Как появляются вещи

Не стоит думать, что цветы из металла – это произведение кузнечного искусства. Всегда есть более простой путь. Какой бы затейливый бутон не хотел сделать Ласло, для этого не нужно было греть муфель или доставать сварочный аппарат.

Хватало ножниц по металлу, плоскогубцев и молотка.

- Ласло! Эй, Ласло! Ты тут?

Заготовки он резал «на глазок». Деталь с четырьмя «лепестками», длина каждого – полтора дюйма; деталь с четырьмя «лепестками», длина каждого – чуть меньше двух дюймов; деталь с пятью «лепестками», сложная, требующая наметанного глаза и сноровки... Длина каждого лепестка – полных два дюйма. Еще одна деталь была совсем небольшой, каждый худенький «лепесточек» – длиной чуть больше дюйма. Из нее Ласло планировал сделать чашелистики, обрамляющие бутон.

- Ласло! – Патрик О’Доннели обогнул дом и нашел вход в мастерскую. Из вежливости постучал по дверному косяку – будто Ласло не слышал, как он орал. – Эй! Вот ты где! Давно не виделись…

Они не виделись с весны.

Ласло предпочел бы не видеться и дальше, поэтому не поднял голову, а продолжил с жестяным клацаньем кроить металл. Мелкие огрызки и заусенцы отлетали на стол, а лепестки получались круглыми и сочными, такими же аккуратными, как все, что создавали его руки.

Патрик О’Доннели постоял у входа в мастерскую, а потом устроился тощим задом на деревянных козлах. Одет он был во все черное и мягкое – как всегда. Волосы его тоже были черными и мягкими – как всегда. Единственное, что было в нем черного, но совершенно не мягкого – крупная пластиковая оправа очков.

- Ну, привет, - сказал Патрик. Лезть к человеку с ножницами в руках он не рискнул. В конце концов, рукопожатие было сущей мелочью – актом цивилизованного приветствия, без которого Патрик вполне мог обойтись.

Ласло вырезал пару веточек с листками, разложил заготовки по столу и потянулся за дрелью.

- Зачем пришел? – спросил он, так и не подняв голову.

- Раз на мои приглашения ты, как пациент, не откликаешься, - проворчал Патрик, - я решил приехать к тебе как к другу.

В центре каждой заготовки Ласло просверлил отверстие, а затем принялся текстурировать лепестки, острым концом молотка оставляя на них вмятины. Металл гнулся и стонал. Лепестки становились рыхлыми, оживая у Ласло в руках под какофонию из ударов и скрежета.

Закончив с первой заготовкой, Ласло сказал:

- Мы не друзья, Патрик. Что ты тут забыл?

Патрик нашел на полке защитную маску – крупную и прозрачную, на все лицо. Натянул крепежи себе на макушку, опустил маску, как забрало, и из тощей жерди превратился в тощую жердь, озабоченную техникой безопасности.

- Слышал, ты обновил семейный статус… - начал он.

И замолк. Ласло замахнулся и принялся бить молотком по следующей заготовке, оставляя на ее поверхности штрихи-углубления. Когда молоток отгрохотал свое, Патрик закончил:

- Кенни волнуется, попросил с тобой поговорить. Сказал, ты отказываешься…

Ласло начал текстурировать следующую заготовку. А потом еще одну, не позволяя Патрику раскрыть рот. Потом с любопытством, недостойным миллиардера и взрослого человека, осмотрел незваного гостя: ну как, он уже злится? Растерян? Раздражен тем, что ему не дают говорить?

Но Патрик, похоже, не был раздражен или растерян. Он сидел на козлах, покачивая ногой, и задумчиво листал сообщения в мобильнике. Когда молоток перестал грохотать – поднял глаза и улыбнулся.

- О, ты закончил? Так вот – Кенни сказал, ты отказываешься обследоваться. Ушел в отношения с головой, бизнесом занимаешься… а себе внимание уделить не хочешь.

- Я не собираюсь лечиться, - сказал Ласло. Вырезал стебель из куска арматуры, с душераздирающим грохотом сплющил его посередине и просверлил отверстия. В эти отверстия принялся продевать и закреплять веточки с листвой. – Раз я не собираюсь лечиться, значит, регулярное обследование мне ни к чему.

- Тебе, может, и ни к чему, - проворчал Патрик, убирая мобильник в карман. – А мне нужны твои анализы крови, УЗИ брюшной полости, КТ, МРТ и гастроскопия. Думаю, если срок сократится и у тебя останутся не десять месяцев, а всего парочка – тебе лучше знать об этом.

Закрепив листву, Ласло нарезал резьбу на конце стебля и накрутил на него гайку. Потом нанизал заготовки для бутона – одну за другой, в самом низу разместив чашелистики.

- Пусть это будет сюрпризом, - буркнул он, закручивая поверх заготовок еще одну гайку. Цветок был собран. Осталось придать лепесткам нужную форму и слегка изогнуть стебель.

Патрик скривился.

Его не ранила грубость и не заботило злонамеренное грохотание молотком в те минуты, когда он хотел что-то сказать. Патрик был необидчивым парнем.

Единственное, что его действительно расстроило – залихватское отношение Ласло к своей болезни.

- А своему молодому мужу ты что, тоже хочешь сюрприз сделать? – с прохладцей в голосе уточнил Патрик.

Зажав тисками стебель, Ласло принялся с ожесточением гнуть плоскогубцами лепестки – складывать их, заворачивать по одному вокруг гайки, собирая в рельефный тугой бутон. Листья закручивались на кончиках. Чашелистики выворачивались наружу, обрамляя крупный металлический цветок. Все это наконец-то перестало напоминать ромашку, нарисованную рукой младенца, и начало превращаться в розу.

- Думаю, это не твое дело, - сказал Ласло, орудуя плоскогубцами. – А Кенни надо оторвать язык. У нас даже в совете правления никто не знает, что я обзавелся мужем. Не думаю, что эту информацию стоило выбалтывать…

- Кому? – резко спросил Патрик. – Твоему лечащему врачу? Ласло, меня заботит не только пациент, но и его семья! Если парню захочется обсудить с кем-то твою болезнь…

- Моему не-лечащему врачу, - буркнул Ласло, загибая последний лепесток. – Я больше не лечусь у тебя. Забыл?

Патрик молча поджал губы.

Тебя все это не касается, - с раздражением подумал Ласло.

Ни тебя, ни Кенни, никого больше! Это касается только меня, уточки Даффи и трех котов, которых он притащил в Ист-Хемптон. С этим Ласло пришлось смириться: когда Дрю переехал, вещей у него было немного – чемодан тряпья, кружка для кофе с надписью «Черный, как твоя душа!» и три переноски. Из кружки для кофе Дрю ни разу не пил кофе, предпочитая несладкий зеленый чай. А коты…

… что ж, Ласло был сам виноват, что не обговорил вопрос домашних животных в брачном договоре.

Котов было трое, и звали их Эл, Эм и О. Кот с кличкой Эн, дополняющий кошачий алфавит, также существовал, но был отдан на поруки сестре.

- … мог бы хоть на свадьбу пригласить.

- Ты мне не…

- Ну да, ну да. Не друг. Зато представляешь, какой тост я бы мог сказать?

Эл была кошкой. Стервозной сиамкой с косящими голубыми глазами и крючком на хвосте. Будучи дамой в возрасте, Эл обладала дурным нравом и любила рычать на Ласло, как будто это не она жила в его доме, а он жил в её.

- Это цветок для него? Для твоего мужа?

- Патрик, выход вон там.

- … по-моему, очень красиво. Просто загляденье! Я бы не отказался сделать такой для своей жены, но, боюсь, молоток – это не мое…

Эм был матерым кастрированным самцом. Огромный и черный, с серыми подпалинами на боках, он попался Ласло на глаза всего один или два раза. С одинаковым успехом кот мог как жить в доме, так и не жить в нем вообще. Где Эм проводит время, чем питается, и почему Дрю продолжает считать его своим котом, если кот (для Ласло это было совершенно очевидно) уже давно общественный, понять было трудно.

- То есть вы даже не устроили свадебную вечеринку? Получили сертификат о браке – и все?

- Патрик, тебя в городе никто не ждет? – с раздражением рыкнул Ласло, оторвавшись от цветка. – Пациенты, например?

Персиковый вислоухий британец по кличке О был единственным, кого Ласло в некотором смысле уважал. О был немного нервным, но чутким до ласки, и иногда приходил к Ласло помурчать, почесать об ножку стула свой линяющий бок и поваляться, задрав лапки и показав розовые котовьи пяточки. С О можно было поговорить, его пяточки разрешалось щупать, так что Ласло готов был терпеть его на своей территории.

- У меня выходной, - сказал Патрик, с почтительного расстояния разглядывая железный бутон. Фигурный, с рельефными лепестками, тот выглядел очень хрупким… хотя при желании им можно было высадить кому-то глаз.

- Тогда проведи выходной с пользой, - проворчал Ласло, доставая цветок из тисков. – Выйди отсюда, отправься в Нью-Йорк и…

- Жрать подано! – донеслось с дорожки, ведущей от дома к мастерской. – Миссис Бенсон велела…

Дрю ворвался в помещение, пинком распахнув дверь и сунув руки в карманы брюк. Сверху из одежды на нем была только майка с растянутыми проймами, которая выглядела, как двухцентовое барахло из сэконд-хенда. На деле – Ласло не сомневался, - майка стоила не меньше сотни баксов. На одежде Дрю не экономил даже тогда, когда работал в эскорте.

- О, - сказал Дрю. – Привет. Ты кто?

Патрик расцвел улыбкой и протянул ему руку. Рукопожатие вышло недолгим и товарищеским, словно они знали друг друга не первый год. В сравнении с Патриком Дрю показался не просто низким – крохотным! Хотя они не особо отличались по телосложению и ширине плеч.

- Привет, я Патрик, - сказала тощая жердь, считающая себя онкологом. – Я врач. Этого вот лечу…

Патрик качнул головой, указав на Ласло. Дрю оскалился, продемонстрировав мелкие хориные зубы.

- Не завидую тебе, – бросил он. А потом развернулся к Ласло и добавил: - Я приготовил рис с морепродуктами и маковый рулет. Пора идти, а то всё остынет.

Первое, что сделал Дрю в чужом доме – подружился с прислугой. Помимо того, что он отлично разбирался в чаях и радовал этим Нину Бенсон, он также сблизился с чилийцем Аугусто, отвечающим за сад, дворецким, киномехаником, кухарками и одной из горничных. Две другие были верующими католичками, почитающими гомосексуализм за тяжкую форму разврата и духовное беззаконие. Ласло они ценили, как человека, назначившего им совершенно заоблачное жалованье. На его мужа эта нравственно-финансовая льгота не распространялась, и отношение к Дрю было соответствующим.

Бог накажет, - решили горничные.

Как залетел сюда, так и вылетит, когда хозяину надоест играть в семью.

В отличие от горничных, кухарки – две болтушки-хохотушки с белыми зубами и буйными ирландскими лохмами, убранными под чепцы, - относились к Дрю с большой симпатией. Он часто отирался на кухне, и даже брал на себя часть их работы: готовил рассыпчатые средиземноморские пловы, выпекал французские омлеты и расставлял по всей кухне противни с воздушным, алебастрово-белым безе.

- Может, пригласишь своего врача на обед? – предложил Дрю. - Или будешь изображать буку и гнать его взашей?

- Буду гнать взашей, - Ласло кивнул, сняв защитные очки и бросив их на стол. Потом взял в руки железный цветок и спокойным жестом, без капли рисовки или хвастовства, поднес его к груди Дрю.

Тот опустил взгляд. Кажется, он не понял, что эту странную железную штуку ему только что подарили. Дрю вообще с трудом привыкал… ко всему.

К подаркам. К чрезмерной роскоши. К тому, что трахаться теперь нужно всего с одним человеком. И с ним же жить. И с ним же спать в одной постели… хотя, наверное, даже с вампиром в гробу было бы веселей, чем в одной койке с Ласло. Тот погружался в сон, натянув маску и надев беруши, неспособный расслабиться из-за журчания сверчков под окном. Какое-то время он спал на одной стороне кровати, а Дрю – на другой, и это не казалось чем-то из ряда вон. Позже Дрю пообвыкся и во сне начал перекатываться на чужую половину, укладывая голову на грудь Ласло, а к утру напрочь отдавливая ему руку.

Сначала Ласло это раздражало…

Потом он привык.

- Нравится? – спросил Ласло, медленно поворачивая руку с цветком – так, чтобы по серым лепесткам поползли блики.

Дрю молча скривил губы. Его лицо стало сосредоточенным, напряженным до боли, словно он пытался угадать истинное предназначение цветка; а потом – когда никакого подвоха не обнаружилось, - его лоб разгладился, а лицо озарила улыбка. Легкомысленная, заострившая все черты, она сделала и без того длинный нос визуально еще длиннее.

Потом Дрю совладал с собой и запихнул улыбку куда подальше.

- Ты же в курсе, что я с тобой буду спать и без подарков? – проворчал он с деланным равнодушием. Потом взял розу и прижал ее к груди, провел по ключицам прохладными металлическими лепестками. - У меня, типа…

Он застыл, оборвав себя на полуслове. Ласло отчетливо услышал, как Дрю говорит в своей насмешливой манере: «У меня, типа, контракт есть!»

Но в мастерской находился Патрик. Болтать при чужаке о своей профессии и о том, что было реальной подоплекой свадьбы, Дрю не планировал. Что-что, но право на личную жизнь (или право на имитацию личной жизни) он уважал.

Патрик снял очки, задумчиво протер их рукавом и сказал, не отрывая взгляда от Дрю:

- Расслабься, парень. Я знаю, что ты из эскорта…

Дрю вздрогнул, едва не уронив розу на пол. Глянул на Ласло, и лицо его стало резким, отталкивающе взрослым – как будто улыбка отнимала у него лет десять, а сдвинутые брови столько же добавляли.

- Я никому не… - быстро сказал Дрю.

Ласло остановил его, взмахнув рукой.

- Я рад, что вы с Кенни так мило делитесь подробностями моей личной жизни… - тихо сказал он. Потом обнял Дрю, прижав к себе и почувствовав, как лепестки розы больно впились в грудь. Бедняге было не за что оправдываться: утечка произошла не по его вине. – И что? Пришел мне морали читать?

Патрик покачал головой, вернув очки на нос. Потом встал с козел и сложил руки на тощей груди.

- Нет, - ответил он. - На самом деле, арендовать проститутку и устроить секс-марафон – довольно частое решение среди смертельно больных богачей.

Ласло хмыкнул, опустив ладонь на затылок Дрю. Потом нашел зеленую прядку и привычно обернул ее вокруг пальца. Это давало ему странное чувство спокойствия; иногда во время переговоров Ласло ловил себя на мысли, что сейчас не отказался бы обнять Дрю и накрутить на палец прядь его волос. Словно у этого действия был некий терапевтический эффект.

- Мне все равно, с кем ты проводишь время, - сказал Патрик. Глаза его за крупными стеклами очков выглядели жесткими и серо-стальными. Почти такими же, как лепестки розы. – А если бы ты позвал меня на свадьбу, то я бы искренне порадовался за вас… Но Ласло, черт подери, я хочу держать ситуацию под контролем! А вдруг я ошибся с прогнозами, и у тебя нет десяти месяцев?

