Тель-авивский дневник

Карусель

Ночь
Сижу на старой Тель-Авивской автобусной станции. Полпервого ночи. Весь день я проболтался по городу, автобусы полдня как не ходят - потому как суббота. В кармане ни шекеля - в банке стабильный минус, и неделю назад банкомат проглотил мою кредитку. Телефон разрядился, и позвонить Ронни, чтобы он приехал и забрал меня, я не могу. Отсюда до моей квартиры часа полтора ходу, но идти надо через арабскую часть Яффо, а это очень неприятно, особенно ночью.
Пытаюсь набраться мужества и сил, но пока получается плохо. Охота есть, пить и вообще не хочется шевелиться. За спиной какое-то движение. Оборачиваюсь. Мальчишка-чернокожий, лет 8-9, босоногий и одетый в какие-то обноски. Забирается с ногами на скамейку рядом и шепчет мне в ухо:
- Тебе отсосать?
Все правильно. Рядом - Тель-Авивский квартал красных фонарей. Мамашка этого пацаненка, скорее всего, нелегально живет в одном из публичных домов - махонов, а пацан подрабатывает минетом в окрестностях.
- Всего 20 шекелей, - пацаненок согласен и за 10, но мне больше хочется есть, чем заниматься с ним оральным сексом. Впрочем, трахнуть я бы его трахнул, но негритенок - минетчик и вряд ли согласится на что-то большее.
Рядом тормозит белая Субару. Пацан слетает со скамейки и залезает головой в окошко машины. Я достаю сигареты. Осталось несколько штук, до утра, может быть, хватит. Мальчишка разочаровано возвращается на скамейку. Ему опять отказали. Из машины вылезает низенький толстый пожилой мужичок и подходит ко мне.
- Поедешь со мной? У меня квартира в Рамат-Авив.
Оказывается, это меня снимают. Поднимаю глаза. Судя по его внешнему виду и потрепаной машине - квартира в Рамат-Авив - богатом районе Тель-Авива - некоторое преувеличение. Впрочем, сабры - коренные израильтяне - ходят в чем попало и ездят в чем попало.
- Если бы ты подъехал на Мерседесе или на БМВ...
- Я заплачу, - мужик вынимает из кармана бумажник, - Триста шекелей.
Негритенок смотрит на меня с ненавистью и завистью. За такие деньги он бы бежал за машиной, поэтому искренне не понимает, чего я ломаюсь. Прикидываю все за и против. В конце концов, ночевать на станции мне хочется меньше, чем переспать с этим господином. Лениво поднимаюсь и иду к машине. Плюхаюсь на переднее сиденье и закрываю глаза. Может быть, он догадается меня покормить...
... Как ни странно, квартира, действительно, роскошная. Последний, престижный, этаж, сад на крыше, дорогая мебель. Подхожу к окну, закуриваю без разрешения. Сабра тяжело дышит где-то за спиной. Его потные ладони касаются моей шеи.
- Меня зовут Авив, пойдем в спальню, - голос где-то в районе моих лопаток.
- А душ у тебя есть? - поворачиваюсь и натыкаюсь на непонимающий взгляд.
- Зачем душ, если есть презерватив?
Во мне вскипает тяжелая душная ненависть. Грязная свинья, он думает, что за триста шекелей я буду удовлетворять его? Отталкиваю от себя дрожащие нетерпеливые руки и иду к двери. Целых триста шекелей - два дня работы на моей фабрике по 12 часов. Это с одной стороны. А с другой - хороший обед на двоих в хорошем ресторане. Всего триста шекелей.
Авив бежит за мной. Он понял, что сморозил глупость, что я ухожу. На ходу он распахивает двери - ванная, блин, с джакузи, вся блестит и сверкает хромом и золотом, спальня - не кровать, а сексодром.
- Не уходи, парень, не уходи, вот ванная, смотри, я тебе все дам, ты, наверное, голоден, у меня есть пицца, есть пиво.
