Как появляются вещи

«Шаг 0: Узнав диагноз, положи свои чувства на чаши весов.

Оцени  всё. Если тебе покажется, что решение очевидно –

притормози и задумайся. Любой план будет взвешеннее

и логичнее того, который первым пришел тебе в голову».

«Как с этим жить: практическое руководство онкобольного»

N.Y., Издательство Колумбийского университета, 2020, 590 с.

- У меня в голове не укладывается, - сказал Ласло, нервно комкая салфетку. – Только вдумайся: чтобы облегчить сцепку с гладкими поверхностями, пальчики геккона не сгибаются как наши – вперед и вниз, - а закручиваются вверх! Представляешь? Долбаный палец скручивается, как усик клубники!

Патрик О’Доннели слыл не лучшим собеседником в Нью-Йорке. Точнее, собеседник из него был отличный, но в силу его рода деятельности мало кто хотел попадать к Патрику на прием.

Впрочем, на недостаток социальных навыков Патрик не жаловался: он не перебивал, внимательно слушал откровения Ласло и разглядывал его сквозь крупную пластиковую оправу очков.

- Они отгибают пальчики вверх, переставляют лапу, - восторженно продолжил Ласло, - а потом опускают ее на поверхность и как будто… раскатывают пальчики по ней. И все! Геккон прилип! Как природа такое придумала? Как такое вообще можно было придумать? Почему у одних пальцы загибаются в одну сторону, у других – в другую, а у третьих пальцев вообще нет?

Ласло откинулся спиной на пухлый, обтянутый рыжей кожей диван, и раздраженно отбросил салфетку. Больше, чем устройство гекконовых лап, его волновал только процесс линьки пауков. Нет, серьезно, вы видели эти «коробочки» с кучей отверстий? Разве на земле может существовать что-то, что отращивает на себе гребаный скафандр? Если всех живых тварей создал Бог, то фантазия у этого парня просто сумасшедшая!

- Ласло, - задумчиво сказал Патрик, сложив руки на массивном деревянном столе перед собой. – Ты понял, что я тебе только что сказал?

Ласло поморщился и взял в руки бумажный стакан с мороженым. Помедлив, запустил в него ложку и пообещал себе, что будет осторожен и не уляпает светлый дорогой костюм так же, как пару минут назад испачкал ладонь.

Руки тряслись.

Сам Ласло был спокойным, веселым, даже расслабленным, а его руки ходили ходуном, как будто их отрезали от другого человека и зачем-то к нему пришили.

- Я все понял, - буркнул Ласло. – Природа творит всякую дичь. Ты рассказал, как она развлекается внутри моего тела. А я – каких странных зверей она плодит, пока человечество выбирается из пещер, залипает в компы, бухает и трахается… Разве это не интереснее? Разве пальчики геккона не увлекательнее, чем мои снимки МРТ?

Патрик О’Доннели скривил губы. Он весь был какой-то узкий и очень длинный: у него было тощее, с выпирающими костями лицо, тонкое и затянутое в черный свитер тело, худые белые руки, которые он скрестил перед собой. Волосы у Патрика были черные. Чернее всего, что когда-либо видел Ласло.

- МакБрайд, это уже не шуточки, - сказал Патрик. - Оставь мороженое в покое, сядь и послушай меня…

- Я не хочу слушать, - огрызнулся Ласло. Но мороженое все-таки отставил в сторону. Понял, что не совладает со стаканчиком, и тот укатится по коленям на пол, разбрызгивая талую смесь желатина, сливок, фруктов и черт знает, чего еще. Ласло не знал, из чего теперь готовят мороженое.

- Я все это уже слышал, - пробормотал он, беря в руки салфетку. Вытирать было нечего, и он просто начал складывать белый квадрат по диагонали, и еще, и еще, чтобы занять руки. – Сейчас ты назначишь мне операцию на нижней трети пищевода. Меня разрежут, выпотрошат, потом зашьют, и еще год я буду питаться через гастростому, воткнутую мне в живот. Ужасные боли, лежачий образ жизни, постоянное чувство голода…

Патрик молчал. Губы его были плотно сжаты, и Ласло подумал, что счел бы этого парня красивым, если бы не то уродливое, странное нечто, живущее в глубине его глаз. Патрик видел Смерть, общался с ней изо дня в день, знал ее в лицо, как нормальные люди знают соседей по лестничной площадке.

Будь ты хоть трижды чистюля, купающийся в «Санителе», ты не отмоешь с себя такой след. Ты всегда будешь выглядеть и пахнуть так, словно по пятницам играешь со Смертью в шарады, а раз в месяц приглашаешь ее на фондю.

- Потом мне установят центральный венозный порт, - со злостью в голосе продолжил Ласло. – Ты скажешь, что вряд ли это поможет в моем случае, но все-таки ты хочешь перестраховаться, и потому назначаешь мне шесть курсов химии…

Патрик смотрел на него, прищурив серые, с темной каймой глаза. Линзы очков были прозрачными до середины, а дальше на них ложился белый отблеск. Ласло разозлился еще сильнее, словно этот отблеск мешал ему узнать о Патрике нечто важное. Нечто такое, без чего невозможно понять сорокалетнего, длинного как жердь онколога, принявшего тебя в твой единственный за три месяца выходной.

- Сумасшедшая боль везде, где вроде бы нечему болеть, - сказал Ласло. Он устал складывать салфетку и просто скатал ее в маленький белый шар. – Рвота. Понос. Стоматит. Вся пища по вкусу как говно. Я знаю, как это будет. Мы с тобой все это проходили.

Патрик О’Доннели был его врачом с 2011 года. Тогда у Ласло впервые диагностировали рак. 

В 2013 году Ласло думал, что они вместе – именно они, а не он сам, - побороли мерзкую опухоль, сожравшую кусок его пищевода.

В 2018 году оказалось, что это не так.

Ласло откинулся на диван, переводя дыхание и разглядывая себя в отражении. За спиной Патрика от стены до стены протянулось панорамное окно, которое больше отражало его кабинет, чем позволяло любоваться Мидтауном с высоты пятьдесят второго этажа.

- Я не буду лечиться, - сказал Ласло. Его отражение кивнуло, а потом уселось с прямой спиной, сунув сжатые кулаки между коленей. – Не хочу опять... не хочу мучиться, понимаешь? Я доживу свое, а потом умру. Это неплохой вариант.

У его отражения были мягкие, абсолютно белые волосы. Он начал седеть пять лет назад, после химии. Это выглядело уродливо – белые клоки проглядывали в шевелюре то тут, то там, тошнотворно бесцветные, привлекающие больше внимания, чем если бы он был инвалидом без ног. Когда очередной клок вылез прямо надо лбом, Ласло примерил на себя седину, и с тех пор докрашивал брови и отросшие корни каждые полторы недели.

- Сколько мне осталось? – спросил он, помолчав. Потом задрал голову и уставился Патрику О’Доннели в глаза. Отблеск стеклянных линз раздражал, но встать, подойти и снять очки со своего врача, пожалуй, было не лучшей идеей. Приходилось терпеть. – Сколько мне осталось, если я не буду лечиться?

В марте Ласло исполнилось сорок два. Высокий, широкоплечий, с зачесанной от лица пепельно-белой шевелюрой, он отлично смотрелся на обложке Форбс. Фотографу не пришлось усиливать цвет его глаз – они и так были восхитительно яркими, голубыми, как пламя газовой горелки. С формой лица дела обстояли хуже – оно было странное и худое, с асимметричными морщинами, которые слева выглядели глубже, чем справа. Одна складка залегла у бровей, еще одна протянулась от носа до уголка губ. Правая половина лица была гладкой и неподвижной, словно ее заморозили ботоксом, а морщины на левой жили своей жизнью – углублялись, разглаживались, то и дело меняли структуру и рельеф, реагируя на движение мимических мышц.

Ласло подумал, что он будет красиво выглядеть в гробу. Морщины разгладятся, и его лицо наконец-то станет симметричным.

- Ласло… - мягко, словно боясь его спугнуть, сказал Патрик. – Как твой врач и друг, настоятельно советую…

- Ты мне не друг, - Ласло ощутил страшный, мучительный прилив негодования. Как будто это Патрик заронил в его тело зернышко, из которого проросла опухоль. – Хватит жевать сопли. Сколько мне осталось, если я не буду лечиться?

Наверное, он почти сравнялся цветом лица с оттенком волос – мертвенно-бледный, восковой. Так дурно ему сейчас было.

Патрик откинулся на высокую рыжую спинку кресла, покачался в задумчивости. Потом сказал:

- Десять месяцев. Может, год. Потом ты уже не сможешь питаться сам.

- О’кей, - ответил Ласло.

Потянулся за мороженым, заметил синюшную бледность своих пальцев и быстро сжал их в кулак. Забыв про мороженое, решительно встал.

- О’кей, - повторил он.

Застегнул пиджак на одну пуговицу, провел ладонью по волосам. Глянул в панорамное окно, словно в зеркало, замечая там себя, но не видя серого неба и очертаний города внизу.

Города не было.

Патрика не было.

Даже мороженого. Даже голосов за дверью.

В этом мире остались только Ласло МакБрайд и маленькая, свеженькая, едва наклюнувшаяся опухоль в его пищеводе. Они были один на один, и в этой драке невозможно было выиграть, потому что твой противник не даст тебе в морду, не свернет нос, даже не назовет ублюдком. Твой противник – это сгусток клеток, ради убийства которого нужно мучительно гробить самого себя.

- Как думаешь, - спросил Ласло, бросив короткий взгляд через плечо. Ладонь его уже лежала на ручке двери. – Швейцария или Нидерланды?

Патрик встал.

Наклонился вперед, упираясь руками в стол, и заслонил собой силуэт ближайшего небоскреба. Тощая, длинная, унылая жердь.

- Ты хочешь?..

Ласло не дал ему договорить.

Дверь захлопнулась, оставив Патрика наедине с собой.

Мир у подножия 432 Парк-авеню казался маленьким, совсем маленьким, разлинеенным дорогами, пешеходными переходами, пробками, людьми, тележками уличных торговцев. И только 432 Парк-авеню взмывал ввысь – бесконечный сверкающий небоскреб, похожий на гигантский карандаш из металла, бетона и тонированного стекла, который поставили на торец. Восемьдесят пять этажей, как символ человеческого упрямства, тщательности и невероятных математических расчетов.

Выйдя наружу и сбежав по ступеням, Ласло привалился к облицованной черным мрамором стене, ослабил галстук и сделал несколько глубоких вдохов. Он пытался навести порядок в своей голове, но с каждым выдохом становилось всё хуже, будто воздух Мидтауна его отравлял. 

Нужно было возвращаться домой, плотно поесть и, быть может, пораньше лечь спать, чтобы завтра не чувствовать себя развалиной. Вот только домой не хотелось. Ласло там никто не ждал. Прислуга не в счет; как бы сильно его ни любила Нина, какие бы потрясающие чаи она ни заваривала для поддержания его духовных и физических сил, это не было тем, в чем сегодня нуждался Ласло.

Позвонить Кенни, встретиться с ним в «Мастерс» и надраться до зеленых чертей? Неплохо, хотя и не имеет ничего общего с чувством незаменимости, ради которого мы вступаем в отношения. После попойки Кенни уедет к жене, а Ласло все равно придется возвращаться в пустой дом, где Нина пригладит его волосы, поплачет над бумажкой с диагнозом и заварит лучший травяной чай в его паршивой жизни.

Не то, всё не то…

Может, стоит вернуться к Патрику?

Сколько Ласло себя помнил, Патрик О’Доннели всегда был одержим идеей дружбы. Несомненно, отношения с пациентом считались глубоко неэтичными, но сам факт неэтичности напрочь затмевала возможность сказать вслух: «Я дружу с Ласло МакБрайдом!»

Все хотели дружить с Ласло МакБрайдом. Хотели пить с ним, отдыхать с ним, трахаться с ним, одним из самых богатых и влиятельных людей на Земле.

Только почему-то никто не ждал его дома.

Не срослось.

А может, Ласло сам их отталкивал: все они были не тем, чего он хотел, не тем, чего он ждал, чем успокоилась бы его душа. Он мог с ними трахаться, мог даже брать случайных подружек к себе в дом, где они проводили месяц или два – а потом сбегали от скуки, потому что даже самый богатый человек может быть самым унылым говном, с которым не о чем говорить и незачем жить. А если они не сбегали, Ласло прогонял их сам – и не испытывал сожалений.

Какие могут быть сожаления, если единственное, хоть сколько-то близкое к любви, он испытал в шестнадцать лет, и объектом этого чувства была совсем не девчонка?

Впрочем, это было давно. Даже не жизнь назад, а десять, двадцать жизней, невероятно насыщенных, страшных, безумных, богатых и нищих, и в каждой из этих жизней Ласло продолжал помнить Джонаса, хотя и давно перестал его любить. Только думал иногда: что, если бы тогда всё срослось? Если бы Ласло не испугался?

Может, они с Джонасом до сих пор были бы вместе.

Может, они бы завели трёх кошек. Или усыновили ребенка. Вероятно, Ласло не стал бы миллиардером, а был скромным фермером на западе Луизианы. Скорей всего, он бы умер из-за этого в тридцать семь, не имея доступа к лучшим онкохирургам мира, а также денег, чтобы оплатить их услуги.

Но... по крайней мере, он был бы счастлив. Дома его бы всегда кто-то ждал, и Ласло рвался туда всем собой, душой и телом, торопясь пересечь порог, взять любимого человека за руки и поцеловать каждый его палец по очереди.

Почему-то с женщиной этот трюк не удался. Ласло был женат с девятнадцати до двадцати трех, и Рита Гренье даже не стала менять фамилию – не пожелала становиться миссис МакБрайд, хотя семьи настаивали. Наверное, чувствовала, что их брак обречен, и что Ласло любит ее не больше, чем воскресные службы.

А значит, не любит вообще.

Ласло ощутил вдруг ужасное, гложущее сожаление. Как будто все его беды были от баб, а с мужиком он был бы счастлив: с Джонасом или нет, в юности или в старости! Будто ему портила жизнь неправильная ориентация, а не тотальная неспособность сближаться с людьми.

Решив так, Ласло скривил губы и отлип от стены. Сделав несколько шагов, преградил дорогу парню, идущему по Гринвич-стрит. У парня был маленький рот и дорогой костюм; возможно, он был брокером с Уолл Стрит. Или архитектором, или продавцом автомобилей – это было неважно. Ласло обхватил ладонями его лицо, вынуждая поднять голову и отвлечься от мобильника, и молча прижался губами к губам.

В конце концов, разве он не заслужил чудо? Он пахал ради этого черт знает сколько лет! Он же гребаный везунчик, миллиардер, плейбой, филантроп! Ему должно повезти!

Но ему не повезло с раком.

И с этим парнем тоже. Чуда не случилось, прекрасный незнакомец не пал в его объятия, сраженный поцелуем, а ошарашенно облизнул губы и уставился на Ласло, ожидая извинений или хотя бы объяснений, какого черта сейчас произошло. Не заорал – и то хлеб.

- Привет, - сказал Ласло.

