Глава 1

Мутная белёсая плоскость — как плотный утренний туман, стекающий в низины, или ровная изморозь на лобовом стекле в особенно влажный и ветреный зимний день. Как изнанка чего-то определённо прекрасного, но скрытого от глаз.

Крис всё стоял перед зеркалом, ровно покрытым конденсатом, и ждал, когда, наконец, появится оно — его отражение. На прекрасное он, конечно, походил с большой натяжкой. Да и было в этом что-то противное — сухой, чистой ладонью стирать конденсат с зеркала в общих душевых фирмы. Он брезговал.

Была и другая правда.

Каждый раз Крис смотрел на себя в зеркало, подставляя ему то одну щёку, то другую. Даже подбородок с массивным кадыком — когда тщательно выбривал его. И всё пытался понять, что же с ним не так. Что. Почему так отвратительно смотреть в собственные глаза. Почему они словно мёртвые.

О, нет, он отлично притворялся добродушным, искренним, милым и дружелюбным. Ему вообще отлично удавалось брать — и надевать на себя это почти не жмущее нигде смешливое добродушие.

— Крис? — дверь из раздевалок приоткрылась, и в душевые заглянул Робин. — Тебя ждать? Мы тут решили пиво выпить в честь отличного завершения этого чёртового заказа.

Да уж, заказ был непрост. Индивидуально спроектированные парты и прочая сопутствующая мебель для пафосной частной школы — всё бы ничего, если бы не придирчивая и явно страдающая от угасания либидо директриса. Она их просто доконала придирками к самым мельчайшим пустякам. Хорошо, что они закончили с этим и принесли много прибыли компании. Премия, опять же, лишней не бывает.

— Крис?

— Да. В смысле, нет, Роб. Не ждите. Я сегодня встречаюсь с подругой.

Из-за спины Робина донесся заливистый свист и гоготание.

— У босса сегодня свидание? — улыбнувшись, выдал догадку Робин и глянул себе через плечо: — Парни, пожелаем ему удачи.
Сзади заорали, и Крис, начав было своё: «Да нет же, идиоты, это совсем не…» — просто тяжело вздохнул, улыбнулся и уставился в темнеющий слив раковины. В нынешнем коллективе обижаться на такую неотёсанную поддержку было глупо — вокруг собрались простые работящие парни из пригорода, многие даже колледж не заканчивали — зачем? Для этой работы знаний им вполне хватало. И только Крис, как гордый капитан корабля и успешный нью-йоркский мальчик, смело стоял у руля рабочей бригады. Он был рад, что пока доработался только до прораба. Быть во главе всего бизнеса не было ни малейшего желания, хоть ему и нравилось всё то, что они делали своими руками. Возможно, авторская мебель и штучные заказы заинтересовали бы его больше, но… пока что слишком мало опыта, чтобы уходить. Он чувствовал — ещё не время.

— Хорошего вечера, большой босс, — Робин шутливо козырнул, хмыкнул и, наконец, оставил его в одиночестве и тишине, исчезая за дверью.

Крис поднял голову. Зеркало так и не думало показывать ему его чёртово отражение. Капли изламывали черты и делали лицо по ту сторону чужим.

Он грубо, всей пятернёй мазнул по нему, яростно стирая влагу. Только всё зря — едва протёртая полоса снова покрылась тонкой плёнкой мути. В воздухе душевой до сих пор парило и пахло корпоративным шампунем.

Почему-то страшно захотелось садануть в центр зеркала кулаком — как в фильмах. Чтобы потом обмотать кровоточащие костяшки собственной майкой и почувствовать, что этот тупой поступок ничем не помог. Он пробовал как-то и узнал — реальная боль не помогает. Вообще ничего не помогает, разве что танцы и Летти. Но это такое лекарство, которым не засыплешься до гланд, пытаясь проглотить на сухую, чтобы наверняка, с одного раза. Оно работает, только если принимать дозировано. Он и так злоупотреблял.

И Крис, решив оставить своё отражение в покое, оттолкнулся от раковины и, поправляя намотанное на бёдра полотенце, пошёл в сторону раздевалки.

*

— Кофейня или бар? — слёту спросила Скарлетт, подхватывая его под руку. Как всегда нестерпимо свежая и модная, словно не она весь день сидела в своём нудном издательстве над чужими рукописями.

— Бар.

— Всё-таки что-то случилось, — задумчиво протянула она, поглядывая из-под густых тёмных ресниц. Из-за ассиметричного каре волосы то и дело лезли ей в глаза, и она привычно и легко, очень грациозно заправляла пряди за ухо. — Что могло случиться за сутки? Мы ведь виделись только вчера на тренировке? Крис? Или что-то случилось давно, а ты молчал? Признавайся, — она легко ткнула в бок, так, что локоть едва не достиг своей цели — но Крис привычно вывернулся, избегая контакта.

— Я не молчал, — ровно ответил он, чувствуя, как тошнотное состояние, навалившееся со вчерашнего вечера, медленно отходит, словно уступая перед чужой энергией и обаянием. — Всё было нормально. Может, не на улице?

Наверное, это прозвучало почти мольбой, потому что Скарлетт, зачем-то поглубже закутавшись в лёгкий шифоновый шарф, кивнула и опустила взгляд. Скверно, так скверно. Крис терпеть не мог, когда его жалели. Тем более заранее.
Даже вечером от асфальта шло тепло. Начало мая в Нью-Йорке — разве можно выдумать время приятнее? Криса напрягала только пыль, но он искренне любил это ненавязчивое тепло поздней весны. Когда ещё не слишком жарко днём, но уже пахнет летом, и всё вокруг бурлит жизнью, пытаясь увлечь в свой круговорот, зазывая, обещая что-то новое. И Крис пытался, честно пытался. Он не отказывался от шансов. И его ли вина в том, что всё новое в который раз оказывалось не слишком-то хорошо забытым старым. Подобное притягивает подобное? Что ж. Если он унылое дерьмо, то вряд ли у него есть повод надеяться.
«Паб на углу» — до смешного говорящее название для паба на углу Семнадцатой улицы. Крис улыбнулся, когда Скарлетт настойчиво потянула его к дверям. «Да и чёрт с ним, какая разница?» — вяло подумал он, придерживая болтающиеся в обе стороны на манер баров из вестернов створки дверей.

— Два «Бадлайт», — заказала Скарлетт, не спрашивая его мнения. Не мудрено, за столько лет можно выучить наизусть даже временные отрезки, через которые он ходит в туалет. Предсказуемо. Они устроились в самом углу короткой барной стойки, не утруждая себя поиском свободного столика: Скарлетт питала необъяснимую нежную любовь к высоким стульям.

Перед ними выставили тарелочку с хрустящими сухариками и солёными орешками, и Крис, а за ним и Скарлетт запустили туда пальцы.

— Рассказывай, что произошло, — настойчиво повторила она, забираясь носом почти в самую пивную шапку.

Крис вздохнул. Втянул носом у своего бокала — вкусно, терпко пахла белая пена. И объяснился:

— Элли вчера ушла. Совсем.

— Куда ушла? — нахмурилась Скарлетт. — Вы же душа в душу два года…

Крис сжал пальцами прохладное стекло бокала, там, где у него была талия — до скрипа. Хорошо бы не до трещин.

— Она собрала все свои вещи и ушла. Сказала, что переезжает к своему любовнику. И что изменяла мне последние полгода. Что я хороший парень, и что она меня ненавидит.

Скарлетт долго, говоряще смотрела на него — Крис чувствовал взгляд виском. Потом резко выдохнула и приникла к пиву. Она сделала несколько хороших глотков, прежде чем поставить бокал на стойку и, вытерев рот салфеткой, снова спросить:

— Она с ума сошла? Ты же для неё… Ты же жениться собирался, — голос неверно дрогнул, и она замолкла. — Но почему?

Крис хмыкнул и пожал плечами. Даже злость, даже досада у него были быстрыми и аморфными — пролетели краем и исчезли. И сколько бы он ни хотел испытать что-то серьёзнее, не выходило. Ни черта у него не выходило.

— Я бесчувственный чурбан? — спросил он вдруг.

 — Ну, — Скарлетт задумалась ненадолго. — Порой бываешь. Но мы с тобой танцуем со школы, и большую часть времени я знаю другую сторону тебя.

— Параллельная реальность, — Крис едва ощутимо улыбнулся, чувствуя свой воспалённый треснувший краешек губы.

— Именно так, — Скарлетт кивнула. — Ты открываешься и выкладываешься на сто процентов.

— Она сказала, что мне с ней всего лишь удобно. И что я никогда не полюблю её. Что я вообще не способен на любовь и тёплые чувства… Поэтому она от меня уходит.

— С-сучка, — тихо выдохнула Скарлетт и снова присосалась к пиву.

Потом они взяли ещё по бокалу, а допив, Скарлетт решила, что тут скучно, и им срочно нужно в другой бар. После третьего бара ей приспичило танцевать, и до ночного клуба, где работал её знакомый ди-джей, Крис тащил Скарлетт почти волоком — она успела неплохо набраться. Но она смеялась, её щёки пылали тёплым бледно-розовым, а глаза искрились блеском огней ночного Нью-Йорка — и Крис не волновался: его медленно отпускало. Рядом со Скарлетт его всегда отпускало, как бы муторно ни было до этого. И за одно это ей можно было простить все глупости, что она порой вытворяла.

Едва они зашли под своды, где долбил битом бас, отражаясь в самых лёгких, Скарлетт упорхнула на танцпол.

— Две «Маргариты», — заказал Крис у бара и отправился искать, куда можно пристроиться с двумя коктейлями, чтобы было видно.

Скарлетт мигом обступили партнёры по её дикому ломаному фристайлу. Под звуки музыки внутри неё включалась совсем другая Скарлетт — вдохновенная и живущая на одних инстинктах. Она танцевала, обрастая поклонниками, как древнее чудовище отращивает ложноножки — и скидывает их за ненадобностью. Их было и двое, и трое. Они обступали её, ненадолго поглощая — но Скарлетт всегда находила путь на волю. Её танец требовал свободы дыхания и пространства.

В задачу Криса входило смотреть, чтобы никто из временных поклонников не попытался к ней клеиться. Бывали те, которые не понимали — на танцполе Скарлетт нужен только танец. А не поцелуи, обжимания или что-то более серьёзное. Крис умел ставить чужие мозги на место. Ещё со своими бы разобраться.

В этот раз он успел выпить свою «Маргариту» и едва не взялся за коктейль Скарлетт, но та, видимо, почувствовала пятой точкой — и просочилась сквозь толпу, находя его безошибочно, как по компасу. Ухнула на мягкие кожаные диванчики рядом и стекла ниже, позволяя себе развалиться. Она тяжело дышала, прикрыв ярко накрашенные глаза, и Крис, хмыкнув, пододвинул ей «Маргариту». И Скарлетт в мгновение ожила, принюхавшись к подношению — и выпила его залпом.

— Мы должны поспорить, — сказала она, когда последняя капля упала на её нижнюю губу — она демонстративно потрясла фужер, но тот оказался совершенно пуст. — Ты и я, Крис, — она ткнула пальцем, словно он не понял сразу.

— Поспорить? На что? — Крис откинулся на мягкую низкую спинку, чувствуя, как благодарно гудит уставшая спина.

— Танго.

— О, чёрт, Летти. Только не начинай снова, — он нахмурился, потирая свой затылок. В этот момент кто-то проходил сзади и задел его руку своей, тут же торопливо извинившись.

— Мы должны поспорить на танго, — настойчиво и немного пьяно повторила Скарлетт, припечатывая столешницу пустым фужером из-под «Маргариты». — Я хочу танцевать с тобой танго и выиграть любительский турнир.

— А я не хочу, — хмыкнул Крис.

— Дурашка, — Скарлетт доверительно наклонилась ближе и затараторила: — В этом вся суть спора. И если победишь ты, я выполню любое твоё условие.

— Любое? — Крис прищурился.

— Любое, — она кивнула, отчего отросшие прядки снова посыпались из-за уха. Крис улыбнулся.

— Тогда я загадаю, что больше никаких разговоров про танго. Никогда.

Скарлетт замешкалась ненадолго — её можно было понять. Она обрабатывала Криса со своей идеей фикс не первый год. И пока у него получалось отбиваться.

— И как будем спорить?

И прежде, чем в голову пришла хоть сколько-нибудь адекватная идея, Скарлетт вскочила на ноги и заявила во всеуслышание:
— Я выпью пинту быстрее тебя, засранец!

Они привлекли внимание, и в толпе раздались подбадривающие реплики и смешки. Крис только покачал головой.

— Все слышали? — не унималась Скарлетт. Не хватало только луча прожектора, направленного на неё. О… вот и луч. — Я выпью пинту пива на любой дрянной вкус быстрее этого качка.

Вокруг зашумели. Кто-то крикнул:

— Пива им!

И понеслось.

Скарлетт пить любила и умела. Даже небольшой рост и то, как она чудила под градусом, не отменяли того, что пьяная Скарлетт — это не только опасная Скарлетт. Это ещё и бесконечно милая «только попробуй отказать мне» и смешная Скарлетт. Но в этот раз… Она вылакала пинту залпом, вызвав одобрительный гвалт и подзуживающий свист. И громко поставила тяжёлую стеклянную кружку на стол, когда Крису нужно было покончить ещё с четвертью пива в своей. Страшная женщина.

И только с небольшим опозданием до Криса дошло, что это значит.

— Да! — вскрикнула Скарлетт, вытирая рот тыльной стороной ладони и счастливо улыбаясь. — Танго!

