Педагогическая этика

Из-за своих переживаний Дэн, конечно, на учебу забивал и сильно съехал по всем предметам. По этому поводу состоялся крупный разговор с матерью, которая заявила, что если Денис после школы собрался не в универ, а в армию, то он, разумеется, может продолжать в том же духе, но в этом случае маман слагает с себя всю ответственность за его будущее и пусть он живет как хочет. Но пусть тогда не удивляется, если заметит, что его карманные деньги и вообще весь прожиточный минимум, включая шмотки, развлечения и оплату интернета, упали ниже некуда. А если он все-таки хочет в универ, то пусть прекратит маяться дурью и начнет нормально учиться. И готовится к тому, что после каникул добавятся занятия с репетиторами.

Слова матери были совсем не пустыми угрозами. Мамка, несмотря на свой романтичный итальянский облик, была селфмейд вумен и вообще железной леди. Она работала главбухом в местном филиале крупной страховой компании и отлично управлялась с десятком сотрудников, а уж с собственным сыном подавно. Но вообще-то в отношении Дэна мать диктатором вовсе не была, \они уважали и любили друг друга. К таким экстренным мерам как сейчас она прибегала очень редко, и Денис за это на нее никогда не обижался. Потому что всегда было за дело.

Ну, и в армию он тоже не собирался. Поэтому кое-как взял себя в руки и начал учиться. Он здорово все запустил, поэтому учеба занимала много времени и спасала от круглосуточной тоски по Валере. Но Денис все равно успевал тосковать. И утешал себя тем, что снова и снова рассматривал Валеркины фотографии. И даже завел смешную привычку, гася перед сном комп, желать любимому спокойной ночи. Виртуальный Валерка серьезно смотрел на него с монитора, чуть склонив голову к виртуальному Дэну.

Валера, заметив, что Фомин больше его не достает, а вместо этого налегает на учебу, мысленно, конечно, одобрил. Но почувствовал себя слегка разочарованным, как если бы ждал, что Денис проявит больше настойчивости. На уроках он наблюдал за Дэном. И, если о нем вдруг упоминали в учительской, тоже настораживал уши. И с удовольствием убеждался, что Фомин не обижен не только внешностью, но и умом. Валерка уже был влюблен, поэтому ай кью Дениса большого значения для него не имел. Но все равно радовало.

Приближался Новый Год, и Дэн отправился в торговый центр за подарком для матери. На первом этаже молла продавали елочные игрушки. И тут же на них могли что-нибудь написать. Денис купил синий шар, затуманенный с одного бока прозрачным морозным облачком. И на этом облачке попросил написать серебром «С Новым Годом!». А с другой стороны сцепленные между собой В и Д – Валера Дорошин. Или Валера и Денис. Как нравится, так и читай. Всю оставшуюся до каникул неделю он таскал шар с собой в школу, уложив в картонную коробочку и напихав туда побольше бумаги, чтобы, не дай бог, не раздавить хрупкую сферу, но подарить так и не решился.

***

Валера собирался встречать Новый Год у себя дома с друзьями. После универа они продолжали дружить: он, Лешка, Саша и Женька. Женька и Леша, как и он, работали в школе. Лешке каким-то образом тоже удалось разрешить все неясности с военкоматом. А вот Санек в армию успел сходить и недавно вернулся. Но диплом педагога пускать в дело не торопился. Сашкин отец с двумя друзьями занимались тем, что делали ремонты, строили бани и прочие дачные удобства. Могли и дачный домик. С ними Сашка и трудился пока.

В последнее время к ним еще примкнули девушка Лешки и Женькин парень. Валера не успел особенно сблизиться ни с той, ни с другим. Потому, что собираться теперь получалось не так часто, как раньше, когда они учились. Но, по его мнению, компании они не портили. Девушку звали Викой, парня Андреем, и Дорошин, конечно, по именам к ним и обращался. Но про себя называл именно так: «девушка Лешки» и «Женькин парень». Сашка, дорвавшись до гражданских радостей, тоже все время с кем-то мутил. Серьезно пока ни с кем, но на Новый год собирался прийти с девчонкой.

Вечером тридцать первого Валерка сидел у себя на кухне и чистил вместе с Женькой картошку. Они с друзьями решили не заморачиваться готовкой непосредственно перед праздником. Пусть каждый сделает что-то дома и принесет с собой. Конечно, договорились, кто – что, чтобы не получить в итоге банкет из семи салатов оливье. Горячее и гарнир к нему логично было готовить там, где собирались праздновать. Поэтому поручили Валере. Женька пришла пораньше, чтобы помочь, а заодно пожаловаться на своего парня, с которым умудрилась поругаться за день до Нового Года. Валера не забывал, как Женька в свое время ему помогла, подставив надежное женское плечо. И всегда был готов оказать ответную услугу. Подруга в этом нуждалась: со своим парнем она ссорилась регулярно.

Женька, обиженно шмыгая носом, изливала Валерке душу, одновременно виртуозно спуская с картофелины кожуру. Дорошин тоже орудовал ножом и слушал ее в пол-уха, потому что Женькины жалобы всегда были примерно одни и те же. Все их с Андреем проблемы сводились, по его мнению, к следующему: люди друг другу не подходят, друг друга не понимают, и, кажется, не очень-то друг друга любят. Поэтому он каким-то кусочком сознания отслеживал Женькину речь, чтобы вовремя подкидывать нужные реплики, сам же при этом думал о том, что еще года два-три, и его друзья переженятся, нарожают каких-нибудь детей, и тогда он останется один. И еще о том, что Денис, кажется, не очень-то переживает из-за того, что они не вместе. Учится себе спокойно, кокетничает с девчонками и, наверное, уже с кем-то мутит. Скорее всего, с этой дылдой Одинцовой. Одинцова была полной противоположностью Валерки и, как он сам считал, во всем его превосходила. В отличие от него она была высокой, особенно на своих каблучищах, яркой, раскованной, и у нее были те самые выпуклости, от которых так пёрло всех нормальных мужиков. Не очень, конечно, впечатляющие, но у Дорошина и таких не было.

Тут Валерка отвлекся от своих мыслей, потому, что натренированный мозг среагировал на Женькин вопрос. Подруга спрашивала, что, по мнению Дорошина, ей делать. Валера в таких случаях обычно советовал успокоиться и подождать, пока Андрей сам прибежит. Или, для разнообразия, долго не дуться и позвонить первой. Но сейчас неожиданно для самого себя сказал:

- Брось его, Жень. Нафига он тебе вообще?

Женька вздохнула:

- Ну, нафига… Так больше же никого нет. Одной, что ли, болтаться? Двадцать четыре уже. Тебя, кстати, тоже касается.

Валерка отшутился, что ему, мол, париться еще рано, двадцать четыре только будет, но потом ответил серьезно:

- Да я-то что… Я же совсем другое дело. Не психуй, Жень, все образуется.

Проблема одиночества у студенток и выпускниц педюшника всегда стояла остро. Как и у геев. Поэтому Валера Женьку хорошо понимал.

***

Дэн тоже собирался праздновать дома и тоже с друзьями. Поведение Фомина во второй четверти убедило школьную общественность, что с ним все в порядке, и все решили, что он просто так прикалывался над физиком. Друзья-предатели активизировались и начали все как один набиваться в компанию. Но Дэн никому ничего не простил. К тому же уже понял, что в таких вещах как любовь и дружба стоит гнаться не за количеством, а за качеством. И всех предателей культурно послал. Поэтому отмечать Новый Год предполагалось в том же составе, что и днюху, не подразумевались только Дина и Яна. Фомин, вообще-то, поинтересовался у Герки, не пригласить ли клонов на пати. Но Павлов равнодушно ответил, что если Фомин хочет, пусть приглашает, он ничего против не имеет. В последнее время Денису казалось, что между Одинцовой и Павловым что-то там такое завязывается. Сам Дэн, влюбившись, посещать Таньку с эротическими целями прекратил и заходил только по дружбе. Татьяна с Герасимом, оставшись в этом смысле один на один, получили возможность друг к другу присмотреться, и, кажется, что-то друг в друге разглядели, чему Денис был, в общем, рад. Совет да любовь, как говорится.

Тридцать первого, примерно в то же время когда Валерка чистил с Женькой картошку, Дэн сидел дома в гостиной, устроившись «с ногами» в большом кресле. С новогодним столом они решили поступить так же, как компания Дорошина. Делать Денису было нечего, потому, что мать уже засунула курицу в духовку и сейчас наряжалась. Они с ее «парнем» собирались сначала заехать поздравить его родителей, а потом отправиться на всю ночь в ресторан. Мать уже была одета в гладкое блестящее бледно-желтое, как она сама говорила, «цвета шампанского», платье и теперь накладывала макияж, душилась, расчесывалась, в общем, наводила окончательный лоск. Еще на мамке были благородно прозрачные серьги и колье, и все это очень шло к ее смуглой бледности, чайным глазам, точеной фигурке и глянцевым, струящимся по спине волосам.

Дэн сидел, держа в руке синий шар, и думал о том, что, может быть, еще не поздно пойти подарить, но опять не решался, и, в конце концов, продел в петельку нитку и повесил шар на елку, со стороны стенки, буквами В и Д внутрь, и даже немного замаскировал мишурой для надежности.

Маман закончила прихорашиваться и, выйдя в гостиную, немного повертелась перед сыном.

- Ну, как?

Денис одобрил:

- Классно, мам. Ты у меня девочка что надо.

Маман засмеялась, радуясь комплименту, и почти тут же зазвонил ее телефон. Она взяла трубку, ответила, потом подошла к окну, помахала рукой. Дэн понял, что во дворе рядом с машиной стоит мамкин бойфренд. Мать чмокнула Дэна в щеку, на секунду окутала духами, пожелала хорошо повеселиться, надела в прихожей шубу и сапоги и, подхватив сумочку и пакет с туфлями, исчезла.

Оставшись один, Дэн немного поиграл пультом от телека. Смотреть было нечего. На одном канале шла надоевшая до зеленой тоски «Ирония судьбы», на другом не менее примелькавшиеся «Чародеи», третий вообще показывал сказку «Морозко». Сказка была такой древней, что не заинтересовала Дениса даже в дошкольном детстве. Кабельные каналы тоже наперегонки крутили всякое старье, и даже музыкальные, наверное, назло Фомину, сплошняком гоняли гнусную попсу. Выключив телек, Дэн пошатался по квартире, позвонил бабушке с дедом -- поздравил с наступающим. Старики в новогоднюю ночь не всегда дотягивали до двенадцати и отправлялись спать раньше. Сбор был назначен на десять, и у Дениса оставалось еще часа два свободного, совершенно пустого времени. Фомин подошел к компу, полюбовался Валерой, ненадолго задумался, что бы поставить потяжелее. В результате выбрал «Аматори» и, врубив проигрыватель, завалился на диван.

***

Без пятнадцати десять пришли Герасим с Татьяной, следом подтянулись Крылов с Ирмой и Игорь Мартин. Пока все раздевались, накрывали на стол, выбирали музыку и телеканал, открывали бутылки, стрелки подошли к половине двенадцатого. Они проводили старый год, встретили новый, под бой курантов чокнулись шампанским и загадали желания.

После двенадцати во дворе почти сразу же началась пальба и в черное зимнее небо полетели цветные фонтаны. Палили и в соседних дворах. Следующие полчаса весь город пускал фейерверки, взрывал петарды и громко орал «ура». Они тоже выбежали во двор, взорвали все, что было припасено, поорали, и снова вернулись в квартиру. Денис уселся с телефоном на кухне и упорно жал кнопку «1», пытаясь дозвониться до Валерки, решив, что уж с Новым Годом поздравить не запрещено. Дозвониться не получалось. В эти минуты миллионы людей, так же как и он давили на кнопки, стараясь пробиться друг к другу, и высоко над землей мобильные сети стонали от напряжения, прогибались и даже рвались, работая на износ.

Решив попытаться позже, Дэн вернулся в гостиную. Там под томительный медляк изнемогали две влюбленные парочки. Фомин почувствовал себя не у дел и вышел в подъезд покурить. Мартин, наверное, тоже сам себе показался там лишним и вышел следом. Они выкурили по сигарете, и Денис снова схватился за телефон, и снова не дозвонился, сердито засунул мобильник обратно в карман и только теперь заметил, что Игорь стоит слишком близко. Так близко, что щеке Дэна тепло от его дыхания. Он хотел отодвинуться, но не успел, потому что Мартин притянул его за руку и Денис почувствовал на губах его губы. Целовался он здорово, и Дэн, не успев ничего сообразить, ответил на поцелуй. Какое-то время они увлеченно сосались, и Игорь понемногу теснил его к стене.

Наконец Денис уперся спиной и затылком и тут вдруг осознал, что он в подъезде на лестнице лижется с Игорем, и тот одной рукой обнимает его за талию, а другой уже тихонько расстегивает пуговицы его рубашки. И что его бедро просунуто между ног Дэна и осторожно надавливает на самое дорогое. А сам Дэн одной рукой вцепился в чужой рукав выше локтя, а другой притягивает Мартина к себе за плечи. И при этом ловит неслабый кайф. Стыдно стало так, что его даже прошиб пот, а возбуждение сразу куда-то пропало. Дэн попытался отстраниться, но он был прижат к стене, поэтому ничего не вышло. Тогда он взял лицо Игоря в ладони, но не потому, что вдруг почувствовал к нему нежность, а просто резко оттолкнул от себя его голову.

