Marbius

Рапсодия на темы

Аннотация
Можно избегать людей, действий, обстоятельств. Но как долго можно избегать себя?
Подъем, пробежка под любимую музыку, работа, сон. Сотни людей вокруг, но он одинок. Тихий и замкнутый, Всеволод наблюдает жизнь, заглядывая в этот бурлящий котел со стороны. Сам идет лишь по краю, не жаждая, не черпая, не прикасаясь. Он живет настоящим, будничным, отлично справляется со своей работой. Разнообразие в его дни привносит единственный друг - Михаил, человек яркий и харизматичный, смелый. Мишка уважает и ценит Всеволода. Не сомневаясь в нем, и сам нуждаясь в поддержке, он лихо втягивает своего скромного друга в продуманный и серьезный план. Это смелое решение полностью меняет их жизни, позволяя им обоим повзрослеть, набраться опыта и наконец-то обрести счастье.



========== Часть 10 ==========
Это было странное и непривычное ощущение – слышать утром столько голосов. Да что там: вся ночь сопровождалась канонадами, всполохами всевозможных шутих, частью прямо под окном, а что творилось в первый час нового года, словами не передать. И чего люди с этим непонятным праздником так носятся? Ну стрелки перепрыгнули, ну цифра последняя в номере года поменялась. И что? В любом ведь случае прогресс – дело такое процессуальное и ни разу не скачкообразное. А что, было бы забавно. Как змея. Год прожил – скидываешь кожу. А начинаешь новой обрастать – так и усердно растешь. Ведь каждый год же одно и то же. Там, на старом месте, соседи буянили. Что только не было: и песни орали, и типа бокалы (или что там) били. И все за стенами. Тут еще и за окнами ору добавилось. Судя по часам, уже можно было бы и к пробежке готовиться, но там столько людей, что затопчут, чего доброго. Можно малость повспоминать кое-какие комплексы из йоги для чайников, чтобы совсем не застояться.
Кофе с самого раннего утра пах совершенно дивно. Да еще после практически бессонной ночи. Его запах так игриво щекотал ноздри и кокетливо заглядывал в мозг, что Всеволод невольно заулыбался. Еще большее удовольствие доставляло наблюдать за толчеей людской. Всеволод поленился варить кофе и просто залил кипятком. Так что вкус его был сырее и резче. Порошок молотого кофе на зубах тоже оседал. Да и зубная эмаль слала усиленные сигналы бедствия. Всеволод прошелся глазами по броуновскому движению внизу, по стенам домов на противоположной стороне улицы и возвел их к небу. Оно было темным и, как ни странно, чистым. Можно было даже звезды рассмотреть, если очень постараться. Стараться не хотелось. Всеволод позволил просыпающимся мыслям побродить по разным мелочам типа: а выйдут ли сегодня дворники, а будет ли работать какой-нибудь книжный магазин, а долго ли стоят ветки сосны да елки в воде – и чуть не взвыл, когда за хвост последней мысли уцепилась еще одна. А амариллисы с ирисами как стоят в воде? Всеволод поджал губы и поставил пустую кружку в мойку. Цветы, конечно, ни при чем, и ирисы ему нравились, более того, иногда Всеволод жутко стесняясь – совсем по-девичьи, но делая вид, что это кому-то в подарок, покупал себе букетик и ставил его на кухонный стол. Ему нравилось стыдливо-кокетливое их очарование, он тогда приволакивал книжку, читал, пил чай и в задумчивости поглаживал листья ирисов. И было у него ощущение, что цветы ненавязчиво ласкались к его пальцам, подбадривая и даже развлекая. Да уж, только едва ли он сможет спокойно проходить мимо лотков с цветами и даже покупать их себе теперь, когда в его комнате на столе стоял букет с вызывающе красным гиппеаструмом и интригующе невинными фрезиями. Черти бы драли их проклятое красноречие! Одно счастье – они долго не отстоят. Можно было бы выбросить. Но сама мысль об этом привела в ужас – выбрасывать ни в чем неповинные цветы. Им и так досталось: сначала их срезали, потом упаковывали, потом по холоду не пойми куда везли, и он еще тут своим хмурым видом добрых два часа жизни им отравил. Да. Перед тем, как его сон сморил. И утром тоже немного. Но это просто потому, что спросонья ему показалось, что вся эта история с букетом ему примерещилась. Оказалось, что все было наяву, и вот они, стоят, с интересом склонив головы и лукаво глядя на него. Всеволод методично мыл кружку, вытирал ее и ставил на место. А ведь если в комнату пойдет – обязательно на них напорется взглядом и снова начнет с собой воевать, чтобы не думать, что ему осталось всего ничего – каких-то, сколько уже? Тридцать шесть часов? Всеволод поправил бантики на веточках, подумал, поменял воду, подумал еще раз, по-новому их расположил, перевязал пару бантиков, с ненавистью посмотрел на кухонную дверь, в раздражении поджал губы и, собравшись с духом, пошел в свою комнату. Букет, распакованный, разобранный и снова собранный, стоял в вазе, занимал добрую половину стола. Больше ничего туда особо не помещалось. На подоконник его ставить тоже не особо хотелось. И он бросался в глаза своим вызывающе неожиданным, но вместе с тем абсолютно уместным видом. Всеволод даже замер на пороге, а когда понял, что наглым образом любуется, одернул себя и, демонстративно отвернувшись в другую сторону, сгреб две первых попавшихся книжки и мобильный телефон и пошел на кухню. В комнате оставаться было чревато. Руки так и зудели погладить лепестки.
Выбор книг наудачу подвел на сей раз. Но делать нечего, пришлось читать случайно купленную очень сильно новомодную хрень, потому что открывать второй том Толкований к Гражданскому кодексу ранним утром первого января даже ему показалось неприличным. Новомодная хрень была отшвырнута в угол на тридцатой странице, Всеволод сделал какао и взялся за Толкования, потому что читать любовные страсти оказалось выше его сил. Даже сладкие воспоминания о поцарапанной Мишкиной спине не отвлекли от наваливших мыслей о грядущем. Часа через два подействовало: никакие незваные мысли не преследовали.
После полудня Всеволод решил отвлечься от умственной деятельности и позаботиться о здоровом теле и потерпел фиаско. Банальнейшие упражнения на гибкость и растяжку вызывали у него слишком непристойные мысли. Попытка приструнить воображение более усердными нагрузками привела к тому, что он сел на полу и вцепился в волосы, простонав весьма нелестную оценку своим мозгам. Толкования к Гражданскому кодексу снова оказались кстати. Тем паче они были написаны таким замысловатым языком, что думать приходилось очень усердно. А еще книга оказалась исключительно многофункциональной. Например, можно было выискивать опечатки. Или считать количество абзацев на странице. Или сколько раз на странице употребляется слово «правовой». Лишь бы избавиться от навязчивого зуда в копчике.
Темнело рано. Михаил ввалился в квартиру, помятый, взъерошенный, хмельноватый и счастливый. Он выпросил у Севки чего-нибудь пожрать и попить, только не кофе, и закрылся в ванной. Вернулся он относительно успокоившимся, помытым, причесанным, набросился на картошку, которую Всеволод молча сунул ему под нос, проверил, на месте ли смартфон и много ли сообщений пришло. Он как-то по-детски обиженно посмотрел на экран: судя по всему, новых сообщений не было. Всеволод тактично пялился в окно. Потом они в молчании пили чай. Михаил периодически зевал. Всеволод лениво рассматривал столешницу.
- Ладно, я баиньки, - хлопнул он себя по коленям. – Завтра я в полдень на три дня спрыгиваю. Мы на лыжах едем кататься. Так что ты постарайся не сильно скучать.
Всеволод глянул на него и удивленно приподнял брови.
- Постараюсь, - флегматично отозвался он.
- Получше старайся. – Михаил шутливо толкнул его в плечо, встал, с наслаждением потянулся, размял плечи и шею и поплелся к выходу. – Ладно, спокойной ночи.
- И тебя туда же. Телефон не забудь.
- Ай! – Михаил хлопнул себя по лбу и кинулся к столу. Всеволод ехидно наблюдал за его маневрами. – Чего ржешь, придурок? – он даже надулся. – Я на тебя посмотрю, когда ты со звездами в глазах бегать будешь.
Всеволод не сдержал смешка. Михаил постоял еще на кухне, пытаясь явить собой укор совести Всеволода, явно не преуспел, зевнул, пригреб рукой волосы и удалился. Улыбка медленно сползла с лица Всеволода.
Ночь была какая-то странная. То ли спалось, то ли не спалось. И на полнолуние не списать. Одеяло сбилось в комок. Ранним утром пришлось менять белье, чего не случалось с четырнадцати лет. И сны были... странные. Другие слова, более верно описывавшие те действа, которые мерещились в коротких промежутках между полубодрствованиями, были бы в лучшем случае полунормативными. Михаил спал, как убитый, и явно не подозревал о беспокойной ночи своего товарища. К счастью, это значило также и то, что маневров с бельем и душем он не слышал. Утро второго января было очень тихим. Улицы относительно тщательно убрали, засорить их больше не стремились, гулянья если и были запланированы, то уж никак не с утра пораньше, поэтому Всеволод стоял на крыльце подъезда, оглядывая дворик, и смиренно готовился к двойной норме. Иначе утихомирить либидо не представлялось возможным. Чтобы жизнь не казалась медом, он решил поотвлекаться на что-нибудь зубодробительное и для этого выискал Малера. Не самый оптимальный выбор для пробежки. И именно поэтому отличный выбор. Приходилось и вслушиваться в музыку, и следить за маршрутом, и вообще, что там про австрияков говорят, что они жизнелюбы? Прямо даже грустно становится.
Магазинчик тети Лиды был ожидаемо закрыт. Но если добежать до конца улицы, потом свернуть направо и обогнуть квартал, а потом вернуться тем же маршрутом назад, то можно чуть ли не вдвое увеличить маршрут и неслабо устать. А Малер все жаловался, жаловался. И Всеволод, чтобы унять зуд, похожий на зубную боль, все прибавлял и прибавлял темп.
Всеволод изрядно выбегался. Куртка промокла чуть не насквозь. Волосы были сырыми, шапка тоже. Перед глазами время от времени появлялась мутноватая пелена, делать резкие движения было явно противопоказано. Всеволод сбросил все прямо на пол у стиральной машины, остался в тренировочных брюках, стянул пропитавшиеся потом носки и, махнув на все рукой, пошел на кухню перекусить, и только потом в душ. На кухне было тепло, но влажная кожа настаивала на том, что прохладно. Пока кофе варился, Всеволод с огромным аппетитом умял кусок сыра с ветчиной и печально посмотрел на пустую хлебницу. Мишка проснется ближе к полудню, можно будет макароны сварить. А пока что еще пожевать? Даже яичницу жарить не хотелось. Он засунул нос в холодильник, достал на свет Божий два помидора и огурец и не мудрствуя лукаво изобразил еще два недосандвича – один – сыр с огурцом и веткой эстрагона, второй – ветчина, петрушка и помидор вприкуску. А потом он с наслаждением пил кофе с сушками, прислонив голую спину к нагретому от батареи кухонному столику. Небо резво светлело. Туч на диво не было. А еще оно было высоким, прозрачным и безмятежным. И холодным. Наверное, из-за своего оттенка, в котором было много равнодушно-белого, чуть-чуть коричнево-желтого и немного больше лазурного. Солнце отсвечивало розоватым, упорно стремясь к зениту, но будучи пока в начале пути. Потом оно будет просто желтым. Изредка (по сравнению с буднями, конечно) проезжали машины. Голоса на лестничной площадке раздавались очень редко. Город отсыпался от одного бурного дня, начавшегося с не менее бурной ночи, и готовился к еще одному – пока были и силы и настроение.
Стиральная машинка сыто поуркивала, сосредоточенно вертя барабан. Всеволод стоял в ванной перед зеркалом в нерешительности. От него что-нибудь требуется помимо стандартных гигиенических процедур, или не треснет ли у кое-кого морда? После усердных раздумий было принято к руководству второе, Всеволод забрался под душ. Намыливая и споласкивая волосы, он старался не думать о той фигне с разных сайтов, которой вчера начитался на ночь. Однополые отношения – исключительно несимметричная штука, вот к какому выводу он пришел. Женщины, например, могут страдать всеми этими штуками типа ПМС и критических дней (если это не придумка фармацевтических компаний, чтобы порезвее свои продукты продавать), но зато насколько у них проблем меньше друг с другом в постели! Ну, кроме накладных ногтей, наверное – но тут уж сами виноваты. А мужчины не могут похвастаться ничем таким, или скорей стесняются в этом признаться, но зато на какие ухищрения им приходится идти! Остается только уповать на то, что ОН знает, что делать, и имеет достаточно опыта.
Полотенце было пристроено на бедрах, Всеволод вытирал волосы вторым и снова думал, тянуться за ножницами или нет. Решил подождать, вытер плечи, натянул домашние джинсы и майку и пошел на кухню. Одними недосандвичами сыт не будешь. Из Мишкиной комнаты доносились непонятные звуки. Всеволод насторожился – вроде же никто не просачивался, прислушался. Ну да. Мишка по телефону воркует. Всеволод закусил губу, с трудом, но сдержал себя до кухни, закрыл дверь и засмеялся. Вот этого от него ну никак не ожидал. Однако, однако. Крепко его зацепило, если он даже на такое слюнтяйство пошел.
Завтрако-обед прошел в сосредоточенном молчании. Мыслей у Всеволода было больше, чем достаточно, примерно столько же, сколько и намерений держать эти мысли в узде, Михаил, судя по всему, думал, что еще понадобится. Всеволод ел размеренно, Михаил поглощал пищу. Потом он резво поставил чайник, бросил: «Позовешь, когда закипит» - и унесся собирать вещи. Чайник закипел. Всеволод его позвал. Михаил раздраженно отозвался: «Ну так завари чего-нибудь!»
Сумка с вещами, выглядевшая в меру набитой, стояла в прихожей. Мишка заглянул на кухню. Всеволод мирно попивал чай, терпеливо дожидаясь, пока ураган Майкл унесется на встречу со своей любовью.
- Слушай, ты не хочешь на каток в пятницу сходить?
Всеволод открыл рот от удивления. Михаил, откровенно смущаясь, признался.
- Мы с Любашей идем, и я вас познакомить хочу.
Всеволод вспомнил о правилах приличия, закрыл рот, вежливо улыбнулся. Подумал.
- А она?
- Ага. Ну так как? – Михаил с явным напряжением ждал ответа.
- Хорошо. Давай сходим. Буду рад с ней познакомиться.
- Отлично! – тут же просиял Михаил. – Все, я полетел! До встречи!
Он подскочил, крепко обнял Всеволода, взъерошил ему волосы и унесся. Всеволод, улыбаясь, глядел ему вслед. Улыбка становилась все более рассеянной, затем начала меркнуть. Время неотвратимо истекало.

 На улице было темно. До приезда... Архипа... Тарасовича остался час. Всеволод угрюмо думал, что он должен из себя изобразить – сухого клерка или что-то в стиле очень сильно раскованный кэжуал. Или не выпендриваться и просто ограничиться тем, что быстро снимается? Да, наверное. Джинсы и пуловер. А кому не нравится – пусть готовит карточки с указанием дресс-кода и вкладывает их в букеты в следующий раз.

 Разумовский последний раз все осмотрел. Телятина дотушится сама. Брокколи отварить, вынуть, в панировку и в масло – дело пяти минут. Вино приготовлено. Стол сервирован. Все для десерта подготовлено. Главное, чтобы восхитительнейший Всеволод Максимович не запаниковал. Улыбка, и так не покидавшая его лицо с самого вечера тридцать первого декабря, стала еще шире. Восхитительнейший, вожделеннейший, очаровательнейший, деликатнейший, кротчайший Всеволод, очаровавший неприступную Анну Владимировну, которую министры побаиваются, одной своей смущенной улыбкой. Преданнейший, постояннейший, чувственнейший Всеволод, достойный не менее чувственной атмосферы. Архип Тарасович пребывал в перманентном полувозбуждении уже вторые сутки и надеялся, что Всеволод чувствует себя хотя бы немного похоже. Он переживал кучу всевозможных фуршетов, банкетов и просто пьянок, мириады смазливых и не очень личиков, которые явно рассчитывали присосаться к нему, но разве могли они сравниться с такой прелестью, как удивительнейший провинциал с чувственными пальцами и твердым целомудренным ртом? Все-таки это была удачная импровизация, избавившая его от не одной недели осады. Шабанов может быть близко, но он больше не должен вызывать головной боли. Всеволод явно не побежит жаловаться, боясь уронить себя с пьедестала в его глазах. Взгляд, мельком брошенный на часы, оторвал от весьма глубокомысленного поглаживания фрезий. Пора брать крепость. Практически штурмом.
Телефон зазвонил без одной минуты семь. Всеволод посмотрел на него так, как и на песчаную эфу не смотрел бы, но ответил. Архип... Тарасович... после приветствия сказал своим чувственным голосом, в который щедрой рукой всыпал туеву кучу совершенно безумных обертонов и двусмысленностей, от которых Всеволода накрыло жаркой волной чего-то невообразимого: «Я жду вас внизу, и кажется, я один во дворе, так что не ошибетесь». Мышеловка захлопнулась. Или гильотина лязгнула. Всеволод выдохнул, практически твердой рукой отложил телефон, вытер ладони о джинсы и пошел в прихожую.
 Не очень приметный, хотя и крупный, черный внедорожник действительно стоял у входа. Всеволод помедлил у входной двери, мрачно посмотрел на машину и пошел к ней. Архип Тарасович открыл дверь изнутри. Всеволод забрался вовнутрь и пристегнулся, затем чопорно сложил руки на коленях. Архип Тарасович снисходительно смотрел на это, затем потянулся и провел рукой по скулам и губам, положил руки поверх рук Всеволода, с которых тот не пошевелился снять перчатки, легонько сжал их и перенес руку на рычаг переключения скоростей. Машина плавно тронулась с места.
- Как прошли выходные? – интимно спросил он.
- Они еще не прошли, - глуховато отозвался Всеволод. – Впереди чуть ли не неделя.
Архип Тарасович издал беспечный смешок, очевидно, нисколько не задетый его сухим тоном.
- Увы, даже отдых имеет обыкновение превращаться в тяжелую изнурительную работу, не так ли? – и он бросил на Всеволода лукавый взгляд. Всеволод неопределенно пожал плечами. Рука Разумовского снова накрыла руки Всеволода, и он сказал, ласково, но настойчиво стягивая одну из них. – Мне кажется, в салоне достаточно тепло, чтобы вы могли обойтись без них, не так ли, Всеволод?
Всеволод пожал плечами и позволил ему медленно стянуть перчатку. Пальцы у него были холодные, и Архип Тарасович с огромным удовольствием переплел их со своими – теплыми. Всеволод затаил дыхание.
- Кстати, об именах: сохранять эту манерность с именем-отчеством бессмысленно. Да и «Вы» кажется немного притянутым. М?
Всеволод посмотрел на него и кивнул.
- Вот и отлично, - заговорщицки улыбнулся Архип... без «Тарасович» и перевел взгляд на дорогу. Всеволод прикрыл глаза, стараясь как-то отвлечься от теплой ладони, звука его голоса, продолжавшего звучать в ушах, и сладко-дурманящего предвкушения.
 Ехать было не так, чтобы очень далеко, но, когда остановилась в парковочном лоте на подземных этажах многоэтажного дома, Всеволод довел себя до состояния, близкого к истерике. Архип... без «Тарасович», без «Тарасович»... посмотрел на него. В полумраке тусклых и редких огней глаза его хищно блестели. Он переплел пальцы левой руки с пальцами Всеволода, правой рукой стянул шапку и впутал пальцы в его волосы. Рука Архипа неспешно легла на затылок, слегка помассировала его, губы приблизились к губам Всеволода и коснулись их. Неспешно, давая возможность привыкнуть. Губы не поддавались. Архип языком легонько провел по ним и поцеловал, не особо втягивая в поцелуй, просто играя, дразня, возбуждая интерес. Всеволод прикрыл глаза и приоткрыл рот. Несмотря на все предыдущие устрашающие маневры Архипа, этот поцелуй был дивным и совершенно не подчиняющим. Архип отстранился и многообещающе улыбнулся.
- Пойдем, - кротко сказал он, предпочитая не думать, каких усилий это ему стоило.
Поцелуй привел Всеволода в чувство. Дойти до лифта он смог вполне самостоятельно, да и перчатки с шапкой захватить не забыл. Рука Архипа невзначай оказалась на талии Всеволода и так там и осталась. Всеволод мог отчетливо слышать его слегка прерывистое дыхание прямо над ухом, которое звучало практически в унисон с его собственным дыханием. В лифте Архип чуть отстранился и нацепил хладнокровную маску на лицо. Всеволод полувопросительно посмотрел на него, и Архип глазами и вверх указал на потолок. Камера, ага. Улыбка чуть приподняла губы Всеволода. Архип внутренне взвыл. Это было сказочно интригующе. Это было бесконечно эротично.
Всеволод не особо удивился, увидев, что в холле на этаже была только одна входная дверь. Разумовский, судя по всему, не терпел соседей. В принципе, понятно.
Прихожая по размерам примерно соответствовала квартире, в которой Всеволод жил сейчас. Архип коснулся губами шеи Всеволода, пока тот оглядывался, легко поцеловал ухо, так удачно оказавшееся поблизости, и положил руки на плечи. Пальцы его прошлись по шее, отдаваясь во всем теле трепетной дрожью, и легли на воротник куртки.
- Может, снимешь куртку? – прошептал он на ухо. Всеволод согласно прикрыл глаза и смог открыть их, а заодно и выдохнуть, лишь когда услышал отдаляющиеся шаги. Архип явно взялся за дело всерьез. Он вскоре вернулся и снова положил руку ему на талию, дразняще поглаживая спину. – Предлагаю сначала поужинать. Я надеюсь, для тебя нет однозначных табу в кулинарии?
- Мозги живых обезьянок. – буркнул Всеволод. Архип с готовностью отозвался низким вибрирующим смешком и игриво прикусил Всеволоду ухо.
- В таком случае, их не будет. Против телятины, грибов или брокколи ты ничего не имеешь?
Всеволод искоса на него посмотрел. Если грибы будут лисичками, а брокколи жареная...
- Я потушил телятину с лисичками и мускатным орехом. Брокколи дожидается своих мгновений на жару, - прошептал Архип за плечом.
 Гад! Какого лешего он за правым плечом стоит? За левым ему самое место, за левым!
Всеволод пытался сохранять невозмутимый вид, когда Архип проводил его к совсем маленькому столу как раз на двоих у панорамного окна. Город было отлично видно. И почти ясное небо было совсем близко. Руки Архипа задержались на его плечах, погладили их; он сказал:
- Я сейчас вернусь.
Донесся звук открываемой и закрываемой дверцы. Архип вернулся с бутылкой вина.
- Здесь у тебя тоже нет предпочтений либо неприятий? – легко спросил Архип, показывая ему этикетку. Всеволод только глаза закатил.
- Точно никаких. – сухо отозвался он.
- Отлично. Тогда выпьем за Новый год? – продолжил Архип. – Как раз все будет готово.
 Он налил вина в бокалы, легко опустился напротив, взял свой и коснулся им бокала Всеволода.
Вино было неплохим,.. наверное. Про что там говорят? Запах? Насыщенный,.. наверное. Букет? Разнообразный,.. наверное. Попробуй думать про вино, когда тебя Разумовский поверх бокала вместо телятины на ужин ест. Архип сделал еще один глоток, посмаковал его, проглотил, отставил бокал.
- Я скоро вернусь, - сказал он, встал, наклонился, прикоснулся губами к губам Всеволода, провел рукой по его мило розовеющей щеке и скрылся в направлении кухни. Интересно, Синяя Борода тоже женам телятину с лисичками тушил? Или там Ганнибал Лектор?
 Всеволод огляделся. Как-то диковинно было видеть настолько минималистичное и настолько уютное помещение. То ли цвета были так подобраны, то ли картины на стенах, то ли пара совершенно прелестных штрихов наподобие пледа, который был не совсем ровно сложен, или вон той примятой подушки и журнала рядом, лежащего на диване, а не на журнальном столике. Всеволод снова посмотрел в окно. Странное место. Вроде и в центре, но поодаль, не со всеми. И не над всеми. Не настолько высоко. Высотки, что в окно видны – куда выше.
Архип вернулся, неся соблазнительно пахнущие тарелки. Одну он поставил перед Всеволодом, который заметно потеплевшими глазами смотрел на аппетитные куски телятины, легкомысленные шляпки лисичек, завлекающе выглядывавшие из соуса, и кокетливо-золотистые соцветия брокколи, соблазнительно разложенные рядом. Эта часть пиесы прошла на ура. Архип почти с умилением наблюдал за тем, как Всеволод с сосредоточенным лицом выискивает лисички, отправляет их в рот и довольно щурится, как аккуратно разрезает брокколи, подносит ко рту и на секунду задерживает, вдыхает запах, а затем аппетитно поглощает, как сосредоточенно разрезает кусок мяса и тщательно обмакивает его в соус.
- Понравилось? – знающе улыбаясь, поинтересовался Архип. Всеволод рассеянно посмотрел на него, с сожалением на опустевшую тарелку, отложил вилку и потянулся за бокалом. Сделав глоток, он согласно кивнул головой. – Я рад. Может, отвлечемся от гастрономии и обратимся к кое-чему иному?
Всеволод встретил его взгляд, не дрогнув.
- Надеюсь, ты понимаешь, что огласка не нужна ни мне, ни тебе.
Всеволод согласно кивнул головой.
- И то, что на работе у тебя никаких привилегий не будет, тоже. – Архип усмехнулся. – За исключением, может быть, командировок со мной куда-нибудь.
 Глаза у Всеволода прищурились.
- Я не думаю, что давал повод думать обо мне подобным образом, - ровно произнес он.
- Разумеется, - охотно согласился Архип. – Просто во избежание недомолвок. Но я с огромным удовольствием буду делать тебе подарки. Надеюсь, ты позволишь.
- Я не думаю, что дал повод думать обо мне и таким образом, - тихо повторил он, глядя на стол. Губы его плотно сжались.
 Архип потянулся и накрыл его руку своей. Всеволод не пошевелился убрать ее или как-то выразить свое мнение по этому поводу.
- Хорошо. Посмотрим, - кротко произнес Архип.
- Что будет с Мишкой? – глухо поинтересовался Всеволод.
- Ничего. Если он, конечно, не устроит чего-нибудь совсем неприличного, окажется некомпетентным и прочая. Тогда его ничто не спасет. И я очень надеюсь не видеть его слишком часто рядом с тобой.
- Он мой друг. Мой единственный друг.
- Я надеюсь на твое благоразумие, - после паузы произнес Архип без тени улыбки в голосе. – Я вообще надеюсь на твое благоразумие.
 Всеволод согласно кивнул головой.
- Теперь твоя очередь. – гостеприимно развел руками Архип, снова улыбаясь. Всеволод сделал глоток. Помедлив, он произнес:
- Я предпочел бы ограничить наши встречи определенными днями. Например, понедельником и четвергом.
 Повисла пауза. Всеволод поднял безмятежный взгляд на Архипа. Тот смотрел на него с вежливым интересом, но ноздри подозрительно подрагивали.
- Два. Раза. В неделю?
 Всеволод позволил паузе повиснуть. Сдвинув брови в знак умственной деятельности, он добавил, погодя:
- Хорошо. Раз в две недели дополнительно. Скажем, суббота.
- Еще что-нибудь? – вежливо поинтересовался Архип.
- Нет. Про нежелательность огласки уже упоминалось.
- Хорошо.
- «Хорошо, да»? Или «хорошо, я подумаю»?
 Архип взял МХАТовскую паузу. Но у Всеволода тоже был за плечами какой-никакой опыт, чего его благословенная матушка стоит. Он невинными глазами смотрел на Архипа и терпеливо ждал. Архип вежливо улыбнулся.
- Хорошо, да. Понедельник, четверг и дополнительная суббота. – он хмыкнул, опустил глаза, отпил вина. – Как насчет десерта?
 Всеволод пожал плечами.
- Пойдем. Я все подготовил в зимнем саду.
 У Всеволода заныло в груди от дурного предчувствия. Ну что еще?
Под зимний сад была обустроена огромная терраса. Всеволод растерянно оглядывал ее и с влажными глазами смотрел на распустившиеся и только распускавшиеся фрезии, гиппеаструмы, вазоны с огромными луковицами, явно его братьев, и папоротники, буйно зеленевшие на стеллажах поодаль. Архип, только что совершавший манипуляции у столика на пограничной зоне между цветами и папоротниками, незаметно подошел, стал за его спиной, прошелся губами и, кажется, языком по затылку, обнял и прижал.
- Тебе понравился букет?
 Всеволод не смог сдержать смешок; затем он кивнул головой. Архип погладил его по животу, поцеловал в шею.
- Не хочешь осмотреться? Как раз шоколад подогреется.
 Всеволод скосил на него глаза.
- Шоколадное фондю, - пояснил Архип. – Клубника, дыни, груши и шоколад. Я делаю его несладким, или?
Всеволод сглотнул слюну.
- А можно со специями? – шепотом попросил он, повернув лицо к Архипу. Тот не мог упустить момент и начал поцелуй, повернув лицо Всеволода к себе и лаская его пальцами. Всеволод явно был скован. Застонав, Архип оторвался от него.
- Иди, оглядись. – он отстранил Всеволода. – Я пока принесу специи.
 Всеволод посмотрел на него, сначала обиженно, потом благодарно. Архип одарил его нечитаемым взглядом и ушел.
Стоять в папоротниковых зарослях было необычно. Воздух был насыщен их своеобразным запахом. А еще были ирисы, гиппеаструмы, фрезии разной степени раскрытости. Всеволод сел на диванчик рядом со столиком, с интересом наблюдая за побулькивавшим шоколадом. Архип сел рядом и предложил ему специи на выбор.
Десерт был восхитителен. Архип кормил его кусочками фруктов, сначала обмакивая их в шоколад, потом надкусывая сам и только потом скармливая Всеволоду. Он все дольше и дольше задерживал свои пальцы на губах Всеволода и активно перемежал фрукты с поцелуями. Всеволод полулежал, вытянув ноги, пристроив руку на бедре Архипа, и бесстыдно демонстрируя свою возбужденность.
Архип пошел делать кофе. Он коварно бухнул туда коньяка, чтобы наверняка, хотя это было совсем не обязательно. Всеволод очевидно получал удовольствие от ужина. Но кофе был бы восхитительным ходом, да и слизать его с таких желанных губ – нет, от этого Архип отказываться не собирался и проделывал долго и со смаком.
После кофе пришел черед спальни. Ее Всеволод по достоинству оценить даже не пытался, упиваясь губами Архипа, который активно стягивал с него пуловер, ах, да еще и на голое тело надетый... Архип стонал от восхищения, обласкивая тело, а Всеволод наслаждался его ласками, это было несомненно. И воодушевленный Архип выцеловывал все ямочки, все выпуклости на теле, проходился языком и слегка покусывал, стараясь быть ласковым и не слишком агрессивным... пока.
 Архип милостиво позволил первому разу не зайти слишком далеко. Они лежали рядом, потные, уставшие, вымотанные, и отдыхали. Архип лениво проводил кончиками пальцев по руке, плечу, груди, обводил сосок, устремлялся к животу. Это было восхитительно. А будет еще лучше.
Всеволод выдохнул и сел.
- Ты куда? – лениво спросил Архип.
- В душ. Можно?
- М-гм. Я все подготовил. Дверь там. – Архип лениво указал глазами в ее направлении.
 Всеволод поднялся, с явным трудом восстанавливая контроль над телом, и неспешно побрел к ванной, демонстрируя Архипу великолепный вид на сильную, пусть и не очень широкую спину, роскошные упругие подтянутые ягодицы и великолепные ноги. В комнате царил полумрак – кроме света с улицы, охотно заглядывавшего в большие окна, освещения не было, и в полумраке фигура Всеволода казалась выточенной из янтаря – такой нежный и теплый медовый оттенок она обрела и такие неясные, но все равно соблазнительные очертания имела. Всеволод скрылся за дверью. Архип сыто улыбнулся и задремал. Проснулся он, когда Всеволод натягивал пуловер. Архип в недоумении посмотрел на него.
- Ты куда? – спросил он.
- Домой. – спокойно отозвался Всеволод.
- Ты не останешься? – к тайному удовольствию Всеволода, в голосе Архипа проскользнула растерянность.
- Я предпочел бы ночевать дома.
- Я рассчитывал на совместный завтрак, – мрачно признался Архип. 
- Скоро четверг, - флегматично пожал плечами Всеволод. – Спокойной ночи.
 Архип остался полулежать на кровати, приподнявшись на кровати и опираясь на локти, и глядеть, как Всеволод уходит все той же неспешной походкой.
- Спокойной ночи. – произнес он в пустоту и упал на кровать. Разглядывать потолок было не очень интересно, но всяко лучше, чем думать про то, как хреново лежать на белье, на баталии на котором возлагал такие надежды.
Всеволод спускался в лифте, изо всех сил стараясь унять трясущиеся руки. Он смог. Он сделал это. У него получилось. А ведь остаться так хотелось...
 Морозный воздух обжег нежные - после таких-то ласк - щеки. В такси Всеволод все еще унимал дрожь. Поднимаясь по лестнице к квартире, он уже не таил довольной и откровенно злорадной ухмылки.

