там бывает редко, это у него такое московское «pied-à-terre», ну, что ли, временное пристанище.
— Я понимаю, — сказал Марат, чуть задетый.
— Ты не думай, это не сексодром какой-нибудь…
— Нет, я про «pied-à-terre», я французский учил…
— Даже так? — удивился Стас, и опасаясь, что обидел Марата, быстро добавил: — Это замечательно, ведь все больше английский учат.
— У нас в школе был французский. Но я английский тоже чуть-чуть, ну, для Интернета.
— Ну и молодец. Пригодится! — Стас побарабанил пальцами по столу. — Тогда вот что. Ты не против покататься? А по пути мы смогли бы обсудить детали. Ну, как бы сценарий нашей встречи.
Марат кивнул, Стас достал телефон и позвонил:
— Андрей Иванович, через пять минут ко входу подъезжайте, хорошо?
Перед поездкой Стас предусмотрительно предложил «освежиться», и Марат слегка напрягся, как-то не в стиле встречи было совместное посещение уборной, но туалет в ресторане был целомудренно одноместным, и они зашли туда по очереди, вежливо улыбнувшись друг другу в коридорчике. Они вышли из ресторана, и почти сразу рядом остановился длиннющий чёрный «Мерседес», Марат ойкнул, а Стас открыл заднюю дверь.
— Забирайся… Ты не думай, я бы сам на такой не ездил, но с водителем удобно, можно выпить, и салон просторный, и мы так часто ведём переговоры, по дороге, тут и мини-бар, и звукоизоляция отличная. Никто ничего не слышит и не видит…
Марат чуть было не спросил: «Даже если трахаться?», но вовремя удержался.
Салон и правда был шикарный, весь в мягкой коже, и Марат просто утонул в кресле, обнявшем его со всех сторон. Стас нажал кнопочку интерфона, и сказал:
— Андрей Иванович, покатаемся с полчасика по центру, а потом решим, куда.
Машина тронулась, мягко, почти незаметно, и Марат понял, что внутри не слышно ни двигателя, ни уличного шума, тишина даже давила, но Стас включил музыку, ненавязчивый мурлыкающий джаз, и стало совсем уютно. Был ранний вечер, и снаружи за тонированными окнами огни мерцали ощущением праздника.
— Я говорил уже, что хотел бы обставить нашу встречу как свидание знакомых и симпатичных друг другу людей. Поболтать, ну, как мы сейчас, но слегка притворившись, что хорошо знаем друг друга. И встречаемся, что ли… И мне бы хотелось, чтобы это ты меня ждал. Поэтому я дам тебе ключи от квартиры, ты приедешь туда заранее, осмотришься, освоишься, а потом я приду к назначенному часу. А ты обрадуешься… Это получится?
Марат ошарашенно кивнул.
— Ну вот, ты меня встретишь, я принесу какую-нибудь еду, не знаю, из Ка-эф-си, наггетсы, картошку фри, ты ешь такое? И я… почему вредная пища самая заманчивая? Мы поужинаем, может, посмотрим фильм, посидим рядышком, ну, как пойдёт, в общем. Согласен?
Марат опять кивнул, и Стас достал из кармана конверт, в котором топорщилась связка ключей.
— Вот, это от подъезда, это от входной двери, с охраны я сниму заранее. А это адрес, и схемка, как дойти, от метро «Парк культуры» там буквально пять-семь минут.
— Ты подготовился… А если бы я не согласился? А если бы я тебе не понравился?
— Значит, ничего бы не вышло. Но ты согласился, а я этого ждал. Очень ждал. Ну что? Завтра к семи приедешь? А я в полвосьмого.
— Завтра, так сразу?
— А что откладывать? А то вдруг передумаешь, — Стас вроде как шутил, но в глазах мелькнула тревога.
— Не передумаю! Давай завтра.
Они помолчали. Стас сидел чуть боком, его рука лежала на спинке кресла и он тронул легонько волосы Марата и снова, в который раз, покачал головой:
— До чего же ты хорош! Даже не верится… Коньяку выпьем?
Он откинул маленькую дверцу в перегородке, отделявшей их от водителя, достал пузатенькую бутылочку Мартеля и плеснул понемногу в два низких бокала. Марат глотнул осторожно, но коньяк тоже был мягким, как всё в этот вечер. Он покосился на Стаса и решил задать вопрос, который всё время крутился в голове:
— А почему ты в объяве свой написал, что тебе пятьдесят пять?
— Потому что мне столько и есть… 
— Да тебе никто столько не даст. Я бы не догадался. Я думал, раз написано пятьдесят пять, значит, на самом деле шестьдесят. Обычно себя моложе выставляют.
— А зачем? Пусть лучше реальность порадует, а не разочарует. 
—Ну, меня точно порадовала, — признался Марат и неожиданно для себя спросил: — А этот твой парень, почему он ушёл? Ой, прости, — спохватился он. — Это ужасно грубо вышло, я не имею права…
— Да ничего… — Стас пожал плечами. — Два года прошло, пережил уже. Почему расстались, трудно объяснить, но легко понять. Он хотел чего-то другого, нового, яркого.
— Но вы правда были вместе целых десять лет?
— Да, почти десять. Это много? Перед этим я тоже семь лет был «в отношениях», так сказать, правда, это было в далёком прошлом. А Алёшка… Когда мы с ним познакомились, ему было чуть больше, чем тебе сейчас. Только вот я был значительно моложе…
Сорок три, быстро прикинул Марат и не углядел принципиальной разницы.
Он подумал, что ему нравится Стас, и ощутил досаду на незнакомого парня, который почему-то бросил этого интересного, умного, состоятельного человека, причинив ему боль, и что-то глубоко внутри шевельнулось, что-то похожее на уверенность, что уж он бы не ушёл от Стаса, будь он на месте Алёшки, и ещё смутное, странное желание — почувствовать себя на этом «месте».