Жри сам свою кошерную пиццу, подавись ты своими тремястами шекелями, жаль только, что из Рамат-Авив мне до дома еще дальше, чем от станции.
У самой двери он хватает меня за руку. У Авива жалкий вид, он имел грандиозные планы в отношении меня.
- Не уходи, парень, - повторяет он умоляюще.
- Меня зовут Гена, - зачем я называю свое имя? Или я уже решил остаться?
- Геня, - Авив выговаривает мягко, как все израильтяне, - пойдем, покушаем, Геня.
Пиво хорошее, Хайнекен, я его люблю, но на голодный желудок оно действует убийственно, я моментально пьянею. Пока Авив суетится у микроволновки, разогревая пиццу, я роняю голову на руки и засыпаю. Просыпаюсь через несколько минут от осторожных поцелуев в затылок. Это он меня так будит. Пицца дымится на столе, бурчит кофейник. Мы ужинаем, если это можно так назвать. На часах почти два ночи. Авиву явно не терпится, но я решительно иду в душевую и пускаю в джакузи воду. Пропади ты пропадом, но я приму ванную, что бы мой случайный любовник обо мне не думал. Главное - не уснуть в горячей воде. Впрочем, Авив, мне этого не позволяет. Он робко входит в ванную комнату и просит разрешения присоединиться. Мне смешно. Можно подумать, это я подцепил его в проституточьем районе. Похлопываю ладонью по воде. Это, с моей стороны, приглашение. Голый Авив выглядит забавно. Он толст и волосат, как обезьяна. Пыхтя, он залезает в джакузи, выплескивая на пол половину воды. Места много, но я развожу ноги, и он усаживается где-то между. Вновь закрываю глаза и откидываю голову на стенку. Взбивая пену, журчит вода. Струи бьют мне в спину, массируя и расслабляя. Короткие пальцы Авива ползут по моей ноге вверх. Давай-давай, ты же хотел этого, что же ты такой робкий?
- Ты первый парень для меня, - неожиданное говорит Авив. - Я никогда не имел дела с... такими, как ты.
Вот это да. Ничего себе, эксперименты под старость.
- А жена где? - я ленив и томен.
- В Эйлате, отдыхает.
А я так туда и не съездил. Ронен все обещает, и каждый раз у него какие-то дела. Надо будет раскрутить моего любовничка на этот курорт.
Однако, Авив явно не знает, что делать дальше. Он добрался до моих бедер и застыл там, то ли смущаясь, то ли по каким-то еще причинам. Придется ему помочь.
- Авив, тебя помыть? - у меня немного хулиганское настроение, дают себя знать пиво и крепкий кофе.
Авив с радостью предоставляет мне инициативу. Заставляю его повернуться ко мне спиной, встать на колени (кряхтение, сопение, проклятые годы). Наливаю на ладони мыло и начинаю легонько массировать ему шею, лопатки, поясницу, опускаюсь все ниже, руки мои скрываются под водой. Однако, воду надо бы похолоднее, а то ничего у нас не выйдет. Распарится мужичок и опозорится. Закрываю кран с горячей водой и открываю холодную. От неожиданности Авив взвизгивает. Ах ты, зайка, ладно, не будем испытывать тебя на прочность. Все остальное - в спальне. Вылезаю из воды, шлепаю за полотенцем. Поворачиваясь, ловлю восхищенный взгляд Авива. Я тебе нравлюсь, милый? Не ты первый. Надеюсь, что не ты и последний.
Ах, какая роскошная спальня. Точнее, Спальная комната. именно так, с большой буквы. Сколько ж на этой кровати таких, как я, поместится? Минимум, пятеро. Нет, дорогой, свет мы выключать не будем. Пусть себе горит эта интимная лампочка у твоей роскошной постели. В ее нежном свете тебе будет лучше видно, какой я красивый и как умею любить...
 
Утро
Слава Богу, Ронен спит. Бедолага, он прождал меня всю ночь и уснул в салоне в кресле. Тихонько пробираюсь в спальню, переодеваюсь. Семь утра, самое время сбегать на пляж, пока там никого нет.
