Жаркое соперничество

Пролог

Октябрь 2016 года — Монреаль

Шейн Холландер был близок к тому, чтобы окончательно слететь с
катушек, чего никогда ранее не позволял себе.
Он едва выдержал два периода и двенадцать минут третьего в одном из
самых разочаровывающих хоккейных матчей за всю свою карьеру. То, что
должно было стать триумфальной победой «Монреаль вояджерс» на
домашнем льду над их извечными соперниками, «Бостонскими медведями»,
превратилось в изнурительное унижение. Разрыв увеличился до 4:1 в пользу
«Бостона», а табло показывало менее восьми минут до финального свистка. У
Шейна было не менее пяти прекрасных голевых моментов. Он делал,
казалось, заведомо результативные броски. Но промахивался. И «Медведи»
воспользовались ошибками «Вояджеров» сполна.
Один человек преуспел в этом больше всех. Самый ненавистный
человек для «Монреаля» — Илья Розанов. В последние шесть сезонов
Холландер и Розанов стали настоящим олицетворением почти столетнего
соперничества между командами НХЛ «Монреаль» и «Бостон». Их острую
вражду ощутил бы даже слепой, не говоря уж о болельщиках с самых
дальних и дешевых мест.
Холландер занял позицию внутри центрального круга, стоя лицом к
Розанову. Судья готовился объявить вбрасывание после второго гола этого
русского.
— Отличный вечер, правда? — весело спросил Розанов.
Его ореховые глаза задорно блестели, впрочем, как и всегда, когда он
говорил гадости.
— Иди нахуй, — прорычал Холландер.
— Думаю, у меня еще есть время сделать хет-трик (англ. hat-trick —
буквально: трюк, связанный со шляпой — позитивное достижение в ряде
видов спорта и игр, связанное с числом три, т. е. в хоккее означает три
шайбы, заброшенные одним игроком в течение матча — прим. пер.), —
размышлял вслух Розанов, его английский был едва понятен из-за
чудовищного акцента и капы во рту. — Мне стоит сделать это сейчас или
подождать до последней минуты? Так ведь будет увлекательнее, да?
Холландер скрипнул зубами, прикусывая свою капу, но не ответил.
— Заткнись, Розанов, — вмешался судья. — Последнее
предупреждение.
Розанов подчинился, но нашел еще более эффективный способ поддеть
Холландера: подмигнул.
А потом выиграл вбрасывание.
***
— Блядь! — Жан-Жак Буазиу, огромный, как скала, франко-гаитянского
происхождения защитник «Вояджеров», ударил клюшкой в стену раздевалки.
— Полегче, Джей-Джей, — осадил его Шейн, но в его словах не было
реальной угрозы.
Чтобы дать понять всем, что у него нет настроения драться или даже
спорить с кем бы то ни было, он уселся напротив своего шкафчика. На
скамейке рядом с ним, как всегда, оказался Хейден Пайк, напарник Шейна по
левому флангу.
— Ты в порядке? — тихо спросил он.
— Разумеется, — ответил Шейн.
Он откинул голову, прислонившись затылком к прохладной стене, и
закрыл глаза.
Слово «активные» применительно к монреальским хоккейным
болельщикам стало бы серьезным преуменьшением. Монреаль любил
«Вояджеров» до абсурда. Играть на их домашней арене гостям было вдвойне
сложно, ибо приходилось не только противостоять одной из лучших команд,
но и столкнуться с самыми громкими болельщиками во всей лиге. И столь же
яростно фанаты давали понять любимой команде, насколько ею
разочарованы.
Но не в этот раз. Болельщики «Монреаля» были на редкость расстроены
по-настоящему и почти молчали. Тишина же печалила Шейна Холландера
больше любых звуков негодования.
— Знаешь, чем бы я от души насладился? — продолжил Хейден. —
Помнишь фильм «Судная ночь»? Где в течение одной ночи можно нарушать
любые законы без последствий?
— Что-то припоминаю, — ответил Шейн.