 Стас поглядел на часы и спросил:
— Так куда тебя доставить?
Марат вздохнул. Ехать по ночному городу было слишком приятно, и не хотелось никуда приезжать, а что там будет завтра...
— К общежитию, если можно. Это на Олимпийском проспекте, ну, то есть на Трифоновской, но там не проехать толком, я через двор пройду. 
— Почему не проехать? Подберёмся уж как-нибудь.
— Нет, не надо, Стас… Ну сам подумай, этот дирижабль у общаги, зачем мне такая реклама?
— Ты прав! Вот же умница…
Когда «Мерседес» притормозил у тротуара, Стас собрался открыть дверь, но Марат повернулся к нему, удерживая за рукав.
— Подожди. Мне нужно кое-что проверить.
— Что проверить? — удивился Стас, а Марат потянулся к его лицу и припал к губам.
Стас замер, но чуть помедлив, ответил, а Марат совсем не спешил разрывать поцелуй, терпкий, чуть хмельной. «Пиздец», — подумал он, чувствуя, как потяжелело между ног.
— Проверил? — спросил Стас сдавленным голосом.
— Да, — сказал Марат. — Нормально.
— Значит, до завтра?
Марат кивнул и выскочил из машины.
На душе у него было смутно. Нет, поцелуй не был спонтанным, он уже в ресторане решил, что сделает это в самом конце, потому что действительно хотел оценить, сможет ли он сыграть влюблённость, и насколько это будет сложно, если физический контакт окажется неприятным. Смутило то, что ему этот поцелуй понравился, а ещё больше, что он реально возбудился. «Да что я, в самом деле блядь, если меня этот старый мужик заводит?» — размышлял Марат, перепрыгивая через лужи. И не мог прогнать ощущение, что эти часы, проведенные со Стасом, были, пожалуй, самыми приятными за весь последний год. 
Он поболтал ни о чём со Славкой, полистал книжку, заварил чай, сходил в душ и там, ни с того ни с сего, подрочил, представив, как его ласкает Стас, обнимает со спины, обхватив сильными руками и прижимаясь членом к заднице. «Интересно, у него большой вообще?» Почему-то представил, что большой...
Он проснулся рано, покачался в тренажёрке, порадовавшись, что там пусто, позавтракал овсянкой, выпросил у Славки растворимого кофе, и не находил себе места, воображая вечернюю встречу. Он уже придумал себе образ слегка насмешливого и озорного парня, который ненавязчиво заботится о своём старшем друге, скрывая нежность за милыми капризами. Это ему было близко, ничего особенного не приходилось воображать, и хотелось скорее окунуться в игру. «Чего так поздно договорились? — досадовал Марат, — можно было и пораньше встретиться...» Наряжаться тоже не было нужды, старые джинсы и футболка, только трусики надел узенькие, были у него особые, типа, «для блядок». 
К дому в Несвижском переулке Марат пришёл заранее, чтобы, как сам себе сказал в шутку, «прикинуть пути отхода». Дом был не новый, но приличный, добротный кирпичный, подъезд не вонючий, а тесный лифт со скрипом доставил до восьмого этажа. Дверь Марат открыл без проблем, зашёл, принюхиваясь. В прихожей (спасибо, Стас!) предусмотрительно был оставлен свет, и Марат, пристроив куртку на крючке и скинув ботинки, в носках пошёл, как было велено, «осматриваться». 
Странная это была квартира. Чистая, опрятная, не так давно отремонтированная, но совсем не богатая. Мебель довольно современная, очень функциональная, без стиля. Маленькая комната, похожая на рабочий кабинет (в уголке стоял компьютерный столик), располагалась прямо напротив входной двери, а во вторую, побольше, вроде как гостиную, объединённую с кухней, можно было попасть из узкого коридорчика рядом с ванной. Марат заглянул в холодильник, почти пустой, но всё же в морозилке нашлась водка и коробка пельменей, а на полках — пакет сока и молоко, упаковка яиц, пачка масла и нарезка сыра и ветчины. «На завтрак», — предположил Марат. Посуды было совсем мало, и судя по всему, ей мало пользовались. В гостиной стоял раскладной диван, низкий столик, приличный музыкальный центр и — ого! — плоский телевизор «Шарп», с экраном, как Марат прикинул, в тридцать два дюйма. Собственно, тут это была единственная дорогая вещь. Марат вернулся в маленькую комнату, и заметил, что у окна стояло кресло-кровать, так что по идее, это могла быть и спальня, и за дверью уместился шкаф-купе, куда Марат тоже заглянул. Одежды было совсем мало, простенькие рубашки, летняя куртка, и в стороне, отдельно — тот костюм, в котором Стас был в ресторане, Марат посмотрел на лейбл, чтобы убедиться в своей догадке: ну точно, «Бриони». 
Да уж, на любовное гнёздышко всё это не похоже, но было здесь спокойно, тихо и безопасно. Марат подумал, каким жалким, наверное, казалось Стасу это жилье, и усмехнулся, потому что сам мог о такой квартире только мечтать.
Полчаса, остававшиеся до встречи уже почти прошли, а Марат не сомневался, что Стас будет точен, и он стянул с себя худи и джинсы, и надел принесённые с собой шортики, не совсем в облипку, но довольно короткие и с разрезами по бокам. Гриша, который любил ввернуть в разговор вычурное слово, называл их «эксцитативными». На это и расчёт, Марат ведь, вроде как, дома, и собирается встречать своего мужчину. Он выключил и оставил в куртке телефон, отсекая реальность и начиная игру.
Щёлкнул замок входной двери, и Стас сказал довольно громко:
— Марат? Я дома!
Марат выскочил ему навстречу, как придумал заранее, повис на шее и поцеловал, коротко, но не мимолётно, а крепко, со вкусом.
