Эволюция страха

 

-8-

Раньше у меня было по семь встреч на день, по сто звонков, у меня гудели ноги, трещала голова, мне казалось, что я в эпицентре стихии, в гуще событий, я изо всех сил старался везде успеть и все описать.

Но вот я стал писать о биодобавках – дома, не выходя из квартиры, едва умываясь, сидя за ноутбуком в растянутых штанах и флисовой кофте, за меньшую зарплату, но с минимальной нервотрепкой. И я не мог заставить себя даже пойти в тренажерный зал.

Остатками сознания понимал, что если зависну в таком образе жизни, его придется как-то организовать, составить режим дня, ввести физические нагрузки, заставлять себя бриться, причесываться.

Вдруг я перестал думать и о своей внешности, и о сексе, и о свиданиях. Витя отключил во мне все желания. Не хотелось шевелиться и шевелить мысли в голове.

Позвонили из какого-то издания, попросили дать интервью о связи с мэром. Я даже не мог взять в толк, почему с мэром, о какой связи, не об интимной же. Я отказался, и постепенно интерес ко мне как к медийной персоне совершенно сошел на нет. Если бы я планировал начинать с нуля, самое время было брать новый псевдоним. Но я не планировал.

Сначала я боялся мира, потом сосуществовал с ним, потом просто презирал его. И презирал себя – как его часть, его часть со скверной небритой рожей, запавшими щеками и поникшей задницей.

Думать не хотелось, но когда я начинал думать, приходил к утешительному выводу, что моя теперешняя жизнь – тоже жизнь, потому что я жив. И она вполне может продолжаться в таком варианте – без чрезмерных усилий и надежд, с рекламными статьями в качестве аппарата для жизнеобеспечения пациента, лежащего в коме. Выходить из комы я не собирался, потому что кома – это тоже жизнь, пока пациент жив.

Один раз кто-то звонил в дверь, я подошел к глазку, но не посмотрел и не открыл. Мне казалось, что, кого бы я ни увидел перед дверью, я открою ее в прошлое, о котором пытаюсь забыть. К счастью, прежние знакомые быстро оставили меня в покое. И Витя тоже ни разу не напомнил о себе после моего увольнения.

Еще несколько месяцев прошли в тишине и покое. Потом стала накатывать жара. Там, за пределами моей квартиры, началось лето, и город стал раскаляться. Раньше мне не приходилось переносить жару в замкнутом помещении, я носился по городу с такой скоростью, что жара не могла за мной угнаться. Но новая жизнь требовала новых условий, и по Инету я заказал кондиционер.

В тот же день явились мастера и занялись установкой. Я взглянул на них лишь мельком, и мне стало досадно. После полугода воздержания даже эти неотесанные работяги показались мне Аполлонами. Я расплачивался с ними, глядя в пол, пытаясь ничем себя не выдать. Жизнь в их лице звала меня наружу из моей раковины – в жару, свидания, развлечения, прежнюю беготню и суету.

К счастью, кондиционер работал исправно, и я снова стал остывать. Пришел новый заказ – о чудесной лечебной силе препаратов на основе корня женьшеня. Нужно было написать ворох писем от исцелившихся, с подробностями личных историй. Тут же кто-то постучал в скайп с просьбой о добавлении. Ник был NAN-info.

– Павел Горчилин? – уточнил еще раз NAN-info.

– Да, – написал я.

– Ты сейчас работаешь?

– Над вашими препаратами?

NAN-info, похоже, задумался.

– Нет. По Ковальцу.

– Нет.

– В политике?

– Нет.

– А собираешься?

– А ты кто?

 Я развернул информацию о пользователе – в ней был лишь ник.

– Мы, в общем-то, все выяснили о тебе. Предлагаем сотрудничать. Новый проект – Независимое агентство новостей.

– НАН?

– Да.

– Кого будете мочить? Ковальца?

– Никого мочить не будем. Только объективная информация.

– Ага.

– Мы независимое агентство.

– С каким бюджетом?

– Будь спокоен. Бюджета хватит для нашей честности.

– А я вам зачем? Вы же слышали, что я «продажный пидор»?

– Говорю же тебе, мы все выяснили, провели свое расследование. Продажи там не было. А пидор – это твое личное.

– И кто ты?

– Я Максим, модератор проекта.

– Не верю, – написал я.

Не знаю, что именно я почувствовал или что хотел почувствовать. Скорее всего, меня беспокоила не возможная ложь модератора, а собственное воображение.