Глава 2

— Наверняка уже закрыто, — не сдавался Крис. И хотя собственный голос казался ему гундежом старика, остановиться было не в его силах. Когда он общался с Летти, они словно каждый выполняли свою миссию. И это совсем не означало, что они такие и с остальными людьми. Скарлетт с ним буянила и отрывалась, чувствуя молчаливое уверенное плечо совсем рядом, ну, а он… Наверное, он просто был собой в полном смысле этого слова. Без масок. Крис замялся и улыбнулся своему очередному открытию. Скарлетт отпускала себя с поводка, он, напротив, стряхивал с плеч надоевшую улыбчивую шкуру. Крис вдохнул пряного весеннего воздуха и наконец почувствовал улыбку на своих губах — откуда только взялась? Вечерний Нью-Йорк в начале мая лечил что-то в душе, мягко играл на самых сокровенных струнах, заставляя втягивать запахи носом и вдыхать полной грудью. — Слушай. Если тебе приспичило потанцевать на ночь глядя, это ещё совсем не значит, что другие разделяют твоё рвение…

— Это место должно работать. Я уточнила, — ни разу не ведясь на его отговорки, заявила Скарлетт.

— Ох, вот оно что, — удивлённо выдохнул Крис. — Ты уточнила. Так это спланированная миссия?

— Не будь параноиком, Крис. Пока ты ходил в комнату для мальчиков, я залезла в «Гугл» и быстренько узнала, какие неподалёку есть танцевальные классы. Именно этот работает до десяти. У нас ещё целых двадцать минут. И мы почти пришли.

Крис поправил воротник своего твидового пиджака, мысленно поражаясь, насколько Скарлетт зациклена на танго. Даже поразительно — они всё время, что знакомы, а это со старшей школы, почти вечность, танцевали латино. Потрясающее, зажигательное подвижное латино: самбу, ча-ча-ча, румбу… Он и понятия не имел, насколько та горит желанием научиться танцевать именно танго. Он прекрасно понимал, почему Скарлетт не пойдёт, к примеру, одна. Они за столько лет не то что станцевались — они дышали в такт и предугадывали каждое движение друг друга. Кого ещё ей было просить? Но танго… Он не смог бы объяснить, почему сама мысль о нём вызывала яростный отклик неприятия. До отвращения. Оно казалось слишком жеманным, претенциозным и наигранным. Хаотичным, без чёткой структуры и цикличности движений. Опасным. Что-то, что походило на безостановочный поток эмоций. Криса слегка передёрнуло — он вдруг ярче некуда вспомнил вчерашнюю эмоциональную бомбардировку от Элли, пока она не схватила тощую сумку и не хлопнула дверью. У неё было так мало вещей в его доме? А он всё стоял и смотрел на её метания, не в силах сказать хоть слово — да и не знал, что говорить. Всё было так, как она кричала ему в лицо. Всё так. И слёзы лились по её щекам, а она стирала их ладонью, размазывая тушь под глазами. Он даже не смог её обнять — словно напал паралич. И сейчас было стыдно за своё бездействие. Но тогда он не мог даже пошевелиться — его словно изрешетило осколками слов. Тупая, тянущая боль где-то внутри от того, что физически не способен стать хоть немного таким, каким тебя ожидают увидеть. Хотя бы чуть. Невозможность сделать счастливым ни себя, ни другого человека. Но как бы хорошо на нём ни сидела его шкура доброго улыбчивого рубахи-парня, прирастать к телу она не спешила.

Факт в том, что ему было всё равно. Плевать. Слова сделали больно, но в остальном… Он словно потерялся в молочно-белом тумане, и не было ни единого голоса, ни тени, ни света, чтобы позвать его за собой. Он уже давно привык к этому.
Иногда к его осознанному плутанию присоединялась Скарлетт. И тогда они, как пара в байдарке, отчаянно и слаженно гребли в никуда. Потом он оставался один. И вдруг снова появлялась Скарлетт. Иногда ему чудилось, что сквозь плотную белёсую муть пробивается тусклый свет. Одинокий, неверный луч, но и за него Крис был готов уцепиться. Вот только в который раз путеводный свет оказывался лишь игрой воображения.

Однажды, когда его одиночество затянулось, ещё до встречи с Элли, он даже подумывал сделать Скарлетт предложение. Ни с кем другим ему не было так спокойно и тепло просто находиться рядом. Скарлетт редко бывала одна, без пары. Но её романы на один месяц не казались особой преградой. Крис дошёл до того, что всерьёз думал об этом — но в один момент словно пелена наваждения спала с глаз, и он ужаснулся сам себе и своим мыслям. Он был совершенно уверен, что Летти не заслужила такого наказания, как он. Она слишком открыта и искренна, и так сопереживает каждому его промаху. Он бы не смог жить с ней изо дня в день и понимать, что отравляет ей жизнь. Видеть, как она чахнет в его обществе, не желая покидать — и не в силах изменить. Они совершенно точно не подходили друг другу. И он был рад, что Скарлетт до сих пор не была в курсе его трусливых намерений, не имеющих уже никакого значения за давностью прошедшего времени.

— Как ты? — вдруг спросила она. — Так сильно не хочешь идти туда?

Крис мягко усмехнулся.

— Нет. То есть, конечно, твоя идея заняться танго вгоняет меня в депрессию, но… Я задумался об Элли.

— Ты был добр к ней, — ответила Скарлетт мягким, но уверенным тоном, не терпящим возражений. — Даже если ей что-то не нравилось, она должна была поговорить об этом с тобой. Поговорить, а не спать за твоей спиной с кем-то… И не бравировать этим перед тобой. Это отвратительно.

— Все мы знаем, как лучше, — Крис отстранённо кивнул, не в силах оторваться от собственных мыслей. — Пока это не случается лично с нами. Я не держу на неё зла.

— Ты серьёзно?! — Скарлетт даже замедлила свой уверенный широкий шаг, сильнее сжимая руку на локте. — Она тебя предала, и ты не злишься?

— Ну… — Крис поднял взгляд вверх, скользнув им по среднему этажу длинного жилого кирпичного дома. Он всегда питал особую слабость к старому Бруклину. — Если подумать, мне хреново. Она меня обидела, ударила по самолюбию. Но она… не ошиблась ни в чём. Всё так и есть. Меня всё устраивало, но… я скучен, мне тяжело сопереживать и интересоваться её делами, если мне на самом деле не интересно, и я не чувствую потребности её вернуть. Мне просто всё равно. Ущемлено только моё самолюбие, а с этим я как-нибудь справлюсь. Она права: похоже, я никогда её не любил.

Скарлетт всё же остановилась — и Крису пришлось остановиться тоже, так крепко она держала его за локоть.

— Но тогда… почему? — непонимающе спросила она, заглядывая в глаза. — Вы казались такой милой парой. Почему ты был с ней?

Крис долго не мог оторваться от жёлто-зелёных глаз. Как и поймать за хвост ответ, крутящийся в голове. Он не знал. Только ниже наклонил голову, спрятал руки глубже в карманы и легко пожал плечами:

— Не знаю, — он на самом деле попытался заглянуть глубже в себя: — Может, я просто хотел, чтобы кто-то ждал меня по вечерам и улыбался при встрече. Может, мне нравились наши совместные ужины, стабильность и определённость, которую я чувствовал. Мне была приятна её компания. Но, видимо, она хотела чего-то большего. А я не смог этого дать.

Скарлетт вздохнула и покачала головой:

— Бр-р-р, что-то холодом потянуло, — выдала она. — Ты вообще человек?

— Что ты хочешь, чтобы я ответил? — Крис невнятно улыбнулся, чувствуя, как Скарлетт снова тянет за собой, всё такая же целеустремлённая и бескомпромиссная. — Надеюсь, что да. Может, у меня просто, как у Дровосека, нет сердца. Но я ведь не жалуюсь.

— И к Гудвину не пойдёшь? — с иронией поинтересовалась Скарлетт.

— Особенно к нему — ни в коем случае. Знаешь, всё это бесплатное волшебство…

Скарлетт понимающе фыркнула. Они прошли, думая каждый о своём, ещё квартал, пока не оказались перед торцом двухэтажного старого дома. Облицовочный кирпич его стен от времени стал совсем тёмным, кое-где даже отсутствовал — раскрошился. Зданию явно требовался ремонт. Неширокое крыльцо вело к веранде под навесом и двери с неказистой табличкой рядом. Крису даже показалось, что это просто картонка с написанными маркером словами. Но нет. Они поднялись по лестнице, и он увидел: обработанный кусок дерева, неровный спил и шершавые края, и надпись, словно выведенная от руки, а после выжженная на древесине: «Милонга». Вблизи табличка выглядела просто и почти неряшливо — но во всём этом чувствовался стиль. Из-за двери доносилась музыка, от которой у Криса кишки начали скручиваться в узел отторжения. Он никак не мог разобраться, почему именно аргентинское танго так странно действует на него.

Скарлетт перед дверью неожиданно замерла, одёрнула цветной пиджачок и поправила растрепавшиеся волосы. Пояснила недоумевающему Крису:

— Я видела на сайте его фото — тренер просто красавчик. Я не могу не попробовать.

Ну, конечно. Крис закатил глаза и тяжело вздохнул. И Скарлетт, не дав ни секунды на размышления, потянула дверь на себя.

*

Зал оказался небольшим и каким-то по-домашнему уютным. И очень плотно заполненным танцующими, которые были так погружены в свой танец, что никто не обратил на них внимания даже несмотря на тихий перелив дверного колокольчика. Они со Скарлетт оказались в небольшой вытянутой прихожей со стульями вдоль стены и оставленной на полочках обувью, совсем рядом с миниатюрной стойкой — по виду администраторской, но сейчас за ней никого не было. Приглушённый свет лился от бра, отражаясь от белого потолка в двух зеркальных стенах; музыка танго негромко, но настойчиво звучала из нескольких колонок под потолком. Здесь даже пахло как-то по-особенному. Не трудовым потом и стёртой о паркет кожей туфель, как в любом зале, где танцевали латино. А словно… специями?

Крис уставился на танцующих, всем нутром ощущая нарастающую тревогу. Это была поистине дурацкая затея. Разве можно научиться чему-то в компании, где даже отдалённо не чувствуешь себя в своей тарелке? В основном здесь были пожилые пары пенсионеров, танцующие больше по наитию, почти закрыв глаза и держа партнёра в своих руках, как последний якорь. Он заметил нескольких человек среднего возраста, выполняющих несложные шаги и движения под эту непонятную эмоционально неровную музыку.

А потом Скарлетт несильно толкнула его локтем, и когда он посмотрел в ответ, кивнула подбородком в дальний угол. Её глаза горели интересом, и Крис тоже поспешил посмотреть туда… и увидел его. И тут же услышал негромкий голос, когда он начал шутливо отчитывать бодрую сухонькую старушку:

— Ну разве это ганчо, Сесиль? Это трепыхание выкинутой на берег рыбы. Больше страсти. Нужно вложить в это движение всё твоё чувство. Я же вижу его в глазах. Роналд, извини, оставь нас на пару мгновений, — и он, оттеснив её партнёра, занял положенное место. И настолько аккуратно, бережно даже обхватил даму за плечо и талию, что Крис на миг замер и перестал дышать. Было во всём этом ненамеренном подглядывании что-то очень интимное. Он бы не хотел, чтобы кто-то без его ведома следил за его работой. Тем более так, со спины. Мужчина стоял в одной растянутой чёрной майке и таких же пошлых бальных леггинсах, обтягивающих задницу слишком откровенно. Его тёмные волосы болтались позади в неаккуратном, а может, растрепавшемся от движения пучке. И он был огромный. Не меньше Криса по росту и такой же подкачанный, рельефный, словно тоже постоянно тягал мебель, массив дерева и фурнитуру на основной работе. Но добило Криса не это. А его танцевальные женские туфли, явно шитые на заказ, на серьёзном каблуке — даже у Скарлетт был меньше. Всё равно что ему сейчас взять и вместо любимых конверсов надеть пятнадцатисантиметровые лакированные лодочки. Крис не страдал предрассудками, но в этот раз он завис.

— Ох, милый, поосторожнее. Мне давно не семнадцать, — отшутилась старушка, когда он сделал выпад и позволил ей чуть прогнуться назад.

— Мне совершенно плевать на твой возраст, Сесиль. Я знаю, ты можешь. Просто не отлынивай. А теперь ганчо! Вот! Вот так, perfectamente! Роналд, возвращаю твою даму тебе, прости, что помешал. Больше чувств. Не важно, насколько правильно вы делаете то, что делаете. Важно, что вы чувствуете при этом. Ганчо это вызов, нельзя делать расслабленно.

Он было пошёл дальше через танцующих, как снова остановился.

— Боже, Чарли, Эва. Стоп. Нужно что-то делать с вашим неуклюжим гиро. Так не пойдёт. Вы играете в поддавки, но гиро — это доверие партнёру. Ну-ка. Чарли, крепче хват, иначе я свалюсь. Держи меня, — и он без какого-либо раздумья заменил в паре даму, показывая потрясающе слитную связку, когда партнёры поворачивались. Секунду назад всё было статично, раз — и он водой перетекал в новую позицию, заряжая своей уверенностью: — Я доверяю тебе свой незащищённый бок. Доверяю тебе себя. Здесь никто не поддаётся и никто не уступает, здесь всё происходит одновременно по обоюдному согласию — как заниматься любовью. А теперь очо. Todavía! Perfectamente, Чарли. Эва, займи моё место, и продолжайте. Попробуйте теперь сами.

Крис понял, что и он, и Скарлетт замерли, пока наблюдали за ним. Он двигался с невыразимой танцевальной грацией, даже когда просто переходил от пары к паре, поправляя то руку, то легко ударяя под колено, заставляя сделать угол более напряжённым; следил за всеми хитроватым юным взглядом голубых глаз, и полная нижняя губа оттеняла ямочку под ней — слишком игривую даже несмотря на густую маскулинную небритость вокруг. Парень был чувственно красив, и не отметить это было бы так же странно, как не обратить внимания на красоту росписи Сикстинской Капеллы. В его ухе отвлекающе блестело крупное золотое кольцо, а на шее переливались длинные цепочки; кулоны, их оттягивающие, терялись где-то под вырезом майки. Он выглядел очень молодо и экзотично для тренера танго — и это настораживало Криса. Но всё одно он не мог оторвать глаз и прекратить разглядывать.