— Привет! А я тебя жду, соскучился уже!
Вряд ли Стас ожидал такого, но быстро сориентировался, обнял одной рукой за талию:
— Ну, привет, солнышко. Я спешил… Вот, отнеси на кухню, «ваша папа пришла, нам пожрать принесла»!
Марат подхватил пакет с портретом полковника Сандерса, откуда умопомрачительно пахло горячим маслом, картошкой и курицей.
— Класс! Я ужасно голодный. — Он поставил пакет с едой на кухонный стол и крикнул в прихожую: — Раздевайся скорее и мой руки.
Стас хмыкнул, довольный, аккуратно расправил пальто на плечиках и повесил рядом с курточкой Марата. Он зашёл в ванную, а Марат уже стоял в дверях и ждал. Стас без своего статусного костюма, в простых слаксах и свитере оказался таким домашним и милым, что Марат скорректировал план вечера. Он думал после ужина усадить Стаса на диван и за просмотром какой-нибудь мелодрамы потихоньку добавлять нежностей. Но теперь ему захотелось более бурного развития событий. Поэтому, пока Стас намыливал руки, он подошёл сзади и обхватил, положив подбородок на плечо и глядя на их отражение в зеркале над раковиной.
— Ты хорошо пахнешь.
— Лучше, чем обычно? — подколол Стас, тоже глядя в глаза.
— Ты всегда хорошо пахнешь, но не каждый раз для меня стараешься, — отыграл реплику Марат и шепнул в самое ухо: — Ты меня не подловишь...
— А если так? — спросил Стас, поворачиваясь и подхватывая мокрыми ладонями под попу.
— Да хоть как, — сказал Марат ему в губы и утянул в глубокий поцелуй.
И опять, как по щелчку, у него напрягся член, и его было не удержать «блядским» трусикам, он вырвался на волю и вовсю топырил шорты.
— Господи, да что же ты со мной… — мычал Стас, пытаясь удержаться в границах самообладания. — Еда же остынет...
— Главное, чтобы мы не остыли, — шептал Марат, стягивая со Стаса свитер, а заодно и рубашку. В ванной было тесно, но почему-то ни один, ни другой не думали выбраться оттуда, так и толкались руками, локтями, коленями, пока и Марат избавился от своей майки, а Стас оторвавшись от его губ покрывал поцелуями шею, плечи, грудь, опускаясь ниже к животу, и наконец замер, прижавшись щекой к железному стояку. Марат подставлял тело поцелуям, повторяя себе, что это представление, что он просто убедительно играет свою роль. 
Стас тяжело, со свистом дышал, и его дыхание, скапливаясь в ткани шортов, обжигало член.
— Так. Так… Давай притормозим, солнышко. Ты потрясающий, просто потрясающий. Но мы же не должны… Мы же не торопимся? 
Он поднялся с колен, отступив на полшага и лаская мальчика восхищёнными глазами. Марат перевёл дух. Ему не пришло бы в голову любоваться Стасом, но смотреть на него было приятно. Атлетом Стас не был, но у него было подтянутое ухоженное тело, гладкая кожа, ровный золотистый загар, и Марату снова хотелось дотронуться до него, и его запах, смешанный с легким дорогим парфюмом, притягивал, не дразнил, но очаровывал.
Возбуждение отпускало, но желание осталось, и это было странное, тёплое чувство, в нём было предвкушение и обещание. Они ещё постояли, разглядывая друг друга, а потом Марат нагнулся к рубашке Стаса, упавшей на пол, и медленно, не отпуская взгляд, натянул на себя. «Ну а что, это же классика», — подумал он, стараясь не признаваться, как ему этого захотелось. В любом случае эффект был правильный, Стас аж зажмурился от удовольствия, и сам нырнул в свой свитер прямо на голое тело.
— Пойдём, солнышко, пойдём питаться!
Они уселись за маленький кухонный столик, и нога Марата сразу же оказалась между ног Стаса, и это не напрягало совсем, и они стали есть из картонок, вытаскивая по очереди куски курицы и картошки, и Марат не удержался ещё от одного клише и, макнув картофельную палочку в соус, предложил Стасу, и уже на третьей тот забрал вместе с картошкой в рот его пальцы и облизал, и это тоже оказалось забавно и приятно.
— Наверное, надо было пива взять? — спросил Стас.
— Не, я же пиво не очень, — сказал Марат. — А у нас вина не осталось?
— А ведь и правда, должно быть вино, — обрадовался Стас и стал открывать дверцы шкафов. — Вот, портвейн, вполне приличный, массандровский.
Он нашёл и подходящие стопки, налил щедро и они глотнули сладковатого, душистого.
— Конечно, не «Майнард Тони», но пить можно… А кстати, ты знаешь, что в Португалии портвейн почти не пьют, ну, местные? Они как раз пиво своё предпочитают, и ещё Вино Верде, молодое и весьма кислое… Вообще, страна довольно бедная.
— Ты, наверное, много где побывал, — сказал Марат.
— Да не так уж и много где… Ну, поездил, конечно. Не в этом счастье.
— А в чём? — поинтересовался Марат, и уточнил, чтобы не получилось, будто он ждёт уроков о жизни: — Ну, для тебя?
Стас помолчал, а потом отвёл взгляд в тёмное окно, и Марат забеспокоился, не пересёк ли какие-то неведомые границы. Но Стас вздохнул, улыбнувшись мимолётно:
— Когда как… Ты же не очевидного ждёшь?
Марат энергично помотал головой.
Еда кончилась, и последний кусочек курицы Марат, смеясь, разделил со Стасом.
— Ну что, посмотрим кино, может быть?
Марату не хотелось ничего смотреть, но наверное, нужен был какой-то фон для того, чтобы постепенно перейти к «основной части» вечера, и он кивнул.
