Два рассказа (Северянин. Магнит)

МАГНИТ

Лучшее средство от одиночества в холодной заснеженной Москве – книги. Книги, книги… Их наконец-то стало столько, что можно купить все, что душе угодно. А как изданы! Книги по специальности, поэзия и даже однодневки так призывно шелестят страницами и пахнут типографией, что кажется, что именно эта книга появилась на свет именно для тебя и именно тебя она сделает счастливым. Единственное, что омрачает это счастье – осознание того, что я никогда не успею в этой жизни прочесть все, что хочется. Поэтому первое, что я сделаю в следующей жизни – это куплю себе книги.

Звонок мобильного телефона вернул меня из сладостных грез в реальность. Вот уж бич цивилизации, этот телефон. Да, удобно, но вместе с его приходом в нашу жизнь исчезли понятия уединения и интимности. Конечно, его можно выключить, но как-то рука не поднимается. Вдруг от этого звонка зависит чья-то жизнь.

- Привет.

Голос абсолютно незнакомый. Мальчишеский и озабоченный.

- Привет, чем занимаешься?

- Привет. Я купил себе шеститомник Бродского и сижу, наслаждаюсь.

- А-а-а.

Все понятно. Не читал и даже не слышал. Но кто же это все-таки звонит?

- Чего молчишь?

- Мне стало неудобно, я никогда о таком писателе не слышал.

- Это поэт. Великий российский изгнанник, получивший Нобелевскую премию по литературе и подаривший свое сердце Венеции. А то, что признался, что никогда не слышал, здорово. Услышишь еще. Почитать тебе что-нибудь?

- Ага!

Обрадовался. И я начал читать о мотыльке и о стрелках Васильевского, и, конечно же, «Письма римскому другу».

- Понравилось?

- Очень! Мне никто никогда стихов не читал.

- Лады, стихи это хорошо, а чего звонишь-то, собственно?

- Но ты же сам мне дал свой номер телефона и написал, что если чего стрясется, чтобы звонил.

Теплее. Я понял, что это один из мальчишек, которых я ищу в сети, ну, сами понимаете, для чего. Но мы точно никогда не виделись и не говорили, голос был совсем незнакомым.

- Ты Ромка?

- Неа, я – Виталька.

- Хочешь в гости приехать?

-Неа. А у тебя машина есть?

Ну вот, еще один искатель «богатого» папочки. А им о любви и дружбе пишу. И об одиночестве нашем, я имею ввиду, рыскающих по сети. Но отвечаю, по возможности, спокойно:

- Нет, у меня нет машины.

- А у кого-нибудь из друзей машина есть?

-Да, есть. Что случилось-то, собственно?

- Понимаешь, мне нужна помощь. Ты бы мог со своим другом сейчас за мной приехать?

- Думаю, да.

Страшно не хотелось одеваться и выползать из теплой квартиры в промозглый сырой ночной город. Но я стал жертвой собственной искренности – я всегда так писал свои письма, что неудивительно, что этот незнакомый мальчишка почувствовал во мне самого близкого человека в огромном городе-Молохе, пожирающем и выплевывающем тысячи, таких как он.

Когда мой друг, сидящий за рулем, услышал, куда и зачем мы едем, он молча покрутил пальцем у виска и нажал на газ. Дружба, как и любовь, если она настоящая, позволяет воспринимать недостатки других как особенности.

Машина ползла по заснеженной дороге, а я все думал, что подкупило меня в голосе незнакомого собеседника. В нем была какая-то тревога, безысходность и маленькая надежда. Так тонущие корабли дают сигнал "SOS”, и по морскому закону, все, кто рядом бросаются на спасение, отклоняясь от своего курса. Почему же на суше, в обыденной жизни не так!? И те, кого мы называем «близкие», делают больнее всех, стараются утопить? Целые поколения русской интеллигенции выросли на жалости к утопленной немым рабом собачке и ничего не делают, чтобы выброшенные за борт мальчишки и девчонки не толпились на плешке и вдоль обочин, чтобы продать единственное, что у них есть – худосочное тельце и так быстро угасающую на улице молодость.

К месту встречи мы приехали с опозданием. Виталик оказался угрюмым молодым человеком, посиневшим от холода. Я помог бросить его нехитрый скарб в багажник и спросил:

- Поедем ко мне чай пить?

-Спасибо, поздно уже, а завтра на работу. Я квартиру снял, - он назвал адрес, кстати, недалеко от моего дома, - если можно, туда.

- Можно, водитель?

Мой дружище посмотрел на меня, так как смотрят на умалишенных в последний раз, и снова нажал на газ.

Молчание в машине становилось тягостным, но я почувствовал, что ни о чем сегодня расспрашивать не стоит. Правда, в тот зимний вечер я даже не мог предположить, что пройдет полгода, и он, лежа на моем плече, расскажет мне про всю свою жизнь, полную боли и унижений. И станет мне еще ближе, хотя куда уже ближе, непонятно.

- Обними меня крепко-крепко, так, как ты меня любишь!

И я обнимаю его, просто сжимаю в объятьях, сильно и нежно, помня, что один из его предыдущих «друзей» сломал ему два ребра, избивая ногами и насилуя в подземном гараже. Я целую его глаза, потому что хочу, чтобы они по-новому увидели этот мир, я целую его ладони, чтобы согреть линию жизни, я целую его штырек, чтобы пробудить в нем желание жить, любить и быть любимым.

А потом мы засыпаем, прижавшись друг к другу, все больше и больше намагничиваясь. Жалко тратить время на сон, но впереди новый день, и нужны силы, чтобы полноценно прожить его. И вечер, когда мой Магнит заберется после ужина ко мне на колени, и мы будем сидеть так долго-долго, пить кофе, курить и целоваться. Банально? Сентиментально? Слащаво? Пусть! На самом деле, это – прекрасно, когда домой тянет. Ведь в моей жизни появился Магнит, сделавший меня счастливым.