Вода чистая, синяя, прибоя совсем нет, на пляже тишина. Через пару часов яблоку будет негде упасть. Полчаса плаваю и ныряю в гордом одиночестве. Наконец, выбираюсь на берег, расстилаю покрывало, ложусь под зонтиком лицом вниз. Засыпаю моментально. В последнюю секунду вспоминаю Авива, надеюсь, прошедшая ночь ему запомнится надолго.
Домой возвращаюсь уже под вечер. Ронен в бешенстве. Я уличен в самом страшном. Пока я спал на пляже, мой любовник обшарил мои джинсы и нашел там деньги и визитку Авива. Ронни прекрасно знает, что я уже неделю без копья, поэтому происхождение суммы под триста шекелей (остальное я потратил на такси) для него не тайна. На моих глазах Ронен рвет визитку в мелкие клочки и швыряет мне их в лицо вместе с деньгами.
Сын проститутки - самое мягкое из его выражений. Наклоняюсь, подбираю деньги и выхожу за дверь. Некоторое время сижу на улице, потом решаю пойти на набережную. Там уже открылись маленькие кафушечки-пиццерии. Выбираю одну, поуютнее, заказываю пиво, кофе, вечную пиццу. В это время звонит пелефон. У Авива я его зарядил и сдуру дал ему свой номер. Так и есть, мой старичок на проводе. Нет уж, больше я туда не поеду. Мне становится тошно при одном воспоминании о моих ночных трудах. Блокирую телефонный номер Авива, для него я теперь буду всегда занят.
 
Вечер
Наевшись, вспоминаю, что надо бы купить сигарет, да и зажигалка уже на ладан дышит. Сижу, курю, бездумно смотрю на море. Оно тяжело вздыхает, ему тоже одиноко. На набережной полно парочек, кто-то смеется, кто-то кричит. Израильтяне шумный народ, и эмоции всегда бьют через край. Куда бы пойти в этом жарком городе, оживающем к ночи? Возвращаться домой мне не хочется. Да и пустят ли меня домой? Нет у меня своего дома, давно уже нет. Сколько лет уже живу где попало, с кем попало. Хочется чего-то стабильного, чтобы жалели и защищали. Мысли какие-то совершенно немужские, это меня развозит от напряженного ритма последних суток. Собираюсь в кулак и заказываю еще кофе. Краем глаза замечаю, что рядом останавливается машина. До боли знакомая Мицубиши. Это Ронька. Не выдержал и поехал меня искать. Злорадно ухмыляюсь и сажусь на прежнее место с чашкой кофе. Ронен усаживается напротив. Пью кофе, дымлю сигаретой, улыбаюсь ему в лицо.
- Ну?
- Поехали домой, - слова эти Ронни даются с большим трудом.
- Не хочу, я еще не нагулялся, - все-таки палку перегибать не стоит. Лицо Ронена наливается кровью, он сжимает кулаки. Запросто могу получить в наглый глаз.
- Поехали домой, Геня. Поговорим спокойно, без людей.
- Если ты поднимешь на меня руку...
- Я не трону тебя пальцем. Обещаю.
Расплачиваюсь, иду к машине. Завтра на работу, впереди не самая легкая неделя.
Никакого разговора, разумеется, дома не получается. Ронен оскорбленно молчит и демонстративно стелит себе в салоне на диване. Мне легче, я должен же отдохнуть, в конце концов. Не менее демонстративно иду в душ, долго там плескаюсь. Из комнаты орет телевизор, Ронен с кем-то болтает по телефону. Ах вот как, он завтра уезжает на неделю по делам фирмы. Это значит, что неделю я свободен, правда, в этом мало хорошего. Я привык засыпать у Роньки под боком, одному мне неуютно. Но если мы всю неделю будем в ссоре, так или иначе, спать мне одному. Знаю, что за это время мой друг перекипит, и все будет по-прежнему.
