Глава 7

Они неторопливо поужинали совсем недалеко от «Милонги» в уютном итальянском ресторанчике на углу и даже распили бутылку красного на двоих под пасту. И Крис, совершенно разомлев от пронёсшейся над его головой грозовой тучи, благодарно воспринял подобный финал этой истории с Себастьяном. Он почувствовал, как его отпускает, а настроение определённо выправляется, и что можно жить и дышать дальше полной грудью. Они обязательно найдут ему достойную замену.

— Ну что, теперь в клуб? — улыбнувшись своей фирменной кривой улыбкой, спросила Скарлетт. Она промокнула губы после соуса бешамель салфеткой и скомкала её, оставив на середине пустой тарелки. — Пятница, я бы выпила ещё что-нибудь покрепче. И потанцевала.

— Не танго, так хотя бы фристайл? — фыркнул Крис, чувствуя осязаемое облегчение, опустившееся на плечи и спину лёгким, дружеским качанием.

— Что угодно, — кивнула она, — хоть хип-хоп. Лишь бы не сидеть без движения. Я, к слову, тяжёлые деревяшки в офисе не таскаю, в отличие от тебя. Мне нужно больше двигаться, чтобы избавляться от лишних калорий, — она с усмешкой кивнула на пустую тарелку. — Слишком уж вкусная эта итальянская паста, — и Скарлетт подмигнула ему, непонятно на что намекая.

О клубе они разузнали, вежливо поинтересовавшись на этот счёт у хозяина ресторана, когда тот подошёл в конце ужина узнать, всё ли им пришлось по душе. Такая милая итальянская традиция, сразу добавлявшая вечеру ощущение семейственности и уюта. Полноватый улыбающийся итальянец ответил им, что есть только одно достаточно приличное место неподалёку, а остальные — сплошь притоны. Скарлетт, конечно, к рекомендации отнеслась с долей скепсиса: «Наверняка, клуб держит кто-то из его родственников. Итальянцы в Бруклине — та ещё мафия». А Крису… ему было всё равно.

Они шли со Скарлетт по улице, воздух бодряще и по-весеннему пьяно пах влажным асфальтом и какими-то невидимыми в темноте оград цветами, и оцепенение последней недели спадало с него пластами, как старая иссохшая змеиная кожа. Очень скоро неоновую вывеску клуба на противоположной стороне дороги стало невозможно игнорировать, прикрываясь уютным молчанием, и они, перебежав перед самым носом притормозившего такси, поспешили внутрь.

Музыку было слышно ещё до того, как Скарлетт, прошедшая фэйс-контроль и игриво улыбнувшаяся охраннику, потянула дверь на себя. Внутри бухало не громко, а адски — до зуда в ушах и вибрации в лёгких — громко. И почему-то это показалось Крису именно тем, чего он на самом деле хотел. Когда со всех сторон налегает музыкальный бит и сбивают с толку яркие отблески светомузыки, нет ни единой возможности задуматься или отвлечься от происходящей вокруг вакханалии.

У них со Скарлетт тут же появились поклонники, которые, впрочем, уходили, если Крис вежливо отказывал, — но на их месте появлялись новые, девушки были вызывающе красивы, а к Скарлетт подсели за стойку сразу двое парней, чуть оттеснив их друг от друга — двойняшки, понял Крис, приглядевшись. И глаза у Скарлетт так завлекающе блестели из-под приопущенных ресниц, что Крис сразу понял, какие именно картины прокручивает она сейчас в своей голове. Её совершенное право, впрочем, почему бы и нет. Его самого напротив компания совершенно не интересовала. Поняв это, девушка, присевшая было рядом и пытавшаяся скользить ладонью по его бедру в сторону паха, быстро куда-то исчезла, и он остался в самом лучшем обществе на данный момент — тет-а-тет со стаканом «Белого русского». Страшная гадость, но Крису нравился эффект. Быстро и без проволочек.

Он почти успел управиться с ним, и в голове приятно шумело, как вдруг Скарлетт так настойчиво потянула его за рукав лонгслива, что он чуть не свалился с высокого стула.

— Что, ты пошла танцевать? — с улыбкой спросил Крис, оборачиваясь. Только почему-то Скарлетт смотрела не на него, а в сторону танцпола, и выражение её лица было крайне удивлённое.

— Ты только погляди туда, — проговорила она, но Крис скорее прочитал по губам, чем услышал — было слишком громко. И вмиг нахлынуло непонятное волнение, застучало в висках.

Он повернулся к танцполу, недоумевая, и принялся всматриваться в мерно колышущуюся под музыку толпу, пытаясь понять, что там такое увидела Скарлетт. И он чувствовал, что знал ответ заранее. Знал.

Себастьян танцевал в самой гуще людей недалеко от бара, и на его лицо то и дело попадал луч алого прожектора — только поэтому Скарлетт разглядела его в рябящей мешанине света и тени. Луч бил прицельно раз за разом, обжигая Себастьяну лицо, только тому не было до этого никакого дела: он танцевал, опираясь спиной на широкую грудь какого-то качка, а спереди к нему притирался, извиваясь под музыку, парень полегче. Лицо Себастьяна потно блестело, он закатил глаза, откинувшись на плечо качку, и расслабленно приоткрыл рот с неестественно яркими губами. Он выглядел так, словно его уже трахали прямо там, на танцполе, одновременно спереди и сзади, тёрлись и проникали, вбиваясь в ритм музыке, и от одного предположения Крису стало очень плохо и очень хорошо, жарко, приторно и горько на языке. Крис знал, что некоторые парни умудрялись трахаться со своими девушками в подобной давке прямо во время танца, и никто даже не обращал на них внимания — потому что современный танец в клубе тяжело было отличить от секса. И приподнять короткую юбку, особенно если не надевать трусиков, и получить между ног крепкий член, и танцевать, трахаясь в то же время, стало распространённым развлечением среди молодёжи. Крис так никогда не делал, потому что… это казалось ему унизительным и животным. И почему сейчас, смотря на Себастьяна, у него потяжелело внизу живота, окатило жаром лицо и панически задолбилось в груди, он не знал. Он обмер.

— Он торчит, — крикнула вдруг Скарлетт в самое ухо, выбивая из транса. — Крис, он обдолбан или пьян, я не знаю, но он не в порядке. Посмотри на него.

И Криса словно перетряхнуло от её слов. Шум в ушах и голове почти утих, и даже музыка стала восприниматься в каком-то отдалении. Парни, обрабатывавшие Себастьяна, танцевали и двигались активно, тёрлись и изгибались в одном ритме, они явно знали друг друга и порой переглядывались, даря неоднозначные взгляды через чужое плечо. А Себастьян… он выглядел так, словно ему давно и совершенно всё равно, что происходит. Он словно очень сильно хотел пить и начал вянуть от этой жажды. Его голова почти безвольно перекатывалась по плечу качка, и Крис, удивляясь сам себе, почувствовал загорающийся внутри гнев. Просто… какого чёрта позволять себе такое состояние, а потом танцевать в клубе не пойми с кем, ведь это может совершенно паршиво кончиться.

— Я должен забрать его, — прокричал он в ухо Скарлетт, наклонившись. — Они его обворуют или изнасилуют. Или ещё что похуже. Я пойду к нему, ладно? Подождёшь нас у стойки? Только не уходи никуда, пожалуйста. Никуда, Летти, — он посмотрел на неё со всей серьёзностью, чуя, как вся кровь кипит в нём, и, получив в ответ взволнованный кивок, рванул с себя лонгслив и кинул его на стул, оставаясь в одной тонкой футболке. Он направился на танцпол, рассекая танцующих, как тёплый нож разрезает сливочное масло. Он просто не видел ничего вокруг, двигаясь к Себастьяну, как по красной путеводной нити из страшной сказки. Он не думал о том, что сделать или сказать, у него в голове стучали гигантские молотки, забивающие в землю сваи для фундамента. Он едва ли вообще мог думать.

Но стоило ему приблизиться вплотную, как всё произошло само собой. Он схватил Себастьяна за руку, игнорируя вопросительные и агрессивные взгляды обоих парней, и заговорил рассерженно-громко, перекрикивая басы:

— Детка? Я тебя потерял. Какого чёрта, я же сказал, что сейчас вернусь? А ты тут…

— Детка нашёл себе более подходящую компанию, — жёстко ответил качок, поворачиваясь так, что руку, которой Крис вцепился в Себастьяна, больно выломило под неудобным углом. Но это не сработало — Крис всё равно не отпустил, крепче сжав зубы и пальцы. Отпор только разъярил сильнее, и он почувствовал, что ещё немного — и сможет ударить. Серьёзно, он ударит и сломает этому ублюдку и без того кривой нос.

— Отпусти, — прорычал Крис, вжимаясь в сплавленную тройку своим весом и чувствуя, как на лицо наползает оскал. — Это мой парень, отпусти его!

Он кричал, выплёвывая брызги слюны в чужое лицо и готовясь напасть, как вдруг с другой стороны завозился Себастьян и начал сам слабо отбиваться от накачанных татуированных рук. Он нёс какую-то пьяную околесицу и больше мешал, чем помогал, но у Криса словно груз с плеч упал — Себастьян всего лишь перебрал с алкоголем, вот и всё. Он был в порядке, он был здесь.

— Ладно, ладно, — качок ослабил хватку, а парень, ластящийся к Себастьяну спереди и до этого никак не вмешивающийся в происходящее, отступил и быстро затерялся в толпе танцующих. — Забирай своё тело. И приглядывай за ним получше, у него что, на лбу написано, что он чей-то парень? Сам на шее повис, никто его не… — скривившись и презрительно сплюнув себе под ноги, качок толкнул Себастьяна прямо в руки Криса, а сам развернулся и принялся пробираться сквозь людей поближе к пульту ди-джея.

Крис заторможено наблюдал за его спиной и тем, как бугры мышц переваливаются на плечах под тонкими лямками белой флуоресцирующей в ультрафиолете майки. Мозг отказывался осознавать, что эта тяжесть в его руках — Себастьян, который навалился всем своим весом, ненадёжно держась за шею и влажно дыша куда-то туда же, заставляя кожу покрываться жаркими мурашками.

Крис почувствовал себя крайне глупо и неловко. Лицо и уши снова запекло, адреналиновый скачок уже сходил на нет, едва отдаваясь сердечным битом в ушах, но голова думать ясно отказывалась.

— Я в туалет хочу, — пьяно прошептал Себастьян в шею. — В туалет…

И Крис, заручившись этой просьбой как прямым руководством к действию, словно его кто пнул под зад, покрепче обнял Себастьяна за талию и потащил в сторону кабинок в дальний коридор клуба.

Туалет на его взгляд был дурацким. А может, его сделали таким именно для того, чтобы здесь не зависали парочки. Впрочем, судя по звукам из дальней кабинки, общее пространство не стало для них помехой. Просто тупик одного из коридоров оборудовали сантехникой, входом служила болтающаяся вперёд-назад куцая дверь, как раньше делали на входе в салун в вестернах, и за ней просматривался ряд раковин и ряд кабинок напротив. Серые, неровно покрашенные стены в стиле кэжуал и тусклые энергосберегающие лампы над длинным зеркалом не добавляли уюта. Впрочем, его здесь никто и не ждал. Едва Себастьян дошёл до ближайшей кабинки, как его скрутило: он издал характерный звук и, схватившись за рот, ломанулся в первую приоткрытую дверь. Крис только покачал головой и прислонился к соседней стене, пытаясь абстрагироваться от звуков торопливого секса откуда-то из дальнего угла и тех, что издавал Себастьян совсем рядом. Все оттенки праздника жизни.

— Как ты? — спросил Крис, когда за хлипкой фанерной стенкой затихло. Себастьян ответил не сразу, и голос его был непривычно низким и хриплым.

— Бывало и лучше…

Он едва успел договорить, как его снова вывернуло, и Крис, качнув головой, уставился на мерцающие голубоватые пятна на потолке.

— А вот теперь почти неплохо, — через пару минут Себастьян зашуршал за стенкой, и голос его звучал чуть бодрее. Звякнула пряжка, и Крис, не понятно из-за чего смущаясь, услышал звук разбивающейся о керамику струи. — Сейчас станет ещё лучше.

Крис кашлянул и не смог сдержать улыбку. Словно его вообще хоть кто-то видел. Неожиданно дверь дальней кабинки распахнулась, звонко ударив по стене, и оттуда вывалились расхристанные парень с девушкой. Она на ходу поправляла короткую джинсовую юбку и вытирала тыльной стороной ладони размазанную около губ помаду, он, сыто улыбаясь, застёгивал ремень на джинсах. Оба выглядели пьяными и совершенно довольными. Крис не знал, почему его это раздражает. Не мог понять, он порицает или завидует… Конечно, он не думал ни о чём подобном, это же отвратительно, но…

Себастьян вышел из кабинки сам, ещё чуть бледный и с мутными глазами, но вполне осмысленным взглядом при этом. Он даже не посмотрел на Криса, сразу наклонившись над раковиной и включив воду. Его цепочки со звенящими друг о друга странного вида кулонами выпали из-за ворота и свесились вниз, мешая. Только Себастьян не обратил на них никакого внимания. Он долго плескал в лицо, полоскал рот и жадно пил. Крис видел дугу его согнутой спины с чередой выдающихся позвонков и ткань широкой серой футболки, свисающую сбоку. Обычные голубые джинсы туго обтягивали зад. Крис внимательно рассматривал Себастьяна в отражении зеркала. Невозможно было не рассматривать. Видимо, тот сделал себе мейкап, чего Крис в темноте клуба не заметил. Но сейчас под тусклым светом ламп и после умывания подводка вокруг век и помада вокруг рта совсем размазались, и Себастьян выглядел очень странно. Странно настолько, что Крис даже не моргал. Вот почему его губы казались такими неестественно яркими, пронеслось в голове у Криса. А ещё одинокие и едва слышные за шумом тока крови: «Зачем?» и «Он, вообще, нормальный?»

— Пялишься? — негромко и утвердительно спросил Себастьян, не поднимая головы. Он оторвал себе кусок бумажного полотенца и теперь пытался оттереть им разводы со своего лица. — Красивый?

Крис быстро, судорожно сглотнул. Конечно, он не ожидал никаких благодарностей или чего-то подобного. Он вообще действовал непонятно чем руководствуясь, по наитию, и это было закономерно — грести в тумане ему не привыкать. Но он точно не ожидал компрометирующих вопросов и того, что Себастьян оклемается так быстро. К счастью, тот не ждал ответа.

— Что ты тут делаешь? — снова спросил Себастьян, комкая бумагу и выкидывая её в урну под раковиной, тут же отрывая новый кусок. И вдруг перехватил взгляд Криса в зеркале, от чего того как кипятком огрело, снова как мальчишку, пойманного с поличным за чем-то непристойным.

— Я просто… — начал он смазано, а потом внутри него встряхнулось чувство собственного достоинства, и он подумал: «Да какого чёрта?» — Лучше скажи, что ты тут делаешь?

