Жестяные птицы

Дверной колокольчик гулко звякнул, Эйдан сделал вид, что не слышит. Какого черта, в конце концов, уже ночь, он спит. Он посмотрел на большие деревянные часы — очень смешно, полночь. Шуточки в стиле Дестини. 

Может, это она?

Эйдан отложил книгу и сел на кровати.

Бом-м-м.

Эйдан потер шею. Мысль о том, что Дестини вернулась, не очень-то радовала. Раздражала, если честно, умерла так умерла. Ну то есть уехала так уехала, зачем нужны эти возвращения? Он уже привык снова жить один…

Вздохнул, слез с кровати, подтянул домашние штаны с собачками и поплелся открывать.

Бом-м-м.

— Да слышу, слышу. — Эйдан пальцем прижал колокольчик, проходя мимо. Он любил эту допотопную конструкцию — полированное дерево, тусклая латунь. Но не любил громкие звуки.

Он распахнул дверь, на крыльце щелкнула, включаясь, лампочка. 

Пусто.

Эйдан высунулся в осенний прохладный мрак, покрутил головой. Никого. Мальчишки балуются? Но почему датчик движения на них не сработал?

Как же тут холодно после теплой постели, Эйдан поежился. Ну, не сработал и не сработал, что за событие. Он с раздражением захлопнул дверь и вернулся в спальню. Ему было неловко за облегчение, которое он испытал. Да, он рад, что это не Дестини. А как иначе? Он от всей души желал ей счастья, возвращение бы означало, что ничего у них с Никки не вышло, Эйдану такой вариант совершенно не нравился. Дестини хорошая, они отлично прожили с ней четыре года, при том что жить с кем-то без любви — задача непростая, даже те, кто души в друг друге не чают, спотыкаются о бытовуху. А они с Дес ничего, не ссорились почти. Хорошо жили.

Если совсем уж честно, отвыкать было тяжеловато, хоть Эйдан и считал себя одиночкой по жизни. Но теперь-то он вернулся в свое нормальное состояние, зачем снова ворошить…

Ладно, если бы Дестини пришла, он бы ее принял. И они снова бы жили себе спокойно, городку новый повод для сплетен, там как раз только-только устали перемывать высосанные из пальца подробности ухода жены от помощника городского шерифа. Эйдан не сомневался, что версий было множество, он отлично знал, что такое здешние скучающие жители. Особенно жительницы. Скорее всего, победили те из них, кто припомнил синяк у Дестини на руке и на лбу. Кто, в самом деле, поверит, что тридцатилетняя женщина лезла на яблоню, потому что ей нравится сидеть на ней по вечерам и смотреть, как где-то там, в сиреневой, рыжей или красноватой, смотря какая погода, туманной дали проходят поезда? Понятное дело, ее избивал муж. По нему сразу видно, что за мрачный тип. 

Эйдан ухмыльнулся и забрался под одеяло. 

Да, он мрачный тип.

Ещё не хватало, чтобы его считали добрым и лезли со всякой ерундой типа кошечек на деревьях и расшалившихся детей. 

Бом-м-м.

Черт. 

Вставать снова не хотелось. Эйдан лежал и слушал звонки. Они шли через равные промежутки, он следил по часам: полторы минуты тишины и снова бом-м-м. 

Он решительно поднялся, снова вышел на крыльцо и как следует огляделся для очистки совести, а потом запер дверь и снял колокольчик с крючка.

Сейчас он ляжет спать, а завтра посмотрит, что случилось с этой штуковиной. Вот так, проблема решена. Если он кому-то нужен, есть телефон. 

Ему снилась собака. Большая, тяжелая, она ходила и дышала. Когти цокали по деревянному полу, иногда собака сглатывала, а потом снова дышала — тяжело, будто ей жарко. Эйдану тоже было жарко, и эта собака злила, какого черта она ходит тут и мешает спать? 

Откуда вообще собака? 

Он мучительно выдрался из сна, протянул руку к лампе и заморгал, привыкая к свету. 

Приснится же такая дрянь! Ведь как наяву, что ходит и ходит…

Эйдан отпил воды из стакана и щелкнул выключателем. 

Проклятье, что за ночь.

Едва он закрыл глаза, собака снова принялась ходить.

Эйдан взвился с подушки, включил свет и сел, озираясь.

Конечно, никакой собаки нет! 

Он протянул руку к лампе, выключил ее и прислушался к темноте. 

Вот, дыхание и цокот когтей.

Включил — тишина. 

Выключил — тишина. 

Вот то-то же. 

Эйдан закрыл глаза, полежал, дожидаясь появления звуков, но их не было. 

Он поворочался немного и наконец заснул.

Утром он осмотрел звонок, повесил колокольчик на место, и тот больше не звонил. Эйдан вышел за дверь и нажал кнопку — бам-м-м! — работает. Простая вещь, чему тут ломаться. А вчерашнее… Эйдан ничего не смыслил в электрике, но знал, что на гирляндах есть небольшая коробочка, заставляющая лампочки мигать, и предположил, что какой-нибудь любознательный школьник вполне мог приделать такую штуку к проводам его звонка. Не то чтобы он был знаком со здешними школьниками, но они-то его наверняка знали. Значит, могли счесть свою шутку очень остроумной. Или перед Хэллоуином тренируются.

Эйдан осмотрел проводку, где она была видна, никаких приделанных коробочек не обнаружил. Вообще ничего не обнаружил, кроме старой женской заколки, зачем-то всунутой за пыльные проводки. Эйдан вытащил ее, осмотрел и выкинул. 

Может, не розыгрыш, а сбои в электросети? Да и пусть, не так сильно произошедшее его взволновало, чтобы затевать целое следствие. 

А что собака была сном, Эйдан не сомневался вовсе. Бывает, снится, что ты проснулся. Некоторые в туалет так «идут» или на работу, а он всего-то слушал гуляющую туда-сюда собачку. Не выспался немного, конечно, но вреда никакого. 

Утро выдалось холодным, туманная дымка ещё ползла по озеру, но из-за леса уже полыхало рыжим солнце, и настроение у Эйдана было отличное. Подумаешь, для утренней пробежки теперь приходится надевать толстовку, разве это беда? Ночные события без тени сомнения были им определены в категорию «чушь, забыть». Зачем об этом думать, когда трава мелко искрится на солнце, стайка птиц на проводах — как серые бусины, ладошки листьев блестят мокрым и ярким. Привет, октябрь! В наушниках Daft Punk и все в мире прекрасно. 

Офис шерифа встретил запахом кофе — верный признак, что шефа на месте нет и в ближайшее время не будет. Старик Гудситт года два назад попросил кофе при нем больше не пить: ему врачи запретили, не мальчик уже, мотор барахлит, вместо блаженной горечи он теперь хлюпал по утрам травяными чаями, которые готовила ему миссис Гудситт. Как эти чаи сочетались с ежевечерними возлияниями шефа, Эйдан очень не понимал, но в просьбе не видел особой проблемы — «Синий гусь» через дорогу, и ходить туда на завтрак часиков в десять, а на ланч часика в два стало для него ежедневной традицией. У него там и столик любимый завелся, маленький, в углу, можно спокойно перекусить, не опасаясь залить клавиатуру или обляпать бумаги. Рэдинг не Чикаго, с суетой покончено, никаких сэндвичей и пончиков на ходу, никакой беготни. Куда бежать, зачем давиться всухомятку и капать кетчупом на колени? Спокойная размеренная жизнь на свежем воздухе, вот что такое Рэдинг.

Милли приветственно подняла чашку и подмигнула. 

— И где же наш старик сегодня? — поинтересовался Эйдан, наливая кофе себе.

— Инкассация банка. — Милли вытянула толстенькие, столбиками, ножки, отхлебнула из чашки и покачалась в кресле. — До завтра мы шефа не увидим, смена Эскудеро.

Эйдан кивнул. В банке было два охранника, Эскудеро и Фриас, оба темноволосые здоровяки, только первый старше, толще и кудрявей. Вот с ним-то, бывшим одноклассником, шеф и отмечал каждую удачную инкассацию загулом в барах соседнего Финдли или Уэстона. В подопечном Рэдинге шеф не пил никогда, хотя вряд ли тут кто-то считал его трезвенником. Второй охранник, Фриас, нигде не пил, да и по возрасту шефу не в друзья годился, а в сыновья, поэтому инкассации с ним Гудситт называл неудачными.

— Что-то зачастил. — Эйдан порылся в памяти. — Прошлый раз тоже Эскудеро был? 

— Повезло, — пожала плечами Милли. — А может, поменялись или Фриас заболел. 

Эйдан припомнил Шона Фриаса, которого хоть на плакат «Настоящий Американский Сержант» и сама мысль о нездоровье которого казалась нелепой, но одернул себя. Внешность сплошь и рядом обманчива, а лично знакомы они не были: Фриас жил тихо и законов не нарушал, а Эйдан не сопровождал инкассации, его подготовки не хватало на полные шерифские полномочия, получать которые он не видел смысла, Гудситт ни за что не откажется от прибавки к своему жалованию за услуги по сопровождению ценных грузов. 

— У меня сегодня визит в школу, опять драка. — Милли сморщила нос. — И опять жалоба на Дугласа Пенна.

— Это мальчик с ДЦП? 

— Точно. Агрессивное поведение, драки.

— Да ладно. Какой из него боец?

— Понятно, что никакой. Они его доводят исподтишка, а когда он срывается, делают честные глаза и говорят, что это он начал, потому что озлоблен и завидует нормальным, здоровым людям. Так и говорят, прямо в глаза мне! Придушила бы щенков. Ты представляешь, что из них вырастет?

— Успешные люди, — пробормотал Эйдан, разбирая бумаги. Поддерживать разговор ему не слишком хотелось, а Милли, он точно знал, очень легко разговорить и очень трудно заткнуть.

— Это уж точно! Если ты спросишь меня, я тебе скажу вот что — это работа Элизабет. — Милли подождала, когда ее спросят, кто это, не дождалась и продолжила: — Сестра этого мальчика. Вот уж породистая сучка, вся в мамочку. Но все с рук сходит, понятное дело, она же фарфоровый ангел, сама невинность. Такие всегда ни в чем не виноваты, я-то повидала. Почему блондинкам всегда больше верят? И пес меня возьми, если это не она подзуживает парней, Гарсию и этого, как там его, такой весь из себя кукла Кен с виду? Тоже не помнишь? В общем, эти двое заводилы. Но что делать, не знаю, я и сама в школе звездой не была. Как вообще с такими справляться? Эйдан?

— А зачем это все Элизабет? — Он отложил листы, в которые пялился, просто чтобы не проявлять заинтересованности.

— Ну как же! Она местная королева красоты и считает, что такой брат ее позорит. Требует, чтобы его отправили на домашнее обучение или ещё куда-нибудь.

— С какой стати? Раз он учится в старшей школе, значит, с головой у него все в порядке?

— Ей просто не нужен брат-урод, что тут непонятного. И ее мамочка придерживается того же мнения. У идеальной Маргарет Пенн не может быть такого сына. Знаешь, странно, что она его в детстве с лестницы не скинула. 

— Нимб бы поблек.

— Точно. — Милли вздохнула. — Серьезно, Эйдан, что мне делать? Я с ними уже два раза беседовала, они нагло смотрят и говорят, что ничего не делали. Вот у тебя в школе как было?

— Никак. Не помню проблем. — Эйдан снова взял бумаги в руки, так врать гораздо проще, способ проверенный.

— Наверное, был спортсменом? И все девочки строили тебе глазки?

— Нет, я не был популярен. Но ко мне не приставали. 

— Ну понятно! При таких-то габаритах, — Милли всплеснула руками, обрисовывая в воздухе треугольник, — мало кто рискнет. 

— В школе я был просто высоким. Серьезно, Милли, я не знаю, чем тебе помочь, и мало в этом понимаю. Был бы я старшим братом, я бы просто набил морду тем, кто доводит инвалида.

— Но я-то набить не могу! Не допрыгну! — Милли развела пухлыми ручками. — И я вроде как заместитель шерифа. Может, ты сходишь, а, Эйдан? Жалко мальчишку, очень жалко. 

— У него есть какие-то друзья?

— Не думаю, ну кто захочет стать объектом насмешек школьных звезд. И вот ты, например, хотел бы с ним общаться? Честно? Ведь нет, а? То-то же. Нам всем неловко рядом с такими людьми, ничего не поделаешь. А ещё знаешь, что я думаю? Что если я начну с таким человеком общаться, он в меня вцепится как клещ, ведь он страшно одинок. Ты меня знаешь, Эйдан, я общительный человек, но даже меня такая перспектива пугает.

— У меня свои дела, Мил. И я правда ничего в этом не понимаю. 

— А я схожу за тебя к этой Морган! И что там у тебя ещё? Собака Свенсонов? Туда тоже! Я же не сваливаю на тебя свою работу, Эйдан, я просто не могу помочь этому мальчишке, а у тебя может получиться.

— С чего ты взяла?

— Ну ты такой… Тебя все немного опасаются. Ты непонятный. Суровый. 

Эйдан поймал себя на желании возразить, ограничился кивком. Да, он такой. И да, он сходит.

Милли что-то ещё щебетала, Эйдан допивал кофе и не слушал.

В юности — совсем ранней, щенячьей — Эйдан думал, что настанет момент, когда он раз и станет взрослым мужчиной. Ладно, не думал, просто как-то подразумевалось, что со временем он станет умнее, голос его — ниже, а слова — значительнее. Два первых пункта кое-как сбылись, а третий оказался нелегкой задачей, значительность и весомость никак не приходили сами, как бывает у некоторых. Видимо, длинных сутуловатых парней ей не комлектуют, тем более тех, кто выглядит слишком молодо из-за светлой кожи и пухлых губ. До всего пришлось доходить самому — раскачивать плечи, отращивать щетину, учиться производить впечатление. Он наблюдал за людьми, которые казались ему авторитетными, и постепенно нащупывал правила игры: говорить мало и веско, смотреть прямо в глаза, не делать мелких движений, следить за мимикой и спиной, и таких ещё пунктов двадцать. Это работало! Оказалось, что людям совершенно не важно, сам по себе ты такой или только делаешь вид, видимых признаков значительности достаточно. Позже, работая в полиции, Эйдан столкнулся с досадным пониманием, что достаточно не для всех, природная сила характера и безбашенность некоторых порой оказывались серьезной проблемой, и хуже всего был молодняк, но Эйдан умел учиться.

В школе Рэдинг Хилл он готовился столкнуться с проблемами как раз такого рода, наглые мажоры или зазвездившиеся спортсмены. Но парни перед ним были самыми обычными. Черт его знает, как они вели себя с Милли, но сейчас сидели спокойно, ровно, без показного равнодушия или ухмылок. Куклу Кена, как выяснилось, звали Филиппом, Гарсия оказался черноглазым широкобровым красавцем-латиносом.

— Хагерт, офис шерифа. — Эйдан откинулся на спинку стула, положил ладони на стол и замолчал.

Парни вежливо ждали продолжения, его не было.

— Мы вас знаем, офицер, — сказал Гарсия. — Вы по поводу заявления?

— Каким спортом занимаетесь? — Эйдан не стал отвечать на вопрос.

— Футбол, — кратко ответил Филипп-Кен. Глаза голубые, подбородок с ямочкой, короткий нос американского мальчика хороших кровей, рукава белоснежного поло облегают мускулистые плечи. И этот человек жалуется на нападение инвалида, ну-ну. Эйдан покачал головой: 

— Я гляжу, вы двое самая подходящая цель для мальчика, который ложкой в рот не с первого раза попадает.

— В этом все и дело! — горячо возразил Гарсия. — Все видят нелепость происходящего и говорят — не может быть! Они его чем-то достали, и бедный мальчик просто потерял контроль. Ловко! И никакой он не мальчик, ему двадцать.

Эйдан помолчал, глядя на парней. На щеках Гарсии алели пятна. Действительно возмущен?

— Офицер, у нас выпускной класс. — Филипп говорил монотонно, будто сдерживался. — Мы с Гарсией намерены поступить в хорошие колледжи, мы много для этого работаем, на родительские деньги нам рассчитывать не приходится. Нам не нужны проблемы. Оно того не стоит, понимаете? Дуглас и так обижен судьбой, он всю жизнь проведет в этом городке на шее у родителей… Какое нам до него дело? 

— Это он к нам лезет! А действительно, почему бы ему этого не делать? — полыхнул наконец Гарсия. — Он портит нам репутацию, выставляет уродами и может заниматься этим сколько угодно, потому что ему ничего за это не будет, он же инвалид! Все просто помешались на толерантности!

Эйдан заметил легкое движение — Филипп, видимо, пнул друга под столом, призывая заткнуться. Это сработало, Гарсия умолк и отвернулся к окну. 

Помолчали.

— Я могу поверить, — медленно произнес Эйдан, — что вам двоим нет дела до Дугласа Пенна. Но всем известна позиция его сестры. Вы ведь встречаетесь, Филипп?

Гарсия бросил быстрый, почти незаметный взгляд на товарища, и Эйдан с трудом сдержал ухмылку. Он ничего не знал о личной жизни этих двоих, но попал с первого выстрела. Гарсия может быть сколько угодно красив, но у дочери члена городского совета наверняка есть четкие цели в жизни, и в целях этих должны присутствовать буквы В, А, С и П.*

— У нас хорошие отношения, — сдержанно ответил Филипп. — Мы учимся вместе много лет. Элизабет никогда не просила меня…

Эйдан поднял палец, делая знак остановиться, и Филипп послушался.

— Зачем вы подали заявление? — спросил Эйдан. — К чему шум, если вас выставляют уродами и вы теряете репутацию?

— У нас нет другого способа, офицер, — пожал плечами Гарсия. — Не драться же с ним. Вы как это представляете? Но безнаказанности не должно быть, вы согласны?

Эйдан смотрел в честные открытые лица этих двоих и думал, что нужно нащупать в классе оппозицию — она всегда есть! — и побеседовать с кем-то из них. Уж больно гладкая эта парочка, хорошо подготовились.

— Спасибо за беседу. — Он поднялся. — На сегодня всё.

И парни послушно вышли. 

Странное у Эйдана осталось послевкусие от этих двоих. Они могли быть действительно не виноваты и могли быть хорошими лжецами. Но все-таки зачем они, такие красивые, успешные, здоровые, подали жалобу в полицию? Что-то здесь не вязалось… Школьники не так решают свои проблемы. Или времена настолько изменились?

Эйдан решил заглянуть к директору, и мистер Честем, седовласый и осанистый, охотно согласился на беседу. Он признался, что эта история ему тоже совершенно не нравится. С Дугласом прежде не было проблем, он очень хорошо учился, с товарищами имел ровные отношения. Нет, близких друзей, кажется, у Дугласа никогда не было, но не было и конфликтов. Нет, мистеру Честему не известно о фактах травли Дугласа, в его школе такого никогда не было и не будет. Да, он замечал за Дугласом некоторую агрессию, но ничего предосудительного, и вопрос уже обсуждался с его матерью. В любом случае, если у Дугласа возникнут сложности с обучением на общих основаниях, школьный совет рекомендует его перевод на домашнее обучение. 

На том и расстались. 

По сути дело яйца выеденного не стоило, Эйдан это понимал, но невозможность однозначно оценить ситуацию и вынести решение раздражала. Он наметил себе встречу с Дугласом и Элизабет. Интересно будет посмотреть, что они скажут. А ещё нужно не забыть про оппозицию, в каждом классе есть одиночки, чаще всего непрезентабельные, но умные, независимые, со своим мнением по каждому вопросу. Они есть, Эйдан точно это знал, он сам был таким.

Остаток утра он провел на Восточном шоссе — это место офис шерифа не оставлял без надзора, потому что трасса Т-82 который месяц на ремонте и шоссе стали использовать как объезд на пути к Линноксу, количество транзитных машин удвоилось, многие ещё норовят поддать газку, досадуя на задержку, а в Рэдинге тут расположен супермаркет и музей, не хватало ещё городу несчастных случаев. 

После часу Эйдан пообедал с Милли, что его нисколько не порадовало. Он предпочитал проводить обеденный перерыв спокойно, в одиночестве, лицом в угол, чтобы не здороваться с посетителями «Синего гуся» и не думать о них. Первое время ему пытались составить компанию и поболтать о делах, но довольно быстро поняли, что от заместителя шерифа ничего не дождаться, кроме каменного выражения лица. Только Милли было ничем не смутить, и Эйдан, мысленно вздохнув, решил извлечь из досадного обстоятельства хоть какую-то пользу. К тыквенному пирогу он уже знал двух кандидатов на роль одиночки в нужном ему классе. Милли считала, что сами по себе держатся розоволосая пирсингованная Бетси, и угрюмый носатый Айзек. Последний был сыном миссис Хайтл, владелицы «Синего гуся», и Эйдан счел это воздаянием ему за испорченный обед. Прямо сейчас можно будет расспросить парня, что ж, очень удачно. 

От предложения побеседовать Айзек так напрягся, что Эйдан заподозрил, будто тому есть что скрывать. Они вышли на веранду дома Хайтлов, где никто им не мешал, и кое-как поговорили. Именно кое-как. Эйдан всегда считал себя человеком неболтливым, но Айзек устроил ему мастер-класс настоящей молчаливости: он выдавил из себя от силы слов десять, зато разнообразно жался, морщился и замирал в нелепых позах. Но чем дольше Эйдан на это любовался, тем крепче убеждался, что дело не в нечистой совести Айзека, а в его жуткой скованности и стеснительности. Когда выяснилось, что офицер интересуется не им самим, а его мнением об однокласснике, Айзек тут же приободрился. Видимо, нечасто кто-то придавал значение его суждениям.

К изумлению Эйдана, Айзек заявил, что Дуглас притворщик. Не без труда удалось выведать, что Дугласа якобы видели гуляющим у озера в одиночестве, и тогда он двигался почти нормально, только чуть-чуть хромал. Отсюда вывод — в школе он придуривается, чтобы все с ним носились и нянчились. Историю с нападениями на Филиппа и Гарсию Айзек объяснял той же жаждой внимания и говорил об этом с такой искренней злобой, что Эйдан задумался — этот парень не любит лично Дугласа или его бесит, что кто-то более жалкий, чем он, смеет требовать к себе внимания? В личные психологи к подросткам-лузерам он не нанимался, потому просто попрощался с этим разоблачителем инвалидов, но заметочку себе сделал — версия Гарсии-Филиппа побеждает.

Это раздражало.

Эйдан хлопнул дверцей своей машины и закурил. Он не питал иллюзий по поводу инвалидов: в отличие от тех, кто видел их только по телевизору, Эйдан слишком многих знал лично. Большинство из них на ангелов похожи были мало, и это понятно, поживи-ка беспомощным и безнадежным. Добряк и весельчак Хью Блатт, с которым Эйдан работал в Чикаго, был ранен при пожаре и после ранения вернулся в участок в кресле совсем другим человеком. Конечно, не хотелось думать, что бывает только так. Дуглас все-таки не переживал травму, он такой с рождения, растет в хорошей семье, посещает школу наравне со здоровыми. Нет, Эйдан не станет считать его подлым манипулятором только потому, что он инвалид. И травить человека не позволит, это его долг, в конце концов, не допустить, чтобы Рэдинг прославился школьной стрельбой. А в школе Рэдинг-хилл явно творилось неладное, он это чуял.