Ласло ощутил, как Дрю тревожно вздохнул ему в грудь.

С того дня, как они подписали брачный договор, разговор ни разу не заходил о раке. Словно его не было. Словно Ласло притворялся не счастливо женатым человеком, а человеком, у которого нет срока годности.

Вот только срок годности был. А Ласло боялся взглянуть на упаковку. Не хотел узнать, что этот срок истекает намного раньше, чем он рассчитывал.

- Меня ничто не беспокоит, - отрезал он. – Рвоты нет, пища проходит нормально. Нет кашля, запаха, выделений…

Патрик посмотрел на него, как на неопасного, но слегка буйного дурачка.

- Ласло, - сказал он мирно, - то, что у тебя не проявились симптомы, еще не значит…

- Пошел вон.

Ласло сжал челюсти, скрипнув зубами так громко, как ножницы скрипели об металл. Дрю нахмурился и положил руку на его плечо: видимо, боялся, что из тощего онколога сейчас вытрясут душу. Но Ласло так и остался стоять, глядя из-под полуопущенных ресниц и медленно дыша через нос.

Патрик ничего не сказал. Отступил назад, сделав пару шагов ко входу в мастерскую, а потом внимательно посмотрел на Дрю.

- Парень, - сказал он быстро, - если Ласло для тебя – нечто большее, чем безлимитная кредитка, заставь его каждый месяц проходить обследование. Если этого не будет…

- Вон, - тихо, но очень отчетливо повторил Ласло.

Дрю смотрел на Патрика молча, не шевелясь. Только двинул подбородком, словно собравшись кивнуть, но так этого и не сделал.

Патрик поджал губы, развернулся и покинул мастерскую.

Какое-то время они просто стояли, и Ласло дышал полной грудью. Пахло железом, струганным деревом, технической смазкой и окалиной. И только Дрю, как всегда, аромата не имел. Он незаметно встроился в мир Ласло, не изменив ни его расписания, ни атмосферы в доме, ни даже запахов вокруг него.

Как будто он всегда тут был, а не появился месяц назад.

- Ну, - сказал Ласло, - пойдем, посмотрим, что вы там накашеварили…

- Рис с морепродуктами, - ответил Дрю, прижав к себе розу и разглядывая то место, где недавно стоял Патрик. Обнимать его было все равно, что сжимать в руках мешок с песком. - И маковый рулет.

- Разбалуешь моих девочек… Раньше сами все готовили, а теперь полагаются на тебя…

Под ногами сминалась трава и хрустел гравий.

Июнь медленно, но неотвратимо догорал. Ласло подумал, что это последнее лето в его жизни, и испытал странное чувство противоречия. Как будто готов был спорить о чем-то сам с собой, вот только не знал, о чем.

«Шаг 6. Влюбись…»

Когда Ласло впервые ощутил себя совершенно пропащим – и совершенно влюбленным, - в Ист-Хемптоне лил дождь.

Ласло возвращался из аэропорта, а Дрю приехал в поместье рано утром – его рейс прибывал раньше на шесть часов. Разумеется, это были рейсы из разных городов и стран. Такова жизнь бизнесмена: будь ты хоть трижды замужем, ты не станешь таскать своего мужика по промышленным захолустьям, пока ведешь переговоры, плетешь интриги и перезаключаешь контракты. В мире есть куда более восхитительные места, которые ему стоит посетить. И Ласло был верен этому принципу на сто процентов, не жалея денег и не стесняя Дрю в выборе маршрутов.

Порой за неделю выпадала всего пара дней, когда они могли побыть вместе, и это было шикарно – в Марракеше, или парижской Сорбонне, или Флоренции, или где-нибудь еще, где стоило бы упиваться национальной кухней и созерцать архитектурные чудеса. А они вместо этого отсыпались, пили кофе в маленьких двориках арендованных вилл, лениво трахались и иногда – иногда! – выбирались в свет, чтобы побродить по щербатой брусчатке древних городов.

Потом Ласло улетал по делам, а Дрю, презрительно равнодушный к архитектуре и истории, отправлялся на шопинг.

Порой – очень редко, - они проводили эти пару дней не за границей, а в Ист-Хемптоне, и тогда Ласло был вынужден смотреть Тарантино на большом экране и учиться отличать по вкусу один дорогущий чай от другого. Будто между шу пуэром и шэн пуэром была какая-то разница помимо цвета! Дрю говорил про мягкость и «породу», про орехи и грибной привкус, про безупречный аромат и благородство чая, брикет которого после пятнадцати лет выдержки стоил «как боинг»… а Ласло не чувствовал в этом чае ровным счетом ничего. Единственное, на что сподвигла его чашка шэн пуэра – признание, что сам он так и не купил себе прайвет джет, а когда нужно – арендует бомбардье или боинг за небольшую таксу.

Конечно, небольшой она была исключительно по меркам самого Ласло. Дрю тогда засмеялся и сказал: что же ты за миллиардер, если у тебя даже нет самолета?

И больше не пытался навязывать ему чайные чудеса.

Ласло давно это заметил: то, что вместе им довольно весело… Хотя и врозь, казалось бы, тоже неплохо. Мишленовские рестораны, люксовые отели и куча дел, на которых основывалась деятельность КлирФуд Инк., не давали заскучать. И только сейчас, во время десятидневной командировки в Сингапур, Ласло понял, как тоскливо ему без уточки Даффи, его чайных причуд и котов.

- Приехали, босс. Сегодня машина больше не нужна?

В Ист-Хемптоне лил дождь. Обрушивался серой стеной на виноградники, тек по каменным плитам двора, уходил в гравий и пытался заполнить бассейн, спущенный на время ремонта.

Дрю торчал под козырьком. Кажется, курил, но когда Ласло выбрался из машины – отлепился от стены, раздавил сигарету и сбежал по ступенькам. Его белоснежные замшевые сникерсы расплескивали воду, в здоровенной прорехе на левой штанине виднелась коленка, а на плечах болталась куртка – едва наброшенная, просто чтобы не продрогнуть под летним дождем.

Ласло покачал головой, отказываясь от зонта и отпуская водителя разгружать чемоданы.

- Привет, - глухо сказал Дрю, уткнувшись лицом в его плечо.

И Ласло понял: всё.

Пропал.

Влюбился.

Это было внезапное, смешное, почти мультяшное озарение: бум, и у тебя над головой вспыхнула лампочка. Ты оглушен. Ты влюблен. Почему ты раньше этого не замечал?

Ласло отчетливо это понял: он не только что влюбился, а давно, очень-очень давно, может, тогда, когда впервые увидел Дрю.

Влюбился – тогда.

А понял только сейчас. И отстранился, ухватив Дрю за плечи, испытав внезапное отвращение и к нему, и ко всему, что было связано с ним. От дорогих чаев и иссинских чайников до значков и котов.

- Что? - спросил Дрю. - Что?..

Чутье у него было, как у дикого зверя. И такие же глаза. Серо-зеленые, мутные – Ласло заглянул в них, пытаясь разобрать свои ощущения на составные части, и запутался еще сильнее.

Возможно, пока они просто трахались и развлекались вместе – это не делало его геем. Это же не всерьез! Просто игра! Нечто такое, что ты можешь сделать по пьяни на вечеринке – поцеловать мужика, нассать на колесо полицейской машины, крикнуть «У меня самый длинный хуй!» со смотровой площадки Эмпайр-стейт-билдинг. Это не сделает тебя геем, дебоширом или хвастуном. Это просто шутка! Разве кто-то может подумать, что это взаправду?

Но Ласло вдруг понял: шутки кончились.

И это ударило по нему, на пару секунд лишив дара речи.

- Ласло, что?..

Его выручил телефон: заорал, когда ситуация стала совсем неловкой, и позволил отстраниться, отвлечься хотя бы на минуту или две. Будто этого времени Ласло хватило бы, чтобы преодолеть свой маленький гомосексуальный кризис.

- МакБрайд, у нас беда.

Это был Кенни. И голос у него был такой, что Ласло понял: проблемы есть, и они не придуманные и не померещившиеся воспаленному сознанию Кенни после двух таблеток снотворного.

- Что?

- Не телефонный разговор. Нужно увидеться.

Ласло стоял под дождем, одной рукой прижимая мобильник к уху, а другой стискивая плечо Дрю. Его белесые волосы склеило ливнем и намыло на лоб. Уточка Даффи тоже выглядел совсем не как уточка – весь промокший, жалкий, с посиневшими от холода губами и темными кругами вокруг глаз.

- Я подъеду, - ответил Ласло и сбросил звонок.

И вдруг все стало предельно ясно.

В ту секунду, когда ему дали возможность сбежать от Дрю – он вдруг понял, что совершенно не хочет этого делать. Да, сбежать ему все-таки придется; и он сбежит, и прояснит все, что испугало Кенни, и всё решит, и во всем разберется… Но в эту секунду, здесь и сейчас он предпочел бы остаться с Дрю.

Поцеловать его.

Прижаться носом к бледной, влажной от дождя щеке.

Потому что это – всерьез, и Ласло – гей, и единственное, что нужно с этим сделать – смириться.

- Я салат приготовил... – пробормотал Дрю.

Глаза его скрылись под налипшей челкой. Ласло отвел ее большим пальцем, а потом наклонился и молча прижался к подрагивающим, прохладным, темным до синевы губам.

- Если это опять греческий салат без маслин, - проворчал он, - то, во-первых, греческого салата без маслин не бывает, и это какой-то другой салат. А во-вторых – я люблю мясо.

- Марта поджарит тебе стейк, - заупрямился Дрю. Он прижался к Ласло, прилип к нему всем телом, и куртка соскользнула с его плеч, едва не плюхнувшись в лужу. Ласло поймал ее одной рукой.

- Не уезжай! – потребовал Дрю. - Пожалуйста, не уезжай! Я скучал!

Чтобы Дрю не скучал, его нужно было регулярно трахать. Неудивительно, что за десять дней без секса он просто с ума сходил.

В то, что Дрю ему не изменяет, Ласло верил с наивностью и простодушием, которые бы сделали честь католическому священнику. Впрочем, Ласло не был так уж наивен. Не вообразил же, что Дрю скучает по нему от большой любви…

- Мне нужно ехать, - сказал Ласло, перекрикивая шум дождя. - Прости. Я туда и обратно, честно!

Голос был сиплым. Он казался таким уже несколько дней, но до сих пор Ласло об этом не задумывался.

Так звучала болезнь.

Ласло прокашлялся, понадеявшись, что Дрю не поймет. Или примет это за простуду…

Кенни сидел прямо под кондиционером и обильно потел. Лицо его было красным, как сочный тосканский томат.

Ласло прошел в кабинет, бросил на спинку кресла мокрый и липкий, словно использованная половая тряпка, пиджак от Армани и сказал:

- Дружище, ты следишь за давлением? Такое ощущение, что у тебя скоро случится инсульт.

Кенни лихорадочно подкрутил ус. Кажется, даже инсульт казался ему более приятной перспективой, чем то, из-за чего он выдернул Ласло в офис.

- Парни Тобиаса говорят, - пробормотал он, - нет, подумай только… Они говорят, что Нью-Йорк Таймс готовит расследование… о том, что ты болен. И о том, ЧЕМ ты болен...

Ласло открыл бар и без спешки выбрал бутылку. Потом плеснул себе на пару пальцев бурбона, жестом предложил Кенни, но тот отказался.

- Мол, ты теперь не жилец… - бормотал он, натужно дыша и оттягивая от толстой бычьей шеи воротничок. - Потеряем капитализацию… Акции упадут…

Оно и к лучшему, - решил Ласло.

Если Кенни от выпивки, кофеина и стрессов все-таки хватит удар, это крайне негативно скажется на работе КлирФуд Инк. Почти так же негативно, как смерть генерального директора.

Усевшись за стол, Ласло откинулся затылком на мокрый скомканный пиджак, немного помолчал, а потом уточнил:

- Какие еще «парни»?

- Мои парни, - громыхнул Тобиас, врываясь в кабинет. – Мои!

Он прошагал от стеклянной двери к столу, швырнул перед Ласло папку, и та распахнулась, вывалив наружу подборку фотографий, пачку отксерокопированных документов, черновиков и стенограмм.

Лицо Кенни было красным, костюм Тобиаса – лиловым, а его папка – ослепительно голубой. Это были единственные цветные пятна, которые Ласло предстояло созерцать в ближайшие пару часов. Полупустой офис внутри оказался таким же серым и унылым, как и дождливый Нью-Йорк за окном. Все потому, что вечер выходного дня – это время длинных платьев и крепких коктейлей, бродвейских представлений и модных тусовок, а вовсе не офисной суеты.

- Ты понимаешь, что это означает, Ласло? – страдающим голосом вопрошал Кенни. – Ты ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ?

Ласло представлял.

Парни Тобиаса (видимо, те самые, которые в прошлом квартале откопали в документации «Кэнди Студиос» недостачу в двести миллионов, а еще раньше занимались скандалом Лесли, Карпентер и Ко) имели хорошие связи в прессе. Если бы не они, расследование вышло бы по графику, обрушив акции КлирФуд.

- Представь, как я удивился, - с раздражением в голосе бросил Тобиас, - когда узнал, что ты, ушлепок, пять лет назад уже лечился от рака, а весной обнаружил рецидив!

Ласло заглянул в папку и равнодушно пролистал ее содержимое. Надо сказать, Патрик О'Доннели отлично смотрелся на фотографиях. В его непричастности к сливу данных Ласло не сомневался ни секунды, так что сделал себе мысленную пометку: предупредить Патрика о том, чтобы тот поискал у себя в офисе крысу.

Подумав, он оторвал взгляд от распечаток и спросил:

- Почему сейчас?

В последний раз он навещал Патрика весной. Распечатки это подтверждали. Если пресса отреагировала с такой задержкой, значит…

- Скорей всего, заказуха от Рефайнд Компани, - Тобиас скривился. Он был яростным патриотом «своей» компании, хотя совсем недавно перешел к Ласло от его прямого конкурента, покинув топ-менеджмент Рефайнд Компани и переехав из Чикаго в Нью-Йорк. – Мы набираем обороты, МакБрайд. Удачное поглощение Элдер Миллс и Гарден Грейд, новая производственная линия в Торонто, открытие китайского филиала…

Ласло с интересом рассматривал копии своих снимков МРТ. Забавно получается: он даже не может рассмотреть эту чертову опухоль, такая она крохотная! А из-за нее столько проблем…

- Мы делаем бабки, МакБрайд! – рявкнул Тобиас Гуд. - Рефайнд Компани не выдерживает конкуренции, так что нам решили подрезать крылышки! Вот и вывалили все дерьмо, которое смогли раскопать…

Ласло ухмыльнулся.

Если бы в Рефайнд Компани следили не за его перемещениями по Нью-Йорку, а за особняком – дерьмо оказалось бы намного сочнее. И его было бы столько, что хоть ложись и обмазывайся. Возможно, стоило рассказать Тобиасу, что его шуточки про ориентацию Ласло – не такие уж глупые.

