Красная мантия

Били, - отметил Винченцо, рассматривая полностью обнаженного юношу со связанными за спиной руками, в то время как ему подробно излагались условия сделки, - и били сильно. Вероятно, мальчик отчаянно сопротивлялся… Глупенький, досталось же ему, как еще держится!

Стараясь не замечать направленный на него восторженный счастливый взгляд, он выслушал проникновенную речь противника, и ответил с самой своей ядовитой улыбкой, издевательски вздернув бровь:

 - Вы с ума сошли! Даже если предположить, что когда-то я действительно состоял в связи с этим мальчишкой – ни одна самая хорошенькая и умелая задница не стоит кардинальской шапки!

От этих насмешливых слов лицо Михаэля покрылось трупной зеленью. Глаза, - неверящие, распахнутые во всю ширь страданием, - выцвели, лишились всякого выражения.

- Или я когда-нибудь дал повод уличить меня в сентиментальности? – продолжал  в том же тоне Винченцо, зная, что каждое его слово вонзается в сердце несчастного юноши ножом убийцы.

- О да, сентиментальность это не по вашей части! – согласился Джироламо Делла-Ровере, припоминая, каким образом будущий кардинал заявил о себе в Риме впервые. Серьезно заявил, отправив на плаху родного дядю и безжалостно расправившись с половиной его людей. С василиском Спада они до сих пор добрые друзья, и поговаривают что скоропостижная смерть его бывшей любовницы Лучианы Ди Каппа тоже дело рук падре Винченцо. Хотя, нужно признать, эту новую Мессалину желали упокоить многие, уж очень часто она влезала в дела, которые не полагается.

- Но быть может, вы просто пытаетесь защитить «этого мальчишку» уверив, что он бесполезен для меня? Тогда советую вам подумать! Я не собираюсь его убивать. Он довольно миленький: эти золотые волосы, симпатичная мордашка, аквамариновые глазки – на востоке ему цены не будет, несмотря на то, что он не слишком-то старателен в постели…

Даже от осознания того, что они изнасиловали Михаэля, и скорее всего не раз, - на лице Винченцо ничего не отразилось.

- Ничего, научится, - вкрадчиво продолжил Делла-Ровере. - А вам – я пришлю то, что ему там не понадобиться…

Винченцо достаточно знал о кардинале, чтобы быть уверенным - тот не шутит, угрожая кастрировать Михаэля и продать его в рабство.

- Даже если бы он и был моим любовником: причем настоящим, а не прошлым, - холодно сообщил он. - Неужели вы думаете, что я согласился бы принять его обратно, после того как он был подстилкой…

Михаэль отчаянно замотал головой: его действительно били и во время нападения, и когда он пытался бежать, но в этом смысле – почему-то не тронули.

- …для вас и ваших слуг? Я, знаете ли, несколько брезглив!

Юноша обессилено обвис в удерживающих его руках, находясь на грани обморока. Губы беззвучно проговаривали: любимый, я чист… я чист… не верь им!

- Посмотрите только! – расхохотался кардинал. - Да этот парень влюблен в вас не на шутку! А он ничего, хорошо сложен… Неплохо смотрится… Пожалуй, я даже оставлю его себе. Он будет прислуживать мне в таком виде, а в награду я позволю ему иногда видеть вас, когда буду приглашать к себе… Что ты сделаешь ради этого, а?

Михаэль не ответил, но взгляд его, устремленный на Винченцо, говорил яснее слов, и умолял о пощаде. Он просто больше не видел никого и ничего вокруг, с того момента как его ввели.

- Как видно, все.  Целуй мои туфли! – вдруг распорядился Делла-Ровере.

Юноша медлил, словно все еще чего-то ожидая, но падре Винченцо равнодушно отвернулся.

- Ну же! И мы позволим потом поцеловать туфлю отца Делла-Конти.

Надежда еще жила в юноше, и кардинал Джироламо это знал.

- Я не любитель подобных развлечений, - безразлично уронил Винченцо. Казалось, его больше заботит собирающийся за окном дождь, чем молодой человек, стоящий перед ними на коленях обнаженный.

- Так значит, этот мальчик вам уже настолько не интересен? – Делла-Ровере смерил его внимательным взглядом. - Что ж, я умею справляться с разочарованием, а вот ему тогда  придется позаботиться о себе самому…

По его знаку, один из слуг приблизился и приспустил штаны, выставляя и начиная мять член, заставляя его подняться.

- Соси его! Если Карлито понравится, я отпущу тебя на все четыре стороны немедленно.

Михаэль замер, но ждал он опять напрасно, и черное отчаяние нахлынуло на него. Он окончательно уверился, что его судьба Винченцо безразлична, и нет никакой надежды на спасение. Что уж такого ужасного в минете? Как будто он никогда не делал ничего подобного, в том числе и по принуждению! Небольшая цена за возможность освобождения… Но выполнить приказ, тем более на глазах Винченцо, тоже не мог, задыхаясь от отвращения.

- Нет… - услышал он как во сне собственный голос.

Кардинал Делла-Ровере прищурился: больше всего он любил власть: даже не над телом, а над душами. Безнадежная мольба в ясных чистых глазах, пробуждала желание сломать, растоптать этого мальчишку уже не из-за соперника, а ради удовольствия.

- Соси, тварь! – за приказом последовала сильнейшая пощечина, за тем еще одна, еще.

Михаэль не устоял и упал, из разбитой губы текла кровь.

Кардинал Джироламо нахмурился: строптивца следует наказать. По его знаку слуги снова поставили Михаэля на колени, выворачивая связанные руки, а тот, который собирался поиметь его в рот, пристроился сзади.

- НЕТ!!! – юноша закричал и забился, ощутив грубое вторжение внутрь себя.

Он пытался вырваться, но бесполезно: его крепко держали за плечи. Жесткие руки впивались в бедра, насаживая его на член насильника, глубоко вонзавшийся в него и каждым движением обдиравший все внутренности. Из глаз хлынули горячие слезы: не от физической боли. Михаэль привык к ней, было время он даже благословлял ее и жаждал, зная, что наградой за испытания – станут нежные объятия возлюбленного, жаркое сплетение тел под одеялом, неторопливое проникновение и экстаз, заканчивающийся сладкой истомой. Прикосновение любимых губ очищало его от скверны, ласковые руки дарили покой, а во время занятий любовью каждая клеточка взрывалась в восторге.

Теперь у него не осталось ничего. Ничего, кроме боли – и боль телесная была не сравнима  с той болью, что рвала его сердце. Этот человек стал средоточием его мира, его единственной опорой, ради него он оставил родину, но сам Михаэль для него ничего не значил… Иначе разве смог бы Винченцо так легко отказаться от него, так спокойно смотреть, как его насилуют…

«Любовь моя, сжалься… останови это!»

Винченцо и в самом деле хранил все тот же холодно-невозмутимый вид, рука его, протянутая за бокалом, не дрожала, как и голос:

- Чудесное вино. Ваше?

Он был уверен в отсутствии яда, ведь изначально на встрече надеялись повлиять на него, а не убить. К тому же, как показала практика, обычную дозу мышьяка он перенесет без ущерба для здоровья.

- Да. Мои виноградники одни из самых лучших, - судя по злобному выражению глазок, яда все-таки не было. Винченцо очаровательно улыбнулся.

В ответ улыбнулся и кардинал, который уже решил, как отомстить маленькому паршивцу, виновному в его промахе. Отпустить. И может быть даже дать денег – тем самым низведя его до уровня шлюхи. Его любовь была смята и безжалостно отброшена, тело осквернено на глазах любимого, который теперь в любом случае просто побрезгует им. Да мальчишка наверняка руки на себя наложит! Хотя, вроде был там еще один молоденький, гоношистый дворянчик, может и не даст… Он пришел в самое лучшее расположение духа, немного скрасив себе поражение.