Игорь тут же все прекратил, отпустил Дениса и, извинившись, тоже прислонился к стене. Они стояли рядом, на расстоянии двадцати сантиметров друг от друга и оба смотрели точно в стенку напротив. И молчали, пытаясь выровнять дыхание. Наконец, Дэн, отдышавшись, так же не глядя на Мартина, спросил:

- Почему? Ты что, меня…

И замолчал, не зная, как продолжить, чтобы не вышло ни смешно, ни пошло. Но тот вопрос понял. Задержавшись с ответом не больше секунды, он спокойно сказал:

- Нет. Просто всегда хотел попробовать.

Потом добавил:

- Давай считать, что ничего не было. Просто забудем. Сможешь?

- Без проблем.

Игорь помолчал еще немного, потом тихо спросил:

- Любишь его?

Денис также тихо ответил:

- Очень.

Мартин кивнул, оттолкнулся от стенки и, наконец, взглянул на него.

- Я домой. Не возражаешь?

Дэн не возражал.

- Тогда я пошел. Увидимся.

- Увидимся.

Мартин ненадолго вернулся в квартиру за курткой, потом снова вышел, кивнул Дэну и стал спускаться по лестнице, не дожидаясь лифта. Дэн смотрел ему вслед и думал, что Игорь высокий, с очень даже неплохой внешностью, сильный, уверенный в себе, и вообще парень классный. Что целоваться с ним было очень приятно, и что если бы Дэн не болел Валерой так сильно, то его слова о ком-то еще только что вполне могли стать правдой. И тут же подумал, что возможно он зря придает такое значение их с Валеркой поцелую, может, Дэн просто застал его врасплох, как только что Игорь его самого. И так испугался этих мыслей, что ему захотелось немедленно услышать, а еще лучше увидеть. Заглянуть в лицо, в глаза, в душу и убедиться, что ничего себе не придумал. Он хотел этого так сильно, что Мобильная Сеть поддалась, сработала и где-то там, за пределами земной атмосферы, в космосе соединила его с Валеркой.

Тот ответил с первого гудка, как будто сидел с трубкой в руках, и Дэн обмер, услышав родной низкий голос.

- С Новым Годом, Валер. Счастья тебе.

- С Новым Годом. Тебе тоже счастья, и побольше.

- Ты где, Валер?

- Дома. Отмечаем с друзьями.

- Я тоже… Валер, я сейчас приду, выйди во двор минут через пятнадцать, пожалуйста, -- быстро сказал Денис и сразу отбился, чтобы Валера не успел возразить.

Дэн вернулся в квартиру, оделся, обулся, вдруг вспомнил, не разуваясь, зашел в комнату и, сняв с елки синий шар, осторожно засунул его в карман. Потом, приобняв за плечи занятых друг другом Татьяну с Герасимом, сообщил им, что они остаются за главных, а он – к Валере, и выскочил за дверь.

- Ты глянь, как рванул, ухажор, -- удивилась вслед Танька, -- Интересно, что он собрался делать?

- Как что? Ухи жрать.

- Какие еще ухи? – затупила Одинцова.
- Ну, какие? Валеркины. Ухажор ведь, -- пояснил Герка.


Весь декабрь лили холодные дожди, но под Новый Год зима видно тоже решила отпраздновать и не только подпустила морозца, который тут же высушил всю грязь, но и щедро сыпанула снегом. И Денис бежал к Валеркиному дому – одна улица выше и две еще вбок – скрипя по этому снегу ногами, иногда поскальзываясь на застывших лужах, но все-таки ухитряясь не падать при этом. На улице было полно людей, кто-то шел с бенгальскими огнями в руках, кто-то взрывал петарды, кто-то пел, танцевал и выпивал. И все, знакомые и незнакомые, друг друга поздравляли и желали счастья. Желали счастья и Дэну, и он на бегу отвечал тем же, искренне надеясь, что все пожелания сбудутся.

***

Дорошин действительно с двенадцати часов не выпускал телефон из рук. С родителями они поздравились заранее, договорившись не тратить новогоднюю ночь на бесконечный дозвон, друзья были рядом, и телефон он тискал с одной целью: дозвониться до Дениса. Или дождаться его звонка. Поэтому и откликнулся сразу, лишь только мобильник вякнул и на дисплее высветилось «Дэн».

Все то время, что Дэн мчался по улицам, Валера простоял у окна в темной кухне, мучаясь выбором выходить или нет. Но как только в арке показалась знакомая фигура, подхватился и выбежал, чуть не забыв одеться. Они встретились почти точно посередине двора, совершенно пустого, потому что народ, запустив фейерверки, давно уже вернулся к праздничным столам. Дэн с разбегу чуть не вписался в Валеру, но все же сумел затормозить, и теперь стоял, глядя прямо в глаза, слегка разведя руки, как будто хотел обнять и не решался. В другое время Валера такого себе не позволил бы, но сейчас была новогодняя ночь. В эту ночь заканчивался один год и начинался другой, и она стояла между ними, формально относясь и к тому, и к другому, но до конца не принадлежа ни одному. Эта ночь была как бы за скобками, вне времени, и поэтому сейчас было можно все. И Валерка сам положил ладонь Денису на затылок, и, нагнув его пониже, прижался губами к губам.

Мир вокруг них качался и куда-то плыл, а они стояли посреди двора и целовались так, что у обоих дрожали колени. До звона в ушах и полной потери дыхания. До искр в закрытых глазах. Остановились они, когда языки и губы совсем онемели, но и тогда друг друга не отпустили. Валеру ноги совсем не держали, поэтому он стоял, прислонившись к Денису, пристроив голову у него на плече. Дэн зарылся лицом в светлые пряди, отыскал среди них ухо, и прямо в него шепнул:
- Я тебя люблю. Подождешь меня?

Валерка не решился признаться в ответ, только буркнул своим ни с чем не сравнимым, немного охрипшим голосом:

- Куда я денусь…

Но Дэну и этого было достаточно. Он и так был наполнен счастьем по самую макушку.

Женька, увидев, что Дорошин выскочил на улицу, тоже шмыгнула к кухонному окну. В кухне было темно, и ей отлично было видно все, что творилось во дворе. И она внимательно наблюдала это «все», завидуя такой дикой страсти. Заметив, что парочка во дворе больше не целуется, Женька выскочила на балкон и позвала:

- Эй, хватит мерзнуть, поднимайтесь!

Дорошин, хоть и сообразил в последний момент накинуть куртку, но при этом выскочил во двор в тапках и действительно замерз.

- Поднимешься? – спросил он Дениса. Хотя, вообще-то этого не хотел.

После того волшебства, что они только что пережили вместе, казалось нелепым тащить Дэна домой, знакомить с друзьями, объяснять, кто он и почему пришел, вместе плюхаться за наполовину уже разоренный стол, что-то жевать и пить. Дэн чувствовал то же самое, и к тому же при этом не знал, что он будет делать в компании взрослых парней и девушек, чей возраст он с возрастом Валерки почему-то не соотносил. Валера сейчас казался ему почти ровесником.

- Нет. Ты иди, Валер, -- Денис заметил, что возлюбленный топчется на месте, поочередно поджимая обутые в тапочки ноги, -- Иди, а я тоже домой пойду.

Дорошин пошел к подъезду, но тут Денис вспомнил, что опять не отдал подарок, поэтому догнал, снова обнял и протянул на ладони невесомый синий шар, каким-то чудом уцелевший во время их прошлых объятий. Валерка взял шар, рассмотрел, слегка смутился, из чего Фомин сделал вывод, что В и Д были прочитаны, как надо, и, быстро чмокнув Дэна в щеку, умчался домой. Дэн еще немного постоял у подъезда и тоже пошел.

Валера с Женькой стояли у кухонного окна, провожая Дэна глазами.

- Слушай, это же тот школьник. Ну, что тогда в «Антигуа»...

- Угу.

- Ничего себе… У тебя там больше таких нет?

- Таких вообще больше нет.

- О как! Пропадаешь, Валер?

- Уже пропал, Жень.

***

Пока Фомина не было дома, Ирма с Серегой почувствовали потребность уединиться и откланялись, оставив Таньку с Герасимом в совершенно интимной обстановке. Они теряться не стали и вскоре завалились на Денисов диван, убирать с которого на день постель он ленился и просто застилал пледом. Поэтому Дэн заявился в очень неподходящий момент. Ну, может не в самый, хотя это как посмотреть. Если бы Павлов с Одинцовой были в разгаре процесса, они, может быть, не обратили бы внимания на такой пустяк, как хлопнувшая входная дверь и довели бы начатое до конца. Но Денис приперся, когда Танька только что оплела Герасима гибкими, как тропические лианы руками и ногами, а тот, тяжело сопя, нависал, будучи еще не в ней, но уже на ней. И оба они были совершенно голыми, как Адам и Ева в раю.

Услышав щелчок замка, Татьяна спихнула с себя возлюбленного и быстро набросила его рубашку, которая вполне сошла ей за халатик. Павлов же почему-то решил, что это вернулась мать Дениса, и отчаянно заметался по комнате в поисках трусов, а найдя, принялся торопливо натягивать, от волнения не попадая ногами. Когда Дэн нарисовался в дверях, Герка ошибку понял и почувствовал невыразимое облегчение.

- Кайфоломщик ты, Фомин. Кайфоломщик и гад, -- убито пробормотал он, обессилено валясь обратно на диван.

От пережитого испуга у него, конечно же, все упало, и Павлов боялся, что в ближайшие несколько дней и не встанет.

- Могу уйти, -- пожал плечами Денис.

Он был сейчас абсолютно счастлив и поэтому всех любил, как какой-нибудь хиппи семидесятых годов прошлого столетия. И на полном серьезе готов был пойти пошататься пару часов на морозе, лишь бы дорогим друзьям тоже было хорошо.

- Нет, зачем, -- отозвалась Татьяна.

Она с интересом рассматривала счастливую дебильную улыбку, блуждающую по физиономии друга.

- Лучше мы сами пойдем, да, Гер? У меня родаки в деревню к бабке уехали, до самого Рождества.

Герка смущенно съежился. Он был вовсе не уверен, что после такого стресса хоть на что-то сгодится. Одинцова ослепительно улыбнулась, пообещав Павлову взглядом, что все будет о`кей, уж она об этом позаботится, и тот все же с ней пошел.

Закрыв за друзьями дверь, Фомин вернулся в комнату, подсел к столу, что-то съел, включил телек, тут же выключил, увидев на экране надоевшие до блевоты рожи, немного помотался по квартире и почувствовал, что зверски хочет спать, хотя на часах и трех не было. Мозг был слишком полон впечатлениями и требовал перезагрузки. Денис поправил раскуроченную Татьяной и Геркой постель, которую они, слава богу, не успели ничем осквернить, и улегся. Выключив бра, он подумал, что такая насыщенная ночка у него, пожалуй, выдалась впервые, и что, по-хорошему, надо бы сейчас все осмыслить: и то, что было в Валеркином дворе, и то, что произошло в подъезде между ним и Игорем. Но Дэн уже вырубался, поэтому он решил, что, как известная всем героиня американской «Войны и мира» подумает об этом завтра, и сладко уснул.


Глава 4
Валеркина компания разошлась по домам уже утром. Дорошин всех проводил, подержал в руках синий шар, обвел пальцем серебристые В и Д. Елку он не ставил, поэтому подвесил подарок к кронштейну настольной лампы рядом с компом. Потом лег, замирая от счастья, освежил в памяти главное событие прошедшей ночи и тоже уснул.

Проснулся он ближе к вечеру. Но, если заснул Дорошин счастливым, то открыл глаза очень недовольным собой и некоторое время лежал, терзаясь мыслями о том, что недавно натворил. Он хоть и убеждал себя, что во всем виноват не он, а колдовская новогодняя ночь, но в то же время понимал, что непростительно забылся и к тому же не знал, как теперь, после такого, вернуться к прохладным отношениям «учитель – ученик». И рассчитывал на то, что за каникулы их совместное помешательство немного забудется. Поэтому, когда позже позвонил Денис, Валерка поговорил с ним слишком сдержанно и даже, можно сказать, сухо. Дэн, кажется, обиделся, и от этого у Валеры еще сильнее испортилось настроение.

Денис действительно обиделся на возлюбленного. Он еще тогда, в ноябре, понял все Валеркины доводы и принял все условия. И он, конечно, понимал, что тому, что стало возможным волшебной ночью, пока нет места в их повседневной жизни, но, все-таки, надеялся на некоторые уступки. Уж по телефону, считал он, можно было поговорить по-человечески, не делая вид, что они еле знакомы.

***

К началу четверти и обида Дениса, и Валерины терзания утихли. Страстные поцелуи в ночном дворе подернулись дымкой, и перешли в разряд бесценных воспоминаний. И все пошло более-менее по-прежнему. Расписание во втором полугодии поменялось, и теперь Фомин ждал не вторника и пятницы, а понедельника и четверга. И еще среды, потому что математичка, которая до этого вела у них информатику, уволилась, и ее часы отдали Дорошину. Так что Дэн получил еще два спаренных академических часа счастья в неделю.

На инфе Валерий Андреич не сидел за учительским столом, а ходил между рядами. Останавливался, наклонялся к монитору, указывал на ошибки, что-то советовал. Бывало, сам брался за мышь. К монитору Дениса он не склонялся никогда, просто смотрел, стоя за спиной. И до его мышки ни разу даже пальцем не дотронулся. Фомин понимал причину и на Валеру не обижался, но все равно расстраивался страшно. И все-таки был счастлив оттого, что любимый учитель стоит за спиной так близко.

