Полдорожье

— Представляешь, у Родни родилась дочка! — радостно докладывала Нора. — Как он и хотел! Восемь фунтов и шесть унций, щечки как яблочки, такая хорошенькая! А его мама недовольна, хотела внука. Такая странная, сын у него уже есть. Она просто не любит Памелу, вечно придирается.

Нора всегда так подробно рассказывала Сайласу про жителей деревни, что он уже каждого считал кем-то вроде дальнего родственника: никогда не видел, но знает всё. Он бывал на берегу несколько раз в год, но не успевал за это время совместить известную ему информацию с реальными людьми. Он неплохо знал шерифа, обоих врачей, саму Нору и владельца магазина, капитанов баркаса и пару ребят-рыбаков, остальные же так и не обрели лица, остались просто людьми, про которых Сайласу нравилось слушать и думать. Там, за двенадцать миль от него, столько людей и событий, у них что-то происходит, а у него тут тихо и спокойно.

— Нора, а почему ты опять на смене? Где Чаки?

— Ой, Чаки замучил уже своими зубами! Поехал в Фарвуд, у него щеку разнесло. Вот и сижу опять, болтаю с тобой. 

— Барометр немного поднялся.

— Да, я вижу. Кстати, приехала эта твоя мисс Брайтер, поселилась у Джеймсов, постоянно тут маячит и ко всем лезет, просто достала. Чувствую, если погода не улучшится, она нам тут устроит. 

— Такая страшная?

— Ну нет, — рассмеялась Нора. — На личико она как раз ничего, и вообще такая… Фигуристая. 

— А лет сколько?

— О, да ты заинтересовался? Трудно сказать, эти богатенькие всегда выглядят моложе. Думаю, лет тридцать пять. 

И женщины туда же, подумал Сайлас. Что ж, таких гостей у него еще не было. 

— Не говорит, что вдруг ей приспичило?

— Еще как говорит, я уже слушать устала! Она хочет купить маяк.

— Что? — поразился Сайлас. 

— Да! Это ее давняя мечта, а тут она развелась, оттяпала у кого-то деньжат и теперь подыскивает себе подходящий маяк. Она уже была на многих, я замучилась ее фото смотреть. Один слишком низкий, другой слишком близко к городу. Третий в плохом состоянии, четвертый окружен березами, а у нее аллергия… Ты не представляешь! Я всегда считала себя общительной, но от нее уже готова прятаться под стол. Это ураган, а не женщина. 

Настроение у Сайласа поползло вниз. Мало ему урагана по имени Оушен, на подходе кое-что похлеще. 

С последним они с утра успели поговорить на повышенных тонах. Оушен отчего-то решил, что Сайлас за ночь придумает для него волшебный способ отсюда сбежать, и прямо-таки потребовал его изложить, мол, обещал подумать, давай говори. А Сайлас придумывать ничего не собирался и вообще вариантов не видел. Будет он думать или нет, ничего не изменится, они все равно на маяке посреди ходящего ходуном моря, от ветра в железных рамах дребезжат стекла, а до берега двенадцать миль. Такова данность, что он может с этим поделать? Оушен снова потребовал молоток и гвозди — будто он умеет их забивать! Пришлось объяснить, что течение, спасшее ему жизнь, выписывает вокруг маяка загогулину и несется в открытое море. Так что даже если плот (или Оушена в спасательном жилете, о наличии которых тот пока не догадывается) удастся отвести от маяка, что весьма сомнительно, его унесет совершенно не туда, куда Оушену нужно, а плот ещё и довольно быстро разобьет, может, за день, может, и быстрее. На нем можно продержаться в спокойном, теплом море, но не в этом бурлящем котле. Сайласа всегда поражало, как вообще тут ухитрились построить маяк двести лет назад, как они доставляли сюда стройматериалы и рабочих? Загадка не хуже египетских пирамид.  Теперь Сайлас, потратив полдня на ремонт крана на кухне — давно пора было им заняться, — говорил с Норой и слушал, как Оушен лупит молотком по доскам. Ну не сломает же он его. А гвозди Сайлас потом купит, ничего страшного, не дороже спокойствия, которое наступило, когда Оушен нашел наконец себе занятие. Сайласу даже любопытно было увидеть, что же он соорудит, хватит ли у него ума сделать что-то вроде катамарана — две доски, скрепленные не жестко, а веревками со вставками-ограничителями, чтобы человека между этих досок не затерло. Такая динамичная конструкция продержится дольше… Сайлас заставил себя перестать об этом думать. 

— Что молчишь? Напугала я тебя? — окликнула Нора. 

— Есть немного, — признался Сайлас. — Мои гости обычно мужчины.

— Она всего на одни сутки! Ладно, хватит болтать, давай список, что там тебе доставить. 

Сайлас достал заранее подготовленный листок и начал с него зачитывать. 

Обед прошел в тишине. Сайлас смотрел, как Оушен отламывает хлеб: уставший, волосы прядями высыпались из хвоста, пальцы поотбиты и местами ссажены, похоже, с молотком они сегодня встретились — во всех смыслах —  впервые. Надо будет глянуть, что он там соорудил. Будет орать, наверное, но довольно глупо сначала спасти человека, а потом позволить ему самоубиться. 

— В маленьком сарайчике валяется бакен, — сказал Оушен. 

— Родни никак не заберет. Он проржавел, с ним только топиться. 

Молчали, пока Оушен не отложил ложку и не посмотрел Сайласу в глаза. 

— Мне вот интересно. Если ты мне не веришь, значит, видишь другое, более логичное объяснение всему. Какое? Кто я? Все-таки набедокуривший мажор?

— Или наркоман, — не стал скрывать Сайлас. 

Оушен фыркнул и снова взял ложку.

— Много ты знаешь о наркоманах, я смотрю. Знаток всего на свете.

А Сайлас вдруг понял, как с острова можно уплыть. Разом, в секунду, мелкие детали стянуло воедино как магнитом, и он увидел всю схему. 

— Хотя о чем это я? — продолжал Оушен. — Ты ж художник, Нью-Йорк, богема… На чем был?

Да какая теперь разница, думал Сайлас, где я был и что делал? Здесь, за толстенным дубовым столом на  маяке посреди пляшущего джигу моря, какое это имеет значение? Стерто, отменено.

— Тарелок всего две, — сказал он вместо этого. — Можешь свою вымыть, можешь есть из грязной. Ведро с водой там. 

Свою тарелку он вымыл и запер в том же шкафчике, что и виски, после чего поднялся наверх: пора было внести данные в журнал. Это тоже было ритуалом — отодвинуть тяжелый жесткий стул, открыть бюро, распахивая дверки надвое, достать журнал в переплете коричневой кожи и ручку из тяжелого черного пластика, из какого раньше делали телефоны. Современные стержни к ней не подходили, приходилось надставлять. Снизу раздался звук удара о стекло. Сайлас не стал подниматься, обычное в шторм дело, какой-то чайке не повезло, как бы не пришлось отмывать. А вот на другой звук удара он вскинул голову. 