Иду в спальню, ставлю будильник на полшестого утра. Бай, дорогой, надеюсь, ты всю ночь провертишься на неудобном и жестком диване.
 
Утро
Трудовая неделя начинается с того, что я спросонья выливаю на себя чашку горячего кофе. На мой вопль в кухню влетает Ронен. Чертыхаюсь, прыгаю на одной ноге, на коленке расплывается багровый ожог. Ронни бросается к аптечке, достает какую-то мазь, от нее еще больнее. Ощущение, что на открытую рану насыпали соли и вылили уксус. Ронен меня утешает, как может. Он уже забыл, что мы вчера поссорились, что он со мной не разговаривает. Однако отвезти меня на работу категорически отказывается - ему в другую сторону. Приходится хромать на автобус и я, разумеется, опаздываю. Со всей возможной скоростью лечу вверх по лестнице своей шоколадной фабрики и натыкаюсь на коммерческого директора. Этот красавец из наших. Не в смысле национальности - Натан из ЮАР, - а в смысле ориентации. В отличие от меня, он это не скрывает. Весь в сережках, цепочках, колечках. Натану около 40 лет, он почти ровесник моему Ронни, но выглядит намного интеллигентнее. Очочки в золотой оправе, костюмчик не самый дешевый, мокасинчики. А духи такие, что перебивают все ароматы нашей фабрики. В общем, очень дорогой господин. Он смотрит на меня сверху вниз и цедит сквозь зубы:
- Опаздываем?
Объясняться бесполезно, он меня в упор не видит. Все мы для них рабочая скотина, недостойная внимания. Киваю головой с покаянным видом. Натан проходит мимо, вынуждая меня отодвинуться. Гад!
Машины мои не работают, так что зря я так торопился. Оказывается, мой сменщик-эфиоп ночью их спалил. Механик ковыряется в развороченных внутренностях и чертыхается на весь цех. Работы у меня нет. Еще часа три я буду гулять по фабрике. Если вообще домой не отправят. Я бы с радостью, поскольку нога болит все сильнее.
Иду в курилку, сажусь на ящик у стены, достаю сигареты. Успеваю затянуться пару раз. Но, видимо, кто-то в небесах решил, что мне еще мало всяких-разных неприятностей. В курилку входит Натан. И что его сюда принесло? Обычно начальство в курилку не заглядывает.
- Курим?
Нет, блин, трахаюсь я тут. Встаю, тушу сигарету. Пытаюсь объяснить, что мои машины не работают. Натан меня не слушает, бросает в своей обычной манере, сквозь зубы:
- Иди за мной.
Плетусь следом с понурым видом. Очень не хочется быть уволенным. С работой в Израиле напряженка, профессии, как таковой, у меня нет. А оказаться полностью зависимым от Ронни я не хочу. Он этому будет только рад, а вот я много потеряю, в частности, возможность уйти от него в любой момент.
Натан заходит в свой кабинет и садится в кресло. Я остаюсь стоять перед ним, как одинокая пальма. Он достает сигареты и зажигалку, прикуривает, выпуская дым в мою сторону. Чего ждет, спрашивается, чтобы я его умолял оставить меня на работе?
- Ты гей?
Вот это вопросик, с чего бы? Что на мне, печать? За все время работы мне подобного вопроса не задавали. Неопределенно пожимаю плечами.
- Ты гей,- это уже не вопрос, а утверждение. Натан говорит достаточно уверенно. Значит, знает. Интересно, какая сволочь ему сообщила? Впрочем, любителей донести в Израиле полно, и наша фабрика не исключение. Кто-то что-то видел, догадался, поделился. Суки.
- Сколько тебе лет? - на иврите этот вопрос звучит забавно - сколько времени ты сын?
- Двадцать четыре года, - а то он не знает, сколько.
- Ты красивый мальчик, - Натан тушит сигарету, встает, подходит поближе. Ох, как же мне не по себе. Ходят слухи, что он скоро уходит. Нашел какое-то место, где работы будет меньше, а денег больше. Что ему от меня-то надо? Он где-то за моей спиной, я его не вижу, но чувствую, что он совсем рядом. Неожиданно Натан целует меня в шею. Больше похоже на укус, да это и есть укус, острые зубы прихватывают кожу. И этот туда же? Да что ж за жизнь у меня такая?