Происшествие с Мартиным, о котором Дэн так и не собрался как следует подумать, тоже потеряло свою остроту и после каникул они встретились вполне спокойно. Фомин все же некоторую неловкость чувствовал. Это только сказать просто, что, мол, не было ничего, забудем. Поэтому старался общаться с Игорем поменьше, что было нетрудно, учитывая, что учились они в параллельных классах.

С Герасимом и Татьяной он виделся теперь в основном в школе. Одинцова с Павловым вовсю крутили роман и предпочитали проводить вечера вдвоем. К тому же, все трое уже занимались с репетиторами, готовясь к ЕГЭ и свободного времени было мало. Старалась даже Танька, хотя к учебе всегда относилась с некоторым пофигизмом. Как-то раз Дэн спросил ее, зачем ей «вышка». В армию не идти, девчонка она привлекательная, выйти бы ей замуж за небедного парня и жить в свое удовольствие. На это Татьяна ответила, что небедный парень – это, конечно, хорошо. Просто здорово. И она, Одинцова, такого, если он ей попадется, ни за что не пропустит. Но ты понимаешь, Фомин, муж – это такое явление, сегодня он есть, а завтра может и не быть. Поэтому она считает, что кроме своей, безусловно, сногсшибательной красоты, должна иметь за душой что-то еще. Против этого возразить было нечего, и Дэн согласился, удивившись в который раз Танькиной взрослости.

Но все-таки они иногда собирались вечером у кого-нибудь дома, и в один из таких вечеров, Татьяна, обеспокоенная понурым видом Дениса, вытянула из него всю правду. Он и сам не заметил, как все выложил и про их с Валерой осеннюю прогулку, и про поцелуй на качелях. Про разговор наедине в пустом кабинете. И про новогоднюю ночь, кроме случая с Игорем, конечно. А так же про то, как обстоят дела сейчас.

- Ну, вы даете… -- выслушав, протянула Танька, -- Романтика какая, я от восторга чуть не уписалась.

- Романтика, конечно, штука клевая, -- влез Геракл, -- но, по-моему, чувак, тебя динамят.

И добавил уже для Татьяны:

- Это вам, девчонкам, кроме романтики ничего не нужно. А мужику всегда за любимое тело подержаться хочется.

Они были у Дэна в комнате, и сам он сидел у стола верхом на стуле, а Одинцова с Павловым на диване напротив. И Герка наглядно проиллюстрировал свои слова, сграбастав подругу в объятья и притянув к себе.

- Отлипни, озабочка, -- притворно рассердилась Танька, -- Успеет еще надержаться, а пока пусть романтикой наслаждается. Подумаешь, подождать надо. Ведь бывает, что парень с девчонкой встречаются, а потом он в армию уходит. И ничего, ждут. Целый год. А раньше – так вообще два. И Фомин как-нибудь перетопчется.

- Ну, бывает, что и не ждут, -- заметил Герка.

- Раз не ждут – значит, не любят. А если любят, то дожидаются.

- С чего ты, Тань, взяла, что он меня любит? – уныло заметил Дэн, -- Я, например, не знаю. Он мне этого не говорил.

- Ты, Фомин, правда, такой наивный, или придуриваешься, чтобы мне нервы помотать? -- рассердилась Одинцова, -- Тебе обязательно словами надо? И желательно большими печатными буквами, как в букваре, да? Он кататься с тобой ездил? Ездил. Телефон тебе свой дал? Дал. Целовались вы с ним? Целовались. И на Новый Год, и даже на качелях (романтика, ёлы!). Подождать он тебя обещал? Обещал. Чего тебе еще? Любит он тебя, не сомневайся. Наберись терпения и жди. Я, блин, думала, у него и правда горе какое, а он просто капризничает как дитё.

- Вам, счастливым, не понять, -- Денис выразительно посмотрел на Геркину руку, которая запястьем лежала на Танькином плече, а кончиками пальцев как бы невзначай поглаживала сквозь одежду грудь. Одинцова делала вид, что не замечает нахальной лапы.

***

Как-то вечером в середине февраля Денис забрел в Валеркин двор. Притащился он туда, не преследуя никаких целей. Ноги сами принесли. Не то, что бы он надеялся, что Валера выйдет или хотя бы заметит его в окно. Ничего такого он не ждал, просто сидел в пустой по зимнему времени беседке так близко от своей любви, глядя на его окна (второй этаж, справа от подъезда). Второй этаж – это совсем невысоко, и в светящемся окне кухни было видно сидящего за столом Валерку, который что-то там делал, может, проверял тетради, а, может, готовился к уроку. Сыпал мелкий снег, мельтешил перед окнами белой рябью, и Денис как будто смотрел телевизор со сбитой настройкой. Иногда Валера вставал, выходил, и тогда свет загорался в соседней комнате, потом он возвращался, опять садился за стол. Дэн смотрел это «кино» и ему вдруг показалось, что уже прошли годы, и они давно живут вместе, в этой самой квартире. И он, Денис, просто куда-то отлучался, например, в магазин за хлебом, и вот задержался во дворе покурить, но сейчас докурит и поднимется на второй этаж, в освещенное электрическим светом тепло, где его ждет Валера. И тут же понял, что все так и будет. Просто понял и все. Он не верил ни в гороскопы, ни в судьбу, ни в предвидение, но этой картинке их будущей жизни поверил сразу. И от этого почувствовал себя в такой гармонии с миром, что даже засмеялся. И еще подумал о том, что Валерка из своей освещенной кухни не видит его, сидящего в темном дворе, и не догадывается, что в настоящий момент он незримо присутствует в его жизни.

Валера действительно проверял лабораторные седьмых классов. Батареи вот уже какой день были чуть теплыми, заклеивать окна ему было лень, поэтому он сидел на кухне в старом растянутом свитере и толстых носках, греясь у зажженной плиты. История с батареями и окнами повторялась из года в год, и давно уже надо было пойти и купить обогреватель, но как-то все не выходило. Слишком многого хотелось. Хотелось более-менее приличных шмоток, хотелось новую видюху на комп, хотелось иногда сходить с друзьями в клуб, поехать хоть куда-нибудь в отпуск, а брать у родителей деньги как раз не хотелось. Поэтому он спал в спортивном костюме и носках, а бодрствовал в основном на кухне. Недавно даже комп туда перетащил.

Фомин заблуждался, считая свое присутствие незримым. Валерка его все же заметил, когда выходил покурить в темный подъезд. Он не любил запаха табачного перегара в квартире, поэтому курил всегда на лестнице. Увидев в беседке Дениса, Дорошин усмехнулся и решил никак не реагировать. Через полчаса он вышел в соседнюю комнату, не включая свет, подошел к окну, убедился, что Фомин все еще на своем посту и вернулся на кухню. Еще через полчаса мизансцена повторилась до мелочей, и Дорошин сдался, взял телефон и набрал номер.

- Ты чего там сидишь, горе мое?

- Просто так.

Дэн видел Валерку в окне, слышал в трубке его голос, и ему было кайфово, несмотря на то, что он уже мерз.

- Холодно.

- Ага! – жизнерадостно подтвердил Денис.

- Иди домой, простынешь.

- Не-а!

- Почему?

- Не хочу!

Куда это он пойдет из своего двора?

- Ну, как знаешь.

Валера нажал «отбой». Дэн уходить и не думал и спустя двадцать минут Дорошин снова взялся за телефон.

- Черт с тобой, поднимайся. Двадцать шестая квартира.

Дэн метнулся к крыльцу, потыкал в кнопки домофона, дождался, когда ему откроют, и рванул вверх по лестнице наперегонки с проскочившей вместе с ним в подъезд кошкой. На втором этаже они разделились. Кошка понеслась выше, Фомин же затормозил у Валеркиной двери и нажал на звонок. Звонок тренькнул и Дениса впустили в квартиру.

Они прошли в кухню, Валера включил чайник, через пару минут поставил перед Дэном на стол большую кружку горячего чая, тарелку с печеньем и снова занялся лабами. Валера смотрел в тетради, Фомин медленно пил чай, жевал печенье и смотрел на него. Валеркин загар давно уже сошел, но Дэн и думать забыл, что когда-то считал его бесцветным. Теперь ему в нем нравилось абсолютно все: белая кожа, золотистые ресницы, тонкие, ровные брови, тоже отливающие золотом, аккуратный, чуть-чуть вздернутый нос, изменчивые глаза, которые сейчас были зеленоватыми. Нравился растянутый свитер, старые линялые джинсы, заправленные в толстые теплые носки. Нравился тонкий дешевенький ободок, подхватывающий волосы. От тугого «хвоста» у Дорошина за день уставала голова, поэтому, выйдя из школьного двора, он всегда первым делом стаскивал махрушку. Дома же, если был чем-то занят, пользовался этим самым ободком, чтобы волосы не лезли в глаза. С этой дурацкой причей он, конечно, не показывался никому, ну, может, только Женьке, но ободок был нетугим, в отличие от резинки на голове практически не чувствовался, и, заработавшись, он о нем просто забыл. А Дэну нравилось. Если бы его кто-нибудь спросил, нуждается ли внешность Валеры в каких-нибудь исправлениях, он очень удивился бы, так как теперь на полном серьезе считал его таким совершенством, что дальше некуда. Поправлять такую красоту – только портить. Можно и к «Сикстинской мадонне» что-нибудь пририсовать. Только никто тебе за это спасибо не скажет.

Спустя какое-то время, когда Денис уже допивал чай, Валера, не отрываясь от очередной тетради, спросил:

- Одинцова… Что у тебя с ней? Встречаетесь?

Дэн чуть не подавился печеньем:

- Нет! Что ты! Просто дружим…

- Раньше встречались?

Фомин не сумел соврать и честно ответил:

- Да…

И заторопился объяснить:

- Это давно было! Еще в девятом классе! И недолго, всего-то недели три.

- Я сейчас вообще ни с кем не встречаюсь, -- добавил он для полной ясности, и замолчал, надеясь, что Валера не станет выяснять все подробности их с Одинцовой дружбы.

Но тот ничего выяснять не стал, только молча кивнул и опять уткнулся в лабы. Тогда Денис тоже решил спросить:

- А ты?

- Тоже нет.

- А раньше?

- Встречался с одним. Когда в универе учился.

- Долго?

- Где-то два года.

Дэн заволновался. Два года – это серьезно. Это тебе не какие-то три недели.

- Вы сейчас с ним видитесь? – ревниво спросил он.

- Нет. Он уехал в другой город. И женился.

Фомину немного полегчало. Но он все же решил уточнить:

- Он тебе все еще нравится?

Валерка, наконец, оторвался от тетрадей, сердито взглянул на Дениса: мол, что за допрос? Но, увидев несчастные карие глаза, смягчился:

- Нет. С какой стати? Все в прошлом. Да мы и не любили друг друга, даже когда были вместе.

- Не любили и встречались два года? Как это?

- А вот так. И, кстати, тебе пора. Кажется, ты уже согрелся.

Фомин спорить не стал, надеясь примерным поведением заслужить возможность как-нибудь еще зайти в гости. Валера вышел за ним в прихожую проводить, тем более что входная дверь закрывалась только «вручную» -- ключом или задвижкой. Перед тем как выйти в подъезд, Дэн попытался поцеловать Валерку, но тот ловко увернулся и поцелуй пришелся куда-то в ухо. Ну, хоть так.

***

Недели через две Фомин опять заявился к Валерке. Потом еще и еще – в общей сложности три раза не считая первого. Каждый раз тот сначала гнал Дениса домой, но потом все-таки впускал: такая сложилась традиция. Они пили чай, потом Дорошин обязательно находил себе какое-нибудь дело, которым занимался очень внимательно и с большим старанием, позволяя Дэну себя разглядывать, искать и находить темы для разговора, а также отвлекать себя разными вопросами. И Дэн, конечно, отвлекал. В результате он уже знал, что Валера живет отдельно от родителей, и что его двухкомнатная «хрущевка» досталась ему от бабушки. Когда Фомин зачем-то решил уточнить: «Что, мол, с бабушкой? Умерла?», Валерка ответил:

- Нет. Почему сразу «умерла»? Замуж вышла.

- Замуж?! Бабушка?!

- Ну да. Отыскала в «Одноклассниках» свою школьную любовь, хотя, кажется, это он ее нашел. Он, оказывается, давно живет в Швеции, держит там какую-то харчевню в русском стиле. Где-то полгода переписывались, потом она за него вышла и уехала к нему. А что тут такого? У меня бабушка не какая-то там старушка в платочке, а очень даже ничего себе дама. Для своего возраста, конечно.

Фомин, в общем-то, не очень и удивился. Валерка сам был необыкновенным, ничего странного, что и бабушка у него не совсем обычная. Бабушка-дама, которая вышла замуж и уехала в Швецию.

Еще он узнал, что Валера в школе долго задерживаться не собирается, а планирует в будущем преподавать в техническом университете. И еще, что беленькую девчонку, с которой он сидел в клубе у стойки, и которая в новогоднюю ночь звала их с балкона домой, зовут Женей, и Валера с ней очень дружит. И что она сестра его бывшего. Вот это Дэну сильно не понравилось, так как устанавливало между Валеркой и «бывшим» пусть призрачную, на расстоянии, но все-таки связь.