Балкон!

Сайлас опрометью бросился по лестнице вниз, но не успел — прямо на его глазах порывом ветра балконную дверь еще раз ударило о шкаф, посыпалось стекло. Черти и дьяволы! Сайлас высунулся наружу, задохнулся от ударившего в рот ветра, присел и почти вслепую ухватил распластавшегося на ребристом железе Оушена за рубашку. Дождался паузы между порывами, потащил на себя. Ветер бесился в комнате, задирая шторы, сметая книги. Оушен заполз в комнату, Сайлас отшвырнул его от двери.

— Ты что творишь?!

— Птица… — пробормотал Оушен. 

— И что птица? Они все время бьются о маяк! Зачем ты поперся на балкон? У тебя вообще мозг есть? На него нельзя выходить в такую погоду, тебя могло снести! Ты хуже ребенка, те хоть маленькие, им простительно, а ты! Ты...

Он устал орать. Оушен выслушал все молча, глядя в пол, затем начал собирать мелкие осколки стекла на один крупный. Сайлас поднялся, закрыл балконную дверь. Толку никакого, ветер все так же мечется по комнате, но хоть хлопать не будет. 

— Когда же ты уберешься, — пробормотал он и пошел искать тот кусок парусины, на котором вчера приволок это чудовище в свой дом. 

Вдвоем с притихшим Оушеном они набросили тяжелую прорезиненную ткань на приоткрытую балконную дверь и зажали, снова закрыв. Стало потише, но бардак в комнате никуда не делся, конечно. Его нужно было разбирать, а самое главное, нужно было ставить новое стекло. Сайлас осмотрел раму, вздохнул. Винты, которыми стекла зажимались между железных штапиков, красили вместе с рамой раз двадцать, соскоблить такой слой будет непростой задачей. 

— Я помогу… — тихо сказал Оушен за спиной. — Если стекло есть. 

Сайлас молча покачал головой и потопал вниз. Стекла в кладовке были, разумеется, от северных ветров и чаек они не раз шли трещинами, но чтобы вот так глупо расколотить два разом! Сначала он выбрал инструменты — стеклорез, стамески, напильники и отвертки, распихал их по карманам. Вспомнил про плот, спустился на него посмотреть. Творение оказалось корявым: гвозди примерно в равной пропорции блестят шляпками и извиваются червяками, доски настелены кое-как. Разбирать придется часа три, не меньше. Сайлас покачал головой и вернулся на технический ярус. Тут он надел толстые перчатки и осторожно понес наверх два подходящих с виду стекла. 

К его приходу осколков на полу уже не было, Оушен сложил их на сорванную ветром картину, перевернутую тыльной стороной. Книги он тоже собрал, шторы и покрывало одернул и теперь ползал, собирая что-то около комода. Сайлас присмотрелся — керосинка разбилась. Жаль, красивая была, старинная. Надо будет поискать замену. 

Последние винты они затягивали, когда уже стемнело, уставшие и молчаливые, но странно успокоившиеся. Все-таки ручной труд всегда помогает прийти в себя. Все в том же расслабленном молчании съели по банке рыбных консервов, допили чай и разошлись по комнатам. О произошедшем напоминали только соскобленная краска на раме и пара крупных осколков стекла, которые Сайлас оставил про запас, а мелкие ссыпал в море, пускай снова становятся песком. 

— Завтра день твоей свободы, — сказал Оушен в спину поднимающемуся в вахтенную комнату Сайласу. Тот остановился на миг, кивнул и продолжил путь. Да, завтра все кончится, это уже очевидно, барометр полз вверх. Другое дело, что Оушен еще не знал, как именно закончится, но сейчас Сайлас не хотел говорить об этом. Он устал, это раз. Щенячья радость или ругань ему сейчас ни к чему. Два — говорить заранее нет никаких причин, план не требовал от Оушена подготовки, все лежит на Сайласе. И три… Пускай лучше не останется времени на препирательства. Если план Оушену не понравится, Сайлас просто ничего делать не станет. Он так и не решил для себя, кто такой Оушен и так ли реальна опасность, как ему кажется, но какая разница? Сайлас не судья и не вершитель судеб. Даже если этот тип скрывается от отца или вообще придумал всю эту историю для пущей драматичности, что это меняет? Он хотел покинуть маяк, и он его покинет. Или на баркасе, или по предложенному плану. А дальше пускай решает свои проблемы сам, как хочет и может, Сайласу-то что… Он просто раскрасил спасательный жилет серым, белым и черным акрилом, оставил его сохнуть на стуле, после чего разделся, выключил свет и лег в постель. Все будет завтра.

Он проснулся от скрипа лестницы, открыл глаза. Показалось? Приснилось? Он знал звуки этого маяка наизусть, у сужающейся кверху лестницы скрип менялся от ярусу к ярусу.  Вот снова, но шагов не слышно. Понятно, он же босой.

Луч маяка скользнул от окна к окну, высветив замершего на пороге Оушена и выдав Сайласа блеском глаз.

— Просто заткнись. — Оушен в два шага оказался у дивана, в одно ловкое движение лег. — Выебешь меня или я тебе отсосу? Лучше бы выебал. Масло я принес. 

Горячее тело напирало, у Сайласа сердце стучало в ушах. Он почти забыл запах мужского возбуждения, забыл, каково это, когда тебя касается другой человек. Не так, как он сделал бы себе сам, но так… Сайлас судорожно втянул воздух. 

— Не разучился же ты здесь? — продолжал зло шипеть Оушен, запуская руку Сайласу между ног. — Не разучился. Давай. Так, как ты умеешь. Жестко.

Масло потекло по животу и бедрам, Оушен ловко его растер, закончил винтовым движением вокруг головки, отчего Сайлас снова захлебнулся воздухом, и извернулся, подставляясь спиной. 

— Жестко. До печенок. До моего поганого рта. 

Сайлас навалился сверху, заламывая Оушену руки, и тот благодарно застонал, прогибаясь до хруста, потираясь о его член задом. Бесстыдно и жадно попытался насадиться, не вышло, Сайласу пришлось помогать и придерживать, чтобы не начинал двигаться сразу. Ему нужна была пара секунд — привыкнуть к жаркой тесноте и перевести дыхание, иначе не продержаться, но чудовище под ним извивалось и рычало, вцепилось в руку зубами, и Сайлас послал все к черту. Он даже не пытался деликатничать, вбивался на всю длину, прижав раскинутые ноги Оушена своими, чтобы не мешал, не ерзал, и тот слушался, только ахал при каждом толчке и сильнее прогибался, а потом заскреб простыню перед собой, скомкал и протяжно, до скуления, застонал и зажался, дожидаясь, чтобы Сайлас кончил, уткнувшись лбом в его мокрые от пота лопатки.