— Найди что-нибудь, там много всего.
Марат пошел к полкам и стал перебирать коробочки. Действительно, фильмов было порядочно, на всякий вкус, и новинки, и старая классика. Порнухи не было, конечно, эти диски наверняка прятались, да и то, как выстраивалось их общение, порнуху не предполагало. Марат хмыкнул, задержав палец на «Смерти в Венеции», и сразу устыдился своей пошлой мысли. Ничего, намекавшего на разницу в возрасте, тут явно не годилось. А вот это пойдёт: «Пираты Карибского моря», новенькое фирменное издание. Он фильм смотрел, но не в кино, а какую-то пиратскою копию.
Стас с любопытством ждал, что он выберет и улыбнулся, узнав обложку.
— Что, слишком предсказуемо?
— Тебе же Депп нравится. Я-то Орландо Блума предпочитаю. Ну, как типаж. Но фильм забавный...
Стас устроился в уголке дивана, он не звал, но Марат сам улёгся на бок, положив голову к нему на колени. Они стали смотреть, сначала вполглаза, но постепенно втянулись, одинаково смеялись и вздрагивали в подходящих местах. Они потягивали портвейн, Стас добыл откуда-то орешков, брал себе и кормил Марата, тихонько перебирал его волосы, это было приятно, и вообще всё было приятно, Марат был уверен, что и Стасу хорошо, что он получает именно то, чего хотел. Но, видимо, пора было переходить к следующему акту вечернего представления.
— Я в ванную схожу, ладно? А ты мне полотенце не дашь?
— Я повесил там чистое, красное полосатое. Остановить?
— Не надо, пусть журчит, чтобы ты без меня не скучал. 
Стас отпустил его неохотно, словно боялся потревожить ту доверчивую теплоту, что возникла между ними. Но когда через десять минут Марат вышел из ванной в том самом красном полосатом, обёрнутом вокруг бёдер, Стас уже разложил и застелил диван. Марат посмотрел ему в глаза и медленно развязал полотенце.
— Это всё мне? — сказал Стас, пытаясь пошутить, но голос слегка дрогнул.
Марат кивнул и лёг на живот. Он ждал, что Стас разденется и ляжет к нему, но тот опустился на одно колено и стал ласкать ладонями и губами его тело, не пропуская ничего, и чем ближе он спускался к заднице, тем медленнее становились его движения. Он раздвинул чуть-чуть половинки, Марат невольно приподнялся и ахнул, когда Стас лизнул его дырочку. Ему никто так не делал, но он воображал себе это, поглаживая мокрым пальцем тугое колечко. В реальности всё было иначе: дыхание, влажная жадность языка, толкавшегося внутрь, и Марат открывался навстречу, постанывая. Он был готов, и подмылся как следует, так что никакого смущения не испытывал, но не хотелось спешить. Марату казалось, что после этого всё погаснет, и чудесный вечер станет неловким, и между ними возникнет отчуждение, как всегда почти случалось с ним после секса.
Но Стас его опять удивил. Вылизав попку, он стал спускаться вниз по бедрам, целовал под коленями, а потом, согнув его ноги, стал лизать ступни и, совершенно смутив Марата, между пальцами ног. Нет, там тоже было чисто, но всё-таки… Почему-то именно это оказалось самым интимным, самым нежным. Да и вообще, странное дело, Марат понимал, что Стас наслаждается, любуется им, он чувствовал его жгучее желание, но — не похоть. 
— Ляг на спинку, солнышко, — шепнул Стас, и Марат послушно, с удовольствием перевернулся, понимая, что эта сторона его тела тоже не будет обойдена вниманием. Он ждал и не ошибся, когда Стас уткнулся носом ему в подмышку, там уже пахло им, но Марат знал, что именно этого Стас и хочет, и вытянул руки над головой, отдаваясь ласкам. Соски, живот, пупок — всё получило своё, а потом — паховые складки, мошонка и, наконец, губы Стаса обхватили его ноющий от напряжения член. 
У Марата было мало опыта в сексе, но он подозревал, что подобные ощущения ему вряд ли часто получится испытать. Его выгибало до судорог, он стонал и извивался, запустив пальцы в волосы Стаса, и излился ему глубоко в горло, даже не пытаясь отстраниться или предупредить, он понимал, что так надо, им обоим надо…
Фильм давно кончился, и теперь на экране снова и снова проигрывалась заставка диска с одной и той же музыкальной фразой. Это тупо раздражало, и Марат облегчённо выдохнул, когда Стас потянулся к пульту и заткнул шарманку. Стало тихо. 
Марат не заметил, когда Стас разделся, но теперь он сидел на краю дивана в одних боксерах, и Марат мог рассмотреть Стаса, новым пытливым взглядом, стараясь найти ответы на смутные, неявные вопросы. У Стаса было приятное лицо, черты, пожалуй, мелковаты, губы изящно очерченные, слегка капризные, но глаза чудесные, глубокие, добрые. Лицо выдавало возраст, а вот тело ещё оставалось молодым, с шелковистой мягкой кожей. 
Стас улыбнулся Марату и поднялся. 
— Будешь чай? У меня прямо горло пересохло. Курица острая была…
Марат подумал, что дело не курице, вспомнил, как кончил Стасу прямо в глотку, это и смущало, и заводило. Стас пошёл готовить чай, а Марат смотрел, как он кипятит воду, достаёт и ополаскивает чайник, вот потянулся к полке с заваркой, отчего на спине проступили длинные мышцы. Это было… красиво? Стас что, реально нравился ему, что ли?
Особенно Марат засматривался на его ноги, длинные, ровные. Да и задница — Марат пробовал отогнать эту мысль, но задница у Стаса тоже была красивая, аккуратная и подтянутая.
Стас вернулся с чайником и чашками, расставил их на столике.