Один раз они смотрели по телеку какой-то боевик. И Денис, сидя так близко от Валеры, не очень следил за тем, что происходит на экране. Потому, что чувствовал его совсем рядом и все время думал о том, как просто сейчас было бы опрокинуть Валерку на спину, стянуть свитер, джинсы, толстые носки, придавить к дивану и получить его тут же, всего и сразу. Наверное, у него это вышло бы, учитывая их разницу в росте и весе, эффект неожиданности и то, что Валера, скорее всего, не смог бы сопротивляться собственным желаниям. Но он сдерживал себя, боясь, что получит это все только на один раз, а потом упрямый физик опомнится и пошлет его вовсе. А на один раз Дэну было не нужно. Ему хотелось всерьез и надолго, в идеале – навсегда. Валера тоже хмелел от близости и сидел, гадая, решится Дэн или нет, а если решится, то как поступит он сам, убеждая себя, что, конечно же, ничего не позволит. И напряжение, сгустившееся в комнате, было настолько материальным, что не давало обоим дышать.

В тот раз, проводив Дениса, Валера почувствовал облегчение пополам с сожалением от того, что, все-таки, ничего не случилось, и решил положить конец этим визитам, но был совсем не уверен, что сможет. А Дэн шел домой и думал, что, может быть, все же надо было решиться, и тут же возражал сам себе, что поступил правильно. Зато перед сном, задыхаясь от наслаждения, он в растревоженном воображении делал с Валеркой все, что хотел, доводя себя до полного изнеможения и жалея о том, что не может сейчас получить в свою полную власть его настоящего.

Ситуация, что говорить, складывалась мучительная и неестественная для двух молодых, к тому же влюбленных, организмов. И неясно, как поступили бы в дальнейшем несчастные жертвы педагогической этики: возможно, так и дотянули бы до Денькиного выпускного, а, может быть, не выдержали бы и, послав все к черту, уступили бы своим желаниям. Это так и осталось неизвестным, потому что в город принесло Вадима.

***

В начале апреля Дорошину исполнилось двадцать четыре. Дэну он о своем дне рождения не сказал и вообще отмечать не собирался. Но друзья все-таки пришли поздравить, и получилась небольшая вечеринка с наспех организованным фуршетом. А через несколько дней приехал Вадим.

Вадим был вполне доволен своей жизнью и о Валере не вспоминал. То есть, вспоминал, конечно, как часть своего прошлого, но не больше. В родной город он приехал по делам службы, в тот самый филиал, где когда-то начинал. Такая командировка была не первой, и ни разу у него не возникало желания встретиться с Валеркой. Дорошин обо всех этих визитах знал от Женьки и тоже никаких эмоций при этом не испытывал. Но в этот раз Вадька вдруг вспомнил, что у бывшего любовника недавно был день рожденья и неожиданно ощутил потребность повидаться. Без всяких эротических целей. Просто захотелось увидеться и поговорить. Поэтому он позвонил Валерке и пригласил посидеть в кафе, а чтобы с самого начала не возникло никаких неясностей, позвал еще и Женьку. Валере тоже вдруг стало интересно посмотреть на Вадима. Между ними давно все было кончено, никакого подвоха от этой встречи он не ждал, поэтому легко согласился. Если бы он мог знать, чем это обернется, он не то, что не пошел, он трубку бы не взял. Но Валерка ни о чем плохом не думал. Более того, в последнее время он почему-то, без всяких на то оснований, чувствовал себя и свою любовь под особым покровительством Судьбы. И как-то упускал из виду, что Судьба все-таки женщина, а, значит, способна на определенное коварство.

В кафе Вадим пришел не только с Женькой, но еще и с букетом алых роз. С тех пор, как Валерка расстался с Вадимом, ему никто не дарил цветов, и от него он сейчас их тоже не ожидал. Но повод вроде бы был вполне приличный – недавний день рожденья, а розы были дивно хороши: упругие, свежие, на длинных стеблях, усеянных густыми темно-зелеными листьями и крепкими острыми шипами. И Дорошин принял букет с удовольствием.

Денис этим ранним апрельским вечером возвращался от репетитора, не торопясь, прогулочным шагом, глазея по сторонам, разглядывая прохожих, витрины и вывески. И вдруг резко затормозил перед большим, от пола до потолка, окном кафе. Потому что в освещенном теплым оранжевым светом зале увидел за столиком Валеру в обществе той самой Женьки и какого-то парня. И роскошный букет роз. Незнакомец был одет неброско, но, сразу видно, дорого, держался очень уверенно, ослепительно улыбался и, похоже, был душой этой маленькой компании. Во всяком случае, говорил, в основном, он. Дэн попытался убедить себя, что это парень Валеркиной подруги, но между ними было такое заметное сходство, что не оставалось никаких сомнений: брат и сестра. Фомин на память не жаловался, особенно в том, что касалось Валеры, поэтому тут же мысленно пошел дальше и сделал вывод, что это ни кто иной, как «бывший» его любимого.

Это открытие в сочетании с пышным букетом вызывающе красных, наглых роз потрясло его настолько, что он некоторое время стоял, тупо пялясь в окно, не имея в голове ни одной мысли, а в душе ни единого чувства. Потом мысли и чувства вернулись, он ощутил, как бросилась в голову и застучала в висках кровь, затрепыхалось, больно ударяясь о ребра, сердце, и ему захотелось ворваться в кафе, подбежать прямо к столику, за которым приятно проводила вечерок бессовестная троица, и тут же, на месте, прояснить ситуацию. К счастью, ему хватило ума так не делать. Ждать у дверей он тоже не стал, а вместо этого побрел в Валеркин двор и устроился на лавочке у самого подъезда, твердо решив непременно дождаться свою неверную любовь и выпытать у него все.

Вадим, собираясь на встречу, думал, что повзрослевший за прошедшие три года Валерка наверняка утратил очарование юности, стал с виду грубее и проще, и что, наверное, все же лучше было бы с ним не видеться и сохранить в воспоминаниях прежний образ. Но бывший возлюбленный ничем его не разочаровал, и Вадька даже решил, что неплохо себе позволить маленькое романтическое приключение в память о прежних чувствах. Обретя вполне определенную цель, он, как обычно в таких случаях, воодушевился и принялся источать обаяние и рассыпать перлы остроумия. Женька даже забеспокоилась и пнула носком сапога Валерку под столом, одновременно сурово сдвинув брови. Дорошин ничего в этой пантомиме не понял и удивленно вытаращился на подругу. Поэтому, когда Вадим ненадолго отлучился, Женя открытым текстом заявила приятелю, чтоб тот не вздумал вестись на Вадькины заигрывания. Он, мол, сегодня здесь, а завтра – ищи его свищи, а Дорошин опять будет потом мучиться из-за минутной прихоти ее братца. У Валерки и в мыслях не было на что-то там вестись, более того, он уже немного устал от фонтанирующего обаянием и остроумием Вадима и был совсем не против завершить вечеринку, о чем прямо сказал Женьке. Когда Вадим вернулся, Женька предложила разойтись по домам, потому, что ей, знаете ли, завтра вставать к первому уроку. Брат не спорил: конечно, Жень, мы все понимаем, ты, разумеется, ступай домой, а мы с Валерой еще немного прогуляемся по свежему воздуху. Женька планировала не совсем такое развитие событий. Она рассчитывала увести брата с собой, поэтому жалобно захныкала, что, мол, нехорошо девушке вечером шататься одной по улицам. Брат на это мягко, но решительно возразил, что время, Женечка, еще совсем детское, на этих самых улицах полно людей, так что за свои жизнь и честь тебе волноваться не стоит. Жене ничего не оставалось делать, как пойти домой в одиночестве, на прощание еще раз строго посмотрев на друга.

Дорошин не ожидал, что Вадим за ним увяжется и попытался увильнуть, сказав, что ему тоже завтра к первому уроку и он, пожалуй, тоже пойдет домой. Вадька ответил, что ему, в общем-то, все равно, где гулять, почему бы не к Валеркиному дому, и они все-таки отправились вместе. Валерка желания своего экс-любовника возродить в этот вечер былое не разделял. Поэтому во дворе остановился от своего подъезда довольно далеко, тепло пожелал Вадиму спокойной ночи, сказав, что его идея встретиться была замечательной, но ему пора. Вадька попытался набиться на чашку кофе, к тому же, он ведь до сих пор не видел Валерину квартиру и умирает от желания с ней ознакомиться. В ответ Дорошин соврал, что кофе у него нет, а квартира – чего ее смотреть, хрущевка она и есть хрущевка, две комнаты: большая «распашонка» и следом узенький «пенальчик». Тогда Вадька, отбросив намеки, привычно, как раньше много раз делал, притянул к себе Валерку и накрыл его губы своими. Валера слабаком не был, но Вадим был заметно крупнее его. И Дорошин не стал зря тратить время на бессмысленную борьбу, а просто с силой впечатал каблук нахалу в модный ботинок. «Шпилек» он, конечно, не носил, но наступил от души, поэтому Вадька избежал тяжелой травмы стопы, но от неожиданной боли выругался, выпустил Валерку, чем тот и воспользовался: повернулся и пошел домой. Вадим не настолько был распален, чтобы добиваться своего «бывшего» силой. Он пожал плечами, мол, не очень-то и хотелось, и удалился.

***
Дэн, заметив Валеру, входящего во двор в сопровождении Вадима и с чертовым букетом в руках, ощутил такую боль, словно проклятые розы своими шипами впились ему в сердце. Последующая сцена и вовсе повергла его в шок. Во дворе было темно, парочка стояла довольно далеко, разговаривала тихо, и Денис не уловил истинный смысл увиденного, решив, что наблюдает теплое прощание и возрождение прежних отношений. Поэтому, когда Валерка приблизился к крыльцу, ярко освещенному лампочкой над дверью, Дэн даже не смог ничего сказать и просто молча встал у него на пути. Валера увидел отчаяние и боль в любимых глазах, понял, как выглядело их с Вадимом расставание со стороны, его сердце мучительно сжалось, и он даже побледнел, хотя при его белой коже это казалось невозможным. Он тоже не нашел, что сказать, поэтому просто вошел в подъезд, поднялся на свой второй этаж и открыл дверь в квартиру. Дэн молча поднялся за ним, также молча последовал в прихожую, а затем в комнату, причем от волнения оба забыли разуться. В комнате Дорошин положил букет на стол и повернулся к Денису лицом.

Фомин с большой обидой и горечью поинтересовался, что все это значит. Почему это, в то время, как он, Денис, считает, что между ним и Валерой совершенно особенные взаимные чувства, терпеливо ждет и ходит от этого счастливым, тот позволяет себе за его спиной бегать на свиданки к своему «бывшему», целуется с ним и принимает от него букеты. Хотя в свое время этот хмырь совершенно подло Валерку бросил. А вот Дэн, например, с ним никогда бы так не поступил.

Валера решил, что не позволит разгореться скандалу на пустом месте, будет вести себя так, как и подобает взрослому человеку, и постарается рассеять все неясности. И спокойно ответил, что никакой свиданки не было, а была встреча старых знакомых, поцелуй является просто попыткой бывшего бойфренда урвать кусочек секса и ничем больше, а букет тоже имеет вполне разумное объяснение в свете недавнего дня рождения. Дэн обиделся еще больше и упрекнул Валерку, что тот даже не подумал сообщить ему о такой важной дате. А что касается букетика к именинам от «бывшего», то он, Денис, не потерпит, чтобы этот гербарий валялся в комнате его возлюбленного, и сейчас же найдет ему достойное место. Затем он схватил злополучные розы, сделал два широких шага к балконной двери, рванул ее на себя, вышел и отправил букет в полет, через секунду с удовольствием услышав, как он шмякнулся о землю.

Валерка, хоть и решил не поддаваться эмоциям, почувствовал сильную обиду, так как совершенно справедливо не считал себя ни в чем виноватым. Внутри у него уже все дрожало от гнева, но он все же сдержался и, надменно задрав подбородок, холодно поинтересовался, почему это парень на семь, ну хорошо, на шесть с половиной, лет его младше считает себя вправе учить его жить и указывает ему с кем встречаться. И на каком основании он смеет хватать принадлежащие ему вещи и выбрасывать их на улицу. Так что пусть он лучше немедленно спустится и принесет букет назад. Дэн разобиделся просто вдрызг и возмущенно заорал, что, значит, он ни на что права не имеет, и ему ничего нельзя, тогда как другим позволено все. А насчет букета – так он считает, что этому мерзкому пошлому венику на асфальте самое место, и он шагу не сделает, чтобы доставить эту гадость обратно. Тогда Валера задрал подбородок еще выше и, исхитрившись посмотреть на Фомина свысока, заявил, что в таком случае сделает это сам и чеканным шагом вышел из квартиры. Честно говоря, этот «мерзкий пошлый веник» был ему абсолютно не нужен, более того, он его уже ненавидел. Но Дорошину, что называется, «вожжа попала под хвост» и он таким образом решил поставить Дениса на место.

Фомин, оставшись в квартире один, сначала растерялся, но потом решил, что догонит Валерку, все-таки отнимет проклятый букет, изломает на мелкие палочки и выбросит в дворовую помойку, поэтому выбежал следом. Но когда он спустился на один пролет, Валера уже поднимался ему навстречу, ухватив многострадальные цветы за самые концы стеблей и волоча их в опущенной руке так, что пышные красные головки подметали ступеньки. Дэн потребовал отдать цветочки ему, но Валера твердо решил настоять на своем и молча спрятал букет за спину. Такое нежелание расстаться с подарком «бывшего» взбесило Дениса до крайности. Он уже не отдавал себе отчета в том, что творит, просто чувствовал, что ему очень больно и хотел в отместку уязвить побольней Валерку. Поэтому, не соображая, что несет, заорал, что если Дорошину так нравится вертеть задницей направо-налево и тискаться с кем ни попадя, то он, конечно, запретить ему этого не может, потому, что действительно он Валерке никто и звать его здесь никак, но вот эту паршивую метлу притащить обратно в дом не позволит. Обвинения в блядстве Валера не вынес, он почувствовал, что с него хватит и швырнул букет Денису в лицо:

- На, подавись! Щенок!

