Люди, хрупкие игрушки

«Арсений, возьми меня с собой на охоту».
Даже не знаю, что поразило меня сильнее – просьба Кирилла или имя, которым он меня не называл с тех пор, как нарек им в моей машине около двух недель назад.
Была суббота, поэтому Кирилл пришел еще в первой половине дня, и с порога огорошил меня своим желанием приобщиться к моим охотничьим будням. На нем были серые джинсы с кедами, а розовая футболка с каким-то мультяшным персонажем на груди так маняще облегала его худенькое тело, что на какой-то миг мне показалось, что вся охота пройдет прямо здесь, в этом узком коридоре, и мальчик будет не зрителем, а непосредственным участником.
Я взял себя в руки, а Кирилла за плечи.
«Неуверен, что тебе стоит видеть, как я …убиваю добычу».
Синие глаза мальчишки прямо светились упрямством.
«Да ладно, как будто я никогда не видел убийств. Их в таком количестве по телевизору показывают».
Как ты не поймешь, глупый ребенок, что здесь все будет по-другому – по-настоящему, не то что в твоем дурацком пластмассовом ящике с картинками!
«Ну же, давай, будем напарниками. Как эти… как их там, знаменитые преступники», мальчик нервно улыбнулся. «Моя жизнь такая скучная, в ней ничего не происходит. А это будет настоящее приключение. Опасное».
«Это будет убийство».
Кирилл тяжело вздохнул: «Не будь занудой. Повторяешь одно и то же. И вообще, я помогу тебе выбрать жертву».
Видя, что его любезное предложение не встречает восторженного отклика с моей стороны, Кирилл вырвался из моих рук, отвернулся и прошел в комнату. Я автоматически направился за ним следом.
Как же объяснить ему, что это вовсе не игра, что это не так безобидно, как может показаться поначалу? Как? Хищнику, который десятки лет безжалостно убивает людей, к тому же предварительно позабавившись с ними, как кошка с мышью – и говорить о ценности человеческой жизни? Это, по крайней мере, лицемерие. Да и не ценю я жизнь, которую отнимаю. До недавней поры людишки для меня представляли собой или способ утоления голода, или посредников для получения того, что я хочу.
Но ведь для этого мальчика все должно быть по-другому. Он не чувствует пробуждение голода, который гонит тебя, заставляет разыскивать жертву и впиваться в ее мягкую шею. Голода, о котором не забываешь ни на мгновение, который составляет всю твою сущность. Этот мальчишка должен дорожить жизнями тех, кто находится вокруг него – не просто добычи, а таких же людей, как и он сам, со своими надеждами и горестями.
Кирилл снова повернулся ко мне. Подошел вплотную, смотря прямо мне в глаза. Эта его всегдашняя дерзость, это упрямство – они сквозили в его синих глазах, сводили с ума, убивали. Как тогда, когда я уже дважды не решился лишить его жизни.
«Пожалуйста».
Мне начинало казаться, что это у него, а не у меня взгляд способен заставить безропотно подчиняться. Нет, я больше не подпаду под очарование этих глаз и просящего выражения смазливого личика. Хватит с меня промахов и ошибок – они могут привести к непредвиденным последствиям. Поэтому на охоту я его не возьму.
………………………………………………………………
Мы решили выйти на охоту в этот понедельник – улицы будут безлюднее, а потому безопаснее, чем в выходные; к тому же, по вторникам у Кирилла не было первой пары. Как слово «пара» может обозначать полтора часа занятий, я так и не смог понять.
А еще я не смог понять, как ему все же удалось уговорить меня. Ведь первое правило настоящего охотника – быть сосредоточенным, а присутствие Кирилла явно не будет этому способствовать. Хотя, конечно, вру, нет никаких правил охоты, есть только чутье хищника, осторожно следующего за своей добычей. И оно упорно подсказывало мне – из этой затеи не должно выйти ничего хорошего.
И все же, я не смог устоять перед просящим взглядом этих синих глазок. В них было столько искреннего желания быть со мной на охоте, что легко было в этом желании утонуть – так что мне пришлось согласиться, наверно, из страха окончательно потеряться в этих глазах. Хотя, возможно, свою роль сыграла и та обтягивающая ярко-розовая футболка.
………………………………………………………………
Мы с Кириллом договорились встретиться ближе к вечеру, к восьми часам, когда на город уже начнут опускаться сумерки – самое лучшее время для охоты. Решили, что я встречу его на остановке, где увидел его в самый первый раз.
Когда я подъехал к месту встречи, Кирилла еще не было. Взгляд привычно метался из стороны в сторону, оценивая обстановку. Пальцы нервно барабанили по рулю. Меня почему-то охватывало странное волнение, причем я вовсе не мог заручиться, что оно связано с азартом предстоящей охоты. Не в силах усидеть на месте, я вышел из машины и подошел к остановке. Солнце, хотя и светило днем вовсю, еще не прогревало воздух достаточно, а потому с наступлением темноты становилось довольно холодно.
Чтобы чем-то занять себя в ожидании «напарника», я стал читать заголовки местной прессы в витрине газетного киоска, что стоял на остановке. Погруженный в мысли о возможных событиях сегодняшнего вечера, я почти не задумывался над теми словами, по которым пробегал мой взгляд, пока один из заголовков не захватил все мое внимание. Крупные печатные буквы пересекали всю первую полосу, медленно складываясь в моем сознании в осмысленное предложение: «УБИЙЦА, ЖЕСТОКО РАСПРАВИВШИЙСЯ С ПОДРОСТКОМ, ДО СИХ ПОР НЕ НАЙДЕН». А ниже – крупным планом цветная фотография чего-то, напоминающего кровавый кусок мяса в полутемном подъезде. Моя последняя жертва.
Ярослав.
Это имя не просто вернулось ко мне, оно словно стукнуло меня по затылку, оглушило. Оно сверкнуло в моем мозгу молнией. Оно с обвиняющим воплем набросилось на меня с первой страницы местной газеты, с фотоснимка, запечатлевшего разорванное тело убитого мною парнишки.
В ушах звенело, перед глазами поплыли веселые разноцветные круги. Как будто кровь в моих жилах внезапно ожила, хлынула мне в голову, утопила в воспоминаниях.
Дома все называли моего брата «Славик», «Славочка». И каждый раз в этом имени звучали все их надежды, с ним связанные, вся любовь, которую они – так и не подарив ее мне – ему отдавали.
«Ярослав». Так я окликнул его годы спустя, когда темным вечером вернулся на так и не ставшую родной улицу, где стоял наш дом. Вернулся, чтобы отомстить.
«Привет».
Я вздрогнул и повернулся. Оглушенный набросившимися на меня воспоминаниями, я совершенно забыл, где нахожусь. Бессмысленно уставился на окликнувшего меня мальчишку в легком черном пальто с перекинутым через плечо длинным шарфом.
Незаметно подошедший ко мне (тоже мне, хорош опытный хищник!) Кирилл довольно улыбался, но когда он заметил выражение моего лица, улыбка медленно сошла с его лица, слегка раскрасневшегося от вечерней прохлады.
«Долго ждал?». Голос его при этом звучал вовсе не так уверенно, как обычно. Лишь взгляд синих глаз оставался таким же дерзким, как и всегда.
Я не сводил глаз с полоски ткани, обвивавшей его нежную шею. Передо мной словно снова возникало полутемное помещение, провонявшее мочой и сигаретами. А где-то в глубине живота опять пробудилось неуемное чувство голода, заставившее меня наброситься на того светловолосого парнишку в кепке, душа его шарфом, вгрызаясь в его плоть.
Я с трудом отогнал от себя это яркое наваждение.
«Сними этот шарф».
Спохватившись, что мои слова прозвучат грубо, словно приказ, я добавил слово «пожалуйста», вложив в него просящие интонации, отчего моя просьба прозвучала жалко и неуверенно. А ведь совсем недавно одного моего слова хватало, чтобы мне беспрекословно подчинялись. Что со мной делают эти синие глаза?
Тем не менее, Кирилл, не задавая никаких вопросов, послушно снял и убрал шарф, небрежно заталкивая его в карман пальто. Я, тоже молча, кивнул в сторону своей Мазды.
Когда мы забрались в машину, снова повисла неудобная тишина. Кирилл неестественно замер, сидя рядом со мной на переднем сидении. Стремясь нарушить неловкую паузу, я спросил:
«Так ты хотел помочь мне с выбором жертвы?» На этот раз мои слова прозвучали нарочито громко и с излишним энтузиазмом. Словно я спрашивал его о планах на выходные, а не предлагал стать участником преступления. Преступления, которое вполне может оказаться в заголовках местных газет.
Черт, хватит. Пора выбросить из головы эту фотографию. И ненужные воспоминания о брате. Это может помешать охоте, что подвергнет риску не только меня, но и Кирилла. Поэтому, словно встряхнувшись от дурного сна, я взялся за ключи и завел машину.
Кирилл будто очнулся вместе с мотором машины. Расслабившись, он удобнее устроился в кресле, расстегнул пальто и быстро заговорил: «Я раздумывал, где в такое время вероятнее встретить именно того, кто нам нужен, но при этом избежать большого скопления людей. В конце концов, я решил, что удобнее всего будет подстерегать тех, кто возвращается домой, но не в большой компании, а в одиночку. То есть нам нужно подыскать такое место, где люди ходят, но не слишком большими группами».
Выруливая с обочины на дорогу, я, почти не вникая, слушал болтовню мальчишки. Наверно, все-таки не стоило соглашаться брать его с собой. Скорее всего, наша «охота» закончится тем, что мы немного попетляем по городу, напрасно выискивая подходящую жертву, а потом Кириллу это наскучит, и он запросится домой. И тогда мне не останется другого выхода, кроме как отвезти его, прежде чем выйти на настоящую охоту. Да, так и стоит поступить.