— Смотри, что я нашёл, — он показал Марату коробочку бельгийского шоколада. — Любишь?
Марат покивал. У Стаса были красивые руки, только перстень с огромным сияющим камнем смотрелся на длинном пальце как-то неуместно, он был слишком вызывающим, а Стас был не таким, он был и проще, и сложнее этого самодовольного украшения.
Чай был хороший, Марат реально не помнил, пил ли он когда-нибудь такой, терпкий и ароматный.
— Расскажи мне что-нибудь, — попросил Марат. — Про себя.
— Про себя? Что же ты хочешь узнать?
— Ну, про любовь твою.
— Про Алёшку?
Про Алёшку Марат ничего не желал слышать.
— Нет, про первого, который в юности был.
— А-а, про первый раз… Любопытно, почему всем так хочется про первый раз? И послушать. И рассказать...
— Ну, сравнить интересно, наверное. Первый-то раз у всех был.
— Ты прав. Ну, первый раз был в школе, в девятом классе. Банально, до боли зубной. В параллельном классе был мальчик, мы с ним никогда не общались, да и вообще не принято было с параллельными. Там соперничество, учителя всегда в пример ставили, всегда в параллельном было лучше. А тут новогодний вечер совместный, а Костя рисовал хорошо. Это сейчас все граффити умеют, а тогда только натюрморты в альбом, пирамиды и вазы. А Костя рисовал свободно, лихо рисовал, и ему поручили оформление. Ну а я всегда эти вечера организовывал, программу составлял, сам ничего особого не умел, но как-то сводил всё в кучку, и Костю ко мне отправили согласовывать. И тут я его вдруг рассмотрел близко, и поплыл. У меня сохранилось несколько его фотографий, и я вижу теперь, ничего в нём особенного, и красавцем он уж конечно не был, ну, стройный, смазливый, нагловатый слегка, но это маска была, так-то он был домашний, воспитанный, но бунтовал. И мы с ним остались вечером оформлять. А в школе жарко было, топили со всей дури, а перед Новым годом потеплело, а окна заклеены, ну мы сняли с себя что было можно. В футболках остались, а у Кости с собой была сменка физкультурная, и он надел шорты. Понимаешь, прямо там в зале снял джинсы у меня перед носом, даже в сторону не отошёл, и шорты натянул. Он рисовал на больших листах, а я подносил-уносил, музыку ставил, а потом развешивали, крепили к стенам между окон и на сцене какой-то новогодний лес, помню, ёлки он нарисовал пузатые, с глазами, весёлые такие ёлки… Оранжевые! А я таращился на его задницу в шортах. Потом на каникулах он ни с того, ни с сего мне позвонил, сказал, у них в кино, рядом с домом, фильм какой-то новый — «давай, сходим?» Я ничего такого не ждал, но согласился, конечно. Фильм не помню, а как сидели рядом и я его запах чувствовал, и как коленкой чуть-чуть случайно его ногу задевал — вот это помню. Потом мы довольно много общались, в кино ходили, и дома, то он ко мне, то я к нему, о чём-то говорили, но чаще всего просто слушали музыку. Он рисовал обычно толстым чёрным фломастером, который почему-то бензином сильно пах, вот это тоже в памяти осталось, я сидел рядом и смотрел. А он мне потом эти рисунки отдавал, и я уносил их, как добычу. Я ведь даже никогда его без одежды не видел, вот только тогда в шортах, один раз. И мне ничего не надо было. Просто сидеть рядом, запах его вдыхать и смотреть. Когда прощались, жал его руку. Не сразу отпускал. А он не вырывался, ждал. И всё. Может, если бы я решился, он бы и не оттолкнул. Но я боялся, если бы он меня прогнал, я бы умер. Ну, а после школы — разные вузы, новые знакомые, как-то утихло постепенно.
— Погоди, — удивился Марат, — ты же говорил, у тебя семь лет отношения были…
— О, это позже, я уже работал. Там всё было гораздо прозаичнее, проще и спокойнее. А Костя был первый, когда я себя понял. И знаешь, вот сколько времени прошло, столько всякого, а я, наверное, так самозабвенно, так чисто никогда не любил. Ну, если это можно назвать любовью. Любовью ведь разные вещи называют...
Марат слушал, нахмурившись, а потом поднял взгляд, и успел заметить, как Стас на него смотрит: нежно и печально.
— Что, неужели я на него похож? — спросил Марат, и Стас удивлённо понял брови.
— Похож? На кого?
— На Костю этого твоего.
— Нет, — сказал Стас. — Совсем нет… Почему?
— Ты так глядишь, словно прощаешься с чем-то далёким.
— Ну, в каком-то смысле… Какой же ты чуткий, солнышко...
Чай был выпит, они сидели рядышком, Марат раздумывал, не потянуться ли ещё за одной шоколадкой, и понял, что их пальцы переплетены. Он не помнил, когда взял Стаса за руку, значит, это получилось неосознанно, без всякого расчёта. «Чего же мне с ним так хорошо-то?» — подумал Марат, вздохнул и прикрыл глаза.
— Устал? — спросил Стал. — Ты как, ляжешь со мной? Или, если хочешь, я тебе отдельно постелю в другой комнате. — В его взгляде была такая осторожная, не подходящая ему робкая надежда, что Марат возмутился:
— Как отдельно? Почему отдельно? Я с тобой хочу.
— Ты внутри или с краю? Давай с краю, чтобы сбежать, в случае чего, — пошутил Стас.
— Я не сбегу, не надейся! Я к стенке!
Они улеглись, и Марат прильнул к Стасу, потерся щекой о плечо.
— Ты как котёнок, — пробормотал Стас, Марат прижался плотнее, и Стас добавил, почувствовав вставший член: — Большой… котёнок.