— Чувак, будь такое в реале, я бы замочил нахуй Розанова. Без шуток.
Шейн все-таки рассмеялся. Он не мог отрицать, что по крайней мере
набить морду этому самодовольному русскому было довольно заманчиво.
В раздевалку вошел их тренер и с удивительным спокойствием высказал
свое разочарование. Это было начало регулярного сезона, и первый в нем
матч против «Бостона». В большинстве встреч они играли отлично. Это был
просто сбой. Нужно было двигаться дальше.
Вскоре пробил час предстать перед прессой. Шейн предпочел бы отдать
себя на растерзание стае голодных волков, но знал, что встречи с
репортерами не избежать. После каждой игры они хотели комментариев
именно от него, что уж говорить о матче, в котором он пересекался с самим
Розановым.
Шейн стянул через голову влажный от пота свитер, чтобы в объектив
камер попала спортивная майка с логотипом CCM (канадский бренд
хоккейной экипировки — прим. пер.). Это было частью его контракта.
Его окружили журналисты с микрофонами в руках в сопровождении
телеоператоров.
— Привет, ребята, — устало поздоровался Шейн.
Они задавали свои скучные вопросы, а он давал на них не менее скучные
ответы. Что он вообще мог сказать? Они проиграли. Завершился хоккейный
матч, одна из команд проиграла, и этой командой стала его команда.
— Хотите узнать, что о Вас только что сказал Розанов? — злорадно
спросил один из репортеров.
— Что-то хорошее, я полагаю.
— Он сказал, что хотел бы, чтобы Вы играли сегодня.
Толпа репортеров замерла в немом ожидании. Шейн фыркнул и покачал
головой.
— Ну, нам предстоит матч в Бостоне через три недели. Можете передать
ему, что я непременно буду на этой игре.
Репортеры засмеялись, очевидно, радуясь, что им удалось запечатлеть
заочный обмен колкостями между Холландером и Розановым.
Спустя час, приняв душ и переодевшись в пустой раздевалке, Шейн
поехал домой. Но не в свой пентхаус в Вестмаунте, а в место, о котором
никто не знал — маленький кондоминиум в Плато (Плато Мон-Руаяль —
студенческий район в Монреале с кварталами малоэтажных жилых домов
— прим. пер.).Шейн ночевал там всего несколько раз в году, когда хотел быть
уверенным в полной приватности.
Он припарковался на крошечной стоянке за трехэтажным зданием,
вошел через заднюю дверь и быстро поднялся по лестнице на верхний этаж.
Он знал, что остальные этажи были безлюдны, поскольку тоже принадлежали
ему. Нижний арендовал бутик элитной кухонной утвари, который закрылся
до утра несколькими часами ранее.
Апартаменты на третьем этаже выглядели так, как им и следовало: с
отделкой и наполнением, спроектированными профессиональным
дизайнером для последующей продажи. Как, собственно, и аналогичные
этажом ниже. Если Шейн вообще будет заинтересован продавать их. Что, как
беспрестанно твердил себе, он непременно сделает. И скоро.
Твердил уже более трех лет.
Он подошел к холодильнику из нержавеющей стали и достал одну из
пяти бутылок пива — больше внутри совершенно нового агрегата не было
ничего. Открутив пробку, он уселся на черный кожаный диван в гостиной.
Он сидел в тишине, стараясь не обращать внимания на то, как урчало в
животе. Подобное всегда повторялось в такие вечера, как этот. Шейн быстро
допил пиво, надеясь, что хотя бы алкоголь поможет заглушить разочарование
в себе. Отвращение к собственной слабости. Нужно было притупить это
чувство, потому что он знал… Знал, что не сделает абсолютно ничего, чтобы
исправить ситуацию. Он и так пытался уже более шести лет.
Стук в дверь раздался лишь спустя сорок минут. Их хватило, чтобы
Шейн почти убедил себя уйти. Покончить с этой глупостью. Но, конечно же,
он этого не сделал. И раздайся этот стук даже через несколько часов, он все
равно лежал бы на диване и ждал его.