Эйдан выбросил окурок в урну и тронулся от обочины. Раз его пост на Восточном шоссе до конца дня приняла Милли, ему, пожалуй, стоит съездить по жалобе на Оук-роуд, там кто-то повадился разбрасывать мусор из баков по чужим газонам.

Эйдан ехал неспешно, разглядывая полупустые улицы. У церкви трое рабочих обновляли заборчик, женщина с коляской помахала ему рукой, и он ответил на приветствие, хотя понятия не имел, кто это. Мир чуть выцвел по сравнению с утренним великолепием, небо блекло, солнце затягивало белой мутью — погода все же портилась. 

Эйдан проехал мимо банка, махнул рукой шерифу Гудситту, подпирающему полицейскую машину: рубашка, по обыкновению, разошлась на пузе, на лице благодушная расслабленность и седая щетина, в руке банка с напитком. То есть до инкассации за полдня дело так и не дошло? Старый пройдоха, лишь бы не работать. 

Ожила рация.

— Эйдан, Милли, кто из вас сейчас ближе к Западному? — Лорен, городской диспетчер, на южный манер тянула слова, хотя жила в Рэдинге точно дольше, чем Эйдан, который оставил в Чикаго лишние «д» и больше не пытался изображать собачий лай как «роф-роф»*(примечание: для чикагского диалекта характерны произношение th как d и замена некоторых гласных).

— Лорен, я ближе. Что там?

— Грузовик при развороте потерял доску, она разбила витрину книжного. Ну, знаешь, на углу? Она у него съехала, доска то есть, и он когда повернул…

— Понял. Пересечение с Сансет?

— Да-да, там хозяйка эта, как ее… Фитчер! С кудрями. Она очень ругается.

— Понял, еду. — Эйдан улыбнулся. Он прожил в Рэдинге четыре года, но его все ещё умиляла здешняя домашняя атмосфера. Никаких тебе сухих «Ближайшему экипажу прибыть на пересечение Сансет и Западного, код такой-то». Ему это нравилось.

Он подъехал в разгар скандала — кудрявая владелица требовала от водителя грузовика немедленно вытащить торчащую из витрины доску, а тот доказывал, что раз она вызвала полицию, то это теперь место преступления и ничего трогать нельзя. Мнения тех, кто оказался поблизости, разделились. 

Эйдан поморщился, выставил руки, требуя тишины. Дождался ее, показал всем чистый лист и попросил свидетелей записать на нем свои имена и телефоны, а сам пока осмотрел и сфотографировал место происшествия. Ущерба долларов на пятьдесят, ухмыльнулся он про себя. Или даже пятьдесят пять.

Рация щелкнула и ожила снова. 

— Эйдан! Эйдан! Эйдан, ты где? — визжала Лорен. Эйдан в жизни бы не подумал, что эта медлительная, невозмутимая женщина способна на такие вопли.

— Я у книжного. Что случилось? — Эйдан быстро отошел от навостривших уши свидетелей.

— Эйдан, банк! Там что-то... там убийство! Там ограбление! — Крики Лорен наверняка услышали все, кто хотел. Эйдан досадливо посмотрел по сторонам. Ну точно, вон те парень с девушкой уже переглянулись и пошли к машине. 

— Еду, — коротко бросил он. Нашел глазами владелицу книжного и водителя. — Ваши данные записаны, можете ехать. Вы можете вызывать ремонтников. Остальное обсудим позже. 

Эйдан как мог ровнее прошел мимо зрителей к своей машине, он чувствовал, что за ним следят, его реакции ждут, а нет ничего хуже испуганной власти.

Демонстративно спокойно он сел в машину и тронулся. Только за поворотом машина взвыла, ускоряясь.

К банку он подлетел минуты за три, выскочил и замер, не зная, куда бежать. 

На тротуаре перед разбитой витриной стояли на четвереньках и лежали люди — красные, растрепанные, с мокрыми лицами. Кто-то кашлял, кто-то блевал, кто-то пытался встать. Лицом вниз лежала, разбросав руки, девушка со светлыми волосами — неподвижно. Эйдан заметил на полу посреди банковского зала шерифа Гудситта, бросился внутрь, но тут же зажмурился и выскочил обратно: в банке невыносимо воняло газом. Вытирая нос и глаза рукавом, Эйдан нащупал рацию:

— Лорен! Лорен! Три девятки!

— Что?!

— Вызывай подмогу из Уэстона! И Милли!

— Я ей уже сказала!

— И врачей! Офицер ранен!

— Да! Я сейчас! А кто офицер?

Кто-то кричал:

— Я все видела! Я видела, он уехал туда!

Эйдан задрал форменную рубашку с живота на лицо, прикрывая нос и рот, зажмурился и снова бросился внутрь. 

Он успел ухватить шерифа за руку и даже протащить немного к выходу, но приступ кашля скрутил его, и Эйдан на четвереньках, как и все прочие, вывалился на тротуар с текущей по подбородку слюной и слипшимися ресницами.

 Визжа тормозами и сиреной подъехала машина.

— Не входить! — прохрипел Эйдан. — Газ!

С грохотом обрушилось стекло второй витрины, Эйдан мысленно сказал спасибо тому, кто додумался. Разбивайте нахрен их все! 

— Эйдан, там шеф!

— Знаю! Нужны маски!

Вокруг кричали, галдели, с чужой помощью Эйдан кое-как встал, ему в руки пихали салфетки. Сквозь мокрые ресницы он увидел, как к ним бегут те самые парень и девушка, которых он видел у книжного, держат что-то в охапку.

— Вот! Респиратор! И очки! — Парень сунул в руки Эйдану строительные полумаски, одну натянул на себя, потом очки и кинулся в банк.

Эйдан успел оттолкнуть девушку, которая попыталась сделать то же самое. Он сам, почти слепой, потому что очки нихрена не спасали, натянул маску и побежал помогать парню вытаскивать шерифа.

Дальнейшее слилось для Эйдана в непрерывный ад. Он задыхался, хрипел, кашлял, его рвало. Он корчился на асфальте и думал, что это конец.

Сколько минут прошло, прежде чем он смог снова дышать и приоткрывать глаза, он не знал. Просто в какой-то момент он услышал приближение сирен. 

К ним шла помощь.

К моменту прибытия подкрепления из Уэстона Эйдан уже все понимал.

На банк напали при инкассации, и произошло все очень быстро. Человек в противогазе бросил что-то вроде гранаты со слезоточивым газом в зал и вошел. Пока посетители корчились на полу и слепо бились о стены, он забрал мешки с деньгами и содержимое сейфа за кассами, где всегда держали двести тысяч на случай необходимости.

Что было дальше, видела только свидетельница из магазина напротив: человек в противогазе вышел с большой сумкой, бросил ее в машину и уехал.

Все. 

Шериф Гудситт умер от сердечного приступа. 

Из банка пропало почти полмиллиона.

— Ты куришь, сынок? — Шериф Уэстона, немолодой, сухой и очень загорелый, кивком головы пригласил Эйдана выйти из офиса на улицу. 

Они сели на скамейку под желтеющим кленом, помолчали. 

— Помню времена, можно было спокойно курить прямо в кабинете, в своем кресле. — Шериф Пайнс предложил Эйдану сигареты, тот качнул головой, отказываясь. — Теперь все не так. И у вас здесь… История. 

Помолчали снова. Если Пайнс ждал от Эйдана каких-то слов, ему следовало бы сказать прямо, каких именно, потому что он понятия не имел. В его голове звенела пустота — перегруженный событиями и обилием информации мозг просто взял паузу. К тому же болело в груди и горле, не до разговоров. Кое-кого из посетителей и вовсе госпитализировали.

— Принято решение не разглашать настоящую сумму, в СМИ пойдет формулировка «При попытке воспрепятствовать ограблению банка от сердечного приступа скончался шериф города Рэдинг». Чтобы, знаешь, без сенсаций, понабегут же… 

Эйдан криво усмехнулся. Ну понятно, городской совет уже подсуетился, понажимал кнопочки. Маргарет наверняка подняла на ноги армию школьных мамочек, теперь ведь недостаточно провести беседу с редакторами «Рэдинг дэйли» и местного телеканала, теперь нужно позаботиться, чтобы при поиске в интернете название города было по-прежнему связано не с ограблением банка, а с отдыхом на чудесном озере.

— Ты знал, что Рэдинг собирался сокращать расходы на полицию? — продолжил Пайнс и снова получил в ответ только неопределенное движение плечом. — Три человека слишком много для крошечного тихого городка, где не бывает преступлений. Но Гудситту оставалось всего ничего до пенсии, вот и решили подождать. Воспитать, так сказать, смену. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Эйдан не понимал и не пытался, ему было все равно.

— Шерифом, конечно, назначат тебя, ты идеальный кандидат. Ну, поначалу временно, до выборов. Только наверняка они проблемой не будут. Ты ведь служил в полиции, верно я слышал?

— Чикаго. Убойный отдел.

Пайнс замолчал, явно удивленный. Хмыкнул, поправил шляпу. 

— Что-то пошло не так, а? 

Эйдан снова пожал плечами. Что тут ответишь? И да, и нет. Если бы он хотел, он бы остался в полиции Чикаго. Но он не хотел, он искал тихой жизни и нашел ее здесь, в Рэдинге. Как он думал.

— Не больно с тобой поговоришь. — Пайнс затушил сигарету, и Эйдан подумал, что сейчас он поднимется и уйдет, но ничего подобного, шериф только поправил шляпу и продолжил: — Я к чему веду. Это все ляжет на тебя одного, сынок. ФБР проконсультирует, но даже не приедет. Мы им неинтересны, знаешь, у них теперь главное — это террористы. Попали бы вы в федеральные новости, глядишь, вам прислали бы следователя из управления штата, но ваши огласки не хотят. Так что даже после такого город вряд ли расщедрится на сохранение полного штата. Ты и эта твоя пухляшечка, вот и все. Может, добровольцы…

Эйдан поморщился. Добровольцев он не любил, в них вечно лезли типчики с больным самолюбием и тягой к власти. Пайнс заметил его гримасу, засмеялся.

— Тебе нужно учиться работать с людьми, сынок. У всех есть недостатки, но всех можно как-то использовать. Ну да ничего, это придет с опытом. Ваш город договорился о сотрудничестве с нашим на время этого расследования, а дальше сам, сам… — Пайнс поднялся. — Мы сегодня закончим с оформлением происшествия и уедем, у нас своя работа. Я могу прислать тебе одного из замов, Лукаса, толковый парень. Хоть по виду и не скажешь, конечно. 

Эйдану хотелось отказаться, хватит с него нового на сегодня, но он одернул себя. Он ведь даже не представлял себе, как завтра будет жить. Теперь, когда он не один из замов, а шериф. На нем весь город и это проклятое ограбление.

— Спасибо, буду признателен, — выдавил он. 

Пайнс кивнул. Его светлые глаза смотрели остро и внимательно.

— Надеюсь, сработаетесь. У вас есть кое-что общее.

 Эйдан заставил себя поднять брови и изобразить заинтересованность.

— Когда-нибудь он тоже меня сменит, — пояснил Пайнс. — Надеюсь только, что в менее экстренном порядке. Сколько тебе, сынок?

— Тридцать два. 

— Хороший возраст, чтобы стать шерифом, нам с Гудситтом было меньше, когда… — Он помолчал. — Но тогда люди и взрослели раньше, как считаешь? У нас уже были дети. У тебя есть? Нет? Вот видишь. А в наше время не иметь детей в таком возрасте считалось странным. 

Пайнса как будто расстроила эта мысль. Он вздохнул, отсалютовал в знак прощания двумя пальцами и вернулся в офис.

Эйдан не пошел за ним, он посидел ещё какое-то время, собираясь с мыслями. Для него начиналась новая жизнь.

Он ее не хотел. 

Эйдан всегда понимал, что Рэдинг не Чикаго, но это сравнение всегда было в пользу маленького городка, Эйдану нравилась размеренная жизнь без серьезных преступлений и больших трагедий. Однако события этого дня самым суровым образом напомнили ему о недостатках Рэдинга — ограниченность средств и ресурсов, здесь не было патрульных, которых можно было бы отправить на опрос существующих свидетелей и поиск возможных, некому было поручить не требующую ничего, кроме аккуратности и времени, работу вроде сбора записей с камер, отсутствовала должность следователя, допотопные компьютеры раздражали медлительностью. 

Криминалисты из Линнокса закончили свою работу и уехали. Полиция Уэстона помогла чем смогла и отбыла тоже. Остальное — сам. С небольшой помощью, Лукаса пообещали прислать завтра, а Милли валилась с ног, и Эйдан ее отпустил часов в девять.

Сам же, вымотанный до предела, добрался до своего дома только к полуночи.

Накрапывал дождь, дорожка блестела в свете фар. 

Щелкнула, загораясь, лампа на крыльце. 

Эйдан открыл дверь, включил свет и побрел к холодильнику. Разумеется, чуда не произошло, никто не принес и не положил в него никакой еды. Он пошарился в шкафчиках, нашел коробку сухих завтраков и бутылку воды и побрел к дивану, чтобы съесть свой жалкий ужин хоть в каком-то комфорте. 

И замер. 

Посреди гостиной густо поблескивала темная лужа с мелкими брызгами по краям. 

Уже догадываясь, что он увидит, Эйдан поднял голову. На потолке растекалось багровое пятно. 

Механически, как робот, Эйдан опустил на диван свой несостоявшийся ужин и вытащил из кобуры пистолет. Покрытые ковром ступеньки лестницы не скрипнули, пока он медленно, окаменев спиной, поднимался на второй этаж.

Он давно там не был. Пока здесь жила Дестини, это была ее часть дома — две мансардные спальни, из которых она занимала только ту, что окнами на озеро. Им обоим нравилась иллюзия обособленности, и Эйдан поднимался на второй этаж только по необходимости, раза три за эти годы, не больше. Точно так же как Дестини никогда не заходила в его спальню на первом этаже. Общими у них были только гостиная и кухня.

Эйдан замер, прислушался.

Тишина, ни звука, кроме его собственного дыхания. 

Сейчас, насколько он помнил, будет небольшой холл с окном и ограждением пролета, слева и справа двери. Судя по пятну, ему нужно было попасть в ту спальню, что пустовала. Не заперта ли она?

Эйдан плавно отжал ручку и быстро распахнул дверь.

Проклятье, нужно было прихватить фонарь!

Он метнулся влево в надежде, что тут, как и во всем доме, находится выключатель, вжался спиной, выставив пистолет, и ударил по клавише.

Свет залил пустую комнату с подсыхающей лужей посередине. По запаху было ясно, что это кровь, но чья, откуда, почему здесь, черт побери? Эйдан подошел ближе и увидел выведенное багровым слово «Убийца».

Ещё час он обшаривал в доме каждый уголок, влез на чердак и спустился в подвал, проверил все до единой двери, каждый шкаф, бойлерную, не пропустил ни одного окна. 

 В доме никого не было. Он был заперт. И в нем была разлита кровь.

Эйдан подумал, что в таких случаях нужно вызывать полицию, усмехнулся иронии ситуации и привалился к косяку. Ноги не держали. Напряжение отпустило, зато навалилась неподъемная, вязкая усталость. 

К черту полицию. Да и кого звать? Будить Милли? Звонить в Уэнстон?

К черту. Подождет до завтра.

Эйдан вернулся в гостиную, посмотрел на еду — равнодушно, аппетит пропал. Он выпил воды и побрел в спальню. Не умывшись, не раздевшись, рухнул на кровать и провалился в сон. 

    Комментарий к главе День второй

    *WASP, традиционное сокращение для богатых белых: White Anglo-Saxon Protestant

 День третий 

Ему снилось, что рядом с ним ходит собака. Ходит и тяжело дышит. А потом снилось хлопанье крыльев и птичьи крики, это было странно, это пугало, но он так и не смог проснуться. 

В серых рассветных сумерках он наконец разлепил глаза и увидел на полках и на стуле птичьи силуэты. Крупные, черные, вроде вороньих. Они были неподвижны, и Эйдану в дремотную голову пришла нелепая, но приятно-утешительная мысль, что это Дестини расставила свои работы. Он закрыл глаза и проснулся снова уже от ударов в стекло и грохота: рассвело, и вороны возобновили попытки вылететь наружу, путаясь в жалюзи, каркая и теряя перья.

Эйдан вскочил, распахнул окно, и птицы одна за другой бросились на свободу. Вместо ночных гостей в комнату ворвался сырой утренний ветер. Он уже содрал дымку с озера и теперь разгонял жиденькие тучи. В просветах розовело. 

Ежась, Эйдан кое-как приладил жалюзи на место, смахнул с кровати несколько перьев и забрался обратно под одеяло.

Ему нужно было подумать.

На мысли о мистике Эйдан даже отвлекаться не стал, он верил только в ее имитации с какой-то целью. Вытянуть деньги из доверчивого лоха, например, или выжить кого-то из дома и завладеть им — вот это нормальные, понятные причины. Но не мог же кто-то на полном серьезе рассчитывать, что он, зам шерифа, а теперь шериф города, пускай крошечного, но все-таки взрослый мужчина, бывший коп, бросится наутек от пары птиц? Странный выбор цели. Для развода на деньги он тоже пригодным себя не чувствовал. Красть у него нечего, даже телевизора нет, а ноутбук никуда не пропал, вон он, лежит на столе. Для розыгрыша каких-нибудь малолетних балбесов история слишком затянулась и обросла сложно выполнимыми подробностями. 

Сколько Эйдан ни крутил версии и так, и сяк, годных не обнаруживалось. Творилась логически необъяснимая фигня. 

Что в итоге? Он вторую ночь плохо спит и чувствует себя разбитым, но какой с этого кому-то толк? Чего ради так заморачиваться, если можно было просто позвонить среди ночи и соврать о пожаре. Эйдан бы промотался туда-сюда часа два, наутро эффект был бы тот же безо всяких черных перьев и луж крови. Если есть способ решить задачу проще и эффективней, зачем идти сложным путем?

Вот, например, вороны. Почему вороны? Где человек может взять ворон? Эйдан сделал себе мысленную пометочку — узнать.

А собака что, тоже была, не приснилась? Куда же она делась?

Эйдан подбил подушку крепче под голову и решил оставить пока этот пункт и перейти к следующему — что делать? Тут проще. 

Замки сменить.

Пятна отмыть. 

Пожалуй, не лишне будет зайти к Сэму и купить у него какую-нибудь скрытую камеру, сейчас этого добра завались. 

Да, ещё идейка — надо будет в течение дня пару раз внезапно объявиться дома.

Вот так, ничего сложного. Приободрившись, Эйдан отправился в душ и на кухню, есть хотелось страшно. Кроме все той же коробки сухого завтрака, еды у него со вчерашнего вечера не появилось, зато он сварил кофе, сел у окна с ним и хрустящими шариками и ощутил наконец, что жизнь не такая уж плохая штука. 

Особенно если вспомнить о старике Гудситте, м-да. 

Жаль, что он умер. Может, кого-то другого могло бы утешить внезапное повышение в должности и зарплате, но Эйдан предпочитал спокойную жизнь, и быть замом ему нравилось, а шерифом пока что нет. 

То ли кофе и еда благотворно подействовали на мозг, то ли он наконец проснулся, но стройный и простой план, который Эйдан так бодро себе наметил в постели, вдруг растопырился сложностями и опасностями.

Прежде всего — пятно. По-хорошему, надо было бы полицию вызвать, но кого? Как им объяснить надпись и стоит ли это делать? У Эйдана не было ни малейшего желания, чтобы в тихом Рэдинге узнали о причинах, по которым он покинул Чикаго. Допустим, слово он смоет сам. А вдруг эта кровь все-таки человеческая? Вдруг…

Эйдан замер от внезапного озарения. 

Вот оно.

Все объясняющее объяснение!

Этой ночью кого-то убили, здесь сымитиривали место преступления, а труп где-то бросили! И найдут на теле, например, записку с адресом Эйдана! Хорош же он будет со своими рассказами о собаках, воронах и сломанных звонках! Псих и убийца!

Проклятье!

Эйдан вскочил, забыв о кофе. Немедленно отмыть! Отмыть, залить каким-нибудь раствором, нужно погуглить… И никому это не поручать, сделать лично! Ещё замки, конечно. Замки обязательно!

Но когда? Эйдан бросил взгляд на часы. Половина восьмого! Он и так уже задерживается, а сегодня важный день, нужно разворачивать следствие…Проклятье, он потерял целую ночь!

Спокойно… Спокойно. 

Эйдан залпом допил кофе, бросился в гараж. Когда они с Дестини купили этот дом, он поменял замки прежних хозяев и убрал их куда-то в коробки… Черт, да где же?

Стоп. 

Он заставил себя глубоко вдохнуть.

Спокойно.

В суете ничего нельзя решать. 

Всё уже случилось.

Он сейчас возьмет себя в руки и пойдет на работу.

Как только у него будет минутка, он зайдет и купит новый замок, поменять его дело пятнадцати минут, если взять ту же марку.

А когда эта проблема будет решена, он приступит к решению следующей. 

В конце концов, он шериф, об обнаружении тела он узнает первым. Если, конечно, это произойдет в его округе, а не… Эйдан запретил себе думать дальше. 

Мысли о выпивке он запретил себе тоже. 

Деревянным шагом, дыша сквозь зубы, он вышел из дома, запер дверь и сел в машину. 

 

Лукас оказался смазливым парнем с ярким ртом, наглыми светлыми глазами и разболтанной походкой. Эйдану он не понравился сразу, весь какой-то скользкий, дурацкая манера пихать пальцы за ремень, тоже ещё ковбой нашелся... Зубочистку ещё в зубы воткни, придурок. Впрочем, может быть, что этим утром Эйдану никто не имел шансов понравиться. А вот у Милли проблем с этим не было, она млела, стреляла глазками и ерзала на стуле.

Это раздражало тоже.

— Не выспались, шеф? Если вам нужна бритва, в аптечке есть одноразовые станки.

Эйдан вспомнил, что мысль о внешнем виде его сегодня утром не посетила, нашлись другие, поважнее. Он потер подбородок, кивнул.

Лорен притащила ему кружку кофе, «спасибо» не дождалась, но вряд ли обратила на это внимание,  увлеченная незаметным, как ей казалось, посматриванием на Лукаса. Натолкнувшись на его взгляд, порозовела и вернулась к реальности. 

— Вам к девяти на заседание городского совета, Эйдан, знаете? Надо же это… Ну, все оформить. Раз такие у нас дела. — Лорен снова покосилась на новенького.

Эйдан кивнул. Этого только ему не хватало, тратить время на формальности. Но придется идти.

— Лорен, вернитесь к своим обязанностям, — посоветовал он. — А мы приступим.

— У меня трубка с собой, я могу…

— Лорен, — тихо повторил Эйдан. — Вчера был непростой день. Сегодня мы возвращаемся к своим обязанностям. Вы — диспетчер городских служб и секретарь муниципалитета.

