Небо в глазах ангела
Черновики электронных писем
Аннотация
Закрытая школа для мальчиков и запертый в ней подросток. Красивый, талантливый и одинокий. Ничего хорошего не ждет он от своей «ссылки» и даже не подозревает, какие подарки приготовила ему судьба. Но сумеет ли он принять их? Он расскажет об этом в письмах. Письмах, которые не будут отосланы. Письмах к матери...
Закрытая школа для мальчиков и запертый в ней подросток. Красивый, талантливый и одинокий. Ничего хорошего не ждет он от своей «ссылки» и даже не подозревает, какие подарки приготовила ему судьба. Но сумеет ли он принять их? Он расскажет об этом в письмах. Письмах, которые не будут отосланы. Письмах к матери...
6. Письмо от 12 октября (из папки «Черновики»)
Здравствуй, дорогая мамочка!
Как ни прискорбно мне это осознавать, но все же придется признаваться, что благодаря твоему воспитанию я определенно что-то не понимаю в этой жизни. Ты как меня всегда учила? «Сыночек, спорт - это только для тупых и обделенных интеллектом людей, которые не способны проявить себя больше ни в чем, кроме своеобразной демонстрации физической силы». Твои слова? Твои. И до недавнего времени я был абсолютно уверен, что ты права. Собственно, за это я его и не люблю, спорт то есть. Мне с детства претила мысль, что, если я буду заниматься в спортивной секции, меня будут считать ограниченным. Да и ты всегда запрещала мне в них вступать, а от занятий по физической культуре ты, мам, достала мне такую справку, что преподаватели на меня даже дышать боятся, не то чтобы заставлять что-то там делать, в спортивные игры те же играть. Я вечно отсиживался на скамеечке в тенечке, пока мои одноклассники носятся, как угорелые, по спортивной площадке.
Так вот к чему я это все. Дело не в том, что я в свои шестнадцать неожиданно воспылал страстью к спорту, совсем нет, не думай. Просто с прошлой субботы я, так или иначе, вполне себе на регулярной основе вынужден общаться с Крейгом Хромом, а, как я тебе уже рассказывал, он чуть ли не первый спортсмен в нашей школе, то есть все, что ты говорила о людях, занимающихся спортом, по определению должно подходить и ему. Но, вот в чем беда, оно не подходит. Совсем. И я раз за разом в этом убеждаюсь. И меня это раздражает, если честно, но пока, что удивительно мне самому, не настолько, чтобы откровенно послать этого идиота. Он, правда, ведет себя по-идиотски, но совсем не в том ключе, в каком должен бы вести, если верить тому, чему ты меня учила. Поэтому я сам уже не знаю, что о нем думать, как себя с ним вести.
Я честно стараюсь держать этого увальня на расстоянии, чем дальше, тем лучше. Но он коварно подбирается все ближе и ближе, и это совсем выбивает меня из колеи. Мама, что мне делать? У меня стойкое чувство, что я совсем запутался, заплутал, все эти его ухищрения, которым он подозрительно часто меня подвергает, не дают мне покоя. Я не знаю, как на них реагировать, как относиться. А у тебя спросить не могу. Ты ведь не сможешь понять, правда? Конечно, правда. И что мне делать? К кому бежать за дельным советом?
Попробую разложить все по полочкам. Ты когда-то любила повторять, что, для того чтобы что-то сделать, нужно главное - начать, а все остальное придет само собой. Поэтому, начну с понедельника. Нет, все же дорасскажу, как закончилась для меня суббота, правда, там не совсем про Крейга, но кроме него есть еще пара личностей, которых мне хотелось бы понять. Так что буду рассказывать в хронологической последовательности. Ничего? Хотя, зачем я спрашиваю?
После совместного душа, если это, конечно, был именно он, я ушел, не дождавшись Крейга. Но ведь, и правда, с чего это вдруг я должен был ждать? Какие могут быть ко мне претензии? Вот лично я убежден, что никаких. А вот этот рыжий гад остался недоволен, как мне показалось. Откуда знаю? Потом расскажу. Я ведь написал, что буду раскладывать все по порядку, так что об этом потом.
В общем, ушел я в свою комнату, заперся в обнимку с ноутбуком, который, кстати, мне подарила ты, мам, за что я не устану говорить тебе спасибо. Пожалуй, в этой новой школе он стал моей единственной отдушиной. Только с ним мне спокойно и легко, только ему я изливаю душу, вот как сейчас, в электронном письме, которое никогда не дойдет до адресата. Но не суть. Я не хотел никого видеть в тот момент, особенно Крейга. Мне просто хотелось побыть одному, и так за прошлый вечер и сегодняшнее утро я побил свой личный рекорд по общению с посторонними и совершенно, по сути своей, чужими мне людьми. За те полтора месяца, что я тут живу, мне еще ни разу не приходилось так долго терпеть рядом с собой кого-то. И дело тут не только в Крейге, хотя его все же в общей доле было больше всех, а вообще, ведь я еще с Салли общался, а до того с Джимом, который по доброте душевной меня и напоил.
Ты помнишь, что я у тебя довольно недурственно рисую? Наверное, вряд ли. Последний раз я показывал тебе свой рисунок, кажется, в пятом классе или и того раньше. Не помню, если честно. Но ты отвергла его. Сказала, что художники плохо кончают, поэтому мне не надо заниматься этой мазней, прибыли ноль, а признание только посмертно. Больше я ни разу не пришел к тебе с рисунком. И не жалею, если честно.
Правда, пришлось ухищряться и прятать планшет, который мне в тайне от тебя подарил дядя Том, вот кому мои рисунки всегда нравились. Он даже сказал мне незадолго до моего отъезда, что моя техника взлетела до таких высот, что он уже не уверен, кто из нас рисует лучше. Похоже, когда ты отказывала мне в праве на творчество, ты вспоминала его - твоего непутевого младшего брата. Правда, я до сих пор не понял, что же ты, мам, нашла в его образе жизни такого непутевого. Да, он вольный художник, да, перебивается не весть чем от одного крупного заказа до другого, а на полученные деньги кутит несколько недель кряду, пока не поизносится совсем и не придет в очередной раз одалживать у тебя. Он мог бы показаться жалким или опустившимся, но не мне. Ведь, несмотря на все то, что ты порой плетешь соседкам, уж я-то знаю, что все свои долги он возвращает тебе до цента. Помню, меня долго удивляло, почему ты о нем врешь своим подругам и приятельницам, почему принижаешь, выставляешь в совсем дурном и пошлом свете. Теперь не удивляет. Ты просто самоутверждаешься за счет него, мам, вот и все. Но об этом я тебе, наверное, никогда не скажу. Не хватит духу. Да и не о том речь. Это меня снова куда-то не туда унесло.
Я рисовал, развалившись на компьютерном стуле перед письменным столом, на котором пристроил ноут, когда в дверь постучали. Не знаю, сколько прошло часов, кажется, я пропустил завтрак. Но, если честно, есть не хотелось совсем. Наверное, мам, и в этом я весь в тебя, ты тоже, когда нервничаешь, говоришь, что кусок в горло не лезет, вот и у меня так же. Поэтому завтрак, увлекшись, я благополучно проморгал. Но не расстроился. Мне совсем не хотелось видеть счастливые или, напротив, помятые и заспанные лица одноклассников и прочих личностей, которым посчастливилось принимать участие в субботнем разгуле. Дверь открывать совсем не хотелось. Но я открыл. Зря.
Они ввалились ко мне сразу вдвоем, и мне пришлось посторониться, хоть и был порыв так и оставить их торчать в коридоре, но этот Салли, рыба-прилипала, чтоб его, по-хозяйски оттеснил меня плечом и втащил вслед за собой глупо улыбающегося Джима.
- Чем обязан? - рыкнул я из последних сил. Я ведь тебе уже говорил, что после всего, что произошло в субботу, в воскресенье меня одолела жутчайшая апатия, не хотелось ничего, особенно разговоров.
- Как это чем? - возмущенно воззрился на меня этот придурок Джим. - Мы ведь друзья. Поэтому...
- Кто, прости? - уточнил я тем самым тоном, за который мне не раз влетало от тебя в прошлом, пока я не научился сдерживать это в себе.
Джим, понятное дело, растерялся. Зато Салли, который учится двумя курсами старше нас, нет.
- Нам просто интересно, - без спроса плюхнувшись на мою кровать, объявил этот крысюк. - Как тебе вчерашняя вечеринка?
- Нормально, не жалуюсь, - ответил я и шагнул к двери, чтобы демонстративно её для них распахнуть, но не тут-то было.
Вот скажи, мам, почему я у тебя иногда так не вовремя тупить начинаю, а? Не знаешь? Вот и я ничего в свое оправдание в такие моменты сказать не могу. Почему я не закрыл все окна на ноуте, когда пошел им открывать, вот скажи мне? И, разумеется, этот гаденыш Джим, первым делом кинулся инспектировать, что это у меня там такое яркое. Сволочь. Когда он взвыл, тыча пальцем в экран, и обернулся к нам с Салли, я первым делом бросил взгляд на свою заранее припасенную биту, мне очень захотелось пустить её в ход. Но я сдержался. В конечном итоге я совсем не уверен, что моей даже самой сильной злости может хватить на них двоих. Скорей всего на одного, да и то не факт. На пару они меня быстро скрутят, амбалы, чтоб им икалось!
- Это ведь Джоспер, да? Учитель рисования? - спросил он, указывая на мой небольшой шаржик.
Я нарисовал его под настроение, ни о чем не думая, просто тупо водя пером по планшету. Почему я выбрал именно этого учителя, спросишь ты? Да потому что он меня уже достал. Я, честно, как ты и учила, стараюсь не выделяться в художественном классе, еще не хватало, чтобы ты прознала о том, что я все еще рисую втайне от тебя, и даже, если верить дяде, улучшил свою технику. А ведь мистер Джоспер такой, восторженный, как незнамо кто, непременно растрезвонил бы всем и каждому, если бы у него в классе кто-нибудь отличился. А я не хочу этого. Совсем не хочу.
Рисование - это только для меня, это личное. Еще более личное, чем дневник, который я когда-то пытался вести, но ты нашла его, в очередной раз проводя небольшую инспекцию в моей комнате, и больше у меня так рука и не поднялась писать что-то на бумаге. Возможно, я и эти письма пишу сейчас лишь потому что мне не хватает такого вот дневника на бумаге, но цифра она надежнее хотя бы тем, что ты уж точно не сумеешь взломать мой пароль электронной почты, да и не додумаешься, если честно, что я могу писать нечто подобное здесь. Мнимая иллюзия безопасности успокаивает. А мысли текут своим чередом, и я, уже пристрастившись к этим письмам, просто не могу не писать, ведь мне больше не с кем поговорить, кроме как с тобой. Ты постаралась все сделать для того, чтобы обезопасить себя от любых посягательств на твоего ненаглядно сына. Но о тех вещах, которые я описываю в этих письмах, я тебе никогда не смогу, да и не захочу рассказать, поэтому я пишу их тебе, но не для тебя. Печально? Возможно. Но такова моя жизнь.
Так вот, Джимми привлек внимание Салли к моему ноуту, и тот подорвался с кровати до того, как я успел хоть что-нибудь сказать.
- Вау! - протянул он с таким восторгом в голосе, что я честно попытался распознать в нем фальшь, но, что обидно, не нашел её. Они оба обернулись ко мне и уставились сияющими глазами. Я почувствовал себя очень неуютно под этими взглядами.
- Что? - спросил я недружелюбно.
- Слушай, - начал Салли, переглянувшись с Джимом. - А ты не хотел бы принять участие в одном проекте?
- Нет, - отрезал я, оттеснил их от компьютерного кресла и плюхнулся в него, потянулся к мышке, свернул окно с шаржем и понял, что снова стормозил, там под ним было еще одно окно, но уже не с шаржем, а с полноценным рисунком, точнее портретом.
Сам не знаю, что дернуло меня нарисовать именно его, то есть, я его давно нарисовал, еще до секса, просто так, решив, что поймал интересный типаж, и вот теперь на меня и застывших за спинкой кресла ребят, смотрел не кто-нибудь, а Крейг Хром собственной персоной. Но я не говорил тебе, и не скажу, что в последнее время я пристрастился рисовать немного в фантастической манере, особенно, если рисую людей, хотя дядя Том говорит, что и пейзажи мне удаются. Вот и Крейга я изобразил не в школьной, а в летной форме второй мировой войны, мне показалось, что она просто идеально ему подойдет, и я, как мне кажется, не ошибся. И рисунок я этот в тот день открыл лишь потому, что захотел дорисовать задний план, мне виделось, что позади отважного пилота, как я прозвал его про себя, непременно должен быть самолет. С блестящими, выкрашенными в зеленый металик боками. И так увлекся этой идеей, что шарж на преподавателя рисовал лишь затем, чтобы немного отдохнуть и отвлечься. Но в тот момент, когда у моего детища появились зрители, мне вдруг стало стыдно за него, сам не знаю почему.