А еще – про скоропостижный брак…

И про то, что Дрю работает в службе эскорта…

И…

- Ласло, - трагично прошептал Кенни, нахмурившись и промокнув платком усы, - если бы ЭТО всплыло в Таймс…

Ласло кивнул.

Помещение остывало. Весь Нью-Йорк остывал – жаркий и влажный, словно камень в парной, на который выплеснули ведро холодной воды. Острой нужды в кондиционере уже не было, но Кенни сидел, подставив морду под ветродуй, и молча разевал рот. Сейчас он больше напоминал выброшенного на берег кита, чем человека.

Почему-то Ласло стало его смертельно жаль.

- Это не всплывет в Таймс, - отрезал Тобиас. Его патологическая внимательность лишний раз подтверждала: Ласло не зря переманил его из Рефайнд Компани. – Я кучу бабок вывалил, чтобы придержать статью… Но если сейчас же мы не выберем стратегию и не начнем сливать информацию через официальные источники – нам хана.

Что может быть хуже, чем известие о смертельной болезни главы компании?

Только известие о смертельной болезни главы компании, которое слил в прессу его конкурент. Сам факт того, что Ласло утаил проблему, подорвет доверие не только рядовых потребителей, но и инвесторов, и акционеров, и партнерских компаний, с которыми КлирФуд Инк. еще предстоит сотрудничать. Честность и прозрачность – вот чего ждут люди, которые покупают консервы Ласло, видят его по телевизору и вкладывают деньги в его акции.

Словно он, как публичное лицо, обязан демонстрировать свое грязное белье каждому, кто знает его имя и жрет произведенную им еду.

- МакБрайд, - сказал Тобиас, упершись руками в стол и наклонившись так, что едва не воткнулся носом в щеку Ласло. Челюсть его была вызывающе выдвинута вперед, но даже это не портило Тобиаса. Красавец – хоть сейчас на обложку. Или под венец с Леди Гагой. Или куда-нибудь еще, где претенциозная красота Тобиаса будет востребована. – Если в твоей биографии завалялось еще что-то, о чем мне стоит знать…

- Кстати, - пробормотал Ласло, разглядывая его мужественный подбородок, - раз уж ты сам об этом заговорил…

В отличие от кинозвезд, поведение и репутация которых влияют только на их гонорар, а также на наличие или отсутствие деловых предложений, подорванная репутация гендира могла утащить на дно многомиллиардный конгломерат.

Ты ляпнул глупость, нечаянно оскорбив азиатскую аудиторию, афроамериканцев, геев или женщин? Котировки упали.

Папарацци застукали тебя за поеданием итальянской консервированной кукурузы, а не с банкой «Мистера МакБрайда» в руках? Котировки упали.

Ты влез в драку? Трахнул чужую жену? Устроил черный пиар для конкурента и попался на этом? Не сомневайся – котировки упали!

Мировой рынок – это гигантское болото. Достаточно бросить камушек в беззвучную летнюю ночь, чтобы лягушки встревожились и заорали, как припадочные. Ласло ненавидел лягушек. И журналистов. Но теперь только журналисты и могли его спасти.

Выслушав все, Тобиас Гуд потер лицо ладонями, тяжело вздохнул и… не особенно удивился. Самое чудовищное – диагноз Ласло – он и так уже знал. А признание в гомосексуальной ориентации Тобиаса не то что не потрясло – даже не заинтересовало.

- А ты думаешь, я просто так шутил? – проворчал он. – Я всегда знал, что ты пидор драный. Ты пялился на мою жопу!

- Я не пялился на твою жопу, - в тон ему ответил Ласло. А потом засмеялся, откинувшись затылком на подголовник кресла. Какая ирония… полжизни думать, что выглядишь, как стопроцентный натурал, и обнаружить, что абсолютно все вокруг знали твою ориентацию лучше тебя самого.

- Ну и зря не пялился, - хохотнул Тобиас. – У меня классная жопа!

Ласло с ним согласился.

Дальнейшее обсуждение не касалось ничьих жоп, а исключительно того, как доставать из жопы КлирФуд Инк.

- Сначала каминаут, - бормотал Тобиас, набрасывая план на обратной стороне своих распечаток. Ярко-голубая папка валялась посреди стола, словно ее содержимое потеряло свою ценность. – Тим Кук – красавчик, поучимся на его примере… Если получится, акции не только не потеряют в цене, но и подрастут.

- Потом известие о болезни… - Кенни перегнулся через стол, пыхтя и пытаясь разобрать почерк Тобиаса. – Схема Стива Джобса подойдет… Боже, благослови Эппл… Если бы не они – черт знает, на чьих ошибках мы бы учились…

- Потом Уоррен Баффет.

- Сделаем как он? Объявим преемника?

- Ага… акционеры расслабятся, прессе надоест это жевать… И глазом не моргнешь, как проскочит остаток года! А потом…

А потом я умру, - подумал Ласло.

Он сидел и молча смотрел в окно. Потом прикрыл глаза, словно задремав на минутку. В мировой практике было достаточно генеральных директоров с диагнозом «рак», которые сумели (или не сумели) удержать свои компании на плаву. Анализируя статистику, можно было подобрать для КлирФуд наиболее благоприятный сценарий.

И Ласло знал, какой сценарий светит лично ему.

Сколько не поддерживай акции, сколько не изображай борющегося с болезнью сорвиголову – рано или поздно тебе придется уйти. И бросить КлирФуд Инк. на преемника, которого не сочтут равным тебе, из-за чего акции упадут процентов на пятнадцать.

Если только…

- … мы не можем использовать эту схему!

- Почему нет? Ку Бон Му так презентовал своего сынка, что акции не потеряли ни цента! Если получилось у LG, то…

- Это корейцы, Кенни, это ебаные корейцы. У нас такая штука не выгорит!

Ласло открыл глаза.

Решение было до обидного простым. Кенни и Тобиас это знали, просто не решались предложить. Боялись посмотреть Ласло в глаза и произнести такое вслух. В конце концов, это была его компания, его детище, разве они могли взять и…

- За пару месяцев до моей смерти выкатим информацию о том, что я женат на шлюхе, - с прохладцей в голосе сказал Ласло. Это было неприятно – как позволить стоматологу сверлить тебе зуб. Очень, очень неприятно… и столь же необходимо. – Выгребем всю подноготную Дрю, выложим фотографии…

Тобиас опустил ладонь на подбородок и принялся ожесточенно его тереть. Кенни широко раскрыл рот и, кажется, забыл его закрыть. А может, ему так легче дышалось.

- Потом достанем из-под полы все мои спорные решения, - продолжил Ласло. – Сомнительные сделки. Подставы. Сами знаете, я не святой… никто из нас не святой. Все будем валить на меня. Снимем пару разоблачительных роликов. Если репутация руководителя КлирФуд Инк. упадет ниже плинтуса…

- Ты станешь нежеланным лидером, - закончил за него Тобиас, оторвав руку от подбородка. Ласло стало интересно, не ободрал ли он пальцы о щетину. Та казалась жесткой как ножовка, хоть металл пили. – Смена генерального директора произойдет в обстановке всеобщего облегчения, твоего преемника примут с радостью, а про тебя забудут. Как про полного кретина, едва не угробившего репутацию великой компании.

Ласло кивнул.

За бесконечным панорамным окном снова начал накрапывать дождь. Нью-Йорк сопливо рыдал, провожая солнечные деньки и прощаясь с летними сарафанами и босоножками. Ласло подумал, что уже завтра на улицах станет гораздо больше девушек в джинсах, чем в коротких юбках, и это будет знаменовать наступление осени.

А может, солнце еще не оставило Нью-Йорк и завтра выглянет из-за туч…

- Эй, - задумчиво сказал Тобиас, когда Кенни покинул кабинет.

Сначала Тобиас долго сидел, наблюдая за Ласло из-под ресниц, а потом поправил лацканы своего лилового костюма, неловко прокашлялся и сказал:

- Эй. Я никак не пойму… что ты задумал, МакБрайд? Я же чувствую, ты что-то…

Ласло оторвал взгляд от документов. Как правило, Тобиас метко и понятно выражался, так что ситуация была из рук вон.

- Ты о чем? – спросил Ласло, откинувшись на спинку кресла и отложив шариковую ручку. Пожалуй, заметки могли подождать пару минут.

- Ну… - Тобиас нерешительно двинул головой. Потом нахмурился, и лицо его стало пытливым, недоверчивым. – Ты бизнесмен, МакБрайд. Я знаю тебя, как облупленного, хотя мы работаем вместе не так давно. Ты бизнесмен. Ты не стал бы творить такую хуйню! Менять вдруг ориентацию, организовывать скоропалительный брак с пустышкой из службы эскорта, с которой потрахался один раз…

Ласло молчал, наклонив голову.

Дождь шуршал, попадая в стекло и стекая по нему тонкими выпуклыми дорожками, делая панорамное окно волокнистым и размывая город за ним.

- Для чего всё это, МакБрайд? – требовательно спросил Тобиас. - Это выглядит, как гениальный план, которым ты снова решил меня огорошить. Как что-то, что ты продумал от и до! Я сначала решил – ты выбрал этого парня, чтобы использовать его репутацию для очернения своей собственной. Купил шлюху, чтобы с ее помощью спасти КлирФуд…

Он откинулся назад, плюхнувшись спиной в кресло, и торопливо вздохнул. Полы его пиджака разошлись, обнажив шелковую ткань жилета. Разумеется, не черного и не серого, а ярко-бирюзового – Тобиас был последователен в вопросе вырвиглазных цветов.

- Но не все так просто, верно, МакБрайд? – пробормотал он. - У тебя определенно есть цель… Другая цель! Но ты не скажешь мне ее, пока не сочтешь, что момент подходящий...

- Да, - задумчиво сказал Ласло. – Скорей всего, я ничего не скажу.

Лично его этот разговор веселил.

А Тобиасу было совсем не весело.

- Но момент еще будет? – жадно спросил он, заглядывая Ласло в глаза. - Ты объяснишь мне все, и это окажется очередной гениальный план, которым ты решил кого-то нагнуть?

Ласло улыбнулся. Взял пальцами шариковую ручку, занес ее над листом…

И продолжил писать.

Дождь хлестал в окна за его спиной, и это был ровный, шелестящий шум, иногда разбавляемый резкими постукиваниями. Если закрыть глаза, можно было представить, как продрогший Нью-Йорк скребётся и просится, чтобы его впустили. Только Ласло ему не поверил – жестокий, безжалостный! - и не пустил, оставив асфальтные бока Нью-Йорка мокнуть под дождем.

- … то есть тебя надо уничтожить как руководителя в глазах общественности, чтобы ты мог сдохнуть, не подорвав положение компании на мировом рынке?

- Да. Вроде того.

- А может, лучше тогда не сдыхать?

Дрю, кажется, искренне не понимал. И немудрено: Ласло и сам не разобрался бы, по каким правилам живет это болото, не пробарахтайся он тут половину жизни. Опыт – лучший учитель. И не верьте, если бизнес-тренер, продающий свои курсы за двадцать долларов, будет считать иначе. 

- Я сдохну в любом случае, - задумчиво сказал Ласло. – Рано или поздно. Но прессу к этому нужно подготовить, иначе компания пробьет дно.

Дрю размашисто шагал рядом с ним, вместо дорожки из хлебных крошек оставляя за собой шлепки растаявшего «Ben & Jerry’s». Липкое и белое вовсю текло по его руке, и Дрю периодически перехватывал мороженое в другую ладонь, а испачканную облизывал.

- М-м-м, - протянул он. - Не понял. Если я жру консервы, которые делает твоя компания – какая мне разница, жив ты или мертв?

У Дрю все было предельно просто. Понял – молодец, не понял – задай вопрос. Он не стремился сойти за умного, и если чего-то не знал, то не выкручивался и не юлил. За это Ласло его особенно уважал.

Почему он вообще заговорил с Дрю о работе? Трудно сказать. Может, потому, что уже осточертело говорить об этом с Кенни. А может, потому, что у Ласло от этого пухла голова. Его нервировало осипшее горло, нервировала слабая, но вполне отчетливая боль в грудине, нервировал Тобиас Гуд, во время брифингов улыбающийся во все сорок два зуба – как у породистого кобеля.

Или беспородной суки, которая испугалась болезни хозяина и задумалась: а не пора ли вернуться обратно под крылышко Рефайнд Компани? Или все-таки стоит повоевать – и тогда, быть может, к концу года ему достанется место генерального директора?..

Впрочем, сильнее всего Ласло нервировал тот факт, что ему нужно было принимать решение. Выбирать стратегию, делать хоть что-то… а Ласло не мог взять себя в руки! Пытался, пересиливал себя – и не мог. Словно внутри него что-то разбалансировалось и теперь тарахтело, как старенькая мясорубка, нуждающаяся в срочном ремонте. Не то у нее ручка отвалится, круглые зубастые лезвия укатятся во все стороны, и она перестанет выполнять свою функцию, став бесполезным куском говна.

Дрю, кажется, почувствовал это.

Он заехал в двенадцать, чтобы сходить вместе на ланч, но раскусил состояние Ласло на раз-два – как фокусник, читающий мысли добровольцев. И вместо ланча потащил его гулять.

Теперь Ласло шагал по Манхэттену и пялился в низкое, серовато-синее небо, затянутое ширмами перистых облаков. Где-то там, в офисе, парни Тобиаса готовили его громкий каминаут. Еще немного, и Ласло сможет прямо на улице взять Дрю за руку, или даже поцеловать в губы, не боясь щелчков камеры и возбужденных перешептываний за спиной.

- С каждым годом личность руководителя компании все сильнее влияет на статус акций, - сказал Ласло, задумчиво качнув головой. – В семидесятых болезнь и даже смерть лидера роняла котировки на три процента, в девяностых – на пять, в две тысячи десятом можно было просесть на семь процентов… А я не хочу повторить сценарий Серджио Марриконе. После его смерти Фиат еле свел концы с концами…

Дрю облизал мороженое с мизинца. Не похоже было, что он знает хоть что-нибудь о Серджио Марриконе и обстоятельствах его смерти.

- Стив Джобс поступил умнее, - пояснил Ласло. – Он заранее сообщил о своей болезни, и сначала акции даже подросли… 

«Бабки, бабки!» - сказал бы Тобиас Гуд.

Любое слово, любое решение лидера корпорации – это бабки, причем немалые.

Последнюю прибыль в своей жизни Стив Джобс получил, когда заявил прессе: он намерен бороться с болезнью и победить. Вот только он не сдержал обещание, болезнь прогрессировала, и акции Эппл стремительно покатились вниз. Бам – минус пятнадцать процентов, когда Джобс стал полной развалиной. Бам – минус шесть процентов, когда он ушел в бессрочный отпуск. Бам – минус семь процентов! Официальная отставка главы Эппл…

- Я сделаю почти то же самое, - резюмировал Ласло. – Сообщу о болезни и объявлю, что лечение идет полным ходом. После моего каминаута это подтянет акции процента на четыре. Потом совет директоров официально объявит моего преемника, и останется последний шаг – испортить мне репутацию. Сделать так, чтобы кандидат в гендиры стал более желанным публичным лидером, чем я.

