Гот. Побег из прошлого

3. Кривая улыбка Фемиды

Через два дня я свидетельствовал в суде, выступая в защиту Сэмми. Ситуация складывалась явно не в нашу пользу: свидетель, которого обвиняют в уничтожении улик; государственный адвокат, который не имеет малейшего интереса вас защищать; обвиняемый, который от страха так и не смог сказать ни одной фразы в течение всего судебного заседания. Таким образом, все зависело только от моих доводов, так как в этой хлипкой связке "обвиняемый-свидетель-адвокат" только я был более-менее надежным звеном.

Я подробно рассказал о событиях того дня.

"Ваша честь, все, что мы планировали сделать, это прогуляться, пообедать и выпить кофе, пройтись по магазинам и купить несколько компакт-дисков. Нож в кармане Сэмми носит постоянно, но не с целью совершения каких-либо противоправный действий — с ним он чувствует себя в относительной безопасности. Фобии — его беда, он чувствует себя беззащитным, и постоянно обеспокоен, что не сможет защититься в случае нападения хулиганов, и только этот складной нож придает ему храбрости. Не будь у него тогда ножа, то и не было бы той встречи с полисменом, так как Сэмми просто не осмелился бы покинуть дом. Сэмми буквально инфицирован фобиями: боится оставаться в тесном замкнутом пространстве, все время насторожен в ожидании нападения, если находится вне пределов дома, боится потерять меня — единственного друга...".

Судья с сожалением смотрел на Сэмми, который, казалось, находился в полнейшей прострации. Возможно, судья размышлял о том, что могло произойти с этим мальчиком, чтобы он превратился из человека в пресмыкающее. Время от времени судья переводил взгляд на меня.
— Суд удаляется на совещание.

Все присутствующие в зале встали, когда три судьи направились в совещательную комнату. Я прошел в зал и сел за спиной Семми, положив руку на его плечо.

— Малыш, соберись с мыслями. Тебе нужно будет сказать что-то.

— Я не смогу, где они?

— Сейчас они обсуждают сказанное мной, а когда вернутся, то будут слушать твои объяснения.

— Я не смогу сделать этого.

— Малыш, все будет хорошо, только скажи правду. Будь убедителен, чтобы они поверили и были снисходительны. Тогда ничего слишком плохого не произойдет.

— Что ты имеешь в виду, говоря "слишком плохо"?

— Хорошо, если ты не можешь внятно объяснить суть вещей, тогда судья может подумать, что ты пытаешься утаить правду.

— Я попробую.

Призыв секретаря всех встать возвестил о прибытии судей, которые расселись в свои кресла и приготовились к дальнейшему слушанию дела Сэмми.

— Сэмюель Темпест, суд желает услышать ваше объяснение по сути дела.

Твою мать! Лицо Сэмми сразу переменилось, он побледнел, и, казалось, готов потерять сознание. Все идет не так, нет так!

— Сэмюель, почему у вас был в кармане нож в субботу 4-ого сентября?

— Я... я...

"О, Сэмми, говори, ты же можешь, это твой последний шанс! " — я с трудом сдерживался, чтобы не крикнуть это вслух.

— У меня есть проблемы... Беспокойство, я имею в виду... Прямо сейчас, мне трудно говорить с вами. Без того ножа я так боялся бы, я только... не буду в состоянии покинуть свою спальню. И я никогда не встретил бы своего прекрасного Дэйви.

Я густо покраснел после слов Сэмми. Я все еще не привык к тому, чтобы быть названным красивым.

Суд удалился на совещание, а в зале до самого возвращения судей стоял гул, в рокоте которого доносились обрывки фраз, из которых не трудно было понять, что идет обсуждение наших с Сэмми отношений.

— Суд признает Сэмюеля Темпеста виновным в ношении холодного оружия...

После этих слов на мои глаза опустилась пелена тумана, сознание помутилось, я упал на колени, обхватив голову руками.

То, что, как предполагалось, было простой датой, превратилось в мой худший кошмар.

— ...на этом основании, Сэмюель Темпест, вы приговариваетесь 4-ем годам лишения свободы, с отбыванием наказания в колонии для несовершеннолетних.

Я не мог верить этому! Четыре года за то, что Семми носил нож для самозащиты? Я почувствовал головокружение, а когда попытался подняться на ноги, то снова упал на колени. Ко мне подбежали санитары, чтобы оценить состояние моего здоровья. Ничего страшного не произошло, не считая небольшого ушиба на коленке.

