Дункан Грант

Где бы ты ни был

Аннотация
Их было двое...
И была война...
Но не война разлучила их, а непрощение, непонимание и обиды...
... В египетском отеле, в разгар Второй Мировой, декаданствующий странник пишет письма своему другу. Письма, обнажающие его душу. Письма, которые его друг никогда не прочтёт...


1942 год.

Я сижу в баре отеля «Шефердс» в Каире и пишу тебе это письмо. Если бы я думал, что отправлю его – я был бы менее откровенным, и письмо вышло бы куда более скудным. Ты знаешь сам: сейчас не то время, когда можно позволить себя изливать душу в письмах – и ещё в меньшей степени - то время, когда можно позволить себе спокойно и открыто рассуждать в письмах об окружающей обстановке.
Уже месяца три мы не виделись, и я не получал от тебя писем. Я точно знаю, что ты и не отправлял их. А я – я нахожу приют для своей души в том, что пишу тебе письма, которые ты никогда не получишь. Через какое-то время я сожгу то, что писал тебе.
Играет роль склонность к мелодраматическим эффектам: я не могу просто сжечь письмо в пепельнице и вытряхнуть пепел в раковину. Я привык развеивать останки сожженной бумаги над великой рекой. Прах к праху, друг мой! Ветерок над Нилом подхватывает частички моей души. Река – ей всё равно. Тысячи лет она спокойно несёт свои воды через эти края, и на тех берегах, меж которых когда-то проплывали суда древних царей, тихо стою я и бросаю пепел на ветер.
Реке всё равно, как всё равно и древним памятникам, которые я осматривал здесь от нечего делать. В какой-то степени по этой причине я и сбежал сюда: я хотел искать ответа у древности. Я ушел от своей любви, я хотел затеряться среди этих руин, и у них, казавшихся мне столь мудрыми, сколь и старыми, найти ответы на свои вопросы.
Помню, как я первый раз увидел Великого Сфинкса. Часто, смотря в сторону Гизы из окон отеля «Мена Хаус», я мысленно молился Сфинксу. Он представлялся мне воплощенным духом этих мест, истинным их хозяевом. Задремавший лев, который тысячи лет смотрел на греков, византийцев, арабов таким же спокойным и уверенным взглядом, каким теперь он смотрит на британцев. Кажется, что вечность для него – мгновение, и никто не может ручаться, что в следующий миг огромный зверь не проснется, не отряхнёт пыль со своих лап, и не вышвырнет отсюда одним грозным взглядом всех – и арабов, и нас… Но в следующий миг я оборачивался, и видел залитый светом зал, вальсирующие пары, весь этот осколок Британской Империи, частью которого являюсь и я – и иллюзия исчезала.
Древностям всё равно. Поначалу меня пугало то, что я увидел: по сравнению с этими руинами ты, я, всё мои чувства представились такими мелкими, такими беззащитными… В очередной раз я думал о смертности. Мы исчезнем, а эти руины будут стоять и стоять. Мы с тобой – песчинки, и подвластны одному дуновению ветра… Увы, ты так и не смог понять этого с такой болезненной очевидностью, чтобы изменить своё поведение. С такой очевидностью, которая пронзала меня в этих краях…
…Но после я успокоился. Сама древность и равнодушие всего того, что я увидел, вселяло покой ненавязчивой убеждённостью в бренности всего того, чем я живу и что чувствую. Мои чувства словно замерли, и всё, что металось во мне в первое время приезда, теперь сменяет друг друга с такой же повторяемостью и неспешностью, с какой Нил несёт свои воды.
Очевидно, что мы живём в эпоху кардинальных перемен. Но здесь, в отеле «Шефердс», где я живу теперь, время течёт очень медленно. Ты не поверишь: до нас в этом отеле не долетают ветры войны. Разве что сильно возросшее число военных мундиров напоминает о том, в каком времени мы живём. И, периодически отрываясь от этого письма, я украдкой поглядываю на людей, которые сидят в своих вечерних нарядах за столиками, сплетничают, пьют коктейли, а между ними снуют арабские официанты с непроницаемыми местными лицами.
Я не выслеживаю жертв. Поначалу, по приезду, я занимался этим: словно бы из мести к тебе. Здесь это легче, чем ты думаешь. Богатые бездельники, с красивыми подтянутыми телами и несмываемой праздностью на лицах, становились теми, с кем я спал ночью рядом. У меня было трое парней, и все они были похожи один на другого. Все были британцами. Но в тот момент, когда я успокоился, возникло отвращение к тому способу, с помощью которого я пытался сублимировать свою боль. И я решил узаконить своё одиночество и не встречаться ни с кем, чтобы выпить до дна всё присужденное мне судьбой на этот раз.