========== Часть 11 ==========
 Замечательная ночь. Ясная и наверняка холодная. Зима ведь холодная выдалась. Роскошная зима где-нибудь за городом. Прямо перед глазами белые просторы с графически четко вырисованными деревьями и кустами, словно на литографии, и тишина, и бескрайнее небо над головой. Месяц в ниточку сузился, не мешает звездам подмигивать, и редкие снежинки медленно опускаются на землю. А звезды подмигивают: дурак, дурак. Не с тем ведь в кокетство играть взялся, не с тем. Сколько же их было всяких, кто на все шли, чтобы в постели оказаться и в ней задержаться. На что только не шли, чтобы завлечь, заманить, а потом и приручить. А все эти игры – восхитительные обмены полунамеками и взглядами из-под челок, искоса, поверх бокалов, которые охотно маскировали за всеми своими ухищрениями: «Да!» - и все остальное... что еще там все эти идиоты продажные делали, и которые доставляют удовольствие, пока не перерастают в одно сплошное «дай!». Ну ладно, им идешь навстречу, и буквально в два счета тебе этот счет выставляется, сколько это будет стоить, если... а если, то... и вообще, лучший баланс – открытый кредит, ты ведь можешь это позволить, дорогой? И приучили, сволочи, что контракт, любой контракт следует составлять до начала отношений и четко прописывать, сколько раз в месяц голова может болеть или еще какую дрянь. И ты следуешь давно выработанной парадигме и оказываешься неготовым. К прямому взгляду, бестрепетно встречающему твой, к нечитаемым глазам и одному-единственному условию, которое требует не щедрости, а скорее ее отсутствия – ко всему этому непривычному оказываешься совсем не готов. Явно не верхней головой думал, когда к нему эти лекала примерял. Воистину кровь только в одной из них может находиться. А рядом с ним с завидной целеустремленностью направляется вниз, в полном сответствии с законом всемирного тяготения, и ты идешь у той пресловутой части тела на поводу и делаешь все, чтобы угодно, лишь бы ей угодить. А потом полулежишь на смятой кровати и следишь за удаляющимися мягкими неспешными шагами и осторожным хлопком входной двери, которые в замершей от недоумения квартире раздаются погульче иной канонады. А на твоих губах еще остается привкус кофе с коньяком и шоколадное дыхание, и губы помнят горячую кожу, в восхитительной невинности своей отзывающуюся растерянной чувственностью на каждое прикосновение. И сейчас бы прижать его к себе, провести по плечу, по спине, устроить ягодицу в руке – она так роскошно выточена, как раз для твоей ладони, зарыться губами в волосы, вдохнуть их запах и позволить сну сморить тебя, а взамен только и остается, что смотреть в окно и жалеть, что так свою деловую хватку переоценил. А звезды сейчас смотрят на него и подбадривают: молодец, молодец. Уж они-то не ошибаются.
Тело, руки-ноги и кожа, особенно кожа, ощущались совершенно по-новому. Все тело было легким и упругим, изнеженным, недовольно роптавшим, что его лишили законной ласки. Кровать, на которой предстояло ворочаться, была бесконечно неудобной, да еще этот букет! Гиппеаструм высокомерно-снисходительно усмехался прямо напротив. Фрезии словно шушукались вокруг него, недовольно обсуждая упрямство. Оно того стоило? Голова торжественно заявляет, что стоило. А тело угрюмо нашептывает, что можно было и что другое придумать, что если бы он остался, его бы с радостью осыпали всей той щедростью плотских радостей, на которые он горазд. Как он на них горазд! И завтрак наверняка был бы не хуже ужина. Назвать его по имени Всеволод не мог. Он однозначно перестал быть недосягаемым генеральным директором, совсем недолго побыл Архипом Тарасовичем, звучит-то как, похлеще сухой пулеметной очереди. Ему и этого показалось слишком много, он на «Архипе» настаивать вздумал. Всеволод несколько раз повторил это имя, попробовал, как оно звучит, покатал его на языке, напоролся на гиппеаструм, многозначительно поглядывавший на него, в раздражении отшвырнул одеяло и подошел к столу. Посмотрев на окно, на месяц, причем почему-то виновато, он взял вазу и отнес ее на кухню. Вернувшись в свою комнату и укрывшись одеялом, Всеволод посмотрел на стол, безлико и бездушно стоявший в углу. Ну да, получше. Он закрыл глаза. И долго еще ворочался, пытаясь вспомнить, как спать удобнее всего.
 Архип пил утренний кофе в зимнем саду, на диванчике, который был чуть-чуть велик ему одному и уютно тесен для двоих, что и было вчера продемонстрировано ими. Горелка и горшочек, чашки, блюдца так и  стояли на столе, вызывая у него интимную улыбку. Все-таки это была отличная идея. Очень перспективная, как ни посмотри. Солнце только собиралось вставать, небо лениво светлело на востоке, можно было бы еще подремать, только смысла в попытке убедить себя, что это обычный выходной день, и валяться дальше Архип не видел. Только бока отлежишь. Есть многое, что можно сделать, чем заняться, в предвкушении следующей схватки, которая ему наверняка предстоит с прелестным провинциалом, решившим, что у него акульи зубы. Посмотрим. Посмотрим. Разумеется, его демарш ночью застал Архипа, да еще блаженно расслабленного после прелестного времени в постели, врасплох, но при свете солнца все это кажется небезнадежным. Чудесный мальчик Всеволод наверняка имеет немало слабостей, на которых можно и нужно сыграть, чтобы приручить и укротить, чтобы малыш забыл, что хочет быть упрямым и недосягаемым. Он считает, что способен одолеть Архипа, который тискал девок под школьной лестницей уже тогда, когда Всеволод только начинал выводить: «Мама мыла раму»? Самонадеянный мальчик. Но тем интереснее интрига. Архип обвел взглядом фрезии, которые кокетливо вскинули свои головки и игриво поглядывали на него, ирисы, многозначительно изогнувшие свои лепестки, и гиппеаструмы, которые многозрачительно молчали на отдельном столике. Папоротники росли, явно не особо тревожимые той баталией, которая вчера разыгралась в спальне. Но их многотысячелетняя родовая память их такими знаниями наделила, что выходка Всеволода, Севы, Севочки – не больше, чем безобидная детская шалость. А еще следует подумать, что бы привлекательного, но не слишком откровенного изобразить на грядущий ужин. У Всеволода – Севы оказался отличный вкус, он, не особо разбираясь во всех этих теориях, отлично применил на практике знания. Архип даже зажмурился от удовольствия, вспоминая, как охотно Сева – Севочка смаковал фрукты, покрытые горячим шоколадом, с каким наслаждением принюхивался, а потом наслаждался кофе. Да, пожалуй, Захер-торт будет отличной идеей. Ну что ж, мой дорогой олень с нечитаемыми глазами, безмятежным лбом и прохладными пальцами, посмотрим, как ты отреагируешь на такую каверзу.
 Всеволод был зол на себя за совершенно идиотские сны, буйно расцветавшие на внутренней стороне век, и все такие... Глядя на стиральную машину, которая начала прокручивать барабан, он почувствовал, как заалели его уши. Такого и в школе с ним особо не случалось, а если и да, то такие вещи обычно списывали на гиперсексуальность и все такое. Да что бы эти идиоты знали о гиперсексуальности? Они, видно, всю свою умную научную жизнь прожили в счастливом неведении о том, как кожа горит и ноет, как тело требует удовлетворения, как просыпаешься на влажном белье, со взмокшим лбом и пересохшими губами, которые отчаянно зудят о хозяйском снисхождении в своей жажде удовлетворения. Все-таки двойные пробежки должны стать его ежедневной нормой, иначе Мишке не особо объяснишь, почему Севка каждое утро постельное белье меняет. Слабая надежда, но все же: может, подействует? Всеволод пошел в прихожую. Все-таки и вечер, оказавшийся более чем приятным, за исключением пары фраз, и то, что следовало потом, были чудесным опытом, и он был вовсе не грубым и самовлюбленным варваром, а очень даже щедрым любовником. И тело у него роскошное. Всеволод закрыл глаза, набрал полную грудь воздуха и постучал лбом о дверь. Да что же это такое?!
 Погода была восхитительной. Небо было облачным, солнце игриво выглядывало из-за туч, снежинки время от времени опускались на нос, в ушах бравурствовал Дженкинс, который, будучи откровенно поп-композитором, склонялся к четно-дольному такту, что могло быть минусом для высоколобых критиков, но отлично подходило под четкий ритм шагов. Еще и подмурлыкивать можно было, словечки там очень удачные. Итак, шаги: раз-два-три-четыре, дыхание –на четыре шага вдох, на четыре выдох, и Stabat Mater dolorosa. И если все это контролировать, то в голову не лезут совершенно нежеланные мысли, которые за ночь выматывают так, что хоть волком вой. Одна радость – гиппеаструм постепенно вянет. Скоро его можно будет с чистой совестью выбросить, а не таскать пять раз на дню из комнаты в комнату. Всеволод со злости попытался его на балкон выбросить, но у самой балконной двери остановился, долго смотрел на дверь, еще дольше на опечалившийся букет и вернул вазу в свою комнату.
Тетя Лида стояла за прилавком, опираясь на него своей необъятной грудью, и лениво перелистывала журнальчик с уймой картинок.
- Севка! Ты смотри! Решил вспомнить! - заулыбалась она, выпрямляясь. – Ну, иди сюда, дай чмокну, порадуй старушку, дай в кои-то веки к мужской груди прижаться. По нормальному хлебу соскучился, оглоед?
- Доброе утро, - смущенно улыбнулся Всеволод, вынимая  наушники.
Тетя Лида выплыла из-за прилавка, подошла к растерянно заозиравшемуся и слегка попятившемуся Всеволоду, сжала его в объятьях, которым и кузнец бы позавидовал, и торжественно сказала:
- Ну, с Новым годом нас. Пошли чай пить.
Оказывается, задумчиво признал Всеволод, подобное буйное выражение чувств может быть приятным. И чего он всегда это так ненавидел?
 Уставший, но довольный Всеволод, который к концу пробежки признал, что он молодец и способен-таки концентрировать мысли и не думать о плохом, неспешно поднимался по лестнице. В руке он держал пакет со свежим дивно пахшим хлебом, неслабым таким запасом пончиков и пятью круассанами, которые по яростно-искренним заверениям тети Лиды, совершенно случайно завалялись после вчерашнего гостеприимства, когда к ней припиралась дочка с мужем и спиногрызами, и вовсе не были ей по-партизански заныканы от этих проглотов подальше. Навстречу спархивал трепетный и нежный сосед с совячьими глазами и подвижными бровями. Всеволод отошел в сторону, чтобы тот мог пропорхнуть мимо, не особо меняя траекторию, и вежливо сказал, с трудом сдерживая улыбку: «Доброе утро и с Новым годом». Сосед придержал шаг, попытался высокомерно посмотреть на него, напоролся на веселый взгляд Всеволода, смутился и выдавил: «С Новым годом». Взгляд его устремился туда, к чему яростно принюхивались ноздри – к пакету, который Всеволод держал в руке и который, отогревшись в тепле, начал все активнее издавать ароматы сдобы. Бедный мальчик непроизвольно сглотнул.
- Не хотите составить мне компанию? – легко предложил Всеволод. – Мне задарили пакет со сдобой, которого должно хватить на неделю, а сдоба уже на второй день не так хороша.
Парень остановился, подозрительно посмотрел на Всеволода, жалобно скосил глаза на соблазнительно пахнущий пакет и снова на Всеволода.
- Банальный жест доброй воли. – беспечно пожал плечами Всеволод. – У нас в провинции принято ходить к соседям в гости. Я могу какао сделать. На Новогодние праздники можно себя побаловать, не так ли?
- Хорошо, - скорбно проговорил парень. – Уговорили.
Звали его Антоном. Учился он на менеджера, по поводу чего изрядно смущался, было ему девятнадцать, тут Всеволод не ошибся. Первую кружку какао он выдул в две минуты, облизался и пристыженно посмотрел на Всеволода, который, не поведя бровью, встал, чтобы сделать еще одну. Антон жалобно посмотрел на нее и обвиняюще буркнул:
- Вы же его на молоке делаете. В нем же столько калорий!
- На воде неинтересно.
- Я не представляю, сколько времени мне на диете сидеть надо будет, - драматично вздохнув, признался Антон. Всеволод не смог избавиться от ощущения, что Антон слегка кокетничал.
- Зачем? – с любопытством поинтересовался Всеволод.
- Ну как? Чтобы быть в форме, зачем еще? – все так же драматично всплеснул руками Антон.
- А в фитнес-зал сходить? Заодно и тонус мышц повысится.
Антон уставился на него своими круглыми глазами недокормленного совенка.
- Но диета – это же...
- Ужас что такое, - подтвердил Всеволод и потянулся за круассаном.
- Но все же кругом сидят на диетах!
Всеволод запил круассан с шоколадной начинкой какао и прищурился от удовольствия. Антон жалобно смотрел на это святотатство. Всеволод ему подмигнул. Антон выдохнул и поджал губы.
- Можно попробовать, - наконец признался он.
 Антон оказался весьма полезным молодым человеком. Он знал, где можно относительно недорого и очень хорошо постричься, где следует покупать одежду, и кучу других мелочей. Часа через два он выкатился от Всеволода, сыто и радостно улыбаясь, и счастливо пообещал обязательно заглядывать еще.

 Около полудня позвонил Разум... Архип Тара... Архип и, интимно мурлыкая в трубку, поинтересовался, как прошло время в разлуке. Судорожно вцепившись в аппарат и прикрыв глаза, Всеволод пытался сконцентрироваться на том, что ему говорили, и постараться не уплывать в дали дальние на волнах чувственного наслаждения. Ответ получился сухим и хриплым. Всеволод прокашлялся и повторил:
- Хорошо.
- У тебя есть какие-нибудь пожелания относительно ужина?
- Нет. – Всеволод снова прокашлялся и более-менее ровно продолжил. – На твое усмотрение.
- Отлично, - Архип просто заурчал от удовольствия, и его урчание отозвалось в теле Всеволода волнами возбуждения и гулом в ушах. – Постараюсь удивить. Я заеду за тобой в шесть вечера.
- Я отлично доберусь сам, спасибо, – недоуменно отозвался Всеволод. – Зачем лишние телодвижения?
- Мне было бы приятно, - интимно проговорил Архип, откровенно увеличивая количество феромонов на отдельно взятый слог. – Но я уважаю твою независимость. В таком случае не хочешь подъехать к шести? Ты помнишь, куда?
- Да. До вечера.
- До вечера. – это была маленькая такая феромоновая бомба на пятьсот мегатонн. Всеволод опустил вялую и чуть подрагивающую руку с телефоном на колено и постарался не думать о слишком отзывчивом теле.
Архип злорадно ухмылялся, держа в руке телефон. От него не укрылся и красноречиво осипший голос Всеволода, и рваное дыхание, и непроизвольные паузы. Можешь пытаться спастись бегством, олень, но от меня не побегаешь. Архип бросил взгляд на кухонный стол .Тесто для пирога было готово, осталось его выпечь. Посмотрим, сокровище мое, посмотрим, как ты отреагируешь на это.
 Всеволод в ужасе понял, что он не просто перебирает одежду, он прикладывает ее к себе и чуть ли не впервые за свои долгие почти три десятка лет думает, идет ли она ему. Он уже натянул джинсы, на покупке которых в свое время настоял Мишка и которые всегда казались ему вызывающе туго обтягивавшими бедра; из-за этого он их практически не носил. Сейчас они казались донельзя уместными. Проблема была в выборе достойного джемпера. Этот был слишком тугим, этот слишком свободным. Этот слишком тусклым. Этот ничего, но когда Всеволод приложил его к себе и повернулся к зеркалу, выяснилось, что у его лица приятный такой зеленоватый оттенок. Джемпер полетел в общую кучу. Рубашки. Практически все под костюм. Была одна, была. Не очень тонкий деним, опять же Мишка дарил. Скотина, а теперь чувствуешь свою полную от него зависимость. Вот она – даже нераспакованная. Песочного цвета, с полосками. Всеволод надел ее, стянул полы, повернулся к зеркалу. Мишка точно скотина: она Севке к лицу. И надо постричься. Всеволод выдохнул, глянул на часы и пришел в ужас. До дома Архипа идти, если верить карте, минут сорок. До шести оставалось пятьдесят минут, на кровати осталась куча из одежды, кружка с недопитым чаем стоит на столе. Всеволод залпом допил чай, почти бегом отнес кружку на кухню, быстро ее помыл, в отчаянии посмотрел на ворох одежды, издевательски устроившийся на кровати, махнул рукой и понесся в ванную. До дома Архипа он почти бежал. Уже около шести он поднимался в лифте. И почти не опоздал.
 Архип улыбался особой, знающей улыбкой, приветствуя Всеволода. С хищным интересом он следил, как Всеволод расстегивает подрагивающими руками куртку, а сам стоял за его спиной, положив руки на плечи и слегка поглаживая их. Наконец куртка была снята, Архип повесил ее и вернулся ко Всеволоду; обняв за талию, провел по шее губами, прикусил мочку уха и переместился к губам. Поцелуй был скорее игривым, Архип дразнил, но не настаивал, Всеволод терялся. Вот только что язык Архипа ласкал его губы, а уже шаловливо скользит по ушной раковине, и ноги подкашиваются, и кровь пульсирует в паху, и если бы Архип не поддерживал... Но он поддерживал, одной рукой даже забравшись под рубашку, для надежности, наверное.
- Сегодня у нас австрийская вечеринка, - прошептал Архип в самое ухо, активно касаясь его губами. Всеволод затаил дыхание. Архип чуть отклонил голову назад и горящими глазами обласкал все его лицо. – Кофе по-венски и шоколадный пирог. Но сначала кнедли. Чтобы не очень объедаться. 
Вино было, как сказал Архип, молодым, столовым и очень легкомысленным. Кнедли были вкусными. Квашеная капуста – объедение. Всеволод уже готовился вылизать тарелку, но Архип, посмеиваясь, отобрал ее, поцеловал его прямо в недовольно поджатые губы и прошептал прямо в них:
- Нас ждет десерт по-венски. А это мощно. Иди в зимний сад, а я приготовлю кофе.
Всеволод доверчиво посмотрел на него и встал. Архип выдохнул и впился в рот Всеволода.
- Иди уже, - хрипло проговорил он наконец.
Всеволод послушно кивнул и на ватных ногах пошел в зимний сад.
 Фрезии весело приветствовали его, кокетливо покачивая своими пастельными головками. Амариллисы снисходительно терпели, когда Всеволод проводил пальцами по лепесткам, а затем долгим и неотрывным движением по стеблям. Пальцы у него зудели от желания прикасаться, хотя бы к чему-нибудь. Кожа была бы идеальным вариантом, но подходящей жертвы нет, она чем-то занята на кухне.
 Когда Архип принес шоколадный торт и кофе, Всеволод с интересом читал таблички с названиями видов папоротников и усердно рассматривал их. Архип охотно провел его вдоль стеллажей, обнимая за талию, время от времени целуя в шею, или что там подворачивалось, и крепко держа руку в своей руке. Всеволод мог слегка шевелить пальцами, и пальцы Архипа охотно отзывались, поглаживая в ответ. Архип рассказывал про удивительные папоротники, которые старше всех и вся, до сих пор являются загадкой для ученых и прочая, подвел к тем видам, которые азиаты активно употребляют в пищу, рассказал, какие из тех, что растут поблизости в естественных условиях, можно есть. Всеволод слушал и не слушал; сделав вид, что вино сильней, чем он легкомысленно подумал вначале, и подействовало на него много больше, чем он рассчитывал, он удобно пристроил голову на плече Архипа к вящей его радости. Архип охотно прикасался губами к скулам, щекам и иногда губам и томным полушепотом рассказывал, ловко ведя Всеволода к заветному диванчику.
 Всеволод подозрительно посмотрел на шоколадный торт, мрачно на Архипа, вспомнил почему-то Антона, с сакральным ужасом в глазах вещавшего про злонравные и коварные калории, и понадеялся, что его их коварность не коснется. Торт выглядел неказисто, что объяснимо. Но пах он изумительно. Вдобавок к этому Архип, посмеиваясь, рассказал про кондитерскую войну за Захер-торт, развернувшуюся из-за рецепта, и решение австрийского суда, попутно скармливая Всеволоду кусочек за кусочком. Всеволод устроился рядом с Архипом, чуть ли не полулежа на нем, лениво смакуя кусочки и наслаждаясь роскошной шоколадной глазурью и вкуснейшим конфитюром. Кофе со взбитыми сливками, в который Архип явно добавил коньяк, превратил его в похотливое животное, которое все-таки держалось пока в рамках приличий. Но Архипа такое положение дел не устраивало. Он терпеливо дал им обоим насладиться кофе и шепнул напоследок, скользя по лицу Всеволода жарким взглядом, полыхавшим из-под прикрытых век: «У тебя сливки на губах». Всеволод механически провел языком по губам, беспомощно глядя на Архипа, и нарвался на страстный и глубокий поцелуй.
 Путь до спальни ни Всеволод, ни Архип особо не запомнили. Архип был увлечен стягиванием одежды с них обоих и попыткой обцеловать каждую клеточку вожделенного тела, Всеволод был занят тем, чтобы унять зуд в ладонях, жаждавших полного тактильного контакта, и губ, жаждавших действия. Архип совсем не был против, активно подставляясь под губы и выгибаясь под ладонями Всеволода, жадно шарившими по его телу. Мышцы на спине оказывались на ощупь куда лучше, чем при их созерцании с расстояния двух метров, плечи охотно подставлялись под ласки, так соблазнительно приподнимаясь и опускаясь. Можно побыть еще более дерзким: провести руками по спине и спуститься чуть ниже, на каменные от напряжения ягодицы, погладить их, чуть сжать, царапнуть и снова погладить. Архип уткнулся головой в подушку, застонал от неловкой ласки и потерся бедрами о бедра Всеволода. Затем он вернулся к яростному выцеловыванию рта, что-то простонал прямо в него и просунул руку между их тел. Всеволод сжал веки, откинул голову назад и выгнулся навстречу, Архип яростно припал к его шее, совершая резкие и быстрые движения рукой. «Давай, мой хороший, давай...» - лихорадочно шептал он. Всеволод то отчаянно гладил плечи, то чуть ли не царапал затылок Архипа, наконец додумался и обвил ногами его ноги и провел по ним. Архип одобрительно застонал и спустился ниже. Для него явно не было ограничений в постели. Что он делал ниже, Всеволод мог только догадываться, но это потом, а пока можно раствориться в токе крови, раскинуть ноги еще шире, чтобы ему было удобней, и вцепиться в простыню руками. Глаза застлала пелена, сперма вырвалась наружу, Всеволод попытался сжать ноги в инстинктивном желании закрыться, но они оказались на талии Архипа, вновь приблизившегося к губам Всеволода и довольно улыбавшегося, судя по глазам и изгибу губ. Архип коснулся носа, скул, подбородка, провел языком по шее, мочкам ушей, отчего Всеволод затрепетал, и лег рядом. Всеволода он притянул поближе.
Дав им обоим время отдышаться, а Всеволод даже погрузился в сладкую полудрему, он спросил наконец:
- Сев, как далеко ты готов сейчас пойти?
 Всеволод поднял голову, посмотрел на него пьяными глазами, смутился и снова уткнулся в грудь Архипа. Уши его дивным и умилительным образом заполыхали. Архип ласково провел по ним пальцами, краем глаза отметил, как дернулись его ягодицы, поласкал затылок и начал выписывать круги на спине.
- Опыта у тебя явно нет.
Всеволод отрицательно кивнул головой, еще сильней уткнувшись в его грудь.
Архип с удивлением почувствовал, как повлажнели его глаза. Он сказал:
- Но ты хоть знаешь, что будет происходить?
 Всеволод утвердительно кивнул головой и воровато прикусил сосок, а потом лизнул его, как бы извиняясь. Архип со смешком хлопнул его по спине.
- Пока подождем?
 Всеволод кивнул головой, помедлив, поцеловал грудь Архипа и провел рукой по его талии, облегченно выдохнув при этом. Архип подтянул его повыше и начал целовать, уже не так агрессивно, но тщательно, томно, обстоятельно, мурлыкая от наслаждения. Всеволод отвечал ему, все больше и больше распаляясь и с любопытством двухмесячного щенка исследуя все новые территории и действия.
Заполночь Архип снова лежал и слушал шум воды в душе. Когда он прекратился, Архип натянул домашние брюки и пошел на кухню делать кофе. Всеволод заглянул туда, чистый, смущенный и раскрасневшийся. Архип удовлетворенно отметил опухшие губы и зацелованную шею, выглядывавшую из ворота рубашки.
- Кофе выпьешь напоследок? – как ни в чем не бывало спросил Архип, любуясь им. Всеволод смиренно опустил глаза. Архип указал ему на высокую стойку у окна с двумя высокими же табуретами. Всеволод прошел туда. Архип сделал простой и немудреный латте, поставил стакан перед Всеволодом, поцеловал его, скользнул по шее и пошел к своему табурету. Всеволод отводил глаза, опасаясь смотреть на игру мышц на груди Архипа, вызывавшую очень уж непристойные желания. Латте был выпит. Всеволод встал.
- Спасибо за вечер. И за ужин. Он был роскошным.
Архип усмехнулся и притянул его к себе.
- Тебе спасибо, - шепнул он в губы. – В субботу объявляйся часам к трем, хорошо?
- В субботу? – растерянно проговорил Всеволод.
- В субботу, раз в две недели, - улыбнулся Архип прямо в губы. Всеволод нахмурился, подумал, похмурился еще чуть-чуть.
- Ладно, - буркнул он.
 Ночь была холодной и малолюдной. Звезды выглядывали из-за пятен городского света. Снег бодро хрустел под ногами. Всеволод смущенно улыбался. Архип лежал на кровати, глядя в окно, и лениво усмехался своим мыслям.
Всеволод выполз из своей комнаты около девяти утра, что было неприлично поздно для него. В ванной он тщательно обследовал шею, убедился, что особо ничего не заметно, покраснел, прислушался к ощущениям своего тела, понял, что оно не прочь еще пару часиков поваляться и поотдыхать, побрился вялой и непослушной рукой и поплелся на кухню делать кофе. На улице было светло, небо было бледно-голубым, солнце стеснительно прикрывалось облаками. Кофе лениво остывал в кружке. Всеволод потянулся к гиппеаструму, провел рукой по его лепестку, переместил пальцы на толстый стебель, провел пальцами по нему, вспыхнул и отдернул руку, как будто обжегшись. В раздражении подскочив, он схватил вазу и оттащил ее в спальню. По крайней мере, не будет глаза мозолить. На кухне стало скучно и безлико. Всеволод упрямо принялся за бутерброд. Необъяснимое чувство вины овладело им; он чуть ли не физически ощущал, как гиппеаструм хмуро смотрит в окно.
 Михаил ввалился после полудня и затребовал кофе и пожрать. Всеволод еще раз проверил шею в зеркале, пока Михаил ворковал по телефону в своей комнате. Нет, вроде ничего незаметно.
Михаил выполз из душа как раз к торжественно выкладываемым на тарелку эскалопам. Ну, это Всеволод их так высокомерно обозвал. А так отбивные и отбивные. Со спагетти. Михаил не возражал. Умяв почти половину содержимого тарелки, он сказал:
- Выезжаем в два. К полтретьему будем у Любаши, она будет с подругой. – Всеволод демонстративно закатил глаза. – Ну да, я понимаю. Тебя никто ни к чему принуждать не будет, не боись, мальчик-колокольчик. Я уже пропиарил Любаше, что ты поупрямее осла, барана и дикого кабана, вместе взятых, и вообще тебе другой тип барышень нравится, не знаю какой, но другой. Будешь должен. – Михаил шумно выдохнул и продолжил. – Каток за городом, там и коньки напрокат можно взять и все такое. Там еще роскошная блинная, как девчата говорят.
Всеволод ехидно посмотрел на него. Михаил снова принялся за спагетти.
- А вообще они вполне вменяемые, можешь не бояться, - добавил он напоследок.
 Машина стояла у подъезда невыразительной многоэтажки. Михаил стоял у двери и трепался по телефону, Всеволод стоял рядом с машиной, осматриваясь и задумчиво водя рукой по коре совсем юного деревца, которое одно имитировало сквер. Другие были благополучно обломаны. Михаил вернулся с двумя барышнями, красноречиво держа одну из них за талию обеими руками.
- Знакомься, это Любаша, это Варя. Это Севка, тот самый оглоед.
 Любаша радостно улыбнулась и протянула руку в варежке. Всеволод посмотрел на нее, сдернул перчатку и осторожно пожал, вежливо пробормотав: «Очень приятно». Ту же самую процедуру он проделал и с Варей, кокетливо смотревшей на него.
 На катке было не так много народу, что значило полную свободу действий. Нарезвившись, насмеявшись, накатавшись и устав, они сидели в жарко натопленной блинной на деревянных скамьях, поглощали блины со всевозможными начинками и болтали обо всем и вся. Всеволоду было позволено отмалчиваться и отделываться улыбками и согласным угуканьем. Любаша оказалась милейшей девушкой, смотревшей на Михаила обожающим взглядом. Они перешучивались, перемигивались, напропалую кокетничали и с трудом себя сдерживали, чтобы не начать целоваться. Михаил не мог оторвать от нее рук, усердно кормил ее блинами и кормился сам из ее рук. Варвара игриво заботилась о Всеволоде, который смиренно сносил все эти пытки. Он старался не обращать внимания на многозначительные взгляды, которыми обменивались девушки, и еще более красноречивые совместные походы в дамскую комнату. Поздним вечером Варвару отвезли домой, Всеволод настоял на том, что доберется домой сам от Любашиного дома к явной радости Михаила.
Всеволод с виноватым видом подлил в вазу воды, погладил гиппеаструм, но упрямо оттащил его на кухню. День был насыщенным и после не менее насыщенной ночи. Суббота все-таки замечательный день. Он незаметно заснул. Ему снился папоротник и многозначительно распускавшийся гиппеаструм.