Затем оттолкнул Дэна и поднялся мимо него к квартире. У двери он остановился и, чувствуя обиду и гнев, четко и ясно сказал:

- Пошел вон.

Фомин инстинктивно поймал букет и поначалу даже не почувствовал как саднит поцарапанное розами лицо. До него с опозданием начало доходить, что он, поддавшись эмоциям, слишком зарвался, наговорил любимому лишнего и, похоже, всерьез его обидел. Растерявшись, он смог только пробормотать:
- Валер…

Валерка, уже переступив порог квартиры, обернулся и так же внятно, как недавно «пошел вон» отчеканил:

- Валерий Андреевич.

После чего хлопнул дверью и закрылся изнутри.

Дэн бросился к двери и, забыв про звонок, принялся лупить кулаком в толстый стальной лист, который гулко стонал под ударами. Дорошин не открывал, и Денис в отчаянии лупил снова и снова, хлестал неприступную дверь букетом и орал, чтобы Валерка его впустил. Но Валера, запершись, сразу же убежал в дальнюю комнату, бросился на постель и лежал, закрыв ладонями уши. И не реагировал ни на грохот в дверь, ни, тем более, на крики Дениса. Зато среагировали соседи. Дверь рядом с Валеркиной приоткрылась на длину цепочки, и высунувшаяся в щелочку бабулька испуганно пискнула, что если молодой человек сейчас же не прекратит это безобразие, то она позвонит в милицию. Дэн обернулся на писк и зыркнул на бабку такими бешеными глазами, что та ойкнула и быстро захлопнула дверь.

Однако бабке удалось отвлечь Дэна от бессмысленного занятия. Он остановился, с удивлением посмотрел на пучок голых исхлестанных прутьев в своей руке, бросил их на нежный алый ковер, устилающий цементный пол перед Валеркиной дверью, повернулся, медленно спустился по лестнице, вышел на улицу и отправился домой. Он уже чувствовал и царапины на лице, и до крови пораненную шипами ладонь, и сбитые суставы пальцев, но совершенно не ощущал душевной боли, как будто физические страдания анестезировали сердечные.

Позднее, когда Дэн уже пришел домой, душевная боль вернулась. Он страдал не только от предполагаемой Валеркиной измены. Его убивало презрительное «щенок», жгло хлесткое, как пощечина, «пошел вон» и мучило холодное «Валерий Андреевич», рекомендованное в качестве обращения к учителю. Он чувствовал, что все разрушено, пропало, и вымещал отчаяние на диванных подушках, нещадно их избивая, как недавно бил в стальную преграду.

Валерка в это время, лежа пластом, горько рыдал. Рыдать Дорошину было крайне противопоказано, особенно на ночь: тонкая нежная кожа от слез моментально краснела и отекала. Но он не мог остановиться. Он чувствовал себя оскорбленным, униженным, несправедливо обвиненным. К тому же злился на себя за то, что он, взрослый парень, учитель, не сумел справиться с обидой и найти разумный, спокойный выход из этой дурацкой ситуации. Так и уснул в слезах. Проснувшись утром, он побрел в ванную, увидел в зеркале свои набрякшие, красные веки, опухшие губы и нос, позвонил в школу сказать, что заболел и отправился в поликлинику. Участковый терапевт, осмотрев эту красоту, без слов дала на три дня больничный, несмотря на то, что температуры у Дорошина не было.

Дэн в школу просто не пошел. Без уважительной причины. И три дня валялся на диване, давя тоску и слушая «Арию», которая пела о том, что «все как вчера, но только без тебя» и о том, что «за дверь я выгнан в ночь».

***

Денис три дня провел не только в тоске, но и в размышлениях. И понял, что слишком погорячился. Если подумать, то подсмотренная им во дворе сцена не очень была похожа на нежное прощание. Слишком решительно Валера вывернулся из объятий «бывшего». И ушел, ни разу не обернувшись. Так что, скорее всего все было так, как он и говорил, и ни в чем он перед ним не виноват. Но Дэна по-прежнему уязвляли, мучили и глубоко оскорбляли слова, брошенные Валеркой напоследок. Поэтому он думал, что ни за что не пойдет каяться первым, но если Валера сделает хотя бы маленький шажок к примирению, то он готов не только тут же все простить, но и просить прощения сам.

Дорошин тоже остыл и решил, что был слишком резким с Денисом. В конце концов, вся эта история с Вадимом, цветами и поцелуем со стороны действительно выглядела совершенно однозначно. А уж то, как он сдуру цеплялся за этот идиотский букет, было и вовсе непростительным. Но его очень обидело обвинение в распутном поведении, и он решил, что ни в коем случае не проявит инициативы сам, но когда Дэн придет мириться, не будет упираться ни секунды.

Вернувшись в школу, они примерно неделю осторожно поглядывали друг на друга. Фомин на уроках сидел тихо и делал вид, что прилежно учится, но на самом деле наблюдал за Валерой из-за Танькиной спины как партизан из засады. Валера на Дениса, казалось бы, вообще не смотрел, но почему-то все равно во всем классе видел только его. Каждый старательно выискивал в другом признаки раскаяния и стремления к миру, но так и не находил.

К несчастью, ни один из них не имел сколько-нибудь серьезного опыта в таких отношениях. Дэн влюбился впервые. До этого все его шашни с девчонками имели чисто физиологическую основу, и в них доминировало стремление поскорее довести дело до логического конца. Когда же эти блиц-романы заканчивались, Фомин не страдал ни минуты, какое-то время наслаждался свободой и одиночеством, а потом легко находил новый объект. И у Валеры это тоже было первое серьезное чувство. Он, конечно, долго встречался с Вадимом, но его он не любил, а это все же совсем другое дело. Поэтому ни один из них еще не знал, что в любви нет места не только самолюбию, но, пожалуй, и гордости. И что ради нее стоит не только рисковать и ждать, но иногда и унизиться, по крайней мере, в том смысле, какой они оба в тот момент вкладывали в это понятие. Оттого оба страстно желали примирения, но ни один не хотел сделать первый шаг.

Убедившись, что никаких действий от Валерки не дождется, Дэн снова обиделся. И пустился во все тяжкие, демонстрируя бесшабашное веселье и активно ухлестывая за девчонками. Девчонки терялись, изумляясь тому, что в школе Фомин вьется вокруг них с энергией молодого петуха, но, тем не менее, ни одну не зовет на свидание. Особенно галантным кавалером Дэн становился на уроках физики и информатики и еще на переменах, если в коридоре показывался Валерий Андреевич.

Валера, конечно, не мог отплатить Фомину той же монетой, поэтому на переменах просто проходил мимо, высоко задрав и без того вздернутый нос. Во время же учебного процесса мстил тем, что каждый раз вызывал его отвечать, не пропуская ни одного урока, и при этом был крайне придирчив. Валерию Андреевичу уже было плевать, что об этом подумает класс, тем более, что до последнего звонка оставалось всего ничего.

Фомин старался не ударить лицом в грязь, и каждый раз вызубривал физику с инфой буквально наизусть. Но однажды вечером на него напала такая тоска, что он послал все к черту и ничего не стал учить. Валерка как всегда его вызвал, и 11 «Б» с изумлением наблюдал их перебранку, небрежно замаскированную под выговор учителя ученику.

В этот раз Валерий Андреевич, спросив, что Фомин может им всем рассказать о классификации элементарных частиц, вместо привычного четкого ответа услышал:

- Ничего, Валерий Андреевич.

- Почему? – поинтересовался Валера.

- Не выучил, Валерий Андреевич. Некогда было, с девушкой на мотоцикле катался, -- отвечал Дэн, честно глядя учителю в глаза.

Валера, внутренне вздрогнув, внешне спокойно заметил:

- Тебе, Фомин, не о девушках думать надо.

- О парнях что-то не хочется, Валерий Андреевич, -- нахально возразил Денис, глядя, как на бледных щеках выступают красные пятна, и чувствуя, как от этого мучительно и сладко сжимается сердце.

- Об учебе тебе надо думать, Фомин. Ты ведь, кажется, ЕГЭ по физике сдаешь? А у тебя одно на уме.

- Это все гормоны, Валерий Андреевич, вы же понимаете. Сами ведь молодым были, -- продолжил хамить Дэн, на этот раз в отместку за «щенка».

Валера чудом сдержался, хотя внутри у него уже все дрожало от обиды и ревности.

- Ставлю тебе точку, Фомин. Хотя ты заслуживаешь два балла.

- Вам виднее, Валерий Андреевич, чего я заслуживаю.

Валерка, сжав карандаш покрепче, чтобы не дрожали пальцы, влепил в журнал жирную точку, обломав остро заточенный грифель.

- Вы так журнал порвете, Валерий Андреевич, -- нагло прокомментировал Денис и с высоко поднятой головой отправился на свое место, где сел, развалившись с видом триумфатора.

Валера быстро задал 11-му «Б» самостоятельно изучать следующий параграф, выскочил из класса и спустился в школьный двор, где выкурил подряд две сигареты, старательно давя в себе злость и подступающие слезы. При этом сердито думая, что из-за наглого Фомина у него совершенно расшатались нервы, и от этого глаза все время на мокром месте, как у девчонки.

Дэн, после того, как Валера вышел, сразу утратил победный вид, сник и, посидев немного, побросал в сумку вещи и тоже вышел из класса. Они встретились на лестнице, когда один спускался, а другой поднимался, и каждый почувствовал, что, возможно, настал тот момент, когда, наконец, прекратится эта бессмысленная ссора, стоит лишь кому-то остановиться и заговорить. Но ни один из них не остановился вовремя, и они прошли мимо друг друга, как двое незнакомцев в уличной толпе.

Все это время Дэн чувствовал себя так, будто бы время остановилось в момент их ссоры. Он ходил в школу, отчаянно веселился, заигрывал с девочками, учил уроки, занимался с репетиторами, но все это происходило как бы помимо него. Просто жизнь двигалась дальше и несла его в своем потоке, но его личные часы так и стояли на той отметке, на которой замерли в тот несчастливый вечер. Более-менее живым он ощутил себя лишь тогда, когда, не выучив урок, хамил Валерке. Герка с Татьяной, конечно, заметили, что у друга в жизни не все ладно, но он при первой же их попытке выяснить, что случилось, Дэн твердо сказал, что ничего объяснять не будет, и они к нему больше не приставали.

Дорошин тоже жил, словно по инерции, бессмысленно отбывая день за днем. Он скучал по Денису, вечерами стоял у окна, глядя как сгущаются нежные весенние сумерки и ждал, что Дэн, как раньше, придет в его двор, и постоянно держал телефон под рукой, чтобы сразу ответить, если он все-таки позвонит. Женя, видя его страдания, ворчала, что подкараулит Фомина у школы и устроит ему хорошую трепку. Она не для того три года назад старалась, собирая Валеру по кусочкам и чинила его разбитую в хлам самооценку, чтобы из-за какого-то мелкого, пусть не по размерам, но по годам, гаденыша все ее усилия пошли прахом. Валерка на это отвечал, что если Женька так поступит, то он знать ее больше не захочет. Поэтому она ничего такого делать не стала. Хотя, может быть, и зря.

Оставшиеся учебные недели пролетели быстро, прозвенел последний звонок, следом промелькнули экзамены. За все это время они встретились лишь однажды, на консультации перед ЕГЭ по физике, но даже тогда, понимая, что скоро у них вообще не будет причины видеться, ничего не сделали, чтобы прекратить это мучительное для обоих отчуждение.

***

На вручении аттестатов Валере делать было нечего. В этом мероприятии кроме выпускников и их родителей традиционно участвовали классные, руководство школы и представитель районо. Но он все равно пришел и стоял в вестибюле, подперев спиной колонну, и в открытые из-за летней жары двери актового зала видел часть рядов и сцену, на которую поднимались совсем взрослые юноши и девушки. Денис, к сожалению, сидел в той части, которая Валере была не видна, и он стоял, ожидая, когда придет очередь Фомина получать документ, с которым они оба еще недавно связывали такие надежды.

Ждать пришлось долго. Сначала аттестаты и награды вручили медалистам, потом выпускникам 11-го «А» и только потом 11-му «Б». Выпускников вызывали по алфавиту, поэтому Фомин должен был выходить последним. Дорошин терпеливо ждал, глядя, как по очереди поднимаются на сцену его бывшие ученики, и, наконец, увидел, как Дэн показался в проходе, как и все поднялся по ступенькам, получил от директора поздравления и аттестат, крепко пожал ему руку, обернулся к залу, широко улыбнулся, подняв над головой тонкую книжечку, и пошел обратно. Валера смотрел и думал о том, каким красивым и взрослым выглядит Денис в строгом сером костюме и галстуке, и еще о том, что наконец-то пришел день, которого они оба так ждали, но в этот день они почему-то не вместе. Еще он думал, почему же все получилось так глупо, что надо было отбросить дурацкое самолюбие и первым пойти на мировую. И даже о том, что, возможно, не стоило придавать такого значения педагогической этике, но теперь, кажется, поздно, потому, что Дэн, похоже, совсем о нем не тоскует – улыбается себе во все тридцать два. Затем он подумал, что, наверное, видит Дэна в последний раз и почувствовал, как сдавливает горло, а глаза опять становятся мокрыми. Когда Денис опять вышел из его поля зрения, Дорошин отлип от колонны и медленно побрел к выходу.