Какое-то время Дрю обдумывал услышанное. На лацкане его кожаной куртки виднелся овальный значок: пастельные тона, нежная глазурь и прелестная девочка, нарисованная в мультяшной стилистике, молитвенно вознесшая руки и зажмурившая глаза.

«Пожалуйста, убей моих врагов» - гласила надпись на значке.

- Может, выпьем кофе? – спросил вдруг Дрю.

Выражение его лица было нечитаемым. То ли Дрю было скучно, то ли он намеренно саботировал разговор.

Ласло скрипнул зубами, испытав приступ злобного, гложущего разочарования. В первую очередь – в себе, а потом уже – в парне, которому ожидаемо было плевать на бизнес, пока это не влияло на платежеспособность его кредиток и выбор стран для отдыха.

Неужели ты ожидал интереса к своим делам? – подумал Ласло.

Неужели ты, старый дурак, надеялся на понимание и помощь?

Разве до тебя еще не дошло, что он…

- Ладно, к хренам кофе, - сказал Дрю, внимательно глядя в небо. Глаза его в дневном освещении казались блестящими, как поверхность эмалевого значка, и в них отражалась гряда перистых облаков. – Меня это бесит, знаешь? Ты готов лгать! Готов притворяться, что начал лечение, готов вываляться в говне, чтобы испортить свою репутацию… Вот только, если тебе не плевать на компанию – может, ты лучше действительно начнешь лечиться?

Ласло медленно вдохнул.

Потом выдохнул. Повернул голову и посмотрел на Дрю. Тот доел мороженое и с напряженным лицом искал по карманам салфетку или платок.

- Может, ты бы вылечил эту дрянь, - бормотал он. – Вырезал ее из себя… и все было бы хорошо! И с компанией, и с тобой! А ты… Да какого черта!

Платок вывалился из трясущихся рук Дрю, белым цветком приземлившись на асфальт. Дрю быстро его поднял, глянул на Ласло из-подо лба и принялся вытирать пальцы по одному – от указательного к мизинцу.

Какое-то время Ласло молчал.

Потом сказал:

- Ты же сам решил, что отказ от унизительного болезненного лечения – это логично. Разве ты не…

Дрю вскинул голову. Уголки его губ опустились, и лицо стало белым и гладким, без единой морщинки – как идеально отполированный, покрытый глазурью фарфор.

- Я так думал! – выплюнул он. – Пока мы не… Пока ты не стал…

На Ласло накатила липкая, почти осязаемая волна дурноты. Сдавила в груди, подступила к горлу, а потом схлынула, оставив после себя головокружение и вставшие дыбом волоски на руках.

В такие мгновения было очень просто обмануться.

Вообразить, что Дрю не все равно. Что он волнуется и действительно не хочет, чтобы Ласло…

- Прости.

Голос Дрю казался тихим и надтреснутым. Словно это у него рак пищевода. В грязно-зеленых глазах – намек на вину; наверное, Дрю вспомнил, за что Ласло отвалил ему два миллиарда долларов и полтора процента акций КлирФуд. Не за нытье и попытки надавить, а за спокойное, молчаливое соучастие, за чувство юмора и за возможность больше никогда не вспоминать, что такое одиночество.

- Это твое решение, - тихо сказал Дрю. – Я не должен был…

Ласло двинул рукой – едва заметно, украдкой дотронувшись до человека, который носил бриллиантовое кольцо за полтора ляма и считался его законным супругом.

До человека, о существовании которого скоро узнает весь мир.

Ласло едва сдержался, чтобы не наплевать на все и не поцеловать Дрю, обхватив ладонями его лицо, запустив пальцы в иссиня-черную шевелюру. Волосы у того были как пакля – ломкие и больные, словно Дрю красил их не в салоне на Манхэттене, а сжигал дешевой краской, запершись в ванной тайком от своего стилиста.

Проследив за рукой Ласло, Дрю улыбнулся уголком рта.

- И что? – спросил он. – Ты уже выбрал себе преемника?

Не то, чтобы у Ласло был большой выбор…

Если оценивать опыт и понимание того, по каким правилам функционирует КлирФуд Инк., какие интриги варятся в недрах компании и какие скелеты маринуются в ее шкафах, стоило бы выдвинуть на должность Кенни Дюрхольма.

К огромному сожалению Ласло, Кенни не являлся не то что харизматичным лидером – он не был вообще никаким лидером. Прирожденная правая рука – да. Но это не имело ничего общего с тем, каким должен быть хороший гендир. Единственной альтернативой оставался Тобиас Гуд. Человек, который сумеет обаять акционеров и ослепить прессу своей улыбкой, но вряд ли сможет удержать производительность КлирФуд Инк. на том же уровне, на каком Ласло держал ее последние двадцать лет.

Что ж, смена генерального директора – это всегда катастрофа. Не удивительно, что Тим Кук, подхвативший Эппл после смерти Джобса, хлебнул столько дерьма.

- Не знаю… - протянул Ласло, решив не утаскивать Дрю в пучины безысходности и политических игр. – Могу тебя назначить. Как тебе идея? Станешь новым директором КлирФуд Инк., будешь весь такой на понтах…

Дрю засмеялся, убрав руку и лишив Ласло скромного, стыдливого соприкосновения ладоней. Такого невинного, словно сегодня ночью они не трахались до оголтения, и Дрю не рассадил себе локоть об край кровати.

Второй локоть он разбил еще во вторник, когда помогал Аугусто перекладывать плитку в бассейне. Зачем Дрю во все это лез, зачем готовил, зачем помогал Нине Бенсон менять лампочки в торшерах, Ласло искренне не понимал. Если у тебя столько лишнего времени – может, стоит заняться чем-то более толковым, чем работа по дому?..

- Не-е-е-ет, - протянул Дрю, ухмыльнувшись. – Мне нравится быть шлюхой… Зачем мне становиться директором? 

Только глядя на него, Ласло мог понять это странное женское выражение: «нанести румяна на яблочки щек». Широко улыбающийся Дрю одновременно был похож и не похож на себя – все его черты заострялись, губы растягивались в нитку, а складки у рта и носа подчеркивали выпуклость щек. Самих щек при этом было чуть. Те самые пресловутые «яблочки», по которым можно было мазнуть кистью… если бы Дрю испытывал тягу к какой-то косметике, помимо карандаша для глаз.

Но он был рок-звездой, а не драг-квин, и румяна его не интересовали.

- Что, просто нравится быть шлюхой – и все? – удивился Ласло. – Никакой трагичной истории? Тебе не пришлось торговать собой, чтобы выплатить долги родителей? Или чтобы содержать смертельно больную сестру? Или…

Дрю расхохотался.

Шутку он оценил.

Их с Ласло дружба семьями началась в июле: сначала Дрю познакомился с Ритой Гренье, его бывшей женой, и даже взял у нее рецепт пончиков с джемом. А Ласло, в свою очередь, тепло общался с родителями Дрю…

И знал всю их подноготную.

Семейство Даффи проживало в Коннектикуте, занималось продажей и установкой тральных лебедок и ни в чем не нуждалось. У сексапильной сестренки Дрю дела обстояли еще лучше – не так давно Лола свернула карьеру секс-тренера и теперь позиционировала себя, как вольного художника и борца за права женщин и секс-меньшинств. Оплачивал её причуды новый бойфренд – владелец маленькой нефтяной скважины в Арабских Эмиратах.

Чего-чего, но острой нужды в деньгах Дрю не испытывал никогда в жизни.

- Нет, - сказал он, сунув руки в карманы куцей курточки. – Никаких трагичных историй. Мне просто нравится то, чем я занимаюсь.

- Ах ты извращенец, - проворчал Ласло, стараясь не смеяться в голос.

- Есть немного, - с гордостью ответил Дрю.

И они отправились пить кофе.

«Шаг 7. Положи свои чувства на чаши весов. Оцени всё».

Ласло впервые увидел Лолу Даффи из окна.

Она выбралась из машины, благосклонно позволив таксисту выскочить первым, распахнуть дверь и помочь даме. Потом обернулась, перебросив через плечо шелковую волну волос, мило улыбнулась и послала воздушный поцелуй.

От этого жеста Ласло обсыпало морозом.

Скорей всего, поцелуй был адресован Дрю, караулящему сестренку на ступеньках крыльца. Но ощущение было такое, словно Лола заметила Ласло в тени шторы и поприветствовала именно его. Только и исключительно его.

И никого больше.

Все Даффи – проклятые суккубы, - подумал Ласло, натягивая первый подвернувшийся джемпер и спускаясь на первый этаж.

Неудивительно, что на них западают все кому не лень. С такой безумной энергетикой даже не обязательно иметь симпатичную мордашку. У Лолы, впрочем, симпатичной мордашки и не было; зато она была фантастически похожа на брата и одарена такими же резкими скулами, такой же фарфорово-белой кожей и таким же длинным носом, прямым и острым, словно созданным для разрезания конвертов.

Определенно, чтобы установить их родство, проводить генетическую экспертизу было необязательно. Сходство и так было почти сверхъестественным.

Когда Ласло спустился на первый этаж и прошел в столовую, Лола уже болтала о чем-то, положив одну руку на плечо Нины «Дерьмо» Бенсон, а второй экспрессивно размахивая перед собой. Дрю сидел на высоком барном стуле, болтал ногами и со слепым обожанием пялился на сестру. За его пяткой увивался О, пытаясь поймать мягкой персиковой лапкой.

Ласло вежливо кашлянул, обозначив свое присутствие.

- О! – воскликнула Лола, убрав руку с плеча Нины и обернувшись на звук. – А вот и мой зять!

У нее был британский акцент.

А еще волосы… Чем-чем, но волосами Лола точно не была похожа на брата: черные от природы, они не подвергались химической атаке раз в пару месяцев и выглядели невероятно ухоженными. Спускались от лица темными, атласно блестящими волнами, и заканчивались на уровне лопаток. Помимо волос, тело Лолы прикрывала легкомысленная маечка, слишком легкая для середины октября, и туго обтягивающие задницу джинсы. Маечка была из зеленого шелка, и в складках глубокого, совершенно умопомрачительного декольте не наблюдалось ничего, даже отдаленно напоминающего бюстгальтер. Видимо, за неимением большой груди Лола не видела нужды в лифчиках, и темные торчащие соски угадывались под тонким шелком, словно она была голой.

- О-о-о, у тебя такие красивые волосы! – воскликнула Лола, прижавшись к Ласло своей крохотной грудью и подергав пряди у его лба. - Люблю седых мужиков!

Да, это совершенно точно был британский акцент. Ласло так удивился этому, что позволил Лоле себя обнять.

Судя по взгляду Нины, она была очарована гостьей. Возможно, Лола тоже разбиралась в чаях; а может, ее безумный сексуальный магнетизм валил всех без разбору – от миллионеров-нефтяников до скромных экономок с излишней тягой к обсценной лексике.

- А вы разве… - Ласло недоуменно покачал головой. – Я не знал, что вы из Англии…

- Это потому, что мы не из Англии, - проворчал Дрю. – А она просто выпендривается.

Лола засмеялась. Голос у нее был с хрипотцой, бархатный и тягучий. Скорей всего, она тоже курила как паровоз. И виртуозно трахалась. И любила кошек. В общем, они с братом были как две капли воды.

- Прости, красавчик, - сказала она безо всякого акцента. – Парни в США дрочат на англичанок почти так же сильно, как на француженок, но британский акцент проще подделать.

Лола приехала за неделю до дня рождения Дрю, чтобы провести время с братом и насладиться солнечной середкой октября. Ей, последние полгода торчавшей в Миннесоте, Нью-Йорк показался местом восхитительно теплым и дружелюбным.

- Видела ту газету, - сказала она, вернувшись за стол и забросив ногу за ногу. Ласло подумал: будь она в шортиках, таксист набросился бы на нее прямо в машине. Странно, что мужики вообще могут как-то функционировать рядом с ней. Даже ему, несостоявшемуся гетеросексуалу, присутствие Лолы ударило по мозгам.

- Какую газету? – спросил Дрю, принимая из рук экономки чашку чая.

- Ту, в которой описана ваша история женитьбы, - Лола закатила глаза, словно ни о какой другой газете сейчас не могло идти и речи. – Очень проникновенно! Мои друзья, пара геев из Сент-Клауда, заявили, что если бы Ласло пошел в политику, они бы голосовали за него. Эта история про принятие своей сущности… про борьбу с собой и своей ориентацией… Это чудесно!

- Спасибо, - скромно ответил Ласло, усевшись на стул и по-хозяйски опустив ладонь на бедро Дрю. – Передам парню, который это сочинил.

Лола расхохоталась. Сиплые нотки придавали ее смеху естественность, граничащую с откровенной эротикой.

- Вранье, везде вранье! – воскликнула она. – Но не на фотографиях. На них ты влюблен, МакБрайд, по самые уши втрескан в моего братишку! И я тебе верю.

Ласло ощутил, как в мгновение ока окаменели под рукой мышцы Дрю. Тот напрягся, наклонился вперед и быстро сказал:

- Ло, прекрати.

Прекрасный, чуткий… и вовсе не такой прямолинейный Дрю, каким Ласло его когда-то представлял.

Улыбнувшись, он успокаивающе погладил Дрю по тощей коленке.

- Что прекратить? – насмешливо спросила Лола, устроившись локтем на каменной столешнице и подперев щеку костлявым кулачком. – Я еще даже не начала! Пока твой муженек пожирает тебя взглядом во время фотосессий, ты вытворяешь вещи покруче…

В целом, спланированный Тобиасом каминаут прошел без сучка и задоринки. Сначала акции КлирФуд дали усадку в один процент – просто от стресса, потому что рынок лихорадило, - а затем подросли за счёт лояльности ЛГБТ-сообщества и либеральных групп.

Ласло едва не обалдел, наблюдая за этим. Он только что на весь мир признался, что пялит мужика, но не был тут же наказан, и никакая молния не пала на него с небес.

Миру было плевать.

К счастью, его родители давно были на том свете, и краснеть перед ними Ласло не пришлось. Ну а мнение окружающих не оказалось таким разрушительным, как он боялся. Положа руку на сердце, Ласло признавал необоснованность своих тревог: и звериное чутье Тобиаса, и весь мировой опыт подсказывали, что гомосексуальным браком скорее можно укрепить себе рейтинги, чем обрушить.

Тем не менее, этот страх был иррациональным, почти инстинктивным, и ночь перед каминаутом Ласло провел в туалете: блевал от стресса. Точнее, ему хотелось верить, что от стресса…

Болезнь прогрессировала, и это был уже не первый звоночек.

- Воу-воу, - Ласло заинтригованно вскинул бровь. - И что такого творил твой брат, что ты сочла его бесконечно влюбленным?

Он не сомневался: Лола в курсе, что в их браке любви ни на грош. Несмотря на договор о неразглашении, который подписал Дрю (и который за огромное вознаграждение подписали буквально все, кто знал о его роде деятельности, спал с ним или трудился с ним в одной упряжке; Тобиас позаботился, чтобы шлюшья репутация Дрю не всплыла в прессе раньше времени), Ласло был уверен: уточка Даффи вывалил сестренке все, вплоть до малейших подробностей, едва подписав брачный договор.