Наверное, всему виной твое воспитание, мам, ведь после того самого первого моего рисунка ты не устаешь мне повторять, что художник - профессия презренная. Да и как хобби вся эта мазня опасна, и лучше не тратить на нее время, а ведь здесь, в этой новой школе, я вечерами только тем и занимаюсь, что рисую. Поэтому я так и не закрыл окно с его портретом, несмотря на то, что мышка все еще была у меня в руке. А потом, не знаю, что на меня нашло, наверное, проснулся тот самый дух противоречия, который ты, мам, как бы ни старалась, так и не смогла задушить во мне. Я открыл окошко проводника и выбрал папку с гордым названием – «Мои рисунки». Там у меня все рассортировано по папочкам с говорящими названиями, а не разбросано незнамо как, в этом я у тебя педант, хоть ты и не знаешь, но так есть. И открыл первую из них – «Мои одноклассники».
Пролистал эскизы картинок где-то до середины и развернул на полный экран рисунок с Джимми, я его изобразил юнгой на пиратском корабле, отважным и бесстрастным, с изогнутым клинком в зубах и пестрым попугаем на плече, он хватался за канаты, взбираясь на самую вершину мачты, а под ним бурлило неспокойное море. На самом деле, он единственный из одноклассников, для которого я так тщательно прорисовал фон, остальные у меня только в набросках. Но Джим отчего-то стал исключением, а ведь рисовал я это еще в сентябре, когда даже парой слов с ним не перебросился.
Сейчас, когда я пишу это, я уже многое успел переосмыслить, поэтому могу признаться, что, скорей всего, все дело было в том, что он мне понравился. Просто понравился, и, наверное, не будь я отравлен твоим воспитанием, я бы попытался с ним сблизиться, подружиться. Но ведь ты, мам, всегда негативно относилась ко всем моим попыткам найти себе нормального друга, который понравился бы мне самому, а не тебе. Ведь того же Дена выбрала ты, а не я. Я только лишь научился его прикармливать, чтобы можно было за твоей спиной делать то, чего ты никогда бы не одобрила. Но Джим, он не такой, как Ден, мне отчего-то кажется, что он никогда бы не взял с меня денег за дружбу, даже за то, чтобы прикрыть меня от тебя.
Правда, мне вряд ли представится возможность это проверить, да и вообще, на самом деле подружиться с ним. Ведь я их с Салли на пару отшил в тот день. Просто увеличил картинку и показал, что было подписано под ней: «Прост, как сибирский валенок. Раздражает». На самом деле я под каждым изображением реального человека из школы сделал такие вот маленькие ремарки, поэтому, почувствовав сильное стремление прогнать их из моей комнаты и больше никогда не видеть - мало мне, что ли, в то утро было Крейга? - я свернул этот и открыл другой. Из папки «Просто люди». Там был изображен Салли, но не человеком, а маленькой рыбкой прилипалой, висящей на хвосте акулы-директора, но лица у обоих были вполне себе узнаваемыми. Под рисунком так и значилось: «Прилипала. Цапнет - не оторвешь».
А потом я резко крутанулся в кресле и поднял на них глаза. Джим дернулся, рот раскрыл, хотел сказать, наверное, высказать все, что думает обо мне. Разве я не этого добивался, спросишь ты? И я скажу: да. Но, знаешь, отчего-то в тот момент, мне стало почти больно, что-то сдавило в груди. Иногда я чувствовал подобное, когда ты в очередной раз начинала изливать на меня тонны своего льстивого яда, уговаривая больше не делать так, как тебе не хочется, а мне оставалось только тупо улыбаться тебе, опасаясь навлечь на себя полноценный гнев и кивать, кивать, кивать, как заведенный китайский болванчик. У тебя в комнате, кстати, есть такой. Я за ним с детства наблюдаю. Сравниваю себя с ним, но ты об этом не узнаешь никогда. Да и неважно это.
Так вот, Джимми хотел сказать, но Салли ему не позволил. Положил руку на плечо, потянул за собой к двери, а я остался сидеть в кресле. Джимми, правда, попытался упереться под конец, снова рот раскрыл.
- Но... - выдавил из себя мальчик-пират моих фантазий, но был довольно решительно вытолкан подельником за дверь, а Салли задержался.
- Ты очень хорошо рисуешь, Джонни, - и мне бы радоваться такому комплименту, но он продолжил, и я быстро понял, что в этой фразе не только похвала. - И слишком часто вешаешь на людей ярлыки. Мы с Джимми задумали создать свой сайт как альтернативу официальному сайту школы, нам бы очень пригодились твои оформительские таланты. Ты подумай об этом, мы позже зайдем, - и вышел, а у меня в ушах еще долго звенело обращение, которым он закончил свою речь. - Принцесса за колючей проволокой, - это он обо мне? Да? И кто из нас еще лучше ярлыки вешает? Я, по крайней мере, прозвища не приклеиваю, так еще и намертво - хрен оторвешь.
И я остался один. Разве не этого я добивался, спросишь ты? Да, этого. Но знаешь, мам, мне в тот момент сделалось так грустно. Почему я у тебя таким моральным уродом получился, скажи мне? Знаю же, что не скажешь. И все же. Это в десять-двенадцать лет я верил тебе беззаветно, мне казалось, что ты царь и бог моей вселенной, и все, что ты говоришь, однозначно, истинно и верно. Но сейчас, когда я вырос, я многое стал понимать. Ты всегда сама выбирала мне друзей, опасаясь подпускать ко мне хоть мало-мальски сильных личностей, всегда рядом со мной обретались одни лишь слюнтяи. Поэтому я переключился на девчонок, с ними я знал как себя вести, ведь ты у меня тоже в своем роде девчонка, поэтому с ними мне было легко. Но ты даже себе не представляешь, как мне всегда хотелось нормально общаться с парнями. Разговаривать на мужские темы, обсуждать все тех же девчонок, заниматься мужскими делами, да хотя бы в тот же волейбол играть. Ведь когда-то, я помню, мне очень нравилась эта игра. Пока ты не пришла в школу, не дождавшись меня дома к оговоренному часу, и обнаружила, что я наравне со всеми ношусь по волейбольной площадке. Месть твоя была жестока. Выслушав твои нотации, краснея и бледнея рядом с тобой, когда ты отчитывала нашего тренера, я понял, что больше никогда. Никогда. А ведь мне бы...
Чтобы хоть как-то отвлечься, я забрался на официальный сайт школы, осмотрел его во всех видах и принялся за дело. Пусть я никогда не смогу опуститься до того, чтобы самому прийти к тому же Салли и отдать это ему, но хотя бы для себя самого я должен был принять этот вызов. И я рисовал в тот день, рисовал, как сумасшедший. Бешеный кураж и боль в сердце. Ты не представляешь, какой это коктейль.
Я пропустил бы обед точно так же, как пропустил и завтрак, если бы Салли не принес его мне. Я определил этого парня как рыбу-прилипалу, хотел унизить, он не нравился мне, но только в тот момент, когда, открыв дверь, я увидел его на пороге с подносом, понял, что он не прилипала, о нет, он - танк, готовый смести на своем пути любые преграды, если что-то для себя уже решил, если поставил цель. Я так ярко увидел его в роли танкиста все той же мировой войны, как он сидит на танковой пушке и жует травинку, что очнулся лишь тогда, когда он с силой впихнул мне в руки поднос, так, что его край больно ткнулся мне в грудь, отрезвляя. И бросил уже на ходу: «Соблаговолите откушать, принцесса в печали». Я мог бы ему возразить, разораться, затопать ногами, в конечном итоге, у меня все еще оставалась мой красная бита, но нет. Я молча унес столовскую еду в свою комнату и даже как-то уговорил себя все съесть.
Но, знаешь, что я тебе скажу, мам, последние несколько лет даже тебе и тоннам того льстивого яда, что ты на меня регулярно выливаешь, если тебе удается подловить меня на том, что тебе однозначно не нравится, не удается выжать из меня ни единой слезинки. А в тот воскресный день у меня то и дело намокали ресницы, но не от долгого сидения перед монитором, а просто так. Мне было больно, мам. Очень больно. Из-за того, что они со мной по-человечески, можно даже сказать по-доброму, а я так не умею. Не умею и все. И даже не могу опуститься до того, чтобы попросить, чтобы научили. Ведь ты меня воспитала таким гордым. Мама, за что? За что ты так со мной? Почему ты решила, что раз ты меня родила, то я теперь только твой на всю жизнь, что не может у меня быть никого другого. Я не говорю, что дороже. А просто быть. Просто рядом. Мама, ну, почему?
На ужин я явился уже сам. Правда, с приличным опозданием, когда многие уже покидали столовую. В дверях мне встретился Крейг с компанией, но, если честно, я был так поглощен своими мыслями о дизайне нового сайта, что так и не заметил бы его, если бы не услышал, как кто-то из парней, мимо которых я старательно протискивался, не обратился к нему.
- Эй, Крейг, дружище, ты чего застыл? - громко спросил какой-то неизвестный мне парень.
Я поднял глаза и встретился взглядом с Хромом. Тот смотрел на меня, парня, что обхватил его шею рукой, он пока игнорировал. Я, если честно, не понял тогда, почему он так на меня смотрит. Точнее, почему он считает, что имеет право так на меня смотреть. Ну, подумаешь, трахнулись разочек, так думал я в тот момент. Ну, понравилось, причем, похоже, что обоим. И что теперь? Мы ведь парни. И вообще, это была вынужденная мера ввиду отсутствия на территории школы девчонок. Что с того? Мы ведь не парочка или еще что-то в этом роде. Мы даже не друзья. Мы ни разу не говорили по-нормальному. Постельные разговоры не в счет. Ну, хорошо. Был у нас еще совместный душ. Но, если честно, я его воспринял как его попытку трахнуть меня повторно или хотя бы напроситься на минет. Но я его отшил, явно дав понять, что лавочка закрыта. Так что же он на меня теперь так смотрит, словно обвинить хочет, что за ним не бегаю, как собачонка. Еще чего не хватало, думал я. И честно, до сих пор считаю, что частично был прав. Но только частично.
Поэтому я просто опустил взгляд, перевел его в сторону полупустых столов, выбирая себе место, и больше на него даже не взглянул. Правда, слышал со спины, как он ответил тому парню.
- Ничего. Просто я, похоже, не так что-то понял.
- Это ты про что? - уже удаляясь, принялись выспрашивать у него, и я больше ничего с той стороны не услышал. Крейг со своими друзьями-амбалами ушел.
Я же нашел себе столик и принялся ужинать. Правда, сделать это в одиночестве мне не дали. Буквально сразу, стоило дежурному принести мне поднос с едой, ко мне подошла все та же парочка, уже начавшая казаться мне неразлучной. Джим и Салли. И больше всего меня выбило из колеи то, что они-то уже поели, но все равно уселись на лавку по обе стороны от меня и принялись молча допивать свой чай с булочками. А я специально был вынужден есть медленно, чтобы не подавиться.
Их соседство смущало и нервировало меня. Почему? Потому что при такой диспозиции я даже не мог встать и уйти, демонстративно выбросив свою еду, как делал раньше, когда ко мне вот точно так же подсаживались. И самое обидное, они молчали. Не из чего было раздуть ссору. А ведь мне этого уже хотелось. Уж лучше ссора и скандал, чем вот такое молчание. Знаю, что это чисто твой принцип. Ты всегда так со мной общалась, если я замыкался и подолгу отказывался разговаривать с тобой, когда ты в очередной раз портила мне жизнь, заявляя, что делаешь только лучше. Ты закатывала такие скандалы, что мне впору было реветь в голос, но я послушно велся на них, орал на тебя, скандалил, терпел твои ненатуральные рыдания и обмороки, утешал, как примерный сын, ведь ты именно этого ждала, именно на это рассчитывала. И все. Мы бурно мирились, ты меня прощала, предварительно взяв обещание, что я больше никогда не буду делать так-то и так-то, например, играть все в тот же волейбол. Вот и в тот момент я решил, что мне бы не помешал такой же скандал, по крайней мере, я знал бы как себя вести и что делать. Но они молчали. И скандала не получилось. Молчали, даже когда кончались булки, и так и не ушли, пока я все не доел, лишь после этого встали, отнесли за собой стаканы на мойку и исчезли из столовой. Я снова остался один.
Добрел до своей комнаты как в тумане, закрылся на ключ. Я всегда так делаю на ночь - привычка, оставшаяся с тех времен, когда я думал, что Крейг однажды подговорит каких-нибудь своих друзей, и они всей толпой наведаются ко мне в комнату. Отключил ноут и завалился спать. Мне больше не хотелось ничего. Даже рисовать, хотя альтернативное оформление и портреты преподавателей и некоторых выдающихся своими достижениями учеников я уже почти все закончил. Ведь на официальном сайте были их фотографии, но я под каждую из них, в качестве той самой альтернативы, сделал легкий набросок. Осталось теперь довести их до ума, прорисовать фоны, раскрасить. Некоторые я взял уже из готовых, некоторые нарисовал заново или, вообще, впервые, так как эти преподаватели у нас могли и не вести, и я их в лицо не знал. Мне казалось, что получилось здорово. Да что там, мне и сейчас так кажется. Тем более сейчас, когда я пишу тебе это письмо, мам, я уже почти все закончил.