========== Часть 12 ==========
 Февраль был жутко морозным. Коммунальные службы даже в конце зимы были в полной растерянности по поводу того, что она, оказывается, бывает со снегом и морозами. Снега было много, и он был везде. Дорожки в сквере расчищались постольку поскольку, хорошо, хоть тротуары были относительно чистыми. Всеволод пил кофе, усердно натягивая ворот водолазки себе на подбородок. Дни становились все холоднее, а ночи, верней, вечера – все жарче. Архип устраивал такие оргии, что даже день спустя Всеволод явственно ощущал, как его щеки начинают полыхать от простого воспоминания о том, какие штуки Архип с ним проделывал, а тело буйно требовать продолжения: кожа ныла в жажде, руки и губы зудели в воспоминании, в паху начинало ломить. Сейчас, правда, щеки горели после активных кувырканий и горячей ванны, как ни странно, с лавандой, в которую Архип его заволок под предлогом, что Всеволод все равно плескаться полезет. Ванна была хороша, Всеволод с огромнейшим наслаждением завалился бы на огромную кровать, на которой Архип уже застелил свежее заманчиво мерцающее в лунном свете белье. Белье заманчиво мерцало, Архип выжидающе молчал, Всеволод, уже одетый, упрямо допивал кофе. Не действовали никакие каверзы Архипа, ни его угрюмое недовольство; Всеволод настойчиво уходил домой. Кофе был хорош, мозги немного прояснились после сладкой истомы и неги огромной ванны. Кожа вроде перестала быть гиперчувствительной. Спина почти не ныла, ноги слушались. Всеволод рассматривал кофе в чашке, вдыхал аромат и старался не сутулиться и втягивать голову в плечи под тяжелым и недовольным взглядом Архипа. Небо за окном было темным, и темнота эта интимно заглядывала в него – квартира была достаточно высоко, чтобы белизна снега не подсвечивала ее призрачным и всезнающим светом. Архип механически вертел чашку на блюдце. Всеволод допил кофе, отставил чашку, встал, с трудом подавляя желание сгорбиться и забиться в самую дальнюю щелочку, и пошел в прихожую. Он почти выдохнул с облегчением, услышав сзади шаги. Руки Архипа легли на его плечи, скользнули по ним, поправили шарф, пальцы поползли по шее вверх, к подбородку, скулам, большие пальцы ласкали губы, глаза всматривались в лицо. Всеволод стоял, покорно опустив руки и прикрыв глаза, и ждал страстного поцелуя на прощание. Архип постарался на славу; его язык чуть ли не в благоговейном обожании поклонялся рту Всеволода, умоляя и выпрашивая, подталкивая и провоцируя, доводя почти до предела и стыдливо устраняясь. Всеволод не смог сдержать стона, его руки, пока еще не в перчатках, но уже прохладные, легли на плечи Архипа, а затем и вцепились в них. «Как бы устоять... Как бы устоять...» - как птица в силках, забилась испуганная мысль, приводя в чувство. Архип почувствовал перемену, укротил страстность и закончил поцелуй кротким, почти стыдливым прикосновением.
- Может, останешься? – соблазнительно прошептал он, губами касаясь уха.
 Всеволод издал звук, который должен был по идее обозначать отрицание, но прозвучал неопределенным междометием избалованной красотки. Склонив голову к плечу, он с упреком посмотрел на Архипа и отвернулся.
- Спокойной ночи, - буркнул он.
- Спокойной ночи, - помедлив, отозвался Архип.
 Спускаясь в лифте, Всеволод пытался унять тупую ноющую боль в подреберье. Уходить было бесконечно тяжело, но оставаться безумно страшно. Да и... нужен ли он будет утром? И все те с трудом устанавливаемые столпы, на которых может и должно зиждиться его достоинство, разрушились бы. Сейчас еще одно минное поле – огромное лобби дома, в котором живет Архип. Швейцара там нет, но секьюрити хватает. И идти мимо них, зная, что они, скорее всего, знают, было жутко. Но Всеволод расправил плечи, чуть вздернул подбородок, слегка приспустил веки и неспешной походкой направился к выходу. Даже «Спокойной ночи» вышло вполне себе нейтрально.
 Архип дождался, пока дверь закроется, подошел к ней и уткнулся лбом. Что бы он не делал, черствый упрямый  своенравный мальчишка неизменно ускользал. Казалось, горячая ванна с лавандовым маслом после двух оргазмов любого вышибет из колеи и разморит, ан нет. Щенок выстоял. Стоял в прихожей, вялыми руками запаковывался, но даже в том, как упрямо подбородок вздернут, понятно, что он скорей под углом замерзнет, чем здесь останется. Даже деньги на такси не берет. Можно пойти на маленькую хитрость и позвонить минут через сорок, просто чтобы пожелать спокойной ночи еще раз, промурлыкать что-нибудь бестолково-умильное, чтобы он проникся, осознал, чего лишился, но едва ли это так уж сильно подействует. Едва ли он проникнется. Голос его прозвучит сухо и обреченно, фразы, которыми Всеволод будет отделываться, односложными, и звонок он закончит почти с радостью. Никогда еще осада не давалась Архипу с таким трудом. Все предполагаемо неприступные крепости, с которыми он сталкивался раньше, на поверку прятали за броней ценник с большим количеством нулей. А Севу деньги не интересовали. Он знал о них многое, но сердечной привязанности к ним не испытывал, может, поэтому и не испытывал, что знал, что деньги – это всего лишь условность, виртуальный, в общем-то, товар. На букеты реагировал слегка сдвигающимися бровями, темнеющими, как грозовое небо, глазами и сурово поджатыми губами, хотя в зимнем саду мог бесконечно бродить между стеллажей, проводя пальцами, присматриваясь и принюхиваясь. Амариллисы, которые Архип специально подготовил к цветению, вызвали у него почти детский восторг, перед ирисами он опустился на колени и добрых десять минуть рассматривал цветки, даже умудрился попытаться пожевать папоротник, за что получил неслабую вздрючку, знакомо поджал губы и отодвинулся на диванчике, угрюмо глядя в сторону. Архип прикинулся виноватым, долго выводил слова прощения, и не как-нибудь, а губами и языком, и на животе, и ниже. Прощение он себе выписал: бесстыдно раскинувшийся Сева отдал бы ему ключи от своей квартиры. Но на попытку подкупа в виде букета из ирисов возмутился. Кофе и шоколад действовали, но весьма ограниченно. Шмотки, подарочные сертификаты на суммы, которые сам Архип находил мизерными, или какие-нибудь сильно, но не очень вызывающе дорогие часы вызывали у него глухое отторжение. Хотя беговым кроссовкам он обрадовался, и радовался ровно до тех пор, пока не узнал, сколько они стоят; Архипу еле удалось убедить его, что важно не то, сколько они стоят, а то, какова его, Архипа, покупательская способность. Лапши он навешал изрядно, соловьем заливался чуть ли не полчаса, но все подарки с тех пор принимались с удвоенной подозрительностью. Предложение выбраться за город принималось только при соответствии условию, им в самом начале выдвинутому: в полночь карета должна превратиться в тыкву. Воскресенье не суббота, ночевать он должен дома. Архип отлепился от двери и пошел в спальню. Чертов упрямый счетовод! Сухарь разэтакий. Взгляд скользнул по часам. Да, уже должен быть дома. Рука потянулась за телефоном.
 Всеволод изрядно замерз, пока дошел. Пальцы были совсем окоченевшими, нос не чувствовался, мочки ушей, легкомысленно оставленных соприкасаться с морозным воздухом, уже оттаивали и начинали побаливать. Мишки не было – ясно, где он был. Всеволод разделся, взял телефон и пошел на кухню делать чай. Архип должен был позвонить. Да, вот и входящий звонок. Всеволод смотрел на загоревшийся дисплей, чуть ли не сосчитал до пяти, выдохнул и ответил. Архип ожидаемо замурлыкал в трубку, что хотел убедиться, что Сева дошел и с ним все в порядке, у Всеволода мурашки привычно поползли вверх по хребту, прямо от предсказуемо оживившегося либидо, Всеволод вытер разом вспотевшую ладонь о штанину и, злясь на себя, сухо отозвался, что все в порядке, он не маленький. Архип издал до боли знакомый интимный смешок и сказал, что все познается в сравнении, Всеволод не сдержался и фыркнул, не таким уж маленьким он был. Архип проворковал что-то легкомысленное и глупое, Всеволод опустился на стул без сил – ноги практически не держали, а внутри все превратилось в желе. Как он умудрился сухо попрощаться, он не смог объяснить. Чайник закипел, чай был сделан и медленно остывал на столе, а Всеволод стоял у окна и глядел туда, где Архип, скорее всего валяясь на кровати, устроил ему очередной сеанс секса, на сей раз по телефону.
 Архип стоял у окна, сжимая телефон. Да, опять. Суховатые ответы и бесцеремонное прощание. Этот сухарь очевидно уже укладывался спать и был отвлечен от этого важного мероприятия. Снег медленно падал, звезды равнодушно мерцали на холодном небе, луна упорно молчала на ответ, что можно сделать, чтобы его переломить.

 Мишка с горящими глазами бегал по своей новой квартире. Всеволод скромно стоял у входной двери. Ремонт был сделан, уже и кухня установлена, в спальне какая-никакая мебель уже стояла, в гостиной были пристроены телевизор и компьютерный стол, мягкая мебель должна быть доставлена через пару недель. Мишка самодовольно осматривал все еще раз, а Всеволод думал, если он сейчас тихо свалит, Мишка его дезертирство скоро заметит? Почему именно он должен был принимать столь деятельное участие в эпопее под названием «Мишкина квартира: танцуют все» и вбоквеле «Мишка делает ремонт, который за него делают все», он понимал слабо. На попытку вякнуть парой недель раньше, что если все это обустраивается как потенциальное семейное гнездо, то пусть главная самка и занимается его обустройством, он был назван сухарем, занудой и шовинистом, тяжело вздохнул и продолжил стоять рядом, в то время как Мишка покупал шторы. Спасибо Антону, подсказал, где это лучше всего делать – он еще и это знал. Мишка, ввалившийся в субботу утром – то есть около полудня, недоуменно осмотрел робкого вьюноша, испуганно заозиравшегося и начавшего прикидывать, куда он попадет, если сиганет из окна, через пять минут чуть ли не закадычным другом его сделал под какао, который Всеволод им коварно подсунул. Антон через сорок минут унесся, чтобы через сорок пять припереть ворох журналов по интерьеру. Всеволод привычно проверил, на месте ли ворот водолазки, выглянул из своей комнаты, убедился, что они заняты, и снова затаился, смутно, но справедливо подозревая, что два экстраверта на него одного – стихийное бедствие с катастрофальными последствиями. А мелкий гаденыш, печально вздохнув и грустно поблестев глазами, скорбно признал, что его ждут, и позорно сбежал. По магазинам за Мишкой пришлось переться Севке, которому и оставалось, что мстительно думать, что шиш он больше Антону какао нальет.
- Севка, а тебе ничего не надо? Типа штор каких, покрывал, все такое, - внезапно решил продемонстрировать заботливость Михаил. Всеволод вздрогнул и настороженно на него посмотрел.
- Да есть же, вроде.
- Эти тряпки? – высокомерно посмотрел на него Михаил. После того, как он выучил слово «ламбрекен», а раза с пятого даже выговорил его без запинки, он очевидно считал, что знает о шторах все.
 Всеволод закатил глаза и демонстративно начал разглядывать стену. Михаилу только и оставалось, что снисходительно пояснить девушке, за натянутой вежливой улыбкой явно скрывавшей напряженную работу мысли: то ли еще на комплект штор раскрутить, то ли охрану вызвать – что бедняга такой стеснительный. Она попыталась подсунуть фотографию с комплектом замечательных в своей псевдовизантийской несуразности плюшевых гардин с золотой бахромой и не менее замечательной ценой, но даже Мишка, счастливо опьяненный эндорфинами, опешил от их ослепительности и начал делать комплименты ее волосам, лишь бы только она эту фотографию подальше засунула и больше не доставала.
 Шторы, купленные в то напряженное воскресенье, уже были пристроены, оказались вполне к месту, Мишка метнулся на кухню и вернулся с двумя бутылками пива.
- Ну, с новосельем меня, - торжественно провозгласил он, чокаясь.
Всеволод натянуто улыбнулся, начал еще усерднее просчитывать пути к отступлению и отхлебнул пива. Мишка стал рядом, чтобы любоваться плодом трудов своих.
- А хороша квартирка-то, а?
«Ну еще бы», - подумал Всеволод. – «И стоит хорошо».
- Ты не думаешь ипотеку брать? – внезапно повернулся к нему Мишка. Всеволод подозрительно посмотрел на него. Типичное Шабановское: когда он счастлив, он намерен добровольно-принудительно осчастливить всех вокруг. Всеволод отлично знал признаки надвигающегося осчастливливания, но не всегда успевал сделать ноги вовремя. Сегодня он как раз не успел.
- Зачем?
- Затем, что это будет твоя собственная конура, зачем еще? Елки, Севка, сколько можно по съемным квартирам тягаться? Сколько я тебя знаю, ты или в общаге или на квартире не пойми где, и это я не говорю про вокзалы или вообще аудитории.
«Ну да, не говоришь. Да и было всего пару раз».
- А сейчас у тебя и зарплата отличная, и у Разумовского ты на отличном счету. В феврале он вообще не раздумывая подписался под премией. По-моему, критерий.
«Гадский гад. Мишка до сих пор так и не понял, как Разумовский его к этому подвел».
Михаил вздохнул. Он сказал немного глуше:
- И вообще: тебе пора и о личной жизни подумать. Подругу постоянную завести, все дела.
«Вот оно! Любаша пошушукалась с Варюшей, на горячей подушке нашептала Мишке, а он и рад стараться. Вот и верь после этого людям». Всеволод отвернулся.
- Спасибо, твоими молитвами, – буркнул он.
- В смысле? – Мишка с интересом посмотрел на него.
- В смысле не твоего ума дело, - раздраженно отозвался Всеволод, отлепился от стены и подошел к балконной двери.  Снег еще не таял, но солнце уже светило вовсю. И на улице было так ослепительно ярко, так бесстыдно хорошо, что Всеволод разозлился еще больше. С шумом выдохнув воздух, он уже приготовился выдать негодующую тираду, как споткнулся на мысли, что он совсем не похож на себя. Совсем. Он опустил голову. Мишка ни при чем, и орать на него смысла нет. Любаша отличная девушка, Мишка на нее не нарадуется, а то, что у нее инстинкт свахи взыграл с кое-чьей подачи, так перебесится. Хотя еще один выходной с ними двумя и Варварой, чья степень демонстрируемой беспомощности была примерно сопоставима с длиной ее юбок, а те становились все короче - и он начнет очень категорично отказываться. Заодно и Архип перестанет недовольно хмуриться, когда Всеволод ему про эту Варвару рассказывает.
- Она тебе не нравится, да? – не столько спросил, сколько признал Мишка и хмыкнул. – Ты, кстати, молодец, стойко держишься.
 Всеволод усмехнулся. Эта дуреха решила, что достаточно парочки льстивых комплиментов и неуклюже-беспомощных выходок, чтобы Севка почувствовал себя мачо и все такое. Только у него на такие демарши аллергия. Лет с двенадцати, спасибо мамочке, поставлявшей все это в промышленных масштабах. Анна Владимировна и тетя Лида привлекали его куда больше, и именно своей сильной и прямолинейной натурой.
- Это твоя идея – меня на эту хрень склонить? – поинтересовался Всеволод, отпив пива.
- Да я так понимаю, и не Любашина даже, что бы ты там не думал. Не такая уж она и дура. Варька неплохая девчонка, только ее одергивать надо время от времени, - неожиданно, помедлив, признался Михаил, неловко шаря глазами в противоположном конце комнаты.
Всеволод пристально посмотрел на него. Он задумчиво проверил, сколько пива осталось в бутылке.
- Ты сам в это веришь? – флегматично спросил он.
Михаил неловко затоптался на месте.
- Севка, я могу ей сказать, типа, выбирай, или я или она. Что Любаша выберет, а? В любом случае ведь Пиррова победа, - безрадостно признался он. Всеволоду только и оставалось, что кивнуть головой.
- Крутись, как хочешь, но на шашлыки я с вами не поеду. Мне этой дуры в последние два месяца за глаза хватило, - предупредил он, глядя в окно.
Михаил ехидно заулыбался.
- А если я Антона приглашу?
- Жалко мелкого, -усмехнулся Всеволод, повеселев.
Михаил лишь подмигнул.
- Пусть сам выкручивается, - наконец отозвался он, сделав огромный глоток.

 Всеволод очень усердно занимался своими должностными обязанностями и пропустил тот момент, когда в дверь стукнули. Михаил, собственно говоря, вел себя именно так, а потом заваливался, делал чай и начинал бесцеремонно трепаться, поэтому Всеволод глянул поверх очков и вытаращил глаза. Архип Тарасович собственной персоной обходил стол с откровенно пошлыми намерениями. Всеволоду только и оставалось, что растерянно смотреть на него.
- Здравствуй, мой хороший, - промурлыкал Архип... Тарасович прямо в губы и поцеловал его коротко и очень чувственно. Всеволод инстинктивно прикрыл глаза, удерживая мгновения наслаждения на губах. Архип... Тарасович как ни в чем не бывало опускался на стул, на стол он бросил какую-то папку. – Уютный у тебя кабинет, - добавил он, оглядывая комнату и перемещая явно похотливый взгляд на Всеволода. Шестое чувство у него, или что там... пятая точка, взвыло пожарной сиреной. Что же его в покое не оставят-то?
- Чаю? Кофе? – холодно отозвался он.
Архип хмыкнул.
- Потанцуем, - отозвался он и усмехнулся, когда Всеволод настороженно на него посмотрел. – Так говорят, - невинно добавил он в ответ на явно недружелюбный взгляд Всеволода. Всеволод очень не любил гостей. Особенно незваных. И не стеснялся это демонстрировать. - Я не отказался бы от кофе.
 Всеволод снял очки, отложил их и пошел к чайнику, обходя Архипа по широкой дуге. Пусть и заходили к нему крайне редко, но заходили же. А Мишка вообще частенько околачивался, особенно когда Разумовский удостоверился в компетентности и стрессоустойчивости Михаила Евгеньевича и облагодетельствовал его замами и помощниками, которые именно Михаилу Евгеньевичу подчинялись и соответственно высвободили уйму времени у непосредственного начальства. Так что оказаться в пикантной ситуации по вине любвеобвильного шефа его явно не прельщало.
 Архип снисходительно наблюдал за ним, невинно скрестив руки на груди. Ему даже и касаться Всеволода не надо было – все делал взгляд. У Всеволода спина уже покрылась потом, а брюки начали многозначительно топорщиться. Архип с самодовольным видом взялся за чашку, которую Всеволод упрямо поставил на стол, хотя Архип протянул руку, чтобы принять ее.
- Как ты относишься к конференциям? – легко спросил он, отпивая кофе. Всеволод подозрительно посмотрел на него, ожидая подвоха.
- Положительно, если только там не выступать.
- У тебя в личном деле указано, что ты владеешь немецким языком на хорошем уровне.
Всеволод пожал плечами.
- Hättest du Lust, nach Bern zu fliegen*? – беспечно спросил он.
Всеволод откинулся в кресле. Пожевав губы, он осторожно спросил, ожидая подвоха:
- Weshalb soll ich die haben**?
- Weil ich zu einer Konferenz eingeladen bin, und du fliegst mit***, - отозвался Архип.
Всеволод открыл рот, закрыл его, помолчал. Архип подался вперед, провел рукой по скуле, спустился к его губам, подбородку и легонько щелкнул по носу.
- Конференция как раз по управлению и финансам, с кучей семинаров, в частности и по аудиту. Заодно посмотришь, чем мир живет.
Архип достал из папки, которую принес с собой и положил на стол, проспекты и программу конференции.
- Посмотри, ознакомься, выбери, что тебя заинтересует, - голосом заправского искусителя произнес он. Всеволод начал просматривать названия рабочих групп. Это было подарком судьбы. Совершенно роскошная конференция. Он уже начал прикидывать, что и как совместить, как вдруг одна мысль подействовала на него словно ушат ледяной воды.
- И сколько это будет стоить? –тихо спросил он, с усилием отнимая руку от программы.
- Помилуйте, Всеволод Максимович, вы едете на нее за счет фирмы и для фирмы, - с притворным негодованием в голосе отозвался Архип. – У тебя загранпаспорт есть?
Всеволод согласно кивнул головой.
- Тогда подойдешь к Анне Владимировне. Она в курсе и поможет тебе. – Архип посидел еще с полминуты, неспешно допивая кофе и глядя, как Всеволод перечитывает программу с совершенно счастливым лицом.
В дверь стукнули, и в кабинет ввалился Михаил.
- Архип Тарасович, добрый день, - удивленно посмотрел на него Мишка, кладя лист бумаги перед Всеволодом. – Не ожидал вас в Севкином кабинете увидеть. Очень хорошо, что Вы здесь, кстати. Читай, подписывай, - бросил он Всеволоду, идя к чайнику.
Всеволод недовольно на него посмотрел – так безжалостно вытащить из райских кущ!
- Что это? – вежливо поинтересовался Архип, внутри яростно желая его убить.
- Служебное задание на командировку, - пояснил Михаил, делая себе чай. – Не нравится мне отчетность по филиалу в Волгограде. Пусть Севка там поковыряется. Недели тебе же хватит? – поинтересовался Михаил, идя к окну и удобно устраиваясь у него.
 Всеволод задумчиво кивнул головой, подписал и протянул лист Архипу. Тот молча открыл руку, в которую Всеволод вложил ручку. Михаил внимательно проследил за этими движениями, непроизвольно отметив, насколько ладно все это было проделано. Подозрительно ладно.
- Откуда такая уверенность? – спросил Архип, расписываясь.
- Шестое чувство, - буркнул Мишка. – Там, правда, все малость повелеречивей расписано. – он указал глазами на лист.
Архип пристально посмотрел на него.
- А вы что думаете, Всеволод Максимович? – Архип перевел тяжелый взгляд на Всеволода.
- Я пока ничего не думаю. Вот увижу документы, проверю их и буду думать, буду составлять отчет и думать, - флегматично отозвался Всеволод.
Командировка должна была состояться на следующей неделе. Время еще было. Архип немного поболтал с Мишкой, поблагодарил Всеволода за кофе, усердно удерживая голос в рамках приличий, и откланялся.
- Чего ему надо было? – легкомысленно спросил Михаил, плюхаясь на нагретое место.
Всеволод молча подал ему программу конференции. Михаил бросил на нее один взгляд и закатил глаза.
- Севка, ты, блин, молодец! Типа забыл уже, у кого я на втором курсе все домашки по английскому скатывал. Я, кроме How do you do**** и London is considered to be the financial capital of Europe*****, ничего не вспомню даже под страхом смертной казни. Что за оно?
- Международная конференция. Управление и финансы, - прищурив глаза, отозвался Всеволод. Михаил соизволил сунуть нос в программу. Даты он смог найти даже со своим знанием английского.
- Отлично! Хоть мир посмотришь. Как раз и для меня кой-чего разнюхаешь, - весело сказал Михаил, а сам пытался во взгляде, в движениях рук, в интонации найти ответ на свой вопрос. Увы, Севка так просто не кололся. – Тарасыч должен быть отличным гидом. – Севка не кололся. – Наверняка тебя по разным злачным местам потащит, а?
Всеволод хмуро посмотрел на Михаила. Но руки его красноречиво вздрогнули. Михаил решил пока остановиться. Он еще успеет из Севки душу вытрясти.

 Волгоград был красивым. Наверное. И шумным. Наверное. Всеволод с трудом пережил адский бульон аэропортов и заселение в гостиницу. Анна Владимировна проявила деятельное участие в судьбе бедного командированного мальчика, поэтому на гостиницу было грешно жаловаться. Весь вечер воскресенья Всеволод тихо отстрадал, приходя в себя после суматошного дня, послушал по телефону треп Мишки: он принял деятельное участие в транспортировке Всеволода в аэропорт и чуть ли не до трапа рвался его проводить. Спасибо службе безопасности, пресекшей его инициативу на корню. А теперь звонил, чтобы поинтересоваться, что да как. До места работы было недалеко. Всеволод долго колебался, идти ли ужинать в ресторан или заказать еду в номер, решился, спустился, приятно удивился, что его не убили, не затоптали и вкусно покормили. А еще в отеле был небольшой фитнес-зал, который, по заверениям метрдотеля, с утра бывает не очень полон, если не сказать наоборот. Потом он долго ворочался на накрахмаленных простынях под жестким одеялом. Заснул Всеволод под утро, чтобы подпрыгнуть от звука будильника.
 В фитнес-зале Всеволод действительно был один. Это было хорошо. Он даже свет мог включать не весь и наслаждался мерным ритмом шагов и гулом дорожки. А еще он слушал изощренного и отстраненного Вивальди и гнал от себя мысли о том, что впереди у него была неделя без Архипа. И не мог определить, рад он этому или нет.
 Пятнадцать минут неспешного шага – и он на месте. При виде начальства, лично высыпавшего его встречать, активно вспоминался Гоголь. Всеволод сухо попросил показать ему место работы и с некоторым недоумением отметил волну беспокойных взглядов. Работалось не то, чтобы легко, но слишком усердно потеющее руководство и торжественно одетые секретарши прерывали его на предложения кофе, чая и прочих обедов чрезмерно часто. Всеволод даже был вынужден придумать сказочку про повышенное давление и кучу других болячек типа язвы. Вроде отстали. Можно концентрироваться. На первый взгляд все было чисто.
 Вечер был дивным. Было тепло, Всеволод даже распахнул пальто. Он с любопытством рассматривал дома и людей. Странное дело – как мерзко было в Москве и как неплохо здесь. Тепло и уютно. Похоже на родной город и непохоже. И людей сравнительно мало. Всеволод прошел мимо кофейни, вернулся, заглянул в окна, зашел вовнутрь. Кофе был неплохим, но не более. Всеволод поблагодарил, расплатился, вышел и пошел дальше. Начало темнеть. Зажглись фонари, враз убивая своим ядовито-желтым или плесневело-зеленым все очарование вечера.
 Всеволод добрел до гостиницы, поздоровался с барышней за конторкой и прошел было, но его окликнул никто иной, как Архип Тарасович собственной персоной. После формальных приветствий и не менее формальных обменов любезностями, щедро приперченных многообещающим взглядом и рукой, державшей его руку и интимно поглаживавшей. Всеволод стрельнул глазами в сторону сотрудников отеля. Те мялись неподалеку, активно прислушиваясь, готовые броситься по первому движению бровей, но слышать ничего не слышали.
- Как насчет ужина? – вежливо поинтересовался Архип. Всеволод согласно кивнул головой.
 Ужин прошел, можно сказать, в теплой дружественной обстановке. Архип невозмутимо оглядел зал, стрельнул глазами вниз и ухмыльнулся одними уголками губ. Скатерть свисала практически до пола. Что Всеволод ел, он особо не помнил. А вот свои ноги в плену его ног осознавал очень хорошо. Архип его о чем-то спрашивал, он даже что-то отвечал, а сам переживал только одно: мириады ощущений от слепой ласки под столом. Ему приходилось слишком часто сглатывать, потому что рот пересыхал; Архип, приметив это и коварно улыбнувшись, начал подливать вина.
 Потом Архип попросил подать кофе и десерт им в номер, а сам попросил Всеволода помочь ему с документами. «Вы ведь не возражаете против небольших сверхурочных?» - невинно поинтересовался он. Всеволод согласно кивнул головой, подрагивающей рукой поглаживая ножку бокала и глядя в сторону от официанта. Официант отошел. Всеволод посмотрел на Архипа и напоролся на неприкрыто вожделеющее пламя в глазах, спешно опустил глаза на стол и наткнулся на его руку, в точности повторяющую движение его пальцев. Хорошо, пальто было брошено на стул рядом, а не отдано в гардероб. Его можно было нести впереди. У Архипа под рукой не оказалось ничего удобного, но пиджак был длинный, да и надежда на не самое яркое освещение затеплилась в сердце.
 До номера Архипа, который по счастливой случайности (и Анна Владимировна совершенно ни при чем, что вы! - скептически подумал Всеволод) оказался в той же гостинице, они дошли чинно, перебрасываясь фразами о работе. В номере Архип предупреждающе придержал Всеволода взглядом, и он чинно опустился в кресло. Архип разместился поодаль. Официант удалился. Кофе был забыт. Архип помогал Всеволоду раздеваться, с трудом сдерживаясь, чтобы не разорвать рубашку. Наконец освободив ягодицы Всеволода от брюк, он до синяков сжал их и вдавил его бедра в свои.
- Ты скучал? – жарко прошептал он в губы. Всеволод, в упоении гладивший его спину, жалобно простонал. – Скажи, ты скучал?
 Всеволод выдавил что-то, отдаленно похожее на согласие. Архип подвел его к кровати, откинул одеяло и опустил его на кровать, яростно целуя.
 Потом он сидел на кровати и пил остывший кофе, пока Всеволод занимал душ. Всеволод подошел к нему и остановился, выжидающе глядя из-под прикрытых век. Архип привлек его и поцеловал. Ладонь его задержалась на затылке Всеволода и ласково погладила его.
- Может, останешься? – тихо спросил он.
- И как это будет выглядеть? – резонно поинтересовался Всеволод, пряча глаза.
Архип хмыкнул и опустил глаза.
- Тогда спокойной ночи, - обреченно сказал он.
- Спокойной ночи. – прошептал Всеволод и, помедлив, пошел к двери.
Выйдя, Всеволод бессильно опустился на кресло, удачно стоявшее в холле.
Архип поставил чашку на ночной столик, упал на спину и уставился в потолок.

* Ты не хочешь слетать в Берн?
** С какой стати я должен этого хотеть?
*** Потому что меня пригласили на конференцию, и ты летишь со мной.
**** Как поживаете?
***** Лондон считается финансовой столицей Европы
.