Сэмми под конвоем вывели из зала, и я не мог сдержать слез, когда встретился взглядом с потухшими и полными слез глазами друга. О, боги!

Следующим на очереди был я.

Я старался собраться с мыслями, но мозг категорически отказывался работать. Перед глазами расползлась белесая пелена, а сквозь затуманенное сознание, откуда-то издалека, доносились обрывки фраз. "... Слушание по делу... Девид Джонс... Под председательством его чести, судьи Картера... ". Из ступора меня вывело обращение судьи.

— Дэвид Джонс, что вы можете сказать в свою защиту?

— Я... Ваша честь, все, что я могу сказать в свою защиту, я был сердит. Мой друг обвинялся в ношении холодного оружия. Вы полагаете, что я должен был бросить его на произвол судьбы, зная о его страхах и фобиях?

— Нет, но это не есть основанием швырять сумку с уликами в чиновника.

— Я признаю свою неправоту, но это произошло непреднамеренно, в состоянии аффекта.

"Я полагаю, что вы говорите правду, и не имели намерений уничтожить улики или травмировать полицейского. Также я могу понять вашу душевную боль, что, очевидно, стало причиной потери сознания вследствие внезапной вспышки гнева. Я освобождаю вас с ASBO*".

Очевидно, это лучше, чем колония для несовершеннолетних. Я стремительно покинул зал суда, даже не сказал ни слова адвокату, которого втайне от меня наняла мама. Возможно, если бы меня защищал государственный адвокат, как в случае с Сэмми, мое положение было бы куда хуже.

Я сел на заднее сидение автомобиля. Не трудно догадаться, что особой радости я не испытывал, как в случае, если бы речь шла только обо мне. Впрочем, осознание того, что этот приговор — не самый худший вариант, немного успокаивало.

— Я так полагаю, что не должен задать вопросов?

Мама ничего не ответила, и до дома мы доехали молча.

Я сидел неподвижно, но лихорадочно размышлял. Меня не интересовало, что скажет мама по поводу этого ASBO. Мена совершенно не волновало, что скажут в школе. Больше всего я переживал о судьбе Сэмми. Теперь Клэр и Стив знали о приговоре, вынесенном Сэмми, и, походу, это для них было столь же хорошо, как если он просто умер. Как я уже говорил, они были полными жопами, и совершенно не переживали о судьбе мальчишки.

Я продолжал сидеть, пока мама не заглушила двигатель, затем вылез из машины и с силой хлопнул дверью. Поднявшись к себе в спальню, я запер дверь на замок и достал из тумбочки кожаный футляр.

Как я уже рассказал ранее, на меня постоянно навешивали ярлыки, типа "эмо", "гомик" и все такое, но я находил в себе силы с этим жить, но когда заканчивался предел моего терпения, тут на выручки всегда приходил кожаный футляр. Впрочем, я не собирался лишать себя жизни, хотя часто такая мысль и закрадывалась в мое сознание, но всегда находились причины, чтобы воздержаться от решительного шага. Такая причина имелась и сейчас, более того, я не имел права лишить себя жизни в то время, когда мой друг находится в заключении, так как это было бы предательством по отношении к нему.

Если вы еще не поняли, то я не собирался резать себе вены, и никогда не резал. А бритва мне нужна была лишь для нанесения раны, чтобы выкроить какое-то время, например, чтобы оправдать свое отсутствие в школе. Больничный лист мне необходим и теперь, вот зачем мне понадобился заветный футляр.

Я раскрыл бритву и провел по крышке ноутбука, чтобы убедиться, что лезвие достаточно остро. Затем я подтянул левый рукав рубашки, оголив запястье, и приставил бритву к нему под углом. Постепенно усиливая нажим, я, наконец, почувствовал, как холодная сталь проникла в кожу. Затем я провернул лезвие, изменив угол по отношению к запястью, и повторил операцию. Когда убрал окровавленное лезвие, на запястье зияла кровоточащая рана длиной приблизительно в три дюйма. Затем я обмотал рану заранее приготовленной тряпкой, чтобы остановить кровотечение. Если быть точным, то это была повязка для остановки носовых кровотечений, пропитанная специальным составом.

Тугая повязка плотно прижимала рану, так что мне не придется слоняться по комнате, зажимая ее руками и ожидать, когда свернется кровь.

Я забрался под пуховое одеяло и свернулся калачиком, погрузившись в водоворот эмоций. Никое кровопускание не заберет это, эту ненависть, эту душевную боль...