Себастьян медленно стёр остатки губной помады с лица, оттянув при этом нижнюю губу бумажным полотенцем, и вдруг улыбнулся, не переставая смотреть на него в зеркало. Вроде и искренне улыбнулся, а вроде как-то… нехорошо. Обещающе. У Криса от этой улыбки по позвоночнику пробежал холодок.

Себастьян выкинул ком бумаги и развернулся, оказываясь к нему лицом. Шагнул навстречу, ещё, пока не оказался близко, слишком близко по меркам Криса. В его голове вопила сигнализация о нарушении личных границ, а Крис смотрел в глаза, и Себастьян смотрел в ответ, зачем-то положив руку ему на грудь и разглаживая ладонью невидимые складки на футболке, словно это могло помочь безнадёжно измятой ткани. И он снова наступал, подталкивая его собственным телом до тех пор, пока Крис не понял — они оказались в кабинке, и Себастьян, сделав ещё полшага, закрыл за ними хлипкую дверь на защёлку.

— У меня есть ученики, — негромко начал Себастьян, наклоняя голову почти к ключице, — которые прогуляли уже третью тренировку на неделе подряд. Я был очень расстроен. И решил, что мне нужно развеяться. И только я нашёл себе интересную горячую компанию, как вдруг нарисовался ты. Какого, собственно, хера?

От вопиющей несправедливости обвинения Криса едва не подкинуло на месте.

— Но ты же был пьяный! И это всё выглядело, словно тебя прямо сейчас там поимеют…

— Может, — Себастьян вдруг прильнул к нему всем телом, заставляя опереться на шаткую стенку кабинки спиной, и уткнулся лбом в плечо, — так и задумывалось? Может, я хотел, чтобы меня поимели? Ты об этом не думал? М-м? Не у всех есть под боком такие отзывчивые красивые подружки. Приходится выходить на охоту и искать, с кем провести ночь.

«Он пьяный до сих пор, — решил про себя Крис, пытаясь игнорировать жар чужого прижимающегося тела и собственное растущее внутри желание встряхнуть Себастьяна за грудки, чуть приподняв над полом. — И до сих пор не понимает, что несёт».

— Мы со Скарлетт не…

Себастьян неожиданно резко закрыл ему рот рукой, захватывая и низ подбородка — и в тот же момент мягко, но очень требовательно укусил его сбоку в шею чуть выше ворота футболки. Укусил так, что у Криса резко ослабли колени, мурашки побежали по спине, и он, совершенно не контролируя эту свою реакцию, закатил глаза и коротко простонал Себастьяну в руку.

— Шея? Сразу заметил... — шёпотом подтвердил тот сам себе, сильнее надавливая рукой на губы, словно надеясь заткнуть наглухо, и торопливо притёрся ширинкой — и чтоб Крису провалиться на этом самом месте, у него крепко стояло. Это ощущение чужого члена напротив своего собственного, неожиданно горячее и потрясающее до глубины души своей откровенностью, невозможно было трактовать двояко. Себастьян его соблазнял прямо сейчас, после всего этого идиотского спектакля, и если Крису всего секунду назад очень сильно хотелось шибануть его затылком о фанеру противоположной стенки, сейчас он не мог ничего ему противопоставить: Себастьян снова сомкнул губы на его шее, втягивая кожу между губ и касаясь языком, и Крис ощутил такое дикое возбуждение от неправильности всего происходящего, что дыхание перехватило где-то на уровне горла. Он сжал руки в кулаки, до боли вдавливая короткие ногти в собственные ладони, но это ничуть не отрезвило. Он интуитивно наклонил голову в надежде дать ещё больший доступ к своей шее — и какая именно часть сознания этим действием руководила, Крису было уже плевать. Он уже ничего не помнил из только что сказанных друг другу слов или самых свежих последних событий. Все его мысли и чувства прочно обосновались в районе шеи, там, где Себастьян жадно засасывал и зализывал языком его кожу, шумно и щекотно дыша, и ниже, намного ниже, в паху, где от резко накатившего возбуждения всё пульсировало и ныло. Он шумно выдохнул через нос, пытаясь выгрести и прийти в себя, и ничего, совершенно ничего у него из этого не вышло. Себастьян снова укусил его — уже больнее, безжалостнее — и вдруг сполз вниз, оказываясь на коленях и задирая ему край футболки выше пупка, бросая раздражённое:

— Держи здесь. И заткнись, ради всего святого.

Это казалось сумасбродным и от того совершенно выбивающим дух. Футуристическое соседство толчка с ржавчиной на эмали, изрисованной аббревиатурами фанерной стенки и тут же — Себастьяна, стоящего перед ним на коленях и слишком ловко расправившегося с его ремнём и ширинкой. Разве Крис не понимал? У него в ушах оглушающе стучало от понимания происходящего. А ещё сладко болела после укусов шея и тянуло внизу живота от самой малейшей мысли о том, что именно сейчас происходит. И он послушно держал в кулаке край своей футболки, прижимая её к напряжённому прессу. Ему в жизни не пытались отсосать вот так, сумбурно, в общественном месте, в чёртовом туалете. И не то чтобы это было его мечтой или идеей фикс. Просто сейчас он не смог бы пошевелиться, даже если бы очень захотел, потому что Себастьян высвободил его плоть из-под резинки и смотрел так, словно это было сокровищами всего мира для него. Словно Себастьян смертельно нуждался — и сделать сейчас хоть одно неверное движение в обратную сторону означало уничтожить его. Крис не понимал, как можно соединить во взгляде неприкрытую похоть и невинный детский интерес, но у Себастьяна отлично получалось. А потом он неторопливо облизнул свои приоткрытые губы, забрал обеими руками свои свисающие по бокам волосы в замок сзади и вдруг впустил член в рот, пока Крис не ощутил, сладко вздрагивая, как достигает стенок горла. Только тогда Себастьян с усилием сомкнул вокруг ствола покрасневшие губы, втянул щёки и начал медленно, дюйм за дюймом выпускать его наружу, облизывая, словно огромный сладкий леденец. В конце он задержался, особенно усердно обсасывая потяжелевшую пульсирующую головку. И на Криса обрушились эротические ощущения такой силы, что он запрокинул голову и стукнулся затылком о фанеру перегородки.

— Ч-чёрт… — выдохнул он.
Себастьян только коротко фыркнул на него через нос — рот у него был занят, а руками он придерживал свои волосы. Он повторил свой трюк с обсасыванием снова и снова, Крис потерялся в ощущениях — ему никто никогда ещё так не делал. Так потрясающе глубоко, с такой самоотдачей, что хотелось скулить. Он забылся настолько, что начал подмахивать на каждое движение головы — и Себастьян без промедления прекратил это, жёстко прижимая его бёдра руками к ходящей ходуном фанере. Крису страшно хотелось кончить. Он не знал, понятия не имел, что должен был делать, должен ли сказать об этом прямо или намекнуть… он не знал. Свою свободную руку, до сих пор сжатую в кулак, коротко — и от этого страшно, до помутнения в голове — захотелось запустить в растрёпанные волосы, сжать и намеренно насадить на член, замереть так на миг в самой крайней точке, во всей полноте ощущая его горло, гладкую изнанку втянутых щёк, широкий язык под членом… Прочувствовать и кончить, заполняя семенем всё свободное пространство его рта, смотреть, как сперма потечёт с края губ, как заслезятся потемневшие и пьяные от похоти глаза… Крис вздрогнул и широко распахнул веки. На потолке всё так же плясали голубоватые световые пятна от моргающей лампы.

Он никогда, сколько себя помнил, не был таким мудаком. Он никогда не кончал в рот своим девушкам. Это же отвра…
В этот момент Себастьян особенно удачно прошёлся языком, снова и снова обсосал головку по кругу, чуть поворачивая голову, и принялся дрочить ему у самого корня члена, куда ртом совсем не доставал, другой рукой подхватив в горсть яйца. И Крис, снова ударившись затылком, судорожно вдохнул и кончил, изливаясь и совершенно не думая больше о возможности контроля. Он проиграл Себастьяну — да и не пытался выиграть. Затея, заранее обречённая на провал.

Возможно, провалившаяся в тот самый момент, как они со Скарлетт переступили порог его милонги.

Скарлетт.

Крис встрепенулся, приходя в себя. Себастьян уже был на ногах, неловко вытирая рот рукой, а после этого руку — обрывком туалетной бумаги.

— Застегнись, — бросил он, открывая дверь и выходя из кабинки. И хотя он выглядел растрёпанным и потрясающе порнографичным с припухшими алыми губами и румянцем на щеках, в голосе Крис услышал усталость и холод — привычный тон, что он уже не раз от Себастьяна слышал. Он принялся заправляться, морщась от того, какой ещё дико чувствительной была плоть, потревоженная тканью белья.

За приоткрытой дверцей Себастьян над раковиной с включенной водой умывался и полоскал рот, и его кулоны снова тихо позвякивали при каждом движении. Крису стало нестерпимо стыдно, неловко до тошноты.

— Слушай, — тихо начал он и замолк, не представляя, что вообще можно сейчас сказать. — Ты в порядке?

Себастьян вдруг коротко фыркнул. А потом затрясся, и Крис понял, что тот беззвучно смеётся. Он перестал так же резко, как начал, выключая воду и вытирая лицо.

— Я в полном порядке, можешь не беспокоиться, — сказал он, и каждое слово, произнесённое им с этим внезапно отчуждённым выражением лица и холодным тоном, делало в Крисе небольшую аккуратную сквозную дырку. — Серьёзно, тебе не нужно ни о чём беспокоиться, Крис. Можешь продолжать дальше заниматься всей этой поебенью, к которой ты привык. Уговаривать себя, что тебе не хотелось, что тебе не понравилось. Или что тебе всё приснилось. Точно, приснилось. И танго, и я. Найдёте себе другого тренера, и всё у вас будет хо-ро-шо.

С этими словами он выкинул скомканное бумажное полотенце мимо ведра и порывисто вышел, оставляя Криса один на один с непониманием таких масштабов, что снова грозило перерасти в чёрную космическую дыру посередине груди. Его словно… поимели? Крис не мог подобрать название липкому чувству пустоты внутри себя. Что это сейчас было?

Пытаясь как-то двигаться с этим холодным онемением за рёбрами, Крис механически ополоснул руки и посмотрел на себя в зеркало, медленно подняв голову.

Небритые несколько дней щёки, до сих пор в красных пятнах — так некрасиво на них выглядел остаточный румянец; алые уши и лихорадочно блестящие глаза. И огромных размеров тёмный засос справа на шее. Крис сглотнул и неверяще коснулся его пальцами — под подушечками было горячо и больно. Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, он сжал зубы и отправился на поиски Скарлетт.

Она, как хорошая девочка, ждала его у бара, беседуя с каким-то мужчиной — близнецов, атаковавших её поначалу, след простыл.

— Крис?

— Поехали домой? — слёту предложил он, выискивая глазами собственную кожаную куртку и лонгслив, второпях брошенный на спинку стула — и, слава богу, бережно прибранный Скарлетт.

— Где Себастьян? Как он?

Искреннее участие и тон, которым она спросила, резанули по открытой ране, и Крис поморщился от яркой, острой и совершенно реальной боли.

— Он в порядке. Уже ушёл. Ты едешь?

Скарлетт смотрела изучающе всего несколько долгих секунд и, видимо, что-то для себя решив, кивнула своему новому знакомому, слезая с высокого стула и протягивая Крису куртку.

— Идём, — согласилась она.

Только на самом выходе перед дверями она, цепко схватив его за локоть, спросила:

— Что между вами происходит, чёрт возьми?

Оставшееся за болтающимися на добром слове хлипкими дверцами, в четырёх фанерных стенах под отсветами моргающей лампы, самое стыдное, самое сладкое, что с ним произошло, снова напомнило о себе вереницей грязных возбуждающих картинок. Крис резко мотнул головой и, не говоря ни слова, потащил Скарлетт за руку на улицу.

Он ничего не мог поделать с произошедшим и до сих пор не знал, как к этому относиться. К своему желанию, к настолько яркому удовольствию, что от него было больно. И к тому, как Себастьян отшил его последними словами — прицельно, безжалостно. И был ли он не прав?..

В машине Скарлетт, едва устроившись на пассажирском сидении и застегнув ремень безопасности, повернула голову в его сторону и долго смотрела — Крис знал, куда, и изо всех сил держал безразличную, сосредоточенную на дороге мину на своём лице. Она так ничего и не сказала — и Крис был очень благодарен ей за это.

Глава 8

Все выходные Крис просыпался поздно, долго валялся в разворошенной кровати и смотрел на тени на потолке — так солнечные лучи пробивались сквозь неплотно сдвинутые ламели жалюзи. Он думал о многом — и одновременно ни о чем конкретном.

И, конечно, он вспоминал. Вспоминал множество раз о том, что произошло между ним и Себастьяном, и как он вообще допустил такой вариант развития событий. Ведь когда он решил увести его с танцпола, он испытывал только желание позаботиться о своем ближнем. И в какой именно момент все вдруг переключилось на другую плоскость, как именно Себастьян умудрился так просто добавить градуса той ситуации? Зачем? Почему он так жёстко оттолкнул его в конце? Крис сделал что-то не так, что-то, чего не должен был?.. Да что не так с этим чертовым Себастьяном? Ведь Крис не просил его ни о чём, всё случилось именно по его инициативе. И что в таком случае не так с ним, Крисом? Как он… Просто как он вообще смог позволить так легко этому произойти?!

В любом случае, мысли его были бесплодны и не приводили к действиям, а вопросы оставались без ответов. Наиболее подходящим Крис мог бы назвать «нам так захотелось». Но это ведь не просто как из симпатии поделиться сигаретой или смахнуть с чужого плеча волос. Это был… Секс.

И от мимолетного осознания, что у них с Себастьяном был именно секс, Криса повело похлеще, чем от виски натощак. Так резко и сильно, что перед глазами затанцевали черные мушки. Внизу живота немедленно потеплело, и Крис, досадливо нахмурившись, перевернулся на живот и улегся рядом на еще прохладную простынь, зарываясь лицом в подушку.

Это был его выбор. Пускай интуитивный, но он… ждал от Себастьяна хоть чего-нибудь с того самого момента, как тот, пробуя, укусил его в шею. Именно тогда Крис понял всем своим телом, что хочет его. Глупо это отрицать. До сознательного понимания головой оставалось недолго — Крис чувствовал это по тому, как его отпускает тревога и желание забыться любым доступным способом, наполнявшие все последние дни.

И больше его заботило не то, что Себастьян отсосал у него прямо в кабинке общего туалета, а то, что он ушел после на такой ноте. Это волновало, оставляя горчащий осадок на языке, и Крис понятия не имел, как к этому относиться. Себастьян словно отшил его и одновременно попрощался — насовсем. Вот только он забыл спросить, что сам Крис думает по этому поводу.
А Крис, если начистоту, терпеть не мог, когда его мнением пренебрегали. Особенно в тех ситуациях, когда он был замешан напрямую.

А может, Себастьян решил проучить его за то, что он сбежал в прошлый раз? Маловероятно, да и… Какая теперь разница. Крис не знал, как к этому всему относиться, в любом случае, и не мог достаточно точно идентифицировать свои странные чувства каждый раз, когда он думал о Себастьяне. Букет был настолько полным и так качественно смешан, что вычленить ингредиенты не получалось. Зато решение о том, что делать дальше, созрело довольно быстро. Он проснулся с этой мыслью в воскресенье, провалялся, раздумывая, еще несколько часов, — и после уже не сомневался.