А потом произошло сразу две неожиданных вещи. Их взгляды встретились, и Крис ощутил себя маленьким мальчишкой, пойманным за руку на воровстве. Он смутился, но парень отреагировал ещё страннее: замер на миг и словно растерялся. Чтобы вернуть себе прежнее выражение лица, ему потребовалось несколько долгих мгновений. Следом закончилась музыка, окуная зал в непривычную тишину, и Крис словно слышал эхо от своего громкого стука сердца. Все пары вокруг закончили танец, а потом вдруг расслабленно захлопали друг другу, возвращая их обоих в реальность. Парень встрепенулся, выходя из транса, отвёл взгляд и, улыбнувшись кому-то, тоже принялся хлопать. А потом сжал губы в линию и двинулся прямо к ним, и Крис вдруг почувствовал, что дико нервничает, как на первом в своей жизни экзамене.

— Добрый вечер. Вы что-то хотели? — спросил он как можно вежливее, но Крису отчего-то остро почувствовалось, что им здесь не рады.

— Вы тренер этой студии? — Скарлетт улыбнулась и перешла в наступление: — Мы очень хотим попасть к вам в класс, чтобы научиться танцевать танго.

А Крис стоял рядом столбом, не в силах что-либо сказать и даже смотреть в глаза — и потому пялился на золотое массивное кольцо, что чуть оттягивало его мочку.

— Это невозможно, — ответил парень без какого-либо выражения. — Мне очень жаль. Моя группа полна с осени, и теперь я буду заниматься с ней до начала августа. Мой краткий курс рассчитан примерно на год. Если вы не передумаете к тому времени, то можете…

— Нет, простите, что неправильно выразилась, — перебила она его со вздохом нетерпения. — Давайте начнём снова. Вы Себастьян Штерн? Я читала о вашей танцевальной студии в интернете. Я Скарлетт. А это мой партнёр по танцам Крис. Мы со старшей школы танцуем вместе латино — не в классе профи, а так, для души, как любители. И сейчас хотели бы воплотить давнюю мечту и выступить на фестивале танго в августе. Но без вашей помощи мы не справимся. Нам нужен учитель. И частные занятия.

Крис заметил, как из дверей, судя по всему, раздевалок, начали выходить люди, и как каждый посматривал с интересом и тепло прощался, проходя мимо них. А Себастьян — так назвала его Скарлетт? — всем отвечал по-испански, при этом очень коротко и естественно улыбаясь. Им пока не перепало ни одной этой подбадривающей улыбки — парень выглядел странно напряжённым и внутренне растерянным. Словно к нему не могли вот так зайти с улицы и узнать о занятиях, или будто бы именно они никогда не должны были прийти сюда. И Крис вдруг поймал себя на том, что пялится на его рельефные мужские ноги, упрятанные в чёрные обтягивающие балетные леггинсы и обутые в красные танцевальные туфли на каблуке внушительного размера.

— Тогда я сожалею вдвойне, — ответил Себастьян с самым серьёзным видом, тут же прощаясь с очередным своим учеником, проходящим мимо них к двери, — но это не в моих силах. Я не работаю с профессиональными парами, даже если они выступают как любители. А сейчас прошу меня простить, мне нужно приготовить студию к ночи. Рад был познакомиться.

И с этими словами он как ни в чём не бывало развернулся и отправился к высоким окнам, чтобы открыть их и проветрить зал. По пути он подошёл к пожарному шкафу, где стоял ресивер и откуда тянулись провода к колонкам, и обесточил аппаратуру. И всё это так, словно не ходил, а до сих пор звучала музыка, и он танцевал, мягко перетекая каждым шагом с места на место.

— И что это значит? — в недоумении поинтересовалась Скарлетт. — Нас отшили?

— Я бы сказал, что вежливо послали, — отмер Крис и улыбнулся: почему-то на душе у него полегчало.

— Но ведь мы…

— Может, у него на самом деле нет для нас времени. Просто пойдём, поищем неподалёку другую студию, что их, мало в Бруклине?

Скарлетт нахмурилась:

— Но я хочу заниматься здесь.

— Прости, я ничем не могу помочь. Нам отказали. И нам надо идти, — Крис настойчиво потянул Скарлетт к двери. Уже на самом выходе он заметил, как Себастьян отвлекся от жалюзи, которыми закрывал окно, и настороженно посмотрел им вслед.
На улице стояла темень, едва-едва разбавляемая редкими уличными огнями. Но было так тихо, хорошо и пахло коротким свежим дождиком, что Криса тут же отпустило — как вдруг попасть из разреженного в насыщенный кислородом воздух.

— Уф-ф, — выдохнул он.

— Доволен? — Скарлетт расстроилась и не скрывала этого, но разве он в этом виноват?

— Я не доволен, Летти. Но я не знаю, что мы ещё можем…

— Пока ты пялился, я сфотографировала расписание на телефон, — оборвала Скарлетт. — Мы придём сюда ещё и ещё раз, пока не убедим его взять нас на курс.

— Думаешь, он стоит этого? — Крис ощутил вдруг странное умиротворение от этого решения. Словно в глубине души подспудно ждал его. Непримиримые трепыхания Скарлетт доходили до него, как рябь на воде, и раскачивали, намеренно выводя из сонной зоны комфорта. Это не было плохо, Крис нуждался в этом. И хотя в характере Скарлетт было именно хлопать ресницами и дверями и громко уходить, выискивая место, где им будут рады, в этот раз она была непреклонна:

— Конечно, стоит. Ты его видел? Он же совершенство. Его стиль двигаться и тело, боже. Он сможет научить нас, я уверена.

— Осталось только его убедить в этом, — невесело хмыкнул Крис. — Ладно, пойдём. Провожу тебя до дома.

— Или, может, снова в бар? — Скарлетт широко улыбнулась, когда Крис закатил глаза и обхватил свой кадык ладонью.

И они пошли в ночь, шагая по блестящей от фонарного света влажной дорожке на асфальте.

Глава 3

Озеро манило ощутимо парящей тёплой водой. Темнота вокруг обволакивала, словно надеялась втереться в кожу. Но над водой стоял белый туман, как если бы вода в нём была парным молоком. И в этом тумане над озером мелькали светлячки. Их смутные огоньки то и дело вспыхивали в молочной дымке, и Крис сделал шаг, и ещё один — вперёд, пока не ощутил тёплое прикосновение воды к своим ступням. Озеро манило собой, и хотя ничего кроме мерцающего белого тумана дальше щиколоток Крис не видел и не мог бы сказать, какого цвета вода, прозрачная ли она, — он чувствовал непреодолимое желание идти дальше, не останавливаясь.

Чувство это усиливалось тем, что кто-то смотрел ему в спину. Взгляд этот был так отчётлив, что у Криса мурашки пробежали по спине. Он не нёс агрессии, но не был и ласковым. Он заставлял подниматься волоски на загривке и руках, и Крис торопился, неосторожно шагая, разбрызгивая вокруг себя тёплую воду. Туман над ней ненадолго рвался клочками, светлячки заполошно разлетались в стороны — но спустя несколько мгновений вода успокаивалась и снова затягивалась, словно туман хранил её от вязкой обволакивающей темноты вокруг.

Крис заходил всё глубже. Вода уже обняла его за бёдра, ещё шаг — и он почувствовал, как тепло и влажно она касается лунки пупка. Ещё шаг — и Крис только всплеснул руками, распугивая мелькающих светлячков, и ухнул в воду с головой, точно сам был свинцовый. Дна не было, тело затягивало на глубину — Крис не успел даже испугаться. Чем больше становилось расстояние до поверхности, тем меньше под воду попадало тусклого, неверного света светлячков. А потом Крис сделал судорожный инерционный вдох — и вода внезапно хлынула внутрь носа и лёгких. Вот тогда он испугался по-настоящему, забился в судорогах, пытаясь избавиться от удушающей воды, но та была везде, и спастись от неё не было никакой возможности — его всё так же тянуло на дно. Он оказался в кромешной тьме на самой глубине, задыхающийся и в полном ужасе.
Он дёрнулся ещё раз, чувствуя, что потяжелевшие ноги отказывают ему, и почти отключился от шока и невозможности вдохнуть. Грудь взрывалась болью, а ощущение обречённости и немой вопрос: «За что?!» делали ситуацию ещё трагичнее. Хотя куда уж? Он умирал.

И в этот момент его кто-то до боли схватил за руку. И потянул наверх с такой скоростью и силой, что Крис потерял сознание.
И проснулся. Из сна его словно вышвырнуло, и он, весь мокрый от покрывшей лицо и тело испарины, подорвался на кровати, судорожно дыша, не веря ещё, что он на самом деле дышит воздухом, яростно комкая футболку на груди. Он кашлял и кашлял, пытаясь отхаркать несуществующую воду. Но ощущения обманывали его: горло саднило, и ниже его было ощущение, словно он недавно глотал раскалённый двухдюймового диаметра прут. Было так плохо, страшно и тошно, что Крис свалился с кровати и, кое-как встав на дрожащие ноги, поплёлся в ванную, где нагнулся над унитазом в ожидании рвотных позывов. Но его только мутило — и ничего, кроме горчащей слюны, он не сплюнул на белый фаянс.

Его жизнь нельзя было назвать безоблачной и спокойной. У него бывали проблемы, а всего три дня назад девушка, с которой он прожил так долго, собрала вещи и оставила его. И нет, он не считал дни после её ухода. Просто мысли о конкретном сроке сами услужливо возникли в его голове.

И всё же так страшно, так отвратительно страшно и до невозможного реально после плохого сна ему ещё никогда не было.
Он дошёл до кухни, держась за стену одной рукой, а другой — за ткань футболки на груди, словно боялся сам себя потерять. Но боль в груди была настолько отчётлива, что подобное положение рук казалось самым правильным. Крис подумал, что, возможно, у него проблемы с сердцем или давлением. Его дед рано умер от кровоизлияния в мозг и последние ночи перед этим жаловался на плохие сны. Возможно, ему стоило пройти обследование. Крис глянул на небольшие часы со светящимися цифрами — те ненавязчиво приютились в уголке на одной из кухонных полок. Почти четыре ночи, и это было отвратительно. Сна не было ни в одном глазу, только боль в глотке и груди, и чёткое ощущение, что он выжил, хотя не должен был. Он напился воды из-под крана и, понимая, что не собирается сдаваться просто так, поплёлся обратно к кровати. И уже в спальне при виде скомканной простыни понял, что совсем не хочет снова в неё возвращаться.

Крис забрал свою подушку, которая с одной стороны оказалась влажной, и прошёл по коридору до гостиной, где упал на широкий коротковатый диван, подложил под голову подушку и накрылся пледом, что вечно висел на противоположном подлокотнике. Сна не было, но не было и того ощущения ужаса и безысходности, что накрыло его рядом с кроватью, пускай всего на секунду.

Ещё через полчаса он взял из огромного книжного шкафа первую попавшуюся книгу — это оказался Керуак — и начал читать, без особого вдохновения скользя взглядом по строчкам. Он чувствовал, словно ищет что-то. Не в книге, а внутри себя. Ищет и всё никак не может найти.

Крис забылся сном под самое утро, примостив раскрытую книгу на широкой груди. И уже через час в его айфоне зазвенел выставленный будильник.

Желание перевести время было так сильно, что Крис мысленно встряхнул себя и заставил подняться. Ещё никогда он не вставал на работу в столь отвратном настроении. Ну что ж. Возможно, чашка кофе сможет это исправить.

*

— Ты ведь не забыл? — раздался в трубке голос Скарлетт, когда он уже складывал последние вещи в свою рабочую сумку в раздевалке. День прошёл неплохо, новых проектов ещё не было, и они с парнями занимались тем, что приводили в порядок распилочный цех, сортируя остатки на то, что нужно утилизировать, и то, из чего ещё можно хоть что-нибудь сделать. Крис насквозь пропах этим въедливым дурманящим запахом свежераспиленного дерева, и мелкая деревянная крошка въелась ему под короткие ногти. Он настолько увлёкся при разборе деревяшек, что события дрянного утра почти стёрлись из его памяти. Как и осознание, что сегодня понедельник, и он вообще-то обещал Скарлетт… и… чёрт.

— Детка, я…

— Нет-нет-нет, Крис-мать-твою-Эштер, — сразу оборвала его Скарлетт, — мне совершенно не нравится твой тон. И мне плевать, что ты хочешь сейчас сказать, я жду тебя ровно через час на Мидвуд-стрит, и если ты не придёшь, я больше никогда в жизни не стану с тобой танцевать, слышишь? Всё, развод и раздел имущества, — выпалила она.

Крис тяжело вздохнул. Кто бы только знал, как он, чёрт возьми, сильно не хочет ехать на Мидвуд-стрит к этому странному тренеру-тангуэро. Он таких танцоров в жизни не видел. Обычно профи изящные и гибкие, чуть подкачанные, а этот словно вагоны с углём по ночам разгружал или тягал железо в качалке. Нет, он, конечно, и сам не гибкий тростник, но у него работа обязывала и в зал Крис стабильно ходил. Он не профессиональный танцор, и это было ключевым отличием. Тот же парень, как его… Себастьян? Он словно плевать хотел на чужие домыслы. И явно наслаждался видом собственного тела даже… в женских танцевальных туфлях. В момент, когда Крис вспомнил тренера танго целиком, от неряшливого пучка волос до голых плеч с бретелями чёрной майки и ниже, до самых каблуков… с его сознанием приключился странный кратковременный коллапс. Словно что-то тоненько дзынькнуло внутри, разрываясь от чрезмерного натяжения, на секунду потемнело в глазах — и уже в следующее мгновение всё стало по-прежнему, так, что Крис недоумённо потряс головой и как следует проморгался. Ему нужно попить. Сегодня в цехе было очень душно, и, видимо, он всё же надышался какой-то мебельной химией.

— Ау? Ты ещё здесь? — переспросила Летти мягче, и Крис совсем пришёл в себя.