— Это… типа… плата за постой? — спросил он через несколько секунд, пытаясь отдышаться. — Или за стекло?

— Это типа… ты тупой. — Оушен спихнул его с себя и перевернулся на спину. — При чем тут вообще твое дурацкое стекло? Я не знаю, что со мной случится завтра. Мне страшно. И я подумал, если этот день будет последним, хоть оторвусь на прощанье. 

— Ты гребаная королева драмы. 

— Я-то? — Оушен улыбнулся. — Само собой. Но я чертовски хорош, а? 

Сайлас только головой покачал. Вот же засранец. Но злиться было невозможно, глаза закрывались, тело теплой кашей растекалось по кровати. 

— Спи здесь, — прошептал он, засыпая. — Если страшно.

Утром он проснулся оттого, что его бессовестно пихали кулаком в ребра. 

— Это что такое? — Оушен требовательно указал на размалеванный жилет. — То, что я думаю?

— Ты все еще здесь… — проворчал Сайлас, переворачиваясь на бок. 

— Ты мне сам разрешил! 

— Знаешь… — Сайлас зевнул. — Ты просто наглядное пособие «Как испортить себе жизнь своей добротой». Делай раз. Делай два. 

Вздохнув, он поднялся и потопал по лестнице вниз, в туалет, как был, голый, одеваться при Оушене смысла уже не было. За его спиной тут же раздались быстрые шаги. 

— Эффектной паузы не получится, колись. 

— У меня есть идея, — неохотно признал Сайлас, проходя кухню. 

— Я догадался. Жилет не будет видно с вертолета?

— И это тоже. — Сайлас вышел на улицу и долго глазел на небо, море, чаек. Посветлело, ветер утих, но все еще пасмурно, и какое-то время солнца опасаться не стоит. Оушен остался внутри, кривил губы, но молчал. Когда молчит, он даже милый. Сайлас прошел мимо него в туалет и закрыл за собой дверь. 

Когда вышел, бросил:

— Жду тебя наверху. Нам надо одеться и сделать кое-что. 

— И этот человек называл меня королевой драмы, — хмыкнул Оушен.

К удовольствию Сайласа, изложение плана обошлось без возмущенных воплей. Оушен выслушал его, подумал немного и кивнул:

— Я рискну. 

— Да, риска много. Но если ты придумаешь лучше…

— Я же сказал, согласен, идея что надо. Плаваю я хорошо. 

Сайлас кивнул и пересел за стол.

— Халфвэй Халфбэю. Халфвэй Халфбэю.

— Слышу тебя, Сай, — отозвалась Нора. — Привет! Погода налаживается.  

— Да, точно. А ты почему опять на смене? Где Чаки?

— Ну вообще-то сегодня и есть моя смена. А Чаки что-то там разрезали, и он теперь рта открыть не может, Мэг кормит его пюре через трубочку. Знаешь, есть толстые, для смузи? Вот через такую. 

— Не повезло, — согласился Сайлас. — Так, значит, мне ждать гостью?

— Да, конечно. Но пойдет Родни, про Жотески я тебе уже говорила. 

— Это даже хорошо, что Родни. Я тут вспомнил про бакен, который он никак у меня не заберет. Скажи, на балкон я его переть не собираюсь, брошу на берегу и кину ему конец, пусть буксирует к себе. 

— Подожди, но он же дырявый вроде?

— Я заткну его чем-нибудь, дотащит. Ты, главное, передай ему сейчас, а то здесь я не докричусь: лебедка, волны... 

— Уже звоню!

— Спасибо, Нора. Во сколько ждать? 

— В двенадцать.

— Договорились. 

Сайлас отключился, повернулся к Оушену. 

— У нас пара часов.

Толстяка Сайлас сразу приметил, да тот особо и не скрывался: едва баркас сбросил ход, он вышел из рубки и принялся глазеть на маяк. Сайлас догадывался, кем он окажется, но никак не мог разглядеть обещанную гостью. Видимо, это она на корме, в желтой куртке. Крупная, как мужчина.  Вот же невезение…

— Сай! — заорал снизу Крис, пока Фрэнки вылавливал багром конец. — Мистер Крадье просит разрешения посетить маяк!

— Нет! — крикнул Сайлас и для понятности замахал руками, не особо надеясь на свой голос: не всем Господь выделил такую глотку, как у Криса.

— У него важное дело!

Сайлас продолжал размахивать руками.

— Родни просит выйти на связь! — продолжал горланить Крис.

Пришлось тащиться в вахтенную и долго крутить ручки, ища сигнал с проклятого баркаса. 

— ...двадцать пятого градуса… ответьте седьмому… смена курса на двести пятьдесят… Прием!

— Халфвэй, прием, — буркнул Сайлас, придвигая здоровенный серый микрофон и тут же отодвигая обратно — дурацкая привычка тащить его к себе, будто от этого будет лучше слышно. — Родни, не слышу.

— ...порядка семидесяти… Халфвэй!

— Да здесь я, чего орешь. Какого черта, Родни? Я вчера руки канатом сжег, мне только твоего борова сюда тащить не хватало!

— Он не мой, Сай, полиция штата. Ищут того мальчишку, ты слышал?

— Слышал, Нора говорила. А я-то при чем? Думаешь, я тут его прячу? За каким чертом, интересно?

— Да мы все ему говорили, Сай, но…

— Мистер Хьюз, — влез в разговор незнакомый голос. — У каждого из нас своя работа, и я должен делать свою. 

Сайлас помолчал. С боровом он переборщил немного. 

— Ладно, — сказал наконец он. — Но цепляй свою лебедку! Я не затащу.

— Договорились! — крикнул Родни.

— Сначала полицейский, когда он вернется, тогда женщина, у меня тут не Центральный вокзал. Иначе возвращайте ее обратно.

— Сделаем, Сай, не кипятись.

— И бакен свой не забудь!

Сайлас выключил микрофон, довольный. Приятно, когда можно ставить условия. 

Толстяка подтащили к балкону минут через двадцать, и все равно Сайлас не отказал себе в удовольствии делать все медленно, пускай поболтается над скалами, ему наверняка говорили, что смотритель маяка терпеть не может кого-то на него пускать и делает это только по необходимости. Потом подтащил и придержал, пока полицейский переваливался через перила. 

— Как мне это снять? — прибывший потянул «беседку» за лямку. 

— Не трудитесь, вам скоро обратно. Что вы хотели, мистер Кардье?