Убрал от парня руки, сунул их в карманы штанов, некрасиво задрав полы дорогущего пиджака, и молча зашагал в сторону парковки.

Люди продолжали идти по Гринвич-стрит, словно ничего не случилось.

«Шаг 1: Забудь про отдых! На том свете отдохнешь. Работай.

Работай больше! Добейся того, чем будешь гордиться. Это

заложит основу для последующих шагов, и тебе будет легче».

- Бабки, МакБрайд! Бабки, бабки! Вот, что нам сейчас нужно!

По мнению Тобиаса Гуда, исполнительного директора КлирФуд Инк., любые проблемы этого мира можно было решить при помощи денег.

Не то чтобы он был так уж неправ…

- У нас не хватает активов, чтобы поглотить Элдер Миллс сейчас же! - рявкнул Тобиас, выбирая клюшку. - Через месяц у них одна акция будет стоить сотню! Сотню, МакБрайд! Тогда уже никакие бабки нас не спасут! Либо сейчас, либо никогда!

Единственное, в чем деньги были бессильны – это гольф. Тобиас выполнил великолепный драйв, отменно начав игру, но теперь не мог совладать с площадкой. Изобилие водных препятствий и сложная песчаная зона повергли его в уныние.

- Я устал, - пробормотал Ласло, разглядывая площадку и прикидывая, сможет ли провести мяч до следующей лунки в два удара. Кенни пыхтел за его плечом, пытаясь давать советы, но комплект клюшек весил с полсотни фунтов, и таскать его за Ласло было крайне обременительно. В итоге Кенни просипел что-то, махнул рукой и оставил своего игрока в покое.

Учитывая, что Тобиас играл без кэдди, а клюшки одалживал из комплекта Ласло, в каком-то смысле их шансы стали равны.

- Хочу отдохнуть от всего, - сказал Ласло, замахиваясь клюшкой. – Никаких сделок, никаких акций. Как вам такая идея?

- Ужасная, - пропыхтел Кенни, подкручивая правый ус. Если макушка у него была плешивая, то усы – густые и задорные, лихо закрученные на кончиках. – Прислушайся к Тобиасу, он дело говорит. Если мы не найдем финансовую возможность поглотить Элдер Миллс, то…

- То что? – хмыкнул Ласло. И провел блестящий, великолепный по своей траектории удар. Тобиас Гуд выругался за его спиной. – Мировая экономика рухнет? Человечество вымрет? Кенни, ничего не случится, если я уйду на несколько месяцев…

- Месяцев? – Кенни часто задышал и схватился за грудь. Лицо у него было красное, и Ласло всерьез обеспокоился, чтобы его председателя совета директоров не хватил удар. – На несколько месяцев?! МакБрайд, не доводи до греха! У меня проблемы с Пристин Сайнс, прокуратура вот-вот выкатит дело! Элдер Миллс растет как на дрожжах! А ты надумал свалить куда-нибудь на яхту с моделями?!

- Как же, с моделями! – похабно засмеялся Тобиас. – Разве что с теми, которые в январе выступают на Питти Уомо.

Питти Уомо, самое востребованное мужское трейд-шоу в мире моды...

Шуточки об ориентации Ласло давно циркулировали внутри компании, хоть и не были подтверждены чем-то конкретным. Тобиас не отказывал себе в удовольствии его подколоть, хотя сам в эти слухи не верил. Да и зачем в них верить? Подобные сплетни – это приправа, но никак не основное блюдо. Сам Тобиас выглядел, как настоящий любимец женщин – могучего телосложения, с квадратной челюстью и миллионами долларов на оффшорных счетах. Своего гендира он воспринимал, как гетеросексуального мужика, которого довольно забавно изводить гейскими намеками.

Интересно, - подумал Ласло, - как отреагировал бы Тобиас Гуд, узнай он про Джонаса?..

- Нам нужны твои мозги, красавчик, - рявкнул Тобиас. – Яхта с супермоделями будет потом, а сейчас нужно думать, что делать с Элдер Миллс! Если мы упустим такую сделку…

Ласло опустил клюшку в траву, уперев рукояткой в свое бедро, прижал руки к лицу и молча принялся мять веки.

Ему не было плохо. Не было дурно. Он любил свою работу. Даже к гольфу он относился с пиететом – иначе не вводил бы его в расписание руководящего состава, как важную часть тимбилдинга. Сейчас, на солнечном поле для гольфа, пахнущем травой, песком и винилом, ему должно было просто отлично думаться… А он ворочал свои мысли с места на место, как огромные камни, проделывая муторную и совершенно бесполезную работу. Самый большой валун был подписан словом «Одиночество».

Вовсе не рак волновал Ласло; его пугал не сам факт болезни, а перспектива встретить эту болезнь лицом к лицу, когда единственным человеком, способным подержать его за руку, будет Нина Бенсон, экономка.

Ласло не хотел себе такой судьбы. Вчера вечером он чуть не вызвал себе девочку из эскорта – не мальчика, потому что слово «репутация» еще не было для него пустым звуком. Да и потом, не искать же свою любовь среди шлюх?

Сейчас он хотел просто девочку. Симпатичную. Темноволосую. Из тех, которым идет красная помада. Ласло не желал стать одним из тех богатеев, которые снимают проституток не для секса, а для симуляции чувств. Для имитации того, что кому-то на них не плевать. Ласло казалось постыдным платить за отношения, но он уже почти готов был на это пойти.

- … а все из-за того придурка-чилийца и его экспериментов. Теперь акции упадут процентов на сорок! Торговлю приостановят! Мы в полной жопе, МакБрайд!

Это я в полной жопе, - раздраженно подумал Ласло. – А не вы, придурки.

А вслух сказал:

- Дайте пиар-отделу распоряжение: пусть через инсайдеров пустят слух, что КлирФуд Инк. покупает Пристин Сайнс.

Кеннет Дюрхольм – Кенни, самый влиятельный человек в корпорации Ласло после него самого, - заковыристо выругался.

- Ты меня что, совсем не слушаешь? – пропыхтел он, кулаком вытирая пот с усов. – Пристин Сайнс скоро уйдет ниже плинтуса! Нам нужно решить вопрос с прокуратурой! Нужно…

- Мы не будем ничего решать, - сказал Ласло.

Огромные глыбы в его мозгу перевернулись, улеглись и образовали настоящий каменный сад. Решение стало ясным как божий день.

Странно, что сам Кенни до него не додумался.

- Официально Пристин Сайнс мне не принадлежит, - пробормотал Ласло, взяв в руки клюшку и внимательно осмотрев ее хромированный уголок. – У нас есть тридцать шесть процентов их ценных бумаг, которые ты приобрел через стороннюю компанию. Если КлирФуд Инк. объявит, что начинает скупку акций Пристин Сайнс хотя бы по тридцать долларов за штуку…

Тобиас Гуд присвистнул. Ему не нужно было много времени, чтобы сложить эту схему у себя в мозгу.

- Никто не поймет, что это обманный маневр, - пропыхтел Кенни. Пот стекал по его шее, впитываясь в льняной воротничок рубашки. Близился полдень, и воздух на площадке стремительно накалялся – пожалуй, даже слишком стремительно для середины апреля. – Мы временно поддержим Пристин Сайнс, цена их акций повысится на двадцать процентов, а потом…

- Не потом, а сейчас, - поправил Ласло, замахиваясь клюшкой. – Начинай понемногу сбрасывать активы. Будет похоже, что мы избавляемся от неликвидных бумаг перед крупной сделкой.

Он провел удар.

Мячик улетел в опоясывающий площадку искусственный ручей.

- … а по факту, мы укрепим стоимость акций Пристин Сайнс, постепенно от них избавимся, а освободившиеся деньги пустим на слияние с Элдер Миллс, - закончил Ласло. Выпрямился, запустил пальцы в белоснежную шевелюру и с наслаждением потянул себя за волосы. По спине побежали мурашки – как всегда после того, как в его мозгу сложится отличная схема. – Инсайдеры признают, что ошиблись, и КлирФуд никого не планировал покупать. Прокуратура выдвинет иск против лабораторных крыс из Пристин Сайнс, их акции обвалятся, но нас это уже не будет заботить…

- На все про все – неделя, - хохотнул Тобиас Гуд. А потом бросил клюшку и обхватил Ласло обеими руками, взлохматив широкой мозолистой ладонью его волосы. – Этот мозг умеет делать бабки, я всегда говорил! Никаких отпусков, МакБрайд, они тебе противопоказаны!

Пахло от Тобиаса чем-то сладким, напоминающим грушевый сок, и Ласло уперся рукой в его грудь, отталкивая от себя. Кенни ошалело крутился на месте, хватаясь то за комплект клюшек, то за сердце, то за платочек, которым он утирал пот с лица.

- Я все устрою! – бормотал Кенни. – Сегодня же займусь! Нельзя тебе на несколько месяцев, Ласло, никак нельзя… Я бы, наверное, разогнал к чертям всю лабораторию, попытался замять это дело с прокуратурой… Жалко их терять, но… активы… покупка Элдер Миллс…

Тобиас похлопал Ласло по всем частям тела, до которых дотянулся – по лохматому затылку, могучей спине, даже по заду разок хлопнул, - и отвалился, преисполненный громадного удовольствия то ли от игры, то ли от интересного гамбита, который им предстояло провернуть.

Ласло ему улыбнулся, показав белые, сделанные в лучшей нью-йоркской клинике зубы. Клыки у него были чуть короче резцов.

- Нет, все-таки я в отпуск, - сказал он, внимательно глядя на Кенни. Тот обмахивался шляпой и улыбался. – Хуево мне, нужно передохнуть… Как думаете – Швейцария или Нидерланды?

Ни разу в жизни Ласло не видел, чтобы человек так быстро бледнел.

Кенни был красным от жары, почти багровым, как вдруг на его щеках пятнами проступила белизна, а потом разлилась по всему лицу, добравшись до лба и носа.

- Конечно, Швейцария, – решил Тобиас Гуд, выбрав клюшку и размахнувшись ею до небес. – Горы! Снег! Дорогие шлюхи! Лучшее место, чтобы перевести дух после сделки с Элдер Миллс!

Он не знал ничего о Швейцарии и Нидерландах.

Тобиас Гуд, любимец женщин, великолепный бизнесмен и большой знаток пищевой промышленности, пришел в КлирФуд Инк. в конце 2014 года. Он не был в курсе болезни Ласло, и Ласло ничего не планировал ему сообщать.

Зато Кенни всё знал.

Ласло не обманывался: сейчас Кенни испугался отнюдь не за его самочувствие. Кенни испугался того, что случится с фирмой и с ним самим, если Ласло покинет бизнес. Не будет больше ни твердой руки, ни хитроумных схем, благодаря которым прибыль КлирФуд Инк. обогнала показатели Дженерал Миллс, и теперь приближалась к чистой выручке Пепси. И это при том, что на Ласло работало гораздо меньше людей – сто семнадцать тысяч против двухсот семидесяти четырех!

И вот – из-за его болезни всему этому великолепию, всей этой богатой жизни может прийти конец. С большой вероятностью Кенни получит должность нового генерального директора, но счастья это ему не принесет. Только хлопоты, головную боль, седину на висках и неизбежное падение акций в цене. Все это промелькнуло у Кенни перед глазами, хотя Ласло ещё был жив и не собирался умирать как минимум в течение года.

Тобиас Гуд промахнулся по мячу и крякнул с досадой.

Ласло разглядывал облака, сложив ладонь козырьком, и улыбался своим мыслям. Может, о Швейцарии, а может, о хорошей сделке, которая вместо исчерпавшей свой ресурс Пристин Сайнс подбросит ему крепкий орешек с бриллиантовым ядром.

- Кажется, мне солнце напекло голову, - слабым голосом сказал Кенни. - Может, заскочим в фитобар после игры?..

«Шаг 2. Забудь про старые цели! Найди новые. Пойми, чего

ты хочешь добиться, и составь план. Лучше оказаться без

штанов на красной дорожке, чем без плана в шаге от смерти».

Слова «может, заскочим в фитобар?» были волшебными. Помимо фруктового рая, полного витаминов и клетчатки, фитобар также был местом, в которое невозможно затащить Тобиаса Гуда ни под каким предлогом.

Весь руководящий состав КлирФуд Инк. знал: хочешь провести приватные переговоры, на которых не будет присутствовать исполнительный директор? Просто пригласи собеседника в фитобар, и Тобиас отвалится сам собой.

- Это правда? – сиплым шепотом уточнил Кенни. Он уселся за крошечный стол, наклонился к Ласло и теперь елозил пухлыми ладонями по бокалу с овощным смузи. – Это… опять оно?

Ласло кивнул. Официантка принесла ему высокий стакан с морковным соком, трубочкой и зонтиком, и он улыбнулся ей, прищурив ярко-голубые глаза. Официантка покрылась мурашками с головы до ног, хихикнула и прижала поднос к груди. Ласло тут хорошо знали.

- Ну и ну, - пробормотал Кенни, вытираясь платком. Его залысины отчаянно потели, из-за чего глаза заливало солёным и едким. – И что ты теперь...

- Ничего, - сказал Ласло, обхватив губами трубочку и сделав глоток. Сок был в меру сладкий, с кислинкой – похоже, в него для свежести добавили лайм и что-то еще, что Ласло не смог опознать. – Лечиться не буду. Все, хватит. Налечился уже…

Он знал, что Кенни не будет его переубеждать. Не станет устраивать истерик, тыкать в него пальцем и рассказывать, что такой молодой крепкий мужик должен бороться за жизнь, растить детишек и делать «бабки, бабки!», как наверняка сказал бы Тобиас Гуд.

Кенни был тряпкой и не смел давить на босса. На этом зиждилось его очарование. Вкупе с собачьей верностью, цепкостью и невероятной исполнительностью, это делало Кенни лучшей правой рукой, что когда-либо была у Ласло. Даже лучше его настоящей руки, которой можно было только дрочить, чистить зубы и жать кнопки на клавиатуре.

- И чего тебе теперь хочется? – спросил Кенни, упершись локтями в столешницу и принявшись обмахиваться шляпой. В фитобаре не было жарко, но Кенни еще не отошел от игры в гольф. – Может, найти психолога… или арендовать остров на Канарах, или…

- Мне хочется, - сказал Ласло, четко артикулируя каждую букву, - быть как ты. Чтобы у меня была семья. Не быть одному, когда…

Они помолчали.

Похоже, в Кенни не лез его овощной смузи – зеленый, как наркоманская блевотина, и жидкий, как всё, что выходит из человека после химиотерапии.

- Сними девочку? – жалобным голосом предложил Кенни.

Он не стал говорить: «соблазни девочку». Знал, как трудно Ласло сближаться с людьми, если они не связаны договорными обязательствами и цифрами в смете.

Ласло горько усмехнулся и хлюпнул соломинкой.

Кенни подкрутил сначала один ус, затем другой, а потом вдруг вскрикнул, едва не опрокинув стакан своей зеленой блевотины.

- Да будь я проклят! Ты что… Тобиас что… эти его шутки... Ты что, правда не?..

Ласло кивнул. Потом отодвинул от себя стакан и опустил голову на стол, поверх скрещенных рук – беловолосую, усталую, бедовую головушку, на которую столь многое свалилось.