– Не верю, – написал я еще раз.

– Включи видеосвязь – поговорим напрямую, – предложил он.

– Нет.

– Камера не работает?

– Лицо не работает.

– Тогда я тебе ничего не докажу.

– И чем занимается модератор проекта?

– Собираю команду.

– Много собрал?

– Да, есть люди. Хорошие девочки.

– Вот и веселитесь.

– 20 тысяч в месяц.

– Это что?

– Твоя зарплата. Для начала.

– За сколько статей?

– Пока не уточняем. Будет работать еще он-лайн газета. Тебе найдется работа.

– Не горю желанием.

– Как тебя убедить?

– Не старайся. Никак.

NAN перестал писать, но из Сети не вышел, а к вечеру написал снова.

– Не передумал? Чем ты сейчас занят?

– Я тебя из контактов выкину.

– Не надо. Я тебе еще пригожусь.

– Не думаю.

– Может, камеру включишь и поговорим?

– Отъ**ись. Ты бот что ли? Одно и то же пишешь.

– Я Максим, модератор проекта.

Я был уверен, что, включив камеру, увижу блестящего железками робота – спокойного и необидчивого. Пришлось закрыть скайп, чтобы сосредоточиться на письмах счастливо излечившихся.

Почему-то я подумал, что снова вру. Каждое слово – ложь, каждая буква – ложь, каждая запятая – ложь. Всегда платят за ложь и никогда не платят за правду. И только Максим предлагает мне выход. Сомнительный, но выход. С другой стороны, организовав новую жизнь, втянувшись в нее, обзаведясь кондиционером, я уже не хотел выходить за границы обжитого мира.

 

-9-

– А мы уже работаем, – написал мне Максим на следующий день, как только я вошел в Сеть, и выслал ссылку на свой сайт.

Я посмотрел. В общем, обычные городские новости, очень мирные, вплоть до открытия новых площадок для выгула и дрессировки собак.

– И все? – спросил я. – А где аналитика?

– Тебя ждем.

– Меня одного?

– Нет, Оля Зеленцова уже пишет. Ты ее знаешь? Можешь ей позвонить.

Олю я знал, но звонить не стал. Сделал вид, что утреннего разговора не было, и продолжил работу.

– Я знаю, почему ты видео не включаешь, – написал Максим к вечеру. – Потому что ты голый за компом сидишь.

– Так и есть.

– Со стоячим членом.

– Да, я сижу, а член стоит. Хорошая версия.

– Не заводи меня.

– Ты от членов заводишься? Оо. И много вас там таких?

– Начнем переговоры заново?

– Хаха. Нет.

– Ты вообще не хочешь выходить из дому?

– Я выхожу.

– Нет. Ты никуда не выходишь. Нигде не бываешь.

– Неинтересно.

– Дома дрочишь?

– И это тоже неинтересно.

– Так нужно дрочить интереснее.

– Виртуознее?

На следующий день модератор проекта Максим уже ничего не писал мне о проекте, а только о сексе.

– Я с другом недавно расстался, не хватает его страшно, просто ломка. Я не привык быть один. Даже поговорить об этом не с кем.

– Думаешь, со мной можно поговорить об этом? Потому что я тоже с кем-то расстался?

– Нет, я не хочу знать, с кем ты расстался и почему.

– Ты тоже пишешь? – я попробовал вернуть его мысли к работе.

– Что пишу? – не понял Максим.

– Статьи?

– Нет. Я организатор.

– И под кем?

– В смысле?

– Кому сдаешь отчеты об организации?

– Это конфиденциальная информация.

– Кто-то готовится к новым выборам и начинает издалека.

– Думай, что хочешь. А сам о чем пишешь?

– О корне женьшеня. Только не надо вот этих вот шуток про «привязывать».

– И не думал. Хотя, говорят, помогает, если привязать покрепче. Тебе дают пробовать то, о чем ты пишешь? Мыло? Таблетки для похудения?

– Конечно. Помылся и похудел.

– Проси теперь статьи о виагре, если с женьшенем неинтересно.

– Тебе сколько лет?

– А что?

– Думаю, почему тебе мысли о виагре приходят.

Максим прислал улыбочки, я отключил чат. Мне это не нравилось. Не нравилось, что я стал улыбаться от его реплик и поглядывать в угол экрана – нет ли нового сообщения, что стал отвлекаться от работы и вообще переключился на что-то постороннее – лишнее и избыточное для моей спокойной жизни. Какой-то бестолковый флирт, какой-то сомнительный юмор.