— Гектор Крадье, мистер Хьюз. —  Полицейский протянул руку и, как только Сайлас сделал то же, повернул его ладонь к свету. — Серьезная травма. Что-то случилось?

— Ремонтировал парапет. — Сайлас кивнул за перила. —  Неудачно проехался.

— Вон тот, внизу? Разве такие работы можно производить в одиночку? 

— Хотите мне помочь? 

— Я не настолько суров, как местные жители, — улыбнулся Крадье. Лишний вес прибавлял ему лет, но теперь Сайлас видел, что это его ровесник. Простоватое круглое лицо и скомканный «беседкой» костюм придавали полицейскому комичности, но было бы глупо на это купиться.

— И какова тогда цель вашего визита?

— Вы, должно быть, в курсе, что произошел несчастный случай?

— Но не произошло Счастливое спасение, — кивнул Сайлас. — А минуло двое суток. 

— Мы могли бы войти внутрь, мистер Хьюз? Тут ветрено.

Сайлас жестом пригласил его в гостевую, указал на диван и сел сам. 

— Да, двое суток… — пробормотал Крадье, стараясь забраться во внутренний карман, прижатый лямками. — Вот, смотрите. У меня есть фото мальчика. 

Сайлас взял снимок. Оушен улыбался ему с глянцевой поверхности, волосы полоскались на фоне неба. Хорошее фото, сразу можно узнать.

— С виду не очень-то мальчик. — заметил он. 

— Скоро будет двадцать, но для родителей, сами понимаете, еще ребенок. 

— И что там за история? — Сайлас вернул фото.

— История невеселая. — Крадье припрятал фото обратно. — Он упал с яхты во время прогулки, и отец страшно винит себя, что позволил находиться сыну на палубе без жилета. Семья места себе не находит, но все еще надеется на чудо. Только, видите ли, есть обстоятельство… Мальчик нездоров, ему постоянно нужно принимать лекарства. В общем, трудно им не посочувствовать, такое горе. Я, как и вы, мистер Хьюз, понимаю, что шансы на спасение мальчика тают на глазах, но представляете, если он все-таки жив, а я опущу руки? Нет, мистер Хьюз, такое не в моих правилах. Я сделаю все, что должен, и не стану терять веру в милость Господню. 

— Как, говорите, имя мальчика?

— Шон Овенпорт. Его отец довольно обеспеченный человек…

— И чем он болен? Сахарный диабет?

— Почему вы так решили? А, я сказал вам про лекарства… — Крадье помялся. — Нет, мистер Хьюз, у мальчика заболевание другого типа. У него шизофрения, но пока Шон принимает лекарства, он кажется совершенно здоровым. Однако как только прекращает…

— Он агрессивный? — поинтересовался Сайлас. 

— Нет, я бы не сказал. Он прекрасный мальчик, мистер Хьюз, очень веселый, живой, отлично поет, такой обаятельный.. Да вы видели фото. Но лекарства позволяют ему сохранять чувство реальности, понимаете? Без них он устремляется в мир фантазий и такое придумывает… Причем сам верит и заставляет поверить других. 

— Вы так о нем говорите, будто лично его знаете.

— Вы проницательный человек, — развел руками Крадье. — Да, я знаком с ним. Может, поэтому мне так трудно сдаться… Видите ли, это не первый инцидент с Шоном. Он уже пропадал пару раз, и я занимался его поисками. Всегда удачно, и хочется верить, что и этот случай не станет исключением…

— И что он придумывал в прошлый раз? 

— Один раз Шон искал свою пропавшую сестру, он так заразительно плакал и рассказывал про нее, что соседка, не подозревавшая тогда о болезни мальчика, всерьез участвовала в ее поисках, шериф чуть не поднял волонтеров! Это при том, что сестры у него никогда не было. Еще была история про шпионов, диск с секретными материалами… — Крадье махнул рукой. — Мне бы такую фантазию, я бы книжки писал, а не лазил по этим вашим… балконам. М-да. 

— Я вас понял, мистер Хьюз, но нас ждет баркас. Помочь вам спуститься?

— Если можно, сначала я бы все-таки осмотрел маяк. Для очистки совести. 

— Смотрите, — пожал плечами Сайлас. — Сами справитесь или вам все показать?

— Боюсь, я не справлюсь без вас. Я раньше не бывал на маяках. 

Сайлас рад был это услышать. Что ж, осмотреть так осмотреть, чтоб крыса не пробежала. Первым делом он поволок Крадье на чердак и заставил лезть в крошечный люк, чтобы убедиться, что там пусто. Затем покружил по фонарной — не спрятался ли кто за линзами? Они ведь огромные, в рост человека. Вахтенную осмотреть вышло совсем быстро: в шкафу все аккуратно сложено, а диван неподъемный. Жилая комната заняла немногим больше, но в ней Крадье оказался даже полезен: лично выяснил, хорошо ли помыто под кроватью. Кладовки и помещение дизель-генератора удручали отсутствием закоулков, в каменных стенах не наделаешь тайных дверок. В туалете Крадье долго дивился дырам в полу. Интересно, а как он себе представлял канализацию на скале? Пристройку Сайлас тоже ему продемонстрировал. Когда-то здесь теснилась целая семья, по одному до Сайласа на маяке никто не жил, но сейчас он использовал этот небольшой домик как сарай, здесь у него сушилась рыба, хранился плавник, а в дальнем углу он вырубил небольшой ледник. Его Сайлас тоже показал Крадье, чтобы тот составил представление о том, на чем маяк стоит — на голом камне. И снаружи тоже, только там кое-где в щели набился песок и на нем растет даже травка, очень чахлая. Разумеется, Крадье заинтересовал валяющийся на камнях внизу бакен, но на лесенку в скале он смотрел с опаской, и Сайлас сжалился над толстяком, спустился сам, попинал ржавую железяку. 

— Тут собаке не спрятаться. 

Раз уж все равно спустился, Сайлас, оскальзываясь, побрел проверять ловушку. В новой квартирке оказался отличный жилец, фунтов восемь, и с этим лангустом в руке он поднялся к маяку. 

— Будет неплохой обед для мадам, — показал он добычу  Крадье и принялся подниматься. Если этот болван хочет продолжать поиски, пусть сам придумает, где еще тут можно искать, вот только вряд ли у него это получится, толстяк уже изрядно выдохся.

 Через пару минут лестница затряслась от тяжелых шагов полицейского, но на балконе его пришлось ждать довольно долго. Сайлас уже переправил Родни тюк с грязным бельем, получил взамен партию продуктов, газет и нужных мелочей, а Крадье все еще пыхтел на кухне. Да, лестница на маяке не для слабаков, ступеней сверху донизу всего сто четыре, но они высокие и идут винтом. Сайлас, всегда далекий от спорта, и сам долго к ней привыкал. 