- Оказывается, у вас совсем нет сердца, падре Винченцо! Вы так холодны, что даже странно, как вы смогли вызвать такую страсть в этом юноше.

- Противоположности притягиваются, - пожал плечами Винченцо. - И ему не много надо.

- Он из тех, кому нужен хозяин, - согласился падре Джироламо. - Но я сам не подбираю после своих слуг.

- Для раба всегда найдется хозяин.

- Тонко подмечено! – Делла-Ровере с сомнением покосился на содрогающегося от рыданий и жестоких толчков юношу. - А не сыграть ли нам в шахматы?

- Ваше Преосвященство угадали мою тайную страсть!

- Что вы думаете о новой энциклике, которую готовит Папа?

- Мне кажется, что она несколько преждевременна, мы рискуем…

Слова двух прелатов, передвигающих резные фигуры и спокойно обсуждающих политику Святого престола в нескольких шагах от насилуемого юноши, прозвучали для Михаила трубой Страшного суда, заупокойной молитвой.

- Пат, Ваше Преосвященство.

- Полагаю, мне стоит пригласить вас на новую партию. В шахматах вы тоже интересный противник.

Сквозь жгучую боль Михаэль едва ощутил, как в него выплескивается струя семени, и рухнул на пол, едва его отпустили. Последнее, что он услышал, теряя сознание, был дорогой голос, деловито ответивший:

- Я думаю, мы еще это обсудим, Ваше Преосвященство. После коллегии.

***

- Как все прошло? – накинулся на него Алессандро, едва отец Винченцо переступил порог. - Вы видели Михаэля?

- Да… - мертвым голосом отозвался тот, почти падая в кресло, и прикрывая ладонью лицо.

- Что с ним? – едва смог выговорить Сандро, потрясенный и напуганный этой внезапной слабостью: что могло уязвить подобного человека?

- Он еще жив, и это главное, - Винченцо откинулся на спинку. - Его не убьют, и теперь вопрос только в том, сколько он сможет выдержать…

Можно подумать, ему было легко, изображать из себя бесчувственную тварь! Горькие, больные глаза, полные обожания, не давали ему отрешиться и сосредоточиться в полной мере… Однако, он же старался все это время держать мальчика на расстоянии!

- Чего хочет кардинал? – Сандро снова наполнял бокал, чтобы хоть чем-то занять руки.

- Чтобы конгрегацию возглавил его человек. Я не могу на это пойти, - сухо и ровно ответил Делла-Конти на невысказанный вопрос.

Больше всего во время «встречи», Винченцо хотелось впиться в глотку омерзительной самодовольной свинье, которая сидела напротив, с удовольствием слушая стоны своей жертвы. Он знал одно: если он выдаст себя, покажет, что Михаил хоть немного его интересует, - жизнь мальчика превратится в еще больший кошмар, а ему будут предъявлять все новые и новые требования, на которые он будет вынужден соглашаться, чтобы хоть немного облегчить муки Михаила.

А в конце концов, юношу просто убьют, когда вдоволь натешатся им, и с «падре» Винченцо уже больше нечего будет взять…

 Прежде чем на его голову обрушился шквал упреков, будущий кардинал  объяснил:

- Вы же понимаете, что получив в свои руки такой безотказный рычаг давления на меня, никто не оставит Михаила в покое и не отпустит! И я не упустил бы такой роскошный случай, а о Джироламо Делла-Ровере вы наверняка наслышаны, вы понимаете, что это значит…

Винченцо грустно улыбнулся, и Алессандро понемногу начало охватывать понимание.

- Все это время… Вы блефовали! – с безмерным уважением произнес он.

- Владеть собой – первое, чему учишься, принимая сан, - криво усмехнулся будущий кардинал.

Сандро покачал головой.

- Кажется, я начинаю понимать, почему Михаэль так влюбился в вас!

- Вы говорите о том, чего не знаете, - возразил мужчина, уже выпрямляясь и снова принимая свой обычный вид.

- Я бы хотел узнать… - внезапно признался Сандро, протягивая ему бокал с вином.

 К его удивлению, вместо яростного натиска, к которому он уже начал привыкать, Винченцо ласково погладил его по щеке.

- Вот как? – прикосновение прохладных пальцев к коже, отозвалось какой-то странной дрожью. - Сaldo mio… Но ты же любишь Михаила?

- Только не начинайте читать мне проповедь! – рассерженный Сандро, который уже было устроился рядом, вскочил.

Винченцо тихо рассмеялся.

- Я не настолько лицемерен! Но прежде, чем кидаться в омут новых ощущений, - приятных без сомнения, - подумай: ты хочешь меня, это лестно... Но Михаилу после всего этого - ты понадобишься целиком!

Мужчина помолчал, прежде чем задумчиво продолжить.

- Его ты любишь, и готов перевернуть весь Рим ради него! Его ты тоже хочешь, только боишься – обидеть, оттолкнуть… Да просто не понравиться! Тем более что ты уверен, будто между вами по-прежнему стою я.

- Разве это не так? - произнес Алессандро, не поднимая взгляда от своего бокала и не отрицая всего остального.

- Нет, giovane. Я не буду вам мешать. И что бы ты обо мне не думал, но принуждение я не приемлю! Можно поиграть в него, когда это устраивает обоих...

Сандро невольно покраснел.

-... но не больше.

- Все равно, если выбирать из нас двоих, он выберет вас, - горько признал Сандро.

Винченцо сильно сомневался в этом теперь, но сказал другое:

- Главное, чтобы Михаил смог выбрать, чтобы он был жив.

- Почему вы так произносите его имя? – внезапно полюбопытствовал молодой человек.

- Потому что так оно звучит на его родном языке, - улыбнулся Винченцо.

- Вы удивительный человек, падре! Несмотря на обстоятельства, я рад знакомству с вами! – Сандро впервые так терялся где-то лет с 13ти.

- Я тоже! – мужчина улыбнулся ему… Только ему! - Вы искренни в любви и ненависти, Алессандро, а это, к сожалению, встречается все реже.

Они все-таки оказались на грани поцелуя, но на этот раз помешал секретарь! Выслушав его тихое сообщение у дверей, Винченцо обернулся, прежде чем уйти снова.

- Молитесь, Сандро, горячо молитесь! Ибо Господь как ни странно слышит наши молитвы!

***

Когда и как он оказался в помещении, сильно смахивающем на тюремную камеру, Михаил не помнил. Кардиналов, - ни настоящего, ни будущего - уже не было рядом, и первое, что он ощутил - сразу несколько пар рук, хватающих его. Юноша чувствовал, что лежит поперек на некоем жестком подобии ложа, и плохо оструганные доски царапали голую спину. С одной стороны свисала его голова, с другой ноги, а несколько голосов спорили, кто будет первым.

- …посмотри какая «девочка», чистый, гладенький, из благородных… Их подстилка.

- Но синьоры…

- Синьору уже плевать на этого мальчишку, сам слышал, - настаивал тот же голос, - Ты такому только кланяться обязан, а тут само в руки плывет!

- Точно, - поддержал еще один. – Синьоры даже не вспомнят о нем!

Никто не вспомнит… Он и раньше-то был не особо кому-нибудь нужен. Пятый сын, не любимый ни матерью, которой поздние и нежеланные роды дались тяжело, ни отцом, которому с избытком хватало старших сыновей, ни родными братьями из-за ощутимой разницы в возрасте, ни тем более сводными, у которых уже свои дети были. И слугами в том числе, не имевшими никакого резона нянькаться с такой незначительной персоной.