В понедельник он усердно доработал до конца смены и, педантично убрав очки в футляр, а футляр в стол, подумал — пора. И набрал Скарлетт. Он предвкушал её реакцию, и от ожидания собственный пульс начал раскачиваться. Крис улыбнулся, едва подруга ответила на вызов.

— Привет. Ты закончила на сегодня? Я могу заехать за тобой через полчаса.

— Заехать? — не поняла Скарлетт, и от этого Крис почувствовал, что улыбается еще шире.

— Танго, — выдохнул он в трубку. — Ты не собираешься ехать на тренировку?

Скарлетт долго молчала. Крис даже отнимал айфон от уха и смотрел, не прервалась ли связь или, может, села батарея.

— Я думала, ты больше не хочешь появляться там, — осторожно сказала она. — Ты всё же передумал?

— Да. Я ломал голову все выходные и понял, что мы должны закончить курс у Себастьяна.

Скарлетт в трубке громко и с нескрываемым облегчением вздохнула.

— Ты… уверен в том, что ты делаешь? Все в порядке, Крис?

Чрезмерная озабоченность Скарлетт внезапно подействовала раздражающе. Серьёзно, ему хватало собственных сомнений, хоть и оставшихся где-то на задворках сознания, но встрепенувшихся от звука её голоса.

— Я уверен как никогда. Так что собирайся и выходи через полчаса. Я уже в пути.

Всю дорогу Скарлетт весело щебетала, заставляя его улыбаться порой, но больше ничего особенного не спросила. Если не считать того, что поинтересовалась, как там поживают его родители и старшая сестра в Ньюарке. И внезапно Крис понял, что совсем не боится её вопроса. Он бы просто честно сказал, что не знает ответа. Потому что так оно и было.

Но ведь никто не мешал узнать его?

На входе в милонгу, за стеклянной дверью которой горел яркий свет, они столкнулись с импозантным мужчиной, который, порывисто вылетев и случайно задев Скарлетт плечом, рассыпался в торопливых извинениях. Он хоть и был в солнцезащитных очках на пол-лица, все равно показался Крису очень интересным. Чего только стоила аккуратно выбритая фигурная бородка и выглаженный, идеально сидящий на нём костюм вместе с зеркальными черными туфлями. Выглядел мужчина очень представительно. Судя по тому, как замерла и проводила его взглядом Скарлетт, на неё тоже подействовало. Спустя несколько мгновений, как он завернул за угол, оттуда выехал черный крайслер — явно рабочая машина с личным шофером. Крис присвистнул.

— Идём? — спросил он, берясь за ручку двери.

— Да, конечно, — Скарлетт только-только отмерла и посмотрела на него чуть растерянно. — Идём внутрь.

Крис отдавал себе полный отчёт, что, несмотря на свою уверенность в принятом решении, он чувствовал себя намного спокойнее, переступая порог милонги вместе со Скарлетт. Мощная дружеская поддержка, крепкое женское плечо, Крис невольно надеялся на них, хоть и убеждал себя — справится и сам.

Впрочем… едва они закрыли за собой дверь и разделись, Скарлетт убежала вперёд и, махнув — видимо, Себастьяну, которого Крис ещё не видел из холла, — скрылась в женской раздевалке. Этот её ход настолько огорошил, что Крис несколько мгновений простоял возле двери, осознавая: они остались один на один. Разве не этого он хотел?

Кивнув сам себе, Крис просто пошёл вперёд. Шаг за шагом, это оказалось не так уж и сложно. И очень удивился, увидев зал и Себастьяна. Паркет был застелен несколькими мягкими ковриками, подобные Скарлетт использовала для йоги во время разминки. Себастьян был занят тем, что доставал из шкафа другие туго скатанные рулоны.

— Привет, — поздоровался Крис, тут же чувствуя себя неловко — особенно когда Себастьян обернулся и замер, встречаясь с ним взглядом. Тот видел Скарлетт и явно знал, что Крис тоже тут. Но предполагать и на самом деле смотреть друг другу в глаза оказалось не одним и тем же. Первая секунда оглушила, и Крис, судорожно сглатывая и пытаясь улыбнуться, всё же сделал первый шаг вперёд. Себастьян стоял и растерянно смотрел на него широко распахнутыми глазами, прижимая к себе несколько скатанных ковриков. Это даже забавно, подумал Крис. Он, никогда не будучи особенно чутким, прекрасно читал нахлынувшие чужие эмоции в виде поражённого непонимания. Как же. Такая многоходовая словесная комбинация дала сбой. Крис не чувствовал никаких победных эмоций — он сам пришёл сдаваться на милость победителя. Поэтому, остановившись в шаге от Себастьяна, он неловко сунул руки в карманы джинсов и перекатился с пятки на носок и обратно, оглядывая уже расстеленные на полу коврики:

— Что делаешь?

— Готовлю зал для группы. Я взял три часа в неделю на ваше время. Буду давать полную растяжку, — автоматически оттарабанил Себастьян, и Крис ничуть не удивился. Он предполагал что-то подобное. Как и то, что Себастьян наверняка предложит вернуть деньги за неиспользованные часы тренировок. Но он не этого добивался.

— Я помогу, — Крис кивнул и, чуть отстранив Себастьяна плечом, потянулся внутрь шкафа за оставшимися ковриками.

Себастьян наблюдал за ним, не двигаясь. Крис чувствовал его взгляд, пока расстилал пенку на паркете, и не сдержал улыбки, когда Себастьян, наконец, включился в работу и тоже засуетился рядом. Они двигались молча, в разных углах зала, но даже эти нехитрые действия сплачивали и настраивали друг на друга, словно они были сложными механизмами и нуждались в отладке и регулировании — по крайней мере, Крис чувствовал протянувшуюся между ними эмоциональную связь именно так. Он откровенно не знал, что будет дальше. Но должен был попытаться, начиная с малого.

— Мы хотели бы продолжить заниматься у тебя, — сказал он негромко, когда с ковриками было покончено, и Крис, недолго думая, удобно устроился на одном из них.

Себастьян, напротив, распрямился и отвернулся, уходя к шкафу, чтобы сдвинуть дверцы.

— Это невозможно, — сказал он ровно. — Я только что взял группу, которая давно просилась ко мне. Я думал, что у меня нет времени для нового курса, но, как показала практика, у меня его в избытке. Один знакомый… у него неподалёку закрылся класс по растяжке, и он просил меня открыть такой у себя. И я не собираюсь снова ему отказывать. Вы слишком ненадёжные ученики, чтобы рассчитывать на вас время. Без обид, — спокойно закончил Себастьян и, наконец, обернулся. Крис смотрел на него снизу вверх, чуть наклонив голову. Простые свободные тренировочные штаны, босые ступни с длинными пальцами и болтающаяся на широких плечах спортивная футболка — и даже одетый с подобной нарочитой небрежностью, Себастьян виделся ему красивым. Он стоял, оперевшись бёдрами о дверцу шкафа, и казался слишком домашним, очень ранимым сейчас. Но вряд ли было что-то, что могло испортить его образ в глазах Криса.

— Я понимаю, — в таком же ровном тоне ответил Крис, выбираясь из тумана с завязанными глазами на ощупь. — Я говорю о твоём групповом занятии танго по вторникам и четвергам. Может, ты всё же найдёшь для нас место? Мы хотим серьёзнее изучить основы и шаг, прежде чем возьмёмся за импровизацию.

Себастьян сглотнул. И его спина вдруг ослабла, он чуть наклонился вперёд и с громким, медленным выдохом обеими руками вцепился в свои волосы, зачёсывая их назад.

— Слушай, я должен извиниться, — сказал он, немало Криса удивив. — То, что случилось тогда в клубе — целиком моя вина, и, — он поднял голову, остро встречаясь взглядом, — я сожалею, что всё случилось так, как случилось. Это было непрофессионально.

Вот как, непрофессионально. Крис даже не успел подумать обо всём в подобном ключе. Но сам факт извинения и того, что Себастьян не списывал всё на алкоголь и не прикрывался пресловутым «это было ошибкой» очень приободрил. Крис едва заметно улыбнулся — но Себастьян остался безучастным, глядя на него с ожиданием.

— Всё в порядке, — ответил Крис. Говорить было сложно, потому что напряжение между ним и Себастьяном, когда они находились в одном помещении, постоянно зашкаливало. Особенно сейчас, когда они пытались танцевать на ощупь на остро заточенных саблях, воткнутых в песок клинками вверх. — Если бы я не хотел, не позволил бы этому случиться, — сказал он, чувствуя, как перехватывает сухим спазмом горло.

Глаза в глаза, он снизу вверх, Себастьян, напротив, сверху и чуть наклонившись — это была самая странная дуэль в жизни Криса.

— О, — наконец, Себастьян издал неопределённый звук. — Ясно. Хорошо, — а потом, подумав ещё немного и переместив взгляд на пол, на доски паркета между ковриками, сказал: — Вы можете ходить вечером в общую группу, я думаю.

— Отлично, огромное спасибо! — Крис, искренне улыбнувшись, хлопнул себя по коленям и поднялся, испытывая непреодолимое желание подойти к Себастьяну и встряхнуть его, обнять, как-то подбодрить. Что угодно, чтобы стереть с его лица это выражение непонимания. Он остался стоять на месте с примёрзшей к губам улыбкой. — Тогда до завтра?

Себастьян кивнул:

— До завтра.

Крис шутливо отсалютовал и, развернувшись, пошёл в сторону холла, по пути постучав в дверь женской раздевалки. Он был уверен, что этого хватит, чтобы Скарлетт покинула своё убежище. Так и случилось — он не успел надеть куртку, как Скарлетт как ни в чём не бывало вышла и, махнув Себастьяну на прощание, догнала его у двери.

— Как всё прошло? — спросила она уже на улице, когда Крис ненадолго остановился на крыльце, жадно глотая воздух. И тогда он понял, что его трясёт. Не только внутри, но и снаружи. Невероятно глупо. Но как же он был рад, что всё получилось.

— Думаю, хорошо? — Крис улыбнулся, поворачиваясь к Скарлетт и прищуриваясь: — Ты просто самоустранилась.

Скарлетт только пожала плечами:

— Я ничем не могла тебе помочь.

— Всё знала наперёд, да?

— Только предполагала, — Скарлетт смотрела на дорогу, провожая взглядом проезжающий мимо старенький фольксваген. — Слушай, не в курсе, кто тот мужчина, с которым мы столкнулись на выходе?

Крис фыркнул. Собственный мандраж понемногу отпускал, и было забавно слышать от серьёзной и «женатой на работе» Скарлетт подобный вопрос.

— Возможно, это тот друг, который убедил Себастьяна взять стрейч-группу на время наших занятий, — Скарлетт в недоумении нахмурила брови. — Нет, мы всё равно будем заниматься у него. Только в общей группе. Я подумал, что это будет полезно для нас. И Себастьян согласился.

Скарлетт улыбнулась, её лоб разгладился и глаза посветлели, становясь прозрачно-серыми.

— Понятно. Ты молодец.

— Слушай, я понимаю, что сегодня понедельник, но меня до сих пор трясёт. Поехали, поедим бургеров и выпьём пива?

— Суши, — твёрдо произнесла Скарлетт. — А пить можешь что угодно.

Крис вздохнул. Напряжение после их с Себастьяном переговоров медленно отпускало его, и он честно был согласен есть любых морских гадов, если к ним прилагалась компания подруги.

— Чёрт с тобой. Суши так суши.

Глава 9

Крис не удивился, когда узнал от Скарлетт, что она записалась в стрейч-группу и начала стабильно посещать её три раза в неделю. Как не удивился, когда она рассказала о том, что познакомилась там с Робертом. И по тому, как тщательно Скарлетт скрывала свою горячую заинтересованность под прохладным выражением лица, а светящийся влюблённый взгляд под опущенными ресницами, Крис с каким-то тоскливым и глупым чувством понял, что всё серьёзно.

Он терял её, и вызывать бригаду парамедиков было совершенно бессмысленно — тут никто не мог помочь. Всё меньше свободных вечеров на неделе они проводили вместе, всё больше Роберта в её разговорах, мило алеющих щёк и совершенно чудесных тёплых влюблённых взглядов, посвящённых не ему.

Конечно, они не были парой — никогда не были. Их даже не коснулась хроническая болезнь многих постоянных партнёров по танцам, которые нет-нет — да и спали друг с другом. Он и не претендовал ни на что. Его глубокая привязанность хоть и имела нежный оттенок, всё же была чисто дружеской. Но Роберт уверенно отвоёвывал у него его Скарлетт, с которой они без малого почти двадцать лет плечом к плечу встречали все невзгоды этого мира, и… хотя объективно Роб был вполне себе неплохим мужиком, ко всему ещё и при деньгах, Крис его тихо недолюбливал. Заочно: Скарлетт, словно чувствуя это своей пресловутой женской интуицией, не спешила их знакомить, а в милонге у Себастьяна они, к счастью, не пересекались.

Зато у них оставались их вечера во вторник и четверг, право на которые Крис выгрыз едва ли не зубами. Пару раз после тренировок Скарлетт заикнулась, что Роберт заедет за ней, но Крис встретил новость с таким искренним недоумением, что она всё поняла и сдалась. Ведь у него есть машина, и он сейчас тут, вместе с ней. Какой, к чёрту, Роберт? И Крис был счастлив, по-настоящему счастлив, что Скарлетт осталась чуткой к нему. Она привыкла к новому распорядку недели, и вскоре Крис вернул и их прогулки по вечернему городу, и походы в бургерную вкупе с просмотром матчей по бейсболу, и, в целом, всё это было не так уж и плохо. Он чувствовал, что очень скоро будет готов познакомиться с Робертом не только на словах.

Да и сам Крис привык. Их новые тренировки вместе с совершенно потрясающей группой Себастьяна неожиданно внесли в его размеренную — скучноватую — жизнь тонну положительных эмоций. Себастьяна просто не хватало ворчать на всех — он и не стремился к этому. Конечно, иногда Крису перепадало его испанской ругани. Но на самом деле перепадало всем, и Крис, тихонько посмеиваясь про себя, когда в очередной раз отчитывали не его, смирился с этим как с данностью.