Я решил не включать скайп и до конца недели отучал себя коситься в правый угол экрана. Но потом пришлось согласовывать новый заказ, я снова открыл чат и получил сообщение от Макса.

– Ты норм? Я скучал по тебе.

– Норм. Просто твои шутки надоели.

– А если это будут не только шутки?

Макс явно предлагал мне что-то.

– Так может, увидимся? – спросил я.

– Ты же не включаешь видео.

– Не по Инету, в реале.

– Но у меня совсем нет времени.

– А ночью?

– Ты серьезно? И что будем делать?

– Что-нибудь придумаем.

– Заманчиво. Но я так занят.

– Ты же писал, что одинок, свободен и в тоске?

– Так и есть.

На этом мы прервались. Макс не очень-то торопился на свидание со мной. И вдруг вечером написал снова и стал назначать встречу – в кафе, в людном месте, в центре города.

– Боишься меня? – спросил я.

Он прислал дурацкие улыбочки. Я польстил себе и решил, что боится, потому что я мудр и грозен. Я согласился. Мне хотелось увидеть Макса. Даже не конкретно Макса, а просто – молодого парня, лояльного, остроумного, с которым уже не нужно знакомиться.

Я умылся, причесался, собрал отросшие волосы в хвост. Нашел подходящую одежду – что-то из того, в чем в последний раз бывал на людях.

В кафе меня ждал очень высокий, худой парень в очках, издали напоминающий переросшего кролика. Одет был в тостовку с капюшоном и джинсы. Я еще раз оглядел посетителей – вокруг звонко щебетали девушки, других вариантов моего виртуального знакомого не было.  На столе перед ним лежал планшет, он сутулился над экраном, изредка поглядывая на входную дверь – мимо меня.

Я напомнил себе, что это все тот же Максим, остроумный и лояльный парень, и подошел к нему.

– Привет, Макс.

– Привет. – Он подал руку лодочкой, немного вверх. – Рад тебя видеть.

Но сам не оторвался от планшета.

– Я тоже, – соврал я.

– Отвлекаюсь на наш сайт, извини. В офисе еще работают. Так о чем ты хотел поговорить?

Я немного растерялся. Подошел официант, и я уставился на него вопросительно, словно он мог объяснить мне, что тут происходит.

– Ты будешь есть… пить? – спросил у Максима.

– Только кофе. У меня не так много времени.

Я сделал заказ. Он поднял глаза от гаджета и сказал:

– Я не настаиваю, но как модератор должен тебе еще раз объяснить все преимущества нашего проекта.

– Мы же все уже обсудили.

– Да? Тебе все понятно? И когда ты приступаешь? Я должен знать, чтобы планировать вашу нагрузку.

– А я думал, мы о женьшене поговорим.

– О женьшене? О каком женьшене? Да о чем хочешь. Обо всем можем поговорить, – он вскинул на меня глаза, будто хотел извиниться за свою невнимательность.

Как только принесли наш заказ, я поднялся.

– Пойду, Макс. Еще спишемся.

– Да, конечно, – кивнул он.

 

-10-

Их сайт попал в ссылки помимо моей воли, и каждый день я стал просматривать новости Независимого агентства. Появилась и аналитика. Оля Зеленцова сделала неплохой обзор городских банков, ничем не приукрасив их плачевного состояния.

NAN-info написал мне снова, как ни в чем не бывало.

– Не шути со мной так больше, – ответил я. – Не нужно посылать ко мне жертвенных юношей. Я не настолько на них падок.

– Он, действительно, модератор проекта.

– Возможно. Только писал мне не он. Ты просто предупредил его перед встречей, что нужно быть вежливым и говорить о работе.

– Может, пришло время видеочата?

– Время видеочата уже прошло. Что было бы, если бы я тогда согласился?

– Ты сразу знал бы, кто тебе пишет.

– Я и так это знаю. Это ты организовал НАН?

– Да.

– За свой счет? Или за счет Ковальца?

– За свой. Я ушел от него. И от нее.

– Зачем?

– Ушел и все. Развелись. Детей не вижу. У нее новый в кандидатах – банкир. Но мне все равно нервы мотает. Про… прошлое – не было другого выхода. Конфликт нужно было решить так, чтобы никто не пострадал.

– Только моя репутация.

– Репутации не больно, ей почки не отобьют.

– Ты, бл*дь, просто Герасим – и утопил, и ушел.