Сайлас не спеша развернул пакет с газетами и пролистал их: ни слова о несчастном случае на яхте. Он усмехнулся и затолкал газеты обратно в пакет.

— Ваша совесть чиста, мистер Крадье? — спросил он полицейского, проверяя крепления перед тем, как столкнуть его с перил. 

— Вполне, мистер Хьюз. Надеюсь, вы извините меня за беспокойство. 

— Непременно, — заверил его Сайлас и дал отмашку буксиру — Тащите!

Сколько они потратили на эту бессмысленную суету, часа полтора? Досадно. Сайлас наблюдал, как высвобождают из упряжи толстяка и надевают ее на женщину в желтой куртке. Многовато у него общения в последнее время… Гостья тем временем приближалась. Вот она уже поймала перила рукой и перелезла через них так ловко, что Сайлас и помочь толком не успел. 

— Не беспокойтесь, — сказала она, улыбаясь, когда он потянулся расстегнуть карабины. — Я занималась альпинизмом и могу справиться.

Действительно справилась, ловко содрала с себя «беседку», помахала баркасу и повернулась к Сайласу. 

— Оливия Брайтер, можно Лив. Меня предупредили о вашей нелюдимости, это не проблема. Мне ничего от вас не нужно, просто покажите мне мою комнату, туалет и кухню. 

Сайлас пожал сухую сильную руку, улыбнулся и молча провел гостью в комнату. 

— Располагайтесь. Позже я покажу вам остальные ярусы, но главное скажу сразу. Моя комната и фонарная выше, а кухня, дизель и туалет ниже. На уединение здесь рассчитывать не стоит. 

Он посмотрел в окно на удаляющийся баркас. Сегодня его почти не качало, только подпрыгивающий в кильватере бакен показывал, что море еще не спокойно.

— Да, Нора меня предупредила. — Лив осмотрела комнату, потрогала деревянные завитки комода. — Она такая болтушка, ее просто не переслушать. Я считаю, что после ночевок на скальных карнизах здесь весьма комфортно. 

Похоже, что загар у нее действительно не салонный, подумал Сайлас, разглядывая гостью. Под глазами кожа светлее, мелкие морщинки в уголках глаз. Лив не выглядела светской дамой: широкоплечая и тяжеловатая в кости, густые рыжеватые волосы стянуты в хвост, ногти на руках без лака, губы чуть обветренные. Красивая женщина, и лет ей, наверное, чуть за тридцать, тут Нора права.  

— Обед в половине третьего, — сказал он, начиная спускаться. Лив промолчала, и это дало Сайласу надежду, что следующие сутки пройдут спокойнее двух предыдущих.

— О таком меня не предупреждали, — всплеснула руками Лив при виде отварного лангуста с овощами. — Пожалуй, я задержусь тут на недельку! Да шучу я, Сайлас, не пугайтесь так. Ваш маяк в моем списке всего-то восемнадцатый, а я решила, что для правильного выбора мне нужно посмотреть хотя бы тридцать вариантов. 

— Столько маяков продается? — удивился Сайлас, усаживаясь.

— Нет, но мне важно понять, что это за зверь — маяк, чтобы выбрать себе достойный. 

Лив переоделась в простую, чуть растянутую в вороте зеленую футболку и спортивные штаны и отчего-то не казалась инородной на этой круглой кухне с крашенными в белый цвет шкафами и грубой посудой. Она словно пришла домой, спокойная, уверенная, расслабленная, и Сайласа эта необычность подкупала. Обычно его гости поначалу были напряжены, присматривались, выясняли границы, выдвигали условия, а эта словно принесла свой мир с собой, и внешний ее не особенно интересует. Трудно, однако, не думать, почему описание Норы так не соответствует живой Лив. В чем дело? Ревность к более красивой, богатой и свободной? Вполне можно допустить и легко понять чувства простоватой немолодой Норы, которая когда-то мечтала уехать из Халфбэй, но забеременела одним, потом другим да так и не вырвалась. 

— Зачем вообще вам маяк?

— Я два года назад развелась. — Согнутым пальцем Лив убрала за ухо прядь волос, чтобы не мешала есть. — И с тех пор меня носит, как перекати-поле. Я заводила какие-то странные отношения, моталась по свету со странными людьми, написала никому не нужную книгу, аж в горы забралась. Последнее оказалось полезно, потому что я поняла наконец, чем я занята. Там легче понимать такие вещи, потому что смерть очень близко, понимаете? Так вот, по сути, все это время я искала себе новую опору, что-то, что будет меня поддерживать. И не находила, потому что таких, как я, полным-полно. Мы не можем держаться сами, нам нужно что-то внешнее — отношения, работа, увлечения. А нас самих вроде как и нет. Меня это разозлило. Я есть, и я научусь стоять сама. 

— Зачем тогда маяк?

— Я знала, что вы спросите. — Лив схрумкала кусочек перца и продолжила: — Но тут вот в чем дело. Мне нужен автоматический маяк, никто на нем жить не будет. Это просто место, где нет ничего и где я не нужна. 

— Для сеансов социальной депривации?

Лив рассмеялась. 

— Да, как-то так. Чтобы, когда я почувствую, что опять на чем-то висну, я могла бы уехать на свой маяк и сказать себе: ну-ка покажи, как ты держишь спину, когда у тебя ничего нет.  — Она посмотрела на Сайласа и склонила к плечу голову. — Вам, должно быть, смешно меня слушать. Я ведь узнавала про вас. Люди, считающие себя лучше других, очень часто несут подобную ахинею, я и сама это знаю. Но вот вы же смогли. У вас получилось.

Сайлас молчал, и Лив кивнула. 

— Если вам надоест моя болтовня, просто скажите, что мне пора помолчать. Я умею, честное слово. 

— Значит, вы знаете, что маяк не продается? — уточнил Сайлас. 

— Конечно. Если вам интересно, я считаю, что условие наследования можно обойти. Например, я могу выйти за вас и отсудить при разводе  часть имущества, а так как, кроме маяка, у вас ничего нет, это сделает продажу неизбежной. 

— Очень заманчиво, — проворчал Сайлас. 

— Простите. — Лив с улыбкой протянула руку через стол и коснулась пальцев Сайласа. — Я пыталась вас развеселить. Мое имущество значительно больше вашего — какой суд назначит мне содержание? И будь с наследственным имуществом все так просто, этим бы вовсю пользовались. Вашему маяку ничего не угрожает. Давайте я помою посуду, раз вы готовили. 

Сайлас не стал спорить. Ему и без посуды было чем заняться: угол крыши пристройки чудом не снесло, нужно сегодня его укрепить. 

