Ванечка

Между тем, наступил октябрь, а я все еще была там. Уже по-настоящему осенний месяц принес с собой дожди и холода, становилось скучно. Одолевала тоска по Игорю, звонки которому теперь повторялись несколько раз в день. Кажется, настало время вернуться домой или хотя бы съездить туда. Но нерешенный вопрос с Ваней не давал покоя. В последнее время он был сух и холоден.
Уже два дня его не было видно. Случайно встретив на улице Диму, я узнала, что также все это время его не было в школе. Не на шутку перепугавшись, я пошла узнать что случилось.
Анна Петровна открыла дверь.
- А, Ирочка, здравствуй! Заходи. Ты к Ване, да?
- Да, Анна Петровна. Зашла узнать как у него дела.
- Ира, не очень, он что-то приболел. Я уже хотела к тебе идти, да он просил не ходить.
Смутная тревога закралась в душу.
Саша, почти трезвый в чисто стираных вещах, увлеченно смотрел какой-то фильм и почти не среагировал на меня. Только буркнул – Привет.

Я прошла мимо и подошла к Ваниной комнате. Постучала.
- Зайдите.
В комнате горел слабый свет. Я ни разу не была тут. Скромная, если не сказать убогая обстановка комнаты кольнула сердце. Стол у окна, кровать у стены, тумбочка и самодельный книжный шкаф, полностью заполненный книгами, на стенах множество рисунков, вот и вся обстановка.

Ваня сидел на кровати и что-то рисовал.
- Привет, - сказала я, стараясь не выдавать волнение.
- Привет.- Он долго всматривался в лицо. Вздохнул. – Пришла? Анна Петровна позвала?
- Нет. Просто так зашла, узнать как дела. Давно тебя не видела.
- Ясно,- ответил он и было видно, что не верит.
- На самом деле, я переживаю. Встретила Диму, он сказал тебя два дня не было в школе.
Тут Ваня вскочил с кровати и нервно заходил по комнате.
- Ну и что, что не было?! А я решил прогулять! Не могу?- С вызовом и злостью, грубо крикнул он.
Реакция была неожиданной. Что-то явно происходило.
- Ваня…- выдохнула я. - Что случилось?
- Ничего, - отрезал он. - Ты мне не мать, вот и не лезь! Я тебя не звал! Уходи!
Как во сне я встала, едва ощущая ватными ногами пол. Первый шаг дался с трудом. К горлу подступил ком, а по щекам полились слезы. Рука уже потянулась к дверной ручке, как Ваня подбежал ко мне и обнял сзади.
- Прости меня! Прости! Не хотел тебя обидеть!
Я застыла на месте, титаническими усилиями, пытаясь успокоиться. Теперь, думалось, все позади. Многодневное молчание, недосказанность, напряжение исчезали.
- Не хочешь поговорить?
- Нет, - грустно ответил он.
- Но почему, Ваня? Я же вижу, что-то происходит.
Он снова хотел сказать какую-то резкость, но осекся.
- Ты не поймешь.
Я вспомнила себя в этом возрасте, и все мучения, которые достались маме. Осознание того, что никто не понимает меня и весь мир настроен против.
Да, жизнь циклична. Жизнь спираль и мы снова и снова возвращаемся на тот же виток, только на другом уровне. Непроизвольно улыбка скользнула по лицу.
- Тебе смешно? - обиженно спросил он.
- Нет, ты неправильно понял значение моей улыбки. Я вспомнила маму и то, как точно так же говорила, что она не понимает меня. Даже из дома хотела уйти. А причина была в мальчике из соседнего подъезда, в которого я была по уши влюблена. Он был хулиганом и драчуном, но для меня он был самым лучшим. Я идеализировала его, видела то, чего не было. В начале мы с мамой ужасно ругались, не разговаривали по несколько дней. Она запрещала с ним видеться, а потом, вдруг, разрешила, сказав однажды - «Дочка, ты уже взрослая, решай сама». Очень скоро, я в нем разочаровалась.
Я так увлеклась воспоминаниями, что не заметила, как лицо Вани исказила страдальческая гримаса и, когда я снова повернулась к нему, глаза были полными слез.
- Так вот оно что. Тебе кто-то нравится, это все из за девочки?
Плотно сжатые губы и молчание были доказательством того, что я оказалась права. Теперь многое можно было объяснить.
Попытки, припомнить какая же из девочек его окружения могла понравиться, не принесли результатов. Я никогда не замечала, чтобы он кого-то особенно выделял.
Судя по расстроенной напряженности, любовь не была взаимной.
- А она знает?
- Нет – стиснув зубы, ответил он.
- Почему ты не расскажешь ей?
- Не могу. Никогда не смогу.
- Ваня, но почему?
- С тобой я тоже делиться не буду. И ни с кем не буду. Ты сразу меня бросишь.
- Ты что, Ваня, я никогда не брошу тебя! – только сейчас я осознала, что то, что говорила было чистой правдой - Я все пойму, все приму, ты можешь поделиться со мной чем угодно.
Долго он сидел, почти не двигаясь и было видно, как внутри бушует война – страха и желания излить душу. Все-таки он решился.
Видимо из-за того, что было проще говорить, не глядя в глаза, он, уткнувшись в мое плечо, тем же тихим срывающимся голосом продолжил.
- Ну, вот и проверим сейчас. Знаешь, ты права. Я действительно очень люблю одного человека. Люблю так сильно, что не могу находится рядом, мне трудно дышать, трудно думать о чем-то другом, когда я вижу его. А видеться нам приходится каждый день в школе. И весь ужас заключается в том, что я не смею даже намекнуть…
- Почему?
- Потому что… - тут он вжался еще сильнее в мое плечо, сжав руку с такой силой, что мне стало больно. - Потому что… он мальчик…
От удивления брови резко дернулись вверх. Может послышалось?
- Что, Ваня? Что ты сказал, я не поняла?
А он настолько устал держать в себе свою боль и свою тайну, настолько сильной была потребность выговориться, что слова уже сами собой срывались с губ.
- Да, Ира, да. Ты все правильно услышала. Я люблю мальчика и ты его прекрасно знаешь, это Дима. Я долго пытался бороться с собой, думал, что мне кажется, надеялся, что это пройдет. Но нет, Ира, это не проходит, это становится только сильнее, я не знаю, как мне жить, как ходить в школу. Ты представляешь, что обо мне будут говорить, если кто-то узнает. Я, наверное, болен. Со мной что-то не так, я ненормальный…