………………………………………………………………
Учитель всегда говорил мне, что есть три ключа к успешной охоте. Во-первых, осторожность. Ни усиливающийся голод, ни чрезмерная гордость совершенного хищника не должны заставить вампира потерять бдительность – ни на мгновение.
Во-вторых, правильный выбор жертвы. И тут важно не только найти добычу, которая тебе приглянется – когда ты словно чувствуешь сладкий аромат жертвы, ее страха, ощущаешь соленый привкус ее крови во рту, а аппетит пробуждается с новой силой в предвкушении вкусного обеда. Важно также учитывать, что добыча представляет собой, какую тактику охоты для нее лучше выбрать. Сразу подойти, гипнотизируя своим взглядом, уводя за собой в потайное местечко. Или преследовать, выжидая удобный момент для атаки.
Наконец, для охоты очень важно терпение. Порой приходится часами блуждать по городу или сидеть в одном месте в ожидании подходящей добычи – притом, что далеко не каждая охота увенчивается успехом.
………………………………………………………………
Вопреки моему ожиданию, желание Кирилла участвовать в охоте не угасало. Прошло уже больше трех часов с тех пор, как мы отправились на поиски жертвы – сперва мы бесцельно ездили по округе, а потом, ведомый инструкциями своего «напарника», я направил машину в какие-то дворы. Наконец, я остановился в одной из темных, освещаемой лишь парой фонарей, подворотен, которая чем-то приглянулась Кириллу.
Мы сидели почти в полной темноте, практически не разговаривая. Внимательно провожали взглядом нечастых одиноких прохожих. Кирилл, до этого выслушавший подробный отчет о моих кулинарных пристрастиях и вкусах, через стекло машины нервно всматривался в каждого, критично осматривал его с головы до ног, а затем упрямо мотал головой. Видимо, он желал угостить меня особо изысканным деликатесом.
И было бы лучше, если бы он поторопился со своим выбором. Планы спровадить Кирилла, прежде чем начать настоящую охоту, давно вылетели у меня из головы – с каждой минутой голод усиливался, все больше заявляя свои права на мое внимание. Причем я вовсе не был уверен, что моя жажда крови была спровоцирована лишь двухнедельной диетой – присутствие Кирилла, его близость манили, возбуждали голод.
Его пальто уже давно было небрежно брошено на заднее сидение, и теперь он сидел – так головокружительно близко от меня – в обтягивающей его тело футболке, цвет которой мне не позволяла определить полутьма, и узких светлых джинсах. Левая рука спокойно лежала на подлокотнике. Голова повернута ко мне профилем. Напряженный, сосредоточенный взгляд синих глаз направлен вдаль, к арочному въезду во двор – туда, откуда прибывали все более редкие прохожие. Нежные губки изредка подергивались, норовя искривиться в улыбке. А на шейке – маняще пульсирует яремная вена, приглашая ею полакомиться.
Последние полчаса меня неотступно преследовали мысли о том, что Кирилл наверняка очень вкусный. Как выдержанное вино, которое, как я слышал, лучше, чем только забродившее. За последние две недели я наслушался достаточно болтовни этого мальчишки, так что маленький укус в шею – самое подходящее для меня вознаграждение.
Я часто поморгал, пытаясь избавиться от кровожадных мыслей. Друзей нельзя кусать в шею (хотя почем мне знать, раньше друзей у меня не водилось). Наверно, стоит как-то разрядить обстановку, отвлечься от сладкой шеи сидящего рядом мальчика.
«Как продвигаются дела со стенгазетой?»
Кирилл повернул голову, переводя взгляд на меня. При этом в его синих глазах мелькнуло что-то незнакомое. Что-то, отдаленное напоминающее чувство вины. Рассеянно пожав плечами (по-видимому, выражая свое недоумение по поводу неуместности подобного вопроса), он снова отвернулся. Затем правая рука мальчика потянулась к затылку. Он легонько почесал шею. Смотря, как длинные тонкие пальцы медленно проводят по белоснежной коже, чуть ниже линии волос, как ногти оставляют на этой нежной шейке едва заметные следы, я с трудом подавил порыв наброситься на него, вгрызться в эту шею, вкусить крови, аромат которой витал вокруг меня, затуманивая мое сознание.
Я уже собрался снова попытаться завязать разговор, лишь бы не думать о вкусе крови Кирилла, когда она горячим потоком хлынет мне в глотку, когда внезапно все изменилось. Кирилл подался вперед, напрягся всем телом, сосредоточенно вглядываясь во что-то за окном автомобиля. Проследив за его взглядом, я увидел, что он заметил очередного позднего прохожего. Невзрачная темная фигура – какой-то парень среднего роста, к тому же, мягко говоря, упитанный; возраст его мне не позволяли определить расстояние и нехватка освещения. Наконец, наш «объект» вышел на круг неверного света, отбрасываемого фонарем. Ничего примечательного – обычный парнишка, совсем молодой; я бы не обратил на такого внимания в толпе других. Не стал бы на такого охотиться. Другое дело – аппетитный ужин, сидящий в такой опасной близости от меня.
Но, по всей видимости, ужин составил о том прохожем другое мнение – Кирилл кивнул на парнишку, уже поравнявшегося с машиной, где мы сидели, и сказал лишь одно слово.
«Он».
Я удивленно уставился на своего соучастника. Он уверен, что этот толстячок – подходящая добыча? Крови в нем, конечно, много, но я ведь предпочитаю худеньких – у них кровь слаще, в то время как от таких толстых воняет холестерином от всех тех гамбургеров, что они слопали за свою жизнь. Но Кирилл лишь снова упрямо кивнул, явно не собираясь менять своего решения.
Громко вздохнув, я открыл дверцу машины. В конце концов, лучше сожрать этого незнакомого толстяка, чем потом отмывать старушку Мазду от брызг крови Кирилла. Потому что я за себя уже не ручаюсь.
Оказавшись на свежем вечернем воздухе, я словно немного протрезвел. И вовсе мой голод не такой сильный – в худшие времена приходилось держать диету и с месяц. Да и намеченная Кириллом добыча отнюдь не внушала доверия – вряд ли мне придется по вкусу его жирная кровь. Ну да ладно, разберемся.
Я быстро догнал успевшего отойти от машины парнишку. Услышал, как за моей спиной хлопнула дверца – значит, Кирилл все же решился принять непосредственное участие в охоте, или же попросту хочет увидеть весь процесс поближе.
Будущая жертва повернулась на звук моих быстрых шагов. Теперь я мог получше рассмотреть его лицо – и правда молодое, но слишком невзрачное, черты лица искажены излишним весом. Глаза настороженно и удивленно смотрят на меня.
Но прежде чем я успел встретиться с парнем взглядом, подчинить его своей воле, сказав стандартное «привет», он приветствовал меня первым.
«Привет».
Взгляд из настороженного стал облегченным, хотя удивление не исчезло бесследно. Несостоявшаяся добыча смотрела куда-то позади меня. Я растерянно обернулся и увидел за своей спиной Кирилла. С которым, очевидно, паренек и поздоровался.
«Что ты тут делаешь, Кирилл?»
По выражению лица своего приятеля я понял, что тот также не ожидал подобного развития событий. Не ожидал, что его заметят.
«Ээ… Привет, Антон».
Антон? Кажется, я начинаю что-то понимать.
Я сердито уставился на Кирилла. В его глазах опять появилась тень вины – теперь мне ясно, почему он замял вопрос о стенгазете. Наглый мальчишка решил избавиться от спорящего с ним однокурсника радикальным способом. При этом пытаясь обвести меня вокруг пальца.
А теперь мне придется все за ним исправлять.
Действовать надо было быстро. Прежде чем несчастный Антон сообразил, в чем дело, я метнул в него холодный взгляд, которому невозможно было не подчиниться.
«Жди здесь».
А сам схватил Кирилла за локоть (при этом невольно подумав: «какие у него, все же, тонкие руки!») и оттащил в сторону.
«Ты что творишь?» зашипел я на этого неудачного мстителя.
Кирилл виновато сник. А потом попытался оправдываться.
«Он меня совсем достал. А тебе все равно надо охотиться. Какая разница, если ты укусишь именно его?»
«Убийство – не лучшее средство решать проблемы и сводить с кем-то счеты».
Уж я-то знал это наверняка.
«И как ты додумался использовать меня как орудие для расправы с кем-то, кто с тобой не согласен?!»
Пристыженный мальчик тихо выдавил: «Прости».
Устало вздохнув, я отвернулся. Что толку с ним разговаривать, отчитывать – дело уже сделано. Вот только есть этого простодушного толстячка я точно не буду – тем более что голод полностью улетучился, уступив место злобе на Кирилла.
Я вернулся к Антону, послушно стоявшему неподалеку.
«Слушай меня внимательно. Сейчас ты пойдешь туда, куда шел. Забудь, что видел меня. Забудь, что ты встречал Кирилла. Понятно?»
Парень безвольно кивнул.
«Иди. Нет, подожди. Еще ты больше никогда не будешь спорить с Кириллом. Теперь иди».
Наверное, это уже лишнее. Ну да ладно.
Оглушенный моим приказом, он медленно развернулся и пошел прочь. Остается лишь надеяться, что он действительно не вспомнит, как видел своего сокурсника в темной подворотне с каким-то подозрительным, высоким и худым типом.
………………………………………………………………
Да, я знал, каково это – мстить кому-то, сводить счеты с помощью своих клыков. И чувствовать разочарование после.
Я тогда выследил Ярослава неподалеку от нашего дома – став подростком, он допоздна гулял, шныряя по округе вместе со своими приятелями. Дождавшись, когда он останется один, я подобрался поближе.
Он тут же заметил меня. И узнал. После «смерти» мой организм развивался еще медленнее, чем в первые годы жизни, а потому мы с ним выглядели примерно на один возраст – я остался таким, каким он меня запомнил перед смертью. И в его глазах я увидел удивление, шок – но не страх. В то время я, костлявый бледный подросток-мертвец, редко видел страх в глазах тех, на кого нападал.