Женщина смешалась, поджала губы и вышла. Лукас проводил ее веселым взглядом, но Эйдан не дал ему шанса открыть рот:

— За вчерашний день было получено много информации, опрошены десятки свидетелей, но этим занимались разные люди. Необходимо обработать информацию, чтобы каждый, — он обвел рукой сидящих за столом, — располагал одинаковым набором данных. После чего мы продолжим.

— А мы будем делать доску с разноцветными бумажками и ниточками, как в кино? — осклабился Лукас. Милли хихикнула. 

— В личное время — не возражаю, — отрезал Эйдан. — А пока нам нужно перечитать все материалы…

— Мы с Милли это уже сделали, шеф. — Лукас не собирался успокаиваться. И «ше-е-еф» в его исполнении звучало издевательски. — Знаете, тут написано, что полицейский участок работает с 7:30, а не… Сколько там сейчас?

— Сразу видно, кто вчера собирал материалы, — кивнул Эйдан невозмутимо. — Чтобы вам в 7:30 было чем заняться. 

До этого радостно сиявшая Милли смутилась, и Эйдан записал себе небольшую, но победу. Проклятье, похоже, этот Лукас из тех петухов, которым без драчки день не мил. Спасибо, шериф Пайнс, за такой ценный кадр. Что ж, как там он говорил? От каждого можно надоить молока, если знать, где дернуть?

— Я рад, что вы не теряли времени даром. — Эйдан посмотрел на часы. — Это здорово нам поможет. Лукас, давайте обзором: основные точки, свидетели, направления для работы.

Лукас, однако, ничуть не смутился, словно чего-то такого и ждал. Наверняка шериф Пайнс давно привык перерабатывать его ретивость подобным образом.

— Ну смотрите, нападение произошло в 13:15 и заняло ровно шесть минут. Камера в банке работала, конечно, но толку от нее никакого, потому что дым быстро заполнил помещение. По сути там пару секунд виден силуэт грабителя на фоне двери, вроде бы это мужчина, но не точно. Ограбление было очень простым: бросил — вошел — забрал — вышел. Грабитель, судя по всему, был один, ему никто не помогал. Что это значит? А вот что. Он знал, как проходит инкассация, где находится сейф и как его открыть, он сделал это почти вслепую и обошел все ловушки. Он их знал! Сужает круг подозреваемых, а? В банке все валялись в соплях и никто ничего не видел, на улице нашлась свидетельница, но толку от нее немного. Вроде бы мужчина, на голове противогаз, синяя куртка широкая, дутая, в руке сумка. Грабитель вышел, сел в машину и уехал. Теперь о...

— Машина? — уточнил Эйдан.

— Свидетельница не разбирается в машинах. Говорит, как в девяностых, низкая, длинная, темная. Толку ноль, если кратко. Так вот, какие у нас варианты. Я думаю, так: грабитель может быть местным, может быть из ближайших городов, а может быть заезжим. Чтобы проверить последний вариант, прошерстим мотели, кемпинги, поспрашиваем людей. Но я бы не надеялся.

— Почему? — заинтересовалась Милли.

— У нас тут все на виду. Пока он будет разузнавать про банк, его сто раз заметят. Не-е-е, это свои. Свой. 

— В машине точно никого не было?

— Если и был, то не за рулем, свидетельница говорит, грабитель сел на водительское. Прямо в противогазе. Умный, сука.

— И отпечатков наверняка не будет. — Эйдан снова повернулся к часам. Проклятье, уже пора. 

— Будет — не будет, а проверка займет дня два.

— Расскажи про Фриаса! — напомнила Милли.

— Так вот, сухой остаток. Основной наш подозреваемый — это Шон Фриас, охранник. Ну смотрите, он давно работает в банке, все там знает. В этот день должна была быть его смена, но он взял отгул, сказал, что у него срочное дело, куда-то надо съездить, он о чем-то там договорился с Элизабет Пенн, что-то ей там надо было помочь... Сплошная муть, в общем. Знаете, в чем фишка? Сама-то Элизабет была в банке! Ни в какие другие города она ехать не собиралась. Мы ее спрашиваем, она на нас вот такие глаза — с какой стати я буду о чем-то просить этого Фриаса, я его даже не знаю. 

— Элизабет лживая сучка, — встряла Милли. — Это не надо упускать. Она мне однажды тоже честные глаза делала, а потом...

— Это не все, — перебил ее Лукас. — Вчера днем его никто нигде не видел. Алиби у него нет. Зато есть ба-а-альшие финасовые проблемы. 

— Даже так? — удивился Эйдан.

— Ага, одно к одному. Мотив, возможность и что вы там ещё говорите?

— Средства, — буркнул Эйдан, поднимаясь. — Не подозреваемый, а подарок.

— Ну, знаете, шеф. — Лукас тоже встал. — Я без понятия, как у вас там в Чикаго, а у нас тут жизнь простая и преступления тоже без затей. Напился, подрался, чего-нибудь украл, сломал… Этот ваш охранник мне даже нравится, он хотя бы умный. Придется повозиться! Съезжу за ним.

— А я все-таки проверю мотели, — тоже поднялась Милли.

— Ладно, держим связь. — Эйдан направился к двери. 

Ему всегда нравилось, что в маленьких городках вся власть в одном месте. Муниципалитет в одном с полицией здании, пройди через холл со стойкой Лорен и ты на месте. Суд здесь же. Пожарная станция, правда, общая на три городка, поэтому стоит особняком. 

Но сейчас Эйдана никакие удобства логистики не радовали. Свое присутствие на совете он считал пустой тратой времени и почти не надеялся, что ему удастся донести эту мысль до остальных его участников. Но не идти было нельзя.

Мало того что завтрак Эйдану пришлось совместить с ланчем, так и это не удалось сделать спокойно: полицейская машина шумно, с заносом, притормозила перед административным зданием. Эйдан наблюдал через окно, как Лукас выскочил из нее и побежал в участок, и только он поверил, что этим все ограничится, тот появился снова и решительно зашагал к «Синему гусю».

Эйдан сжал в руке салфетку. Это оно? Началось? 

— Ну все, он удрал. — Лукас плюхнулся на стул, махнул официантке: — Воды!

Загруженный размышлениями о прошедшем совете и своими страхами о трупе, который на него повесят, Эйдан не сразу понял, о ком речь. 

— Фриас удрал! — терпеливо разъяснил Лукас. — Дома никого, машины нет. Я отсмотрел камеры на Восточном шоссе, он смылся этим утром. Мы его упустили! Теперь ищи… Умный, сука, сразу к границе штата помчался! А у нас нет формального повода объявить его в розыск!

Эйдан решил, что он ни за что не станет говорить во время еды. Просто не станет, и все. Он доел, положил вилку, вытер губы. 

— Скажи мне, Лукас, что мешало этому умному Фриасу просто провернуть все в смену Эскудеро? Ему нужно было минут десять. Что ему мешало придумать себе алиби получше, чем дурацкая история про Лиззи Пенн, в которую никто не поверит?

Лукас допил воду, отставил стакан и вперил в Эйдана насмешливый взгляд.

— Потому что он умный, да не очень. 

— А почему сразу не смылся? Зачем показания давал? Значит, был уверен, что Элизабет его версию подтвердит?

— Думаете, она в деле и его кинула? Хм-м-м… — прищурился Лукас. 

Эйдан и сам поразмыслил над этой версией. Что ж, если это так, то это хитро. Милли наверняка сказала бы: «Как раз в духе этой сучки».

— К Элизабет пока не пойдем, — решил Эйдан, видя готовность Лукаса устремиться за новой целью. — К тому же ее мать — член городского совета. Тут нельзя напролом.

К его удивлению, Лукас согласился, кивнул. Неужто слава Маргарет Пенн достигла и Уэстона? Или просто утренний запал угас?

— Финансы надо проверить. С виду у них все отлично, но кто знает, — размышлял Эйдан. — Попытаемся выведать, с кем Элизабет имела отношения. Любые. 

— Придется проверять всех, кто был в банке, — ухмыльнулся Лукас, наваливаясь грудью на стол. 

Эйдану потребовалось время, чтобы понять — он прав. Маленькие городки, будь они неладны, здесь моментом заметят особый интерес к кому-то одному. Тем более к семейству Пенн.

— Значит, всех. Сколько их?

— Управляющий, два кассира, охранники и четверо посетителей. Восемь, раз Фриас удрал. Рад, что ты не в Чикаго?

— Безумно, — буркнул Эйдан, пытаясь найти способ оптимизировать грозящий им объем работы. Нужно найти тех, кто знает достаточно много о большинстве фигурантов дела. — Кто главные сплетники в таких городках?

Эйдан произнес последние слова задумчиво, будто сам себе, и это сработало: Лукас закатил глаза и тут же выдал:

— Бармены, официантки, аптекари, пожилые школьные учителя и пухлые заместители шерифа.

— Милли освободится после двух, я беру учителей и аптеку Барнс, ты?..

— Начну отсюда. — Лукас кивнул на стоящую за стойкой миссис Хайтл. — Потом в бар.

Эйдан достал блокнот, вписал:

«управляющий Сэмюэл Хоппс

кассиры: 

охранники: Эскудеро, Фриас

посетители: Элизабет Пенн, Элвин Миси» 

Он подвинул блокнот Лукасу, тот вписал четыре недостающие фамилии. Что ж, кажется, с этим парнем действительно можно работать, если найти подход.

Эйдан ещё думал эту мысль, когда Лукас одним движением вырвал страничку из блокнота, подмигнул и затолкал ее себе в карман. 

Эйдан не изменился в лице, но именно тогда его впервые посетила мысль: а не устроил ли шериф Пайнс себе каникулы, сбагрив это сокровище в соседний городок?

Перед сменой замка Эйдан по новой обшарил свой дом сверху донизу, но результат ничем не отличался от ночного — пусто. Те же перья в спальне, то же пятно, только подсохшее. Запах в доме стоял неприятный, но оставлять открытыми окна Эйдан не рискнул. Он быстро сменил замки на входной и на задней двери, выгрузил из багажника продукты в холодильник и поехал обратно в город. 

Когда-то они с Дестини специально выбрали дом на отшибе, у самого озера — три мили от Рэдинга, всего одна ведущая к нему дорога, лес. Им нравилось уединение. Теперь он не знал, к добру или к худу это обстоятельство. Может быть, прямо в городе никто не стал бы устраивать в чужом доме такие фокусы? Это же чертовщина какая-то просто... Хотя ему ли не знать, что за закрытыми дверями домов даже на центральных улицах случались вещи куда хуже, а соседи никогда ни о чем не подозревали. Так что нет, дело не в удаленности. Но в чем? Неужели труп, который на него навесят, уже где-то лежит? Где? Чей?

Опрос учителей Эйдан взял на себя по двум причинам. Пожилые учителя действительно много знают, причем иногда помнят историю нескольких поколений каждой семьи, это может оказаться полезным для дела, а у Эйдана ещё и мальчик-инвалид не шел из головы. Вдруг удастся станцевать на двух свадьбах разом?

Мисс Шомер, учительница литературы, оказалась высокой носатой женщиной со спиной такой прямой, будто ее только что по ней шлепнули. Представляться не пришлось, она Эйдана узнала и буквально потребовала с ней побеседовать. Многословно выразив свои сожаления по поводу смерти Гудситта, она усадила Эйдана в гостиной, вручила ему чашечку чая, а сама попросила подождать минуту, пока она принесет старые фото, так ей легче будет вспоминать, а ему, Эйдану, понимать. 

Мысль показалась ему здравой.

В уютной гостиной было темновато: мебель массивная, коричневых тонов, закопченный камин, окна затенены снаружи деревьями, а изнутри бархатными шторами. Но Эйдану комната понравилась, он отставил чашку на стол и удобно расположился в мягком кресле, вытянул ноги и даже глаза прикрыл, поджидая хозяйку. 

Какая-то птица чвикала за окном, и Эйдан в очередной раз мысленно пообещал себе, что займется изучением местной фауны, в Рэдинге много мелкой живности, а он ни черта в ней не смыслит, кроме вороны и воробья никого не знает. Вороны… 

Когда совсем рядом раздался цокот когтей и тяжелое дыхание, Эйдан вскочил с колотящимся сердцем. Крупная косматая собака прошествовала мимо и шумно брякнулась на ковер у камина.

— Не бойтесь, это Берти, она совсем старушка, — рассмеялась вернувшаяся мисс Шомер. — За всю жизнь никого не укусила и вряд ли склонна к экспериментам. Ну же, спрашивайте, что вы хотели бы узнать?

— Я включу диктофон? — спросил Эйдан. — Пишу ужасно коряво, сам потом ничего разобрать не могу.

— Делайте, как вам удобно, хотя терять навык письма я бы вам не советовала. Рука связана с мозгом, и, развивая руку, мы развиваем мозг. Вы же понимаете, что в обратную сторону это тоже работает? Не замечаете выпадений памяти, путаницы? Нет? А вы последите. Ну, с кого начнем?

— Вы напоминаете мне мою учительницу математики, — признался Эйдан с улыбкой. 

— Надеюсь, вы не испытывали к ней ненависти? Впрочем, в этом случае вряд ли бы вы улыбались.

— Вы правы. — Эйдан открыл блокнот, чтобы делать пометки, и предложил начать с Элвин Миси.

Через пару часов с перерывом на кофе с печеньем он составил себе представление о восьми жителях Рэдинга. Элвин Миси — мать двоих детей, в девичестве Пристли, а Нора Пристли — это ее сестра. Обе они были в банке, потому что Нора совершенно не приспособлена к жизни, это не женщина, а недоразумение, отпустить ее одну в банк просто немыслимо, вот потому Элвин кроме своих детей нянчит ещё и старшую сестру. Харви Сьюит, его зовут здесь Красным Харви за левацкие идеи, которыми он когда-то горел, ветеран Вьетнама, одинокий склочный старик. Берта Койл, владелица ателье, лет пять как вдова, женщина тихая и замкнутая, живет с дочерью. Кассир Хэлен Уайт — молодая оторва, как ее вообще взяли на такую ответственную должность. Училась плохо, зато с парнями крутила и старше, и младше себя. У них вся семья такая, не пойми что. Отец то появится, то пропадет, мать ходит в мини-юбке и такая тощая, какими нормальные люди не бывают. Второй кассир Питер Кертис, кудрявый такой, умненький мальчик, хорошо понимает в компьютерах. Ему бы в колледж, но, видно, денег в семье не нашлось, у него ещё две младших сестры, вот он и работает в банке. Управляющий Сэмюэл Хоппс тоже довольно молодой, лет сорок, приезжий. С виду человек неприятный, одевается с претензией, шелковые рубашки, машина желтая — ну, понимаете, что за тип. Одинок, часто ездит куда-то, может, семья осталась в другом городе. Эскудеро добряк и балагур, с Гудситтом, упокой господи его душу, они друзья всю жизнь были. И семья у него хорошая, и детки. Они, правда, уже все разъехались, тут не живут. Фриас тоже здешний, отца его никто не знает, жили с матерью довольно бедно. Учился средне, но не потому, что был глупее других. Может, не видел причин стараться, если на колледж все равно денег нет. После школы ушел служить, хотел поправить дела семьи. Да только когда он вернулся, мать тяжело заболела и слегла. Если и были какие-то деньги, все ушло на лечение, в феврале она умерла. Говорят, дом перезаложен и вот-вот уйдет банку. 

Выходит, Лукас не преувеличивал, когда говорил про серьезные финансовые проблемы Фриаса, отметил Эйдан.

— Ну и давайте напоследок поговорим про Элизабет Пенн, — предложил он.

Доселе расслабленная мисс Шомер поджала губы: 

— Элизабет, — и замолчала.

— Брат ее мне тоже интересен. 

Мисс Шомер молчала, склонив голову, словно размышляла, стоит ли вообще говорить. 

— Все равно кто-то об этом вам расскажет, — решилась она. — Просто имейте в виду, я вряд ли способна на объективность, у меня с этой семьей особые отношения. Вы знаете, что Дуглас не сын Маргарет Пенн? Нет? Удивлены? Он сын моей сестры, я его тетка. Знаете, как звали его мать? Элизабет. В замужестве Элизабет Пенн. Она была первой женой Фредерика Пенна. Нет, давайте начну ещё раньше. Моя сестра и Маргарет учились вместе в Рэдинг-хилл. Думаю, все учителя, которые помнят те годы, все до единого скажут вам — худшего времени в нашей школе не было. Характер Маргарет в полной мере проявился в старших классах, знаете, там всегда соперничество, а она из тех, кто ни за что не согласится на второе место. Только одно дело выигрывать в учебе, в спорте, а другое — выигрывать внимание мальчиков. С ними у Маргарет не очень ладилось, я уж не знаю подробностей, отчего так, она была довольно красивой, да только главной ее соперницей стала Элизабет. Она была потрясающей красавицей, куда там Маргарет. А ещё умная, тоже с характером, но куда веселее и приятнее в общении. Маргарет же…

— Я знаком с Маргарет Пенн, — кивнул Эйдан. Ещё бы, этим утром она, в два счета заткнув сити-менеджера, превратила заседание городского совета в часовой монолог о том, как следует, по ее мнению, вести работу в должности шерифа, и о том, что Эйдан, конечно, будет назначен, но временно, потому что только соответствие высоким критериям и успех в расследовании, бла-бла-бла... 

— Элизабет была идеалисткой, — продолжила мисс Шомер. — Я тоже, наверное. Мы верили, что главное — это быть хорошим человеком, не испачкать рук. А кредо Маргарет было и есть — на войне все средства хороши. Ее конфликт с Элизабет тлел несколько лет. А в выпускном классе Элизабет начала встречаться с Крисом Хейуортом, президентом класса, мечтой всех девочек школы. И тут такое началось… Знаете, я не удивлена, что Маргарет сейчас сидит в городском совете. Она и в семнадцать лет умела создать армию. Причем даже из тех, кто ее не любил! Подруг у нее было всего две, Лула Голден и Вайолит… как же ее фамилия? Не помню, она давно уехала отсюда. Просто гнева Маргарет и ее мести боялись так, что соглашались исполнять любые приказы. Она ведь ничего не делала своими руками, все-таки дочь адвоката! Папочка у нее тоже был… В общем, все делали пешки, и Маргарет для каждого находила ниточки, за которые можно дергать. Мелкие подлости, гадости, сплетни. Однажды на уроке Элизабет на стул налили кровь. — Тут Эйдан невольно напрягся, но мисс Шомер не заметила, увлеченная рассказом. — Потихоньку, пока она отвечала у доски, а Элизабет не заметила и села. Представляете, какой позор для девушки? И это случай не единственный. Доходило до драк, сжигания шкафчиков, расклеивания по городу картинок с карикатурами… Все в таком духе. Вокруг Элизабет сплотились несколько независимых учеников, но это ведь знаете как? Все равно выигрывает тот, кто бросил грязью, пострадавшему оправдываться бесполезно. И подругам Элизабет тоже крепко доставалось, одна девочка даже сломала ногу, ее столкнули с лестницы. Тогдашний директор повел себя не лучшим образом, он боялся перечить отцу Маргарет, который грозил судом в ответ на любые попытки дисциплинарных воздействий на его дочь. Только к концу года директор понял, что все зашло слишком далеко, собрал родителей пострадавших детей, заручился их согласием и начал принимать жесткие меры. Маргарет и Элизабет были обе лишены права присутствовать на школьном балу. Месяц они кое-как доучились и разъехались по колледжам, все утихло. Но потом они вернулись, и Элизабет вышла замуж за Фредерика Пенна. Вы же знаете, что семья Пеннов в семидесятые строила этот город? Элизабет выиграла ценный приз… Самый ценный. И Маргарет ей этого не простила. 

Она замолчала. Собака громко зевнула, мелькнув розовым языком, и перелегла на другой бок. 

— Что случилось с вашей сестрой? — тихо спросил Эйдан. 

— Она утонула, когда ее сыну было всего несколько месяцев. Разумеется, это сочли несчастным случаем. — Голос мисс Шомер сочился ядом. — Свидетелей не нашлось! А через полгода Пенн женился на Маргарет. О-о-о, она ведь была так добра к нему в его горе. Она так ему помогала! Самоотверженная женщина ухаживала за несчастным сироткой! Видать, за годы в колледже Маргарет поняла, что кроме собственно победы важен ещё и имидж, научилась его себе создавать. Идеальная женщина, идеальная мать. Знаете, когда стало известно, что у Дугласа ДЦП… Прости господи, я злорадствовала! Я говорила — у Господа есть чувство юмора. Поймите, мне жаль мальчика, он мой племянник, я не чудовище, но…

— Я понимаю, — кивнул Эйдан. — Надеялись, что она откусила кусок, который не сможет проглотить. 

— Она смогла, — тускло отозвалась мисс Шомер. — Врачи, методики, няни с опытом реабилитации… Она много сделала для мальчика. Вы видели его? А вы посмотрите! Он сам ходит и хорошо говорит… Он умный мальчик. Учится наравне со здоровыми. Это было почти невозможно… Но она это сделала.

Женщина замолчала, нервные сухие пальцы потирали уголок так и не пригодившегося фотоальбома, собака похрапывала во сне.

— Элизабет умела плавать? — уточнил Эйдан.

От выражения лица мисс Шомер он немедленно почувствовал себя двоешником у доски.

— Разумеется, молодой человек. Это город на озере. Как здесь кто-то, сами подумайте, может не уметь плавать?

Эйдан не видел в этом заявлении логики, но не стал отвлекаться на спор.

— Расскажите мне про дочь Маргарет. Ее назвали Элизабет в честь вашей сестры?

— В память о нашей милой Элизабет, — скривилась мисс Шомер. — Ну конечно! Это такая отвратительная, циничная насмешка… Имя Маргарет подошло бы ей больше. Такая же лживая, жадная и мстительная. 

— Она с кем-то поддерживает близкие отношения?

— Она прекрасно ладит со всеми и всем нравится, будьте уверены. И парнями она крутит куда успешней матери. Только не такая она дура с кем-то здесь затевать серьезные отношения, у этой особы планы другого масштаба, уедет в колледж и не вернется ни за что.

— Думаете, Филипп ей не пара?

— Недостаточно богат, — отрезала мисс Шомер и снова принялась теребить фотоальбом. — И слишком молод, ему ещё нужно учиться и вставать на ноги. Думаете, Элизабет согласна подождать? Ни за что. Она просто найдет вариант получше.

— Как вы считаете, у Дугласа есть проблемы в школе? Его не обижают?

— Ни у кого из детей Маргарет в этом городе не может быть проблем, молодой человек, потому что она обязательно узнает. А если она узнает, она примет меры. — Мисс Шомер так напирала на слово «она», будто хотела, чтобы оно треснуло. 

— А сами они склонны к агрессии?

— Элизабет, возможно. Только она куда хитрее своей матери, до открытых конфликтов не доводит.

— Дуглас — нет?

— Конечно нет. — Глаза мисс Шомер блеснули, будто идея показалась ей забавной. — Иначе бы…

Эйдан подождал продолжения, но его не последовало. Он вопросительно поднял бровь, на что пожилая учительница сделала вид, что не заметила, и поднялась.