— Я буду. До встречи.

Скарлетт — Крису послышалась победная эмоция, но он мог и ошибаться — хмыкнула в трубку и закончила разговор.
Всё время, что он ехал по заполненным вечерним потоком машин дорогам Бруклина на своём вайбе, Крис то и дело поглядывал в зеркало заднего вида. Там не было ничего интересного: автомобили, каждый раз разные, ехали строго по полосам, и даже дистанцию никто не нарушал. Но ощущение упёршегося между лопаток взгляда не пропадало. Крис в который раз передёрнул плечами и свернул на Мидвуд-стрит, понимая, что у него начинает развиваться мания. И уже издалека заметил ждущую прямо сидя на бордюре Скарлетт. При виде машины она вскочила на ноги и призывно замахала рукой — словно сторожила для него парковочное место.

В который раз он изумился ей. Насколько Скарлетт была тверда в достижении своих целей. Как она умела ждать — а потом вдруг действовать, не останавливаясь ни перед чем. Это вдохновляло и восхищало в ней, и это же порой нагоняло тоску. У Криса никак не выходило так же. Он уже несколько лет подряд думал о собственном авторском производстве. И каждый раз одёргивал себя — ещё не время, слишком мало опыта… Вот только наступит ли это «нужное время» хоть когда-нибудь?

Едва он вышел из машины, Скарлетт атаковала, не раздумывая:

— Давай скорее, пойдём уже. Я видела, как из студии выходили дети, у которых он вёл ритмику и растяжку.

— Даже дети? — задумчиво спросил Крис, закрывая машину. У него не было с собой танцевальной обуви, да и сам он был в рабочей футболке и обычных джинсах и кедах — он забыл и совершенно не планировал устраивать сегодня показательное выступление перед тем патлатым цыганом — «А ведь и правда цыган», — подумал Крис. Это всё вертелось в голове, и сейчас, когда он вытянул мысли на свет божий, словно немного полегчало. Конечно, Скарлетт об отсутствии у него обуви лучше не знать сейчас. Крис искренне надеялся на ещё пять спокойных минут в её обществе.

— Почему нет? — легко пожала плечами Скар, пока они шли к углу старого здания из красного кирпича — там, за углом, уже виднелось небольшое крыльцо. И, как Крис помнил, та оригинальная вывеска на двери. — Он специализируется на танго, но, если он профи, то может преподавать что угодно, даже балет.

Крис хмыкнул. Балет и танго казались настолько различными, что, по его мнению, даже в одном танцевальном зале не могли ужиться, не то что в одном тренере.

Перед самой дверью Скарлетт ткнула его локтем в подмышку, и они, гордо и делая независимый уверенный вид, вошли внутрь.
В зале никого не было, но тренер стоял у самого дальнего открытого окна, наполовину высунувшись на улицу, и… воровато курил. Едва над дверью прозвенел колокольчик, он поперхнулся и закашлялся, быстро туша сигарету о подоконник и выкидывая её куда-то на улицу. Крис не смог пропустить этот манёвр и почувствовал, как улыбка растягивает его губы широко-широко.

— Почему вы снова здесь? — спросил без всяких прелюдий и расшаркиваний тренер, с грохотом закрывая деревянную раму. Он выглядел почти так же, как в тот раз, только на ногах его и правда были надеты танцевальные балетки из чёрной кожи, светившие голой пяткой.

— Мы… — начала Скарлетт, а Крис вдруг почувствовал прилив весёлой злости и, сделав полшага вперёд и чуть оттеснив Скар за свою спину, сказал:

— Мы пришли станцевать для тебя. Мы хотим, чтобы ты посмотрел на нас. И чтобы взял в индивидуальный класс. Мы собираемся танцевать танго на летнем фестивале, и ты можешь нас научить. Мы настроены очень серьёзно и никуда не уйдём, — закончил он твёрдо. И только сейчас, без слов и почти в полной тишине, их скрестившиеся взгляды стали ощущаться напряжением до физической боли где-то внутри. Крис коротко тряхнул головой, выпадая из серо-голубого моря, и обернулся к Скарлетт. Та благодарно кивнула.

— Я не преподаю индивидуально, — начал было тангуэро, но Крис вдруг услышал это в голосе, едва заметное, но необратимое изменение: словно глубоко внутри он уже согласился. Осталось только чуть дожать. Совсем немного.

— Мы хорошо заплатим, — пообещал он. — И будем очень, очень прилежными учениками. Ну как, посмотришь на нас? Мы ведь не зря тащились по пробкам через весь Бруклин? — Крис снова посмотрел ему в глаза, и те словно потеплели на краткий миг.

— Чёрт с вами, — он театрально махнул рукой и отвернулся, направляясь к стоящему в углу уютному диванчику.

Скарлетт схватила Криса за локоть и победно и многообещающе улыбнулась. Будь Крис её парнем, увидев такую улыбку, он бы уже бежал и прятался, если бы не был готов. Потому что либидо у таких дам, как Скарлетт, сжигало дотла. Крис знал это, потому что и как партнёру по танцам ему неплохо доставалось. Были тренировки, когда он уже падал на паркет, не в силах шевелиться. А Скарлетт хотела репетировать ещё, и ещё, и ещё…

— Что будете танцевать? — спросил тангуэро из дальнего угла. — Латинской музыки у меня нет.

— Не страшно, — Скарлетт достала свой айфон и, поставив на максимальную громкость, помахала им в воздухе. — Его хватит.

А Крис вдруг спросил:

— Как тебя зовут?

Парень приподнял брови в лёгком удивлении и негромко, очень устало ответил:

— Себастьян. А теперь танцуйте. Не тратьте моё и своё время. Мне ещё нужно перекусить до следующей группы.

Крис кивнул и посмотрел на переобувающуюся Скарлетт.

— А где твоя обувь? — спросила она с зарождающимся негодованием, уже явно зная ответ.

— Я забыл, Летти. Прости меня.

— Идиот, — прошипела она, поднимаясь и укладывая на стул телефон динамиком вверх.

— Ну, уж извини, — Крис безразлично пожал плечами и стянул с себя худи через голову. Он и так вспотеет. И если вымокнет ещё и худи, это будет отвратительно. А так можно будет снять футболку и переодеться в сухое. — Что танцуем?

Скарлетт фыркнула:

— Ча-ча-ча. Всё остальное нужно было хотя бы раз повторить.

Крис только кивнул, настраиваясь. В голове мигом пронеслись все те далёкие времена, когда они со Скарлетт нашли друг друга и стали вместе учиться танцевать. Ча-ча-ча стал их первым танцем, что они разучили и исполнили на сцене школы. Крис до сих пор помнил все эти неловкие шассе и таймстеп, который всё никак не укладывался в голове. Как он по-первости путал сильные и слабые доли, и невпопад шагал короткие «ча-ча-ча» шаги. Много всего было позади. Но сейчас ча-ча-ча было для него… как прыжок с давно известной скалы в ласковое море для профессионального пловца. Он испытывал только удовольствие от этого танца и мог станцевать бы его в любых условиях, отдаваясь процессу всей душой. Скарлетт посмотрела на него и, видимо, что-то разглядев в глазах, улыбнулась и включила музыку.

Так странно, подумал Крис. Если бы не эксперименты с румбой и мамбо Энрике Хоррина, не было бы и ча-ча-ча. Вот так от одного человека, по сути, зависело будущее латино и состав профессиональных латиноамериканских танцев. И Крис серьёзно был ему благодарен.

Раз — и они начали. Именно так, зажигательно, позитивно, с ритмичных, чётко выверенных по силе и амплитуде движений бёдрами и ногами. Так знакомо, и по телу сразу разлилось эйфорией предвкушение грядущего удовольствия. Как нырнуть ясным летним днём со скалы в тёплое Средиземное море, почувствовать, как вода принимает тебя, и широко открытые глаза слезятся от горькой соли. Или как вернуться домой после долгих лет скитаний — в старый большой дом, где чуть скрипят половицы и даже весной горит камин. Где ждут. Для Криса то же самое было танцевать ча-ча-ча со Скарлетт. Чувствовать её чуть согнутую напряжённую руку на своей, ненавязчиво вести, подталкивая к нужным связкам, едва держать за талию — и смотреть в зеленоватые глаза. И безупречно считать про себя: раз, два, три, ча-ча-ча, два, три, ча-ча-ча…

Последние годы они не репетировали ча-ча-ча специально. Этот танец всегда был в них, в крови, и всегда получался лучше всего по наитию — каждый раз немного другой и каждый раз искренний. Эмоциональная импровизация.

Криса совершенно не отвлекала незнакомая музыка, что выбрала Скарлетт — танец лился сам собой, и они могли бы станцевать ча-ча-ча под любую, хоть немного подходящую. Главное, присутствовал чёткий заводной четырёхдольный ритм, от которого кровь в венах разогревалась и делала полный круг по телу чуть быстрее, текла стремительнее, и сердце стучало, стучало в ушах в том же темпе.

О Скарлетт, казалось, можно было обжечься — он и обжигался каждый раз, когда ловил её талию своей ладонью, или когда их пальцы ненадолго соприкасались. Она ярко улыбалась, кокетливо вскидывая ресницы, и взгляд её больших зеленоватых глаз пронизывал, заставляя мурашки бежать по шее и спине. На время танца из самоуверенной и немного заносчивой нью-йоркской дамочки она превращалась в живой язык пламени, к которому безотчётно тянешься промозглым холодным вечером, чтобы согреть руки. В такие моменты, пока они танцевали, независимо от обстоятельств их личной жизни, Крис ощущал их настоящей, полноценной парой — в чём, конечно, никогда Скарлетт не признавался. Он мог только надеяться и чувствовать по невысказанным, очень тонким вибрациям между ними, что Скарлетт, возможно, переживала нечто похожее. Иначе стали бы они делить одно танцевальное пространство на двоих в течение долгого, очень долгого времени? Порой он танцевал и ловил себя на промелькнувшей мысли, что… было бы здорово и очень интимно посмотреть на себя её глазами. Каким она видит его? Что именно чувствует?

Но, к их счастью — или сожалению, Крис не знал, — танец заканчивался рано или поздно, и магия между ними оседала под ноги с последней поднявшейся из-за их обуви пылинкой. Они словно выпадали из временной реальности в реальность привычную, знакомую и более-менее понятную. Реальность, в которой они бесконечно разные и не смогли бы делить постель и крышу и быть счастливыми друг с другом. Крис не мог бы поручиться, откуда так чётко знал это. Но ощущение, что он испортит им обоим жизнь, если попытается, каждый раз горечью несказанных слов оседало на языке. И Крис молчал. Незачем плодить проблемы, когда других хватает.

Он настолько увлёкся, что окончание музыки стало для него неожиданностью, как и редкие, громкие хлопки в ладоши. Тогда он перевёл взгляд — и увидел, наконец, Себастьяна, восседавшего на кожаном диванчике в углу в расслабленной позе, закинув щиколотку одной ноги на колено другой. Крис совсем забыл о его присутствии.

— Perfectamente! Gracias! — сказал он очень чисто по-испански, словами ощутимо преувеличивая свой восторг. Крис, не особенно владея языком, прекрасно его понял. — Отличное латино, ребята, и вы прекрасная пара, которая явно давно вместе друг с другом. Но я никак не могу взять в толк, зачем вам менять латино на танго?

Крис вздохнул. Он почувствовал вдруг, что загнанно дышит, словно пробежал на скорость спринтерские полмили. И в горле совершенно пересохло. Он ощутил кожей, как Скарлетт рядом буквально раскаляется из-за вопроса, и поспешил ретироваться ко входу в зал, где на скамье оставил свой рюкзак. Там у него была припасена бутылочка с водой. Он не прислушивался специально, но Скарлетт и не пыталась шептать. И, пока откручивал крышку и подносил горлышко к пересохшим губам, он отчётливо услышал:

— Господи Боже мой, — Скарлетт всё же прорвало, и она подошла к диванчику вплотную, едва не нависая над Себастьяном, — ну разве это так сложно? Это моя чёртова мечта, понимаешь? Я мечтала танцевать танго ещё когда была девчонкой, но сначала не было нужного тренера, потом денег, а потом времени. И вот сейчас всё сошлось в одну точку, но, Боже, ты ломаешься, словно мы говорим не о танцевальном классе, а о праве первой ночи, — Крис поперхнулся, но мужественно продолжил пить, — пожалуйста, слышишь, я прошу? Пожалуйста, научи нас, как танцевать аргентинское танго, а потом поставь с нами отличный танец для фестиваля, и лично я буду благодарна тебе всю оставшуюся жизнь. И мы не пара с Крисом, — твёрдо выдала она, когда, напившись, Крис уже завинчивал бутылку пробкой. В следующую секунду он хотел бы сквозь землю провалиться или хотя бы зажать Скарлетт рот рукой — но стоял слишком далеко, поэтому только покраснел до самой шеи, горячо и стыдно: — Я замужем за работой, а Криса несколько дней назад бросила девушка, с которой они были вместе чёрт знает сколько времени, и как думаешь, разве окунуться во что-то новое с головой не лучший способ оставить прошлое позади?

Крис стоял, окутанный мгновенным трансом, и гипнотизировал воздух. Кто тянул её за язык? Просто… Какого чёрта? Перед его глазами в подсвеченном солнечным лучом воздухе медленно танцевали пылинки. Он услышал, как в повисшей тишине неловко кашлянул Себастьян — и, повинуясь непреодолимому притяжению, перевёл взгляд туда.

