Мы живы, мы рядом, нас любят

Стоял знойный июнь. По выходным дням парк оживал ни свет, ни заря. Проносились велосипедисты, за ними мчались очутившиеся на свободе домашние питомцы, гоняли любители роликовых коньков, словом, жизнь кипела, и бегать было невозможно.

Артем скрепя сердце стал ставить будильник на семь. В половину восьмого он уже бывал в парке, разминался и начинал пробежку. По тенистым дорожкам, мимо пруда, по тропинке в таинственную тишину и свежесть, в густой запах листвы. Там, на спрятавшейся за старыми деревьями полянке, он в первый раз и увидел Ника.

Обнаженный по пояс гибкий парень  плавно, не торопясь,  двигался под слышимую одному ему мелодию. Он вел  сложный, загадочный танец, связанный, казалось, с самим утренним небом; каждый выверенный, сосредоточенный взмах руки оставлял медленно тающий след во все еще прохладном утреннем воздухе; каждый поворот чуть тронутого легким загаром тела заставлял вибрировать  невидимые струны; каждый наклон прекрасно посаженной темноволосой головы рождал легкий ветерок. Это была восточная гимнастика, бесспорно, но какая именно, Артем тогда не знал. Он остановился. На его глазах из одного движения тут же рождалось другое, и еще одно;  зрелище завораживало, не отпускало, не давало уйти, казалось, еще немного, и зазвучит нежная музыка.  Незнакомец был полностью, абсолютно поглощен собой.    

Но не настолько, как оказалось, чтобы не почувствовать, что на него смотрят. Он завершил упражнение, почтительно поклонившись невидимому божеству, и с любопытством посмотрел на Артема. Тот вспыхнул. Засматриваться на парней в парке было не очень-то благоразумно. Глупо, очень глупо. Сейчас из тени деревьев с мелодичным смехом выбежит девушка,  грациозная и свежая, поцелует загадочного танцора, и утренний мираж рассеется. А ты помечтай, ласково сказал себе Артем,  минутка-другая еще есть.

-Это тайцзы, - приветливо сказал парень. – Вернее, лет через десять практики станет похоже на тайцзы, а не на зарядку. 

- Да это прекрасно, - откликнулся Артем. – давно занимаетесь?

-Второй год.

Они подошли друг к другу. На Артема взглянули грустные карие глаза. 

-Ник, - представился незнакомец. 

Он стоял так близко, что Артем чувствовал запах его тела, очень приятный, терпкий, но легкий, невесомый, как и сам Ник. Его кожа чуть блестела от испарины, над верхней губой и на висках выступили капельки пота, волосы на груди и на плоском животе над широкой резинкой легких спортивных брюк, сидевших на бедрах, казались влажными, на шее заметно пульсировала жилка. Артема накрыла волна желания. О, это будет замечательно, дать Нику воочию убедиться, насколько он хорош собой – у бегунов на него так и  встает, никакого спортивного самообладания, ну что ты будешь делать.

Артем назвал свое имя. Полного конфуза, к счастью, не произошло. 

Ник поднял с травы светлый рюкзачок, закинул его за плечо и улыбнулся. 

- Бежишь дальше?

-Да нет, жарко, - Артем вдруг понял, что и сам весь мокрый от начинавшегося все раньше зноя. – Ты куда?

-Можно пройтись, - спокойно предложил Ник. 

Артем решительно стянул футболку. Всю зиму и весну он усердно занимался в спортзале. Уж не этой ли ради минуты – эффектно продемонстрировать рельефный торс адепту восточных практик?! 

Они прогуляли с полчаса, может быть, чуть дольше, легко подладившись под шаг друг друга. Ни тот, ни другой никуда не торопились;  было все еще рано, хотя первые бодрые пенсионеры усаживались на лавочки в тени и доставали газеты и журналы.          

Легкость разговора с совершенно незнакомым человеком поразила Артема. Можно было болтать обо всем, что в голову взбредет, от политики до музыки;  Ник, казалось, мог поддержать беседу на любую тему – не было затянувшихся пауз, мучительного поиска верных слов, недоуменных взглядов – о чем это ты, приятель?! Я исстрадался по общению, подумал Артем, по такому вот разговору, не по душам, конечно, мы же только что познакомились, а по общению в подлинном смысле этого слова, наверное; забыл, что меня могут слушать и понимать.  Он исподволь рассматривал своего спутника.