- Ты уже… - заикнулся Кенни, принявшись лихорадочно подкручивать правый ус. - Ты когда-нибудь?..

- Нет, - тихо сказал Ласло, глядя в стол. Поверхность столешницы была из полированного зеленого камня с черными крапинками, гладкая и холодная, словно ее только что вынули из морозилки. - Ни разу. Я ни разу не был с мужиком, хотя мечтал об этом с шестнадцати лет… А теперь и не успею.

За перегородкой принялись отодвигать стулья и говорить громкими требовательными голосами. Ласло так и не выучил испанский, так что не понял ни слова. Он много чего не успел сделать.

Впрочем, из всех несделанных вещей его волновало только одно: то, что в свои далекие шестнадцать он не плюнул на всё и не предложил Джонасу нормальные, серьезные отношения. Где-нибудь в другом городе, где на них никто не будет давить.

Возможно, Джонас отказался бы. Ему нравилась его жизнь. Но еще ему нравилось целоваться с Ласло – жаркими летними ночами, когда они прижимали друг друга к бетонным стенам гаражей, когда ломали ветки кустов, ласкаясь до всхлипов, до лихорадочного румянца на щеках, до искусанных губ и горящих азартом глаз. Джонас все это делал добровольно!

У них был шанс!

А Ласло все это похерил, и за свои сорок два года не нашел ни дня, чтобы проверить: а вдруг с мужчиной ему будет лучше? Вдруг он не может долго оставаться с женщиной просто потому, что это женщина, а не потому, что это плохая женщина?..

- Если ты не собрался умирать в ближайшие сутки, - проворчал Кенни, положив шляпу на стол, - то успеть можно очень и очень многое. Найди парня, с которым тебе будет интересно, потрахайтесь, узнайте друг друга...

- Ты ещё скажи – «влюбитесь», - издевательски фыркнул Ласло.

Официантка принесла ему лед, хотя он ни о чем таком не просил. Ласло улыбнулся и оторвал голову от столешницы, распрямив плечи, усевшись с прямой спиной: могучий, жилистый, с глубокими складками на левой половине лица.

- Конечно, влюбитесь! – воскликнул Кенни. - А что в этом такого? Любовь все делает лучше...

Он знал, о чем говорит. Кенни не задерживался на корпоративных вечеринках, не баловался коксом и уж точно не пользовался услугами шлюх. Хотя тех девиц, которых пригонял к ним Тобиас, язык не повернулся бы назвать шлюхами – он предпочитал инста-див и светских львиц, ярких и сочных, словно отфотошопленных вживую. Ласло иногда с ними спал. Кенни – ни разу.

Кенни был женат и любил свою супругу до умопомрачения.

Ласло мог ему только позавидовать. Лично его с бывшей женой не связывало ничего, кроме легкого недоумения и открыток, которыми они обменивались на Рождество. Иногда Ласло виделся с Ритой, целовал ее в щеку, дарил подарки ее детям и даже планировал включить их в свое завещание. Рита Гренье была приятной женщиной и неплохим другом… но любовь – настоящая, страстная любовь, какая должна быть между мужчиной и женщиной, - между ними не вспыхнула.

- Я не хочу влюблять в себя человека, который после моей смерти будет страдать, - тихо сказал Ласло, взявшись пальцами за соломинку и принявшись ее мять. – Я не хочу… не хочу, чтобы кому-то из-за меня было херово.

Кенни прекратил накручивать многострадальный правый ус и перешел на левый.

- Тогда выбери мальчика из службы эскорта, - сказал он без раздумий. – Эти парни и девчонки – о, это настоящие профи! Они будут нежны с тобой, будут ублажать тебя по высшему разряду, а потом они уйдут. Когда ты...

Кенни замолчал.

Не смог сказать: «когда ты умрешь».

Ласло взглянул на него – и впервые подумал, что для Кенни, пожалуй, его смерть действительно станет ударом. Не только из-за бизнеса. Кенни был неплохим мужиком, и любил Ласло нежно, как старшего брата, хотя сам был старее его лет на десять.

- Ты предлагаешь мне привести в дом шлюху? – уточнил Ласло, приподняв бровь.

В дальнем конце бара начали открывать жалюзи – сперва на одном окне, потом на другом, на третьем, - и свет врывался в холодный полумрак зала, меняя цвет столов и стен, делая бар живым и теплым.

В горизонтальных полосах света плясали пылинки, и Ласло залюбовался, на мгновение забыв о своей беде. Да и была ли беда? В конце концов, он не боится смерти. Он давно к ней готов…

- Я не предлагаю тебе привести в дом шлюху, - проворчал Кенни. – Я предлагаю тебе привести человека, с которым ты больше не будешь мучиться от одиночества.

Он знал.

Он все это чувствовал: что Ласло скорее изображает желание уйти в отпуск, чем реально в нем нуждается. Зачем ему этот отпуск? Что он будет делать? Надираться самым дорогим виски на Земле и изучать гей-камасутру?

- Это будет фальшивка, - Ласло покачал головой, растерянный, уже не уверенный в том, что говорит и чего хочет. - Не любовь, а какое-то дерьмо...

Кенни покряхтел и встал.

- Это глупо! – воскликнул Ласло. - Это... это жалко, Кенни!

Он понимал, что ведет себя по-дурацки. Хочет попробовать с парнем – и не хочет попробовать с парнем. Хочет любви, настоящей, неподдельной – и не хочет ее, потому что настоящая любовь причинит боль другому человеку, когда часики Ласло перестанут тикать.

Кенни нахлобучил свою шляпу, расплатился с официанткой и направился к выходу из фитобара.

В эту секунду Ласло решился.

- Кенни! – выкрикнул он. - Я...

Кеннет Дюрхольм – лучший председатель совета директоров, которого Ласло мог себе пожелать, - посмотрел на него и приподнял уголки рта. Кажется, это была улыбка. Но может и нет.

- Я все устрою, - сказал Кенни. - Не волнуйся.

* * *

Ласло смутно представлял, каким путем Кенни планирует «всё устроить».

Он вообще не знал, как это делается. Даже ни разу не вызывал шлюх. Этим всегда занимались другие люди – выбирали девочек, с кем-то договаривались, кому-то платили… Девочки всегда были хороши, и Ласло не думал о том, откуда они берутся и куда исчезают. Главное – что они сосут так, будто ты умер и попал в рай.

- Эмиль Престон, двадцать два года… Даже не знаю, что рассказать вам о себе! Такого успешного человека я вряд ли чем-то удивлю…

Ласло догадывался, что ни о какой анонимности с его стороны не идет и речи. Он хотел посмотреть мальчиков лично, выбрать спутника вживую, а не по каталогу. А это значило, что мальчики тоже будут его видеть; и узнают его, потому что Ласло – владелец одного из самых успешных продуктовых конгломератов на территории США и Китая. Такого человека не узнать невозможно.

- Элвин Вайз, девятнадцать лет. Просто обожаю спорт! Это, наверное, по мне и так заметно… А вы любите спорт? Кажется, вы в отличной форме!

… создатель торговых марок «Мистер МакБрайд» и «Кэнди Студиос», неизменный производитель батончиков Квики и замороженных бифштексов Сити Мит, человек, чей логотип можно найти на каждой второй банке консервированной еды в Америке, будь это мясо, овощи, какао, креветки или сгущенное молоко. Конечно, Ласло МакБрайд – не Стив Джобс, но его лицо тоже мелькает на обложках журналов, его гардероб разбирают в «Вог» и «Максим», GQ не раз включал его в список 50 самых сексуальных мужчин, а в позапрошлом году он даже снялся в клипе Мадонны. Не то, чтобы он хотел… но Кенни счел, что для КлирФуд Инк. такая реклама не будет лишней.

- … обожаю птиц. И морских животных. Я бы, наверное, стал морским биологом, если бы не любил секс еще сильнее. Я не смущаю вас? Наверное, свидание с парнем для вас в новинку…

Раз Ласло все равно узнают, не было никакого смысла пялить темные очки, заматывать лицо шарфом и играть в анонимность. Кенни честно сообщил владельцам эскорт-агентства, какой величины рыбешка заплыла в их сети, нагнал толпу адвокатов и пообещал, что если информация выйдет за пределы заведения, проблемы будут у всех, включая уборщицу-мексиканку.

- Мне всего двадцать четыре! Мама говорит – потрясающий возраст, но я все время боюсь чего-то не успеть! В этом году я изучал игру на скрипке, посещал уроки сальсы, встал на доску для серфинга… Вы любите серфинг? По-моему, в этом есть что-то освобождающее – седлать волну и нестись на ней вперед, вверх, сбивая пену с самой верхушки…

Похоже, мальчиков предупредили, что их клиент не силен в гомосексуальных отношениях. Что он только пробует, сам еще не зная, что ему нужно, и кто сможет ему это дать.

Тут были модельные андрогинные парни с белесыми бровями и длинными равнодушными лицами; тут были жгучие красавчики с черными глазами и улыбками, которыми можно свести с ума; тут были кудрявые светловолосые юнцы, словно доставленные срочным рейсом прямо из Швеции.

Ласло пил джин с тоником и покачивал носком черного лакового ботинка.

Он скучал.

- Три курса актерского мастерства в Йеле…

- Моя мать выросла на Гаити, а отец – из Монреаля…

- Всегда интересовался вашим бизнесом! Большой фанат! Это правда, что КлирФуд планирует поглотить Пристин Сайнс?

- Херня.

Ласло молча оторвал взгляд от стакана с джином.

В кресле перед ним развалился тощий, коротко остриженный парень. Волосы его были выкрашены в иссиня-черный цвет, короткая челка прикрывала лоб, а пряди на макушке были уложены лаком. Парень сидел, подперев щеку кулаком, и ему, похоже, было так же скучно, как и его собеседнику.

- Что, прости? – спросил Ласло. Возможно, он отвлекся и пропустил приветствие. Ну там… возраст, рост, вес. Придуманное имя. Или они называют свои настоящие имена? Ласло не знал.

- Все это – херня, - повторил парень. Он весь был затянут в тугую черную джинсу – короткая курточка, брюки в облипку, несколько блестящих металлических цепей, подвешенных на бедро и лацканы куртки. Только его черные кожаные ботинки были здоровенными, словно купленными на вырост.

- Что они тут наплели? – проворчал парень. – «Обожаю морских животных», «люблю спорт», всё такое? Херня. Ты же знаешь, что это все выдумки? Хотят тебе понравиться, вот и лезут из шкуры вон.

Ласло приподнял бровь.

- Разве молодой парень не может любить спорт?

- Может, - буркнул незнакомец. – А еще он может любить цифру с пятью нулями, которая обломится ему за вечер с тобой.

Справа к его джинсовой курточке был прикреплен плоский, покрытый эмалью значок. На нем сверкал плетущий петли из своего тела металлический скелет змеи. Между голыми ребрами то тут, то там проглядывали розовые бутоны и листва. Ласло изучал значок так долго, что едва не забыл о целях этой встречи.

- А тебя, значит, цифра с пятью нулями не интересует? – уточнил он, с трудом оторвавшись от разглядывания змеи.

- Интересует, - парень кивнул. – Я, в отличие от них, этого не скрываю.

Лицо у него было узкое, с острым подбородком и некрасивыми складками у рта. Ласло с удивлением понял, что не может даже примерно угадать его возраст: парню могло быть как семнадцать, так и тридцать. В первом случае морщины выглядели преждевременными и отталкивающими. Во втором – мальчишеские глаза, дурацкая укладка и острый нос не подходили его возрасту. Скорее, перечеркивали его.

Ласло наклонился вперед, устроившись локтями на своих коленях и сложив пальцы в замок.

- Ты отбрасываешь Персону, выставляя напоказ свое Эго? – спросил он. – Перечишь Юнгу?

- Я ничего не имею против Юнга, - сказал парень. А потом вынул из кармана дорогие сигареты, откровенно бабские, тоненькие, вытряхнул из пачки одну и щелкнул зажигалкой. – Но мои Эго, Персона и Тень давно и прочно слеплены в один клубок. Потянешь одно – другое потянется следом.

А он прав, - подумал Ласло.

Все в этом здании игрались масками, жонглировали ими, примеряя на себя то одну, то другую – лишь бы прикрыть свое нутро.

Словно подслушав его мысли, парень захлопнул крышку зажигалки, выдохнул струйку дыма и сказал:

- Вот ты, например. Твоя Персона вывалена напоказ: ах, я бедный одинокий миллиардер, и меня, кажется, тянет к мужикам. Помогите мне в себе разобраться!

О болезни, конечно, Кенни никому ничего не говорил. Со своей точки зрения парень все описал верно: Ласло был зажравшимся богачом, ищущим острых ощущений не между грудями роскошных девиц, а в тощих задницах симпатичных парней.

- Только мне кажется, что не все так просто, - сказал парень, крутя зажигалку в одной руке, а второй сжимая сигарету. На крышке зажигалки красовалась металлическая черепушка. Похоже, тема костей была ему близка. – Мне кажется, ты хочешь себе не целку сорвать, не с мужиком впервые потрахаться, а…

Он помолчал.

Потом задумчиво разогнал пальцами дым.

- Не знаю, - признался он. – Чего бы ты не хотел, этого нет на поверхности. Всё спрятано глубоко внутри.

Чутье у парня было, как у дикого зверя. Ласло даже отодвинулся от него подальше, упершись лопатками в спинку кресла – будто незнакомец сможет выудить из его головы мысли о фальшивых отношениях, о смерти, о страхе… обо всем, что Ласло предпочел бы не рассказывать первому встречному.

По крайней мере, до тех пор, пока не проведет с ним пару ночей и не убедится, что хочет пробыть вместе остаток года.

- Ты знаешь, кто я? – с трудом выдавил Ласло.

- Когда наш босс устраивает смотрины для парней из Форбс, он берет подписку о неразглашении со всех, включая уличных собак, - парень усмехнулся, стряхивая пепел себе под ноги, прямо на дорогущий тибетский ковер. - Я знаю, кто ты.

У него были странные черты – тонкие губы, грифельно-серые синяки под глазами… Хищные крылья носа, которые раздувались, словно он не вдыхает дым, а берет след. Зверь, зверь! Маленький мерзкий хорек, который пустит тебе кровь, если ты примешь его в свою постель.

Ласло вдруг оробел.

- Ты спишь с клиентом за деньги? – спросил он тихо. - Или только болтаешься на локте во время званых ужинов, как симпатичный аксессуар?

Уже сказав это вслух, он мысленно обругал себя.

Господи, ну конечно, этот парень спит с мужиками за деньги! Неужели Кенни стал бы включать в список людей, чьи услуги исчерпываются сопровождением пожилых геев на премьерах и вечеринках?

- О, - воскликнул парень. - Мы уже добрались до стадии комплиментов? Спасибо за «симпатичного», сладкий, ты тоже ничего.

Пожалуй, этого типа никто бы не взял в качестве компаньона. Он был отвратителен в своей прямоте, простоте, разухабистом стремлении скорее оттолкнуть от себя, чем понравиться. Вероятно, это тоже было манипуляцией: выгляди недоступно, не как все, и на тебя обязательно поведутся.

