David Bowies stiletto heels

Наказание Брэдли Гловера

Аннотация
Гловер получает новую должность, а вместе с ней — первую в своей жизни проблему, которую невозможно решить парой телефонных звонков: Йена Биссе, харизматичного француза, выступающего катализатором для выявления скрытых страхов и разочарований в жизни самого Гловера.





========== six ==========

Гловер вышел из кабинета в пустой коридор больницы и взглянул на рукав рубашки. Не осталось никакого следа. Несколько часов назад весь сгиб целиком носил ровное красное кольцо. Но пока его обследовали, медсестры унесли одежду, постирали и высушили ее. Он был в том же пиджаке, в тех же ботинках. Может быть, обзавелся парой пластырей и бинтовой перетяжкой на локте. И еще тупой, неуловимой болью, без источника. Должно быть, его маскирует хрустящая гора обезболивающего, что ему дали.
Брэдли включил телефон, нашел несколько сообщений от водителя, от коллег, которые уже получили новости, сделал пару звонков и попытался успокоить волновавшихся. С ними все будет в порядке. Йена уже прооперировали. Он получил самую худшую травму из всех участников, но им повезло, что дело ограничилось сломанной ногой. Гловер снова нажал на кнопку выключения.
В вечернее время в больнице удивительно тихо. Люди стараются не производить лишних звуков. Проход по длинному коридору до автомата с кофе резонирует хлопанием подошв по каждой кафельной плитке, как бы ты ни старался быть бесшумным. Автомат долго гудит, производя расчеты, и, слава богу, все же решает пустить тонкую струйку и наполнить пластиковый стакан кофе. Вода горячая, и запах резкий. Резкие ощущения пробуждают эмоции. Таким образом один стаканчик кофе за щепотку пенсов делает тебя более живым.
Гловеру пришлось подождать еще около получаса, прежде чем ему разрешили навестить Йена. Врач сообщил, что какое-то время ему придется провести здесь, в больнице. Кость собирали из осколков, лечение займет несколько месяцев. Но он будет в порядке.
Брэдли поблагодарил дежурную, его проводницу, и положил ладонь на рукоять, решая дать себе некоторое время собраться с духом перед тем, как войти. Медсестра повернулась к нему спиной и направилась обратно к своему столу. Гловер осторожно надавил на рычаг, дверь подалась внутрь без какого-либо шума, приглашая в белую палату с приглушенным светом. Так же неслышно она за ним затворилась.
Кровать стояла в дальнем углу, справа от окна. Пахло каким-то лекарством. Йен лежал на большой подушке, его голова немного наклонилась к плечу. Врач сказал, что он придет в себя только к утру. Пышное одеяло было заправлено до самой шеи, под которой виднелся круглый воротник больничной сорочки. Каким-то образом оно было сложено так, что укрывало все остальное тело Биссе, исключая вытянутую и облаченную в спицы его правую загипсованную ногу.
Гловер подошел ближе и присел на стул. Некоторое время он слушал, как Йен дышит. Потом наклонился, чтобы разглядеть его спящее лицо поближе, удостовериться, что все в порядке. Дыхание было ровным, почти не слышным. Под черными ресницами, в уголках глаз, остались заметные обветренные следы высохших слез. Брэдли представил, как Йену фиксировали веки пластырем, чтобы предотвратить высыхание влаги. Представил, как врачи толпились вокруг него, спящего, как заглядывали в его разверстую ногу, складывали мозаику из кусочков назад. Наверное, теперь он будет звенеть в аэропорту на контроле...
Волосы от упавшей на лоб челки доходили до самых бровей. Даже у бессознательного Биссе, перенесшего открытый перелом и многочасовую операцию, из-за его жесткой непослушной шевелюры был вид супер-звезды. С такими волосами никогда не потеряешь лицо... Гловер вспомнил руку девушки и три белых пробора, мучительно всмотрелся в блестящий рельеф прядей и мысленно вернул ощущение своего первого и единственного прикосновения к Йену. Ведь это действительно было. Он касался его кожи. Чувствовал кость под своими руками, и пульсацию поврежденной артерии... Неужели это было реально?
Гловер медленно поднял ладонь, вдруг отяжелевшую, неповоротливую, осторожно потянул ее к кровати Йена. Он старался не дышать, чтобы не произвести никакого звука, как будто это поможет колдовству продержаться. Пальцы зависли надо лбом француза, и несколько секунд Брэдли готовился к тому, что хотел совершить. Он пытался сперва представить, как это может быть. Как он испытает это прикосновение, что произойдет с его телом? Как он получит и примет эту информацию. Почувствует ли он причастность к супер-силе своего сказочного животного? Почувствует ли он что-нибудь?
В замерших в воздухе пальцах начало покалывать. Брэдли сохранял последний сантиметр, запоминая его, осознавая, потом немного расслабил кисть, и три его подушечки дотронулись до прохладной, рассыпчатой и невесомой пряди, подхватили ее и позволили разлиться между фалангами. Показалось, что он может слышать их звон, пружинящий, серебристый. Дрожащие кончики отбрасывали на освободившийся лоб тени, и Гловер испугался, что эти подвижные силуэты могут разбудить Йена, помешать ему. Он снова пошевелил рукой, приказывая ей поплыть дальше, глубже, приказывая неповоротливому большому пальцу захватить по пути это широкое крыло и увести его с лица. Тепло было ощутимо еще до того, как он прикоснулся к виску Йена. Ближе к коже волосы уже хранят температуру. Гловер проскользил к кромке волос и ворвался тремя волнорезами в черную распространяющуюся волну, проводя три линии, три белых следа, ощущая ее гладкость и тяжесть всей своей ладонью, каждым пальцем. Немного задержался, потом отнял руку. Гловер уже давно поднялся со стула, и теперь, обессилев от напряжения, опустился на корточки перед кроватью.
Он ощущал, как его легкие заполняются чем-то теплым. Его пустота слабеет. Может быть, он забрал себе только что немного той самой тайной силы, отнял ее своим касанием. Что, если Биссе был прав? Что, если единственный способ утолить эту жажду — прикоснуться? Он знал, что теперь невыносимая тяжесть пошатнулась, что все изменилось. Теперь, если бы он увидел, как девушка проводит рукой по волосам Йена, он бы не чувствовал такой ярости. Он словно что-то понял, или, вернее, находился на пороге своего понимания. Гловер пытался объяснить себе, как работает этот механизм, пытался поймать это ощущение, к которому так долго готовился и которое так тщательно пережил. Но понимание ускользало, вертелось где-то рядом, манило, дразнило, но не утешало. Брэдли разглядывал черты лица Йена, его скулы, узкий и острый подбородок, линии его рта, немного капризные, даже в своем умиротворенном сне. Ему не хватало еще совсем немного для наполнения. Чего-то, что находилось совсем рядом, что могло его наконец настигнуть и спасти. Гловер хотел еще немного почувствовать, совсем чуть-чуть, еще коротко ощутить это... Он не думал, зачем опускает лицо. Просто поймал себя на импульсе. Ему хотелось. Чего-то, еще неосознанного, не воплощенного в понимание. Может быть, так дети прижимают к щеке котенка, желая ощутить гладкость его шерсти... Брэдли опустил голову, чувствуя на своих щеках разливающееся тепло от чужой кожи, на губах — мягкость чужого рта, и в его плавном нажиме была только лишь чистая радость сочувствия, приятия, благодарности...
Гловер оттолкнулся ладонью от края матраса и выпрямился, как пружина, отскакивая на два шага и прижимая к губам тыльную сторону ладони, чтобы стереть с них застывшее ощущение. Его мозг повторял какое-то односложное невыразительное ругательство. Брэдли поторопился забрать вещи и вылетел из палаты. 