Он открыл дверь.
— Какого хуя ты так долго? — раздраженно поинтересовался он.
— Мы праздновали. Большая победа сегодня, понимаешь? — Шейн
отступил на шаг, впуская в апартаменты высокого ухмыляющегося русского.
— Я сбежал, как только смог, — продолжил Розанов, сменив тон на менее
саркастичный. — Не хотел привлекать внимание, правильно, да?
— Разумеется.
Это было последнее, что Шейн успел произнести, прежде чем Розанов
заткнул ему рот поцелуем. Шейн схватил его обеими руками за кожаную
куртку и притянул ближе, неистово целуя, пока не закончился воздух.
— Сколько у тебя времени? — быстро спросил он, когда они наконец
оторвались друг от друга, чтобы отдышаться.
— Часа два, может быть.
— Блядь.
Он снова поцеловал Розанова, грубо и жадно. Боже, как же Шейну этого
не хватало. И как по-крупному он проебался. Дерьмо.
— Ты на вкус как пиво, — хмыкнул Розанов.
— А ты на вкус как отвратительная жвачка, которую жуешь.
— Это чтобы я не курил!
— Заткнись уже.
Они не могли отцепиться друг от друга, пока не добрались до спальни,
где Шейн грубо толкнул его к стене и продолжил целовать. Он чувствовал
знакомый танец языка у себя рту и сам скользил языком по зубам Розанова,
которые чинили и вставляли бог знает сколько раз.
Он многого хотел этим вечером, но на многое у них не было времени.
Розанов схватил его и швырнул на кровать, Шейн наблюдал, как тот сбросил
на пол куртку и стянул футболку через голову. Золотая цепочка на шее
съехала, блестящее распятие покоилось на левой ключице, чуть выше
знаменитой (и столь же нелепой) татуировки с изображением рычащего
медведя гризли (Я перекрыл ей тату «За Россию», когда стал играть за
«Медведей») на груди. Шейн собирался посмеяться над этим позже. А тогда
ему оставалось лишь наблюдать, как Розанов раздевался, с запозданием
осознавая, что самому следовало сделать то же самое.
Они оба сняли с себя все, Розанов навалился на Шейна, целуя его и
спускаясь рукой, чтобы обхватить уже прилично набухший член. Шейн
выгнулся навстречу его прикосновениям, издавая пошлые, постыдные звуки.
— Не волнуйся, Холландер, — сказал Розанов, касаясь губами его уха,
— я буду ебать тебя так, как ты хочешь, да?
— Да, — выдохнул Шейн, испытывая облегчение с изрядной долей
стыда.
Розанов скользил по его телу, целуя, посасывая, облизывая, пока не
добрался до члена. Дальше он не стал дразнить и взял его в рот. Шейн
мысленно возрадовался, что они были совершенно одни в здании, потому что
его стон эхом отразился от стен скудно обставленной комнаты. Он
приподнялся на локтях, чтобы наблюдать за происходящим. На мгновение
ему захотелось вытянуться на матрасе, закрыть глаза и представить, что на
месте Ильи Розанова был кто-то другой, делая ему так приятно. Но больше
всего ему хотелось видеть именно его.
Розанов был потрясающим мужчиной. Светло-каштановые кудри всегда
находились в легком беспорядке, ореховые глаза под темными густыми
бровями смотрели с задором. Точеную челюсть и подбородок с ямочкой
покрывала короткая щетина. Улыбался он слегка криво и будто с ленцой,
сверкая неестественно белыми зубами, потому что большинство из них были
вставными. Не единожды сломанный нос только придавал ему еще более
брутальный вид. А кожа была слишком загорелой для русского, живущего в
Бостоне, а не где-нибудь во Флориде.
Шейн, блядь, ненавидел его. Но Розанов действительно хорошо сосал
член, и по какой-то причине охотно делал это. Как бы Шейн в душе не
бесился, он прилагал все усилия, оберегая то, чему даже не мог дать названия.