Однако Лола продолжала играть, и имя этой игре было: «вы такие влюбленные! это так мило!»

Ласло пораскинул мозгами и решил: почему нет? Ему приятно было притворяться влюбленным… Да что там – ему приятно было ощущать себя влюбленным! Он купался в этом чувстве, вдыхал его, трахался с ним, а потом бесконечно долго гладил мокрые от пота плечи Дрю, перебирал его волосы, а когда тот засыпал – мог часами лежать и смотреть в потолок, наматывая на палец любимую зеленую прядку.

В октябре прядка переехала на затылок, и чтобы ее найти, нужно было слегка повернуть голову Дрю и долго ерошить пальцем его шевелюру, отделяя темно-зеленые волосы от черных.

- Хм-м-м, - протянула Лола, прищурив хищные глаза. Складывалось ощущение, что на ее лице нет ни грамма косметики; и даже восхитительные опахала ресниц, скорей всего, были не густо накрашенными, а аккуратно нарощенными норкой. – С чего бы начать? Когда ты подарил братцу то дурацкое колечко с патиной, он прислал мне три десятка сообщений и дюжину фоток…

Дрю фыркнул и торопливо поджал пальцы, спрятав кулак под куртку.

Колечко с патиной он носил на той же руке, что и обручальное кольцо. Ласло это даже смешило: украшение с гигантским голубым бриллиантом – и побрякушка, не стоившая ни цента. Разве можно их сравнивать?

А Дрю сравнил. И выводы, судя по уверенному лицу Лолы, были отнюдь не в пользу обручального кольца.

- А знаешь, сколько было фоток, когда ты отвалил ему тот здоровенный бриллиант? – промурлыкала сестренка-суккуб, томно скользнув пальцем по своим губам. Те смялись от прикосновения, и Ласло едва сумел оторвать взгляд от лица Лолы. – Одна! И то потому, что я попросила.

Ласло тихо засмеялся, а потом, не сдержавшись, привлек к себе Дрю и прижался губами к его шее.

Тот заворчал.

Колечко с патиной появилось месяц назад, когда Ласло и Дрю вернулись из очередной поездки в Сорбонну. Твердо решив отдохнуть от перелетов с одного материка на другой, Ласло целый день провел в мастерской. Дрю присоединился к нему под вечер, и они вместе сделали кольцо – маленькое, под размер его тощих пальцев.

Точнее, кольцо делал Ласло, а Дрю валялся на диване в углу мастерской, вертел в руках прозрачную защитную маску и рассуждал о профеминистичных мотивах в норвежской литературе девятнадцатого века.

Кажется, речь шла о Генрике Ибсене. Но может и нет.

Ласло не очень внимательно слушал, а половину монолога Дрю заглушил скрежет болгарки и напильников, которыми Ласло обрабатывал латунь и мельхиор. Обе пластинки были свернуты в кольцо и намертво спаяны. На внешней – латунной – стороне заготовки Ласло нарезал неровные грани и заломы, чтобы поверхность напоминала необработанный камень, а затем пятнадцать минут мариновал кольцо в подогретом растворе соли, нитрата меди и хлорида аммония.

Патина получилась темно-оливковой, с прожилками и плешами, в которых проглядывала светлая латунь. Выглядело это, словно камушек, заросший водорослями и выдернутый с речного дна.

Как твои глаза, - сказал Ласло. И подарил кольцо Дрю.

- … мой глупый братец считает более ценной не ту побрякушку, за которую ты отвалил кучу бабла, а ту, которую изготовил персонально для него, - закончила Лола. В доме было прохладно, и ее голые плечи покрылись мурашками, а темные соски под майкой встали торчком и напряглись. Чтобы увидеть это, Лолу не нужно было раздевать; когда она наклонялась вперед, складки декольте почти полностью обнажали ее грудь. - Ну-ка, МакБрайд, теперь подумай своей красивой седой головой. Если это не любовь, то что?

- Это любовь к рукоделию, - проворчал Дрю. А потом сдернул с пальца обручальное кольцо и бросил его на стол перед Лолой. Кольцо заколотилось, завертелось на каменной столешнице. В итоге бриллиант перевесил, кольцо завалилось на бок и затихло.

- Забирай, если хочешь, - насмешливо фыркнул Дрю. – Этот ваш камушек – ничто, пшик. Для человека с таким состоянием, как у Ласло, это как пиццу заказать. А тут…

Он задумчиво скользнул пальцем по неровной поверхности патинированного колечка. Потом скрутил его со среднего пальца и надел на безымянный – туда, где еще недавно красовалось обручальное кольцо.

- Вот это, - спокойно сказал Дрю, - имеет смысл.

Ласло улыбнулся.

В груди стало тяжело, горячо, и совершенно непонятно было: это рак пищевода или любовь? Или и то, и другое, смешанное и перепутанное в его безнадежно больных мозгах?

Посмотрев на Лолу, Ласло слегка прищурился и сказал:

- Ты очень мудрая… Ты в курсе?

Лола расхохоталась. А потом спрыгнула со стула, ухватила Ласло за локоть и стащила его ногами на полированный паркет, уверенно потянув к выходу из столовой.

- А ещё я чертовски сексуальная! – объявила она. – Но очевидные вещи не обязательно озвучивать – на то они и очевидные! Все, вали. Мы с братишкой хотим посплетничать…

Ласло повернул голову до хруста позвонков, оглянувшись через плечо, и Дрю украдкой ему улыбнулся.

Подарок, который Ласло подготовил на день рождения Дрю, весил немногим менее трехсот килограмм.

Он не был чем-то таким, что можно купить. Ласло изготовил его собственноручно – пилил, ковал, паял и обжигал почти неделю, выгрызая куски свободного времени между работой, игрой в покер два на два (Лола и Нина Бенсон против Ласло и Дрю) и просмотром сериала о приключениях серийного убийцы. Иногда – уходил в мастерскую, когда Дрю уже засыпал, и оставался там до трех часов ночи.

Ласло твердо знал, чего хочет.

Понял это тогда, когда Лола ткнула его носом в совершенно очевидную вещь: в то, какое из колец стало для Дрю обручальным, а какое он считал пустой, ничего не стоящей побрякушкой.

Однажды Лола пришла в мастерскую, минут двадцать постояла у Ласло над душой, выкурив пару сигарет, а потом протянула:

- М-м-м-м… Забавно.

И ушла.

У них с Дрю была запланирована поездка на мотоциклах вдоль морского побережья. Ласло хотел присоединиться, но подарок не был закончен, ему требовалось время, так что пришлось отказаться от поездки и провести день в мастерской.

Когда Дрю увидел скульптуру, у него даже зрачки расширились. Как во время секса. Как в приступе жгучего, жаркого возбуждения, когда Дрю прижимается к Ласло всем телом и раздвигает ноги. А внутри у него влажно и растянуто, потому что они делают это не первый раз за ночь, и губы его искусаны, плечи зацелованы, и все его тощее, странное тело изучено пальцами и языком Ласло вдоль и поперек…

- Это… - тихо прошептал Дрю.

А потом признался, рассеянно защипнув пальцами одной руки кожу на предплечье другой:

- Сдуреть можно.

Простая садовая скульптура.

Скелет змеи.

Ласло хорошо его помнил – первый значок, который он увидел на куртке Дрю, и который позже наблюдал не раз и не два. Даже брал в руки и намеренно разглядывал, чтобы запомнить каждую линию, каждый штрих, оскал громадной пасти и изгиб лепестков на бутонах, пылко цветущих между ребрами змеи.

Это, наверное, была одна из самых трудных работ в жизни Ласло. Он не знал, как ковать черепа, и долго провозился с листом металла, ручником и пробойником, то расклепывая железо, то растягивая пошире глазницы, то припаивая на челюсть зубы-иголки.

Он не знал, как ковать позвоночники, и в поиске идей долго листал ютуб, а потом подбирал трубы разных диаметров и распиливал бо́льшую из них на бесконечное число кусочков. Потом эти «позвонки» пришлось ковать, плющить и изгибать, а в самом конце – нанизывать на изогнутую основу и припаивать к ней. Адские муки того стоили – позвоночник выглядел так, словно он живой, и вот-вот скрутится, изогнется, и голова змеи бросится на таран.

Сколько времени Ласло потратил на создание двухсот ребер и их припаивание к позвоночнику, он даже засекать боялся. Это была бесконечная, муторная, высосавшая его подчистую работа… и если бы не шоковая пустота в глазах Дрю, если бы не его расширившиеся зрачки и пересохшие губы, Ласло зарекся бы ходить в мастерскую до конца своих дней.

Но Дрю потрясенно качнул головой, а потом молча, не отрывая взгляда от змеи, ухватил Ласло за руку.

И стоял так почти час.

- Это не творческая работа, понимаешь? – спросил Квентин Брю. – Совершенно не творческая. Она убивает потенциал.

- Понимаю, - откликнулась Лола. – И что ты планируешь?

- Думаю уйти в кино, - сообщил Квентин. А потом оглянулся, отыскал взглядом Ласло и ослепительно ему улыбнулся. – Как думаете, мистер МакБрайд, у меня получится?

День рождения Дрю был не слишком людным – несколько друзей, Лола, садовник Аугусто и хохотушки-ирландки, которые сегодня не были обременены готовкой. Ласло дал персоналу отдохнуть и заказал кейтеринг.

Нина Бенсон тоже была приглашена – у Дрю с ней сложились исключительно теплые отношения, - но твердо и безапелляционно отказалась. Ей-де не место среди молодежи, а день рождения Дрю она с удовольствием отпразднует за чашечкой ароматного лунцзина в любой вечер, когда он того пожелает.

Вечеринку устроили прямо во дворе – по креслам-мешкам были разбросаны клетчатые пледы, из выпивки на выбор наливали глинтвейн с корицей и персиковый пунш, а на углях жарились крепко промаринованные стейки и ломтики бекона. Двор был наполнен фантастически красивыми людьми, и Ласло любовался каждым из них, словно произведением искусства.

Взять только Лолу Даффи, черноволосую и волшебную настолько, словно она была столетней ведьмой. Иногда Ласло думал, что она попросту наколдовала себе эту фарфоровую, неувядающую красоту. Лола была на год старше, чем Дрю, и скоро ей должно было стукнуть тридцать семь.

Или Квентин – мальчик из эскорта и один из лучших друзей Дрю. Русые кудри Квентина, идеальный нос Квентина, даже тяжелая, слишком массивная челюсть Квентина... в такое лицо можно было провалиться, влюбиться на раз-два, и Ласло был уверен, что так бы и сделал.

Если бы встретил Квентина первым, до разговора с Дрю.

А так… только и осталось, что любоваться им, словно экспонатом в музее. И иногда думать: черт подери, у этого парня совершенно исключительные пропорции! Чем еще можно объяснить тот факт, что тяжеленная челюсть, больше подходящая Щелкунчику, чем живому человеку, кажется не уродливой, а напротив – правильной и красивой?

- Мистер МакБрайд?..

- Да, - откликнулся Ласло, - прости. Что ты спросил?

Квентин улыбнулся. Светлые кудри обрамляли его лицо, и только сейчас, глядя Квентину в глаза, Ласло подумал: наверное, таким должен быть ангел. Не кукольно-красивым, словно андрогинное людское дитя, а именно таким – диспропорциональным, словно этот чудовищный подбородок прилепили к светлым глазам и мягким кудрям от совершенно другого человека.

- Как думаете, - терпеливо повторил Квентин, - у меня получится уйти в кино?

К удивлению Ласло, на его коленях обнаружился Эм. Кот, которого в особняке не видели с июля, и потому считали, что он сбежал к соседям или сдох, сидел на руках у Квентина, распушив черный хвост, и ожесточенно умывал заднюю лапу. Не зная о редкости и, что уж греха таить, чрезвычайности такого явления, Квентин гладил кота по меховому загривку и мял его уши.

Ласло всерьез задумался, а потом встал, отбросив с колен клетчатый плед, и спокойно похлопал Квентина по плечу.

- Конечно получится, - сказал он. – Нужна будет помощь – только свистни. Думаю, у меня в телефонной книге найдется пара-тройка режиссеров…

Такое лицо, - подумал он, - грешно скрывать от людей. Сколь бы интересно и весело не было Квентину в службе эскорта, в киноиндустрии он будет востребован не меньше.

Решив так, Ласло покинул двор.

Скользнул в правое крыло особняка, куда редко забредали гости; обогнул грандиозную залу для званых ужинов, пересек опустевшую кухню и поднялся по лестнице на второй этаж, в каминную. Дрова и жидкость для розжига не потребовались – хватило электроуглей.

Дом был звеняще пуст, неподвижен, и Ласло находил в этом определенную гармонию: в секунды, когда Дрю наслаждался кусочком своего шумного веселого мира, Ласло захотелось одиночества и тишины.

Спустя час, когда Ласло задремал в кресле, его нашел Дрю. Скользнул под плед, устроившись там и сунув ледяные руки под чужой свитер, прижался лохматой башкой и затих.

- Что, скучно у вас там? – виновато спросил Ласло, пригладив пальцами зеленую прядь. Остальные лежали как попало, влево, вправо, на лоб, но эта торчала строго вертикально, словно Дрю укладывал её отдельно от остальной шевелюры.

Возможно, - подумал Ласло, - не стоило покупаться на слова о «маленькой вечеринке» и «пикнике». В конце концов, торжественное празднование на яхте с морем алкоголя и мальчиками гоу-гоу было бы…

- Нет, - сказал Дрю, не поднимая головы. – Там хорошо.

Радостного возбуждения и удовольствия от вечеринки в его голосе не наблюдалось.

Они молчали довольно долго; в комнату кто-то заглянул – Ласло не успел заметить, кто. Дверь быстро и бесшумно прикрыли, и больше в каминную никто не вторгался.

- Не хочу, чтобы это заканчивалось, - сказал Дрю.

Ласло видел его затылок, но не мог заглянуть в глаза. Подождав немного – и не получив никакой конкретики, - осторожно уточнил:

- Что заканчивалось?

Ласло понял бы, скажи уточка Даффи такое после ураганного секса. Или во время поездки на Барбадос. Или при вручении презента стоимостью в пару миллионов долларов… Может, змеиный скелет не стоил ни цента, зато недавняя ламборджини была шикарной и очень, очень дорогой!

Но сейчас-то чего?

Дрю прижался к нему лохматой темноволосой башкой, глядя в блымающее нутро электрокамина, и ничего не ответил.

Каждый секс с ним – как огонь. Так сумасшедше и горячо, что аж больно; и потому кажется, что в конце ты останешься опустошенный, с красными обожженными руками, с отпадающими от костей обугленными лохмотьями вместо мышц, потому что живой человек не может выдержать такого.

Не может выжить в огне.

Только Дрю об этом не знает. Он кусает Ласло в губы, жарко вылизывает его рот и шепчет: давай, давай, трахни меня, давай…

Дрю задыхается.

- Мой прекрасный, прекрасный создатель Вещей, - шепчет он, и голос его дрожит, а глаза смеются.

- Мой сладкоголосый подлиза, - в тон ему отвечает Ласло, тиская ладонью тощий зад.