Интересное лицо; сильная лепка, высокие скулы, глубокие глаза, крупный решительный рот, веснушки на носу. Резкая, грубоватая красота, так странно гармонирующая с  гибким, легким, воздушным телом. И… хрупкость, волнующая неявная нежность, проступающая во взгляде, изящных жестах, чуть застенчивой улыбке.  Отстраненность. Невозможно было угадать, понимал ли новый знакомый Артема, что будил в нем совсем не дружеские чувства, или, во всяком случае, не только дружеские. 

- Ты женат?- поинтересовался Ник.

- Нет, - выдохнул Артем. 

Сказать? А что остается? Я  же до исступления хочу до тебя дотронуться, славный Ник, нельзя быть таким желанным и так запросто разгуливать без футболки, нельзя так хорошо пахнуть, и уж совершенно недопустимо идти совсем рядом – только руку протяни, и можно притянуть тебя к груди и поцеловать. Отвести домой, смотреть, как ты раздеваешься , любоваться каждым твоим движением, а потом сплестись с тобой в один горячий клубок, начать гонку к финалу, чтобы наши заключительные  стоны прозвучали одновременно.

Мне нужен постоянный парень, то, что называют «отношения», общность, близость, назови как хочешь, а не истерики вперемешку с сексом, невесело признался себе Артем. С Владом взаимопонимание невозможно. Ночные звонки, скандалы, то неделя тишины, а за ней – шквал сообщений, то признания в любви, а потом : «Мне нужна свобода, полная свобода, я ничего тебе не обещал».  

- Я тоже холостяк, - весело откликнулся Ник. – Хозяйничаю сам понемножку. Ну что, пора расходиться, наверное?

Он улыбнулся. 

-Завтра бегаешь?

В воскресенье Артем собирался отоспаться, но решительно выдохнул:

- Бегаю. Можно погулять, если ты не против, пройтись, как сегодня.

- Давай созвонимся, - Ник достал из рюкзачка телефон. – Так жарко, что можно уже чуть ли не в шесть в парк приходить. Кто первый просыпается, тот и звонит. 

Они обменялись номерами и разошлись. Артем еле удержался, чтобы не повернуться и не проводить глазами нового знакомого. Еще только не хватало – в зрелом, в общем-то возрасте, за тридцать, влюбиться в  первого встречного!

 Впереди простиралась бесконечная суббота. Звонить Владу раньше полудня не имело смысла, тот или не ответил бы, или рассердился, решив, что звонок «ни свет, ни заря» в выходной день – попытка его контролировать. Томный, взбалмошный, тот мог свести с ума капризами и переменами настроения; Артем ни на миг не сомневался, что он сам - лишь один из вереницы уже далеко не юных мужчин, очарованных вечно ускользающим, никак не дающимся в руки опасным и желанным созданием. Наваждение. Неизвестно, что выкинет этот мальчишка в следующий момент.  

Так и вышло; ближе к обеду от Влада пришло сообщение из трех слов : «Занят, перезвоню позже».

Артем застонал от бессильной злобы. Позже! Отлично, позже я и сам буду занят.  Пусть в игру вступит  случай; возможно, когда-нибудь, по прихоти судьбы, он так и встретит настоящую любовь – неожиданно?!  Но почему он вдруг вообще стал задумываться о чувствах?! Когда она появилась, жажда близости, глубокой дружбы, уверенности в том, что его поймут и примут таким, каков он есть, со всеми недостатками? Возраст, угрюмо, сказал себе Артем, усталость, а возможно, всего лишь жара, долгие летние дни, короткие душные ночи.

Зимой он расстался с парнем, с которым прожил почти полгода. Они разошлись без ссор и скандалов; их союз изжил себя, и осталось только собрать вещи и уйти. Свобода вначале не тяготила Артема, став в конце концов невыносимой и обернувшись одиночеством. 

Одиночество и ждало Артема, когда во втором часу ночи он вернулся домой, в пустую квартирку; никому не было до него никакого дела, никто за него не волновался, никто не желал ему счастья. Парень, разделивший с ним ласки, вот уж действительно знойные в душный, горячечный вечер, был занят сам собой; он, казалось, не мог дождаться, когда же Артем наконец-то сообразит уйти, а тот словно нарочно медлил, надеясь… На что? На иллюзию близости? 

Я жалок, невесело признался себе Артем. Мне нужно человеческое тепло, а как раз его-то я и не могу найти; да и кто готов вот так, запросто, ничего не ожидая в ответ, принять участие в другом человеке?! Не те времена, друг мой, каждый занят сам собой, для всех идут неумолимые часы, отсчитывая минуту за минутой перед тем мигом, когда ты вдруг поймешь, что настала пора убавлять себе годы и прибавлять сантиметры, расписывая в анкетах собственные достоинства, а то останешься один-одинешенек, наедине с призраками ушедшей юности.