– Думай, как хочешь. Я организовал это агентство для тебя, чтобы ты стал самим собой, чувствовал себя самим собой. И не знал, что ты откажешься.

– Ты даже не представляешь, как устроены такие проекты. Твой долго не продержится. Ты не сможешь его спонсировать – ежемесячно.

– Уже представляю. Мы открываем рекламный отдел.

– Целый отдел сотрудников, которые вряд ли добьются успеха, – еще один провальный ход.

– Не хочешь помочь?

– У меня свои дела. Это твоя забава – развлекайся.

– А ты развлекайся корнем женьшеня.

Мы прекратили переписываться. Но я понял главное: он тоже выпал. Мы жили, как-то справлялись, потом столкнулись и оба разрушили свои жизни. Теперь он пытается создать что-то нереальное, идеальное, общее для нас обоих. Он не побежал по барам, не стал наверстывать упущенное, не подался за границу, он вложил все деньги в проект, который очень тяжело поднять и практически невозможно сделать успешным. И мне кажется это странным, потому что в прежней роли, обслуживая Ковальца, он казался мне вполне довольным собой. Впрочем, я и сам активно осуществлял чужие планы, уверив себя, что борюсь за правое дело и почти побеждаю.

Он сделал это ради меня и потерпел поражение. Я не рад, не заинтересован, не согласен сотрудничать. И, возможно, другого плана у него и не было, только этот. Я поставил себя на его место и увидел себя его глазами – ломака, придира, зануда, злопамятный эгоист. Разве я похож на влюбленного? Ничуть.

Но я люблю – люблю глухо, злобно, словно болею. Я, на самом деле, заболел, то ли от своей злой и обиженной любви, то ли от холодного дыхания кондиционера, но простуда все тянулась, тянулась и никак не проходила. Престарелая доминатрикс – участковый доктор – сказал мне, что это не ангина, а тонзиллит и выписала антибиотики. Лекарства я заказал в Интернет-аптеке, уже собирался наглотаться и ждать скорого выздоровления, как он позвонил.

– Почему ты не в Сети? Я волнуюсь.

– Потому что болею.

– Мог бы сказать.

– Говорю. Мне уже и рецепт выписали.

Он спросил, что именно выписали, и пообещал привезти другие антибиотики – третьего поколения.

– Не надо.

Кажется, он был рад, что появилась причина меня не слушать – через полчаса явился с лекарствами. Был в джинсах и серой обтягивающей футболке – неожиданно высокий, стройный, будто за это время вытянулся, похудел и помолодел. Будто за это время я забыл его и знакомился заново. Но я никогда его не забывал.

– Где же тебя угораздило простудиться? – спросил он. – Дома на диване?

Я сел за стол и подпер голову кулаком. Не было сил на флирт, не веселые ответы, на дерзкие взгляды. Я знал, что он видит меня таким, каким не видел раньше – тусклым, поникшим, с гнусавым голосом, с грязными волосами. И я сам позволил этой встрече произойти – назло самому себе.

– Я с тобой побуду немного, пока тебе легче не станет, – предложил он.

– Не надо. Я сейчас не в той форме, чтобы оценить твою компанию

Он молча сел напротив.

– Я не хочу, чтобы ты оставался, – сказал я четко. – Неужели ты думал, что прибежишь с пилюлями, и я растаю?

– Нет, не думал. Я знаю, что ты неуправляемый, – сказал он. – Я знаю, что и для отношений, и для бизнеса нужны покладистые, легко управляемые люди, способные идти на компромисс. А ты не такой. Ты продолжаешь так со мной обращаться, будто я тебе враг. Все, что мог, я уже объяснил. Я никогда тебе врагом не был. Иначе этого разговора сейчас не было бы.

– Только небольшой холмик без креста.

– Павлик, ну, прекрати. Давай, пей таблетки, за двадцать минут до еды, два раза в день.

– Тебе бы врачом устроиться!

– Я хочу, – сказал он серьезно. – Очень хочу. Но сейчас для меня это невозможно. Кристина постаралась.

– Как именно?

– Ты лечись, не думай об этом. Просто я всегда мечтал, в постели с ней мечтал, глядя на детей мечтал – быть обычным врачом, встретить тебя, видеть тебя каждый день, жить с тобой. И все это казалось таким нереальным. Я чувствовал, будто давно умер и просыпаюсь по утрам только затем, чтобы вспомнить, что я мертв. А теперь все вроде бы близко, но так трудно, и нет радости.