Как-то само собой разумелось, что младший принц примет схиму, и юноша покорно ждал своей участи. На него единственный раз обратили внимание, когда сочли удобной жертвой откупиться от короля Генриха. Никто не радовался его возвращению, и Михаил сильно сомневался, что кто-то всерьез и надолго обеспокоился его побегом к Винченцо.

Винченцо… Острая боль пронзила грудь юноши, там, где когда-то было сердце. Винченцо он тоже не нужен. Он никто, просто хорошенькая задница, подстилка… Слезы вновь покатились по щекам.

- А вот и наша девочка очнулась! – его похлопали по лицу, и в следующий момент раздвинутые ноги юноши уже оказались на чьих-то мощных плечах. Веревок не было, но его надежно держали за руки и плечи.

- Не надо…

Михаил тут же получил сильнейший удар в лицо.

- Заткнись, блядь, - в анус воткнулся толстый указательный палец. - А очко тебе разработали, верно…

Не помня себя от ужаса, юноша продолжал простить, чтобы   его отпустили: то, что происходило, было хуже сцены перед кардиналом, хуже самых жутких кошмаров! А надежды на избавление уже не осталось…

Почувствовав, что что-то упругое и горячее стало упираться в судорожно сжатое отверстие прохода, он в отчаянии прокричал, - "не надо, ну, пожалуйста, не надо!".  Но этот крик только подстегнул насильника и он резким толчком вонзился внутрь, заставив свою жертву сорваться на вопль на слове "не надо".

Михаил выгнулся в удерживающих его руках, и каким-то образом ему удалось соскочить с головки.

- Хрен ли ты тут что-то строишь из себя! – разозлился прислужник, и распорядился кому-то из подельников. - Держи крепче и заткни его чем-нибудь!

- Я даже знаю чем, - заметил тот, к кому обращались.

Он встал у изголовья, за волосы приподнял голову и въехал в раскрытый в крике рот, придерживая второй рукой челюсти. Потом грубыми толчками он стал проталкивать член еще глубже. Михаил отчаянно вырывался, мотая головой, сработал рвотный рефлекс, но это второго насильника не остановило. Он еще сильней надавил, и головка проскользнула глубже: пока несчастный юноша силился вздохнуть, он уже погрузил свой член в глубоко в глотку. Первый же в это время развел коленями из последних сил сжимаемые ноги и, сплюнув на анальное отверстие, одним толчком снова всадил член внутрь. Михаил дернулся вперед и, не желая того, насел на орудие переднего полностью. От адской боли, пронзившей все тело насквозь, он начал вырываться еще сильнее, но, не давая жертве опомниться, тот, что был сзади продолжал резкими и сильными толчками засаживать свой гигантский ствол дальше… Юношу словно разрывали на двое, натягивая на корабельную мачту. Тот, что долбил горло, не уступал в размере этому зверю, и Михаэль начал попросту задыхаться...

Очнулся он от страшной боли. Эти скоты продолжали его сношать даже пока он был без памяти! Причем по-прежнему с обеих сторон. Услышав жалкие полузадушенные стоны, насильник взялся за стройные икры и развел ноги широко в стороны, прижимая их к нарам, - от сопровождающего резкого толчка его члена, юноша опять провалился в беспамятство, но никого это не озаботило.

К тому времени, как он снова очнулся, действие еще продолжалось. Или это уже были другие… Он не мог бы сказать определенно. Михаил лишь почувствовал как один из насильников стал кончать прямо ему в горло. Помешать ему или остановить этот процесс он не мог, только ощутил подряд несколько горячих потоков спермы, стекающих по пищеводу.

- Да, красавица, Карло тебя накормит! Будешь знать, как упрямиться!

Тот, который терзал анус, завершающим мощным ударом вогнал член до упора, выгнулся дугой и застыл. Его огромное древко, плотно обхваченное стенками несчастной прямой кишки, взорвалось, словно вулкан. Настоящая лавина спермы начала извергаться из него нескончаемым потоком, заливая внутренности юноши, который почувствовав это, начал биться в конвульсиях.  

Последним более-менее ясным ощущением, стало, как его переворачивают на живот под жадное "Давай, теперь я", и жесткие пальцы с силой раздвигают истерзанные ягодицы, оставляя новые гроздья синяков.

Очнувшись в очередной раз, Михаил с трудом осознал, что лежит на сыром полу в углу, по-прежнему голый. Он не мог даже пошевелиться. Рот был полон семени насильников и его начало рвать. Из развороченного ануса вытекала сперма и кровь, пятная белые нежные бедра, все в ссадинах и кровоподтеках. Он лежал в собственной рвоте и крови, избитый и изнасилованный бог знает сколько раз, и мог думать только о том, кто от него отказался, обрекая на эти мучения.

Винченцо… Их первая дивная ночь… Было это, не было?

Ночь

Феерический оргазм отпускал юношу неохотно. Некоторое время они оба не двигались, потом Винченцо снял с глаз Михаила повязку. Тот по-прежнему лежал неподвижно: не так просто придти в себя после подобного потрясения! Он лишь следил взглядом за человеком, который свершил с ним такое: священник тоже выглядел утомленным и одновременно удовлетворенным, аккуратно стирая салфетками следы спермы сначала со своего юного любовника, потом с себя. 

А почему бы ему не быть довольным? Произошедшее чудо ни чем не напоминало жестокое сношательство, которому подвергал рот юноши коронованный маньяк и еще более жестокие издевательства над анусом. 

Винченцо тем временем развязал руки и ноги юного принца и вытянулся рядом, отводя с его лица слипшиеся от пота волосы.

- Вы не жалеете, что доверились мне? – с долей лукавства поинтересовался мужчина.

- Никогда не пожалею! - севшим голосом проговорил Михаил, не отводя взгляда от его лица. - И… вам тоже было приятно…

- Вы так невинны, - улыбнулся Винченцо, красноречиво продемонстрировав смятые салфетки, и поглаживая покрытое испариной стройное тело. 

- Я? – горько усмехнулся Михаил, опуская ресницы и отворачиваясь.

- Вы! – подтвердил итальянец. - Это был только первый урок: в любви все стороны равны… иначе это не любовь, а такое же насилие!

Он потянулся, набрасывая на себя халат и поднимая обессиленного Михаила. Юноша с благодарностью принял из его рук бокал розового вина, тронутый таким вниманием.

- Мне кажется, я вынес еще один урок, - он послал любовнику взгляд из-под ресниц. - Что доставлять наслаждение тоже может быть радостью!

Винченцо улыбался: принц прав как никогда - они не связаны с ним нежным чувством, но это не помешало им насладиться соитием. Прямо скажем, ему давно уже не было так хорошо, и немалую часть удовольствия составляло зрелище охваченного желанием юноши: никто еще не отзывался его ласкам так самозабвенно... Он с немалым удивлением и долей насмешки над собой понял, что хочет Михаила опять и еще сильнее!

Сдерживая возбуждение, он сидел рядом, обнимая юношу и протягивая ему то бокал, то дольку какого-нибудь фрукта и занимал отвлеченной беседой. Михаил улыбался ему, и мягко мерцали в свете немногочисленных свечей его северные, зеленоватые прозрачные глаза. Юноша был покорен – и эротической игрой, и ласковым теплом, которое окутывало его сейчас. 

Михаил изумлялся сам себе: он полулежит нагим в объятиях мужчины, с которым только что занимался любовью и наслаждается каждым мгновением! Забывшись, он то и дело простодушно выдавал обмолвками то, что еще никогда ни кому не рассказывал – о том, насколько он одинок на самом деле, что иногда сам себе казался прозрачным, так редко его замечали, что единственное, что ему было позволено наконец – принести себя в жертву ради блага родины… О нет, это честь, но он даже не мог подумать, что это бремя окажется настолько тяжким! А может быть, дело было в том, что его просто внимательно слушали…

Юноша вздрогнул, когда пальцы отца Винченцо прошлись по ссадинам от веревок на плечах.