— Если вы не против, я бы хотела на этом закончить. 

Эйдан не стал настаивать, выключил диктофон и тепло поблагодарил мисс Шомер за беседу. 

Что ж, думал он, отъезжая от домика задним ходом и бросая прощальный взгляд на худую женщину с очень прямой спиной, от семейства Пенн в этом городе, кажется, никуда не деться.

Жаль, забыл у нее спросить, где тут можно раздобыть ворон.

Беседа в аптеке Барнс оказалась куда менее полезной — из пузатого добродушного толстячка, работавшего в ней, не удалось вытащить ничего внятного. Эйдан решил поначалу, что аптекарь бестолков, но чем дольше с ним общался, тем крепче убеждался, что тот хитрит. Он не хотел давать информацию, и он ее не давал. 

Элвин Миси? Такие миленькие детки! Что-то ещё? Нет, ничего не помню, только славных карапузов, один, знаете, забияка, а второй большой умник! Её сестра? Да, конечно, такая темненькая. Нет, он ничего о ней не знает, она иногда заходит в аптеку Барнс, но всегда молчит. А старика Сьюита он, конечно, знает! Но только в лицо, видел его много раз у бара. Берта Койл, у которой ателье, приходит часто, но покупает что надо и уходит, никаких бесед. Хэлен Уайт он не знает. Может, видел, конечно, но вспомнить не может. Молодая, говорите? Ну, с молодежью он мало общается, они в аптеки теперь ходят редко. Им ведь знаете, что интересней всего? А у нас для этого есть автоматик, вон, видите? Там тесты на беременность, презервативы и прокладки. Очень удобно придумано, а то ведь многие испытывают неловкость при покупке подобных товаров. И Питер Кертис тоже молодой? Ну вот поэтому он его и не знает. Управляющего банка, конечно, видел, он так вызывающе одевается, попробуй его не заметь, но аптеку Барнс он, кажется, считает не подходящей ему по статусу, он никогда сюда не заходил.

Тут у Эйдана закончилось терпение, и он перебил аптекаря вопросом:

— Что, и Фриас никогда не приходил? Может быть, всегда молчал?

Аптекарь расплылся в улыбке, нимало не смущенный, и продолжил тараторить: конечно-конечно, приходил, и часто, у него тяжело болела мать, да только если вы знаете Фриаса, то сами должны понимать, что этот человек болтать не любит, совсем не похож на свою мать, та была женщиной общительной, а уж какая она была красавица в юности, но судьба не сложилась и сын как неродной, внешне ничем мать не напоминает, она была светловолосой и миниатюрной, такая, знаете, куколка, а у него и волосы темные, и рост, и телосложение… Может быть, он похож на отца, но кто знает, кем он был. А мать ему и до плеча не доставала, наверное. Нет-нет, это не намек, не подумайте, Шон ее родной сын, Мартина Фриас прожила тут всю жизнь, все на виду. Но какая удивительная вещь природа, правда? И внешнего сходства нет, и по характеру такой, знаете, мрачный тип. 

Тут Эйдан усмехнулся. Выходит, в Рэдинге два мрачных типа, он и Фриас. Хотя нет, уже один, раз второй покинул город. Эйдан бросил взгляд на часы — при достаточном упорстве Фриас сейчас мог стоять в тоннеле Линкольна под Нью-Йорком. А у полиции как не было ничего, что можно было бы ему предъявить, так и нет. Конечно, на месте преступления полно его отпечатков, но ведь он там долго работал. Подозрительно ли то, что он уехал? Конечно. Но он законопослушно дал показания, ему никаких обвинений не предъявлялось, он ведь даже не свидетель! И значит, волен ехать, куда и когда ему заблагорассудится. Направлялся бы он в Чикаго, можно было бы попросить кого-нибудь из парней — знакомых там у Эйдана хватало — остановить его под благовидным предлогом и заглянуть в багажник, вдруг там пузатая черная сумка с деньгами? Да только если Фриас рванул по Восточному шоссе, значит, Чикаго его не интересует. 

Размышления Эйдана прервал звонок.

— Есть новости, шеф? — весело осведомилась Милли. 

— Нет.

— А у меня аж две! И обе хорошие. Есть новый подозреваемый, нашла я в мотеле одного типчика. У него судимость за грабеж! А я знаете, что вам скажу? Лукас много о себе возомнил, корчит из себя большого умника. Только я думаю, совсем не обязательно грабитель должен быть работником банка. Все отделения примерно одинаковы, уж поверьте. И если у него, к примеру, есть подружка-кассир… А, шеф?

— Подружка это Хелен Уайт? — уточнил Эйдан. 

— Может, и она. Это я ещё узнаю. Но типчик, зачем приехал, объяснить не может, шлялся тут везде… Дело нечисто. 

— Разрабатывай, согласен. А что второе?

— А вторым я вас повеселю! Это вы Лукаса в бар Тощей Бесс отправили?

Эйдан ухмыльнулся.

— Он сам вызвался.

— Ну вы же догадывались, что будет? — Милли хихикнула. — Так оно и вышло! Старуха выперла его на улицу! Ох и смеху было! Жаль, сама не видела, но мне уже двое рассказали!

Как непьющий, Эйдан плохо знал владелицу бара и, когда Лукас вызвался туда сходить, не придал этому особого значения. Теперь он припоминал байки про Тощую Бесс — рыжую и действительно тощую, которая назвала бар своим именем. Она была не так уж стара, не больше шестидесяти, но имя ее, по общему мнению, было производным от «бестия». Говорили, в семидесятые она была «группиз» и объездила полмира с какими-то знаменитостями, то ли «Дип Перпл», то ли «Пинк Флойд», а осела бог знает почему в Рэдинге и уже не один десяток лет держала бар на Бенджамен-роуд. Скрутив рыжие космы в неопрятный хвост, в вечной своей клетчатой рубахе, она сама стояла за стойкой, сама таскала ящики с бутылками и, если что, сама выволакивала на улицу тех, чье присутсвие в баре она считала нежелательным. Не в одиночку, разумеется, при поддержке двух сыновей и револьвера, но так как слышно было только ее, остальное мало замечали. К буйному нраву Бесс прилагались многочисленные странности: она не работала по вторникам, ненавидела воздушные шарики и любила ходить босиком, не пускала в бар шерифа Гудситта и наливала первый стакан строго по своему усмотрению. Ты мог прийти и попросить кофе, но если Бесс считала, что тебе нужна текила, ты получал текилу. И только потом, может быть, кофе. 

А ещё Бесс никогда не разговаривала с неместными. Никогда.

Удивительно, но при всем этом Бесс в городе очень любили. Может быть, не дамы вроде Маргарет Пенн, но все прочие точно. Когда однажды в баре замкнуло проводку и выгорело ползала, десятка два добровольцев неделю занимались ремонтом — бесплатным, но с кормежкой, выпивкой и музыкой от Бесс. Шериф Гудситт был в их числе и любил вспоминать эту историю с ностальгической слезой. Видимо, тогда его в бар ещё пускали. Он говорил, таких людей, как Бесс, больше не делают, и Эйдан в это верил.

Он мысленно отвесил себе затрещину — как он мог забыть про барменшу? С аптекарем время терял…

— Лукас пытался меня к ней отправить, представляете? — продолжала веселиться Милли. — Ну уж нет, я не собираюсь делать его жизнь проще! Если бы он по-хорошему попросил — это одно, а он так нахально...

— Мил, я сам поеду к Бесс. Но ты никому не говори, ладно? 

— Договорились. — Милли хихикнула. — А я продолжу с тем парнем. 

— Встретимся в шесть, подобьем итоги. — Эйдан повесил трубку, покосился на часы. Ему хотелось нагрянуть домой ещё разок, но, кажется, не получалось.

Девушку с розовыми волосами он заметил около парикмахерской, притормозил, разглядывая. Как звали одноклассницу Дугласа, с которой он хотел побеседовать? Бетти? Бесси? Бетси! Точно, и пирсинг в наличии. Эйдан вышел из машины.

Розовые волосы и обильный макияж красоты Бетси не добавляли, скорее неприятно с ее внешностью контрастировали: крупная, рыхлая, с плохой кожей и металлическими шариками в бровях, девушка казалась старше своих лет, но на Эйдана смотрела с живым интересом.

— Вы новый шериф, да?

— Все верно. У меня есть пара вопросов.

— Я не против, только это без толку, — заявила Бетси с дурацким, неловким кокетством. — Я про ограбление ничего не знаю, у меня тренировка была. 

— Не про ограбление — про школу. Присядем? — Эйдан указал на скамейку под тентом кондитерского магазинчика. 

— Ну давайте про школу. — Бетси плюхнулась на скамейку, скрестила ноги. — У нас опять что-то случилось?

— Нам поступило заявление на Дугласа Пенна... 

— Ой, вы серьезно, что ли? Да вы их видели, этих пострадавших? А Дугласа? Что тут обсуждать, я не понимаю? Они просто уроды.

— Вы считаете, Дуглас не виноват?

— Дуглас? — Бетси со страдальческим видом закатила глаза. — Да он не способен даже защищаться, не то что нападать. Его мать такое вытворяет — я бы не потерпела! А он терпит, ему деваться-то некуда. 

— Что вытворяет? Например?

— Вы разве не знаете его мать? Вы что-о-о! Слушайте. — Бетси растопырила пальцы с разноцветными ногтями и начала торжественно загибать один за другим. — Ему запрещено закрывать дверь в комнате, вообще никогда, он даже спит с открытой. Насчет туалета не знаю, но не удивлюсь, если и там нельзя. Она проверяет его комп и телефон. Просто берет и читает! Попробуй не дай, будет тако-о-ой скандал! Она ему покупает одежду. Тут вообще без вариантов, он себе даже трусы купить не имеет права. Она составляет ему расписание, только те предметы, которые она считает нужными. Книги и фильмы покупает только она. Никаких компьютерных игр, конечно. Я могу продолжать сколько хотите, хватит на все пальцы ног и на ваши тоже! Представляете?

— Это Дуглас рассказывал или ты видела своими глазами?

— И он, и другие. Все знают. А сестра его? Вот это я прямо сама видела! Я раньше у них бывала, пока не запретили. Ну, знаете, — она состроила рожицу, — чтобы мы не трахнулись или ещё что. Короче, сестра. Она разбила какую-то херню фарфоровую, у них там весь дом уставлен этой дрянью, смотрит на Дуга и говорит — скажешь маме, что это ты уронил. Я ей — ты не охренела? Это же ты грохнула! А она говорит — нет, он, спорим? В общем, приходит мать, Лиз смотрит на Дуга, а тот молчит. Тогда она сама говорит: «Мама, я случайно разбила». И что вы думаете? Маргарет начинает орать на Дугласа! Он у нее вообще всегда виноват, а Лиззи типа добрая девочка, которая хотела прикрыть своего рукожопого брата. У меня просто челюсть отпала, вот реально. Я бы ни за что не стала такое терпеть!

— А раньше у Дугласа в школе были какие-то проблемы?

— Вроде нет. Он же нормальный. Ну, странный, конечно, с виду, а так ничего. Получше некоторых здоровых.

— То есть раньше его не обижали?

— Не знаю, я не слышала. Да это Лиззи все затеяла. Может, они поссорились или ещё что. Ой, я знаю! Ей, наверное, кто-то сказал, что брат у нее урод. Она же своей башкой думать не умеет, все под других подстраивается. А эти два придурка перед ней на задних лапках пляшут. Думают, если будут хорошо себя вести, она им даст! — Бетси захихикала.

— Фил и Гарсия?

— Конечно! Они по жизни жополизы, очень хотят выбиться в люди. Ну, знаете, чтобы жена с сиськами, большая машина и барбекю по воскресеньям. Перед всеми стелются, противно.

Бетси явно рада была вниманию, болтала об учителях, других учениках, но больше Эйдан ничего интересного для себя не услышал.

Что ж, думал он, усаживаясь в машину, все равно очень удачно он натолкнулся на эту девушку, от нее оказалось куда больше толку, чем от Айзека с его конспирологией про фальшивую инвалидность. 

Бар «Тощая Бесс» стоял чуть поодаль от центра Рэдинга, у моста через ручей, названия которого Эйдан не знал. Может, его и не было. Простое, квадратных форм краснокирпичное здание и внутри было таким же простым: темная стойка, круглые столики, запах пива и жареной картошки. Кажется, Бесс относилась к дизайну интерьеров так же пофигистично, как к собственной внешности, но раз народу даже днем было много, значит, посетителей все устраивало.

При виде Эйдана Бесс забросила полотенце на плечо и уперлась в стойку худыми веснушчатыми руками.

— Как зовут, напомни? 

— Эйдан Хагерт. — Он протянул ей руку и сам удивился, с чего вдруг такая идея пришла ему в голову. Просто чувствовал, что официоза эта женщина не потерпит. — А ты Бесс.

— Вроде того. — Она пожала руку без колебаний, крепко, но коротко. — За разговорами пришел?

— Вроде того. — Эйдан чуть улыбнулся. 

— Ну погоди тогда. — Она выпрямилась и гаркнула: — Алан! Встань за стойку! А ты пошли со мной на кухню, посидишь, пока посуду мою, не люблю без дела болтать. Пить ты все равно не будешь.

— Я на службе. — Эйдан пробрался за хозяйкой на кухню, присел на стул и наблюдал, как она сноровисто засучивает рукава клетчатой рубашки.

— Не поэтому. Ты, я думаю, завязал. — Бесс бросила на него хитрый взгляд. — Не будешь спорить? Ну, молодец. Не люблю, когда врут.

— Почему ты решила, что раньше я пил? — заинтересовался Эйдан.

— А я верю в непьющих полицейских не больше, чем в рай для праведников и ад для грешников. — Бесс притащила к раковине грязную посуду и включила воду. — Все пьют. А раз ты ни разу не заходил в лучший бар города, значит, или пьешь дома, или завязал. 

— Так, может, пью дома? 

— А то я пьющего не опознаю, — фыркнула Бесс. — Кто бы мне дал наливать, что я хочу, если бы я ничего в людях не смыслила, а? Там вон в холодильнике лимонад есть, если вдруг хочешь.

— Спасибо. Ты ведь знаешь, что случилось?

— Знаю, конечно. — Бесс кивнула и рыжая прядь выпала из-за уха. — Завтра похороны Мэтта. 

Эйдан вдруг сообразил, что Гудситта никто никогда не называл по имени. Мэтт. Непривычно. Он потянулся взять полотенце и помочь Бесс вытирать посуду. Ему нравилась эта немолодая особа и нравился заданный ей тон. Было в ней что-то уютное, по-семейному грубоватое. 

— Выходит, ты у нас теперь шериф, а? 

— Временно.

— Ну, мне ты больше Мэтта нравишься! — хохотнула Бесс. — Только Джона Уэйна из себя не строй, ты для этого слишком городской мальчик. А смотреть на тебя куда приятней, чем на старого кабана, который двадцать лет был тут шерифом.

— Ты поэтому его сюда не пускала? Из эстетических соображений? 

— Сюда я его не пускала из любви к старому дураку. Я ему когда ещё сказала — нельзя тебе пить. А он мне — баб трахать больше не могу, так ещё и не пить? Нахрена так жить? — Бесс убрала прядь обратно, капельки воды стекли с ладони по морщинистой веснушчатой коже к локтю. — Я говорю, это твое дело, только я не налью ни капли. Тогда он и повадился к соседям ездить, хитрожопый хрен. Что смотришь? Не так надо говорить про покойного? А ты не переживай. Если что не так, он мне выскажет, как свидимся. Только, думаю, Мэтт доволен своей смертью. Очень уж боялся беспомощной старости. 

— Ты же не веришь в рай и ад, — напомнил Эйдан. 

— Ну да. Людей не поделить на черненьких и беленьких, богу ли не знать. Как здесь все перемешаны, так и там будем. Ладно, давай по делу спрашивай, у меня тут посуды не до потолка. 

— Скажи, Бесс, Фриас мог ограбить банк? 

— Шон? Ты с ним не знаком? А стоило бы, я думаю. — Бесс подмигнула, Эйдан не понял ее намек, но в лице не дрогнул. — Ну раз не знаком, я расскажу. Мартина Фриас была алкоголичкой, настоящей, запойной алкоголичкой. Представь, каково лет в двенадцать тащить пьяную мать домой? Лужи за ней подтирать, в чистое одевать? Представил? Первые пару лет я ей не наливала, надеялась, что одумается, а потом начала. Да! Наливала, и побольше, думала — упейся и сдохни наконец, тварь ненужная. Дома жрать нечего, грязища, мальчишка много нахозяйствует? Не мать, а камень на шее. 

— Лучше, чем никакой, — возразил Эйдан. 

— Ничем не лучше! Я бы его к себе взяла, два шалопая в доме или три — разницы нет. Шон хороший мальчишка, такому дай шанс, толк будет. Так ты знаешь, шанс выпал, Мартина нашла себе мужика, такого же забулдыгу. С Шоном они не поладили, и она сына из дома выгнала, ему лет шестнадцать было. Тут я его сразу к себе, школу он закончил, и я говорю — вали. Уезжай отсюда и живи своей жизнью, тут тебе ничего не светит. Он послушался, ушел в армию, чтобы на учебу себе заработать. Знаешь, как я рада была? А потом эта сучка заболела, мужик ее слинял, она давай сыночка звать. 

— И он приехал, — кивнул Эйдан.

— Приехал. А теперь скажи, этот человек вообще умеет о себе думать? Понимает свою выгоду? Если бы он был способен грабить банки, он бы в таком дерьме, как сейчас, не оказался бы.

И припечатала сказанное стопкой тарелок, которую выставила на стол. Эйдан взял верхнюю и принялся вытирать.

— Ладно, а Хелен Уайт?

— Эта запросто, там вся семейка оторви да выбрось. Только я никого рядом с ней умного припомнить не могу. Ну, может, нашла где.

— С приезжими в последнее время она не крутила?

— Никто приезжий мимо нее не прошел, будь уверен. Двадцать баксов или ужин. 

— А Питер Кертис, второй кассир, умный?

— Молодой-кудрявенький? Не та порода. Он в глаза смотреть боится, какие ему банки.

— Сговорился с кем-то?

— Ты же сам сказал, что умный! — рассердилась Бесс. — А умные знают, что ни на кого положиться нельзя, все надо делать самому. Ну, про кого ещё интересно?

— Про Элизабет Пенн, — признался Эйдан. 

Тут Бесс вздохнула, отняла у него полотенце и вытерла руки. 

— Про младшую? Про нее ничего сказать не могу. С виду ангел, только знаю я таких. Ну и мать ее, сам понимаешь, какие яблочки от такой породы. Хотя Элизабет она любит, Дугласу куда меньше повезло.

— Потому что он ей не родной?

— Потому что он ее неудача.

— Как это? Мне говорили, без ее усилий он бы сейчас слюни пускал в инвалидном кресле, а он наравне со здоровыми учится в школе…

— Это правда. Только он все равно инвалид. Он неудача, которую она попыталась завернуть в красивый фантик, а суть-то не изменилась. У Маргарет должно быть все лучшее! И если инвалид, то Стивен Хокинг! А он всего лишь мальчик. Обычный мальчик, который подволакивает ногу, криво улыбается и вот так держит руку. — Бесс показала, как именно. — То ли дело Элизабет! Улучшенная версия самой Маргарет. Она и красивей, и умнее. Далеко пойдет.

— А что ты можешь сказать про первую Элизабет Пенн?

Бесс плюхнулась на стул напротив Эйдана, вытянула из кармана мятую пачку сигарет и зажигалку. Он отметил, что ему она даже не предложила. 

— Уж не грымзу ли Шомер ты наслушался? — Бесс закурила, выпустила дым в потолок. Когда-то это наверняка смотрелось эффектно, теперь же на дряблой шее натянутыми веревками выступили тяжи и стало видно глубокую складку под подбородком, но Эйдан никакой неловкости почему-то не испытал. Видимо, потому что саму Бесс ничего не смущало. — А, не отвечай, кто ещё об этом помнит. Я тебе так скажу, там тоже черненьких и беленьких не было. Прям по Шекспиру, всем досталось. Со смертью история вышла мутная, конечно, только и сама Элизабет была такой.

— То есть?

— Она последний год на чем-то сидела. Уж я разбираюсь, ты поверь. Сидела плотно, но хорошо скрывала. 

— Беременная тоже?

Бесс кивнула и выпустила колечко дыма. 

— Так что вряд ли мы когда-нибудь узнаем, чем кончилась история Мэгги и Лиззи. И кто в итоге выиграл. — Она щелчком сбила пепел с сигареты и сощурилась: — А знаешь, Эйдан, мыслишь ты верно, у меня тоже ощущение, что эта история — дело рук кого-то из молодых. Есть в ней что-то киношное, такое, знаешь, вертел я вас всех на понятном месте. Кто-то считает себя самым умным, а?

Эйдан кивнул.

— А все, кто считает себя самыми умными, не очень-то умны, — продолжала Бесс. — Нужно просто слушать… Они всегда себя выдают. Им хочется покрасоваться.

— Если ты что-то услышишь, ты дашь мне знать?

Бесс задумалась.

— Наверное, не стала бы, я в воины света не записывалась. И банк мне ни капельки не жалко. Но раз теперь за мной приглядывают, — она ткнула пальцем вверх, — куда деваться. Скажу.

— Эй, тормозни!

Эйдан остановился около машины, разглядывая бармена, который выскочил за ним на крыльцо. Рыжие волосы, клетчатая рубашка повязана на бедрах — не сын ли Бесс?

— Алан. — Бармен протянул густо татуированную руку.

— Эйдан Хагерт. — Он кивнул на «харлей», сияющий на солнце: — Твой?

— Ну! — Алан достал сигареты, сложил веснушчатые ладони лодочкой, закуривая. — Только у нас с Томми Ли такие. Я слышал, вы Шона подозреваете?

Эйдан пожал плечами.

— Ну понятно. — Алан поморщился. — Заебись детектив, крайними будут охранники. Или Эскудеро типа ни при чем, потому что у него дом не заложен?

— Мы рассматриваем все версии.

— Ну понятно, — повторил Алан. — Вот я не знаю, что ты за человек, шериф, что там у тебя в башке, это на морде не написано. А Шон мне как брат, ясно? Я его всю жизнь знаю. И вот скажи, а хули ты меня не подозреваешь? А? Типа я решил подкинуть брату бабла, выручить, как тебе такое?

Эйдан поднял лицо к солнцу, жмурясь, потом кивнул.

— Хорошая версия. Есть ещё?

— Да сколько хочешь! Эскудеро к букмекерам мотается чаще, чем на работу. Уайты все ебанутые, мать наркоша, отец алкаш. А этот, с желтой машиной? Она дохера стоит, чтоб ты знал. Старший Марготов вообще сидел за ограбление магазина...

— А Томми Ли? — Эйдан понятия не имел, кто это, спросил наугад.

— А Томми Ли, ленивая жопа, на прошлой неделе сломал ногу и целыми днями играет в стрелялки, — проворчал Алан, резко потеряв запал. 