========== Часть 13 ==========
 Апрель буйствовал нагло, бесцеремонно и эгоцентрично. Всеволод начинал его тихо ненавидеть. Хотя после него должен прийти не менее невоздержанный май, что явно будет еще хуже. Скрыться от чересчур активно просыпавшейся природы не представлялось возможным. Ладно хоть Архип перенес период весеннего гона относительно безмятежно, хотя иногда заезжал Всеволода до полусмерти. Но активное потакание своему некстати разыгравшемуся либидо он и в феврале мог провернуть, чего уж там. Всеволод задумчиво глядел на воду перелужи-недопруда и хмуро размышлял. До поездки в Швейцарию оставалось всего ничего времени. Анна Владимировна уже отдала ему паспорт с визой и сказала, что так как делегацию возглавляет Архип Тарасович, то и билеты на самолет и бронь на гостиницу будут у него. По тому, как она кокетливо потупила глаза, Всеволод заподозревал, что его ждет очередная гадость. Эта чертова Анна Владимировна еще раз потупила глаза, но уже смущенно, и сказала, чтобы Сева потщательней отнесся к своему гардеробу, все-таки уровень тот еще, и он должен выглядеть на уровне. Всеволод пошевелил пальцами в кроссовках – облегченных, пришедших на смену зимним, и точно так же подаренным Архипом. Шикарная вещь. Интересно, это Архип ей накивал, или она инициативу решила проявить? Хотя чем ей его костюмы не по нраву пришлись? Нормальные ведь. Ну два их, ну темные, и еще один серый. Ну не остромодные. Но ведь нормальные же! Зато рубашки разные, и пусть в основном белые, а остальные белые в полоску. И галстуки. Тоже разные. Между прочим, опытные люди способны различить до шестидесяти оценков серого, а у него галстуков было почти двенадцать, ну и пусть все серые, зато разных оттенков. Он просто не любит яркие цвета. У Архипа-то галстуки обычно яркие, он вообще с удовольствием добавлял к вообще сдержанной цветовой гамме пару ярких мазков, и в одежде и в интерьере. Всеволод встал со скамьи, посмотрел на плеер, засунул его в карман и потрусил к тете Лиде. Он собирался быть коварным, и ему это не нравилось.
Тетя Лида предсказуемо ему обрадовалась, потрепала по волосам, торжественно отдала хлеб и с недоумением посмотрела, когда Всеволод попросил еще и круассанов с шоколадом запаковать.
- Да они не задались сегодня, - пожаловалась она. – Давай я тебе слоек с апельсиновым конфитюром выделю. Они прелесть какие пышные, а во рту прямо тают. Берлинеров положить? С вишневым вареньем, а? Исключительно сдобные. Неужели решил поправиться? Али барышню какую завлечь собрался?
Всеволод меланхолично посмотрел в окно. Затем он многозначительно опустил глаза в пол и быстро стрельнул глазами. Тетя Лида охотно растолковала это как нежелание сглазить счастье, прежде необходимого им хвалясь, подошла, подала упакованную сдобу, которой предстояло выполнить роль взятки, и игриво толкнула его плечом.
- Учти, если вздумаешь свадебный торт у кого левого заказывать, обижусь вусмерть, понял, антилоп?
 Всеволод не смог сдержать смешка. Он выходил из магазинчика, добродушно посмеиваясь. Ага, так прямо и представляется, как Архип падает перед ним на колено, протягивает кольцо, припадает к руке и... Всеволод смутился и воровато огляделся; уши загорелись. Ага, а потом они идут в мэрию регистрировать союз. Как раз в Берне, да. Деревья стояли, словно окутанные в нежнейшую накидку непонятного то ли фисташкового, то ли мятного цвета, настолько незеленой еще эта зелень была. Всеволод задумчиво провел рукой по набухающим почкам. Из некоторых уже появлялись совсем маленькие клейкие листочки и смущенно демонстрировали кирпично-красные изнанки. Кора на ветках была более мягкой и упругой, чем зимой, чешуйки почек, напротив, становились жесткими и пересыхали. А скоро еще и деревья зацветут. Клумбы разбивали вовсю, уже скоро тюльпаны воткнут, и будут они с глупым видом пялиться на солнце, непоколебимые в своей уверенности, что именно они призвали весну. Всеволод провел рукой по новому побегу и крепко зажмурил глаза, поняв, что уже добрых десять минут стоит и перебирает пальцами ветви, листья, ласкает кору и вообще ведет себя как болван. Осталось только собачкам умиляться и с младенцами начать сюсюкать. Слюнтяй. Сурово одернув себя, он припустил домой.
 Взятка была выложена на тарелки, ингредиенты для какао и на всякий случай чая были приготовлены, если вдруг Антон начнет стенать, что тройная доза калорий разорвет его на части; волосы подсохли. Всеволод стоял перед входной дверью, собираясь с силами. Ну, вперед! – подбодрил он себя и открыл дверь. Антон жил двумя этажами выше. Это четыре пролета. Можно даже ступеньки посчитать. Главное – на мамашу не напороться. Очень экзальтированная особь. Дверь открыл очаровательно сонный Антон с красноречивым следом от подушки на правой щеке и около минуты хлопал глазами с длиннющими ресницами, жмурил их, а потом и вовсе протер их кулачками.
- Севка, восемь утра субботы! Тебя о какую каменную бабу головой постучали? – возмутился он. – Ты в курсе, что нормальные люди в это время только два часа как спят, и намереваются делать это еще как минимум до часа дня.
- Это ни ко мне, ни к тебе не относится. – Всеволод попытался сохранить серьезную мину, но уголки его губ против воли ползли вверх.
 Антон посмотрел на него относительно осмысленным взглядом здоровущих круглых глаз, рассмотрел с трудом сдерживаемую улыбку, обиженно выпятил нижнюю губу и засопел.
- Одевайся и приходи на кофе.
 Антон с интересом склонил голову к плечу. Внутренние уголки его бровей – небольших круглых бровок – забавно поползли вверх. Он сглотнул.
- Ну, на кофе... – многозначительно протянул он.
- Или какао.
- Но только какао! Никакого десерта или сдобы! Я после тетиного дня рождения поправился на целых шестьсот тридцать грамм! – он грустно добавил. – Мама вчера салат с сельдереем и рапсовым маслом делала. Поле-езный...
Всеволод торжественно мотнул головой. Антон захлопнул дверь. Всеволод начал спускаться. Дверь распахнулась.
- У меня конфеты заныканы. Брать? – заговорщицким шепотом, который был слышен во всем подъезде, спросил Антон.
- Антон! – с упреком сказал Всеволод. Антон понимающе кивнул головой. Дверь захлопнулась.
 Антон с печальным видом смотрел на один-единственный берлинер, многозначительно подвинутый к нему Всеволодом. Оставлять медленно действующий сладкий яд другу и тем самым способствовать его кончине было противно жертвенной натуре Антона. Но даже если как следует потрястись, берлинер никуда не влезет, даже в мешки за щеками. Он протяжно и со смаком выдохнул, скорбно поджал губы и, собрав всю свою черствость в кулак, отодвинул от себя блюдце с заманчиво возвышавшейся на ней булочкой, проводив ее при этом страдальческим взглядом. Повздыхав и посопев, Антон с трудом перевел на Всеволода взгляд.
- Тебе чего надо? – деловито спросил он. Всеволод невинно посмотрел на него. Антон приподнял брови и снисходительно сказал. – Можно подумать, ты меня просто так решил прикормить. Давай колись, что тебе из-под меня надо.
Всеволод развеселился.
- Чтобы ты мне одежду помог выбрать.
- В смысле? – Антон выпрямился на стуле, глаза его радостно загорелись.
- Я еду на конференцию в Швейцарию, ну и надо выглядеть достойно, - Всеволод напротив опустил глаза и ссутулился.
- И какую сумму ты готов инвестировать? – Антон только что не подпрыгивал от возбуждения.
- Это должен быть деловой стиль, - угрожающе проговорил Всеволод.
- Ой! – закатил глаза Антон. – Он мне будет объяснять! Сумму называй!
Всеволод назвал. Антон заерзал. После пары минут сопения, хмыканий и угуканий он подскочил.
- Так, одеваемся полегче и попроще, я буду через полчаса. Когда конференция?
- Через две недели.
- Так, с постричься можно еще подождать. Все, я улетел, меня нет, буду через сорок минут.
 Всеволод лениво листал журнал. Через час зазвонил дверной звонок. Антон нетерпеливо переминался под дверью, возбужденно блестя глазами. Всеволод мужественно подавил в себе желание захлопнуть дверь и забиться под кровать своей комнаты.
 Вопреки самым страшным своим опасениям Антон затащил его в магазин в стороне от проспекта. «Он совершенно роскошный», - трещал он, перетаскивая его от вешалки к вешалке, от полки к полке, то прикладывая что-то, то перебирая, как маленький такой и шустрый буксирчик. – «Там есть практически все для солидного мэна, и по совершенно вменяемым ценам. Конечно, идеальным вариантом было бы тебе в Европе по магазинам прошвырнуться, но ты же не в Нидерланды какие едешь или Германию, правильно? Вот там соотношение цена-качество отличные. Нет, конечно, можно было бы и в Париже, но там слишком фривольная мода, а тебе надо что-то построже, да и ты себя комфортней будешь чувствовать».
 Потом Всеволод стягивал с себя джинсы и натягивал первый костюм, Антон успел облететь весь магазин, поругаться с девочкой-консультантом, наглым образом отдернуть шторку и повесить в кабинку еще несколько вещей и вступить в перебранку с дамой посолидней, по фактуре скорее всего владелицей. Дама посолиднее вежливо парировала агрессивные замечания Антона, в ее теплых глазах поблескивали лукавые огоньки, а Антон почти подпрыгивал от возмущения. Он сыпал какими-то итальянскими и не очень именами, англицизмами, усердно помогал себе не успокаиваться руками. Брови его возмущенно выгибались, глаза вызывающе горели, кадык возбужденно ходил по шее, ноги взволнованно притоптывали. Всеволод вышел из кабинки, остановился на безопасном расстоянии от него и вежливо сказал даме:
- Доброе утро.
Антон подпрыгнул, обернулся и сказал, мгновенно переключаясь на деловитый тон:
- Ну-ка повернись!
Всеволод закатил глаза, но подчинился.
- Вот! – торжествующе произнес Антон. – Вот про что я говорю! Типичный почти астеничный тип. Он бегает, поэтому у него мышцы есть, - пожаловался Антон даме, печально глядя на нее своими большими глазами, завистливо вздохнул и продолжил, как ни в чем не бывало. – Длинные тонкие кости, вполне гармонично развиты. Осанка нормальная, не сутулая, не перегибистая. И посмотрите, что творится. Пиджак распахивается на груди, собирается в складку на спине, про подмышки я вообще молчу. А брюки? – он даже руками всплеснул для пущего эффекту. – Они же в любом случае нуждаются в хорошей такой подгонке. И это я еще не говорю про то, как вы вон того манекена нарядили. – и Антон величественно простер руку по направлению к двери. Его маленькая, но очень благодарная аудитория в составе двух человек послушно посмотрела вслед за указующим перстом.
- Он был наряжен достаточно продвинутым стилистом, - задумчиво призналась дама.
- Ему это не помогло. – небрежно отмахнулся Антон и красноречиво сложил руки на груди, насупив брови и чуть выпятив губу, что очевидно должно было изобразить легендарное «Dixi». Всеволод прикусил губу, чтобы не расхохотаться, дама была более тренированной и удержала улыбку за фасадом общей благопристойности.
- А почему бы вам его не перенарядить? - легко предложила она.
- Мне? – растерянно захлопал глазами Антон и запереминался на ногах. На лице у него был написан большими буквами сакральный ужас. – Я студент. Менеджер, - добавил он в качестве самого весомого аргумента.
- Я заплачу.
Антон заозирался на кротко стоявшего рядом Всеволода.
- Мне надо подумать, - смущенно выдавил он.
- Подумайте, - согласилась дама. – Не буду вам мешать.
Всеволод с интересом следил за Антоном краем глаза. Тот, приумолкнув и присмирев, посапывал, когда мысли оказывались слишком резвыми, справно подсовывал Всеволоду очередной предмет одежды на пробу и явно собирался с духом. Всеволод терпеливо ждал.
Дама невозмутимо дожидалась их у кассы. Антон попытался спрятаться за спиной Всеволода, но дама ловко протянула ему визитку, когда Всеволод расплачивался.
- Позвоните мне, когда подумаете. – Еще одну она протянула Всеволоду. – Надеюсь, вы поможете ему думать.
Всеволод обменялся с ней понимающим взглядом.
- Всенепременно, - пообещал он, пряча ее.
 В качестве бонуса за то, что в обувном магазине все было найдено сразу и куплено быстро, Всеволод решил угостить Антона какао и позволить ему доесть берлинер. Следующие два часа сытый и удовлетворенный Антон объяснял ему достоинства и недостатки работы в таком месте, то же самое, но с учетом того, что он учится на дневном и еще многое другое. Всеволод рассеянно слушал, отпивая чай, время от времени хмыкал, иногда угукал, приподнимал брови и пожимал плечами, когда Антон воззывал к нему, и терпеливо ждал.
- Ты думаешь, стОит? – наконец выдохшись, спросил Антон. Всеволод торжественно кивнул головой. Антон приободрился, приосанился, заулыбался и чокнулся своей чашкой с кружкой Всеволода.

 Архип выслушивал отчет Михаила, который тот основывал на результатах внутренних аудитов, проведенных Всеволодом в различных отделах и своих личных наблюдениях, и задумчиво постукивал пальцами по столешнице. Это он предполагал давно. И аудиторы со стороны и кое-кто посерьезнее уже активно рыли. А молодец Шабанов. Всеволод все-таки действительно бумажная крыса. Все неточности и погрешности вычислил, а что за этим скрывается – не особо заметил, зато так составил отчет, что Шабанов последним идиотом был бы, если бы этим не воспользовался для небольших таких стратегических умозаключений. Ну что ж, время как раз удачное. В пятницу вечером подписывается приказ, он убирается, приказ особо не оглашается, и вот тут и начинается свистопляска. Интересно, Шабанов выстоит?
Он еще раз пролистал свою копию, время от времени останавливаясь на наиболее примечательных местах. Текст Всеволода странным образом отличался сухостью и непрозрачностью и музыкальностью, очень тщательным подбором слов, которые, выстраиваясь в ряд, начинали звучать, как Вагнеровская увертюра, глуховато и с нарастающим рокотом. Звучали бы они явно куда лучше. Умный, талантливый, но замкнутый Сева, истинное сокровище, которое упорно не хотело раскрываться и которое говорило с ним приглушенным голосом, тщательно подбирая слова и явно избегая смотреть в глаза.
 Михаил пристально смотрел на него и ждал. Разумовский более чем достойно принял известие о том, что кто-то пытается обанкротить его компанию, причем усиленно действуя изнутри и не особо светясь извне. Или он знал?
- Отличная работа, Михаил Евгеньевич, - медленно произнес Архип. – Все-таки я был прав, нанимая вас. Знаете ведь, как против вас были директора, да? – он помолчал, поперебирал пальцами по столешнице. – Это, в общем-то, для меня секрет полишинеля. Все-таки я слишком хорошо знаю свою компанию, чтобы не замечать, что с ней что-то не то творится. Только и люди за теми термитами, которые ее изнутри подтачивают, стоят не последние.
Архип поднял холодные и очень нехорошо поблескивавшие глаза на Михаила. Тот подобрался. Все-таки Разумовский знал.
- Ваш отчет и отчеты Всеволода Максимовича – очень достойная и кропотливая работа. Вы можете смело выписать себе и ему премию в размере, который сочтете нужным. У кого еще есть копии записки?
- У меня и у Всеволода, - лаконично ответил Михаил, выжидательно глядя на него.
- Отлично. В пятницу вечером я подпишу приказ о назначении внешней проверки. Вас собираюсь назначить ответственным за ее проведение. Выстоите?
- Когда она начинается?
- В субботу. Я вернусь в начале недели, хотя официально мое пребывание там продлится чуть ли не две недели.
- Но конференция... Анна Владимировна говорила, что она международная, высочайшего уровня и все такое..? – Михаил недоуменно посмотрел на Архипа.
- Она действительно таковой является. Очень высокий уровень как участников, так и традиционно высокий уровень докладов. Но мне там, если чуть присмотреться, делать нечего. Это научно-практическая конференция для финансистов средней руки. Те несколько встреч, которые я запланировал, проходят в воскресенье и понедельник и с людьми, которые в конференции участия не принимают.
- А Всеволод? – подозрительно спросил Михаил.
- Думаю, он проведет в Швейцарии очень насыщенную неделю. Вы, как вы сами понимаете, нужны мне на это время здесь. В конференциях, симпозиумах, конгрессах и прочей дребедени вы еще научаствуетесь. А я, уезжая туда, как бы лишаю компанию управляющего центра, что не может не быть использовано. Пары дней, думаю, будет достаточно. Вы сможете связаться со мной в любое время, но именно вы в самом начале будете принимать удары на себя. Так как?
Михаил по-новому посмотрел на Архипа.
- Выстою, - твердо ответил он.
- Отлично. В таком случае предлагаю познакомиться с теми людьми, которые будут ворошить это осиное гнездо. – Архип по селектору попросил Анну Владимировну пригласить гостей. Михаил встал. С таким полководцем он был готов идти до конца.
 Кампания, которую собирался начать Архип, была тщательно спланирована и подготовлена, но всегда остается место всяким неожиданностям. Архип, Михаил, ревизоры и даже сотрудники федеральной финансовой службы не самого нижнего звена засиделись за полночь, проверяя и уточняя малейшие детали. Михаил дополз домой, чувствуя, как опухла его голова, через силу выпил кофе и завалился спать. Он был доволен собой. Все-таки он молодец. И Разумовский молодец. Ловко все провернул. И что Севку убрал с линии огня, да еще и в Швейцарию сослал – тоже молодец.

 Архип сидел на кухне, пил кофе и смотрел туда, где предположительно находится дом, в котором живет Всеволод. Насколько Архип мог судить, Всеволод уже был в нетерпении. Анна Владимировна буквально в полдень призналась, что Севочка, выглядящий совершенно восхитительно со своей новомодной копной почти укрощенных волос, смущаясь, поинтересовался, что ему посмотреть для нее в Берне, а кроме того, на нем был не менее модный костюм. И выглядел он просто удивительно хорошо, а на ее вопрос, права ли она, что Всеволод решил более пристрастно оценить то, что он носит и как выглядит, он признался, что действительно обновил гардероб и позволил кое-кому знакомому затащить его к парикмахеру. Явно ведь это был не Шабанов. Раньше за ним такого рвения не замечалось. Архип усмехнулся своим мыслям. Уж если Всеволоду не доверять, кому стоит? Неужели у него не может быть друзей, которые и остаются только друзьями? Глупые, глупые, глупые мысли. Только мысль о том, что он узнает все о том, что в Севиной жизни творится, из вторых, а то и третьих рук, неприятно резанула по сердцу. Стена, которая стояла между ними, с его стороны осыпалась пылью, со стороны Всеволода укреплялась с завидной настойчивостью. Кроме каких-то мелочей, Архип не знал о нем практически ничего. Вернее, он знал о том, что у него за семья, родственники и прочая. Когда Архип поручал своим безопасникам проверить его прошлое, он самонадеянно думал, что имеет право. Теперь он был уверен, что еще и за это поплатится. Зато по крайней мере некоторые вещи получили свое объяснение. Например, почему сын высшего офицера КГБ вынужден снимать квартиру, и почему он никогда не говорит ни о матери, ни об отце. Говорить о людях, которые более десяти лет, как мертвы, не очень легко. А тетушка его, ловко провернувшая с семнадцатилетним полностью осиротевшим в течение двух месяцев парнем очень сомнительную аферу, в результате которой он лишился квартиры и даже пенсию по потере кормильца не видел в глаза, пусть ищет другую квартиру. Если останется у нее, на что ее снимать, после того, как рассчитается за эту и за все годы, которые в ней проживала, в ус не дуя и нимало о судьбе племянника не заботясь. Но все это факты, а чем он живет, и самое главное – какое место в его жизни занимает он, Архип, так и оставалось тайной, покрытой мраком. Всеволод уходил от любых попыток завести разговор о них и все так же настаивал на том, чтобы ночевать дома. Одна надежда – на поездку. Может, за те три дня, которые они там проведут, Сева хоть как-то раскроется? Архип тяжело опустил веки. Дай Бог.

 Всеволод боялся летать. Архип заметил это, когда они подходили к трапу самолета. Его оглушающую молчаливость в аэропорту Архип принял за напряженность от слишком большого количества людей. Но лицо у Всеволода на солнце отлило приятным зеленоватым цветом, а над верхней губой и на лбу, шаловливо прикрытом непривычно стильно уложенной челкой, поблескивали бисеринки пота. Он до побелевших костяшек на руках сжимал несессер. Архип еле сдержал улыбку. Бедный, милый, застенчивый мальчик! Он положил руку на плечо Всеволода и в знак поддержки сжал его. Всеволод встревоженно посмотрел на него, Архип подмигнул и сказал: «Это всего лишь на три часа. Потом расслабимся и отдохнем, да? А вечером будем в Берне, и ничего страшного. Еще и фондю успеем поесть». Всеволод прикрыл глаза. Архип зашептал, как Всеволод соблазнительно выглядит, и как ему идет и этот костюм, и эта прическа. Всеволод закатил глаза, высвободился из-под руки, но ощутимо расслабился.
 Архип никогда не говорил и не шутил так много. Пока самолет взлетал, он рассказывал всякие разности о европейской жизни и анекдотах, с ней связанных, спрятав руку Всеволода под своей. В воздухе напряжение отпустило Всеволода, и Архип предоставил его себе, а сам открыл свой лэптоп. Потом еще одно испытание – пересадка, и вот она перед ними, земля альпийского молока, сыра и часов. Архип попросил подать ужин в номер, но, посмотрев на откровенно бледного и уставшего Всеволода, махнул рукой и сослал его отдыхать. Всеволод благодарно на него посмотрел, вялым голосом поблагодарил, а потом подошел и ткнулся лбом в его плечо и тихо сказал: «Спасибо». Архип как последний дурак улыбался все время ужина. На его памяти это была чуть ли не первая добровольная ласка его неуступчивого Севочки. Потом он пил кофе, чуть ли не традиционно стоя у окна, любуясь небом и тяготясь одиночеством, в то время, как Сева мог бы быть здесь, сладко спать вон на той кровати, в одной с ним комнате.
 Перелет Всеволод помнил смутно. Сначала липкий страх лишил его всякой возможности соображать, и он был бесконечно благодарен, что с ним был Архип. Потом эти бесконечные часы между пересадками и еще один полет, но уже не такой страшный. Единственное, о чем он мечтал, стоя в холле отеля – это упасть на кровать, и чтобы ни одна сволочь не трогала. Когда Архип начал заказывать ужин на двоих, Всеволод отрешенно подумал, что праздник не удастся. Но Архип отправил его отдыхать. Всеволод чуть не расплакался от облегчения. Какой ужин? Спать! Боясь, что голос его подведет, он решился на дерзкий маневр: он попытался его обнять. Ну, не совсем обнять – это бы явно не получилось, но по крайней мере он к Архипу прижался и даже поблагодарил. Архип ласково провел по его волосам, чмокнул в губы и шутливо подтолкнул в двери. На лице расплылась улыбка. Он смог! И Архип оценил. Отлично.
 Всеволод проснулся еще затемно. Сна не было ни в одном глазу. Он поворочался, подумал, что что-то нужно делать. На его счастье в номере был оборудован небольшой бар, а на нем стоял кофе-автомат. После тщательного изучения инструкции и двух робких тыков по кнопкам Всеволод с интересом прислушивался к агрессивному перемалыванию зерен кофе и выплевыванию порции эспрессо. А еще в номере был балкон. Всеволод сидел на нем, смотрел на яркое швейцарское небо, принюхивался к эспрессо, и ему было так жалко его пить! Небо посветлело, Всеволод посмотрел за перила балкона. Кажется, ему предстояло еще одно испытание. Одетый для пробежки, Всеволод спустился вниз и подошел к женщине, сидевшей за стойкой. Она, заметив Всеволода, улыбнулась вполне себе дружелюбной улыбкой. Он улыбнулся в ответ и скованно спросил, как здесь отнесутся к тому, если он пробежится по улицам. Женщина заулыбалась и начала ему рассказывать на жестком и глуховатом языке, в котором все-таки узнавался немецкий, что это очень даже принято и одобряется, и даже достала карту и указала маршрут. Всеволод усердно вслушивался, морща лоб, а женщина остановилась, подмигнула и спросила на языке, куда больше похожем на литературный немецкий:
- Понимаете?
- Не очень, но нормально.
- Это вы в Йоне не были или в Лихтенштейне. Их даже мы не всегда понимаем. А вы молодец, продержались. На самом деле мы и на высоком немецком говорить учимся, да и я не на таком уж чистом бернском наречии говорила. - Она улыбнулась и добавила фразу, которую потом передала на понятном немецком. - Вот так это звучит на бернском наречии. Ну что ж, вот вам карта, вы смело можете ей воспользоваться. А вот на этой улочке делают лучший в мире шоколад, - она указала ему на совершенно неприметный аппендикс в нескольких кварталах от гостиницы. – Хотя, - она сообщнически улыбнулась, - если вы как следует сделаете комплимент нашему шеф-повару, он приготовит не хуже.
Всеволод с конспиративным видом кивнул в тон ей. Она пожелала ему хорошего дня и вернулась к компьютеру.
Всеволод бродил по городу и рассматривал его. Первым его культурным шоком была непривычная чистота. По мостовой можно в белых носочках пройтись, и они чистыми останутся. Люди были и похожи и непохожи, степенней, вежливей, охотно останавливались, заговаривали, удивлялись, узнавая, что он из России, все как один пытались произнести Matrjoschka или Samowar. Погода радовала. Архип позвонил около полудня и предложил вместе пообедать. Он был уже в ресторане. Всеволод пообещал подойти через десять минут.
 Архип, судя по слегка распущенному галстуку и расстегнутой верхней пуговице рубашки, недавно вернулся с какой-то встречи. Он задумчиво смотрел в чашку с кофе и методично поворачивал ее на блюдце. Вправо-влево. Вправо-влево. Он словно почувствовал приближение Всеволода и вскинул на него задумчивый взгляд.
- Тяжелый день? - сдержанно поинтересовался Всеволод.
- Не самый легкий, - Архип с трудом приподнял губы в улыбке.
- Я могу чем-нибудь помочь?
- Ты уже помогаешь своим присутствием, - бархатным голосом отозвался Архип и положил руку поверх руки Всеволода. По телу прошла волна сладкой дрожи. Всеволод сглотнул. Тут стоило бы, наверное, что-то сказать, как-то ответить на комплимент, но он, перепугавшись, настойчиво вытянул руку из-под руки Архипа и пристроил ее на колене. Архип посмотрел на него коротким тяжелым взглядом и промолчал. Он опустил глаза, допил кофе и позвал официанта. Всеволод всей кожей ощущал, как Архип недоволен, но что сделать и как снять напряжение, он не знал и в растерянности ковырялся в тарелке, практически не чувствуя вкуса еды.
 После полудня у Архипа было еще две встречи. Всеволод попрактиковал немецкий с женщиной на приеме, уже другой, но тоже очень милой, погулял по городу, пересмотрел бумаги в ожидании ужина. Архип позвонил и поинтересовался, возражает ли он против ужина в номере. Всеволод не возражал. Он сделал себе кофе, посидел на балконе, полюбовался закатным небом, подумал про то, что там может делать Мишка и есть ли смысл позвонить ему, попытался представить, как все будет проходить. Он думал о том, что можно привезти в подарок тете Лиде или Антону - он хватался за любую мысль, лишь бы не думать о той проблеме, которая вызревала поблизости. Что это была за проблема, и как с ней справляться, Всеволод не знал. Он с каким-то безнадежным отчаянием думал, что в тупике. Хотя, может, учитывая его пессимизм, он преувеличивает?
 Архип рассказал ему в общих чертах про тот террор, который они на пару с Мишкой устраивают, поблагодарил за достойно проделанную работу, сказал, что ему очень помогли результаты его проверок и вообще они оба молодцы. Он изучал Всеволода прищуренными глазами, словно пытался что-то прочитать на лице, а сам в это время легким и беспечным тоном рассказывал о том, как отбивался от рейдеров и на что еще будет вынужден пойти. Если это кому рассказать, его сделают или миллионером, или покойником. Это было знаком невероятного доверия со стороны Архипа, и это не списать на полтора бокала столового вина. У Всеволода немели губы, ныли зубы и тряслись руки.
 Архип был нежен, настойчив и изобретателен. Всеволод лихорадочно отдавался ему и даже пытался чего-то требовать. Архип с нежностью поддавался ему, уступал, умолял и упрашивал. Потом они выпили вина за успех безнадежного дела. Архип с огромным удовольствием слизал его с губ Всеволода. И все это время Всеволода не оставляло чувство двойственности происходящего, недосказанности, недомолвок. Архип вглядывался в его глаза в надежде увидеть в них что-то непонятное, а Всеволод в сумятице их отводил. Архип пытался спросить о том, что Всеволод чувствует, а он пожимал плечами и начинал его в ответ целовать.
 Архип заснул. Всеволод лежал, прислушиваясь к его дыханию, опасливо гладил руку, лежавшую на его талии, и смотрел на его лицо - процедура, им совершаемая впервые. У Архипа, оказывается, были седые волосы. Совсем мало и совсем незаметные. А на левом виске шрам. И еще родинка на скуле, почти спрятанная под баками. Всеволод зажмурил глаза и тихонько высвободился. Дверь за ним почти бесшумо закрылась. Архип открыл глаза. Услышать его шаги было тщетной затеей. Он все-таки ушел. Архип спрятал лицо в подушке.
 Всеволод был готов, что Архип оставит его одного. Он даже почти не обиделся. Нет, он обиделся, но потом включил здравый смысл и убедил себя, что такой серьезный человек, как Разумовский, не может плясать вокруг него денно и нощно. Да и заняться есть чем. Возможностей было бесконечное множество. Но спалось плохо. Очень плохо.
 Всеволода встречал усталый и невыспавшийся Мишка. Он в паре слов рассказал про кадровые перестановки, два ареста вне компании и кучу увольнений в ней и про кучу работы, которая их ждет. Всеволод торжественно вручил ему бутылку фирменной настойки из небольшого городка под Берном, которую они благополучно раздавили. Настойка была так себе, но Михаил к концу бутылки уже повеселел, маньячно заблестел глазами и начал активно хотеть жить. Всеволод благоразумно притворился разбитым и уставшим, да еще и смена часовых поясов. Вечер был свободным.
 Архип позвонил, поинтересовался, как Всеволод долетел, помурлыкал в трубку, что будет рад его видеть и уже ждет; Всеволод сидел, закрыв глаза, и слушал его голос. Отвечать он мог только междометиями, хотя так хотелось сказать много, очень много. Но поймет ли он? Он понимал, что звучит невежливо, но говорить боялся, потому что не был уверен, что его голос будет послушным и не сорвется, и что он не скажет какую-нибудь глупость. Наконец он сказал, что очень устал и с намного большим удовольствием приехал бы в воскресенье. После бесконечной и бесконечно тяжелой паузы Архип согласился. Прощались они сухо.
 Лифт в доме Архипа напоминал лифт на эшафот. И поднимался он слишком быстро. Всеволод позвонил, выдохнул, попытался унять дрожь в руках, а потом перепугался, когда дверь открылась. Архип впустил его в комнату и остановился на изрядном расстоянии. Руки он держал в карманах и смотрел на Всеволода испытующим взглядом, склонив голову набок.
- Отдохнул? – вежливо поинтересовался он.
- Да, спасибо. – Всеволод смотрел на него непрозрачными темнеющими глазами и хмурился.
- Скажи мне, мой хороший, ты ночевать домой пойдешь?
Всеволод прижался к двери.
- Наверное. Да.
- А если я попрошу остаться?
- Завтра на работу. – защищаясь, произнес он.
Архип кивнул головой, пожевал губы. Обвел глазами прихожую.
- Иди-ка ты домой, Сев.
- Что? – Всеволод подумал, что неправильно что-то понял.
- Иди. Домой. – четко и внятно произнес Архип, отстраненно глядя на него. – Убирайся. Пошел вон. Так понятно?
- Ты что? – Всеволод недоуменно смотрел на него.
- Сев, я не железный. Я один раз сглупил, признаю. Но я устал расплачиваться. Я устал устраивать вокруг тебя танцы с бубном и ничего не получать взамен. – Архип подошел к нему и обхватил его лицо ладонями. Приблизив свое лицо к лицу Всеволода, он проговорил яростным шепотом. – Хотя бы один раз приди ты ко мне и пойди ты мне навстречу, а? – с усилием убрав руки, Архип сделал несколько шагов назад. Он добавил более спокойно. – Так что если ты собираешься уходить, уходи сейчас.
 Всеволод чувствовал, как озноб покалывал его лицо. Он не чувствовал ног и рук. Весь мир сконцентрировался для него в глазах Архипа. А Архип стоял и ждал. Всеволоду стало жутко. Он открыл дверь. Архип не отводил глаз, внимательно изучая его.
 Дверь закрылась. Всеволод спускался в лифте с эшафота.
 Архип стоял в прихожей, не потому что верил, что Всеволод вернется, а потому что не замечал, как утекало время. Наконец он пришел в себя и ровной и неспешной походкой пошел в гостиную. Осмотревшись, он решил налить себе чего-нибудь крепкого. Очень крепкого. С бокалом коньяка он сел на диван. Посмаковал. Порассматривал картины, посмотрел на потолок. Выпил коньяк. И разбил бокал о стену.