- Простите, - тут же сокрушенно произнес мужчина. - Я не хотел сделать вам больно! Король чрезвычайно жесток с вами.

Михаил снова вздрогнул, и вдруг прижался к любовнику:

- Он… никогда не пользовался мной сам. Ему достаточно видеть мои страдания… - почти неслышно проговорил он. 

Уткнувшись лицом в мягкие складки халата, впитавшие в себя терпкий запах мужчины, юноша прерывистым сбивчивым шепотом рассказывал о горящих свечах, вставляемых ему в анус и расплавленном воске, стекающем на нежную кожу промежности и яички… И о холодной рукояти рондела на смену, наматывающей на себя его внутренности. О растягивающих тело веревках и тонких язычках пламени у внутренней стороны бедер, иглах, пронзающих зажатый сосок, обугленных наживо волосах в паху… На описании инцидента, когда Генрих попробовал трахнуть его кулаком – успешно – голос мальчика не то чтобы пресекся, просто сделался беззвучен. Михаила уже колотило всем телом.

Винченцо успокаивающе гладил его по плечам и спине, шептал что-то ласковое, нежно целуя лоб и виски: Генрих любитель – и это страшнее, ведь такие сами себя боятся, не знают, чего хотят, и не умеют вовремя остановиться, войдя в раж. 

Если бы Михаил подчинялся побуждаемый чувством, душевной склонностью, все было бы гораздо проще: следовало бы помочь ему принять и приучить себя к пристрастиям того, кого он выбрал своим господином. Но - в этом случае необходимо было просто спасать его!

Винченцо с удивлением осознал, что не может смириться с тем, что быть может уже завтра, юношу подвергнут новым унижениям и истязаниям… Негодование охватывало его каждый раз, при виде следов «страсти» на теле семнадцатилетнего мальчика. Михаил… Чистое сияние! 

А каким трогательным был его сон! Как посмела очередная тварь посягнуть на него, изо дня в день причинять ему боль, заставлять плакать от безысходности! Осквернить это прекрасное юное  тело, выжечь в его душе клеймо позора и греха! Воистину остается лишь возопить к Богу – доколе?..

Глас вопиющего в пустыне! – усмехнулся Винченцо своему порыву. – Мир таков, каков он есть, и переменится разве что от труб Апокалипсиса.

Почувствовав что-то, Михаил отстранился и прямо взглянул в черные глаза – мужчина тепло улыбнулся, погладив по щеке кончиками пальцев.

- Падре Винченцо, мне кажется, что мы можем быть и на «ты» теперь… - вдруг произнес юноша, и его лицо окрасил легкий румянец смущения. 

Как хорошо, что рядом есть такой удивительный человек! – подумал он, и с легким стыдом признал, что совсем не против повторения «урока»…

Он был так хорош в этот момент, что Винченцо опять начал его целовать, и ощутил, что Михаил отвечает ему с той же страстной неистовостью, - так, как только умеет. Со стоном Винченцо прижал его к себе, обхватывая ногами: Михаил втянул воздух, почувствовав, как бедра любовника трутся о его, а начавшего подниматься члена касается другой, полностью готовый к атаке. Он со стоном обвил руками шею монаха, выгибаясь навстречу, и ощутил как снова заскользили по телу всезнающие ладони, заставляя его плавиться от жара безумного желания. 

Колено Винченцо переместилось, и подчиняясь намеку, Михаил с готовностью развел ноги: доверие его к этому человеку было безграничным. Винченцо опустил его на постель, не прерывая поцелуя, рука проникла меж раскинутых ног, и смоченный в масле палец скользнул в сжавшуюся дырочку.

Боли не было. Михаил заставил себя расслабить мускулы, и пальцев стало два. 

Осторожно лаская и разрабатывая мускульное колечко, Винченцо с негодованием отметил, что анус юноши и сегодня порядком растянут – а как король забавлялся с попкой мальчика, он только что слышал. Мужчина добавил третий палец, а потом и четвертый, пристально следя за реакцией своего юного любовника, - но тот не противился, и на лице его не отражалось неудовольствия. Когда Винченцо сел, оборачивая ноги юноши вокруг себя, и взял за ягодицы, готовясь войти, Михаил только приподнял бедра, чтобы ему было удобнее. 

Винченцо действовал медленно и осторожно, помня о своем печальном опыте и о том, что он первый, кто по-настоящему обладает мальчиком так. После недолгого привыкания к ощущению горячего живого органа, двигающегося внутри властно, но нежно, Михаил начал отвечать в такт партнеру. Им обладали, его брали глубоко и сильно, но ощущение было изумительно прекрасным! Юноша нанизывал себя на член любовника, охваченный сладострастными спазмами, в то время как Винченцо ласкал его. 

Внезапно монах наклонился над ним, целуя соски, шею, губы, бедра его напряглись, и семя излилось в чрево юноши. Он почти сразу же сполз ниже, и Михаил протестующее вскрикнул, когда член партнера оставил его вход, но Винченцо уже охватил ртом напряженный орган юноши, неистовствуя языком, перебирая яички и снова двигая внутри пальцами.

- Вин-чен-цо, я сейчас… - юноша не договорил, изгибаясь с очередным криком и бурно кончая.

Мужчина сглотнул сперму и лег, стискивая Михаила в объятиях.

- О боже, боже, боже… - юноша прижался к нему, впиваясь пальцами в плечи, и без ложной брезгливости и стыда целуя губы, давшие ему такое блаженство. 

Они затихли, обнимая друг друга. Черные волосы смешались с золотыми, члены переплелись, и молодые люди лежали так, слушая успокаивающееся дыхание любовника, пока не уснули.

Разбудили Михаила уже приглушенные голоса, и он долго лежал, бездумно уставясь в балдахин: восхитительная ночь кончилась, и реальность брала свое. 

Полог внезапно отдернулся, и перед ним возник отец Винченцо уже в своем полном облачении. Юноша невольно вздрогнул: неужели именно этот суровый прелат вчера так исступленно ласкал его? Михаил даже испугался, недоверчиво разглядывая священника.

- Тебе следует одеться. Мой секретарь проводит тебя, - Винченцо отвернулся. Раскинувшийся на постели обнаженный сонный юноша был воплощенное желание. Господь и природа с любовью потрудились, когда создавали его! Перед мысленным взором вспыхивали картины прошлой ночи: как самозабвенно он отдавался любовнику, подчиняясь направляющим его рукам, и ответные еще немного робкие ласки, науку которых он схватывал просто на лету… Еще немного, понял Винченцо, и он просто и без прелюдий опять овладеет Михаилом! 

Не время! Он поспешно отвернулся и отошел. 

Юноша поднялся и стал быстро натягивать на себя одежду, то и дело поглядывая на монаха: тот стоял, не глядя в его сторону, застыв бесстрастным обличением греха. Обиженный тем, что счел пренебрежением, Михаил уже готов был уйти, но не смог: развернувшись на каблуках, он почти подлетел к священнику и, обняв его за шею, спрятал лицо в темной ткани сутаны.

- Ты позволишь мне придти еще? – в голосе звенели слезы.

Винченцо дрогнул – он отстранил юношу, принимая его лицо в свои ладони и всматриваясь в светлые северные глаза, и правда наполненные слезами.

- Ты так хочешь этого?

- Больше, чем чего-либо иного! – истово выдохнул Михаил.

- Я буду ждать тебя, - Винченцо подтвердил слова поцелуем, и не сильно подтолкнул его к двери. - Иди же, а то мы опять окажемся в постели!