4. Озарение

Проснулся я в половине первого по полудни, быстро оделся в черные джинсы, футболку темно-синего цвета и черную куртку, чтобы скрыть свой порез. Впрыгнув в кроссовки, я помчался в низ по лестнице, на ходу бросив "я убежал".

— Сын, мы должны поговорить.

— Позже.

— Нет, теперь.

— Я сказал, позже! Хорошо?

Не дожидаясь ответа, я выскочил из парадной, неистово хлопнув дверью, и сбегая по крыльцу, заметил нескольких соседей — их набралось человек десять — которые уставились на меня. На ходу крикнул им несколько шаблонных фраз с органично вписывающимися ругательствами, какие обычно используют в подобных случаях, чтобы "приветствовать" слишком любопытных, и бросился к автобусной остановке. Там я запрыгнул в автобус, направлявшийся на Дерби-Сквер.

Добравшись к месту назначения, я поблагодарил водителя и направился прямиком к Дому Правосудия Королевы Елизаветы II — мне необходимо было уточнить местонахождение Семми в колонии для несовершеннолетних и оформить разрешение на посещение. Секретарь-референт сделал несколько звонков и дал мне заполнить кое-какие бумаги.

Как оказалось, Семми направили для отбывания наказания в отделение для несовершеннолетних в тюрьме Альткоурс. По крайней мере, не так далеко от дома. Добираться мне необходимо было на автобусе, и я вызвал такси и попросил водителя доставить меня к автобусной остановке.

На входе я буквально столкнулся с Клэр, которая обвиняла меня в том, что Сэмми не вернулся домой, и сопровождала до тех пор, пока я не завернул за угол. Черт! Вопреки моим предположениям, она не выглядела счастливой. Чем же я так прогневил Бога, если все идет не так, все время не так?

Спустя полчаса я оказался перед тюрьмой, окруженной забором, по периметру которого протянуты провода с током. Я уточнил время для посещений заключенных и записал номер телефона, по которому должен был предварительно договориться о свидании. Пока я ожидал автобуса, я прозвонил по телефону и договорился о свидании на завтра в три часа пополудни. Мне сообщили, что я должен прибыть за полчаса до указанного времени, чтобы пройти досмотр службой безопасности.

Когда я вернулся домой, то обнаружил записку, прикрепленную на входной двери. В ней было послание такого содержания: "Кровь — красная, вены синие, лезвие остро, и его остроту мы проверим на тебе".

Прекрасно! — снова все идет не так... Мне нужно ждать целых 24 часа, чтобы встретиться с другом, а тут кто-то угрожает меня убить.

Я вошел в дом и прошел в гостиную, где меня ожидала мама. Я присел напротив нее — она смотрена на меня взглядом, полным сочувствия.

— Так где он?

— Альткоурс.

— И когда там приемные часы?

— Я зарегистрировался на завтра, в три часа дня.

Эмоции внезапно захватили меня, и я почувствовал соленый привкус во рту — по щекам катились слезы. Я встал и медленно побрел в свою спальную, задаваясь вопросом, что произойдет завтра во время посещения. Но то будет завтра, а сегодня у меня есть еще кое-какие дела. Я закатал рукав и проверил состояние раны, которую нанес накануне вечером. Кровь еще сочилась на костяшках запястья — похоже я перестарался и нанес слишком глубокую рану. Я опустил рукав и направился к выходу, предупредив маму, что скоро вернусь, есть еще кое-какие дела.

Я направился в детскую поликлинику и записался на прием к травматологу.

— Привет, чем я могу помочь вам? — спросила женщина из регистратуры.

— Я готовил обед и имел неосторожность порезаться, — я показал рану.

Она спросила, не был ли нож ржавым, но я ответил отрицательно – сказал, что он совершенно новый. Она дала мне форму для заполнения, которую я вернул ей минуты через полторы-две. Мне сообщили, чтобы ожидал у кабинета — доктор вскоре меня примет.

Спустя четверть часа меня вызвали в кабинет к доктору. Когда я вошел в кабинет, доктор изучал форму, которую я перед этим заполнял.

— Итак, Дэвид, что я могу сделать для вас?

— Вот результат моей неосторожности, — ответил я и показал рану.

— Ну что же, придется промыть рану соляным раствором.

Процедура оказалась не из приятных, и я даже пожалел, что решился на поход к врачу, но иного выхода не было, потому приходилось терпеть.