– Возможно, мы живем в мире без радости. В мире сплошной муки, в жерновах Сансары. В следующей жизни я вообще тебя не встречу, а в этой ничего не получается.

– Все получится. Я еще надеюсь. Ты, главное, пей таблетки, за двадцать минут до еды, два раза в день.

Повторив свои мантры, он послушно ушел, и я снова остался один.

 

-11-

Сколько отделяет нас от прошлого? Сколько дней? Сколько мыслей? Сколько гигабайт опыта? Я встречал людей, с которыми мне было очень легко общаться. Встречал людей, с которыми мне очень нравилось заниматься сексом, с которыми ничего не подтачивало изнутри, в которых я никогда не сомневался.

С Витей не так. Мы нашли друг друга – словно поклялись когда-то найти и нашли. Но друг для друга мы неудобные люди. Наш опыт расталкивает нас в разные стороны, его нельзя так просто списать со счетов.

Когда простуда прошла, я всерьез задумался о том, чего же хочу. Скопилась целая папка заказов на отзывы благодарных покупателей разной хрени, и один журнал – в том же ключе – предложил мне сочинять письма о любовных историях на тему ревности. Я почувствовал, что упал еще ниже.

– Тебе известны любовные истории на тему ревности? – спросил у Вити по скайпу.

– Тебе лучше?

– Лучше. Спасибо.

– А зачем тебе про ревность? Переквалифицировался в романисты?

– В эпистоляристы.

– Деградируешь.

– А ты? Чем занимаешься?

– Приезжай посмотри.

– Адрес дай.

– Серьезно?

– Ради истории про ревность – куда угодно.

Я вымыл голову, я причесался. Я нашел самые облегающие джинсы. Может, как любого выздоравливающего, меня влекло к сексу, к движению, к жизни. Я больше не мог сидеть в четырех стенах и сочинять ахинею.

Но Витя не особо просиял при моем появлении. Провел внутрь и взглянул на меня как сквозь облако тумана или какое-то неприятное воспоминание.

– Твоя квартира? – спросил я.

– Моя. И машина еще осталась. Но…

– Но что?

– Ничего. Рад, что мы, наконец, вдвоем. И без спешки. Ты хорошо выглядишь.

– Ты тоже.

Он заулыбался.

– Пить будешь?

– Давай.

– Таблетки уже не принимаешь?

– Нет.

– Тогда бренди.

Квартира у Вити была свежей – пахнущей ремонтом и полупустой, но кровать краем глаза я заметил.

Он подал мне бокал, и тут же прижал вместе с бокалом к себе, я едва успел отвести руку в сторону.

– Люблю тебя, – сказал он глухо.

Я поцеловал его, но «люблю» было горьким на вкус. Я скорее стащил с него футболку, провел рукой по спине.

– Все можно, Витя. Теперь нам все можно.

Он только вздохнул и допил бренди. Я не мог понять, хочет ли он вообще. Мне стало казаться, что я и сам уже не так хочу секса, как по дороге к нему, в своих фантазиях.

– Нет, не останавливайся. – Витя взял меня на руку. – Пойдем.

Мы все-таки оказались на той кровати, которая так манила меня за минуту до этого. Витя сбросил одежду и лег сзади, крепко обняв меня. Я уже чувствовал, что и без прелюдий он готов войти, но он все медлил, потом вставил и сказал мне на ухо:

– У меня есть одна история о ревности.

– Может, не сейчас?

– Но она о нас. Моя жена…

– Твоя бывшая жена?

– Да, моя бывшая жена…

– Я не могу говорить о твоей бывшей жене, когда ты во мне.

– Я же предупредил, что история о нас. Она хочет, чтобы я уехал из города. А лучше – из страны, насовсем, и чтобы никогда не видел детей. Он обзвонила все клиники, я никуда не могу устроиться на работу – везде меня встречают после ее рекомендаций, как пидора, которому не место во врачебном коллективе. А я не чувствую, что пидор. Не чувствую, что больше не люблю своих детей. Не чувствую, что изменился. Или что недостоин простой работы терапевтом. Мне кажется, я всегда таким был, всегда читал эти многотомные справочники, всегда следил за новинками фармации, за новыми медицинскими технологиями.

– Но ты жил совсем иначе.

– Но я не был другим.

Я вывернулся и сел на постели.

– Она это все из ревности?

– Из ревности. Или из ущемленной гордости. Она дочь мэра, не забывай.

– Она дочь криминального авторитета.

– Ну, или так.

– А если нет, то что? Если ты не уедешь, то что?