Не знаю, зачем я вообще решил его отыскать – поговорить с ним или просто убедиться издали, что его цветущий вид – наглядное доказательство семейного благополучия в мое отсутствие.
Но когда я увидел его – вытянувшегося, худого и нескладного, я сразу увидел, что он похож на мать. Те же глаза, то же удлиненное лицо. Те же чуть опущенные вниз уголки губ. И это вывело меня из себя. Заставило потерять контроль над собой. Не говоря ни слова, я поднял руки, сжимая их стальной хваткой вокруг его тощей шеи. И давил все сильнее. Меня наполняла холодная ненависть, не имевшая ничего общего с голодом хищника. Этот несносный мальчишка одним своим рождением отобрал у меня последнюю надежду быть любимым родителями – а потому я вполне могу забрать его жалкую жизнь.
Когда легкое тело, бывшее когда-то моим братом, с последним хрипом осело на землю, я наконец разжал руки. С легким недоумением очнувшегося в незнакомом месте человека посмотрел на повалившийся к моим ногам предмет.
И тут меня словно прорвало. Я набросился на лежащий передо мной труп, руками ломая кости и разрывая плоть, чувствуя, как по лицу стекают капли остывающей крови.
Когда, словно очнувшись, я посмотрел на сотворенное мною, удовлетворения я не почувствовал – был лишь неприятный осадок в глубине. Месть была не так сладка, а о ее последствиях я не хотел даже думать. Ведь эта жуткая смерть моего брата должна разбить холодное сердце матери.
В ту ночь, оставив изувеченное тело неподалеку от уже не моего дома, я навсегда покинул родной город. Так я окончательно порвал со своим прошлым.
………………………………………………………………
Кирилл заявился ко мне на порог на следующий день – все такой же стройный в своих узких джинсах и все с тем же виновато-лукавым выражением лица. Я молча пропустил его в квартиру.
Уже ставший привычным ритуал наполнения чайника. Чирканье спички о коробку. Жадный вздох огня, разгорающегося на плите.
Я сел напротив устроившего за столом Кирилла.
«Прости».
Я устало махнул рукой, отказываясь принимать его дурацкие извинения. Того, что произошло, уже не изменить. Но впредь я буду осторожен – и ни за что не попадусь на уловки этого наглого мальчишки. Даже сейчас за его виноватой мордашкой проступала всегдашняя синеглазая дерзость.
«Как дела в универе? Этот Антон… не проявлял подозрительного интереса по поводу нашей вчерашней поздней встречи?»
Кирилл покачал головой.
«Но он действительно вел себя подозрительно. По-моему, все наши заметили, как он неожиданно стал со мной во всем соглашаться. А еще в параллельной группе есть другой Кирилл. Так вот, когда он сегодня толкнул Антона в коридоре, тот вместо обычной для него ругани, извинился и помог моему тезке поднять упавшие книги».
Я хмыкнул. Интересное действие моего гипноза. Интересно, надолго ли его хватит? Обычно я не оставлял жертв жить достаточно долго, чтобы влияние моей железной воли успело рассеяться. Я вообще не оставлял их жить.
Наступила неловкая пауза. Обычно такие моменты тишины в нашем общении длились недолго, быстро обрываясь болтовней Кирилла. В этот раз, все еще чувствующий свою вину, он, видимо, не решался вести себя как раньше. Наконец, мальчик заговорил снова.
«Слушай, мне правда очень жаль, что так вышло. Я повел себя как настоящий кретин. Прости. Я больше так не буду».
Похоже, он действительно сожалел о случившемся. В голосе явно были слышны просящие интонации. А рожица – как у нашкодившего котенка. Когда-то давно я завел себе питомца, который довольно скоро из маленького звереныша превратился в ободранного, вечно орущего котяру. Заставить его замолчать я смог, лишь перегрызя ему горло.
Я улыбнулся этому полузабытому глупому воспоминанию. Кирилл расценил мою улыбку как одобрение – или даже знак прощения – а потому продолжил.
«И я все еще хочу побывать с тобой на охоте. Ты ведь до сих пор голодный? Возьми меня с собой. Клянусь, я не буду тебе мешать или подсовывать в качестве добычи наступившего мне на ногу прохожего».
Странное стремление этого мальчика принять участие в совершении убийства мне положительно не нравится.
Закипел чайник. Не отвечая на прозвучавшую просьбу, я встал, чтобы выключить нервную, кипятящуюся емкость. Услышал, как Кирилл за моей спиной поднимается вслед за мной, подходя ко мне вплотную.
Отставив чайник в сторону, я повернулся к нему лицом. Внезапно во мне проснулся вчерашний голод. Теперь мы стояли в головокружительной близости друг от друга, два тела – холодное, бездыханное и невозможно горячее, живое. И это живое тело манило меня к себе. Я только сейчас с удивлением отметил про себя, что Кирилл всего лишь на голову ниже меня.
Он сделал еще один маленький шаг навстречу, хотя мне казалось, что ближе быть уже невозможно. Синие глаза смотрели снизу прямо на меня.
«Пожалуйста, скажи «да». Возьми меня с собой».
Я медленно тонул, плескался в его синеве.
«Я даже согласен, чтобы ты снова… сделал то, что ты дважды сделал со мной».
Ну конечно же, он помнил, как я помогал ему насладиться своим телом. Хотя и был оба раза подчинен моей воле.
«Ты ведь хочешь меня». А вот эти слова прозвучали как обвинение, так что по спине пробежал неприятный холодок. Совсем не так, как когда-то, будто столетия тому назад, те же слова произнес я.
«Я… Я разрешу тебе сделать это снова».
Разрешу?! Нет, это уже слишком. Мальчишка, что ли, пытается шантажировать меня своим телом? Шантажировать, зная, что перед таким телом мне трудно устоять.
Но, в конце концов, кто здесь главный? Кто десятки лет сминал волю подобных дерзких, самоуверенных мальчишек, пожирая их жизни на ужин? Кто может подчинить себе любого?
«Кажется, ты забываешь, что я могу получить от тебя все, что захочу, сказав лишь слово, даже просто посмотрев на тебя», наконец сдавленно промолвил я. При этом я схватил Кирилла за подбородок, поднимая его смазливое личико ближе к своему, не позволяя ему отвести взгляд.
Я всматривался в его невозможно синие глаза, ища в них слабость, послушность. Но лишь сам терялся в них. Кирилл растянул губы в довольной усмешке.
Я не верил самому себе. Он мог сопротивляться мне! На него не действовал мой мысленный приказ подчиниться!
Я оправился от изумления лишь несколько мгновений спустя. Этого стоило ожидать, к подобному шло уже давно – мальчишка пытался противиться еще тогда, когда я привел его домой во второй раз. А я, безумец, вместо того, чтобы избавиться от такой угрозы, не только оставил ему жизнь, но и открылся ему, сблизился с ним!
«Одно слово, говоришь?»
Его самодовольная ухмылка жгла мне взгляд. Я в ярости толкнул его в грудь, с такой силой, что отшвырнул его к противоположной стене. Мальчишка задел ногой стол и упал. Улыбка на лице сменилась смесью обиды и гнева.
«Убирайся прочь», прошипел я.
На этот раз Кирилл подчинился – скорее, из благоразумия, а не по моему приказу. Шумно поднявшись с пола, он потянулся за своей сумкой, брошенной возле стола, а потом вышел из кухни. Я услышал, как за ним захлопнулась входная дверь, и понял, что остался в квартире один.
………………………………………………………………
Мне определенно необходимо разобраться в себе. Как я отношусь к Кириллу? Что происходит со мной все эти дни? Я никак не мог собраться с мыслями.
Этот мальчик был мне небезразличен. Иначе я бы уже давно им полакомился, вместо того, чтобы выслушивать его постоянную болтовню. Но что именно я испытывал к нему, я понять не мог. Желание постичь его тело, возникшее в тот момент, когда я впервые его увидел – желание, которое я никогда не смогу удовлетворить полностью – вскоре сменилось чем-то более спокойным, не наполненным страстью. Я терпеливо слушал его длинные речи, принимал его каждый день у себя дома – хотя до этого единственным гостем, навестившим меня за всю мою жизнь, был Учитель, пришедший удостовериться, что я такой же, как он.
Учитель. Хотя я давно свыкся с той глухой пустотой, что не покидала меня с тех пор, как мой наставник исчез из моей жизни, в последнее время я вспоминал его, думал о нем все чаще – что бы он сказал о том или ином моем поступке, как бы отнесся к нашей с Кириллом дружбе. И я стал приходить к выводу, что мысли об Учителе каким-то странным образом связаны с новым знакомым в моей жизни – хотя поначалу и соотносил эти участившиеся воспоминания с тем, что появление в моей скучной жизни Кирилла, его постоянное любопытство вызвали ураган в моей памяти.
Да, в последние дни со мной творилось что-то странное. Прошлое, то, что было стерто, навсегда забыто, вдруг вернулось ко мне – в полной силе, живое и не позволяющее от него избавиться. Мое детство, Учитель. Годы одинокого скитания по городам. Брат.
Ну, допустим, с братом все ясно. Он заслужил свою смерть, пусть она и не принесла мне удовлетворения. Он отобрал у меня призрачную надежду на родительскую любовь. Любовь, которую я никогда не знал. Любовь. Быть может, то, что привязало меня к Кириллу – это и есть любовь? Может, шрамы на моей груди и спине – это следы учительской любви?
………………………………………………………………
Прошло два дня с тех пор, как я, с ужасом обнаружив, что не имею власти над Кириллом, вышвырнул его вон. Постепенно злость на него сменилась тоской – мне не хватало синеглазого мальчишки, не хватало общения с ним. Я не выходил из дома – то ли подсознательно ожидая, что он вновь окажется у меня на пороге, то ли из страха наброситься на какого-нибудь похожего на него паренька. Неудовлетворенный голод, раздразненный его запахом, его близостью, его обтягивающими футболками, бурлил во мне, бросал меня из одного конца квартиры в другой. Я метался по дому, осажденный своими тяжкими думами – об Учителе, о своих чувствах к Кириллу. О том газетном заголовке, обвиняющим меня с витрины киоска.