— Отлично, — сказал доктор по окончании процедуры, — теперь необходимо скрепить края раны. Можно наложить швы или же склеить медицинским клеем. Какой вариант вам больше нравится?

Я остановился на первом варианте, и доктор сшил края раны. Было немного больно, но эту боль не сравнить с той, которую испытывал нанося рану. Я не показывал доктору вторую мою руку, на которой остались шрамы с прошлых раз.

Я покинул больницу с 30 стежками и больничным листом, который засунул в карман. Путь домой предстоял не близкий, но сейчас я решил пройтись пешком, чтобы развеяться и очистить свой ум от мыслей о завтрашнем свидании.

Было уже десять часов вечера и довольно прохладно. Проходя через сквер, я заметил молодого парня, сидящего на скамейке. На вид он был не старше меня, сравнительно легко одет и в руках держал рюкзак. Когда расстояние между нами сократилось до метра, он посмотрел на меня.

— Ты в порядке? — поинтересовался я.

— Все окей.

— Что ты здесь делаешь в столь позднее время?

— Убегаю...

Тут меня озарило! Нужно упаковать свою дорожную сумку, а когда мама уйдет на работу, захватить пальто и вперед! У меня имелись кое-какие сбережения, поэтому я могу купить билеты на поезд без использования пластиковой карты, чтобы не "засветиться". Мы сможем исчезнуть, и бросить вызов нашему правосудию...

— Почему ты так долго отсутствовал? — спросила меня мама, когда я вернулся в дом

— Гулял. Я должен был очистить свой ум.

— В течение восьми часов?

— Это была трудная неделя. Я, возможно, сутки гулял бы, если бы захотел, но ты бы стала волноваться...

Я вручил ей бледно-желтый нарцисс, который сорвал по дороге, и поднялся в свою спальню.

Закрыв за собой дверь, я стал собирать свою сумку. В сумке был прорезиненный карман, предназначенный для хранения еды, достаточно места для одежды и, разумеется, карман для ноутбука, который я смогу подзаряжать, например, в кафе. Я открыл свой сейф и достал кредитную карту и свои сбережения — 250 фунтов. Затем я упаковал сумку, не забыв также и кожаный футляр с опасной бритвой. Бритву и свой шестидюймовый нож я спрятал на самом дне сумки. Закончив приготовления, я отправился спать.

Проснулся я приблизительно в половине девятого. Прекрасно! Моя мама уже ушла на работу, так что мне никто не мешал. Я сел за стол, вытащил листок бумаги и ручку, и написал записку.

"Когда ты прочитаешь это, я буду давно в прошлом. Я закрыл свой банковский счет, собрал дорожную сумку и ушел. Наша система правосудия — коррумпированная куча дерьма, и я должен бросить ей вызов. Я знаю, что ты будешь за меня переживать, но иного выхода я не вижу. Возможно, когда я буду в полной безопасности, то смогу прислать весточку о себе. Я изменил IP своего ноутбука и Мак-адрес, таким образом, это затруднит мои поиски, я очень на то надеюсь. Не знаю, сколько времени мне придется прожить в изгнании, и вернусь ли я вообще, на все воля Божья. Я буду чертовски скучать по тебе...".

Записку я прикрепил скотчем к входной двери изнутри. Захлопнув за собой дверь, я понял, что в прошлом оставляю не только свои обиды, боль и унижения, но также и частичку своего сердца. На душе стало тоскливо и гадко, но отступать я не имел права.

По дороге я зашел в почтовое отделение, и около двух минут ожидал своей очереди к банкомату, где снял с карты 500 фунтов. Итого у меня в наличии 750 фунтов. Поездка в Глазго обойдется нам в 50 фунтов, остается 700, так что на первое время должно хватить. Теперь предстояло реализовать пункт №2 моего плана по спасению друга. Тут возникала одна проблема — в сумке был нож и бритва, так что в Альткоурс с ней соваться нельзя. Впрочем, это я предусмотрел, когда разрабатывал план.

Что касается плана. Мне предстоит договориться о дневной увольнительной для Сэмми — это разрешено правилами. На свидании с другом я расскажу ему, что его отпустят в увольнение, тогда мы купим билеты до Глазго, заберем мою сумку из "тайника" и сбежим.

После прохождения многочисленных проверок безопасности меня пропустили в комнату для свиданий. Только тут я понял, что у моего плана имеется слабое место — посетителей и заключенных разделяло толстое стекло, и общение происходило по телефону...