Витя взял в руку мой член.

– Давай в этот раз по-другому. И не говори, что не сможешь.

Он лег на живот, ожидая моей инициативы.

– Я и не говорю, что не смогу.

Я надел резинку и вошел в него. Мы больше не говорили. Это был медленный глухонемой секс, мы кончили, но меня не покидала мысль, что он хотел лишь понять, насколько изменился.

 

-12-

История о ревности неожиданно продолжилась. Кристина позвонила мне на мобильный и назначила встречу в парке.

– Но нам нечего обсуждать, – попытался отказаться я.

– Это ты так думаешь.

Потом прислала номер машины. И эта конспирация напомнила мне Витю, словно подсветила то неприятное, что было между нами.

– Не хочу, чтобы нас видели вместе, – объяснила она.

Я сел в машину. Разговоры в замкнутом клаустрофобном пространстве всегда меня выматывали. Я набрал побольше воздуха в легкие и приготовился слушать.

– Мы не плохие люди, – сказала Кристина. – Мы не плохие люди, Паша. Просто мы так живем, мы так привыкли. У отца всегда было положение, власть, должность. Но мы не плохие люди.

– Я своими глазами видел, как вы прессуете людей.

– И Витя тоже. И он такой же. Я его хорошо знаю. Поэтому и прошу.

– А вы просите?

– Да прошу уехать – тебя. Или даже вас вдвоем. Только насовсем. Я не представляю, что он будет жить здесь, в этом городе, встречать наших общих знакомых, видеться с детьми. Как мне сказать детям, что он гомосек? У него дети, но он гомосек, так?

– А почему нет?

– Потому что это ненормально. Так не должно быть.

– Откуда вы знаете, как должно быть? Я уверен, что все это должно быть, все это возможно и совершенно нормально. Он любит детей, он хочет остаться им отцом.

– И жить с тобой? Все говорят об этом. Он сам это рассказал. Мне звонят, задают вопросы. Папа нервничает.

Кристина неприятная. Или просто мне она кажется неприятной – у нее черные, почти синие волосы и ярко-лиловые губы. Все, что между ними, как будто пропадает. Я чувствую, что со мной говорят надутые губы и меня душат длинные волосы.

Я снова почему-то думаю, что Витя был частью этого мира – общался и мирился с этими губами и волосами. Подстраивался, подыгрывал и преуспел. Чувствовал себя мертвым, но преуспел. Значит, он совсем другой человек. Снова я ощутил к нему что-то враждебное, даже не видя его.

Мысли унесли меня прочь из машины. Можно ли любить человека, которого продолжаешь считать врагом? Можно ли переживать за чужого? Пусть уезжает и начинает где-то все заново, без меня.

– Я не хочу в этом участвовать, – сказал я Кристине. – И вы напрасно меня просите. Если вы хорошо знаете Витю, то должны были понять, что он гей. Это не я сделал его таким. Он всегда был геем. Так что я ничем вам не помогу в ваших разборках. Вам не привыкать разбираться – разберетесь и в этот раз!

По дороге домой я одумался. Вышло, что я отказался от Вити. Сколько раз уже отказывался – и снова отказался.

Мы оба подлы, мы оба недостаточно любим, мы не так уж непохожи. Самокопания душили меня. Я хотел позвонить ему, но сказать было нечего.

 

Витя пришел вечером, но о моем разговоре с Кристиной даже не стал слушать.

– Забудь о ней! Я никуда не уеду. Я не смогу жить без тебя. Теперь, когда я тебя нашел.

Совесть стала мучить меня еще сильнее. Разве я не должен был сказать, что все брошу и уеду вместе с ним – хоть на край света?

Мне вдруг показалось, что он, действительно, изменился. Он стал невесомым. Его фигура в молодежных джинсах, его жесты, его улыбка, – все стало легким, будто часть его уже растаяла, и таяние продолжалось. Что в нем таяло? Груз прошлого? Скованность? Зависимость? Необходимость таиться?

– Я не могу уехать с тобой. Я хочу работать в твоем агентстве, – сказал я. – Мне кажется, это настоящее дело. Этот проект дорого тебе стоил!

– Правда, на Баден-Баден уже ничего не осталось. Спасибо, что ты понял, как это важно.

– Я понял.

Он приблизился и обнял меня.

– Спасибо тебе, Павлик. Мне кажется, так мы сможем немного что-то исправить… не все, не всех…

– Да.