— Сними, — шепнул Марат, потянув резинку его трусов, и Стас послушно стянул боксеры и Марат протиснул член между бёдер.
Стас замер, втянул воздух, словно всхлипнув, пошарил рукой под подушкой и протянул Марату лёгкий квадратик.
А дальше всё пошло, как по накату. Марат развернул на члене латекс, Стас добыл откуда-то тюбик лубриканта, обильно выдавил себе в задницу, лёг на бок, согнув ногу в колене, и Марат вошёл в него, почти не встретив сопротивления, глубоко вошёл, до конца. Это было так просто, так естественно, словно они договорились заранее или делали это много раз прежде, Марат слегка отстранился, чтобы лучше видеть, как медленно входит и выходит, это было охренеть, как приятно, тесно, жарко, он начал постанывать, и почти сразу Стас отозвался своими тихими короткими вскриками. Страсти не было, но Марату хотелось, чтобы это длилось, и длилось. И ещё он хотел, чтобы Стасу было хорошо, ощущая странную к ему нежность — и благодарность. Он уже немножко утомился, и Стас, почувствовав это, уложил его на спину и опустился сверху, и Марат протянул руку, чтобы погладить его. У Стаса было всё гладко выбрито, это было неожиданно и умиляло. Стас ускорился, покачиваясь, Марат обхватил покрепче его стояк, и они кончили почти одновременно.
Потом Марат лежал на спине, а Стас вытирал ему салфеткой живот. И презерватив Стас с него снял сам, унёс в ванную. У Марата сил подниматься не было. «Вот ведь судьба, — подумал он, лениво прикрывая глаза. — Кому рассказать, впервые был в активе, и с мужиком на тридцать пять лет старше... Всё-таки я блядь», — решил он сокрушённо.
Когда Стас улёгся рядом, Марат положил ладошку ему на грудь.
— Как ты? — пробормотал он. — Всё хорошо?
— Конечно, солнышко, ещё бы! Разве не почувствовал?
— Наверное, — с сомнением протянул Марат. — Я как в тумане, честно.
 
Марат проснулся, как только Стас встал с постели. Разбудило его отсутствие. В комнате было темно, и во дворе ещё светили фонари.
— Ты куда? Рано же!
— Я в ванную. Но вообще-то скоро нужно будет собираться.
— А давай ещё поваляемся? А?
— Мне работать нужно. А тебе разве на занятия не идти?
— А у меня первая пара движок, можно забить.
— Движок?
— Ну, сцендвижение.
— А ты в этом хорош, да?
Марат потянулся всем телом, довольно застонав:
— Ну, да, вообще-то. Хочешь, пару упражнений покажу?
Стас усмехнулся, но всё-таки ушёл в ванную, и пробыл там довольно долго, так что Марат успел снова задремать. И очнулся, когда Стас погладил его по плечу. Он был уже в рубашке с галстуком и в брюках.
— Ладно, солнышко! Если хочешь поспать ещё, оставайся, позавтракай только перед уходом, яичницу себе поджарь, бутерброды я тебе сделал… И вот…
Стас показал на плотный белый конверт на журнальном столике. 
— Как договорились.
Теперь Марат проснулся окончательно. Да, договорились. Да, он ради этого согласился. Но сейчас это казалось совсем не важным, даже нелепым и лишним. Он выпутался из одеяла и встал, даже не сообразив, что спал голышом. И прижался к Стасу ещё жарким после сна телом, потянулся поцеловать. На поцелуй Стас ответил, но очень сдержанно.
— Заслужил, — сказал он.
И Марат вздрогнул от стыда: получилось, что он как бы благодарил за дурацкую тысячу баксов, а он совсем не поэтому, он же просто по-человечески, по-детски радовался этой нежности и близости… Но объяснять это теперь было невозможно и глупо. Он натянул трусы и пошёл за Стасом, который уже надевал пиджак, «Бриони» этот свой, превращаясь в другого человека, которого Марат, в сущности, совсем не знал. Костюм ему очень шёл, но Марат заметил, что он был ему чуть-чуть великоват, словно он недавно похудел. И Марат вдруг подумал, что, возможно, Стас чем-то болен, серьёзно болен, и что поэтому...
— Квартиру запри, а ключи брось в почтовый ящик внизу, ладно?
Стас ушёл, но ложиться снова уже не хотелось, и сна не было, и вообще в квартире сразу похолодало, как будто потянуло сквозняками. Марат пошёл на кухню, увидел приготовленные для него бутерброды, и сдавило что-то в груди, соскучился он по такой простой и домашней заботе. Он принял душ, даже голову помыл хорошим шампунем, пожарил яичницу, как было велено, умял бутерброды с ветчиной, и кофе выпил, нашёл растворимый, но из дорогих, он таких банок и не видел раньше. И ещё съел пару шоколадных конфет, хотя уже наелся, но они тянули к себе вкусом прошлого вчера. 
Марат прибрался, навёл порядок, уничтожая все признаки их присутствия, и это было так обидно, тоскливо даже, как будто он стирал свой след, стирал то удивительное, что случилось. Что это было, он ещё не мог себе объяснить, но знал наверняка: он не притворялся и не помнил, какой момент перестал играть и испытал что-то настоящее. 
Делать в пустой и чистой квартире было нечего. Марат надел куртку, аккуратно запер за собой входную дверь и только чуть-чуть помедлил внизу у почтовых ящиков, перед тем, как опустить в щель связку ключей. 
Плотный белый конверт с деньгами так и остался на столе.
 
Сосредоточиться на учёбе было трудно. Он всё делал с задержкой, отвечал невпопад и даже не ловил удивлённые взгляды. К середине дня душевная смута накипела почти на истерику, и Марат сбежал с последней пары, наплевав на всё. Нужно было выговориться, и кроме Гриши кандидатов не было. Хотелось напроситься в гости, но понедельник был для Гриши плохим днём, когда он, как правило, в жутком похмелье грустил после блядок, и чужие проблемы до него трудно доходили. Марат достал телефон и обнаружил, что так и не включил его со вчерашнего вечера.