========== sept ==========

Было почти четыре, когда Гловер снова коснулся ручки этой двери. Он зашел боком, стараясь протиснуться с пакетом и тяжелым коробком, в котором умещалось двенадцать литров апельсинового сока. Он сухо поприветствовал завязку на воротнике Биссе и опустил ношу между кроватью и тумбой.
— Серьезно? Ты издеваешься? — выдавил Йен и в ужасе выпучился.
Брэдли непонимающе задрал голову, так как все еще пытался выдернуть из-под коробки указательный палец.
Француз закатил глаза и выдохнул с обреченным гудением.
— Забудь. Ты не хочешь этого знать...
Гловер отряхнул руку и выпрямился. Решил, что не станет садиться.
— Выглядишь получше. Как дела?
Биссе издал неопределенный хриплый звук, и в памяти Гловера вспыхнул его высохший распахнутый рот и длинная, истонченная и бледная шея.
— Придется выучить ирландский. Хоть будет чем развлечь вас через три месяца, когда вернусь на работу.
— Если будет не терпеться, то вот, — Брэдли пошарил в нагрудном кармане, — я отснял тебе все помещения. Но это не к спеху.
Йен вытянул ладонь, но Брэдли сделал вид, что не заметил, и положил флешку на стол. После вчерашнего опыта ему не хотелось закреплять пройденное. Он, кажется, заметил, как Биссе внимательно бросил на него взгляд. На его похудевшем лице сейчас только глаза и видно... Черные, острые, какие-то орлиные глаза...
— Если я могу что-то еще для тебя сделать... — неуверенно начал он, обращаясь к шву на плече.
— Все в порядке, спасибо. Езжай.
Гловер удивленно моргнул.
— Нет, ты что, я еще приду... завтра.
Треугольное лицо скептически наклонилось и глаза теперь смотрели аккурат из-под бровей.
— Серьезно? Вали давай. У тебя до хрена дел перед комиссией. А у меня — безлимитный интернет и аккаунт на Kindle.
Брэдли поймал себя на идиотской нерешительности и начал машинально осматривать палату.
— А где твой ноут? Или ридер?
— Достану, когда наркота меня отпустит и я смогу что-то соображать.
— Я приду завтра, — сказал Гловер после паузы.
Йен пристально изучал его несколько секунд. Потом вытянул пятерню и растопырил пальцы.
— Спасибо, что вытащил меня.
Гловер постарался скрыть испуг, взглянул сначала на ладонь, потом в черные суровые зрачки Биссе. Замер в замешательстве, ошпаренный внезапностью.
— Иди на хрен, придет он завтра. Ты даже руку мне ни разу за полгода не пожал.
— Тебе не кажется, что ты это сейчас переборщил? — ответил Брэдли тихо, спокойно, не выдав себя.
— Да? С чего бы? Раз теперь я не на работе, то могу сам выбирать, кого хочу видеть в свое личное время, а кого нет. И уж точно я не хочу, чтобы мне носил фрукты чувак, которому противно до меня дотронуться.
— Йен, ты сдурел? — решил праведно психануть Гловер. — Надеюсь, в тебе говорит трамадол, или что там тебе дают...
— Да? А вот давай. Давай, докажи, что ты друг! — снова вытянутая пятерня. 
— Ты хочешь вот так, по-детски это решить? Тебе не кажется, что у меня могут быть свои причины?
Тебе сорок, твою мать! Ты правда сейчас хочешь, чтобы я пожал тебе руку на принцип?! Это сейчас действительно происходит?!
— Твои причины работают только со мной? Потому что с остальными подобного не случается.
Щеки Брэдли обожгло жаром. Что, если сейчас он обо всем догадается? Что, если все это на лице написано?
— Знаешь что, Йен! Сам иди на хрен! С тобой еще вожусь, как идиот! Ты даже не ребенок, ты просто мерзавец! В твоем возрасте тебе пора бы уже повзрослеть, черт возьми! — Гловер почувствовал прилив яростного отчаяния, ведь он сейчас оскорблял то самое, что в Йене было святым, что его так очаровывало. — Жуткий ты мерзавец и эгоист! Пошел ты к черту!
Он уверенно направился к выходу и постарался захлопнуть дверь так, чтобы она поставила очень внятный знак препинания. В коридоре поймал себя на желании заорать или даже заплакать от бешенства. Что произошло? Что пошло не так? Ведь он старался все делать правильно. К черту...
Гловер вытребовал у автомата еще кофе и вышел на балкон проветриться. Через десять минут он снова вернулся в палату Йена. Молча сел на стул, протянул ему второй стакан, вынул из купленной только что пачки сигарету и отдал французу, вместе с зажигалкой.
— Фа-ак, Гловер, за сигарету, считай, все тебе простил.
Брэдли смотрел, как длинные суставчатые пальцы несколько раз нетерпеливо нажали на колесо, выбивая искру, как щеки втянулись, жадно хватая дым. Черные глаза сосредоточены на огоньке, в них отражаются две светящиеся красные точки.