========== Часть 14 ==========
 Небо назойливо розовело за окном, ветер играл ветками деревьев, тюлевая занавеска приподнималась на сквозняке, зависала в совершенно непотребном виде на пару секунд и лениво опускалась обратно, обвисая демонстративно декоративными складками. Июль был дико жарким. Всеволод давно уже спал на полу, потому что иначе просыпался в испарине. Казалось, даже в родной коже было слишком жарко. Бегать можно было только с самого раннего утра, все остальное время можно было только лениво перемещаться, боясь сделать лишнее движение, чтобы не вызвать очередную волну почти тифозного жара. Мысли текли лениво-лениво и неотвратимо, как сель с пологого склона. Бороться с собой было бессмысленно, приходилось уступать им и погружаться в тягучие, навязчивые и тяжелые размышления и воспоминания. Сначала были только воспоминания. Ослепительный свет лифта, напоминавший освещение в каком-нибудь секционном зале морга, выдавил весь воздух из легких. Всеволод стоял, прислонившись спиной к стене, и смотрел на его открытую дверь, не особо понимая, что нужно делать. Когда в проеме нарисовался желающий отправиться наверх, Всеволод протиснулся мимо и растерянно остановился, с трудом соображая, что делать дальше. Ах, да! Он направился к черному входу, боясь наткнуться на людей в парадном, и через гараж вышел на улицу. Было тепло и достаточно светло, это он точно помнил, и очень темно, когда он дошел до дома. А еще было страшно. Эти встречи, какими бы выхолощенными в эмоциональном плане они ни казались постороннему, незаметно стали краеугольными камнями его бытия. Он отлично знал, что делать в понедельник и четверг, знал, для чего терпит пытки в парикмахерском кресле, и знал, что хотя бы одна суббота из двух будет заполнена. Поначалу эта зависимость была не так заметна, но Мишки было в его жизни все меньше и меньше, а времени все больше и больше, и встречи все желаннее. Всеволод скучал по шоколадным десертам, которыми его баловали, по влажному воздуху в зарослях папоротников, по легкомысленной болтовне, по странно откровенным разговорам – теперь он осознавал, что они были откровенными и честными, – по возможности говорить обо всем или по крайней мере спрашивать. Даже та выходка, с которой все началось, представлялась в совершенно ином свете. Всеволод попытался вспомнить и оживить ту ледяную ярость и ту угрюмую решительность, которые двигали им первые пару месяцев, и не мог. Не было ни ярости, ни решительности. Они были растоплены и уничтожены лавиной иных чувств. И теперь, когда он лишился этих целеполагающих дней, приходилось чуть ли не заново учиться ходить. Счастьем было, что Мишка добрых две недели после того воскресенья бегал, как ошпаренный; все финансовые отделы пришлось реструктурировать. Всеволод по-прежнему оставался в его прямом подчинении, даже какой-то подотдел возглавил, и у него в подчинении было целых восемь стеллажей – от помощника или подчиненного он отказался наотрез, хотя Мишка и предложил. А Мишка предлагал не зря: работы было много. К счастью. Только это и спасало от удушающего груза прошлого. К воспоминаниям об их вечерах добавились те дни в Берне, когда они были вместе. Всеволод, не в силах противостоять коварной памяти, снова и снова вспоминал так доверчиво заснувшего Архипа... Бег мыслей болезненно прервался, со всего размаху напоровшись на имя. Какое счастье, что имя редкое! Иначе так и задыхался бы от удушья каждый раз, когда его слышал. Архип. Голосовые связки и гортань послушно повторили все необходимые движения, только воздух не вырвался наружу и не смодулировал волны, которые отозвались бы в мозгу болью. Но имя снова зазвучало в голове. Архипа. Гордое и упрямое «а», раскатистое и игривое «р», таинственное и непредсказуемое «х», улыбчивое, или ехидное, в зависимости от настроения, «и», непреклонное «п». И все вместе больше, чем просто сумма звуков. Счастьем было, что имя не просто легкомысленно скатывалось с губ, а, зарождаясь в недрах груди, неторопливо шествовало к губам, давая возможность лишний раз насладиться моментами интимной и чувственной с ним близости. Иногда оно отдавалось лаской в груди. А иногда болью. Всеволод вспоминал его, так доверчиво уснувшего, такого открытого, и седые волосы на его висках, и морщины в уголках глаз, некоторые глубокие, явно смешливые, а некоторые совсем новые, и на смешинки мало похожи. И эти три складки между бровей. И шрам, совсем незаметный. И родинку. И глазам становилось тепло, а в горле образовывался ком. Был ли он единственным, кто знал? Или были еще те, кому он доверял настолько, что они видели их и изучали?
 Дальше валяться было бессмысленно. Будильник по привычке был включен, но Всеволоду он был не нужен – он слишком часто вставал за час, а то и за два до звонка. Как сегодня, например, как всегда в эти месяцы. После тех двух недель Мишка сослал Любашу с Варварой в какой-то санаторий на выходные, а сам завалился с бутылкой чего-то очень крепкого к Севке. И долго молчал, а потом скупо рассказал, что эта свистопляска из него всю душу вынула, и он тупо затрахался. Он даже от Любашиного понимания устал, поэтому и попытался дать им отдохнуть друг от друга. И все, что ему надо – это напиться. Ну или как следует выпить. Всеволод примерно представлял, что и как творилось все это время, но знал только о финансах. А оказывается, были и случаи саботажа, и поставок некачественной продукции и много чего еще. Это был очень тяжелый год для Архипа... Архипа – Всеволод снова посмаковал это имя, насладился его терпкой горечью. А он, лох узколобый, ничего ведь не заметил. С чего он решил, что со всеми так носятся, как носились с ним? С чего он решил, что всем спускали с рук столько, сколько спускают ему? Не требуя ничего взамен, практически ничего. Один раз попросили – один раз! И он сбежал. Трусливо сбежал, поджав хвост. Многого он после этого стоит? Ничего, совсем так же, как и его мать. Всеволод вспомнил родителей – еще одно воспоминание, от которого он всегда бегал. Мать, зацикленная на угодливом служении отцу. Отец, зацикленный на себе. А ведь они практически не говорили. И у них не было ничего общего. Но у отца была работа, а у матери не было ничего. И пустоту она пыталась заполнить им, Всеволодом, требуя постоянного внимания, заботы и служения. Как же, она ведь его родила, и он ей должен. Должен дожидаться ее у парикмахера, должен ходить с ней по магазинам, должен выслушивать истерики, когда очередная дамочка заявляла, что ее муж скоро сменит жену. Муж жену не менял, приходила очередная дамочка, а Всеволод все так же выслушивал истерики. Попытка сказать, чтобы она поговорила с отцом, а не с ним, кончилась великолепнейшей в своей уродливости истерикой, градом оплеух и жалобой отцу на черствость и невоспитанность этого гаденыша. Когда ей сообщили, что ее муж скоропостижно скончался, она с упоением воспользовалась своим звездным часом, рыдала, заламывала руки, орошала слезами груди в фирменных мундирах, декорированных орденами и знаками отличия. А по всем инстанциям бегал он, семнадцатилетний тогда парнишка. А когда выяснилось, что без мужа она нафик никому не нужна, и на ее отчаянные попытки как-нибудь, и в основном истериками привлечь внимание, внимания не обращают и даже цинично предлагают пойти работать, чтобы хоть чем-то заняться, она превратила в ад жизнь одного человека, до которого смогла дотянуться – его. Всеволод тогда, к своей радости, уже учился в вузе и использовал любую возможность держаться подальше от дома. Кончилось все это уродливо. Всеволод с содроганием вспомнил машину скорой помощи, расспросы следователей о возможных причинах самоубийства и попытку простой пожилой фельдшерицы с ярким малороссийским выговором и ясными выцветшими глазами утешить его. И снова беготня по инстанциям. И дикая растерянность и беспомощность. Спасибо Мишке, решившему, что Севка должен быть его лучшим другом. Он и ночевал у Мишки и жил за его счет, пока не нашел себе угол, когда тетка провернула аферу с родительской квартирой и сиротской пенсией, а Всеволод по большому счету оказался на улице без копейки денег. И первую работу ему подарил, да, считай, подарил Мишка. И бесконечную тоску по той семейной поддержке, которую он наблюдал в других семьях, Всеволод тоже испытывал. И оказался совершенно неготовым сам поддержать близкого человека. Архип ведь тогда отстранился, чтобы позволить рейдерам вцепиться в его компанию, которую он из ничего создал. Неужели ему не больно было?! Больно ведь. И он просил просто побыть рядом. А Севка струсил. Струсил и сбежал. Как его мать. Он мог ее осуждать, мог обижаться на нее, но он был ничем не лучше. И чего он стоит после этого? Да ничего. Совсем ничего.
 Небо насыщалось светом, избавлялось от инфантильного розового оттенка, солнце вставало, лениво выползая на небо на востоке. Всеволод опасливо покосился на группу молодых людей, которые еще не спали, судя по всему. Земля пружинила под ногами; в фирменных кроссовках, которые ему умудрился подарить Архип, несмотря на все Севкины угрюмые отнекивания, бежалось легко. Воздух был самую малость свежим. Судя по всему, предстоял еще один жаркий день. В наушниках упивался немецкой помпезностью Брамс, Всеволод время от времени кивал головой в такт и пытался сконцентрироваться на музыке. Концерт был слушан-переслушан тысячи раз, но все равно поглощал и затягивал. По краям дорожки было привычно много мусора: дворники должны были выползти на работу чуть позже. Деревья стояли, расправив листья, и настороженно ждали прихода очередного жаркого дня с палящим солнцем. Подстриженная трава не успевала пожухнуть. Цветы, где они еще торчали на клумбах, смотрелись бодро. Потом, к вечеру, они понуро повесят листья, вяло опустят лепестки и будут с кроткой обреченностью дожидаться своего конца. Майка липла к спине, со лба по щекам скатывались капли пота. Всеволод с любопытством вслушивался в их неспешный бег по скулам, маленькую паузу на самой их вершине, и вниз, по щеке. Некоторые бежали дальше по шее, растворяясь потом в вороте майки. Некоторые Всеволод вытирал, когда они, игриво щекоча кожу, задерживались над верхней губой. Ноги послушно мерили дорожку, легкие послушно расправлялись им в такт. Концерт вступил в свою кодовую часть. Ну, тут можно и еще прибавить. Впереди все равно суббота. Та суббота, в которую он бы оставался дома, а значит, можно и устать как следует. Как бы Всеволод ни старался, он так и мерил свою неделю днями между понедельником и четвергом и субботами – той, которая, и той, которая не. А еще он пытался отучить себя от взглядов на дисплей телефона. Надежда, что он все-таки позвонит и своим бархатистым голосом поинтересуется, как у Всеволода дела и не желает ли он составить ему компанию за ужином, так и жила в его сердце. Глупейшая, неосуществимая надежда. Он ведь четко сказал, чего он ждет. Только... Всеволод прибавил скорости. Только... Еще быстрей в попытке убежать от мысли. Уже и легкие горят огнем, и ноги с трудом успевают за бешеным ритмом сердца. Все, больше сил нет. И мысль накатилась. Та мысль, которую он только что пытался затоптать. Только ждет ли он еще?

 Всеволод пил чай, относительно удобно расположившись на балконе, и лениво листал книгу. В дверь позвонили. Всеволод вздрогнул; лицо зажглось, испарина выступила, сердце заколотилось в клетке груди, перед глазами почернело, ладони вспотели. И разум ехидно хмыкал, давая понять, что это ни с какой стороны не будет Архип... Ар-хип – в наслаждении отозвалась гортань. Но сердце, сердце трепетало, сердце билось этой надеждой. Всеволод суетливо добежал до входной двери и замер, пытаясь унять дыхание и заранее готовясь к ледяной волне разочарования. На пороге стоял Антон.
- Я уже думал, ты там растаял на солнцепеке. Не открываешь и не открываешь. Опять на балконе прохлаждался? Он у тебя разве не прогревается? – затараторил он, возмущенно глядя на него, и у него даже брови возмущенно выгибались, не только губы, а глаза блестели чем-то похожим на смущение и предвкушение. Всеволод вяло пожал плечами. – Жарко, уй, как жарко! – пожаловался Антон, кокетливо подергав остромодной майкой на груди, и засунул большой палец руки в карман не менее модных джинсов. Вторую руку он держал за спиной. – А ты опять зарос! Вот тебе когда последний раз стрижку делали? Так, - обрубил он себя, - так. Можно войти?
Всеволод пожал плечами и отступил вглубь квартиры. Антон впрыгнул в прихожую, хлопнул дверью – звук получился громче положенного, возмущенно посмотрел на нее и затоптался в явном смущении.
- Вот. – он резко протянул Всеволоду упакованное что-то. – Можно кофе попить. Или чаю. Или какао. – и он, склонив голову набок, просительным взглядом заглянул ему в глаза.
Всеволод принял пакет, растерянно посмотрел на него, а затем на Антона. Антон живо изобразил «на бис» просительный взгляд.
- Какао можно сделать. Почему нет? У меня как раз молоко свежее.
- Я там десерт купил, - понизив голос, быстро проговорил Антон и заглянул в лицо Всеволоду с явно виноватым взглядом только что проснувшегося совенка. – Только какао без сахара, хорошо? Я так поправился, ты не представляешь! Я с трудом в джинсы влез, а ведь они со стрейчем. Просто ужас!
Всеволод сочувственно покивал головой. Антон ободрился и затрещал с удвоенной энергией:
- Но я просто не мог пройти мимо. Они же из новой коллекции, просто немножко некондиция. Конечно, это не совсем мой размер, но там просто какой-то дефект был, они видно при транспортировке повредились, и Татьяна Андреевна уже хотела обратно отослать, но я уговорил мне по себестоимости продать, и вообще совсем незаметно. Смотри, - Антон повернулся и ткнул пальцем куда-то чуть выше колена. Всеволод послушно опустил глаза. – Там такое масляное пятно. Практически незаметно. Я вчера лимоном протер. По-моему, неплохо. И незаметно, правда?
И Антон сделал пару шагов вперед, чтобы заглянуть Всеволоду в лицо.
- Если бы ты мне не сказал, я бы ничего и не заподозрил. Совсем не заметно, - миролюбиво отозвался Всеволод.
- Вот! – Антон хлопнул его по предплечью, протиснулся между Всеволодом и столом, подошел к подоконнику и устроился на нем, величественно сложив руки на груди и скрестив ноги. Он торжественно вздернул подбородок и снисходительно посмотрел через плечо на улицу. – Нам, холостым мужчинам, полезно знать некоторые мелочи, которые очень помогают в быту.
 Он пожевал губы, вытянув шею, заглянул в ковшик, в котором Всеволод неторопливо размешивал какао, и снова выглянул в окно. Всеволод с огромным интересом посмотрел на него. Задавать вопросы он поостерегся, боясь, что Антон завалит его в словесной лавине. Да Антон и так расскажет. Удержать что-либо в себе он просто не мог.
Антону наскучила поза холостого мужчины в период осмотра своего ареала, и он потопал к своему месту. Плюхнувшись на стул, он сказал:
- Татьяна Андреевна наняла меня на полный рабочий день, и даже своим замом. Представляешь? – пребывая в священном недоумении, произнес Антон. Всеволод, ставивший перед ним кружку, вежливо приподнял брови и бодро сказал:
- Поздравляю.
- Нет, ты не понимаешь, мне еще учиться и учиться. А Татьяна Андреевна, - Антон произносил это имя с особым пиететом, - говорит, что корочки, если что, и купить можно, а мозги не купишь. А я ей говорю, что я в школе выше троек не поднимался, у меня даже по информатике только четверка была, а она говорит, что говорит не о фактологических знаниях, для которых кроме хорошей памяти ничего не надо, а о мозгах, а мозги у меня есть. А мне даже мама всегда говорила, что я хорошенький, но бестолковый.
Антон печально вздохнул и принюхался к какао.
- Бестолковый и глупый – не одно и то же, - осторожно возразил Всеволод.
- Ой, это ты школьную директрису не слышал, - замахал руками Антон, Всеволод дернулся вперед, чтобы, если что, подхватить кружку. – Она столько синонимов к слову «глупый» знает! И все так активно в мой адрес потребляла.
- Дура она, - буркнул Всеволод, глядя в сторону.
- С этим трудно поспорить, - жизнерадостно согласился Антон и потянулся к пакету. – Это просто калорийная бомба, - трагически произнес он, высвобождая приличные куски пирога из оберточной бумаги. – Я просто чувствую, как калории воздушно-капельным путем перемещаются на кожу, впитываются и стройными рядами направляются к бедрам, чтобы там осесть. Да еще с шоколадом. Но в шоколаде содержатся всякие эндорфины, а они поднимают настроение и противостоят депрессии, поэтому они очень полезны, если, конечно, не злоупотреблять, - Антон не столько рассказывал, сколько уговаривал себя.
- А мы какао без сахара. Да и повод достойный. Ты не находишь?
- А? – Антон вскинул на него отрешенный взгляд, оторвавшись от созерцания и нюхания шоколадного пирога, вздохнул и подтвердил. – Да, конечно. Вот. А еще Татьяна Андреевна уже и бэйджик с моим именем подготовила.
Антон сорвался с места, нашел свою сумку, которую, сняв с плеча, бросил где-то неподалеку, покопался в ней и вытащил сверток бумаги. Осторожно развернув его, посапывая при этом от усердия, он высвободил бейджик и торжественно протянул его Всеволоду. Тот, поддавшись общему настроению момента, шутливо-благоговейно принял бейджик, прочитал написанное и прикрепил бейдж на майку Антона – из актуальной коллекции и исключительно тщательно выглаженной. Антон выкатил грудь колесом, явно рассчитывая, что Всеволод еще раз обратит внимание на бейджик, вытянул шею, величественно приподнял брови и, по-птичьи склонив голову набок, посмотрел на Всеволода возбужденно блестевшими глазами.
- Тебе идет, - ухмыльнулся Всеволод, поднял свою кружку и отсалютовал ей. – Ну, за новоиспеченного заместителя директора?
Антон охотно поднял свою.
- Конечно, нам, как взрослым мужчинам, полагается выпить что-нибудь посерьезней за успех, но как-нибудь в другой раз. Мне же завтра на работу, - хвастливо заявил он.
После второй кружки какао выяснилось, что Антон пришел к старшему коллеге за советом. Переходить ему на заочное или нет? Всеволод многозначительно протянул: «Ну-у...» - и приглашающе посмотрел на него. И Антон не подвел: он разразился тирадой по поводу того, что... а с другой стороны... а вот... и вообще... А учитывая то, что его мама выходит замуж и укатывает в Швецию, ему несомненно нужно основательно подумать на тему дохода его маленькой и поэтому устойчивой семьи, состоящей из пока одного его.
- Но я усердно думаю над тем, чтобы познакомиться с какой-нибудь милой и хорошей девушкой, - признался он в кружку. Уши его трогательно заалели.

 Михаил был сыт, приятно утомлен и вообще доволен жизнью в самом широком смысле этого слова. У него был первый отпуск на новом рабочем месте, он с Любашей только что вернулся из Греции, где провел отличные две недели на августовском солнце и неподалеку от августовского моря, успел пострадать на пышной свадьбе Варвары, которая наконец-то оставит и его и Севку в покое, и теперь валялся на кровати, чувствуя, как возбуждение после выпитого шампанского и отличного секса постепенно перетекает в негу. Любаша устроилась на его груди, это было правильно и так приятно, и он смело мог сказать, что счастлив.
- Слушай, какой Севка все-таки красивый, а? – вдруг сказала она слегка заплетающимся голосом: в шампанском они себе не отказывали.
- Люба-аш, - обиженно протянул Михаил, легонько целуя ее в нос, явно в качестве наказания. – А я?
- Ты тоже, но Севка такой... – Любаша подложила руки под подбородок и прикрыла глаза, пытаясь подобрать правильное слово. - Он весь такой изящный, тонкокостный, отрешенный, Варька чуть на слюну не изошла, не заметил? Как вокруг него девчонки вились! А он смотрит мимо них и вежливо так улыбается. Ня! – и она блаженно закатила глаза. – Из него бы такой укешка вышел!
- Что? – Михаил даже голову приподнял. – Что такое «ня», я, кажется, знаю. А что за зверь такой укешка?
- Ой... – Любаша покраснела и уткнула голову ему в грудь.
- Ну-ка колись давай, женщина, - Михаил затормошил ее, начал щекотать, чего Любаша жутко боялась. Она хохотала и отбивалась, но в конце концов призналась.
Михаил дотянулся до шорт, натянул их и пошел к компьютеру.
- Как ты говоришь, это дело называется? – сурово сказал он. Смущенная Любаша, завернувшаяся в простыню, переминалась за его спиной.
- Миш, ну это просто дразнилка такая, развлечение, ничего серьезного, - попыталась подлизаться она, перепугавшись, что Михаил неправильно все поймет.
- Так, Любовь Александровна, кончаем это дело и признаемся. – он притянул ее к себе, чмокнул в губы, сел к столу и усадил ее на колени.
 Она призналась. Михаил поизучал тайный грешок его дамы сердца. По мере изучения материала волосы, причем не только на его голове, но и на всем теле все больше электризовались, глаза вылезали, а челюсть отвисала.
- И вы этим увлекаетесь?! – опешив, он смотрел на нее. Любаша смущенно хихикнула, уткнулась ему в плечо и кивнула головой. Михаил простонал. – Тебе что, траха не хватает? – обиженно спросил он.
- Миш! – возмущенно протянула она. – Ты что! Это просто так... прикольно. Это вовсе ничего такого. Да это и на жизнь особо не похоже, просто развлекушки, правда. А ты самый лучший, самый красивый, самый мужественный, самый-самый, - приговаривала она, гладя его по голове.
- Ну, это я и сам знаю, - подобрев, признался он, охотно подставляясь под ее ласки. Любаша осмелела и призналась:
- Самый настоящий сэме.
- Ну у тебя и мысли, дорогая, - хмыкнул он.
- А что? Темноволосый, крупный, брутальный, все как положено. Из вас с Севкой такой классный пейринг получился бы!
Английский Мишка почти не знал, но слово опознал. Потянувшись к компьютеру, он для надежности проверил его значение.
- Ну ты и извращенка, - схватившись за волосы, признался он.
- Варька вообще уверена, что Севка к тебе неравнодушен, - призналась Любаша, целуя его в подбородок. – И ты знаешь, что-то в этом есть.
- Бедная моя страдалица! Как же ты с ним столько раз за одним столом сидела, и он тебе ни разу пургена не подсыпал или там помаду не стибрил, а? – шутливо произнес он. Любаша захихикала. Для вящего отвлечения от темы Михаил предпринял весьма действенный стратегический маневр под названием «французский поцелуй», который постепенно перерос в более интересное и энергичное занятие.
Любаша спала. Михаил вытирал волосы. Вот он, подарок судьбы! Черкнув пару слов на стикере, он прикрепил его так, чтобы она его заметила. Ну, за цветами пошел. Вернется он раньше, чем эта соня проснется – хорошо, нет – за цветами ходил. А Севка выспится днем, если сможет спать.
Всеволод встревоженно смотрел на хмурого Михаила, который, отодвинув Всеволода плечом, прошествовал в свою бывшую комнату, оглянулся на Всеволода, застывшего соляным столбом в дверях, и, засунув руки в карманы джинсов, сказал:
- Ты знаешь, что Любаша учудила?
Всеволод едва уловимо покачал головой и попятился в прихожую.
- Компьютер у тебя далеко? – агрессивно спросил у него Михаил. Всеволод глазами указал на журнальный столик. – Отлично. Включай.
 Всеволод не с первого раза попал непослушными руками на кнопку пуска. Михаил удалился на кухню. Вернулся он с двумя стаканами и бутылкой коньяка, которую предусмотрительно захватил с собой. Как следует плеснув в тот, который предназначался Всеволоду и поменьше себе, Михаил всунул первый в его руку.
- Пей, - приказал он и сам размашистым жестом поднес стакан ко рту и лихо закинул голову назад, сымитировав основательный глоток. Всеволод покорно отпил, поморщился и отставил стакан. Михаил походил по комнате. – Отлично. – он остановился и приказал. – А теперь лезь в поисковик и ищи, что такое «слэш», «яой», «сэме» и «уке». – Михаил шумно выдохнул воздух, скорбно поджал губы и удалился на балкон курить.
Сигарета закончилась, Михаил зашел в комнату, Всеволод сидел перед столиком, на котором расположился уже закрытый лэптоп. Спина его была выпрямлена, руки зажаты между коленей, а взгляд устремлен на стену.
- Нашел? – вопросил Михаил. Не самый громкий вопрос его прозвучал в тишине комнаты, как взрыв. Всеволод вздрогнул. – Хоть чего-нибудь из произведений на эту тему прочитал? – Всеволод опустил глаза и, помедлив, отрицательно качнул головой. Губы его упрямо сжались. Михаил сел рядом на диван и непроизвольно принял похожую позу. – Причем я уверен, что у нее самой рыльце в пушку, и эта коза Варька не так уж и при чем и не соблазняла ее ни разу вот на это чтиво. Ладно, современная литература, все дела, кому-то нравится смотреть, как бабы кувыркаются, кому-то читать, как мужики сношаются. Каждому свое, главное, чтобы морды не били. Самое главное знаешь что? – Михаил позволил паузе повиснуть. – Эти козы дощебетались до того, что меня обозвали этим самым сэме, а тебя уке, и нас – НАС! – спарили. Любашу, видите ли, возбуждает. Ты представляешь?
Михаил повернулся ко Всеволоду и напоролся на перепуганные глаза на белом лице.
- Севка, ты чего? – встревожился Михаил. – Да ладно тебе! Чем бы они не бесились, лишь бы не болели.
Он шутливо толкнул Всеволода в плечо и откинулся назад.
- Ты, кстати, насчет ориентации как? – небрежно спросил он наконец. Всеволод откинулся на спинку дивана и выдохнул.
- Так, - неопределенно сказал он.
- То есть точно уке, да? – усмехнулся Михаил. – Или все-таки сэме?
- Уке. Скорее всего. – прошептал Всеволод. В горле застыл ком, но сглотнуть его он не мог.
Михаил усмехнулся.
- Слушай, что еще эти козы придумали, - сказал он. – Но это явно дело языка козы Варьки. Они решили, что ты в меня влюблен.
Он скосил на Всеволода глаза. Тот сидел, глядя строго перед собой.
- Н-ну? – насторожился Михаил.
- Было дело, - медленно прошептал он. – Верней, я думал, что был влюблен.
- А теперь?
- А теперь думаю, что только думал, что был влюблен.
Михаил с шумом выдохнул воздух.
- Слава Богу! – с невероятным облегчением произнес он. – А то бы я испереживался весь. – Он хлопнул Всеволода по плечу, прижал его к себе, потрепал волосы и отпустил. – Севка, ты мужик!
- И тебя не волнует, что я... – Всеволод так и не смог выговорить слово. Но Мишка понял.
- А должно? – спросил он. Всеволод сдержанно пожал плечами и просительно посмотрел на него. Михаил издал смешок. – Если у кого-то все настолько плохо с потенцией, что он другим завидует, что они могут, и даже с мужиками, то при чем тут я? Севка, можно быть самым натуральным натуралом и полным отморозком. А с тобой мне повезло. Пошли курить.
 Михаил захватил стаканы и потащил его на балкон. До рассвета еще было изрядно времени, но на улице было светло. Михаил выдохнул дым, отпил коньяка, дождался, пока Севка проглотит свой, и задал как можно более легкомысленным тоном вопрос, ради которого и затевался весь этот спектакль:
- Слушай, а что у тебя с Разумовским?
Повисла мертвая тишина. Михаил ждал. Всеволод судорожно выдохнул воздух и произнес срывающимся голосом:
- Ничего. Уже ничего.
- И что бы это значило? – глухо поинтересовался Михаил.
- Сначала было. На Новый год началось. Потом повстречались. После Швейцарии сошло на нет. – Всеволод выдавливал из себя предложения, после каждого сглатывал ком и изо всех сил сдерживал слезы.
- Почему?- мягко спросил Михаил.
Всеволод долго молчал. Михаил смотрел на небо и ждал, терпеливо давая ему время.
- Я испугался. Это было просто... служебным романом. А ему понадобилось больше. Я не смог. Испугался, - в отчаянии прошептал Всеволод.
- И что он? – после паузы спросил Михаил.
- Ничего. Если я не хочу, он не будет настаивать.
- А ты?
Всеволод сглотнул. Повертев в руках стакан, он залпом выпил его.
- Теперь хочу. Только поздно. – наконец сказал он.
 Михаил отпустил глаза. Некстати вспомнилось: «На мосточке рано-рано повстречались два барана». Выбросив сигарету, он притянул к себе Всеволода и крепко прижал к себе.
-Не боись, братишка. Что-то будет.
 Анна Владимировна обожала Севочку, и с огромнейшим уважением относилась к Архипу Тарасовичу. И когда она поняла, что шеф перестал беспричинно улыбаться, насвистывать и шутить, а ей делал комплименты больше по привычке, она насторожилась. Увы, Севочка не просто выстоял. Он и уйти смог. И теперь он был похож на тень себя, и Архип Тарасович тоже был слишком часто слишком угрюмым. А ведь все так хорошо начиналось. А еще Анна Владимировна была очень высокого мнения о Михаиле Евгеньевиче. Он мог сойти за балагура, но был очень и очень смекалистым человеком. То, что предложил Михаил, было на грани фола. Но это могло подействовать. Осталось дождаться удобного случая и подыграть ему.
 Всеволод сортировал бумаги на своем столе. Работы почему-то не осталось, а до конца рабочего дня было еще минут сорок. А потом они шли пить пиво в бар. И пусть завтра всего лишь четверг: Любаша еще вчера уехала навестить родственников, и Мишка нуждается в отвлечении. Так что вечер занят. Неплохо, неплохо. В дверь стукнул и ввалился хмурый Мишка. Плюхнувшись на стул, он бросил:
- Будь другом, сделай чаю.
Всеволод безропотно встал и пошел к чайнику. Он сделал чай себе и ему и поставил кружки на стол.
- С вечером придется отложить, - наконец сказал Михаил. – Тут полный аврал.
- Что такое? – механически поинтересовался Всеволод.
- Тарасыч в отпуске был, и его черти в Анды понесли, видите ли, ему там на лыжах покататься приспичило. Ну и разбился. Рынки штормит, все телефоны обрывают, а я и сказать толком ничего не могу.
- Насмерть? –выдавил Всеволод.
- А я откуда знаю?! – взъярился Михаил. – Вроде жив. А пока или просто жив – никто не знает. Вот сидел бы дома, или там в Альпы какие цивилизованные уперся, так нет же, альфа, елки, адреналину захотел. А то, что тут все телефоны докрасна раскалились, ему пофиг.
Михаил немного посидел молча, потом повозмущался еще безответственностью начальства, допил чай.
- Ладно, пошел я работу работать. Мы еще повоюем, - сказал он, вставая, и, нагнувшись над столом, хлопнул отрешенного Всеволода по плечу. Озабоченность он демонстрировал ровно до тех пор, пока за ним не закрылась дверь, а затем полез за смартфоном.
 За десять минут до окончания рабочего дня Анна Владимировна поливала цветы. Всеволод поздоровался и помялся на пороге приемной.
- Анна Владимировна, вы не подскажете, когда Архип Тарасович вернется?
- А зачем он тебе, мой хороший? – ласково поинтересовалась она, спускаясь со стремянки.
- Мне нужно поговорить с ним по личному вопросу, - как скороговорку, выдохнул Всеволод, отводя глаза.
Анна Владимировна постаралась не заулыбаться. Он явно репетировал эту фразу не один раз. Но вместо довольной улыбки она постаралась сделать как можно более скорбное лицо.
- Я не уверена, что в ближайшее время Архип Тарасович появится здесь. Может, его заместители смогут тебе помочь?
Всеволод посмотрел на нее больными глазами.
- С ним все в порядке?
Анна Владимировна выдохнула.
- Хороший вопрос. Он жив, а это самое главное. Кажется, даже в относительном порядке. Его вчера доставили в Москву.  Я не знаю подробностей. И Севочка, об этом совсем не стоит распространяться. Хорошо? – она встревоженно посмотрела на него.
 Всеволод сглотнул и кивнул головой. Попрощавшись, он ушел. Анна Владимировна с трудом сдержалась, чтобы не издать крик ликования, но все-таки сжала кулаки и радостно оскалилась. Подействовало ведь!
 Здание, в котором находилась квартира Архипа, было примечательным, достаточно высоким, и его не скрывали другие дома. А вон те окна – как раз его квартира. Дико признать, но Всеволод часто смотрел на этот дом и гадал, что там творится, в этой квартире. Сегодня он отправился бродить по улицам, и после часов двух или трех, шут его знает, ноги сами вынесли его к этому дому. А там, кажется, наверху свет горит. И теперь Всеволод стоял у черного входа.
 Кроме лифта была еще и пожарная лестница. Ну да, высоко. Но и в лифт не хотелось. Жутко не хотелось. Решимость то покидала его, то снова им овладевала. Наконец, последний бастион. Всеволод добрых две минуты собирался с духом. Наконец он дрожащей рукой нажал кнопку звонка.
 А ведь дверь мог открыть кто-то посторонний. Или ему показалось, и свет не горел. Или он не хочет его видеть. Но по крайней мере, будет ясно.
Дверь распахнулась. Архип стоял, баюкая правую руку, и смотрел на него.
Всеволод выдохнул, собрался с духом и сказал:
- Я пришел. Сам.