— Гриш, привет! Ты как? Бухали вчера?
— Ну, бухали, но без излишеств… А ты чего не объявился? Компания была тихая, тебе бы зашло.
— А я вчера в гостях был.
— Во как! И где это? Почему я ничего не знаю?
— Я с мужиком этим был. Ну, по объявлению.
— Ты что, больной? — заорал Гриша. — Поехал к незнакомому мужику и ничего не сказал? Кто же так делает? А если он извращенец или насильник? Где бы тебя искали? 
— Да мы с ним ещё в субботу встречались, в ресторане. Так что всё нормально. Ну, в смысле, я уже понял, что он в порядке.
Гриша обиделся.
— И ничего не сказал! Я же за тебя в ответе в этом деле. И ведь спрашивал, пошёл он на контакт или нет, а ты что, соврал что ли?
— Ну, — замялся Марат. — Я сглазить боялся. 
— Сглазить он боялся. А без головы остаться не боялся… Ну, и как всё прошло? Терпимо? Деньги заплатил?
— Заплатил, — сказал Марат. То, что он не забрал конверт, было только его делом. — А прошло… Вот не поверишь, прошло просто классно. Нет, правда, он такой клёвый мужик оказался, умный, внимательный, реально приятный! И говорить с ним интересно, он такой заботливый, нежный…
— А секс? Трахнул он тебя?
— Ну, не совсем, — сказал Марат. — Всё иначе получилось...
— То есть, импотент?
— С чего ты взял? — возмутился Марат. — Никакой не импотент, очень даже потент… Просто всё было не так однозначно.
— Неоднозначно? Это как? Хочу подробностей!
— А вот хуй тебе! Я ему очень, судя по всему, понравился. И самое главное, он мне тоже…
— Погоди, что, вот прямо понравился? 
— Вот прямо. Так хорошо было, просто снос башки, честно.
Гриша помолчал.
— Да… Нежданчик. Слушай, а может ты тайный геронтофил? И поэтому до сих пор, типа, в поисках?
— Геронтофил?
— Ну, которым старички нравятся.
— Да он не старичок никакой! Классный мужик, крепкий, подкаченный… А глаза такие добрые, чистые…
— Слушай, ты что, влюбился, что ли?
— Да ничего не влюбился! Не знаю… Ну, может быть… 
— Это стрёмно, конечно, но в чём проблема? Вперёд и с песней!
Марат молчал.
— Эй, ты там ещё?
— Понимаешь, это как-то неправильно. Ну, со стороны. Он реально богатый, на лимузине с водилой ездит, брюлик на пальце, фирма… А я что, содержанец?
— Ты же сказал, что ему понравился. Даже, как я понял, не трахаться, а всё остальное. И если ты ему признаешься, всё может получиться охренительно. Хоть на время… Что сразу загадывать?
— Да он мне не поверит, наверное. Решит, что я хочу его использовать.
— А он тебя? В чём риск? Попробуй. Где он живёт, знаешь?
— Не знаю! Мы с ним встречались на какой-то левой хате его знакомого.
— Но телефон же есть?
— Да, телефон определился, наверное, — Марат сообразил, что до сих пор не озаботился посмотреть, и полез в список вызовов. — Да, вот, последний, вроде, его.
И как по команде именно этот номер засветился, как входящий. 
— Ой, Гриш, пока, он как раз мне набрал!
— Давай, не теряйся, удачи, — успел сказать Гриша, пока Марат не отключился.
— Здравствуй, Марат! Несколько раз тебе звонил, но…
— Да, прости, телефон выключил вчера, и вот только теперь…
— Это ты прости, я не собирался тебя больше тревожить, но ты забыл свой подарок. 
— Я не забыл. Стас, я оставил. Нарочно оставил…
— Ну, и зачем? А если бы я не вернулся проверить, всё ли в порядке?
— Типа, не унёс ли я столовое серебро?
— А там было столовое серебро? 
— Не знаю, я не искал, — сказал Марат.
Стас молчал.
— Я… я хотел ещё увидеться. Я могу опять приехать, там же свободно ещё?
— Марат, я в городе, у меня переговоры в «Мариотте», а завтра я уезжаю на неделю, может, и больше. Так что, пожалуйста, давай встретимся в восемь тридцать… Нет, в восемь двадцать на Тверской, у гостиницы. Обязательно, я очень прошу. Рассчитываю на твою точность.
 
Марат приехал на десять минут раньше, и высматривал в потоке машин «Мерседес» Стаса, но тот вышел прямо из вестибюля в накинутом на плечи пальто. Глянув на часы, он сказал:
— Давно ждешь? Я, по-моему, точен… У нас перерыв на десять минут. Отойдём? Вот, возьми. — Стас протянул плотный белый конверт. — Досадно, что пришлось тратить на это время, но ты сам виноват.
Марат помедлил, но послушался.
— Зачем ты так? — с досадой спросил он.
— Как это?
— Ну — так. Ты умный, интересный, добрый, красивый, зачем ты… покупаешь?
Стас глядел на него, ласково улыбаясь.
— Разве я тебя купил?
Марат подумал и убежденно помотал головой:
— Нет.
— Ну вот, — пожал Стас плечами. — Я бы очень хотел сделать тебе приятное, но лучше, если ты потратишь деньги на то, что тебе действительно нужно.
Они прошли несколько шагов молча, потом Марат остановился решительно.
— Я сегодня целый день думал: почему? Ну, почему? Тебе же понравилось? Может быть, у нас с тобой всё получится. 