На самом деле, сайт школы у нас небольшой. Аккуратненький, и картинок там немного. Если бы я не был таким нелюдимым, если бы ты не воспитала меня таким и я смог бы честно ответить ребятам, что мне очень хотелось попробовать себя в этом деле, я мог бы еще много чего довести до ума. Но сейчас у меня лишь наброски. И я уже знаю, как их использую. Спросишь как? Не скажу. Лишь отмечу, что пишу это все сейчас, и у меня снова мокрые ресницы, и перед глазами регулярно плывет. Решишь, что мне снова больно, и будешь права. Правда, сегодня вовсе не Салли и Джим тому виной. А вообще, если разобраться, во всем виноват только я. И ты, мам, но косвенно. Ведь именно ты сделала меня таким, какой я есть.
В понедельник я учился и доделывал сайт, писал тебе письма, к тому же. В столовой Салли и Джим теперь всегда садятся рядом со мной. Наверное, это Салли придумал какой-то план, хотя мне до сих пор не совсем ясно, с какой целью. Но льстит, что ему настолько могли понравиться мои рисунки, что он готов пойти на такие жертвы, чтобы завоевать мое внимание и согласие. Но я до сегодняшнего дня все еще крепился, да и сейчас, хоть и пишу тебе, что все решил, что мне надоело, что у меня вот уже второй день глаза на мокром месте, и все равно не могу по-другому, таким меня сделала ты. Но я, кажется, уже повторяюсь. Просто, и ты меня пойми, мам, мне больно, грустно, отчаянно одиноко. Да, теперь я прямо могу назвать это жуткое чувство, заполонившее всю мою жизнь - одиночество. Я так устал от него, мам, ты не представляешь, так устал. Поэтому я допишу это письмо и пойду к Салли. Он живет через две двери от меня. Пойду и отдам ему диск со всеми своими разработками, и кое-что попрошу взамен. Бартер - честный обмен. Вот так.
А во вторник после второго урока к нам в класс заглянул Крейг, причем я мог бы и не заметить этого, я готовился отвечать у доски, поэтому всю перемену сидел, уткнувшись в учебник. Ты ведь еще помнишь, что я у тебя, несмотря на все переживания, не забываю хорошо учиться? Ты сама меня учила. Помнишь, мам? Как ты говорила мне, что я должен получать только хорошие и отличные отметки, чтобы ты могла мной гордиться. И на самом деле не раз хвасталась перед подругами, какой я у тебя умненький. Не ботаник, вовсе нет. Я не ношу очки и вообще редкостный симпатяшка, но, тем не менее, отличник. Но не в том суть.
Меня дернул за рукав Джимми, я поднял на него недоуменный взгляд. Не думал, что в моем классе мог найтись тот, кто стал бы так беспардонно меня отрывать от чтения, но, как оказалось, нашелся. Он показал мне куда-то себе за спину. Я немного откинулся на спинку стула, заглянул за него и увидел в дверях Крейга. Этот верзила с легкостью положил руки на притолоку и теперь, повиснув на ней, смотрел на меня. Я отвернулся. Вздохнул. Захлопнул книгу и пошел к нему. Не трудно было догадаться, раз Джим решился меня отвлечь, что Хром приперся по мою душу.
Я вышел в коридор, мы отошли с ним чуть в сторону от двери класса. Я прислонился спиной к стене, он встал передо мной, буравя каким-то странным, непонятным мне в тот момент взглядом. Мне даже думать об этом не хотелось. Все мои мысли занимал лишь предстоящий урок. К тому же за предыдущие дни я так намучился, извелся, исстрадался, что не осталось никаких чувств, даже ненависти. На Крейга меня явно уже не хватало, Салли и его верный Санчо Пансо - Джимми, еще куда ни шло. Но Крейг... О нем, мам, я старался даже не вспоминать. Просто перепихнулись разок, вот и все. Даже познакомиться толком не успели. Правильно, ведь я сам не раз повторял своим так называемым подружкам, что секс еще не повод для знакомства. В случае с Крейгом роль такой вот подружки-однодневки сыграл я. И мне не о чем было сожалеть, впрочем, как я был убежден в тот момент, ему тоже. Но признаюсь сразу, мам, он меня огорошил.
- Ты меня избегаешь? - спросил Крейг после паузы, и у меня чуть прямо там не подкосились ноги. Сам не могу объяснить такую свою реакцию на его слова. Просто словно перемкнуло что-то.
- Зачем? - тупо вытаращившись на него, выдохнул я.
Он нахмурился.
- Не знаю. Ты мне ответь.
Я не знал, что сказать на это. Я не избегал его. Да и вообще разве мы и раньше не пересекались в стенах школы лишь мельком? Что его собственно не устраивает.
- Я не избегаю, - ответил я, он смерил меня взглядом, и я не удержался от колкости. Терпеть не могу, ты же знаешь, когда чего-то не понимаю, начинаю раздражаться и злюсь. - А что тебя не устраивает?
И он сказал мне что. Нет, я не поручусь, что в письмах слова других людей я цитирую тебе дословно, но суть стараюсь сохранить, честно. В общем, этот амбал великовозрастный заявил мне приблизительно следующее.
- Например, раз уж мы не пересекаемся нигде во время уроков и перемен, ты мог бы приходить ко мне на тренировки, не говоря уже о самих играх. Кстати, сегодня мы снова играем.
- Я не люблю спорт, - сразу же ответил я, ведь ты на самом деле окончательно отучила меня его любить.
Но у него от этих моих слов даже лицо как-то странно застыло. А потом он шагнул ко мне, по всей видимости, решив запугать, по крайней мере, я в тот момент воспринял его жест именно так. Уперся ладонью в стену рядом с моим лицом, склонился и пристально посмотрел в глаза. Не на того напал. Я ведь уже писал, что в субботу, переспав с ним, окончательно разучился бояться. Что бы он ни сделал со мной, всегда можно перетерпеть. Пугает обычно в первую очередь именно неизвестность, но для меня в постели с парнем не осталось неизвестных величин. По крайней мере, я так считал тогда. Ошибался, признаю. Но об этом позже.
- Тебе настолько не понравилось со мной? - спросил он, понизив голос, до свистящего шепота. Наивный, думал, что смутит меня своим намеком? Не на того напал. Я рассмеялся ему в лицо, в голос. Надтреснуто и зло. Я на самом деле злился на него в тот момент. Разве можно быть таким идиотом?
- Я кончил. Мне понравилось, - не понижая голос, объявил я, - разве не очевидно?
- Мне нет.
- Твои проблемы, - сверкнул глазами и сделал вид, что, вообще-то, мне уже в класс пора. Он послушно отстранился, но когда я уже отлепился от стены и направился в сторону двери в класс, поймал меня за локоть.
- Так ты придешь сегодня?
- Нет. Я уже сказал, что терпеть не могу спорт. Любой. Хоть футбол, хоть волейбол, хоть горные лыжи, - обернулся на него и... я не знаю, мам, ставлю многоточие, так как просто не знаю, как объяснить то, что я сказал ему, увидев выражение его лица в тот момент. Просто не знаю.
Появилось в его взгляде что-то щенячье. Помнишь, лет в восемь я загорелся идеей, что мне нужен четвероногий друг. И, о чудо, ты мне подарила щенка на Рождество. Он был мокроносым и очень милым, я мог возиться с ним часами. За него я обещал себя хорошо вести и честно исполнял все твои требования. Два месяца. Вот и весь срок. Нет, я не нарушил ни одного своего обещания. Я продолжал быть паинькой, но в то же время я укладывал Арни с собой спать, я гордо выводил его гулять по нашей улице, я возился с ним на полу перед телевизором. Я обожал его. Это все и решило. Не знаю, куда ты его дела. Просто, однажды вернувшись со школы, я его не нашел в нашем доме. Бросился к тебе в слезах, и ты сказала, что убеждена, что мне не нужен никакой щенок, ведь у меня есть ты, зачем нам двоим еще кто-то, пусть и четвероногий. Помню, затисканный тобой, облобызованный, измятый в приторных, пахнущих твоими сладкими духами объятьях, я ушел к себе в комнату и прорыдал всю ночь, а на утро отказался с тобой разговаривать. Ты не пустила меня в школу. Устроила такой скандал, что я до сих пор вспоминаю его с содроганием. И вот в тот момент, когда я обернулся на Крейга, его взгляд мне напомнил об Арни, о забавном, вислоухом щенке золотистого кокер-спаниеля. И меня словно кто-то под руку дернул.
- Если хочешь переспать, так и скажи. Можно после уроков, - объявил я, тщетно пытаясь справиться с собственными воспоминаниями и чувствами.
Мне, правда, в тот момент было уже все равно, сколько раз мы с ним сделаем это. Я ведь и с девчонками своими спал по тому же принципу, пока приятно нам обоим, пока я в постели с ней чувствую себя хоть относительно свободным от твоего гнета, я был счастлив. Сейчас же с Крейгом о счастье говорить не приходилось, но ведь мне на самом деле под конец, да и когда он у меня в рот брал, было приятно, так почему бы не повторить?
- У меня игра, - моргнув, выдавил из себя он.
- Тогда после нее, - пожав плечами и высвободив из его хватки руку, ответил я ему на это. - Только не забудь захватить ту штуку, которой ты меня смазывал. У меня нет ничего такого.
- Это называется «смазка», - произнес он как-то подозрительно тихо. Я не стал разбираться почему. Да и сейчас, осмысливая все это много позже, вряд ли разберусь, если только он сам мне не скажет. А он не скажет. Но об этом потом.
- Ага, её, - кивнул я и, честно, уже собирался окончательно уйти в класс. Вот-вот должен был прозвенеть звонок.
- У меня еще остался твой шампунь и все остальное, - напомнил он.
А ведь я на самом деле о них забыл. Был так поглощен переживаниями, что и не вспомнил. Я сказал ему, чтобы и их захватил, и все же ушел. Сколько он там стоял после меня и стоял ли вообще, не знаю. Сейчас мне бы хотелось, чтобы стоял. Но то сейчас. А тогда я просто ждал его вечером для очередного беспредметного траха, просто так, для поддержания тонуса и снятия напряжения, по крайней мере, после нескольких часов, когда я делал уроки, мне удалось убедить себя именно в этой подоплеке своих мотивов.
И Крейг пришел. С мокрыми после душа волосами, моей сумочкой с душевыми принадлежностями в одной руке и ярко-красной розой в другой. Последняя мне не понравилась. Я ему что, девчонка? Хотя чего я возмущаюсь, подумал я, пропуская его в комнату и закрывая дверь на замок, ведь в постели я у него все равно что девчонка и есть. Так что молча принял все принесенное. Сумку с банками и тюбиками убрал в шкаф, а розу пристроил на клавиатуре ноута, мне отчего-то показалось, что будет красиво. К тому же я совсем недавно видел в Интернете такую фотографию, правда, роза была синей, но и моя красная на черной клаве смотрелась ничего себе так.
Разделавшись с подношениями, я принялся раздеваться. А что тянуть. Я не раз уже говорил тебе, мам, что благодаря тебе я не стесняюсь своего тела, пусть оно и может показаться кому-то слишком худым и изящным для парня. Крейг же отчего-то все так же стоял чуть в стороне и странно на меня смотрел. Похоже, решил понаблюдать за бесплатным стриптизом до конца. А мне-то что? Нет, я не смутился, но раздражение появилось. Я ему что, бесплатное шоу для взрослых, что ли? Но разделся я до конца. Последними стянул носки, выпрямился, окинул его закованную в одежду спортивную фигуру долгим взглядом и отправился к кровати. Покрывало стаскивать не стал, еще не хватало простыни перепачкать. Вытащил лишь из-под него подушки. Обнял одну из них руками и встал в уже опробованную позу. Интересно, и как долго он собирается тянуть? - я сосредоточился на этой мысли и даже умудрился не вздрогнуть, когда меня за талию с боков обхватили его большие, теплые ладони.
- Перевернись, - прохрипел он у меня за спиной.
Я приподнялся на локтях и обернулся на него через плечо. На нем все еще была футболка. Ниже мне было не видно, но что-то мне подсказало, что и спортивные брюки тоже. И как я должен был это понимать?
- Зачем? - спросил я, подумав, что с этим амбалом-тугодумом очень скоро оно станет моим любимым словом.
- Я хочу лицом к лицу.
И главное, застыл, так больше ко мне и не прикоснувшись, просто удерживая за талию и все. Я вздохнул, подавил в себе желание выматериться. Это я в первых письмах к тебе все матом крыть норовил, пытаясь хотя бы в этом продемонстрировать еще одну сторону свободы, ведь, услышь ты от меня такое, скандала было бы не избежать. И перевернулся, как он хотел, правда, не удержался от колкости.
- Ну и? Или ты теперь меня собираешься прямо так, в одежде трахать? - спросил я снизу, глядя на него широко распахнутыми глазами.