Совершенно счастливый юноша все-таки ушел, а отец Винченцо смотрел ему вслед с улыбкой в черных глазах: он приобрел не только безотказный рычаг давления на неуступчивого монарха, но и юного страстного партнера в постель. Воистину, не знаешь, где потеряешь, а где найдешь!

Картины прошлого мешались с жестоким настоящим, и Михаил всей душой стремился обратно в спасительное беспамятство: лучше такой бред, чем жуткая реальность.

Юноша не сомневался, что умирает, он то терял сознание, погружаясь в болезненно прекрасные видения прошлого недолгого своего счастья, то выныривал обратно к боли, - сознание мутилось и постепенно неотвратимо угасало, Михаил уже не чувствовал своего тела, а вот боль еще оставалась с ним…

Он руки поднять не мог и догадывался, что потерял уже довольно много крови – рана на плече тоже открылась от борьбы и кровоточила. Но дело было даже не в этом.

Казалось, сама душа стремилась прочь из оскверненной изломанной плоти, прочь из мира, который раз за разом оборачивался ловушкой, от самой жизни, которую юноша искренне и открыто любил, и которая отвечала на это светлое чувство лишь болью и новыми разочарованиями… Единственным желанием, что еще удерживало его на этой стороне бытия, - было увидеть, взглянуть в глаза своему безжалостному возлюбленному и уже тогда умереть.

Либо спокойно уйти со счастливым знанием, что между ними все-таки было что-то ценное, либо просто от самой страшной невыносимой боли – предательства…

Сил оставались жалкие крохи. Когда Михаил ненадолго опять пришел в себя, то ощутил, что его вдруг куда-то несут, очень нежно прижимая к груди и завернув в нечто, похожее на плащ.

Голос, который заставляет его вздрогнуть:

- Все в порядке?

- Да, почти… - другой не менее знакомый голос, прерывающийся от ярости. - Что эти ублюдки с ним сделали!

И снова все уплывает в темноту.

Скорее всего, это просто очередной бред, - мелькает последняя обреченная мысль.

Как и то, что было у них с Винченцо…

***

После ухода священника, Сандро вновь был вынужден терзаться неизвестностью в одиночестве, мучая себя гаданиями, что такого мог сообщить маленький каноник о Михаиле и значат ли его слова надежду. По счастью Винченцо отсутствовал недолго, а по возвращении Сандро увидел все ту же маску холодного надменного прелата.

- Вы хотели действовать, Алессандро, у вас будет такая возможность, - начал он без предисловий. - Всегда найдется человек, готовый за деньги сделать, что угодно, и иногда это бывает весьма удобно. Один из слуг Делла-Ровере знает, где держат Михаила и готов помочь забрать его.

Слушая его, Сандро едва сдерживался, чтобы не броситься к кардинальскому палаццо сию же секунду.

- Это может быть ловушка. И надеюсь, вы понимаете, что о моем участии не должно быть известно.

Алессандро с готовностью закивал: он бы с Дьяволом договор подписал, лишь бы это дало шанс спасти юношу!

- Соберите ваших проверенных людей и будьте готовы сегодня ночью. И, Алессандро, ради Бога, не увлекайтесь! Чтобы вы не увидели, помните, что вы должны спасти Михаила, а не мстить! Не нападайте, не вздумайте поднять тревогу, кроме как в самом крайнем случае. Заберите его и уходите тайным ходом...

- Клянусь Мадонной! – Сандро истово перекрестился.

Винченцо устало улыбнулся ему вслед: пылкий и страстный юноша пришелся ему по душе.

- Благослови вас Бог! – он уже и сам не помнил, когда в последний раз произносил напутствие искренне.

Бог или Дьявол, - но вышние силы наверное действительно были на их стороне этой ночью! Погода выдалась просто кошмарная, зато ливень и гроза убрали с улиц всех возможных свидетелей вплоть до уличного отребья.

Сандро взял с собой шестерых самых верных и надежных людей, тех, кому его отец доверил жизнь единственного сына, а сам он – доверил бы куда более ценное. Всю дорогу он не мог отделаться от навязчивой мысли, что это какая-то особенно хитроумная и подлая ловушка, что Винченцо зачем-то мог его обмануть, и – что Михаил уже давно мертв…

Оставив двоих людей караулить у потайной калитки в сад, Сандро проник внутрь вслед за щуплым человечишкой с выступающими крысиными зубами, высокомерно бросив:

- Деньги по исполнении! – он умудрился сказать это шепотом, но вложить в фразу максимум надменной властности.

Еще двое остались в саду, и в сонное, окутанное предутренней дымкой палаццо просочились трое, и на взгляд Сандро, все прошло удачно!

В том смысле, что Михаэль был спасен: пусть в полубессознательном состоянии и не в себе, - но в надежных и заботливых руках друга! Сандро больше недели не отходил от постели любимого, лелея безвольную руку юноши в своих ладонях.

Напичканный разнообразными, сильнейшими снадобьями, первые сутки Михаил проспал, затем - стало хуже! Юноша метался, кричал и плакал, рвался из рук, даже не понимая, что находится в своей спальне в доме друга. Его отпаивали настойками, и Михаил опять забывался беспокойным тревожным сном, изредка тихо постанывая.

Он никого не узнавал, и Сандро все больше приходил в отчаяние. Перед глазами все еще стояла кошмарная сцена, увиденная им, когда человек Винченцо открыл им потайную калитку и впустил во флигель кардинальского палаццо: обнаженное израненное тело, перепачканное в крови и сперме, распростертое на полу подвала…

Он знал, что Винченцо прав, что иного шанса нет – открытая конфронтация, нападение на людей одного из могущественнейших кардиналов, были бы самоубийством, не говоря уж о том, что скорее всего не принесли результата, и Михаила убили бы в первую очередь… Но не мог себе простить ни минуты, которую его любимый провел в плену!

Алессандро смотрел на него новыми глазами, и понимал, что не солгал священнику: он любит этого мальчика. Любит так, как никогда не любил ни одну женщину!

И был смущен своими желаниями, которым наконец мог дать определение. Тем более что теперь юноша вряд ли сможет посмотреть на какого-нибудь мужчину с желанием!

Сандро с сожалением оставил своего спящего ангела, вынужденный идти навстречу только что прибывшему гостю.

- Вас можно поздравить, Ваше Преосвященство? – поинтересовался он с порога.

Обстоятельства и дальнейшее развитие знакомства, давали возможность на определенные вольности.

Винченцо медленно и устало опустился в кресло.

- Руку для поцелуя не предлагаю, и декан коллегии передаст дела только завтра. Как он?

Пояснять, о ком спрашивает новый кардинал, не требовалось.

- Его еще сильно лихорадит, но лекарь сказал, что все в порядке… будет… По крайней мере, телесно… Они не повредили его непоправимо, - Сандро сжал тонкий кубок, так что едва не смял его. - Я переловлю оставшихся скотов, кастрирую, а потом буду нарезать по кусочкам!!!

Бешенная, бесполезная уже, - и от того еще более сильная - ярость прорвалась наружу.

- Успокойтесь, вы и так едва не наделали глупостей, оставив после себя труп. Остальные уже в Тибре, а Делла-Ровере вам не достать… Пока, - по губам невозмутимого кардинала Винченцо скользнула очень нехорошая улыбка, и даже Сандро вдруг стало не по себе.

Молодой человек обдумал его слова и поежился. Все это чересчур, ему это не интересно, и уж тем более он не хочет рисковать своей жизнью и еще вернее – жизнью любимого!

- Вы не выглядите счастливым своим назначением, - с любопытством заметил он.

- Эта мантия стоила мне первых седых волос, - морщась, признался Винченцо, осушая подставленный бокал одним махом. - С самого начала мне стоило объясниться, и отослать Михаила куда-нибудь в безопасное место...