Себастьян смотрел на него через весь танцевальный зал с квадратной кирпичной колонной посередине. Крис никогда раньше не встречался с таким взглядом. Оставаясь внешне спокойным и даже безразличным, Себастьян одними глазами словно умолял Криса кинуть ему спасательный круг, деревянную доску, хотя бы неровно обломанную палку. Хоть что-нибудь, потому что он тонул. И Крис, моментально поймавший настроение паники, отвёл глаза, принимаясь торопливо и неловко, оскальзываясь пальцами, заталкивать пустую бутылку обратно в рюкзак. А что он мог сделать? Начать отговаривать Скарлетт от её затеи? Он проиграл пари, да и пообещал, но… Разве это не его сейчас раздели буквально до белья, выставляя в неглиже перед незнакомым человеком? Он, конечно, был зол и намеревался серьёзно промыть языкатой подруге мозги, но не здесь же. Сейчас от его злости остался один пшик, объятый со всех сторон небывалой неловкостью. Крис тысячу лет не испытывал ничего подобного, со времён средней школы.

— Хорошо, — услышал он вдруг, когда молчание затянулось и перешло все мыслимые временные границы. — Я понял, вы не отстанете. Хорошо. Приходите в пятницу и приносите музыку. Будем думать над вашим танго.

Кажется, Скарлетт взвизгнула и даже полезла обниматься — не к нему, к Себастьяну. Кажется, она благодарила его и обещала, что они будут самыми прилежными из его учеников. Это уже не имело значения. Он быстро, рывком стянул с себя промокшую на спине, груди и в подмышках футболку, и вместо неё нервно влез в помятую, пропахшую насквозь деревянными опилками худи. Ему хотелось сбежать отсюда как можно скорее.

Он не глядя бросил Себастьяну: «До пятницы», а Скарлетт — «Буду ждать в машине».

И вышел на улицу, на свежий воздух, возможно, чуть громче, чем следовало, закрыв за собой дверь. И тут же на крыльце дрожащими от напряжения пальцами полез искать по карманам рюкзака, куда припрятал пачку сигарет вместе с зажигалкой. Вообще-то он не курил, серьёзно. Элли это не нравилось. Эту пачку он держал в рюкзаке для друзей. И, выходит, для таких вот случаев, когда сердце до сих пор колотилось где-то в горле, и он понятия не имел, какого чёрта с ним происходит.
Когда на улицу вышла Скарлетт, он докурил уже почти до половины, и его медленно отпускало. Только поэтому он не придушил её на месте.

— Ты злой как чёрт? — осторожно спросила она, подходя ближе и касаясь локтя. Крис неявно дёрнул рукой, и, конечно, Скарлетт решила просто не заметить этот жест. — Ну прости меня, — начала она, устраиваясь перед ним и заглядывая в глаза снизу вверх. Даже дым в лицо — Крис сделал это не специально, так вышло, — не отпугнул её. — Серьёзно, Криси, я понятия не имею, зачем ему всё это вывалила… Дашь закурить?

Говорить не хотелось. Ни по теме, ни вообще. Крис прикурил вторую сигарету и, протягивая, демонстративно отвернулся в сторону. Скарлетт тяжело вздохнула.

— Хорошо, я наказана и в опале. Бургеры с картошкой фри и салатом в твоей любимой бургерной в среду вечером, я буду отрабатывать наказание и даже болеть за «Доджерс», если ты хочешь…

— Пиво тоже за твой счёт, — внёс коррективы Крис, потому что обижаться друг на друга дольше пяти минут между ними считалось моветоном. Бесполезно — ведь всё равно друг от друга никуда не денутся. По лестнице на крыльцо начала подниматься женщина с девочкой лет семи и посмотрела на них со Скарлетт — точнее, на сигареты в их пальцах — осуждающе. Крис тут же затушил свою о край урны и выкинул. Его руки уже не дрожали.

Следом за первой девочкой ко входу в «Милонгу» потянулись и другие. Он увидел ещё одну торопящуюся женщину, за которой спешили две близняшки, уже заводя машину. И перед тем как отъехать от тротуара под неумолкающий щебет Скарлетт о её новом проекте, подумал зачем-то, что Себастьян наверняка так и не успел перекусить перед своим следующим занятием.
Это, само собой, не касалось его никоим образом, и, коротко тряхнув головой, он переключил всё своё внимание на дорогу.

Глава 4

Крис жил в небольшом высотном кондоминиуме на самом севере Бруклина, севернее Гринпойнта. Его небольшая студия располагалась в мансарде на самом верху пятиэтажного здания, и чуть скошенные под углом к потолку окна открывали по вечерам и утрам потрясающий вид на сверкающую Ист-Ривер и другой её берег, остров Манхэттен, всегда светящийся в ночи огнями высоток и неоновых реклам, как чей-то юбилейный торт.

Крис любил уходить и возвращаться сюда — от работы в Лонг-Айленд Сити рукой подать, тем более на машине. А если в планах имелось продолжение вечера, всегда можно было оставить свой вайб на охраняемой стоянке у производства и спокойно добраться на метро — здесь всё было рядом, даже недорогая любимая кафешка «Тендер Трап», где можно было и поесть, и выпить чего-нибудь, на что обычно не хватало памяти купить в супермаркете целую бутылку. Крис вообще редко пил.

Но помимо высоких окон был ещё и встроенный шкаф с этими чёртовыми зеркальными дверями, что посоветовала ему Хейли. Он и прислушался только потому, что собственных идей не было, а Хейли… она ведь их дизайнер мебели? Не особо заморачиваясь, она взглянула на квартиру и тут же уверила его, что лучше зеркальных створок не придумать: «У тебя современный хайтек-интерьер, всё остальное будет смотреться убого. И опять же, решится вопрос зеркала в прихожей. Крис, у тебя вообще тут есть хоть одно зеркало, а? Или у тебя фобия какая? Похоже, придётся в лифте», — и она с едва сквозящим в кратком жесте недовольством убрала блестящий цилиндр яркой губной помады обратно в сумочку. Сколько Крис её знал, она всегда предпочитала броские тона — алый, вишнёвый… Лучше всего в памяти отпечатывались её ярко накрашенные губы. И только после них из тумана выступали черты лица: красивые высокие скулы и живые карие глаза под густыми тёмными бровями. Нет, он даже не предложил ей чашечку кофе тогда в знак благодарности: Хейли ему нравилась, она много улыбалась, и её симпатичное лицо и женственная фигура на самом деле разбавляли их угрюмую мужскую компанию, но он встречался с Элли и не собирался делать глупостей.

Или… может, потому что ему просто было плевать.

Зачем он её послушал? Чёртов шкаф. Он уже не раз планировал хотя бы заклеить створки мебельной матовой плёнкой. Но зеркало пользовалось популярностью у Элли, которая каждый раз крутилась возле него перед выходом. А то, что оно бесило лично Криса… Иначе, как расстройством, это нельзя было назвать. Что бы это ни было, но зеркало было ни при чём. Крис знал — и всё равно ненавидел его.

Каждый раз он приходил домой и, пока разувался, присаживался на стальную скамью с изящным деревянным сидением. Скидывал обувь, блаженно вытягивал вперёд ноги, двигая уставшими пальцами; поднимал голову и… встречался взглядом с ним. Он привык к этому зеркалу за год, он знал, что оно есть: ровно напротив входа, две огромные зеркальные створки во всю стену. И каждый раз вздрагивал, встречаясь в сумраке прихожей, куда закатные отсветы из окон едва добивали, с самим собой. Наедине, без других людей в обществе зеркала было чертовски неуютно. Он даже не мог отвести глаза — что, вообще, за бред, бояться взгляда собственного отражения? Но зеркало словно увеличивало его глухое одиночество. Он был в нём, как заключённый в не по размеру громоздкую раму портрет. Тот, другой, за стеклом, казалось, смотрел не с презрением даже, а с великим разочарованием. И усталостью. И Крис этого терпеть не мог. Разве он был в чём-то виноват? Разве он не пытался всю свою жизнь? Разве он не старался быть лучшим парнем для Элли? Или сейчас с этим чёртовым танго?

И квартира эта, после её ухода словно вылизанная, как больничная палата, когда увозят куда-то то ли умершего, то ли выздоровевшего пациента, готовая к новому вселению… Так было тошно от её нарочито блестящей пустоты каждый вечер. Крис не знал, зачем купил её, влезая в неплохой кредит. Если бы поработал ещё немного, смог бы позволить себе небольшой дом. Иногда Крис мечтал о собаке и большой гомонящей семье…

А иногда думал, что нет ничего лучше, чем стоять вечером в полной темноте перед чуть скошенным окном, греть руку о кружку с чаем и смотреть на Манхэттен на том берегу реки. И гадать, сколько таких же никчёмных скитальцев смотрят ему в ответ. И почему люди всё равно трепыхаются, пытаясь казаться и существовать, даже не видя никакого самого отдалённого смысла в своих действиях? Зачем?

Крис никогда не пытался найти ответов — только допивал чай и отправлялся в кровать — читать перед сном. Это успокаивало и отвлекало от мыслей. А с утра начинался новый виток.

И Крис даже снова привык к этому, вошёл в размеренный ритм своих дней, снова обжился в пустой вылизанной квартире без всех тех милых женских мелочей, на которые он не обращал даже внимания раньше, и без которых теперь казалось, словно его дом перестал дышать: женское бельё в стирке и на сушке, туфли, резинки для волос на стеклянной полочке в ванной… Эти бесчисленные средства для кожи — когда Элли забрала всё своё, ванна на самом деле показалась ему разграбленной. И даже розовый лифчик на полотенцесушителе, обычно порядком его раздражавший своим ядерным оттенком, сейчас вспоминался милым элементом декора. Но время шло, и Крис правда снова привык к своей вернувшей суровый холостяцкий вид квартире. Привык к изматывающей работе над новым масштабным проектом на производстве и к тому, что теперь они со Скарлетт репетировали у Себастьяна целых три раза в неделю — и по вечерам в понедельник, среду и пятницу он не приходил, а приползал домой едва ли не на четвереньках. Себастьян выжимал из них все соки.

Он оказался колючим и требовательным тренером — и этого совершенно нельзя было предположить, глядя, каким мягким и ироничным он был со своим основным классом танго. Крис до сих пор помнил тот короткий беспомощный взгляд — хотя больше его не видел, словно отрезало. Себастьян скакал вокруг них, контролируя каждое движение их со Скарлетт тел, наставлял, показывал, поправлял позиции рук и ног и экспрессивно ругался на испанском. А однажды разошёлся настолько, что чуть не вырвал прядь своих длинных тёмных волос — а всё из-за него, из-за Криса.

Разве он виноват, что никак не мог угодить Себастьяну? Он старался, видит Бог. Внимательно слушал и выкладывался из последних сил! Он ведь танцор, он прекрасно понимал все его требования, хоть и считал половину из них излишне надуманными и претенциозными. Чего стоило только это: «Тяни носок, словно ты уже летишь над пропастью!» или: «Урони её! Роняй! Но поймай в самый последний момент. Боишься? Какого чёрта, ты мужчина или кто?» — и, конечно, он показывал снова и снова, как должно быть — идеально, артистично, отточено. У Криса краснели уши и шея от стыда, он не мог понять, что именно у него не получается и почему — ведь к Скарлетт Себастьян не придирался настолько яро. И снова, снова ничего не выходило, при повторах постоянно выскакивала хотя бы самая маленькая оплошность, которая давала Себастьяну повод взорваться и осыпать их очередной волной испанской эмоциональной ругани. Крис не пытался уточнить, что именно тот говорит: по интонациям и без конкретики было ясно. И до того обидно, что сегодня он едва не разревелся злыми, бессильными слезами.

Дико, но сегодня он сам остановил танец в середине тирады Себастьяна и, не в силах больше терпеть, уселся прямо на пол спиной к нему, зло задирая свою футболку и яростно растирая ей лицо, смазывая пот со лба, носа и скул. Потому что чувствовал — ещё немного, и он будет судорожно рыдать, как девчонка. Всего за месяц Себастьян довёл его до состояния такой неуверенности в себе и подавленности, что это вполне могло случиться — Крис сидел на полу, слушал учащённое дыхание Скарлетт над собой и чувствовал, как подкатившая к самой поверхности истерика шаг за шагом отступает, снова опускается на дно.

Как вдруг Себастьян пролетел совсем рядом с ним, схватил свою кожаную куртку с вешалки у входа и со словами: «Невозможно так дальше работать, просто издевательство…» — выбежал из студии, громко хлопнув дверью.

— И что это было? — словно не веря во всю абсурдность ситуации, тихо спросила Скарлетт.

Крис выпутал лицо из майки и посмотрел на подругу, возвышавшуюся над ним; затем на дверь — та захлопнулась — и обратно. Скарлетт в недоумении перевела взгляд с ещё вибрирующей от удара двери на него.

— Без понятия. Кажется, мы его допекли. Я допёк, — уточнил Крис. И отчего-то стало так горько и муторно, что он вздохнул и наклонился вперёд, почти складываясь в позе бабочки. — Я на самом деле так плох? — прогундел он в собственные ладони.

— Чушь, — Скарлетт тут же опустилась рядом на гладкий светлый паркет и погладила по спине. — Мне очень нравится, как у нас получается. Потрясающее чувство, знаешь… как исследовать новые страны. Дух захватывает.

Крис не знал, что сказать в ответ. В его голове почему-то пронеслись мысли, что в новых странах, особенно если это страны «третьего» мира, могут обворовать, а то и вовсе лишить жизни. И это не считая укусов насекомых, неизведанных лихорадок и диких животных. Удовольствие от такого исследования явно ниже среднего.

— И что нам теперь делать? Уходить? — спросил Крис больше у самого себя.

— Без понятия. Он ведь даже не закрыл…

— И всё же, я, наверное, домой. — Крис распрямился, а потом тяжело поднялся и пошёл в сторону небольшой мужской раздевалки, приняв решение даже не мыться здесь. Просто… с него хватит этого цирка. — Тебя подвезти?

— Если не сложно, — расстроено вздохнула Скарлетт и побрела за ним к соседней двери.