Ник. Его образ всплыл перед глазами Артема. Умный, необычный парень. В самой глубине  медленно тлеющей ночи, в ожидании утра, Артем сквозь дрему размышлял о новом знакомом – на прогулке они вели общий разговор, почти не касаясь личных тем, и можно было придумать что угодно, дав волю воображению. Перед тем, как провалиться в сон, Артем почти сумел убедить себя, что Ник непременно встречается с какой-нибудь  милой барышней, а живет один, чтобы не терять свободу и независимость. Именно так и нужно было решить, с самого начала, чтобы не было больно, когда так и окажется, и Ник придет на утреннюю встречу не один. 

- Не разбудил?

У Ника был приятный, веселый голос, и Артем мигом проснулся.

- Извини, если рано звоню, но уже под тридцать. Или сейчас, или никогда, я сам готов выходить.

- Я собираюсь! – Артем вскочил.- На той же полянке!

Он чувствовал себя юным и полным сил, жизнь впервые за долгое время показалась ему захватывающим приключением – пусть Ник и знать не знает, что в него влюбился случайный знакомый из парка, все равно Артем его увидит, они снова будут брести плечом к плечу по дорожкам, снова можно будет вдохнуть пряный, терпкий, дурманящий запах нового знакомого.

- Бурная ночь? – искренне расхохотался Ник, едва завидев Артема. – Может, тебе лучше не бегать, а подремать в тенечке? Что-то выглядишь ты… усталым.

- Ну, не то чтобы бурная, - Артем тоже рассмеялся. – Хотя бы круг пробегу, чтобы стыдно не было. За бесцельно прожитое утро.

Сам Ник излучал свежесть и легкость; Артему не хотелось оставлять его хоть на миг. Что за чертовщина! Хоть садись и любуйся на него, на игру мышц под гладкой кожей, плавные движения грациозного тела.

Кое-как одолев один круг, Артем так и сделал – устроился в тени, наслаждаясь прохладой, еще сохранившейся под ветвями деревьев,  и как зачарованный следил за новым другом.   И в конце концов уснул – Ник разбудил его, потрепав по плечу. Артем едва удержался, чтобы не дотронуться до сильных, ласковых пальцев. Впрочем, Ник сам присел на горячую траву.

-Что потом делаешь?

Артем замялся. Ему не хотелось признаваться, что никаких планов у него как раз и не было – разве что ждать, уставившись в одну точку, не позвонит ли Влад. 

- Выставка есть интересная, фотографии. Не хочешь пойти, если не занят?

Я забыл, что можно жить вот так – гулять в парке, отправляться в музей, быть обычным, обыкновенным, пронеслось в голове у Артема. Да это же всегда было возможно – так вот запросто провести утро и день с симпатичным, интересным  парнем,  в какой же день и час я решил, что дружба для меня под запретом, что любой от меня шарахнется, если поймет, кто я на самом деле?!  

Непривычное ощущение – что они знакомы давным- давно, чуть ли не с детства, не покидало Артема весь день, проведенный с Ником. Они ненадолго разошлись, чтобы переодеться, встретились снова и отправились в музей на метро, чтобы потом зайти пообедать и, возможно, выпить по кружке пива; в полупустом вагоне сидели, касаясь плечами; шли рядом по раскаленной улице, спускаясь к Москва-реке, к Третьяковке на Крымском валу. От этой ускользающей близости у Артема слегка кружилась голова.  На первом курсе института он был безнадежно влюблен в паренька из своей группы. Иногда они вместе проезжали пару остановок на метро; Артем тогда страстно мечтал об одном – чтобы поезд остановился, и они оказались запертыми под землей, надолго, пусть и среди встревоженных пассажиров, главное было быть рядом. Теперь ему также не хотелось расставаться с Ником, и также сладко ныло в груди от желания, и невозможности, дотронуться до него.  

 В самых верхних залах одряхлевшего музея, после череды странных конструкций, в которых невозможно было разобраться, как ни старайся, Артем невольно рассмеялся, увидев на огромных, ни на что не похожих фотографиях отливающий синевой снег. 

- Я так и знал, будет потрясающе - Ник был доволен произведенным эффектом. – Ты посмотри, ото льда холодом веет, вот это талант- так снимать, это же настоящее искусство.