- Нет. Я сниму, - как-то отстраненно отозвался он, разглядывая меня, разметавшегося под ним. Тоже мне вуайерист нашелся!
- Так снимай! - потребовал я, а когда он послушно стянул через голову футболку и склонился надо мной, напомнил. - Ты помнишь мое условие?
- Условие? - Крейг растерялся, это я точно подметил. Да, у некоторых память до неприличия коротка.
- Никакого слюнтяйства.
- То есть без поцелуев? - после паузы уточнил он, причем таким голосом, словно ему совсем не нравилось такое мое условие.
Вот интересно, мам, почему? Разве я многого прошу? Нет. Я даже о нежности там, ласке, ни разу не заикнулся. Просто не хочу, чтобы со мной сосались как с девкой, что в этом такого? Хотя сам я с девчонками своими всегда целоваться очень даже любил. Но то с девчонками. А тут у Хрома одна девчонка - я. И мне хочется хоть в чем-то, но отличаться от всех тех давалок, что обслуживали его до меня. Правда, я поймал себя на этой мысли совсем недавно. А тогда просто не хотел поцелуев и все тут. Я и сейчас их не хочу, по крайней мере, мне так кажется. Но на самом деле я так давно ни с кем не целовался, ведь сейчас уже октябрь, а ты меня в черном теле держала с августа. Но это так, ерунда.
Он, правда, не стал меня целовать, хотя я и видел, что в первый момент собирался, то есть в губы целовать, на все остальное мой запрет не распространялся. И что я могу сказать? В этот раз было по-другому, не быстро и больно, а долго и обстоятельно, он мял меня, целовал, лизал, кусал, нежничал, скользил пальцами вдоль ребер, шумно дышал над ухом, нетерпеливо толкался в меня между ног, так и не сняв штаны и белье. Я тоже не оставался в долгу. Если ему захотелось с прелюдией, то почему бы нет. Это тоже было довольно приятно. Но расслабиться у меня все никак не получалось. А все Крейг виноват с этой его нездоровой тягой к губам. Он все время пытался подловить момент, чтобы поцеловать в губы. Ага, разбежался! Я отворачивался, отталкивал от себя его лицо, и он снова принимался отвлекать меня поцелуями в других местах. А под конец, когда у меня в ушах уже звенело, так сильно хотелось кончить, и его пальцы, смазанные уже знакомым мне гелем, во всю разрабатывали мою дырку, я его с себя почти сбросил, ведь он снова потянулся ко мне губами.
- Нет! - рыкнул я, почти садясь и спихивая его с себя.
Не знаю, что там было в моем лице, но он тоже взбесился. Рыкнул что-то, схватил меня за ноги, между которыми уже давно и вольготно расположился, и резко дернулся на себя, я плюхнулся головой на подушку, а он уже согнул меня пополам и вломился со всей дури. Единственное, что я запомнил о том моменте, как вскинул руку ко рту и с силой вцепился в нее зубами, чтобы не заорать. Ну уж нет, такого удовольствия я ему доставлять не собирался. А еще точно помню, как из глаз прыснули слезы. Было и больно, и сладко, и как-то сразу, не так как в первый раз, глубоко. И поза другая, и его глаза. Большие, все такие же щенячьи.
А потом его лицо надо мной дрогнуло и глаза заблестели. И меня это зрелище пробрало до самых костей. Будешь смеяться, мам, но я сам протянул к нему руки, словно приглашая в свои объятия. Мне на самом деле в тот момент до одури хотелось его обнять, прижаться к широкой груди, заскулить, как выгнанный тобой из дома щенок, и ответить на каждое движение. На каждое. И пусть я потом сидеть толком не смогу, в тот момент я этого хотел.
Он опустился сверху, всхлипнул что-то мне в шею, и я не смог сдержать рвущиеся из горла слова.
- Все хорошо, мне нравится, честно. Лучше чем в прошлый раз, - прижимая его к себе и с силой стискивая бедра коленями, забормотал я и застыл, когда наконец понял, в чем дело. Что заставило его чувствовать себя настолько виноватым, что он чуть прямо тут передо мной не расплакался.
- То есть мне можно кончить в тебя? - спросил этот гад, эта сволочь, по каким-то лишь ему известным причинам забывшая надеть презик. Вот сука, - подумал я, но быстро вспомнил, что он спортсмен, значит, у них там медосмотры чуть ли не каждый месяц, как я слышал. А потом одернул себя, о чем я вообще думаю? А надо бы о том (в тот момент я на самом деле этого еще не знал), можно ли вообще в задний проход кончать. С девушками без резинки я никогда такого не пробовал.
А Крейг продолжал шумно дышать мне в шею и все так же не двигался. И мне вдруг подумалось, что со стороны это могло бы показаться смешным, если бы не было таким странным. Он - сильный, мускулистый, высокий, который мог бы одной левой меня в бараний рог согнуть, чуть не плачет сейчас в одной со мной постели и, как нашкодивший щенок, ждет от меня разрешения. Вот интересно, а с девчонками он тоже так, а? Ну, слушается во всем? Хотя, если честно, я его ни тогда, ни сейчас просто не могу представить с девчонкой. Но не о том речь. Во мне не было гордости, и счастья иррационального от этого открытия не было. Но в груди разлилось тепло. Я как воочию представил себе, как мы выглядим со стороны. Он во мне, большой и горячий, я чувствую его каждой клеточкой тела, он не двигается, дышит уже прерывисто, его почти трясет от возбуждения, да и я под ним уже весь мокрый. Так чего же мы до сих пор стоим? Кого ждем?
- Двигайся, - я в тот миг не узнал свой собственный голос. Хриплый, словно сорванный. - Можно и так.
И все. Единственное, что я могу сказать тебе, мам, это было классно. Горячо, страстно и просто классно. Причем под конец, когда мы в довершение ко всему чуть ли не одновременно кончили, я даже сожалел, что отказал ему в праве на поцелуи. Было бы так правильно, все еще чувствуя, как он в меня кончает, как пульсирует там, внутри, обнять его и поцеловать напоследок. Но нет, я просто обнял и долго не хотел, да и не мог отпустить. Он так и лежал на мне, изо всех сил стараясь балансировать на руках и не задавить окончательно. Представляю, каково ему было. Как парень представляю. Ведь мне самому после оргазма обычно хочется лишь одного - упасть и отключиться хотя бы на пару минут, полностью расслабиться, распластаться по кровати. Правда, я об этом лишь потом подумал. А тогда эгоистично не хотел отпускать от себя. И он терпел. Но потом я все же медленно разжал объятия, и он отполз в сторону, устроившись рядом со мной.
Я долго смотрел в потолок. Он смотрел на меня. Я чувствовал, но голову поворачивать не хотелось. А потом сперма на мне и во мне начала подсыхать, стало неприятно и я все же заставил себя встать, поморщился, правда, не смог это контролировать. Крейг (и как только заметил?) сразу приподнялся на локте.
- Больно?
- Терпимо, - бросил я, нашел в шкафу полотенце и принялся обтираться.
А мне что? Пусть смотрит, - решил я. В конечном итоге, раз я раньше его не стеснялся, то уж теперь совсем ни к чему, нет? Ты, наверное, не согласилась бы со мной, мам, но я в этом случае в своей правоте убежден. И знаешь, вот я пишу тебе об этом, и честно могу сказать, что становится легче. Ведь садясь сегодня за ноут, я готов был реветь в голос, давно мне не было так муторно, так больно. Но сейчас уже как-то спокойнее. Я начинаю понимать, что изначально как-то не так воспринимал наши с ним отношения. Точнее, я просто отказывался называть это отношениями, а не обычным трахом без обязательств, к которому я уже привык. Отсюда все наши проблемы. По крайней мере, сейчас мне начало казаться, что все именно так и есть. Ведь как бы в предыдущих письмах я не пытался убедить и тебя, и себя в том, что некоторые постулаты твоего воспитания оправданы, на самом деле это не так. Я бы сказал, что ты несостоявшаяся мать, но не стану. Мне все еще хочется тобой гордиться, как я гордился когда-то, говоря в начальной школе у доски, что моя мама самая лучшая. Поэтому не стану больше ничего говорить на этот счет. Просто отмечу, что, как я убедился на личном опыте, не все спортсмены бесчувственные, тупоголовые скоты, как ты их презрительно называла, запрещая мне смотреть футбол по телевизору и уподобляться идиотам-фанатам. Наверное, не очень хорошо, что я понял это только сейчас, но ведь понял же, правда? А знаешь, что спровоцировало меня? Ты скажешь: «Крейг», - и будешь права. Но я еще не сказал тебе о самом главном, о том, что побудило меня написать это длиннющее письмо.
Сегодня, то есть в среду, Крейг снова пришел ко мне в класс. Я уже привычно вышел к нему. Обманывать себя и говорить, что мне больше не хочется секса с ним, было бы глупо. Во второй раз было еще лучше, чем в первый. Поэтому я честно рассчитывал, что мы договоримся встретиться после уроков и все повторим. Ведь ему тоже было хорошо, я в этом уверен. К тому же, какая давалка согласится, чтобы ей в зад кончали? А мне вот понравилось. Так что я совсем не против повторить. Вот и все мои мысли. Я был готов ответить «да» на любое непристойное предложение, а он в очередной раз заговорил со мной о том, что мы могли бы видеться после уроков.
- Давай сходим куда-нибудь побродить. Я знаю несколько интересных лесных маршрутов, - принялся уговаривать он, в очередной раз наткнувшись на мой непонимающий взгляд. - Тебя со мной отпустят, - заверил Крейг, но я лишь в очередной раз рассмеялся. Не потому что было на самом деле смешно, и не потому что я злился, как в прошлый раз, нет. Просто я решил, что это забавно.
- Зачем? - спросил я насмешливо и сам шагнул к нему. - Если хочешь, можем повторить и так, - заговорщицки зашептал я. - Мне не нужны все эти прогулки и прочее.
- То есть, не нужны? - его тон мне совсем не понравился. Я отступил назад и, если правильно помню, нахмурился.
- Нет, - ответил я, честно полагая, что поступаю правильно. Ведь это выглядело бы как свидание или дружеская прогулка. Но мы не друзья, не влюбленная парочка, мы любовники. А любовников связывает только постель, нет? Ты учила, что да, когда в очередной раз орала на меня за моих девчонок. По всей видимости, испугалась, что по-настоящему влюблюсь, и решила перестраховаться, прочитала лекцию, что девушка, легшая под меня в первый день знакомства, может быть только любовницей. А что, я был полностью согласен с тобой, мам. Вот и до Крейга я попытался донести эту простую мысль. А он не проникся.
- Тогда я не буду больше спать с тобой, - объявил он мне и ушел.
Да-да, просто развернулся и, не оборачиваясь, ушел. Я пожал плечами.
- Ну, нет так нет, - сказал достаточно громко, чтобы он услышал, мне показалось, что у него плечи дрогнули, но спину он держал все так же прямо.
Я фыркнул, развернулся и сбежал в класс. Там-то меня и подловил Джим. Ты спросишь, почему я так расстроен? Отвечу. Сам разговор с Крейгом я не воспринял так уж негативно, как мог бы. Нет-нет. Дураком был, просто не понял всей подоплеки и был счастлив в неведении. Но Джим, простой, но честный парень Джимми, расставил все по своим местам.
Звонка еще не было, да и учитель еще не пришел к нам, поэтому Джим, задержавшийся возле моей парты, мог говорить беспрепятственно.
- Что у тебя с Крейгом? - спросил он у меня.
Я пожал плечами. Я сам не знал что, поэтому предпочел ответить максимально грубо, чтобы отбить у него охоту расспрашивать дальше.
- Просто трахаемся.
- А Салли говорит, что он в тебя влюблен, - огорошил меня Джимми.
Помню, я замер и не знал, что на такое сказать, как реагировать. В первый момент мне показалось, что это неудачная шутка. А потом все вдруг встало на свои места. Он был поначалу груб, но лишь потому что решил, что вовсе не первый у меня. Думал, я знаю, что делаю, раз так в открытую себя предлагаю. Он попытался быть нежным в душе, попытался поговорить, но я оттолкнул его. И он оставил меня в покое, решив, что мне просто нужно время, чтобы все осмыслить. А я ведь вовсе не о нем размышлял, я был занят все те дни другим. Ведь я был уверен, что продолжения не будет, он получил что хотел, я, по факту, тоже, больше нечему продолжаться. Что еще? Он пришел ко мне, потому что думал, что внутри меня есть хоть капелька тепла для него. Но её не было. Я снова все свел к сексу. Он согласился. Но сделал все, чтобы показать, что это уже не только секс. Развернул меня лицом к себе, сама эта поза подразумевает открытость. Я читал, когда лазил в Интернете на предмет, можно ли ему вообще было в меня кончать. Выяснил, что можно, а также краем глаза зацепил массу другой инфы. И потом эта его роза... точнее, две розы. Мне почему-то кажется, что и та белая, которая была в самом начале, тоже от него. Я сидел за партой, глядя прямо перед собой, и у меня перед глазами расплывались буквы, написанные мелом на доске. «Десятое октября» - вот что там было, я знал это по прошлому уроку, но прочитать эту надпись снова я не мог, просто не получалось.