В воздухе ещё звучала на повторе мелодия их танго — которое Себастьян одобрил и даже помог придумать потрясающий танец, захвативший Скарлетт сразу, — а Крис не собирался противиться взгляду её загоревшихся глаз. Вот только небольшая площадка с кирпичной колонной посередине сейчас была пуста, и никто не танцевал на блестящем паркете, вытворяя все эти бесчисленные любимые Себастьяном «гиро» и «ганчо». И от этого музыка казалась осиротевшей и покинутой, как страстная женщина, выбравшая себе в спутники неверного ветреного партнёра. Крис развернулся и, надеясь, что делает это правильно и безопасно, выключил музыкальный центр Себастьяна, вытаскивая из разъёма их флэшку.

Он почему-то был уверен, что Себастьян не ушёл далеко. Наверняка сделает пару кругов вокруг здания, остынет и успокоится — на улице под вечер всё ещё становилось зябко — и вернётся. И лучше бы, чтобы к тому моменту их в помещении не было. Потому что он не представлял, что говорить. Так неловко у них все выходило. Себастьян словно сам почувствовал постфактум ту едва мерцающую грань, за которой Криса бы прорвало, и он размазывал бы по щекам злые слёзы. Унизительно. А ведь он никогда в жизни не плакал с момента, как был семилетним мальчишкой — не было даже желания.

Крис всё сидел на скамье в прихожей своей студии напротив зеркала и смело смотрел себе в глаза. Становилось всё темнее, и силуэт отражения едва угадывался. Свет включать совершенно не хотелось. Он смотрел с вызовом из последних душевных сил, и казалось, что весь контур его тела словно становится мутным и сливается с тенями в углу, оставляя только этот взгляд. Он разваливался на куски, исчезал. А в голове всё звучал голос Себастьяна: «Нет, Крис. Не так. Больше чувства. Расслабь бёдра! Меньше движения. Не надо стесняться, ты должен обхватить её сильнее. А сейчас отпусти так, словно она тебе больше не нужна. Отпусти её! А сейчас верни. Беги к ней! И — энроске. Обхвати и закрути её! Крис…» И усталый недовольный вздох, и всё повторяется снова, и снова, и снова. Отвлечённо от танца каждая реплика казалась напыщенным бредом, но когда они репетировали, Крис понимал чем-то глубоко внутри себя, о чём именно Себастьян говорит ему, чего от него хочет. Словно он общался на древнем языке, который Крис когда-то знал, но сейчас за отсутствием практики не помнил ни одного слова, пытаясь уловить смысл по интонациям. И это его щенячье старание вкупе с невозможностью понять до конца только злило Себастьяна — и ранило, и бередило без того замученное нечто внутри него самого. Отпусти… а потом верни. Зачем? У Криса не возникло даже мысли вернуть Элли. С того раза они и не созванивались больше. Зачем? Если человек признался в нелюбви и всё для себя решил? Что он мог предложить ей? Смешно, но даже факт измены не особенно задел его. Расстроил, но глубинно задел меньше, чем любая из реплик Себастьяна за прошедший месяц.

И это страшно злило, призывая ворочаться неопознанное нечто внутри. Словно в прогоревший костёр тыкали палкой и с силой дули, надеясь вызвать языки пламени.

Крис поднялся на ноги и вдруг принялся медленно и сосредоточено раздеваться. Он снял с себя всё, оставив только простые хлопковые трусы, и, перешагнув через одежду на полу, отправился к углу с ресивером: он любил музыку и хорошее, качественное звучание. В аккуратной колонне на железных реях у него был закреплён ресивер, музыкальный центр с возможностью чтения и воспроизведения любых музыкальных форматов, и жемчужина его коллекции — современный проигрыватель для пластинок. Тут же ниже за стеклом стояла в ряд вся его золотая коллекция музыки, начиная от Армстронга и Пресли.

Крис включил технику и вставил флэшку в разъём центра, тут же привычно находя восьмую композицию. И, встав наизготовку в центр пустого пространства между огороженной барной стойкой кухней и диваном, означавшим начало гостиной, принялся слушать вступление.

Затем поднял напряжённую руку и устремил взгляд в сторону, представляя, что видит полный экспрессии ответный взгляд Скарлетт, — и начал повторять, оттачивать свои движения, пытаясь вспомнить каждое дельное и обидное замечание Себастьяна.

Он не знал, сколько раз на повторе проиграла их композиция — в ушах уже пульсировало от упругого ритма гитары и скрипок, шли мурашки от густого хриплого голоса, звавшего: "Роксэн!" Он так и не ужинал и даже не помылся. Выпив стакан воды перед сном, Крис с ощущением убийственной усталости свалился поверх покрывала в свою холодную постель и заснул мёртвым сном.

Молочное озеро со светлячками ему больше не снилось, хотя иногда он ловил себя на мысли, что скучал по тому месту. Не по удушающему объятию воды, а… по ощущению манящего тепла и покоя, по неверному мерцанию светлячков в белёсом тумане. Ему редко снились такие красивые — и настолько же страшные сны. Он хотел узнать, кто вытянул его из прошлого ужаса и зачем.

Глава 5

Решение пришло само собой ещё во время долгой утренней субботней пробежки. Он проспал, конечно, но даже в десять утра вышел на улицу и отправился разминочной трусцой привычным маршрутом по набережной вдоль Ист Ривер. И бегал, пока его спортивный лонгслив не стал влажным насквозь.

Весь оставшийся субботний день и половину воскресенья Крис посвятил тому, чтобы дать внутреннему голосу, рассыпающемуся всевозможными убедительными руладами, уговорить его отказаться от идеи. Себастьян представлялся терпимым только находясь на достаточном от него расстоянии, но фантазия Криса, стоило им расстаться после тренировки, раз за разом рисовала какой-то вполне человечный образ, который мог смотреть на него тем самым потерянным и почти молящим взглядом. Конечно, Крис не сидел на месте, ведя беззвучные переговоры с самим собой. Он убрался в квартире, сходил до небольшого продуктового за молоком и яйцами, вечером съездил в крупный супермаркет и даже позвонил перед сном Скарлетт узнать, как прошёл её вечер, и немало её этим удивив. Потом долго не мог уснуть. Разозлившись на себя, Крис отправился в ближайший к кондоминиуму бар, где даже немного пофлиртовал с девушкой, сидевшей рядом за стойкой. Она явно была не против продолжения, но Крис… Криса это не интересовало сейчас.

Вечером в воскресенье он, чувствуя себя совершенным идиотом, припарковал машину прямо перед крыльцом «Милонги» и, взлетев по трём ступеням, ещё какое-то время стоял, не решаясь позвонить или постучать — ещё дома он предварительно сверился с расписанием Себастьяна, и воскресный вечер тот оставил себе для отдыха. Было, наверное, отвратительно эгоистично отнимать у человека свободный вечер. Но Крис чувствовал, что ему это нужно. Конечно, Скарлетт не врала, говоря, что ей нравится танцевать с ним танго. Но и не говорила всей правды. Они знали друг друга столько лет, смешно предположить, что он не чувствует её скованность. А танго… может, он и не разбирается в нём хорошо, но танго — это что угодно, но не скованность. Он мечтал открыть уже этот замок — и почувствовать во время танго со Скарлетт то, что чувствовал во время ча-ча-ча с ней. Единение. Порыв. Страсть. Если он поймёт, наконец, — Скарлетт будет удивлена. А Себастьян, может, перестанет докапываться до него по пустякам.

И он постучал. И ещё раз. Ему не открыли. Крис видел, как в окнах зала и этажом выше горел приглушённый свет. Его мимолётно осенило, что у Себастьяна могли быть свои планы на этот вечер, что он вообще мог быть не один. Но любопытство и природное упрямство взяли верх — и Крис попробовал толкнуть дверь. Та неожиданно легко подалась, мелодично звякнули колокольчики над головой.

— Эм, я очень извиняюсь. Себастьян? Это Крис. Я тут проезжал мимо, — Крис мысленно отвесил себе тумака — ну что за бред он нёс? — и… — Крис замолчал, замирая.

Себастьян не видел и не слышал его. Глаза его были закрыты, и длинные тёмные тени от ресниц ложились на высокие скулы. Голову с привычно растрёпанным пучком волос, явно наспех стянутым резинкой, с обеих сторон обхватывали небольшие бепроводные наушники: было видно, как движутся огоньки эквалайзера музыкального центра, но снаружи не слышалось ни единого звука кроме лёгких шагов, весомых приземлений на паркет после прыжков и чуть учащённого дыхания. Себастьян танцевал один в свете настенного бра, и Крис едва заставил себя сглотнуть и продолжить дышать — это был танец личный, не для чужих глаз, сродни тому, как он сам танцевал в одном белье с воображаемой Скарлетт. Крис не знал, кого именно Себастьян представлял себе в пару. Но это очевидно передавал его танец — наполовину бальный этюд, наполовину гимнастическая зарисовка вольным стилем, — он изящно тянулся к кому-то рукой, и поворачивал голову, словно общался, и будто надеялся на… Крис едва не сорвался с места, когда Себастьян, вдруг остановившись, встал на носок и медленно поднял ногу вверх в идеальном вертикальном шпагате. Он должен был поддержать его за лодыжку, об этом вопило всё внутри, — но Крис тут же понял всю абсурдность своего желания и снова отступил на шаг назад, в тень, продолжая жадно ловить каждый момент сокровенного танца. Так красиво и искренне. Рельефные мышцы тела Себастьяна очерчивались тенями при малейшем движении, а излишне свободная майка собиралась при каждом наклоне и перевороте, оголяя поджарый торс и открывая тёмные волосы подмышек. Его цепочки с кулонами тихо позвякивали, то и дело выпадая из-за широкого ворота майки. Обтягивающие балетные леггинсы второй кожей повторяли изгибы напряжённых ягодиц и бёдер, и Крис невольно подумал, что задница у Себастьяна будет получше его собственной. Не мудрено. Он и представить не мог, что Себастьян умеет так танцевать. Это был высший пилотаж — все эти махи ногами, перевороты в воздухе, балетные прыжки в шпагате, которые Крис знать не знал, как называются. Он был великолепен, блистателен и откровенно талантлив; и все его движения в полной тишине под аккомпанемент собственного дыхания и тихого скрипа паркета завораживали намертво, приковывая взгляд. Но ещё больше потрясло Криса это невероятно умиротворённое сосредоточенное выражение лица, и едва трепещущие ресницы, и чуть порозовевшие щёки. Себастьян выглядел настолько спокойным и живым сейчас, что Крис совершенно позабыл, насколько экспрессивным, жёстким и нетерпимым он был во время тренировок с ними.
Себастьян ориентировался в своём зале с закрытыми глазами настолько великолепно, как кошка никогда не оступится, пока семенит лапками по верхушкам узких досок деревянного забора. Пару раз Крис прижмуривался, ожидая, что тот сейчас пребольно заденет кирпичную колонну рукой или ногой — но в ту же секунду Себастьян менял направление движения, обходя преграду по мягкой дуге.

Крис засмотрелся настолько, что пропустил момент, когда утихли блики на эквалайзере. Себастьян остановился и замер в последней напряжённой позе, весь блестящий от пота, в вымокшей майке… и открыл глаза.

И встретился с ним взглядом через отражение в зеркале.

Крису яростно захотелось без слов развернуться и выйти на улицу. Внезапно осознание, как нехорошо подглядывать за чужим танцем, навалилось на него огромной тяжестью смущения — но вторым голосом кто-то в голове отчётливо шептал, что когда хотят приватности, хотя бы запирают дверь, разве не так?

— Что ты здесь делаешь? — спросил Себастьян без определённой эмоции, словно сам не знал, как реагировать на своего гостя. Он стянул беспроводные наушники на шею и пригладил свои волосы, отчего Крис снова уловил лёгкую тень той беззащитности.

— Эм, я стучал, а потом решил попробовать зайти, — проговорил Крис, кое-как справляясь со словами. Стыд медленно стекал по ушам, щекам и шее, и кожа над горловиной куртки горела пожаром. — Я не хотел тебе мешать. А уйти уже не смог. Это было потрясающе. Правда. Я не думал даже, что ты так… можешь.

— Думал, что я только и умею, что филигранно крыть матом эн эспаньол? — спросил Себастьян уже мягче, и на его губах появилась не улыбка даже, но её тень. И Крис не устоял, улыбнулся в ответ.

— Конечно, нет. Не так. Просто думать одно, а видеть… Я не ожидал, что ты настолько хорош.

Себастьян чему-то хмыкнул и очень загадочно улыбнулся, отводя взгляд.

— Ты приехал сюда вечером в воскресенье, чтобы говорить мне комплименты? — спросил он прямо, снова глядя в глаза. И Криса пронзило странным, острым чувством, что он на самом деле делает что-то ненормальное. И хорошо бы Скарлетт об этом не знать.

— Нет, я… Послушай, — Крис смешался, забыв на миг, зачем именно он здесь и сейчас. Но потом решился и вышел из тени, подошёл ближе, сунув руки в карманы, потому что перед таким Себастьяном хотелось по-глупому заламывать их и перебирать пальцы. — Я хочу, чтобы у меня всё получилось с нашим танго. Я не идиот и стараюсь делать так, как ты говоришь, но… у меня ничего не…

— Постой, — Себастьян прервал его, поправляя наушники на шее, и капля пота скользнула с прилипшего к коже тёмного завитка волос на ключицу и ниже — Крис проследил её взглядом. — Ты хочешь, чтобы я показал тебе что-то в индивидуальном порядке? Или…

— Ты ведь можешь исполнить женскую партию вместо Скарлетт, — собрался наконец с силами Крис. — Чтобы я пошёл за тобой. Поведи меня. Я хочу понять, что я должен чувствовать с раскованным партнёром. Потому что я ничего не чувствую.

Себастьян шумно выдохнул и провёл по лицу рукой. На его гладком подбородке пробивалась лёгкая дневная щетина.

— Ты сам только что определил свой диагноз. Я не думаю, что могу тебе помочь.

Крис почувствовал, как больно внутрь его притухшего костра ткнули палкой, и взъярился:

— Но почему? Ты ведь можешь! Я видел, ты можешь.