========== Часть 15 ==========
 Рука ныла, голова была тяжелой, да еще обезболивающее давало знать. Архип чувствовал себя не самым лучшим образом. Кто бы объяснил ему, какого он поперся на тот склон? Предупреждали же, что он не подготовлен. Но нет, решил, что ему восемнадцать шальных лет, а не почти в два раза больше, адреналином захотел побаловаться. Ладно хоть в ущелье не слетел. А протянуло его знатно. До сих пор вспоминать жутко. И врут все, что перед глазами вся жизнь проносится. Там и мысли-то только одной место было. И даже не жизни своей непутевой жалко было, а другого. Другого. Совсем другого. Что больше не увидит. Не скажет. И не изменить ничего. Не исправить. Архип усмехнулся, пытаясь устроиться так, чтобы как можно меньше ныли ребра. Как же он жалел в те мгновения, что не побежал за ним. Ведь ясно же, что не вернется. Нет, обиду решил разыграть. И много она помогла потом, все эти месяцы? Знать, что он этажом ниже и в сторону и считай дышит одним с ним воздухом, совсем рядом, только руку протяни.., что у него сейчас уйма работы, против которой он совсем не возражает, что он все так же бегает по ранним утрам и в тех кроссовках, которые он лично выбирал, и только и развлечений имеет, что помогает той пышногрудой мадаме из булочной с бухгалтерией, да Шабанов его время от времени куда-нибудь вытягивает? Что за сомнительное удовольствие – подглядывать, а не мог себе в нем отказать, чтобы не пропустить тот момент, когда будет ясно, что он не просто ушел, а еще и насовсем, и смог то, что он – Архип – сделать оказался не в состоянии: идти дальше, и не одному. А ведь радовался, снова убеждаясь, что никто не смог пробраться туда, где был Архип, нет. И что за мысли такие? Видно, это дурацкое обезболивающее повзрывало все блоки, которые Архип выстраивал все это время. Не думать, заниматься чем угодно и как можно больше, лишь бы не думать. И дозанимался. Теперь ни на лыжах не покататься, ни в спортзал, даже не выпить, ни другого чего, только полулежи, задрав ноги, да жди, пока все позарастает, и воюй с собой. А с собой особо не повоюешь. И с воспоминаниями, которые словно в отместку за то время, которое Архип их гнобил, выдавливал и вытравливал из своей памяти, накинулись на него, что твои пираньи. Прямо чувствуешь, как они вгрызаются в тот панцирь, который он попытался нарастить, перемалывают хитин и уже отрывают клочья от такой нежной плоти под ним. И больно, до красноты в глазах, до холодного пота больно. С чего он решил, что сможет просто наслаждаться им? И с чего он решил, что может наслаждаться именно им? Ну красив, до безобразия фотогеничен, и глазищи эти египетские, и скифские скулы, и рот античный, и что? Мало ли моделек да певульчиков всяких, которые ни в чем ему не уступят, да еще и преопытнейшие создания, все понимающие с полувзгляда, полувздоха? Мало ли их было... Да только захотелось его полувзгляда, полувздоха, еще тогда, в приемной захотелось. Да так, что Анна Владимировна, после обеда приносившая бумаги на подпись, старалась держаться как можно дальше и разговаривать нежно, как с тяжело и буйно больным. А он чуть ли не летать готов был, адреналин бурлил, и все тело орало: «Мое!». Ничего ведь замечать не хотел. Шабанов рядом на особое место претендует – задвинем. Леденеет как мамонт в вечной мерзлоте – отогреем. Ворвемся, подчиним, покорим. Sturm und Drang, да. То месяцами готов был мусолить, попивая шипучку да даря подарочки, а то забыл про здравый смысл и рванул завоевывать зАмок. Дозавоевывался. Получил зАмок. А на нем увесистый такой замОк. И ключ как ни пыхти, не подберешь.
 Архип вздохнул и откинул голову на спинку дивана. Ни читать не хотелось, ни дурь какую мозгоразжижающую посмотреть. Чтение требовало каких-никаких умственных усилий, на которые он сейчас явно не способен. А по зомбоящику что посмотреть-то? Фильм – так с его счастьем напорешься или на триллер про альпинистов, которые как раз сносятся лавиной куда-нибудь далеко под бравурную музыку, и здравствуйте, кошмары, или на сопливую мелодраму, в которой жили долго и счастливо и умерли к еще большему счастью окружающих. А то еще хуже – концерт. По заявкам. И заявятся туда силиконовые практически бесполые куклы, которые примерно одинаково неспособны петь и одинаково выхолощенно двигаются под невразумительные три аккорда, которые нынче за музыку сходят. От этого завывания только зубы разболятся. И рука ноет. Выпить бы чего, да кто его знает, как спиртное с лекарствами сочетается. Скорее всего, никак. Будет только хуже. Так что перетерпеть бы эту неделю, на которую ему прописан минимум активности, и еще пару недель, когда рекомендовано не перенапрягаться, и можно думать, куда еще можно себя деть. Архип лениво скользнул глазами по стене и усмехнулся. Вспомнил, как был вынужден делать ремонт. Коньяк, конечно, благородный напиток, никто не спорит, но его потеки на стене все равно как вполне себе люмпенская моча смотрятся. А ремонт можно сделать по-разному. Можно нанять дизайнера и слинять далеко-далеко, а можно держать руку на пульсе и требовать воплощения своего личного видения за свои же деньги. А если дизайнер считает себя чуть ли не интерьерным Мессией, то при этом и та еще развлекуха. А Архип нанял именно такого – считающего, что он знает все лучше всех. А практикой, пройденной в Лондоне в очень ушлом бюро, у которого пиар-резонанса было куда больше, чем вкуса, гордился похлеще, чем Анна Семенович своими, кхм, выдающимися достоинствами. До чего же веселое было время! Щенок совершенно не понимал иронии, ехидство принимал за чистую монету, а спальню рвался выкрасить в цвет электрик. Он, видите ли, неизбит и совершенно нечасто применяется в интерьере спален. Как будто Архипу есть дело до других спален. Ему и своя-то как один сплошной химический ожог – вроде и субстанции той кот наплакал, и ничем она не примечательна, а плоть разъедает до кости. Куда ни кинь взгляд, везде его видишь, на кровати ли, в ванне, или одевающимся, методично и до слез на глазах грациозно. И Архип, дурак, думал, что влажные глаза – от благоговения перед его дивным, дивным образом, а оказывается, потому, что душа болела, когда он ее очередной кусочек с собой забирал. Как же больно...
 Как-то незаметно день пролетел. Небо потемнело, звезды зажглись. И луна выползла. Глупая, глупая, блинообразная луна. Выползла, хвалится своими кратерами, что угрями, только глаза мозолит. Совершенно непонятное тело на небосклоне. Несамостоятельное до боли зубовной, а испаскудить способна любой небосклон. Ведь кажется – роскошный и бездонный темно-синий, звенящий от своей чистоты, и искры звезд на нем, как капельки откровений. Хочешь – люби, хочешь – умирай, все будет опоэтизировано. Но нет, нужно было ей заползти на небо. И цвет у нее какой-то невнятный, и свет нездоровый. Как плесень. Но свет она отражает сильно. Даже не нужно никакую лампу включать. Все и так видно. Кофе-автомат, чашка, и кнопка подсвечивается ярко-синим диодом. Зерна кофе перемалываются с оглушительным хрустом, в тихой, словно вымершей квартире этот звук пулеметной очередью отскакивает от стен. Теперь гул воды, подаваемой под давлением в 15 бар, и запах эспрессо распространяется, проникает в ноздри, впитывается в кожу, щекочет воображение. Наконец можно потосковать по-правильному, по-романтичному и посмотреть туда, где среди себе подобных стоял совершенно уникальный дом. Уникальный просто потому, что в нем жил он. Сейчас, под действием лекарств, можно позволить себе посентиментальничать, потосковать, глядя туда и ища одну-единственную крышу. А кофе все забирается в ноздри, но уже не так яростно, а ласково, как нашкодивший котенок. И можно усмехнуться себе самому, горько усмехнуться, что один-единственный раз, когда играл не на деньги или интерес, а на что-то, бывшее частью себя самого – на свое сердце, проиграл вчистую. Зато все остальное складывается удачливее некуда.
 Дверной звонок прозвучал настолько неожиданно, что Архип чуть не выронил чашку. Он недоуменно посмотрел в направлении двери и только что плечами не пожал. Кому бы понадобилось припереться в такое время? К нему приходить без приглашения чревато, друзья в курсе и относятся к этому снисходительно, простые смертные вряд ли рискнут. Медсестра, она же специалист по лечебной физкультуре, сбежала в слезах и ужасе часов пять назад и возвращаться в ближайшие двести лет не намерена, дура набитая. Тогда кто? Архип зашел на кухню, поставил чашку и пошел в прихожую, поддерживая правую руку.
 У двери Архип еще раз хмыкнул, приподнял бровь и посмотрел на монитор. Отвел глаза. Посмотрел еще раз. Этого не может быть, потому что этого не может быть. Сердце лихорадочно забилось, ладони вспотели, легкие наполнились раскаленной лавой. Архип только и мог, что пару раз судорожно и рвано и совершенно неуклюже вдохнуть и выдохнуть. Нужно открыть, нужно. Сейчас, вот, собраться и открыть.
 Архип смотрел на Всеволода и не верил своим глазам. Всеволод стоял перед ним, со своим вороньим гнездом на голове, с кругами под глазами, со впавшими щеками и пересохшими губами и смотрел на него встревоженным, испуганным и молящим взглядом. Кажется, он что-то сказал. Архип осторожно закрыл дверь и привалился к ней плечом.
- Ты в порядке? – прошептал Всеволод. Архип смотрел на него, на губы, которые что-то говорили, и с трудом понимал, что именно. Он пожал плечами, совсем забыв, что он вроде как покалечился. Незамысловатое движение прострелило болью все тело сверху донизу, и он от неожиданности не сдержал стона. Всеволод сделал шаг навстречу – маленький, робкий шаг. Архип тонул в его глазах, напоминавших то штормовое море, то грозовое небо, то асфальт под ногами и вдавливался в дверь, осознавая только одно: если оставить хотя бы маленькую щелочку, если не забаррикадировать дверь наглухо, Всеволод исчезнет, ускользнет, как туман, воспользуется самой маленькой щелочкой, а этого он просто не мог позволить. Еще шаг, совсем маленький. Бедный мой, недоверчивый, пугливый, ну же, давай! Если ты сам придешь, то не уйдешь уже никогда. Я не укушу, не брошу, не обижу, жизнь отдам, сердце вырву, только дойди! Еще шаг, совсем ведь мало осталось, ты сюда пришел, неужели не дойдешь до конца? Я ведь ничего сделать не могу, ни вздохнуть, ни пошевелиться, только закрывать собой дверь и молить, чтобы дотянулся, чтобы ты до меня дотянулся. Отважься, мой хороший, отважься, сам коснись, я не смогу, я сейчас ничего не могу, только смотреть на тебя и ждать. Смотреть, как рука медленно поднимается и проводит по моему предплечью, а на нем повязка, и я ничего не чувствую. Пожалей меня, проведи по коже. А я подставлю щеку, как бездомный пес голову под ласку того единственного, кто кусок мяса под нос подложил, и закрою глаза, чтобы навсегда в этой ласке раствориться.
 Всеволод в благоговении смотрел, как Архип закрывает глаза и отзывается на его прикосновение, словно виолончель под чутким смычком –утробным, чувственным, насыщенным звуком. Это ведь не страшно – один шаг навстречу, один шаг, и только он и может его сделать. Всеволод отважился. Один шаг. Даже его не было. Просто чуть податься вперед и прижаться к груди, к такой знакомой груди, и затаиться, вдохнуть запах... Гадость! Лекарства! В носу защекотало.
 Всеволод чихнул. Глухо, почти беззвучно, ткнулся носом в грудь Архипа и хихикнул. Грудь, в которую он, пусть и осторожно, но вжимался, отозвалась очень похожей вибрацией. Рука, не своя, но не чужая, а его, родная, провела по спине, лицо зарылось в волосы, грудь заволновалась неровно, рвано, отдаваясь судорожным выдохом где-то над ухом, Всеволод осмелел и обхватил Архипа руками. Постояв так, упившись близостью, он чуть отстранил голову назад и заглянул в лицо Архипу. Рука помимо воли потянулась к его лицу, провела по знакомым и незнакомым изгибам лба, дугам бровей, лезвиям скул, тверди подбородка, потянулась к затылку и робко на него надавила. Архип ведь всегда понимал, чего он хочет, всегда, неужели и сейчас не поймет? Он понял. Приблизился близко-близко и снова замер, глядя в глаза, щекоча дыханием и подбадривающе улыбнулся. Всеволод закрыл глаза и потянулся к его губам. Архип отозвался легкой лаской, приглашая, раскрываясь и прося. Всеволод ответил ему таким же томным движением, не желая превращать изысканную и невесомую пытку в очередную баталию.
 Когда Всеволод отстранился и уткнулся Архипу в плечо, тот провел рукой по его спине и застыл, откинув голову на дверь. Руку тянуло, ребра ныли, а сердце пело. Впервые за столько месяцев сердце пело. Архип стоял, закрыв глаза и улыбаясь улыбкой счастливого идиота. Всеволод пошевелился и, чуть откинув голову назад, спросил тихим шепотом:
- Ты как?
- В смысле? – таким же тихим шепотом отозвался Архип.
- Анна Владимировна сказала, что непонятно, что с тобой, но что главное – что ты остался жив.
 Архип не смог отказать себе в удовольствии подставить щеку под его губы – они так интимно ласкали кожу, а его дыхание так приятно щекотало. Прикрыв глаза от удовольствия, он все-таки ответственно вслушался в слова. Услышанное его удивило.
- Анна Владимировна так сказала? – медленно произнес он. Настала очередь Всеволода прикрыть глаза от удовольствия – когда грудь вот так вибрирует, посылая трепетные нотки возбуждения по всему телу, разве можно не наслаждаться?
- Ну да. Мишка сказал, что на работе полный завал, потому что никто не знает, что дальше делать, - доверчиво признался Всеволод, страстно желая, чтобы его еще так повозбуждали.
- Сев, хороший мой, пойдем-ка на кухню. Ты ужинал? – снова шепотом спросил Архип. Всеволод, помедлив, отозвался скудным и неловким кивком отрицания. – Поужинаем?
 Архип отстранился от двери и, не выпуская Всеволода, пошел на кухню, слегка припадая на правую ногу. Пока варилась паста, он набрал номер на своем мобильном. Всеволод мялся неподалеку, жутко желая подойти и стыдясь своего желания. Архип скосил на него глаза, зажал телефон между ухом и плечом и здоровой рукой притянул его к себе. Всеволод прижался к нему всем телом, блаженно выдохнул, стараясь, чтобы это не было слишком откровенно, и обхватил руками.
- Анна Владимировна, добрый вечер, - донесся до Всеволода теплый баритон Архипа. Всеволод закрыл от удовольствия глаза и прижался к нему еще сильней. – Расскажите-ка мне, кто сомневается в том, что я жив и что за аврал творится в компании, а? – После паузы, в которой Анна Владимировна что-то бодро проговорила в трубку, он удивленно протянул. – Да-а. ... Обязательно. – он издал короткий смешок. – Действительно. Спасибо. Спокойной ночи.
Архип потянулся через Всеволода к телефону, положил его на стол и погладил Всеволода по спине.
- Ты Шабанову что-то говорил про нас? –спросил он, но сначала коснулся губами его щеки.
Всеволод кивнул головой и опустил голову.
- Ты говорил Шабанову о нас? – недоверчиво переспросил Архип. – И что?
Всеволод пожал плечами.
- Что мы встречались, а потом расстались, - помедлив, отозвался Всеволод, отворачивая лицо. – Он все равно никому не расскажет. – угрюмо добавил он.
- Да я не спорю. – протянул Архип. – Но ты говорил Шабанову о нас.
Архип с трудом удержал порыв прижать Всеволода к себе еще сильней, ребрам это не понравится. Но он погладил Всеволода, поцеловал его в щеку, а затем, помедлив, еще и в волосы. Идиотская улыбка заползла на его лицо. Подумать только – Всеволод набрался смелости и рассказал про них Шабанову. Если это не показатель, то что таковым является?
Всеволод откинул голову назад и заглянул ему в лицо.
- Ты не сердишься? – шепотом спросил он.
- Я счастлив, - честно признался Архип.
- Я думал, тебе не понравится, - задумчиво признался Всеволод. – Ты же сам тогда говорил, что огласка никому не нужна.
Архип рыкнул и поморщился.
- Не напоминай. Я много чего тогда наговорил, о чем жалею. Ладно, давай сначала поедим, а то я с утра почитай ничего не ел.
Всеволод кивнул и не пошевелился.
- Сев, если ты не отойдешь, то и я останусь стоять здесь. – шутливо произнес Архип и легонько укусил его за ухо –за восхитительно розовевшее изящное ухо. – И мы будем стоять, пока не помрем от голода. И когда нас хватятся, обнаружат две высохшие мумии. И что-то мне подсказывает, что «Ромео и Джульетту» или «Архипа и Всеволода» про нас не напишут, скорей какой нибудь желтопрессный фарс, а?
 Всеволод помедлил и отлепился. Опустив голову, он стоял рядом и всем своим видом выражал опечаленность и недовольство. Архип хмыкнул, потянулся к нему и поцеловал, Всеволод поднял на него лучистые серые глаза. Паста могла и подождать, в конце концов. Архип притянул его голову к себе и впился в губы. И все было хорошо, и Всеволод отзывался и даже сам проявлял инициативу, но Архип в порыве увлечения прижал Всеволода к себе так, что хрустнули ребра. И это были явно не ребра Всеволода.
- Ах ты зараза, - сквозь зубы процедил он, вцепившись в стол. Всеволод рванулся, чтобы поддержать его. – Зараза, - повторил он, выдыхая. К лицу прилила отхлынувшая чуть раньше кровь, боль унималась. – Вот как бедному жениться, так и ночь коротка.
Всеволод встревоженно смотрел на него.
- Да не переживай так, хороший мой, это звучит куда страшней, чем есть на самом деле, - улыбнулся Архип вполне себе бодро. Всеволод недоверчиво посмотрел на него.
- Ты же разбился, когда на лыжах катался, - неуверенно начал он.
- Что я сделал? – опешил Архип. – Родной, если бы я там разбился, я бы здесь сейчас не стоял. – Он еще постоял, хмыкнул, потряс головой и, посмеиваясь, начал расставлять тарелки и раскладывать приборы.
- А что случилось на самом деле? – осторожно спросил Всеволод.
- Дурь в заднице взыграла, что еще. Поперся на новый склон, зацепился за куст, упал. Малость покатился вниз. Родной мой, это звучит намного страшней, чем было на самом деле, - быстро проговорил Архип, гладя по волосам заметно побледневшего Всеволода. – Я же на лыжах с младых соплей, и падать умею едва ли не лучше, чем кататься.
- И что у тебя..? – шепотом спросил Всеволод и глазами указал куда-то в область груди.
- Пара трещин в ребрах, три ушиба. Руке досталось чуть больше, но никаких переломов. Так что я живой, вполне здоровый, но, к сожалению, не очень дееспособный. Пара недель – и я буду как огурчик. – Архип опустился на стул рядом с ним и ласково провел левой рукой по щеке. Всеволод всем своим существом подался навстречу этой нехитрой ласке, встревоженно вглядываясь в лицо Архипа. Он накрыл рукой руку Архипа и прижался щекой к его ладони.
Архип любовался им. Но желудок тоже требовал своей дани.
- Паста остынет, - прошептал он в губы Всеволода и воспарил к небесам, когда Всеволод разочарованно вздохнул.
Всеволод бродил между папоротниками и хмуро думал, что все это прекрасно, но он все еще в костюме, который будет выглядеть совсем неприглядно. Уходить не хотелось до боли зубовной, но и делать что-то было нужно. Архип поставил поднос на столик и подошел ко Всеволоду.
- О чем думаешь, хороший мой? – прошептал он на ухо и поцеловал с готовностью подставленную Всеволодом шею.
- Мне домой надо, - неохотно признался Всеволод. – Костюм снять, переодеться, все такое.
 Архип стоял за его спиной, прижав к себе и задумчиво поглаживая рукой по животу. Лениво разглядывая папоротники, он сказал:
- Так иди.
Всеволод боялся пошевелиться. Он и дышать не очень хотел.
- А завтра вечером придешь уже из дому, - добавил наконец Архип. – Сева, я не деспот и понимаю слово «надо».
 Всеволод крепко сжал глаза, чтобы не дать проклятой влаге, пробужденной к жизни невероятным облегчением, выкатиться на щеки.
- Ты не сердишься? – срывающимся шепотом прошептал он.
- Пока нет, - ухмыльнулся Архип. – Но если ты и завтра сбежишь, задумаюсь над этим всерьез.
- Я не сбегу! – вознегодовал Всеволод вголос и осторожно повернулся к нему. Напоровшись на весело блестевшие глаза и довольно улыбающиеся губы, он улыбнулся в ответ и положил голову Архипу на плечо. Он просто не мог ничего с собой поделать – так ему нравилось стоять так, тесно прижавшись друг к другу, сопеть ему в шею и наслаждаться чувством близости.
- Кофе стынет, - сказал Архип наконец, ласково подталкивая его к столику и заветному диванчику.
 До чего же диванчик был хорош: совсем небольшой, мягкий, с соблазнительно изогнутой спинкой. Кофе стыл на столике, Всеволод пристроился рядом с Архипом и слизывал молочную пену с его губ. Пиджак был брошен неподалеку, рядом лежал галстук, рубашка вытянута из брюк, и Всеволод недовольно сопел, пытаясь пристроиться поудобней. Раньше было проще: на Архипе распластался и радуйся, а сейчас приходилось делать скидку на его травмы. Он еще и от джемпера не горел желанием избавляться, и Всеволод, активно изучавший кожу под джемпером, понимал, почему: тугая повязка смотрится не очень хорошо, а уж Архипа с его трепетно лелеемым самолюбием и вовсе бесила. Скидку вообще приходилось делать на слишком многое. На то, например, что неугомонный и неукротимый Архип с трудом сдерживал зевки, на то, что был вялым и выглядел не самым лучшим образом. На то, что завтра четверг, потом рабочая пятница, чтоб их, тоже приходилось делать скидки, и если раньше это не было особой проблемой, то теперь хотелось выть от несправедливости – надо идти домой. Всеволод тяжело вздохнул и поднял голову. Пьянея от собственной наглости, он провел пальцами по волосам Архипа, его лицу, любуясь тем, с каким наслаждением и даже прикрыв глаза от удовольствия, тот принимает совсем немудреную ласку. Всеволод потянулся вверх и пробежал языком по его губам. Архип подался навстречу и чуть сильнее прижал его к себе. Всеволод с дотошностью истинного зануды начал изучать реакцию мужского организма на различные виды легких флиртоподобных ласк. Организм отзывался активно, но преимущественно свой. Всеволод чуть покусывал губы, посасывал их и язык, пальцами перебирал волосы на затылке, затем решил расширить объект исследования и переместил губы на шею. Архип подозрительно довольно застонал; грудь, к которой так уютно прижался Всеволод, завибрировала, его тело отозвалось волной жара. Всеволод, вздохнув, отстранился, но руки с затылка не убрал. Осмотрев еще раз лицо Архипа и потеревшись носом о его подбородок, он сел относительно ровно. Архип печально выдохнул, шея его напряглась от сдерживаемого зевка, Всеволод усмехнулся.
- Кажется, все-таки мне пора, да? – прошептал он в самое ухо. Архип подался навстречу и легонько чмокнул его в шею – куда дотянулся.
- Тебе никогда не пора, хороший мой, - отозвался он. – Но это ведь ненадолго?
 Всеволод угукнул в ответ, сел, оглянулся, дотянулся до галстука и пиджака. Галстук он засунул в карман, цеплять эту удавку не хотелось очень сильно. Он осмотрелся еще раз, обнаружил кофе в своей чашке, допил его, остывший и горчивший, потянулся за конфетой, съел ее и застыл на краешке диванчика, чинно сложив руки на коленях. Архип лениво водил рукой по его спине и лукаво улыбался. Интересно, что он еще придумает, чтобы как можно дальше оттянуть момент расставания?
 Всеволод собрался с духом, шумно выдохнул и встал. Архип резво сделал подобающе скорбное лицо и сел относительно ровно. Всеволод сделал робкий шаг назад. Архип встал.
- Пойдем, я провожу тебя, - глухо сказал он. Всеволод настороженно посмотрел на него, но заметил лишь печальные складки в уголках губ и опущенные веки. Да, наверное, пора.
 Входная дверь была исключительно удобным местом для того, чтобы прижаться к ней спиной и отдаться на волю поцелую. Архип расстарался, чтобы Всеволод – не приведи мироздание – не забыл за ночь, как им хорошо вместе. Одуревший Всеволод так и тянулся за поцелуем, когда Архип открывал дверь и выталкивал его. Он надулся и еще постоял, надеясь, что она откроется, Архип втянет его и... Но домой-то все-таки надо попасть. Архип стоял, прислонившись к двери, и пьяно улыбался.
 Всеволод шел домой, держа телефон в руке и время от времени поглядывая на дисплей, чтобы ни при каких обстоятельствах не пропустить звонок. Он уж и уговаривал себя, и объяснял, что Архип под действием лекарств не самый дееспособный человек и скорее всего уже укладывается спать, и ему нужно отдохнуть, но надежда билась о стенки грудной клетки, что та птица, рвущаяся на свободу. Придя домой, Всеволод положил телефон на самом видном месте, и пока раздевался, все косил на него глаза. Потом он пошел на кухню и захватил его с собой, потом в ванную. Укладываясь спать и стараясь не сильно возмущенно пыхтеть, он все так же косил глаза на телефон каждые две секунды. И все равно, когда телефон завибрировал, он подпрыгнул и знакомо ощутил, как жар обдал волной все тело, вспотели ладони и лихорадочно забилось сердце. Архип хрипловатым голосом интересовался, как он дошел.
 Они желали друг другу спокойной ночи раз пятнадцать. И каждый раз после паузы находилось что-то, что непременно нужно обсудить сейчас, в три часа ночи. В конце концов Всеволод так и заснул на полуслове. Звонок будильника вырывал его из сна с огромным трудом.

 Михаил сидел за своим столом и неспешно попивал чай, когда к нему вошел Всеволод. Без стука. С суровым лицом и плотно сжатыми губами. Он подошел к столу, чеканя шаг, и наклонился над ним.
- Рынки штормит? Телефоны раскалились докрасна? На работе полный аврал? – прошипел он.
- И тебя с добрым утром, - ухмыльнулся Михаил. – Как у Тарасыча дела?
Всеволод шумно выдохнул и опустился в кресло.
- Говорит, что нормально. Переломов вроде нет, - смущенно признался Всеволод, растерянно обводя глазами кабинет.
- Чайник во-он там, - заулыбался Михаил. Всеволод поднялся и пошел к нему.
 Задумчиво глядя на чашку, он пытался как-то начать разговор, но не представлял, как. Михаил не особо рвался ему помогать. Всеволод шумно выдохнул воздух и искоса посмотрел на Михаила, усердно рассматривавшего потолок. Этот гадский гад явно не рвался облегчать ему жизнь. Наконец самому Мишке надоела эта игра в молчанку. Он посмотрел на хмурого Всеволода.
- Отпуск не дам. В ближайшие две недели, - предупредил он. – Заявление пиши, но максимум на пять дней. В октябре можешь смело брать больше. Согласен?
Всеволод благодарно посмотрел на него и радостно закивал головой.
- Работы сейчас много?
Всеволод пожал плечами.
- Ладно. Как только справляешься, с чистой совестью делай ноги. Будет это в час – вперед. В три, надеюсь, тоже неплохо, да?
Всеволод возмущенно посмотрел на него, нарвался на ехидный и понимающий взгляд, покраснел и кивнул головой.
- Только мне звякни, что спрыгиваешь, чтобы я в курсе был, и сваливай по лестнице подальше от ушлых глаз. Понятно?
Всеволод смутился еще больше и согласно закивал головой.
- Пей чай, Ромео, - усмехнулся Михаил и достал из ящика стола конфеты – сладкое он очень уважал. Всеволод из солидарности взял одну. – Ну, за успех безнадежного дела, - торжественно провозгласил он и приподнял чашку в тосте.
Поколебавшись, Всеволод спросил:
- Тебя правда не волнует... это?
Михаил хмыкнул.
- Севка, волновало бы, ты был бы в курсе. Это не то, из-за чего стоит копья ломать. Главное, чтобы человек был хороший.
- Спасибо, - прошептал Всеволод сдавленным голосом, опуская голову. Михаил встал, обошел стол и легонько ткнул его кулаком в плечо.
- Мне – не за что, - сказал он, опускаясь перед ним на корточки и потрепал по голове.

Анна Владимировна ласково улыбнулась Всеволоду.
- Здравствуй, Севочка? Как у тебя дела?
- Здравствуйте, Анна Владимировна, отлично, спасибо. – Всеволод остановился перед ней и протянул небольшой букет цветов. – Врать, конечно, нехорошо, но иногда очень эффективно. Спасибо вам.
Анна Владимировна заулыбалась, принимая букет.
- Цель иногда все же оправдывает средства, да?
Всеволод смущенно улыбнулся и пожал плечами.

 Кого там черти могли принести в четыре часа? Не ждет же никого. Архип недовольно хмурился, идя к двери. Сева если и придет, то часов в семь. Все эти коммунальные службы могут идти лесом. И дуру медсестру захватить с собой. Он распахнул дверь и расплылся в улыбке, мгновенно забыв все свои кровожадные мысли. Всеволод стоял на пороге и искательно заглядывал в глаза.
- Я не вовремя? – растерянно спросил он.
- Хороший мой, ты всегда вовремя, - Архип отступил в сторону, пропуская Всеволода. Что-то было непривычно во всем этом. Архип еще раз посмотрел на него. Джинсы, джемпер и сумка.
Всеволод повернулся к нему и, не поднимая глаз, тихо признался:
- Я кое-какие вещи с собой взял.