Две глубокие затяжки, потом третья, уже неторопливо, размеренно. Взгляд Биссе гуляет по противоположной стене. Ему правда нужно это объяснять? Пожалуйста, пусть ему не придется это объяснять...
— Я знаю, — начал Йен низким тембром, с хрипотцой, — я слишком выделяюсь, а что слишком выделяется — действует на нервы. Я это уже давно понял, и перестал обижаться. Но скажи, — он поворачивает голову и глядит на Гловера, — я тебя реально настолько раздражаю, что ты мне единственному руку не подаешь?
О, нет, пожалуйста. Не обязательно ведь это делать теперь... пусть это прекратится.
— Я, серьезно, предпочел бы избежать этого разговора сейчас, — осторожно ответил Гловер, не в силах обманывать и увиливать.
— А я очень серьезно хотел бы его закончить, раз уж начали. Давно пора.
— Дело не в тебе, — попытался оправдаться Брэдли, неуверенно и растерянно.
— О, да брось!
Этот тон, словно Биссе мог видеть насквозь, начинал выводить из себя. Кто он такой, что возомнил, будто может здесь говорить по душам?
— Послушай, Йен, у меня могут быть свои причины. И тебя они не касаются.
— Не касаются? И какие же это такие причины?
Вот мерзкий нахал! Да как он вообще смеет!
— Которые тебя не касаются, слышал, что я сказал? Хочешь продолжать это? Это бессмысленно!
— Да, хочу продолжить и наконец добраться до сути. Давай, выкладывай!
— Так вот разбежался и давай тут перед тобой выкладываться. Ты вообще хоть иногда границы чуешь? Как придурок себя ведешь.
— О, до придурка добрались! Хорошо! Что еще?
— Да прекрати ты это! Можешь себя как мужик вести? — венка на лбу Брэдли начала набухать.
— Как мужик? А мне казалось, это ты тут себя не как мужик ведешь!
— Следи за словами, наглец!
— Придурок, наглец! Дальше!
— Да в чем проблема?! — Брэдли заорал, чтобы прекратить этот абсурд.
— В том, что ты, лицемер, решил построить из себя заботливого папашу, — стальным голосом заключил Йен, глядя на посетителя железным лучом.
Брэдли вскипел. Значит, весь этот всплеск эмоций был только его маской. Значит, он прекрасно себя контролировал — и — наблюдал за сценой? Наблюдал за ним, как за экспериментом? Долбанный засранец!
— Ты прав. Наверное, все дело в том, что я ненавижу тебя. Потому что... ох, мать-перемать, как я тебя ненавижу!
— Ну вот, выяснили. Теперь должно полегче пойти, — констатировал Йен, непринужденно затягиваясь.
Гловер с трудом удерживался, чтобы не выбить у него сигарету из пальцев.
— Потому что ты самый отвратительный из паяцев и негодяев, которых я встречал!
Левая бровь Биссе манерно выгнулась, его взгляд по-прежнему сосредоточен на пламени.
— Потому что меня одно уже твое присутствие, один твой вид выводит из себя, потому что на фирме только ты — моя единственная проблема!!!
Йен поворачивает лицо к Гловеру и спокойно спрашивает:
— Почему?
Гловер пышет яростью, лицо его наливается краской.
— Потому что... Ты хочешь знать, хочешь знать, почему?
— Не мешало бы знать, да.
Это непоколебимое, равнодушное выражение во взгляде и голосе!
— Хочешь знать, почему? Ты, долбанный засранец, хочешь знать, почему?!
Йен прищуривается, не сводя с Гловера взгляда, и глубоко затягивается. Когда сигарета освобождает рот, Брэдли поднимается и занимает его своим, обхватывая острый подбородок ладонями. На поцелуй это похоже меньше всего. Скорее, на какое-то насильственное принуждение, на желание продемонстрировать обладание, на мольбу об обладании... Нос вжимается в щеку до боли, зубы стиснуты. Еще чуть-чуть, и послышится хруст шейных позвонков.
В заполненных легких Йена начинает жечь, француз давится и с кашлем выталкивает сигаретный дым в глотку Брэдли. От внезапного напора тот вздрагивает, приходит в себя и отнимает руки. Молча, он отходит к окну и рассматривает тяжелые облака.
— Lord, make the nation see that men should brothers be, and form one family the wide world o'er, — напевает Йен вполголоса средневековую народную песню, рассеянно изучая свою загипсованную ногу.
Брэдли натягивает ремень сумки на плечо. Ему совсем не смешно. Он знает, что и Йену тоже не смешно. Разворачивается к двери, делает шаг, потом в невыразимом порыве негодования и отчаяния воздевает руки.
— Почему?! Господи, ну почему?! — рычит он в потолок, впервые давая вылиться тому, что сковывало его изнутри и лишало свободы.
Ощущение громовых раскатов еще долго растекается по груди приятным эхом. Выйдя из госпиталя, он звонит заказать билет на ближайший рейс.