К своему стыду, Ласло действительно повелся.

- Ты не ответил, - сказал он тихо. - Ты спишь с мужчинами за деньги, или ты как стриптизерша, на которую можно смотреть, но нельзя пощупать?

И неважно, что Ласло знал ответ. Он хотел, чтобы парень сам это сказал. Чтобы раскрыл свой грязный, улыбчивый, горький от сигарет рот, и …

- Я сплю с мужчинами за деньги, красавчик, - парень улыбался. Глаза у него были грязно-серые, с зеленцой, словно речной камень, заросший слизью и водорослями. - А за большие деньги я оттрахаю тебя так, что потом имени своего не вспомнишь.

Ласло ухмыльнулся, показав комплект отличных белых зубов. Теперь эти зубы даже не исчерпают свой гарантийный срок. Он умрет раньше.

- Анал, орал, дрочка? – спросил он, прогоняя внезапную растерянность. Он же Ласло МакБрайд! Блядский миллиардер, который должен вести себя соответствующе!

Парень усмехнулся, и Ласло вдруг стало очень жарко.

Его бросило в пот, рубашка прилипла подмышками, но по ткани серого блейзера этого нельзя было заметить.

- Все стандартное меню, плюс извращения на твой вкус, - сказал парень, затягиваясь сигаретой. Табак затрещал, разгораясь оранжевыми крохотными искрами, и на мгновение подсветил его верхнюю губу.

- Хобби? – спросил Ласло.

Он смотрел в лицо незнакомцу. Больше ему никуда не хотелось смотреть. Ничто в этой комнате не было достойно его взгляда.

- Секс, благотворительность, готовка, - ответил парень, равнодушно стряхнув пепел на ковер, а потом сдвинул колени и забросил ногу за ногу. - Ещё кошки.

Всё в нем было кричаще манерное, наигранное: приподнятое плечо, бабские сигареты, даже эти дурацкие оговорки – «сладкий», «красавчик»…

- Кошек тоже готовишь? – уточнил Ласло.

- За кошками убираю лотки. Хотя однажды чуть не приготовил жаркое из кошатины, когда О лапой открыл духовку и спрятался там…

Увы – сколько бы Ласло его не разглядывал, жеманность не шла дальше каких-то жестов или деталей образа.

Это не были глаза манерного педика. Это были глаза животного, способного поймать змею, обглодать ее до скелета и бросить в зарослях цветов. Странным образом значок, прицепленный на куртку, гармонировал с уродливыми складками у рта незнакомца и грязной зеленью его глаз.

- И за что ты любишь кошек?

- Я их не люблю, - парень усмехнулся и раздавил окурок о полированную поверхность стола. - Кошки – мерзкие твари. Но когда они решают, что с тобой им будет комфортнее и веселее, чем без тебя... О! Они делают тебе этим настоящий комплимент.

Ласло подумал, что в элитном салоне мебель тоже элитная, и чек с пятью нулями может быстро перекочевать из кармана мальчишки в руки его работодателей. Вряд ли его просто пожурят за испорченный антиквариат.

- Ты по виду тоже – довольно мерзкая тварь, - признался Ласло.

- Ох, милый, - парень дернул плечом, сделав это не столь кокетливо, сколь равнодушно. Новую сигарету не взял – только открывал и закрывал зажигалку, громко щелкая металлом о металл. Ему нужно было чем-то занять руки. – Я как те кошки… Тоже думаю, что с тобой мне будет комфортнее и веселее, чем одному.

 - Не со мной, - поправил Ласло. - С любым мужиком, который сидел бы в этом кресле и предлагал тебе цифру с пятью нолями.

- Нет, - сказал парень, глядя на него из-под ресниц. - С тобой.

Лет десять назад Ласло решил, что больше не умеет краснеть.

Ему не нужно было принимать бета-блокаторы, чтобы скрыть свои эмоции. Он потрясающе играл в покер; он обводил вокруг пальца самых изощренных конкурентов; он превратил холодную пастеризацию продуктов из той, которую обыватели осуждали за «вредность», в самую желанную и поощряемую. Ласло просто не мог испытывать стыд или неловкость! Он забыл, что это такое!

И вдруг оказалось, что способность краснеть никуда не делась. Она отступила в глубину сознания – видимо, ждала, когда Ласло встретится с маленьким мерзким хищником, волосы которого чернее смолы.

И вспыхнет от смущения под его взглядом.

Парень какое-то время молчал, а затем убрал зажигалку и откинулся лопатками на спинку кресла.

Потом спросил:

- А ты?

Ласло моргнул. Это было странное, мучительное наваждение, почти погрузившее его в транс. Так и не вспомнив, о чем был разговор, Ласло пробормотал:

- Я никогда не делал жаркое из кошек…

- Дурак, - буркнул парень. Он раздраженно нахмурил брови, и Ласло вдруг подумал, что мальчишке нет еще и двадцати. – Я спрашиваю: чем увлекаешься ты?

- А, ты об этом… - Ласло зажмурился и помассировал пальцами левое веко.

Он ощутил вдруг чудовищную, нестерпимую усталость. Как будто весь этот вечер, все эти разговоры с мальчиками-моделями, мальчиками-суперзвездами, мальчиками, которые должны были сделать его счастливым, - легли на его плечи, как чудовищный груз.

Ласло ужасно захотелось встать и выйти из комнаты.

- Я люблю… - пробормотал он. – Люблю художественную ковку… литье из латуни…

- Латунь, - повторил парень. Кажется, он не поверил ни единому слову Ласло. В конце концов, художественная ковка – не совсем то, чем обычно увлекаются миллиардеры. – Забавное словечко. К нему невозможно подобрать рифму, сечешь? Латунь, шампунь… Что-нибудь еще?

Он повернул голову, и сбоку, прямо за ухом, в гуще блестящих иссиня-черных волос Ласло заметил узкую зеленую прядку. Темно-нефритовую, как сукно на покерном столе.

- Латунь – засунь, - подумав, ответил Ласло. Рифмы и впрямь не шли. - Сплюнь, клюнь… Загарпунь…

Негусто.

Впрочем, он увлекался литьем из металла, а не поэзией.

- Время вышло!

Дверь распахнулась. Метрдотель… или сутенер, или менеджер, или черт знает, кем был этот приятный немолодой мужчина, который приводил и уводил мальчиков, - жестом попросил парня на выход. Тот встал, быстро сунув сигареты в карман. Ласло даже не проводил его взглядом. Ему на грудь легло что-то тяжелое, почти неподъемное, и он задыхался, его сердце колотилось, а кровь прилила к лицу.

Парень так и не назвал свое имя. Конечно, это можно выяснить у метрдотеля… или менеджера, или сутенера, - но Ласло стало обидно, что парень сам ему не представился. Будто решил: Ласло того не стоит.

Кресло напротив занял юноша с русыми кудрями и тяжелым, непропорционально крупным подбородком. Такой челюстью, наверное, можно без ущерба для зубов колоть орехи.

- Привет, - сказал он, – я – Квентин Брю, мне двадцать восемь …

У него был приятный голос. Хорошо поставленный, как у джаз-исполнителя.

- Я придумал, - сказал вдруг Ласло. Он не смотрел на Квентина, впившись пальцами в ткань своих брюк и застыв с прямой спиной. – Придумал рифму! «Латунь» – «присунь». Смешно…

Квентин застыл с вежливой полуулыбкой на лице. Его мощный подбородок накренился, и Ласло подумал, что не хотел бы целоваться с этим парнем, чтобы ненароком не лишиться языка.

Рифма не была смешной, но кастинг в постель богача предполагал, что ты будешь обслуживать его во всем: как в сексе, так и в неудачных попытках шутить. Так что парень спокойно, без тени смущения или натуги улыбнулся, как если бы слова Ласло его и впрямь позабавили.

На него было приятно смотреть. Квентин Брю не пах кровью, как дикий хорек, и плохо скрытой злобой, как парень со значком-змеей на лацкане куртки.

- Он бы оценил, - пробормотал Ласло. И встал. Груз пропал с его плеч, и больше ничто не вдавливало его в кресло и не мешало уйти отсюда. – Или сказал бы, что я шучу как уебок…

Скорее второе, - подумал он.

И крепко пожал Квентину руку, прежде чем вылететь из комнаты прочь.

«Шаг 3. Забудь про лень! Тренируй мышцы,

тренируй мозг, тренируй пальцы. Создавай

что-то, радуя этим окружающих и себя».

Парня звали Дрю Даффи.

Ласло это изрядно повеселило: пока он сравнивал своего визави с диким хорьком, «сотрудники» и непосредственный начальник звали его уточкой Даффи – Даффи Даком, смешным мультяшным селезнем.

Ласло не видел в нем ничего смешного. Возможно даже, Ласло его боялся, только не мог и не хотел этого признать.

В ночь перед встречей – ТОЙ САМОЙ встречей, когда Ласло должен был впервые переспать с мужиком, - он ворочался в постели до самого утра, натягивая тонкую простыню, путаясь в ней ногами, то и дело хватая в руку мобильник и зажигая экран, чтобы проверить время на часах.

Незадолго до рассвета он заснул, и во сне ему явился Тобиас Гуд, выряженный не в белую форму для игры в гольф, а в привычный костюм.

- Это всё китайцы, - сказал он, ткнув пальцем в грудь Ласло. Тычок был болезненным, словно Тобиас достал пальцем сквозь грудину и ребра до самого позвоночника. – Они жрут что попало! А нам нужны бабки, МакБрайд, нам нужны бабки, так что мы продадим китайцам это говно, и они будут его жрать! Если они едят жуков, то с этим проблем точно не возникнет!

Потом вместо Тобиаса из глубин сна вынырнул Дрю Даффи, парень-хорек. Он сидел на корточках, затянутый в тугую черную джинсу, жадно курил и ковырялся ножом в жестяной банке. Банка была из тех, что штампуют на заводах КлирФуд Инк., только вместо знакомой эмблемы на ней виднелся клюв Даффи Дака – мультяшной черной утки с белой полоской на шее.

Вскрыв банку, Дрю отогнул ножом жестяной кружок, извлек из банки что-то круглое, напоминающее комочек плоти, и равнодушно закинул себе в рот. Вокруг него валялось не меньше сотни таких банок, и из них, уже вскрытых и выпотрошенных, текла кровь и густая слизь.

Увидев Ласло, парень расцвел лицом и отбросил от себя сигарету, а потом вскочил на ноги и воткнул нож ему в грудь, словно это была очередная банка. Ласло даже испугаться не успел. Его вскрыли легко, одним движением, отогнув ребра в сторону, как пресловутый жестяной кружок. Потом Дрю запустил пальцы в рану, немного покопался и извлек такой же комочек плоти, как раньше доставал из консервов.

- Все, - сказал Дрю, забросив добычу себе в рот. - Теперь ты здоров.

Ласло проснулся, и ещё несколько секунд радовался своему чудесному исцелению от рака.

Потом понял. И уронил голову обратно в подушки.

Чтобы выглядеть небрежно и расслабленно, словно ему плевать на эту встречу, Ласло потратил порядка двух часов. Его белые волосы были тщательно докрашены у корней и уложены, щеки и подбородок – выбриты персональным барбером, кожа пахла легко и свежо, словно это был не парфюм, а запах богатой жизни и яблочного сада, посреди которого громоздилось его поместье.

Дрю привезли в начале восьмого. Ласло послал за ним своего личного водителя, решив не втягивать в историю с проститутками еще и службу такси. Дрю выбрался из машины – тощий, лохматый, жующий жвачку, - широко расставил ноги и задумчиво осмотрелся. Сегодня на нем не было значка со скелетом змеи. Зато на лацканах черной кожанки виднелась россыпь значков поменьше. Самым выразительным из них было привидение-простыня в мелкий розовый цветочек.

Повертев головой, Дрю с наслаждением вдохнул свежий яблоневый воздух, развел руки в стороны и, глядя в небо, объявил:

- Как хорошо!..

Ласло постучал костяшкой пальца по лобовому стеклу, отпуская водителя. Тот отъехал, выбрасывая мелкий гравий из-под колес.

Если где-то под Нью-Йорком и существовало райское местечко, в котором стоило расположить особняк, то это был Ист-Хемптон. Ласло намеренно выбрал не первую линию, а уютный закуток на Олд-Бич-лэйн, скрытый холмом, в равной мере удаленный от океанического берега и пруда Хук.

Оглядевшись, Дрю одернул на себе кожанку, а потом кивнул в сторону лихого, неухоженного, не обработанного ландшафтными дизайнерами куска земли. С одной стороны его подпирали виноградники, с другой – яблони и восточная стена особняка.

- Тут бы хорошо смотрелся пруд, - сказал Дрю, сунув руки в карманы тесных штанов. Половину его лица скрывали очки – крупные, солнцезащитные, поблескивающие дюжиной металлических шипов. Дизайнер натыкал эти шипы по контуру, словно решив использовать их вместо привычных страз.

- Такой, знаешь… - протянул Дрю, разглядывая пустошь, – … красивый. С уточками.

Ласло не выдержал и засмеялся.

- С уточками… - пробормотал он.

- Что, уже и тебе растрындели? – проворчал Дрю, повернув голову к Ласло. Не обязательно было видеть сквозь очки, чтобы понять выражение его глаз.

Он знал, почему смеется Ласло. Уточка Даффи был в курсе своего прозвища.

- Пойдем, - сказал Ласло, сунув руки в карманы мягких светлых брюк, и повел гостя ко входу в дом. На нем красовалась серая кофта, молния которой была застегнута до самой шеи. Рукава он закатал до локтей, открыв жилистые худые руки.

- И зачем ты меня выбрал? – с искренним удивлением в голосе спросил Дрю. - Я же вел себя как говно.

- Ты знал, что это сработает, - буркнул Ласло, распахнув перед ним дверь. – Иначе не вел бы себя как говно, а был шелковым и вилял хвостом.

Дрю засмеялся. Потом вытащил изо рта жевательную резинку, достал из кармана бумажку и аккуратно завернул в нее жвачку, чтобы затем убрать в куртку.

Когда они пересекли холл, украшенный витражным потолком и старинным махагоновым паркетом, сквозь ближайшую дверь донеслись голоса.

Ласло закатил глаза.

- Знакомься, - сказал он. – Нина «Дерьмо» Бенсон, моя экономка…

- А почему…

Дрю не успел договорить.

- Вот дерьмо! – донеслось из столовой. - Вы так и будете таскаться по дому, как коровы на бойне, или всё-таки возьмёте свои тощие жопы в кулачок и отдраите тут все до блеска?

Дверь распахнулась. Служанка в черно-белом наряде и переднике скользнула мимо Ласло и Дрю, взлетев по лестнице в правое крыло особняка. Вторая девушка осталась в столовой, а сама Нина Бенсон – экономка – вышла встречать гостей.

- Дерьмо! – рявкнула она. - Так-то лучше! Пока не гаркнешь, никто в этом доме не работает нормально!

Ласло улыбнулся. Нина тут же смягчилась: единственным, кого она готова была терпеть на территории особняка, был его хозяин.

- Это Дрю, - сообщил Ласло.

Дрю торопливо стянул с себя дурацкие очки, сложил дужки и ладонью пригладил челку. Он выглядел пристыженно.