— Хорошо, мойте, затем я проведу для вас экскурсию и займусь делами. 

— А я своими,  — легко согласилась Лив. 

Сайлас поднялся к себе и включил радио. 

— Халфвэй Халфбэю. Нора, я в суете забыл поздравить Родни с рождением дочки. Передай ему, что я болван. 

Нора рассмеялась.

— Он мне рассказал, что ты был в бешенстве из-за этого толстяка! Представляю себе. Он действительно какой-то ненормальный. Родни говорит, он всю дорогу глаз не сводил  с бакена, а едва пристали, потребовал вытащить его на борт. Родни это и так бы сделал, но что за срочность? Представляешь, он его чуть ли не обнюхал! Это я про толстяка.

— Ну и как, нашел своего драгоценного мальчика?

— Слушай, — понизила голос Нора. — И это его «мальчик» тоже ненормальное. Ты видел, какая там щетина? Да парню не меньше двадцати пяти!

— Все равно жаль, конечно. 

— Ой, да. — Нора вздохнула. — Такой симпатичный. И ведь как раз годовщина Счастливого спасения была, а оно не повторилось. Наверное, место все-таки не совсем то и он не попал в течение. 

— Или течение за сто лет немного изменилось.

— Я тоже об этом думала. На прошлой неделе Фрэнки поймал пикшу, а к нам никогда ее не заносило. 

— Сказала этому чудику?

— Конечно. Но что он в этом понимает!

Сайласу тоже хотелось бы знать, что Крадье во всем этом понимает, но приходилось обходиться догадками. 

Экскурсию для Оливии он провел очень краткую, этот день был слишком насыщен событиями, и Сайлас откровенно устал; единственное, чего ему сейчас хотелось, это занять руки починкой пристройки. Он говорил гостье про историю маяка, а сам думал, что в этот раз надо будет положить доски иначе, под углом, чтобы ветер не подцеплял их, а соскальзывал, — так крыша продержится не один год. Лив, кажется, чувствовала его настроение и не лезла с вопросами, а на нижнем ярусе сказала:

— С туалетом я познакомлюсь без вашей помощи, отстаньте уже от меня. Я на маяке, тут должно быть одиноко!

Сайлас благодарно улыбнулся. Лив он не видел до самого вечера, но крышу все равно не доделал. При ближайшем рассмотрении оказалось, что несущая балка подгнила и еле держится, пришлось разбирать почти половину настила. Работы дня на три, не меньше. Зато трещина в парапете отлично выдержала шторм и дождь. Сайлас стащил с отремонтированного места щит и разобрал его на доски. Устал так, что к восьми часам решил закругляться. Сполоснулся под струей из колонки, переоделся в сухое, которое предусмотрительно оставил в кладовке, оттуда же вытащил удочку и закинул в окно. Хотелось раздобыть на ужин чего-нибудь поинтереснее консервов, и с этим Сайласу повезло больше, чем с ремонтом крыши: попался полосатый окунь, любимая его здешняя рыба, она так легко и чисто разделывается на филе, что готовить ее не сложней, чем лангуста.

— Боже, Сайлас, да у вас тут ресторанное питание! — восхитилась Лив. — А смотрите, какой закат!

Сайлас тоже с удовольствием смотрел в окно: впервые за долгое время облака наконец оторвались от моря, и теперь солнце било в них снизу густым алым светом, отчего казалось, будто они кипят, как лава. 

— Завтра будет ветрено, — заметил он. 

— А можно нам поужинать на балконе? Жаль поворачиваться к такой красоте спиной. 

Сайлас пожал плечами — почему нет? Для балкона у него имелись легкие складные стулья и такой же столик, перенести тарелки недолго. 

— Это потрясающе, — сказала Лив, когда они привалились спинами к стене маяка, чтобы лучше видеть море. — Кажется, я люблю штат Мэн.

— Добро пожаловать в клуб.

— Сайлас, скажите, вы будете ругаться, если я признаюсь, что привезла бутылку вина? Я знаю, тут сухой закон, но не напьемся же мы с бутылки шардоне?

— Лив, вы невыносимы. — Сайлас отставил тарелку и сходил за кружками. Да, придется пить из них, не в ресторане. К его возвращению бутылка уже стояла на столе, но Лив не пыталась ее открыть, сидела сложив на коленях руки с самым смиренным видом, только глазами блестела. Сайлас разлил вино сам. 

— За маяки! — сказала Лив, поднимая кружку, и Сайлас согласился, обрадованный, что не прозвучало какое-нибудь пошлое «За нас» или «За встречу». Хорошо было и то, что Лив надолго замолчала, попивая вино и доедая рыбу. Можно было спокойно смотреть, как клубятся багровые тучи над солнечным краем и блики пятнают море алым. Расслабленный, он не вздрогнул от прикосновения руки, только чуть поежился. Пальцы легко скользнули по его бедру, не требовательно, приглашающе, он накрыл их ладонью и так оставил. 

— Моя голова не украсит стену над вашим камином, Лив, — сказал он закату. 

— Вы такого обо мне мнения? — Она улыбалась и руку не вырывала. — Что я коллекционирую смотрителей маяков? Сайлас, они в основном простые пожилые работяги. Ничей камин их головы не украсят. 

— Только не нужно убеждать меня в неотразимости, — Сайлас еще отпил вина, — ее у меня не было и в лучшие годы. 

— Не соглашусь. Вас не взяли бы на роль агента 007, но вы цепляете другим, вы органичны. Не знай я, что вы художник из Нью-Йорка, я бы поверила, что вы настоящий морской волк, суровый викинг, повидавший жизнь. Этот маяк очень ваш, Сайлас, и я бы не стала покупать его, даже если бы он продавался. Вас нельзя отделить от него. 

— Лесть не поможет, Лив. 

Она со смехом чуть щипнула его за ногу. 

— Я должна была попытаться! И жаль, что вы не курите трубку, вам бы пошло. Только не как у Шерлока, это слишком манерно, лучше канадку. Знаете такую?

— Прямую?

— Ага. И непременно из вереска. У вас тут растет вереск?

— Тут ничего не растет. 

— Кстати, мне бы хотелось, чтобы у моего маяка было немного больше земли. 

— Выращивать вереск?

— Занятие не хуже прочих. — Лив снова замолчала, улыбаясь. Солнце скрылось, и облака стремительно темнели, перетекая из багрового в черный. 

Они слушали шум волн до самой темноты, потом вместе убрали посуду, занесли стулья и тепло попрощались на ночь. 