Каждый секс с ним – как огонь.

Ласло не хочет обжечься, но ему не хватает душевных сил, чтобы устоять. Дрю в одинаковой мере владеет его мозгами, его счетами и его сердцем – и это, вопреки ожиданиям, не расстраивает Ласло, а приводит его в восторг.

- Я не подлиза! – возмущается Дрю, а затем прижимается бедрами. Он выглядит, как человек, на котором слишком много одежды. – Если бы сейчас было средневековье, я стал бы придворным поэтом и воспевал красоту твоих глаз, благородство седин и… ну, все эти штуки, на которые дрочат поэты. Но мы не в средневековье…

- А еще ты – хуевый поэт, - вставляет Ласло, расстегивая ширинку Дрю и запуская ладонь под ткань трусов. Медленно и аккуратно гладит пальцами, лаская теплый, ни капельки не возбужденный член.

Зачарованно вздохнув, Дрю толкается бедрами в сухую шершавую ладонь.

- Тогда я могу быть папарацци, - предлагает он, облизав губы. – Буду преследовать тебя везде… фотографировать в душе – голого, охуенного, - а потом дрочить на эти снимки и продавать их за огромные бабки. Или оставлять камеру мобильника включенной и снимать наш секс…

Ласло сжимает кулак, грубовато стискивая и начиная ритмично двигать ладонью.

- Я бы не спал с папарацци, - говорит он. - Хотя это был бы очень экстремальный опыт…

И продолжает, разглядывая блаженное, разгладившееся от удовольствия лицо Дрю:

- … для тебя.

Дрю опускает ресницы, с трудом удерживая дыхание ровным. А потом толкается бедрами, намекая Ласло, что дрочить можно и поактивнее.

- Почему?

- Если бы мое хоум-видео попало в интернет, я бы добился, чтобы его заблокировали, - поясняет Ласло, сжимая его член под головкой и осторожно оттягивая крайнюю плоть, - … а тебя отдал бы специально обученному человеку, который знает, под каким мостом нужно закапывать папарацци.

Дрю возбужденно стонет, а потом вяло пихает Ласло коленом.

- Но тебе же понравится!

- Видео, на котором любой желающий увидит мою голую жопу? – Ласло фыркает, больно стиснув пальцами яички и придавив член у основания. Он не злится, конечно. Все это – просто игра. - ... вот уж не думаю.

Дрю вскрикивает и с силой пихает его кулаком в плечо, извиваясь и уже откровенно пытаясь прижаться, потереться возбужденным членом.

- Видео, - стонет он, - на котором ты, беловолосый и весь в шрамах, как гребаный исландский бог, пялишь меня во все дыры…

Ласло смеется, подхватывает Дрю свободной рукой под задницу и дергает к себе, усаживая верхом на колени – близко, тесно, животом к животу. Дрочить так гораздо удобнее – можно сунуть ладонь между телами, собирая большим пальцем выступивший предэякулят и размазывая его по члену, аккуратно скользя, в каком-то собственном ритме сжимая пальцы и двигая рукой быстрее, еще быстрее, грубо, с влажным пошлым хлюпаньем.

Дрю прогибается, толкаясь в ладонь и норовя сбить с ритма, жадно требует «быстрее!», «больше!», «еще!», дергает рубашку на груди Ласло и жмурится, пытаясь не кончить, как мальчишка, от двухминутной дрочки…

Ласло выдыхает и подается вперед – губами к губам, сжимая свободной рукой чужие ягодицы и жадно тиская их сквозь ткань. Целует так, чтобы голова кружилась; чтобы дыхание сбивалось, и было так тесно, так жарко, будто это – самый взаправдашний секс, а не жалкая дрочка. Дрю стонет, едва не до крови прикусив губу, а потом всхлипывает, крупно содрогаясь и кончая Ласло в кулак.

Какое-то время они хрипло дышат, приходя в себя. Ласло подхватывает Дрю под спину, чтобы «придворный папарацци» никуда не рухнул, второй рукой чувствуя его влажное, липкое, чисто физиологическое признание в любви.

Это лучше секса, - думает Ласло.

Трахаясь, ты помнишь о себе; но о любовнике своем, о его удовольствии, жгучем и сладком, на несколько секунд забываешь.

В этот раз Ласло ни о чем не забыл.

Отдышавшись, Дрю выпрямляется в его руках, как примятый цветок после грозы. Смаргивает слезы, смотрит из-под челки мутными, затянутыми поволокой глазами, и молча тянется губами к губам. Ласло впивается рукой в его затылок, пачкая волосы подсыхающей спермой, и проскальзывает языком в нежный, призывно распахнутый рот.

В эту ночь Ласло впервые думает: может, пора?..

Ему так хорошо сейчас, что эта мысль получается простой и естественной, и Ласло засыпает с ней, просыпается с ней, даже завтракает с ней, невыносимо медленно пережевывая свой стейк. Потом его выворачивает, и на выходе стейк выглядит уже не так аппетитно, как на входе.

Может, пора? – думает Ласло.

Может, он ждал слишком долго?

«Шаг 8. Выбери то, что для тебя важнее».

День благодарения в этом году не задался.

Ласло и так уже перешел на мягкую, преимущественно жидкую пищу, но боли усиливались, а рвотный рефлекс периодически давал о себе знать. По всему выходило, что Патрик не ошибся с прогнозом. Еще несколько месяцев, и Ласло будет тощим как спичка и полумертвым от боли, голода и остального дерьма, привычного для онкобольных.

Но это будет потом.

Или не будет вовсе, если Ласло об этом позаботится.

А сейчас они с Дрю вернулись из Сорбонны, и все утро Ласло провел в туалете, пытаясь вытошнить остатки завтрака. Кажется, желудок уже давно опустел, но в груди давило, словно там застрял огромный кусок еды.

- Ласло…

Дрю караулил его под дверью.

Сидел снаружи, прижавшись щекой к полированному дереву, и слушал, как Ласло блюет. Словно занятия интереснее у него не было.

- Отвали, - попросил Ласло, включая воду и принимаясь полоскать рот.

- Ласло, пожалуйста, - тоскливо сказал Дрю. – Тебе становится хуже. Так нельзя!

Ласло с ожесточением чистил зубной щеткой весь рот – вялую поверхность языка, скользкое небо, слизистую щек за зубами… Всё, где могла остаться хоть частичка преследующего его запаха рвоты.

А может, его уже ничто не преследовало. Всё было вычищено, и Ласло мучился не от запаха, а от паранойи и нежелания признать очевидное.

- Пожалуйста… - голос Дрю казался глухим, словно ему в рот засунули носовой платок. А может, это дверь его приглушала. – Эй! Как насчет прислушаться к кому-то, кроме самого себя? Ладно, мои слова для тебя – пустой звук… и Кенни, и Патрика… но должен же быть кто-то…

Дрю замолчал.

Ласло выключил воду, отправил щетку в стакан, стукнув твердым пластиковым концом об стекло…

Потом вскинул голову. И выругался, суетливо кинувшись к двери и принявшись открывать замок.

- Не делай это! – крикнул он. – Дрю, пожалуйста, ради твоего же душевного спокойствия…

Конечно же, Ласло не успел. Никакие силы небесные не могли опередить Дрю в его стремлении добраться до телефона. С таким прыжком в длину впору было ехать на Олимпиаду.

- Да, да… - говорил Дрю, прижав к уху мобильник. – Вы отлично общаетесь, он часто прислушивается к твоему мнению, и я подумал…

Ласло поджал губы и молча пересек комнату. Дрю вскочил и вытянул свободную руку перед собой, растопырив пальцы. Боялся, что Ласло кинется отбирать у него телефон.

- Да… Я понимаю, но… Может, ты могла бы…

Вот только Ласло не собирался этого делать. Дрю все уже сделал сам. Его лицо менялось: дрогнули и поджались губы, сморщившись в куриную гузку; кровь отлила, и его нос, кончики ушей, лоб под растрепанными волосами и даже шея стали кипенно-белыми, как бумажный лист. Только на скулах расцвел уродливый, лихорадочный румянец, словно в этих местах к лицу Дрю прикоснулись раскаленным железом.

- Но я… - тихо сказал он, - в смысле… я понимаю, но…

Ласло подтащил стул и сел рядом. Взял свободную руку Дрю – не ту, которой он сжимал мобильник, - и принялся мять тощие, белые как мел пальцы, пытаясь вернуть им нормальный цвет.

- Я понимаю, - прохрипел Дрю. – Прости. Я зря тебя попросил.

Он заторможенно оторвал телефон от уха и долго смотрел в экран, словно забыв, что теперь нужно делать. Потом дернул большим пальцем. Неловко нажал кнопку отбоя и запихнул мобильник в задний карман штанов.

Ласло опустил голову, прижавшись губами к царапинам на его руке. Кажется, их оставила Эл. Или О. Или кто-то еще из кошачьего алфавита.

- Ты знал, что так будет? – хрипло спросил Дрю.

- Если Рита заявила, что безумно меня любит, но я, без сомнения, сам виноват, и рак не лечится, потому что это Господь наказал меня за грехи, - спокойно сказал Ласло, - то да.

Дрю поднял глаза.

Взгляд у него был жалобный.

- Я не понимаю... – сказал он тихо. - Вы же с ней дружите… Вы были женаты! Как она может такое говорить?

Ласло кивнул, сжав руку Дрю и опустив ее к себе на колено. Ладонь была прохладной на ощупь и мягкой, словно в ней не осталось ни одной косточки.

- Я расскажу.

* * *

Ласло увлекся литьем из металла задолго до того, как выкупил свой первый цех холодной стерилизации.

Он тогда был просто мальчишкой… Хотя нет, не «просто». Он был мальчишкой из семьи мормонов, живущих в крохотной общине на западе Пенсильвании. Ласло растили в атмосфере любви, уважения и терпимости, готовили к поступлению в семинарию и считали, что консервативные взгляды – суть правильные, коих следует придерживаться во веки веков.

Вместе с отцом они ковали фигурные оградки, которые затем отправлялись на продажу в Филадельфию, пили лимонад, обсуждали субботние игры в лакросс и девчонок. Работать с металлом Ласло нравилось. Обсуждать девчонок – нет.

О его глупой, по-детски страстной влюбленности быстро узнала вся община. К сожалению, Джонас не был девчонкой. Это заметили родители Ласло, это заметил их пастор, это заметили абсолютно все – если поселок маленький, то секреты в нем долго не живут. Проповедуя «уважение и терпимость», гомосексуализм тут полагали мерзостью во глазах Бога. А Ласло не мог ее скрыть: свою тягу, свое величайшее стремление, свою подростковую глупую любовь, из-за которой он обкусывал губы и получал розги раз в неделю, как по расписанию. 

Джонас был щуплым, светловолосым, с тугими кудряшками у лица. Чем-то он был похож на Квентина Брю.

Родители, которые искренне любили Ласло – он знал, что любили! он ни разу в жизни, ни минуты, ни мгновения не сомневался, что это так! – твердо решили, что выбьют из него эту дурь… и, без сомнения, выбили бы, если бы он не сдался и не подчинился их воле.

Спустя пару лет семья Джонаса переехала в Оклахому, а Ласло скоропостижно женили на соседской девушке – тощей как спичка, с мягкими соломенно-светлыми волосами.

Этой девушкой была Рита Гренье.

- Рита знала, что я ее не люблю, - сказал Ласло, медленно поглаживая Дрю по ладони. - Но родители уже все решили, а мы… а что мы? Нам было девятнадцать! Если тебе девятнадцать, и ты вырос в семье мормонов, ты все равно что младенец…

Риту лишил девственности красавчик-мексиканец, приехавший в город на сезонный сбор овощей. Словом, ее родители тоже торопились: отдали порченую за порченого, посчитав это крайне удачным стечением обстоятельств.

К обоюдному удивлению, Ласло и Рита не испортили друг другу жизнь. Они даже сблизились. Спустя четыре года – оформили развод, Рита обрела счастье в новой семье, а Ласло пошел жестянщиком на крохотный консервный завод, который выкупил вскладчину спустя пару лет.

Семью он больше не заводил.

Не видел смысла.

- Рита любила меня, как друга, - задумчиво сказал Ласло. – Но она всегда была глубоко верующим человеком, понимаешь? А для верующей женщины гомосексуализм – большой грех. Даже потом… черт, я ведь продолжал грешить в ее глазах!

Дрю вопросительно приподнял бровь.

Он смутно представлял, как можно и дальше грешить, если предмет твоего греха семья увезла из Пенсильвании в Оклахому.

- Алкание любых богатств, помимо духовных, - пояснил Ласло. – Блуд, беззаконие… Короче, трудно быть бизнесменом, трахающим моделей, и при этом не нахвататься грехов.

Дрю скривился.

Но не отшатнулся и даже руку не отобрал. Ласло решил, что это хороший знак.

- Рита действительно считает, что меня наказал Бог, - пояснил он. – Моя бывшая не станет уговаривать меня на лечение, ведь это противоречит Божьему умыслу. Потому я не хотел, чтобы ты ей звонил.

Дрю выдохнул, отобрал у Ласло руку и быстро провел по глазам тыльной стороной ладони. Его веки были красными и совершенно сухими.

- Вот хуйня, - тихо, как-то обиженно сказал он.

Похоже, для человека, чью семью не смущали дочка секс-тренер и сын, который занимается вообще черт знает чем, это было дикостью. Как можно любить человека,  считать его частью своей семьи, и при этом так над ним издеваться?..

Позволив Дрю выдохнуть и немного прийти в себя, Ласло взял в ладони его лицо.

Потом спросил:

- Зачем тебе это?

Дрю поджал губы и нахмурился, тут же попытавшись вывернуться из его рук.

- Зачем тебе это? – повторил Ласло. – Зачем ты уговариваешь меня на лечение? Зачем ты требуешь у других людей, чтобы они меня уговаривали?

- Мне нравится твой особняк, - мрачно сказал Дрю. – А если ты сдохнешь, меня отсюда попрут.

- Нет, - сказал Ласло. - Ещё попытка.

- Нам весело вместе... – с трудом проговорил Дрю, сопротивляясь, пытаясь спрятать лицо. – Секс, жратва, полеты за границу… Думаешь, мне раньше лучше жилось?

- Нет, - сказал Ласло, крепче сжав руки и не позволяя ему сбежать. - Ещё.

- Хочу так тебя затрахать, чтобы ты отдал не два миллиарда, а двадцать два! – задиристо фыркнул Дрю.

- Нет, - спокойно повторил Ласло. - Ещё.

- Я люблю тебя! – выкрикнул Дрю. – Я просто не хочу, чтобы ты сдох! Я…

Ласло смотрел на него, не проронив ни звука.

У Дрю тряслись губы, покраснели глаза, и все его лицо выглядело нелепым, скукоженным, словно он вот-вот разревется.

Обдумав всё, Ласло с невероятным хладнокровием повторил:

- Нет.

И добавил, сжав кулак в волосах Дрю:

- Скажи правду.

Пряди комкались в ладонях, как пакля, и Ласло подумал: когда он разожмет пальцы, на них останутся клочья волос. Словно Дрю от стресса сбросит их, как шиншилла сбрасывает свой мех.