Дергаюсь, освобождаюсь, отступаю к окну. Как я раньше не видел, какие хищные у него глаза. Он смотрит на меня, медленно слизывая со своих губ мою кровь. Шею начинает саднить.
- Ты сегодня работаешь до семи?
Киваю, догадываясь уже, что последует дальше.
- Поднимешься ко мне в кабинет после работы.
Тон приказной. Он знает, что я не посмею ему отказать. Выбора у меня нет. Откажусь - уволят прямо сейчас, соглашусь - рано или поздно обо всем узнают и уволят после его ухода. К тому же, он прекрасно знает, что я никому ничего не расскажу сам. Я тут никто, а он - менеджер, что позволено Юпитеру...
Все, он меня уже опять не замечает, берет телефон, включает компьютер. Выхожу из кабинета, нашаривая в кармане пластырь. Жить просто не хочется. Неужели этому холеному гаду мало своих мальчиков? Или просто приспичило, а никого под рукой не оказалось? Вновь тащусь в курилку, на свой ящик. Меня еще никто не звал, цех стоит, рабочие болтаются по фабрике в поисках занятия. Хочется плюнуть на все и уйти. Но это будет означать стопроцентное увольнение без выходного пособия. Курю сигарету за сигаретой, скоро в горле начинает першить. Меняются собеседники, я вяло поддерживаю треп, в голове ни одной мысли.
Наконец, мои машины починены, появляется возможность отвлечься. Запускаю конвейер, у меня уже совсем другие проблемы. План горит на три часа, никто не будет вникать в подробности. Поэтому быстрее, быстрее, быстрее...
 
Вечер
Прихожу в себя около шести часов вечера. Все, пора заканчивать трудовую вахту. Тут же вспоминаю, что наверху меня ждут. Становится тошно. Я весь пропах шоколадом, вспотел, как мышь под метлой, надо идти в душ, отмываться.
Поднимаюсь в кабинет к Натану, как на Голгофу. На этаже администрации никого нет. Надежда, что про меня забыли, испаряется, когда дверь кабинета распахивается мне навстречу. Натан уже меня ждет, он уже в нетерпении. Жалюзи на окнах опущены, в кабинете плавают какие-то восточные сладкие ароматы. Жарко и тяжело дышать. Щелкает замок, он закрыл дверь на ключ. Стою посреди кабинета, не представляя, что же буду делать дальше. Но у Натана таких вопросов не возникает. Он просто останавливается передо мной, берет мое лицо в свои ладони и крепко целует. Какие у него холодные пальцы. Такая жара, а руки как лед. Перед кондишеном он их держал перед моим приходом, что ли? А губы горячие, и язык - твердый, настойчивый, сильный. Натана не волнуют ни мои желания, ни мое настроение. Даже то, что я не отвечаю на его ласки и стою как столб. Он так уверен в себе, в своей неотразимости. Ну, правда, хорош. Подтянутый, высокий, с благородной сединой. Не будь это все элементарным насилием - я бы, может, и вел себя иначе. Ведь было же хорошо со мной толстенькому Авиву. Пока я предаюсь всем этим размышлениям, Натан стягивает с меня футболку, расстегивает мои джинсы и лезет внутрь обеими руками. Нет уж, торопиться не надо, как говаривал один из героев наших российских комедий. Если насилие неизбежно, надо расслабиться и получить удовольствие. С некоторой робостью обнимаю Натана за талию, залезаю сзади под рубашку. Черт, ну и мышцы у него на спине, а так и не скажешь. Провожу рукой вдоль позвоночника. Натан вздрагивает. Не ожидал, что я приму его игру? Он вновь целует меня, больно, так что трескаются губы. Наклонности у него явно садистские. Слизывает кровь, она его возбуждает. Я чувствую