Конечно, где-то когда-то я слышала о таких случаях, знала, что есть такие отношения, но это было чем-то далеким. Я никак к ним не относилась и вообще не думала о них. От мужа своего я лишь однажды слышала резкое высказывание по этому поводу, но уже даже не вспомню о чем шла речь. А Ваня в этот момент отстранился и заглянул прямо в глаза больным взглядом, полным трагедии и невероятной надежды, надежды на чудо. Невозможно было врать этим глазам и бесполезно, он все равно прочитал бы притворство и ложь. Я молчала, впервые в жизни не находя слов и даже не зная как реагировать.
Ваня тем временем медленно отвернулся.
- Я так и знал. Ты молчишь. Теперь я потерял своего единственного настоящего друга.
- Ваня…
Он оттолкнул мою руку – Уходи. Пожалуйста, уходи.
И я ушла. Мне нечего было сказать…

Голова болела, по ощущениям напоминая пустой металлический чан, который гудел при малейшей попытке дотронуться до него. Было плохо. Часы в комнате тикали так громко, что казалось, удары впиваются в мозг. Машинально я включила ноутбук. Надо было взять себя в руки и упорядочить мысли. Понять, что я думаю обо всем этом и как связать воедино себя, свою жизнь, Ваню и то, что я только что узнала. А, что, собственно говоря, я узнала? Что изменилось? Неужели теперь он стал для меня другим? Я прислушалась к внутренним ощущениям. Нет, ничего не изменилось, он оставался тем же Ваней.
Я долго искала в Интернете интересующую меня информацию. Оказалось таких случаев тысячи. Многие матери оказывались в полнейшей растерянности, полнейшем информационном вакууме. Одни отвергали своих детей, проклинали, ненавидели их, другие принимали, но не знали что делать, а третьи принимали просто так, ничего не требуя взамен. Объединяло всех этих людей одно – стремление понять и стремление найти тех, кто оказался в схожей жизненной ситуации, почувствовать поддержку, поделиться тем, чем далеко не с каждым можно было поделиться.
Были тут рассказы самих детей и уже взрослых, прошедших этот этап признания, принятия или не принятия. Горечью, одиночеством, болью переполнены все эти послания в никуда, послания всем и никому. Мальчишки, такие же, как все, но еще более уязвимые, не знали, что делать. Они чувствовали, любили, страдали. Было так, как было, ничего не изменить, но никто не хотел этого принимать и понимать.

Я подняла глаза на часы. 3 часа ночи. Как незаметно пролетело время.
На улице шел холодный дождь. Озябшие деревья тянули в темноте ветки в черное неприветливое небо. Осень. Все замирало, жизнь притормаживала свой ход. От свежего холодного воздуха в голове прояснилось, и все в один миг встало на свои места.
Схватив с порога большой зонтик, я нырнула в темноту. Капли тарабанили по листьям, крыше дома, моему зонту. Ноги в кроссовках мгновенно промокли, но это не имело никакого значения. В окне Ваниной комнаты горел свет, я знала, он не спит. Просто не мог спать и, скорее всего, уже давно.
Подойдя к окну, я заглянула внутрь. Он рисовал. Брови сошлись, образуя суровую морщинку. Рисунок не получался и в какой-то момент альбом вместе с карандашом полетели на пол. Ваня схватился за голову и застыл. От тихого стука в окно он вздрогнул и стал пристально всматриваться в черноту. Я постучала сильнее. И вот его лицо приблизилось и с удивлением взирало на меня. Он открыл окно.
Не давая вставить ни слова, я горячо зашептала, о том, что для меня все это не имеет никакого значения, что я люблю его таким, какой он есть, и внутри меня ничего не изменилось, он все тот же Ваня. Просто не знала, как реагировать и что думать.
Надо ли говорить, что Ваня от испытываемого шока, не зная, что сказать, только молча кивал головой. Я сказала немедленно идти спать и, что не уйду пока он не ляжет, буду стоять на холодной улице под дождем. Ваня машинально пошел выключил свет и лег. Сколько выпало переживаний на эту детскую душу, знает только он один, но впервые за долгие дни сон его был крепким и спокойным.

На следующий день была Суббота и занятий в школе не было. Проснулась я поздно, чувствуя себя не важно. Кружилась и болела голова, слегка подташнивало. Прогулки по холоду под дождем давали о себе знать.
В мягком спортивном костюме, тапочках и шерстяных носках, еле передвигая ногами, я добралась до дивана. Валя озабоченно посмотрела и предложила приготовить завтрак. Мысль о еде вызвала легкое помутнение. Я отказалась и попросила крепкого чая.
Ваня обязательно должен был придти сегодня и это был бы тот же Ваня и другой одновременно. Тот же, потому что ничего не изменилось и другой, потому что теперь не было между нами никакой тайны.