Эйдан протянул ему визитку:

— Спасибо, много полезной информации. Если ещё что-то придет в голову, заскочи в участок или позвони, хорошо?

— А чо нет. — Алан сунул визитку в задний карман, затоптал окурок и вскинул руку, прощаясь.

Черт побери, какая же тяжелая это работа — разговаривать с людьми. Эйдан забрался в машину и какое-то время просто сидел в тишине.

А ведь это только начало.

 

Уже темнело, когда он отъехал от полицейского участка. Дождь перестал скромничать и лил вовсю, дворники мелькали, размазывая по лобовому стеклу свет фонарей. Под правый что-то попало, чистил он плохо, но у Эйдана не было ни сил, ни желания выбираться наружу. Он не на трассе, он едет домой, а туда он доберется и вслепую. 

От проведенного собрания и информации, которую Лукас, Милли и Эйдан выложили на нем, осталось тягостное впечатление: у них по-прежнему не было ничего, ни единой зацепочки. Лукас настаивал на версии с Фриасом, кажется, из одного упрямства. Милли примерно из тех же побуждений доказывала причастность Криса Хобли, которого неведомо зачем занесло в Рэдинг. Правда, машина его была серебристым хэтчбеком, а сам Крис накануне крепко нажрался, и в половине третьего ночи хозяин мотеля угрожал ему полицией, если не угомонится, так что вряд ли в час дня он способен был действовать четко и быстро. К тому же зачем он остался в городе после ограбления? Кроме обитателей мотелей, Милли пыталась проверить охотников и туристов, прибывших в город ради озерных красот и охоты, но Маргарет Пенн сразу запретила беспокоить отдыхающих и создавать у них негативное впечатление о Рэдинге, потом это же требование высказал Джеколсон. Их можно было понять: благополучие города здорово зависело от туризма. А бизнес Пеннов — особенно.

Но других версий просто не было. Эйдан отправил Лукаса к Уайтам, предварительно заставив признать, что с предыдущей задачей — беседой с Тощей Бесс — он не справился, и пожелав ему успехов в освоении основных полицейских навыков, чем немного отвел душу, но ни на какой результат, кроме мести Лукаса при первом же удобном случае, он не рассчитывал. 

Эскудеро беспробудно пил. Старший Марготов, которого упомянул Алан, имел крепкое алиби, он во время ограбления красил церковный забор с двумя другими прихожанами, Эйдан сам его видел. Управляющий банка, столь нелюбимый в Рэдинге, не имел никаких видимых проблем, ухватить его было не за что. Подумаешь, семья в одном городе, работа в другом. Это не преступление.

А ещё Лорен снова пыталась присутствовать на собрании, и у Эйдана закралось подозрение, что это неспроста. Уж не попросил ли ее кто-то присматривать за шерифом-новичком? Не начинается ли имя этого «кого-то» на М, а фамилия на П?

Через дорогу метнулся здоровенный белый пес, Эйдан резко затормозил. Чертов старик Свенсон, опять выпускает свое чудовище гулять по ночам!

Собака. 

Эйдан нахмурился. Если у него по дому ночью ходила настоящая собака, она наверняка оставила какие-то следы. Пусть не буквально отпечатки лап, но, например, шерсть. Нужно будет посмотреть и определиться хоть с этим вопросом. А кровь… Эйдан попытался вспомнить, нет ли в гараже газовой горелки. Кажется, была. 

Смыть ничего уже не получится, это ясно. Пропитались доски пола, перекрытия... Что ж, придется сжечь. Он не собирается отвечать за чужие грехи, ему своих достаточно.

Перед поворотом к своему дому Эйдан притормозил, выключил фары и скатился на обочину, к почтовому ящику с жестяной птичкой авторства Дестини. Если в его доме кто-то хозяйничает, слишком много чести предупреждать его о своем прибытии.

Он достал с заднего сиденья куртку, запер машину и отправился к дому пешком не по асфальту, освещенному фонарями, а по лесной дорожке. Глаза привыкли к темноте довольно быстро, толстый слой хвои глушил шаги и спасал от грязи. Эйдан глубоко вдохнул — густо пахло соснами и осенью, дождь почти не было слышно за шумом ветвей, поскрипыванием стволов. Сегодня надо будет обязательно выспаться, думал он. Прекратить это безобразие и выспаться. Это его дом. 

Он сунул руки в карманы и прибавил шагу: до озера около полумили, а там немного пройти вдоль берега — и он на месте. 

Когда впереди появился просвет, Эйдан переложил пистолет из кобуры в руку.

Тут, на открытом пространстве, дождь был злее, ветер сильнее и волны коротко шипели, кидаясь на берег. Эйдан протер лицо рукавом и посмотрел на дом. Ни огонька. Светло-серые стены, тусклый блеск темных окон, торчащий зуб каминной трубы.

Мысль о растопленном камине показалась заманчивой, но Эйдан представил себе, как долго придется добиваться результата, и отказался от этой мысли. Он слишком устал, горячий душ — это все, на что он сейчас способен. 

Эйдан тихо поднялся на заднюю веранду, щелкнул замком, быстро вошел и закрыл за собой дверь.

После ночной свежести тут особенно сильно ощущалась спертая вонь вроде помоечной, но было очень тихо. Множество окон не оставляло темноте шансов, все было таким же серым, как снаружи. Эйдан сбросил мокрую обувь и осторожно обошел дом — сначала мансарду, потом гостиную и кухню, свою спальню с ванной и гардеробной. Заглянул в гостевой туалет, прачечную, шкафы, гараж, проверил, заперт ли подвал. Что ж, кажется, ничего не изменилось. Кровь совсем засохла, это хорошо, надо будет ее соскоблить перед обжигом — горелая, она отвратительно пахнет.

Эйдан убрал пистолет в кобуру и вздохнул. Очень хотелось спать, но пока этого нельзя было себе позволить. Нельзя было даже сесть на диван, который так и манил. Сядешь — и все, проснешься только утром. Нет-нет, сначала дело. 

Эйдан притащил из гаража стремянку и горелку, проверил, заправлена ли. Прикинул фронт работ: сначала соскрести кровь, сколько получится, потом опалить полы и как следует прожечь щель между половицами, через которую протекло со второго этажа. Ещё нужно налить в ведра воды, обложить кровавые пятна мокрыми полотенцами, чтобы не спалить дом… Ах да, переодеться.

Эйдан с тоской посмотрел на потолок. Проклятье, он провозится всю ночь. А какая будет вонь! Может, встать пораньше и сделать с утра? Нет, нельзя, увидят дым, вызовут пожарных, вот это будет весело.

Оттягивая неприятное, Эйдан не спеша переоделся в старые джинсы и рубашку. 

Ладно, сейчас он включит свет, откроет окна и быстро все сделает. На улице ветер, комнату просквозит, ничего страшного. Гораздо страшнее будет, если завтра сюда явятся криминалисты…

Эйдан выбрал на кухне нож, какой похуже, принес совок и два рулона бумажных полотенец, снова постоял. Он хотел спать, просто пойти лечь и уснуть. Но не мог себе позволить. 

Ладно, сейчас он сходит и наберет воды.

Эйдан внес два ведра в туалет и остановился на входе. С минуту он стоял, уставившись перед собой: туалетная бумага стояла слева от унитаза. Эйдан опустился прямо на пол, не сводя глаз с бледно-желтого рулончика. Шевельнул рукой, проверяя, не ошибся ли. Нет, действительно стоит не с той стороны. Эйдан зажмурился.

Он не был педантом, просто старался всегда класть вещи точно на то место, где взял. Это ведь лучше, чем искать их по дому. Намного удобнее, когда известно, что телефон ночью лежит между подушками, его любимая вилка в ящике слева, молоко на нижней полке. А туалетная бумага стоит справа от унитаза, потому что Эйдан правша.

Горло сжалось, плечи окаменели. 

Безмятежный желтый рулончик подвел черту под звонками, собаками, перьями и лужами крови. Последнее, что Эйдан помнил, это грохот сердца в ушах, моментально промокшую на спине рубашку и крик, с которым он бросился раздирать эту бумагу в клочья.

Эйдан пришел в себя на берегу озера, от холода его трясло, саднило горло. Он обернулся на дом — вон он, ярдов двести, не так уж далеко он убежал. Проклятье… Может, вернуться к машине и поспать в ней? Так ведь ключи в куртке, а куртка дома. 

Сердце все ещё трепыхалось, от подмышек разило потом, болела нога — кажется, он поранился, пока бежал. Эйдан запрокинул голову, подставляя лицо под струи дождя. Надо успокоиться… Он не справится, если не успокоится. Он уже не справляется… Как он мог потерять контроль?

Эйдан крепко растер лицо, помахал руками. Он не позволит над собой издеваться. Он возьмет ситуацию в свои руки. 

Трусцой Эйдан припустил обратно в дом. Там тепло, там душ, там пистолет!

Черт с ним, с пятном, главное, удержать ситуацию под контролем, никакой больше паники!

Разгоряченный бегом, он взбежал по ступенькам. Черт побери, похоже, он разбил на задней двери стекло. Что ж, сам разбил, сам починит. Эйдан запер за собой дверь и осмотрел больную ногу. Ну точно, он об осколок порезался, вот что случилось. Ладно, не так уж сильно. А вот промерз он здорово.

Отряхнув руки от песка, Эйдан похромал к ванной. Сейчас он вымоется, обработает рану и поспит хотя бы шесть часов. Все остальное потом. 

Так бы и вышло, не откройся в этот миг дверь в подвал и не шагни из нее навстречу громадная в полутьме фигура.

Эйдан замер всего на миг. Всего миг, чтобы сгруппироваться и броситься вперед. Весь ужас, все непонимание и беспомощность последних дней прорвалось чистой, звенящей яростью. Перед ним наконец-то был враг, вот он, бери готовенького, пусть он ответит! Увернувшись от кулака, Эйдан ударил сам, вкладываясь всей массой, всей злостью. Рубанул ребром ладони под ухо, двинул коленом живот, но уже не так успешно, вскользь, противник оказался ловким. Увлекшись попытками закрепить успех, пропустил удар, голова мотнулась и так приложилась о стену, что на мгновение в мире воцарилась боль и темнота, но врезавшийся в грудь кулак вернул его из небытия, хоть и лишил дыхания. Кашляя, Эйдан поймал напавшего за руку, рванул на себя, заехал кулаком под ребра и уже почти схватил валявшийся на полу нож, но от пинка под ребра отлетел к столу, сшибая стулья. Противник кинулся к нему, чтобы не дать подняться — черта с два! Получил в голень и упал на колени. Тело Эйдана горело от восторга, от простой и понятной ярости, оно хотело убивать, и он не собирался его сдерживать. Это его дом! И отлично, что нападавший оказался сильным противником и умел драться. Эйдан выдаст ему все, что он заслужил! Вывернувшись из захвата, он крутанулся на спине и ударил двумя ногами разом. От вопля и грохота упавшего тела дрогнул дом. Эйдан быстро содрал с кресла накидку, набросил сверху и после короткой борьбы смог кое-как спеленать человека поперек туловища, прижав ему обе руки. Задыхаясь, протащил тяжеленную брыкающуюся тушу к лестнице в подвал и столкнул вниз. 

Захлопнул дверь, запер и привалился для надежности спиной. Сердце разрывало грудь, в ушах звенело и адски саднили кулаки, но душа пела. Он победил! Победа!!! Все кончено!

Только минут через десять он со стоном поднялся, добрался до раковины на кухне и долго пил прямо из-под крана. 

Вот так. 

Он победил.

Отряхнувшись, Эйдан похромал в спальню, где на кровати валялась его форма и кобура. Первое пусть валяется дальше, а вот второе...

С пистолетом и наручниками он распахнул дверь подвала, щелкнула, включаясь, лампа, и желтоватый свет залил помещение.

В самом низу лестницы на полуразмотанном покрывале неподвижно лежал Шон Фриас. 

Эйдан был настолько ошарашен этим зрелищем, что какое-то время просто моргал. Может, он ошибся? Волосы в беспорядке, густая щетина… Фриас или нет? Эйдан видел его пару раз, здоровались кивком, не более того, людей такого типа не больно поразглядываешь, высокий и чуть сутулый как все сильные люди, при встрече он никакого дружелюбия не демонстрировал, только зыркал исподлобья. Кажется, похож: волосы темные, виски подбриты, короткий нос с широкой переносицей, крупный, четко очерченный рот… Эйдан осторожно, опасаясь ловушки, прижал пальцы к артерии на шее. 

Живой.

Эйдан вздохнул с облегчением и, не теряя времени, сковал Шону руки наручниками. Подхватил под мышки и оттащил вглубь, туда, где стоял старый, оставшийся от прежних хозяев диван. Может, он и коротковат для этого бугая, зато рядом труба, к которой его можно приковать.

Теперь, когда адреналин схлынул и усталость снова о себе напомнила, затащить Фриаса на диван оказалось непросто, но в конце концов Эйдану это удалось. Наручники звякнули о трубу. Вот так, порядок. Попутно он ощупывал ноги, руки — вроде все цело. А вот на голове здоровенная шишка. Решив, что смерть подозреваемого ему ни к чему, Эйдан принес пакет замороженной фасоли и приложил к отбитом месту.

Сел рядом отдышаться, привалился к мягкому диванному боку. 

Ему бы тоже не помешало немного заботы. Приложить холодное к ушибам, смыть кровь… Ногу промыть и заклеить... Покормить… А ещё бы горячий душ…

Эйдан уснул, уронив голову на затертую коричневую обивку. 

Он проснулся в темноте от холода и монотонного скрежета металла о металл и не сразу понял, что это за звук. 

Фриас пытался высвободить руку, вот что. 

Потом скрежет прекратился и звуки стали другими. От понимания, что он теперь слышит, Эйдан окаменел.

Шон плакал. Тихо, зажимая себе рот рукой.

Эйдан старался не дышать, чтобы ничем себя не выдать. Ему было страшно неловко за то, что он это слышит. Мужчина не должен плакать. Мужчины не плачут. 

Нет, не так! Злодеи не плачут, как дети в темноте. Эйдан не знал, что они делают, но они не должны вот так…

Шон затих. Услышал его? Или просто устал?

Эйдан осторожно пошевелился и зашипел: рука и нога затекли, все тело обдало жгучей болью.

— Кто здесь? — тихо спросил Шон. Голос у него оказался низким, сильным, и Эйдан подумал, не был ли он и в самом деле сержантом. Им такие голоса по должности положены.

Морщась, Эйдан кое-как поднялся, и датчик движения сработал, включился свет. Оба зажмурились, закрылись одной рукой — Шон той, что не прикована, Эйдан той, что не занемела и не повисла поленом.

Привыкли к свету, посмотрели друг на друга. 

— Шон Фриас? — спросил Эйдан.

— Да. — Шон не кивнул, просто смотрел в упор. — А ты помощник Мэтта. 

— Эйдан Хагерт. 

Шон закрыл глаза. 

— Ты… как? Нормально? — уточнил Эйдан. 

— А не видно? — не открывая глаз, равнодушно отозвался Шон. — Отлично.

Эйдану хотелось сказать «сам виноват», но было в этом что-то недостойное. Побежденных не пинают. 

— Мне нужно помыться и поспать, — сказал он вслух. — Ты побудешь здесь. Завтра разберемся.

Шон открыл глаза. 

— Сообщишь своим? 

— А нахрена ты на меня кинулся? И вообще приперся? Что ты хотел за все эти свои подвиги? Благодарность и фото с мэром? — взорвался Эйдан. — На что рассчитывал?

Шон молча смотрел на него какое-то время, потом закрыл глаза.

— Я не кидался, — тихо сказал он. — Ты убежал, я вышел посмотреть, что произошло. И тут ты вернулся. 

— Ты первый ударил!

— Потому что ты бросился на меня.

Эйдан постарался припомнить начало драки. Ну да, Шон оставался на месте, это он к нему подлетел. 

— Ты влез в мой дом! — этот аргумент был неопровержим, и Шон смолчал. — Нахрена ты все это устроил? Просто скажи! К чему этот гребаный театр? Что за собаки, кровь эта… птицы... Что за хуйня???

Шон смотрел на него напряженно, кажется, он решил, что у Эйдана с головой не очень-то хорошо, и он теперь не знал, чего от него ждать. Ну понятно, что можно подумать о человеке, который ни с того ни с сего начинает орать в туалете и бежит босиком из собственного дома. Эйдан сжал зубы и отвернулся. Так ведь он того и добивался, разве нет? Чего ж не рад?

— Кровь была до меня, — после долго молчания сказал Шон. — Про собак ничего не знаю.

— Что значит — до тебя? Как раз прошлой ночью она появилась!

— Прошлой ночью я был дома. 

— Знаешь, я не собираюсь стоять тут посреди ночи и слушать твои отмазки. Мне на самом деле похуй, зачем ты это устроил. Может, ты просто псих. Мне похуй! Я иду спать! И мыться! И жить своей нормальной, мать ее, жизнью! 

Шон молчал. 

Эйдан вышел, запер дверь и пошел сбывать свои мечты. Хоть часть этой проклятой ночи он проведет так, как ему хочется.

Именно ему.

Телефон звонил, звонил и звонил.

Эйдан вслепую шевельнул рукой, пытаясь его нащупать, и застонал: распухшие пальцы не гнулись и адски болели. Проклятье… Надо как-то… Левой. 

Он с трудом повернулся и наконец ткнул пальцем в экран.

— Шеф! — Звонкий голос Милли вонзился в мозг зазубренной иглой. — Мы вас потеряли! Вы где там, у вас все нормально? 

— Конечно, — попытался сказать Эйдан, но голоса не было. Он закашлялся, постучал себя кулаком в грудь и тут же об этом пожалел. Господи боже, как он сегодня будет жить? Он не способен шевелиться… И говорить!

— Шеф? — озадачилась Милли. — Все нормально?

— Слушай, — просипел он. — Я, кажется, заболел… Проклятье…

— Ого! Это очень вовремя! Давайте я попрошу кого-то из врачей к вам зайти? Мне приехать? 

— Нет, погоди… — Эйдан потер лоб, мучительно соображая. У него в подвале Фриас. Он сам поговорит с ним, только сам, Лукас такого подарка не дождется. И Милли он Фриаса тоже не отдаст, какой от нее толк. Сначала он сам все поймет. Эйдан откинулся на подушки. — Давай врача. Старого Мортисона. Я перезвоню. Ты… поговори с Эскудеро насчет Фриаса, сама поговори. А Лукас пусть…

— Лукас уехал на Восточное, там авария.

— Вот и… пусть. Я позвоню. 

— Выздоравливайте, шеф! Ой, слушайте, сегодня же похороны Гудситта!

Эйдан закрыл глаза. 

— Во сколько?

— В два. Но прощание начали в девять, там уже...

— Я буду. — Эйдан нажал отбой и осторожно вздохнул. В груди болело. Болело вообще все.

Шипя, матерясь и морщась, он слез с кровати, добрался до ванной и встал перед зеркалом, мрачно оглядывая синяки и ссадины. 

Что ж, физиономия цела, это уже хорошо, иначе черт его знает, как бы он объяснял, откуда они взялись. Пришлось бы что-то придумывать, раз про Шона он пока никому говорить не хочет. Да и кому говорить? Милли? Или этому уэстонскому оленю? Ну уж нет, слишком много в этой истории странного, сначала он должен сам понять, что тут происходит. Взять, например, надпись «Убийца»: одно дело, если это попытка повесить на него чье-то преступление или идиотский розыгрыш. А если все-таки нет? Что, если это привет из прошлого? Да, ему казалось, что никто не может знать. Но в таких вещах никогда нельзя быть уверенным.

Нога распухла, ходить получалось с трудом. Эйдан уперся одной рукой в стену за унитазом, чтобы хоть на время разгрузить травмированную конечность. Тут-то его и догнала мысль о том, что увидит доктор Мортисон в его гостиной, когда явится проведать больного. Черт, черт!

Кое-как завершив дела в ванной, Эйдан потащился к кровати, где оставил телефон, дозвонился до Милли и как мог убедительней прошептал, что с утра переоценил серьезность ситуации, ничего страшного, он вполне способен съездить к врачу. Да, болит горло, только и всего. Ничего особенного, он не лежачий больной и сам заедет к Мортисону.

Вот так, вопрос решен. Но что, если Милли все же явится? Эйдан сунул пистолет за пояс и поковылял в гараж. У него появилась идея.

Через каких-то полчаса гостиная преобразилась. Эйдан пришпилил полиэтиленовую пленку, оставшуюся после ремонта, к потолочной балке, отсекая этой импровизированной шторой гостиную от кухни и взглядов посторонних. На входе поставил ведра, накидал тряпок поверх бурого пятна, бросил на пол пару инструментов, а на потолок приколотил лист пластика. Легенда — у него протекла труба, пришлось срочно затеять ремонт.

Поначалу малейшее движение причиняло такую боль, что хотелось бросить все, лечь и умереть. Но постепенно опухшие, затекшие части тела разогрелись, Эйдан повеселел и теперь смотрел на итог своей работы не без удовольствия. Немного времени выиграет и от случайностей подстрахуется, разве он не молодец, что такое придумал?

Вот теперь можно было заняться Шоном. И надеяться, что тот не зассал и не облевал диван, все-таки головой он хорошо приложился, а Эйдан был совсем никакой и не догадался ему хотя бы бутылку оставить для туалетных нужд. 

Впрочем, совесть его не мучила. Было бы кого жалеть. 

Приступим!

Эйдан отпер дверь в подвал, быстро подошел к дивану и остановился. Шон сидел к  нему боком, пристегнутая рука не позволяла ему повернуться, смотрел внимательно, но не отшатнулся и никакого защитного движения не сделал. Надо же. 

Эйдан помолчал, разглядывая своего мучителя. Скорее всего, моложе тридцати, если вычесть щетину и изможденный вид. Лицо и руки грязные, серая униформа вся перемазана и порвана, в дыре на колене видно большую, уже побуревшую ссадину. Обувь в таком состоянии, что не очень понятно, какой она была. На обоих запястьях следы, которые трудно с чем-то спутать: руки были связаны веревкой, либо сильно, либо долго. 

Проклятье, пока что Шон создавал новые вопросы, а не отвечал на существующие. Почему он в форменной одежде? Где куртка, ведь на дворе октябрь? Где какие-то личные вещи, сумка, рюкзак? Кто его связывал? 

Да, и где пакет фасоли? А, вот он, под диваном валяется пустой. То есть Шон уже немного подкрепился.

Эйдан переложил пистолет в руку, дернул наручники по трубе вперед, заставляя пленника согнуться, и отстегнул. Показал кивком головы — на выход. 

Шон тяжело поднялся. Эйдан вспомнил, каково ему самому было спросонья, и не смог отказать себе в злорадстве. Этот ещё и повернуться толком не мог, наверняка о-о-очень неприятно. Впрочем, Шон молчал, только дышал тяжело и неровно.

Эйдан жестом показал на выход и пошел за пленником следом, не расслабляясь ни на секунду. Может, Фриасу сейчас и не сладко, но попытаться напасть он все равно способен.