Да, казалось, в этом зале веяло прохладой; не хотелось уходить, выбираться на неистовое, беспощадное Солнце.  От контраста снежных пространств, заключенных в геометрические рамки, и горячего воздуха, липнущего к коже, у Артема на миг пропало чувство реальности. Где он? Кто его изящный спутник? Что происходит?    

За обедом Ник рассказывал о тайцзи, таинственных энергиях, пронизывающих Космос, о поездке, даже целом путешествии,  на ритрит  – новое для Артема слово, - в Китай. Он говорил легко и красиво, как человек, прочитавший и обдумавший немало хороших, умных книг. Но иногда по его чудесному лицу словно пробегала тень, воспоминание о чем-то тягостном, что никак не хотело уходить и напоминало о себе ноющей болью, как незаживающая рана. 

Признаться? Сказать Нику, что он для меня не просто новый знакомый? Артем давно не задавался такими вопросами. Был мир «своих», и был обычный, нормальный мир; с годами он легко научился существовать в обоих. Только так можно было всерьез заняться карьерой, только так можно было выжить – сходя за обыкновенного молодого мужчину, откладывающего,  в духе времен, женитьбу чуть ли не до сорока лет и работающего на износ ради отпусков в экзотических странах и все более мощных машин.  

Я очарован, признался себе Артем.  Банально, но это так. Если бы, когда-нибудь, такой человек заинтересовался мной, я был бы счастлив. Ник достоин любви, ради него было бы не страшно дать обет верности – и блюсти его, понимая, что такая встреча выпадает раз в жизни, что судьба посылает  интересного, привлекательного и очень, очень желанного парня лишь раз, другого такого не будет. Только бы его не вспугнуть; но как же хочется до него дотронуться, обнять, почувствовать рядом гибкое, сильное тело.

Или Ник понимал, что стал предметом страсти, и его забавляла сама эта игра, их с Артемом наивное притворство, игра в двух новых приятелей, проводящих вместе воскресенье? Могло ли быть, что и он искал большего, чем секс, что и ему хотелось более глубокой близости?  

День подходил к концу. Артем и не помнил, когда он был так счастлив – и от чего, казалось бы? Они договорились встретиться в следующие выходные. 

Рабочая неделя тянулась вечность. Объявился Влад, и даже снизошел до того, чтобы провести у Артема ночь, но очарование капризного, взбалмошного существа стремительно таяло. Он глуп, понял Артем, и эта недалекость, отсутствие хоть какой-то глубины, банальность каждого слова и жеста, предсказуемость каждой фразы исключают подлинное чувство. К Владу можно привязаться, его можно страстно хотеть, но невозможно полюбить – любить-то некого. Впервые за время их знакомства Артем почувствовал жалость к незлому, в сущности, парнишке, привыкшему к потаканию всем его причудам и испорченному слепым обожанием взрослых мужчин, попавших под чары юности. Артем тихонько посмеивался в темноте, прислушиваясь к сопению Влада. Весной он, образованный, зрелый человек, писал  тому реферат – теперь этот эпизод казался смешным. Реферат! Ему так и диплом, и диссертацию кто-нибудь напишет, подумал Артем, ну уж только не я, увольте. Они холодно распрощались утром; Влад занял у Артема денег, далеко не в первый раз и вовсе не пустяковую сумму, которую, естественно, никогда бы и не подумал возвращать, и исчез, поглощенный собой и каким-то важным звонком. 

Ник, Ник, Ник. Стоило  Артему прикрыть глаза, и он тут же видел ясное, чуть грустное лицо. О чем мог печалиться такой красивый парень?! Что загадочного могло  остаться  в человеке в это жестокое время полной, казалось бы, открытости всех и каждого – в эпоху бесконечного душевного и телесного эксгибиционизма,  процветающего в Сети?! Тайна завораживала, будила воображение – несчастная любовь? Скорее всего; новый знакомый Артема был самым чувственным из всех когда-либо встреченных им парней, его облик будил не просто желание обладать, а желание завладеть человеком, узнать его, понять, что скрывается за чуть застенчивой улыбкой, прячется в глубине глаз, прорывается то и дело в тревожном подергивании правого уголка чудесно очерченного рта. Я повзрослел, говорил себе Артем, я готов к любви.   

После череды наполненных зноем и ожиданием дней и томительных ночей все-таки настала суббота.  Ночь накануне Артем почти не спал. Собиралась, но прошла стороной гроза . Что-то должно было случиться, что-то важное, но Артем не мог понять, надвигалась ли на него беда или   нужно было готовиться к счастью, такому же сокрушительному по силе, как и самое глубокое горе.