========== huit ==========

Конец июля выдался продуктивным. Брэдли работал с утроенной силой, взял несколько новых проектов, его машина неслась на всех парах. О Йене вспоминал неохотно. Вернувшись из Дублина, он вытащил жену в кабак и за четыре часа рассказал историю своих шести месяцев во всех подробностях. Они поговорили об этом. Потом поговорили еще. Потом Мэгги почувствовала, что сделала все возможное, и теперь ей стоит оставить мужа наедине с его ситуацией. Так у него это работало. Медленно, понемногу.
Так с ним это работало. Гловер боялся, что Биссе может сделать ему больно. Оказавшись в уязвимом положении, Брэдли мысленно просил, чтобы Йен не писал ему, не звонил, не пытался ничего выяснить. Он бы сломался, получив гневное письмо, или негодование, или насмешку, презрительное высокомерие, снисхождение. Может быть, позже, только не сейчас, когда все ходуном пошло. Йен не писал. И не звонил. Позже они начали обмениваться сухими, деловыми письмами. Только факты, приказы, отчеты. Спустя два месяца Гловер начал чувствовать, что его контроль возвращается. И сейчас, в конце июля, он был уже почти в форме.
Брэдли висел на телефоне с коммерческим, когда пиар-отдел шумно ввалился в его кабинет, зашикал, на цыпочках пробрался вглубь. За ними — программисты. Подавленный шепот, оживленный. Гловер поднял ладонь, давая понять, что скоро закончит. Он заметил Йена еще до того, как тот появился в дверях. Его высокие плечи в черной рубашке маячили за белыми воротниками менеджеров. Темные брюки, легкая, почти незаметная хромота. Руки в карманах, локти прижаты к туловищу. Неуловимая, очень тонкая нерешительность... Гловер поднял глаза, встретился с ним взглядом и кивнул, тут же отвлекшись на листок с пометками. Он прижал трубку плечом к уху и дописал номер. Прокрутил в памяти еще раз черные, внимательные глаза Йена, чуткие, цепкие. Словно спрашивающие разрешения войти. Необычно для него.
— Итак, ребята, сегодня по-быстрому, мне к часу в Ричмонд. Рад приветствовать нас снова в полном составе! — короткий кивок Йену, попытка выразить благодарность и обозначение пакта в быстрой улыбке, ту особую благодарность. — Что у нас с сезонкой?
— Удача на даче?.. — безнадежно протянули креативщики.
— Уши! Уши! Никаких паронимов, умоляю вас! С такими штамповками они смотрятся дешево и неэффективно. Давайте в сторону природных сил, что ли! Я понимаю, что за столько лет все слоганы перевелись, но еще немного поднажмите. Выставка! Кто в жюри? Все подтвердили? Дозвонились до Катчера?
Гловер слушает, листая макет буклета, прикованный уголком своего глаза к темной высокой фигуре. Кто-то уступил Биссе кресло, и он сидит теперь в нем, как король, худощавый, великий, вытянутый.
— Хорошо. По контенту на сайтах вопросов нет. Разве только пожелание: бейте больше не по скидкам, а по новинкам, а то получается, что мы клиентов за нищебродов держим... В августе вброс материалов по журналам. Мне нужен утвержденный список и тематика. Минимум два разворота в каждом, картинки-текст — пятьдесят на пятьдесят. Все контакты у меня есть, вышлю на почту вечером.
Гловер делает пометку в ежедневнике.
— Дублин, — прямой взгляд на Йена. Йен изучает его спокойно, невозмутимо, в его поставленной на локоть руке зажат маркер, большой палец — на колпачке. — Остался вопрос по окну в атриуме. Задержись-ка на минуту. Остальные свободны, всем спасибо.
Народ в спешке зашевелился. Биссе подождал, когда поток схлынет, неторопливо подошел, присел у стола. Гловер выдвинул ящик и несколько секунд вылавливал из кипы нужную папку. Замок двери щелкнул за ушедшими.
— Вот смотри, там какая-то балка с коммуникацией, или вентиляцией, в общем, им нужно это место, вот здесь, — Брэдли протягивает фотографию и проводит на ней линию указательным пальцем, заглядывая в глаза Йену, в его черные, осторожные и выжидающие глаза. — Так что первоначальная форма не подходит. Надо что-то новое, чтобы не выбивалось из общего настроя. Они уже почти доделали стены... Дай знать, если тебе что-то еще понадобится.
— Окей, — произносит Йен и опускает взгляд на фото.
Окей. Первое слово, которое Гловер услышал от него за три месяца. Худые плечи, прижатые к бокам локти... первое, что Гловер увидел за три месяца. Lord almighty... От него пахнет каким-то странным одеколоном, как-то по новому.
— Ну все. Иди, — тихо говорит Брэдли, по-иному, по-дружески.
Они обмениваются коротким взглядом, взглядом-объяснением, и Биссе уходит.
Гловер возвращается в кабинет и открывает почтовый клиент. Он видит письмо от Мэгги.
Ну что, ты уже видел его?? Своего голодающего? Пришел он???
Времени на ответ почти не остается, только на несколько слов. Видел. Все в порядке. Уезжаю в Ричмонд, вечером расскажу.
Он проверяет, все ли собрал, хватает портфель и на пути вниз заглядывает в кабинет к разработчикам, в кабинет, где шефствует Биссе.
— Мне нужны три листа с заданиями для нового админа, завтра собеседование в Дублине, хрен знает, о чем их вообще спрашивать и за что мне такая честь! Нид хэлп! — кричит он программисту, придерживая раскрытую дверь.
— Летишь в Дублин? — спрашивает Йен.
Гловер оборачивается и удивленно осмысливает вопрос, кивает.
— Закажи два. Мне надо замерить окно. И посмотреть, что там они понаделали.
Гловер еще немного осмысливает, снова кивает и выходит.