Он пришел в 2 часа, сдержанный бледный, стараясь не смотреть в глаза. Так и должно было быть.
-Привет.
-Привет, ты что заболела? - Обеспокоенность мелькнула в глазах.
- Да, что-то не важно себя чувствую.
Он вздохнул. – Это после вчерашнего дождя, ты простыла.
- Глупости, все нормально.

На улице все еще шел дождь, унылый, серый, длительный. Маленькие ручейки стекали по стеклу, серое небо нависло над землей. Было ощущение потери времени, так как света почти не было. Тоскливо, однообразно. Захотелось к Игорю. Как же я по нему соскучилась.
Ваня тоже молча смотрел в окно.
- Ваня, знаешь, я давно хотела с тобой поговорить.
Он напрягся, и посмотрел на меня. Легкая улыбка немного его успокоила.
- Ты бы хотел поехать в Москву, чтобы учиться в хорошей художественной школе? У тебя талант, который обязательно надо развивать.
Я думала, что такая новость, если и не вызовет бурю восторга, то по крайней мере обрадует его, но на лице мальчика отразилась грусть.
- Я… я хотел бы, но вот только… не знаю. - Он так и не ответил ничего определенного.
Было не понятно к чему отнести сомнения и я решила подкрепить свое предложение рассказом.
- В детстве мне мама рассказывала вот что:
«При рождении Бог дает человеку 10 талантов. В течении всей жизни он распоряжается ими как хочет. Кто-то совсем не работает над собой, прожигает жизнь, плывя по течению, постепенно убивая все свои возможности. А другие наоборот, ценят и пользуются всем хорошим, что в них есть, развивая себя и делая лучше. После того, как окончится наш суетный путь на земле, всем придется нести ответ за свою жизнь, за то, как мы распорядились ей.»
- Твой талант это Дар, который нельзя просто так выбросить! Понимаешь? Ты мог бы жить у нас, сколько захочешь. Игорь – мой муж - прекрасный человек, уверена, вы с ним подружитесь. У тебя будет своя комната, а сюда ты сможешь приезжать в любое время, когда захочешь. Что скажешь?
Ваня молчал.
- Я очень хочу уехать отсюда, но не могу.
- Почему? – никак не могла взять я в толк.
- Потому что, я не могу уехать от него, понимаешь?
Эту такую важную деталь я совершенно упустила из виду. С возрастом, чувства и эмоции все чаще уходят на второй план. С годами приходит расчетливость и рассудительность. При выборе, думаешь о перспективе и будущем, стараясь просчитать возможное развитие событий. Ваня же думал сердцем и, зная его, я понимала, что ничто не сможет поколебать его.
- Ну что же. Мне лишь остается надеяться, что ты изменишь свое решение или постараешься обустроить все так, чтобы появилась возможность уехать. И еще – я была не уверена, стоит ли спрашивать. - Ваня, а что о тебе думает сам Дима? Как думаешь?
Он поднял глаза к потолку и задумался.
- Я думал об этом много раз. Иногда он так странно на меня смотрит, что кажется - все понимает. Но похоже это не вызывает в нем никакой злобы.
Теперь я вспомнила все наши совместные встречи и мне тоже казалось, что Дима как-то особенно смотрит на Ваню. А может это только казалось?
- Не хочешь с ним поговорить? Не напрямую конечно. Но как-то для себя прояснить ситуацию.
- Может быть.
- Знаешь, мне очень скоро придется уехать. Я больше не могу жить на два дома. Муж скучает и не буду скрывать - я тоже очень скучаю по нему.
Он кивнул.
Тут мне стало совсем плохо.
- Ванюша, думаю я все же посплю, ладно? Заходи вечером.

Степан был толстым, неуклюжим мальчиком. В компании его терпели с трудом. Маленькие хитрые глазки никогда не смотрели прямо в глаза, все время суетливо бегали, стараясь зацепиться на каком-то предмете. Я ужасно не любила таких людей. Уже сейчас было понятно, что из него вырастет. Степа любил устроить провокацию, поссорить кого-то, наклеветать и нажаловаться. Но у него было одно огромное преимущество, то, что заставляло других мальчишек терпеть его в своем окружении. Степа был сыном председателя всего районного поселения.
Ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем страдания других людей. Тайком он любил помучить животных. Но в глаза всегда улыбался своей приторной улыбкой и лебезил.
Было, правда, у Степана одно слабое место. Предмет его обожания и его особой зависти. Это был Дима и его с Ваней дружба. С самого Диминого приезда, он пытался расположить его к себе, сделать своим близким другом, так как настоящих друзей у него не было никогда. Но с самого начала на его пути встал ненавистный Ваня. Было видно, что Дима выделял его из всех. Маленького толстого ненавистника это ужасно бесило и он проводил много времени, чтобы придумать как отомстить Ване, как уничтожить его.
Надо сказать, идея эта была невыполнимой.