- Мэм…

На Нине Бенсон были сапоги, тугие черные штаны и белая, очень простая блузка, больше напоминающая мужскую рубашку. Это смахивало не столько на наряд экономки, сколько на одежду жокея, вот только лошадей поблизости не наблюдалось. Сама она была высокой сухопарой блондинкой, коротко стриженной, с крючковатым носом и подведенными перламутром губами. Мелкий и щуплый Дрю был ниже нее на пять дюймов.

- Не вздумай обижать мистера МакБрайда, парень! – велела Нина. - Не то тебе придется иметь дело со мной!

Дрю всхлипнул, не поменявшись в лице и не перестав улыбаться. Похоже, только что он представил, как Нина «Дерьмо» Бенсон вышибает ему мозги сковородкой за то, что он сделал Ласло плохой минет.

Подумав об этом, Ласло закрыл лицо ладонью, пару секунд помолчал, а потом убрал руку и спокойно улыбнулся Нине.

- Не волнуйся, - сказал он. – Честно, я уже взрослый мальчик и сумею постоять за свою честь.

Ласло никогда ничего не скрывал от Нины. Ни того, сколько ему осталось жить; ни того, что он уже связался со специалистами из Швейцарии; ни даже того, кто такой Дрю Даффи и с какой целью он прибыл в Ист-Хемптон.

Гомосексуальность – не то качество, которое смутило бы его экономку. Даже окажись Ласло вампиром Носферату, Нина не стала бы его меньше любить.

Когда они с Дрю поднялись в левое крыло особняка – жилое, полностью отданное под хозяйскую спальню, кабинет и спортзал, - Ласло зашагал медленнее, а потом и вовсе застрял, остановившись в дверях. Его сердце колотилось, как после часовой работы на кардиотренажерах.

Дрю убрал шипастые очки в карман куртки, опустил руку и нащупал в полумраке запястье Ласло. Пальцы его были прохладными и тонкими, и Ласло молча сжал их в своем кулаке.

- Ты волнуешься? – спросил Дрю. - Не волнуйся. Это легко. Как...

- ... как два пальца обоссать.

Ласло лежал, скрестив руки и устроившись на них затылком, и молча смотрел в потолок.

Он едва ли понял, что это было. И зачем это было. И почему так долго… Это не было хорошо или плохо, приятно или неприятно. Какой-то частью мозга Ласло понимал: Дрю Даффи – горячий как ад. Бешеный. Парень, который заглатывает член не то что на полную длину, но даже вместе с яйцами. Как змея, которая может пропихнуть в горло добычу с себя размером.

Перебрав две дюжины одинаковых мальчиков, Ласло выбрал некрасивого, дикого, безупречного в сексе ублюдка… и, трахнув его, не получил никакого удовольствия. Ни малейшего. Ни тени, ни намека на кайф.

Дрю был техничен, как спортсмен, и эротичен, как эскизы Климта. В нем нашлось все, о чем Ласло только мог мечтать! О чем вообще мог мечтать кто угодно! Но секс с ним был грубой и примитивной возможностью спустить, а не тем, что приносит чувственное наслаждение, в равной мере необходимое телу и душе.

Возможно, единственная (и весьма неочевидная) вина Дрю заключалась в том, что он – не Джонас. Его половая принадлежность была правильной. Просто он был не тем человеком, которого Ласло хотел заполучить.

- Когда нам с сестрой было тринадцать, соседи постоянно трепались, что она вырастет и станет шлюхой…

Ласло повернул голову. Голос у Дрю был то ли прокуренный, то ли сиплый от природы, но при этом достаточно высокий, чтобы принадлежать мальчишке.

Возможно, - подумал Ласло, - ты и твоя сестра были тринадцатилетними не так уж давно.

- Прошло какое-то время… и я отсосал тому мужику, который чаще всех болтал о ней гадости. Он постоянно заглядывал к нам в окна. Жил напротив, вот и пялился… А я знал, что он пялится. В пятнадцать начал специально раздеваться и ходить голышом, не задернув шторы, потому что знал, что он будет смотреть…

Штаны Ласло валялись у постели, вместе с трусами и раскиданными ботинками. А вот кофта осталась там же, где была изначально – когда Дрю поймал пальцами язычок молнии и потянул вниз, Ласло схватил его за руки.

Остановил. Не дал себя раздеть.

Это было глупо. Может, именно это испортило им секс.

Но Ласло не захотел показывать свои шрамы, а Дрю не стал настаивать. Пожалуй, у его клиентов бывали причуды похлеще, чем секс в полуодетом виде, так что Дрю не стал заострять на этом внимание и молча взялся за работу.

- Иронично, не находишь? Карьеру шлюхи приписывали сестре, а в службу эскорта попал брат…

Теперь Дрю Даффи сидел, сбросив одну ногу с постели и покачивая пяткой над полом. Он был голый с ног до головы. Очевидно, он не нуждался в одежде, как в средстве для сокрытия наготы, поскольку не видел в этом ничего постыдного. А источником тепла сегодня были не шмотки, а удушающе-ароматный, напоминающий о близости виноградников воздух Ист-Хемптона. Дрю не мерз; а значит, не считал нужным пялить на себя одежду, чтобы согреться.

- И что она? – помолчав, спросил Ласло.

Дрю оглянулся, приподняв бровь.

- Кто «она»?

- Твоя сестра, - пояснил Ласло, приподнявшись на локте и задумчиво почесав живот. – Кем она стала?

- А! – Дрю засмеялся и откинулся спиной на постель, разбросав руки. Одно его запястье легло поверх обтянутой серой тканью груди. – На самом деле, она недалеко ушла от шлюхи. Сначала работала моделью нижнего белья, а теперь стала секс-тренером. Учит богатых девиц, как правильно заглатывать член и соблазнять мужиков…

Ласло молчал, разглядывая Дрю без тени улыбки. У того было худое бледное тело, дюжина родинок и темные, но тонкие и редкие волосы на ногах. Эпилировать что-либо кроме яиц и жопы Дрю не считал нужным.

Он не был поджарым и спортивным, как большинство мальчишек, которых Ласло собеседовал. На его животе не было не то что кубиков – там не наблюдалось и намека на пресс, а живот ниже пупка был мягким и безвольным, чуть выпуклым, но легко подающимся под ладонью. Когда Дрю валялся на спине и потягивался, живот и вовсе западал. В такие мгновения казалось, что у этого парня нет внутренних органов – ни одного! – и, если надавить посильнее, можно будет нащупать позвонки.

Но самыми странными у Дрю были руки. Они выглядели плавными, мягкими, как будто Ласло мог взять и согнуть кости его предплечья.

Словно это – виноградная лоза.

- Мы с детства были такими, - задумчиво сказал Дрю. Его ладонь валялась на груди Ласло, безвольная, прохладная, и к ней даже не хотелось притронуться. – Паршивыми овцами. С тринадцати хотели трахаться. Предкам повезло, что и мне, и ей нравились мужики, иначе мы бы точно переспали друг с другом…

Ласло усмехнулся. В складках на левой половине его лица проступила терпкая, ничем не прикрытая горечь. Как иронично! Дрю уже в тринадцать решил, что хочет трахаться с мужиками, а вскоре начал зарабатывать этим на жизнь. И его, похоже, ничто не тревожило!

Уточка Даффи. Парень с зеленой прядкой в волосах…

Все в его жизни на своих местах! Как ему это удается? И почему Ласло так не может? В шестнадцать лет он даже не трахнулся – нет, он только подумал о том, что, быть может, хотел бы когда-нибудь трахнуться с мужиком… Или вступить с ним в отношения. Или любить его до скончания лет. Только подумал об этом! Ничего не сделал! Просто подумал…

И все.

Это стало его крестом, его грехом, от которого невозможно отмыться. Патрик О’Доннели испачкан знакомством со смертью, а Ласло МакБрайд – чувством, которое он в детстве посмел испытать.

Где-то внизу тихими голосами переговаривалась прислуга. Дрю молчал, а Ласло задумчиво скользнул пальцами по своему животу, обхватил рукой обмякший член и медленно протащил его сквозь кулак. Использованную резинку снял и отбросил, а ладонью провел перед лицом.

Пальцы ничем не пахли. Даффи был стерилен – внутри, снаружи, со всех концов, словно перед еблей промывал себе задницу не то что до сигмовидной кишки, а до самого желудка.

- Отыскиваешь следы преступления? – насмешливо откликнулся Дрю. Ласло готов был поклясться, что парень даже не повернул голову. Видимо, по звуку определил, что там Ласло делает со своим хуем. – Ну, прости. Добро пожаловать в мир голубого секса.

- Мне же не пять лет, - проворчал Ласло, уронив руку себе на живот. - Хотел бы стерильности – трахал бы тебя только в рот...

- О-о-о, сладкий… - Дрю закатил глаза и перевернулся на бок, подперев щеку костистым кулаком. - Ты переоцениваешь стерильность моего рта.

Ласло пожал плечами. Его не волновали «следы преступления». Будто после анального секса с девкой член был бы чище!

Дрю ухмыльнулся, показав мелкие хориные зубы.

- То есть в следующий раз мне можно не насиловать жопу свечами перед встречей с тобой?

В следующий раз? Ласло задумчиво моргнул. Он с трудом понимал, зачем нужен был даже этот раз, не говоря уже о следующем.

- Что естественно, то не безобразно, - пробормотал он.

Он не испытывал к Дрю отвращения. Не хотел оттолкнуть его, прогнать из постели, вычеркнуть из телефонной книжки. С Дрю было хорошо и спокойно. В конце концов, у этого парня неплохое чувство юмора и, о господи, он знает, кто такой Карл Юнг!

Но все-таки…

- Херня.

Ласло отвлекся от своих размышлений и повернул голову. Дрю разглядывал его в упор – своими грязно-зелеными, веселыми, дикарскими глазами.

Ласло впервые ощутил нечто вроде обиды. Это же потрясный парень! Бесстыдный, бескомпромиссный в своей прямоте. Почему Ласло не может расслабиться рядом с ним и получить удовольствие?

- Дерьмо безобразно в любом виде, - продолжил Дрю. - От того, которое выходит из нас, до того, которое выдавливают из себя режиссеры, чтобы содрать со зрителей бабло за билет…

Он лежал совсем рядом – мягкий и бледный как упырь, но, в отличие от упырей, совсем не холодный. Прохладными были только его руки. Повинуясь внезапному внутреннему толчку, Ласло наклонился вперед и прижался носом к шее Дрю.

Вдохнул…

Уточка Даффи не пах туалетной водой. Не пах мылом. Не пах потом. Не пах сигаретами... Трудно сказать, чем вообще он пах! В этом было что-то от пуховой подушки, разогретой добела конфорки и пригоршни маленьких серебристых монеток, ссыпанных в ладонь.

Идя на поводу у запаха, Ласло оторвался от его шеи, потянулся к губам…

И наткнулся на указательный палец.

- Ты сказал тогда, что занимаешься художественной ковкой, - сказал Дрю, смяв подушечкой пальца чужие губы. Ласло смотрел на него, приоткрыв рот, ошарашенный, одернутый, толком не понимающий своих чувств. Белые патлы слиплись от пота и упали ему на лицо, но Ласло этого не замечал.

- Да, - хрипло сказал он. – И?..

- Это правда? – требовательно спросил Дрю. Убрал руку и уперся ею в постель, глядя на Ласло с голодным, плохо скрытым любопытством. – Или приврал, чтобы не казаться типичным миллионером-тюфяком?

Ласло отдернул голову, потом уселся на кровати и…

… засмеялся.

Он смеялся, прижав к лицу тыльную сторону ладони, понимая всю нелепость своего внешнего вида – от седых комковатых волос, свалянных непонятно во что, до серой кофты и вываленного напоказ члена, который он даже не потрудился прикрыть.

- Нет, не приврал, - выдавил Ласло, отсмеявшись. Ему стало легко. Как будто не было этого дурацкого безвкусного секса, не было ничего. Словно Дрю только что приехал в Ист-Хемптон, осмотрел владения консервного короля и решил, что тут замечательно смотрелся бы пруд с уточками. – Мастерская в пристройке к дому. Хочешь посмотреть?

Ласло увлекся литьем из металла задолго до того, как выкупил свой первый цех холодной стерилизации.

По сути, это был просто низкоуровневый излучатель, который обеззараживал продукты радиоактивными изотопами кобальта-60. В то время МАГАТЭ и ВОЗ уже давно признали: холодная стерилизация не изменяет химический состав продуктов, не делает их вредными и уж тем более не заражает радиацией! Но что за дело обывателям до той чуши, которую несут ученые?

К счастью для Ласло, истерия из-за ГМО-продуктов была куда сильнее, чем из-за облученных консервов и кормового зерна. Пока производители ГМО дрались за статус безвредности, Ласло клеил на свои консервы огромные наклейки «БЕЗ ГМО», а его реклама уверяла: покупайте «Мистера МакБрайда» и получайте самую качественную и безопасную продукцию, о которой только можно мечтать!

Ласло не врал покупателям. Он гордился этим: тем, что говорил правду и ничего кроме правды, перекрывая сомнительные доводы противников облучения целым списком его достоинств. Каждый слоган, придуманный Ласло, был громким, настойчивым, вирусным, и мгновенно охватывал Соединенные Штаты от Вашингтона до Пенсильвании.

Холодная стерилизация не только удешевляла производство, но и гарантировала, что все бактерии, насекомые и паразиты, все патогенные микроорганизмы, способные пережить дезинсекцию и пастеризацию, сгинут в свете карающих гамма-лучей. Ласло МакБрайд маркировал консервы согласно закону, пожимал руки политикам и получал свои первые госзаказы на поставку продовольствия для береговой охраны США.

Это было… как в сказке. Как в выдуманной, фантастической истории успеха, в которую Ласло и сам долго не мог поверить. Только когда его заводы стали выпускать половину всех облученных продуктов на территории Америки (56 тысяч тонн в год, от картофеля до фруктовых концентратов), до Ласло потихоньку начало доходить.

… он рассказал об этом Дрю, пока они одевались и спускались на первый этаж, а потом – шли по хрустящему гравию и налитой соком газонной траве.

Когда Ласло распахнул ворота мастерской и принялся зажигать свет, Дрю, похоже, потерял нить разговора. После секса его волосы были спутаны, всклокочены, и зеленая прядка смотрелась, как воткнутое в шевелюру перо селезня. Подумав об этом, Ласло усмехнулся и вручил Дрю сварочную маску, больше напоминающую средневековый шлем. Эту маску Ласло все равно не использовал – светофильтр барахлил, а распорядиться насчет его замены Ласло не удосужился, - но Дрю в любом случае следовало чем-то занять.

- Это… - пробормотал Дрю, запрокинув голову и оглядываясь по сторонам. Ласло внимательно проследил за тем, куда Дрю ставит ноги. Тот не смотрел вниз и вполне мог споткнуться об какой-нибудь кабель. – Вот это чума…

Дитя прекрасного, погрязшего в технологическом разврате Нью-Йорка!

Взрощенный на дешевых забегаловках, модных бутиках и вечеринках богатых папиков, Дрю, по-видимому, ни разу в жизни не имел дела с мужиком, который умеет держать в руках газовую горелку.