========== neuf ==========

Брэдли Гловер сидит в широком кресле самолета, меж его бровей пульсирует голубая венка. Он делает вид, что читает газету. Он читает ее, абзац за абзацем, склоненный, сосредоточенный, но не понимает смысла муравьиных слов. Напряженный, сконцентрированный на себе, Гловер пытается нащупать канал гармонии и смирения. Что ему было делать? Не велеть же секретарше заказать им места в разных частях салона!
Биссе возвращается после короткой отлучки, и Брэдли поднимается, чтобы пропустить его. Ему нужно еще время, чтобы привыкнуть, чтобы делать вид, будто в его мозгу не вспыхивают красные огни каждый раз, когда Йен так или иначе попадает в поле его внимания. Разумеется, у него все еще есть сила воли и контроль над собой. Это ему поможет. Ничего иного не остается.
Не существует рецепта или магического зелья, которые могли бы помочь перестать чувствовать. Брэдли знает — это невозможно. Самый рациональный выход из положения — изменить русло своих чувств. Так, чтобы они его успокаивали. Чтобы можно было функционировать поверх них так же, как прежде, быть нормальным человеком, не терзать себя, не совершать над собой насилие, пытаясь искоренить их. Гловер царапает взглядом по лицу француза, ловит его расстегивающее пуговицу пиджака движение, думает о том, что все это, само присутствие Йена — накладывает на него особый отпечаток реальности, влияет на его мироощущение. Причиняет ему какую-то странную, изощренную разновидность боли, и чтобы вылечить ее, Гловер пытается представить себя богом. Будто он бог, а Йен — его сказочное животное, его удивительное творение, и он представляет, как произносит: "я создал тебя, но ты не принадлежишь мне". Повторяя это про себя, Брэдли замечает, что к нему приходит прощение и подобие облегчения. И, может быть, та божественная, отцовская любовь, идеальная и абсолютная, которую невозможно пробить ничем, даже вздумай Биссе вести себя как последний мерзавец. Ничто больше не сможет выбить землю у него из-под ног... Гловер поворачивается, чтобы еще раз посмотреть на Йена и проверить, работает ли это, начало ли это действовать. Чувствует, как сердце его вздрагивает и сжимается, и думает, что ему нужно еще немного времени. Он привыкнет. Он сможет управлять этим. Это не так трудно, как кажется.
Когда за ними приезжает такси, Гловер меняется с Биссе, чтобы тому не пришлось сидеть на том же самом месте, где он оказался в момент столкновения. Меньше, чем через час они оказываются у пустого железобетонного исполина, окруженного парковочной полосой размером с футбольное поле. Стеклянные бока блестят на солнце, еще свежие, не атакованные натиском природы, и внутренние гулкие помещения принимают их удивленными раскатами низких регистров.
— Сколько у тебя человек? — спрашивает Йен, доставая фотоаппарат, блокнот и рулетку.
— Семеро, — борозда на лбу Гловера по-прежнему не разглаживается, как будто он сосредоточенно извлекает корень из шестизначного числа в уме.
Биссе присвистывает.
— Это тебе на каждого минимум полчаса...
— Думаю, до шести я с ними точно провожусь. Если закончишь раньше, подожди меня в угловом кабинете, я оставлю ключ.И он проводит свои собеседования, уделяя каждому себя целиком, старается отвлечься на работу. Старается следить за временем. Старается не устраивать сложностей. Но семь человек, избранных местным отделом кадров, должны быть уверены, что собираются занять подходящее им место. Потому стрелка переваливает за шесть. И вскоре — за семь. Брэдли едва смог перехватить пару глотков воды между приемами. В открытые окна почти не дуло, а кондиционеры ожидали подключения только перед заездом. Наконец, все было решено. Он попрощался с последним, удостоверился, что тот найдет выход, и утомленно собрал свои собственные вещи — тетрадь с пометками, телефон, ежедневник, снял со стула пиджак и пошел за Йеном.
Биссе сидел в кресле, сжимая в одной ладони ремень от сумки, в другой — кабель от зарядного устройства. Он глубоко и крепко спал, уронив голову на кожаную спинку. Гловер аккуратно сложил на стол то, что занимало его руки, и приблизился.
— Йен, — позвал он негромко.
Француз не откликался. Сколько он уже спит? Час, два? Брэдли посмотрел на циферблат и обнаружил, что до самолета времени у них впритык.
— Йен, — повторил он еще раз, немного громче.
Это смешно. В голову пришло набрать его номер и позвонить. Чтобы только не пришлось дотрагиваться.
Гловер еще раз окинул взглядом беззащитную фигуру француза, положил ладонь на его плечо и легонько потряс.
— Йен, просыпайся. Нам надо ехать. 
Биссе подал признаки жизни, удивленно встрепенулся и заморгал, вызывая в Брэдли несанкционированный приступ сочувствия и нежности.
— Я закончил с ними. Нам надо выезжать.
Он отвлекся, чтобы закрыть окно и проверить, ничего ли не осталось забыто. Мобильный Гловера зазвонил и он ответил, пытаясь уложить одной рукой свои вещи в портфель. Говорить пришлось на ходу. Биссе заметил суету и, имея свободные руки, забрал пиджак напарника.
— Нет, я решил это абсолютно точно. Да, я уверен, — Брэдли повернул ключ и понадеялся, что охранник не решил где-нибудь застрять именно сейчас.
Охранник ожидал у выхода. Не отлучаясь от разговора, Брэдли отдал ему ключи, кивнул Йену и они вышли на улицу. Наконец-то глоток свежего воздуха.
— Он не подходит. Он не ответил достойно ни на один мой вопрос. Слушайте! Он ваш родственник, что ли, или какой знакомый? Откуда вообще такое давление, такой интерес! Вам не нужен в команде человек, не способный различить элементарные стратегии.