— Эй, малыш! — не скрывая эмоций, крикнул я в трубку.

— О, Дэвид, я так рад, что ты приехал. Ты выглядишь озабоченным, что случилось?

— Не время, как здесь? Они тебя не обижают? Кормят нормально?

— Дэвид Джонс, не переживай... Все замечательно. Я просто еще не привык, что нахожусь за решеткой. Это, пожалуй, для меня самое трудное.

Он был прав, и я знал его достаточно хорошо, чтобы понять, что мальчишка чувствует. Хотя он и болтал, что атмосфера тут доброжелательная, никто не унижает, но я понимал, как ему тяжело. И тут он снова, очень некстати, задал свой вопрос.

— Ты так и не сказал, что произошло.

Мимикой я показывал Сэмми, чтобы тот заткнулся.

— Я попросил дневной выпуск для тебя, и это одобрено.

— Да, кто-то говорил об этом.

Посвящать Сэмми в подробности плана по телефону было опасным, поэтому я постарался как можно точнее объяснить все мимикой и губами — мы с Сэмми научились читать по губам, поэтому он должен меня понять.

— Я собираюсь вернуться через час, и мы направляемся в город.

На этом мы закончили, и я ушел. Теперь мне предстояло действовать быстро, так как от меня зависело все. Я вернулся домой, забрал сумку, наличные деньги и отправился на Центральный вокзал Ливерпуля. Там я проследовал к "Пещере" — так на сленге называли Старбукс — где спрятал сумку в одном из заброшенных туалетов. Все мои действия были распланированы поминутно, и любое непредвиденное обстоятельство могло поставить весь план под угрозу, поэтому свободно вздохнул я лишь тогда, когда через час входил в административное здание тюрьмы.

5. Разыскиваются...

Сэмми уже ожидал меня в комнате для посетителей, и после некоторых формальностей нас выпустили "на волю". Пока мы добирались до ж/д станции, я уже без опасений достаточно подробно ввел Сэмми в курс дела. Мы сели в поезд и добрались на Центральный вокзал. Тут мы должны были разделиться и добираться до "тайника" разными путями, но снова что-то пошло не так.

— Я помечен, — сказал Сэмми.

Он поднял штанину, и я увидел браслет на лодыжке, с мигающим зеленым огоньком.

— Дерьмо! Что ж, тогда в Старбукс идем вместе.

— Почему?

— Доверься мне, малыш.

Было уже 5 часов и у нас оставалось не так много времени. Мы побежали в Старбукс, к заброшенным туалетам, где я спрятал свою сумку. Я вытащил ее с такой скоростью, как я мог бы вытащить свой нож. Я достал из сумки нож и сказал Сэмми садиться на унитаз и не шевелиться. Орудуя ножом, я аккуратно разрезал нитки, скрепляющие жгут проводков, затем стал осторожно раскручивать их. Времени потребовалось довольно много, но через полчаса мне таки удалось стащить браслет с лодыжки Сэмми. Я достал из сумки одежду и бросил Сэмми шорты, голубую футболку, кепку и сандалии.

— Зачем? — спросил Сэмми.

— Ты хочешь быть пойманными? — спросил я, стягивая свою футболку.

— Ну, нет... Но зачем ты раздеваешься?

— По той же причине. Ты отпущен со мной, поэтому, если опознают одного из нас, то все пропало.

Я переоделся в черный спортивный костюм Adidas, обул кроссовки Nike, а на голову напялил рыбацкую шляпу, которую "позаимствовал" у своего дяди.

Мы покинули Старбукс в 6 часов, и направились прямиком к станции Лайм-Стрит. Там мы ожидали примерно 2 часа, когда я сообразил, что допустил большую неосторожность, которая могла бы стоить нам свободы. Я вытащил сим-карту из мобильного и приобрел новую, а также ваучер пополнения.

В начале восьмого мы сели в вагон, где с волнением ожидали отправления поезда. Эти двадцать минут мне показались вечностью. Если бы нас обнаружили, то, по всей видимости, Сэмми вернулся бы в тюрьму в моем сопровождении, только на этот раз в качестве заключенного.

Итак, эти 20 минут прошли в томительном ожидании, и мы даже не перекинулись ни словом, и только когда поезд тронулся, мы вздохнули с облегчением. У нас оставалось 639 фунтов, это меньше, чем в моих расчетах, ведь пришлось потратиться на сим-карту и ваучер, но на первое время хватит.