Фомину, когда он возвращался со сцены, показалось, что в вестибюле стоит Валера, и он ощутил, как сердце стремительно рухнуло. Он сел на свое место рядом с матерью, отдал ей аттестат, кое-как высидел, к счастью, недлинные, речи директора и представителя районо и поспешно выбежал из зала, но Валера уже ушел. Дэн решил, что ему просто померещилось, а, на самом деле, физик и думать о нем забыл, и тоже расстроился страшно.
***
Вечером в кафе Денис сначала вместе со всеми поднял официальный бокал шампанского, а потом в туалете в чисто мужской компании еще несколько раз пластиковый стаканчик с нелегальной водкой. Начались танцы и он, как и все, попрыгал под музыку, затем пригласил на танец Одинцову, затем еще кого-то, потом еще и еще. Иногда Денис ловил взгляд серых глаз Игоря Мартина. Игорь, в элегантном костюме, с модной аккуратной стрижкой, казался очень взрослым и был похож на молодого топ-менеджера. Дэн делал вид, что не замечает его внимания. Потом его снова позвали в сортир для продолжения подпольного банкета. Ни танцы, ни алкоголь не подняли Фомину настроения, наоборот, он затосковал еще сильнее. Его раздражали громкая музыка и веселящаяся толпа, и Дэн, предупредив классную, что идет домой, покинул выпускной бал.

За порогом кафе была роскошная летняя ночь, где-то в этой ночи бродили счастливые парочки, и она была их без остатка. К ним верным псом ласкался теплый ночной ветер, для них по асфальту метались тени, их пути сопровождали желтая летняя луна и маленькие луны фонарей, и даже почти невидимые в городе звезды светили тоже им. И они, обладая волшебной силой влюбленных , могли делать с ветром, тенями, луной и звездами все что захочется. Денису же в этой ночи не принадлежало ничего, и сам он не принадлежал ей, по-прежнему оставаясь в апреле.

Мартин тоже вышел из кафе и молча пошел рядом. Дэн понимал, что Игорь идет с ним не просто так, но не стал возражать. Ему было все равно. В молчании они дошли до дома Дениса, вошли в подъезд, поднялись на один пролет и там, в закутке между стенкой и шахтой лифта Мартин, как когда-то зимой, притянул его к себе и поцеловал. В этот раз Дэн его не остановил. Поцелуи и водка туманили голову, и было горько от того, что с Игорем он может целоваться сколько угодно, а вот с тем, кого любит, уже никогда. Игорь целовал его страстно, жадно мял и тискал, вжимался каменным стояком, шептал ему на ухо какую-то смешную ласковую чушь, и Дэн подумал, что, кажется, Мартин, и правда, в него влюблен, но ничего при этом не почувствовал. Потом распалившийся Мартин встал перед ним на колени и расстегнул его брюки. Дэн, глядя сверху, как Игорь тычется в низ его живота черной растрепанной шевелюрой, чувствовал, что с точки зрения физиологии все очень здорово, но он предпочел бы видеть у своих ног вовсе не его. Поэтому был полностью удовлетворен телесно, но душой – нет.

Мартин, пока отсасывал Дэну, успел и себе подрочить и тоже кончил. Они снова стояли рядом у стены, курили, потом Игорь, глядя немного в сторону, спросил его, что, может быть, у них все-таки что-то получится, но Денис в ответ только неопределенно пожал плечами. Он считал, что Валера для него потерян, но никого другого все еще не хотел, поэтому не стал обнадеживать Игоря. Хотя с ним было классно.


Глава 5
После выпускного жизнь двинулась дальше, хоть и не совсем так, как когда-то виделось Дэну. Герка поступил в Ростовский Университет Путей сообщения. Павлов-старший всю жизнь проработал на железной дороге и мечтал о карьере для сына именно в этой области, а спорить с папашей Павлову-младшему никогда даже в голову не приходило. Герасиму было жаль расставаться с друзьями, но, в то же время, мысли о жизни в другом городе, вдали от строгого родительского ока, приятно волновали и будили воображение. Одинцова тоже поступила. В Универ, в тот самый, который был Универом всегда, даже когда остальные высшие учебные заведения их города по-простому назывались институтами, на специальность с загадочным названием «регионоведение».

Денис подал документы на три разных специальности в Строительный Университет, и еще на всякий случай на две в Технический. Он прошел на две в Строительном и на одну в Техническом, выбрал «промышленно-гражданское строительство», отбыл общественно-полезную практику, которая заключалась в разборе и перетаскивании с места на место старой мебели в университетском подвале, как-то дожил до сентября и начал учиться.

Вокруг происходило много интересного и нового: новые знакомства, новые предметы, непривычная после школы свобода, и Фомин в сотый раз сказал себе, что Валера для него потерян и попытался начать новую жизнь. Он поменял обои на рабочем столе на что-то серенькое и пестренькое, из того, что непременно идет в комплекте с Window`сом, называется «серым камнем» или «рябью на воде» и не имеет привычки серьезно смотреть на Дэна, склонившись к его экранному двойнику. Он даже хотел удалить все Валерины фотографии, но рука не поднялась. И он просто засунул их в самый глухой угол компа, в ту папку, куда обычно скидывал то, что было ему уже не нужно, но по какой-то причине было жалко выбрасывать, и что он потом, через несколько месяцев, все-таки удалял. Не давала покоя когда-то нарисованная им картинка их счастливой совместной жизни, которая почему-то по-прежнему казалась Дэну очень правдивой и настоящей, но он с этим боролся, сердито от нее отмахиваясь и убеждая себя, что это скоро пройдет.

Дэн считал, что вполне готов к жизни без Валерки, но его личное время по-прежнему стояло, сердцем он все еще оставался в том весеннем вечере и ничего не мог с этим поделать. В душе было тихо и пусто, и он, не зная, как заполнить эту дыру, вечерами шатался по улицам абсолютно без всякой цели. И однажды в конце сентября ноги опять самовольно принесли его в знакомый двор.

***

Дэн, обнаружив себя под Валериным балконом, ничуть не удивился. Просто подумал, какой он дурак, что не пришел сюда раньше. Немного постояв, он достал мобильник и нажал кнопку «1», на которой по-прежнему, видимо по его недосмотру, был Валеркин номер.

Валерка, услышав звонок, не глядя взял телефон и принял вызов, но, поднося трубку к уху, краем глаза все же успел заметить знакомое имя и еле сумел выдавить из себя хриплое «Да». Денис, услышав Валерин голос, тоже разволновался, но взял себя в руки и спокойно спросил:

- Ты дома?

Снова услышав в ответ короткое «Да», он сказал, что стоит во дворе и, если Валера не возражает, хотел бы подняться. Валерка выскочил на балкон и молча уставился на Дэна, склонившись над перилами. Второй этаж хрущевки – это совсем невысоко, поэтому Фомин очень хорошо видел свою любовь, смотрел и не мог насмотреться. Валера тоже смотрел на него, потом он в третий раз сказал «Да», почему-то опять в телефон, хотя вполне можно было разговаривать просто так, и скрылся в квартире.

Когда Дэн поднялся на второй этаж, Валера стоял на пороге в открытой двери. Он попятился, пропуская Дениса, тот вошел, закрыл за собой дверь и аккуратно запер на задвижку. Затем он снова посмотрел Валере в глаза и просто сказал:

- Я люблю тебя. Прости меня, пожалуйста. Если можешь.

Дорошин помедлил пару секунд, потом размахнулся и влепил Фомину хлесткую тяжелую оплеуху:

- Это тебе за всех твоих девок!

За первой пощечиной прилетела вторая:

- А это за то, что ты меня бросил!!

После этого Валерка, позорно разревевшись, кинулся Дэну на шею. Дэн подхватил свое вновь обретенное сокровище, прижал к себе так, что у того чуть не хрустнули кости, и горячо зашептал в русую макушку:

- Не было никаких девок, Валер. Правда, не было. Все только напоказ, для тебя специально. И не бросал я тебя, ты ведь сам меня прогнал, не помнишь, что ли?

- А ты взял и ушел, -- всхлипнул Валера Денису в шею.

- Ну, прости, прости. Ну, придурок я у тебя, что же теперь делать? Простишь?

- Конечно, прощу… -- Валерка никак не мог унять слезы, поэтому продолжал прятать лицо, уткнувшись в Дениса, -- Но ты, и правда, придурок. Эти твои девки…

- Да ничего не было ни с одной…

Совесть Дэна была чиста, потому что Мартин никак не мог считаться девкой. И вообще, это не он обжимался с Игорем после выпускного. А жалкий, потерявший надежду зомби с остановившимися жизненными часами.

Потом они замолчали. Они по-прежнему стояли в прихожей и даже не целовались, просто прижимались друг к другу, боясь расцепиться хоть на секунду, и Денис снова чувствовал ладонями узкую Валеркину спину, вдыхал его запах и от этого был счастлив. Наконец Денис вспомнил, что он все еще в куртке и нехотя выпустил Валеру, чтобы пристроить куртку на вешалку, а заодно и разуться. После этого они все же добрались до комнаты, но посередине остановились снова, и Валерка тихо сказал:

- У меня правда ничего тогда не было с Вадимом.

- Я уже давно понял, Валер.

- И на этот дурацкий букет мне плевать. Но ты все равно меня тоже прости.

- Конечно. Я же люблю тебя.

Дэн помолчал и решился спросить:

- А ты, Лер? Ты меня любишь?

Валерке почему-то очень трудно было это сказать, и поэтому он отвернулся от Дэна, прилег щекой ему на плечо и смущенно пробормотал:

- Ты же сам знаешь…

Но Денис твердо решил добиться признания:

- Хочу, чтобы ты сказал.

- Да.

- Скажи.

Валера сдался и, по-прежнему не глядя на Дэна, все-таки вытолкнул:

-- Люблю… тебя.

Денис задрожавшими руками приподнял со своего плеча Валеркину голову и, наконец, припал к любимым губам. И снова ощутил, как мир вокруг них сдвинулся и пустился по кругу. И почувствовал языком смешной острый зубик и влажный, горячий рот. И слабость в коленях тоже почувствовал. И он длил и длил поцелуй, не в силах его прервать. Одной рукой он крепко прижимал к себе Валеру, а другой путался в его волосах, и светлый нежный шелк как живой льнул к пальцам, ласкался и оплетал, не желая отпускать. Остановился Денис лишь для того, чтобы напомнить возлюбленному, что он больше не его ученик, и что до его совершеннолетия всего ничего – какие-то жалкие две недели. И потому между ними могут теперь быть не одни только поцелуи. Валерка заверил его, что все прекрасно помнит и что у них будет все, что Дэн захочет и когда захочет. Дэн ответил, что он хочет всего и прямо сейчас и надеется, что любимый хочет того же. Валера молча кивнул, взял Дениса за руку и повел в маленькую комнату, служившую ему спальней, и в которой Дэн не был до этого ни разу.

В спальне было темно. Валера включил настольную лампу и в ее мягком свете Фомин увидел шкаф-купе, почти такой же как у него диван, с точно так же не собранной на день постелью и так же накрытый пледом, и рядом с диваном тумбочку, на которой стояла лампа. Кроме этого в комнате не было ничего. Да ничего больше там и не поместилось бы. Они остановились рядом с диваном, и Валерка спросил, было ли «это» у Дэна с кем-нибудь. И тот честно ответил, что да, было, но только с девушками, а с парнем никогда, и Валера обрадовался вдвойне: тому, что в каком-то смысле он у Дениса первый, и тому, что опыт у него все-таки есть, значит, можно не опасаться, что он растеряется в самый ответственный момент.

Они медленно, будто во сне, обнялись и снова начали целоваться. И Валера впервые при этом не мучился угрызениями совести, а Денис не боялся, что его вот-вот остановят. Дэн не хотел спешить. Это был его первый раз с парнем, но дело было не в этом, а в том, что это был первый раз с парнем любимым, с его наваждением и мечтой. И ему хотелось сделать все медленно и красиво, так, чтобы каждый миг был особенным и запомнился навсегда. Для Валеры это тоже был первый раз – первый раз по любви, той самой любви, которая вот уже почти год не давала ему покоя, ранила душу сомнениями и сама же ее лечила, наполняя нежностью и ожиданием счастья, и он тоже не хотел торопиться. Но они очень сильно друг друга желали и очень долго к этому шли, и поэтому не спешить не получалось, и вскоре они уже целовались жадно и грубо, обнимались и тискались до боли, и руки дрожали, и кровь грохотала в ушах, и не хватало дыхания.

Валеркина футболка уже валялась на полу, и Дэн покрывал короткими резкими поцелуями обнаженные плечи, ключицы, родинки на шее, и снова возвращался к губам. Валера успел расстегнуть все пуговицы на его рубашке и спустить ее с плеч, и тоже терзал губами открывшуюся перед ним смуглую красоту, иногда отрываясь, чтобы откинуть голову назад, подставляя под поцелуи лицо и шею, в то время, как его руки расстегивали широкий клепаный ремень, пуговицу на джинсах и спускали вниз язычок молнии. Сам Валерка был в спортивных штанах с резинкой на талии, и Денис просто запустил руки под эту резинку и, тяжело дыша, мял аккуратные крепкие ягодицы, и, прижимаясь, чувствовал, что в этих самых штанах уже нехило стоит, ничуть не хуже, чем у него самого. Валера тем временем залез Дэну в трусы, и тот вздрогнул от наслаждения, наконец-то попав в нежные умелые руки. Эти руки вытворяли такое, что Денис испугался, что прямо сейчас все и закончится, толком даже не начавшись. Поэтому он сделал над собой почти нечеловеческое усилие и отобрал у возлюбленного «игрушку». Затем быстро выбрался из штанов, стащил с Валерки треники, завалил его на диван и задохнулся, почувствовав под собой обнаженное тело, изящное, но сильное, как стальная пружинка.