Ласло скользнул ладонью по своему инструментарию, проводя пальцами по молоткам с разной формой бойка, по причудливым клещам и обжимкам, по острозубым выколоткам и хищным челюстям сварочных клемм. Внимательно проследив траекторию его руки и убедившись, что все это можно щупать, Дрю быстро потрогал ближайший фасонный молоток, а потом отдернул пальцы, словно инструмент мог его укусить.

- Покажи что-нибудь? – попросил Дрю. Спутанная челка падала на его лицо, и Ласло вдруг мучительно захотелось приблизиться, провести пальцем по острой скуле, рядом с которой легла грифельно-черная линия – тонкая, скрученная в сосульку прядь. Словно почувствовав его взгляд, Дрю дернул рукой и убрал волосы за ухо.

Потом вскинул голову, внимательно уставившись на Ласло, и лицо его стало требовательным, бледным до белизны. Словно в случае отказа Дрю планировал вцепиться в утяжеленный наковальней стол и остаться тут жить.

- Сделай что-нибудь! – потребовал он. – Я хочу… хочу посмотреть.

Его губы были поджаты, и на фоне белого лица они выглядели сморщенными и розовато-лиловыми, как у мертвеца.

А может, это шалили лампы дневного света. В их бледных лучах все казалось более синим, чем было на самом деле.

- Пожалуйста, - тихонько сказал Дрю.

В его голосе не было той унизительной просящей нотки, которую Ласло ожидал услышать. И только глаза его – грязные и какие-то больные, словно их зеленца была признаком душевного расстройства, - показывали то, что скрывал голос Дрю.

Ему было плевать на Ласло.

Плевать на его миллиарды, на его бизнес, даже на восхитительную историю обогащения за счет кобальта-60. Единственное, на что уточке Даффи было не плевать, находилось сейчас в мастерской.

Ласло усмехнулся, звонко хлопнул Дрю по заднице и сдернул со стены круглые сварочные очки.

Это была монетка.

Простая латунная монетка, стилизованная под античность.

Ласло слепил модель, растопив ломтик парафина и примяв его пальцами, а потом наждачкой подравнял края и концом карандаша продавил в парафине изображение. Геометрический узор, напоминающий снежинку, с одной стороны, и оскаленную морду древнего идола с другой.

Дрю напряженно дышал ему в ухо. Сперва Ласло казалось, что это будет раздражать, но к его удивлению это скорее льстило: такое навязчивое внимание к его рукам и к тому, что эти руки делают…

Для заливки гипсовой формы Ласло использовал кусок металлической трубы и пару гвоздей, на которые нанизал хлипкую парафиновую монетку. Когда гипс с парафиновой моделью внутри окончательно застыл, Ласло извлек гвозди и подул в оставленные ими отверстия, освобождая литники. Впоследствии через них должен был вытечь расплавленный парафин, чтобы его место заняла жидкая, нагретая добела латунь.

Почти час Ласло прокаливал гипс кровельной горелкой, болтая с Дрю о его сестре, о русом красавчике с могучей челюстью – Квентине Брю, - который оказался его другом, и о том, почему у малиновки шейка совсем не малиновая, а скорее оранжевая. У защитных очков Ласло были металлические окуляры и иссиня-черные затемненные линзы, но пламя горелки отражалось в стекле и делало очки кроваво-красными, как закатное небо.

Когда остатки парафиновой модели стекли через отверстия, освободив полость внутри гипсовой формы, Ласло перевернул заготовку литниками вверх и бросил туда пару латунных гаек. Дрю была выдана защитная маска, закрывающая все лицо, а Ласло приправил гайки бурой и принялся плавить их горелкой.

- Это охуеть как круто! – крикнул Дрю. Одной рукой он придерживал плохо закрепленную, съезжающую с его лба маску, а другой комкал край своей кожаной курточки. – Это…

Сначала гайки стали ярко-оранжевыми, словно светящимися изнутри, а затем потекли. Лихо орудуя клещами, Ласло установил форму в стальную пасть машины для литья, включил вакуумный ресивер и утер перчаткой вспотевший от жара лоб. У него было тридцать секунд, чтобы передохнуть – пока металл под давлением стечет в литники и заполнит отверстие в гипсовой форме.

- Я думал, ты... как все они, - задумчиво сказал Дрю. Он выглядел оглушенным, словно Ласло полтора часа орудовал болгаркой и молотком, а не двумя горелками.  – Такой же, как те, с кем я раньше был.

- Я такой и есть, - усмехнулся Ласло, открепляя форму от литейной машины и швыряя ее в ведро с водой. Гипс поплыл, мгновенно растворяясь, делая воду похожей на чай с молоком. – Только богаче.

Отливка освободилась из гипса и с глухим стуком опустилась на дно.

Ласло выловил ее щипцами.

Свежезастывшая латунь выглядела неопрятной, пепельно-бурой, словно монетка была покрыта слоем грязи и копоти. К одному ее краю вели два штыря, соединенные ошметком металла – это был излишек латуни, который заполнил литники и не влез в форму. Все излишки Ласло удалил кусачками, а саму монетку отшлифовал бормашиной.

- Нет, - задумчиво сказал Дрю, сняв с себя защитную маску. Ласло показал ему монетку, и Дрю обвел ее по контуру подушечкой пальца, но так и не дотронулся. Морда древнего идола на лицевой стороне монетки скалилась, требуя кровавых жертв. – Ты ни хера не такой, как они все.

Ласло молчал. Он был занят: взяв монетку щипцами, снова ее нагрел, а потом нанес в углубления азотную кислоту.

- Ты умеешь создавать что-то из ничего, - пояснил Дрю. – Это лучше, чем все, что я когда-либо видел.

Ласло охладил монетку, опустив ее в воду. Латунная поверхность блестела, как дешевая смесь золота и серебра. Узоры-углубления были зачернены кислотой, и древний идол беззвучно разевал свою пасть, не имея власти над людьми.

- Эй! Я создал из ничего двадцать два миллиарда долларов, - обиделся Ласло. А потом улыбнулся, стащил с себя огромные защитные рукавицы и положил монетку в чужую ладонь. – Это что, не считается?

Дрю покачал головой. Взгляд у него был серьезный.

- Я впервые видел, как появляются вещи, - сказал он тихо. - Это...

Это было как сон.

Ласло не успел обдумать, не успел понять, даже не успел одернуть себя. Он просто присел, положив руки на плечи Дрю, и молча поцеловал его в губы.

«Шаг 4. Забудь про стыд! Всегда знал о себе что-то, в чем боялся

признаться? Подозревал себя в постыдной любви к бродвейским

драмам? А может, в латентном гомосексуализме? Каким бы ни

было твое самое странное желание – пора его осуществить!»

Они раздевались быстро, неаккуратно, дергая друг друга за одежду и то и дело натыкаясь на стол. Ласло задел ногой ведро, в котором плескалась вода с примесью гипса, отбросил подальше ручную горелку, сопло которой еще было раскалено, и даже не заметил, как Дрю стащил с него брезентовый фартук и расстегнул кофту.

Сперва Ласло испытал страх – короткий и жгучий, как тычок раскаленным прутом, - а потом вдруг перестал бояться. Словно забыл, зачем это нужно.

Разобравшись с молнией и откинув полы кофты, Дрю озадаченно сказал:

- Вау…

А потом – задал вопрос, которого Ласло ожидал меньше всего:

- Это не заразно?

Кожу Ласло вспарывал рыхлый вертикальный шрам, ведущий от диафрагмы к пупку. Слева между ребрами виднелся еще один шов, не такой длинный, зато широкий, красновато-бурый, ничем не отполированный. Кенни давно намекал, что нужно найти хорошего пластического хирурга и заняться этим…

А Ласло решил, что ему плевать. В конце концов, женщин возбуждали его «следы от ран». Ни одна любовница не связала эти рубцы с болезнью – в Ласло упорно видели то плохого парня, в юности покорявшего бандитский район, то разбившегося байкера или стритрейсера.

Еще один шрам пересекал шею над левой ключицей. А справа на груди, в самом верху, виднелась выпуклость рубцовой ткани – след от установки катетера.

- Что не заразно? - удивился Ласло. - Шрамы?

Дрю провел пальцами по рубцу на его животе. Потом стянул с себя куртку и прижался, притерся телом к телу, возбужденно вздохнув.

- Ну, - сказал он тихо, - та поебень, из-за которой тебя резали?

Ласло подумал: господи, какого черта ты на это ведешься?

Ты что, не понимаешь, что делает уточка Даффи? Каким путем он запудривает тебе мозги? Пока одни шлюхи орут в койке «о да, милый, да, ты лучше всех!» - другие смотрят влюбленными глазами, прижимаются к тебе и шепчут: «ты не такой как остальные, ты лучше их, ты создаешь вещи!»

Вот дерьмо.

- Это не заразно.

Пусть так, - решил Ласло.

Возможно, в жгучем интересе, который Дрю Даффи проявил к литью из металла, искренности не так уж много. Дрю не дурак; ему нетрудно понять, что клиент не отработан, не удовлетворен тем, за что заплатил, - и потому клиента сбили с толку, выдернув из постели и поместив в другой антураж. Вынудили заниматься тем, что он любит, к чему стремится, что возбуждает его сильнее, чем постельная игра…

Поймали на сверкающий латунный крючок.

Ну и что, если так?

Ласло провел пальцем по чужой ширинке, надавив так, что металлическая молния царапнула кожу под ногтем. И понял, что ему плевать. Что сейчас – в этой мастерской, где еще жарко от полуторачасовой работы горелок, - он хочет уточку Даффи до омерзения, до сосущего чувства в грудине. Хочет сильнее, чем когда-либо кого-либо хотел; сильнее, чем желал его на простынях, в роскошной кровати с резными дубовыми столбиками, где нет ни одного лишнего микроба, зато есть гондоны и смазка.

Дрю повел бедрами, прижимаясь сильнее к его руке. Пока Ласло с нечитаемым выражением лица расстегивал тугие джинсы, Дрю покусывал нижнюю губу и водил пальцем по шраму на его горле. По небольшому, аккуратному разрезу над ключицей, который сделали для послеоперационного закрепления.

- У меня нет… - пробормотал Ласло, приспуская чужие штаны вместе с бельем, открывая светлые крепкие ягодицы.

- Забей, - бросил Дрю. - Я чище девы Марии.

В этом Ласло не сомневался. Кенни был слишком педантичен, чтобы допустить такое «свидание» без сборки справок и подтверждений.

- А вдруг я – старый спидозник, охочий до юных тел? – проворчал Ласло, проводя большим пальцем по нежной коже, лаская блядскую ямочку на ягодице. А потом, не сдержавшись, грубо стиснул ладонью чужой зад.

Уточка Даффи дрогнул ресницами, сильнее прикусив губу.

И сказал:

- Я знаю, что нет.

Под курткой, уже упавшей на пол, была тонкая серая майка, и Ласло содрал ее через голову, изучая тело Дрю с новым, ожесточенным интересом. Словно здесь, в отвратительном гаражном освещении (которое Ласло каждый месяц менял, но каждый раз был разочарован результатом), уже знакомые детали выглядели совершенно по-новому.

Например, несколько родинок под ключицей. Все эти родинки были разной величины, и своим расположением напоминали созвездие.

Ласло медленно погладил Дрю по родинкам, а потом схватил его за плечи, разворачивая от себя и оставляя так – полуголого, со спущенными джинсами, в двух шагах от стола. Вроде бы недалеко, но упереться руками не выйдет. Дрю замер, поджимая живот и затаив дыхание, и Ласло прошелся пальцами по бледной, синеватой в свете ламп коже, взял его запястья и потянул вверх, складывая руки так, чтобы они не мешались – ладонями на шею, локтями к груди. Потом смял кожу на мягком животе, скользнув пальцами ниже, всего на мгновение стиснул чужой член – и отпустил, торопливо расстегивая собственные штаны.

Дрю был как статуя: неподвижный, тугой как струна, благосклонно позволяющий собой управлять. Ласло пихнул ботинком его лодыжку, вынуждая шире раздвинуть ноги, и прикусил за ухо – больно, метя как сучку, как свою сладкую девочку, обхватывая одной рукой, а второй помогая члену проскользнуть в очко. Потом убрал руку от чужой задницы и обхватил Дрю поперек живота, вынуждая податься назад – и насадиться на член поглубже.

Ничего, кроме слюны, он предложить не мог.

- Блядь… - тихо простонал Дрю. Наклонил голову, из-за чего зеленая прядка оказалась у Ласло перед глазами. – Эй, новичок… Если решишь снять себе парня не за деньги, а за красивые глаза, ни в коем случае его так не трахай!

Похоже, ему самому проникновение без смазки не доставляло неудобств: Дрю был готовый, растянутый, и вместо ругани – сладостно вздохнул и крепко сжал руку Ласло, удерживающую его под живот.

Впрочем, замечание было верным. Ласло неплохо представлял, что будет, попытайся он без ведра смазки трахнуть в жопу девицу, которая редко практикует анал. А раз так, то почему с парнем должно быть по-другому?

- Обещаю, - пробормотал Ласло, подавшись бедрами назад – и тут же снова надавил. Трахаться стоя было слишком неудобно, чтобы устраивать из секса родео. Зато очень приятно было ерзать между ягодиц Дрю, медленно вводя член до самого основания – и так же медленно снимая с себя развратного, вздыхающего тревожно человека-хорька, оставляя в его теле только гладкую налитую головку. – ТАК я буду трахать только тебя.

Дрю засмеялся и расставил ноги чуть шире, занимая удобную, почти бойцовскую позицию – устойчивую и пружинистую, такую, чтобы Ласло не свалил его с ног. Какое-то время они трахались молча, и Ласло постанывал, уткнувшись лицом в чужой затылок. Потом задвигался старательнее, толкаясь бедрами снизу вверх – насаживая на себя под таким углом, чтобы уточка Даффи не то что стонать – дышать боялся, ведь стоит расслабиться – и могут подвести колени и слабое, такое слабое, покорное любовной ласке тело.

Или все это – тоже притворство?

Влажные от пота плечи, тихие вздохи, монотонное поскуливание?

Да нет же – любая нормальная шлюха сейчас стонала бы, как в первый и последний раз; стонала бы так, как стонут в порнухе, чтобы от одного этого звука член становился твердым, как железный прут! В поскуливании Дрю не было ничего эротичного, как не может быть эротики в чем-то утилитарном… и по этой же причине Ласло ему верил. Обычный секс – вот, что это было! Трах на скорую руку, а не слепленная специально для клиента порнокартинка.

Решив так, Ласло ухватил Дрю за шею, грубо швыряя его грудью на стол, нагибая и пристраиваясь к оттопыренным ягодицам, и сходу взял такой темп, который не оставлял им обоим ни секунды на передышку.

Это было… не так, как в прошлый раз.

Как будто теперь они – не чужие люди, которые трахаются за деньги, а случайные знакомые, разжегшие друг в друге интерес. Между ними был не жирный чек, а глупая латунная монетка, разбросанные инструменты и огнеупорный стол; между ними были шрамы и валяющиеся на полу шмотки, запах топлёного парафина и спирта, которым Ласло заправлял горелку, горячие формы, рассыпавшийся на крупинки гипс и бескрайнее, вожделенное чувство неодиночества, в котором Ласло нуждался.