— Предположим, — уклончиво ответил Себастьян, не переставая изучающе разглядывать глаза в глаза. — А ты уверен, что сможешь танцевать со мной? Я вроде как парень. Или у тебя нет проблем с этим?

Крис не совсем понял, что именно Себастьян имел в виду. Он читал об истории танго и знал, что изначально это был танец двух мужчин. Всё изменилось намного позже. Поэтому только пожал плечами. У него ни с чем не было проблем, когда он знал, что перед ним профи. А Себастьян явно был мастером своего дела.

— Хорошо, — коротко кинул Себастьян и отвернулся, отошёл в сторону небольшого платяного шкафа в углу. — Тогда мне нужны туфли. В балетках я танго не танцую, — и он вытащил из недр старого шкафа уже знакомую растоптанную пару танцевальных туфель на каблуках. Они могли бы считаться женскими, если бы женщины носили такой большой размер. Себастьян сел прямо на пол и принялся переобуваться. У него оказались длинные, изящные пальцы со смешными чёрными волосками на предпоследних фалангах — и коротко подстриженные ногти. — Мне их сшил Альберто, — негромко поведал Себастьян, пальцами застёгивая ремешок вокруг тонкой щиколотки. — Он шьёт танцевальную обувь на заказ, но мне сшил просто так. Мы были неплохими друзьями, пока не переспали… — он замялся, а после закончил бодрее: — Если вы со Скарлетт хотите танцевать на фестивале, вам тоже придётся сшить специальную обувь по ноге. Танго не терпит дилетантского подхода. Ощущения совсем другие, поймёшь сам, как только наденешь. Какой у тебя размер?

Крис чувствовал себя, словно в молочно-белом мареве. Мысли текли неспешно, и слова Себастьяна обволакивали, но не проникали внутрь. Крис смотрел на них, как на больших ленивых рыб в мутном аквариуме.

— Двадцать третий.

— Жаль. На размер больше моего. А то я мог бы одолжить.

И эта разительная перемена с лающего на них со Скарлетт Цербера до вполне человечно настроенного парня диссонировала в голове расстроенной секундой. Почему он так поступал с ними? Крис совершенно потерялся с ответом.

Себастьян тем временем поднялся, оказываясь носом к носу — каблук приподнял его, и теперь они почти сравнялись в росте.

— Ну что, начнём? Ничего, что я весь потный?

Крис только мотнул головой, продолжая стоять столбом.

Себастьян вздохнул и повернулся, чтобы снять с шеи наушники и переключить музыку на колонки, и та полилась очень тихо — на часах на стене стрелки показывали девять. Очень спокойное танго — Крис понял вдруг, как же он ещё мало знает об этом танце.

— Ты умеешь говорить? — спросил Себастьян задумчиво, пока стоял спиной.

— Конечно, — тут же ответил Крис, словно просыпаясь.

— Тогда сними куртку. И говори со мной. Мне нравится, когда со мной говорят, знаешь, я сам несу много чего, когда танцую танго, это помогает… — он не договорил, с чем именно. Вернулся в несколько нешироких шагов и снова оказался совсем рядом с Крисом, настолько, что тот почувствовал сладко-терпкий запах его свежего пота. — Давай, Крис, — он улыбнулся краем рта, и это была совершенно особенная улыбка. Немного печальная — и немного вызывающая, — обхвати мою талию и возьми за руку. Всё как вы делаете в начале танго со Скарлетт. Начнём с азов, и…

И Крис, больше повинуясь, чем осознавая, положил свою ладонь на его талию, скользнув до поясницы — на влажную майку, сквозь которую явно ощущалось тепло тела — и обхватил крепче, прижимая к себе, как Скарлетт — и зная точно, что это не она: слишком жёсткие, рельефные мышцы под пальцами. Слишком высокая и массивная фигура. Себастьян наклонился, его влажные волосы коснулись лба:

— Руку, Крис. Начнём.

И первым обхватил его пальцы своими.

— Я поведу, — тихо и сосредоточено сказал Себастьян, опустив ресницы. — А ты иди за мной. Вот так.

И шагнул навстречу, двигаясь всем телом так, что у Криса не осталось ни единого варианта — только почувствовать, подчиниться и шагнуть вслед за Себастьяном в пропасть за собственной спиной.

Они не делали ничего особенного по мнению Криса. Насколько он вообще, конечно, мог думать. Крис зациклился на собственных ощущениях и том, насколько отчётливо он чувствует Себастьяна сейчас. Так близко. Слишком, непростительно близко. Ни в одном нормальном танце партнёры не притираются друг к другу так тесно. Они со Скарлетт не танцевали так. Их танго…

— Ваше танго — танец-фантазия для яркого выступления, только и всего, — сказал Себастьян едва слышно, словно прочитал мысли и решил продолжить их. — Это не то танго, каким оно зародилось изначально. Аргентинское танго — это способ общения друг с другом. Оно социальное, всё равно что пойти с друзьями не в бар выпить пива и поболеть за бейсбольную команду. А в милонгу помолчать и потанцевать. В этом вся разница культур. Когда танцуешь танго, не обязательно объясняться. Всё и так понятно, без слов. Сейчас мы танцуем милонгеро. Точнее, просто ходим. Вы со Скарлетт сами отказались от азов, решив, что достаточно опытные танцоры и это лишняя трата времени. И ты, Крис, постоянно пытаешься танцевать танго, словно оно где-то рядом с румбой или ча-ча-ча. Ты не так двигаешься. Ты слишком откровенно качаешь бёдрами. Ты… — Себастьян словно задохнулся и вдруг наклонил голову, касаясь волосами щеки, и сместил руку с плеча ниже, почти на грудь, отчего Крису стало совсем жарко — пот от сосредоточенных шагов и тепла соединённых тел вился ручейками по спине и вискам, и нельзя было его стереть — он держал Себастьяна в своих руках, крепко прижимая к себе за талию и едва касаясь пальцами ладони. — Тебя слишком много, Крис, и ты весь на виду, как разрисованная яркими красками латиноамериканская статуэтка. Но для танго ты должен весь быть только тут, — он едва заметно похлопал ладонью по груди Криса. — Чувствовать себя и свою боль. Свою радость. Танго — это история о двух людях в глубоком объятии; пока мы танцуем, она есть. Как только перестанем — она потеряет значение. Как иметь феерическую ночь секса на пляже прямо под звёздным небом, а наутро проснуться в одиночестве без кошелька в кармане — и ни о чём не жалеть. Ты чувствуешь, Крис? Мы просто обнимаемся под музыку и шагаем, нет ничего сложного. Сейчас уже намного лучше, чем ты танцевал на тренировке недавно. Теперь ты понимаешь? Твой опыт латино ничего не значит для танго. Нужен уверенный базовый шаг. Шаг и ещё раз шаг, пока тебя не начнёт тошнить от этого. И только после, — Себастьян перевёл дыхание и замолчал, не прекращая вести его вперёд, в сторону, на себя, снова вперёд. Он словно скользил по упругой водяной глади, изящно переставляя ноги, подчиняя Криса и заражая своим стилем, словно это всегда было легко и просто. Чувствовать танго так, как это происходило сейчас, оказалось совершенно невероятно и одуряюще. Сердце заторопилось, обгоняя сердце Себастьяна. От тихого его охрипшего голоса по всему телу бегали мурашки, и Крис почувствовал лёгкое, но раскручивающееся по нарастающей головокружение. Сосредоточенность на шагах забирала всё его внимание, и это был первый раз в жизни, когда не он вёл — а его вели. Парень-тангуэро на каблуках, вцепившийся в него мёртвой хваткой, вжавшийся всем собой до того, что смешивался их пот, запах мужских тел и чувствовалась жёсткость каждой мышцы под тонкой тканью майки и футболки. Это было откровенно и бесстыдно, но Крис всего на миг задержался на этой мысли, боясь потерять это невероятное ощущение контакта — близкого, телесного и очень приземлённого. Окрыляющего. — И только после этого, Крис, — Себастьян вдруг выдохнул ему в ухо, обдавая сухим теплом дыхания, — можно переходить к связкам, ганчо и гиро.

И Себастьян вдруг чуть отстранился, шепнув: «Держи меня!» — и вдруг медленно откинулся назад в его руках, доверяясь, гибко изламывая спину и всё продолжая невозможную линию от показавшегося из-за собравшейся у подмышек майки коричневого соска и до самого адамова яблока и резко очерченной челюсти, призывно выставленной в сторону противоположной зеркальной стены. Ногой, согнутой в колене, Себастьян крепко обхватил Криса сзади, пониже поясницы, и Крис почувствовал резкий приступ головокружения и паники — он начал задыхаться, картинка потемнела по краям — и он не удержал.

Конечно, он смягчил Себастьяну падение как мог, обхватив руками и приняв удар на свои локти. Но тот всё равно стукнулся лопатками и затылком, звякнули об паркет съехавшие набок кулоны, и его лицо искривилось от боли.

— El diablo rásgate… — прошипел Себастьян, в то время как Крис, свалившийся на него сверху, пытался вытащить руки и как-то слезть с него. Было так дико, так страшно неловко, и так жарко, кажется, всё тело горело. — Какого хрена ты творишь? Отпусти.

Крис толком не слышал слов — он пялился на близкие губы Себастьяна и читал по ним, как по книге гаданий, которая когда-то была у его матери. Ничего конкретного, но бесконечные смутные обещания грядущих страданий и наслаждений.

Только рывок Себастьяна под ним немного привёл в чувство, и Крис понял, что почему-то крепко держит в кулаке его смятую майку и с силой тянет её вниз, снова оголяя маленький сосок уже над растянутым воротом.

— У тебя что, стоит? — тихо спросил Себастьян, заглядывая в глаза. — Эй, амиго?

И с этими словами на Криса навалилось осознание всей непотребной неловкости ситуации — этот жар тела вместе с головокружением назывался эрекцией, крепкой полноценной эрекцией, и не было никакой возможности скрыть или замять это — Себастьян уже давно всё почувствовал.

Криса подкинуло в воздух неведомой силой, он опрокинулся назад и на руках отодвинулся от Себастьяна подальше, дыша всё скорее. Он смотрел во все глаза, ожидая чего угодно, но не спокойного, любопытного взгляда из-под ресниц и не его слов:

— Всё в порядке, Крис. Я не кусаюсь. Иногда это случается, не нужно так пережи…

Крис, не пытаясь дослушать, кое-как поднялся на ноги и, чувствуя, что внутри закручивается отвратительная тошнотная ненависть к себе и этому месту, понёсся к выходу. Там перед дверью на стуле он оставил свою куртку. И на этом всё. Боже, как же стыдно, так стыдно, что хотелось сквозь землю провалиться.

Он мог контролировать свое тело. Всегда мог. Какого чёрта, он давно не подросток. И такого не случалось ни разу за их со Скарлетт танцевальную карьеру. Он четко разграничивал, где танцы и где личное, и чтобы вот так проколоться… с парнем.
Словно Себастьян с самого начала медленно и верно вёл его к этой точке, тянул за невидимую шёлковую нить, чтобы уже наверняка…

Предположение прошило его дрожью на самом выходе из зала — он только успел открыть дверь. На его плечи сзади давила абсолютная тишина — музыка давно закончилась, а Себастьян не подавал признаков жизни. Крис не выдержал и обернулся.
Себастьян до сих пор лежал на полу, приподнявшись на локтях, неловко раскинув колени. Его ноги в танцевальных туфлях на каблуке казались неестественно длинными. Он выглядел так, словно Крис успел раззадорить его, а потом оставил в постели одного. И эта аналогия так горячо отдалась в паху, что у Криса снова на миг помутилось в голове.

Себастьян смотрел на него нечитаемым прямым взглядом и явно не собирался больше ничего говорить или делать. Это было сродни пощечине.

Крис сглотнул пересохшим горлом и выбежал на темную улицу, в бодрящий весенний воздух. Его до сих пор колотило, и ширинка больно давила на пульсирующий член. Крис чувствовал себя невозможно, непростительно грязным. Страшно хотелось сесть уже в машину и уехать отсюда, чтобы больше никогда не возвращаться. И как-то решить вопрос со Скарлетт, опуская причины и подробности. Она просто не поймет…

Он был посмешищем. Клоуном на ярмарке уродств: яркий костюм и широкая намалёванная улыбка под накладным носом. А внутри тоска, грязь и безысходность. Может, Элли вовсе не прогадала, кинув его. Может, наоборот вытащила счастливый лотерейный билет в лучшую жизнь? Крис не знал, но был уверен в том, что Себастьяну в глаза он больше смотреть не сможет.

Глава 6

Сидеть на берегу озера в молочно-белом тумане оказалось даже приятно. Крис почувствовал это на вторую ночь, когда понял, что заходить в воду совсем не обязательно, и никто тащить его туда силком и топить не собирается. Светлячки всё так же копошились в туманном мареве, и не было никакого смысла и цели у их полёта. Он казался хаотичным и надуманным, как и всё это место. И чем-то неуловимо успокаивал. Вода под пальцами рук едва плескалась, тёплая и уютная. Берег под задницей устилала мягкая трава непонятного в тумане цвета, на ощупь словно шёлковая. И песчаное дно без единого камушка — зарываться ступнями в песок показалось Крису высшим удовольствием.

Он никогда не верил, что во сне можно понимать, что это сон. И при этом ничего не предпринимать. Никого не было в этом тумане, никто не тревожил его покой. И Крис, сидя на берегу в комфортном одиночестве, просто отдыхал душой и телом, наблюдая за мерцающими завитками полёта светлячков. Это завораживало и вводило его в подобие флегматичного транса.
Пока на третью ночь в его спокойную идиллию не вторгся кто-то, кого Крис не видел, но прекрасно слышал и даже чувствовал: до пальцев доходила рябь по совершенно гладкой прежде воде. Судя по приглушённому, словно уходящему в вату звуку, его невольный сосед тоже вошёл в воду, как он когда-то. Но оказался умнее, и дальше не полез — поверхность озера успокоилась, зато послышалась возня на берегу и после ровное дыхание. «Он сел в траву точно так же, как и я, — понял Крис. — А может, он тут не первый раз? Может, именно он спас меня тогда?» Эта мысль не побудила встать и идти искать этого другого. Только вызвала лёгкую досаду на то, что такое приятное уединение нарушено… а потом он привык. Привык прислушиваться к чужому размеренному дыханию и даже тому, что в голове иногда возникали вопросы — о чём тот, другой человек думает, сидя на берегу в этом молочном тумане? Догадывается ли о его присутствии? И придёт ли снова?