И собирался оберегать, пока Розанов тоже будет заинтересован в этом. Как
бы то ни было, они пришли к тому, что имели, и даже это далось им с трудом.
Возможно, семью годами ранее, когда все только закрутилось, они не могли
даже предположить, во что выльется их знаменитое соперничество.
Возможно, им следовало наконец остановиться. Но, несмотря на всю
неправильность происходящего, Шейну было комфортно. Было знакомо и
привычно. В конце концов, они оба соблюдали максимальную осторожность.
Они же изредка трахались, только и всего.
Розанов ублажал член Шейна своим талантливым ртом, а тот достал из
тумбочки смазку и бросил ее на кровать. Розанов, не отрываясь от своего
занятия, взял флакон и выдавил немного жидкости на пальцы, собираясь
растянуть Шейна.
Для самого Шейна это никогда не было любимой частью процесса, в
такие моменты он чувствовал себя чертовски уязвимым. Он в принципе
чувствовал себя слабым и жалким на каждом таком свидании, но всегда
ощущал это наиболее остро, когда Розанов вводил в него пальцы. В итоге
подготовка занимала обычно немало времени. Розанов же, напротив, всегда
выглядел совершенно непринужденно. У него хорошо получалось, и он это
знал. Он выпустил изо рта член Шейна, на прощание лизнув головку, от чего
тот вздрогнул всем телом.
— Расслабься, да? Времени не так много, но достаточно.
Шейн сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Он так ненавидел
этот голос на льду и в телевизионных интервью, где Розанов издевался над
ним самым несносным, язвительным тоном. Но наедине, в этой постели, он
говорил терпеливо и нежно, мягким обволакивающим голосом, а его акцент,
казалось, придавал своеобразный шарм английским словам.
Розанов раскрывал его сильными пальцами, впиваясь поцелуями во
внутреннюю поверхность бедер. Шейн наконец полностью расслабился и
молча протянул ему презерватив, перевернулся и встал на колени, опираясь
руками на матрас. Он не мог смотреть в лицо Розанову. Не в тот вечер. Не
после столь унизительного проигрыша.
Розанов, казалось, все понимал. Он вошел в него осторожно, не грубо,
как частенько бывало в прошлом. Медленно и плавно. Шейн ощущал
большие ладони на бедрах и талии, которыми Розанов удерживал его,
проникая внутрь. Он даже почувствовал, как мозолистые пальцы нежно
поглаживали поясницу.
— Вот. Это то, чего ты хотел, да?
— Да.
Он не солгал. Это было то, чего он всегда хотел.
Розанов начал двигаться, Шейн тихо застонал. Прошло совсем немного
времени, прежде чем он сдался, принялся стонать во весь голос и, задыхаясь,
просить еще.
— Блядь, Холландер. Тебе это нравится.
Вместо ответа Шейн покраснел, вернее, он был уверен, что покраснел.
Но он не мог отрицать очевидного.
Розанов жестко трахал его, с силой надавливая между лопаток и
прижимая к матрасу. Они оба стонали и матерились во всю мощь легких, не
будь Шейн уверен, что в здании никого, кроме них не оставалось, он бы
забеспокоился. Но здесь он чувствовал себя в безопасности, поэтому
позволил себе не сдерживаться. Он вскрикивал при каждом толчке и,
кажется, несколько раз произнес фамилию Розанова.
Шейн очень надеялся, что их никто не услышит.
Когда Розанов потянулся и заключил член Шейна в свою скользкую
ладонь, тот отчаянно захотел кончить и выгнулся навстречу. Именно в такие
моменты он постоянно вспоминал, почему не мог отказаться от этого.
Потому что это было слишком хорошо.
— Хочу, чтобы ты кончил первым, Холландер.
Холландер собирался исполнить его желание. И сделал это. Он ударил
кулаком по матрасу, громко выругался и извергся в кулак Розанова. Тот
набрал скорость позади него, с каждым толчком усиливая волны оргазма
Шейна. И как раз, когда Шейну стало слишком тяжело, Розанов затих,
вскрикнул и запульсировал внутри него.