Сайлас уснул сразу: денек выдался не из простых. Он не стал закрывать дверь, знал, что по лестнице маяка беззвучно не пройти даже кошке, а умение просыпаться на этот звук он выработал давно. Не подвела привычка и сейчас. Сайлас приоткрыл глаза и прислушался. Оливия спустилась на кухню и какое-то время провела там. Захотела попить воды? Имеет привычку перекусывать чем бог послал после двух ночи? Двинулась ниже, задержалась на техническом этаже на добрых полчаса, Сайлас засек по часам. Но вот она вернулась на лестницу и продолжила спуск. 

Сайлас полежал немного, слушая тишину, потом поднялся и отправился в фонарную. 

Линзы медленно вращались, посылая свет в темноту на двадцать три мили, мерно пощелкивала зубчатая направляющая. Сайлас прижался к стойке, чтобы не выделяться на фоне лампы, и посмотрел вниз. Чем занята его гостья, он увидел довольно скоро: свет мощного фонаря последовательно обшаривал скалу со стороны моря по всему периметру. Выходит, Лив привезла с собой не только вино, но и альпинистское снаряжение. 

Сайлас спустился к себе в вахтенную, запер дверь на лестницу и крепко заснул. 

Утро прошло как ни в чем не бывало. Они с Лив позавтракали бутербродами, Сайлас вернулся к ремонту крыши и прервался только после полудня, когда настало время подумать об обеде. Решив, что крабы будут кстати, Сайлас отправился на ревизию ловушек, но две оказались пусты, а в той, что на камнях, засел недостаточно крупный для двух порций лангуст. Пришлось идти за удочкой в кладовку, заодно и поразмышлять в ожидании клева, чем тут могла столько времени быть занята Лив. Рассматривать в этих небольших помещениях особо нечего, с виду все на месте, генератор работает ровно. Так ничего и не поняв, Сайлас выдернул из моря макрель фунта на полтора и понес ее на кухню. Не бог весть что, но сгодится. 

За обедом Лив не была особенно разговорчива, он тем более, но и тяжелого гнетущего молчания не случилось. Сайлас подумал даже, что они напоминают давно женатых супругов. Когда подошел баркас, Лив сделала селфи на фоне маяка и перебралась на судно, и Сайлас даже помахал ей на прощанье, а потом долго стоял, приходя в себя. После того, как произошло столько событий и промелькнуло столько людей, ему нужно было снова привыкнуть к тишине. 

Напевая себе под нос, Сайлас тщательно убрал комнату гостьи, затем перебрался на кухню. Выкинул все открытые упаковки: специи, соль, масло, — тщательно осмотрел все остальные продукты. Все, что нельзя было выкинуть в море или сжечь, упаковал в мешок для мусора, после чего переместился на нижний ярус. Технический этаж он оставил напоследок. Тщательный осмотр внизу принес неожиданный результат: Сайлас нашел черно-белую резинку для волос. Видимо, закатилась под ступени, когда Оушен убирал одеяла. Оставалось только догадываться, видела ли резинку Лив. Вздохнув, Сайлас поднялся на пролет выше. Здесь он тоже внимательно перебрал все полки, каждый уголок, приподнял почти пустую уже бочку с топливом, осмотрел ее снизу, потом долго изучал датчики дизель-генератора. Тот не стучал, не дымил, работал совершенно штатно. Так чем же Лив была здесь занята?

Чтобы дать себе время подумать, Сайлас вышел наружу поискать, куда Лив крепила веревки. Облака на небе расползались, в дыры проглядывали синева и солнце, чайки качались на волнах, обещая хорошую погоду. Свежие царапины на камнях нашлись легко. Сайлас потер их пальцем, выясняя, могла ли Лив их замаскировать. Сделал вывод, что нет, после чего вернулся на технический ярус и решительно заглушил генератор. Раз не видно снаружи, он посмотрит внутри. Когда Сайлас только сюда приехал, то о генераторе он имел представления самые приблизительные, даже видеть вблизи не приходилось. Но первая же зима многому научила, по январскому шторму Жотески пришлось везти на маяк механика, и тот подробно разъяснил, что да как. С тех пор сложностей не возникало, но сейчас осень была на подходе, и Сайласу совершенно не хотелось остаться без электричества посреди бурь на неработающем маяке. 

Он провозился часа четыре. Сначала выяснял, все ли с генератором в порядке. Детальный осмотр показал, что нет. Трубки радиатора были аккуратно поджаты, не совсем перекрывая доступ, но уменьшая просвет вдвое. Заборник воздуха оказался наполовину заткнут камешком, а под топливопроводом обнаружилось незнакомое Сайласу устройство, назначение которого он понять так и не смог, но даже без него картина вырисовывалась ясная. Дизель-генератор обречен был взорваться от перегрева, и тогда из маяка-трубы деться было бы некуда. И произошло бы это в ближайшие дни. 

Если подумать, Лив выбрала не слишком надежный способ, в критический момент могло бы закончиться топливо или пришел бы баркас, но ее можно понять, как еще устроить не вызывающий подозрения несчастный случай в месте, где нет никого и ничего? Даже лестницу не подпилить.

До самых сумерек Сайлас выправлял трубки, вычищал продукты горения и протирал белой тряпочкой все соединения, проверяя, нет ли течи.  Генератор ожил уже в темноте, и Сайлас долго стоял у окна, наблюдая за движущимся во мраке лучом. 

Дверь в вахтенную на ночь он запер. 

Осень пришла даже раньше обычного, и в начале сентября Сайлас решил, что настало время для визита на берег, тем более что Нора сообщила о посылке на его имя. Список того, что нужно сделать, и без почты выходил длинным, брони на ближайшие дни не было, и Сайлас решил пожить в гостинице пару деньков: вылечит давно ноющий зуб, прикупит для дизеля новый радиатор, закажет доставку топлива, чтоб до весны, да и продуктами затариться не помешает, с рыбой и лангустами зимой хуже, чем летом. Неожиданно для себя с этой поездкой он подгадал под день рождения Норы и целый вечер провел среди шумных, веселых людей, но, удивительное дело, остался доволен. Посылка же оказалась небольшой легкой коробочкой, и пришла она из Сиэтла. Сайлас раскрыл ее прямо на почте и нащупал среди упаковки курительную трубку из шершавого верескового корня — прямую, густого кофейного цвета. В коробке кроме нее оказались пачка табака и толстобокая металлическая зажигалка. Усмехнувшись, Сайлас подарил служащему трубку и табак, а зажигалку сунул в карман, пригодится. 