Эйдан указал на туалет, Шон кивнул, вошел и замер. Эйдан запоздало сообразил, что после его вчерашнего приступа паники там наверняка погром. Ну, не в положении некоторых привередничать!

— Помыться можно? — спросил Шон. 

Эйдан покачал головой, отказывая. Мало ли что он хочет смыть. Или задумал что-то. Нет, сначала нужно разобраться.

Ногой придержав дверь, Эйдан кивнул на унитаз, в котором плавали клочья желтой бумаги и зубная щетка, дождался, пока Шон облегчится, разрешил вымыть руки. А вот теперь можно было надеть на него наручники.

Обратно возвращались спокойней. Кажется, Шон был удивлен, что его ведут в подвал, а не в гараж или на улицу, он крутил головой, осматриваясь, но молчал, только попросил пристегнуть за другую руку. Наручники на израненных запястьях наверняка доставляли много проблем, но Эйдан напомнил себе, что этот человек сделал и что, возможно, планировал, и щелкнул замком. Покончив с этим, похромал на кухню за бутылкой воды и парой кусков хлеба с ветчиной. Хоть пленник и мудак, а кормить его надо, такой бугай на зеленой фасоли ноги протянет. Сам Эйдан решил ограничиться кофе, на первое время хватит, а потом он спокойно позавтракает в «Синем гусе». Нет, не потому, что поедет к доктору, об этом речи быть не может, доктор наверняка захочет его осмотреть, и свежие синяки не останутся незамеченными. Но сегодня должны быть готовы результаты криминалистических экспертиз. Вдруг случится чудо и в них найдется что-то полезное? Хоть что-то? 

Шон спокойно взял свой завтрак, сказал спасибо. Он не выглядел ни подавленным, ни испуганным, и Эйдана это несколько озадачило. Может, психически нездоров? Или не хочет его радовать своим жалким положением?

Он подирижировал рукой, мол, валяй, рассказывай, но Шон только головой качнул.

— Нет, — сказал он и откусил от бутерброда большой кусок. Эйдану пришлось подождать, пока он прожует и продолжит: — Здесь я говорить не буду. Ты должен допрашивать меня в участке, а не в своем подвале

Эйдан подождал немного, прихлебывая кофе, но Шон был безмятежен. Он с аппетитом доел завтрак, запил водой, бутылку поставил на диван и сидел теперь, всем своим видом показывая, что ничего больше делать не намерен. 

Эйдан представил себе, как он засипит, пытаясь быть суровым, и как комично это будет выглядеть. Черта с два он станет веселить этого придурка! Не хочет говорить? Ничего, пусть посидит до вечера!

Эйдан поднялся с табуретки, отодвинул ее к стене, чтобы Шон не дотянулся, и неспешно вышел. 

Будто это первый парень, который строит из себя крутого! Эйдан повидал их столько, что со счету сбился. Это всегда вопрос времени, только времени. А ему, Эйдану, спешить некуда. Никто теперь не будет трепать ему нервы, и он может спокойно заниматься расследованием ограбления. Подозревал ли он Шона в этом преступлении? Скорее, нет. Но у него были к Шону другие вопросы, да и вообще сбрасывать со счетов его пока было рано, больно уж странный тип.

Нет, ну зачем ему это все было нужно?!

Дорога к машине Эйдана здорово измучила: втиснутая в ботинок распухшая и забинтованная нога болела сильнее, и каждый камушек, каждая веточка, попавшая под подошву, простреливали аж до колена. Прошагай так полмили! Но прошагал, куда деваться. 

Рухнул на сиденье и какое-то время приходил в себя, тупо таращась в лобовое стекло. Мир вокруг уже не помнил о вчерашнем ненастье — листва просвечивала на солнце зеленью, небо синело во всю ширь, по стволам сновали, играя, белки. Когда в чей-то день рождения выглядывало солнце, мать Эйдана говорила, что Господь этого человека любит. А если распогодилось в день похорон, тогда как? Не спросил…

Эйдан посмотрел на часы и решил, что сначала завтрак, потом он поработает в участке, а в час дня надо будет вернуться домой и переодеться к похоронам. Эйдан предпочитал видеть перспективу хотя бы на полдня вперед. Сонный Рэдинг когда-то тем его и купил — здесь можно было строить планы и им следовать. 

Но не в этот день.

Разумеется, его заметили, стоило подъехать к «Синему гусю»: сначала Лорен подбежала спросить, как теперь держать с ним связь, потом Милли приветственно замахала в окно, после чего перешла на бурную жестикуляцию, из которой Эйдан мало понял, но заподозрил, что она означает: «Мы с Лукасом тебя здесь ждем». Диспетчеру Эйдан написал на листке блокнота «СМС», Милли кивнул и зашел в кафе. Голодным он работать не будет. 

За его любимым столиком сидел шериф Пайнс — прямой и жесткий. В косом свете осеннего утра казалось, что морщины на его загорелом лице прорисовали карандашом. Форма отутюжена до графичной остроты складок, черная лента на шляпе — шериф приехал на похороны друга. 

Пайнс кивнул сдержанно, но дружелюбно — похоже, не просто так он тут оказался, он сознательно поджидал Эйдана именно здесь.

Эйдан выложил на стол блокнот и написал:

«Простите, у меня пропал голос».

Шериф Пайнс кивнул, но Эйдан успел заметить взгляд, брошенный на костяшки его пальцев. Старого лиса не провести. Эйдан не стал ничего объяснять, только губы скривил, мол, невелико событие.

Подошла миссис Хайтл, Эйдан показал ей страничку из блокнота и ниже написал, что хотел бы на завтрак. 

— Знал я одного парня, — задумчиво произнес Пайнс. — Сорвал голос, а он так и не вернулся. Вот ведь история. Всю оставшуюся жизнь сипел. Ел, правда, поменьше твоего, может, в этом была его ошибка? 

Эйдан улыбнулся и написал:

«Сегодня должны быть результаты экспертиз».

— Я привез, отдал твоим. Толку от них ровно столько, сколько мы ожидали. Ни-че-го. Ну что там, отпечатков куча, большинство принадлежит работникам, остальные не опознаны, наверняка местных. База ничего не дала. Это было бы слишком просто, а? Только в этом деле ничего не просто… Этого парня, чьи отпечатки прислала Милли, тоже ловить не на чем, в банке он не отметился, что ровно ничего не значит, конечно, но он вообще нигде не отметился. Впрочем, с гранатой есть кое-что. — Пайнс приветственно махнул кому-то за окном. — Она самодельная, использовали CS, но аккуратно, концентрация намного слабее, чем в М7, и гексахлорэтан, которого было больше, чем в М8, но меньше, чем в М308. Если кратко, газа мало, дыма много. С реагентом там ещё что-то интересное, он многоступенчатый, только я не химик, не врубился. Но ты понимаешь? Он не хотел жертв. И очень хорошо подготовился.

«На Фриаса намекаешь?»

— Эта мысль первой приходит в голову. Хотя Красный Хью тоже служил, да и не он один, но к Фриасу ведет слишком много дорог. 

«В том-то и дело».

Миссис Хайтл принесла заказанный завтрак и креманку с медом.

— Сначала подержите мед во рту, — добродушно посоветовала она, придвигая креманку Эйдану, — подольше, чтоб в горло прошло, смазало там все. Это хорошо помогает, я всех детей так лечила.

Эйдан благодарно улыбнулся. Мед он терпеть не мог, но это было мило.

— Лукас сказал мне, что эта версия тебе не нравится, — продолжил Пайнс, когда миссис Хайтл отошла. — Согласен, все как на блюдечке… Но ведь больше никого нет? А? Есть хоть кто-то ещё?

Эйдан развел руками.

— Вот видишь. Дело дрянь, это сразу было понятно… Но с тебя спросят, а ты кто? Ты все ещё новенький. Вот тебе бы раскрыть это дело, тогда должность точно твоя.

Эйдан сунул в рот ложку меда, поморщился и отвернулся к окну. Вот так о нем думают? Что он приехал за должностью? Ну что ж, пускай. Он написал:

«Я не стану хватать первого попавшегося ради жестяной звезды».

— А кто просит вешать ограбление на кого попало? Никому не нужно дело, которое развалится в суде. Но ты пойми, люди на тебя надеются. Ты ведь не клуша Милли и не старина Гудситт, который всю жизнь тут брюхо отращивал. Ты из Чикаго, из убойного отдела, ты настоящий коп. Это же другой уровень, а?

«Как ты сказал, убойный отдел?»

— Ну, убийств на моей памяти тут не было, за что я Господу благодарен. Всякое случалось, но чтобы умышленно убить… Я тебе признаюсь, из этого пистолета последний раз я стрелял десять лет назад в бешеную лисицу, которая забежала в город.

Эйдан припомнил историю Элизабет Пенн, но смолчал. В затянувшейся тишине Пайнс решил сменить тему:

— Как вы с Лукасом, поладили? — Он взглядом указал на опухшие и ссаженые костяшки Эйдана. — Говнистый, а? Не человек, а камушек в ботинке. Но не глупый, не глупый. С ним если сработаться… В допросах хорош. В общем, насовсем не отдам! Но денька три ещё, наверное, пусть побудет, а?

Эйдан кивнул и приступил к завтраку. Он жевал подостывшую яичницу и думал, что идея с блокнотом чертовски хороша. Может, стоит подольше делать вид, что голос не вернулся?

По крайней мере похороны не принесли сюрпризов. Хотя на них присутствовал весь город, неразберихи и суеты не было, все шло размеренно, чинно, и Гудситт улыбался с огромного портрета, пока его родственники, друзья и сослуживцы произносили прощальные речи. Эйдан, шепотом извинившись, отмолчался за плечом Милли, которая выступила от всего офиса шерифа, а новый его глава пока размышлял, как бы он выкручивался, не потеряй голос, он ведь ничего не подготовил. Да и что говорить? Старина Гудситт был хорошим парнем, но как шериф и представитель власти ничего внятного из себя не представлял: он не вмешивался в финансовые вопросы, не упускал случая снять с себя ответственность и охотно шел на уступки сити-менеджеру Джеколсону и Маргарет Пенн, чем вполне устраивал городской совет. А при первом же серьезном происшествии в городе он просто взял и умер! Теперь Эйдану нужно было подхватить, так сказать, упавшее знамя, но он не чувствовал к тому ни готовности, ни желания. Четыре года назад он сознательно выбрал тихую жизнь в тихом городе, он не за тем перебрался в Рэдинг, чтобы стать крупной рыбой в маленьком пруду, как некоторые могли подумать. Кроме того, Эйдан понимал, что городской совет попытается загнать его ровно в те же рамки, что и Гудситта: суди бейсбольные матчи по воскресеньям, патрулируй дороги и не лезь к важным дядям и тетям. Да только он не старина Мэтт, у него не было ни малейшего желания служить при совете добродушным псом. Да и к бейсболу он равнодушен. Если власти не избежать, пускай она хотя будет реальной, так? Например, какого черта в офисе шерифа стоит всего один допотопный комп? Да, Гудситт к «этим штучкам» в силу возраста относился настороженно и печатал, шевеля губами и нацепив очки на нос, только в том случае, если не удавалось спихнуть эту неприятную работу на кого-то другого. Но Эйдан и Милли другое дело. И почему в офисе шерифа решено оставить всего два человека? Кто решил, что этого достаточно? Почему у города нет денег на светофор около супермаркета, но есть на новую дорогу к приозерному кемпингу Пеннов? Эйдан знал, что не станет молчать, а значит, с советом у него будут проблемы. И черт побери, раскрытие дела действительно стало бы для него лучшим козырем, потому что без него Эйдану опереться просто не на что, руки у него пусты. Он всего лишь молчаливый мужик, который непонятно зачем приехал в Рэдинг из большого города, от которого сбежала жена и который почти ни с кем не общается — только сейчас, когда случилось нечто из ряда вон, он ходит и узнает имена жителей! Впервые за все время с многими из них говорит. Ну, теперь уже и этого не делает… Вот, даже на похоронах своего бывшего шефа отмолчался. 

Допустим, протянет он шерифом до выборов, а без поддержки совета кто его выберет? И зачем тогда это все? Чтобы ко всем его «не» добавилось ещё и нераскрытое дело об ограблении?

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Эйдан решил рассмотреть семейство Пенн, из которого он знал только Маргарет: тонкогубое и тонкобровое лицо полускрыто вуалью, изящная поза, дорогой жакет и узкая юбка. Фредерик Пенн, грузный, вялый, с недовольным выражением лица, был стиснут, как рамой, строгим жестким костюмом. Казалось, расстегни пуговицы — и содержимое брюзгливо растечется. Элизабет выглядела не совсем так, как Эйдан себе ее представлял, — несомненно, красивая, но того типа, который невозможно описать, настолько стандартной была эта красота. Такие девушки улыбаются на буклетах колледжей и встречают посетителей в дорогих ресторанах, они украшают собой автомобильные салоны и рекламные плакаты. Замени одну другой — никто не заметит. Те же ровные зубы, точеный носик, голубые глаза, рост и вес под копирку. Эйдан вспомнил, как Милли называла Филиппа куклой Кеном, и усмехнулся. Оказывается, Барби здесь тоже имеется! 

В этой идеальной, демонстрирующей благополучие и достоинство семье только Дуглас казался чужим. Его привезли в кресле, видимо чтобы он меньше бросался в глаза, но и в нем он не мог сидеть прямо и высоко держать подбородок, его заметно клонило вбок, и неловко согнутая левая рука то и дело соскальзывала с подлокотника. Черный костюм, если и был дорогим, не имел никакого вида, одна нога подворачивалась, но при всем этом от Дугласа не хотелось смущенно отводить глаза — его лицо их скорее притягивало. Он с живым интересом слушал выступающих, и скривленные пухлые губы создавали впечатление, будто он усмехается, но не зло — весело. Модная оправа очков, отличная стрижка, курносый нос. Черт побери, мальчишка был обаятелен.

Хотя почему мальчишка, поймал себя Эйдан, он ведь старше Элизабет. Это непосредственность, худоба и маленький рост делают его похожим на ребенка.

Эйдан вместе со всеми выслушал речи представителей округа, песню городской бейсбольной команды, написанную в честь Гудситта, и проникновенную проповедь отца Марка. Все это было трогательно, но тягостно, многие шмыгали носами, а у Эйдана першило в горле, он то и дело прокашливался — даже в такой день он шагал с этим городом не в ногу. Он ждал Бесс, надеялся, что она как-то выбьется из общего благопристойно-скорбного тона, но в церкви она не появилась. Только когда Эйдан увидел, что и на кладбище Бесс стоит поодаль, однако жена Гудситта все равно на нее косится, до него дошло, что на его глазах разыгрывается финал очень давней истории. Нетрудно было догадаться какой.

Эйдан планировал прямо с похорон отправиться в свой офис: в сени кладбищенских дерев у него наконец появилась возможность спокойно подумать вот о чем — странным в этом деле был ущерб банка. Бога ради, это крошечный городок, откуда здесь полмиллиона для инкассации? Сразу было ясно, что похищены не только наличные, потому что такое их количество просто не вместилось бы в одну сумку. В первый день кто-то пытался получить эту информацию, но руководство банка сразу прикрылось тайной вкладов и раскрывать подробности отказалось. А меж тем, это ниточка, и ее нужно было ухватить. Что, если украденные ценности были уникальными, какие-нибудь редкие монеты или марки? Их можно отследить, узнать, разыскать экспертов… Сил Рэдинга на такое расследование не хватит, насчет этого Эйдан не обольщался, но по такому поводу можно было бы привлечь силы штата. Второй вопрос — кто мог знать о том, что инкассация повезет груз большей ценности, чем обычно? Понятно, что страховая компания тоже ведет расследование, но у этих ребят свои интересы, на их помощь не стоило слишком уж рассчитывать, да и опыта у Эйдана в общении с ними не было. Может, существовали какие-то особые подходы к страховой, но такие вещи не нагуглишь и в полицейской базе не найдешь. В любом случае, нужно будет плотнее заняться управляющим. Если разобраться, возможностей для организации ограбления у него было побольше, чем у Фриаса. Конечно, сейчас он выглядит пострадавшим, банк его уволил, но четверть миллиона — неплохая компенсация за потерю работы. А ещё у него должен был быть сообщник, и если он местный, то можно попробовать заставить его задергаться. Если же он приезжий, то стоит заняться камерами с шоссе. Работы полно, кто бы ее делал… Эйдан мысленно распланировал, чем он займется после похорон, аккуратный список из четырех пунктов и трех подпунктов. Но и этим планам не суждено было сбыться: семья Гудситт пригласила его на поминки. Такой поворот событий Эйдан в плане не учел, он ведь не член семьи, не близкий друг… Он начисто забыл про свою шерифскую должность. Отказаться было невозможно, и он потратил ещё полтора часа на тарталетки и белое вино. 

На руководство банка Эйдан решил наступать по двум фронтам: через судью Саттиф и через правление города, которое ранее пошло банку навстречу, притушив освещение ограбления в СМИ, и теперь имело право потребовать ответной услуги в виде информации, которая облегчила бы расследование. На это ушел остаток дня, и результата Эйдан смог добиться — в кабинете судьи у него состоялась встреча с представителем службы безопасности страховой компании. Только вот результат этой встречи, несмотря на обилие информации, оказался нулевым. Украдены были ценные бумаги, облигации на предъявителя, кому именно они принадлежали, банк раскрывать не имел права. Как выяснили детективы страховой компании, облигации были обналичены на следующий же день в Линноксе неким бездомным. По его словам, неизвестные предложили ему за услугу двести баксов, он не стал отказываться. Бродяга описал этих неизвестных так: двое мужчин лет двадцати пяти — тридцати, белые, высокие, у одного темные волосы и глаза, бритые виски, у второго волосы русые, коротко стрижены, глаза голубые, тонкий нос, на правой руке круглый шрамик.

При этих словах детектива Эйдан невольно посмотрел на свою руку: он в детстве напоролся на гвоздь и отметина между большим и указательным пальцем осталась заметная. Свидетель указал на него. И на Фриаса. 

Детектив понимающе кивнул: 

— Грубо сработано. Мне ничего не стоило проверить, где вы находились в это время. Второй, как я понимаю, похож на охранника банка Шона Фриаса, его местонахождение неизвестно, но я не вижу оснований верить одной части сообщения, если вторая откровенная ложь. Бродяге приплатили за дезу, вот что я думаю.

Эйдан кивнул и поблагодарил участников встречи за помощь. 

Когда вечером они собрались с Милли и Лукасом для обсуждения итогов, дело кончилось спором по поводу истории с обналичкой — грубая подстава, насмешка или хитрость? Лукас напирал на последнее, и нельзя было не признать, что резон в его словах был. Соврать об одном, чтобы никто не поверил в правду о другом, — это отличный ход. Милли горячилась и доказывала, что Фриас из простой семьи, он облигаций в глаза не видел и ничего в них не смыслит, по словам управляющего банком, никто из охранников не мог знать о том, что именно будет инкассировано, это не их уровень доступа. На что Лукас, конечно же, ответил, что Фриас с управляющим подельники и нечего мудрить, всей хитрости тут на четвертак, а Милли всплескивала пухлыми руками и закатывала глаза: девица Уайт прыгнула сегодня в проходящую фуру и неизвестно куда умотала, не заняться ли Лукасу поисками? 

Эйдан знал, где находится Фриас. А ещё он помнил о следах от веревки. Поэтому он не стал защищать Шона и вообще в спор не смешивался, пользуясь вполне уважительной причиной для молчания. Он выслушал обоих, поручил Лукасу сделать упор на разработку управляющего, раз уж местонахождение Фриаса неизвестно, а надувшуюся Милли похвалил за ценную информацию и обещал заняться фурой. Из Эскудеро пока так и не удалось выжать ничего, кроме пьяных слез, в букмекерской конторе работала новая девица, о долгах и крупных проигрышах Эскудеро она ничего не знала, эта линия заглохла, зато от миссис Фоли поступило заявление о краже со взломом, и его тоже нельзя было оставить без внимания, вдруг обнаружится связь. Милли было чем заняться.

Сам же Эйдан сослался на нездоровье и взял на себя все камеры от Рэдинга до Линнокса и Западное шоссе на двадцать миль в обе стороны.

На полдороге домой Эйдан вспомнил про Шона, притормозил и постоял, размышляя. Может, какие-то пластыри или что там… Да черт побери, было бы о чем думать, ему и самому нужны лекарства! Эйдан развернулся и подъехал к аптеке Барнса. 

К его облегчению, толстячка, которого он теперь крепко недолюбливал, на рабочем месте не оказалось, а унылого вида девица без единого слова продала ему пластыри, мази и антисептик.

Чтобы не мучить и без того больную ногу, Эйдан подъехал к самому крыльцу своего дома, захватил с сиденья бумажный аптечный пакет и поднялся по ступеням. 

Закрыв дверь, Эйдан сразу прошел в кухню, к холодильнику. Проклятое горло постоянно першило, очень хотелось пить. Ополовинив бутылочку воды, Эйдан сообразил, что холодное пить с осипшим горлом не стоило, но раз уж все равно начал...

— Я без оружия, — тихо произнес голос за спиной. 

Эйдан крутанулся, торопливо выхватывая пистолет, бутылка грохнулась на пол, брызги полетели в стороны.

Шон сидел совершенно спокойно, ноги вытянуты, расслабленные руки брошены на колени ладонями кверху. Эйдан жестом приказал ему встать, отойти и, когда тот подчинился, осмотрел диван. Вроде бы ничего не припрятано… И на нем тоже нет. Нет, ну какого хрена! Проклятье! Он может хоть раз просто прийти домой и отдохнуть? Сколько это будет продолжаться?

— Извини, наручники я сломал, — без видимого раскаянья сообщил Шон. — Не покупайте эту модель, хуйня полная. В счет ущерба убрал кровь, раз ты все равно думаешь, что это моих рук дело.

Эйдан посмотрел на выскобленный пол и потолок. Ну это ж надо. Шон наблюдал за ним, склонив голову набок, и на свету стало видно, что глаза у него светло-карие. Или темно-желтые? Дестини всегда говорила, что в цветах он не силен.

— Как это сломал наручники? — шепотом спросил Эйдан. 

Взгляд Шона стал настороженным, он быстро стрельнул глазами по сторонам. Не понимает, почему я шепчу, догадался Эйдан. Даже слабость иногда пугает.

— Сломал. Это долго показывать, полчаса где-то. Да и рукам уже пиздец…

Эйдан кивнул, отошел к стулу и опустился на него, не выпуская пистолет.

— Можно сесть? — уточнил Шон. — Могу на пол. 

Эйдан показал, что можно, а сам пытался понять, что у этого типа на уме. Может, конечно, он просто псих. Но если нет, то все происходящее он как-то себе объясняет. Однако Эйдан никак не мог уловить логику. Он достал блокнот, ручку, и написал:

«Зачем из подвала вылез, если не сбежал?»

Шон прочел, кивнул.

— Ты мне тоже кажешься ебанутым на всю голову. Разнес дом, в спальне птичьи перья раскиданы, здесь вообще кровь. Но, может, я чего-то не знаю. Так? Ты голос сорвал, что ли? Да? Ладно, похуй. Я вылез, потому что хочу нормально поговорить, не задалось у нас как-то.