В конце концов, мысль о моей роковой ошибке, сделавшей меня безымянной местной знаменитостью (как же, свой собственный маньяк!), вытеснила из моей головы все остальные. Последние несколько часов меня неотступно преследовал образ злосчастного вонючего подъезда, забрызганного кровью того блондина. Капли алой жидкости, дразнящие мой голод, в моем воображении смеялись надо мной, над моим бессилием и отчаянием. Не в силах терпеть их насмешки и позывы голода, я решил выйти на свежий воздух. Охотиться в таком состоянии равносильно самоубийству, но я хотя бы немного проветрю свой кипящий мозг.
Погода соответствовала весенней поре – ярко светило солнце, все вокруг цвело и благоухало. Но блуждание по зеленеющему городу не особо помогало. К тому же, ноги сами привели меня к тому малознакомому спальному району, где жил тот парнишка. Сам не зная зачем, я направился к тому дому, где «жестоко расправился с подростком».
В этот раз я не был настолько опьянен азартом охоты, а потому мог внимательнее осмотреть округу. Обыкновенный прямоугольный двор, образованный тремя стоящими перпендикулярно друг к другу панельными домами. Сразу и не скажешь, что в подъезде одного из них был разорван на части молодой человек. Вон он, тот подъезд, в который я вбежал, гонимый яростью и неизбывным голодом.
Сначала я просто хотел пройти мимо этого подъезда, убедиться, что все в порядке (хотя заметать следы явно уже слишком поздно). Но, когда я поравнялся со входом в подъезд, ноги предательски замедлили шаг, а старушка, одиноко сидящая на одной из лавочек, смерила меня недоверчивым взглядом.
Не оставалось другого выхода, кроме как зайти внутрь. Иначе мое поведение, в свете произошедших здесь событий, могло показаться бдительной старушке излишне странным. Оказавшись внутри этого чертова подъезда, который, если бы я мог спать, наверняка мучил бы меня в кошмарах, я оцепенел. Случившееся почти три недели назад еще ярче предстало у меня перед глазами – лохмотья клетчатого шарфа, клочья истерзанной ногтями и клыками плоти. Застывшие от ужаса мертвые глаза. Они были водянистого серо-голубого оттенка – я отчетливо это помнил.
Тряхнув головой, я отогнал жутковатое видение. Пожалуй, уже можно отсюда уйти, сделав вид, что не дозвонился до тех, к кому якобы пришел.
Когда я вышел из полутемного подъезда на свет, старушонка проводила меня еще более недоверчивым и долгим взглядом. Откусить ее морщинистую головенку, что ли? Так, на всякий случай.
Но тут случилось кое-что гораздо более серьезное. Следом за мной из того же подъезда вышел парень. Высокий, с широкими плечами, в синей майке с короткими рукавами и джинсовых шортах до колен. Короткие темно-русые волосы. Довольно правильные черты лица. Не очень симпатичный, хотя в его лице и было что-то примечательное, привлекательное – наверное, в разрезе карих глаз. Глаз, заметивших меня. Глаз, в которых явно читалось, что парень меня узнал.
Тот знакомый, что окликнул несчастного блондина в парке.
Затем его лицо омрачилось недоумением, каким-то сомнением, когда он медленно прошел мимо меня, мимо проводившей его грустным взглядом старушки, и направился в сторону противоположного дома.
Нужно было действовать быстро. Конечно, тот факт, что мое лицо показалось ему смутно знакомым, еще не означал, что назавтра ко мне заявятся следователи. Но этот парень может потом вспомнить, где именно встречал меня прежде, а рисковать в моем положении – в положении наделавшего ошибок и глупостей, запутавшегося вампира – вовсе не стоило. Поэтому я отправился ему вдогонку.
Выйдя со двора, мы очутились на улице. В этот час было довольно людно; прохожие сновали в разные стороны, но я не упускал парнишку из виду. Несколько минут спустя он, будто почувствовав неладное, обернулся и заметил, что я следую за ним. Не желая дальше искушать судьбу, я поравнялся с ним и, ловя его взгляд, сказал:
«Привет».
Зрачки его карих глаз чуть заметно расширились, когда он с глуповатой улыбкой резко остановился, готовый исполнять мои приказы. Улыбка у него тоже была примечательная – широкая, открытая. А над губой едва заметная тонкая полоска затянувшегося шрама – с левой стороны. Я внезапно вспомнил, что последний раз утолял голод три недели назад. Сожрав его приятеля.
«Пойдем со мной».
Отлично, осталось только решить, куда его вести. Я заозирался по сторонам, пытаясь сориентироваться, где мы находимся. Кажется, где-то неподалеку должен быть тот самый парк, через который мы в тот вечер проходили. Вряд ли там будет много народу в четверг днем.
Парк я нашел довольно быстро. Парень (которого, как я узнал, звали Дима) покорно следовал за мной, когда я привел его в безлюдный уголок, густо засаженный деревьями. Мы остановились в месте, которое не должно было быть видно с парковой дорожки.
Дима был примерно одного со мной роста, крепкий и подтянутый. Это вряд ли поможет ему избежать своей участи, подумал я. Лицо моей новоиспеченной жертвы не покидала глупая ухмылка. Мне нестерпимо захотелось стереть эту улыбку, поэтому я, сам с трудом понимая, что делаю, приблизился к парню вплотную, схватил его за затылок и впился в его губы своими.
Парень стоял как вкопанный, не отвечая на мой поцелуй. Его губы были мягкими и немного сладкими. От него пахло мятой и сигаретами, так, что у меня слегка закружилась голова. Хотя, наверно, она закружилась не от запаха табака на его губах, а от того, что я впервые целовался. Да, черт возьми, я не раз забавлялся с пойманными мной мальчишками, но целоваться с ними – это совершенному хищнику как-то не к лицу!
Где-то в глубине моего усталого тела заурчал разбуженный зверь желания. Томимый постоянным присутствием Кирилла, его близостью, нашими случайными прикосновениями все эти последние дни, зверь бушевал во мне ураганом, требовал себя усмирить. А этот кретин так и стоял столбом! Я в гневе с силой наклонил его голову вбок и зло укусил его в шею.
Тело Димы мелко трясло в агонии, в то время как его горячая кровь потоком блаженства хлынула мне в пасть. Не помню, чтобы когда-нибудь кровь казалась мне такой невероятно вкусной, как в этот момент – когда я словно прозрел.
Наверное, он кричал. Да, он кричал. Наверняка. Но я ничего вокруг не слышал и не видел, упиваясь вкусом человеческой крови и привкусом табака, оставшегося на моих губах.
………………………………………………………………
Человек испытывает различные эмоции в результате того, что в его мозгу и теле выделяются различные вещества, влияющие на нервные окончания. Так говорил мне Учитель. «Такие же, как мы», продолжал он, «не просто переживают эмоции и чувства. Нас, из-за крайне медленного кровообращения неспособных быстро возвращаться к нормальному состоянию, к равновесию, они поглощают полностью».
Всю жизнь я испытывал это на себе. Я не просто испытывал ненависть. Я жил ей. Я не приходил в ярость, я был яростью. И теперь, познав истинную страсть – страсть, а не голод хищника – я сам обратился в страсть.
Да, теперь все встало на свои места. Я больше не был потерян. Я понял, что мои чувства действительно сродни человеческой любви. Я точно знал, чего хотел. Кого хотел. И знал, что никогда не буду в состоянии это получить. Что мне остается лишь терпеливо слушать его беспечную болтовню о семье и университете, смотреть, как он сидит, положив худые, тонкие руки на стол, и пьет чай, поднося кружку к своим мягким розовым губам.
Если, конечно, мы еще когда-нибудь встретимся.
………………………………………………………………
Я сбежал. Бросил тело убитого мною парня прямо на том месте, уходя вглубь парка, слыша, как за моей спиной громко шуршат кусты. Наверняка туда уже сбегались людишки, услышавшие его истошный крик.
А потом я бросился бежать. Через весь город, к себе домой. Несомненно, та мнительная старуха вспомнит, что видела меня с этим Димой. А с моей приметной внешностью… Зачем я вообще отправился к тому дому? Необходимо срочно уезжать из этого города. Да, подальше от Кирилла, который делает меня слабым.
Уже приближаясь к дому, я перевел дух и перешел на шаг. Пора, наконец, начать рассуждать здраво, а не действовать под влиянием импульсов. Прав был Учитель, эти игры в кошки-мышки с жертвами до добра меня не доведут.
Чтобы покинуть город, мне нужно только собраться. А именно – снять деньги со счета и выбрать новый город, желательно подальше отсюда, где можно будет залечь на дно, переждать. К счастью, энергии, полученной от укуса с тем наслаждением, что я испытал, должно хватит надолго.
Зайдя в свой подъезд, я быстро поднялся на третий этаж, попутно доставая из кармана ключ от квартиры. Но оказавшись на своей площадке, я остолбенел, пораженный увиденной картиной.
Около двери в мою квартиру стоял Кирилл – в белой рубашке с длинными рукавами, в своих светлых, невыносимо узких джинсах, с сумкой через плечо. Стоял и виновато улыбался. От этой улыбки у меня из головы вылетело абсолютно все – наша ссора; первый мой поцелуй, закончившийся укусом; призрачная погоня, от которой я собирался скрываться в другом городе. Глупости это все! Как я могу уехать, оставив Кирилла здесь.
Я кивнул и молча прошел мимо мальчика к двери, начал ее открывать. При этом упрямый ключ почему-то все не хотел вставляться в замочную скважину, словно стесняясь чего-то как на первом свидании. Наконец, он сдался, и мы с Кириллом зашли в коридор.
Как только за его спиной закрылась дверь, объект моей страсти, не проронив ни слова, подошел ко мне вплотную и приобнял меня. Уткнувшись затылком мне в подбородок. Нос наполнил аромат его черных волос – медово-сладкий, пьянящий.