Подмяв под себя Валерку, он лежал на нем, приподнявшись на локтях, целовал его губы, щеки, глаза, нос и все никак не мог перейти к главному. Он боялся причинить боль, и почему-то считал, что больно должно быть очень. Валера его успокоил, сказав, что больно, конечно, будет, потому что у него уже давно никого не было, но немного и только в самом начале. Поэтому Дэн может на этот счет не волноваться, но все же будет лучше, если он пошарит в тумбочке и найдет там «Детский крем», которым он пользуется зимой, чтобы чувствительная кожа лица на морозе не сохла и не шелушилась. Денис скатился с возлюбленного, отыскал то, что нужно и скользнул густо намазанными пальцами между Валеркиных половинок, трогательно белевших на фоне золотистого летнего загара. Он с трудом себя сдерживал, от возбуждения его уже просто трясло, но он продолжал там поглаживать, слегка надавливая и даже немного входя подушечкой пальца. Он гладил и гладил, добавляя еще крема, стараясь смазать там все как можно лучше, так что Валерка, который сначала тихо вздыхал, наслаждаясь, в конце концов, не выдержал и нервно поинтересовался, собирается ли Денис его сегодня трахать, или у него какие-то другие планы. Дэн, не говоря ни слова, вытащил пальцы, завалил любимого на спину, придавил к постели и раздвинул ему ноги, но Валера из-под него вывернулся и встал на колени, упираясь локтями в диван, бормотнув при этом, что на первый раз лучше так. И так действительно было лучше, потому что все было отлично видно, что называется, «как на ладони» и Денис с первого раза попал куда надо без всяких проблем, несмотря на то, что такого секса у него раньше не было даже с девушками, и сразу вошел полностью, упершись в круглый Валеркин задок.

Для Валеры вторжение, в самом деле, было немного болезненным, но вместе с тем таким сладким, что он застонал вовсе не от боли. Дэна тоже в этот момент с головы до ног прошибло просто неслыханным кайфом, и он начал двигаться, держа руками Валеркины бедра. Ему было очень тесно и горячо, и безумно хорошо, как он и ждал, только в сто раз лучше. Ему было просто обалденно, и он толкался все быстрей и быстрей, усиливая наслаждение. Валера боли уже не чувствовал. Он сильно прогнулся в пояснице, подставляясь Денису, так что грудью совсем прижался к постели, и подмахивал, и сладко стонал, чувствуя, как нарастает внутри колкая жаркая дрожь, и от этих стонов у Дэна в голове и вовсе мутилось. Денису вдруг показалось невыносимым, что его любовь так от него далеко и он, остановившись на миг, склонился над ним, просунул под него руки и потянул на себя. Теперь он прижимал Валерку, одной рукой держа поперек груди, а другой притягивая за талию, и мог целовать его плечи и шею, разделив пополам спутанные влажные волосы.

Валера, обнаружив, что руки свободны, потянулся себя поласкать, и почти сразу кончил, содрогнувшись всем телом. Денис почувствовал Валеркину судорогу, увидел, как шлепнулись на простынь белые сгустки, и его тоже скрутило. Он резко выдохнул, сильно толкнулся в ослабевшее тело, тоже излился и, так и не выпустив Валеру из рук, упал вместе с ним на постель, накрыв собой.

Первые минуты они так и лежали, оглохшие и ослепшие, еле дыша, потом Дэн сообразил, что Валере, наверное, тяжело под ним и перекатился на постель, виновато пробормотав: «Прости, совсем тебя задавил». Валера, хотя ему стало намного легче, почувствовал себя брошенным и тут же подкатился Денису под бок, по-хозяйски забросил руку ему на грудь, а ногу на бедра, и они на какое-то время затихли. Потом Валерка вскочил, буркнул, что ему срочно надо в ванную и унесся.

Дэну было хорошо. Застывшее время сдвинулось с мертвой точки и снова пошло, и он опять ощущал себя в полной гармонии с миром, даже несмотря на то, что после двух пощечин левая сторона лица у него немного припухла и довольно сильно болела. Валерка вернулся сердитым и набросился на Дэна, потому что в зеркале разглядел у себя на шее большущий яркий засос. Он был не единственным, но располагался выше других, и Дорошин опасался, что не сможет его спрятать даже под высоким воротником водолазки. Но гнев его был явно притворным, так что Денис ничуть не испугался и не расстроился. Хохоча, он отбивался от нападающего возлюбленного, потом изловчился и набросил на него плед, и пока тот из него выпутывался, тоже сбежал в ванную, закрылся, и, наконец, почувствовав себя в безопасности, полез под душ. Потом они снова лежали рядом, лениво переговариваясь, иногда тихо целуясь, и разглядывали друг друга, и трогали, исследовали губами и языком, запоминали родинки и шрамы. Дорошин, наконец, получил возможность изучить мускулатуру Дениса в полном объеме и он, конечно, хорошенько все рассмотрел и даже обвел бицепсы на руках и каждый кубик на животе. Разобравшись с анатомией Дэна, Валерка разлегся на нем, втиснул свою ногу между его и тихонько поддавливал там коленом. И пересчитывал губами мелкие коричневые веснушки на смуглом прямом носу. Денис поглаживал покрытую светлым загаром Валеркину спинку, нежно касался чуть выступающих лопаток, трогал ребра, расчесывал пальцами спутанные волосы и пощипывал маленькие розовые соски.

Так они развлекались, пока снова не возбудились, как два весенних бродячих кота. И Дэн взял Валерку еще, теперь уже, как опытный, на спине и лицом к лицу. В этот раз все было без лишней спешки. Денис, сильный и страстный, входил мощно и плавно, целовал напряженно выгнутую шею, запрокинутое лицо, и не мог оторвать взгляд от этого лица, с горящими щеками, с выступившей над верхней губой и меж ровных бровей испариной, с пьяными от наслажденья глазами. А Валерка, горячий и нежный, обхватив Дениса за шею, просунув ноги ему подмышки, выгибался дугой, стараясь прижаться теснее, так, что почти не касался постели, и отвечал на его поцелуи, и тонул в золотистых чайных глазах. И никогда еще узкий «пенальчик» не вмещал в себя столько любви и счастья. Утомив друг друга до полного бессилия, они тесно обнялись, очень удачно совместив все свои впадинки и выступы, и блаженно заснули. Судьба, заглянув к ним в комнату, довольно усмехнулась. Убежать от нее не удалось еще никому. Не смогли и эти двое, хотя, казалось бы, достаточно для этого натворили. Убедившись, что все в порядке, Судьба отправилась дальше, решив, что здесь она уже сделала все, что могла.

***
Фомин ходил обалдевший от любви. И оставался ночевать «у друзей» не меньше трех раз в неделю. И ревновал Валеру к ученикам, ворча, что, мол, знает он этих школьников. Конечно же, в шутку. Но в то же время как бы и не совсем. Маман видела, что сын влюблен, что просто сияет от счастья, что редкий вечер проводит дома, а если проводит, то по часу висит на домашнем телефоне или сидит в скайпе, замолкая, как только она проходит мимо. Со своей любовью Дэн ее не знакомил и даже ничего не рассказывал, хотя раньше мать была в курсе всех его похождений, конечно, исключая интимные подробности. Маман не настаивала, уважая право Дениса на личную тайну, только настойчиво напоминала о необходимости контрацепции, так как в браке «по залету» ничего хорошего не находила. И время от времени брала с сына слово, что тот ничего такого не допустит. И Дэн ей это с легкостью обещал, потому что Валерка никоим образом залететь не мог, независимо от того, надевал Дэн резинку или нет. А если бы даже и мог, то Фомин женился бы, не раздумывая.

Фотография, на которой они с Валерой сидели на скамейке в осеннем парке, вернулась на рабочий стол. У Дениса уже было много других их совместных фоток, но эта все равно была самой любимой. С наступлением холодов Фомин лично заклеил в Валеркиной хате все окна, а когда в конце зимы батареи, как обычно, остыли до температуры человеческого тела, приволок тепловентилятор. Потому что ему не нравилось трахать возлюбленного в джинсах и свитере на жестком кухонном стуле, так же как и на шатучем столе, стукаясь при этом задницей о холодильник или газовую плиту, на выбор, в последнем случае к тому же рискуя обжечься зажженной конфоркой. А нравилось трахать совершенно раздетым и в постели, желательно, не холодной.

С Танькой они иногда забегали друг к другу потрепаться о том, о сем, и Одинцова неизменно интересовалась, не прошла ли еще у Дениса его голубая блажь и не числится ли за ним каких-нибудь новых интрижек. И всякий раз удивлялась, что нет, потому что, мол, раньше ни один роман Фомина не длился больше двух месяцев. Так что, в конце концов, Дэну пришлось объяснить ей, что всякие аналогии тут неуместны, потому что у них с Валеркой не роман. У них с Валеркой – любовь. После этого Татьяна больше с такими вопросами к нему не приставала, окончательно убедившись, что Фомин для гетеросексуального мира потерян. С Павловым Денис списывался в аське, но все реже. Как, впрочем, и Одинцова. Татьяна с Геркой, конечно, обещали хранить друг другу верность, но отношения на расстоянии – дело тоскливое и муторное, уже через полгода они решили, что намного приятней и проще снова стать просто друзьями. Когда Герасим приезжал на каникулы домой, они с удовольствием собирались вместе, и он даже иногда по старой памяти развлекал друзей очередным удачным пассажем из знаменитого романтического детектива. Как-то раз Денису позвонил Мартин и предложил сходить в кино, но Дэн ответил, что они с Валерой уже смотрели этот фильм. Игорь все понял, вежливо попрощался и больше не объявлялся.

Дорошин тоже был счастлив. Он наконец-то получил парня своей мечты в полное распоряжение. И распоряжался им как и сколько хотел с большим удовольствием, к тому же теперь без всякой необходимости оглядываться на уголовный кодекс и педагогическую этику. И сходил с ума в крепких объятиях. И прятал засосы под высоким воротником водолазки. А если спрятать не получалось, заклеивал пластырем, потому что сквозь тональный крем все равно просвечивало. Он, конечно, познакомил Дениса со своими друзьями и при этом немного нервничал по поводу того, как они воспримут их союз, и беспокоился, сможет ли Дэн найти со всеми общий язык.

Но Дэн в Валеркину компанию вписался без особого труда. Правда, первое время он комплексовал, решив, что не может быть интересен этим взрослым ребятам. И даже шел в своих опасениях дальше и с беспокойством думал, что, наверное, Валере тоже с ним скучно. Конечно, речь не шла о «зазоре между поколениями», потому что глупо говорить о другом поколении при разнице в семь лет, но все же Денис волновался. У Валеры и его друзей была взрослая жизнь, работа, о которой они иногда разговаривали. А что мог сказать Фомин? Не рассказывать же, как не смог отчитать лабу по строительной механике? Валерка страдал той же проблемой, но как бы с другого конца. Он тоже пристально высматривал этот самый «дженерейшн гэп», не находил, но все равно нервничал. Он считал, что Денису намного интереснее с ровесниками, чем с ними, и боялся того, что однажды совсем ему надоест, и тот его бросит и закрутит любовь с каким-нибудь симпатичным веселым однокурсником.

Так они мучились потихоньку друг от друга, пока однажды не поговорили обо всем откровенно. Они были у Валерки дома, в большой комнате. Валера с ногами сидел на диване, опираясь спиной на подлокотник, вернее, на прислоненную к нему подушку. Дэн сидел напротив него, поджав под себя одну ногу, свесив вторую на пол. Разговор начал Денис. Валера тоже поделился своими страхами. При этом постарался развеять опасения Дэна, сказав, что все его воспринимают вполне серьезно, и если разница в возрасте и чувствуется, то совсем немного, а со временем и вовсе пройдет. Денис поинтересовался: когда? Лет через десять? Валера слегка покраснел, и с волнением спросил, надо ли понимать так, что Денис собирается провести с ним никак не меньше десяти лет? Дэн, услышав это, удивился и немного обиженно ответил, что он, конечно, не знает, какие планы у Валеры, но лично он собирается провести с ним всю оставшуюся жизнь. Валерка, не говоря ни слова, завалил любимого на диван, и разговор на этом закончился, вполне закономерно перейдя в совсем другую разновидность общения. После чего проблема возрастной разницы была благополучно закрыта.

