Дети и их родители. Книга первая. Кирюха

- А что, вас уже выпустили из сумасшедшего дома? – спросил я у, с позволения сказать, родителей.
- Ты как разговариваешь, ик, с матерью!? – осведомился биологический родитель мужского пола.
- И с тобой тоже. Как заслужили, так и разговариваю!
На удивление, сегодня они были не особо пьяными, но почему-то в середине рабочего дня – дома. С работы, что ли, выгнали?
- Да я тебе!
- Что ты мне? Задушишь? Так уже пытался. А знаешь, может, мне на том свете легче будет. Не нужно думать о том, где достать еду и одежду. Не нужно терпеть боль. И самое главное – не нужно видеть ваши рожи!

- Мам, ну давай с тобой в кино сходим, а? – канючил я.
- Кирюша, не видишь, занята я, - ответила мама. В правой руке у неё была зажата открытая бутылка водки, в левой – кусочек заплесневелого хлеба.
- Ну, купи мне тогда машинку с пультом, если в кино не можешь?
- Сына, не могу я. И так впроголодь живём, - ответила мама и сделала большой глоток из бутылки.

Я выбежал из квартиры, уселся на лестницу и разревелся. Ну почему у меня, не как у всех!? Почему я должен терпеть всё это? И воспоминания! Лучше бы не помнить, но память у меня, как назло, отличная.
- О! Я думал, парни не плачут! – заявил мне Хорёк, выходя из лифта.
- Не твоё собачье дело! – отбрила его Оксанка, поднимаясь по лестнице, - Кирюха, всё хорошо будет. Я поговорила с тётей Машей.
- Да, только предки дома. С алкогольным в больнице долго не держат. А жаль! – ответил я сквозь слёзы. Оксанка села рядом со мной, обняла, поцеловала в лоб – так, как это сделала бы мама. Настоящая мама, не моя. Оксанка просто сидела рядом, но я чувствовал её молчаливую поддержку, и это было чертовски приятно.
- Пойдём ко мне, - сказала она, когда я успокоился.

- Можно мы с Кирюхой в «Денди» поиграем, - спросила в дверях у своей матери Оксанка.
- Здравствуйте, - неловко пробормотал я.
- Привет, Кирюха! – ответила мне мать Оксанки, - Да, конечно.
- Давай я тебе в танчики играть научу. Тебе понравится, - предложила Оксанка.
- Да мне всё у тебя нравится. И, что с тобой делаем вместе, нравится, - ответил я, и покраснел. А мысленно добавил: «И ты мне очень-очень нравишься!». Пока Оксанка готовила приставку спросил:
- А маму твою как зовут? Надо же мне к ней как-то обращаться.
- Оля. Можешь тётей Олей её называть, можешь просто по имени – она не будет против.
- Просто по имени я не смогу…
- Так. Готово. Вот смотри. Два джойстика. Каждым из них управляется танк. Ты играть будешь на дополнительном, танк у тебя будет зелёно-белым. Я на основном – мой танк жёлтый. Остальные танки надо подбить и не дать им убиль орла. Лучше жизнь потерять, чем орла убьют, ибо игра на этом закончится, - стала объяснять Оксанка.
Как, кхе, жизнь потерять? – я аж поперхнулся.
- Ну, изначально у тебя будет две жизни плюс нулевая. Когда тебя подбивают, ты теряешь одну из них, а твой танк появляется рядом с орлом, как в начале уровня, только уже без звёзд, если они у тебя были. Ещё загорается по три приза за уровень. Призы берём только на своей стороне. Исключения – жизни и звёзды. Их берём у кого чего меньше. Если мы в равных условиях – тогда так же, на своей стороне. Пока всё понятно?
- Не очень, - честно признался я.
- По ходу разберёшься. Игра лёгкая, но захватывающая. Продолжу инструктаж. В каждом уровне есть своя удобная позиция, где нужно поставить свой танк и стрелять в определённом направлении. Но посматривать по сторонам забывать тоже не стоит. Они иной раз так по-умному ходят! Да, и призы брать далеко от позиции тоже не стоит, разве что танков мало осталось.
- Ни черта не понятно!
- Разберёшься, не переживай! Теперь про управление. Кнопки со стрелочками – это направление, в котором ты хочешь поехать. Любая верхняя кнопка справа – выстрелы подряд, нижняя – одиночные выстрелы. Поехали!
В первом уровне, растерявшись, я сразу же убил орла, за что Оксанка наградила меня крайне неодобрительным взглядом. Вторая попытка была более удачной – мы продержались до седьмого уровня. А потом я вошёл во вкус, и из Оксанкикой комнаты доносились наши вопли: «Куда пошёл! Подобьют! Что, две звезды мало!?», «На орла пошёл, гад! В кустах слева!», «Подзорви их! Я прикрою!», «Лопата! Орёл голый». Не выдержав этого безобразия к нам заглянула тётя Оля.
- Вы не могли бы потише, голова от ваших криков уже раскалывается, - сказала она.
Но, как можно потише, когда игра такая азартная. Мы дошли до сорок восьмого уровня, когда убили орла. Оксанка сокрушалась, что так и не осилили семидесятый, потому что любопытно, что там – после. И, тем не менее, мы улыбались. Давно я не получал столько удовольствия. Разгорячённые игрой, мы вывалились в большую комнату.
- Закончили, слава Богу, - констатировала тётя Оля, - Ну, как, дошли до семидесятого?
Оксанка покачала головой.
- Мы в следующий раз обязательно! – заверил я её.
- Кушать хотите? – спросила мать Оксанки.
Мы утвердительно закивали головами.
- Я дня три в школу ходить не буду, - сказал я Оксанке, уплетая за обе щеки пельмени.
- А чё так?
- Там один придурок в моём классе, решил, что это я историка убил. А он трепло. Теперь вся школа знать будет, ещё и себя в свидетели запишет.
- Может это не так уж и плохо. Если репутация трепла за ним, то кто поверит?
- Поверят – не поверят, но задумаются. И не хотел бы я при этом присутствовать. Ой!
Время! Если ты не помнишь о времени, оно всегда напомнит о себе. Как ни старался я скрыть от Оксанки своё состояние, мне это не удалось.
- Мама! Мама! – закричала девочка.
На кухню вошла тётя Оля.
- Кирюха, что случилось? – спросила она.
- Ничего! – сквозь силу выдавил я.
- Кир, скажи! Моя мама доктор медицинских наук! – попросила Оксанка.
Только чтобы от меня отвязались я, как можно короче, рассказал.
- Кластерные головные боли. Хроническая форма, - с ходу, довольно сухо, поставила диагноз тётя Оля, - Не лечится, на всю жизнь. Приступы боли начинаются внезапно, и так же внезапно проходят. Обезболивающие, в том числе наркотические, не помогают. Некоторые, не в силах терпеть боль, кончают жизнь самоубийством. Могут быть периоды ремиссии, но при хроническом течении встречаются довольно редко.
Пока она говорила, приступ у меня прошёл, и теперь я переваривал услышанное. На всю жизнь!
- Мам, и никак помочь ему нельзя, - спросила Оксанка.
- Боюсь, что нет, - ответила тётя Оля.
Тишина. Слышно, как тикают часы на кухне.
- Я пойду, - чуть слышно сказал я. Оделся и вышел в подъезд, не спеша спустился по лестнице. У уличных дверей меня догнала Оксанка.
- Я всё равно не брошу тебя! Ты мне нравишься! Я… Я…
- Нет, первым сказать это я должен. Я же парень! Ты мне очень-очень нравишься. Я… Я…
И тут мы выпалили вместе на одном дыхании:
- Я люблю тебя!
И поцеловались. Не знаю, как у Оксанки, а у меня это был первый поцелуй в жизни.