Отступив назад, Кирилл посмотрел мне прямо в глаза. При этом меня переполнило неуемное желание впиться в его губки, целовать его, ощущать еще большее блаженство, чем я испытал при первом поцелуе. Я растворялся в синеве его грустных глаз.
Наконец, мой бесценный гость, не отводя от меня своего взгляда, заговорил.
«Приказывай». Слово прозвучало тихо, как будто обреченно.
Я отвел глаза в сторону, не в силах выдержать его взгляд. Прошел на примыкавшую к коридору кухню, жестом приглашая мальчика за собой.
Одинокий чайник печально стоял там же, где я оставил его два дня назад, так и не напоив Кирилла чаем. Я поменял в нем воду и снова поставил на огонь. И только потом нарушил воцарившуюся между нами тишину.
«Почему ты вернулся?» я снова повернулся к нему. «Ты ведь не хочешь …этого».
Кирилл пожал плечами. А потом грустное выражение его мордашки сменилось лукавым.
«Я соскучился. К тому же… у меня больше толком нет друзей, кроме тебя».
Улыбка при этом у Кирилла получилась какая-то вымученная. Пришла моя очередь примирительно – или, скорее, утешительно – обнимать его за плечи, такие тонкие, такие хрупкие. И снова сдерживать порыв его поцеловать.
«Ты охотился?» это, скорее, было утверждение, чем вопрос.
Я, отстранившись, удивленно на него посмотрел.
«Как ты узнал?»
«Не знаю. Ты… что ли, теплее. Чувствуется, что сытый».
Хм. Интересно. Никогда не замечал – и сказать было некому, а жертвы обычно не доживали до того момента, когда я уже был сыт их кровью.
Вопрос Кирилла напомнил мне о том промахе, что я совершил. Скривившись как от зубной боли от одной мысли о том, чтобы бросить мальчика – одного, такого одинокого, так нуждающегося во мне – я решил про себя, что на некоторое время придется затаиться в «логове». Возможно, надолго. Посмотрим.
Чайник взволнованно запыхтел, спеша сообщить всем вокруг, что он закипел. Пришло время нашей чайной церемонии.
………………………………………………………………
Как оказалось, мои страхи относительно моего разоблачения были сильно преувеличены. В конце концов, идея отвести того парня в парк была не такой уж и плохой – по всей видимости, характер нанесенных ран и место, где было обнаружено тело, привели следователей к выводу, что парнишка стал жертвой дикого животного, который не успел сожрать добычу, спугнутый сбежавшейся толпой. Во всяком случае, такова была официальная версия, которую мне поведал наводивший справки Кирилл.
Вот только мне было не очень ясно, каким должен быть этот выдуманный ими зверь, чтобы спокойно доставать до шеи довольно высокого молодого мужчины. Но неважно. Главное, что в слухах, поползших по городу после очередной жестокой расправы, не фигурировала та злосчастная старушка, проводившая меня подозрительным взглядом.
Кстати, мы с Кириллом решили, что и первое убийство, получившее такой резонанс, неминуемо должны также списать на появление в округе дикого животного – в силу схожести обстоятельств и близости мест, где были совершены оба нападения.
Так что, решил я, не было никаких причин срочно покидать город, тем более теперь, когда меня в нем что-то, наконец, держало.
………………………………………………………………
Прошло больше недели со дня нашего с Кириллом примирения. Он приходил ко мне каждый день: его визиты составляли теперь смысл моего существования, так как в те часы, что мы не были вместе, я в основном проводил время в мыслях о нем. Иногда мы гуляли по городу – конечно же, после того, как Кирилл окончательно убедил меня, что никакой опасности быть разоблаченным мне не грозит.
Несмотря на то, что бежали дни со времени моей последней охоты, я все еще был сыт. То ощущение восторженного блаженства, которое я испытал при укусе, до сих пор было со мной – притупившееся, но не забытое, оно пряталось где-то в глубине, наполняя меня каким-то дурацким, легким чувством радости. Может, счастливый вампир питается реже?
И все же, чувство голода не покидало меня. Но это был другой голод, не имевший ничего общего с постоянной жаждой крови. И то, что могло утолить этот голод, было так близко и в то же время так недостижимо. Я ощущал себя долбанным Танталом, которому остается лишь голодными глазами смотреть на недоступные ему грозди удовольствия. В моем случае я мог лишь облизываться на Кирилла, который окончательно и бесповоротно заполнил мои мысли, мои слова – всю мою жизнь.
Понемногу я приходил в себя. Осознание необходимости Кирилла, в которое я окунулся, когда жадно пил кровь своей жертвы с привкусом сигарет, не оставляло меня ни на минуту, но я учился жить с ним – даже больше, наслаждаться им. Я наслаждался, когда смотрел на Кирилла, сидящего с кружкой чая в моей до этого всегда такой пустой кухне. Наслаждался, когда мы ненароком соприкасались друг с другом, идя по улице. В часы разлуки наслаждался мыслями о том, что скоро он придет, позвонив в мою дверь. Я был готов для него на все.
«Арсений, мне нужно поговорить с тобой о чем-то очень важном».
Начало не предвещало ничего хорошего. Последний раз, когда Кирилл называл меня этим придуманным им же самим именем, мальчик попросил меня взять его с собой на охоту – и из этого не вышло ничего, кроме проблем.
Кирилл пришел совсем недавно, и мы успели обменяться буквально парой фраз. Мы как всегда расположились на кухне – он за столом, я же на ставшем мне привычным месте на подоконнике.
«О чем?» настороженно откликнулся я.
«О моей девственности».
Я кряхтя поднял с шумом упавшую на пол челюсть. Хотя мы и разговаривали практически обо всем, подобных тем мы не затрагивали, а потому я, весьма далекий от вопросов секса, даже не задумывался, девственник ли Кирилл и вообще, как это происходит у людей.
Мальчик нервно поерзал на стуле.
«Знаешь, я встречался с одной девчонкой, но мы давно расстались – помнишь, я тебе рассказывал. И у нас так и не было ничего серьезного. Я уже в отчаянии».
«Тебя это так беспокоит?»
Меня, конечно, иногда расстраивало, что все, к чему я способен в постели со своими жертвами – это работать руками, но это было не так уж важно. Довольно было того, что их кровь после разрядки становилась весьма вкусной и питательной.
«Как ты не понимаешь! Мне в апреле исполнилось уже восемнадцать. Блин, да все вокруг меня, все парни хвастают, как вовсю трахаются с девчонками на вечеринках».
Я пожал плечами. Мои ровесники в свое время хвастали лишь тем, как метко попали в цель очередным пущенным в меня камнем. Это, несомненно, раздражало в ту пору, но прошло больше ста лет, все они гнили в земле, в то время как я наслаждался жизнью. А потому особо жаловаться мне не приходилось.
«Неужели ты не можешь последовать их примеру?»
Кирилл глубоко вздохнул, словно собираясь с силами, а затем выпалил: «Я думал, может, ты сможешь мне помочь?»
Во второй раз найти челюсть на полу оказалось труднее.
«И как ты себе это представляешь? Я, как ты, верно, заметил, далеко не девочка и становится ею – даже для симпатяги вроде тебя – не собираюсь».
Мальчик снова устало вздохнул, поднялся из-за стола, подходя ко мне. Встал у окна рядом со мной, смотря через стекло куда-то вниз, во двор. Потом повернул голову в мою сторону, встретившись со мной взглядом.
«Я… я думал, что, может, ты поможешь мне переспать с девушкой – ну, загипнотизировать ее, подчинить своей воле, чтобы она согласилась».
Вот оно, начинается снова – по уже знакомому маршруту. Он, не сводя с меня своих синих глазок, просит у меня невозможное, я поначалу отказываюсь, но, поддавшись очарованию его мордашки, соглашаюсь – и вляпываюсь в еще большие неприятности.
«Арсений?»
Я недовольно сложил руки на груди.
«Ну, хорошо, допустим, я соглашусь – допустим, ты меня уговоришь. Но как ты себе это представляешь? Выйдем на улицу, ты ткнешь пальцем в ту, что понравилась, и я прикажу ей раздвинуть для тебя ноги?»
«Ну да… в целом, так»
«И куда ты ее поведешь?»
«Сюда», в голосе мальчика звучало удивление по поводу моей недогадливости.
Ну, конечно! И как я не додумался. Можно вообще устроить здесь вечеринку, превратив мою холостяцкую квартиру в танцпол. Так шансы Кирилла засунуть какой-нибудь дурочке еще больше повысятся.
Рука Кирилла легла на мою. А в глазах – бесконечная тоска, разрывающая даже мое недвижное сердце. Этот мальчик умеет добиваться своего.
«Пожалуйста. Мне это очень важно».
«А мне какой с этого прок? Женщин я не кусаю, ты знаешь. И спать с ними не могу. Так что я не смогу к вам присоединиться и даже потом ею не пообедаю».
Кирилл недоуменно пожал плечами. Этим вопросом, похоже, он не задавался.
«Ну… ты окажешь неоценимую услугу своему лучшему другу».
Я тяжко вздохнул. Очевидно, этот мальчик психически болен. Или весьма неопытен. Он даже не может уложить девушку в постель без посторонней помощи. В любом случае, мне придется ему помочь. В свое время я дважды воспользовался его беспомощностью при очаровании моего взгляда вампира, так что, возможно, пришла пора возвращать этот должок.
………………………………………………………………
Учитель был всеядным. Он пожирал мужчин, кусал женщин, разрывал на части детей – все они были для него источником энергии, простой добычей.
Со мной все было по-другому. Для меня охота сводилась не только к поиску пищи, ее преследованию и убийству. Каждый раз это был особенный ритуал, мы с жертвой вступали в неразрывную, какую-то сакральную связь – они отдавали мне свои жизненные силы, я же дарил им упокоение, забвение. А потому я относился к выбору подходящей добычи с особым трепетом.