Эйдан повторил свой утренний жест, предлагая продолжать, и в этот раз он сработал. 

— Я вчера залез в твой подвал, чтобы спрятаться. С вариантами у меня было хреново — домой нельзя, знакомым не верю, в лесу холодно. А этот дом на отшибе, я его хорошо знаю, живешь ты один, домашних животных нет. Я двух часов здесь не пробыл, когда ты появился. 

«Ты вчера утром уехал из города».

— Нет. Хотя да, уехал. Со связанными руками и в багажнике. — Шон сцепил руки перед собой, и Эйдану стало не по себе от вида вздувшихся багровыми рубцами ссадин на запястьях. — Я вчера утром собирался на смену, в день после ограбления банк не работал, а вчера должен был выйти Эскудеро, только он, скажем так, очень расстроен смертью Мэтта…

Эйдан кивнул: он на похоронах видел, что Эскудеро пьет не первый день. Старый дурак, потом будет винить себя, что не смог попрощаться с лучшим другом: бубнил невпопад в церкви, наблевал в машине и в конце концов уснул под деревом на кладбище. 

— …вышел утром из дома, получил по голове, — продолжал Шон, — хуяк — и лежу в багажнике. Не знаю, кто и куда меня вез, мне не было видно. Пока я перетер стяжки на руках, пока выковырял трос замка… Что, тебя в детстве в багажнике не запирали? А, ну да, ты же городской. Сейчас во всех машинах в багажнике ручка, но у меня старая модель. Открыть все равно можно, там тросик проложен по дну, если его потянуть, замок сработает. В общем, пришлось повозиться. Потом выжидал, пока момент будет удобный, чтобы они не могли сразу остановиться, когда я вылезу, подсматривал в щелочку. На переезде, только сигнал погас, я выскочил, покатился по обрыву и в реку. 

«Гнались?»

— А мне, блядь, было время смотреть! Двери хлопали, потом стреляли, но я сразу под ветки деревьев, проплыл немного, вылез и деру в лес. По переезду и реке понял, что за место, это миль пятнадцать отсюда. К вечеру дошел до Рэдинга. Денег нет, домой нельзя. Вот и залез.

Шон спокойно смотрел Эйдану в глаза. Тот молчал. Пятнадцать миль, река… Флинроуп? Это по дороге в Линнокс. Вот интересно, есть ли камеры на переезде?

Эйдан отлистал блокнот назад и снова показал страницу с надписью «Зачем из подвала вылез, если не сбежал?»

— Чтобы ты видел, я тут добровольно. Так трудно понять? Я не преступник, и ты меня не поймал. Я мог сбежать, но я хочу остаться. 

Эйдан растерянно моргнул.

— Ты ведь ничего мне официально предъявлять не собираешься? — терпеливо, как ребенку, объяснял Шон. — Ты психанул, что я залез в твой дом. Согласен, был неправ. Но мы на одной стороне! На меня напали, а ты шериф. Так?

Эйдан помолчал. Он что, правда не понимает? Кажется, да. 

«Все указывает, что банк ограбил ты».

Шон окаменел.

— Что указывает? Погоди. — Он нахмурился, потер кожу над бровями. — Но в полицию ты меня не повез. Значит, прямых улик нет. Или ты не веришь, что это я.

Эйдан смотрел на него без всякого выражения. Потом написал: «Или я маньяк» — и сунул Шону под нос.

— Тоже вариант, — серьезно кивнул Шон. — Но я все равно хотел пожить у тебя в подвале. Держи меня под замком, не вопрос. Можешь даже на цепь приковать, если у тебя на такое стоит. Но все равно я сам пришел. 

Эйдан кивнул. Да, пришел, черт бы его побрал. Если правда то, что Шон рассказал, то он должен быть до чертиков напуган, пусть и старается ничем себя не выдать.

Помолчали. 

Эйдан снова открыл блокнот.

«Видел надпись на полу?»

— «Убийца»? Видел, конечно. — Шон пожал плечами. — Теперь ее нет.

Она есть, и эксперты ее найдут. С этой мыслью и тяжелым вздохом Эйдан поднялся. 

Надо поужинать, прожечь полы и обдумать все. А этого в подвал, раз он все равно туда рвется. 

За работой хорошо думалось, за это Эйдан всегда любил ручной труд. Он тщательно выжег лак с пола, где была кровь, поднял доски и вылизал пламенем стыки. С потолка вырезал испорченный кусок гипсокартона, разломал его и сжег на заднем дворе в бочке, туда же отправил мусорный пакет, который Шон собрал после уборки, и содержимое пылесоса, которым Эйдан прошел полы на обоих этажах. Лаги перекрытий, по счастью, оказались в стороне от протечки, и Эйдан перешел к созидательной части: шкурил и прибивал на место доски пола, шпаклевал стыки, возился с гипсокартоном. Вспоминал, как они с Дестини сами делали тут первый ремонт. Они оба, выросшие в бетонных коробках, понятия не имели о штукатурке и работе с деревом, тем более о сложных штуках вроде котлов и систем вентиляции, но им нравилось учиться и нравилось, что было чем себя занять. Обоих тогда одолевали не самые веселые мысли, а как хорошо было сесть вечером бок к боку на хрусткий от пленки диван и с приятной усталостью любоваться на результат твоих трудов.

Если честно, Эйдан и сейчас не отказался бы присесть, как раньше, на диван с бутылкой пива, поговорить. Просто поговорить — о чем угодно. Он не считал себя болтливым, но столько всего… Наверное, он так и не отвык до сих пор от Дестини. 

Было уже за полночь, когда Эйдан составил тарелки с собранным на скорую руку ужином на деревянный поднос, взял его в одну руку, пистолет в другую и открыл дверь в подвал. 

Шон не двинулся с дивана, только голову поднял, наблюдая, как Эйдан осторожно спускается по лестнице с обеими занятыми руками и больной ногой. В конце концов ему это удалось, он поставил поднос на край дивана, кивком предложил Шону брать еду, а себе придвинул стул и тяжело на него рухнул. 

Проклятье, он же хотел принести пластыри и мазь. Эйдан снова поднялся наверх и вернулся с аптечным пакетом, там довольно много осталось после того, как Эйдан сам обмазался и обклеился в нужных местах.

Вот теперь Шон насторожился. Медленно взял пакет, заглянул внутрь, усмехнулся: 

— Спасибо.

Стоило Эйдану опуститься на стул, как он вспомнил, что забыл на кухне блокнот, и мысленно выругался. Ну отлично, вот и поговорили. В третий раз он наверх ни за что не пойдет. Хотя так оно и лучше, пожалуй. То, что Фриас не проявляет беспокойства, вовсе не означает, что он не виновен. 

Шон подхватил с тарелки сэндвич, с подноса пиво и отодвинулся в угол дивана. Эйдан в этом увидел не опаску, а снисходительность — расслабься, не трону. Рядом с Шоном его не покидало ощущение, что за ним наблюдает крупный и сильный зверь, пускай спокойный, но Эйдан знал цену этому спокойствию, было время налюбоваться. Его отец, адвокат с именем, тоже перемалывал соперников без лишних эмоций, это была его работа, и он ее делал. Виновен его подзащитный или чист, как новорожденное дитя, кости обвинения хрустели одинаково, и Эйдана это доводило до бешенства. На его возмущение отец отвечал — юношеский идеализм, пройдет. Когда не прошло и Эйдан отказался идти по стопам отца, а поступил в полицию и начал как все, с самого низа, с патрульной службы, отец пытался ему говорить, что система работает только при наличии сдержек-противовесов и только если каждый делает свою работу как следует. Развалилось ваше дело, убийца вышел на свободу? Это не вина адвоката, это недоработка полиции. А если сел невиновный — плохо сработали все. Он объяснял, что без сильного противовеса полицейская система быстро деградирует, но Эйдан не слушал.

Теперь бы он, конечно… По крайней мере не стал бы обобщать, не кидался бы общими словами, а спорил бы предметно — о сделках, о том, что происходит в кабинетах судей, о репутации, которая нередко покупается чужими судьбами, потому что некоторым она важнее справедливости. Да только спорить было уже не с кем.

— Много осталось сделать? — поинтересовался Шон. 

Эйдан жестом показал: покрасить и потолок.

— Я могу завтра заняться, — предложил Шон. — Все равно больше нечем.

Эйдан покачал головой. А вдруг кто-то заедет или с озера увидит Шона здесь. Как потом объяснять?

— Нельзя, — прошептал он. Сначала он просмотрит камеры, мало ли что на них обнаружится. Кстати, надо поискать машину Фриаса. — Во сколько ты вчера вышел?

— В половине восьмого, смена с восьми до шести.

Эйдан кивнул, откусил от второго сэндвича. Проклятье, забыл добавить огурчики.

— Есть ещё кое-что. — Шон отпил пива, помолчал и продолжил будто нехотя: — Мне кажется, я помню один момент… Не уверен. Мне совали в руку пистолет.

Эйдан замер. 

— Быстро так, сунули и убрали. Небольшой, типа «Глока». Блядь, ну что ты вытаращился? Я знаю, как это выглядит! 

Эйдан взял поднос и направился к двери. 

— Когда кончишь психовать, включи мозг! — прилетело ему в спину.

Эйдан запер дверь.

Нет, он не психовал, он просто слишком устал для того, чтобы любоваться чужим самодовольством. Этот тип, кажется, вообразил себя очень хитрым! Меня украли неведомые злодеи, они вложили мне в руку пистолет и если вдруг найдется труп, то его убили те нехорошие люди, а вовсе не Шон Фриас, он же сам пришел! Правда, не в полицию, а в чужой дом и без спроса.

Он что, думает, в его историю кто-то поверит? Во вранье надо знать меру, иначе все превращается в балаган. Ничего-то он в доме не делал и про собак ничего не знает, это снова проделки неизвестных. Причем логика у этих типов такая же вывихнутая, как у самого Фриаса, но это совпадение, точно-точно. 

Это же надо было — сломать наручники! Эйдан их осмотрел, действительно погнут и выломан шпенек, в который продето первое кольцо цепи. Никогда с таким не сталкивался. И кстати, Шон не объяснил, как вообще в дом попал! Но дело даже не в этом. Этот тип приложил столько усилий, чтобы освободиться, но специально не ушел, сидел и ждал его на диване. Что это, если не демонстрация силы? Все будет так, как я хочу, вот что это было. Ну нет, с Эйданом такое не прокатит.

Он не станет ничего говорить, слава богу, не обязан. Он сначала поднимет записи всех камер, какие сможет найти, от Эпплроуд, на которой стоит дом Фриасов, до Линнокса. И тогда уже будет решать, как поступить с его этим… соседом. А он пока пусть посидит под замком. Дверь в подвал крепкая и открывается внутрь, такую и медведю не выбить.

С этой мыслью Эйдан заснул. 

День пятый 

Наутро проклятая нога ничуть не стала болеть меньше. Эйдан начал задумываться, не стоит ли показать ее доктору, может, требуются швы? Или внутри застрял осколок… Пообещал себе, что если к вечеру не полегчает, то он заедет к Мортисону, а пока что у него были дела поважнее, да и передвигаться предстояло весь день на колесах, долго стоять, как вчера на похоронах, нужды нет. 

Эйдан здорово скучал по пробежкам — за много лет он очень к ним привык. Да и полезно во всех смыслах, успокаиваешься, голова приходит в порядок: лишнее выдувает ветром, нужное укладывается кирпичик к кирпичику. Поразмыслив, Эйдан решил, что раз уж пробежаться он не способен, можно хотя бы выпить кофе на той веранде, с которой вид на озеро. А что, погода хорошая, да и стекло на двери надо обмерить и заказать новое, совсем забыл про него.

Покончив с обмером и затолкав блокнот с цифрами в карман, он уселся в низкое плетеное кресло и вытянул ноги. 

Ветра не было, озеро едва заметно шевелилось. Казалось, мягкий сонный зверь ворочается под розоватым шелковым пологом. Вода коротко накатывала на камни и тут же отступала, будто передумав. Ни плеска волн, ни криков птиц, лишь редкие круги по озерной глади то тут, то там — напоминают, что внутри кипит другая, невидимая отсюда жизнь. Далеко-далеко, почти неразличимая, прошла лодка, и озеро оживилось, заколыхалось чаще. Мелко и суетливо забила крыльями стайка уток, таких красивых на воде и таких нелепых в небе.

Эйдан улыбнулся и отхлебнул кофе. Иногда он жалел, что бросил курить.

То, что кто-то бежит, он сначала услышал, а не увидел. Благодушное настроение слетело моментально, Эйдан поднялся, отшагнул к двери. 

Бело-рыжая собака выскочила из кустов — уши вразлет, язык набок, хвост кренделем. От его щеняче-дурацкого вида Эйдан расслабился. Молодой веселый пес, откуда он тут взялся? Кажется, ни у кого из соседей такого не было. Пес тявкнул, понюхал камни и приветственно осклабился, тяжело дыша.

Чей он, выяснилось очень скоро — из тех же кустов вылез парень в темной куртке и шапочке, Эйдан снова отступил к двери. Незнакомец легко пробежал по крупным камням, соскочил на траву и поднял голову, отыскивая взглядом собаку. Только тут он увидел хозяина дома, но если и растерялся, то всего на мгновенье.

— Ой, здрасьте!

Эйдан узнал Филиппа, кивнул. 

— Не видели розовый рюкзачок? Маленький? Моя сестра вчера гуляла с подружками где-то в этих краях и потеряла. С утра рев, в школу идти не хочет, место вспомнить не может… Ну, знаете, девчонки. — Филипп подошел к веранде, улыбнулся. — Пришлось мне с Джуно встать пораньше и играть в шерлока холмса! Толку от этого пса как от ватсона, сами понимаете, бегаем скорее для очистки совести. 

Филипп сдернул шапочку, протер ею лицо, тряхнул светлыми волосами.

— У вас не было младшей сестры, шериф? 

Эйдан покачал головой. 

— Вам повезло. Там дальше по берегу тоже пляж или не стоит туда ходить?

Эйдан пожал плечами. 

Его молчаливость несколько притушила фонтанирующее дружелюбие Филиппа, он снова натянул шапочку и махнул рукой. 

— Пробегусь! А то не знаю, что делать, хоть новый ей покупай взамен!

Эйдан только кивнул и вернулся в кресло. 

Филипп свистнул пса, тот радостно взмахнул ушами и унесся в кусты.

Кофе уже остыл, но Эйдан допил его, посидел ещё немного и только тогда ушел в дом. 

Утренней планерки решили не собирать, раз голос не вернулся, но Эйдан все равно приехал завтракать в «Синий гусь» и перехватил Милли около участка, чтобы узнать, кому раньше принадлежал дом, в котором он теперь жил. 

— Ковальски, они были поляки и... Я не знаю, они что, все такие? О-о-очень странные люди. В общем, старый Карл и семья его сына, все они носились со своей Польшей, как с сокровищем. Польское печенье, польские обычаи, польская история, польские песенки — мы все их знали! — Милли закатила глаза. — Их просто невозможно было заткнуть! Честное слово, проще было постоять и послушать, чем от них отвязаться. А один из сыновей жил в подвале, серьезно! Не знаю, вампиром он себя возомнил, что ли, Дракула ведь тоже из Польши. А Лиза? Я один раз пекла с ней пирог в школу, никогда не забуду! Она не давала мне даже чуть-чуть присесть, пока он пекся в духовке, все полтора часа пришлось ходить туда-сюда. Это у них примета такая, если сядешь, пирог не получится. В общем, я с тех пор опасаюсь людей с фамилией на «ски». Потом они куда-то уехали, это было неожиданно, без них даже скучно немного. Хотите польскую песенку? 

Эйдан отказался и написал:

«Фриас имел какое-то к ним отношение?»

— Шон? Слушайте, он младше меня, и я не очень-то помню… Кажется, он учился с кем-то из детей Ковальски. Это лучше спросить у учителей. Хотите, узнаю? 

«Да, пожалуйста. Ещё номер марку его машины пришли смской».

— Обязательно. Слушайте, шеф, у этой миссис Фоли никакая не кража со взломом! Кто-то вскрыл заднюю дверь, пока ее дома не было, но ничего не украли. Это наверняка дети балуются. Или она сама это сделала, вы ж ее знаете, она с прибабахом.

«Живет одна?»

— Ну да. Даже ее дочь не может с ней ужиться, уж больно странная эта Фоли. И она всегда такая была. 

Эйдан задумчиво посмотрел на Милли.

«Проверь сегодня дома всех одиноких жителей».

— Всех? Да это треть домов! — Круглая физиономия Милли оживилась интересом. — Что-то ещё произошло?

«У меня на задней двери стекло разбито».

— Ого! Что-то пропало?

«Я не заметил».

— Вот это дела! Слушайте, шеф, а вот Финнеганы в отпуске, дом уже неделю пустой. Тоже стоит заглянуть, да? 

Эйдан кивнул, подумал и вырвал из блокнота страничку с размерами стекла. 

«Закажи, если не трудно».

Всю дорогу до Финдли, ближайшего к Рэдинга городку с восточной стороны, Эйдан размышлял о Шоне. Утром они не виделись, Эйдан сунул пленнику еду и воду в кошачью дверку на подвальном окне и уехал.

Его всегда удивляло, почему эта дверка была сделана в таком странном месте, обычно в домах она на задней двери или на веранде, теперь он знал ответ: видимо, животное принадлежало тому сыну Ковальски, который любил вампиров. Впрочем, Эйдан бы предпочел узнать ответы на совсем другие вопросы. Взломанная дверь — это случайное совпадение или в доме миссис Фоли тоже неладно? Действительно ли из его дома ничего не пропало? Эйдан не озаботился этой стороной вопроса, а может, стоило? Впрочем, у него и брать-то нечего, а если пропало что-то мелкое, он не вспомнит, это Дестини бы сразу... А еще он забыл проверить содержимое пылесоса на предмет собачьей шерсти! Проклятье… Всего стало так много, все так стремительно, это просто невозможно удержать в голове. А все потому, что он не составляет планы. 

Ничего, это можно исправить. Итак, сейчас Финдли, там точно есть камера на главной улице около мэрии, про остальные он узнает на месте. Потом переезд на Флинроуп. Где-то за ним мотель и стоянка дальнобойщиков, потом…

Зазвонил телефон, Эйдан взглянул на экран. Милли? С нехорошим предчувствием он взял трубку.

— Шеф, тут позвонил этот, как его, из страховой компании. Просил вам передать, если вдруг интересно, что того бездомного из Линнокса нашли мертвым. Вскрытия не было, вроде бы он просто перепил и захлебнулся рвотой. Вот такая история, как вам? Думаете, неспроста? Ой, ладно, не отвечайте, а то никогда не выздоровеете. Потом обсудим. Стекло я заказала, Эскудеро не просыхает, я поехала объезжать дома!

Эйдан нажал отбой и уронил руку с телефоном на колено. А вот и вторая смерть в этом деле. Как и первая, формально не убийство, но и не случайность. Кого-то явно не пугает смерть, а значит, может последовать и третья. Она могла случиться ещё два дня назад, просто о ней пока неизвестно, но как только станет… Хотя вот что странно, если его, Эйдана, хотели подставить, то труп должен был найтись быстро. Какой смысл в подставе, о которой никто не узнает? Тем более в такой замороченной подставе! А если все-таки подставляли Фриаса, то и с этого момента прошло почти два дня. А где же труп? В городе никто, кажется, даже не пропал. А если допустить, что Фриас ещё не убил, но собирается? Или сделал это вчера днем, возможность у него была, он же освободился за полчаса, по его словам, а значит, мог успеть не только полы поскоблить. Но получается, он сам выдал себя Эйдану. Какой в этом смысл? Он идиот? Ведь если Шон кого-то убил, зачем ему оставлять свои отпечатки на пистолете и рассказывать, что неизвестные злодеи вкладывали ему оружие в руку? Проще стереть отпечатки и зашвырнуть пистолет в озеро. Эйдан вспомнил, с каким лицом отец любил говорить: «Достаточно глупо, чтобы быть правдой», и поморщился. Деваться некуда, возможность существования неких третьих лиц приходилось признать. И если они действительно сделали то, о чем рассказал Шон, их действия вполне логичны: выбрать человека, которого никто искать не будет, создать фальшивый след, указывающий на него, подкинуть оружие с отпечатками, а потом сделать так, чтобы Шон исчез. 

Черт побери, ну что за дурацкая история, каждая нить то оборвется, то расползется в руках таким множеством вариантов, что их не связать! Так можно ломать голову до бесконечности. Нужны факты, хоть какие-то факты уже, наконец!

Камеры на переезде не оказалось. 

Зато она была при въезде на мост перед ним. Эйдан сидел в участке Флинроупа, еще более крошечном, чем его родной, и смотрел снова и снова, как на экране сначала проезжает та машина, которая его интересует, потом появляется Фриас. Он бежит вдоль обрыва, но земля под ним просаживается, он взмахивает руками, падает, кувыркается по склону и наконец рушится в воду. Преследовал его кто-то или нет, непонятно: в кадре больше никто не появился, так как камера имела своей целью мост, на ней был виден совсем небольшой участок склона.

Вопрос с преследованием решила не камера, а показания водителя, ехавшего следом за машиной Фриаса. Он видел, что из багажника впереди идущей машины выскочил человек, и слышал выстрелы, о чем как порядочный гражданин сообщил в полицию. Правда, стрелявших свидетель не видел, потому что сначала он следил за тем, как мужчина бежит, а потом услышал, что стреляют, и пригнулся. К тому же свидетель оставил показания намного позже события — видимо, позвонил из дома, машина Фриаса к тому времени пересекла границу штата, а провоз человека в багажнике и пальба в воздух не бог весть какое преступление, крови и трупов нет, так что полицейские Флинроупа — шериф и два добровольца — просто не стали ничего делать. Только по требованию Эйдана один из них лазил по кустам, разыскивая гильзы. Нашли две девятимиллиметровых.

Что ж, вот и факты — до Линнокса Фриас в своей машине не доехал. Лукас наверняка будет настаивать на возможности инсценировки и ещё смерть бродяги сюда приплетет, но как насчет его собственных слов о здешних незамысловатых преступлениях и не шибко умном Фриасе? Кстати сказать, о смерти бродяги Лукас может и не узнать, Эйдан совершенно не обязан докладывать помощникам о всех деталях, пусть бегает собирает информацию, он нужен только для этого. Обработать ее Эйдан без него способен.

Лишь бы эта информация была!

Убедившись, что копии записи и свидетельства водителя отправлены в его участок, Эйдан продолжил свой путь к Линноксу. Теперь нужно было постараться узнать местоположение машины Фриаса. Она-то до Линнокса доехала? Рискнули похитители продолжить поездку на ней, понимая, что Фриас мог заявить о преступлении?

А действительно, почему Шон не отправился прямиком в полицию? Над этим вопросом Эйдан размышлял долго.