Я чувствую в воздухе разлитое отчаяние. Если бы ты был здесь вместе со мной, а потом мы покинули бы стены отеля и прогулялись по даунтауну, то почувствовали бы разлитый в воздухе страх. Страх парализует волю. Город замер в ожидании – призрак нацистского экспедиционного корпуса висит над городом, словно коварное и невидимое чудовище, готовое материализоваться в любой момент.
Как-то на вокзале я видел мерзкую картину. Носильщики собрались в кучку и выкрикивали своими гнилыми ртами: «Гитлер идёт!», пугая всех остальных. Но всё это – неспроста, и сейчас разве что идиот может не понимать очевидных вещей. Поскольку же идиотов много, то, как догадываешься, многие искренне не сознают происходящего. К тому же, наша национальная гордость не позволяет признать: мы здесь не нужны. Да, фактически мы, британцы, все ещё являемся хозяевами – но тем самым мы только вызываем ненависть. Нас здесь стало ещё больше, и ненависть к нам выросла пропорционально.
Я люблю смотреть на наших военных. Это - развлечение, которое я – оставивший радости секса, ставшие сомнительными, - позволяю себе сейчас. Они вызывают во мне сочувствие: ты не представляешь, как мне порой жаль их! Столько совсем молодых мальчиков с потерянными выражением на смазливых лицах!.. Многие из них впервые оказались за границей, так далеко от дома. Я вижу, с каким особым отвращением они относятся к местным. Но за их «знанием» арабского, заключающемся в том, что им известно, как сказать по-местному одно слово: «проваливай», за их насмешками и националистскими замашками я вижу страх перед всем тем, что они увидели . В такие моменты мне хочется найти среди них того, кто провёл бы со мной ночь, чтобы попытаться утешить и снять его тревогу… Иногда я думаю, что это мог бы быть ты, что мы могли бы встретиться здесь, и как бы всё сложилось тогда… Но ты не создан для военной службы, и сам знаешь это.
Ты не представляешь, какие комические последствия порой может иметь массовая истерия. Уж и не знаю, плакать или смеяться. Первого июля туман над Каиром оказался дымом – наши офицеры устроили истерику. В тот момент произошло то, что бывает часто, когда лопается пружина тревоги и человек пускается во все тяжкие, не думая уже о том, как он выглядит со стороны. Дым вызвали наши офицеры, которые, в костер, разведённый в саду Посольства, бросали все штабные документы повышенной секретности. Призрак Роммеля в тот момент настолько явственно маячил в воздухе, что вызвал эту поспешную операцию. Казалось, что нацистские войска вот-вот пройдут через пустыню и ворвутся в город. Ветер разносил полусгоревшие бумаги, воздух был наполнен копотью. Ирония состоит в том, что позже я несколько раз покупал у уличных торговцев сладости, завернутые в эти бумаги, которые, несмотря на почерневший и непрезентабельный вид, были еще вполне читаемы.
Но, повторяю, нас в «Шепердсе» всё это словно бы и не касается. Пианист изощряется за роялем. Роллс-ройсы подкатывают к зданию один за другим. Мелькают в танце смокинги, похотливые взгляды, полуобнаженные груди, затолкнутые в декольте. Старые запасы вина ещё не окончились. И среди всего этого бесстыдно-роскошного гама нахожусь и я – сидя за столиком в углу, у окна, и сочиняю это письмо к тебе, пепел которого завтра примет ничему не удивляющийся Нил.
Ночами я обнимаю тебя мысленно. Я хочу защитить тебя – в это жуткое время, оставшегося там, где опаснее, защитить от внешнего врага и от твоих внутренних демонов. В полусне я протягиваю руки, чтобы обнять тебя, но руки находят лишь пустоту и ночь… И я заталкиваю внутрь себя сомнения в том, правильно ли я поступил, что разорвал всякую связь с тобой, что не унизился в очередной раз и не стал просить тебя простить меня за то, что ты выдумываешь сам.
Здесь всё то, что терзает, что томится внутри, выходит наружу. Эти места меняют нас. Я не знаю, к чему я приду, я не знаю, сколько я ещё пробуду здесь. Но я чувствую, что настанет момент, когда мы снова встретимся. Момент, когда ты осознаешь, как я, свою бренность и оценишь то, что есть лишь сейчас, то, что уйдет и не повторится. Иногда я фантазирую о том, что ты приедешь сюда, ко мне – но я знаю, что ты не поступишь так. И всё же, я чувствую, что момент нашей новой встречи однажды придёт . Я уже простил тебе всё…
Я не знаю, как окончить это письмо . Пожалуй, я и не стану делать этого. Ритуал сожжения и развеивания пепла – лучшее окончание само по себе. Ещё одно неотправленное письмо, обречённое на уничтожение. Ещё один день, отделяющий нас от вечности – прошёл. Если я снова увижу тебя когда-нибудь… Я не знаю, что мы скажем друг другу. Но та связь между нами, которую я ощущаю, - она столь же неоспорима, как древность этих мест, как многовековая пыль на лапах каменного льва.
Береги себя.
Где бы ты ни был…