Мои слова очень глубоко отпечатались в Ванином сознании. Ему не хотелось расставаться со мной. Впервые за три года своей невеселой жизни он ощутил свободу от того, что смог высказаться и вновь почувствовал давно забытое материнское тепло. Все это подтолкнуло его к роковому решению - открыться перед Димой и будь, что будет. В конце концов, он все равно собирался уехать в Москву. А самое главное - тайная надежда, что может быть все не так безнадежно, цеплялась своими маленькими коготками за сердце мальчика. От одной мысли, что чувства могут быть взаимными, у Вани кружилась голова. Он часто думал об этом, представляя себе, как бы все могло быть. И в тайне, несмотря на всю невероятность такого исхода, надеялся.
Сам не заметив как, он оказался у Диминого дома.
Стук в дверь. Открыл Дима.
Удивленный Ваниным визитом, до странности спокойный, он смотрел ему прямо в глаза, как будто пытаясь, что-то в них разглядеть. Этот взгляд такой странный и такой волнующий, гипнотизировал Ваню, который с трудом сдерживая эмоции и дрожь в коленях, старался удержаться и изобразить на лице веселость.
- Привет!
- Привет, Ваня. Зайдешь? – он отстранился, пропуская его в дом.
- Нет, времени, я побегу. Но – он сглотнул – мне очень нужно поговорить с тобой. Можешь придти в четыре в заброшенный коровник?
Все лето для мальчишек это было самым излюбленным местом, где они устраивали разнообразные игрища. Теперь, когда похолодало, никто туда не ходил.
- Хорошо, я буду.
Не говоря больше ни слова, Ваня развернулся и побежал, а Дима долго стоял и смотрел ему вслед, не решаясь закрыть дверь.
Ноги с легкостью отталкивались от земли, сердце бешено колотилось, глаза ничего не видели. Куда он бежал? Он и сам не понимал. Откуда он набрался смелости и хватит ли ее, чтобы завершить задуманное? Этого Ваня не знал, но отчего-то чувствовал, что на душе стало намного легче. То, что случится через полтора часа, навсегда избавит его от переживаний и сомнений, все станет понятно, все, наконец, встанет на свои места.
Сумка, одетая через плечо с силой билась о бедро. Ваня не заметил, как из расстегнутого кармана выпал от бешеного бега его альбом. Но судьба приготовила этому, казалось бы, незначительному событию, другого свидетеля.

Степа сидел у открытого окна и тоскливо всматривался в хмурый горизонт. Сегодня делать было совершенно нечего и это удручало. Вдруг мимо его дома по улице пробежал Ваня и что-то белое выпало из его сумки, бесшумно затерявшись в траве.
- Вот это подарок судьбы,- потирая пухлые ладошки, радовался Степа. Задыхаясь от любопытства, большим скачками он за секунду очутился на улице и, пригибаясь к земле, как шакал быстро приблизился к тому месту, где лежала находка.
В траве лежал Ванин альбом. О такой удаче Степа даже не мечтал. Он схватил добычу и, оглянувшись, как вор, чтобы никто не увидел, так же быстро вернулся домой.

Бесконечно дорогая ценность с рисунками, также представляла собой некое подобие дневника, где Ваня записывал свои самые сокровенные мысли. Были тут и стихи его собственного сочинения. Многие из них были посвящены маме, но немало и тех, которые он от всего сердца писал для Димы.
Толстый мальчик вчитывался, жадно глотая каждое слово. Ноздри раздувались все шире и шире, ощущая едва уловимый сладковатый запах крови своей жертвы.
- Этого не может быть!- твердил он. - Что будет когда все узнают?
Тут он мечтательно прикрыл глаза и даже издал звук похожий на мурлыканье. Главный враг был почти уничтожен. Даже немного жаль, что все это следствие не его козней, а нелепой случайности, но, как говорится – «на войне все средства хороши».
Одевшись в первые попавшиеся вещи, он опрометью кинулся на улицу. Первым по пути был дом Лехи, туда он и побежал, даже не догадываясь ранее, что умеет так быстро бегать.

Ваня не мог сидеть дома и сразу отправился на то место, где назначил встречу. Почему в четыре? Может для того, чтобы как-то морально подготовиться? Но подготовиться не получалось. Он медленно шел по тропинке, которая петляла через поле. От земли исходил сырой запах травы и холода, осени и листьев. Было зябко, но он не чувствовал холода, хотя все тело трясло мелкой дрожью. Мысленно прокручивая в голове фразы, которые собирался сказать, чтобы быть понятным. Но ничего не выходило, получались какие-то глупости, а главное он не мог предугадать Димину реакцию и потому дальше первой фразы их мысленный диалог не заходил. Несколько раз Ваня уже почти был готов развернуться и убежать домой, но понимал, что этим ничего не решить.