Домой я вернулся в приподнятом настроении, которое мне не смогли испортить ни пьяные предки, ни Хорёк с Боровом. Я залез на софу и стал прыгать от радости. Буквально. Совершенно не обращая внимания на окружающих.
- Он сбрендил? – тихо спросил Боров Виталия Как-его-там, косясь на меня.
- Дети, - ответил тот, словно сплюнул, - Ты бы знал, что он тут у меня недавно вытворил! Я даже съезжать хотел, но вовремя одумался.
- Нельзя, Виталя, нельзя сейчас никак! Сцапают!
Прыгать я продолжал, но и за разговором не забывал следить. Наверняка думают, что я не обращаю на них внимания, потому и треплются так открыто. «Сцапают». Выходит, натворили они что-то противозаконное. А не порыться ли мне в бумагах Хорька?
- Кирюша! – позвала меня с кухни, с позволения сказать, мать.
- Чего тебе? – крикнул я.
- Ты до магазина не сбегаешь?
- Детям алкоголь не продают!
- А я записку напишу. А то смотри, мы ведь можем и не подтвердить, - это уже биологический родитель мужского пола.
- Кто знает, может в колонии лучше будет, чем здесь, - задумчиво, но не тихо, пробубнил я.
- Ты чего натворил? – вызверился папаша.
- Что надо, то и натворил. Тебя не касается. Ладно, давай записку. И деньгу не забудь!
- Кирюша, нету у нас денег.
- Приплыли! В магазинах в долг не дают!
- Ну, у тебя же должны быть, - как-то заискивающе сказала мама.
- А если даже и так – то это мои!
- Так у тебя есть деньги? – рявкнул, с позволения сказать, отец.
- Нет! – также рявкнул я в ответ.
- Не ври папке! – он встал и начал расстёгивать ремень на брюках. Как хорошо было, когда предки были в больнице! Тишина и спокойствие! Схватив одежду, я выбежал на улицу, и, как на грех, столкнулся с тётей Олей.
- Ты почему в таком виде? – спросила она.
Я не нашёл, что ответить. Немного отойдя от дома, оделся и побрёл, куда глаза глядят. Ноги сами вывели меня к больнице. Войдя в неё через приёмный покой, я поднялся в палату тёти Маши.
- Можно я здесь переночую? – спросил я у неё.
- Кирилл… Но, почему?
- Неважно. Можно?
- Ну, я же тут не одна! Давай я лучше ключи тебе от дома дам.
- Спасибо! – поблагодарил я.

Дома у тёти Маши по-прежнему царил бардак. Чтобы перестать думать о том, что произошло вечером, я начал прибираться. На уборку ушла почти вся ночь, но теперь квартира сияла чистотой. С чувством выполненного долга под утро я заснул.
Встал я после полудня. Невыспавшийся и злой. Нужно было идти домой, – там остались учебники с тетрадками, – а не хотелось. Я решил перенести всё нужное мне сюда. В конце концов, тётя Маша сама предложила пожить у неё. Не спеша собравшись я направился к дому.
- Петров, ты почему не в школе? – окрикнула меня классная.
- Ну¸ вас тоже на рабочем месте нет! – огрызнулся я, - Простите, у меня дела.
И не останавливаясь пошёл дальше. Не радовало меня ни ярко светящие Солнце, ни падающий пушистый снег, постепенно укрывающий землю ровным белым ковром. Не люблю такую погоду. Вроде и снег падает, и Солнце светит.
Какого же было моё удивление, когда дома вместе с Боровом и Хорьком я обнаружил того двухметрового шкафа, что пытался схватить меня у тёти Маши!
- Ты!? – спросили мы с ним одновременно.
- Что за притон тут устроили!? Квартирант только один деньги платит, а тут целая бригада! – пробубнил я.
- Сын хозяев, - объявил шкафу Хорёк так, будто конферансье служил.
Я картинно поклонился. Хотел послушать, о чём они будут говорить, пока собираю вещи, но эта троица как воды в рот набрала. Ни слова при мне не сказали!
В дверь постучали.
- К вам-с должно быть, - съехидничал я.
Шкаф пошёл открывать.
- А… Кирюху можно? – услышал я от двери.
- Оксанка! – позвал я, - Проходи. Чего ты не в школе?
- Ну ты прям как наша математичка… Сам-то тоже дома.
- Извини, - смутился я.
- Да нет, ничего… Просто… Вчера мама тебя видела…
- И?.. – поторопил я Оксанку.
- Она не хочет, чтобы ты больше к нам приходил. Не хочет, чтобы я с тобой общалась.
- Но… почему?
- Навела справки о твоих предках. Говорит, яблоко от яблони недалеко падает.
- А… ты?
- А что я? Истерику закатила, но это не помогло. В общем, к нам ты прийти теперь не сможешь.
- Даже под предлогом занести взятую книгу?
Оксанка неловко улыбнулась:
- Не я решаю.
- Меня тут тоже больше не будет. Я переезжаю к тёте Маше.
- То есть ты больше тут жить не будешь? – спросил Хорёк
- К какой тёте Маше!? К моей жене!? В мою квартиру!? – одновременно с ним, прерывисто дыша, возмутился Шкаф.
- Да!? То есть я смогу к тебе приходить!? – обрадовалась Оксанка.
- Почему нет? – ответил я ей, проигнорировав явно не святую троицу.
- А я-то боялась, что мы больше видеться не сможем!
- Я сейчас вещи заберу, и пойду туда. Составишь мне компанию?
- С удовольствием!

Солнца на улице больше не было. Снег продолжал валить крупными хлопьями. Почему-то мне захотелось подставить ему лицо и я поднял голову к небу. Краем глаза заметил, что тоже самое сделала и Оксанка. А снег всё падал, укрывая город своим мягким покрывалом. Неожиданно для себя я нагнулся, взял его в ладонь, слепил снежок, и запустил им в Оксанку.
- Ах, так! – вздрогнула она от неожиданности и последовала моему примеру. Так, перестреливаясь снежками и бегая друг от друга, мы добрались до дома тёти Маши. И, на какое-то время, моего дома.
- Тили-тили-тесто! – услышал я голос одноклассника, когда мы входили в подъезд.
- Вадик, тебе не надоели твои детсадовские шуточки? – спросил я скорее для проформы, чем надеясь получить ответ.
- Детсадовские, зато правда, - улыбнулся он, - Тебя сегодня менты в школе искали.
- Опять что ли? Я ж им всё что знал, сказал!
- Они ж не знали, что ты вместе с Оксанкой, - растянуто произнёс этот гад.
- И, конечно же, такое трепло, как ты, не мог им об этом не рассказать? – скорее утвердительно сказал, чем спросил я.
- Ну а чё?..
- Я б ответила тебе, да боюсь ты таких слов не знаешь, - вклинилась Оксанка.
- Фу!.. А ещё девочка! Петров, она как раз под стать твоим предкам.
Этот урод не успел договорить. Мой кулак встретился с его носом, Вадик вцепился в меня и мы очутились на земле. Оксанка пыталась разнять нас, но безуспешно. Катаясь по снегу, мы незаметно оказались не во дворе, а на обочине дороги. Краем глаза я видел, как рядом с нами остановился автобус, из кабины выбежал водитель и опрометью кинулся в салон. Наблюдая за происходящим, мы с Вадиком прекратили драться, а тем временем водитель выволок из салона моего, с позволения сказать, отца и стал избивать, приговаривая:
- Будешь мне ещё тут дебоширить!
Да, я ненавижу своих родителей, но всё же это слишком! Свернувшись калачиком, мой биологический родитель мужского пола лежал на обочине дороге, голова его была разбита, а водитель всё пинал и пинал его. Не сговариваясь, мы с Вадиком кинулись на этого урода, чуток времени спустя к нам присоединилась Оксанка. И если мы, парни, стеснялись, и старались драться по-мужски, то Оксанка такими комплексами не страдала – расцарапанное ногтями в кровь лицо водилы автобуса, его прокушенная кисть и следы от зубов на шее были делом её рук.
Редкие прохожие видевшие столь вопиющее безобразие, когда трое подростков избивают взрослого мужика, вместо того чтобы подойти и разобраться старались оказаться от нас как можно дальше. Впрочем, мне это только на руку и было – и так с ментами проблемы, а тут бы их вызвал ещё кто...
В конце концов, водила сбежал к себе в кабину и уехал в неизвестном нам направлении.
- Ты, это, прости! – вдруг сказал Вадик, - Оксанка, и ты тоже прости!
У меня бы подбородок об асфальт наверное сбрякал, если бы снег на улице не лежал. Вадик извиняется?!
- Надо скорую вызвать, - растерянно сказал я, - Ребят, давайте домой ко мне. Там хоть в порядок себя приведёте.
- Домой к тебе? – переспросил Вадик.
Домой. Какое приятное слово. А ведь правда: что это я? Не мой это дом, не мой…
- К тёте Маше, - поправила меня Оксанка.
- К тёте Маше, - согласился я.
Из квартиры я вызвал скорую, а после наблюдал из окна за манипуляциями врачей с алкашом. Не знаю, что ему там диагностировали, но в том что мой, с позволения сказать, отец выживет, я не сомневался.
- Почему ты назвал это место своим домом? – спросил Вадик.
- Откуда ты узнал о моих родителях? – не стал отвечать я на вопрос.
- Видел, - нехотя признался мой одноклассник, - А ты, однако, умело скрываешь!
- Стыдно потому что! – честно признался я. Непонятно, чего это я так разоткровенничался…
- Я когда узнал, я подумал, раз они такие, значит и ты тоже…
- Даже не знаю, что на это сказать.
- Ладно, я пойду, - сказал Вадик.
- Ты не трепись особо о произошедшем, - попросил я, не особо надеясь, что моя просьба будет выполнена.
- Ну, не рассказал же я никому о твоих родителях, - улыбнулся одноклассник.
- А не такой уж он и плохой, похоже, - задумчиво сказала Оксанка, когда Вадик ушёл.
- Не знаю... Думаешь, не расскажет?
Девочка пожала плечами.
- Может, пойдём, погуляем? Вон погода какая отличная! - она кивнула головой в сторону окна.
- Давай, - согласился я.
Стоило выйти из подъезда, как мы встретили нашу директрису.
- Вы почему не в школе? - задала та дежурный вопрос, завидев нас.
Я ей ответил так же, как математичке, но это не проканало.
- Петров! Тебя милиция весь день ищет, а ты шатаешься неизвестно где! Тебя, Давлатова, это тоже касается! Бегом в школу! Оба!
Тягостно вздохнув в унисон, мы поплелись в школу. В сопровождении Марго. Нет, чтоб ей по своим делам пойти, так решила нас проводить! Когда мы проходили по мосту через реку у меня внезапно начался приступ головной боли. Но ведь сейчас не вечер! И обрывочные мысли в голове: "Мост. Река. Один шаг - и нет боли. Один шаг..." Почему-то в голове всплыли строчки из припева песни "Чернил...":