Он все еще обнимал меня, и я чувствовал его тепло, но мне хотелось сказать, что он напрасно благодарит и обнимает меня – я согласился не ради него, а ради той же иллюзорной правды, которую пытался отстаивать всю жизнь, и которую считаю важнее самого Вити.

 

-13-

Чтобы отстаивать правду, нужна смелость. Я готов, я ничего не боюсь. Не боюсь за свою жизнь – я одинок, не связан никакими обязательствами, никакой ответственностью за других. Я многое повидал, выпил много водки, испытал много оргазмов. Написал много букв – правдивых и искренних. Никогда не врал, никогда не притворялся кем-то другим. Сам себя считал хорошим и честным человеком.

Но с Витей все пошло не так. Он, научивший меня ничего не бояться, вдруг заставил меня понять, что отсутствие страха за свою жизнь или за жизнь близкого человека – это холодность, это равнодушие, это не любовь.

Я понял это, когда взорвали его машину. «Лексус» сгорел дотла – это был еще тот автомобиль, в котором он разъезжал на правах зятя мэра. Вити в машине не было, но мы поняли, что Кристина не шутит, а предупреждает. Вот такая серьезная ненависть у нее, у ее отца. Вот так прошлое ненавидит Витю. Не может отпустить – может только изгнать или убить.

И вот тогда я испугался и сказал ему, что он должен уехать.

– Но куда? Мне некуда ехать! На зарубежные турне у меня нет средств, работать там я не смогу.

– Поезжай в провинцию. Будешь врачом в сельской больнице. Начнешь все заново.

– А ты?

– А я должен работать. Мы с Максимом уже все обсудили, есть идеи, есть интересные решения. Я просто не имею права все бросить.

– Да-да, конечно! Но…

– Мы бы все равно не смогли поселиться там вдвоем, ты понимаешь? Я буду приезжать на выходные, как друг, в гости. О тебе никто ничего не узнает, ты сможешь жить спокойно, работать по специальности, к тебе будут нормально относиться.

– Да-да, – Витя снова согласился. – Но мне кажется, ты совсем не то говоришь. Так, как будто мы делаем что-то очень разное. Ты будешь бороться, а я буду притворяться и маскироваться, как и раньше. Я понимаю, что ты прав, что так нужно. Но я как в тумане.

– В соседнюю область, не дальше, – попросил я.

– Хорошо, – кивнул Витя. – Мне все равно.

Мне хотелось как-то организовать наше прощание – прогуляться по городу, поужинать в хорошем ресторане. Но когда я пришел к нему на следующий день, он складывал вещи в две дорожные сумки и чемодан.

– Нет, никуда не хочется идти. И дождь обещали. Август такой холодный, словно уже осень. Зачем нам прощаться? В чате будем переписываться. Нам не привыкать. Включишь видео. Будем дрочить вместе.

– Ты едешь, потому что должен жить. Потому что ты мне нужен, – сказал я.

– Я это понимаю.

Витя вдруг задумался.

– Я знал, что придется жертвовать и прошлым комфортом, и детьми – ради тебя. Но, что придется жертвовать и тобой – ради тебя, нет, этого я не знал.

– Я не могу бросить твое агентство. Когда оно станет приносить нормальный доход, ты сможешь куда-то переехать…

– Но не смогу вернуться сюда. Можно бесконечно повторять эти выводы, решения все равно нет. Ты останешься до утра?

– Да. Только провожать не буду.

– И не нужно. Я потом адрес пришлю. Спишемся.

– Витя, мы будем видеться очень часто, – пообещал я.

 

-14-

Утром он уехал. Я уверял себя, что это не бегство, не поражение, а просто небольшой маневр, переезд в соседнюю область. Он не писал несколько дней. Потом сообщил, что все нормально – снял дом в одном из районов, его взяли терапевтом в местную больницу и даже были ему рады. На приеме уже были две бабушки – обе с больными суставами.

Он уже не писал под именем Макса. Ник изменился на Vic. Каждый раз я смотрел на прекрасную букву V и думал о том, что мы не победили. Мы приспособились к обстоятельствам, но мы побеждены.

– А у меня две статьи вышло.

– Поздравляю, я на сайте видел.

– А, да. Интернет же. А сад есть?

– Есть, но очень старый. Деревья сухие стоят. Хозяйка сказала, что пилить ничего нельзя. Но жить можно.

– Конечно.

Можно жить среди мертвых деревьев. Можно, но не хочется.

– Приехать в субботу? – спросил я.

– Нет, не надо пока. Я немного освоюсь. Дом еще неубран, все пыльное.