- Джонни, эй, Джонни! - затормошил меня Джим.
- А? - я поднял на него глаза.
Он смутился. Щеки порозовели. Я увидел. Причем так четко, что даже испугался, решив, что у меня что-то со зрением случилось.
- Может быть, он тебе хоть чуточку нравится? - спросил мой одноклассник робко-робко. - Хоть чуть-чуть? Ведь нельзя же так, просто трах и все.
- Уйди, - сказал я ему на это одними губами.
Он моргнул, но не сдвинулся с места. И тогда я поступил так, как учила меня ты, мам, встал и ушел сам. Совсем. Со всех оставшихся уроков. Сумку с тетрадями мне потом занес Салли, я открыл ему дверь, наверное, у меня все на лице было написано. Он попытался что-то сказать, но я покачал головой и тихо попросил: «Не надо». Он ушел. Я упал на кровать, подтащил к себе ноут и сел писать. Вот до сих пор пишу. Уже несколько часов. Поначалу меня трясло над каждой строчкой, потом вроде отпустило, а теперь мне снова плохо, мам, и страшно. А что если уже ничего нельзя исправить. Что если я даже принесу Салли свои разработки, я уже больше никогда не смогу подружиться с ним и с Джимом. И если даже сумею получить за них то, что мне очень-очень нужно сейчас, Крейг поймет неправильно и... Я не знаю, не сделает ничего. Не придет. Я ничего-ничего не знаю. И сил писать уже больше нет. Поэтому на этом все.
Прости, твой Джонни.
7. Письмо от 12 октября (из папки «Отправленные»)
Здравствуй, мама!
У меня все хорошо. Просто замечательно. Не писал, потому что был занят, но я тебе об этом еще в телефонном разговоре сказал. Спасибо, кстати, что позвонила. Я был просто счастлив услышать твой голос. Так вот чем, собственно, я был занят.
Во-первых, со своим одноклассником Джимми и старостой общежития Салли мы решили сделать альтернативный сайт нашей школы, на мне художественное оформление. Помнишь, ты всегда говорила, что художник - профессия неблагодарная, а как тебе веб-дизайнер, хорошо звучит, правда? И что немаловажно - весьма прибыльное дело. Правда, этим проектом я пока буду заниматься на общественных началах, но сама понимаешь, прежде чем начать зарабатывать реальные деньги, нужно заявить о себе. Так что это, как мне кажется, шанс продемонстрировать то, на что я способен. Поэтому очень надеюсь на твою поддержку и понимание, ты ведь меня поддержишь мам, да? Я очень на тебя рассчитываю, ты же знаешь, что кроме тебя у меня в этой жизни никого нет.
А еще, забыл тебе сказать по телефону, я все-таки провел полевые испытания той биты, что приобрел еще в сентябре. Успешно провел, ага. Крейг сказал, что у меня хороший удар. Так что могу собой гордиться. Знаю, ты не одобряешь любые занятия спортом, но то, как мы играем с Крейгом - это не совсем спорт, скорее повод провести какое-то время на свежем воздухе, ведь играть мы теперь уходим в лес. А то, сама понимаешь, на спортивных площадках вечно кто-то ошивается, но мы ведь не спортсмены и все такое прочее, мы любители, нам зрители не нужны. Просто приятно иногда побросать мяч, подышать воздухом, послушать птичек. Ты же знаешь, какая теплая осень в наших краях, так что птички в лесу все еще встречаются, пусть и не так часто. А вообще, у нас тут все ждут дождей, вроде как уже пора, но пока солнечно и тепло, я бы даже сказал радостно. Поэтому, как ты, я надеюсь, сама видишь, настроение у меня просто отличное. Учусь все так же хорошо. Кстати, наш проект с сайтом будет курировать преподаватель рисования мистер Джоспер. Если тебе будет интересно, можешь даже позвонить ему и спросить как у меня успехи, уверен, он тебя порадует.
На этом пока все. Твой любимый сын Джонас.
Письмо от 12 октября (из папки «Черновики»)
Здравствуй, дорогая мамочка, хотя правильнее было бы сказать, здравствуй, Крейг, но не буду изменять привычке, я уже привык обращаться в этих письмах именно к тебе, мама, и даже сейчас, когда у них появился совсем другой адресат, не стану ничего менять.
Так вот, здравствуй. Не уверен, что рискну отправить и это письмо тоже, но, с другой стороны, если бы в среду я сам не довел бы себя до ручки, возможно, и все предыдущие письма так и остались в черновиках, а не перекочевали в папку «Отправленные». Но начну как обычно по порядку.
В последнем своем письме я писал, что собираюсь отправиться к Салли с диском со всеми своими разработками. Я это сделал. Не представляю, как мне хватило духа, но факт остается фактом. Поздно вечером, когда уже большинство учеников разбрелись по своим комнатам и забрались в кровати, я вышел в коридор, преодолел совсем небольшое расстояние до двери в комнату Салли и решительно постучал, если бы помедлил хоть секунду, вряд ли осмелился это сделать, а тут на одном кураже пронесло. Он открыл не сразу, у меня было время сбежать, передумать, сделать вид, что ошибся дверью. Но в тот момент, как сейчас помню, меня такая апатия охватила, что, спроси меня кто, что бы я делал, если бы у него не оказалось того, что мне было нужно, я бы ответил – «распечатал бы и так принес». Спросишь, что я там распечатывать собрался, сейчас расскажу.
Салли, ворча что-то под нос, все же открыл, двери у нас картонные, все слышно, вот и я его слышал. Судя по тому, как он на меня в первый момент воззрился, не ожидал. Да и я, признаться, тоже оказался морально не готов к встрече лицом к лицу.
- Джонни? - хрипло, словно со сна, выдохнул он. И я пролепетал, как последняя мямля. Да, мне до сих пор стыдно перед ним за этот тон.
- Можно я войду?
- Да. Конечно, проходи, - Салли посторонился, пропуская меня.
Я вошел, нервно теребя в руках диск, помялся, потом все же рискнул поднять глаза на парня, что стоял слева от меня и ждал, когда я первым заговорю. Я и сказал.
- Здесь все, - протягивая ему бокс с диском, прошептал я, голос сел, наверное, от нервов, но, если честно, мам, в тот момент мне было уже все равно, как я там выгляжу со стороны. Был порыв зажмуриться, это я хорошо помню, но я сдержался.
Салли протянул руку и сжал бокс с другой стороны, правда, не пытаясь вынуть его из моих пальцев.
- Наш сайт? - осторожно уточнил он, внимательно глядя на меня, его взгляд меня нервировал, нет, точнее будет сказать, смущал. Я не очень-то умею общаться с людьми вживую, как оказалось, но я все же переборол себя, глупо было бы мямлить и путаться в словах, когда столько сил приложил, чтобы преодолеть самого себя. Я кивнул и поспешил сказать:
- Но я хочу получить кое-что взамен, - не уверен, но, кажется, все от тех же нервов я шумно сглотнул в тот момент, а Салли расплылся в хитрой, но заинтересованной улыбке.
- И что же ты хочешь, принцесса?
- E-mail Крейга Хрома... - прошептал я, шагнув ближе и разжав пальцы на боксе с диском. Мне сделалось страшно. Ведь если бы он в тот момент сказал мне, что у него его нет... я совсем не уверен, что мне хватило бы духу выполнить предыдущую угрозу. То есть распечатать и передать лично в руки. - У тебя есть? - в голосе моем прозвучала надежда, я знаю, мне очень хотелось верить, что ответ будет - да.
- Знаешь, - Салли стал серьезным, и это меня испугало. Знаешь, мам, его взгляд, он стал каким-то тяжелым, и мне снова захотелось зажмуриться, но я сдержался. Остался стоять перед ним и смотреть. И этот все еще непонятный мне парень продолжал. - Я тебе его и так дам. Без этого твоего диска.
- То есть вам уже не нужны мои разработки? - если честно, в тот момент слова про электронный адрес, который мне и так готовы были предоставить, я пропустил мимо ушей. Мне стало обидно. Я столько времени убил на этот сайт, так старался. Да что там, даже нашел в себе смелость перешагнуть через собственную гордость и нелюдимость и принести их ему, а он говорит, что они уже не нужны. Вот как это называется? Мне было так обидно!
- Почему? Очень нужны, - ответил мне Салли, шагнул ближе и положил свободную руку на плечо. - Но если ты ими хочешь просто расплатиться со мной за адрес Хрома, я их не возьму.
Я долго молчал. Просто мысли путались. И смотреть на него мне было просто невыносимо, поэтому пришлось самого себя уговаривать поднять глаза от пола. Но, знаешь, мам, как бы там ни было, ты сумела воспитать во мне если и не решительность, то маленькую, робкую, но смелость. Я посмотрел на него.
- А как возьмешь?
- Просто так, по-дружески.
- То есть если я признаю вас с Джимом своими друзьями?
- Ну, это было бы в идеале, но если не хочешь дружить, не надо...
- Хочу, - я сам не понял, как я это сказал.
- Эй, принцесса, - после паузы, весело протянул Салли и неожиданно для меня провел пальцем по щеке у меня под глазом, - ты ведь не расплачешься, правда?
- Может, и расплачусь, я ведь принцесса, нет?
Его шутливый тон, дурацкая подколка спасли меня, я действительно готов был расплакаться от облегчения, но, разумеется, не заплакал, отшутившись.
- Тогда это, - он, все еще улыбаясь, продемонстрировал мой же диск, - я забираю, а адрес Крейга сейчас найду. Ты посиди пока, - и кивнул мне на развороченную кровать.
Я присел на краешке.
- Вот, держи, - он протянул мне бумажку, на которую списал адрес с экрана монитора. Я с облегчением выдохнул. Не смог контролировать свои реакции. Наверное, ты бы не одобрила такого, мама, но я в тот момент совсем поплыл. Облегчение, радость, да что там, счастье, искреннее и незамутненное, - вот что я испытывал тогда.
Я просиял, по крайней мере, наверное, это выглядело именно так. Выхватил из его рук бумажку и бросился к двери, уже почти выскочив в коридор, крикнул.
- Спасибо! - и понесся к себе.
Потом, кстати, мне Крейг рассказал, что Салли после этого сразу же позвонил ему и посоветовал сегодня спать не ложиться, а почаще проверять e-mail. Так что, мам, не знаю, что бы я делал без этого местного танка, готового любого в землю вкатать. Кстати, я тогда еще не знал, что он у нас, оказывается, еще и староста общежития. Но об этом позже.
Знаешь, что я сделал, придя к себе? Вбил адрес Крейга в строку – «Кому» и отправил все письма из папки «Черновики» ему. Да-да, те самые письма, которые втайне адресовал тебе. Конечно, их не мешало бы перечитать, отцензурить, убрать обращение к тебе, короче, переписать. Но я ничего этого не сделал. Боялся опоздать, боялся, что исправить уже ничего не успею. Так и послал.
Два часа маялся, ожидая реакции. Не знаю какой. Очень хотелось, чтобы Крейг просто ко мне пришел, обнял, не знаю, на постель завалил, занялся бы со мной бешеным сексом, отвлек от всех этих мыслей, что роились у меня в голове, и сказал бы, что его предложение насчет прогулок, свиданий и всего остального все еще в силе. Мне бы так этого хотелось, мам, в тот момент так сильно, что я не знал, куда себя деть. Метался по комнате, то и дело бросаясь к ноутбуку, хотя, приди ко мне почта, последовал бы звуковой сигнал. А потом решил, что нужно немного успокоиться, прилег на кровать и задремал, а потом и вовсе, полусонный, встал, отключил свет, оставив гореть экран ноутбука на столе, стянул с себя штаны, забрался под одеяло в трусах и майке и уснул. Просто все эти переживания выжали меня до капли, сил не осталось.
Я отрубился, так уже бывало, когда мы в очередной раз с тобой скандалили и ты доводила меня до икоты, помнишь? Я всегда начинаю икать, когда у меня истерика. Правда, в тот момент, я не истерил. Был расстроен, да, сбит с толку, перепуган и смущен, но истерики не было, а, значит, и икоты тоже. Зато мне, наконец, удалось нормально уснуть. Правда, поспать получилось всего-то пару часиков.
Меня разбудили. Я проснулся от звуков проворачивающихся в замке ключей. Меня прошиб холодный пот. Не могу сказать, что в тот момент до конца проснулся. Но словно ожили мои самые страшные кошмары. Конечно, у меня и в мыслях не было, что это может быть кто-то из моих знакомых. Но ведь в школе полным-полно других людей, и кто поручится, что нет среди них отморозков? Я слетел с кровати в одно мгновение. Схватил биту, которую по привычке клал рядом с кроватью на стул со спинкой, на которой вешал свою форму. И подкрался к двери. Та начала медленно открываться внутрь. Я стоял в темноте, под ноги на пол лилась полоска света из коридора. И, честно признаюсь, мам, у меня от ужаса ладони вспотели, и бита, которую я, как тот еще игрок в бейсбол, держал обеими руками, выскальзывала из пальцев, но я лишь сильнее стискивал её. А когда дверь распахнулась чуть шире и полосу света на полу заслонила чья-то тень, я не выдержал, зажмурился и ударил, но бита не отскочила от тела того, кто пытался проникнуть ко мне посреди ночи, её поймали.