А жаль нельзя открыть окно
И совершить последний грех.
Пусть это легче в сотни раз,
Но я не в праве!

Пусть продолжается кино
Мы все актёры, мы в игре.
Кто виноват, что я
Бездарно так играю?

Ему нельзя. А мне можно. Один шаг.
- Ты что творишь! - услышал я голос Марго за спиной. А казалось, будто бы за сотни тысяч световых лет.
Один шаг.
- Стой! - пронзительный незнакомый голос заставил меня остановиться, - Стой! Не надо!
Один шаг. Но нет! Чьи-то руки обхватили меня сзади и стали оттаскивать от прорехи в ограждении. Уже не один шаг. Обернувшись, я с удивлением увидел мальчишку не старше себя. Что-то странное было в его внешности. Не знаю, что.
- Оно того не стоит, - сказал он, - Любая проблема не стоит жизни.
- Да что ты знаешь? - разозлился я, - Тебя бы в мою шкуру!
- Голова? - вкрадчиво спросила Оксанка.
Я кивнул, и с удивлением обнаружил, что боли-то и нет.
- Голова, - сказал я вслух.
- Я... не думала, что ты настолько в школу идти не хочешь, - видимо, от стресса Марго стала хреново соображать, раз выдала такое. Никто не обратил на неё внимания.
Озираясь по сторонам, я искал того, мальчишку, который оттащил меня от обрыва, но не находил.
- Ладно, пошли в школу, - сказал я.
Проходя мимо лотка уличного продавца кассет, я с удивлением услышал те строчки из песни, что пришли мне в голову не так давно, только в совершенно бездарном исполнении. Я так и не понял, что за бездарь перепел эту песню, но по голосу это был какой-то взрослый мужик**. Брэээ...

Директриса сразу провела нас в свой кабинет. Там уже ждал мент.
- Кирилл Петров? Оксана Давлатова? - спросил он.
- Нет, тень отца Гамлета и её спутник, - ответил я.
- Я бы не рекомендовал отвечать мне в таком тоне, - сдержанно сказал тот, кто должен быть на страже закона.
- Я вам всё уже рассказал. Добавить мне нечего.
- Не совсем. Нам стало известно, что вы дружите с Оксаной Давлатовой. Это правда?
- Да, - ответил я, прекрасно понимая, к чему клонит мент.
- Оксана, а вы что скажите по этому поводу? - потребовал от неё подтверждения страж порядка.
- Это правда, - честно призналась девочка.
- Просто дружите, или нечто большее?
- Вам не кажется, что мы не том возрасте, когда может быть нечто большее? Что за намёки? Или, может, вы из этих!?
Похоже, на слова Оксанки мент смутился. Прям бальзам на душу!
- Я... имел в виду, что вы не просто дружите, а может, встречаетесь? - спросил покрасневший от неловкости мент.
- Точно из этих! - сделал вывод Оксанка.
- Ладно, пропустим вопрос. Оксана, это правда, что накануне убийства Павел Константинович оценил ваши знания истории на отметку "плохо"?
- Нет, и вы сами можете убедиться в этом, посмотрев классный журнал, - в тон ему ответила девочка.
- Я уже посмотрел, - страж чего-то, не очень похожего на закон, достал журнал, протянул его Оксанке, и выдал: - Похоже, вы врёте.
В журнале на странице истории красовалась "двойка" напротив фамилии Давлатова.
- Но, это же... Это же подделка! - девочка явно не ожидала такого поворота событий.
- Оскорбление при исполнении! - радостно сообщил мент.
- Мне ещё нет даже четырнадцати, - не менее радостно сообщила ему Оксанка, - И вообще, все дальнейшие вопросы ко мне только в присутствии моей матери. Без неё я отвечать отказываюсь.
- Кирилл, а вы что на это скажите? - спросил меня человек в форме.
- Я верю Оксанке и не верю вам, - ответил я.
- Кирилл Петров, вы свободны. Оксана Давлатова, вам придётся проехать с нами до вашего дома.
- Я с вами! - вскочил я.
- Нет! - отрезал мент.
Оксанка с ментом вышли из кабинета директора. Наверное, директриса думала, что я останусь, пригвождённый к стулу её директорским взглядом, но не учла, что на меня подобные вещи не действуют. Нужно было добраться до тёти Оли раньше, чем к ней пожалуют стражи не-пойми-чего. Только как это сделать?

- Я же запретила тебе! – кричала тётя Оля.
- Но… - пытался я сказать хоть полслова.
- Не смей больше приближаться к моей дочери! Чтоб я тебя тут больше не видела! Яблоко от яблоньки!.. – разорялась мать Оксанки, - Ты ж убийца! И почему тебя отпустили?!

Приехать раньше ментов я, конечно же, не успел. А побывавшие у тёти Оли блюстители не-известно-чего никоим образом не способствовали установлению контакта с ней. Понурившись, я поплёлся домой к тёте Маше. Поднявшись и открыв дверь, я без сил повалился на диван. «Я больше не увижу Оксанку!» - от этой мысли хотелось реветь в голос. Не увижу, не увижу, не увижу – словно кто-то отбойным молотком бил мне по мозгам. Не увижу! Не заметив как, я заснул. Оксанка снилась мне беспрестанно. Оксанка и её родители, желающие разлучить нас навсегда. Мы сбегали. Они находили нас и разлучали вновь. И так по кругу. Проснулся я в седьмом часу вечера. Наскоро приведя себя в порядок, насколько это вообще было возможно, я отправился в больницу навестить тётю Машу.
Медсестра встретила меня весьма добродушно. Мне было несколько неловко за такое ко мне отношение, но она, кажется, ничего не заметила.
- Ты к тёте Маше? – спросила она.
- Да, - односложно ответил я.
- Знаешь, к нам сегодня опять твоего… - девушка запнулась.
- Да я знаю. Ну, наверно, всё же не к вам, а в травму?
- Ну да. Кто его так? Разве можно так?
- Думаю, он заслужил. Так я пойду к тёте Маше?
- Да, конечно. Но, хочу предупредить тебя, там твоя… - медсестра опять замолчала.
- С позволения сказать, мать, - закончил я за неё.
- Да, - чуть слышно прошептала девушка.
- Ну, кто предупреждён – тот вооружён, - ответил я и направился в палату.
- Кирюша, - заплетающимся языком произнёс мой биологический родитель женского пола, - Кирюша, я тут подумала. Мы с твоим отцом изменим свои показания, если вы с тётей Машей не будете нас регулярно снабжать таким замечательным самогоном!
Пол ушёл у меня из-под ног. Дрожь в коленках. Но тут же навалилось полное безразличие. Изменят показания? Да плевать!
- Ради Бога, - безразлично сказал я, - Валяйте. Мне 13, а значит, уголовная ответственность ещё не наступила. Будет расследование. Вас лишат родительских прав. Меня в спецшколу. Там я, конечно, не выживу. А может, так оно лучше? А? И вам квасить легче, и мне не мучиться! Не думать, где добыть еды или денег не неё! Не воровать! Что ты на это скажешь?
- А что ты скажешь на то, что отца своего избил, изверг? Посреди улицы! На виду у прохожих!
- Я избил?! – я даже задохнулся от возмущения.
- Он сам мне рассказал! Сам!
- Кирилл, - тихонько сказала тётя Маша, - Кирилл?
Я выскочил за дверь. Никого нет. Ни одного человека, который бы понял меня, поверил бы мне, встал бы на мою сторону. Ни одного. Зачем я тогда нужен. Для чего? Почему я не прыгнул тогда? Почему тот пацан оттащил меня от края? Почему?