========== Часть 16 ==========
 Архип привалился к двери и с пьяной улыбкой смотрел на Всеволода. Милый, ответственный Сева, постоянный до одури, стабильный до умопомрачения! Как же он был прав тогда, положив на него глаз, и как сдурил, загнав в угол. Архип подошел к нему, нежно провел рукой по щеке и прижал к себе.
- Хороший мой, как же я рад, - прошептал он куда-то в область уха. – Пойдем, я покажу, где ты можешь все оставить. Только сумка маловата, как мне кажется.
 Архип отстранился и взглянул на него. Всеволод упрямо отводил глаза, явно не желая признаться в том, что Архипу было, в общем-то, и так очевидно. Но он не мог отказать себе в удовольствии чуть-чуть, самую малость, подразнить своего чопорного и застегнутого на все пуговицы возлюбленного. Еще бы и узнать его получше, чтобы не перегнуть палку такими шутками.
- Там просто... чтобы удобней. – У Всеволода заалели уши, он явно стыдился, не желал конфликта и боялся спровоцировать Архипа на недовольство. – Я же не насовсем, а просто... и там немного.
 Архип не смог сдержать улыбку. Он погладил его по волосам, с наслаждением осмотрел его лицо, ласково прикоснулся губами к щеке и сказал:
- Хороший мой, я не заставляю тебя переезжать ко мне прямо сейчас и окончательно. Я даже согласен на то, чтобы не каждый день встречаться. Нам действительно нужно время, чтобы привыкнуть друг к другу. И я не кусаюсь, - добавил он в ответ на недоверчивый взгляд лучистых серых глаз. Реакцией на последнюю фразу были скептически приподнятые брови и откровенно ехидный огонек. Архип издал сытый смешок. – Ну хорошо, кусаюсь. Но только при определенных обстоятельствах.
 Всеволод потупил глаза и с явным облегчением улыбнулся. Архип не смог противостоять искушению прижать его к себе и снова коснуться губами. У Всеволода была роскошная бархатистая кожа, и запах его – едва уловимый чистый запах с цитрусовым флером – приводил Архипа в состояние томного благоговения. Какое же чудо ему досталось, какое чудо!
 Всеволод безропотно принимал все и всяческие слюнтяйства, на которые Архип дивным образом расщедрился, и даже находил их очень приятными. А еще приятней было прижиматься к нему и тереться щекой о щеку, забираться руками под джемпер и гладить восхитительно мускулистую спину, и чувствовать удары сердца прямо напротив его грудной клетки. А как здорово было бы поваляться на кровати, не боясь, что ноги превратятся в желе в самый неподходящий момент, или попить кофе, а еще лучше шоколада на том самом диванчике в зимнем саду! Всеволод решился на весьма дерзкий (для него, конечно – Архип с ним такие вещи вытворял, что при одном воспоминании щеки полыхали) маневр и осторожно засунул пальцы под пояс джинсов, стараясь по возможности сохранять невозмутимый вид.
 Архип с радостным умилением прислушивался к крадущимся движениям, стараясь не дышать слишком часто или слишком глубоко. Всеволод почему-то напомнил ему бездомного котенка, принесенного домой, отмытого, высушенного и накормленного. Сытый и пушистый, он сначала ждет подвоха, а потом привыкает к мысли, что его никто ни пинать, ни вышвыривать обратно не собирается, и начинает осматриваться на новой территории. Сначала робко, только глазами, потом за глазами следует вся мордочка, а потом и тело оказывается там, куда были направлены глаза. Довольные вздохи Всеволода для Архипа тайной не были и грели получше майского солнца, и он старался не делать резких движений, чтобы не спугнуть исследователя. Мысль о том, что Всеволод основательно обосновывался на новом месте, привела его в ребяческий восторг. Проведя по спине рукой, с огромным удовольствием и в тысячный раз за последние три минуты он поцеловал Всеволода в щеку.
- Может, вещи разложишь? А потом приготовим ужин.
На последнем слове Всеволод поднял голову, с упреком посмотрел на Архипа и вытянул руки из-под пояса джинсов.
- Я буду готовить, а ты посидишь рядом, - усмехнулся Архип. – Так лучше?
Всеволод удовлетворенно кивнул.
 Архип помешивал рис, когда Всеволод подошел к нему. Постояв сзади, он робко обнял Архипа за талию и прижался к спине. Архип нежно улыбнулся, прикрыл от удовольствия глаза и положил свою руку поверх его рук. Всеволод довольно вздохнул и неспешно отстранился. Архип повернулся к нему и поцеловал.
- Сделать тебе пока чего-нибудь? Чая, кофе, шоколада? - спросил он. 
- Шоколада, - с виноватым видом признался Всеволод.
- Шоколада, - эхом повторил Архип. – Сейчас.
 Архип возился с ризотто, Всеволод смаковал шоколад и расспрашивал его о том, что и как он должен делать, чтобы побыстрее выздороветь, какую терапию ему прописали, и прочая, и прочая... Архип изо всех сил сдерживался, чтобы не рявкнуть: «Прекрати!» Лишнее напоминание о своей ограниченной дееспособности действовало на него не лучшим образом. Всеволод подметил ответы, становившиеся все более краткими и рублеными, и замолчал. После минутной паузы Архип оглянулся на него. Всеволод сидел, опустив глаза и строго поджав губы. Архипу только и оставалось, что закатить глаза. Тяжело вздохнув, он подошел, обнял его сзади и прижался щекой к щеке.
- Сев, - прошептал он куда-то между шеей и плечом, - я в полном порядке. В полном. Мне не нужен особый режим, особые процедуры, просто поменьше физической активности и побольше отдыха. Все. Я даже обезболивающие позакрывал далеко-далеко, потому что они мне практически не нужны. Правда. Умирать я не собираюсь, осложнений никаких у меня нет, и я не ипохондрик, чтобы ко всякой болячке прислушиваться.
Всеволод бросил на него косой взгляд и отвел глаза.
- Мне все-таки кажется, что ты чего-то не договариваешь, - упрямо произнес он.
Архип выпрямился и тяжело вздохнул.
- Ну хорошо. Открою страшную тайну. У меня не закрытый перелом.  У меня открытый перелом.
- Тшерт побьери, - глухо отозвался Всеволод. – Не поверишь, я смотрел «Бриллиантовую руку». И переломов у тебя нет.
- Сотрясения мозга и внутренних кровотечений тоже, иначе не было бы меня дома, - охотно подхватил Архип, прижимая его к себе. Всеволод с готовностью откинул назад голову.
- Я просто посмотрел в нете, какие могут быть последствия таких несчастных случаев, - немного смущенно признался он.
Архип усмехнулся.
- Я так понимаю, основной упор при описании последствий таких несчастных случаев делался на правильную огранизацию похорон, да?
- Ничего смешного. – снова поджал губы Всеволод. Архип прижался щекой к его щеке.
- Родной мой, я счастлив слышать, что ты проявляешь такое участие, - примирительно прошептал он. – Но мне повезло. Я отделался легким испугом.
 Всеволод сцепил зубы, чтобы не захихикать, когда вспомнил, как Мишка произносил эту фразу – с «б» вместо «т» в слове «отделался» – и живо представил себе такие последствия испуга и решил не ставить под сомнение мужественность Архипа описанием таких картинок. Он прикрыл глаза, довольно потерся щекой о щеку Архипа и решил пока этот разговор отложить, но все-таки выяснить насчет рекомендаций врачей.
 Архип недовольно вздохнул, чмокнул Всеволода и пошел к плите. Всеволод допивал шоколад и украдкой наслаждался роскошным зрелищем, представшим пред его глазами – спиной, ягодицами и ногами Архипа. Да что там! Начать можно было с шеи – крепкой жилистой шеи, переходившей в широкие мускулистые плечи. Руки чесались и пальцы зудели поласкать ее, помассировать и почувствовать, как она напрягается и выгибается. А если пройтись языком по ямочке под ушами, то Архип откидывал голову, выгибал спину и стонал от удовольствия. Под подбородком у него кожа тоже была чувствительной, и было бы здорово убедиться в этом, желательно даже – не один раз. Еще ему нравилось проводить ладонями по плечам Архипа, разминая каждую мышцу, очерчивая пальцами ее границы и наслаждаясь ощущением горячей кожи под ладонями. Даже под джемпером – на счастье или на беду Всеволода, не слишком тонким – мышцы весьма красноречиво бугрились, поигрывая в такт движениям, совершаемым Архипом. Джемпер, к сожалению, был просторным, да и повязка по-прежнему имела место быть, поэтому спиной полюбоваться возможности не было. Всеволод покраснел, признаваясь себе в маленькой слабости: он находил именно спины самым восхитительным зрелищем. Ему нравился скульптурный рисунок мышц, красноречивая ширина плеч, многозначительная узость талии, игривое углубление позвоночника и соблазнительный изгиб поясницы. Архип поменял ногу и потянулся за чем-то; это его нехитрое перемещение сопровождалось восхитительной игрой мышц на плечах и движением ягодиц. Всеволод сжал бедра и чуть выгнулся вперед в попытке не столько унять, сколько скрыть возбуждение. Да, это тоже было роскошно: ягодицы у него были упругими, округлыми и категорично отделенными от сильных бедер; и они так призывно заполняли джинсы, что руки просто огнем горели, так хотелось положить их на ягодицы, погладить, а лучше сжать, Архип как правило очень охотно отзывался на это.
 Архип пошел к шкафчику, в котором стояла посуда. Всеволод быстро и стыдливо отвел глаза и одним резким глотком допил шоколад. Хорошо, что волосы отросли, хоть не так заметно, как его уши загорелись.
 Расставляя посуду, Архип с интересом наблюдал за снова что-то себе надумавшим и теперь этим мучавшимся Всеволодом. А как алеют его уши под шапкой густых волос! Интересно, насколько были бы приятны его мысли ему, Архипу?
 Архип открыл вино и поставил его на стол, выложил ризотто на тарелки. Ставя тарелку перед Всеволодом, он не удержался и бросил взгляд под стол, привлеченный тем, как подозрительно Всеволод ерзает. Он не смог не заухмыляться. Что бы там Всеволод ни надумал, Архип от этого только выиграет. Может, удастся этого чудеснейшим образом чувственного ханжу кое на что раскрутить? Архип решил немного поиздеваться над своим обожаемым пуританином. Он уже давно подметил, что Всеволод очень любит слушать его голос, жмурится от удовольствия и непроизвольно демонстрирует свое возбуждение всевозможными способами, и самым главным в том числе. Он решил проверить, насколько Всеволод отзывчив, и в качестве тестового залпа спросил, усердно вплетая в невинный вопрос чувственные нотки:
- Хороший мой, может быть, послушаем за ужином музыку? У тебя есть пожелания?
 На периферии зрения он приметил движение судорожно сжавшихся под столом ног; кроме этого, Всеволод посмотрел на него отчаянно распахнутыми и слегка пьяными глазами и нервно сглотнул. Архип затаил дыхание от передавшегося ему возбуждения и, хищно прищурив горевшие глаза, ждал ответа. Можно сказать, в нетерпении.
- Можно «Любовный напиток» послушать, - слегка охрипшим голосом предложил Всеволод.
- Отличный выбор, - нагло выстреливая убойной дозой чувственности, промурлыкал Архип, подошел к нему и проавансировал нежным поцелуем. Всеволод потянулся за продолжением, но Архип отстранился, демонстративно не замечая мольбы, явно читавшейся в его глазах и сказал. – Устроим итальянский вечер. Сейчас поставлю.
 Всеволод недовольно посмотрел на него и надулся. Архип с трудом сдерживался, чтобы не заржать – иначе это назвать не получилось. Котенок явно освоился и теперь вовсю устанавливает свои правила. Кроме этого, Архипу подозрительно сильно хотелось петь, да и потанцевать он тоже был бы не против. До чего же жизнь прекрасна! А как его обожаемый чопорный котенок непривычно выглядит с надутыми губами, и как мило! Так и тянет выцеловать в качестве извинения каждую клеточку тела и скормить ему чего-нибудь сладенького, чтобы потом слизать сладкое с его губ!
 Налив вино, пока играли увертюру, Архип не сдержался, положил руку на затылок и снова поцеловал Всеволода. Нежно поглаживая затылок, Архип интимным и вибрирующим голосом, почти на ухо, но на целомудренном расстоянии рассказал ему про вино и про то, кто поет в опере. Всеволод прикрыл глаза, выгнул шею и судорожно вздохнул.
 Развлекаясь дальше, Архип поинтересовался таким же чувственным голосом, как Севочке ризотто, как он находит вино и нравится ли ему опера. Всеволод с огромным трудом концентрировался на вопросах. Чуть попозже Архип притворился немного обиженным и поэтому грудным голосом спросил, что его хорошему Севочке не нравится в ризотто, что он его так лениво ковыряет, и что не нравится в вине, что он его так нехотя пьет. Всеволод заерзал, растерянно посмотрел на него, залпом выпил вино и преданно посмотрел на Архипа.
- Ну как, насытился? – довольно промурлыкал Архип. – Может быть, кофе? В зимнем саду?
 Всеволод сглотнул и послушно кивнул головой. Архип встал и пошел к кофе-автомату. Всеволод поднялся, стараясь держаться спиной к нему. Это куда красноречивее свидетельствовало о его компрометирующем состоянии, чем самый откровенный взгляд. Архип сыто заулыбался. Кажется, вечер должен удасться.

 Всеволод сидел на диванчике, полуразвернувшись, подобрав под себя ногу, положив руку на спинку и пристроив на нее подбородок. С ленивым интересом он рассматривал растения. Архип поставил поднос с кофе на стол и устроился за его спиной. Всеволод осторожно откинулся назад, положил голову на плечо и потянулся к губам Архипа. В таком счастье Архип не смог бы отказать за все блага мира. Но, сдержав себя, он ответил на поцелуй, а не сам принялся его вести. Он охотно отзывался на неуверенные ласки губ и языка и робкие движения рук. Одна вещь становилась все более очевидной: Всеволод не любил спешку. Он мог подстраиваться и даже получал от этого удовольствие, но сам выбирал медлительный темп и очень неторопливые и чувственные ласки. Архип, с удивлением отметивший это, решил позволить ему доставить себе удовольствие. Тем более в кои-то веки его обожаемый пуританин сам проявляет инициативу.
 Всеволод старательно изучал рот Архипа, оглаживая руками его шею и плечи и зарываясь в волосы, и упивался каждым мгновением. Он не замечал явной непривычности ситуации, подаваясь вперед и все усерднее вжимаясь в тело Архипа. Оторвавшись от его губ, Всеволод шальными глазами обшарил лицо Архипа и впился алчным взглядом в его глаза.
- Кофе? – шепнул Архип в его губы. Всеволод согласно прикрыл глаза и опустил голову на его плечо. Помедлив несколько секунд и наслаждаясь поглаживанием рук Архипа, скользивших по его спине, он неторопливо выгнулся, провел губами по подбородку, скользнул к шее, прикусил мочку уха и лизнул ее и отстранился.
- Кофе так кофе, - томно отозвался он.
Архип обнял его и поцеловал.
 Кофе был выпит относительно быстро. Руки Всеволода немного подрагивали. Он подобрал под себя ногу и очень усердно, но, увы, безуспешно пытался скрыть свое возбуждение. Архип отставил свою чашку, встал и потянул его за собой, Всеволод послушно следовал за ним. В спальне, у кровати Архип остановился. Всеволод встревоженно посмотрел на него и прошептал:
- Тебе же нельзя, наверное?
Архип пожал плечами и многозначительно прищурился.
- Мне нельзя заниматься активной, - он особо выделил это слово, - физической деятельностью. – Он многозначительно замолчал, глядя на Всеволода хитрыми прищуренными глазами. Всеволод недоуменно посмотрел на него, растерянно осмотрел его лицо еще раз, покраснел, открыл рот в удивленном «О» и шепотом спросил:
- А... как?
Архип молчал, терпеливо выжидая. Всеволод в беспокойстве опустил глаза
- Но я же... ты... – забормотал он. – Ты же всегда... так... и ты... ну, лидер, - стыдливо бормотал он.
Архип беззвучно засмеялся, прижимая Всеволода к себе.
- Хороший мой, какая разница? – прошептал он на ухо.
Всеволод, подумав, пожал плечами и уткнулся Архипу в плечо.
- Ну вот видишь!
- Но я же никогда... – и Всеволод, снова пожав плечами, в растерянности замолк, поглаживая его плечи. Идея была потрясающе заманчивой в своей бесстыдной нестандартности. Всеволод, как-то с самого начала смирившись с мыслью о том, что ему отведена роль стороны пассивной – даже то, как их интрижка началась, тому примером, никогда не думал о том, что это могло бы быть иначе, и послушно оставался принимающей стороной. Нет, Архип был потрясающим любовником, щедрым, достаточно чутким и заботливым, но слишком страстным и темпераментным. И несмотря на активный отклик плоти, Всеволод нередко оставался странно неудовлетворенным тем, что у него снова было недостаточно времени на то, чтобы основательно и в полной мере насладиться ласками. А признаваться в этом или даже намекать казалось Всеволоду неприличным – ведь он был не вправе требовать чего-либо в рамках тех отношений. По крайней мере, он считал именно так. А Архип давал ему карт-бланш. Всеволод постарался дышать ровнее, но ему это не так-то и удавалось. А идея привлекала его все больше и больше. Один раз – всего один раз попробовать... Ему может и не понравиться, но как бы ему хотелось изучить все тело Архипа, насладиться им, хотя бы один раз попробовать!
- Ну вот и попробуем. Тем более я все равно не в самой лучшей форме, чтобы буйствовать. – Архип вплел пальцы в волосы Всеволода и ласково помассировал кожу головы, благоразумно давая ему время подумать. Шальная идея, забредшая ему в голову в начале вечера и расцененная как шутка, со временем разрослась в полноценное желание и сейчас очень усердно будоражила либидо.
Всеволод неохотно убрал руки с плеч Архипа и отстранился.
- Что такое? – встревожился Архип.
Всеволод заалел, что маков цвет.
- Тебе же подготовиться надо, - смущаясь, пожал он плечами, отводя взгляд.
Архип притянул Всеволода к себе и прижал.
- Уже, пока ты на диванчике дремал, - с облегчением признался он, посмеиваясь.
- Я не дремал! – глухо возмутился Всеволод. Вибрация воздуха игриво защекотала кожу на шее Архипа; он зажмурил глаза.
- Ну хорошо, медитировал, - миролюбиво отозвался Архип, посмеиваясь. – Я так понял, это значит: «да»?
 Всеволод кивнул головой и снова положил руки ему на плечи, потянулся к его губам и неторопливо, смакуя, принялся за их изучение. Архип положил ладони Всеволоду на талию и, чуть поглаживая ее, начал отвечать на поцелуй, подстраиваясь под неспешный и в чем-то даже ленивый темп. А Всеволод наслаждался долгожданной доступностью рта и вседозволенностью и в сотый раз смаковал губы, вступал в шутливый поединок языков и отстранялся, едва Архип начинал перехватывать инициативу.
 Архип не особо сдерживал утробные стоны, отлично чувствовал, как подрагивают руки и как ему хочется банальным образом завалить Всеволода и поиметь, но одергивал себя, отдаваясь больше, чем отдавая. Всеволод выдохнул, отстранился и осмотрелся. До кровати оставалось всего ничего, но оказаться хотелось на ней, а не на полу рядом. Архип из солидарности посмотрел туда же и склонился к губам Всеволода. Тот ловко увернулся и стянул джемпер с себя, а затем начал осторожно снимать его с Архипа. Архип скрипнул зубами, поднимая руку; неприятная боль слегка охладила пыл возбуждения, к счастью. Всеволод с состраданием осмотрел повязки, провел по ним руками, нежно дотронулся губами до открытых участков кожи, провел языком по месту, которое только что поцеловал, и подул. Архип судорожно вздохнул и с нескрываемой надеждой посмотрел на кровать. А Всеволод, не особо обращая внимания на весьма красноречивые взоры, бросаемые Архипом в ее направлении, все продолжал неторопливо ласкать кожу языком и оглаживать тело Архипа руками. Это было томительно, сладко и многообещающе. Осталось только не умереть на подходе к оргазму. Всеволод по-прежнему неспешно избавил Архипа от джинсов и снял свои. Медленная пытка переместилась на кровать.
 Архип с удивлением отметил, что на улице было совсем темно, а ведь когда они кофе пили, солнце еще не село. Архип лежал на спине, сыто раскинув руки и наблюдая, как Всеволод тянется к тумбочке. Он чувствовал себя до одури зацелованным и всласть нацеловавшимся; дальнейшее вызывало у него ленивый интерес, и Архип совершенно не сомневался, что его обожаемый пуританин проявит себя с наилучшей стороны и дальше. Всеволод сел рядом и коснулся губами его губ. Глаза у него были томные и многообещающе поблескивали в полумраке комнаты. Архип в упоении подался навстречу. Всеволод осчастливил его очередным глубоким и чувственным поцелуем, с наслаждением лаская затылок Архипа. Архип провел левой рукой по бедру Всеволода, поднялся к талии, подобрался к груди и переместил руку на спину. Бешеной страсти совсем не хотелось, его ласковое сокровище с искусством истинного виртуоза раскрыло красоту ленивой любовной игры. И откуда только это в нем?
 Всеволод упивался своим всемогуществом и пьянящей послушностью Архипа и старался обдумать, что и как делать дальше, особенно с учетом некоторых обстоятельств, белеющих на груди и правой руке Архипа. В раздумьях он провел языком по шее Архипа, подобрался к заветному углублению под ухом и попробовал, что будет, если провести по нему языком. Архип выгнул шею, подставляя это укромное местечко, шумно выдохнул и прижал Всеволода к себе. Всеволод заинтересованно скосил взгляд на закрывшего глаза и откровенно наслаждавшегося Архипа и решился на еще один маневр. Потянув за плечо и прошептав: «Пожалуйста», он дождался, пока Архип ляжет набок, и жадно обвел руками его спину. Да, это было роскошное зрелище, и все оно принадлежало ему. Ему одному. Еще бы дождаться, когда повязки уберут, и будет вообще здорово. Всеволод провел рукой по животу Архипа и спустился ниже: судя по всему, они оба были более чем готовы к продолжению. Стало страшно: а если он что-то сделает не так? Архип, тяжело дышавший и до боли возбужденный, поднял голову, отметил растерянно покусывающего губы Всеволода, нащупал мазь и презерватив и вложил их ему в руку. Всеволод расстроенно и виновато посмотрел на него. Архип за руку потянул его к себе и поцеловал.
- Не бойся, я сам боюсь, - улыбаясь, прямо в губы произнес он. Всеволод собрался.
 Было необычно. Тесно, немного больно и мучительно прекрасно. Архип помогал ему и подбадривал, охотно целовал и шептал всякие глупости. Наконец и сам Всеволод осмелел настолько, что не только начал выбирать ритм движения, но еще и чушь любовную начал наговаривать. Ему будет жутко стыдно утром за все это слюнтяйство, но он не мог не говорить Архипу, какой он удивительный, замечательный, призывный, возбуждающий, какая у него роскошная спина и умопомрачительная задница, и что если этот гад еще раз посмеет вот так щеголять повязками, то Всеволод уйдет к его конкурентам. Архип все тяжелее дышал, все яростнее прижимал Всеволода к себе. Всеволод скользнул рукой между их тел и взялся помогать Архипу. Тот откинул голову и протяжно и чувственно застонал в такт, поддаваясь и выгибаясь навстречу. И звук этот мягкой лапкой прошелся по оголенным нервам Всеволода, вызывая судорожный всплеск наслаждения. Всеволода хватило на пару фрикций, прежде чем последняя, самая сильная волна наслаждения накрыла его.
Архип лежал на боку, прижимая Всеволода к себе, и блаженно улыбался в полудреме. Это было хорошо. Это было здорово. Восхитительный, неуступчивый, сдержаный и замкнутый Всеволод оказался нежным, трепетным и очень чутким любовником, с тщательностью одержимого доводивший его до вершин наслаждения. И изумительное ощущение цельности: никакого шума воды в ванной комнате, а он – теплый, уютный, разморенный – тихо лежит рядом. Архип прислушался, поднял голову и заглянул Всеволоду в лицо. Сладкий мой, проскользнуло в его голове. Сладкий мой, заснул. Архип провел рукой по его волосам, теснее прижал его к себе и позволил сну накинуть свое покрывало на разум.

Архип открыл глаза. Всеволод беспомощно оглядывался. Где-то в квартире трезвонил телефон.
- Что такое? – не совсем проснувшись, поинтересовался Архип.
- Будильник, - буркнул Всеволод.
- Сев, в пять утра? – Архип зевнул и закинул руки за голову.
- Я пробегусь, - из двери бросил Всеволод, явно сообразив, откуда доносятся звуки.
 Архип улыбнулся потолку. Хорошо-то как! Он встал, потянулся, еще раз зевнул, натянул джинсы и пошел в прихожую.  В ящике должен быть запасной комплект ключей. Ага, вот и он.
 Всеволод вошел в прихожую, что-то высматривая на дисплее плеера и держа в другой руке кроссовки – те самые кроссовки. Архип заулыбался – до чего все-таки хороша жизнь! Всеволод определился с выбором, поднял голову, смущенно порозовел и вопросительно посмотрел на Архипа. Тот без лишних слов вытянул руку с болтавшейся на ней запасной связкой ключей. Всеволод попятился в недоумении. Архип подбадривающе улыбнулся и пояснил:
- Чтобы мне лишний раз швейцаром не работать. Оставишь потом у себя.
 Всеволод сосредоточенно посмотрел на связку, на Архипа, на связку и согласно кивнул головой. Натянув кроссовки, он выпрямился и потянулся за связкой. Архип ловко убрал руку и лукаво посмотрел на него. Всеволод закатил глаза, но послушно потянулся к губам Архипа. Минут через пять одуревший Всеволод отстранился от не менее одуревшего Архипа, выдохнул, с упреком на него посмотрел и пошел к двери. Архип дождался, пока дверь за ним закроется, поднял голову вверх и счастливо засмеялся.
 Пробежка была замечательной, чуть короче, чем обычно, но восхитительной. Хотелось парить, петь, подпевать Россини, чьего легкомысленного и обворожительного «Севильского цирюльника» он выбрал. Улицы были не самыми знакомыми, людей пока было не очень много, и Всеволод с огромным удовольствием подстраивал ритм своего бега под темп музыки. В руке он изо всех сил сжимал связку ключей. Не потому, что боялся ее потерять, а потому, что это было лучшим свидетельством серьезности намерений Архипа. Потрясающее ощущение. Всеволод даже и не пытался скрыть улыбку.
 Архип с особым удовольствием готовил завтрак, прислушиваясь к шорохам, доносившимся из спальни. Было неприлично рано, но у людей могут быть недостатки; например, Всеволод вскакивает ни свет ни заря. Всеволод пришел, одетый пока еще в джинсы и пуловер, и босиком. Почему-то именно этот штрих вызвал особое умиление у Архипа. У Всеволода были восхитительно красивые ступни, узкие, сухие, с длинными пальцами и не очень крупными ногтями; Архип представил с огромным наслаждением, что можно с ними сделать и как на это отреагирует их хозяин и заволновался, почувствовав, как заинтересовалось тело. Время еще было, до работы пешком не больше получаса, это если сильно не спешить, как-то его упрямец на это посмотрит?
 Упрямец был против. Он плотно сжал губы и начал молча вырываться из настойчивых и очень откровенных объятий Архипа. «Мне надо на работу», - прошипел он, активно уворачиваясь от губ Архипа. Архипу не оставалось ничего, кроме смирения со своей печальной участью. В качестве компенсации за свое непристойное поведение он предложил попить кофе в саду. Всеволод посмотрел на него с подозрением, но согласился. Увы, Архип был прощен, но Всеволод не пошевелился расщедриться даже на самую невинную ласку. Черствый сухарь. Но с каким профилем!

 Прощание в прихожей растянулось. Архип отлично понимал, что не мешало бы остановиться, но не хотел. Тело жаждало продолжения, разум самоустранился значительно раньше, Всеволод, кажется, пребывал в похожем состоянии. Но именно у него сохранились останки здравого смысла, и он начал устраняться и ускользать от губ, активно искавших продолжения.
- Архип! – наконец прошипел он, активно его от себя отталкивая.
 Архип начал успокаиваться, но по-прежнему обнимал Всеволода. Сделав пару глубоких вдохов, он наконец посмотрел на Всеволода.
- Да, мой хороший? – сказал он.
- Мне пора на работу. – Всеволод осуждающе смотрел на него.
- Да, мой хороший, - отозвался Архип и жалобно посмотрел на него. Всеволод не выдержал и издал смешок. Архип воспрял духом и снова потянулся за поцелуем. Всеволод ловко ушел от него. Архип надрывно вздохнул и сделал шаг назад. – Когда тебя ждать? – спросил он, печально глядя на Всеволода.
Всеволод сдержанно пожал плечами.
- Как освобожусь, - сказал он, глядя на Архипа влажно поблескивавшими глазами. 
- Я буду ждать, - улыбнулся Архип, не в силах отвести от него глаза.
 Всеволод помялся, скосил глаза на дверь, перевел их на Архипа, вздохнул, пошел было к двери, но вернулся и подошел к Архипу. Став совсем близко, он потянулся к его губам, неловко клюнул Архипа в них, буркнул: «До вечера» и позорным образом сбежал. Архип подошел к двери, прижался к ней лбом и радостно и беззвучно засмеялся. Каких-то жалких восемь – а если повезет, то и меньше – часов, и они снова будут вместе. Как бы только эту вечность пережить!