Они улеглись на спины рядом друг с другом, и Шейн почувствовал, как
к нему стали подкрадываться знакомые последствия в виде стыда и чувства
вины.
— Ну, хоть в чем-то ты сегодня выиграл, — нарушил тишину Розанов.
— Боже. Отъебись. — Шейн поднял руку, собираясь спихнуть его с
кровати, но Розанов схватил его за запястье и потянул на себя, перевернув и
уложив себе на грудь. Они встретились взглядами, и игривая улыбка на губах
Розанова сразу померкла. У Шейна внезапно перехватило дыхание. — Какая
же дебильная татуировка, — скороговоркой произнес он, пытаясь отвлечься
от всего, что, блядь, происходило.
— О, — отозвался Розанов, несносная улыбочка вернулась на его лицо.
— Он скучал по тебе. — Шейн фыркнул. — Скучал, — настаивал Розанов. —
Поцелуй его.
Шейн закатил глаза, но все же склонил голову к груди Розанова. Но
вместо того, чтобы прижаться губами к татуировке, он слегка прикусил сосок
и потянул.
— Блядь, — простонал Розанов сквозь зубы.
В качестве извинения, а вдобавок будучи уверенным, что это еще
больше его заведет, Шейн облизал круговыми движениями чувствительный
узелок плоти. Розанов запустил пальцы ему в волосы и поцеловал в губы.
После долгого, неожиданно и странно нежного поцелуя Шейн поднял голову
и увидел, что Розанов снова смотрел на него слишком серьезно. Он погладил
его по волосам, Шейн нервно сглотнул, но ничего не сказал. Оставалось
только надеяться, что страх, который он испытывал, не отразился у него на
лице.
— Ты очень красивый, — неожиданно и очень спокойно сказал Розанов.
Шейн не знал, как реагировать. Они не говорили друг другу ничего
особенного. Такого уж точно.
— Самый сексуальный мужчина в НХЛ, по версии Cosmopolitan, —
отшутился он.
Это был единственный способ, которым он умел разговаривать с
Розановым, не считая выкрикиваний ругательств в его адрес.
— Они идиоты, — возмутился Розанов. Волшебство момента мгновенно
испарилось. — Они поставили меня на пятое место. Пятое!
— Я бы сказал, это они еще расщедрились.
Розанов перекатился, придавив Шейна к матрасу. Тот поднял на него
взгляд и рассмеялся.
— Мне пора, — сообщил Розанов, в его голосе прозвучало неподдельное
сожаление. — Сначала приму душ, а потом мне нужно вернуться в отель.
— Я знаю.
Они вместе забрались в душ, где Шейн опустился на колени, потому что
не мог отпустить Розанова, не попробовав его на вкус. Розанов пробормотал
нечто одобрительное, возвышаясь над ним в просторной душевой кабине. Он
обхватил его голову своими сильными руками, запутавшись длинными
пальцами во влажных волосах. Шейн поднял глаза, Розанов смотрел на него с
этой чертовой кривоватой улыбкой. Шейн тут же закрыл глаза и
почувствовал, как загорелись щеки. К его стыду, член тоже стал твердеть.
Как будто недостаточно было того, что его трахали и сосали ему член,
так ему еще самому нравилось держать член во рту. Вот же сукин сын, Шейн
постоянно испытывал к нему желание... Возможно, все было не так просто…
Но об этом Шейн не хотел думать.
Он подвел Розанова к самой грани, а затем отстранился, приняв
освобождение мужчины на подбородок, губы и, возможно, на шею.
Доказательства оргазма Розанова были быстро смыты в канализацию, и Шейн
присел на корточки у стены душевой. Он провел ладонями по лицу и
подтянул колени. Розанов что-то пыхтел по-русски.