- Я знала, что найду тебя здесь, - тихонечко сказала Оксанка.
- Да? – прошептал я.
- Да.
- А где мы?
- В больнице.
- И что мы здесь делаем?
- Ты лежишь на кровати в сестренской, я сижу рядом, - улыбнулась девочка.
Дверь приоткрылась. В комнатку заглянула медсестра.
- Ты проснулся? Пациенты сказали, что под дверью одной из палат спит какой-то пацан. Я принесла тебя сюда.
- Спасибо! – поблагодарил я, - Нам наверно, стоит пойти.
- Куда? Сейчас два часа ночи, - удивилась медсестра.
- Оксанка, твоя мать наверное с ума сходит! – сказал я.
- Пусть сходит. Я записку оставила, что домой не вернусь, пока она не разрешит мне снова видеться с тобой. Да и знает она, куда я пошла.
- Ну, ты даёшь! – восхитился я.
- Я-то даю, а ты-то чего нюни распустил? Мне тётя Маша всё рассказала. Не сдавайся! За справедливость каждый бороться должен!
Помимо воли я улыбнулся:
- Я думал, ты сейчас скажешь: «Ты же парень!»
- Разве я похожа на дуру!?- искренне возмутилась Оксанка.
- Нет, что ты!
Теперь девчонка расплылась в улыбке:
- Вот всегда так: то как босяк выражаешься, то на высокий слог переходишь.
- Книги и улица, - смутился я.
Дверь распахнулась так, словно её кто-то пытался вышибить. Этим кем-то оказалась мать Оксанки. За ней маячила медсестра.
- Я пыталась не пустить её, - едва слышно сказала она.
- Так-с! Оксана, хватит из себя Джульетту строить! Я запретила тебе видеться с этим… С этим…
- Вы хотели сказать: с убийцей? – подсказал я.
- Да! – выдохнула тётя Оля.
- Мама! Он никого не убивал! Давай я расскажу тебе. Кирюха, можно?
Казалось бы простой вопрос. Правильный. Честный. Но почему волна теплоты и благодарности к Оксанке обдала меня с головы до пят. Даже в такой ситуации она спрашивает! Даже сейчас!
- Чего уж, валяй, - ответил я.
Тётя Оля слушала внимательно. Она не задавала вопросы и не перебивала. Спросила только, когда Оксанка закончила:
- Это правда?
- Да, - подтвердил я, - Правда.
- Значит, ты вор? – уточнила она.
Я покивал головой.
- Видишь Оксана, значит я был права, яблоко от яблони… Пойдём.
- Я никуда не уйду без Кирюхи, - заявила девочка.
- Тогда я выведу тебя силой, - сказала тётя Оля.
- Мама! Ну, подумай сама, чем бы он питался, если бы не воровал, и в чём бы ходил? Неужели ты не понимаешь?
- То есть, я дура?! Не ожидала такого от своей дочери!
- Нет, конечно, но…
- Всё, диалог окончен! Пойдём! – перебила Оксанку её мать и двинулась к девочке. Та мёртвой хваткой вцепилось в ножки стола, что стоял рядом с кроватью. Но что она могла сделать против взрослого человека?
- Я приду завтра к тебе! - крикнула она в закрывающуюся дверь, - Я приду!
Переночевал я в больнице, а утром отправился в школу. Не верил я, что Оксанка сумеет прийти.
По дороге в класс меня перехватил мент. Я покорно последовал за ним. Ощущение пофигизма, пришедшее ко мне вчера, никуда не делось. Мы пришли в кабинет директора. Там была и моя, с позволения сказать, мать. Почти трезвая. Ещё там был Хорёк. В какой-то момент показалось, что это не школа, а милицейское отделение.
- Елизавета, вы подтверждаете, что лжесвидетельствовали, когда утверждали, что Мария Прохоренко является сестрой вашего мужа?
- Да! – ответила она.
- Кирилл, что вы на это скажите? – спросил мент.
- Хватит! Давайте я правду расскажу! Мне надоело и я запутался!
- Давно пора, обдолбыш ты мелкий, - ввернул Хорёк. Как-то обыденно ввернул. Не громко, не ругаясь.
Около трети часа я рассказывал всё, что произошло начиная с того момента, как увидел в переулке историка. Я не смог рассказать лишь о воровстве. Не потому что боялся, нет. Было стыдно. Когда я закончил рассказ на некоторое время установилась гробовая тишина.
- Кирилл, надеюсь, вы понимаете, что теперь вы подозреваемый номер один? – с каким-то садистским удовольствием спросил мент.
- Мне всё равно, - выдохнул я.
- Елизавета, с вами и вашим мужем свяжутся органы опеки. Мы вынуждены передать им информацию о вашем сыне.
- Виталий Алексеевич, ваша характеристика Кирилла очень важна, благодарим вас за помощь в расследовании. Все свободны.
Экзекуция закончилась как раз с началом первой перемены и я отправился на поиски Оксанки. Неожиданно для себя, отыскал её быстро и пересказал девочке события последнего часа.
- Что же делать? - сказала она.
- А что тут сделаешь? - вздохнул я.
Не сговариваясь мы вышли из школы и просто шли рядом. Куда шли? А какая разница? Зачем идти куда-то, если нам было хорошо просто шагать рядом? Внезапно изменившаяся погода радовала тёплым, почти летним солнышком, растопившим весь снег. Кое-где на деревьях ещё оставались жёлтые листья, и словно весной, бежали по асфальту ручейки.
- Ну, совсем лето настало, - улыбнулась Оксанка.
- И не скажешь, что конец октября, - ответил я, - Смотри!
В это было трудно поверить, но почти прямо перед нами шагала несвятая троица в полном составе – Хорёк, Боров и Шкаф. Хорёк что-то активно рассказывал своим товарищам, при этом отчаянно жестикулируя руками.
- Давай проследим, - предложила Оксанка.
- Они наверняка заметят¸ - предположил я.
- Ну и пусть, - ответила девочка.
Мы двинулись за ними. Изрядно попетляв по городу несвятая троица вырулила в такой район, которого приличные люди стараются избегать всеми правдами и неправдами. Нас окружали полуразрушенные дома – кирпичные хрущовки-пятиэтажки, и панельные двух-трёхэтажки перемежаясь с частным сектором. В одном из дворов, в который мы свернули, посреди загнутого буквой П пятиэтажного многоквартирника была избушка с огородом. Хорёк со компанией направились к одному из подъездов пятиэтажки. Эх, подслушать бы о чём они говорят! Мы кинулись за ними. Заметили ли они нас? И что будет если заметили?
Первый этаж. Квартира направо. Оставленная открытой дверь. И мы с Оксанкой, притаившиеся в коридоре.
- Принесли? – неизвестный мне голос.
- Да, как договаривались, - Хорёк, - Будете пересчитывать?
- А как же?
Тишина. Ни звука. Слышно как бешено стучат наши сердца.
- Всё в порядке? – Шкаф.
- Ага, - неизвестный голос.
- У меня для вас хорошая новость, - Хорёк, - В убийстве пацана подозревают. Сына хозяев квартиры, которую я снимаю. Ну, я всячески поспособствовал, чтоб укрепить мусорские подозрения…
Оксанка зажала мне рот рукой. Не сделай она этого, я бы точно выдал себя.
- Это радует, - неизвестный голос, - Приятно иметь дело с такими людьми, как вы.
Шаги. Страх. Мы в спешке выбрались из квартиры, поднялись наверх по лестнице. У меня заходилось сердце. Я не мог в это поверить. Как? Почему всё так переплелось? Рассказать? Кому? Никто же не поверит, кроме тёти Маши. А как ей расскажешь? Она же только поправляться стала!
- Оксанка, что мне делать? – в отчаянии спросил я.
- Не знаю, Кирюха… Может убежать?
- Не выход. Найдут, и решат – раз бегу, значит виновен.
- Может рассказать мусорам?
- Не поверят.
- Не все же такие, наверное…
- Говорят, в Союзе другие были. А теперь…
Мы замолчали.
- Давай твоей маме расскажем? – сказал я неожиданно для себя, и тут же испугался.
- Не знаю, - усомнилась Оксанка.
- Попытка – не пытка. Пошли.