– Я помог бы.

– Будешь с кем-то встречаться?

– Когда? Почему ты так решил? Нет, конечно, нет.

– Мы как бы не вместе.

– Мы вместе.

– Да, спасибо.

– Ты с ума сошел? За что ты меня благодаришь? Мы вместе.

 

Как только я начал писать для агентства, моментально вошел в прежний ритм – мне стало некогда сидеть за компом, я носился со встречи на встречу, брал интервью и делал нарезки комментариев, едва успевая оформлять и сдавать материалы. Я почувствовал, как это живое дело потекло во мне с кровью. Возможно, впервые в жизни я оказался в проекте, который не обслуживал ничьи интересы. И все благодаря Вите.

Мы списывались только по ночам, обычно перед сном. Сначала подолгу, потом нам стало хватать нескольких фраз, чтобы описать наши дни, потом оказалось достаточно коротких «ок» и «спок».

Рекламный отдел оказался неожиданно успешным, агентство стало размещать рекламные блоки, оплата которых уже могла удержать нас на плаву. Максим набрал на работу новых дизайнеров, мы поняли, что больше не тонем, не боремся за жизнь – мы развиваемся, мы растем.

И только я знал, что мы не победили. Я отказался от любимого человека, чтобы сохранить ему жизнь. Я ежедневно пишу о правде, которая ничего не меняет или меняет так медленно, что я на своем веку не смогу этого почувствовать. Мы подчинились той системе, с которой боролись. Мэр по-прежнему присваивает чье-то имущество и угрожает чьим-то жизням. Общество по-прежнему ищет объект для высмеивания и преследования среди тех, кто отличается от большинства.

А мы все равно продолжаем… Я пишу правду, которую читатель даже не отличает от обычных желтых заметок. А Витя лечит людей, которые готовы забросать его камнями. Мы могли надеяться только друг на друга, но друг друга мы уже потеряли. И даже если отмотать время назад, после первой встречи с ним я не хотел бы прожить свою жизнь по-другому, в после второй – просто не смог бы, не было ни одного шанса остаться вместе.

– Мне так жаль, Витя. Я вдруг понял, как люблю тебя. С тех пор как я плакал в такси, когда сбежал от тебя, я еще ни разу не плакал. Но вот сегодня этот день. Я так тебя люблю. И мне так жаль.

Я отправил смс, выпил водки и провалился в сон. А утром увидел две сумки, чемодан и Витю.

– У меня ключи остались! – сообщил он радостно.

– Что ты здесь делаешь? – я тер глаза спросонок.

– Всю ночь ехал после твоего сообщения, чтобы сделать тебе сюрприз!

– А вещи?

Он кивнул.

– И вещи! Не могу я прятаться! И без тебя не могу!

– А Ковалец? А Кристина?

Витя махнул рукой.

– Ничего они мне не сделают! Я уверен, что ничего. Ну, просто джип взорвали. Ну, и что? Просто на зло. Чтобы я их не забывал.

– Но она угрожала…

– Ну, угрожала. Она взбалмошная, нервная. Но она неплохой человек. И они вообще…

– Неплохие люди?

– Конечно! Вот, и ты понимаешь. Так ведь?

Я молчал.

– Будем жить вместе! – продолжал Витя. – Ты будешь писать. А я в лучшую клинику устроюсь – с таким-то опытом! Месяц в поселковой больнице! Да такой специалист всем нужен! Ну, и что, что пидор? Пусть говорят, что хотят. Я не чувствую, что я пидор, что я какой-то не такой. Вот раньше говорили, что подкаблучник. А разве я был подкаблучником? Подо мной целая бригада ходила, все меня слушались, мы такие вопросы решали! Меня в угол загнать нельзя! Я не крыса какая-то, чтобы дрожать по углам!

Мне хотелось просто обнять его, но он все говорил, говорил, вспоминал какие-то случаи из прошлого, сыпал фамилиями. И я чувствовал, что в отъезде он ни дня не провел спокойно – думал, думал, искал выход и, как и я, не нашел никакого.

Я, наконец, потянул его за руку.

– Присядь, Витя. Посиди спокойно. Мне скоро на встречу, и вообще… начнется суета, неизвестно, что. А сейчас солнце встает, и кажется, что все хорошо будет. Ты просто посиди со мной.

Он умолк и грузно сел на кровать. Я сплел его пальцы со своими, и он сжал мою руку еще крепче.

Произведение опубликовано с согласия автора