Как-то раз я попробовал кровь женщины. Нет, даже дважды. Проклятье! Лучше мне всю жизнь питаться кровью собак – как тогда, когда я вызвал гнев Учителя, чем пить эту вязкую жидкость, от которой несет перебродившим молоком, какой-то грязью и похотью.
………………………………………………………………
«Она».
Мы с Кириллом битый час сидели в душной тесноте моей машины, подбирая идеальную пару для процесса его становления мужчиной. Выбирать приходилось из немногочисленной толпы проходящих мимо нас особей женского пола. Будущим мужчиной уже были отвергнуты девушка-гот («Слишком много дырок в ее теле») и пухленькая девчушка примерно его возраста («Да она вдвое больше меня!»), а также несколько совсем ни на что не годных вариантов. Наконец, мальчик мрачно ткнул в одну из прохожих.
Я устало посмотрел на «нее». Довольно высокая, стройная девушка в белых брюках и легкой темно-бордовой блузке. Через плечо перекинута бежевая сумочка. На вид лет двадцать. Копна рыжих волос, завитками спускающихся ниже плеч. Миндалевидный разрез карих глаз, тонкие губы сложены в приятную улыбку. Впечатление немного портил нос, горделиво, даже самодовольно выступающий на фоне тонких черт лица. Но в целом девушка была вполне симпатичной, хотя, естественно, не могла заинтересовать меня в принципе.
«Она?» глупо переспросил я.
Кирилл напряженно кивнул, не сводя с нее своих синих глаз. Руки нервно сжимали приборную панель, так что даже побелели костяшки тонких пальцев. И вообще, вся застывшая поза сидящего рядом со мной мальчика явно выдавала его сильное волнение. Эх, зря мы все это затеяли.
Недовольно вздохнув, я открыл дверцу машины, выходя навстречу идущей девушке. Подходить к женщине и очаровывать ее своим вампирским взглядом было очень непривычно. Внезапно меня одолело глупое сомнение, что мой гипноз на нее не сработает.
Видя, что я подхожу к ней, намереваюсь к ней обратиться, девица подняла на меня свой взгляд.
«Эээ… привет», немного смущенно начал я.
Наверно, при ее внешности она привыкла к подобным неуклюжим попыткам познакомиться на улице, даже со стороны столь странных субъектов как я. Девушка лишь выжидающе улыбнулась мне в ответ. Но тут ее взгляд встретился с моим, повелевающим ей подчиниться мне, моей воле, и вежливо-презрительное выражение ее нежного личика сменилось глуповато-покорным. И при этом в ее взгляде мелькнуло что-то такое… как вспышка, как искра потаенного чувства. Странно.
«Привет» жеманно протянула она. Голос у нее был высокий, звонкий, но меня почему-то раздражал.
«Пойдем со мной?» это, скорее, был не приказ, а удивленная реакция на ее приветствие.
Я вернулся к машине и, неуверенно обернувшись, увидел, что девушка идет следом. Неловко замявшись, открыл заднюю дверцу позади водительского кресла, жестом приглашая ее сесть. Она с готовностью расположилась на сидении. Я тоже занял свое место.
В машине повисла неудобная тишина. Девушка, не отрываясь, сверлила взглядом мой затылок. Кирилл, смотря прямо перед собой, вжался в кресло, словно пытаясь притвориться, что его здесь нет. Как будто все его намерения относительно потери своей невинности внезапно испарились, как только девушка села в машину. Если он всегда ведет себя подобным образом в присутствии представительниц прекрасного пола, то моя помощь ему действительно необходима.
«Ну что, поехали?» мои неуверенно-заискивающие интонации делали всю ситуацию лишь еще более несуразной, неправдоподобной.
Кирилл сдавленно кивнул.
Я завел мотор, выруливая «Мазду» в сторону своего дома. Вся дорога заняла не более десяти минут, но мне показалось, что эти десять минут напряженного молчания тянулись вечность – дольше, чем вся моя бесконечная жизнь. Наконец, я припарковал машину во дворе, и наша странная троица вереницей направилась в мое «логово»: я, покорно следующая по моему приказу девушка и с обреченным видом плетущийся позади Кирилл.
Мы сразу прошли в спальню. И здесь вся невозможность ситуации, в которой я оказался, окончательно обрушилась на мое сознание своей жестокой тяжестью – я стоял посреди своей собственной комнаты в компании незнакомой девушки, приведенной сюда насильно, и озабоченного подростка, резко растерявшего весь свой пыл.
Кирилл, продолжая упрямо игнорировать выбранную им же самим партнершу для соития, беспокойно смотрел на меня, явно ожидая от своего старшего товарища каких-то действий. Но уж точно брать инициативу в свои руки не мне. И вообще, я имею о настоящем сексе весьма смутное представление, составленное лишь по картинкам в библиотеке, в которую когда-то давным-давно забрел, да по урывочным, язвительным замечаниям, бросаемым Учителем касательно «отношений людишек в постели».
Напряжения в эту ситуацию добавляла и сама девушка. Находясь под властью моей воли, она вела себя иначе, чем мои обычные жертвы. Та искра, вспыхнувшая в глубине ее взгляда, снова вернулась, и в глазах девушки теперь отчетливо угадывалась подобострастная влюбленность, с которой она, не отрываясь, на меня смотрела. Неужели на нее так подействовал мой взгляд?
Наконец, Кирилл, видимо, отчаявшись дождаться каких-то действий от меня, все же посмотрел на свою добычу и открыл рот первым.
«Прикажи ей раздеться».
Его голос после долгого молчания был еще более хриплым и грубым, чем обычно, а слова, произнесенные мальчиком, звучали резко, словно пощечина.
«Делай все, что он говорит», приказал я девушке, смотрящей на меня щенячьими глазами, а сам отошел на шаг назад. А то еще, чего доброго, мне придется контролировать каждый шаг этого странного алгоритма под названием «совокупление».
Доверчивая, послушная как кукла девушка после моих слов лишь бросила на Кирилла быстрый, безразличный взгляд, а затем снова уставилась на меня карими влюбленными глазами. Тем не менее, когда Кирилл – все тем же грубым, резким тоном – повторил ей свой приказ, она послушно начала раздеваться. Все так же не сводя глаз с меня.
Вскоре блузка и брюки оказались на полу, а девушка стояла перед нами в одном нижнем белье.
«Полностью», еще более раздраженно добавил мальчик.
Несчастная безропотно расстегнула бюстгальтер, который также полетел на пол, к куче остальной одежды, и сняла трусики. Тонкая полоска белого хлопка оставила следы на ее в меру широких бедрах. Девушка стыдливо прикрывала грудь и промежность руками.
«Ложись на кровать». Мальчик уже перешел на громкий шепот, словно сам стыдился той резкой жестокости, с которой обращался к этой женщине.
Когда она легла на постель, которая до этого знавала тепло лишь мальчишеских тел, Кирилл также начал поспешно раздеваться. Через голову стянул синюю футболку, плотно обтягивающую его худое тело, бросил ее рядом с одеждой девушки. Вскоре к этой куче прибавились носки и его черные брючки – мальчик остался в одних трусах, коротких темно-синих в белую полоску боксерах. Обернувшись, кинул на меня неловкий взгляд, очевидно, стесняясь. А потом, поняв, что я не собираюсь уходить, снял и последнюю деталь одежды, оставшись, как и девушка, совершенно голым.
С того момента, как Кирилл последний раз лежал на этой самой постели, обнаженный, обессиленный, но умиротворенный, прошло не так много времени (особенно по меркам почти бессмертного кровопийцы), но я как будто уже успел забыть, насколько прекрасен и в то же время хрупок, беззащитен он без одежды. Прямая, белая спина с маленькими, выпирающими крылышками ключиц. От нежной шеи сбегают вниз позвонки. Тонкие, худые и длинные руки и ноги. Маленькие, аккуратные ягодицы с почти незаметными ямочками.
Наконец, мальчик, неуверенно потоптавшись на месте, подошел к кровати с безвольно лежащей на ней, все не сводившей с меня глаз девушкой. Осторожно взял ее за руки, раздвигая их, выставляя на обозрение ее обнаженное тело. Холмиками возвышались ее небольшие, ровные груди; крупные темно-розовые соски набухли от холода. Между ног волосы были сбриты.
Мальчик неловко взгромоздился на кровать рядом с ней, своей худой коленкой начал раздвигать ей ноги. Девушка не проявляла признаков сопротивления. Затем он, опустив руку себе между ног, начал водить ею вверх-вниз, а потом, навалившись на лежащее под ним белое тело и не убирая руки, стал примеряться к девушке.
Она, продолжая смотреть на меня, немного закатила голову назад и испустила легкий, неслышный вздох, когда мальчик вошел в нее. Убрав руку, бывшую между ними, и упершись обеими ладонями в кровать, он своим корпусом приподнялся над ее телом и принялся неуверенно двигать бедрами. Девушка при этом не выражала ни признаков непокорности, ни вообще каких-либо признаков осознания, что с ее телом что-то происходит. Она лишь, повернув голову в мою сторону, буравила мой лоб все тем же раболепным взглядом.
Мальчик, пыхтя и постанывая, двигался все быстрее, все увереннее. Подняв руку, он жестко схватил девушку за грудь, начал мять ее, потом нагнулся и легонько вцепился в нее зубами. Девушка застонала и недовольно пошевелилась.
Руки снова упираются в кровать. Лицо искажено гримасой злости и старания, белые зубы крепко сжаты. Он попытался поймать ее устремленный на меня взгляд, протянул руку к ее лицу, хватаясь за ее щеку, поворачивая ее голову к себе. Затем ладонь немного сдвинулась, накрывая длинными тонкими пальцами рот девушки, хотя она практически не издавала звуков.