- Я вам прочитаю один великолепный стих из Библии, - услышали мы в коридоре. Заглянув в комнату, увидели двух женщин лет сорока, каких-то преувеличенно вежливых и слащавых, - Бог не будет обманывать, ибо Бог не человек, - донеслось до нас.
Может я и ничего не понимаю в религии, хоть и верю, что есть где-то высший разум, Бог, но точно знаю, что ни православная, ни католическая вера не делит человека и Бога. Да и не ходят представители официальных конфессий по домам, что бы читать выдержки из Библии. Ещё неизвестно из какой такой Библии.
- Это сектанты! – завопил я.
- Кирюха?! – возмутилась тётя Оля, - Как?! Ты?! Сюда?! Попал?!
- Он со мной, - сказала Оксанка.
- А ты прекращай защищать его! Я запретила вам видеться!
- Тётя Оля, послушайте, прошу вас! – взмолился я, - Мне просто некому больше рассказать, мне некому…
Я замолчал.
- Мы готовы выслушать, - сказала одна из сектанток.
- Вам я точно рассказывать не буду! Вы вообще кто? Какую религию представляете?
- Свидетели Иеговы мы.
- Да, свидетелей мне действительно не хватает, - пробубнил я.
- Вот что, мы пойдём, - сказала другая женщина, - Визитку мы вам оставили, приходите.
И они ушли.
- Мама, я надеюсь, ты не собираешься! Кирюха прав, это секта!
- Кирюха не может быть прав! Воры правы не бывают! И, да, я собираюсь сходить. Они показались мне очень приятными людьми.
- Мама!
- Разговор окончен.
- Значит, мне не удастся вам рассказать, что я знаю, кто убил историка, но боюсь об этом сказать ментам?
- Ты знаешь кто… Нет, не хочу ничего знать! Не впутывай в это нас с Оксаной! – разъярилась тётя Оля.
- Оксанка знает, - сказал я, - Мы случайно узнали. И о том, что мы это знаем, знаете только вы.
- Так что нам с Кирюхой теперь поневоле вместе держаться придётся, - довольно сказала девочка.
- Ты и рада! И совсем не обязательно! Ладно, рассказывайте.

- Вот такие дела, - закончил я.
- Может всё же рассказать милиции? – спросила мать Оксанки.
- Боюсь! Ведь так легко всё на подростка списать, тем более на воришку.
- Воровать не надо было! – отбрила тётя Оля.
- Да лучше бы и не жить, чем такая жизнь, - не знаю, почему сказал я.
- Кирюха, тебе, неверно, лучше уехать куда-нибудь…
- А не подозрительно ли это будет?
- Может, ты и прав. Но и здесь тебе оставаться нельзя. К тому же, твоих родителей скорее всего лишат родительских прав.
- Да плевать я на них хотел!
- Жить-то где будешь?
- У тёти Маши.
- Её бывший муж не знает, что ты и есть тот, кого их компания пытается обвинить в убийстве?
- Знает… Он был у нас. Но мне некуда ехать!
- Мама, а может в… - вмешалась Оксанка.
- Даже не думай! – перебила её тётя Оля.
- Но почему? Зимой там никого нет. Посёлок удалён от «большой земли». Никто и не подумает, что кому-то приспичило поехать в сад** в не сезон!
- Но он же... – начала тётя Оля и осеклась.
- Не украду, - понял я, - Только что я там есть буду?
Пауза затягивалась.
- Ладно, Оксанка будет приезжать туда иногда, привозить еду. Летом на грядках отработаешь.
Казалось бы – какая мелочь. Но…
- Значит, мне можно больше не воровать? Правда?! Тётя Оля, скажи, это правда?! – от волнения я перешёл на ты.
Тихо, почти шёпотом:
- Оксанка привезёт тебе одежду и будет привозить еду.
А потом в сторону, думая, что я не услышу:
- Вот тебе и воришка…

Садовый посёлок оказался затерянным на энном километре железнодорожной станции, поезда по рельсам которой ходили иногда, а останавливались и того реже. Проводница спросила нас с Оксанкой, когда мы приготовились к выходу:
- Вы уверены, что вам на этой остановке?
Я уверен не был, но Оксанка кивнула.
- Сегодня я переночую здесь, - сказала девочка, лишь мы сошли - поезд в город будет только завтра утром.
- Не вижу ни одной тропинки, - заметил я.
- Зимой здесь безлюдно, но всё же не светись, и лишний раз из дома не выходи. Мало ли…
Мы побрели по снегу. Удивительно, в городе ещё не установился снежный покров, а здесь всё было укрыто белым покрывалом. Путь оказался не близким и к его концу я едва стоял на ногах – идти по сугробам, достающим тебе до пятой точки спорное удовольствие.
- Здесь есть электричество, телевизор, обогреватель и печка. Обогреватель – потому что не всегда для печки есть дрова. Будешь чем пользоваться – задёргивай шторы. Людей здесь зимой не бывает обычно, но вдруг… Удобства на улице. Вода из скважины. Не знаю, может зимой и замерзает, но тогда я буду привозить воду тебе.
- Так давай проверим, - предложил я.
Мы убедились в том, что насос воду качает исправно.
- Наверно, глубокая скважина, - предположил я.
- Не знаю, не интересовалась такими подробностями, - ответила девочка, - Кровать в доме, к сожалению, одна…
- Ничего, я и на полу посплю, - перебил я.
- Ну что ты?! Я совсем не к тому. Мы на неё и вместе поместимся, если конечно, ты не стесняешься. Просто тесновато будет.
- Да я-то нет, я думал ты… - наверно, я покраснел, потому что Оксанка улыбнулась.
- Вот, в общем-то, и всё. Давай ужинать и спать. Не из лёгких день был.
- А бывают ли они, лёгкие дни? – поинтересовался я.

Неловкость я чувствовал даже во сне. Спать рядом с девочкой. Уму непостижимо! Как? А потому проснулся дико не выспавшимся. За окном прогудел паровоз. Оксанка ещё спала. Я отправился на улицу по зову природы и в туалете услышал:
- Этот?
- Да. Смотри, как он выделяется. Наверняка богатые люди.
Звон разбитого стекла. Я выскочил, застёгивая штаны на ходу. Там же Оксанка! Что они с ней сделают? Вбежал в дом, схватил кухонный нож из стола, вошёл в комнату и увидел, как какой-то мужик обхватил рукой горло Оксанки, а другой лез к ней под юбку. Я замер в растерянности.
- Ты кто такой? – спросил тот, кто держал Оксанку.
- Целка! – удовлетворённо сказал второй.
- Ненавижу, - тихо сказал я и кинулся на них с ножом.
Сонная артерия. Перерезать. Смерть. Убить. Какими-то обрывочными были мысли. Спроси меня, и я не вспомню, что я делал, и что сделал. Когда я пришёл в себя, на меня смотрела зарёванная Оксанка, а рядом с ней, в крови, лежали два связанных неудачливых грабителя и насильника.
- Я так испугалась за тебя! – сказала девочка и заключила меня в объятия.
- С ними-то теперь что делать будем? – спросил я.
- Загвоздка. Ни в милицию не пойдёшь, ни убьёшь. Надо было тебе их сразу жизни лишить.
Один из связанных замычал. О, как! Оказалось, у них ещё и кляпы во ртах были! Хоть убей, не помню, что я делал и как, только результат вижу.
- Хоть бы мне не стать такими, как они, - выдал я.
- Не станешь! – успокоила Оксанка, - а о них я сегодня маме расскажу.
- Она меня убьёт. Это ж из-за меня ты здесь сегодня оказалась…
- Отпустить на все четыре стороны?
- Чтоб они снова попытались вас ограбить? Видимо, всё же лучше тебе рассказать маме. А эти… Пусть здесь побудут, - на последних словах я достал ножик, продемонстрировав его пленникам. Те окончательно приуныли.