Я распахнул глаза, дернулся, силясь вырвать биту, и у меня это получилось. Её отпустили. Лица пришедшего я почти не видел, ведь свет был у него за спиной. Я слепо бил по воздуху руками. Бита покатилась по полу. Когда я её выронил, даже сейчас сказать не могу. Просто слышал, как грохнуло об пол, а потом меня схватили чужие руки, вжали в чье-то тело, а губы нашли губы. Горячие, сухие. Я задохнулся от страха, но сойти с ума от ужаса мне не дали. Хватка ослабла. Неожиданно резко, до того, как я успел осознать, что свободен, и отбежать в сторону, включился свет. Это Крейг дотянулся до выключателя. Да, мам, это был именно Крейг. И ты не представляешь, что я почувствовал, когда увидел его, проморгавшись от ослепившего в первый момент света.
- Откуда у тебя ключи?! - честно, мам, я вовсе не уверен, что своим воплем не перебудил половину этажа. Ближайшие комнаты уж точно.
- Салли дал, - пролепетал этот амбал и, совсем как идиот, улыбнулся. Нет, честно, в тот момент я готов был его прибить, даже поискал глазами биту, но она, как назло, под кровать закатилась.
- А у него откуда? - все еще жутко сердясь, уточнил я. К ответу был не готов, но сам в письме уже дважды разболтал тебе об этом, мам.
- Ну, он же староста.
- И что, у него от всех комнат, что ли, ключи есть?
«Нет, ну где это видано, а?» - думал я, все больше распаляясь.
На самом деле я намеренно старался поддерживать в себе эту здоровую злость. С ней рядом с Крейгом я чувствовал себя как-то увереннее. Да, это не слишком хорошо меня характеризует, но я не зря в последнее время часто признаюсь тебе, мам, что я нелюдимый, что просто не умею общаться нормально. Поэтому, злясь на него, я хотя бы мог с ним разговаривать. А то ведь первым порывом было и вовсе выпроводить его за дверь, спрятаться под одеялом и снова стать самим собой - маленьким, запуганным и неприкаянным. Таким я себя видел тогда. Да и сейчас, если честно, порой возникают такие мысли, но я быстро о них забываю, потому что в последние два дня мне никак не дают остаться одному. Это так странно, мама. Еще в воскресенье я думал, что один как перст, а теперь учусь жить с мыслью, что это совсем не так. Уже не так. И, знаешь, это так приятно. Приятно осознавать, что ты кому-то нужен.
- Есть, - Крейг к тому времени, похоже, осознал, что я вовсе не в восторге от его позднего визита, и нахмурился.
На это мне было нечего сказать. Мы застыли, уставившись друг на друга.
- Ты не рад, что я пришел? - осторожно уточнил он, и я понял, что крыть мне нечем. Я мог сколько угодно злиться на него, топать ногами, орать, но если упустил бы и этот шанс, то другого уже не было бы.
Кажется, я опустил глаза в пол, как нашкодивший щенок, помню, так делал Арни, когда я с ним ругался, и выдавил из себя тихое:
- Рад.
Он подошел ко мне, обнял. Я уткнулся лбом ему в плечо, и меня затрясло. Не знаю, просто вдруг отпустило все, и напряжение, и отчаяние, все-все.
- Значит ли это, что теперь я могу тебя целовать? - спросил он у меня, и я ответил, что да, значит, и что вообще-то он меня уже поцеловал, когда вошел.
Он рассмеялся, представляешь, просто взял и рассмеялся, а потом объявил, что это не считается и что он хочет еще. И тогда, совсем ошалев от всего происходящего, я сам его поцеловал. Да, мам, и горжусь этим, потому что на самом деле в сексе я больше всего любил именно это - ласки, поцелуи, долгие прелюдии, как бы там ни орали мои сверстники о том, что главное - вставить и кончить. Для меня сам акт соития был не так уж и важен, мои девчонки успевали пару раз кончить, прежде чем я вставлял. И мне это нравилось, нравилось смотреть на них, как они корчатся в предоргазменных судорогах, я сам был готов кончить только от этого зрелища.
Мы целовались как сумасшедшие, просто целовались и все. Я обхватил его лицо ладонями, а он с силой сжимал мою талию, и было просто хорошо вот так стоять. Думаю, будь я у тебя девочкой, ты бы из солидарности полюбопытствовала, не подкашивались ли у меня ноги. Знаешь, не подкашивались, но в кровать уже отчаянно хотелось. Поэтому, чтобы хоть как-то намекнуть об этом, я опустил руку и попытался прижать ладонь к его паху, но он перехватил мое запястье. Мы одновременно прекратили целоваться.
- Снова только секс? - спросил он с какой-то непонятной мне горечью. Я, честно, не знал, что ему на это ответить.
- А что еще? - спросил, понимая, что звучит глупо, но все равно ведь надо было что-то сказать.
- Иди сюда, - шепнул мне Крейг и отвел к постели, сам сел и притянул меня к себе, уткнулся лицом куда-то в грудь. Обнял. Я сначала растерялся, но потом поднял руки и пристроил у него на плечах. А потом он сказал:
- Ты похож на эльфа...
И принялся рассказывать о том, что в первый раз увидел меня первого сентября и так и застыл посреди дороги, не поверив своим глазам. Таким нереальным я ему показался - с длинными волосами, прихваченными на затылке двумя прядками, тоненький, изящный, так еще и уши у меня, по его мнению, какой-то необычной, вытянутой, полуэльфийской формы. Его друзья толкать принялись, дескать, чего это он, а у него глаза на лоб вылезли, когда он понял, что я просто новый ученик, а не ожившая греза. С того дня он и пытался ко мне присматриваться. Все искал повода познакомиться. Хотя, на самом деле, попытался бы сделать это сам и без какого-либо на то предлога, если бы уже на первом завтраке я не проявил себя. Не встал бы и не ушел из столовой, выбросив еду, как только ко мне за столом попытались присоединиться одноклассники. А в обед повторилось то же, причем ребята, которые ко мне подсели, вообще, пытались вести себя мирно, но нет, я снова ушел. За ужином на меня попытались наехать. Ну, знаешь, мам, стандартно: «Да ты кто такой? И что из себя возомнил?». А я промолчал, ты же знаешь, как я это умею, обстоятельно так, говоряще, промолчал, встал и снова ушел, не отреагировал, даже когда меня толкнуть попытались, посмотрел презрительно и все. Вот после этого последовал игнор. Они решили, что меня наказывают, но быстро просекли, что я этого и добивался. Но связываться со мной больше никто не хотел.
От меня отстали. А Крейг так и не подошел. Не рискнул. Думал, пошлю. Я, собственно, и послал, сразу после того, как дал себя трахнуть. Причем, как оказалось, я прав был. Он, правда, решил, что я имею опыт в этом деле, разозлился, расстроился и сделал больно, дурак. Так он сказал, не я. Я только спросил - почему? Отчего это его так задело? А он на меня только глаза поднял и так посмотрел, мам, что переспрашивать я не стал. Ну, важно ему, что он у меня первый, и фиг с ним. Мне-то что, если это так? А потом он снова в меня уткнулся и продолжил рассказывать.
Как нашел меня в своей комнате сонным, немного пьяным и таким расслабленным, с мутными глазами, и как сильно ему хотелось меня поцеловать в тот момент, но я не дался. Обозвал поцелуи слюнтяйством и согласился на все, кроме них. Вот это «все» его и смутило, но он честно решил, что я просто пьян и не ведаю, что несу. Но после того как меня вырвало, и я сам ему предложил перепихнуться, он решил, что сомнений больше быть не может и что у меня точно парни уже были, поэтому и не осторожничал особо, размял немного и впихнул, а когда понял, что ошибся, готов был сделать все, чтобы мне понравилось, чтобы захотелось потом сделать с ним это еще раз. Он думал, что это важно. Хоть и расстроился, конечно, что сам все загубил. Но раз уж все так сложилось - сначала переспали, потом по-нормальному познакомились - то ничего страшного, пережить можно, все только впереди.
И снова я его обломал. Сначала в душе даже разговаривать толком отказался, хоть он и пытался, честно пытался показать, что умеет быть не только грубым по собственной глупости и страстным от зашкаливающего желания, но и нежным. Очень нежным. А я отверг, развернулся и ушел, словно между нами ничего не было. Я перебил его тогда, сказал, что на самом деле так и думал. А он ответил, что знает, что прочитал все мои письма и у него есть что еще мне на них сказать. Но не сейчас. А потом он попытался пригласить меня на свидание, а я снова свел все к сексу. Тогда он решил в постели показать, что между нами не только секс. Отсюда эти его «хочу лицом к лицу» и «можно в тебя кончить». Я на этом рассмеялся. Он посмотрел на меня, а я объяснил, что вообще был не уверен, что так можно, но все равно согласился. А он хмыкнул и заявил, что его это не особо удивляет, я ведь, как оказалось, даже не знал, что такое смазка, не говоря уже про все прочее.
- Да? - в шутку выгнул брови я. - То есть, тебе не нравится, что я у тебя такой?
- В тебе мне нравится все, - заявил этот увалень и притянул меня к себе, в очередной раз целуя. - А еще ты прогнал меня вчера, когда я хотел остаться на ночь.
- Ага, - согласился я, действительно прогнал. Я когда вытерся, в постель вернулся и увидел, что он мирно себе уже дремлет, так еще и пытается прижаться ко мне потеснее. Конечно, к такому я был не готов, поэтому попросту вытолкал его из кровати, вопросив, кто я ему, жена что ли, раз он решил на ночь остаться. Хорошо помню, каким растерянным было у него лицо, когда он собрал одежду и ушел.
- И знаешь, кем бы ты себя не считал, сегодня я никуда отсюда не собираюсь, - заявил мне Крейг, глядя на меня снизу.
- То есть мы все же займемся... - я сделал паузу и погладил его по шее кончиками пальцев, мне хотелось его, как можно глубже, да, мам, в себе хотелось.
Но он отказался, покачал головой и напомнил, что уже четыре утра, нам обоим вставать в семь, так что полноценный секс отменяется. И я спросил тогда, а не полноценный?
- А тебе хочется? - уточнил он, я ухватился за эту игру, посмотрел на него и невинно полюбопытствовал.
- А тебе?
В общем, перешучиваясь и пререкаясь, мы перебрались на кровать. И я тебе скажу, мам, это было просто обалденно. Так нежно, я и не думал, что в таких парах, как наша, бывает так. Он все время мне что-то шептал, какие-то комплименты, прерываясь лишь на поцелуи. Я млел от его голоса - глубокого, с хрипотцой. Он гладил меня везде долго, нежно, осторожно, словно я был самой дорогой на свете глиной, из которой он лепил свою Афродиту. Завернул, да? Просто я не знаю, как еще объяснить все то, что я чувствовал в тот момент. Мы просто гладили, просто сжимали, просто целовались, терлись друг об друга, перешептывались, ловили губами рваные вздохи и улыбались. Я просто не мог перестать улыбаться, а он улыбался мне в ответ. И мне было так хорошо, мам, так сладко, тягуче, волнующе, что, уже кончая на его пальцы, чувствуя, как он сам пульсирует в моей руке, я все еще не мог оторваться от его губ, разорвать тягучего, чувственного поцелуя. Не мог. Мы так и уснули с перепачканными руками и, частично, простынями, и на последнее мне было глубоко наплевать.
А на следующий день, за завтраком, он отвел меня за свой столик в столовой, представил друзьям и усадил рядом с собой. Мне это совсем не понравилось, о чем я ему и сказал. Прямо, при всех, не стесняясь, но честно выбирая выражения. И, знаешь, мам, меня удивило, что он понял. Нахмурился, конечно, ведь ему так хочется постоянно демонстрировать всем подряд, что я теперь с ним. И такое, будь я девчонкой, прокатило бы, а так нет. Я объяснил, что у меня есть свои друзья и я хочу сидеть с ними, забрал свою порцию и ушел. Ага, к столику, где Салли с Джимом расположились, и внаглую разместился между ними.
- Надеюсь, не разбиваю? - осведомился я светским тоном, запуская вилку в рис, и глянул сначала на одного - Салли подмигнул мне и отрицательно покачал головой - потом на другого - Джим не понял вопроса.
- Кого? - уточнил он удивленно.
- Пару, - послушно пояснил я. До него с минуту доходило.
- Нет! - воскликнул он с жаром, осознав, что я имел в виду. - Мы просто друзья!
- Да? - прищурившись, протянул я, если честно, мам, я в тот момент понял, как здорово, когда есть друзья, над которыми можно подтрунивать в свое удовольствие.