- Я не знаю, - тихо сказал Дрю. – Вот тебе правда! Я не знаю! Я просто хочу, чтобы ты жил, и не понимаю, почему ты этого не хочешь!

Помедлив, Ласло прижал к себе его голову. Обнял за плечи и стиснул так, что уточка Даффи пискнул, как резиновая игрушка.

- Думаю, надо позвать кого-нибудь на День благодарения… - сказал Ласло, какое-то время помолчав. – Патрика, например…

Дрю сопел, уткнувшись лицом в его шею и прикрыв глаза.

Его плечи подрагивали.

Список гостей, которых собрали за одним столом в этот День благодарения, был довольно странным.

Нина «Дерьмо» Бенсон, на присутствии которой настоял хозяин дома.

Дрю, за неимением куртки прикрепивший пару значков на воротник рубашки.

Тобиас Гуд, выряженный в апельсиново-яркий тренч, и Кенни Дюрхольм, обливающийся потом даже сейчас, когда жара уже выпустила Нью-Йорк из тисков.

Последним был Патрик О’Доннели – длинный, как полтора человека, и тощий, как половина здорового половозрелого мужчины сорока лет. Ласло даже подумал: в конце встречи Патрика нужно будет отвести в сторону спросить, не заболел ли он часом. В конце концов, онкологи не застрахованы от того, что лечат у других людей.

- Понимаю, - сказал Ласло, упершись локтем в уголок богато накрытого стола. – Сегодня День благодарения… но я хочу не поблагодарить вас, а извиниться.

Заправив за воротничок рубашки белоснежную салфетку, Дрю с хрустом разделывал лобстера. Нина Бенсон ничего не ела, а только смотрела на Ласло сухими, чуть покрасневшими глазами, словно проплакала всю ночь, а теперь дожидалась конца ужина, чтобы уйти плакать дальше.

- За эти полгода я многим из вас потрепал нервы, - сказал Ласло. Вины в его голосе не чувствовалось, и только дрожало что-то внутри, в глубине, словно он не до конца был уверен в том, что говорит. – Я отказывался лечиться, отталкивал вас от себя…

Патрик отодвинул тарелку и поджал губы. Друг – не друг… Любит – не любит, плюнет – поцелует…

У них с Ласло всегда были трудные отношения.

- Простите, что был таким гондоном, - сказал Ласло. – Знаете, я просто… Когда узнал про рецидив, мысленно взвесил все это. На одной чаше весов – моя жизнь, на другой – повторная операция, вырезанный кусок пищевода, химиотерапия…

Кенни промокнул усы. Он тоже не ел – видимо, опасался, что его стошнит. Кенни тяжелее всех поддался на уговоры: до последнего отнекивался от встречи и утверждал, что не может даже на часок заглянуть в Ист-Хемптон. У них с женой и детьми большие планы, и он-де не может, совершенно не может присутствовать, что бы там  не хотел сообщить Ласло в присутствии гостей…

Похоже, Кенни не хотел услышать то, после чего ему действительно станет дурно.

- Чаша весов, на которую я положил свою жизнь, не перевесила терапию, - спокойно сказал Ласло. – В ней не было ничего такого, ради чего стоило себя мучить. И я решил…

Патрик взвился с места, опрокинув тарелку. По скатерти растекся фирменный соус одной из кухарок – с клюквой, медом и чем-то еще, что Ласло не смог опознать.

- Не смей, - тихо сказал Патрик. Голос его дрожал. – Не смей это говорить! Извиняться он вздумал… Думаешь, ты извинишься – и все, это хорошее прощание? Можно ехать в свою долбаную Швейцарию, проходить освидетельствование и…

- Патрик…

Ласло поднял руку, пытаясь его остановить.

Не смог.

Патрик О’Доннели отпихнул от себя стул и раздраженно отступил назад. Стекла его очков отражали свет люстры.

- Да, тебе стало хуже! - рявкнул Патрик. – Так бывает! И потому нужно лечиться, а не бежать в Европу, поджав хвост! Или ты думаешь, что попрощаешься с нами красиво, угостишь лобстерами на День благодарения – и все? Мы тебя простим? А потом получим по почте урну с прахом, соберемся дружной компанией и…

Тобиас Гуд тихо засмеялся.

Патрик не сразу понял, что это за звук. Недоуменно оглянулся, а потом уставился на Тобиаса, скривив губы и вытянувшись лицом.

- Ах ты ублюдок! – сказал Тобиас, отсмеявшись и утерев рот белоснежной салфеткой. Потом скомкал ее и отбросил от себя. - Ты – поразительный ублюдок, Ласло… Просто фантастический!

Патрик молчал.

Все молчали. Дрю держал в руках клешню лобстера, и по его ладони стекал прозрачный сок.

- Этот ушлепок с нами не прощается, - Тобиас повернул голову, взглянув на Патрика, и широко ухмыльнулся. – Он раскрывает гребаную интригу! Он всегда так делает, сечешь? Обманет тебя, запутает, задурит голову, а сам провернет что-то за твоей спиной… А потом – оп, и все карты на стол! Я в шоке, Кенни в шоке, совет директоров в полном ауте… А он сидит себе – довольный, потому что сумел это провернуть…

Тобиас соображал быстрее всех.

Ласло был изворотливым дельцом, которому многие дышали в спину, но если другие отставали от него на два, на три шага, то чертов Тобиас наступал на пятки и шептал ему в ухо: бабки, бабки! Если ты перестанешь делать бабки, МакБрайд, я буду грести их вместо тебя!

Проницательный сукин сын! Единственный, кто мог разобраться в том, что Ласло нагородил у себя в голове.

- Этот уебок сказал, что в его жизни не было ничего такого, ради чего стоит мучиться… - Тобиас размашисто ткнул пальцем в сторону Ласло. Потом обвел взглядом стол, словно ожидая, когда же остальные включат мозги. – Он не сказал, что в его жизни НЕТ ничего такого, ради чего стоит жить! Он сказал, что в его жизни НЕ БЫЛО ничего такого. А потом он…

Ласло смотрел на него молча – хладнокровный, бесстрастный, с бледным спокойным лицом. Смотрел так долго, что Тобиас нервно облизнул губы, засомневавшись на миг. А вдруг все не так? Вдруг Ласло не это задумывал? Вдруг на самом деле…

Потом Ласло улыбнулся, и Тобиас ответил ему ухмылкой, расцветая лицом и даже вздохнув с облегчением.

- Вот, зачем ты творил все это! - сказал он, отодвинув тарелку и откинувшись на спинку стула. - Тут не было абсолютно ничего спонтанного, верно? Никакого спонтанного «я хочу отпуск… нет, я передумал, не хочу отпуск, поработаю-ка я в поте лица». Никакого спонтанного «проявлю-ка я свои гейские склонности прямо сейчас, хотя сорок лет жил без этого». Никакого спонтанного «хочу свадьбу вон на той шлюхе»… Дрю, прости.

- Да ничего, - пробормотал Дрю. И только сейчас заметил, что держит руку на весу, и та уже затекла и начала болеть.

Он аккуратно опустил клешню лобстера на тарелку и принялся разминать ладонь.

- Не-е-е-ет, парни, Ласло не бросился во все тяжкие, - сказал Тобиас. Он был горд собой. Кажется, будь у него усы, как у Кенни, он бы их сейчас лихо подкрутил. – Ласло действовал так же, как в бизнесе. Наметил стратегию, чтобы добиться конкретного результата, и пер напролом! Понимаете?

Нина Бенсон прижала руку ко рту, сдерживая приступ дурноты. Перламутровая помада на ее губах давно стерлась. Не похоже было, чтобы она поняла хоть слово из того, что болтал Тобиас обо всех этих хитрых планах и вещах, которые выглядели спонтанными, но таковыми не являлись.

- Ему так страшно было лечиться, и эта чаша весов настолько перевешивала остальное, что он решил перевесить её в обратную сторону, - спокойно сказал Тобиас. Теперь он больше ни на кого не смотрел – только на Ласло. Только ему в глаза. - Успешные сделки? Замечательно! От этого хочется жить, и не хочется спускать все на тормозах. Но этого недостаточно… Секс? Реализация подспудных желаний? Хорошо! Просто отлично! Отношения? Семья? Сгодится всё!

Ласло смотрел на него и улыбался. И складки на его лице выглядели несимметрично – глубокие и заметные на одной половине лица, и слабые, едва прорезанные на другой.

- Ты хотел нагрузить свою психику настолько, чтобы желание жить пересилило желание все бросить, - сказал Тобиас. Потом скрестил руки перед собой и наклонился вперед. Их с Ласло разделяли три метра стола и бесчисленное множество блюд, но ни один из них этого не замечал. – И что? Сегодня ты решил, что настало время расчехлить весы и снова оценить, что лучше – жить или сдохнуть?

Прозорливый засранец, - подумал Ласло, на секунду испытав нечто вроде раздражения. А потом расслабился, облокотившись руками на край стола.

«Может, пора?»

Такая зудящая, такая правильная мысль! Она преследовала Ласло уже вторые сутки, мордовала его, изводила его, снова и снова била по мозгам.

Может, пора оценить – что изменилось за эти полгода? Прежний план, с клубом легальных самоубийц и поездкой в Швейцарию – он правильный? Или теперь жизнь Ласло стоит того, чтобы терпеть химиотерапию и трубку в животе?

Помолчав, Кенни поднял голову и спросил:

- Это правда?

Глаза у него были такие, словно Кенни, толстяк Кенни, добродушный Кенни, который в жизни не участвовал ни в одной драке – готов был с размаху заехать кулаком в глаз своему гендиру.

- Это правда, - сказал Ласло.

Наверное, Тобиас описал все лучше, чем он сам бы сумел.

Ласло знал: умереть не страшно.

Страшнее всего продолжать жить. Это больно, мерзко и наверняка унизительно; и даже если у тебя есть на это деньги – у тебя может не хватить сил. Но если на другую чашу весов ляжет что-то существенное…

Ласло боялся перевести взгляд на Дрю. Как будто, увидев равнодушие в его лице, или разочарованность, или злость оттого, что придурок-миллиардер передумал сдыхать и выполнять свою часть брачного договора, - Ласло не выдержит и откажется от лечения. А это решение и так далось ему с большим трудом.

Ласло не хотел рисковать, и потому не смотрел на Дрю; хотя не смотреть на него, не быть с ним, не прикасаться к нему было почти нестерпимо.

- Итак, - пророкотал Тобиас. – Ты разломал свою жизнь на кусочки и изучил каждый под микроскопом. Ты оценил, какой груз лежит на весах… И что перевесило?

Впервые за этот вечер Ласло почувствовал себя по-дурацки.

Он сидел тут, сжимая в руках салфетку, с убранными назад волосами и странным, несимметричным лицом, и пятеро самых близких людей (по-настоящему близких, а не таких, как Рита Гренье) пялились на него, как журналисты пялятся на человека, собирающегося презентовать новую модель айфона.

Вот только у Ласло не было айфона.

- Я извинялся не потому, что собрался пустить по вене пентобарбитал, - признал он. - А потому, что вам, ушлепкам, придется терпеть меня дольше, чем вы рассчитывали…

Вот так.

Он решил.

Кенни придется и дальше возиться с его причудами, покрывая на работе и подбирая упущенные хвосты.

Тобиас Гуд лишится шанса стать генеральным директором КлирФуд Инк. А ведь он, наверное, был неплохим кандидатом…

Нине Бенсон предстоит и дальше терпеть неуважение Ласло к чайным традициям, его тотальную пищевую необразованность, невежественность и чрезмерную симпатию к персоналу (который – Нина знала это совершенно точно, - недостаточно хорошо выполняет свою работу).

А Дрю…

Ласло почти взглянул на него. Почти смог себя заставить. А потом дернул головой и уставился на Патрика О’Доннели – своего не-друга, недодруга, человека, который переживал его диагноз слишком болезненно. Если бы онкологи волновались так за каждого пациента, в аптеках давно закончился бы прозак.

- Ну а тебе, - сказал Ласло, - придется меня не только терпеть, но и лечить.

В комнате было так тихо, что Ласло на мгновение показалось: он слышит морской прибой. Где-то там, за шумом виноградников, за оживленной дорогой, ведущей вдоль побережья, за домами первой линии – море бьется о белый песчаный берег, бисером рассыпая брызги, и Ласло отчетливо слышит этот звук.

Помолчав, Патрик с трудом разлепил губы.

- Ты мог запустить, - сказал он сипло. – Если бы ты послушал меня тогда… если бы обследовался…

Ласло поморщился.

Он не мог послушать Патрика ТОГДА! Не мог принять его советов! Черт подери, он должен был сам это решить, а не полагаться на мамок, нянек, врачей и исполнительных директоров! Он должен был сам понять, хочет он жить или не хочет! Сам, один, без чьих-то подсказок, без требований обследоваться и лечиться, без давления на мозг!

А Патрик приезжал к нему в дом, являлся в его мастерскую и давил, давил…

И даже подключил к этому Дрю.

Кстати, об этом…

- Дрю, - задумчиво позвал Ласло. И повернул голову к человеку, на которого хотел смотреть всегда, каждую секунду, когда не работал и не спал. – Напомни. Сколько раз мы были в Сорбонне?

- Четыре, - пробормотал Дрю.

По его лицу нельзя было понять ровным счетом ничего. Волосы свешивались, закрыв его глаза, руки вяло лежали на столе, а губы мало что выражали. Тонкие, серовато-лиловые, сейчас они были расслаблены и чуть приоткрыты.

Дрю дышал ртом, словно запыхавшись от быстрого бега.

- И что мы там делали? – спросил Ласло.

- Мы… - Дрю нахмурился. Ласло заставлял его думать о каких-то неважных, несущественных вещах, которым не было места за этим столом. – Мы там… гуляли… я гулял… это же Париж, что там еще можно делать…

Патрик непонимающе моргнул. Потом уставился на уточку Даффи, и глаза его за бликующими стеклами очков стали пустыми, как у человека, мозг которого получил важную информацию, но еще не успел ее обработать.

- Еще я успевал скупиться, пожрать в Le Cinq… один раз попал на парижскую неделю моды… - продолжал Дрю. – А ты мчался на медицинскую кафедру к профессору Григо, делал МРТ и гастроскопию из-за той желудочной колики… а потом мы вместе…

Ласло был уверен, что Патрик закроет лицо ладонью.

Вместо этого Патрик прижал руки к щекам – в быстром, совершенно детском жесте, какого Ласло не видел уже очень и очень давно.

Простота и понятность этого движения его потрясла. Патрик одновременно был шокирован, счастлив и недоволен, и не знал, что из этого выразить первым. Так что решил выразить всё сразу.

- А-а-а… - тихо протянул Дрю.

Он тоже заметил движение Патрика и с подозрением уставился сначала на него, а потом на Ласло, нахмурив брови и скривив уголок рта.

- Что, нет никакой желудочной колики? – помолчав, спросил он.

Господи, - подумал Ласло.

Господи, неужели и впрямь не догадался?