Старый коровник был похож на заброшенные руины. В некоторых местах деревянная крыша почти прогнила, зато, как новые возвышались кирпичные остовы, напоминая кости скелета большого животного. Внутри царила тишина и сырость. Лишь потревоженная лесная голубка, испугавшись неожиданного гостя, громко захлопала крыльями, устремляясь в небо. Ваня остался один.
Он почти ничего не слышал, в ушах стоял невообразимый шум. Немного успокоившись, он снова прислушался. Где-то с крыши капала вода, уныло завывал ветер. Было холодно, очень холодно. Ваня поежился и спрятал руки поглубже в карманы куртки. Прошло пять минут, потом десять, он потерялся во времени и даже перестал трястись. В голове почему-то вспыхивали, словно яркие огоньки, воспоминания о маме. Об их бесконечно долгих зимних вечерах, когда они вместе читали книги и смеялись, это было его любимое время. Он так углубился в свои воспоминания, что не услышал легкий шум приближающихся шагов, шорох камней и песка под его ногами.
Диме пришлось окликнуть своего друга, отчего тот вздрогнул и посмотрел ничего не понимающими глазами.
Взгляды их встретились. Усталый, спокойный и в то же время с какой-то затаенной опаской Димин, и горящий, испуганный и полный надежды Ванин.
Пауза была долгой и оба смотрели друг на друга в упор, почти не мигая.
-Я пришел, что ты хотел сказать? – едва слышно спросил Дима, сам, удивившись интонации своего голоса.
А Ваня не мог не просто произнести слова, он элементарно не мог вздохнуть. Он молчал.
Одновременно понимая, что ему собирались поведать и страшась это услышать, Дима почти с облегчением, пытаясь избежать тягостного разговора, собрался уходить.
- Ваня, может потом с тобой поговорим? Ты, кажется, неважно себя чувствуешь. Я пойду, ладно?
Несомненно, это было бегством, но пока он был не готов.
- Нет! Стой! Подожди! – закричал Ваня. Я должен сказать тебе что-то очень для меня важное. И слова полились сами собой. Ваня, не скрывая ничего и совершенно не стыдясь, открывался перед Димой, рассказывая о своих чувствах. Было страшно и одновременно легко. Казалось, что до этого разговора он нес на себе ношу из огромных камней и вот в одну секунду скинул их, отчего плечи расправились, выпрямилась спина. Ему даже показалось, что он стал немного выше.
За все время Ваниного монолога Дима не произнес ни слова.
- Я все сказал. Мне надо уезжать в Москву, понимаешь, но я не могу уехать пока не узнаю, что ты думаешь обо мне. Ты ненавидишь меня после всего, что я тебе сказал?
Дима молчал, сам едва дыша.
- Не ушел, не наорал, не ударил. Почему молчит? - Вихрем пронеслось в голове.
Димино поведение было странным. Ваня стал медленно приближаться к нему. Отчего-то захотелось дотронуться до него, почувствовать тепло его руки, понять, что все это не иллюзия. Когда он подошел почти в плотную и рука почти коснулась его руки, Дима словно проснулся, дернулся и резко грубо оттолкнул приближающуюся к нему руку. Ваня замер, удивленно поднял брови, а потом поник, превратившись за считанные секунды в маленького старичка.
- Значит нет, - почти прошептал он.
Дима развернулся и быстрыми твердыми шагами вышел. Если бы только Ваня мог видеть и слышать, как Дима все замедляя темп, удалялся от коровника. Стиснув зубы, он из всех сил бил себя кулаком по ноге, и рычал сквозь зубы.
- Не могу я так, Ваня, не могу. Мне страшно, понимаешь? Слишком быстро… слишком…
Он остановился и в последний раз обернулся. На тропинке никого. Низко повесив голову, он брел домой. Что-то внутри сломалось и не покидало чувство приближающейся беды.

К этому моменту Степе удалось собрать достаточно большую компанию мальчишек. Они не были подлецами и плохими их сложно было назвать, но дети жестоки. Им не дано понять чувства других детей, они ранят больно и всегда попадают в цель. Все любили Ваню, но то, что они узнали было плохо. От чего плохо никто не задумывался, но навязанное общественное мнение глубоко засело в их головах. Это мнение заставляло перечеркнуть в памяти дружбу и все то тепло и доброту, которые были внутри. Теперь они было просто зверятами, готовыми кинуться, в любой момент. С большим удовольствием руководил этим крестным походом Степа. Наконец он был на коне, наконец он был в центре внимания, он был тем, кто первым узнал новость, огласил сенсацию, собрал всех. Гордость и злоба распирали его, питали. Сейчас он знал, он способен свернуть горы.

С шумом они приблизились к Ваниному дому и, не зная что делать дальше, остановились. Все вопросительно смотрели на Степу.
- Вот он мой шанс! – думал он. - Надо что-то делать, - но было страшно. Страшно до тошноты.
Саша, который сидел на лавочке возле дома и курил, услышал шум за воротами и высунулся.
- Чего надо? - свирепо заорал он.
Все мальчишки попятились, выгораживая на передний план Степу. Тот готов был расплакаться от страха, но, собрав последнюю волю в кулак, срывающимся голосом прокричал.
- Ваню. Где он?
- Его нет! Валите отсюда!
Степа понимал, что момент может быть упущен и вряд ли снова получится всех собрать, уже не будет того эффекта. И тогда он решился.
- Вот что я нашел, хотел вернуть Ване. – трясущейся рукой он протянул отцу альбом.
Саша схватил его и, что-то рыкнув, уже собирался скрыться за забором, как Степа прокричал.
- А вы почитайте, что пишет ваш сын! Какой позор! - С этими словами он что есть мочи припустил вниз по улице, продолжая кричать – «Позор!». За ним побежали все мальчишки, подхватив его клич.
Саша удивился, не понимая, о чем идет речь и, не представляя, что бы такого мог выкинуть его безупречный сын. Почесав голову, он снова устроился на лавочке и начал читать. С каждой прочитанной страницей лицо его чернело все больше и больше. На скулах заходили желваки и непроизвольно начали сжиматься кулаки.

Ваня медленно шел по лесной тропинке, которая, наконец, привела его на любимый дикий пляж. Колено реки здесь круто заворачивало, образуя заводь. На берегах той и этой стороны росли его любимые плакучие ивы. Он бесконечно долго мог смотреть, как река омывает и пытается унести их ветви, похожие на девичьи длинные распущенные волосы.
Ваня сел на землю и долго смотрел на бегущую воду. Надо было идти домой, надо было уезжать отсюда. Ничто больше не держало его тут. Он прощался с рекой и такой родной для него природой. Сердце истекало кровью.