Из трубки понеслась трескотня коммерческого. Гловер рассматривал их вытянутые тени, плывущие по свежему асфальту. Потом тени исчезли. Он поднял голову и обнаружил, что небо заволокло тучами. Они пересекли пока еще только половину футбольного поля.
— Ничего, пускай еще поищут. Место приличное. Я уверен, в Дублине найдется немало специалистов, желающих занять эту должность. Да, я уверен. Я провел с ним почти час. Нет, не придется ехать снова. Можно провести собеседование по скайпу, в наш век это, слава богу, не проблема.
Футбольное поле все не кончается. Бетон и асфальт, на отшибе промышленной зоны. В это время здесь ни души. Гловеру удается распрощаться с начальником, и в этот момент первая крупная капля дождя ударяет его по носу.
— Сейчас ливанет, — предупреждает Биссе. Он все еще несет пиджак Гловера.
Брэдли набирает номер службы такси, когда они выходят за ворота и останавливаются на обочине.
— Алло... это Гловер, мы заказывали машину...
Над ними громыхает, и почти одновременно с громом тугие шумные струи обрушиваются сверху, как стрелы.
— Черт... тут у нас ливень начался. Да, узнайте пожалуйста...
Брэдли с надеждой всматривается в поворот на шоссе, откуда должно появиться их такси. Заставший их врасплох дождь сильный и холодный. Биссе вешает свою сумку на плечо, расправляет пиджак Гловера и подает знак. Брэдли по-прежнему слушает телефон. Он зажимает портфель под мышкой, освобождая одну руку, продевает ее в подставленный Йеном рукав, снова берет портфель. Он все еще ждет ответа, и потому не может оторвать телефон от уха. Его второе плечо остается незащищенным, и Йену приходится придерживать на нем пиджак за лацкан.
— Хорошо, спасибо, — заканчивает Брэдли, чувствует руку Биссе на своем плече и как одеревенелый сверлит далекую точку на горизонте.
Пытается сообразить, что ему следует сделать в первую очередь. Вокруг них давно стучат тяжелые капли, воздух сотрясается от звенящего грохота. Брэдли решает убрать телефон в карман. Ему не сразу удается найти проем. Каменные пальцы сначала слепо скользят по бедру. Ладонь Йена крепко лежит на плече, он чувствует ее давление. Ему кажется, что это давление несколько сильнее, чем должно быть. Машины все еще нет, а обещали, что она будет через пару минут... Гловер понимает, что стоит, держа руку с телефоном в кармане. На плечо давят так, что ему уже приходится оказывать сопротивление, чтобы не поддаться нажиму. Это как-то необычно. Наверное, он еще не вполне пришел в себя после такого множества забот... И чертов дождь, полосует, словно лезвиями, пробирает до дрожи. Брэдли приходит к мысли, что ему, все-таки, было бы неплохо надеть пиджак. Но как это сделать, когда на твоем плече чужая ладонь? Сможет ли он когда-нибудь привыкнуть к тому, что время от времени прикосновение к Йену оказывается неизбежным?..
Брэдли решает повернуться и взглянуть на француза, чтобы сориентироваться по ситуации. Натыкается на его черный внимательный взгляд, на сложенные, поджатые в ожидании губы. В ожидании?.. В ироничной насмешке? Гловер мучительно пытается понять, что происходит. Его лоб алеет от волнения. Под давлением руки Йена ему уже пришлось развернуть по диагонали плечи, так, что теперь он почти обращен к нему...
Гловер чувствует, как кровь отливает от его лица, когда возможное предположение настигает его. Нетерпеливая ухмылка Биссе становится еще тоньше, приближаясь к грани "Ты, идиот, давай уже, реагируй!". Ему требуется еще секунда, чтобы несколько раз перепроверить, правильно ли он понимает сигнал. Потому что, если он ошибается... это будет его последний день в фирме. Если он ошибается, он окажется полным дураком. Он окажется на самом дне колодца, который сам же себе и выроет за эту следующую секунду... Гловер почти умоляюще заглядывает в лицо Биссе, с отчетливым оттенком беспомощного ужаса. Брови Йена выстраивают загадочную кривую, в которой скрытым шрифтом читается: "Гловер, ты все-таки идиот".
Гловер решает, что, пожалуй, ему все равно, окажется ли он на дне колодца, или на гильотине, или в кабинете коммерческого со стопкой объяснительных, он выпускает из левой руки портфель, хватает Йена под острые своды его нижней челюсти и впечатывается в него так стремительно, что ему кажется, он замечает разлетающиеся в стороны брызги. По ладони на своем затылке он скоро понимает, что уловил сигнал правильно. Это замечание — единственная живая мысль в его мозгу. Кроме нее — лишь белый шум и ощущение вкуса дождевой воды, глотаемой с жадными и болезненными атаками.
За их спинами раздается сигнал гудка. Брэдли давится очередной порцией воды и в изумлении рассматривает беспечное и обычное выражение на лице Йена. Почему так долго? За что так долго?!
— О, как я ненавижу тебя, — шепчет Гловер, с облегчением, с набухшей на лбу веной, покрасневший, напряженно пытающийся осмыслить все, что происходит.
Они садятся в такси, на заднее сидение. Брэдли захлопывает дверь, мрачно уставившись в окно, взволнованно, тревожно, в соответствии со своим характером — мучительно — и с жаром повторят кустам за окном:
— О, как я тебя ненавижу!
Водитель в замешательстве, но все же решает завести мотор.
— Вам куда?
— В аэропорт, — как ни в чем не бывало командует Йен.
Гловер с гневом оборачивается.
— Я переломаю тебе вторую ногу, сукин ты сын!
Биссе растекается в кривой улыбке и вносит коррективы:
— В Кроун Плаза.