Не знал о существовании записи и не рассчитывал, что ему поверят на слово? Или ему тоже есть что скрывать? Или рано повзрослевший Шон, которому не на кого было в жизни рассчитывать, не умеет просить о помощи и привык полагаться только на свои силы? Или он воспринимает произошедшее с ним как слабость и слишком стыдится ее, чтобы признаться в ней всему городу? Или…

Звонок прервал перечисление версий, когда с ними и так пора было заканчивать, уже видна была вывеска мотеля. Снова Милли? Неужто его версия, что Шона кто-то ищет по чужим домам, подтверждается? 

— Шеф? — Он не сразу узнал Милли, настолько бесцветным и вялым был ее голос. — Лучше бы вам вернуться. У нас тут убийство.

— Кто? — выдавил Эйдан. Его обдало жаром, заныло в груди.

— Элизабет Пенн.

Всю обратную дорогу он запрещал себе представлять, как именно произошло убийство. Приеду и все узнаю, повторял о себе, приеду и узнаю. Но пальцы беспокойно ковыряли обшивку руля, форма промокла под мышками. Он же знал, знал, что этим кончится! Он сразу все правильно понял! Но кому понадобилось его подставлять? Почему именно его? Это вызов, наверняка вызов. Если полюбить, то королеву, если подставить, то шерифа. И почему у Милли такой голос? А что, если она нашла тело у него за заднем крыльце?

Не думать, не думать.

Он приедет и все узнает.

Он узнал.

Тело действительно нашла Милли, но не возле его дома, а возле дома Фриаса. Элизабет лежала ярдах в ста от задней двери, ее не было оттуда видно, и если бы Мил не решила для экономии времени пройти к соседнему дому напрямик по тропинке меж кустов, неизвестно, когда бы ее обнаружили.

Эйдан смотрел на аккуратно сложенные руки и закрытые глаза Элизабет. Судя по всему, тридцать восьмой калибр, пулевое ранение одно и находится в довольно странном месте — сбоку, под рукой. Значит, Элизабет наклонилась или подняла руку в этот момент, когда в нее выстрелили. Отсюда вывод — скорее всего, она знала этого человека и не боялась его, люди стараются не отводить руки от тела, когда напряжены. После убийства поза была изменена, тело положили ровно, поправили одежду, закрыли глаза. Убийце оказалось неприятно видеть Элизабет мертвой? Он испытывает уважение к красоте? Ему не хотелось, чтобы другие увидели тело в неприглядном виде?

— Ещё теплая, — сообщил Лукас. — Когда все произошло, часа два назад? 

Эйдан коснулся лица, руки, шеи, показал жестом: два-три.

— Мы никому пока не сообщали. — Лукас говорил тихо, кажется, произошедшее и его здорово шокировало. Не удивительно, Эйдан прекрасно помнил, каково ему было на первых убийствах, а тут труп хоть и без пугающих повреждений, но это ведь именно Лукас беседовал с Элизабет по поводу ограбления каких-то два дня назад. Красивая девушка, и вдруг такое…

— Криминалисты? — шепотом уточнил Эйдан.

— Милли их сразу вызвала, вот-вот должны быть. Оружия нет, кстати, Милли его ищет по округе. Только в такой траве ничего не найдешь. Слушайте, а помните вашу идею, что Элизабет была в сговоре с Фриасом?

Эйдан скривился. Ну конечно, Шон обиделся за неподтвержденное алиби и грохнул предательницу у себя за домом, после чего положил тело у дорожки и снова исчез. Ничего глупее просто не придумать.

— Нас будто наводят на эту мысль, — продолжил Лукас, и Эйдан просто ушам своим не поверил. Да неужели? Дошло наконец, что если был сговор, то Фриас полный идиот — сначала он сам об этой связи сообщил, потом труп сообщницы оставил около своего дома? И дело даже не в том, что Эйдан Шона идиотом не считал и знал про похищение. Просто никак не вязалось чистое, тщательно подготовленное и стремительное ограбление со столь нелепыми ошибками. Да и в любом случае сегодня Шон весь день был надежно заперт.

Хлопнула дверь машины, и раздалось резкое, злое цоканье каблуков по дорожке к дому. Кто шел, пока не было видно, Эйдан с Лукасом озадаченно переглянулись. Ясно, что не криминалисты и не Милли, она так быстро перебирать ногами не способна, да и каблуков не носит.

Маргарет Пенн на никого из них даже не взглянула. Она подошла к телу дочери и долго стояла, будто запоминая все подробности, но не пыталась прикоснуться, к большому облегчению Эйдана, — бурной сцены с участием члена городского совета ему не хотелось.

— Значит, правда, — сказала она негромко. Отступила на шаг, каблук провалился меж камней, и она качнулась, но когда Эйдан бросился было помочь, выставила узкую ладонь в предостерегающем жесте. — Занимайтесь своим делом. Молодой человек, принесите мне стул.

Лукас заозирался в поисках требуемого предмета, не обнаружил его и отправился на поиски. Эйдан только головой качнул. Стул? Серьезно?

Маргарет шагнула к нему:

— Алиби Фриаса держалось на показаниях моей дочери, это так?

Эйдан смотрел в ее светлые сухие глаза. Она хочет простых ответов. Ей нужен враг прямо сейчас. Он вытащил из кармана блокнот и написал:

«Они были знакомы?»

— Не представляю, для чего бы Элизабет общаться с таким человеком. Это просто исключено.

«Зачем строить алиби на показаниях девушки, с которой даже не знаком?»

Он ждал взрыва, но Маргарет просто сверлила его взглядом. 

— Лукас говорил мне, что вы его выгораживаете. Теперь вы пытаетесь приплести к ограблению мою дочь. Что ж, очень удобно, она ведь не может возразить. Я вызываю следователей из управления штата. 

Эйдан не дрогнул лицом, чтобы не выдать радости. Неужто сработало и ему не придется добиваться этого на заседании городского совета? 

«С вашего позволения, продолжу заниматься своим делом. Примите мои сожаления».

В глазах Маргарет полыхнуло, когда он, не дождавшись ее ответа, закрыл блокнот и убрал в карман. Лукас притащил здоровенное плетеное кресло чуть ли не к самому телу, Эйдан жестом показал на место ярдах в десяти. 

— Криминалисты, — напомнил он. Лукас покосился на Маргарет и отставил кресло на пару ярдов. Маргарет взяла его за спинку и потащила к тому месту, на которое указывал Эйдан. 

Вот так-то, мальчик. Таким людям, как Маргарет, не нужно пытаться понравиться, если хочешь их уважения.

Снова захлопали двери машин. Хоть бы это были криминалисты, а не репортеры, подумал Эйдан. И кстати, когда ждать следователей?

На опросы свидетелей Эйдан бросил Милли и Лукаса, только с семьей Пенн решил беседовать сам, договорился о времени с Маргарет. Она молча просидела в своем кресле все часы, пока криминалисты работали, — спокойная, прямая. Когда тело увезли, она поднялась и ушла. Эйдан проводил ее взглядом. Черт побери, эту женщину невозможно было не уважать, хотя мотивов ее он не понимал совершенно. Было ли это для нее прощанием с дочерью? Желанием проследить, чтобы все было сделано как следует? Паузой, которую она взяла, чтобы свыкнуться с произошедшим? 

Оставшись в одиночестве, он поднялся на заднее крыльцо дома Фриаса, подергал дверь — заперто. Это озадачивало. Неужели преследователи Шона не искали его в собственном доме? Взламывать замок Эйдан не стал, все-таки формально хозяин дома все ещё ни в чем не обвинялся, он обошел вокруг и дернул ручку парадной двери. Вот она-то была открыта. Шон не успел закрыть или у него вытащили ключи? 

Эйдан натянул перчатки, пару которых он одолжил у криминалистов, вошел в дом и остановился посреди гостиной. 

Пусто, запах пыли, косые солнечные лучи сквозь окна без штор и картины по стенам.

Музей?

Эйдан шел вдоль стен, рассматривая бесчисленные рисунки — акварелью, тушью, карандашом. Свободные, лаконичные линии, потрясающая выразительность. Здесь были только пейзажи и портреты, больше, кажется, художника ничего не интересовало. Эйдан подумал было, что все это нарисовано Шоном, но присмотрелся к датам — восьмидесятые, девяностые… Это действительно был музей. Музей Мартины Фриас. Та, кого Бесс называла бесполезной тварью, была по-настоящему талантлива. 

Некоторых людей на портретах Эйдан узнавал. Вот Шон, только моложе. Наверное, старшая школа — челюсть поуже, гибкое тело, чуть раскосые глаза. От кого же Мартина ухитрилась родить такого сына? Разрез глаз и жесткие черные волосы выдавали примесь азиатской крови, но высокий рост, густая щетина и крупная кость ее отрицали. А вот Гудситт! Точно он, только молодой и ещё не толстый, ему тут всего лет сорок. Хорош был, не отнимешь. Это ближайшая соседка Эйдана, миссис Краубер, Дестини с ней сдружилась на почве увлечения цветоводством. Это отец Марк. А вот Маргарет с мужем. Эйдан пробежался взглядом по стенам. Сколько здесь рисунков? Сотня, две? Кое-где были пустые места, будто картины сняты. Почему? Где-то тут наверняка есть та Элизабет Пенн, первая, но он ее не узнает, конечно, у него ещё не дошли руки до ее дела. А вон там… Точно, Дестини. Потрясающе точно схвачено выражение лица, она всегда такое делает, когда с чем-то не согласна. Эйдан улыбнулся, достал телефон и сфотографировал портрет себе на память. 

«Смотри, нравится?»

Телефон дзынькнул, отправляя файл. 

«О боже! Продаю душу за оригинал!»

Эйдан улыбнулся, написал: «Попробую сторговаться дешевле» — и убрал телефон в карман. Нужно заниматься делом. 

Итак, весь первый этаж пуст, ничего нет, кроме картин. На втором одна спальня тоже пуста, а вторая нет. Так вот где Шон живет. Что ж, очень аскетично. Узкая, видимо, ещё детская кровать — как она не развалилась под ним? Шкаф, стол, комп, комод. Эйдан не стал нигде рыться, просто окинул общим взглядом. На первый взгляд, ничего личного, ни фото, ни книг, ни сделанного в школе самолета. Бездушнее комнаты в отеле, там непременно хоть одна паршивая картина на стене имеется. 

Видимо, все личное сосредоточено там, в гостиной. 

Эйдан спустился вниз, нашел в прачечной ведро, набрал воды и в несколько заходов смыл с травы на заднем дворе кровь Элизабет Пенн. 

В этом городе снова не было человека с таким именем. 

К вечеру он успел сделать два дела — нашел все-таки пистолет под крыльцом дома Фриасов и просидел больше часа на заседании городского совета. Пистолет оказался «Глоком-19», что Эйдана не слишком удивило. Что же ещё подкидывать бывшему военному? Хотя под руку Шона больше подошел бы «Глок-17», рукоятка длиннее, держать удобней, Эйдан и сам давно на него перешел, а свой девятнадцатый отдал Дестини. Предполагаемое орудие убийства он успел вручить криминалистам, которые, к его удаче, задержались в городе, решив перекусить в «Синем гусе», не пришлось второй раз ехать в Линнокс.

На заседании Маргарет не присутствовала, все были серьезны, сосредоточены и говорили только по делу. Следователи из управления штата должны были появиться в Рэдинге утром, на дорожное патрулирование Линнокс присылал одну машину. Пресс-конференцию провел Джеколсон, Эйдан снова отмалчивался и, пользуясь свободной минуткой, подумывал, как бы вырваться домой. Все-таки у него в подвале человек, в невиновности которого он уже почти не сомневался, сидит взаперти голодный и грязный. Эйдан и сам, кстати, не отказался бы от обеда, хотя по времени дело шло скорее к ужину. 

Но, кажется, в его жизни снова настало время жевания сэндвичей на ходу — его ждала семья Пенн и вряд ли кто-то там сейчас беспокоился о том, обедал шериф или нет. Все, что Эйдан успел до встречи с ними, это заехать в «Синий гусь» и заказать горячий ужин домой с доставкой к назначенному времени, а пока по-быстрому съесть кусок пирога и выпить кофе.

Фредерик Пенн, как оказалось, со вчерашнего дня находился в Сан-Франциско, его возвращения ждали ближе к полуночи, Маргарет и Дуглас были в доме одни.

В гостиной ничто не выдавало произошедшей трагедии — мягкий, но достаточно яркий свет, свежие цветы в вазах, тихая музыка. Дуглас сидел в кресле с книгой и навстречу Эйдану не поднялся, только принялся кивать и, кажется, не мог остановиться. Маргарет похлопала его по плечу, проходя навстречу Эйдану, но холодно, будто не успокаивала, а переключала кнопку. Как бы то ни было, это сработало, мальчик закрыл книгу и посмотрел на Эйдана. 

Пришлось открыть блокнот на уже изрядно затертой странице с надписью «Простите, у меня пропал голос». Дуглас прочел и зашелся смехом. Он снова принялся кивать, все ещё смеясь и взмахивая полусогнутой рукой.

Эйдан и Маргарет сидели на разных концах дивана и молчали, дожидаясь, когда появится возможность поговорить. Холеные пальцы хозяйки поглаживали густой ворс обивки, но без нервозности, размеренно. Казалось, хозяйка дома просто размышляет о чем-то.

— Здравствуйте, — наконец выдавил Дуглас, все ещё кивая, всхлипнул, криво улыбнулся. — Дуглас Пенн, будем знакомы. 

— Это Эйдан Хагерт, наш новый шериф, — представила гостя Маргарет. — Ему нужно задать нам вопросы, чтобы раскрыть преступление.

— П-п-преступление, — эхом повторил Дуглас и неожиданно громко, басом, захохотал. Смех не стихал, снова задергалась рука, ноги заскребли по полу. Маргарет какое-то время смотрела на него, потом, кажется, хотела кого-то позвать, спохватилась и поднялась сама.

— Дуглас нервничает, — пояснила она. — Он боится новых людей. Я принесу лекарство.

Она вышла, и Дуглас, неловко вывернувшись, проводил ее взглядом. 

— Завтра на большой перемене я подожду вас около трибун. — Слова прозвучали так тихо и ровно, что Эйдан не сразу понял, чей это голос. Дуглас резко выкрутился в обратную сторону и посмотрел ему в глаза. — При ней я не буду говорить. Она расстроится. 

И захохотал снова. 

Эйдану понадобился весь его опыт управления мимикой, чтобы ничем не выдать своего изумления. Он медленно кивнул и принялся разглядывать картину на стене. Удивительно, но в доме изящной, сухой и властной Маргарет интерьер оказался полон излишеств. Вот этот простенок между окон, и без того узкий из-за густоскладчатых гардин по обеим сторонам, прекрасно обошелся бы без пейзажа в массивной раме.

Маргарет вернулась с пластиковым стаканом, из которого торчала трубочка, и чем-то мелким во второй руке. 

Пока мальчик вел борьбу с трубочкой, которая никак не попадала в рот, Эйдан написал:

«Мне кажется, беседу с Дугласом лучше отложить».

Маргарет кивнула, Дуглас пробормотал извинения и медленно, шаркая, вышел из гостиной. Эйдан пытался припомнить, когда в старшей школе перерыв на ланч. Что-то около двенадцати, кажется.

— Давайте начнем. — Маргарет достала из шкафчика бутылку виски, два стакана. — Выпьете? Нет? Воды, лимонада?

Эйдан покачал головой.

— У вас нет готового списка вопросов? Так было бы быстрее.

Снова движение головой. 

— Когда я видела дочь в последний раз? — спросила сама себя Маргарет и налила виски на два пальца. — Утром. Мы позавтракали втроем, дети уехали в школу, Элизабет водила «тойоту», Дуглас ездил с ней. Теперь его придется кому-то возить… Днем мы обычно не видимся, я редко возвращаюсь раньше семи. До пяти здесь находилась домработница, Позито, я дам вам ее телефон и адрес. Она не встречалась с Элизабет после школы, я это уже выяснила. Дуглас видел сестру в школе, он вернулся домой один около трех и был в своей комнате. Какое именно время вас интересует?

Эйдан смотрел на нее безо всякого выражения.

— Я думала, эту информацию скрывают только от подозреваемых, — с раздражением произнесла Маргарет. Если она рассчитывала, что Эйдан начнет ее разубеждать, то совершенно напрасно. 

«Были у вашей дочери близкие друзья?»

— А сейчас у кого-то есть близкие друзья? Настали другие времена, шериф. Она прекрасно ладит со всеми, два года является президентом класса, состоит в Школьной лиге. Состояла. — Маргарет покрутила сигарету в пальцах. Из-за бледно-розового лака казалось, что на них нет ногтей. — Если вас интересуют ее личные отношения, то вы их не найдете. Элизабет была устремлена в будущее, этот город и эти дети не слишком ее интересовали. На пром* ее пригласил Лиам Китрес, насколько я знаю, но не рассчитывайте на мексиканские страсти. 

(*пром— бал, который проходит в американских школах за несколько недель до окончания учебного года) 

«Какие у нее были отношения с Филиппом Карлайлом?»

Маргарет пожала плечами.

— Они в последнее время почти не общались. Он пытался перевести их отношения в личные, Элизабет это пресекла, вот и все. История не слишком свежая, Филипп уже сошелся с Энн Локарно, для нее это прекрасный вариант. — Маргарет усмехнулась, и тонкая морщинка прорезала щеку на ее безукоризненно ровном лице. — Я представить себе не могу, кому могло понадобиться убивать мою дочь. Кроме Фриаса, конечно.

Эйдан понимающе кивнул. Он действительно понимал, почему она так цепляется за эту версию — остаться без хоть сколь-нибудь разумных причин произошедшего ей слишком страшно.

Маргарет отпила виски, помолчала и вдруг вскинула глаза на Эйдана.

— Готовьтесь услышать, что убийца я. Вам многие так скажут, я уверена.

«Из-за истории с матерью Дугласа?»

— А, вам уже донесли. Кому-то никак не надоест об этом говорить, а ведь почти двадцать лет… Что ж, значит, я серийная убийца. Каждые двадцать лет убиваю кого-то по имени Элизабет Пенн. А ещё Дуглас совершенно здоров, это я колю ему лекарства, чтобы вызывать судорожные припадки. Мщу его матери! — Она рассмеялась, ударилась зубом о край стакана, и Эйдан решил было, что она куда пьянее, чем кажется, но Маргарет уже взяла себя в руки, выпрямила спину и посмотрела ему в глаза совершенно трезво. — Нет, меня заподозрят не поэтому. А потому, что я не плачу. И вряд ли начну. А вот Элизабет… та, первая. Она бы отлично справилась. На улице стояла бы очередь из желающих ее утешить.

«Почему вы назвали дочь в честь нее?»

— Ошибка юности. — Маргарет легко поднялась, долила себе виски и убрала бутылку. — Я была молода и думала, что люди верят делам, а не словам. Теперь понимаю, что сделала только хуже. 

«Какой была та Элизабет?»

— Не думаю, что это имеет отношение к делу. Но раз вы знаете мнение одной стороны, давайте и я расскажу. Мы дружили с Лиз, вам сказали? С детства. Она всегда была слишком эмоциональна, мне это казалось чуть ли не театральным, но знаете, больше никого не смущало. Она все время на кого-то обижалась, ее что-то ранило, восхищало, расстраивало, смешило, задевало — и все это так бурно, все непременно должны были знать. Человек-маятник — вот она хохочет, а вот уже рыдает. В какой-то момент я устала от этих страстей, для меня они были непонятны, я человек очень ровный. Она в очередной раз обиделась на кого-то в школе… Не помню повод, да он и не был важен, главное, что все подруги, и я в том числе, должны были осудить ту, другую девочку, а потом найти Лиз в каком-нибудь укромном уголке, куда она забилась, и утешать. Она всегда заставляла сначала как следует себя поискать. А я просто не хотела больше это делать. Господи боже, она же все равно потом с этой девочкой помирится! Вот с того дня все и началось. — Маргарет взяла стакан, но он был пуст, и она поставила его обратно. — Я стала врагом. Смешно, от меня ведь требовалось совсем немного: раскаяться в своей бесчувственности и делать все как раньше, то есть когда надо — утешать, когда надо — веселиться. И все забылось бы. Но я не хотела выполнять ее капризы и считала, что я права. А я и была права! Только по молодости сделала все неправильно. Не нужно было начинать войну, это поле эмоций, на нем мне было не выиграть, она ведь несчастная, страдающая, преданная подругой, хрупкая и нуждающаяся в поддержке. А я кто? Злая ведьма, строящая козни… Если кратко, за те два года я много узнала о людях. Опыт оказался неприятным, но полезным. Теперь я знаю, что быть ведьмой гораздо удобнее.

Эйдан невольно улыбнулся — чуть-чуть, уголком губ, но Маргарет заметила это и фыркнула. 

— И городу ведьма тоже очень нужна. Но об этом не рассказывают в детских книжках, да? Ладно, спрашивайте дальше, что там у вас. Уже поздно, я устала.

«До скольки Элизабет должна была быть в школе?»

— До половины пятого. Она ушла из школы во время ланча, я уже выяснила. Он начинается в 12:10. После урока дизайна мне позвонила Марта Перкинс и сообщила, что Элизабет не появилась в классе. Это было около двух. 

Эйдан записал: «12:10-14:00». Тело было обнаружено в половине четвертого, коронер подтвердил, что смерть наступила в промежутке с часу до двух дня. Все сходится. 

«Ничего необычного в последние дни не случалось?»

Маргарет покачала головой. 

— Нет, если не считать ограбления, все очень обычно. 

«Элизабет, по словам Фриаса, просила отвезти ее в Линнокс, но тайно, чтобы никто не узнал, что она там была».

— Полная чушь. Я повторяю, Элизабет не стала бы общаться с таким человеком. Он из маргинальной семьи, этим все сказано.

«Если бы она хотела тайно съездить в Линнокс, она бы выбрала человека, в знакомстве с которым ее не заподозрят».

— Куда проще было вызвать такси. Элизабет прекрасно знала, что если просишь кого-то об одолжении, он обязательно выставит счет. 

С этим было не поспорить, да и желания такого Эйдан не испытывал. Он хотел домой, снять обувь и поужинать.

«У кого-то в вашей семье есть оружие?»

— Исключено.

«Думаю, на сегодня достаточно. Если появятся новые вопросы или информация, я с вами свяжусь». Эйдан закрыл блокнот и поднялся.

Маргарет тоже встала. 

— Следователи прибудут завтра утром, вам сказали?

Эйдан кивнул.

— Я надеюсь, что вы достаточно профессиональны для сотрудничества с ними, несмотря на…

— Доброй ночи, — прошептал Эйдан и закрыл за собой дверь.

О да, он достаточно профессионален, чтобы понимать, что по перспективам быстрого и успешного раскрытия дело Элизабет Пенн начинает здорово напоминать дело об ограблении банка. Свидетелей ноль. Выстрел никто не слышал. Точнее сказать, никто не обратил внимания — охотничий сезон в разгаре, к тому же старик Сьюит, Красный Харви, палит по городским воронам каждый божий день, причем совершенно безуспешно, потому что хитрые птицы давно запомнили и самого Харви, и его ружье. 

Вороны, вороны… Почему именно они? И зачем, черт бы их побрал?