— Черт, — Розанов, все еще стоял, прислонившись затылком к плитке
напротив Шейна. — Ты практиковался в этом, Холландер?
— Нет, — проворчал Шейн.
— Нет? Приберег это для меня?
Шейн ничего не ответил, что было равносильно подтверждению.
Розанов рассмеялся.
— Тебе нужно трахаться, Холландер. Дрочить в ожидании ебли по-
быстрому раз в пару месяцев — это не здорово.
— Я не жду, — ответил Шейн.
Это была не совсем ложь. Он явно не был натуралом, но секс с
женщинами его не отталкивал. Просто с ними он даже отдаленно не
чувствовал то же, что с мужчинами.
Вернее, с одним конкретным мужчиной.
Но с женщинами было безопасно, легко и так доступно. Возможно,
продолжив попытки, он найдет ту, с которой захочет провести больше, чем
одну ночь. С которой сможет в итоге положить конец... как бы это ни
называлось.
Розанов выключил воду и протянул ему руку. Шейн закатил глаза и
принял ее, позволив поднять себя на ноги. Они стояли лицом к лицу, он
завороженно наблюдал, как капли воды, падали с волос Розанова на плечи и
стекали к пупку. Тот положил ладонь ему на щеку и заставил посмотреть на
себя. Шейн удивился нежности в его взгляде. Розанов слегка улыбнулся, а
затем поцеловал его.
— Я тебя испортил, — посетовал он, когда они оторвались друг от
друга. — Больше никто не подойдет.
— Господи, да отвали ты.
— У тебя такой рот.
— Не говори так.
— Мне больше нравилось, когда он заглатывал мой член.
— Черт возьми, Розанов.
Шейн толкнул мужчину к стене душевой и агрессивно поцеловал. Так
было всегда. Толкались, материли друг друга, боролись за контроль, пока
один или сразу оба не сдавались и не позволяли себе то, чего так жаждали.
— Мне действительно пора, — сказал Розанов, задевая зубами челюсть
Шейна.
— Я знаю.
— Мне жаль.
— Почему? Мне пофиг. Мы же все успели, так?
Розанов перестал его целовать и задумчиво посмотрел в глаза.
— Думаю, да.
Они вышли из душа и быстро оделись. Шейн снял с кровати простыню и
загрузил ее в стиральную машину. Он должен был позаботится о том, чтобы
все осталось таким же безупречным, как и до их встречи.
— Значит, через три недели, — уточнил Розанов, стоя у двери перед
уходом.
— Ага.
Он кивнул, и Шейн подумал, что на этом все, но Розанов усмехнулся и
добавил:
— Это был я сегодня вечером?
— Что значит был ты?
— Отвлекал тебя. Сегодня на льду.
Шейну потребовалось мгновение, чтобы понять, на что тот намекал.
— Ебать. Ты…
Губы Розанова расплылись в улыбке.
— Совсем не мог играть, думая о моем члене, да?
— Доброй ночи, Розанов.
Выходя за дверь, Розанов на прощание поцеловал его, оставив в ярости и
одновременно со странным чувством облегчения. На самом деле они же не
переваривали друг друга. И то, что Розанов напомнил ему об этом, оказалось
весьма кстати.
Шейн достал из холодильника бутылку пива и уселся на диван,
собираясь дождаться окончания стирки. Было уже поздно, он здорово устал,
но спать здесь не собирался. Ему действительно стоило поговорить с
риелтором о продаже этого здания. Он продаст его, и после матча в Бостоне
останется в своем чертовом гостиничном номере, а не будет тайком
пробираться ночью в пентхаус Розанова. Он покончит с этим и продолжит
жить дальше.
Обмозговывая этот план, он заметил, что проводил кончиками пальцев
по губам. Их все еще покалывало от воспоминаний об ощущении губ другого
мужчины. И тогда Шейн в очередной раз убедился, что строить планы, как
положить всему этому конец, было бессмысленно. Пока ему предлагают это,
он не сможет отказаться.

Полностью книга - в приложенных электронных версиях для скачивания.