Стас хотел было что-то сказать, но остановился, и Марат, приняв эту паузу за сомнение, заторопился:
— Нет, подожди, я серьезно думал, и понял, ты мне очень нравишься. В самом деле нравишься. Ты такой… необычный, тонкий, — Марат запнулся, но всё же добавил: — милый… Ну давай попробуем… я же могу чем-то помочь тебе, а ты — мне… Я бы, правда, хотел быть с тобой.
Стас вздохнул и опять улыбнулся, только на этот раз улыбка была печальная.
— Тебе это кажется, сейчас. А даже если не кажется, то это пройдет, быстро. Поверь мне, так значительно лучше, и у нас обоих не останется неприятного осадка от нашей краткой… дружбы. Ты чудесный мальчик, Марат, и я желаю тебе счастья. Но на этом всё.
Они остановились, и Стас поглядел на часы.
— Можно, я тебя поцелую? — спросил Марат, цепляясь за последнюю надежду.
— Мне было бы очень приятно, — сказал Стас, — Но, видишь ли, здесь, — он оглянулся на сверкающий «Мариотт», — может случайно быть кто-то из моих знакомых, и хотелось бы избежать объяснений… Бизнес вещь жестокая, — добавил он, извиняясь.
— Ну ладно, — сказал Марат, стараясь не показать ужалившей его обиды. — Я просто хотел, чтобы ты знал: мне на самом деле было с тобой очень хорошо, без этого. — Он показал конверт, который всё ещё держал в руке. — Понимаешь, хорошо…
Стас тихонько поаплодировал.
— Браво. Прекрасный финал. Спасибо, Марат. Ты станешь замечательным актером, и я ещё полюбуюсь тобой на экране.
Он слегка приподнял ладонь и почти тут же рядом остановилось такси. Стас открыл для Марата дверь, и, сверкнув камнем на холеной руке, протянул водителю купюру:
— Отвезите молодого человека, куда он скажет.
Марат сидел в машине, оглушённый и потерянный. Он не был уверен, что у него получится со Стасом договориться, но то, как тот отказал — спокойно, без вариантов — было ужасно обидно. Горько. 
— Так куда ехать, ей, парень?
Марат назвал адрес Гриши. Хотелось сочувствия, да и оставлять конверт в общаге было стрёмно. Гриша всё-таки приятель, и тысяча эта для него не такие большие деньги.
 
— Отшил он меня! — Марат не мог усидеть на месте, вскакивал с табуретки, делал три шага по крошечной кухне и снова присаживался к столу, где стояла уже початая бутылка водки. — Нет, ну почему? Что ему не так? Я разве просил что-то? Навязывался? Решил, что я в его жизнь лезу! Знакомых застеснялся! Ну, конечно, я же блядь, на лбу написано! Ссыкло ёбаное! 
— Ты же говорил, что он не такой.
— Ну, мне показалось, что не такой, но ты же знаешь, что я могу себе напридумать…
— Ну и всё, и забудь. Давай ещё по одной. За успех нашего безнадёжного! Штуку баксов получил? Поди не хило за один раз! Смотри, не привыкни!
Они посмеялись, но Марат не остался на ночь, поехал в общагу, отговорившись, что ему нужно переодеться перед занятиями, и оба чувствовали, что между ними что-то надломилось, и как раньше уже не будет.
 
…А Стас, проводив взглядом увозившую Марата машину, застегнул пальто и пошёл к метро. Пожалуй, он тоже хорошо сыграл свою роль. Надо сразу поставить старую симку в мобильник, подумал он. Денег, которые ещё оставались на карточке, должно бы хватить до зарплаты. В конце концов, и три недели фитнеса, и массаж, и турбосолярий — всё это он, можно сказать, потратил на себя. Только аренда шикарного лимузина с водителем была экстравагантной тратой, но что теперь считать... Пальто и костюм он вернет Сергею через неделю, когда тот вернется с Мальорки, а вот Марии Яковлевне перстень и часы её покойного мужа нужно отвезти завтра же с утра, потому что ему неуютно лишний день держать у себя эти неприлично дорогие вещи. 
Он испытывал облегчение от того, что избавился от проклятой тысячи, которую ему всучил Алёшка перед отъездом, «чтобы не думал, что я тебе что-то должен». Это было обидно и унизительно, словно вся их совместная жизни стоила ровно столько. Но у Алёшки тогда дела пошли в гору, и он вдруг стал многое мерить деньгами, к которым прежде, когда их не хватало, относился очень небрежно и свысока. Эта тысяча не меняла ничего, Стас к ней не притрагивался, хотя были моменты, когда сотня-другая очень бы пригодилась, но он не мог себя заставить распечатать конверт, разменять на повседневные пустяки. И вот, наконец, решил, как найти деньгам подходящее применение. И всё, вроде, получилось...
 Он остановился у перехода, пропуская поток машин, но вот уже загорелся зелёный, и опять сменился на красный, и снова можно было идти, а он всё стоял, и вдруг понял, что боится возвращаться в свою пустую квартиру в Хамовниках. Он переехал сюда в прошлом году, продав большую трёшку, ещё родительскую, где они жили с Алёшкой. Он радовался, думая, что избавится от воспоминаний, но квартира оставалась необжитой, чужой и холодной. А теперь в ней поселились свои призраки.
Он запрещал себе думать о Марате, но опять и опять спрашивал себя, могло ли в самом деле быть продолжение у этой встречи с чудесным, талантливым, светлым мальчиком? Даже если бы он сам в какой-то другой жизни оказался богатым, успешным, уверенным, привыкшим побеждать? И начинал подозревать, что роскошное приключение, которое он устроил себе, чтобы обмануть подступающее увядание, было страшной, непоправимой ошибкой. И он тонул теперь в неизбывной, безнадежной, немой тоске, словно старый пес, брошенный умирать около проданного и опустевшего дома.
 
2008