— Дэйв, почему Глазго.

— Хорошо, что мы знаем в Глазго, Сэмми?

— Ничего.

— Так почему мы не можем уехать туда?

— Не почему... А, я понял, мы же там никого не знаем, и нас никто не знает, то есть Глазго, это самый последний вариант, где нас станут искать. Значит, у нас будет время пересидеть в Глазго, пока не решим куда двинуться дольше.

— Дошло? А теперь давай сменим тему — не будем привлекать внимания.

В четверть десятого мы прибыли в Манчестер Пиккадилли, где пересели на поезд до Глазго Центрального, отправлявшегося в 10 вечера. Большую часть поездки, мы наслаждались объятиями друг друга, иногда целовались. Люди уставились на нас, но мы на это не обращали никакого внимания. Мы любим друг друга, и что в этом предосудительного?

Мы вышли из Глазго Центрального, взявшись за руки. Душа ликовала — два подростка смогли перехитрить систему правосудия. Свой нож я прикрепил к бедру с левой стороны, чтобы в случае нападения его легко можно было достать. У нас оставалось 600 фунтов, что не так уж и плохо. Времени было уже за полночь, если точнее, то 00:35, и нам необходимо было выспаться после напряженного дня. Мы выбрали подходящее место для ночлега, вдали от городско суеты, я достал из сумки спальный мешок, и мы уснули буквально через несколько минут, сцепившись в крепких объятиях.

Сэмми разбудил меня в 6. 30 — у его биологического будильника была противная привычка просыпаться именно в это время, независимо от того, сколько он спал. Так как мой сон очень чуткий, то его шевеление разбудило и меня.

— Доброе утро, — недовольно пробормотал я, карабкаясь из спального мешка.

— Нормально выспался?

— Еще не знаю, так как ты разбудил.

— А мне жестковато было.

— Придется привыкать, малыш.

Город уже пробуждался — мы заметили несколько человек, совершавших утреннюю пробежку и наслаждавшихся утренним воздухом. Нам нужно было попасть в центр города и "раствориться в толпе".

По пути мы зашли в небольшое кафе, чтобы хлебнуть кофе, и пока наслаждались живительно влагой, услышали по телевизору о розыске беглецов. По BBC News демонстрировали наши фотографии с надписью "Внимание! Разыскиваются беглецы".

Неправильно! Я не беглец, я — соучастник. Сэмми — беглец, я только помог ему немного. Впрочем, сейчас это не имело большого значения, и, походу, я в большем дерьме, чем он, поэтому за то, что сделал, могу провести остаток жизни в тюрьме. Это, впрочем, тоже не важно, он мой друг, и этим все сказано.

6. С чистого листа

Бармен стоял спиной к телевизору, поэтому наших лиц видеть не мог — я быстро расплатился, и мы покинули кафе. Мы решили разделиться, так как сейчас вдвоем было опасно. Сэмми должен будет снять номер в отеле на ночь. Я дал ему 100 фунтов, и мы договорились о месте встречи.

Я отыскал магазин косметики и приобрел 2 флакона краски, черную тушь и помаду. Еще я купил 2 рулона пластыря и ножницы.

В назначенное время мы встретились с Сэмми в условленном месте, откуда разными путями добрались в гостиницу.

— Дэйви, что, если кто-то признает нас?

— Тогда это будет... Но мы изменим внешность.

Я указал на пакет с краской для волос и косметикой

— Краска для волос?

— Это не кардинально нас изменит, но все же. Полиция разыскивает двух подростков с рыжими и каштановыми волосами, но мы теперь — "готы".

— И то правда.

Я уже рассказывал, что в свое время практиковал перекрашивание волос, так что опыт имелся, поэтому через три часа у нас были черные как уголь волосы. Немного попрактиковавшись, мы неплохо научились подкрашивать веки и ресницы; в довершение к новому портрету — черная помада на губах.

Когда мы закончили наше перевоплощение, то посмотрели друг на друга и рассмеялись. Результат превзошел мои ожидания, и мы действительны были совершенно другие. Денег, правда, оставалось уже 450 фунтов, что сильно отличалось от моих предварительных расчетов, но ничего, придется расходовать экономно. Очевидно, нам предстоит решить еще много вопросов, и столкнутся с кучей проблем, но мы бросили вызов системе, и это самое важное.

Ну что ж, пускай теперь разыскивают...


*ASBO (antisocial behaviour order) — санкции за антиобщественное поведение.