Как бы то ни было, наутро Крис помнил каждый свой сон, где он сидел на берегу озера светлячков. И вставал потрясающе отдохнувшим. Пока на него не наваливалось осознание дня недели и яркое воспоминание: Себастьян смотрит на него с пониманием, терпением и невысказанным голодным чувством во взгляде. А потом его глаза затопляет печаль. Когда Крис уходит? Или раньше?

Он не знал, но думать об этом не было никаких чёртовых сил. Благотворный эффект от сна испарялся в ту же минуту, и Крис, чувствуя себя дряхлым разваливающимся стариком, у которого ноют колени на погоду, вставал и ковылял к ванной, чтобы отлить и умыться.

Ему очень, невозможно тяжело давалось всё это. Не такая уж проблема понять что-то о себе, как принять это за данность, примириться и срастись душой и телом. Крис понимал, что открыть свою бисексуальность к тридцати намного лучше, чем осознать её после пятидесяти или не осознать вовсе, мучаясь от непонятных чувств, фрустраций и неосуществлённых желаний, переплавляющихся невольно в психологические проблемы. Но ведь раньше… было достаточно возможностей. Чего стоил только весь его коллектив, в котором хватало приятных внешне и интересных в целом парней. И ведь никогда, ни единого раза… ни во время общего душа, ни в раздевалке его не обеспокоила и не взволновала близость мужского тела, он совершенно спокойно отмечал чужие достоинства и недостатки… ровно до того чёртова танго с Себастьяном. Может, дело всё-таки не в нём? Возможно ли, что проблема в самом танго и слишком близком контакте тел? Ведь ни с кем он не тёрся больше так во время танца.

Так он пытался убедить себя, что всё в относительном порядке, начиная с раннего утра понедельника и продолжая изо дня в день, просыпаясь ото сна с озером, чувствуя крепкий утренний стояк и невольно вспоминая такой же; и Себастьяна, и этот странный танец, который и танцем-то назвать язык не поворачивался. Внезапно Крис подумал, пока шуровал электрощёткой во рту: а что Себастьян? Он тоже почувствовал к нему что-то? Или ничего, кроме презрения, почувствовать в той ситуации было невозможно? Всё это казалось отвратительным, таким отвратительным. И очень стыдным.

И единственное, что отвлекало Криса от пограничного муторного состояния, в котором ему хотелось поскорее добраться до производства с утра, а вечером поскорее вернуться домой и запереться за дверью в квартире, была работа. Пока Крис сидел на своём месте инженера перед чертёжной доской, рядом с которой стоял его стол с компьютером и распилочный станок для особо сложных элементов, он отключался от мира и уходил в работу не с головой даже, а в глубокий затяжной нырок — прочь из этой реальности. На обед его обычно утаскивали за руку: или Хейли, понимая, что он снова не пришёл в столовую вместе со всеми, или Эрик, по-соседски: он занимал кабинет справа по коридору.

Если бы сегодня, в пятницу, кто-то спросил его, что он ел на ланч все эти дни, Крис бы надолго задумался… и так и не ответил. Он не помнил. Это время пролетело как в тумане в мыслях о проекте: им заказали обставить деревянной мебелью эксклюзивный загородный мини спа-отель.

Последние силы уходили на то, чтобы отбиваться от звонков Скарлетт. В понедельник и среду он быстро и просто отшил её историей о новом проекте и о том, что он не успевает за объёмом работ, нужно будет задержаться. Он и правда задерживался, приползая домой уже к полуночи — настольная лампа в его кабинете бросала косую полосу на пол общего коридора, в котором давно царила темнота. Скарлетт, чувствовалось, расстраивалась, но пока не собиралась припирать его к стенке — и Крис малодушно был счастлив этому моменту передышки.

Он сам не знал. Ни черта он не знал. Не знал, что говорить ей и что теперь делать. Идея того, что нужно будет встретиться с Себастьяном лицом к лицу после произошедшего, пугала до панических атак. Крис не считал себя трусом. Он мог постоять за себя и защитить близких ему людей — он делал это не раз, когда приходилось. Его мышцы не были показушной картинкой, он занимался единоборствами помимо танцев и при случае мог поставить обидчика на место. Но проблема была в том, что обидчиков не было. Был только Себастьян, его взгляд и танго, и Крис недоумевал, почему у него панически учащается сердечный ритм, стоит ему только представить, как они поедут со Скарлетт на тренировку и встретятся с ним. Это было невыносимо, если думать об этом.

Но вполне нормально переживалось, если не думать — что Крис и делал, ныряя в работу.

Когда завибрировал телефон, Крис не сразу понял, что это за назойливый звук, дорабатывая 3D макет в программе у монитора компьютера.

— Да, — наконец ответил он, стараясь не отвлекаться от расчётов. На его носу сидели защитные очки, которые он всегда педантично надевал перед работой на компьютере. Конечно, он не посмотрел на дисплей. Очень мало человек могли позвонить ему в… Крис посмотрел на часы. В пять дня. Именно так.

— Крис, милый, во сколько мы сегодня встречаемся? Сможешь забрать меня из издательства? — спросила Скарлетт как ни в чём не бывало, а Криса тут же выкинуло в нормальную реальность: сердце заколотилось и резко вспотели ладони. Он не сразу смог совладать с голосом и мыслями, которые внезапно испарились из головы.

— Я не… Я ещё работаю, Летти. И не думаю, что сегодня…

— Подожди. Сейчас пять. У тебя короткий день в пятницу, разве нет? — с подозрением спросила она и, не дав ему ни слова вставить, продолжила: — Слушай, ты задерживался до ночи всю неделю, можешь хотя бы один день уделить нашей тренировке? Я не прошу о большем. Но отдыхать от работы тоже надо. А ещё мне звонил Себастьян и спрашивал, куда мы пропали и ждать ли нас на занятие. Ему-то что, конечно, мы за месяц вперёд заплатили. Но мне, например, не всё равно. Так что, ты заберёшь меня сегодня, или добираться самой?

Крис медленно стянул очки с носа и положил их в футляр, устало прижимая пальцами глаза под закрытыми веками и негромко выдыхая. Чёрт… Он знал этот тон. Скарлетт упёрлась рогом, и если он продолжит бегать, станет только хуже. Намного хуже. Скарлетт умела душу вытрясти, и, чёрт, она была права в своём желании заниматься или хотя бы услышать объяснения. Вот только что, что он мог ей сказать? Что они танцевали, и Себастьян снова был в этих своих женских туфлях, и прижимался так близко и жарко, что у него неожиданно встал, поэтому теперь он даже посмотреть ему в глаза не сможет? А ещё… Криса странно взволновала новость, что Себастьян звонил Скарлетт и они разговаривали. Подумать только. Он что, волнуется? Крис даже не размышлял о ситуации в этом ключе. Глупо как-то.

— Он что-то сказал? — спросил Крис, сам не ожидая от себя.

— Кто?

— Себастьян, — выдохнул он, осознавая вдруг остро и горячо, что снова называет это имя вслух.

— Сказал, что не любит, когда прогуливают его занятия. Я пообещала, что это только на этой неделе, пока у тебя начало проекта. Ты ведь не собираешься пропускать и дальше?

Крис тяжело сглотнул. Очень сильно хотелось пить, и ещё сильнее — завершить этот разговор прямо сейчас. Выйти покурить на воздух, в конце концов. Он принял решение быстро, едва осознавая:

— Я заеду за тобой через полчаса, хорошо? Собирайся.

— До встречи, Кристофер Робин, — и она скинула вызов до того, как он начал ворчать по поводу дурацкого школьного прозвища.

Это было фиаско. Конечно, рано или поздно ему пришлось бы всё объяснить Скарлетт. Но он намеревался сделать это, когда сам достаточно разберётся в себе и сможет принять произошедшее с ним как данность. Да и как это ей преподнести? Крис понятия не имел.

Он устало откинулся на широкую спинку кожаного кресла, положил ладони под голову и посидел так, широко расставив локти, ощущая каждой клеточкой тела, как благодарно расслабляется затёкшая от однообразной позы спина. Вот только сердце до сих пор стучало в бешеном ритме, и страшно горели уши — то ли от стыда, то ли от смущения. Нужно было придумать что-то. Как говорить, что говорить, хотя бы наметить линию беседы. И как назло в голову ничего не шло. Крис не моргая смотрел на красивую модель резной деревянной спинки, макет, что он завёл в программу по эскизу Хейли. Она медленно поворачивалась в 3D-проекции вокруг своей оси посередине экрана, завораживая изяществом линий.

На секунду Крис понял вдруг, что сегодня, возможно, увидит Себастьяна. Они встретятся спустя неделю, и…

Дальше в голове страшно буксовало. Крис ощутил, что стук сердца отдаётся в ушах и затылке, нахмурился и встал из-за стола.
Он заехал за Скарлетт в её издательство на Манхэттене. Они скупо поздоровались, и Крис молча сел в машину, потому что его почти трясло от понимания, что это не шутка. Вот она, Скарлетт, собственной персоной. И сейчас, едва реагируя на её пустой разговор о прошедшем напряжённом дне на работе, он вёл вайб обратно в Бруклин, в сторону «Милонги». С каждой оставшейся позади милей Крис всё сильнее замыкался в себе и хуже слушал, и от напряжения и поглотившего его волнения ладони начали скользить по кожаной обшивке руля.

— Слушай, что происходит? — спросила, наконец, Скарлетт, когда они застряли на длинном светофоре в квартале от нужного дома. — На тебе лица нет, ты весь бледный. Ты себя плохо чувствуешь? Что-то произошло между вами снова? Поэтому ты так трясёшься и не хочешь ехать к Себастьяну? Что он вытворил на этот раз?

Крис вздрогнул, начиная снова слышать и понимать её слова именно тогда, когда услышал его имя. И… это вдруг показалось Крису даже не рукой помощи, а серьёзным спасательным кругом, накинутым прямо ему на голову. Просто взять — и свалить всё на Себастьяна. Скарлетт ведь не будет докапываться до правды, на черта ей это сдалось? Это было отвратительно, паника звенела где-то в затылке железной крышечкой, но идея оказалась единственным из приемлемых вариантов. Он глубоко вздохнул и… кивнул, решаясь.

— Я пришёл к нему в воскресенье с просьбой порепетировать самостоятельно те моменты, которые никак у меня не выходят. И…

— Он согласился?

— Да, но… в общем, мы не репетировали нашу с тобой постановку. Вместо этого он раскритиковал нашу уверенность в себе как танцоров и сказал, что начинать танцевать танго нужно с самых азов, и весь вечер мы занимались самыми простыми шагами.

— И что в этом страшного? — Скарлетт развернулась к нему корпусом, нетерпеливо почёсывая пальцем свой подбородок. Её взгляд выражал непонимание и заинтересованность. — Что именно произошло?

Крис медленно моргнул, тихо ненавидя себя. Он смотрел перед собой на перекрёсток, по которому двигался неспешный поток машин — как бесконечная железная змея с рябой и местами ржавой чешуёй.

— Я старался, но у меня многое не получалось, и он…

— Снова ругался? Выкинул что-нибудь похлеще? — Скарлетт нахмурилась и вздохнула, отводя взгляд. А он так и не смог продолжить. Это оказалось выше его сил. Он сжимал руль в руках так крепко, что начали болеть пальцы. — Крис, слушай… я не хотела, чтобы наши тренировки превратились для тебя в постоянную борьбу с самим собой. Мне очень жаль. Я не знаю, почему он взъелся на тебя, но ты не должен идти туда как на войну каждый раз. Мне… жаль, если ты испытывал дискомфорт из-за моего эгоизма. Ты прав. Мы можем поискать другого мастера неподалёку и ничего не потеряем. У нас есть материал, над которым нужно работать. Наверняка, это не единственные курсы.

Сзади нетерпеливо засигналили: светофор переменил цвет на зелёный. Крис пришёл в себя, чувствуя, как его ладонь со сведёнными пальцами на коробке передач греет маленькая ручка Скарлетт. Сзади засигналили снова, сопроводив это отборной руганью в открытое окно. Крис вздохнул и, кивнув, медленно тронулся с места. Он боялся поверить в то, что всё могло разрешиться вот так просто. Раз — и всё.

— Может, сходим в клуб, развеемся? — предложила Скарлетт, продолжая его утешать.

— Не рано для клуба? Всего шесть, — как можно ровнее ответил Крис, смотря на дорогу. Хотя чувство невероятного если не облегчения, то надежды затапливало каждую клеточку тела.

— Мы можем заехать куда-нибудь поужинать. Я, правда, не очень хорошо знаю эту часть Бруклина, но… у нас ведь есть Сири? — Скарлетт улыбнулась и достала из сумочки свой телефон, заинтересованно начала тыкать в него пальцем. — Бургеры, мясо, рыба, суши? Что хочешь сегодня? Может, пасту? Или буррито, начос, сальса?

— Что угодно, только не мексиканскую кухню, — неожиданно для себя выдал Крис.

— Ого, — Скарлетт тихо мелодично присвистнула и улыбнулась. — Как он тебя допёк всё-таки. Сири, итальянские рестораны и кафе в Бруклине, поближе к нашему местонахождению, — сказала она, держа телефон недалеко от лица. Тот отозвался услужливым женским голосом, начиная поиск.

Крис, осторожно забирая к обочине, чтобы дать им время на серфинг, мрачно подумал: «Ты даже не представляешь, как именно».