Вам понравилось? 26

Не проходите мимо, ваш комментарий важен

нам интересно узнать ваше мнение

    • bowtiesmilelaughingblushsmileyrelaxedsmirk
      heart_eyeskissing_heartkissing_closed_eyesflushedrelievedsatisfiedgrin
      winkstuck_out_tongue_winking_eyestuck_out_tongue_closed_eyesgrinningkissingstuck_out_tonguesleeping
      worriedfrowninganguishedopen_mouthgrimacingconfusedhushed
      expressionlessunamusedsweat_smilesweatdisappointed_relievedwearypensive
      disappointedconfoundedfearfulcold_sweatperseverecrysob
      joyastonishedscreamtired_faceangryragetriumph
      sleepyyummasksunglassesdizzy_faceimpsmiling_imp
      neutral_faceno_mouthinnocent
Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив

3 комментария

+
0
Ия Мар Офлайн 20 марта 2012 17:33
Более сорока просмотров и почему-то ни одного комментария. :)) Между тем, рассказ очень неплохой.
Текст представляет собой довольно короткое письмо, в котором отразилась не только личная трагедия его автора, но и целая эпоха. Текст, что называется, атмосферный. В рассказе много сюжетных линий, которые не имеют начала и конца, отчего кажется, что он является частью какого-то более крупного произведения. Но мне думается, что это не так. Письмо не просто подобно кусочку мозаики, по которому можно судить о всей картине. Оно само есть одновременно целое и часть, обладающая всеми свойствами целого. (Ой, как заумно написала)))) И в этом, как мне кажется, секрет притягательности этого произведения - оно больше, чем кажется.
Прочитала с удовольствием и даже не один раз. Спасибо автору!
+
0
Миша Сергеев Офлайн 20 марта 2012 22:22
IamMary , Вы абсолютно правы, очень добротный текст. Стилистически напоминает короткие эссе Роальда Даля, что никак не умаляет художественных достоинств рассказа . И вкусный финал - из нескольких слов и многоточия. Аффтор - браво!
+
0
Дункан Грант Офлайн 21 марта 2012 20:10
Цитата: IamMary
В рассказе много сюжетных линий, которые не имеют начала и конца, отчего кажется, что он является частью какого-то более крупного произведения. Но мне думается, что это не так. Письмо не просто подобно кусочку мозаики, по которому можно судить о всей картине.


ЗДесь есть своя правда: в голове бурлило что-то более крупное, чем рассказ, но пока вышло рассказом-письмом... своего рода предтеча...
Спасибо! )


Цитата: ress08
Аффтор - браво!



Пасиб)
Наверх