- Да! - еще громче воскликнул бедняга Джим и смущенно уткнулся в тарелку, косясь через меня на Салли. Тот делал вид, что вообще не при делах, а я отчего-то решил, что он-то как раз не против, просто Джимми этого еще не понял. Интересно, Салли с ним будет так же миндальничать, как Крейг со мной?
А еще в четверг, то есть вчера, мы с Крейгом сходили-таки на первое свидание. В лесу мне понравилось, даже очень. Мы долго бродили, а потом, свернув с пешеходного маршрута, целовались как сумасшедшие, и я себе уже представляю, как мы будем там развлекаться летом, когда будет по-настоящему тепло, и снова вырастет трава. Ни разу не пробовал секс на траве, я - дитя каменных джунглей, и, похоже, мне уже хочется попробовать. Надо будет осчастливить Крейга, а то мне кажется, что у нас в постели я - главный двигатель. Вчера мы уже убедились, что оба не против экспериментов, но инициатива, судя по всему, должна исходить от меня, потому что ему нравится и так, по-обычному, а мне хочется разнообразия - не партнеров, нет, поз. Наверное, я просто еще не натрахался вволю. Но, на самом деле, и романтика мне тоже нравится. Да-да. Я был дураком, что так долго от нее отказывался. Но не о том речь. Вот мне интересно, если я попрошу поменяться, он согласится?
Как думаешь, мам? А ты, Крейг?
Твой учащийся любить Джонни.
8. Письмо от 12 октября (из папки «Полученные»)
Здравствуйте, многоуважаемая миссис Робертс!
Мое имя Крейг Хром, очень надеюсь, что вы обо мне уже слышали от вашего сына. Но, даже если и не слышали, что меня, честно признаюсь, несколько огорчит, я все равно адресую это письмо вам, хоть вы никогда и не станете его получателем. Я хотел бы поговорить с вами о вашем сыне Джонни. Я влюблен в него. Надеюсь, вас не очень шокирует то, что мы с ним оба мужчины, то есть парни. А тебя, Джонни?
Тем не менее, я бы хотел рассказать вам о том, что ваш сын, выслушав весь тот бред, что я нес, ошалев от счастья, мог пропустить мимо ушей или не воспринял всерьез. Почему бред? Потому что я сам понимаю, что на первый взгляд все мои признания звучат, да и выглядят, не очень. А все оттого, что у нас с Джонни изначально все пошло наперекосяк. Пожалуй, возьму пример с вашего сына и честно попытаюсь начать издалека, чтобы рассказать все по порядку. Последовательно и четко. Кстати, давно хотел обратить ваше внимание, Джонни я об этом все время забываю сказать, несмотря на то, что вы считаете всех спортсменов тупоголовыми качками, лично про себя могу отметить, что куда больше склонен к логическому мышлению и точным наукам, чем к другим областям школьных знаний. Спорт для меня - хобби, которое, к счастью, мне удается и доставляет радость. А вот точные науки - это не увлечение, я бы сказал, что это диагноз.
Но все же вернусь к изначальному плану, как я уже сказал, начну издалека. С первого сентября этого года, если быть точным. Вы, конечно, можете сказать, что полтора месяца - ничтожный срок, но по личному опыту могу сказать, что так может показаться лишь на первый, поверхностный взгляд. Прошу прощения, отвлекся. Так вот, первое сентября, но для начала небольшое лирическое отступление.
Я никогда не был излишне сентиментален, напротив, до появления в моей жизни вашего сына для меня в отношениях куда важнее и первостепеннее была физиология. Мне нравилось заниматься сексом как с парнями, так и с девчонками, но с последними в нашей школе, как вы понимаете, дефицит, поэтому особого разнообразия не предвиделось, а в сексе, в принципе, ничего нового не изобретешь, что с парнями, что с девчонками, если, конечно, не являешься любителем каких-нибудь извращений. Последнее точно не про меня. Я, вообще, сторонник классики, экспериментировать могу лишь под настроение. Но вот на первое сентября, как обычно, кучкуясь с друзьями на пороге школы, я увидел вашего сына. День был погожим, ну, знаете, наверное, все эти теплые осенние деньки, когда только-только прошел слепой дождик и все вокруг заискрилось на солнце от капель и брызг? Он шел прямо по центру школьного двора и в свете солнца показался мне каким-то нереальным существом из полузабытой детской сказки. Думаете, я лирик? Ничуть. Я технарь, просто иногда меня тоже на стихи и пафос пробивает. Но речь сейчас не обо мне, а о вашем сыне.
Не могу сказать, что я прямо там сразу в него влюбился. Нет, сначала я просто его заметил. Понял, что мальчик симпатичный, хоть, конечно же, не эльф, что несколько удручает, а ведь так хотелось ожившую сказку. Но все же очень хорошенький, причем без задней мысли. Просто, оценивая внешность. К тому же волосы. Ни у кого из моих знакомых или любовников не было таких роскошных, густых, ухоженный и одновременно с этим очень светлых волос. Если честно, до встречи с Джонни я думал, что такой цвет в жизни в принципе не встречается, являясь у девчонок больше результатом правильно выбранной краски, а не природной красоты, но нет, я ошибался. Поэтому, как сами, надеюсь, понимаете, на вашего сына я обратил внимание с самого первого дня.
Начал присматриваться к нему, стоически пережил то, как он ровнял и строил своих одноклассников, посмевших подсесть к нему за столик на завтраке, потом на обеде и так далее. Я даже думал, что его за эти выкрутасы поколотят прямо там и придется разнимать малышню, но этого не случилось. Есть в вашем Джонни что-то особенное, что не позволяет вот так просто поднять на него руку. Наверное, этот его особый взгляд. Вроде как думаешь, что все дело в высокомерии. Что он высокомерная сволочь, поэтому заслуживает всех тех тумаков, на которые обиженные и оскорбленные ребята уже настроились, а потом встречаешься с ним взглядом, а в глазах у него безразличие. Не словно мы тут все муравьишки-людишки у него под ногами, а он царь и бог, нет. А как будто просто есть он, и есть мы, и он всегда от нас всех на другой стороне доски, вот и все. Путано объясняю, знаю, но конкретнее описать свои чувства по этому поводу не могу. Все же я не филолог, чтобы уметь дирижировать словами, да и музыкант из меня, признаюсь честно, никакой.
Так вот Джонни после всего этого почти сразу дали прозвище - Принцесса. Не потому что в женском роде оно обиднее, и даже не потому, что посчитали его похожим на девушку. Просто принц - он и в Африке принц, ему положено быть рыцарем и победить дракона во славу принцессы. Вот именно! Джонни и не был этим самым принцем, он был принцессой, что заточена в логове дракона и ждет рыцаря, что освободит её, прогонит ящера и завоюет своей доблестью её сердце. Прозвище ему дал Салли, это правда. Возможно, он вам об этом писал, возможно, нет. Но не суть. Салли всегда умел подмечать то, что не каждый заметит. Вот и Джонни он окрестил очень верно. Он на самом деле был принцессой. И в какой-то момент я задался целью его завоевать.
Да, он мне очень понравился, причем изначально. Но о влюбленности, понятное дело, речи не шло. Я слишком привык к связям без обязательств и особых чувств. Не стоит считать меня легкомысленным, просто тут мы все парни, а с парнями в этом проще, чем с девчонками. Нет страха беременности, нет повернутости на чувствах и требований любви, а ласки хочется всем. Вот тогда-то у меня и возникла идея разыграть из себя тайного воздыхателя. Увидев человека из службы доставки, который привез кому-то спецпакет, я доплатил ему немного и послал к Джонни розу. Все представлял, как он отреагирует, что подумает, как себя поведет, наконец. Будет ли искать отправителя или сделает вид, что ничего не получал? А что станет делать, когда через неделю получит точно такую же розу? Скажете, что план мой был банален и прост? И я соглашусь. Да, так и было. Но вечеринка, на которую Джонни как-то сумел вытащить Джим, перевернула все мои планы с ног на голову. Это было незабываемо.
Да, я, действительно, не ожидал его увидеть в своей кровати так быстро. Да, точно оказался морально не готов, что он откажется от поцелуя, но с легкостью согласится на минет. Да, был раздосадован, что от пунша ему стало плохо и мы вынуждены были прерваться. Конечно, это все - да. Но вот когда он сам предложил себя мне, стало совсем не до смеха, мне, честно признаюсь, было обидно в тот момент до слез. Я думал, что он девственник. Я сам нарисовал себе светлый образ непорочной принцессы. Почему для меня это было так важно? Да потому что мне уже порядком надоели все эти опытные во всех смыслах парни, точно знающие, что и как они хотят. Да, мне хотелось разнообразия, и да, я мечтал, что буду медленно, постепенно учить его всему сам, только я, самый первый. Такие были у меня фантазии. А все оказалось куда прозаичнее, по крайней мере, выглядело так в тот момент. И Джонни прав, я не особо его и готовил, так как был уверен, что этот раскованный парень в моей постели, не терпящий поцелуев и все такое, опытен в этих делах не по годам, как та красотка, которую играла Джулия Робертс. Все, кроме поцелуев, так, да? Вот я и решил устроить ему все. А когда выяснилось, что на самом деле он просто человек такой, что ему проще согласиться на что-то, если в теории это доставит удовольствие нам обоим, чем развести нюни и сопли по поводу того, что это все не комильфо, я был в шоке. Мне самого себя прибить хотелось, но еще больше хотелось ласкать его, уговаривать, просить прощения, точнее даже вымаливать лаской, губами, руками, всем. А он отверг. Снова. Первый раз был, когда он не дал себя поцеловать. Вот и тогда просто перетерпел, а потом, когда я стал более осторожен и ласков, получил удовольствие.
Я понял, что все вышло по-дурацки, что хуже и быть не могло, но решил все исправить наутро. И Джонни снова не дал мне это сделать. Сцену в душе до сих пор вспоминаю с содроганием. Я не знал, как к нему подступиться. К тому же, я слышал, что спросил у него Салли и как Джонни ему ответил. Это покоробило меня. С одной стороны, он вроде бы и признал, что он не его, и нечего зариться на чужое, но то, как он это сказал, не знаю, без содрогания вспоминать сложно. Я ведь думал, что после секса будет проще. Раз не отказал, позволил стать для него первым, значит, я ему не безразличен, значит, нравлюсь. Хотя бы нравлюсь, в конце-то концов. Но нет. Я стоял, как придурок, не зная, что сказать ему, а он ловил губами струи воды и молчал. И тогда мне пришла мысль про волосы. Я предложил помыть их. Он отказался, но я настоял. И, пожалуй, только эти воспоминания, когда я перебирал в пальцах светлые, потемневшие от воды пряди, не дали мне отступиться, когда он раз за разом меня отшивал. А ведь я не знал что и думать, когда он просто развернулся и ушел, стоило мне намекнуть, что я готов вымыть его всего. Потом был день, проведенный в метаниях и муках совести, а еще в сожалениях. Да-да, я безумно сожалел, что все у нас так глупо получилось. Нет, секс с ним мне напрочь сорвал крышу, мне хотелось еще, очень сильно хотелось, скрывать не стану, но ведь кроме секса было и еще кое-что.
И я попытался поговорить с ним в понедельник на перемене. А он повел себя так, словно и не было ничего. В первый момент я испугался, что ему настолько все не понравилось, что он больше и вспоминать не хочет и меня видеть тоже не желает. Но потом, слово за слово... Я не был морально готов, что он так просто ко всему отнесется. Хочешь секса - получи, распишись. Да, для меня это стало новостью, теоретически должно было быть приятной, но нет. Я хотел секса, не стану отрицать, но не мог смириться с таким безразличием. Было такое ощущение, что Джонни вообще было все равно, кто его трахает. То ли спорт у него такой, то ли вообще пофигизм высшей формы, я не знал тогда. Я ведь и предположить не мог, как все у него там на самом деле. Только те письма, что он прислал мне, пролили свет на подоплеку того, как на самом деле он ко мне все это время относился.
Не стану скрывать, его мысли про то, что я мог бы с дружками его изнасиловать, меня покоробили. Да, мне нравятся хорошенькие мальчики, знаю, что не мне одному, но насилие, это вообще ни в какие ворота не лезет. Хотя, откуда у него в голове такие мысли возникли, я уже догадываюсь. Снова вы, миссис Робертс, постарались. Уверен, это ваших рук дело. Только вы могли ему внушить такую чушь, пусть и непроизвольно, на что я искренне надеюсь, так как мне хочется верить, что вы все же не такой монстр, каким обрисовал мне ваш сын в своих письмах, которые, кстати, адресовались изначально вам. Но сейчас не об этом.