Они раз в пару месяцев, как по графику, мчались не на горные склоны Альп, не на берег Австралии, созданный Богом только и исключительно для серфинга, а в один из самых знаменитых университетов Европы! Каждый раз Ласло, не скрываясь, проходил обследование – а Дрю даже не удосужился погуглить, или позвонить на кафедру, или узнать любым другим способом: кто такой этот профессор Григо и какой отраслью медицины он занимается?

Но Дрю не стал гуглить. Не стал звонить или спрашивать… Он доверился Ласло и его глупой отмазке про желудочную колику, которая не только ничего не объясняла, но и вызывала закономерный вопрос: разве человеку, запланировавшему свою смерть, как нормальные люди планируют отпуск, есть смысл лечить желудок?

В конце концов, эвтаназия решит не только проблему рака, но и всех болезней, которыми Ласло успел обрасти за сорок два года.

Но нет.

Дрю не понял.

Даже не заподозрил.

И теперь смотрел на Ласло, раздраженно поджав рот, словно тот его обманул.

- Чтобы держать колики под контролем, вообще нужно делать МРТ? – спросил он мрачно. - Или я повелся, как полный лох?

Ласло потребовалось какое-то время, чтобы осознать: он действительно обманул Дрю. Врал ему в глаза. Говорил одно – а делал совершенно иное, воплощая свой запасной план в жизнь. Подумав об этом, Ласло честно попытался раскаяться, но чувство вины так и не пришло.

Он врал не потому, что хотел сделать кому-то плохо. Он врал, потому что нуждался в полном уединении, в абсолютной беспристрастности и возможности самостоятельно принять решение. Ложь – сопутствующий ущерб, с которым его близким придется смириться. И Ласло посмотрел в лицо Дрю, попросил его мысленно: прости! Прости меня, а? Я же не врал тебе ни в чем, кроме этого…

Тобиас тихо засмеялся.

Он, наверное, не сомневался ни секунды: раз Ласло отложил принятие окончательного решения, то и запускать болезнь не рискнул бы. Это для лечения нужен проверенный онколог; а обследоваться можно у врача попроще – лишь бы тот имел достойное оборудование…

Например, как в лучшем французском университете, куда туристы со всего мира едут полюбоваться архитектурой, а ученые – присосаться к аппаратуре, стоящей миллионы евро.

- Мне нужны все диски! – потребовал Патрик. – И расшифровки сканирования, и распечатки из их мед-центра, и…

Нина Бенсон встала. Обошла стол, приблизилась к Ласло и согнулась в три погибели, обхватив его голову и уткнувшись лицом в седую макушку.

И стояла так две или три минуты, пока Кенни и Патрик ожесточенно спорили, что лучше – результат МРТ на пленке или в электронной форме, - а Тобиас с хрустом разламывал лобстера.

Индейка, приготовленная в честь Дня благодарения, раздувшейся тушей громоздилась посреди стола. Ее забыли разрезать, и не похоже было, что у кого-то дойдут до нее руки.

В конце концов, на столе было много другой еды…

- Ты же понимаешь, что я врач? На пленку выносятся не все снимки, а их размер…

- Но ведь можно распечатать их по одному! Вот в таком формате! И если смотреть на просвет, как рентгеновские снимки…

- По-моему, замечательное решение. Когда решу помирать, тоже буду мотивировать себя шлюхой! Когда хорошо трахаешься, жить веселее. Дрю, без обид.

- Хуйня вопрос. Мой номерок запишешь, или ты по бабам?

Ласло взял в руки ладони Нины Бенсон – запястья с длинными сухими пальцами, на одном из которых виднелось кольцо. Нина была вдовой, и потому, наверное, уже не видела в Ласло мужика. Не пыталась молодиться, не старалась прыгнуть в койку к миллиардеру. Она и так была идеальной: вздорной и требовательной, раз в месяц доводящей служанок до истерики, а главное – обожающей Ласло искренне, как родного сына.

Ласло поцеловал сперва одну ее руку, а затем другую.

- Я буду лечиться, - пообещал он. – Прости, что сразу не сказал… Мне просто нужно было… Я хотел…

Нина покачала головой.

Перед ней не нужно было оправдываться – она никогда, ни разу в жизни не упрекнула Ласло, хотя знала больше поводов для этого, чем любой из его друзей.

Отпустив ее на место, Ласло пригладил пятерней волосы, еще немного попялился в стол, а потом, наконец, перевел взгляд на Дрю.

Тот молча ковырялся мизинцем в разломанной клешне лобстера. Заметив, что Ласло на него смотрит, Дрю вздрогнул и замер, уронив лобстера и брызнув соком себе на рубашку.

Ласло дернул кадыком, пытаясь проглотить комок в горле.

У Дрю было гладкое, без единой морщинки лицо, и в эту секунду оно ничего не выражало. Ласло знал: стоит Дрю оживиться, улыбнуться, оскалиться, сделать хоть что-то – и каждый его мускул придет в движение! Углубятся складки у рта, заострится нос, западут глаза, подведенные по нижнему веку карандашом…

Но сейчас – в эту самую секунду, - лицо Дрю было безжизненным, словно он уже умер. И сам не заметил, когда.

- Я понимаю – я и так уже отнял полгода твоей жизни, - тихо сказал Ласло. Ему хотелось протянуть руку, ухватить Дрю за пальцы… Бог знает, какую силу воли ему пришлось проявить, чтобы удержать себя от лишнего дерганья. - Я не могу, не имею права просить о большем. Если пройдёт остаток контрактного времени, и ты захочешь уйти...

Ты дурак? – подумал Ласло.

Ты правда дашь ему возможность бросить тебя?

Ты знаешь, как появляются вещи; но еще ты знаешь, как появляются эмоции. Ты даже с собой смог это провернуть – вынудил себя снова захотеть жить! Заложил в голову это желание, прорастил его, выпестовал на голом грунте из слежавшегося страха и ненависти к онкологическим клиникам…

Неужели ты не можешь сделать этого с Дрю?

Уговаривай, умоляй, сули ему деньги! Немыслимые деньги, такие, чтобы Дрю согласился быть с тобой во время лечения, сопровождать тебя вплоть до гробовой доски! Ты не сможешь без него! Ты бросишь все и сопьешься, или будешь выдергивать из себя капельницы, или откажешься есть!

Тебе не нужен другой.

Либо он – либо никто. И если он тебя сейчас бросит…

- Если ты захочешь уйти, я пойму, - прошептал Ласло. Его голос утонул в гуле: Тобиас, Кенни и Патрик спорили о методах приготовления индейки, экономка быстро отчитывала кого-то по телефону… И только Дрю молчал.

- Я пойму, честно, - повторил Ласло. - Я не хочу взваливать на тебя такое. Умирающий человек, все эти хлопоты… мы не договаривались об этом! Но если ты… Если ты согласишься…

Дрю опустил голову и принялся ожесточенно оттирать полотенцем испачканные руки. Потом вытер глаза и нос, вместо салфеток негигиенично использовав свой рукав. Быстро одернул рубашку, пригладил волосы...

Затем нерешительно поднял голову, посмотрев Ласло в глаза.

И улыбнулся.

«… отказался идти к психотерапевту. Вместо этого Л. разработал план из восьми ступеней, следование которому должно было мотивировать его на прохождение терапии. План выглядел так:

Шаг 0: Узнав диагноз, положи свои чувства на чаши весов. Оцени всё. Если тебе покажется, что решение очевидно – притормози и задумайся. Любой план будет взвешеннее и логичнее того, который первым пришел тебе в голову.

[Примечание: изначально Л. собирался отказаться от терапии и прибегнуть к добровольной эвтаназии. Осознавая скоропалительность такого плана, Л. решил повременить и предпринять несколько важных шагов по улучшению качества своей жизни. Л. не исключал, что спустя несколько месяцев его взгляды на необходимость лечения могут кардинально поменяться.]

Шаг 1: Забудь про отдых! На том свете отдохнешь. Работай. Работай больше! Добейся того, чем будешь гордиться. Это заложит основу для последующих шагов, и тебе будет легче.

[Примечание: Л. – успешный предприниматель и бизнесмен. Первым порывом после того, как он узнал диагноз, было желание отказаться от работы, однако впоследствии Л. осознал, что работа приносит ему удовлетворение, а значит, повышает качество его жизни.]

Шаг 2. Забудь про старые цели! Найди новые. Пойми, чего ты хочешь добиться, и составь план. Лучше оказаться без штанов на красной дорожке, чем без плана в шаге от смерти.

[Примечание: планирование было важной частью жизни Л. Организуя свой быт, он возвращал себе ощущение контроля, следовательно, увеличивая для себя привлекательность терапии.]

Шаг 3. Забудь про лень! Тренируй мышцы, тренируй мозг, тренируй пальцы. Создавай что-то, радуя этим окружающих и себя.

[Примечание: подразумевается хобби Л. Как считал он сам, онкобольному подойдет абсолютно любое занятие, связанное с созиданием и расслаблением.]

Шаг 4. Забудь про стыд! Всегда знал о себе что-то, в чем боялся признаться? Подозревал себя в постыдной любви к бродвейским драмам? А может, в латентном гомосексуализме? Каким бы ни было твое самое странное желание – пора его осуществить!

[Примечание: до сорока двух лет Л. был латентным гомосексуалом. Он решился реализовать свое влечение только в рамках плана, которому неукоснительно следовал в течение полугода. Как говорил сам Л., ему было «важно узнать, как это: трахаться с парнем, которого ты хочешь, а не с девушкой, которая хочет тебя». В то же время, помимо сексуального раскрепощения этот пункт может подразумевать любое другое раскрепощение, включая культурное или духовное.]

Шаг 5. Забудь про одиночество! Заведи отношения. Почувствуй, как это – жить с кем-то и для кого-то.

[Примечание: Л. так и не решился завести полноценные отношения. Он не был уверен, что его план принесет плоды, и боялся, что в итоге выберет эвтаназию, а не противораковую терапию. Не желая ставить под угрозу чувства другого человека, Л. организовал фиктивный брак. По его мнению, имитация отношений могла быть не менее эффективной, чем настоящие отношения.]

Шаг 6. Влюбись…

[Примечание: ощущение влюбленности – субъективный элемент, который значительно повысил качество жизни Л. и придал ему сил для борьбы с раком. Составляя план, Л. не был уверен, что действительно влюбится в своего фиктивного супруга. Впоследствии он получил необходимую эмоциональную привязку и удовлетворение не только физическое, но и духовное.]

Шаг 7. Положи свои чувства на чаши весов. Оцени всё.

[Примечание: повторная оценка состоялась спустя семь месяцев. Л. постоянно держал опухоль под контролем и отметил, когда она начала прогрессировать. Если бы Л. затянул с решением еще на несколько месяцев, противораковая терапия могла оказаться неэффективной и крайне несвоевременной.]

Шаг 8. Выбери то, что для тебя важнее.

[Примечание: оценив качество своей жизни, Л. поменял изначальное мнение о болезни и решился на терапию.]

Является ли правильным такой подход? Всегда ли он ведет к положительным результатам? Прежде чем ответить на эти вопросы, давайте рассмотрим психологическую…»

«Как с этим жить: практическое руководство онкобольного»

N.Y., Издательство Колумбийского университета, 2020, 590 с.

Автор – Патрик Джон О’Доннели

«Сенсация! Ласло МакБрайд, обладатель двадцати трех миллиардов долларов, пожалел денег на обручальные кольца! 

Вместо них пара использует латунные украшения, которые МакБрайд изготовил в своей мастерской! Кажется, повальное увлечение хенд-мейдом добралось до Ист-Хемптона – вместо того, чтобы побаловать супруга или супругу настоящим бриллиантом, местные знаменитости все чаще отдают предпочтение…»

instyle.com, 23 февраля 2020 года

433 комментария

«Раку не по зубам: Ласло МакБрайд встретился с прессой после операции на пищеводе!

Хотя недоброжелатели утверждают, что радость МакБрайда и его врачей преждевременна, сам миллиардер настроен оптимистично. Он не отрицает, что прогноз не самый радужный: метастазы распространились в нижнюю часть пищевода и перешли на кардиальный отдел желудка. Тем не менее, блестящая операция и продолжительная радиохирургическая терапия позволили добиться значительного…»

Elle, апрель 2020 года

«Журнал "Forbes" обновил список самых богатых людей мира!

1 место: Джефф Безос, основатель Amazon. Возраст: 56 лет. Состояние: $130 млрд. Изменение за год: + $4 млрд.

2 место: Билл Гейтс, основатель Microsoft. Возраст: 64 года. Состояние: $122 млрд. Изменение за год: + $13 млрд.

3 место: Бернар Арно, глава LVMH...

…

… 29 место: Ласло МакБрайд, основатель ClearFood Inc. Возраст: 44 года. Состояние: $27,4 млрд. Изменение за год: + $4,6 млрд.»

forbes.com/billionaires, список за 2020 год

«Скандально известная светская львица Лола Даффи оголила грудь в поддержку легализации абортов! Массовая акция состоялась 16 августа и привлекла к России пристальное внимание всего мира. Активистка утверждает: пытаясь сломать женщину и подчинить ее бытовым и демографическим нуждам, российское правительство совершает…»

Woman’s Day

«Ласло МакБрайд: "Я ненавижу кошек, хотя у нас их три..."

Мультимиллиардер и владелец одной из самых прибыльных корпораций в США рассказал журналисту T-Magazine, как изменилась его жизнь в замужестве!»

T-Magazine, июньский номер (разворот + обложка)

«Эротическая драма "Небесный свод" будет представлена на ЛГБТ-кинофестивале в Сиэтле! Главную роль в картине исполнил молодой австралиец Квентин Брю, которого в 2020 году назвали самым переоцененным начинающим актером и, без сомнения, типичным представителем…»

Variety

«Л.М.: "Я нашел его, когда уже поставил крест на своей жизни". Откровенное интервью с одним из самых желанных мужчин в США!»

glam.com

«Как выйти замуж за богача! История любви стоимостью тридцать миллиардов долларов! Издательство Del Rey Books готовит к выходу книгу о скандально известном…»

Cosmopolitan

«Новым генеральным директором Рефайнд Компани стал Тобиас Гуд – управленец с более чем 15 годами опыта работы на руководящих должностях. В его резюме – такие мастодонты пищевой промышленности, как Дженерал Миллс, КлирФуд Инк., Макси Грин, а также…»

«ШОК! Узнай, чем муж "консервного короля" зарабатывал на жизнь!..»

«Кеннет Дюрхольм отказался от должности в компании после скоропостижной смерти супруги. Теперь он вместе с детьми планирует отправиться...»

«Разводу быть?! Скандальные снимки Дрю Даффи и его любовника просочились в сеть…»

«Большому кораблю – большое плаванье! Ласло МакБрайд купил яхту за 300 миллионов долларов!..»

«Сладкая парочка опровергает любые…»

«Эксклюзивные фото...»

«Планируют усыновить двойню...»

ласло макбрайд фото с мужем

Результатов поиска: примерно 2 080 000 (0,33 сек.) 

Вместе с «ласло макбрайд фото с мужем» часто ищут:

ласло макбрайд национальность             ласло макбрайд дрю даффи

ласло макбрайд умер или нет                ласло макбрайд жена

ласло макбрайд муж                           ласло макбрайд дата смерти

ласло макбрайд фото торс                    ласло макбрайд образование