Вот и родной дом. Кто знает, может он видит все это в последний раз. В тихой печали он открыл калитку и не сразу понял, что происходит, когда отец с озверевшим лицом выскочил из дома.
- Проклятый щенок! - орал он. - Лучше бы ты сдох вместо твоей матери! - От злобы в уголках губ Саши собралась пена.
Ваня стоял с широко открытыми от ужаса глазами, совершенно ничего не понимая.
А отец распалялся все больше.
- Твое, подонок?! - Он швырнул Ванин альбом ему под ноги. - Твое? Я тебя спрашиваю! - еще сильнее заорал он.
Мальчик лишь на секунду удивился, а потом, с вызовом выпятив свою еще детскую грудь, так же закричал в ответ
-Да, мое, ну и что теперь?
Этот вызов в глазах, во всем облике, совсем лишил Сашу последнего рассудка. Он ожидал слез, раскаяния, вранья, но никак не такого отпора.
Схватив сына за шкирку, он со всей силы ударил его кулаком в живот, отчего Ваня скрутился в калач от парализующей боли.

Весь день мне было плохо, и, напившись таблеток, наконец, с огромным трудом, удалось уснуть. Сквозь сон и затуманенное сознание, с улицы до меня начали доходить какие-то крики. Вначале это было похоже на зуд комара, который становился сильнее, раздражая и зля. С трудом возвращая себе сознание, я стала различать мужской крик. Прошло еще какое-то время, прежде чем я поняла, что кричал Саша.
Еле передвигая ногами я встала и, накинув на плечи куртку, вышла на улицу.
Заглянув за забор, я увидела, как Саша с силой отшвырнул Ваню, как котенка, отчего тот, несколько раз перевернувшись, упал, ударившись головой об угол дома.
Что было потом я не помню. Откуда в женщинах берется нечеловеческая сила, когда они защищают своих детей, не знает никто. Валя рассказывала, что, схватив первое, что попалось под руку – это была лопата – я ударила ей Сашу по спине. Когда он очухался, собралось достаточно много народа.
Ваню отнесли к нам в дом.
Кроме ссадины на голове, других следов от побоев не было видно.
- Надо вызвать скорую! - визжала я, набирая разные номера. Валя с подругой с трудом утихомирили, насильно влив пол стакана самогонки. От спиртного перехватило дыхание, но рассудок постепенно стал возвращаться.
Я подошла к кровати.
- Ванечка, милый, где болит? Скорее, Валя, неси перекись, надо обработать рану!
- Ира, успокойся! Все будет хорошо, скорая уже едет.
Бригада приехала быстро, они осмотрели мальчика.
- Надо везти в госпиталь.
Я кивала головой, глядя на врача, как на Бога.
- Да, да, как скажете. Что угодно, я готова заплатить любые деньги, только пусть с ним все будет хорошо.
Врач с пониманием смотрел на меня.
В эту самую минуту я и совершила ошибку, которая привела к трагедии, груз и боль которой мне пришлось нести всю свою долгую жизнь.
Ваня взял меня за руку.
- Не надо в больницу, Ира. Я не хочу, хочу остаться здесь, с тобой, умоляю тебя, не надо.
Учитывая то, что кроме ссадины на голове врач не нашел ничего, а про другие побои Ваня стоически молчал, было решено пока оставить его у нас дома, следить за состоянием и при малейшем беспокойстве тут же везти в больницу. Тогда мне казалось, что остаться дома для него сейчас самое лучшее.
Ване сделали несколько уколов и скоро он уснул.

Перепуганный моим голосом и рассказами Игорь завтра утром должен был быть у нас. Мысль о муже успокаивала. Теперь мы вместе поедем домой. Мы семья. Не было ни капли сомнения, что Ваня будет жить у нас и после всего, что произошло, лишение родительских прав, было легкой задачей.
Я сидела у кровати, держа его руку. Как я могла это допустить? Если бы вернуться хотя бы на пару часов назад, если бы только знать.
Усталость и плохое самочувствие давали о себе знать, глаза закрывались и, в какой-то момент, сон взял свое. Откинувшись в кресле, я уснула.
Анна Петровна, которая во время всего произошедшего была в продуктовом магазине и, вернувшись, теперь караулила пьяного до беспамятства Сашу. А Валя, заглянув к нам в комнату, и убедившись, что все спокойно тоже ушла спать. Дом погрузился в тихую ночь.