Дрю отчетливо всхлипнул, хватаясь руками за край столешницы, и, судя по звуку, приложился об неё подбородком. Ласло двигался, как бегун на финишной прямой – сильный и собранный, не тратящий впустую ни секунды, ни крупицы удовольствия, ни дюйма нежного чужого тела под пальцами. Застонал, в несколько сильных толчков едва не доводя себя до оргазма – и сбавил темп, снова двигаясь медленно и плавно, кривя губы в смутном подобии улыбки.

Дрю застонал.

Это был уже не скулеж, а отчетливый тихий стон, стон-предложение, стон-просьба. Ласло толкался бедрами каждый раз, как последний, овладевая богемной и бесстыжей тварью с абсолютным удовольствием альфа-самца, который сам покорил, завалил, покрыл собой – и кончит внутрь. Сию секунду. Кончит, вздрагивая, кусая губы и оставляя синяки на белой как мел пояснице.

Дрю царапнул ногтями столешницу, бессовестно вскрикнув, а потом замер, окаменел спиной и замолчал. Его лопатки, острые и выступающие, как обрубки крыльев, дернулись пару раз – и Дрю обмяк, обессиленно уронив голову на стол и с присвистом дыша сквозь зубы.

Несколько минут Ласло просто не мог говорить. Только обвел языком сухие губы, слипшиеся, словно обожженные, и медленно вытащил член.

Дрю даже не дернулся. Какое-то время он восстанавливал дыхание, уткнувшись лбом в скрещенные руки, а потом выпрямился и пробормотал:

- Жаль, мы не в твоем кабинете.

Ласло вскинул бровь. А потом нагнулся, натягивая на себя штаны и трусы.

- Было бы классно кончить на твои документы, - пояснил Дрю, легкомысленно поддернув трусы. Он улыбался, и улыбка эта была влажной и шальной. Ласло ощутил почти нестерпимое желание его поцеловать. – Какие-нибудь суперважные и суперответственные…

- Думаю, на суперважные документы я бы тебя укладывать не стал, - пробормотал Ласло, наблюдая, как Дрю застегивает джинсы и ищет свою майку под столом. – Даже если бы мы были в кабинете.

Дрю выбрался из-под стола и дрогнул от холода. Ласло и сам это ощутил – табун мурашек, ползущих по животу и груди.

Им было слишком жарко минуту назад, чтобы не стало холодно сейчас.

- Неужели я не так важен, как какие-то бумажки? – спросил Дрю.

Челка скрывала его взгляд, и Ласло видел только густую линию ресниц и тонкую спинку носа. Таким носом, казалось бы, можно кромсать бумагу не хуже канцелярского ножа.

- Бумажки правят миром, - пояснил Ласло, расправив плечи и наконец-то застегнув кофту. - А ты – нет.

Дрю открыл глаза, мазнув по его лицу масляно-черным зрачком, и от этого взгляда стало не по себе. Черт знает. Может, это вовсе не бумажки правят миром, а уточка Даффи и его зеленое перо…

Подумав об этом, Ласло захотел сказать что-то мудрое, соответствующее моменту, но вместо этого ляпнул:

- Помнишь, ты искал рифму? Я придумал: «латунь» - «присунь»…

Дрю внимательно на него посмотрел, натягивая на плечи припыленную кожанку. А потом сказал:

- Уебищное у тебя чувство юмора.

Ласло громко, в полную грудь засмеялся.

Ночное небо над Ист-Хемптоном не выглядело бархатным, сколько бы Ласло в него не смотрел. Оно вообще не было мягким! Оно было жёстким и грубым. Небесная твердь: прыгни к ней, дотянись ладонью, попытайся снять звезду – и обдерешь руки до крови.

Ночное небо – это вовсе не бархат.

Это грифельно-черный мелкозернистый наждак.

- Бо… о-о-оже!

… обед был подан в столовой, но после того, как экономка заварила чай, они переместились на второй этаж. Дрю без интереса мазнул по чайнику взглядом, а потом – еще раз, и еще… и прилип к нему так, что Ласло подумал: все, секса сегодня больше не будет.

- Это не… неправда. Ты, м-мелкий ублюдок, издеваешься… надо мной…

… чайник был круглый и нелепый, с куцым крохотным носиком, и он целиком состоял из иссинской глины. Дрю был шокирован, а Ласло даже не знал, сколько такая глиняная байда может стоить. Лично ему она не стоила ни цента: китайские бизнесмены были одними из самых щедрых и благодарных закупщиков КлирФуд Инк. Пару лет назад драгоценный иссинский чайник был передан Ласло в качестве благодарности за успешную сделку.

- Это… правда. Или тебе… паспорт показать?

… они пили чай из крохотных стеклянных пиал, и Дрю выглядел диким и счастливым; пожалуй, даже более диким и счастливым, чем тогда, в мастерской.

Лишнее подтверждение тому, что в мастерской он притворялся.

Впрочем, Ласло это смущало – он все еще хотел Дрю. Пялил его на прохладных простынях, нежных и шелковых, не обращая внимания  на позднее время и влажную островную ночь за окном. И даже на то, что драгоценный иссинский чайник не опустел к тому моменту, когда они ушли в постель.

Уточку Даффи возмутил такой расточительный перевод продукта, но что за дело Ласло было до редких чаев? Его ждало куда более интересное занятие.

И куда более интересный разговор.

В конце концов, этот вопрос вертелся на языке с первой их встречи, и рано или поздно его следовало задать. Вот Ласло и задал… Будучи совершенно не готов к тому, что услышит в ответ.

- Да быть того не может! – выкрикнул он, откидываясь затылком на постель и впиваясь пальцами в тощие бедра.

- А-а-а вот и мо-о-о-ожет… - протянул Дрю, медленно двинув задом. Он сидел на члене, оседлав Ласло и запрокинув голову, откинувшись плечами далеко назад. Ладони разместил позади себя, впившись ногтями в бедра любовника, и трахал его томно, умело, уверенный в каждом движении; до тех пор, пока Ласло не вскрикнул, взбрыкнув пятками и прогнувшись в спине.

Он спустил.

А потом, отдышавшись, ошарашенно пробормотал:

- Да как так? Как тебе может быть тридцать пять?!

Черт подери. Конечно же, он не верил! Дрю был мальчишкой! Щенком, малолетней шлюхой с сиплым голосом и странными морщинами у губ. Как он мог быть всего на семь лет младше Ласло?!

Вот уж воистину: не хочешь знать ответ – не задавай вопрос.

Уточке Даффи могли простить пристрастие к дорогим чаям, или значкам, или рукодельным латунным монеткам; могли понять его щуплость, волосы на ногах и жеманность; но как ему могло быть тридцать пять?! Такое у Ласло просто не укладывалось в голове.

Тихо засмеявшись, Дрю задрал голову и дернул кадыком. Мышцы на его животе проступили четче – плавные выпуклости с обеих сторон от пупка, - а бедра сжались, стиснув липкие от испарины бока любовника.

Чтобы кончить, ему потребовалась пара движений.

- Боже… - простонал Ласло.

Дрю упал на его грудь, прижавшись башкой, совершенно голый, дрожащий, тихо смеясь и прилипая влажной кожей.

Ну что, - подумал Ласло, - вспомнишь теперь о крутом чайнике и дорогом чае, от которых ты так неохотно уходил в постель?..

А вместо того, чтобы произнести это вслух, он спросил совсем другое:

- Выйдешь за меня?

Дрю помолчал.

Потом оторвал от груди Ласло черноволосую голову и устроился щекой на кулаке.

- Я, конечно, порядочный человек... – проворчал он, - но не настолько.

Свет в комнате был приглушен. Тусклые желтоватые блики лежали на опрокинутых пиалах, в складках брошенной на пол кожаной куртки, на поверхностях зеркального трюмо… Еще один отблеск ложился на влажную кожу Дрю – его узкие плечи и длинную, тонкую спину, полную впадинок и позвонков.

Чтобы пересчитать в нем кости, совсем не обязательно было его вскрывать.

- Я серьезно, - сказал Ласло, глядя на Дрю из-под ресниц. Потом пригладил иссиня-черные волосы, отыскал в них зеленую прядку и принялся накручивать ее на палец. – Стань моим супругом на год. Мягкий контракт, полное содержание…

Дрю смотрел на него еще секунд пять, словно давая шанс сказать «это шутка!», а потом сообщил:

- Херня.

То ли предложение консервного короля его не впечатлило, то ли Дрю в него не поверил.

- Я заплачу, - пообещал Ласло. – Один миллиард долларов. Как тебе такса?

Дрю скривился. Морщины на лбу и у крыльев носа углубились, залитые битумно-густой вечерней тенью. В эту секунду его и без того не особо красивое лицо стало почти отталкивающим.

- Херня, - повторил Дрю. – Купи себе трехэтажную яхту. Или что-нибудь еще…

- Два, - сказал Ласло. Приоткрыл глаза, внимательно наблюдая за чужим лицом, и сжал в кулаке зеленую прядь. – Два миллиарда долларов. За один год брака со мной.

Дрю смотрел, не моргая, и с каждой секундой его лицо становилось все более испуганным.

Потом он понял, что Ласло не шутит, и резко сел на постели. Пришлось разжать кулак, чтобы не выдрать зеленую прядь с корнем.

- Есть много мест, в которые можно спустить кучу бабла, - тихо сказал Дрю. - И это не обязательно должен быть мой зад.

Он ссутулил плечи, жалкий, напряженный, совсем не похожий на того себя, который недавно отжарил Ласло в позе наездницы.

- Мое состояние в прошлом квартале перевалило за двадцать два миллиарда долларов, - Ласло повел плечом, оставшись глубоко равнодушным к его переживаниям. – Если я выплачу тебе одиннадцатую часть этой суммы, остатка хватит на парочку яхт, виллу с бриллиантовым унитазом и триста лет безбедной жизни для меня и еще дюжины человек.

Дрю раздраженно вскинулся… а потом вернулся в постель, прижался к боку Ласло, растерянный, сбитый с толку, впервые не уверенный в том, что делает и говорит.

- Даже если бы ты арендовал меня посуточно триста шестьдесят пять дней в году, - пробормотал он, - получилось бы дешевле в разы.

Голос его был жалобным.

Ласло поднял руку и аккуратно провел пальцем по лицу Дрю – от скулы вниз, к острому подбородку.

- Я не хочу сэкономить, - сказал он, сделав лицо серьезным, без тени улыбки. Любой намек на шутку мог спугнуть уточку Даффи ко всем чертям. - Я хочу, чтобы ты был моим. Чтобы жил со мной. Чтобы...

Ласло закусил губу.

А потом решил: какого черта?

И вывалил, как на духу:

- Чтобы носил кольцо на пальце, в конце концов!

Почему-то он очень легко мог это представить. Как Дрю ложится к нему в постель. Как надевает кольцо. Как заваривает вместе с Ниной Бенсон какие-то безумно дорогие чаи в безумно дорогих чайниках…

- Как-то неловко, - проворчал Дрю, усаживаясь и обнимая свои тощие колени. - Если бы мне предложили миллион, я бы решил, что меня хотят продать в рабство или разобрать на органы. Но два миллиарда...

- Два миллиарда, - хмыкнул Ласло, устроившись ладонью на лодыжке Дрю, - и пакет акций КлирФуд Инк.

Дрю оторвал взгляд от коленей и поднял растерянные, подернутые мутной зеленью глаза.

- Сколько?

- Полтора процента, - решил Ласло. И наклонился, лаская губами белую худую коленку.

Дрю засмеялся, двумя руками вцепился в его седую шевелюру и отпихнул от себя.

- Маловато, – фыркнул он.

- Купи завтра «Блумберг» и почитай, во сколько оценивается КлирФуд Инк., - проворчал Ласло, упрямо не отталкиваясь, а затем ухватил Дрю за шею и потянул к себе – губами к губам.

Рот у него был мягкий и теплый. Как и ладони. Как и сильное, крупное тело, которым он вдавил в простыни уточку Даффи.

- Ты разрешишь мне подумать? – прошептал Дрю, обхватив руками его шею. - Пожалуйста...

Дрю действительно хотел этих денег. Но боялся пойти на поводу у жадности и вляпаться в полное, непроходимое дерьмо.

Ласло не стал тянуть – сперва кивнул, а затем уверенно развел коленом его ноги.

«Шаг 5. Забудь про одиночество! Заведи отношения.

Почувствуй, как это – жить с кем-то и для кого-то».

- МакБрайд, ты сбрендил на старости лет? Нам нужны эти бабки! А ты предлагаешь вывести их из оборота и выдать кредит Гарден Грейд?

Тобиас Гуд негодовал.

Уголком сознания Ласло понимал причину его недовольства. К сожалению, сам он думал сейчас не о переговорах с Гарден Грейд, а о том, подпишет ли Дрю Даффи свадебный договор.

Сегодня.

Это должно случиться сегодня или никогда, - так решил Ласло, отправив копии контракта своим юристам и Дрю. Это было странное, спонтанное решение, но Ласло действительно этого хотел: поиграть в семью! Пожить в статусе женатого человека! Хотя бы десять-двенадцать месяцев – пока опухоль не разрастется и он не начнет сблевывать еду, как больная змея.

- МакБрайд, ты же знаешь, я доверяю твоим решениям! Но… 

- Вот и постарайся доверять им больше, чем сплетням из «Блумберг», - проворчал Ласло. Весь топ-менеджмент КлирФуд Инк. пялился на него через бесконечно длинный стеклянный стол. Ласло это не тревожило: он любовался видами, открывающимися из окна конференц-зала. – Ты же сам хотел заполучить Гарден Грейд… Вот я и даю тебе шанс.

- МакБрайд, - сухо сказал Тобиас, упершись ладонями в стол. Его костюм-тройка был вызывающе-горчичным – таким, что на него было больно смотреть. - Я хотел получить долю в компании, а не безвозмездно вложить кучу бабок в ее развитие!

Менеджеры зашуршали, вполголоса обсуждая ситуацию. Ласло медленно вдохнул, выдохнул, а потом развернулся на крутящемся кресле, широко раздвинув колени и поместив локти на стеклянный стол.

- У Гарден Грейд истекает контракт с поставщиком сырья, - сказал он тихо. – Чтобы сейчас не просесть, они под залог пакета акций возьмут у нас кредит.

Тобиас скривился. При этом его лицо не стало отталкивающим, а сохранило отпечаток мужественности и благородного гнева. Все-таки «любимец женщин» – это диагноз.

На секунду Ласло испытал нечто вроде зависти. А потом забыл, чему завидует.

- Через месяц они перезаключат контракт с Клин Корн, запустят продажи и вернут должок, - парировал Тобиас. - Что нам за выгода при таком раскладе? Что мы получим?

Вид из окна был действительно потрясающий.