Вскоре после того, как в компанию влился Денис, девушка Лешки и Женькин парень неожиданно поженились и их покинули, оставив не только своих «бывших», но и всех прочих, в полном недоумении. Через некоторое время Женька с Сашкой вдруг стали встречаться и, быстро миновав период ухаживания, тоже сочетались браком. Лешка, видимо, наконец, определился и привел рыжего лопоухого Славика, которого тоже нашел в школе. Только Рыжий был не учеником, а студентом педуниверситета, проходившим педагогическую практику в качестве преподавателя английского в той школе, где вкалывал Леха. Славик с первого же дня начал активно клеиться к Лешке. Он занимал ему очередь в столовой, на переменах постоянно притаскивался в кабинет физики, хотя учителю английского там делать было совершенно нечего, караулил Леху после уроков. Лешка, хоть когда-то и заявил Дорошину, что он, мол, и вашим и нашим, на самом деле, сильно преувеличил свою бисексуальность. С парнями у него было всего два раза, причем, оба раза случайно, по пьяни. Но рыжик окружил его таким вниманием, что бедный Лешка не выдержал натиска и сдался на милость победителя. И теперь сдувал со своего Рыжего пылинки и всем был доволен до последней степени.
После появления Славика компания затрещала по швам. Натурал Сашка не вынес такой концентрации голубизны. Он в свое время спокойно отнесся к нетрадиционной ориентации Дорошина. Против Дениса он тоже ничего не имел, даже порадовался за друга, что тот, наконец, нашел свое счастье. К тому же, Дэн с Валерой никогда не позволяли себе при друзьях ничего, понимая, что их нежности могут быть другим неприятны. Случалось, конечно, кому-то из них забыться и приобнять возлюбленного, или взять за руку, но это бывало редко и всеми великодушно прощалось. Леха и Славик же не только так и сыпали «зайчиками», «котиками», «лапочками» и прочими сладостями, но и позволяли себе обнимашки и поцелуйчики. Поэтому Сашка старался проводить с ними как можно меньше времени. Впрочем, у него на то и так были причины. Они с Женькой были людьми женатыми, ждали ребенка, и Сашка крутился колбасой, обеспечивая благосостояние семьи. Женька с Валерой, несмотря ни на что, общались, как и раньше. Сашке с Денисом тоже ничего другого не оставалось, раз уж их «половинки» были так дружны. Они, впрочем, ничего против не имели.
Поведение «сладкой парочки» коробило не только Сашку. Валерка тоже смотрел на это с отвращением и думал, что если бы Денис попробовал так сюсюкать, то выхватил бы у него не по-детски. Дорошин был мужчиной суровым, и даже в самые интимные моменты не позволял любимому лишних слюней. Так что Денису никогда в голову не приходило назвать его зайчиком или кисой. Валерка за такое мог и врезать. Впрочем, Дэн и сам не стал бы. К чему весь этот пошлый зверинец, если у его парня такое потрясающее имя, само по себе звучащее как ласка и музыка? Дорошину на самом деле нравилось, когда Дэн принимался нашептывать ему на ухо всяких там Лерочек-Валерочек, хоть он и делал вид, что сердится.

Через год Валера ушел из школы и начал преподавать в Техническом Университете. Дэн по-прежнему учился в Строительном, и на третьем курсе мать их с Валеркой застукала. Случилось это в сентябре, чему Денис совсем не удивился, так как стал уже привыкать, что с некоторых пор все важные события в его личной жизни почему-то происходят исключительно осенью. Была суббота, Дорошин в этот день был абсолютно свободен, а у Фомина в расписании значилась только физра, и поэтому он сразу после нее заехал за Валеркой на «Хонде» и они часа два носились по пригородным дорогам, балдея от скорости, ветра, и яркого осеннего дня. Они уже вернулись в город, когда за какие-то минуты на чистом синем небе вдруг собрались темно-серые тучи, задул резкий холодный ветер и хлынул такой дождь, какому прилично бы было идти не осенью, а в разгар весны. Дэн с Валерой моментально промокли до последней нитки, и, так как находились совсем рядом с домом Фомина, бросились под его спасительный кров. Дорошин до этого был несколько раз у Дениса дома, но всегда старался побыстрее уйти и встреч с матерью избегал, объясняя это тем, что, судя по рассказам Дениса, Марина Александровна женщина очень умная, и может спалить их буквально на раз. Дэн не настаивал, тем более что у них была Валерина хата, где они могли проводить сколько угодно времени и совершенно свободно. Но с них так лило, что не оставалось другого выхода. Конечно, Валерин дом был тоже недалеко, но ветер так невыносимо жег промокшее тело, что не было сил терпеть. К тому же, Денькина мать со своим «парнем» уехала на весь уикэнд на турбазу, так что Дорошин не стал возражать, тем более, что от холода его уже трясло.

Дома они сразу вдвоем залезли под горячий душ, где, конечно же, много чего себе позволили, скользя друг по другу намыленными ладонями, забираясь в потайные местечки и целуясь до одурения. Позволять себе все это под ласковыми теплыми струями было очень приятно, к тому же гель для душа прекрасно заменял смазку, поэтому мытье затянулось надолго. После душа Дэн оделся в домашние майку и джинсы, Валерку же засунул в свой спортивный костюм, который был ему просто чудовищно велик, но за счет резинки все же кое-как держался на тонкой талии, и получилось вполне сносно. Хотя рукава и штанины, конечно, пришлось сильно закатать. Отопление еще не работало, но сушка для полотенец в ванной была горячей всегда, и Денис пристроил на ней их промокшие шмотки, после чего повел гостя на кухню поить горячим чаем. Напившись чая, отправились к Денису в комнату, и какое то время копались в компе, слушая музыку и рассматривая фотографии, затем залезли в инет, немного потрепались на каком-то форуме и погоняли в line age вдвоем за Денькиного перса. Денис сидел на стуле, а Валерка у него на коленках, и, войдя в азарт, ерзал на этих коленках самым волнующим образом. При этом он в огромном спортивном костюме, с распушившимися после мытья волосами был таким милым, что Денис не выдержал. Бросил игру и уложил возлюбленного в постель. И они снова предались неистовой страсти, несмотря на то, что всего три часа назад недежурно зажигали под душем и при этом были не какими-нибудь ненасытными «молодоженами», лезущими друг на друга при каждом случае, а парой со стажем. Потом, утомленные долгой прогулкой и страстной любовью они пригрелись под одеялом и под шум льющего за окном дождя мирно уснули.

Непогода не только загнала любовников домой к Денису, она также выжила с турбазы его мать и она вернулась не в воскресенье вечером, как собиралась, а на целые сутки раньше. Зайдя в прихожую, маман заметила на полу рядом с кроссовками сына еще одни, не особо большого, какого-то немужского размера и с волнением подумала, что Денька, кажется, наконец-то привел домой свою пассию. Из-под двери Денисовой комнаты пробивался приглушенный свет, оттуда доносилась негромкая монотонная мелодия, сопровождающая line age, потому что Фомин, застигнутый сном, не загасил ни комп, ни бра над диваном. Поэтому Марина Александровна подумала, что там не происходит ничего интимного, сын со своей гостьей, судя по всему, невинно гоняют в старую добрую «линейку», и, сгорая от любопытства, решила одним глазком заглянуть, чтобы увидеть загадочную девушку. Заглянула. Денис с Валеркой во сне сбросили одеяло, но так и не разжали объятий. Маман внимательно рассмотрела кучку одежды на полу, черт знает как перепутанные между собой голые руки и ноги, две взлохмаченных башки – темную сына и светло-русую, с длинными локонами, таинственной пассии. Потом взгляд ее непроизвольно скользнул в область бедер, после чего глаза ее значительно увеличились в размерах и полезли на лоб, так как в этой самой области было слишком много по ее мнению мужских половых признаков, и, как она ни старалась рассмотреть, не было ни одного женского. Маман прикрыла дверь и пошла к себе. Она была в шоке, и ей было просто необходимо прийти в себя.

Утром преступная парочка выползла из комнаты Дениса и, наткнувшись на мать, остолбенела. Маман, предупреждая вероятное Денькино вранье, сразу сказала, что она, вы уж, юноши, извините, разглядела все очень хорошо. И хотела бы получить какие-нибудь объяснения. Дэн, осознав, что врать бесполезно, храбро выложил ей всю правду, заявив, что любит Валеру уже три года, два из которых они встречаются, и что намерен и дальше продолжать в том же духе, что бы там мать по этому поводу ни думала. И взял всю вину на себя, объяснив ей, что это он бегал за Валеркой, не давал ему прохода и всячески пытался соблазнить, пока тот не сдался. При этом он держался чуть впереди, загораживая собой возлюбленного. Дорошин это так не оставил, выступил вперед и решительно возразил, что виноват во всем только он, потому что старше, и что Денис его вовсе не совращал, он и сам был не против с самого начала, а не сдавался целый год потому, что Дэн был тогда еще несовершеннолетним. Так что пусть Марина Александровна разбирается с ним. Марина поглядела на босое, встрепанное со сна существо, в большом спортивном костюме сына напоминающее очаровательного беспризорника и при слове «старше» скептически выгнула красивую темную бровь. Тут Дэн заспорил, настаивая на том, что все претензии должны быть только к нему. Существо в ответ хрипло буркнуло, что не надо его защищать, он не слабонервная барышня, а мужик, и сам способен защитить кого угодно. При этом у Марины на несколько мгновений возникло впечатление, что парочка о ней вообще забыла. Она посмотрела, как эти двое отчаянно выгораживают друг друга, вспомнила, каким счастливым ходил ее сын последние два года, тяжело вздохнула и велела негодникам убраться куда-нибудь с ее глаз долой, потому что ей надо хорошенько все осознать и смириться со сложившейся ситуацией. Негодники, не веря, что так легко отделались, быстренько натянули на себя просохшие за ночь тряпки и смотали на хату к Дорошину, где, наконец, более-менее пришли в себя.

Валера, после того, как маман все узнала, предложил Денису переехать, потому что он и так все время околачивается у него, и даже успел перетаскать в его квартиру кучу своих вещей. Так что, пусть уж вселяется полностью, так, мол, намного удобнее. Дэн был с ним согласен. Действительно, очень неудобно, когда в первый холодный день осени лезешь в шкаф за курткой, и тут выясняется, что она находится совсем по другому адресу. И вообще, жить вместе с Валерой он мечтал все последние три года. Но он все-таки отказался, хоть и с большим сожалением, потому что не имел сколько-нибудь серьезного заработка, а сидеть у любимого на шее не собирался. Дэн, конечно, подрабатывал, так же, как когда-то Валерка, у одного провайдера. Но к тому времени интернет уже и так настолько широко распространился в народе, что успехи его были не очень впечатляющими, а, соответственно, и заработки. Хватало только на то, чтобы иногда пригласить Валеру в кино или клуб, да еще на подарки ему и матери на Новый Год и дни рождения. Ну, и на разные мелочи вроде сигарет.

Выручил Санек. Средняя школа его так и не дождалась, он продолжал трудиться с отцом, и тот со временем даже уступил сыну руководство их маленькой бригадой, как более молодому и энергичному. Дела у них шли неплохо, количество заказов медленно, но росло, и они уже с ними с трудом справлялись, тем более, что один из товарищей отца вдруг стал сильно поддавать и как серьезный работник рассматриваться уже не мог. Поэтому Сашка, узнав о финансовой проблеме Дениса, предложил ему в свободное от учебы время работать с ними. Огромных денег он не обещает, но можно вполне нормально зарабатывать, если, конечно, Фомин не будет пинать балду, а станет честно трудиться. Дэн с радостью согласился, работал нелениво и, получив первые деньги, тут же перебрался к Дорошину. И принялся спешно осваивать азы кулинарии, потому что Валерка готовить тоже не умел, да к тому же еще и не любил. И до сих пор не заработал себе гастрит, питаясь сублимированной лапшой, только потому, что раньше часто забегал на обед к родителям. Денис тоже мог бы питаться у матери, но не хотел. Потому что настоящая семейная жизнь предполагает совместные трапезы. Он очень старался и вскоре уже мог не только пожарить готовые котлеты с картошкой, но и сварить вполне приличные щи. Маман против переезда не возражала. Она уже успела свыкнуться с тем, что счастье ее сына не совсем такое, как она раньше себе представляла. И иногда заходила в гости, прихватив с собой чего-нибудь вкусненького.

Валера был счастлив, что Дэн полностью освободил его от кухни и в знак благодарности взял на себя всю уборку. Фомин очень обрадовался, так как убираться терпеть не мог. И каждый раз первые полчаса кайфовал, наблюдая как Дорошин шмыгает с пылесосом, любуясь его серьезным раскрасневшимся лицом и волосами, подхваченными ободком. Эта прича ему до сих пор ужасно нравилась, хоть он и называл ее «я у мамы дурочка», чем Валерку не столько сердил, сколько смешил. Но потом Денис тоже хватал тряпку для пыли и принимался носиться по квартире, активно участвуя в уборке, потому что убираться вдвоем было весело.

Мать Дорошина, несмотря на существующий в семье заговор молчания, жизнью сына осторожно интересовалась. Так что была в курсе, что Валера уже два года встречается с одним парнем. Узнав, что они съехались, она поняла, что все всерьез, наконец, рассталась с мечтами о внуках и стала просить Валеру познакомить их с отцом со «своим мальчиком». Дэн знал, как родители любимого отнеслись к его наклонностям, поэтому побаивался и знакомиться с «тещей» и «тестем» не хотел. Но Дорошинская мамаша проявила настойчивость, как-то раз без приглашения заявилась к ним в гости и знакомство состоялось. Денис, убедившись, что мать его любимого не такое уж чудовище, даже согласился, чтобы его представили Дорошину-папе. Вначале им в обществе друг друга было не по себе, но со временем неловкость сгладилась, они привыкли, и стали более- менее нормально общаться.

Жизнь продолжалась, и все было так, как когда-то привиделось Денису. Он возвращался из универа, или с работы, или, может быть из магазина, куда выскочил за хлебом, задерживался во дворе, неторопливо курил, поглядывая на окна их квартиры. И, докурив, поднимался на второй этаж в освещенное электрическим светом тепло, туда, где его ждал любимый Валерка.