это. Опять короткие быстрые укусы - в шею, в плечи, в грудь. Прикусывает мне сосок так, что я взвываю и пытаюсь его оттолкнуть. Больно же, гад, я же не железный, не кусок вашего дерьмового шоколада, чтобы меня есть. Но чем больше я сопротивляюсь, тем больше Натан распаляется. Он бы трахнул меня прямо на полу, но уж больно жестко на ковролине. Рядом диван, и именно туда Натан меня и подтаскивает. Я уже почти дерусь, мне совсем расхотелось заниматься любовью, я терпимо отношусь к садомазохизму, даже сам играю с Роненом в эти игры, но такое рьяное начало подразумевает, что к концу на мне живого места не останется. Однако, с Натаном справиться нелегко, у нас разные весовые категории. Он заваливает меня на диван и сдирает остатки одежды. Ой-ей, я вижу, что он очень возбужден. Его прямо распирает от вожделения. Свои шмотки он скидывает на пол. Наверное, у меня вид классической жертвы. Натан напоминает мне волка, застывшего перед последним броском на загнанного оленя. По губам его гуляет жестокая улыбочка, глаза прищурены, он облизывается и наклоняется надо мной. Боже мой, дай мне силы выдержать все это. Это не Авив, робкий и неопытный. Тут не я хозяин положения, а вот этот волчара, который от нечего делать захотел молодого симпатичного репатрианта. Завтра он опять будет ходить мимо, не замечая меня, на что я очень сильно надеюсь. Пока же я чувствую себя выпускницей Смольного института в лапах пьяных матросов с "Авроры".
Ах, как больно. Как я ни пытаюсь расслабиться, все равно ощущение, что меня сажают на кол. И эти холеные пальцы, унизанные перстнями, каждый из которых стоит больше, чем я зарабатываю за месяц. Он щиплет меня, выворачивая кожу, сжимает, давит. Все бедра у меня в синяках, да еще ожог на ноге, который Натан регулярно кусает, заставляя меня взвывать и дергаться. Ну, кончит он когда-нибудь? Или я уже скоро кончусь под ним. Я же не негр из этой их ЮАР, за что ж он меня так ненавидит? Нет, это он, оказывается, так любит. Натан внезапно взвывает сам, по его телу пробегает судорога. Неужели мои мучения окончены? Черта с два. Оказывается, я теперь тоже должен кончить. Трогательная забота о загрызеной жертве. Ну если бы он сделал мне миньет, так нет же. Я должен кончить с его членом в моей многострадальной заднице. Кружок умелые руки, одним словом. После 12 часов работы в сумасшедшем ритме. Псих он, что ли? Мне бы домой, в душ, в постель мою, забыть этот кошмар. Тем временем Натан опять набирает обороты. Африканский темперамент. Если я не сделаю то, чего он добивается, я рискую проторчать здесь до полуночи. Но мои попытки приводят к обратному результату. Натан опять возбужден, он снова пытается разорвать меня пополам. Стараюсь отвлечься, представляю себе порнушные сцены с мальчиками. То ли я привык, то ли орган Натана стал немного меньше после того, как он кончил первый раз. Потихонечку начинаю возбуждаться, помогаю себе руками. Ну же, ну, давай, Натан, сильнее...
...Никаких сил у меня нет. В автобусе я сижу с трудом и хочу скорее домой. Там, в холодильнике, есть водка, и душ холодный, и постель мягкая. И никто меня не будет трогать. Слишком много всего за последние два дня. На мое несчастье, Натан пообещал, что наше "свидание" не последнее. Совсем не хочу этого живодера в любовники, но, скорее всего, тут мне не отвертеться. Разве что, уволиться. Одним словом, малоприятная перспектива.