Жаль, что сейчас Ласло приходилось смотреть не на город, а на свою команду топ-менеджеров. Отличную команду. Команду, которую он собирал почти двадцать лет, в которую верил, на которую полагался. Жаль только, что эта команда не верила в него. Может, сказался тот факт, что в последние пару месяцев Ласло не так самозабвенно отдавался работе, как все годы до этого. Словно ему мешало что-то… внутри.

- Есть информация, - сказал Ласло, - что Клин Корн не собирается продлевать договор.

- Какая еще инф…

Тобиас застыл. Команда перестала шуршать и уставилась в планшеты, пытаясь понять, что Ласло имеет в виду; какой кусок паззла упущен, и как он скажется на общей картине.

Кенни Дюрхольм посмотрел на часы и задумчиво подкрутил ус.

- Ах ты засранец! - воскликнул Тобиас. – Ты сам их подрезал? Ты получил контракт Клин Корн?

Ласло улыбнулся. Свет, падающий из панорамного окна, подсвечивал кончики его бесцветных волос, и из-за этого они окружали голову солнечным нимбом.

- Нам все равно нужен крупный поставщик зерна, чтобы открыть новую производственную линию, - пояснил он. – Я решил совместить приятное с полезным. И…

- Те переговоры в пятницу, - проворчал Тобиас, спокойно усаживаясь на свое место. – А я еще думал – куда тебя понесло?..

Тобиас Гуд обладал поистине невероятным чутьем на перспективные проекты. Если он хотел заполучить Элдер Миллс – можно было не сомневаться, что в следующий год их акции прыгнут процентов на тридцать вверх. Если он хотел себе Гарден Грейд – значит, скоро их акционеры озолотятся.

К сожалению, нацелившись на что-то, Тобиас не всегда понимал, как это «что-то» заполучить. Он был отличным аналитиком – лучшим из тех, с кем работал Ласло, - но плохим игроком.

Сам Ласло знал: то, что в Гарден Грейд боятся поглощения и отказываются продать акции КлирФуд Инк., еще не значит, что эти акции нельзя получить другим путем.

- В Гарден еще не знают, что им не продлят договор, - пояснил Ласло. И тоже взглянул на часы. – Они согласятся взять кредит под залог акций, а потом не смогут его вернуть. Мы получим долю в компании, поможем с поставкой сырья и получим Гарден Грейд на блюдце с голубой каемкой.

До приезда Дрю оставалось меньше часа.

Ласло вдруг ощутил, что смертельно устал.

* * *

Трудно сказать, чего он боялся больше: того, что Дрю Даффи подпишет брачный договор, или того, что не подпишет.

Связать себя с парнем из службы эскорта… Не то что глупо – невообразимо! Неслыханно! Ласло всегда был скучным миллиардером безо всяких причуд. Но такой шаг разом покроет все те глупости, которые он не совершил за свою жизнь. Ласло – один, здравый смысл – ноль.

С другой стороны…

- … а сегодня у тебя что? Опять мутишь переговоры за моей спиной?

Конференц-зал давно опустел. Даже Кенни испарился: он должен был встретить Дрю и его юриста и без шума провести их к Ласло в кабинет. Только Тобиас Гуд – нестерпимо-яркий, горчичный, солнечно улыбающийся, - еще собирал документы, разбросанные по столу.

- Ничего такого, - сказал Ласло, оторвавшись от разглядывания своих ногтей. – Присмотрел себе кое-что за два ярда. Планирую сегодня завершить сделку.

- Два миллиарда? – Тобиас присвистнул. – Ты что покупаешь? Самолетный парк?

- Виллу в Тоскане, - с деланным воодушевлением сообщил Ласло. - С виноградниками, винным заводом и…

Тобиас мгновенно потерял интерес. Словно выключателем щелкнули: вот его еще волнуют два ярда, а вот ему совершенно плевать, на что Ласло их спустит.

- Все, - сказал Тобиас, - я на переговоры с китайцами. Пожелай удачи!

Ему не нужно было желать удачи. Китайские закупщики ходили по струнке, послушные желаниям Тобиаса, как лошадки в поводу.

- Кстати, лифт в нашем крыле ремонтируют. Уже видел? Придется обходить через восточное…

Когда Тобиас покинул конференц-зал, солнце ушло за кромку здания, и комнату укрыла серая, спокойная тень. Ласло подумал, что это выглядит символично: словно человек в ярком горчичном костюме увел солнце за собой.

Кенни Дюрхольм появился спустя четверть часа, ведя гостей, вяло ругаясь и утирая платком залысины. Кенни ненавидел пользоваться лифтом в восточном крыле. До него приходилось слишком далеко идти.

- А вот и мы! – сказал он. – Дайте-ка я присяду…

Пока Кенни устраивался в кресле и обмахивал лицо копией брачного договора, Ласло разглядывал Дрю. Тот был с ног до головы в черной коже и черной же атласной рубашке, застегнутой на россыпь перламутровых пуговиц. На лице Дрю красовались шипастые очки, на ладонях – тугие перчатки, а на расстегнутой куртке не было видно ни одного значка. Вместо них черную кожу устилала сотня шипов и заклепок.

В таком прикиде Дрю Даффи не был похож на шлюху.

Он был похож на рок-звезду.

- Мистер МакБрайд, - юрист приветственно кивнул. У него был крупный нос и светлый дорогой костюм. Ласло счел его приятным человеком. – Мой клиент…

- Нас все устраивает, - сказал Дрю, усаживаясь за бесконечно длинный переговорный стол. Покачался в кресле, похлопал ладонью по стеклянной поверхности и быстро потерял к ней интерес. - Кажется, через пару минут я официально стану самой дорогой шлюхой Америки.

Кенни промокнул усы. Багровая кровь, прилившая к его лицу от быстрой ходьбы, постепенно схлынула, и Кенни вернул себе нормальный цвет.

- Кое-что еще, - сказал Ласло. – Ознакомьтесь.

Он не хотел включать этот пункт в предварительную версию договора. Ласло планировал показать его лично – один на один, когда Дрю будет сидеть перед ним, раздвинув тощие колени, равнодушно пялясь и жуя жвачку.

Или раскуривая сигарету.

Или делая что-нибудь еще, предельно неуместное в обстановке элитного манхэттенского офиса.

Так или иначе, юрист уже проверил основную часть договора, признал ее вменяемой и объяснил это Дрю. Осталась всего одна деталь… которая, тем не менее, могла поставить на переговорах большой жирный крест.

- Это… - пробормотал Дрю.

Поднял голову, оторвав взгляд от листа бумаги. Юрист наклонился к его уху и быстро зашептал, постукивая пальцем по строчкам в документе, но Дрю вряд ли услышал хоть слово.

- Я подумал, тебе лучше быть в курсе, - сказал Ласло, внимательно глядя ему в глаза.

Последняя часть договора доносила до ведома сторон, что развода не будет. И объясняла, почему.

Как минимум, потому, что с таким диагнозом развод не потребуется.

- Вот дерьмо, - сказал Дрю, подорвался с места и резко вышел из конференц-зала. Девушка, на которую он налетел в дверях, опрокинула картонную подставку со стаканами кофе, но останавливаться и помогать ей Дрю не стал.

- М-м-м, - глубокомысленно изрек юрист.

Ласло сложил на столе руки, уперся в них лбом и медленно, тихо вздохнул.

Оказывается, на куртке Дрю все-таки был значок. Прямоугольный, покрытый красной эмалью, он был закреплен на воротнике сзади и гласил: «Найди то, что ты любишь, и позволь этому убить тебя».

Сам Дрю нашелся в закутке с отключенным лифтом. Заслонки были открыты и заблокированы стопором. Откуда-то снизу доносились голоса рабочих, занимающихся починкой механизма, а Дрю сидел на полу, свесив ноги в шахту, и курил тонкую бабскую сигарету.

Дым вытягивался в шахту, из-за чего в помещении не оставалось даже намека на запах или копоть.

- Не советую тут курить, - сказал Ласло, перешагивая через предупреждающую ленту и опускаясь на корточки рядом с Дрю. – Если сработает датчик дыма…

Его не услышали.

Уточка Даффи был оглушен – все его лицо, тощее и длинное, не прикрытое больше темными очками, выглядело так, словно на его глазах кто-то умер. Углубились морщинки, под глазами прорезалась нездоровая синева, а из челки, уложенной на правую сторону, торчала одна прядь. Прямая как палка, она бунтарски смотрела влево.

- Я знал, что есть какой-то подвох! – громко сообщил Дрю, отлепившись от сигареты. - Я же, блядь, совершенно точно знал!

Подумав, Ласло опустился задницей на холодный мрамор и тоже свесил ноги в шахту лифта. Откуда-то снизу доносились голоса, но до них было слишком далеко, чтобы разобрать хоть что-то.

Помолчав, Дрю дотянул сигарету почти до фильтра, сипло закашлялся, а потом раздавил окурок о мраморный пол.

- На кой тебе эта свадьба? – спросил он со злостью в голосе. – Я бы понял, если бы ты выбрал милую приятную девушку – ее можно показать родителям, порадовать их перед смертью. Понял бы, если бы ты выбрал мисс мира, или супермодель, или другую козырную бабу, которой можно щегольнуть и утереть носы дружкам по работе. Но  зачем тебе я?!

Ласло поднял руку и осторожно пригладил пальцем чужие волосы. К его удивлению, зеленая прядка обнаружилась не на том месте, где была раньше, а справа надо лбом. Видимо, Дрю все-таки перекрашивал волосы, пусть и строго в рамках своих предпочтений.

- Я не хочу радовать родителей и утирать носы друзьям, - сказал Ласло. - Я хочу, чтобы со мной кто-то был. Чтобы у меня была компания... И чтобы мне было интересно с человеком, которого я выберу.

- А со мной, значит, тебе интересно, - рыкнул уточка Даффи, выдернув из пачки новую сигарету и нечаянно ее сломав. – Найди себе нормального мужика! Я тебя даже не люблю! Так, чисто бабки отрабатываю!

У него тряслись руки.

Узкие длинные кисти с выступающими косточками. Тонкие пальцы. Ухоженные ногти – аккуратно подпиленные, с удаленными кутикулами, без шелушений. Только ноготь на мизинце правой руки был корявый – обгрызенный. Наверняка в приступе нетерпения или скуки.

- Ты не обязан меня любить, - очень спокойно, пытаясь транслировать это спокойствие на Дрю, пояснил Ласло. - Тебе не придется ухаживать за мной, менять дренажные трубки, кормить с ложечки и подавать судно. Ты просто проведешь со мной этот год, поживешь жизнью миллиардера, получишь кучу бабла... а потом уйдешь.

Дрю наконец-то извлек из пачки целую сигарету, прилепил ее на влажную от слюны губу и забыл поджечь. Так и сидел, молча разглядывая бетонные внутренности лифтовой шахты.

Потом спросил:

- Почему год?

Ласло потер ладонью нижнюю половину лица. Помял пальцем губы, ущипнул себя за щеку, словно проверяя чувствительность.

- Скорей всего, следующим летом я уже не смогу сам себя обслуживать, - выдавил он. Одно дело – подсунуть Дрю описание своей болезни на бумаге. И совсем другое – говорить об этом вслух. - А жить на жидких кашицах, впроголодь и с постоянными болями я не хочу. Когда станет хуже, я попрощаюсь с тобой, завершу дела, а потом улечу в Швейцарию.

Он помолчал.

И добавил, решив быть до конца честным:

- Или Нидерланды.

Дрю повернул голову, стрельнув внимательным взглядом из-под ресниц. Разгон от «ничего не вижу, ничего не слышу» до «я вытрясу из тебя ответы вместе с твоей душой» у него был почти мгновенный.

- А в Швейцарии что? – спросил он. - Или Нидерландах?

Ласло задумчиво покачал ногой. Пропасть шахты – безликая, серая, - напоминала ему пищевод грандиозного монстра. Вроде Годзиллы.

- В Швейцарии я уже пятый год оплачиваю членские взносы в организации «Исход», - сказал он. – Эти парни обеспечивают легальную эвтаназию смертельно больным клиентам. Я мог бы и тут наглотаться таблеток или сигануть с моста… но хочу все сделать законным путем.

Дрю не вздрогнул. Не скривился. Вообще никак не отреагировал – так и сидел, чуть прищурившись, сжимая в губах незажженную сигарету.

- В Нидерландах эвтаназия тоже легальная, с несложной процедурой, - закончил Ласло. – Пожалуй, я мог бы сделать это в Бельгии… или даже в США. Орегон, Вашингтон или Вермонт – на мой выбор. Но…

- Но зачем подыхать в унылых Штатах, если ты миллиардер, и можешь сделать это в шикарном отеле посреди Цюриха, - проворчал Дрю.

Он распахнул глаза, и взгляд его оказался внезапно спокойным. Ласло смотрел, завороженный игрой света: лампы отражались в мутно-зеленой радужке, разбрызгав по ней белые блики. Ресницы у Дрю были длинные, девчачьи, и он совершенно потрясающе умел из-под них смотреть. Создавалась полная иллюзия того, что в твоей жизни нет ничего важнее этого взгляда, и ничто больше не должно тебя волновать.

- Значит, у тебя рецидив, - Дрю наклонил голову. Зеленая прядка почти растворилась, спутавшись с волосами другого цвета. – Ты раньше лечился… но вылечиться не смог. Теперь хочешь уйти сам, пока эта дрянная болячка с тобой не разделалась.

Ласло кивнул.

Дрю перевел взгляд на его грудь: туда, где под белой рубашкой и серым блейзером скрывались толстые, рубцеватые швы. Уточка Даффи не стал спрашивать: он и так всё понял. Чтобы вырезать кусок пищевода и заместить его тканями желудка, хирурги продырявили Ласло сразу в трех местах.

Задумавшись, Дрю отвернулся и снова уставился в шахту лифта. Тросы дергались и вибрировали – ремонтные работы внизу шли полным ходом.

- Я понимаю, - тихо сказал Дрю. – Я… я бы сам так сделал. Лучше уйти нормально, чем подыхать в муках.

Он вытащил изо рта сигарету и решительно встал.

Какое-то время Ласло разглядывал впадину под его коленом и заднюю часть бедра. Потом Дрю обернулся и протянул руку – раскрытой ладонью вверх, предлагая помощь.

- Подъем, – велел он. – А то жопу себе простудишь и помрешь… а это не тот случай, когда стоит опережать график.

Третьего июня их брак зарегистрировали в городской мэрии. Без лишнего шума и свидетелей, без журналистов, даже без шаферов, если не считать таковыми охранников и Кенни. Ласло и Кенни-то не хотел брать, но тот настоял.

Первую брачную ночь они должны были провести на борту 787-го Дримлайнера по пути к домику на Галапагосах, но финансовый мир был против, и Ласло пришлось остаться в США. Вместо того чтобы пить изысканную шипучку и трахаться на высоте шести миль над землей, они заперлись в номере отеля и нажрались до совершенно непотребного, невменяемого состояния, за которое Ласло впервые в жизни не было стыдно.

Что ж, - подумал он, отхлебывая виски и любуясь рассветом с балкона, пока Дрю делал ему причудливый минет. Судя по ощущениям, в процессе участвовал его рот, его глотка, его губы, его ладони и, кажется, даже его плечо.

Что ж…

Пожалуй, в жизни замужнего человека есть определенные достоинства…