Серый хмурый рассвет. Кажется, солнце еще не встало. За свинцовыми тяжелыми облаками его лучей было не видно.
Я пошевелила затекшей рукой, потом открыла глаза, первым делом переведя взгляд на кровать. Пусто.
Сердце провалилось куда-то глубоко вниз, во рту появился привкус железа.
- Ваня! – крикнула я – в ответ тишина.
Через минуту я разбудила всех, кто охранял наш сон, с безумным видом бросаясь во все комнаты. Его нигде не было. Вернувшись в комнату, на полу рядом с кроватью я заметила какой-то белый клочок бумаги. Записка.
«Ира мне не зачем больше жить. Ты все знаешь и, надеюсь, поймешь. Спасибо за все и прости»
Валя, увидев мои безумные глаза, сразу все поняла.
- Дочка, беги к реке!
Выскочив в домашнем костюме, не чувствуя под собой земли, я бежала, перепрыгивая через лужицы и канавки, точно зная где его искать. Однажды он показал мне свой любимый пляж.
Еще поворот и тропинка углубилась в лес. Стоял густой холодный туман. И вот последние кусты расступились, пропуская тропинку на берег реки. Там у кромки воды я увидела Ваню. Он смотрел на воду, почти не шевелясь.
- Успела, - пронеслось в голове. Не своим голосом я закричала, окликая его.
Он обернулся, напряженно всматриваясь вдаль, увидел меня и улыбнулся. Улыбка, которая на секунду озарила не только его лицо, но и все вокруг. Но вот она погасла и в глазах вспыхнула искра решимости. Ваня бросился в воду.
Мне оставалось каких-то несколько скачков и не думая ни о чем, я бросилась следом за ним. Черная ледяная вода поглотила, мгновенно обжигая все тело. Дыхание перехватило, а руки и ноги отказывались двигаться. Но все это было не важно, лишь бы дотянуться до светлой головы, которая ненадолго показалась на поверхности воды. Только бы дотянуться до нее…


Сознание и жизнь возвращались медленно. Возвращение из черного ниоткуда было мучительным. С невероятным трудом я разлепила склеившиеся ресницы, свет резанул и я снова их закрыла. Вторая попытка вызвала меньшую боль и я смогла сфокусировать зрение на ближайших предметах.
Первым, кого я увидела был Игорь, его бледное лицо с огромными синяками под глазами, склонилось низко над моим.
- Как ты постарел, - хотелось сказать, но губы не слушались.
Увидев, что я пришла в сознание, он вскочил, исчезнув тем самым из поля зрения, но скоро снова вернулся. Теперь рядом стояли какие-то люди в белых халатах, которых я не знала и совершенно не хотела знать. Единственное чего хотелось – избавиться от ужасного яркого света. Я жмурилась. Игорь что-то говорил, но пока я не могла расслышать слов. Смешно было видеть, как шевелятся его губы. Кажется, я улыбалась, когда снова потеряла сознание.
Придя в себя, единственно важным было спросить самое главное, но губы не слушались. Как же они меня этим злили. Наконец, в какой-то из дней, мне удалось совладать с этими проклятыми губами, еле слышно я стала шептать. Игорь склонился совсем низко.
- Ваня… Ваня… - это все что я могла произнести.
- Успокойся, Ириша, дорогая моя. Все хорошо, он живой, тут в этой же больнице.
Горячая слезинка скатилась по щеке. Больше ничего не хотелось знать. Я провалилась в долгий глубокий сон.

Через два дня я уже чувствовала настолько большой прилив сил, что смогла встать, хотя Игорь почти силой старался уложить обратно. Он постоянно твердил: «Тебе надо беречь себя! Тебе нельзя волноваться!». Надо ли говорить, что все это было бесполезно. Единственное, что меня интересовало это то, в какой палате находился Ваня и смогу ли я до нее дойти.
Мы шли долгими больничными коридорами. Я опиралась на руку мужа, шаркая больничными тапочками. В палате было светло и свежо. В мальчике, который лежал там я с трудом узнала Ваню. Он похудел, осунулся, лицо было бледным и почти безжизненным и только голубые глаза теперь, казалось, горели на белом лице еще ярче.
Я плакала, положив голову на его одеяло, гладила по волосам, говорила, что мы справимся со всеми трудностями. В такие минуты человеку ошибочно кажется, что он все может, надо лишь приложить невероятные усилия. Я была готова рыть землю руками, отдать все, что у меня было, только бы вернуть ему прежний румянец, вдохнуть жизнь в это измученное бледное лицо.
- Ванюша, что ты хочешь, родной, только скажи, у тебя все будет.
Он долго молчал, отвечая благодарными взглядами.
- Есть только одно - увидеть Диму, если конечно он захочет увидеть меня.
- Конечно, захочет!. Мы его привезем.

Дима знал всю историю, как и остальные жители деревни. Конечно, во всем произошедшем он винил себя и только себя, изводя днями и ночами. Что было бы, если бы он тогда не ушел?
Степе они с мальчишками устроили взбучку и все до единого перестали с ним общаться. Очень быстро вся эта история с альбомом стала похожа на миф и многие вообще не были уверены, существовал ли он когда-либо.
Дима очень обрадовался, когда я позвонила и предложила приехать. Он без устали благодарил и никак не мог положить трубку, цепляясь за каждое слово.
- Дима, не переживай. Теперь все будет хорошо. Будем ждать тебя завтра.
Когда Игорь, привез Диму, мы оставили их одних. Не знаю, о чем они говорили, но на Диме лица не было, когда он вышел. Было видно, что он с трудом сдерживает слезы. Вид был таким убитым, что стало до ужаса не по себе.
- Что он тебе сказал?
Вместо ответа он лишь со всей силы стиснул кулаки и отвернулся.

Той ночью Вани не стало.

Мне не хотели говорить, придумав, что его перевели в другую больницу. Но обмануть было невозможно.
Помню, как бежала босиком по больничным коридорам, расталкивая всех, кто попадался на пути. Оттолкнула Игоря с такой силой, что он ударился о стену. Мне было все равно. Вот дверь его палаты. А в ней пустота. Чисто прибранная кровать с белоснежной постелью.