Мне почти сразу захотелось нормальных отношений, любви, пусть и не сразу взаимной, а не одного голого и неприкаянного секса. Я попытался донести до Джонни эту мысль, пригласил на свидание, точнее сделал попытку, но снова получил от ворот поворот. И тогда во мне взыграла злость. Да-да, злость и обида. Поэтому я и брякнул сгоряча, что больше спать с ним не буду, потом, конечно, почти сразу пожалел, что так опрометчиво это сказал, ведь раз уж его интересовала пока только физическая сторона отношений, можно было бы хотя бы какое-то время держаться только на этом, а потом медленно, постепенно начать приучать его к нормальным чувствам, к любви, в конце концов. Но я ушел. Правда, уже в своей комнате после уроков решил, что попытаюсь снова. Я ведь спортсмен, ваш сын не раз об этом писал, поэтому умею идти к победе всеми доступными способами. Но все мои героические планы по завоеванию вашего недоступного Джонни, моей принцессы, провалились, стоило позвонить Салли. Он сказал, чтобы я комп не отключал и даже не думал ложиться спать. Мне должен прийти e-mail, да-да, именно сегодня ночью. Жди. И отключился. Я бросился к компьютеру и чуть не опустился до того, чтобы ногти перед монитором грызть, пока ждал. И дождался.
Читал взахлеб. Смеялся, хмурился, клял себя последними словами, тихо матерился, не желая посвящать соседей через стенку в свои чувства, сомнения и переживания. А как дочитал последнее письмо до финальной точки, бросился к нему. У меня душа болела, в груди все дрожало от волнения, и в то же время хотелось в голос петь. Джонни сам пригласил меня, нет, не так. Позвал. Потянулся в ответ. Это было просто какое-то нереальное счастье. А уж потом, в его комнате, когда мы целовались, когда он жался ко мне, когда улыбался, я просто не мог отвести глаз. У меня в жизни такого еще не было, поэтому я написал в начале письма, что влюблен в него. А кто бы не влюбился на моем месте? Уверен, что никто. Поэтому я пишу вам, чтобы раз и навсегда прояснить все и сразу. Вот мои чувства, такие, как они есть. Мне нечего скрывать ни от вас, ни от вашего сына. Конечно, это письмо в первую очередь для него, хоть я в нем и обращаюсь к вам. Просто подумалось, что это могло бы стать нашей с ним небольшой личной шуткой, понятной только нам двоим, - что мы пишем друг другу письма, адресуя их вам, миссис Робертс.
Что же касается вопроса вашего сына, думаю, вы о нем даже не подозреваете там, за мили от нашей школы. А Джонни ждет ответа, я надеюсь. Так вот, мой ответ - да. Я не против. И он таки прав, эксперименты в постели пусть останутся на его совести. Мне, если честно, очень интересно, что он еще придумает. На этом, пожалуй, все.
Не прощаюсь, потому что что-то мне подсказывает, что еще напишу вам и не раз.
Любовник вашего сына, Крейг Хром.
Письмо от 13 октября (из папки «Удаленные»)
Здравствуй, мам!
Вот пишу тебе сейчас, а внутри все клокочет. Мы сделали это. Поменялись местами. Представляешь? Мы с Крейгом меньше недели встречаемся, а он уже... Для меня. Не знаю, вот пишу сейчас, а сам бурлю, как забытый на плите чайник. Это просто... просто класс! Крейг, кстати, дрыхнет. Мы у него в комнате, и пишу я сейчас с его компьютера. У него не ноут, а полноценный комп. Напомнишь, что все же не мешало бы обо всем и по порядку, и я соглашусь. Вот честно, мам, сейчас еще побурлю, соберу мысли в кучку и попытаюсь написать все, как есть, то есть, как у нас все было.
Ага, все. Кажется, собрался. Так вот, я получил сегодня утром письмо от Крейга, отправленное вчерашним числом, потому что этот гад послал его незадолго до полуночи. Мы вчера с ним разошлись каждый в свою комнату, я после лесного свидания честно признался, что никак не могу сосредоточиться, все это странно и непривычно для меня, поэтому лучше дать мне немного осмыслить все, разобраться в мыслях и чувствах. Разумеется, осмыслять я ничего не стал, а просто завалился спать. Впечатлений было слишком много, мам. А ты знаешь, что, когда я нагуляюсь, мне всегда требуется передышка? Так что его письмо я прочитал только сегодня после занятий, которых в субботу, кстати, чуть меньше, чем в обычные дни.
Так вот, прочитал я его взахлеб, на одном дыхании. У меня даже руки задрожали, душа просто наизнанку вывернулась. Вот надо же, засранец, как все повернул, как все описал. У меня просто слов нет. План мести созрел почти мгновенно. Я помчался к Джиму. Он вчера хвастался, что у него есть фото-принтер и он себе уже распечатал мой рисунок с пиратом, ну тот, на котором я его с попугаем нарисовал. Так что я к нему понесся с флешкой. Он растерялся, увидев меня, но, когда пояснил, чего от него хочу, он буквально загорелся. Знаешь, мам, это так приятно, что ты кому-то небезразличен просто так, не потому что ты какой-то там родственник, а потому что ты ему просто нравишься как друг. Он для меня из закромов родины даже альбомный лист фото-бумаги отрыл. Так что Крейга возле хромированного бока военного самолета мы распечатали во всей красе. С этим листом я и понесся к Хрому.
И, знаешь, мам, когда я без стука влетел к нему в комнату, мне было уже плевать, что он не один, что у него там Салли и еще два каких-то парня. А кинулся к нему, обхватил руками, честно стараясь при этом не помять только что распечатанную картинку, и поцеловал. Да-да, мам, поцеловал при всех. Знала бы ты, как он мне ответил. А потом кто-то рядом прокашлялся, и пришлось оторваться друг от друга. Но я не был смущен, я ведь тебе уже не раз писал, что меня смутить не так-то просто. Я был счастлив и улыбался. А Салли, сволочь, пошутил.
- Вау, Крегги, а ты, похоже, научил нашу эльфийскую принцессу улыбаться.
- Думаю, он и до меня умел, - не выпуская меня из своих рук, заявил Крейг, а я на это только презрительно фыркнул.
- Эй, то есть вы теперь... - начал известный мне парень, но Салли так аккуратненько взял его за локоть и сказал:
- Пойдемте-ка, парни, не будем мешать личному счастью нашей принцессы, - и увел их обоих, прикрыв за собой дверь.
- И все-таки, - задумчиво произнес Крейг, весьма многообещающе косясь в сторону кровати. Я ведь говорил, что она у него не то, что у меня - большая, просто огромная. - Я абсолютно не согласен делиться.
- А вы собственник, сэр рыцарь,- схохмил я и перешел сразу к делу. - Ну, что, в кровать?
- Ага. Я ведь согласился...
- О, да, - я расплылся в такой улыбке, что на кровать мы рухнули, вовсю целуясь.
Но рассказать я на самом деле хотел вовсе не об этом, а о том, как мне было страшно. Я как-то и не думал, что все будет так. Мы уже возбудились оба, и все хорошо было, честно. Поцелуи там всякие, ласки. Я их очень люблю, я ведь писал. А потом... потом он перевернулся на живот и замер. А я... я так растерялся, мам! Меня даже подташнивать начало от волнения, и тут-то и проснулась моя икота. Да-да, в очередной раз на нервной почве. То есть, я знал, что и как нужно сделать, смазать, растянуть и вставить. Простая последовательность, так? О да, в теории оно так и есть, но на практике, меня просто скрутило. И знаешь, чего я боялся? Сделать больно. Одно дело представлять, что я смогу за свою собственную жизнь и здоровье до полусмерти избить кого-то битой, и совсем другое иметь реальный шанс причинить настоящую боль.
Так вот, когда я икать начал, медленно проворачивая в нем палец, Крейг приподнялся на локтях, обернулся через плечо и посмотрел на меня. Пока не знаю, что он там увидел, этот гад спит, и спросить я не могу, но, наверное, просто перепуганного до икоты меня. А потом улыбнулся, да так, что мне стало совсем плохо. Еще и насмехается, сволочь! - думал я, но додуматься до чего-либо он мне не позволил. Повернулся ко мне лицом, притянул к себе, чмокнул куда-то в макушку и откинулся на спину, утягивая меня за собой. «Ты самый лучший, - сказал он мне. - Самый замечательный. У меня таких, как ты, еще не было». И у меня прямо самооценка выросла от таких слов, так приятно было их услышать. А пока я млел и улыбался, как дебил, он поцеловал меня, зарывшись пальцами в волосы, я уже понял, что перебирать их ему просто очень нравится. А потом перевернулся и подмял под себя. «Ну, вот, - мелькнула у меня мысль, - А я думал, что сегодня будет по-моему. Но в то же время я обрадовался, что бояться больше ничего не надо, что теперь делать и как я уже знал, попытался прижать к груди колени, а Крейг взял и не дал, заставил меня их выпрямить. А потом взял и устроился сверху. «Все хорошо, - прошептал он мне на ухо, целуя в шею. - Все хорошо. Не надо бояться, я научу». И научил. Он все сделал сам. Вот честно, мам. Мне девушки когда-то так делали, когда я снизу, а они скачут на мне. А тут он, парень, сам. Мне так хорошо было, я все тянулся к нему руками, хотел, чтобы он обнял меня. Но тогда ему приходилось замедляться, и мы оба долго выдержать промедления не могли, он распрямлялся на мне снова и двигался, двигался, двигался. Он же спортсмен, у него такие сильные, накачанные ноги. Ты не представляешь.
А потом мы еще долго лежали, переплетя ноги и просто гладили лица друг друга кончиками пальцев, словно слепые, мам, словно неверящие, что то, что видят глаза, на самом деле существует. И это было так классно. Так хорошо. Поэтому, проснувшись сейчас поздно вечером, я первым делом кинулся к компу. Мне хотелось выплеснуть из себя все то, что накипело. Рассказать, поделиться, пусть не с тобой, знаешь, я уже понял, что искренность моя тебе давно уже не нужна. Тебе куда проще жить в выдуманном тобой самой мире, воспитывать выдуманного сына, которому в своих фантазиях ты придала лишь те черты, что тебя устраивают. Поэтому я даже не рассматриваю такой вариант, что однажды расскажу тебе все. И о Крейге, и о том, что у меня теперь не без твоего участия, с этим твоим переводом в новую школу, сменилась ориентация. Ты не поймешь меня. Даже не попытаешься это сделать, я уверен. Но, знаешь, мне это уже и неважно. Мне больше не нужно твое одобрение и понимание, у меня появились те, чье мнение и чувства мне куда ближе и, пусть прозвучит неправильно по отношению к тебе, но на данном этапе моей жизни важней. Это не значит, что я не люблю тебя. Ты ведь моя мама, как бы там ни было, ты дала мне жизнь, воспитала без отца и неплохо, следует признать, воспитала. Я не умаляю твоих заслуг. Я люблю тебя. Но то, что сейчас появилось в моей жизни, - дружба с Салли и Джимом, Крейг. Они - это другое, не такое, как с тобой. Я бы просил тебя понять, но не стану. Это письмо не для тебя. А Крейг, я думаю, и так поймет.
И еще одно, я забыл написать, но Крейг просто в восторге от того, каким я его нарисовал. Он еще после моего письма все хотел посмотреть на рисунок, о котором я рассказывал тебе, но так и не решился попросить сразу. Подумал, что творчество для меня - это очень личное, и решил не спешить. Какой же он у меня проницательный! Просто чудо. Да-да, и, кажется, рядом с ним я превращаюсь в олуха-романтика, но мне это, если честно, нравится и даже очень.
Вот так-то, мам.
Люблю, целую, хочу в кроватку и все повторить, твой Джонни. Да-да, Крейг, нечего из-за спины заглядывать, последнее я тебе написал.
9. Письмо от 28 ноября (из папки «Полученные»)
Здравствуй, мой любимый и ненаглядный сын!
Я очень скучаю, а ты так редко пишешь. И почти совсем не звонишь. Неужели эти твои новые друзья, о которых ты теперь постоянно упоминаешь в своих письмах, заменили тебе меня? Мне очень не хочется в это верить. Ты ведь меня любишь, Джонни, детка, правда?
Признаться, я уже начала сомневаться в этом. И, знаешь, почему? Ты написал мне вчера, что хочешь побыть со мной лишь часть рождественских каникул, что вторую половину планируешь провести в гостях у своего друга Крейга. Я против. Как это понимать? Неужели, озвученная мной ранее мысль - правда? Но ты ведь так не поступишь со мной, я уверена. Ты ведь мой сын, я люблю тебя. И очень хочу, чтобы эти две недели ты провел со мной. Неужели ты не соскучился по дому, по мне? Почему ты просишь отпустить тебя к нему?
И, раз уж на то пошло, я лучше приглашу его к нам, чем отпущу тебя к этим совсем неизвестным мне людям. Поэтому, раз уж тебе так не хочется расставаться со своим новым другом, который, несмотря на все твои восторги, совсем не внушает мне доверия, позаботься о том, чтобы мы с ним познакомились. Так что я жду вас обоих на Рождество у нас. Разумеется, если он не сможет приехать, не страшно, уверена, что он тоже, как и ты, соскучился по своим родителям. Но не расстраивайся, мы с тобой и без него найдем, чем заняться, если что. Приезжай, милый. Я тебя жду.
Люблю, целую, мама.
15 комментариев