========== Часть 17 ==========
 Колеса ритмично постукивали по стыкам рельсов, деревья, кусты, поля и переезды мелькали за окном. Железнодорожные станции сменяли друг друга. Всеволод механически отмечал их названия, время от времени лениво потешаясь, время от времени не менее лениво удивляясь, время от времени просто от нечего делать. Аккумулятор в плеере приказал долго жить, а читать не хотелось. Да и освещение в вагоне было отвратительное. Людские массы накатывались и спадали наподобие волн прибоя, Всеволод упрямо смотрел в окно, отделываясь сухими односложными ответами либо невежливым максимально неопределенным пожатием плеч на навязчивое любопытство теток, которые развлекали себя, вытягивая душу из случайных попутчиков. То ли своей личной жизни у них не было, то ли была она настолько неприглядной и убогой, что они патологически выискивали подтверждение тому, что хотя бы у кого-то она еще хуже. Всеволод, нимало не сомневаясь, что грязи, в которой он искупался за какую-то жалкую неделю своего отпуска с лихвой хватило бы лет на тридцать, не собирался доставлять теткам-попутчицам удовольствия; и пусть стандартное мнение на этот счет сводится к тому, что если выговориться, должно стать легче, делиться он не собирался. Тем более с ними – необъемными, добровольно себя состарившими раньше времени, в мешкоподобной одежде из черно-желтого дешевого трикотажа, обсыпанного дешевыми вьетнамскими пайетками, с пружинами волос вместо прически и с алчными до чужой беды глазами. А они профессионально, не хуже, чем гриф падаль, чуяли чужую беду и отработанно цепляли на свое лицо маску сострадания и устраивали ему допрос с пристрастием, тем рьянее усердствуя, чем демонстративнее Всеволод утыкался в окно или вжимался в спинку сиденья. Что-то было в нем, узколицем, отстраненном, усталом и бледном, что было для них сильнейшим афродизиаком; что-то чуждое, непонятное, что усиливало во много крат желание добить жертву. К их глубочайшему разочарованию, жертва не поддавалась и ускользала, как вода просачивается меж пальцев, лишая их такого замечательного развлечения. Всеволод был отчасти им благодарен. В противостоянии таким теткам – или дядькам, ненадолго от них отошедшим – и время летело куда веселее, и мысли так не тревожили. А мыслей было много. Его тетка, о которой он не слышал с того момента, как она, размахивая постановлением суда, выставила его из его же квартиры, неожиданно изъявила желание во внесудебном порядке не только вернуть квартиру, но и еще заплатить за нее. Архип, с которым он в полной растерянности поделился своим недоумением, пряча глаза, признался, что он приложил к этому усилия. Всеволод осекся и замолчал. Архип виновато поднял на него глаза, принес информацию и копии документов, которые он, как выяснилось, собрал и о его семье, и о его тетке и о нем самом, отдал все это и очень мудро стал в отдалении, глядя на Всеволода встревоженными и тоскливыми глазами. Всеволод пролистал документы, впечатлился тщательностью, с которой его жизнь исследовали, почувствовал, как комок поднялся к горлу и не шевелился там, блокируя воздух, слюну и беззаботное и радостное настроение, с которым он ждал начала отпуска, и молча пошел в прихожую. Он был бесконечно благодарен Архипу за отсутствие попыток как-то навязать объяснения, оправдания, мольбу и прочую лицемерную сентиментальщину. Папка жгла руки. Каковы были чувства Всеволода по поводу самой ситуации, он определиться не мог. Архип позвонил ему на следующий день, звонил он и потом, много раз; Всеволод трусливо не брал трубку, лишь отослал сообщение с банальнейшим: «Мне надо подумать». Архип опустился до сообщений, безропотно отсылаемых им каждые два часа, которые Всеволод не мог набраться духу прочитать. Он в панике боялся подумать о том, что их ждет дальше. Он вообще боялся думать о том, что будет дальше. С Мишкой он тоже боялся говорить, обоснованно подозревая, что ничего вменяемого не скажет, кроме глупых и истеричных выплесков желчи. Ему нужно было время, и сейчас у него было еще целых три дня и четыре бесконечных ночи до следующего рабочего дня. И он искренне надеялся, что этого времени ему хватит, чтобы определиться.
 Квартира, которую он почти начал считать своим домом, показалась Всеволоду отчужденной и нежилой. Он даже растерялся, стоя в прихожей и боясь включать свет. Как-то повелось, что он почти все время проводил у Архипа, который с огромным удовольствием отводил ему еще одну полку под одежду, еще одну полку под обувь, еще несколько полок под книги, позаботился о том, чтобы и у него было свое рабочее место, в случае, если понадобится; даже любимая Севкина кружка, задаренная ему Михаилом, перекочевала к Архипу. И все за каких то две недели. А теперь квартира встречала его тишиной и темнотой и явно нежилым настроением. Всеволод прошел на кухню, с напряжением вспомнил привычное движение, которым он включал свет, поставил греться чайник и остановился перед шкафом с посудой. Он взялся было за кружку, из которой обычно пил чай Михаил, и опустил руку. Постояв в раздумьях, он выключил чайник и пошел за телефоном.
 Михаил был дома, вполне трезв и рад Севку слышать. Даже если он и оторопел от Севкиной фразы: «Надо поговорить», виду он не подал, лишь сказал беспечно: «Окей, буду ждать, ставлю стыть водку, полирую рюмки». Всеволод выложил из сумки деньги, которые он в вопиющей халатности привез небрежно сброшенными в нее, в ящик стола, сунул в сумку папку, переданную ему Архипом, и пошел в спальню, чтобы переодеться.
 Любаша выглядывала из-за Мишкиной спины с подозрительно блаженным выражением лица. Легкомысленно поздоровавшись со Всеволодом, она начала обуваться. Всеволод беспокойно посмотрел на нее, на совершенно невозмутимого Михаила и спросил с идиотским видом:
- Я невовремя?
- И еще как, - хладнокровно подтвердил Михаил. Любаша весело хихикнула.
- Тебе совершенно необязательно уходить, - пробормотал Всеволод, виновато глядя на Любашу.
- А я про что? – торжествующе сказал Михаил, скрестил руки на груди и снисходительно посмотрел на нее.
- Я хочу освежить в памяти, как выглядит моя девичья комната, а то она, поди, пылюкой заросла, - кокетливо глядя на Михаила, прощебетала Любаша. Михаил посмотрел на нее глазами недокормленного бассета. Любаша засмеялась, подошла к Михаилу и плотно к нему прижалась. Всеволод тактично отвел глаза.
- Мы нифига не развратничаем, ты, ханжа, - Михаил обращался явно к нему. Всеволод недовольно посмотрел на него.
- Ну, мальчики, я упархиваю, сильно не балуйтесь, девочек не приглашайте, - весело проговорила Любаша.
- А мальчиков? – заинтересовался Михаил, приближаясь к ней с коварными намерениями.
- Только если у тебя есть лишнее достоинство, -Любаша ехидно смотрела на него. – Потому что если ты будешь заподозрен в развратных действиях, твое я тебе под корень оборву.
Всеволод буркнул: «До свидания» - и позорно сбежал на кухню.
Михаил ввалился в комнату и уверенной походкой направился к холодильнику.
- Жрать хочешь? У нас пицца есть, - поинтересовался он, ставя бутылку на стол. – У тебя видок, как у жертвы Освенцима.
Всеволод угрюмо посмотрел на него.
- Будем считать, что молчание и в этом случае знак согласия, - легко отозвался Михаил в ответ на его взгляд.
Он разогрел пиццу и поставил ее на стол и налил водки.
- Поднимай давай, – приказал он. Всеволод подчинился.
Михаил отставил рюмку и спросил беспечным тоном:
- Так чего у тебя случилось?
- С чего ты взял? – мрачно поинтересовался Всеволод, изучая стол.
- А чего бы ты ко мне приперся на ночь глядя?
Всеволод шумно выдохнул, потянулся за сумкой, достал папку и отдал ее Михаилу.
Михаил пролистал ее, недоуменно посмотрел на Всеволода и спросил:
- И что это?
- Архип хотел все знать, - буркнул Всеволод.
- Хотишка какой, - хмыкнул Михаил. – Все, или есть еще что?
- Тетка выехала из квартиры и вернула деньги за все время, что в ней жила. Он очень тщательно проследил, чтобы она ни копейки не недоплатила, - глухо признался Всеволод.
- Вот так вот даже, - многозначительно произнес Михаил, откидываясь на спинку стула, потом спохватился и налил водки. – Так, между первой и большой... Поднимай давай. Отлично. А теперь рассказывай.
 Всеволод рассказывал. Михаил внимательно слушал, пытаясь за скупыми предложениями и безжизненным тоном Всеволода услышать больше, расшифровать то, что он недоговаривает. То, что он слышал, приводило его в совершенный восторг, выражать который он остерегся. Он пролистывал папку, впечатляясь дотошности сыщиков, поумилялся тому, что и его поизучали под микроскопом и сочли благонадежным. Он ухмыльнулся тому, как грамотно Разумовский натравил прокурорскую проверку на именно те документы, и как они все расковыряли, оставив Севкину тетку не просто ни с чем, а еще и изрядно должной, обставив все таким макаром, что о факте, что он при чем, никто и никогда не догадался бы; а стерве этой так и надо. Михаил бы ей еще и в чай плюнул. Цианистым калием. Разумовский роскошный мужик, даже жаль, что такой генофонд пропадает, столько баб так и помрут неосчастливленными. Теперь не мешало бы в голову этому упрямому и щепетильному до безобразия гаденышу кое-что вбить.
- В общем, квартиру я уже продал. Причем очень даже задорого. И не знаю, что дальше делать, - с тихой обреченностью признался Всеволод.
- Разумовскому спасибо говорить, что еще? – как само собой разумеется, произнес Михаил.
Всеволод поднял на него вспыхнувшие недобрым огнем глаза. Михаил твердо встретил его взгляд и поощряюще поднял брови.
- Он все это за моей спиной провернул, и ни слова не сказал. Тебе рассказать, что тетка мне высказала? Тебе рассказать, с каким сердцем я оттуда уезжал, понимая, что ей жить негде?
- А ты туда возвращаться собираешься? Или тебе с ней детей крестить?
- Она считай на улице оказалась, - сухо сказал Всеволод и поджал губы.
- Пусть квартирантов из своей хрущевки выгоняет и живет на свою пенсию, - равнодушно пожал плечами Михаил. – Она не больно дергалась, что ты на улице остался, и когда за тебя твои сиротские получала, тоже не особо волновалась, что тебе жрать нечего. Напомнить тебе, по чьей милости ты по вокзалам ночевал или у меня два месяца жил? Тебя послушать, так ты просто счастлив был, да?
- Она моя единственная родственница, - опустив голову, признался Всеволод.
- Во, снова здорово. С такими родственницами и врагов не надо, - хмыкнул Михаил и потянулся за бутылкой. – Ну, третий тост, все дела, - сосредоточенно сказал он, наливая рюмки до краев. Как бы Разумовского на премию раскрутить за такое обильное жертвование своим здоровьем? – За любовь, - пояснил Михаил в ответ на подозрительный взгляд Всеволода. Тот упрямо вздернул подбородок и скрестил на груди руки. Михаил заухмылялся. –Севка, хорош выпендриваться, поднимай давай.
Всеволод очень недобро на него посмотрел и взялся за рюмку.
- Ну вот и отлично, - сказал Михаил, довольно потирая руки. – А теперь можно и покурить.
На улице было темно, не очень шумно и свежо. Михаил тщательно прикрыл за собой балконную дверь и закурил. Всеволод пристроился на подоконнике и поднял глаза на небо. Михаил пристроился рядом и молча курил.
- Он все равно не имел права так поступать, - тихо сказал Всеволод.
- Ну да, типа того, - безразлично отозвался Михаил. Всеволод повернулся к нему, недоуменно нахмурив брови. Михаил скосил на него глаза и пожал плечами. – Знаешь, что я тебе скажу? Представь, что вы больше не увидитесь. Это бы имело значение и дальше?
Повисла пауза. Всеволод растерянно молчал, а Михаил смотрел на небо и любовался звездами.
- Ты так говоришь, как будто знаешь ответ, - наконец выдавил Всеволод.
Михаил помолчал. После странно умиротворяющей паузы он сказал:
- Я тебе про Ленку никогда не рассказывал?
- Про... – Всеволод осекся. – Неё?
- Ага. Я на нее разозлился из-за чего-то, даже и не помню, из-за чего. То ли она мой телефон испортила, то ли еще какая хрень. Ну как же, дорогая игрушка, все дела. И я с ней дня два не разговаривал. Она мне и чай приносила, и рубашки гладила, все такое. А я все злился. А через три дня мы ее хоронили. И честно, плевать мне было и на телефон и на все остальное. – Михаил помолчал, задумчиво глядя на небо. – Вот ты и подумай. Ты упираешься в своем благородном негодовании, а Разумовский в качестве отвлечения сваливает кататься на лыжах в какие Гималаи. И привозят его оттуда в запечатанном гробу. Сильно ты будешь хотеть и дальше гордым быть?
Михаил докурил, потушил сигарету, взялся за пачку, повертел ее и достал еще одну.
- Я пойду, - тихо сказал Всеволод.
- Иди, - согласно кивнул головой Михаил. Всеволод тихо сказал: «Спокойной ночи», положил руку ему на предплечье и слегка сжал ее. Михаил благодарно ему улыбнулся и кивнул головой. Всеволод постоял немного рядом и пошел к выходу.
- Спокойной ночи, - отозвался Михаил, одну сигарету и пять минут спустя. Он неспешно пошел к своему рабочему столу и открыл нижний ящик стола. Там, на самом его дне лежал старый маленький фотоальбом, который Михаил не открывал очень давно. Видно, не мешает это сейчас делать. Он сел на диван и, собравшись с духом, открыл его. Вот Ленке четыре года, и она – тощая и суровая, с бантами и какой-то дебильной игрушкой – изучает фотокамеру. Это они в школе. Это отец их на каруселях фотографировал. Она потащилась за ним, на карусели полезла, тоже за ним, просто, чтобы доказать, что она не трусиха. Ох и плохо ей было! Это он ее у бабушки в деревне на велосипеде с рамой кататься учил. Она тогда коленку рассадила и мужественно молчала, когда он сначала к колодцу тащил умываться, а потом подорожник к ране прикладывал. Это она в школе. Это еще раз в школе, в следующем классе. Вытянулась тогда жутко. И тощая была. И редко-редко улыбалась и за ним хвостиком все время тягалась. Это за три недели до смерти. А это их группа в конце второй сессии. Михаил положил эти две фотографии рядом. Севка – тоже длинный, худющий, суровый, в Мишкиной старой одежде – из своей он вырос, а на новую у него тогда денег не было, да и на пожрать не всегда хватало, с похожим узким лицом, острыми скулами и такими же непроницаемыми глазами. Всегда рядом с Мишкой, всегда готов подставить плечо. Они с Ленкой куда больше на брата с сестрой смахивают, чем Мишка с ней.
 Михаил закрыл глаза и тихо улыбнулся. Взглядом он осмотрел комнату. Телефон лежал на журнальном столике. Любаша прислала сообщение, что доехала. Милая, обожаемая, тактичная, чуткая Любаша, сама предложившая поехать домой, когда Михаил опустил телефон и встревоженно на нее посмотрел. Надо будет, когда он следующий раз к Ленке поедет, и Любашу с собой взять. Они бы друг другу понравились. Михаил набрал Любашин номер. Севка наверняка проникся, поэтому можно с чистой совестью и своими сердечными делами заняться.
 Квартира была тихой, темной и странным делом уютной. Было поздно. Всеволод бросил взгляд на часы и поправил себя. Было очень поздно. Он задумчиво вертел в руках телефон, включая чайник. Сообщения он прочитал и сейчас молча корил себя, что как последняя сволочь заставил его так волноваться. Подумав, он решил, что будить в полночь резона нет, а сообщение он, если спит, то прочтет утром, а если не спит, то отзовется. Можно что-нибудь нейтральное написать, например... Нет, лучше... Или... После пятой попытки он с суровым лицом набрал: «Доехал нормально» - и отправил, с трудом сдерживаясь, чтобы не закрыть глаза от ужаса. Архип перезвонил через две минуты. Всеволод растерянно посмотрел на телефон, настойчиво демонстрировавший, что нуждается в зарядке, быстро сделал чай и принял звонок.
 Архип поинтересовался дорогой, погодой в Н-ске, где он там останавливался, рассказал, какие амариллисы еще зацвели и какие папоротники он себе заказал. Всеволод сидел у стены рядом с розеткой, к которой он подключил телефон, задумчиво водил пальцами по кружке с остывающим чаем, слушал, угукал и улыбался. Наконец Архип замолк в явной растерянности, исчерпав все относительно нейтральные темы для разговоров. Всеволод вздохнул и рассказал, как у него прошла встреча с теткой. Он пожаловался на нее, угрюмо передал суть ее монолога, сказал, что побывал на кладбище и что только что вернулся от Мишки. Наконец он вздохнул и сказал:
- Тебе же завтра на работу?
Архип осторожно признался, что вроде как да.
- Ну тогда спокойной ночи? – недоверчиво спросил Всеволод.
- Спокойной ночи, - тихо отозвался Архип.
 Всеволод плотно прижимал телефон к уху и вслушивался в звуки в динамике. Судя по всему, Архип тоже не горел желанием прерывать разговор, но и говорить было особо не о чем. Да и завтра у него рабочий день. Всеволод нажал кнопку отбоя и так и остался сидеть у стены, держа в руке телефон и мечтательно улыбаясь.
 Архип держал телефон, веря и не веря своему счастью. Что бы этот Шабанов не сказал его Севочке, спасибо ему за это.  Он с каким-то наслаждением вдохнул полную грудь воздуха и огляделся. Звезды мерно помаргивали на небе. Папоротники таинственными тенями выделялись на фоне окон. С трудом, но можно было рассмотреть цветы на стеллажах поближе. На столике стояла чашка с недопитым кофе. Давно пора спать, а не хотелось. Он не ожидал, что так привык к нему в своей постели, до такой степени, что утром в полудреме ждал звонка, который его будил на пробежку, и разочарованно переворачивался на спину, открывая глаза и обреченно пялясь в потолок, когда вспоминал, что ни будильника не будет, ни Сева не будет тихо выпутываться из его рук, ни ему не нужно вставать и делать кофе, прислушиваясь к звукам в ванной. Архип ухмыльнулся, когда вспомнил, с каким трудом он сдерживался, чтобы не присоединиться в душе к Севе, вполне обоснованно подозревая, что он не поймет – это в лучшем случае, и начнет активно сопротивляться с нанесением увечий – это скорее всего. Архип встал, прошелся по саду, тронул пальцами лепестки цветов и пошел из сада.
 Всеволод вытирал кружку, когда раздался звонок домофона. Он в недоумении посмотрел в сторону прихожей и пожал плечами. Заполночь это могли быть только гопники какие-нибудь. Звонок повторился. Всеволод подошел к домофону и, нажав кнопку, недружелюбно сказал:
- Да?
- Сев, это я, - раздался искаженный динамиком голос Архипа. Всеволод в полнейшей растерянности посмотрел на аппарат, словно ожидая, что именно он разъяснит ему, что происходит. Потом Всеволод спохватился и открыл дверь внизу. Прислонившись лбом к двери, он прислушивался к шагам. Архип, судя по всему, протягивал руку к пуговке звонка, когда Всеволод распахнул дверь.
 Архип стоял на площадке и виновато улыбался. Всеволод смотрел на него широко распахнутыми растерянными глазами. Опомнившись, он шагнул вглубь квартиры, давая возможность Архипу войти, чем он и воспользовался. Осторожно поставив пакеты у стены, он шагнул ко Всеволоду и сжал его в объятьях до хруста в костях.
- Ты откуда взялся? – полузадушенно проговорил Всеволод.
- Если я скажу, что мимо проходил, ты поверишь? – прошептал Архип, целуя его волосы и жадно вдыхая их запах. Они отдавали сигаретным дымом, и он не преминул осторожно выразить по этому поводу свое недовольство.
- На вокзале курили все, кому не лень, а потом еще Мишка добавил, - недовольно признался шепотом Всеволод, мирно стоя в объятьях Архипа. Архип непроизвольно поморщился при упоминании этого Шабанова в который раз за вечер. Но стервецу он все-таки обязан. Архип провел рукой по волосам Всеволода и заглянул ему в лицо.
- Я скучал, - с несчастным видом признался он.
Всеволод опустил глаза и снова спрятал лицо у него на груди.
- Я тоже, - тихо отозвался он.
 Тяжело вздохнув, Всеволод отстранился и, взяв его за руку, потянул было в спальню, но приметил пакеты, скромно стоящие у стены. Подозрительно бросив взгляд на них, он требовательно посмотрел на Архипа.
- Я так понимаю, холодильник у тебя скорее пуст, чем полон, - пожал он плечами. Всеволод с куда большим теплом посмотрел на пакеты и кивнул. Подумав немного, он выпустил руку Архипа и буркнул:
- Я в душ. Кухня там. – и он кивнул головой в ее направлении.
 Кухня показалась Архипу тесной и очень скудно оборудованной. Окинув взглядом рабочие поверхности, он недовольно поморщился, затем открыл и закрыл пару шкафчиков и скривился. Ладно, один раз и в виде исключения можно и здесь переночевать. Но сколько нам открытий чудных... Влекомый не самыми оптимистичными мыслями, он заглянул в другие комнаты и саркастично приподнял брови при виде узкой постели. Это будет незабываемая ночь. Интересно, заснуть он сможет?
 Всеволод вышел из душа, целомудренно запаковавшись в джинсы и пуловер. Архип стоял у окна кухни и рассматривал улицу под окнами. Он заметил, что Всеволод зашел на кухню, обернулся и улыбнулся. Отставив чашку с чаем, Архип потянулся к нему. Всеволод встревоженно посмотрел на него, стрельнул глазами в направлении окна и дернул бровями. Понимай, как знаешь. Боится, что их увидят? Маленький ханжа. Архип заулыбался. Достав из духовки горячие бутерброды – все, на что его хватило – и выложив их на тарелки, он пошел делать чай. Всеволод одобрительно созерцал его маневры. Оказывается, он был голоден, и теперь, когда напряжение начало его понемногу отпускать, желудок все настойчивей давал о себе знать. А еще приятней было сидеть близко к Архипу, невзначай касаться его коленки своей и снисходительно терпеть его руку на своем бедре. С такой приправой и незамысловатые бутерброды кажутся вкусней, и чай куда ароматней.
 Ночь в катастрофу не превратилась, но спать было жутко неудобно. Архип грешным делом с наслаждением потянулся, когда Всеволод выпутался из его рук и пошел собираться на пробежку. Он прислушивался к шуму воды, шороху одежды, слушал, как оживала улица, прислушивался к непривычному гулу людских голосов и рокоту городского транспорта и понимал, что, будучи избалованным звукоизоляцией своей квартиры, он больше не заснет. С другой стороны, в стесненных условиях были и свои плюсы. Они долго устраивались поудобнее, а потом незаметно начали рассказывать друг другу обо всем подряд, переплетя руки и ноги так, что невозможно было разобрать, где чье. Всеволод рассказывал про тетку и про то, как она, почти семидесятилетняя, но по-прежнему энергичная, похоронившая мужа и сына и не желавшая знать сноху, высказала ему тщательно лелеемую все это время обиду и зависть на его отца, явно желая в нем, Всеволоде, видеть очень удачный для нее объект. В голосе его звучала печаль и тоска по семье, которой у него особо и не было, и Архип крепче прижимал его к себе и касался губами волос в знак утешения. Потом Архип высказывал свое негодование по поводу жопомудрия и кулацкой хитрости властей, которые очень усердно пытаются стричь себе в карман купоны практически со всего. И уже Всеволод устраивался на его груди, заглядывал ему в лицо, сурово хмурил брови и поглаживал волосы в знак поддержки. Он заснул незаметно для себя, а Архип, давно понявший, что имеет дело с жаворонком, слушал его дыхание и ласково улыбался. Так что спать хотелось, но и заснуть возможности не было. Дверь хлопнула. Архип попытался вслушаться в уличный шум, чтобы в нем выделить шаги одного-единственного человека, имевшие для него значение. Скорее всего, он не преуспел. Но проваливаясь в дрему, Архип был уверен в том, что все-таки расслышал их.
 Всеволод вытирался после душа, принюхиваясь. Кажется, пахло кофе. Да и бутерброды с ветчиной были бы тоже к месту. Хорошо-то как!
 Архип сидел, удобно вытянув ноги и расположившись практически на всю кухню, и попивал кофе. Всеволод встал в дверном проеме, сурово глядя на него.
- Доброе утро, - невозмутимо произнес Архип, отставил чашку и притянул Всеволода к себе.
- Доброе утро, - в перерывах между поцелуями отозвался Всеволод, надежно обхвативший его за талию ногами.
Кофе и бутерброды благополучно остыли, что не делало их менее вкусными. Архип обцеловал Всеволода напоследок и унесся сначала домой, а потом на работу. Всеволод закрыл за ним дверь и счастливо вздохнул.
 После полудня имел место традиционный разбор полетов в дирекции компании. Господин Разумовский выглядел почти как обычно, ну может быть, чуть похудевшим, что неудивительно после несчастного случая, о котором все так же знали только избранные. Может, чуть чаще улыбался, но это и понятно – заглянуть смерти в глаза и не радоваться после этого жизни глупо. Анна Владимировна в качестве источника сплетен была абсолютно провальным вариантом. О возможности того, что, например, господин Шабанов может что-то знать, речи просто не шло, к огромнейшему облегчению его самого, усердно эту идею в умах любопытствующих поддерживавшего. Ну а то, что господин Разумовский попросил Михаила Евгеньевича задержаться после совещания – ну, финансы, в чем проблема? Анна Владимировна сделала им кофе, обменялась многозначительными взглядами с Михаилом Евгеньевичем, наткнулась на тяжелый взгляд Разумовского, смущенно потупила глаза и скоренько ретировалась.
- Насколько я могу судить, я снова должен поблагодарить вас, - после паузы произнес Архип.
- Можете, - охотно согласился Михаил.
- И вы не будете кокетничать, заявляя: «Ах, что вы? Ах, не стоит?» - усмехнулся Архип.
- А стоит? – весело прищурился Михаил.
Архип не смог сдержать смешок. Определенно, злиться на Шабанова не получалось, хоть головой об стену побейся.
- И как я могу выразить свою признательность? – помолчав, спросил Разумовский. Михаил многозначительно приподнял брови и ухмыльнулся. Архип засмеялся. – Ладно. Подготовьте приказ на премию. Сумму впишете сами. Пойдет?
- Вполне, - радостно согласился Михаил.
В дружеском молчании они допили кофе.
- Ну что ж, спасибо за кофе, пойду работу работать, - энергично встал Михаил.
- И никаких заявлений типа: «Если ты, гад такой, обидишь Севку, то...»? – не выдержал Архип.
Михаил посерьезнел. Помолчав, он отозвался, пристально глядя на него, выговаривая слова четко и раздельно:
- Архип Тарасович, вы снова унижаете Севку, считая его малолеткой беспомощной.
Архип встал и ответил ему схожим твердым взглядом.
- Спасибо. Буду рад оказаться полезным.
Михаил снова заулыбался.
- Смотрите, вас за язык никто не тянул.
Дверь за ним закрылась. Архип рассеянно смотрел на нее.
- А ведь прав стервец, - вслух сказал он, усмехнулся, покачал головой и пошел ко столу.

 К двадцать пятому декабря Всеволод официально съехал с квартиры, к несказанному огорчению хозяйки: жильцом он был тихим и смирным, аккуратным и очень кредитоспособным. Увы, ей не повезло. Зато повезло Архипу. Он коварно выцеловывал маленькие обещания и вытягивал их из разморенного ласками Всеволода. Так он сначала уговорил его съездить в Австрийские Альпы на неделю, и хотя Всеволод практически все время провел внизу горы с инструктором, но зато он упрямо учился кататься на лыжах, особенно заметив, с какой радостью Архип общается с товарищами по хобби. А некоторые из них были очень ничего. Слишком ничего. И слишком ничего не имели против внимания Архипа. Архип поумилялся, выяснив, что его сдержанный и меланхоличный Сева ревнив, и озадачился, выяснив, что он очень ревнив. Зато с целеустремленностью, достойной восхищения, учится кататься на лыжах, имея стимулом весьма и весьма призрачную вероятность измены Архипа с одним из этих... этих. Все попытки Архипа убедить его, что ни в жисть, особого успеха не имели. Похожим коварным образом – в постели, после ванны и массажа – Архип убедил его переехать к нему полностью; не все прошло гладко, с упрямством, достойным лучшего применения, Всеволод отдавал ему чуть ли не всю свою зарплату, настаивая на том, чтобы принимать хоть какое-нибудь участие в ведении совместного быта.
 Новогодний корпоратив был для Архипа катастрофальным. Всеволод, значительно более раскрепощенный и даже улыбающийся (к счастью для самообладания господина Разумовского, не очень часто и не всем), выглядел роскошно. Руки так и тянулись огладить его плечи, зарыться в волосы, провести по спине и сжать ягодицы, а вместо этого приходилось стоять, как дурак, и улыбаться. Даже на шоколад его утянуть не получилось. Судя по тому, с каким усердием Всеволод отводил глаза на корпоративе и с какой яростью он ответил на его поцелуй в прихожей их квартиры, ему тоже довелось несладко. Ах, да! Вокруг Архипа на свою голову вертелась какая-то дуреха в микромини. То-то Севочка и выглядел таким агрессивным.
 Второго января Архип расстарался. Он снова приготовил телятину, на сей раз с голубикой и имбирем, и снова  шоколадное фондю. Всеволод, сначала активно осваивавшийся в зимнем саду, постепенно переместился на кухню, засыпая его вопросами о папоротниках и принюхиваясь. Архип про себя улыбался, давно приметив, что Всеволод не любит возиться на кухне, и охотно отвечал. Телятина удалась. Шоколадное фондю было беспроигрышным вариантом, что и подтвердилось в долгую ночь со второго на четвертое января.
 Мишка женился. Хитро блестя глазами, он наглым образом выклянчил у Разумовского материальную помощь и выкрутил Севке руки, чтобы тот был свидетелем на свадьбе. Всеволод на свою голову согласился. Оказалось, что он и на это способен; он даже жив остался. Мишка радостно укатил в свадебное путешествие. Архип увез бледного, вымотанного и издергавшегося Всеволода в заветный домик в Альпах.
 Ближе к лету была эпопея с водительскими правами. Когда Архип узнал что у его обожаемого Севочки нет прав, он порывался их подарить, но напоролся на уже знакомый ему отпор. Всеволод был твердо намерен получить их сам. Архип предложил в качестве альтернативы дополнительные занятия за городом. Дело было в конце мая, дни были наполнены запахом цветов, трав и леса, машина часто останавливалась на полянах и нескоро трогалась потом. Именно в это замечательное время Архипа и посетила восхитительная мысль: а почему бы и не дом? Всеволод получил права и постепенно был успешно склонен к мысли о своем доме. Стояла прекрасная погода, был куплен великолепный участок, а Всеволод активно демонстрировал ужасный характер. Его не устраивал ни один проект, он до хрипоты спорил с дизайнерами, отстаивая свои идеи, и угрюмо замыкался, когда Архип вставлял свои пять копеек. Это показалось подозрительным, но на все попытки выяснить причины такого поведения Всеволод огрызался и упрямо молчал. Архип предпринял очередной коварный маневр с шоколадным фондю, в результате которого выяснилось, что дизайнеры идиоты, а с Архипом он не хочет спорить, потому что это же его деньги. Архип почти обиделся, а потом мудро дал своему обожаемому Севочке картбланш, и тот начал радостно вить свое гнездо, изводя дизайнеров, архитекторов, подрядчиков и прочая и ласкаясь к Архипу, кротко хранящему молчание и категорично поддерживавшему его, если дизайнеры и прочая братия искали его аудиенции, чтобы нажаловаться на Севочку. Архип с напряжением ждал первых результатов и чуть ли не выдохнул с облегчением, когда выяснилось, что они преотменны.
 Дом был практически готов, сад разбит, Всеволод настоял на оранжерее, а Архип не подпустил его к проекту кухни. Архип лениво пил кофе на кухне, любуясь лесом, хорошо видным из окна, и ждал, когда Всеволод вернется с пробежки. Наконец он увидел его, длинноногого, изящного, грациозного, и против воли заулыбался. Сейчас он наверняка побежит наверх в душ, а через пятнадцать минут будет внизу. Потом они позавтракают и поедут в город. Сева как всегда настоит на том, чтобы сесть за руль, и они поедут до первой станции метро. Потом будет долгий день. А потом куда более утомительный визит в собачий питомник. Как выяснилось совсем недавно, его невероятное и несгибаемое сокровище всю жизнь мечтало о собаке, но никогда не смело ее завести. Ну что ж, лай и обгрызенные ножки мебели – совсем малая плата за счастливую улыбку на его лице.
 Погода была потрясающая. Солнце только вставало, небо было чистым и хрустально-прозрачным. Серебристая роса пригибала травинки к земле. Ветра не было, время от времени птицы перекликивались. Бежалось легко. Архип, как всегда, стоял у окна кухни и улыбался ему. Всеволод зашел в свой дом и улыбнулся. Он дома. Наконец-то дома.


Страницы:
1 2
Вам понравилось? 58

Рекомендуем:

Мишура

Снег, город и любовь

Не проходите мимо, ваш комментарий важен

нам интересно узнать ваше мнение

    • bowtiesmilelaughingblushsmileyrelaxedsmirk
      heart_eyeskissing_heartkissing_closed_eyesflushedrelievedsatisfiedgrin
      winkstuck_out_tongue_winking_eyestuck_out_tongue_closed_eyesgrinningkissingstuck_out_tonguesleeping
      worriedfrowninganguishedopen_mouthgrimacingconfusedhushed
      expressionlessunamusedsweat_smilesweatdisappointed_relievedwearypensive
      disappointedconfoundedfearfulcold_sweatperseverecrysob
      joyastonishedscreamtired_faceangryragetriumph
      sleepyyummasksunglassesdizzy_faceimpsmiling_imp
      neutral_faceno_mouthinnocent
Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив

1 комментарий

+
2
Аделоида Кондратьевна Офлайн 28 января 2019 01:52
Отличная работа! Мне очень понравились персонажи, даже второстепенные получились невероятно выразительными. Читается легко, практически взахлёб.
Автору спасибо!
Наверх