Страшное слово «безумие», пугает лишь окружающих, но не тех, кто в нем прибывает. Женщина, которая находилась в той палате, была не я. Та, другая, совершенно потеряла человеческое обличье. Она извивалась, царапалась, кусалась, выла, кричала.
- Ира, успокойся тебе нельзя, Ира!
Голос мужа не доходил до больного сознания.
Тогда он сказал то, что узнал от врачей. То самое важное, о чем они решили пока не говорить мне, чтобы не волновать еще больше.
- Ира, ты беременна, слышишь?! У тебя будет ребенок! Тебе нельзя! - Он держал меня за плечи из всех сил, стараясь прижать к себе.

Когда до меня дошел смысл сказанных слов, я обмякла и сползла на пол. Маленькая жизнь, которая зарождалась во мне, уберегла от безумия и потом стала единственной ниточкой связывающей с жизнью и реальностью.
Не было слез, не было боли, не было больше истерик, казалось, все вокруг погрузилось в апатию и безразличие. Все перестали существовать и я в том числе. Мое тело просто стало сосудом для чего-то более ценного, более значимого.
Игорь перевез меня в Московскую больницу, где я почти ни с кем не разговаривала, даже с ним. Было плевать какой сейчас день недели, какая погода и что вообще происходит вокруг. Проходили дни, недели, а может месяцы. Пока однажды ночью, я не проснулась от того, что кто-то тихонько толкнул меня. В палате было темно и никого не было. Снова тихий едва уловимый толчок. Я привстала, вслушиваясь и всматриваясь в кромешную черноту. Руки сами опустились вниз живота. И в тот момент я познала маленькое чудо, когда матери приходит осознание того, кто у нее родится, еще задолго до того, как это свершится.
- Мой сын – прозвучало где-то в самой глубине естества. - Это мой сын!
Я резко села на кровати и обняла обеими руками живот, стараясь уловить малейшее шевеление. Наше первое знакомство с моим еще не родившимся малышом, моим Ваней.

«Каким бы ты не родился, мой сын, кем бы не стал, я всегда буду любить тебя, ведь ты есть продолжение меня. Ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку и обещаю никогда не будешь бояться поделиться со мной всем, о чем переживаешь, потому что я стану самым близким твоим человеком.»
В таком диалоге прошел остаток ночи. Почему диалоге? Потому что я точно знала, он слышит и понимает меня, шевеля, там внутри, своими крошечными ножками и ручками. Просто пока не может ответить.

***
Серое туманное утро. Небо разомкнуло сонные глаза, силясь открыть их. Светает. Но облака, нависшие над землей, не дают солнечному свету озарить озябшую после холодной ночи землю. И вот, где-то на горизонте, в разрыве между тучами, проскальзывает нежно- розовый отблеск восхода. Еще немного усилий и легкий ветерок гонит прочь рваные облака, открывая новому дню яркое солнце, которое медленно и лениво поднимается над лесами и полями, озаряя все теплым насыщенным густым оранжевым светом. Радостно запели птицы, перелетая с ветки на ветку. Заблестела драгоценным жемчугом роса на жухлой осенней траве. Лес заиграл разнообразием осенних оттенков, словно, вспыхнув огненно красными и желтыми цветами.

Солнце светит в окно машины. На соседнем сидении детская коляска. В ней сладко спит Ванюша. Ему едва исполнилось 3 месяца. Именно тогда, до наступления настоящих холодов, я решила поехать навестить навсегда ушедших близких мне людей.
Две ухоженные могилки встретили тишиной и спокойствием. На памятниках фотографии – Тани и ее сына, похожих, как две капли воды.
- Ванечка, смотри это твой братик, - шептала я на ухо малышу, а он моргал глазенками и улыбался.

Был еще одна важная встреча в этой поездке. Надо было увидеть Диму. Прошел почти год с момента Ваниной смерти.
Дверь открыл совершенно незнакомый человек. Это был Дима и кто-то совершенно другой. Лицо посуровело, черты его заострились, но главное совсем изменился взгляд. В глубине карих глаз навсегда поселилась боль, от которой он уже никогда не сможет избавиться. Это я знала точно.
Мы сердечно обнялись.
- Знакомься, Дима – это Ваня.
Он вспыхнул и, посмотрев на меня долгим взглядом, который говорил красноречивее любых слов, перевел его на малыша. Потом присел и нерешительно протянул к нему руку, которая слегка дрожала.
- Привет, Ваня.
Смотреть на это было больно. А малыш не ведал наших переживаний, его маленький мир только начинал открываться и в нем пока не было места страданиям и душевной боли. Он протянул свою ручонку и сжал малюсеньким кулачком Димин палец.
Так встретились ушедшая и новая жизни.
Мы долго разговаривали, многое вспоминали и, лишь, перед отъездом я спросила то, за чем приехала.
- Дима, что он тебе сказал тогда?
- Хотел попрощаться. Он знал, что уходит и хотел, чтобы я простил его. Но за что мне было прощать? Я ведь тоже - тут он запнулся и почти шепотом закончил - любил.
- Я знаю…

***

Тихий летний ветерок ворвался в комнату, солнечные зайчики играли на полу, гоняясь друг за дружкой, за окном весело чирикали воробьи. Жизнь была везде и во всем.
Сидя в большом кожаном кресле, спала старая женщина. Ее седые волосы слегка растрепались, руки, спокойно лежали на коленях, маленькая синяя жилка пульсировала на виске под тонкой старческой кожей отсчитывая последние дни. А может мгновения?
Во сне ей снились те, с кем предстояла близкая встреча.
- Подождите милые, я уже иду к вам. Уже скоро. Уже совсем скоро…