Гловер снова оборачивается к окну, брови — сведены, кулак тревожно прижат к губам. Кажется, если до него дотронуться, он стукнет электрическим разрядом. Биссе никак не может перестать улыбаться. Он сдерживается из последних сил, чтобы не улыбаться, когда они остаются в номере отеля, и Брэдли пытается развязать галстук, чтобы снять промокшую одежду. Он дрожит от холода, или от волнения. Его пальцы не могут ухватить узел, постоянно срываются. На лице — все то же обеспокоенное выражение, выражение инженера, пытающегося рассчитать прочность балки на скорость, как если бы от этого прямо сейчас зависела жизнь пятерых человек. Йен усмехается, приближается и высвобождает тугую петлю на шее Гловера.
— Ты похож на бульдога. У тебя когда-нибудь расправляются эти складки на лице?
Брэдли покорно позволяет снять с себя галстук, все еще не понимая — как? Как и почему? Три месяца!!!
— А ты похож... — пытается он подобрать определение.  — Даже собаки такой нет...
Йен прочитывает эту зудящую в голове Гловера мысль. 
— В больнице ты послал меня на хрен, и за три месяца ни разу не сказал предложения, в котором не было бы слова "отчет" и "сроки". Что я должен был думать про тебя, мистер двадцать-лет-женат-двое-детей?
Из суженного носа Гловера раздается протяжный, мучительный выдох. Невыносимо, думает Йен. И эта черта на его лбу. Просто невыносимо больше. Надо что-то с этим делать.
Йен с трудом вынимает себя из прилипающей мокрой рубашки, отправляя ее в корзину к остальным вещам. Брэдли замирает с пряжкой ремня в руке, загипнотизированный удивительным строением тела француза: выпуклость его груди имеет настолько небольшой градус, как будто решила обеспечить лишь самый необходимый минимум для нормального физиологического взаимодействия. Когда Биссе наклоняется к корзине — его живот перечеркивается дюжиной складок, и Брэдли вспоминает, что то же самое происходит с шеей Йена, когда тот оборачивается, например, посмотреть на что-то позади себя. Шкура на его подбородке превращается в изощренный рельеф. Гловер пытается решить, являются ли предметы его фетиша извращением, или пока еще нет.
— Шокирован? — спросил Йен, с извечной растянутой улыбкой своего полного превосходства.
Его большие черные глаза как-то по-новому блестят под этим ярким расщепленным светом...
— Нет, — ответил Гловер, как раз в это мгновение заметив рисунок на плече Биссе.
Он осторожно прикоснулся к острому локтю и потянул его, чтобы рассмотреть татуировки. Сбоку на руке красовался лев в стиле мультяшных вестернов, а еще выше, в самый торец плеча была вбита маленькая черная пятиконечная звезда. Брэдли попытался представить, что побудило Йена выбрать именно эти рисунки.
— Левое потом посмотришь, — распорядился Биссе, — иди в душ, ты дрожишь, как куст.
Брэдли по привычке включил опекающего покровителя.
— Я не пойду первый, — бросил он и занялся стягиванием брюк.
Губы Биссе скривились в снисходительной насмешке.
— Первый? Ушам не верю...
Подождал, пока Брэдли расквитается с носками, схватил его за бицепс и потащил в ванную комнату. Как только они втиснулись в душевую, Биссе отвернул рычаг смесителя. Холодная вода брызнула на спину Гловера, заставив его инстинктивно отскочить — вперед, на Йена. Раздался гулкий хлопок удара спины о кафель. Упирающийся носом в чужую ключицу, Брэдли с облегчением почувствовал, как вода становится теплее. Его дрожащее тело успокоилось и будто бы начало расслабляться, впервые за долгие часы, а может быть, дни.
Он начал осознавать, насколько велика теперь площадь поверхности его соприкосновения с Йеном. Это вызвало мгновенный импульс смущения, Брэдли отстранился и неловко прислонил ладонь к лицу, избегая встречаться с глазами француза.
— Извини, я ударился о тебя носом...
— Ну ничего, — певуче ответил Биссе, баюкающим тоном, будто успокаивал напуганного ребенка.
Он развернул Гловера и прислонил к себе спиной. Брэдли ощутил на своем животе его длинные жилистые руки. Теплая вода приятно лилась по лицу. Захотелось остаться в этом мгновении. Если он сейчас решит запрокинуть голову, она, должно быть, окажется на плече Йена...
Брэдли охватило внезапное и глубокое состояние покоя. Словно в нем развязался давнишний узел, причиняющий дискомфорт. Страхи, опасения, расчеты вероятностей, оценки — все растворила мифическая супер-сила его сказочного животного. И сейчас оно находилось прямо за ним, рядом, принадлежало ему. Его точные пальцы проводили неторопливые, околдовывающие линии по груди и животу, словно снимали древнее проклятие. Гловер подумал, что сейчас он и есть бульдог. Преданный бульдог, принадлежащий своему хозяину. Готовый захлебнуться благодарностью за оказанную ласку. Эта мысль не обидела его, наоборот, заставила улыбнуться.
Тугое, суставчатое дерево оплетало его. Гловеру хотелось выразить в чем-то свое свежеобретенное ощущение владения, под его закрытыми веками проносились картинки ребристого бока Йена, его острого кадыка, мультяшной фигурки на плече, всем этим хотелось обладать, и жадность и нетерпение вызывали у него слюноотделение.
— Не надо, — коротко бросил Йен из-за плеча. — Сначала успокойся немного.
Брэдли повиновался и успокаивался. Успокоившись, он с удивлением открыл для себя новую, свежую идею. У Гловера больше не было потребности отбирать чужую мифическую супер-силу. У него была своя собственная. Пусть и отличная. Скорее всего, он научится чему-то, прикасаясь к Биссе, но эти прикосновения не заберут его колдовства. Гловер понял, что был полным придурком. Он засмеялся вслух. Заметил, что самокритичное замечание на этот раз не вызвало в нем приступ неосознанного самоуничижения, этот подавляющий жестокий контроль. Наверное, он уже чему-то научился. И у него еще будет множество, множество возможностей продолжить обучение.
Страницы:
1 2
Вам понравилось? 51