- Безопасных мест не бывает, к сожалению! – признал Сандро. - И он бы все равно мучился, оттого что вы им пренебрегаете…

Молодой человек неожиданно улыбнулся сидевшему рядом потрясающему мужчине:

- Приезд Михаэля был так некстати для вас!

Он чувствовал странную близость с внешне сухим и холодным падре Винченцо не только потому, что они совсем недавно разделили постель - у него остались только какие-то отрывочные беспорядочные вспышки от той ночи. Однако внезапно их накрепко объединила привязанность к одному и тому же человеку.

Или все потому, что он убедился, какая бездна нерастраченных чувств, таится в этом суровом и жестоком «падре»… Сандро вовремя прикусил язык.

- Он милый, нежный и очень ранимый мальчик, - ответом на его вопросы, задумчивый тон мужчины был необыкновенно теплым. – Которому нужна забота и душевное тепло. Особенно после всего!

Винченцо поднялся:

- Вы позволите мне его увидеть?

- Михаил спит, - заметил Сандро, несколько удивленный таким вопросом.

- Тем лучше. Не думаю, что он еще захочет знать меня!

***

Винченцо долго смотрел в бледное измученное лицо, не слыша, как Алессандро вышел, оставив их вдвоем. По правде сказать, он боялся того момента, когда Михаил проснется. Сила его любви, позволявшая хранить надежду и веру, даже когда все свидетельствовало об обратном, изумляла и потрясала воображение!

Тогда, год назад, он сказал себе, провожая стройную фигурку мальчика взглядом: «Клянусь Господом, Мадонной и всеми святыми, ты не будешь принадлежать ему! Потому что ты будешь принадлежать мне!»

Добиваться своего, отец Винченцо умел с юных лет, а здесь даже не требовалось особых усилий. Лишь одно обстоятельство омрачало его мысли: то, что это изумительное создание одновременно обречено удовлетворять прихоти грубого варвара и садиста. Он задумался, возможно ли не только обратить ситуацию себе на пользу и добиться быстрого успеха в миссии, но при этом помочь юноше?

Что ж, на собственном опыте падре Винченцо знал, что для него невозможного – мало, а кто уклоняется от игры, тот ее проигрывает.

Тогда – он выиграл. Как всегда, как и сейчас. Но что останется теперь от души мальчика, после того, как его возлюбленный сам сделал все возможное, чтобы убить в ней чувство? Суть трагедии даже не в физическом надругательстве, сколько в предательстве, пусть ради его же блага, ради спасения его жизни…

Как перенесет нежный и трепетный юноша этот удар, когда будет в состоянии осмыслить происшедшее?

И будет ли! Пока то, что ему докладывали, не утешало нисколько, говоря, что разум Михаила не выдержал надругательств. Винченцо смотрел на ссадину на все еще припухших губах юноши и поймал себя на мысли, что ему хочется поцеловать их... Он сел рядом, невесомым жестом перебирая разметавшиеся потускневшие кудри.

Признаться, он был потрясен, увидев юношу в Риме. И тронут. Юности свойственны безумства, но такая преданность поразила Винченцо, пробившись сквозь въевшийся налет циничности. Винченцо впервые за свою не такую уж короткую и весьма насыщенную жизнь сталкивался с чувством подобной силы, и еще более был удивлен, что стал его объектом! Как бы прощаясь и прося прощения, он легко коснулся нежных губ поцелуем…

Быть может, он сжал, плечо юноши чуть сильнее, или еще как-нибудь потревожил его, но Михаил вскинулся с криком, забившись в удерживающих его руках.

- Тише, успокойся! – Винченцо попытался его обнять, но юноша рвался прочь, с бессвязными криками отталкивая от себя руки и пытаясь отползти.

- Михаил, ты в безопасности! Михаил, посмотри же на меня! Все кончилось! – мужчина крепко держал его, чтобы юноша припадке не навредил себе как-нибудь.

Внезапно Михаил замер, недоверчиво вглядываясь ему в лицо.

- Не отдавай меня им! – он весь дрожал и уже хватался за Винченцо. - Пожалуйста, не отдавай! Позволь мне быть с тобой, твоим рабом… спать у твоих ног… Делай со мной, что хочешь! Только не отдавай!

- Что ты, опомнись! – тщетно увещевал его мужчина. - Я никому не собираюсь тебя отдавать! Успокойся, caro mio!

- Сaro … - юноша жалко, вымученно улыбнулся. – Неужели я снова caro для тебя? Тогда возьми меня! Сейчас! Немедленно!

Михаил подался вперед и начал лихорадочно целовать его, но Винченцо мягко отстранился. На глазах юноши выступили слезы:

- Конечно… Ты очень добр, но ты не хочешь меня больше! Я понимаю, после этих…

Его передернуло и неудержимо затрясло от отвращения и страха, и мужчина с силой прижал его к сердцу, пытаясь хоть немного унять эту дрожь.

- Carino, успокойся! Если ты этого хочешь, я буду счастлив заняться с тобой любовью… и сделаю все, чтобы излечить твою боль… заставить забыть о пережитом…

- Да! Заставь меня обо всем забыть, как уже было однажды!

- Но тебе надо отдохнуть… набраться сил…

- Только ты можешь дать мне силы!

- Сaro, подожди хотя бы, пока заживут все твои раны…

Михаил отстранился, взглянув на него потемневшими глазами:

- Я ждал достаточно…

Это был даже не упрек, но Винченцо вздрогнул.

- Carino, я не могу… Но у тебя есть Сандро, как же он? Он любит тебя! Он сделает все, чтобы ты был счастлив.

- Счастлив? Без тебя?! – северные светлые глаза расширились еще больше. - Ты – мое солнце и луна, неужели ты не видишь, что я умру без тебя?!

Винченцо не чувствовал, как сильно сжались его пальцы на плечах юноши после этих слов, лишь вздохнул, уткнувшись лицом в золотые локоны.

- Возьми же меня! Сейчас, скорее… - умолял вздрагивающий от слез мальчик, и мужчина сдался этой отчаянной мольбе.

В конце концов, ему самому было трудно устоять от искушения, и если именно это сейчас нужно Михаилу, чтобы помочь забыться... Пусть юноша получит то, что хочет!

Он осыпал нежными поцелуями лицо, шею, грудь, плечи, даже ушки тут же вцепившегося в него мертвой хваткой мальчика, ощущая, как тот выгибается в его руках, откидывая голову и подставляя всего себя уверенным губам его единственного, самого любимого человека. Пальцы скользили по телу легко, едва касаясь, чтобы не надавить ненароком на синяки и болезненные участки. А потом Винченцо заставил юношу развернуться и пришел черед спины, ягодиц, бедер…

Михаил выгнулся и ахнул, скручивая углы подушки, когда горячий рот добрался до ложбинки меж двумя сладко подрагивающими половинками. Очертив сокращающееся колечко мышц, язык Винченцо вдруг проник внутрь, лаская нежную плоть, а заодно убеждаясь, что мальчик в самом деле не пострадал непоправимо.

Михаил тихо стонал, уткнув лицо в перекрученную подушку. Он не мог бы противиться ничему, что делал Винченцо, но то, что творил мужчина с его телом – было как всегда ошеломительно!

- Возьми же меня! – взмолился юноша. - Пожалуйста… Возьми, всего! Хочу быть твоим!

Михаил впал в состояние, похожее на беспамятство. Он извивался, со слезами лихорадочно умоляя своего возлюбленного войти в него наконец! Немедленно, сразу, сейчас... Заполнить собой без остатка!