Себастьян внезапно оказался безупречным тренером. Он вёл себя с ними всеми настолько подчёркнуто «одинаково», что это было даже смешно… если бы не было так грустно. Крис думал, что между ними что-то поменяется после объяснений, что-то сдвинется, но Себастьян не позволил этому случиться. Он держал чёткую тренерскую дистанцию, а после занятия выпроваживал всех без исключения, закрывая зал на ночь. К тому же, они проводили эти вечера со Скарлетт. Крис оказался в ловушке собственных планов. Несколько недель он ещё ждал чего-то, хоть самого маленького намёка от Себастьяна — и не нашёл его. И к началу июля он практически успокоился, в который раз вдалбливая сам себе перед зеркалом, пока умывался, брился и чистил зубы, что насильно мил не будешь, — сколько раз он сам пробовал? — и пора бы двигаться дальше. Но он видел Себастьяна два раза в неделю. Говорил с ним, пускай недолго и подчёркнуто-дружески. Иногда тот стоял очень близко, и Крис чувствовал его запах, а иногда… иногда Себастьян касался его — совсем легко, целомудренно, в рамках тренировки — что-то показывал, поправлял позу… И Криса прошибало ожогом и дрожью почти каждый раз, как это происходило. Он не мог с этим справиться, не мог перешагнуть свою неожиданную увлечённость. Даже не мог рассказать об этом Скарлетт — она до сих пор ничего толком не знала. Он просто жил с этим, понимая, что конец августа рано или поздно наступит — и они выступят на фестивале, и… Собственно говоря, на этом всё и закончится. Крис прекрасно помнил, что всё имеет своё начало и свой логический конец.

Он не мог и не хотел двигаться дальше.

Зато на этих тренировках Крис познакомился с потрясающими людьми, с которыми общался даже вне милонги. Все старики, разве что за исключением сварливого Эда и его очень тихой супруги, были общительны и неожиданно милы. Роланд подарил ему несколько своих ненужных винтажных пластинок, и Крис заслушал их едва ли не до дыр: среди них попался старый альбом «Pink Floyd», который он несколько лет подряд безуспешно искал у коллекционеров. Эва каждый четверг приносила на суд общественности в лице их небольшой группы новый шедевр кулинарного искусства, и хотя Себастьян кривил губы — всё равно молчаливо позволял им общаться и пить чай всем вместе вприкуску с её кексами после занятия. В прошлый раз Эва принесла вариант с апельсиновой цедрой — и Крис вспоминал о нём с нежностью. Она искала самый удачный рецепт, но как бы ни была хороша очередная выпечка, всегда находился кто-то, кто говорил: «Да, очень вкусно, Эви, но откуда ты можешь знать, что нет ничего вкуснее? Ты должна попробовать что-нибудь новенькое». И Эва соглашалась, добавляя в кексы шоколад, настой перечной мяты, ром… чего только Крис не успел перепробовать за это время. Если бы он знал, что занятия танго с любителями могут быть такими по-семейному тёплыми, он бы нашёл себе что-то подобное раньше. Ещё и новому танцу учат.
И только одно было странное в этих людях, что Криса невольно настораживало. Все они рассказывали, что Себастьян просто волшебник. Но когда он попытался выяснить, в чём именно это выражается, никто не смог ему ответить. Пока однажды Марта, девушка чуть младше Криса, изначально пришедшая к Себастьяну, чтобы перебороть свою стеснительность и научиться азам аргентинского танго, не поведала ему, доверительно наклонившись ближе к уху:
— У Себастьяна тут совершенно особенное место. Ты знал, что он становился крёстным отцом больше десяти раз?
Крис мысленно присвистнул. Ему эта священная роль не выпала ни разу. Хотя у старшей сестры в Ньюарке подрастало двое детей, его племянников, она не приглашала его на крестины. У него вообще с семьёй были очень сложные отношения. Они натянулись ещё сильнее, когда после Ньюаркского колледжа он решил уехать из дома и искать работу в Нью-Йорке.
— Его просят стать крёстным, потому что, — Марта немного замялась, словно раздумывая, как сказать что-то сложное более безобидно или понятно, — у него здесь каждый встречает свою половинку. Мы не первая группа, что он ведёт. В прошлых все… тоже. Ну, понимаешь, встретили своих людей и создали семью, у кого-то детям уже по два или три года. Себастьяна часто зовут в друзья жениха или невесты, иногда — шафером на свадьбу, и он никогда не отказывает. Понимаешь, суть в том, что никто не знает об этом заранее. Все просто случайно приходят к нему, находят его милонгу благодаря самым различным стечениям обстоятельств — и это случается. Я тоже встретила Марка тут, — она смущённо улыбнулась и отстранилась, потому что Марк, нескладный долговязый парень, неясно каким образом радикально преображавшийся во время танго, принёс чайник из небольшой кухни-закутка и принялся разливать чай по кружкам.

Крис, анализируя, решил, что этот хронический бред каким-то образом похож на правду. Просто раньше он не пытался сложить одно к одному. Взять ту же Скарлетт. Тогда… хорошо, Гуддини Себастьян, какого чёрта он до сих пор один?
Мистическая история совсем недолго занимала его мысли — хватало забот, чтобы отвлечься. Они как раз заканчивали проект с мебелью для спа-отеля, и приближался День Независимости. У Криса были замечательные планы на это время. Включая его желание ненадолго затащить Скарлетт в клуб и потанцевать — конечно, втайне от Роберта, потому что тот подобные развлечения не особенно жаловал; и посмотреть салют, который прекрасно просматривался с балкона в его студии — он планировал пригласить на вечерний коктейль всех из милонги, кто захотел бы прийти. У него был в активе чудесный вид на Манхэттен, и места должно было хватить на всех.

Но всё вышло по-другому. Во вторник, вечер которого он уже отвёл для дерзкого набега на клуб со Скарлетт, Себастьян вышел к ним, начиная тренировку с привычного призывающего к вниманию хлопка в ладоши… и на его левой половине лица цвёл серьёзный кровоподтёк. Словно недавно кто-то от души врезал ему. Себастьян, не обращая внимания на охи и ахи женской половины, продолжил говорить, что сегодня должен закончить тренировку раньше, так как обещался попасть на праздник к родне на Брайтон-бич, но смысл слов едва ли доходил до Криса. Он не моргая смотрел на красивое, уже ставшее родным лицо, изуродованное свежим синяком, и чувствовал, как внутри всё леденеет. А потом разглядел ещё и тщательно замазанный засос-укус на его шее. И то, что внутри успело покрыться коркой льда, вдруг полыхнуло обжигающим пламенем снова. Крис давно не испытывал таких сильных эмоций — последний месяц прошёл ровно для него, едва ли он мог похвастаться разнообразием испытываемых чувств. И… он едва дождался окончания укороченной тренировки, нервно перехватывая Себастьяна ещё до того, как он успел скрыться на лестнице, ведущей наверх в его комнату на втором этаже.

— Себастьян, постой, — Крис наверняка выглядел глупо, но он не мог совладать с гневом, и обидой, и чувством, которое требовало защитить и позаботиться — даже против чужой воли.

— Крис? — тот дежурно улыбнулся, вежливо приподнимая уголки губ. — Что случилось? Я сегодня тороплюсь, если вдруг ты не слышал.

— Что с тобой случилось? — Крис показал на своё лицо, с нарастанием внутреннего напряжения отмечая, как меняется выражение лица и глаз Себастьяна. Они оба знали, что лицо — это ещё далеко не всё. Криса почти трясло, но он держался изо всех сил.

— Ничего особенного, — Себастьян дёрнул плечом, всем своим видом показывая, что не собирается об этом говорить. — Нарвался на плохую компанию в воскресенье.

— М-м, — протянул Крис. Он ещё понятия не имел, что именно собирался сделать, но жажда хоть какого-нибудь действия клокотала в нём. — А что за праздник у твоей родни? Не подумай, мне правда интересно.

Себастьян замер на лестнице, словно взвешивая все за и против.

— Цыганская община отмечает праздник Яна. Ивана Купалу. Я должен быть там, иначе мне житья не будет, — сказал он, наконец.

— Я могу пойти с тобой?

Вот так, ставки сделаны. И на что он надеялся? Лицо Себастьяна осталось непроницаемым.

— Зачем? Мне телохранители не нужны. Няньки тоже.

Крис сжал губы. Внутри у него всё кипело, страшно хотелось отвести Себастьяна в душ и заставить смыть весь этот грим с шеи. А после подробно выспросить, что это за чёрт возьми такое.

— Мне интересно. Никогда в жизни цыган не видел. Ну, кроме тебя, конечно, — он улыбнулся, чувствуя неловкость от глупой шутки. Но, как ни странно, именно она возымела эффект. Себастьян смягчился — и, вздохнув, кивнул.

— Ладно. Подожди тут, я переоденусь в нормальную одежду.

Себастьян поднялся к себе на второй этаж, и Крис выдохнул. И не заметил, как сзади к нему подошла Скарлетт, обхватывая руками со спины и коротко обнимая.

— Ну что, выяснил, что с ним приключилось? В раздевалке почтенные сеньоры и сеньориты строят догадки одна романтичнее другой, — игриво улыбнулась она, выглядывая сбоку. Вот только Крис этого настроя не разделял. Не известно, разглядела ли Скарлетт замазанную гематому на шее — он не хотел об этом говорить.

— Ты сможешь сегодня добраться без меня? — спросил он, мягко беря её за руку и вытягивая из-за спины, тут же переводя тему.

— Что-то случилось? — Скарлетт сразу посерьёзнела.

— Нет, нет, ничего, — Крис вздохнул. Следовало уже признаться ей, просто потому что не было никаких сил держать в себе это и дальше. Казалось, если он не расскажет, то рано или поздно взорвётся от распирающих его эмоций. Он притянул Скарлетт к себе, заключил в объятия и зашептал в её душистые волосы: — Летти, я, кажется, в него влюбился. Намертво. Спать не могу нормально, долго засыпаю, как бы сильно ни устал. Живу от чёртовой репетиции до репетиции. Сейчас вот напросился идти вместе на этот цыганский праздник, а у самого поджилки трясутся. Скажи, дурак?

Скарлетт вздохнула, удобнее укладывая голову ему на грудь.

— Дурак, ещё какой. Что так долго молчал. Думаешь, я ещё тогда не поняла, в клубе? Ты ни из-за одной девушки так не дёргался, как из-за него. Думала, у меня уже крыша едет и мерещится всякое, чтобы ты — и с парнем. А оно вот как оказалось, — Скарлетт подняла голову и посмотрела на него нежно и понимающе, как, наверное, умеют только женщины, у которых самая большая любовь их жизни уже случилась. — Раз влюбился — сделай так, чтобы он понял. Хватит бегать.

«Я и не бегал!» — хотелось возразить Крису. Или что-то вроде: «Без сопливых разберёмся». Но в этот момент он услышал мерный перестук каблуков по лестнице, и к ним спустился Себастьян, нечитаемым взглядом окидывая их со Скарлетт спонтанные объятия.

Она тут же отстранилась, выпуталась из рук, что-то тихо сказала Себастьяну, затем кинула Крису, что её уже ждут, дружески толкнула его в бок и убежала — а Крис всё стоял и пялился на Себастьяна. Он дар речи потерял, до чего тот был красивым. Пижонские лакированные туфли, узкие чёрные джинсы с массивной пряжкой ремня, белая рубаха, расстёгнутая до груди и с такими широкими рукавами на манжетах, что это казалось бы старомодным — если бы у Криса от вида кистей и запястий Себастьяна, унизанных ремешками браслетов, контрастно выделявшихся в складках ткани, не пересохло во рту. И чёрная жилетка, замшевая спереди и шёлковая сзади. Матовая замша словно поглощала собой излишнее сияние, что от Себастьяна исходило — но Крису это не помогало. Он не мог отвести от него глаз. Даже гематома на скуле уже не казалась такой уродующей его лицо.

И хоть Себастьян сделал вид, что не заметил этого разглядывания, что-то в нём неуловимо поменялось, когда он преодолел последние три ступеньки, отделявшие его от Криса.

— Ну что, идём? Опаздывать к печёному поросёнку — дурной тон.

Крис, ничего так и не понявший, а спросить не решившийся, только кивнул. Они закрыли милонгу и вышли в душный летний вечер. На улице напротив крыльца Себастьяна ждало такси.

— На самом деле я не очень люблю такси, — сказал тот уже внутри, когда они устроились на заднем сидении, и водитель тронулся с места. — Вообще не люблю машины. Пользуюсь, только когда они — необходимость. Так что я неправильный цыган.

— Почему? — с любопытством поинтересовался Крис, позволив себе посмотреть в его сторону. Ведь разговор — достаточный повод, чтобы смотреть друг на друга?

— Когда-то давно попал в аварию по вине таксиста, — ответил Себастьян и отвернулся к окну, словно только для того, чтобы Крис залип на раковину его уха и массивную золотую серьгу в мочке. — А вообще, считается, что цыгане знатные конокрады. Но мир не стоит на месте, и на смену коням пришли машины. Так что теперь мы переключились на них.

— Что, воруете машины? — искренне удивился Крис, приподнимая бровь. Себастьян коротко рассмеялся и обернулся, снова глядя в глаза.

— Мы — нет. Если только молодёжь из спортивного интереса или чтобы перед друзьями или девушкой похвастаться, но они всегда возвращают — и поэтому избегают серьёзного наказания. Но за все общины цыган Нью-Йорка не скажу. Кто их знает, чем они промышляют.

— А таких много? — Крис чувствовал себя слепым, которому предлагали ознакомиться на ощупь с цветами радуги. Совершенно иной мир, о котором он не имел никакого представления, и Себастьян был его частью. Он должен был узнать больше. Всё, что только сможет.

— Ну, — Себастьян задумался. — Точно не знаю. Но несколько тысяч цыган для Нью-Йорка — это те, что зарегистрированы легально. О нелегалах можно только догадываться. Цыгане — вольный народ. И даже когда старики устают и оседают в одном месте, чтобы помогать растить детей, вошедшая в расцвет сил молодёжь путешествует по миру. Кто-то не возвращается в родную общину, создаёт свою или вливается в другую нацию — чего только не бывает. Моя мами… бабушка, — поправился он, — эмигрировала в Штаты из Румынии, обойдя перед этим всю Европу.

— Ты тоже путешествовал? — Крис спросил мягко, боясь спугнуть настрой Себастьяна поговорить о себе — шёл на цыпочках по натянутому канату, надеясь, что машина из Бруклина до Брайтон-бич будет ехать хотя бы вечность.

— У нас богатая община, — Себастьян чуть улыбнулся ему и снова посмотрел в окно. — У нас принято отправлять талантливую молодёжь учиться туда, куда они сами захотят. Кто-то едет отсюда в Лондон, кто-то в Москву. А я решил уехать в Аргентину, потому что с детства с ума по танго сходил. Те, кто возвращаются в Штаты после учёбы, чаще всего начинают здесь дело — и в свою очередь помогают общине. Мы всегда держимся друг за друга. Тем и живём.

Крис украдкой вздохнул. Ему с большой дружной семьёй не очень повезло. Впрочем, он бы солгал, если бы сказал, что в этом нет и его вины. Все внесли свою лепту в отчуждение и холодность и теперь имели то, что имели. Наверное, каждому достаётся по делам его.

— И ты вернулся? Сколько ты прожил в Аргентине?

— Почти семь лет в Буэнос-Айресе. Думал, совсем там осяду. Но что-то потянуло обратно.

Крис мягко улыбнулся. Он очень хотел сказать, что счастлив этому факту — но не смог. В горле пересохло, и он сглотнул вязкую слюну. Он впервые чувствовал, что от Себастьяна пахнет не им самим, его кожей или трудовым потом, а каким-то парфюмом, тёплым и напоенным солнцем, как кора дерева, — и жадно втягивал новый запах носом, соотнося его с Себастьяном, запоминая и привыкая к нему.