Рекомендуем:

Один из нас

Обман

Не проходите мимо, ваш комментарий важен

нам интересно узнать ваше мнение

    • bowtiesmilelaughingblushsmileyrelaxedsmirk
      heart_eyeskissing_heartkissing_closed_eyesflushedrelievedsatisfiedgrin
      winkstuck_out_tongue_winking_eyestuck_out_tongue_closed_eyesgrinningkissingstuck_out_tonguesleeping
      worriedfrowninganguishedopen_mouthgrimacingconfusedhushed
      expressionlessunamusedsweat_smilesweatdisappointed_relievedwearypensive
      disappointedconfoundedfearfulcold_sweatperseverecrysob
      joyastonishedscreamtired_faceangryragetriumph
      sleepyyummasksunglassesdizzy_faceimpsmiling_imp
      neutral_faceno_mouthinnocent
Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив

3 комментария

+
10
Эвенир Офлайн 1 июля 2020 08:16
Спасибо за такой неожиданный, необычный рассказ! Удивительное сочетание красивого, правильного и даже строгого языка с проникновением в самые глубины чувств, которые даже сам герой не смог бы описать. Манера изложения похожа на главного героя: полный самоконтроль и под его стальной поверхностью - кипящий котёл. Как хорошо, что партнёру хватило понимания, терпения. И желания.
С нетерпением жду новых произведений.
+
4
Dars0 Офлайн 4 июля 2020 18:20
вот строит человек свою благополучную жизнь, тщательно так, обстоятельно строит.. а потом появляется кто-то и одним махом своей супер-силой рушит этот карточный домик) жутко, когда рушатся стены, правда? и тут бах! волшебство))
и да, замечательный рассказ)
Спасибо! :)
--------------------
Главное - вовремя чистить почту, вдруг там стоит лимит на входящие))
+
2
Главный распорядитель Офлайн 9 июня 2023 22:26
Горячо рекомендуем за неповторимый авторский стиль!
Наверх