Так прошла еще одна вечность в моей жизни. Самая неловкая вечность. Самая эротичная вечность. Наконец, пару минут спустя мальчик стал двигаться резче, судорожнее, сбиваясь с ритма. С пыхтением навалился на девушку всем телом, зарываясь лицом в подушку рядом с ее шеей. А затем из его горла послышались глубокие, сорванные стоны, когда он после нескольких очень резких рывков окончательно замер.
Спустя несколько мучительно долгих секунд мальчик вновь зашевелился, поднимаясь с постели. Смотря вниз, на свой живот, оторвался от недвижного тела девушки, упираясь в кровать кулаками и коленями. Перевалившись через нее, уселся на краешек кровати, рукой прикрывая от моего взгляда свой пах.
В глазах его прятались капельки слез, которые он украдкой утер. Слезы стояли и в глазах девушки, когда я подошел к кровати. Кирилл поднял на меня взгляд своих синих глаз, в которых я заметил полную растерянность, даже беззащитность, которые раньше я замечал там так редко.
«И что теперь?» хриплым после долгого молчания голосом осудил его я.
«Не знаю… сотри ей память и отвези обратно, где мы ее подобрали».
«Ты правда думаешь, что она забудет, что с ней сотворили такое?»
Мальчик, только что ставший мужчиной, мрачно пожал плечами.
«Тогда убей ее».
Наверное, эти слова прозвучали еще бесчувственнее, еще более пустыми, чем он намеревался. Кирилл виновато отвернулся.
«Ну уж нет!» внезапно взорвался я. Не знаю, что взбесило меня больше – то, что я стал свидетелем интимной сцены, или тот факт, что она странным образом меня завела, пробудила.
«Ты все это затеял, ты и разбирайся. В конце концов, теперь-то ты настоящий мужчина, так что изволь отвечать за свои поступки! Не забудь только, что ты оставил много следов, самый заметный из которых – твое семя внутри нее».
Кирилл повернулся, смерив меня ненавидящим взглядом. Увидев, что я говорю серьезно, он помрачнел еще больше.
«Ты серьезно хочешь, чтобы я это сделал?»
В его голосе звучало столько детской беззащитности, что мне стало его жалко. Черт, вечно мне приходится все за ним исправлять.
«Сядь», приказал я безропотной кукле, лежащей на кровати. Девушка села рядом с Кириллом. Я обхватил ее маленькую голову и резко повернул ее вбок, услышав хруст ломаемых позвонков.
………………………………………………………………
Избавляться от тела мне также пришлось самому.
Я тщательно вымыл его, одел, а потом, дождавшись ночи, спустил во двор и закинул в багажник. Я решил вывезти труп за город, чтобы было труднее его отыскать, и бросить в реку, чтобы скрыть возможно оставшиеся следы сексуального контакта. Остановил машину на крутом берегу, обрывом спускавшемуся к воде, открыл багажник и вытащил тело. Подойдя к обрыву, скинул его подальше вниз. Напряженным взглядом проследил, как оно скрывается из виду, уходит на дно. Когда оно снова всплывет, течение должно унести его еще дальше от нашего города, тем самым затрудняя его опознание.
Вернувшись к машине, я увидел, что на заднем сидении валялась бежевая сумочка, оставленная там девушкой еще при жизни. Внутри были паспорт, кошелек, немного косметики и куча непонятной мелочи, а также газовый баллончик – который явно не оправдал возлагаемых на него надежд. В паспорте было указано имя девушки: Богачева Марина Владимировна, 1987 года рождения. В кошельке лежала фотография маленькой девочки лет четырех, по всей видимости, дочери убитой. Светловолосая, немного пучеглазая девчушка в легком сарафанчике улыбалась с фотографии во весь рот. Я вытащил из кошелька все деньги, имитируя ограбление, а саму сумочку закинул подальше в кусты.
………………………………………………………………
«Знаешь, у меня возникла классная идея».
Кирилл сидел на подоконнике в кухне, болтая свесившимися ногами, повернувшись в пол оборота в мою сторону, в то время как я убирался после нашего очередного чаепития, тщательно намывая единственную использованную – да и вообще, единственную – кружку в доме. Прошла неделя с тех пор, как я выбросил тело молодой матери в реку.
«Идея?»
Обычно его «классные идеи» и «заманчивые предложения» заканчивались для меня не самым радужным образом. В итоге мне приходилось избавляться от трупов или, как минимум, спроваживать его надоедливых сокурсников, стирая им память.
«Ага».
Вытерев руки полотенцем, я тоже подошел к окну, встав рядом с мальчиком и смотря вниз, во двор.
«И что за идея?» устало спросил я.
«Ты когда-нибудь задумывался, какой властью над людьми можешь обладать?»
Я неуверенно пожал плечами. Ну да, у меня есть власть над людьми, и я вполне успешно ею пользуюсь, когда на них охочусь.
«Я говорю не про то, что ты просто можешь заставить их пойти с тобой, не задавая вопросов. Подумай, ты ведь можешь полностью подчинить их волю. Только представь, какие это открывает перед нами возможности!»
«Как поживает Антон?»
«Антон?» переспросил сбитый с толку моим вопросом Кирилл.
Я кивнул: «Антон. Тот самый, волю которого я полностью подчинил себе. Он не ведет себя странно, необычно?»
«Ну… наверное, да», немного подумав, ответил мальчик. «Я заметил, что он очень часто сидит на лекциях и занятиях с таким видом, будто не понимает, где он, и что происходит. Как будто вообще отключается. А ведь раньше всех донимал…»
Я удовлетворенно кивнул.
«Так я и думал».
«И что с того? Он ведь так и не вспомнил о той встрече, как ты ему и приказал! А это только вновь подтверждает, что моя идея вполне осуществима. Ты только послушай. Мы можем создать свою собственную организацию, вроде мафии. Никто не будет знать, что во главе стоим мы, кроме самым близких приближенных, которые будут подчинены твоему вампирскому приказу».
Я устало вздохнул, слушая Кирилла. Неужели этот глупый мальчишка ничего не понимает?
«Эта организация может охватывать самые различные сферы деятельности. А самое главное – мы можем все контролировать и при этом оставаться в тени».
«И как ты это себе представляешь – я хожу по улицам и вербую прохожих, заставляя их забыть свои семьи, работу, чтобы влиться в стройные ряды Армии Кирилла?»
«Да нет же! Представь, это все будет происходить постепенно. Сначала мы найдем какую-нибудь местную банду, какую-нибудь группировку, которая займется грязной работой, и ты подчинишь их главаря, приказав ему тебя во всем слушаться, а потом…»
Мне надоело выслушивать смелые и наивные прожекты Кирилла. Резко повернувшись к нему, я резко спросил: «А зачем мне это все надо?!»
Мальчик опешил от моего вопроса.
«Ты, конечно, все здорово расписываешь, только я никак не пойму, какой мне – да и тебе – от этого прок. Потешить самолюбие? Довольно потирать руки, двигая рычаги и колесики, но при этом оставаясь в тени?»
Кирилл сник под моим напором. Он опустил взгляд в пол и почти шепотом ответил: «Ну да».
«Выкинь эти глупости из головы», уже мягче продолжил я. «Тебе не об этом надо думать, а жить нормальной жизнью восемнадцатилетнего подростка».
Мальчик удрученно кивнул. Я утешительно похлопал его по плечу и попытался перевести тему разговора: «Как дела в университете? Что нового?»
«Да что там может быть нового – все по-старому», махнул рукой Кирилл. «Антонина Степановна постоянно грозится приближающейся сессией. Старик все также гоняет по датам и истории, как будто она кому-то нужна. А все только и делают, что смотрят в окно, как там все цветет, и хотят каникул».
Я слегка улыбнулся. В округе действительно все продолжало цвести и благоухать, и я был почти готов понять ребят, стремящихся вырваться из душного помещения на свежий воздух поздней весны. Вот только мне больше по душе темные сырые подвалы.
«Так чего же мы сидим и смотрим в окно? Пойдем прогуляемся».
«Пойдем!» Мальчику моя идея явно пришлась по душе.
«Собирайся».
Кирилл, похоже, окончательно пришел в себя после моей отповеди. Спрыгнув с подоконника, он поднял на меня озорной взгляд своих синих глазок и выпалил: «А ты все-таки подумай над моим предложением. Говорю тебе, это классная идея».
………………………………………………………………
С того дня, как Кирилл потерял невинность, а потом стал свидетелем того, как я убил человека, мальчик сильно изменился. Он чаще бывал мрачным, молчаливым. В его глазах появилась жесткость, какая-то колючесть, и я готов был поклясться, что дело здесь было вовсе не в том, что он стал мужчиной.
А после его предложения сколотить свою «организацию», я наконец понял, что именно меня всегда в нем привлекало. То, что сквозило в его взгляде, не позволив мне убить его в самую первую нашу встречу, то, что я поначалу принял за мальчишескую дерзость, – это была жажда власти. Неуемная, всепоглощающая, сдерживаемая лишь его замкнутостью и одиночеством жажда повелевать – что он с успехом применял на мне. Поистине, этот мальчик должен был родиться вампиром. Он стал бы совершенным хищником, идеальным охотником.
Как же быть с теми чувствами, той страстью, охватившей меня после моего первого поцелуя, я не знал. Я не мог ответить себе – неужели я был влюблен лишь в жажду власти, топившую меня в его синих глазах? В любом случае, пока я наслаждался нашим общением – оставалось лишь надеяться, что он не наскучит мне, как тот котенок, которому я перегрыз горло, устав от его мяуканья.
………………………………………………………………
На выходные мы с Кириллом решили выбраться к озеру. Конечно, для водных процедур было еще довольно прохладно – но это лишь нам на руку, так как там наверняка будет меньше народу. Кирилл же серьезно был намерен искупаться – и «непременно позагорать», постоянно добавлял он, одержимый желанием не быть таким бледным. По его же собственным словам, отдых на озере не повредил бы и мне.
Мы отправились к озеру в воскресенье, во второй половине дня, когда солнышко уже припекало, а вода в водоеме достаточно прогрелась. Нашли укромное местечко, окруженное бурной прибрежной растительностью, где нам никто не мог бы помешать. Кирилл расстелил покрывало, я поставил рядом корзину с едой, которую захватил на случай, если мальчик проголодается.