Скука смертная. Лишь телевизор скрашивает ожидание Оксанки. Как же я хочу снова её увидеть. Не прошло и часа, как она уехала, а мне волком выть хочется. Сижу, смотрю «Принца Валианта», иногда бросаю взгляд на пленников, которого они всячески стараются избегать, и жду, жду, жду...
Ждал я напрасно. Приехала не Оксанка, а тётя Оля, да не одна, а с мусорами.
- Слово вякните, что я здесь был – отправитесь волков кормить, - пригрозил я пленникам и показал нож для острастки.
Выбраться из окружённого снежным покрывалом дома не оставив следов, возможности не было. Я спрятался в погребе, и слушал разговор наверху.
- Это правда ваша дочь так с ними обошлась? – удивлялся мент.
- Кто ж ещё-то? Тут больше никого и не было, - отвечала тётя Оля.
- Но… девочка… И что она делала здесь зимой?
- Проверяла. Как видите весьма удачно.
- Да… Выводите! – скомандовал мент.
- Я, пожалуй, останусь. Посмотрю, не пропало ли что, - сказала мать Оксанки.
Когда мусора уехали, она тихо позвала:
- Кирюха, выходи.
Я виновато вылез из погреба.
- Простите.
- За что? – не поняла тётя Оля.
- Ну, если бы не я, Оксанка не оказалась бы здесь…
И тут я понял, что Оксанка рассказала матери не всё.
- И тогда бы нас ограбили. И это была бы ни одна из твоих относительно невинных краж.
- Ну, да, - согласился я.
- Вот и хорошо. Сейчас тебе не за что просить прощения. Ладно, мне пора, сейчас поезд будет.
Она ушла. Я вновь остался наедине с телевизорам, книгами, самими собой, и ожиданием Оксанки. Скука!

Следующие дни слились в одни. Я ничего не делал. Лежал, читал, телевизор смотрел, снова читал… И скучал. Несмотря на обещание, ни Оксанка, ни тётя Оля не приезжали, а запасы еды тем временем подходили к концу. Проезжавшие поезда не останавливались, а из немногих останавливающихся не выходило ни одного человека. Лишь к исходу второй субботы проводник открыл дверь вагона, чтобы выпустить кого-то на станции. Этим кем-то оказалась Оксанка. Она принесла мне еды и дурные новости.
Когда девочка подошла к дому, я заметил следы от слёз на её лице. Видно было, что плакала Оксанка совсем недавно.
- Что произошло? – поинтересовался я.
- Кирюха, я не знаю к кому обратиться. Помнишь тех сектанток, что к нам приходили? Мама в их религию ударилась, из дома последний кусок в их церковь тащит! Про тебя вообще забыла. Я тут насобирала, что смогла. Прости, больше ничего нет!
Девочка достала из сумки свёрток. В нём были бутерброды с колбасой и маслом, солёное сало и кусок хлеба.
- Что мне делать? Ты жил так, ты знаешь! Подскажи!
Незаметно для себя мы вошли в дом. То отчаяние, которое я видел в глазах Оксанки… От одного её взгляда мне хотелось плакать самому. Парни не плачут? Какого чёрта!
- Оксанка, ты ведь не сможешь, как я! Не должна! Попытайся вытащить маму оттуда!
- Пыталась, не получается! Упёрлась в своих Свидетелей, Библию трактует, и всё в секту тащит! Скоро есть дома нечего будет!
- Выходит, не всё так плохо, если еда в доме всё же есть? – спросил я.
- Пока есть, да… Но это ненадолго.
- Может тебе поговорить с отцом?
- Говорила уже. Как только встретились. Он тоже в этой секте. Меня пытался туда втянуть.
- Да… Может попросить помощи у Вадика?
- Что-то я не подумала об этом.
- Да я и сам удивляюсь, как мне такое в голову могло прийти! У Вадика помощи просить.
- Вроде он не такой уж и плохой… - задумчиво протянула Оксана, - Ладно, давай спать, утро вечера мудренее.
- Да, утро вечера дряннее, - подтвердил я, - Особенно, если нужно рано вставать.
И мы уснули.

Следующий день был самым лучшим за всё моё пребывание в саду у Оксанки. Мы играли в снежки, катались на санках и на лыжах, грелись у печки и вместе смотрели телевизор. Вроде, ничего особенного, но всё это мы делали вместе! И это было чертовски здорово!

Она уехала утром в понедельник, и на меня снова напала бы тоска, если б вечером не приехал Вадик, да ещё с такими новостями, от которых кровь стыла у меня в жилах.

- Как ты меня нашёл? – первым делом спросил я.
- Оксанка сказала. Беда! – перешёл он сразу к делу, - Её машина сбила. Она при смерти, но в сознании. Рассказала. Чтобы её спасти нужно переливание крови. Для этого нужно согласие родителей. А её ё… долбанутая мамаша согласие не даёт. В её какой-то той ху… хреновой Библии видите ли есть отказ от крови, а значит кровь переливать нельзя.
- Тётя Оля? Но она же сама врач!
- Может и была когда-то врачом! Сейчас она сектантка хренова со всей этой сектантской мутью.
- Вадя, ты где слов таких набрался? – несмотря на отчаянное положение с некоторым интересом спросил я.
- До культуры речи ли теперь, - отмахнулся он, - Нужно выбираться из этой дыры. Если пешком почапаем, часов в пять утра в городе будем. Авось успеем. Поезда завтра нет.
- Ну придём мы в город, а дальше что? – спросил я.
- Только не говори мне, что ты не умеешь вскрывать замки.
- Это-то тут причём? – не понял я.
- При том. Нам нужно будет кровь выкрасть, и самим перелить её Оксанке.
- Сбрендил? Ты хоть понимаешь, что группы крови бывают разные, а ещё есть резус-фактор. Ты знаешь, какие они у Оксанки? Мы же можем её убить! Ты хочешь убить Оксанку? – я не заметил, как схватил Вадика за горло.
- Отпусти, - прохрипел он, - Если мы этого не сделаем, Оксанка погибнет в любом случае. Первую группу переливать всем можно, я по телевизору смотрел. А резус-фактор… Тут всего два варианта. Бог не выдаст, чёрт не съест… Но это наш единственный шанс!

«Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы… Ехал поезд запоздалый» - бубнил я себе под нос, чтобы не свалиться на ходу. Глаза слипались. Снег, лежащий под ногами и кружащийся в воздухе, слабо отражал свет звёзд и полной луны. Некстати вспомнились байки об оборотнях, выходящих на охоту в полнолуние. Не один ли из них ты часом, Вадик? «Вдруг из заднего вагона посыпался горох. Курочки клюют-клюют, клюют-клюют, петушкам не дают». Сколько километров мы прошли? Сколько ещё предстоит пройти?
- Прошли гуси. Прошёл слон. Пришёл дворник – всё убрал, - сказал я вслух.
- Кира, с тобой всё в порядке? – спросил Вадик.
- Да, не обращай внимания. Пытаюсь не заснуть на ходу.
«Пришёл директор магазина. Поставил стол, поставил стул, и стал печатать на машинке». Рифма упорно не хотела вспоминаться. Только общий смысл. «Я купил жене и дочке, бжик-точка, бжик-точка, разноцветные чулочки, бжик-точка…»
- Бжик-точка, - четверостишье я снова закончил вслух.
- Кирюха, ты меня пугаешь! Лучше спой что-нибудь, чтоб не спать. Без тебя-то жутковато! – попросил Вадик.
- Сейчас жутковато? А когда кровь тырить будем, ты что, в обморок грохнешься, как кисейная барышня?
- Я думал, ты один… Да и нет… Я просто темноты боюсь… Ещё и полнолуние…
- Ну, давай спою… И начал сразу со второго куплета.

Моет ваше окно мокрый дождь
Пусть хоть с той стороны.
Ваши ссоры меня з****** давно. Даже сны
Не приходят, чтоб забыть всё
И квартиру, и бардак. Как же жаль,
Что в этом доме всё не так!
Клянусь, забуду, и не буду вспоминать
Я эту вашу вечно пьяную квартиру.
Запомни, ты мне не отец, а ты не мать!
Меня подъезды и кормили и растили.
Я оставляю вам ваш ё***** бардак.
Живите как все годы, пейте ваше зелье!
А у меня сегодня в ночь и навсегда…

И тут, по наитию, я переделал последнюю строчку припева:

В саду с Оксанкой будет новоселье.