— Мы скоро приедем, — сказал вдруг Себастьян, прерывая затянувшееся молчание. — Не удивляйся ничему и чувствуй себя как дома, хотя, понимаю, вряд ли получится. Они, конечно, шумные, и говорить скорее всего будут только на кэлдерарском диалекте. Но не забывай, что многие из них всю свою жизнь прожили в Штатах и прекрасно тебя понимают. Особенно дети. Просто не позволяй им обдурить себя — они делают это не со зла, а по велению души — всё равно что для птиц летать. И если у тебя стащат мобильник, ключи или бумажник — не переживай. На выходе всё отдадут. Это… знаешь, как дартс. Просто игра, кто ловчее. Не принимай близко к сердцу, хорошо?

Себастьян оттарабанил это напутствие так быстро, что Крис почувствовал лёгкий укол начинающейся паники — куда Себастьян его вёз? Что за цыганский притон, где тебе обязательно задурят голову или сопрут бумажник? Машина вдруг остановилась на освещённой фонарями улице.

— Ну что, не передумал? — с ноткой вызова спросил Себастьян, глядя в глаза — и Крис понял вдруг, что он сам чувствует себя не комфортно. Это было дико. Ведь если подумать, Крис напросился на какой-то местный праздник в его семью — осознание обожгло, забирая последние крупицы спокойствия.

— Нет, не передумал, — как можно увереннее ответил он и открыл дверцу машины, выбираясь на влажный тёплый воздух. На Брайтон Бич он ощутимо сладко и свежо пах заливом, Крис знал этот запах — потому что вода Ист-ривер под его окнами пахла неуловимо похоже.

Глава 10

Цыганский притон оказался огромным двухэтажным особняком за витой железной решёткой в окружении небольшого сада. Там, между деревьями, мелькали в темноте ночи костры, словно настоящий цыганский табор остановился на постой. Крис обомлел. Дом выглядел ухоженным, богатым и очень дорогим. Крису ещё не доводилось бывать в таких.

Себастьян вышел тоже и, поправив жилет и сунув руки в карманы джинсов, побрёл вперёд по мощёной дорожке в сторону главного входа. Крис, поняв, что отстаёт, зашагал следом.

— Тут красиво.

— Это резиденция нашей общины. Тут живёт очень много народу. Мы так привыкли, это удобно. Пара десятков семей, все вместе. И каждый раз приём пищи за длинным-длинным столом как на каком-нибудь званом обеде, если не считать детские проказы, шум и гам, — Себастьян задумчиво усмехнулся. — Я даже… иногда скучаю по всему этому.

— Почему ты не живёшь тут? Неудобно совмещать с работой?

— Можно сказать и так, — уклончиво ответил Себастьян. — Я как монах. Знаешь, каждый должен делать своё дело, выполнять своё предназначение, в чём бы оно ни заключалось. Цыгане в это верят. И тогда ты будешь счастлив всю жизнь. Так мне мами ещё в детстве сказала.

— И ты счастлив? — тихо спросил Крис, но они уже дошли до крыльца, и Себастьян не ответил — взбежал по трём широким ступеням и застучал по дереву латунным кольцом, висящим в пасти у льва.

— Готовься. Сейчас начнётся, — сказал он Крису через плечо.

И Крис не успел ни уточнить, ни слова сказать, как дверь тяжело открылась, и их буквально втащили внутрь в несколько рук весело гомонящие люди в странных венках. Крис присмотрелся и понял — их искусно сплели из тонких молодых дубовых ветвей с листьями. Совсем скоро точно такие же надели и им на головы. Многоголосый хор почти оглушил:

— Бахталэс! Мишто явъян! Тэ явэс бахтало! Сыр тэрэ? Сыр ту дживэса?

Крис совсем растерялся. Он ни слова не понимал, словно попал в другой мир. Но все были настроены так дружелюбно, что он честно старался не выглядеть чересчур зажатым. Хотя, видит Бог, это было непросто.

— Постарайся не потеряться, мы должны показаться бабушке, — громко сказал ему Себастьян, то и дело переходя на непонятный распевный говор, обнимаясь и целуясь с всё подходящими из дальних комнат людьми: мужчинами, женщинами, стайками детей всех возрастов. Все как один были черноволосы, красивы и улыбались так искренне и лучисто, что даже настороженность и шок Криса начали таять. Он словно попал на ярмарку, и в глазах рябило от цветастых платков на плечах женщин и от того, что многие мужчины надели яркие цветные рубахи. Где-то вдалеке звучала музыка; Крис опознал скрипку и аккордеон. С другой стороны дома тихо доносился рояль. Их неумолимо растягивало в разные стороны, но Себастьян то и дело повторял два слова: «ёв манца» и «ёв миро», указывая на него, и Крис предположил, что это значит «он со мной». Его обнимали, трогали и гладили по щекам, спине и рукам, обступив кругом; дети заглядывали в глаза, улыбались и смеялись, добродушно показывая пальцами, и голова на самом деле начала кружиться. Себастьян вовремя спас его: крепко взял за руку, обжигая прикосновением, и потащил за собой сквозь людей, не переставая улыбаться и говорить направо и налево «бахталэс» и «тэ явэн бахталэ», явно здороваясь. И Крис подумал, что вполне понимал Себастьяна и его желание уединения в своей милонге в Бруклине.

Едва они попали в достаточно свободный от чужого внимания коридор, Себастьян отпустил его руку, остановился у стены перевести дух и с извиняющейся улыбкой стянул с себя дубовый венок.

— Символ благополучия, — сказал он со смущением и аккуратно положил венок на стоящий рядом комод с вазой, в которой топорщились во все стороны берёзовые ветви. И Крису почему-то стало так щекотно внутри от его вида и всей ситуации в целом, что он, не понимая, что именно послужило тому причиной, с облегчением рассмеялся, стягивая с себя венок и приваливаясь к стене рядом с Себастьяном.

— Здесь всегда так? — спросил он, не уточняя, как именно — но веря, что Себастьян и без того поймёт.

— Почти, — фыркнул Себастьян. — Просто сегодня ещё и праздник. Янов день всегда отмечается широко и с душой. Многие родственники приехали издалека. Обычно тут немного потише. Но только немного.

Крис добродушно усмехнулся. Они стояли так близко, что он касался тёплого плеча Себастьяна своим. Это и успокаивало, и одновременно наполняло тело напряжением.

— Пойдём? — предложил Себастьян, отталкиваясь от стены. — Я должен зайти к мами. Моя бабушка тут за главную ведьму, — он тепло улыбнулся, и было прекрасно видно по его лицу, как сильно Себастьян любит её и как соскучился. — Так что если предложит погадать — не соглашайся. Её расклады всегда сбываются. Ты ведь знаешь Роберта? Однажды я привёл его к мами за пасьянсом, и теперь у него всё отлично. С тех пор он почему-то считает себя моим должником. А как по мне, — Себастьян замялся, перешагивая кучку берёзовых листьев, которыми был усыпан весь паркет, — лучше не знать ничего и жить, как живётся. Но, конечно, каждому своё.

— Я не верю в гадания, — честно признался Крис. Потому что для него это было сродни прогнозу погоды. Вроде работает, но стоило только помыть машину, как ясный день вдруг разражался проливным дождём: слишком уж много неизвестных в уравнении под названием «человеческая жизнь».

Себастьян на его заявление фыркнул — и искренне, звонко рассмеялся. Крис ещё никогда не слышал такого его смеха и невольно улыбнулся тоже, ощущая, как в груди сладко замирает.

— Ты только мами этого не ляпни. А то она расстроится.

Крис тут же кивнул, соглашаясь.

Они несколько раз свернули, проходя через небольшие залы, и Крис жадно глазел по сторонам, разглядывая довольно скромный, без вычурностей, интерьер, где преобладали натуральные деревянные панно и тяжёлые ткани. На стенах часто встречались картины и портреты — но они шли так быстро, что расспросить Себастьяна подробнее не было никакой возможности. По пути им встречались другие цыгане, и все улыбались, здоровались на своём наречии и неизменно тянулись обнять и потрогать — и Себастьяна, и Криса. В каждом помещении стоял оглушительно вкусный берёзовый дух из-за рассыпанных по полу листьев. Себастьян объяснил ему между делом, что это старинная купальская традиция — чтобы денег в доме было так же много, как листьев под ногами.

Наконец, Себастьян остановился у одной двери и, одёрнув на себе жилет, поправил ворот своей расстёгнутой рубахи. Он явно был взволнован. Крису очень хотелось сказать, что он потрясающе выглядит, и что беспокоиться нет никаких причин.

— Идём? — Себастьян посмотрел на него вопросительно.

— Идём, — ободряюще улыбнулся Крис. Хотя сердце в груди колотилось так быстро, что он не понимал, как Себастьян этого не слышит.

Себастьян выдохнул и, кивнув, постучал. После чего толкнул дверь от себя.

В нос ударил запах густого, крепкого табачного дыма. Они оказались в очень странной комнате. Обычной прямоугольной формы, но из-за того, что от рогатой люстры в центре потолка свисали к стенам как лепестки лилии длинные отрезы разноцветной полупрозрачной органзы, казалось, словно они попали в просторный шатёр. Было понятно, что там, за его пределами, есть ещё и личное пространство. Но туда ход гостям был заказан.

Ткань неторопливо колыхалась из-за потока воздуха из открытого окна где-то в глубине комнаты, и разноцветные тени медленно скользили по стенам. Старуха совершенно ведьминского вида сидела в россыпи рябых подушек на полу, на шерстяном ковре, и курила длинную трубку. Её голову венчал разноцветный платок, и множество тонких седых косичек с вплетёнными в них монетками опускалось из-под него на плечи. Остальной наряд был ещё страннее для летней поры — старая вязаная кофта и поверх неё потёртый мужского кроя пиджак.
Казалось, старуха спала.
— Мами, — негромко позвал Себастьян. — Дубридин. Ада мэ.

Старуха медленно открыла глаза. И Крис мог поклясться, на её изрезанном морщинами лице забрезжила нежная материнская улыбка.

— Сэбастан. Миро чаворалэ…

Крису показалось, что по её щеке сейчас скатится слезинка, но Себастьян уже встрепенулся и стремительно подлетел к ней, падая на колени и обнимая. Они тихо, едва слышно ворковали друг с другом, дымящаяся трубка перекочевала в руку Себастьяна, и он устроил её на глиняной тарелочке на полу. Крис не понимал ни слова и чувствовал себя очень неловко — определённо лишним человеком в этой комнате, как вдруг отчётливо расслышал своё имя и какой-то беззащитный, тихий вопрос Себастьяна:

— Со мангэ тэ кира?

Старуха не ответила. Только протянула руку с узловатыми пальцами и участливо погладила его по волосам. А после медленно повернула голову и посмотрела на Криса старческими полупрозрачными глазами.

— Ты Крис? — спросила она своим скрипучим голосом на вполне сносном английском. — Подойди сюда, мой мальчик. Дай я посмотрю на тебя.

Себастьян тем временем встал и отошёл туда, где за органзой угадывался тёмный провал открытого окна. На улице кто-то пел протяжную песню, от которой у Криса заскребло на сердце. Видимо, он так и остался стоять, пребывая в непонятном оцепенении, потому что старуха повторила на цыганском, маня пальцем:

— На дарпэ. Дэ васт.

— Она просто хочет посмотреть на твою руку, Крис, — задумчиво отозвался Себастьян от окна. — Не заставляй пожилую леди ждать.

И только тогда, скорее повинуясь голосу Себастьяна, чем набравшись собственной смелости, Крис подошёл и сел возле старухи на колени, протягивая руку.

— Здравствуйте, — запоздало сообразил он. — Себастьян много о вас рассказывал.

Меж тем старуха уже взяла его руку в свои ладони и не глядя водила пальцами по линиям, что-то беззвучно шепча.
— Мне нравится твоя рука, — сказала она чуть позже, когда молчание начало становиться неловким. — Себастьян хороший мальчик. И ты хороший мальчик. Всё у вас будет хорошо. Хочешь, погадаю тебе на картах?

Крис умоляюще посмотрел на Себастьяна, но его силуэт за органзой оставался неподвижен — он словно растворился в наблюдении за происходящим на улице в отсветах костров действом.

— Я не…

— На дарпэ, — успокаивающе повторила старуха, погладив по руке, и в его ладони непонятно каким образом появилась потрёпанная годами колода карт — самая обычная, а не Таро или что-то такое, о чём думал Крис. — Сдвинь к себе левой. Вот так, молодец. А теперь смотри.

И она с ловкостью и быстротой, которую сложно было заподозрить в этих негнущихся пальцах, стала метать перед ним пасьянс. В центре лежала, как понял Крис, его карта — бубновый король. Вокруг лепестками ложились другие, и вот старуха оставила в своих пальцах последнюю, тринадцатую карту. И после паузы медленно положила её поверх бубнового короля.

Это был король пик.

За его спиной сдавленно кашлянул Себастьян — Крис не понял, в какой именно момент тот покинул своё место у окна и встал за его плечом.

— И что это значит? — спросил Крис, чувствуя повисшее в воздухе напряжение. — Что-то плохое?

Сзади тихо закрылась дверь, и Крис, обернувшись, понял, что Себастьян вышел, оставив их тет-а-тет.

— Почему же? — философски спросила старуха, выглядя при этом очень задумчиво. А потом она посмотрела ему в глаза, и Криса пробрало от этого полуслепого взгляда. — Это карта Себастьяна. Ему полагался король треф, как любому темноволосому парню, но он ещё мальчишкой выбрал пикового, сказал, что он красивее, — старуха едва заметно улыбнулась.

Крис почувствовал, как холодеют ладони, а подушечки пальцев покалывает от волнения.

— И что это значит?

Крис повторил вопрос, надеясь, что ему сейчас всё разложат по полочкам, словно вещи в шкафу. Объяснят, и всё станет ясно и понятно, и не останется ни одного вопроса. Это ведь всего лишь тринадцать карт, и у каждой есть своё точное значение? Крис не представлял, как именно это делается. Но старуха вытащила откуда-то из-за спины ещё дымящую трубку и, затянувшись, негромко выдохнула ароматное облако вместе со словами:

— Кто знает? Может быть, ты сам?

Крис не помнил, как именно оказался в коридоре. Голова сладко кружилась от крепкого табака, да и табак ли это был? Страшно хотелось выбраться на улицу, на воздух, найти Себастьяна и вернуться домой. Стоп. И при чём тут тогда Себастьян? Нужно было вызвать такси. Но он понял, что не знает точного адреса, только то, что особняк где-то на Брайтон Бич. Он побрёл по коридорам огромного дома, останавливая каждого встреченного на пути цыгана и пытаясь вызнать адрес, но все как один только улыбались, говорили что-то на своём наречии и шли дальше. Дошло до того, что Крис страшно разъярился — и целенаправленно стал искать выход на улицу. Он собрался позвонить Скарлетт, чтобы пожаловаться на эту нелепую ситуацию, и полез в джинсы за телефоном — но телефона на месте не оказалось. Поддавшись зудящему волнению, Крис проверил все карманы… Оказалось, помимо телефона он лишился ключей от квартиры, бумажника, водительских прав и даже десяти баксов, что ещё утром положил в свой летний пиджак. Просто невероятно.