Кирилл быстро скинул с себя одежду, оставшись в одних узеньких черных плавках, высокий, худой, действительно все еще довольно бледный. Осторожно начал входить в воду, ежась от обступающих его прохладных прикосновений волн. Оказавшись в воде по пояс, он нырнул с головой, а затем с фырканьем вновь появился над поверхностью.
«Иди сюда, вода отличная!»
Мальчик, видимо, не учел, что ни болезненному ребенку, не встающему с постели, ни живому бессердечному мертвецу как-то не приходило в голову учиться плавать.
«Я не умею плавать», отозвался я.
«Я тебя научу».
Ну уж нет, спасибо. Я, конечно, задохнуться не смогу, но, наглотавшись воды, спокойно пойду ко дну. Совсем как труп той девушки.
Воспоминание почему-то заставило меня передернуться. Хорошо, что мы решили отправиться не к речке, а на озеро.
«Ну же, раздевайся, иди», вновь весело позвала меня торчащая над водой голова с мокрыми, спутанными темными волосами, прилипшими ко лбу.
«Пожалуй, я подожду тебя на берегу».
На всякий случай я подтвердил свое намерение, демонстративно усевшись на покрывало. Кирилл разочарованно развернулся в воде и поплыл к середине озера.
Я посмотрел в безоблачное небо, такое же голубое, как и много лет назад, когда оно захватило воображение одинокого ребенка.
Поплескавшись в воде с четверть часа, мальчик вернулся на берег. Смотря, как он выходит из воды, я не мог оторвать взгляда от его красивого тела. Стройный, худенький. Быстро вздымается от частого дыхания грудь. Мокрые плавки прилипли к телу. По телу бегут капельки воды, ручейками стекают по рукам и ногам на песок.
Кирилл уселся на покрывало рядом со мной, повсюду оставляя после себя мокрые следы. По его высыхающему телу тут же побежали мелкие мурашки. Мальчик, подтянув колени к подбородку, обхватил их руками и положил сверху голову. Я смотрел на его длинные босые ступни, смотрел, как он почти незаметно шевелит пальцами ног. Потом он, повернувшись ко мне, мягко улыбнулся.
В эту секунду во мне вспыхнуло невероятно сильное, головокружительное желание поцеловать его, прикоснуться к нему. Еще никогда прежде я так не хотел быть к нему ближе. И сейчас я был полностью уверен, что люблю его. Не его глаза, не дерзость, сквозящую в них, а его всего.
Немного приблизившись и опустив голову, я с закрытыми глазами прикоснулся своими губами к его. Мальчик не отвечал на мой поцелуй, но и не сопротивлялся мне. Я не знал, куда деть руки – обнять его, или взять его за личико. Я ощущал нежность его пухлых губ. Чувствовал, как его легкое дыхание щекочет меня. Заводит еще сильнее. От Кирилла почти неуловимо пахло кофе и наивностью. Распахнув глаза, я встретился взглядом с его озорными синими глазками.
Кирилл со смехом легонько меня оттолкнул.
«Дурак», беззлобно сказал он. «Принеси лучше полотенце, я забыл его в машине».
Я неохотно поднялся и направился к машине, которая была скрыта из виду за большим цветущим, дурманящим своим запахом кустом. В это мгновение я с гораздо б?льшим удовольствием повалил бы Кирилла на покрывало, душа его в своих объятиях. Повернувшись, я увидел, что мальчик провожает меня веселым взглядом.
«Иди», снова рассмеялся он. Хорошо, что он наконец беззаботен, с улыбкой подумал я. В последние дни он слишком часто бывал мрачен.
Большое зеленое полотенце забытым свернутым рулоном лежало на заднем сидении. Открыв машину и взяв его, я направился обратно к берегу.
Кирилла я нашел на том же месте. Вот только теперь он не сидел на покрывале, а лежал на нем. Лежал, растянувшись в неестественной позе – как будто медленно осел, опустился на землю. Руки ломано раскинуты в стороны, а из небольшой раны на шее медленно, комками течет густая темная кровь. И был он теперь не один – над ним тенью возвышался человек. Высокий, до невозможности худой, с пергаментно-высушенной кожей и угольно-черными глазами. А из бледного рта, растянутого в довольной улыбке, стекает тонкая темная струйка выпитой крови. Учитель.
Происходящее, да и весь мир в целом, потеряли какой-либо смысл. Все вокруг посерело. И все, что я понимал, было осознание того, что этот гребаный куст, за которым я поставил машину, возмутительно воняет своими цветами на всю округу.
«Я должен был это сделать», прохрипел Учитель, небрежно кивнув вниз, где лежал, видимо, решив отдохнуть, Кирилл. «Ради тебя самого. Этот мальчишка погубил бы тебя. Только подумай – ты даже не заметил моего приближения, настолько ты был увлечен поцелуями с ним. А ведь я все время был здесь».
Поцелуй. Это я помнил. Поцелуи имели смысл. Я целовал Кирилла, и он, хотя и не отвечал мне, но и не противился. Когда я вернусь с полотенцем для его мокрого, красивого тела, он должен в благодарность позволить мне поцеловать его нежные губы с ароматом кофе вновь. Ах да, вот оно, полотенце – в моих руках. Я уже вернулся, Кирилл.
Учитель зачем-то наклонился к Кириллу, беря его за худые бледные ножки.
«Помоги мне».
Я безропотно подчинился, хватаясь за плечи Кирилла, помогая Учителю поднять его. Его тело было такое худое, такое легкое, а тонкая рука, безвольно свесившаяся вниз, пока мы несли его к воде, ласково касалась прибрежного песка, словно гладила его.
Когда тело с громким всплеском скрылось под водой, оставляя после себя медленно расходящиеся круги, вроде тех, что побежали по озеру, когда Кирилл нырнул в первый раз, мне почему-то показалось, что он сейчас снова окажется на поверхности, вынырнет с задорной улыбкой, позовет меня к себе.
Но этого не произошло, а когда я обернулся, то все, что осталось от Кирилла, была кучка его одежды, перевернутая корзинка с едой, да лужица крови, быстро впитывающаяся в ткань покрывала.
Весь мир посерел еще больше, когда тяжкий груз осознания утонул мертвым телом в моем неподвижном сердце. Кирилла больше нет. Его синие глаза не посмотрят на меня со своей всегдашней дерзостью. Я не почувствую его тепло при наших объятиях. И я больше никогда не буду ощущать вкус кофе на своих холодных губах.
«Поехали к тебе», приказал Учитель, и я вновь не смел его ослушаться. Лишь только забрал с собой все, что осталось от возлюбленного.
Мы ехали молча. Молча поднялись на третий этаж, куда обычно так резво взбегал Кирилл. Прошли в квартиру. Учитель остановился посреди гостиной, рядом с камином, кивком головы приглашая меня войти следом.
«Ты должен понять, что люди хорошо годятся в пищу, но они – никудышные и слишком хрупкие игрушки».
Старый вампир замолчал, видя, что я с трудом его понимаю. Подошел ближе ко мне, поднял руки, словно желая взять меня за плечи, встряхнуть, но так и замер, не доведя задуманное до конца.
«Ты всегда слишком увлекался играми с людьми, чувствами к ним. Вспомнить хотя бы твое глупое желание отомстить родным непонятно за что. Подбросил им труп своего брата». Учитель недовольно покачал головой. Или это комната кружилась по кругу бешеной каруселью.
«А я потом был вынужден заметать за тобой следы. Пришлось убить всю семью, включая эту старую каргу-служанку».
Учитель убил родителей. Учитель убил Оксану. Убил их много лет назад. Возможно, эта новость произвела бы на меня какое-то впечатление, если бы я был жив. Но я снова – наверное, уже навсегда – умер полчаса назад, камнем – изломанным телом – опустившись на дно озера.
Учитель убил Кирилла.
«А этот мальчишка!» продолжал увещевать своим сиплым голосом Учитель. Или оправдываться, мне было все равно. «Где же это видано, чтобы вампир, совершенный хищник, опускался до жеманных поцелуев с собственным обедом! Ты давно должен был от него избавиться, раз он делал тебя таким слабым. Скажи «спасибо» мне, что я вовремя прекратил эту глупую, губительную для тебя связь».
Говорить «спасибо» почему-то не хотелось. Хотелось обнять Кирилла, прижаться к нему хотя бы еще раз, ощущая всем телом его тепло, его мальчишеский жар. Но Кирилла больше нет.
«Как, по-твоему, я тебя нашел? До меня ведь дошли слухи о странных жестоких убийствах в этом жалком городишке, и я сразу понял, что это твоих рук дело. Что твои глупые забавы с жертвами не довели тебя до добра. И что же я вижу, найдя тебя здесь, – ты милуешься с каким-то человеческим гаденышем, который помыкает тобой, как ему вздумается».
Он говорил что-то еще, все продолжал говорить – рот открывался, шевелились губы, но все мое внимание было поглощено его шеей, точнее, меня занимала мысль, что произойдет, если я сожму ее, так близко от меня находящуюся, руками.
Сам не пойму, как мои пальцы оказались на плечах Учителя. Как они сомкнулись вокруг этой тощей, сухой, неприятной на ощупь шеи. Но я точно знаю, что давил, сжимал их со всей своей нечеловеческой силой, стремясь заставить эти тонкие губы больше не шевелиться, этот язык больше не причинять мне боль своими словами.
Кажется, старик пытался сопротивляться, бороться. Не помню. Сознание полностью вернулось ко мне лишь в тот момент, когда иссушенное тело под моими пальцами обмякло, повисло, готовое упасть на землю, подвластное силе притяжения – как любой неживой предмет. И когда я разомкнул свои пальцы, это тело грузно упало, на мгновение нарушив навеки воцарившуюся тишину.
© Н. Долгушев, 2011