- Carino, - вытянувшись рядом, Винченцо легонько прикусил мочку ушка, поигрывая с ней кончиком языка. - Не надо сегодня. Разве тебе плохо? У нас же даже нет ничего для смазки…

- Есть! – Михаил ужом вывернулся из-под него, и пошатываясь метнулся до столика с зеркалом и шкатулкой, откуда торопливо достал флакончик с маслом.

- Ты позволишь? – зачарованно спросил он, возвращаясь на подгибающихся ногах.

Дождавшись не только улыбки, но и вполне однозначного кивка, Михаил с восторгом освободил из плена одежд крупный полностью восставший член, который так жаждал принять в себя. Некоторое время он просто любовался им, держа в ладонях: ровным равномерного цвета стволом, со слегка выступающими венами, аккуратной головкой, соразмерными овальными яичками. Не выдержав, юноша обнял его губами, постаравшись взять как можно глубже. Неохотно отстранился, не ослабляя захвата губ, смакуя слизнул выступившую из щели уретры капельку росы, и с удовольствием облизал весь, после чего медленно начал умащивать маслом.

От этой ласки, вожделение Винченцо достигло уже превосходной степени, и последним усилием воли он сдерживался, чтобы не накинуться на Михаила. Он потянул юношу к себе, и тот не менее нетерпеливо переместился на постель, вставая на колени, подставляя округлую маленькую попку и раздвигая себе ягодицы. Приставив ко входу головку, мужчина надавил, медленно вдвигаясь в глубину, но Михаил свел на нет всю его осторожность, резко подавшись назад, отчего буквально насадил себя на член любовника.

Юноша задохнулся от восторга, принимая долгожданное орудие в себя, однако Винченцо крепко придерживал его за бедра. Он двигался медленно, поддерживая стонущего Михаила под живот и в такт лаская ему член пальцами. Юноша всхлипывал и оттопыривал попку, сильно прогибаясь в пояснице. Ему было очень больно, каким бы нежным ни старался быть Винченцо, но он наслаждался этой болью, означавшей, что наконец-то принадлежит любимому. Кончая, Михаил просто забился в судорогах, крича так, что наверняка сорвал голос, и чувствовал, как одновременно его наполняет семя возлюбленного.

Опускаясь на простыни, юноша прижался к Винченцо, спрятался у него на груди, находясь почти в обмороке, и просто признался:

- Люблю тебя! Я ничего никогда не потребую от тебя, но… Сжалься! У меня больше ничего нет…

Поток слов прервал поцелуй. Винченцо прижимал к себе умиротворенного юношу, слушал его выравнивающееся дыхание и думал, что вряд ли заслужил такое горячее всепоглощающее чувство. Он был божеством для этого мальчика! Михаил готов простить и позволить ему все… Но может ли он позволить себе принять такую ответственность? Винченцо невольно вздохнул.

Юноша немедленно снова подобрался, с испугом вглядываясь в него:

- Что-то не так? Любимый, я что-то сделал…

Винченцо покачал головой, поглаживая его волосы:

- Твоя любовь, caro mio, лучшее, что было у меня в жизни, но тебе опасно быть рядом со мной…

Зеленые глаза наполнились слезами.

- Мне незачем жить, если ты оставишь меня! Лучше одна ночь с тобой перед вечностью, чем вечность без тебя! - Михаил начал покрывать поцелуями руки возлюбленного. - Без тебя даже родной дом обернулся еще худшим Адом… Какая мука сравнится с этой: знать, что ты где-то есть, а я не могу не то что прикоснуться, но даже увидеть тебя!! Я все выдержу, я выполню все, что ты скажешь, только не оставляй меня больше…

Он спускался все ниже, целуя и потираясь всем телом, прижался щекой к колену, и стал целовать ступни. Что можно было ответить на такую горячую мольбу? Винченцо потянул его обратно, и юноша лег на спину, раздвигая ноги. На постели осталось несколько алых капель из поврежденного насильниками ануса.

- Нет, carino, - шепнул мужчина, - дай себе отдохнуть.

И снова, как когда-то, опустив Михаэля на простыни, Винченцо впился ртом в его возбужденный член, лаская ладонями все, до чего мог дотянуться, в то время как ему исступленно отвечали тем же.

- Не тревожься больше ни о чем, сarino! – поцеловал его Винченцо, после того, как они оба достигли пика. - Il mio ragazzo dolce, aurora, asterisco inestinguibile…

В глазах прижимавшегося к нему юноши стояли слезы, но он улыбался. Кошмары отступили, и счастье переполняло его, - больше ничего в мире не существовало, кроме возлюбленного, который все же разрешил быть с ним.

Войдя в спальню, Алессандро невольно залюбовался открывшейся картиной: эти двое прекрасно дополняли друг друга – черноволосый смуглый мужчина в самом расцвете мужественной красоты властным жестом обнимал тесно прильнувшего к нему нежного юношу с ослепительно белой кожей и россыпью золотых кудрей.

Винченцо приподнялся навстречу на локте, испытующе глядя на бесшумно приблизившегося хозяина дома, и вопросительно выгнул бровь. Сандро грустно улыбнулся в ответ на невысказанный вопрос: вот он и потерял их обоих… Так скоро!

Хотя, зная Михаила, на что ему было надеяться!

Обоих? – усмешка стала жестче и одновременно горестнее. – Микелино никогда не принадлежал ему, а Винченцо вообще не из тех, кто может «принадлежать»! Да и что значит обоих? Ни с тем, ни с другим у него собственно и не было ничего, да и он  не смог бы сейчас ответить с кем могло бы быть что-либо, и с кем именно он хотел, чтобы было! Его чистый ангел и… Нет, наверное, чужое любовное безумие оказалось заразительным, и он в свою очередь тоже спятил на почве всяческих чувств!

- Он счастлив с вами… и не сможет быть счастливым ни с кем другим… - молодой человек присел рядом, не отрывая взгляда от Винченцо и опустив ладонь на расслабленную руку юноши.

Черные глаза смотрели в серые с уважительным пониманием, – мужчина хорошо помнил его признание при первой встрече. Видит Бог, было бы лучше, если бы молодые люди остались вдвоем! Михаил заслуживает и нуждается в куда большем, чем может дать ему новоиспеченный кардинал… Но сейчас, после чудовищного потрясения, оставлять мальчика без того, в ком он мнит единственный смысл существования и опору, - нельзя, просто смерти подобно! Рано. Слишком велика вероятность, что лишенный средоточия его жизни, юноша снова вернется в пограничное состояние между бредом и явью, постепенно погружаясь в него все глубже. А Сандро… Горячий неистовый Сандро…

Они одновременно отвернулись, разрывая натянутую до предела нить взглядов, решительно отгоняя от себя то, что на миг промелькнуло в таких непохожих, но таких влекущих друг друга глазах.

Усилием воли, возвращаясь к насущной действительности, Винченцо осторожно опустил утомившегося и задремавшего Михаила на постель, и юноша тут же беспокойно завозился.

- Мне нужно идти, caro mio, - мягко произнес мужчина во встревоженные сонные глаза и ласково поцеловал его в висок.

Когда он поднялся, одеваясь, Сандро поймал себя на том, что подробно разглядывает церковника, - в первый раз на это у них   не было ни времени, ни возможности. Взгляд медленно скользил с густых прядей в беспорядке ниспадавших на гордые плечи, спину, которую мужчина умудрялся держать так прямо, как не у каждого рожденного в порфире получается… Следил за уверенными, неподражаемо пластичными в своей сдержанности, движениями… Без всякой натяжки приходилось признать, что сложен святой отец был просто изумительно!