Ему нужен был Себастьян. Срочно.

Он пошёл по дому, говоря всем встречным только одно имя — и те отправляли его дальше и дальше, пока он не оказался перед огромными раздвинутыми стеклянными дверями — выходом на задний двор. Там люди, собравшись у нескольких костров, негромко пели, смеялись и что-то жарили на вертелах прямо над огнём. Себастьян говорил о поросятах? Да где же он?

Едва он подошёл ближе, его утянули к ближайшему костру, вручили плотную бумажную тарелку с ломтем ароматного мяса, и бумажный стаканчик с чем-то горячим, пахнущим пряным и терпким алкоголем.

Подбежала босоногая девчушка в длинной цветной юбке и, показав пальцем на стакан, крикнула по-английски: — Пей, пока не остыло!

Она уже хотела бежать дальше, как Крис присел перед ней на колени и спросил:

— Ты не видела Себастьяна? Где он?

— Он будет танцевать сейчас! — с искренним восторгом ответила та. — Он наше сокровище!

«Кто бы спорил», — вздохнул Крис про себя и решил на самом деле выпить то, что ему налили. Ночь была тёплой, но он чувствовал себя неуютно здесь, и его словно знобило изнутри.

Пойло — по-другому не назвать — продрало горло и раскалённым комком огня упало в желудок, продолжая и там медленно тлеть. На глазах выступили слёзы. Крис, не раздумывая, пальцами схватил истекающее соком мясо и принялся жевать его, надеясь, что желудок ещё можно спасти. Нежно и вкусно чересчур — как и всё у цыган. Как сам Себастьян был чересчур — и как его теперь найти в этой толкотне?

Криса пропустили к огню — хотя его почти уже не трясло. После первого глотка алкоголь уже не казался таким противным, и Крис цедил его небольшими глотками, плавясь от волн тепла.

А потом раздались первые звуки музыки — взвыла скрипка и прошёлся арпеджио аккордеон, и все взгляды устремились к главному, самому большому костру.

Себастьян был там. Одетый только в широкую белую рубаху, расстёгнутую до пупка, и чёрные джинсы, он стоял в танцевальной стойке, и огненные отсветы раскрашивали его лицо алым. Вокруг его бёдер кто-то повязал треугольник цветастого цыганского платка. В языках пламени блестели золотые цепочки на груди и крошечные капельки пота на лбу — Крис подумал вдруг, что наверняка около костра нестерпимо жарко. Он весь был как дикий языческий дух, вырвавшийся на волю из плена сказок и древних преданий. Красивый до боли и такой же чужой.

И Себастьян начал танцевать «цыганочку». Все до единого смотрели на него, но взгляд Себастьяна был устремлён вглубь себя. Его характерные движения плечами, экспрессивные метания по кругу, то, как Себастьян отдавался каждому движению — всё это делало Крису больно и сладко, и тело тут же откликнулось, наливаясь тяжестью и желанием. Крис смотрел жадно, слушал рулады скрипки и ловил каждое движение Себастьяна, желая понять хотя бы немного — о чём он танцует? Что чувствует сейчас, и почему любой его жест отдавался во всём теле, словно к мышцам подносили оголённый провод?

Смотреть на его танец было тяжело, а не смотреть — невозможно. И это противоречивое ощущение внутри хотелось длить до бесконечности, потому что всё, что с ним происходило из-за Себастьяна, все эти эмоции на грани физической боли и эйфорических слёз, были впервые, стали открытием для него.

Внезапно Крис осознал, что сейчас не он один смотрит на Себастьяна. Все эти люди, его друзья и родственники, тоже смотрели, хлопали, подпевали и выкрикивали что-то, и от этого на бесконечно долгий миг Крис ощутил ярую, всепоглощающую ревность. Хотелось подойти, взять Себастьяна за руку и силой увести отсюда подальше, в тень — чтобы никто больше не смотрел на него такого, чтобы никто не видел этой ранимой эмоциональности, этой гибкости, этой откровенности в каждом движении. Хотелось выйти туда, к главному костру, взять Себастьяна за руку и крикнуть, чтобы услышали все: «Он мой! Не смотрите на него так, он мой!»

Крис отчётливо понимал глупость своей ревности и то, что эти люди, большинство из них, наверняка знали Себастьяна ещё в то время, когда он под стол пешком ходил. Но от этого боль в груди не становилась меньше — он всё так же едва мог вдохнуть, не сводя взгляда с Себастьяна, когда тот упал на колени и прогнулся назад, выставляя ночному небу молочную кожу своей груди и небольшой ореол соска. Это стало последней каплей. Оставив бумажную посуду на нестриженой траве, Крис отвернулся и побрёл к дому. Никто не обращал на него внимания — все были поглощены танцем Себастьяна. Он гипнотизировал — и Крис прекрасно понимал, почему.

Факт в том, что Себастьян не был его. И что бы там ни нагадала на своих потрёпанных картах его старая бабка, это не меняло сути. Он не знал, как к нему подступиться. И, возможно, он был не таким искушённым в любовных делах, чтобы так же откровенно припереть его к стенке и настоять, не рискуя при этом навсегда поломать то очень хрупкое и непонятное, что было между ними.

Крис не знал, как ему быть. В груди пребольно ныло, и всё, чего ему хотелось сейчас — это Себастьян. Его тяжесть, его запах, его крепкие, жадные объятия. Но он до сих пор танцевал — Крис слышал непрерывающуюся музыку — и оставаться тут дольше не было никакой возможности. Потому что Крис знал: даже когда он закончит, он не возьмёт его за руку и не повиснет счастливо на шее, как этого хотелось. Между ними ничего не было — вот как обстояли дела.

Крис прошёл по широкому сквозному коридору к главному входу и взялся за ручку двери, как вдруг его остановил чернявый парнишка, протягивая мятый бумажный пакет.

Крис, ничего не понимая, кивнул и едва успел принять дар, как мальчишки и след простыл. Заглянув внутрь, он обнаружил там свой бумажник, айфон, ключи и даже нетронутую десятку из кармана пиджака. На самом дне лежало что-то, любовно завёрнутое в салфетку, тёплое и, судя по запаху, совершенно точно съедобное. На салфетке была прилеплена записка — листок цветного стикера, подписанный корявым детским почерком: «Крису от бабки Златы».

Крис улыбнулся. А потом, не выдержав, рассмеялся, чувствуя, как глаза становятся влажными. Он быстро рассовал вещи по карманам и, не найдя, с кем попрощаться, просто вышел из дома и побрёл прочь по мощёной дорожке.

Глава 11

Крис не стал вызывать такси, просто брёл по тротуару вдоль Брайтон-бич, надеясь «ещё немного, и прийти в себя». Выходило со скрипом. Ему было стыдно за свою непонятную вспышку собственничества. Он никогда не страдал ревностью в своих прошлых отношениях и тем глупее себя сейчас чувствовал. Накатил запоздалый стыд за свой побег — иначе не назовёшь. Он ведь даже с Себастьяном не попрощался. Просто ушёл. Что тот подумает?

Но возвращаться в любом случае было поздно — и он неторопливо шёл дальше, сам себя ругая и распекая за профуканную возможность стать ближе.

Поэтому когда его вдруг догнал Себастьян, запалённо дыша, и поравнялся с ним, Криса перемкнуло. Он остановился и неверяще уставился на него.

— Только не стой столбом, — прохрипел Себастьян, держась за грудь и согнувшись пополам. — Я и так резко затормозил. Давно так не бегал.

— Откуда ты узнал…

— Это Брайтон-бич, — насколько смог, Себастьян фыркнул и вдруг закашлялся. — Тут даже у стен есть глаза и уши. Надо только знать, у кого спрашивать.

И Крис возобновил свой шаг, не без трепета замечая, как Себастьян хватается пальцами за его предплечье, позволяя вести себя. Улыбка прочно захватила кончики его губ.

— Почему ты ушёл? — спросил Себастьян, когда отдышался. — Тебе не понравился танец? Или кто-то обидел тебя? Вернули вещи?

— Всё было потрясающе. И все были добры ко мне, — честно ответил Крис. Он не знал, как выразить всё то, что чувствовал. Мысли спотыкались друг о друга, а близость Себастьяна заставляла нервничать ещё больше. Он казался таким невероятно тёплым и так вкусно пах костром, что Крис не мог перестать принюхиваться.

— Тогда почему? Из-за того, что мами тебе нагадала?

Крис замялся. Это был такой компрометирующий вопрос.

— Я не очень-то верю в пасьянсы, — Крис пожал плечом и попытался улыбнуться, глядя на Себастьяна, но тот оставался предельно серьёзным.

— Да, я тоже так думал. В мои шестнадцать я испытывал муки выбора и пришёл к ней за советом — и она нагадала мне, что я всю свою жизнь проведу в одиночестве, зато занимаясь любимым делом. Никто не захочет остаться со мной — и благодаря своему року я смогу давать людям шанс найти свою половинку. Моя тринадцатая карта оказалась пустой, у меня не было пары. А двенадцатая была тузом червей. Очень редко выпадает такой высокий ранг в пасьянсе. Как правило, одна мелочёвка, дающая не ответы, а намёки. Мои карты были совершенно определёнными. И мами сказала, что моё вынужденное одиночество стоит счастья многих других людей. Знаешь, на скольких свадьбах я был шафером или другом? — Крис помотал головой, заворожённый рассказом Себастьяна. — И я не знаю. Сбился со счёта. Кажется, их было больше сотни... И никто ведь не развёлся и не разъехался, все живут счастливо — я со многими поддерживаю связь до сих пор. В это ты тоже не веришь?

Крис шёл молча, обдумывая эту сказочную исповедь. Себастьян так и держался пальцами за ткань его пиджака на предплечье.

— Может, ты просто слишком всерьёз относишься к этому? — осторожно предположил Крис. — Сам себя программируешь на одиночество? Знаешь, до твоего рассказа в моей жизни из мистики была только перегоревшая через несколько минут новая лампочка и безвозвратно потерянный после стирки носок. Теоретически, он никуда не мог деться из квартиры, а животных у меня нет. Но то, о чём говоришь ты, выглядит сказкой в чёрно-белых тонах.

Себастьян фыркнул. И ничего не сказал.

— Все мы вправе думать, как нам удобнее, — услышал Крис много позже, когда Себастьян вдруг отпустил его предплечье и просто пошёл рядом. И в этот момент он ощутил, словно снова сделал что-то не так, снова нарушил баланс их хрупкого равновесия. Он никак не мог понять, как именно должен вести себя с Себастьяном. Рядом со Скарлетт, к примеру, этот вопрос вообще не вставал. Они просто были теми, кто они есть. Может, и тут стоило попробовать? Но страшно. Так страшно было открыться.

— И что ты думаешь делать? — спросил Крис, поворачиваясь к нему, стараясь идти так, чтобы касаться Себастьяна хотя бы локтем. — Так и будешь, — Крис хотел было сказать «сидеть в одиночестве всю жизнь», но это было очень жестоко и грубо, — заниматься чужими отношениями вместо своих?

— Я не занимаюсь ими, — огрызнулся Себастьян. — Всё происходит само собой. Я в это не лезу. Я всего лишь тренер по танцам.

Вот так. Он замолчал, и больше они не разговаривали. Просто шли рядом друг с другом по ночным улицам, и Крис раздумывал, что Себастьян так и не ответил на его вопрос. Насколько же задолбанным своей «высокой» картой и целью он был? Насколько он устал от приглашений на свадьбы и чужие крестины?

На него вдруг накатила такая нежность, что он в ней едва не захлебнулся.

— Мы так будем идти до Бруклина? — спросил он Себастьяна с улыбкой как можно теплее, когда тот в очередной раз поёжился. И Крис, не пытаясь контролировать свои порывы, просто снял с себя лёгкий льняной пиджак и накинул Себастьяну на плечи. Тот явно хотел возразить — но посмотрел Крису в глаза и не стал.

— Хоть до Манхэттена, — пробурчал он, отчего Крис расплылся в улыбке. И поймал первое же проезжавшее мимо такси, усаживая в него Себастьяна.

Сам он с ним не поехал. Его распирало от нежности настолько, что он бы не вынес замкнутого пространства рядом с Себастьяном. Он хотел ещё немного пройтись, чтобы остудить свою горячую голову.

В эту ночь, уставший до онемения в ногах, он ввалился в свою студию и даже не обратил внимание на зеркало в прихожей. Просто добрался до кровати и, как был, рухнул на нерасправленные простыни, засыпая мгновенно.

Ему снова снилось молочное тепло озёрной воды и хаотичный танец светлячков. Крис так соскучился по своему сну, что даже сидя там, на берегу, боялся пошевелиться, чтобы не нарушить таинство этого места. Чтобы его не выкинуло оттуда из-за неловкого движения. Ему могло чудиться, но кто-то словно сидел совсем рядом с ним на берегу и точно так же мирно смотрел в туман на спокойную воду и зеленоватые блики над ней. Но Крис не решился повернуть голову, чтобы удостовериться в реальности силуэта на самой периферии взгляда — и подсознательно был уверен, что сделал правильно.

*

Всю следующую неделю до самого Дня Независимости у Криса складывалось ощущение, что они с Себастьяном ходят вокруг да около, но так и не могут решить, с какой стороны друг к другу подступиться. Себастьян совершенно перестал делать ему замечания — виданное ли дело? Но всегда, когда он отходил в угол и присаживался на диван, чтобы посмотреть за общим шагом всех пар под музыку, Крис чувствовал его взгляд на себе. Тёплый, сосредоточенный, настойчивый. И каждый раз, когда он пытался поймать Себастьяна за подглядыванием, тот успевал отвести взгляд в самый последний миг, так, что тепло ещё какое-то время остывало на его спине или шее. А у Себастьяна очень мило алели кончики ушей — но он только раздражался от собственной неконтролируемой реакции, начиная тут же к кому-нибудь придираться.

И лишь один раз в четверг он, не иначе как забывшись, принялся втолковывать замечание Скарлетт, на автомате скользнув ладонью по руке Криса — и, вздрогнув, тут же убрал руку, словно обжёгся. Смешался, сказал им ещё несколько общих слов и больше к ним не подходил.

И именно тогда Крис понял, что это тот самый пресловутый знак от него, которого он так ждал.

То, что он задумал, осуществить без посторонней помощи было невозможно. Ему пришлось вызванивать Скарлетт и долго и путано объяснять ей, что именно ему нужно от неё и Роберта. Впрочем, как только она поняла, что Крис задумал, тут же дала своё согласие и всячески благословила — Крис решил, что обязательно припомнит ей этот милосердный поступок. Прошло всего чуть больше месяца, как они с Робом встречались, но со Скарлетт на самом деле творились чудеса, и порой Крису очень хотелось сдёрнуть её за точёную лодыжку с розового облака и напомнить, что жизнь, чёрт, совсем не такая, как она себе там фантазирует. Она полна боли и неразделённой любви, и не стоит об этом забывать — ведь никогда не знаешь, как скоро из везунчиков снова вернёшься в ряды тех, кто ждёт своего счастливого часа уже слишком долго.