Ползу по лестнице, второй этаж, третий, ковыряю ключом в замке, и тут дверь сама открывается. Ронен дома! Он стоит на пороге, и с лица его сползает улыбка. Видок у меня, конечно, аховый. Никаких вопросов не требуется - по мне видно, что я опять занимался черт знает чем. Немая сцена, и в этот момент тренькает пелефон. Это не вызов на разговор, это пейджер. Не иначе, как Авив, потеряв надежду до меня дозвониться, шлет сообщение. Ронен выхватывает из моих рук аппарат и судорожно тыкает в кнопки. "Геня, я не могу тебя забыть". Ронька читает вслух кривящимися губами. И это последняя капля. Телефон летит в стену, мой несчастный друг кидается вглубь квартиры. Медленно иду следом. Мда, меня, оказывается, ждали. В салоне накрыт стол, стоит мое любимое Мартини, фрукты, тлеет электрогриль. Две свечи на столе разгоняют полумрак. Лучше бы ты уехал, милый.
Прохожу в спальню. Ронен лежит на кровати, обхватив голову руками, и что-то бормочет. Наверное, проклинает себя за наивность, доверчивость и прочие недостатки. Сажусь рядом, кладу руку ему на бедро.
- Прости меня, Ронни.
Ронена подбрасывет на кровати, глаза у него сумасшедшие.
- Ты... ты... - и, не находя больше слов, с размаху бьет меня кулаком в лицо.
Меня сметает с кровати к противоположному углу комнаты. Сижу на полу, ощущение, что в голове взорвалась бомба. Ронен стоит, не зная, что делать дальше. Бить меня ногами он еще не может, а садиться рядом и лупить на корточках - не умеет. Смотрю на него снизу вверх. Ему 42, мне 24; он - сабра, коренной израильтянин, эта страна - его родной дом, я - нищий эмигрант-ашкенази, ничего у меня нет- ни дома, ни приличной работы; в год Ронен платит налогов больше, чем я зарабатываю. Он, по большому счету, меня кормит, поит, одевает. А я позволяю себе ходить налево. Где ж справедливость? Эта мысль прямо-таки написана на его лбу.
Медленно, очень медленно встаю, выхожу из комнаты. Беру свою сумку, проверяю, что там есть. Удостоверение личности, проездной, немного денег. Прощай, Ронен, я ведь предупреждал тебя - не смей поднимать на меня руку.
Отшвыриваю ногой обломки телефона, иду на лестницу. Ронен что-то кричит мне вдогонку - я не слушаю, не хочу слушать. Жаль, визитку Авива он порвал - я бы позвонил в Рамат-Авив, может, перекантовался бы...
Кассирша в супермаркете, где я покупаю водку и сигареты, смотрит на меня со странным выражением в глазах. Жми себе на кнопки, что ты на меня таращишься? Работай, девочка, живи, любись, рожай детей. Какое тебе дело до моего разбитого лица, потрескавшихся губ, багровых пятен на шее? Тебе любопытно, я часто здесь отовариваюсь, но в таком плачевном виде в первый раз. И в последний, скорее всего. Ну так и забудь, не создавай себе проблемы. Во многих знаниях - многие печали, меньше знаешь - лучше спишь. Спи спокойно, детка, тебе нечего бояться. Видишь, я честно плачу за покупки. Кому какое дело, что это - последнее, что у меня есть.
 
Ночь
На пляже, хотя уже темно и поздно, еще много народа. Впрочем, я знаю один уютный уголок. Никого никогда там не бывает. Здесь уже нет пляжа, берег нависает над морем, вместо песка - камни. Иду туда, в темноту, подальше от всех. Там, где узкая полоска песка истаивает на нет, останавливаюсь и сажусь на огромный валун. Он еще теплый, как тело друга. Свинчиваю пробку, пью водку прямо так, обжигая горло. Багровая тьма обрушивается на меня. Господи, как же я устал. Где-то рядом ровно шумит море. Стаскиваю с себя одежду, пропахшую чужой любовью, иду к воде. Море обнимает меня ласковыми руками.. Оно примет меня, смоет с моего тела чужие поцелуи и чужие пощечины, возьмет себе мою тоску и мое одиночество. Я иду к тебе, море. Сегодня ночью мы будем только вдвоем...