Удивительно было спать в темноте, просыпаться не в своей кровати и весь день видеть других людей. Одним вечером Сайлас заглянул поболтать к шерифу про тот августовский случай. Пускай он никогда не считал Райли умным, но честным тот был. Старик Шелдон оказался не так глуп, эту историю он и сам считал мутной, ведь в новостях так ничего и не появилось, некрологов тоже не было. А самое главное, как позже выяснил Райли, единственному Шону Овенпорту, проживающему в штате Мэн, было за шестьдесят. Сайлас предположил, что родители могли проживать в Массачусетсе или Нью-Гэмпшире и не хотеть огласки, тогда это по их просьбе полицейский скрыл настоящее имя, но и тут Райли нашлось что сказать. Оказывается, он не видел документов Крадье. Поначалу не стал спрашивать: судьба юноши всех взволновала, и хотелось быстрей помочь, а потом, после возвращения с маяка, Крадье уехал не попрощавшись. Буквально прыгнул в машину, и с концами. Покачали они с Сайласом головами и выпили по рюмочке, пожелав неизвестному парню, если живой, не иметь проблем, а если помер, так чтоб покоился с миром.

И в музей Счастливого спасения Сайлас зашел тоже. Знал он про него с самого приезда, а внутри не был. Про само крушение и течение ничего нового Сайлас не узнал, зато местная тайна египетских пирамид раскрылась, музей охватывал и историю маяка тоже. Оказывается, про течение-петлю знали уже два века назад, им воспользовались при строительстве: баржа тянула огромный плот из досок и бревен, на котором стояли багорщики. При обходе скалы плот снесло на каменный шлейф, его там застопорили и отцепили от баржи. Так на крошечный остров попали первые строительные материалы и собственно строители. Они соорудили из досок и бревен плота помост вокруг скалы, и к нему все лето могли причаливать лодки, доставляя камень, железо и новых людей, а первой же осенью эта вспомогательная постройка была разрушена морем. Строить каменный пирс так и не собрались. 

На маяк Сайлас возвращался, улыбаясь. Он ехал домой. 

Он не особенно рассчитывал на гостей в октябре, основной их поток шел весной и летом, что понятно, климат Мэна не располагал к прогулкам по осеннему морю, но надежда оставалась, ведь  стабильно был спрос на Рождество и Новый год, а в декабре погода еще хуже. К его удовольствию — финансовому, покупка топлива на всю зиму здорово облегчила Сайласу карман, желающие нашлись: некий мистер Райс выкупил сутки в первую же неделю октября.

Сайлас не узнал его, пока тот не подплыл по канату к балкону. 

Оушен, не отцепляясь, оплел перила ногами и скинул капюшон. Ветер тут же разметал ему волосы.

— Вообще я заскочил отдать тебе кое-что, — прокричал он. — Могу сразу обратно. 

— Да конечно. — Сайлас ухватил его за лямки и скинул на балкон. 

— Когда ты начнешь на меня орать, — Оушен поднялся на ноги, отцепился от каната, — я тебе это припомню. За свой выбор надо отвечать, знаешь ли. 

— Иди уже, дорогу знаешь, — проворчал Сайлас, пихая его к двери. Он выбрал концы, посигналил Жотески, мол, все в порядке, закончили, и тоже вошел. Скинул перчатки, капюшон, посмотрел на улыбающегося Оушена. — Все-таки идея надеть тебе на голову трусы была гениальной. 

— Моя идея, заметь. Меня совсем не было видно?

— Я не видел. Говорят, Крадье или как его там, всю дорогу глаз с бакена не сводил. Чуял что-то. 

— Он все равно опоздал. Я отцепил веревку на входе в бухту и доплыл до берега, когда корабль еще причаливал. — Оушен скинул куртку на диван и плюхнулся на него. 

— Молодец, что веревку с бакена сдернул, этот боров сразу бросился его осматривать. — Сайлас тоже снял куртку. — Но мы, кажется, все равно спалились. 

— Да брось. На чем?

— На чертовой твоей резинке для волос! Ты ее забыл под лестницей, где спал. 

— И что ты ему сказал?

— Он ее не видел, но Оливия могла. Иначе зачем бы ей пытаться спалить маяк?

— Та-а-ак, — протянул Оушен. — Значит, тут и без меня была интересная жизнь!

— Завидуешь?

— Мне тоже было не скучно. — Оушен легко поднялся и двинулся в кухню. — Мне нужен кофе. Чего встал и лыбишься? Я тебя приглашать должен?

— Я просто все еще в шоке.

— Только не воображай, что я у тебя тут жить буду, я с ума не сошел, но за пару дней в этом раю, — Оушен покачал пальцем в воздухе, — точно сойду. К тому же в январе у меня съемки. Я заскочил отдать тебе твои триста баксов, только и всего. Не выношу быть должным.

— А я думал, хочешь обсудить уход сенатора Уилкиса в отставку. — Сайлас поставил турку на огонь. 

— Нечего обсуждать, дело прошлое. Сейчас, слава богу, не те времена, когда компрометирующее видео надо было кому-то всучить — прессе, конкурентам, в общем, кому выгодно ввязаться в драку. Сейчас есть интернет и криптовалюты. Извини, если слова непонятные.

Сайлас хмыкнул и промолчал. 

— Ты меня уже ненавидишь? — из-за спины поинтересовался Оушен. 

— Старайся лучше. 

— А если так? — Оушен придвинул к нему по столу пакет. Сайлас помешал кофе, дождался закипания, передвинул турку на стол и только тогда обернулся. 

— Здесь сто тысяч, — пояснил Оушен. — Если ты начнешь кочевряжиться, я выброшу их в море. 

— Даже с учетом ремонта генератора многовато. — Сайлас разлил кофе в чашки.

— Считай, это невозвратная бронь за год. Поживи годик так, как хочешь, совсем один. Может, быстрее надоест. 

— С условием, — согласился, подумав, Сайлас. —  Если ты скажешь, как тебя зовут. 

— Это у тебя что, — Оушен вскинул брови, — возрастное? Давай я подскажу, первая буква О. 

— По-настоящему.

Оушен ухмыльнулся и полез в карман. В раскрывшемся бумажнике был вставлен ID, и Сайлас прочел напечатанное на нем имя: Оушен Райс. Двадцать три года, штат Джорджия. 

— Я не мог угадать. 

— Зато я мог сменить, оно мне подходит. — Оушен убрал бумажник. — Спасибо, что не назвал Дохлым тюленем. 

— Было бы так себе имя для звезды.

— Тоже считаешь, что море неспроста меня выплюнуло? — заинтересовался Оушен, придвигая к себе кофе. 

Сайлас фыркнул. Черта с два он скажет такую пошлость.

— Я никому не по зубам? Меня просто не удержать? — веселился тот.

— Сейчас блевану, — предупредил Сайлас. 

— А ты выпей кофе. — Оушен блеснул глазами поверх кружки. — Делать у тебя получается лучше, чем говорить.

С этим незачем было спорить.  

* Полдорожье

** около 80 кг

*** Океан, реально существующее мужское имя

****Песня Рея Чарльза «Georgia on my mind»