Ой, зря это сделал!.. Вадик впал в ступор, а когда отвис, спросил, такое, что я воздухом подавился:
- Это ты написал?
- Только последнюю строчку, - честно признался я, - А так не знаю кто. Но это моя любимая песня. Душевно поёт.
- Кто поёт?
Я сунул Вадику плеер, с которым не расставался, с кассетой «Чернил…» и наушниками.
- Откуда у тебя? – спросил он.
- У Оксанки украл. Так и познакомились.
- Ни фига себе! Надо взять на вооружение! – ошарашено пробормотал Вадим.
- Не думаю, что у тебя получится, - искренне сказал я.
Вадик отсоединил наушники и включил музыку вслух.
- Ни фига се! – повторил он, - Это ж пацан поёт! Шатунов что ли?
- Не-а, не он. Не знаю, как этого зовут. Но чтоб Шатунов такое спел? Да Разин в гробу перевернулся бы.
- Ещё бы знать, кто это такой, - пробубнил одноклассник.
- Да я и сам толком не знаю. Вроде начальник его.
Оставшуюся дорогу лесная живность могла наблюдать двух чокнутых подростков, бредущих в неизвестность по железнодорожной колее и подпевающих, или, точнее говоря, орущих на весь лес, чтобы не заснуть, песни.

Станция переливания крови то ли на наше счастья, то ли на беду, располагалась на окраине. Как раз там, где железнодорожная колея выныривала из леса.
- Ну что? – спросил я с нажимом, - Ты домой?
Помявшись, Вадик решил остаться.
- С кем поведёшься… - пробубнил он.
Стандартный короб сигнализации был заметен ещё издали. Открой мы дверь и милиция не заставила бы долго ждать своего приезда. На окнах решётки. Хоть подкоп делай!
- И как быть? – спросил я в пустоту.
Словно в ответ на мой вопрос к зданию подошёл человек, повозился с замком, зашёл вовнутрь, и, вероятно, отключил сигнализацию. Мы рванули за ним. Внутри было темно, хоть глаз выколи. Мог бы и свет включить!
- Надо найти, где у них тут… - Вадик не договорил. Яркий свет залил помещение. Во истину, надо быть осторожными со своими желаниями – могут исполниться. Когда глаза привыкли к свету, стало ясно, что мы оказались в коротком коридоре, по бокам которого было не больше десятка дверей.
- И куда нам? – спросил я вслух.
Вадик пожал плечами.
- Назвался груздем… - пробубнил я и толкнул первую попавшуюся. За ней оказался человек, сидящий низко согнувшись за столом.
- Чего замер? – толкнул меня в бок одноклассник.
Я тихонько закрыл дверь. От страха у меня подкашивались ноги.
- Как попасть туда, где кровь хранят? – спросил я.
- Без понятия. Вроде, она в холодильнике храниться должна.
- Вроде бы мавроди бы, - передразнил я.
Неожиданно раздались шаги. Дверь кабинета открылась и из неё вышел работник станции. Нам несказанно везло: шёл он глядя в какие-то бумаги, и даже не взглянул на нас. Мы пристроились следом. Железная дверь, не желающая поддаваться. Он открыл её и вошёл внутрь. В помещении стояло несколько холодильников, работник станции подошёл к одному из них. Не знаю, что нашло вдруг на Вадика, но после того, как мужчина открыл один из холодильников, мой одноклассник толкнул его и завопил:
- Бери! Беги!
Не глядя я схватил пару пакетов и опрометью кинулся к двери, за мной бежал Вадик, а за ним очухавшийся сотрудник станции. На наше счастье, как только мы выбежали из здания, к остановке возле него, подкатил автобус. Мы с Вадиком юркнули внутрь, едва успев в закрывающуюся дверь. Преследователь отстал.
- Кровь убери! – прошептал Вадик.
И правда! Вон уже пассажиры на нас косятся. Я спрятал пакеты в рюкзак.
- Оплачиваем проезд! – грозно возвысилась над нами кондукторша.
- Простите, у нас денег нет, а нам срочно в больницу в больницу надо! – сообщил ей Вадик.
- В больницу срочно на скорой ездят, а не на автобусе! Вон отсюда, или самолично за шкварник на следующей вытащу и пинка под зад дам, чтоб не повадно было!
- Света, да пусть едут, - раздался чей-то голос.
- Да?! Пусть едут?! А потом ты на меня акт!? Или, может, из своего кармана заплатишь за пацанов?!
Пока кондуктор и контролёр препирались между собой мы доехали до больницы.
- Сами не сможем, - здраво рассудил Вадик, - У тебя медиков знакомых нет?
- Мать Оксанки, - невесело ответил я.
- Может ещё?
- Ещё, ещё… Точно! Медсестра из кардиологического, где тётя Маша лежит! Пошли!
Разговор давался нелегко.
- Вы хоть понимаете, на что меня толкаете? - в сотый раз повторяла медсестра.
В конце концов. я не выдержал и разревелся. И плевать, что на меня смотрит Вадик, а значит, о моих слёзах завтра будет знать вся школа. Но самым удивительным было то, что, увидев как я плачу, медсестра отказать не смогла. Забрав у нас пакеты с кровью отправилась, как я думал, к Оксанке.

Минут через десять в сестренскую ворвался врач, с которым я познакомился во время приступа. Посмотрев на меня, он удивлённо спросил:
- Ты?
- Оксанка моя подруга, - ответил я.
Врач замер. Ожидание казалось бесконечным.
- Ладно, - наконец проговорил он.

- Вы что творите? – в палату ворвалась тётя Оля, - Я не давала согласия! Не давала!!!
Поначалу я её даже не узнал. Исхудавшая женщина с тусклым взглядом и впалыми щёками.
- Что с вами? – не удержался я от вопроса.
- Это ты виноват! Ты! Нам нельзя. Нельзя переливать кровь! У нас отказ от крови! А ты!.. Ты!.. Оксане никогда не очиститься от этого греха! Я отказываюсь от своей дочери! Мне не нужна дочь-грешница! Не нужна!
Женщина выбежала из палаты. Повисло тягостное молчание. Неожиданно Оксанка открыла глаза.
- Кирюха, спасибо! – искренне поблагодарила она.
Я виновато посмотрел на неё.
- Я всё слышала, - призналась девочка, - Похоже, ныне мы с тобой в одной лодке.
- Мы давно в одной лодке, - сказал я прежде, чем успел подумать и взял её за руку. Отдыхай.
- Тебе надо уходить. Если узнают…
- Я скажу, что это я один был, - вдруг сказал Вадик.
- А вы, ребята, везучие, - вдруг сказал врач, - Стырить кровь именно Оксаниной группы и её резус-фактора. Не иначе, как вам сам Бог помогал.
- Я думал, врачи в Бога не верят, - сказал я.
Он промолчал.

Больницу мы покидали вскоре после ухода тёти Оли. Боялись, что она натравит на нас милицию. Жаль было оставлять Оксанку одну, но куда она могла пойти в таком состоянии?
- Тебе нельзя обратно, - сказал Вадик.
- Понимаю, - признался я, - Но куда я пойду? Мне никуда ходу сейчас нет!
- Пойдём ко мне! – неожиданно предложил мой одноклассник.
- А твои родители? – несмело спросил я.
- Они не будут против. Да и не знают они тебя, а значит против им быть нечего! Переночуешь сегодня, а завтра видно будет.
Конечно, это не выход, но я не смог отказаться. Слишком заманчивым было предложение. Родители Вадика встретили меня насторожено. Казалось, они своими взглядами дыры на мне протрут.
- Пойдём! – потянул меня за собой Вадим в свою комнату.
- Меня в дрожь от твоих родителей бросает, - признался я ему.
- Просто, они боятся, что… - Вадик неожиданно замолчал на полуслове, что было совершенно не похоже на него.
- Что? – поторопил я его.
- Ничего. Много будешь знать – плохо будешь спать! – отрезал Вадик.
- Кто бы говорил, - буркнул я.
За ужином я не знал куда скрыться от взглядов взрослых, то и дело бросаемых в мою сторону.
- Что вы на меня смотрите? На мне узоров писаных нет! – не выдержал я, припомнив фразу из фильма «Иван Васильевич меняет профессию», который когда-то смотрел вместе с бабушкой. Те поспешно отвели глаза, и, тем не менее, я ловил их бросаемые на меня украдкой взгляды.
- Вадик, он?.. – начала было мать моего одноклассника, но тот перебил её, попросив передать ему хлеб.
- Что за тайна? – не мог удержаться я от вопроса, - Что вы знаете обо мне, о чём я сам не догадываюсь?
В ответ молчанье. Да что это такое! Казалось, напряжение достигло предела.
- Не о тебе, - нехотя пробубнил Вадик, - Обо мне. И совершенно не понятно для меня закончил, - Нет, мама, нет.
Мне показалось, что его родители вздохнули с облегчением и градус напряжения резко спал. Остаток вечера прошёл спокойно. Я не пытался вызвать у Вадика, что же он скрывает, видя, что говорить на эту тему он не хочет.