Конечно, он не сердился на Скарлетт — просто ворчал про себя, тут же мысленно благодаря за помощь. И в понедельник, пораньше закончив на производстве и приняв на работе душ, надев свою самую стильную футболку и новые джинсы с подворотами, Крис поехал в «Милонгу». Спокойствие, которое он поймал с утра, куда-то испарилось, и он нервно барабанил пальцами по рулю, пока стоял в пробке на Миртл-авеню. Но, наконец, уговорил себя, что шансы на положительный и отрицательный исход у него пятьдесят на пятьдесят, и нет никакого смысла так волноваться. Как будет, так и будет. В конце концов, они с Себастьяном откроют друг другу карты, и отношения обретут ясность. И Крис был уверен, что это пойдёт только на пользу им всем — даже их со Скарлетт тренировкам.

Крис оставил вайб с другой стороны кирпичного дома, не зная, как сложится его вечер. И, мысленно призвав всю крепость своего духа, толкнул дверь «Милонги».

Себастьян как раз занимался тем, что начинал раскладывать коврики для стрейч-группы, и немало ему удивился.

— Крис? Привет. Что ты тут делаешь? Решил присоединиться?

Крис улыбнулся. Казалось, всего несколько дней после тренировки в четверг он не видел Себастьяна, но успел так соскучиться, что сейчас хотел просто смотреть. Хотя бы просто смотреть на него. А потом он вспомнил, что принёс вести, которые могут Себастьяну не понравиться.

— Привет, — сказал он, пытаясь совладать с ползущими вверх уголками губ. — Только не сердись, ладно? У тебя сегодня не будет стрейч-группы. Им сказали, что занятия не будет из-за завтрашнего праздника.

— Кто сказал? — нахмурился Себастьян.

— М-м… — Крис замялся. — Роберт.

— Почему?

— Я его попросил, — наконец признался Крис, чувствуя себя так, словно гора свалилась с плеч. Он стоял сейчас здесь и говорил всё это, и ему казалось, что с ним уже и так всё понятно — бери готовенького.

Себастьян ответил не сразу, но в его взгляде что-то переменилось. Он словно чуть прищурился, разглядывая Криса с пристрастием.

— И чего ты хочешь от меня? — спросил он мягко, принимаясь убирать уже разложенные коврики обратно в шкаф.

— Если честно, я надеялся на танец.

Оказывается, говорить о своих истинных желаниях и намерениях оказалось не так уж и сложно. Это было очень приятное открытие. Видимо, Себастьян тоже это почувствовал.

— Ты считаешь, что сейчас уже более готов танцевать со мной?

Крис улыбнулся своим мыслям:

— Ну, последнее время ты почти не делал нам замечаний…

Себастьян кашлянул и отвернулся чуть резче, чем было нужно, принимаясь напряжённо заталкивать разбегающиеся рулоны в отсек. Крис подошёл и, встав плечом к плечу, помог ему с этим, после плотно сдвинув дверцы шкафа.

— Так что? Потанцуешь со мной? — спросил он тихо, и они стояли так близко, что Крис едва себя контролировал.

Себастьян фыркнул и отошёл — как Крис увидел, к своему платяному шкафу — и достал оттуда старые добрые красные туфли. Крис даже успел соскучиться по ним.

— Импровизация, или ваш со Скарлетт танец?

— Что захочешь, — улыбнулся Крис, наблюдая за тем, как придирчиво Себастьян выбирает для них музыку, а не ставит первое попавшееся в плеере. И не удивился, когда всё же зазвучало их со Скарлетт «Роксэн». Себастьян заботился о нём — и это было мило.

Они заняли начальные позиции под первые звуки танго, и…

Это был совсем не тот танец, который они танцевали со Скарлетт. Не было лёгкости и яркой экспрессии, которой фонтанировала наконец раскрывшаяся ему в танго подруга. Зато было что-то вызывающе-тягучее в том, как Себастьян чуть замедлял свои движения, когда оказывался рядом. И как прижимался чуть теснее — в постановочном танго глубокий контакт почти не использовался.

И, наконец, Крис сам не понял, как уже знакомый до секунды таймлайна танец вдруг превратился в сплошную импровизацию, когда Себастьян, легко балансируя на своих каблуках, делал невероятные махи после спокойных шагов, впечатывался в него всем телом и так же просто скользил своей ногой под его коленом. Почему-то именно этот жест казался Крису полным интимного, сокровенного смысла. И он, чувствуя нарастающее возбуждение с того самого момента, как их пальцы впервые соприкоснулись в танце, даже не думал смущаться или скрывать это. Себастьян возбуждал его. Его растрёпанные волосы, лямка растянутой майки, так и норовившая сползти с плеча, вызывающий, потемневший взгляд и то, с каким именно посылом двигался… как терпко он пах. Крис хотел его, и у него стояло. Он больше не стыдился этого.

И каково было его удивление, когда Себастьян, прижавшись после очередного ганчо и определённо почувствовав его возбуждение, смутился и смешался, неловко отступая.

— Что-то случилось? — спросил Крис.

— Думаю, на сегодня достаточно, — сделал попытку Себастьян, но Крис шагнул к нему, и они снова оказались тесно сомкнуты телами. Прижиматься к Себастьяну и не иметь ни единого шанса пойти дальше давно стало для Криса самой сладкой и изощрённой пыткой.

— Почему? — тихо поинтересовался Крис, выдыхая ему в небритую щёку рядом с ухом. Он почти чувствовал, как волоски кололи его губы. — Ты сам говорил, что такое случается порой. И это не страшно.

Чувствуя сопротивление, Крис рывком притянул его за талию и, внезапно прозревая, понял, что у Себастьяна тоже стоит. И… этого он не ожидал.

— Если это происходит с обоими, уже не спишешь на случайность и «такое бывает», — так же тихо ответил ему Себастьян, вдруг притираясь к губам щекой. — Хочешь меня? Или просто танец тебя заводит? Если ты хочешь, мы можем…

Крис резко отпустил его и отступил на шаг. Тон Себастьяна был… он был не тем, чего так ждал Крис. Себастьян словно просил его поскорее дёрнуть прикипевший к покрывшейся коркой ране бинт. Да, больно, зато быстро. Раз — и всё. Намного лучше, чем медленно и мучительно тянуть. Крис не хотел так. Он хотел всего. И чтобы это "всё" длилось как можно дольше. И чтобы не отпускало. Он хотел быть рядом с Себастьяном и постоянно чувствовать себя переполненным, цельным, живущим на полную катушку.

Крис провёл по лицу ладонями, не в силах больше смотреть на ничего непонимающего Себастьяна. Что он должен был сказать ему? Хочу тебя и в болезни, и в здравии, пока смерть не разлучит нас? Себастьян импульсивен, и он цыган. Как бы не сбежал в свою Аргентину. Он вздохнул и снова посмотрел на него:

— Не хочешь сходить выпить чего-нибудь? Завтра День Независимости, у всех выходной. Как тебе идея?

Себастьян молчал. Крис понял, что отказ задел его — но в то же время чувствовал, что поступает правильно.

— Если ты приглашаешь, — наконец, ответил он, и Крис едва не подпрыгнул от радости. — Только приму душ сначала. Я весь мокрый.

Крис наблюдал, как Себастьян медленно разувается и убирает свои туфли в шкаф; и как потом босой, в облегающих леггинсах, поднимается по лестнице, чуть покачивая бёдрами. Едва Себастьян скрылся наверху, Крис с шумным выдохом упал на мягкий кожаный диванчик в углу и беззастенчиво пролез рукой под ремень джинсов, чтобы крепко, до сладкой боли сжать — и после удобнее поправить свой напряжённый член. Он успокоится сейчас, конечно, но Себастьян, явно задавшийся целью соблазнить его, ничуть не помогал этой задаче.

Спустя час они как ни в чём не бывало сидели за барной стойкой того же танцевального клуба и пили абсент. Крис пробовал горькую полынную зелень впервые, но, сдобренная по рецепту Себастьяна двумя кубиками сахара и водой, отрава оказалась вполне себе ничего.

— Почему мы именно здесь? — поинтересовался Крис, перекрикивая музыку.

Себастьян кривовато улыбнулся и, замахнув свой шот абсента, не поморщившись, ответил:

— Это единственное приличное место в пешей доступности от меня. И ещё у меня тут скидка на выпивку, как постоянному клиенту, — и Себастьян, мило улыбнувшись, помахал бармену.

Они пили снова и снова, обсуждая, какие у них со Скарлетт шансы через месяц сорвать гран-при за участие в фестивале. Ей это было важно, Крису — не очень, но он чувствовал себя обязанным сделать для подруги всё, что в его силах. Тем более, если он мог и умел. Если верить Себастьяну, шансы у них были неплохие.

Наконец, после седьмого, кажется, шота, голова у Криса уже знатно шумела, и он чувствовал ту самую меру опьянения, когда на подвиги ещё не тянуло, но настроение при этом было самое приподнятое. И Себастьян, не предупреждая, вдруг покинул свой стул и сбежал на танцпол.

Воспоминания нахлынули на Криса. Казалось, что всё это случилось с ними вечность назад. Ведь сейчас он сидел и говорил с Себастьяном, не сводя глаз с его лица и особенно — с губ, и отдавал себе полный отчёт, что влюблён в него по маковку. Сладко, больно, глубоко влюблён — и его всё устраивало в этом.

Очнувшись, Крис увидел, как рядом с Себастьяном, явно флиртуя, зажигает какая-то блондинка в пышной коротенькой юбке. Вздохнув, он опрокинул в себя последний восьмой шот и, тяжело спустившись со стула, отправился к Себастьяну.

— Он со мной, — заявил он девушке, приобнимая Себастьяна за талию и начиная двигаться в одном с ним ломаном танце. Близко и жарко, чувствуя друг друга… Они словно остались тет-а-тет в этом зале. Крис чувствовал под своими ладонями влажную ткань майки и то, какие рельефные, твёрдые у Себастьяна бока. Как податливо он льнул к нему, вытягиваясь за прикосновениями. Крис чувствовал его так хорошо, как никогда раньше — словно слышал, как бьётся чужое сердце и спешит кровь по венам. Он вдруг ощутил его дыхание совсем рядом, почувствовал, как Себастьян скользнул рукой по талии к его ягодице и с силой сжал — и, повинуясь давнему голодному желанию, первым потянулся вперёд, к ярким, обкусанным губам, на вкус горько-сладким. Они встретились в поцелуе — и замерли, перестав даже танцевать. Крис ощутил в себе то самое робкое, почти эфемерное чувство восхищения. Это было так просто и так невероятно — всего лишь соприкоснуться с ним губами. И от этой малости у него уже отшибало все мысли, и по телу текло вязкое тепло.

А потом Себастьян приоткрыл рот и скользнул между его губ языком.

И мир Криса разлетелся на тысячи тысяч осколков светомузыки, и ему было совершенно плевать — потому что Себастьян ласкал его языком, внезапно сильно, с чувством обвив руками и чувствительно потираясь пахом. И они стояли так, едва покачиваясь в своём собственном трансе, посреди волнующегося танцпола, и им ни до кого не было дела. Крис весь дрожал, словно попал из тёплой ванной на сквозняк. Себастьян целовался так чувственно и напористо, что у него не было никакого желания вести — только позволять и поддаваться.

Он не помнил, как они оказались в вип-зоне на мягком диванчике. Кажется, рядом за столиком кто-то сидел, слышались чужие голоса, но их это ничуть не отвлекало: Крис придавливал Себастьяна своим телом, лаская его соски через тонкую ткань майки, а Себастьян беззастенчиво мял его задницу, то и дело приподнимая бёдра в инстинктивных движениях. И они целовались — голодно, мокро, слишком глубоко, до боли кусаясь и засасывая языки друг друга — как сорвавшиеся с цепи родительского контроля подростки. И было мало, так бесконечно мало.

Крис, не раздумывая, просунул руку между их телами, сдавливая член Себастьяна — и тот бархатно, просяще простонал ему в самый рот. А потом вдруг надавил на грудь, отстраняя, и хрипло зашептал:

— Только не здесь, пожалуйста, Крис… Только не здесь. Если ты хочешь… Поедем ко мне, пожалуйста.

Себастьян был искренен и откровенен сейчас, как никогда. Он смотрел на него огромными, со зрачком во всю радужку, глазами и так цепко держал за шею, словно на самом деле боялся, что Крис может оставить его тут одного.

Крис бы не смог.

Глава 12

Они загрузились в первое подошедшее такси и страстно, исступлённо целовались на заднем сидении, игнорируя косые взгляды водителя-индуса. Сейчас это не имело никакого значения.

Себастьян, перебарывая собственную пьяную неловкость, никак не мог справиться со связкой ключей, и Крис, забрав её, впервые сам открыл для них дверь «Милонги». В этом ему почудился сакральный, важный смысл. И он, по наитию жарко подхватывая Себастьяна под задницу, перенёс его через порог, тут же прижимая к стене и сдирая к чёрту мешающуюся майку с его груди.

И в ту же секунду потерялся, потому что Себастьян без одежды оказался на порядок беззащитнее — и ещё горячее и сексуальнее. У Криса стояло до боли, и страшно хотелось приласкать себя хоть немного. А ещё было страшно, так первобытно, дико страшно стоять на пороге того, чего он от Себастьяна хотел. Вид его обнажённой рельефной груди и свесившиеся, совсем растрепавшиеся волосы сводили его с ума. Он уже задыхался, его сердце колотилось так быстро, и ладони потели под джинсой и упругой задницей. Тяжесть его тела и твёрдость в паху напротив совсем не отгоняли подступающую панику. Ведь всё происходило впервые — с парнем, с человеком, к которому так напряжённо шёл и которого впервые хотел до физического головокружения, темноты перед глазами и подступающей тошноты, до того, что всё тело ощущалось огромным раскалённым спазмическим комом мышц... Отстраняясь от волнения усилием воли, Крис по наитию потянулся целовать и вылизывать солёную кожу ключиц, нагнулся и чуть прикусил сосок — и Себастьян, хаотично гладивший его волосы на затылке, сладко, рефлекторно и больно сжал их в своём кулаке, то ли поощряя, то ли обозначая свои границы.

— Пойдём наверх, пожалуйста, — простонал он в ухо, высвобождаясь из рук Криса, спрыгивая на пол и неловко скидывая свою обувь посередине танцевальной залы. В собственном сексуальном гоне и ночной темноте вокруг всё вокруг казалось Крису совсем не таким, как было при свете дня. Всё виделось загадочным в этих мягких полутонах теней и исполненным смысла — даже одинокая кирпичная колонна посередине залы.

Себастьян крепко переплёл их пальцы и повёл его наверх по лестнице.

Крис был здесь, у него, впервые, и ничего толком не успел разобрать в полутьме. Кроме огромного, не меньше шести с половиной на шесть с половиной футов матраса, застеленного скомканной простыней.

Себастьян, едва дошёл, упал на него и, приподнимая бёдра, принялся за свою ширинку на узких джинсах. У Криса всё вскипело внизу живота от окатившего волнения и откровенности картины, как безрезультатно и мучительно сражается тот с наверняка давящей ширинкой.