Не как античная статуя: у тех слишком много лишнего мяса. Сухощавое, поджарое тело не имело ни грамма лишней плоти: ни грубых мускулов, ни жирка, и в этот момент, в полуодетом, обнаженном до пояса, - было в нем, что-то хищное, что-то, что проступило сквозь обычную слегка отстраненную манеру держать себя, выверенную до унции холодность. Что-то, что он сам привык удерживать глубоко внутри…

Добравшись взглядом до темных завитков в паху, пока мужчина одевался, молодой человек опять неудержимо залился краской и невольно прикусил губу – это был не кто-то, еще один такой же сын Адама, как и он сам, а мужчина, с которым… с которым у них была одна ночь на двоих, полная огня, какого он не знал раньше! Сандро нервно облизнул губы...

Внезапно, пристально наблюдавший за ним с подушек Михаил сел и потянул его за руку, разворачивая к себе:

- Ты был с ним! – почти беззвучно прошептал юноша. Он не спрашивал.

Сандро залился краской и отвернулся в смятении. Как глупо! Что он теперь скажет, - пока те ублюдки издевались над ним, они тут кувыркались…

И что сказать теперь? Задрать нос и заявить, что никто никому ничего не обещал и в вечных любовях не клялся? Оно может и верно, но так ударить Михаила в самое сердце он не сможет никогда! Оправдываться, что все вышло случайно? Так вот это как раз не совсем правда. Сказать, что все это был розыгрыш исключительно ради его спасения? Замечательно! Мало того, что звучит бредово, так лучше нет идеи, чем свалить всю вину на мальчика…

Михаил опередил растерявшегося Сандро, бледно улыбнувшись ему.

- Хорошо! Теперь ты понимаешь меня, понимаешь, как бывает вместе с ним!

- Так ты не сердишься? – промямлил Сандро.

- Я не смог бы сердиться ни на одного из вас, - признался юноша, лишь на миг опуская глаза. - Я боялся, что ты осуждаешь меня…

- Я тебя ревную! – Сандро с облегчением обнял его, и сладко заныло в груди от осознания, как естественно Михаил принял эти объятья. – Ангел мой, прости меня! Если б ты знал, как я тебя люблю… Я чуть с ума не сошел!

Юноша отстранился. На лице промелькнуло нечто, очень похожее на вину, когда он повернулся в сторону Винченцо.

Сандро снова обнял его, не давая вырваться из объятий, и зашептал над ухом:

- Не терзайся, свет мой, я же знаю, что в твоем сердце я ему не соперник! Я просто хочу быть рядом с тобой…

- В моем сердце быть может, - Михаил тяжело вздохнул, вцепляясь в друга, и глухо проговорил ему в плечо. – Но… вам я мешать не буду!

- Что?! Микеле я не хочу, чтобы тебе было больно! – ошеломленный Сандро заглянул в глаза юноши и увидел, что боль из них никуда не ушла, только отступила.

- Сандро, посмотри же! - с отчаянием проговорил Михаил. - Разве я смогу его удержать? Как я могу что-то требовать?! Винченцо позволил мне любить себя сейчас – и больше мне ничего не надо, все другое было бы ложью… А мне он никогда не лгал! И разве солнце может светить кому-то одному? Я рад… если это будешь ты… Тем больше шансов, что сейчас он уйдет отсюда не навсегда!

Голос пресекся, а по щекам снова поползли мокрые дорожки. Этого Сандро уже не выдержал!

- Хватит плакать, любимый! – он бережно собирал губами соленые капли. – Все будет хорошо теперь, поверь… Мне поверь! Я всегда с тобой буду… Никогда не оттолкну!

Поцелуй, сначала легкий и нежный, постепенно становился глубже, а руки уже не только обнимали по-дружески. Ладонь Сандро нежно поддерживала спину юноши, а вторая рука бесстыдно бродила по бедру, пробравшись под покрывало. Нерешительно скользнув глубже, кончики пальцев коснулись мошонки и члена, поглаживая их, и Михаил не вздрогнул от откровенной ласки, не отстранился, замерев, как будто прислушивался к себе. Сандро остановился. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, а потом не сговариваясь повернулись к мужчине.

Сандро снова не мог отделаться от смущения, не представляя, как будет реагировать Винченцо на их с Михаилом решение, - в конце концов, та мысль, которая мелькнула в черных глазах, некое сожаление, могло просто примерещиться ему! Людям свойственно выдавать желаемое за действительное…

Однако обернувшись на затихший шепот и увидев, что оба молодых человека наблюдают за ним с нескрываемым интересом – весьма определенного свойства – Винченцо лишь насмешливо поинтересовался:

- Вас обоих не смущает, что в базилике меня будут ждать Его Святейшество и еще несколько десятков кардиналов? А мы уже нарушили все возможные уставы и нормы?

- Меня это возбуждает, - с удивлением услышал Алессандро свой собственный голос, и указал на приятеля. - А он вообще не католик. И еще только светает.

А в следующее мгновение он оказался опрокинут на постель с бесстыдно раскинутыми ногами, в то время как с него проворно стягивали одежду. Сандро выгнулся и охнул, когда напряженное мужское естество вошло в него сразу в самую глубину, его собственный орган немедленно встал в зенит. Винченцо двигался резко, но медленно, и от этого отрывистого скольжения вдоль простаты его буквально начали сотрясать судороги.

Михаил некоторое время наблюдал за этой ошеломляющей картиной, а потом придвинулся и сомкнул губы на члене Сандро: тот закричал, и кричал уже не переставая – горячий язык был повсюду. Вся нижняя часть тела горела в огне, беспорядочно шарящая ладонь наткнулась на гладкое бедро юноши, поднялась выше до мошонки, и Михаил накрыл ее своей, побуждая обхватить его налитый член и направляя движение вдоль ствола. А потом он просто взорвался…

Рука еще продолжала двигаться сама по себе, Алессандро еще чувствовал отрывистые толчки пронизывающего его органа, чувствовал выплескивающуюся в него мощную струю семени, но сам ощущал себя этаким желе. Сил хватало только на стоны. Он долго восстанавливал дыхание, и, придя в себя, понял, что все еще сжимает влажной ладонью член Михаила, с блаженной улыбкой вытянувшегося между ним и Винченцо, который сейчас меньше всего напоминал священника.

Сандро повернулся к мужчине, понимающе улыбнувшись ему поверх золотых кудрей, и получил в ответ подтверждающий знак ресницами. Винченцо погладил его руку, лежащую на бедре юноши, и мягко улыбнулся: возможно, так действительно будет лучше. Вдвоем они смогут сделать больше, чтобы стереть даже след памяти о насилии. Как Его Преосвященство, он редко сможет позволить себе быть с Михаилом и то, что рядом с мальчиком тогда будет Сандро, - только радовало. Кроме того, так юноша не останется без охраны и защиты в любое время, можно было с уверенностью сказать, что молодой наследник рода Орсино после пережитого кошмара не спустит с возлюбленного глаз ни днем, ни ночью! К тому же, конечно очень лестно и безусловно тешит тщеславие, когда для кого-то ты идол и бог, но в подобной страсти нет ничего здорового, и возможно присутствие Сандро поможет Михаилу постепенно ее перерасти.

Для него же самого и Алессандро - привязанность к юноше будет соединяющим мостом, связующим звеном для их внезапного, но явно взаимного влечения, которого вполне достаточно, чтобы быть не столько любовниками, сколько союзниками. А именно это монсеньор Винченцо и понимал под словом верность.

Прежде чем оставить юношей вдвоем, он не отказал себе в удовольствии полюбоваться на них, тесно прижавшихся друг к другу во сне. Что ни делается, - все к лучшему!

Проснувшись, Алессандро увидел, что Винченцо ушел. Михаил безмятежно сопел ему в шею, а рука Сандро крепко прижимала его к себе за ягодицы. Молодой человек поцеловал своего друга и любовника в растрепанную макушку и стал раздумывать, какое именно «благословление» они потребуют от своего кардинала сегодня вечером.