На следующее утро я решил отправиться в школу – и будь, что будет!
- Явление Христа народу! – язвительно заметила математичка, увидев меня в коридоре, - Мы уж хотели собаку с милиции отправлять на твои поиски!
- А разве она и без того меня не ищет? – буркнул я.
- Не ищет! – отрезала классная. Виновные в убийстве историка найдены и наказаны. Все подозрения с тебя сняты.
- Что?! – я от радости чуть из штанов не выпрыгнул.
- То! Пока ты неизвестно где пропадал, в милицию пришёл один из исполнителей заказного убийства с повинной.
- Так не бывает! – пробормотал я.
- Бывает. Скажи спасибо матери своей подруги, которая сумела его туда отправить.
- Тёте Оле? Но она же…
- Это было до того, как она в Свидетелей Иеговых окончательно ударилась.
- Но… но…
- Не лошадь, не погоняй. Дальше. Твоих родителей лишили родительских прав. Ума не приложу, почему ты не рассказывал мне о них, когда я их в школу вызывала!
- Мне было стыдно, - честно признался я, - И, что теперь, меня – в детдом.
- Нет, - ответила классная, - Тебя усыновила некая Мария Прохоренко.
- Вот так просто – взяла и усыновила?
- Ну, не так просто. Так просто такие дела не делаются, да и мы, когда о твоих родителях узнали, помогли ей, чем сумели.
- У меня такое ощущение, что я в сказку попал, - брякнул я.
- Не все люди плохи, - ответила учительница.

С трудом дождавшись окончания урока я рассказал всё Вадику.
- Рад за тебя, - пробубнил он.
- Не похоже, - заметил я.
- Не в том дело. Помнишь те взгляды, бросаемые на тебя моими родителями?
- Их трудно забыть, - ответил я, не понимая, к чему клонит мой одноклассник.
- Они думали, что… что… Чёрт, как же нелегко это сказать!
Смутная догадка промелькнула в моём сознании. Совершенно невероятная, чтобы оказаться правдой. Я посмотрел на Вадика совершенно по-другому. Тяжело ему будет в жизни. Тяжелее, чем было мне…
- Не хочешь – не говори, - нарушил я затянувшееся молчание.
- Я хочу сказать! Хочу! Хочу, чтобы знал ты, и чтобы знала Оксанка! Мне слишком тяжело это скрывать ото всех! Я не выдержу!
- Вадик, - начал я осторожно, положив руку на его плечо, - Ты не старше меня. Может то, что ты сейчас думаешь о себе, неверно? Может, ты ошибаешься?
- В этом невозможно ошибиться, как бы мне ни хотелось, чтобы ты оказался прав!
- Даже если так. Даже если это действительно так, и ты действительно такой, для меня это ничего не меняет. Ты по-прежнему останешься моим другом. Всегда!
- Ты понял?! Ты не осуждаешь?! – невероятная смесь чувств отразилась на лице моего друга. При всём желании я бы не смог понять всю гамму его эмоций. Вадик порывисто обнял меня и тут же отстранился.
- Прости! – смущённо сказал он.
- Всё в порядке! – ответил я, улыбаясь.
- Я так боялся, что ты отреагируешь, как мои родители! Спасибо тебе!

Спустя два месяца

На Новый год мы собрались у тёти Маши, которую я в последнее время непроизвольно иной раз называл мамой. К нам с Оксанкой, которая стала моей названной сестрой, ибо тётя Маша удочерила и её, когда стало ясно, что тётю Олю к прежней жизни не вернуть, пришли Вадик с Егором, его ровесником, выгнанным из дома родителями, родители Вадика, у которых те жили и одноклассники, посвящённые им в Страшную Тайну.
- Я думал, что мои родители, действовали слишком жёстко и несправедливо ко мне, - сказал он, - когда я признался им. Но они приняли меня. А родители Егора вытолкали его за дверь и выбросили из окна его вещи. Мы так и познакомились. Они сидел перед подъездом своего дома и плакал. Я предложил помочь ему и отвёл домой.
- Это шок, когда твой сын признаётся в таких вещах, но когда он приводит домой ровесника, выгнанного из дома родителями… Это шок больший. Я не понимаю, как вообще можно так поступить, - заметил отец Вадика.
- А как твои, с позволения сказать, родители? – спросила Анюта, одна из моих одноклассниц.
- Идут на поправку, - ответил я, - Говорят, ломка жуткая, но врачи утверждают, что это хорошо.

Промывка мозгов, устроенная им мной, Оксанкой и Вадимом, к которой позже подключилась и тётя Маша возымела благоприятное воздействие. Но больше всех их впечатлил всё же Вадик.
- Ты позор нашей Родины! Ты мерзость! – кричал мой, с позволения сказать, отец.
- Папа, а ты уверен, что я не такой же? – с издёвкой поинтересовался я, - А может я такой же, и в этом виновато ваше пьяное воспитание?
- У тебя есть Оксанка, - неуверенно сказала мама.
- А ты уверена, что я не на два фронта? – с мерзкой улыбочкой спросил я и положил руку на плечо Вадика.
Родителей пробрало и они отправились лечиться от алкоголизма.

По телевизору начиналась поздравительная речь Ельцина, а мы разливали шампанское по бокалам. Впрочем, вру. Наверно, после произошедшего со мной, я никогда не смогу выпить спиртосодержащий напиток, поэтому по бокалам мы разливали обычную газировку. Даже тётя Маша, даже родители Вадика отказались от традиционного новогоднего напитка. Под бой курантов каждый из нас загадал желание. Не трудно было догадаться, какое желание загадали родители Вадика, не составляло труда понять, что Вадик и сам бы был не прочь, чтобы оно исполнилось. Тётя Маша, вероятно, просила за бывшего, но всё же мужа, который сидел в тюрьме. Оксанка озвучила своё желание вслух – никогда не разлучаться со мной. При этом я почувствовал, как запылали мои уши. Я же… Я загадал, чтобы мои биологические родители больше не пили. Никогда!

Пятнадцать лет спустя

- Папа, папа! А почему дядя Вадим живёт не с женой, а с мужчиной? – спросила меня дочка Ира, когда мы отправились в гости к Вадику с Егором. Сын тоже с интересом смотрел на меня.
Оксанка вздохнула. То ли от заданного вопроса, то ли потому что ей было тяжело идти. Она была на сносях – мы ждали третьего.
- Понимаешь, - начала она, - обращаясь больше к Антону, нежели к Ире, так бывает. Редко, но бывает. Иногда мужчина любит на женщину, а другого мужчину, также, как бывает, что женщина любит не мужчину, а другую женщину. Сейчас это осуждается. Да и всегда осуждалось. Но ведь люди не виноваты в том, что они не такие, как все! Они точно такие же люди, ничуть не хуже и не лучше других.
Девятилетний Антон посмотрел на маму и выдал:
- А я когда вырасту, буду любить женщин или мужчин?
Я заскрежетал зубами. Нет, безусловно, я приму сына любым, но всё же я бы хотел, что бы в этом отношении он был похож на меня, а не на Вадика или Егора.
- Придёт время, сынок, и ты сам это поймёшь, - ответил я, успокаиваясь.
И, правда, тут от нас с Оксанкой мало что зависит. Самое главное – чтобы наши дети были счастливы!

Февраль 2016 - август 2017


*изменённый текст песни группы «Агата Кристи» «Как на войне». Благодаря нечёткости произношения слова «портвейн» группа, а особливо эта песня, была очень популярна у школьников середины 90-х годов ХХ века.

**сад, сады – просторечное название дачных участков на Среднем Урале.