Крис осел рядом с ним на колени — надеясь, что дрожь и слабость в ногах скоро уймётся, — мягко отстранил его руки — и медленно расстегнул молнию с первого раза. А потом, не понятно откуда набравшись храбрости, осторожно стянул с Себастьяна джинсы и откинул их в угол, впервые в жизни разглядывая чужой эрегированный член так близко. Бельё надеть Себастьян, видимо, забыл.

— Тебе противно? — тихо спросил тот.

Крис тихо хмыкнул, завороженно наблюдая за тем, как внушительная эрекция чуть подрагивает от пульса, и как налитая головка высвобождается из крайней плоти. У него во рту пересохло от этого зрелища и сладко пульсировало в паху и затылке от невнятного, но такого желанного предчувствия продолжения. От осознания предстоящего шага, который они сделают - как в танго, в каком бы направлении он ни был, по сути означал только вперёд. Его так сильно вело, что он едва справлялся со своим судорожным, сорванным дыханием и не мог из себя ни звука выдавить. Впрочем, он всегда предпочитал действия словам. Испытывая странное ноющее чувство в ладони и под языком, Крис обхватил его член пальцами, блаженно закрывая глаза. Держать в руке другие формы и размеры оказалось совершенно потрясающе — на порядок приятнее, чем себя, и настолько жарче, что и высказать сложно. Все внутренности скрутило в узел из желания и страха, и Крис, не отводя взгляда от едва различимого в сумраке лица Себастьяна, приноравливаясь, медленно двинул рукой. Тот судорожно выдохнул и, приподняв бёдра, запрокинул голову назад. Он был так беззащитно откровенен в своей жажде удовольствия, что у Криса закололо в груди. Он, скользнув взглядом по груди Себастьяна, свободной рукой расправился с собственным ремнём и ширинкой, освобождая свой потёкший член. И обхватил его тоже, принимаясь двигать кулаками в едином жадном порыве.

— Стой… — вдруг выдохнул Себастьян. — В меня… Пожалуйста, я так тебя хочу, — он потянулся и обхватил рукой Криса за плечо, заставляя лечь сверху, в другой держа только что извлечённый из-под матраса блестящий квадратик упаковки. — Трахни меня, Крис, — с жаром выдохнул он и, обнимая, с чувством укусил его в шею.

Крис замер, закатив глаза — в паху свело от неожиданного удовольствия, и он едва не спустил только от укуса.

Всё смазалось в единую слитную ленту зашкаливающих ощущений. Крис горел вместе с Себастьяном в одном ритуальном костре, и тот, казалось, полыхал до небес. Он и представить не мог, что заниматься любовью означает именно то, что они сейчас творили. Что с Себастьяном всё будет настолько качественно на другом уровне, чем все его предыдущие попытки вместе взятые. Словно раньше он пытался соединиться с изначально неподходящими частями, и только здесь и сейчас с Себастьяном они подошли друг другу всеми гранями идеально. Крис, залив его промежность и свой член смазкой, с усилием протолкнулся вперёд и замер, услышав одно-единственное слово на кэлдерарском наречии. Оно могло означать что угодно, но Крис отчётливо услышал в нём: «Замри». Он наклонился над Себастьяном, ловя ртом учащённое дыхание, целуя его губы, щёки и глаза, в которых скопилась солёная влага. И, едва почувствовав, как тот расслабляется, принялся двигаться в самом простом и древнем танце, которому людей обучила сама природа. Волнение отпустило, едва он оказался внутри, желание — напротив, вытягивало из него все жилы, совсем отключив голову. Он держал всхлипывающего и стонущего Себастьяна в своих руках, проникая снова и снова, делая своим, и лучше этого с ним ничего в жизни не происходило.

Неожиданно тот потянулся к нему, больно вцепившись пальцами в спину, и скомкано зашептал в самое ухо:

— Я хочу кончить, Крис… пожалуйста… Я хочу…

Оказалось, он просил, чтобы Крис переменил позу. До Криса дошло не сразу, но он не собирался ему отказывать, хоть и был слишком близок к разрядке. Он вытащил член, торопливо стянул джинсы с щиколоток и ступней и лёг на матрас, с благоговением и восхищением наблюдая, как Себастьян устраивается сверху, обхватывая его коленями по бокам, упирается рукой в стену и, нависая, насаживается прямо на него, пытая собственной теснотой... и начинает двигаться. Цепочки, мелодично позвякивающие на каждое его движение, сильно отвлекали, и Крис, действуя по наитию, собрал их в кулак и прижал кулоны пальцами к груди Себастьяна.

Себастьян кончил, сжавшись до боли и лишая малейшей возможности двигаться в себе. Он откинулся назад, обхватив Криса за колени, и его напряжённый член разрядился нитями тёплого семени, упавшей Крису на грудь и живот. Вдохновлённый этой искренней и пошлой картиной, Крис издал несдержанный рык, поднялся и, оказавшись в своей любимой позе бабочки, прижав к себе Себастьяна крепко-накрепко, снова начал сильно, мощно трахать его, пока не почувствовал, как его самого сносит волной оргазма из этой реальности.

Он пришёл в себя чуть погодя от озноба. Себастьян лежал на нём сверху и, кажется, сладко дремал. Но стоило Крису пошевелиться, как тот приподнял голову, заглядывая в глаза.

Они просто лежали — и смотрели друг на друга. Доверительно, без слов и разговоров. И было так хорошо, что Крис мечтал изо всех сил провести так все оставшиеся свои ночи.

— Что это за цепочки? — спросил он вдруг севшим от частого дыхания голосом.

Себастьян едва заметно улыбнулся.

— Это Никола-угодник, — ответил он, показывая овальный кулон. — А это Георгий Победоносец, покровитель всех цыган. А этот, — третий идеально круглый кулон он особенно любовно пригладил большим пальцем, — мне мама первым подарила. Это Сара Кали, наша святая.

— Ты православный христианин? — с ленивым удивлением спросил Крис.

Себастьян фыркнул и, чуть приподнимаясь, снялся с обмякшего члена, укладываясь рядом в гнездо крисовой руки.

— Выходцы из Румынии многие православные. А вот в Польше в основном католики.

Крис кивнул и улыбнулся в темноту. Он нащупал край простыни и накинул её на них, хотя вместе было и так на порядок теплее. Себастьян лежал у него под боком и грел, как печка, а Крис, исполнившись странного будоражащего чувства, сгрёб его кулоны в руку — да так и уснул.

С утра было холодно и неожиданно сильно пахло сигаретным дымом. И только совсем проснувшись, Крис понял, в чём дело. Себастьяна не было рядом. Он, обнажённый и какой-то потерянный в своей наготе, сидел на противоположном краю матраса и курил.

— Себастьян? — сонно прохрипел Крис, подползая ближе и ласково касаясь спины.

— Терпеть этого не могу, — хмуро выдал Себастьян.

— Чего? — не понял Крис.

— Когда остаются на ночь. И трогают так... Всё было отлично, Крис, но это было вчера, а сейчас уже сегодня. Я протрезвел, ты протрезвел, и…

Это было сказано отстранённо, холодно и цинично, но голос внезапно оборвался. Себастьян кашлянул и снова глубоко затянулся.

— И что со мной не так? — поинтересовался Крис как можно спокойнее. Ну что за чёрт, ведь совсем недавно всё было более чем хорошо.

— С тобой всё в полном порядке, Крис, — отчётливо-ровно ответил Себастьян, оборачиваясь на мгновение и зло цепляясь взглядом. — И именно поэтому тебе стоит уйти. Не нужно ничего говорить, я всё понимаю. Мы оба много выпили, дали волю желаниям, и случилось то, что случилось. Ты можешь просто уйти, и я обещаю, всё будет нормально. Я подготовлю вас к фестивалю. Слово профи.

Крис глубоко вздохнул. И помотал головой, отчего та загудела.

— Да что с тобой? — глухо рыкнул он. — О чём ты вообще? Не собираюсь я никуда уходить, — и он в знак подтверждения своих слов снова упал из неудобной локтевой позы на подушку.

— В смысле, не собираешься? — вкрадчиво уточнил Себастьян так, словно ему на время выключили все эмоции. Словно ему всё равно, но, для галочки, можно и поинтересоваться.

— Ну, — Крис раскинул локти в стороны, укладывая затылок на свои ладони и разглядывая потолок, шкаф-купе и длинный стол со стопками книг у окна, всё, чем была богата комната Себастьяна, — не собираюсь я уходить, и всё тут. Поваляемся в кровати, потом закажем пиццу. Будем есть её и смотреть «Нетфликс». А потом я хочу взять тебя ещё раз. Так, как ты больше всего любишь, как захочешь сам, — уже шёпотом, с закрытыми глазами закончил он.

— Ты, что ли, ещё пьяный? — с какой-то странной надеждой поинтересовался Себастьян, оборачиваясь. Сигарета, зажатая между его губ, ещё дымилась.

Глядя на это непотребство, Крис вздохнул, потянулся и вытянул сигарету из его рта, не чувствуя боли, искрошил тлеющий кончик пальцами. Потом обхватил Себастьяна руками под подмышками и потянул, укладывая на свою грудь сверху.

— Вот так. Прекрасно, тепло. Куда ты меня решил прогнать с утра пораньше?

— Уже десять, — пробурчал Себастьян в его шею, и Крис, улыбаясь, почувствовал, как тот медленно расслабляется в его руках.

— Не важно. Мне и тут хорошо, с тобой. Так что привыкай.

Крис лежал, обнимая Себастьяна, и легко гладил его пальцами по спине и отрастающей щетине на щеке. Он ещё много о чём хотел рассказать ему. Про то, как раз за разом ошибался до их встречи, и как ничего толком не чувствовал, как механически трахался, как думал, что всё это и есть его норма. А потом…

Крис улыбнулся. Какая разница. Всё это не имело значения, когда Себастьян — его Себастьян, — пригревшись и успокоившись, мирно дремал у него на груди.

Постскриптум

Милонга представляла собой поле боя и никак иначе — и это обстоятельство, Крис чувствовал, страшно выводило Себастьяна из себя. Пускай временно, но раскладные столы и стулья, развешанные под потолком флажки превращали его Себастьяна в постоянно ворчащую фурию.

Поэтому он, не теряя времени, торопливо складывал и убирал в кладовку стулья, сворачивал одноразовые скатерти вместе со всеми остатками внутрь и отправлял в помойку. Себастьян метался из угла в угол с веником и совком, подметая с паркета серпантин и конфетти, и причитал:

— И что, мы теперь каждый год будем принимать тут всю эту ораву? У меня уже паркет поцарапан в трёх местах. А что будет, когда Алекс подрастёт? Твоя Скарлетт устроит тут детский сад вместо танцевальной залы, помяни моё слово.
Крис только посмеивался в густую бороду, которая сейчас отлично росла на его лице — чего нельзя было сказать о скулах и подбородке Себастьяна. Хоть в чём-то природа дала ему по-справедливости.

Скарлетт с Робертом, впервые выигравшие гран-при своим танго-дуэтом в этом году, пригласили целую толпу их общих знакомых, чтобы отпраздновать. И, конечно, самым лучшим местом для дружеской вечеринки им представилась милонга. Но ближе к вечеру начал капризничать трёхлетний Алекс, и они, спешно собирая свои вещи, ретировались домой.

А им с Себастьяном, конечно, досталась уборка. А убираться тот терпеть не мог. Крис его и не просил — он сам спокойно наводил порядок, и чистота его умиротворяла.

На стене над угловым диванчиком на полке блестели золотыми боками три кубка. Два из них они выиграли со Скарлетт в первый и второй год, как начали танцевать танго у Себастьяна. А крайний, третий, Скарлетт с Робом выиграли только сегодня — и, как запасливые полёвки, тянули награду в дом, в милонгу. Крис даже немного завидовал ей. Летти снова была на четвёртом месяце, немного округлившись, но это не помешало ей потрясающе станцевать со своим мужем и выиграть приз. Иногда сила её мотивации поражала его в самое сердце.

Наконец, Крис расчистил достаточно места посреди зала рядом с колонной, подошёл к музыкальному центру и включил радио наугад. На удивление, это оказалось ретро-радио и оркестр Гленна Миллера.

— Иди-ка сюда, Себ, — крикнул Крис.

— Ну, что тебе? — ворчливо отозвался Себастьян, вынырнув из маленького кухонного закутка.

Крис улыбнулся, перехватывая взгляд, и сказал с теплотой, в который раз за день чувствуя прилив сбивающей с ног нежности.

— Иди сюда. Я хочу с тобой танцевать.

Это была фраза в этом доме — их доме — на которую не было отказа. Он не принимался. Так они каждый раз мирились, после этого закрепляя успех, занимаясь любовью на их дубовой, сработанной Крисом собственноручно, кровати. Так они разделяли радость — в спокойном объятии друг друга. И так же они несли грусть друг друга, подставляя своё плечо, когда это было необходимо.

Себастьян, фыркнув для вида, снял с рук резиновые перчатки, развязал фартук и, держа идеальную осанку, подошёл ближе.

— Что на этот раз? — подозрительно спросил он.

Крис улыбнулся, притягивая его в объятии, и пожал плечами, зарываясь носом в такие же длинные, как и раньше, волосы.

— Люблю тебя просто. Разве нужны ещё поводы?

И Себастьян таял, расслаблялся в его руках — Крис ценил этот момент, зная и одну, и другую его стороны.

Столько всего случилось между ними, прошло и осталось в архиве воспоминаний, а они — вот они, всё так же мирно танцуют, обнимаясь. Одна их с Себастьяном свадьба длиной в три дня с соблюдением всех цыганских обычаев чего стоила — Крис до сих пор содрогался от малейшего упоминания. К нему тогда пришла свататься хорошо, если не половина Себастьяновой родни, и выкуп за него запросили такой, что Крис до сих пор не назвал Себастьяну сумму, отшучиваясь, какими бы хитростями тот ни уламывал. И, конечно, не жалел ни единого цента. Если бы нужно было, Крис отдал бы всё, что имел, назови это хоть цыганским колдовством, хоть его личным идиотизмом. И кольцо своё он носить редко когда мог — потому что работал со станком, и кольца запрещались нормами безопасности, — поэтому оно болталось на цепочке на его груди, как у Фродо-переростка. И обручальное кольцо Себастьяну подарил не он, а родня, определив на эту роль старинный дедов громоздкий серебряный перстень с аметистом. Ну, он хотя бы нравился Себастьяну, и тот носил его гордо, не снимая.

Много всего случилось между ними, а сколько ещё будет?

Но они всё так же крепко и нежно держали друг друга в объятиях, покачиваясь под музыку и искренне глядя друг другу в глаза; милонга неизменно набирала полные группы; Крис, устав от бесконечного круговорота свадеб и крестин, раскручивал собственное мебельное производство; и, однажды проснувшись и прислушавшись к мирному сопению Себастьяна под боком, он понял вдруг — туман рассеялся, и дорога, оказывается, всегда была под его ногами.
И всё, что от него требовалось — только идти.